Покорного судьбы ведут, сопротивляющегося тащат насильно.

Франсуа Рабле

Эллисдор

— Священный поход? — воскликнула Ириталь, вспорхнув с лавки. Синие шелка ее платья тревожно затрепетали на сквозняке. — Грегор, хорошо ли ты подумал? Это же ересь! Если новости об этом дойдут до империи, всех нас сожгут за вольнодумство!

— Ересь – то, во что церковь превратила нашу веру, — прорычал Волдхард. — Я видел, что творится в моих землях – даже недели путешествия хватило сполна! Ты же собственными ушами слышала рассказ Эльги из Гайльбро о конфликте с монастырем Гнатия Смиренного. Я не могу допустить, чтобы монахи и дальше выворачивали наизнанку все заповеди Учения, и более не допущу подобного на моей земле.

— Согласна, что в Гайльбро они перегнули палку, но Священный поход…

— Необходим и будет организован, — латанийка инстинктивно съежилась от тона Волдхарда. — Или ты сомневаешься во мне?

Дрожащими руками она поставила на стол чашу с недопитым укрепляющим отваром и принялась расхаживать по комнате на ватных ногах. Витражные стеклышки превращали тусклый солнечный свет в веселый хоровод оттенков, но Ириталь не замечала ковра, сотканного из разноцветных потоков света, расплывшегося под ее ногами.

— Нет. Я верю в тебя, но боюсь за твою жизнь, — посол призвала на помощь остатки самообладания и, подойдя к герцогу, заглянула ему в глаза. — Я люблю тебя, Грегор, и для меня имеет значение лишь это. Но столь дерзкое решение должно быть взвешенным.

Взгляд герцога потеплел. Он притянул девушку к себе и крепко обнял.

— Не переживай, — прошептал он, зарывшись в ее волосы. — Это не внезапная мысль, а продуманный план. Я давно думал об этом, но лишь сейчас наел сподвижников и ощутил уверенность. Реформой займутся лучшие умы Хайлигланда. Да, мы будем вынуждены действовать жестко, но иначе не получится добиться результата. Мой народ заслуживает справедливых законов.

— Но законы эти еще только предстоит написать. Нам могут помешать, если о твоих намерениях прознают не те люди.

Грегор понимающе кивнул.

— Об этом мы тоже подумали. Мои советники работают тайно, и тебе не о чем беспокоиться.

Поглощенная тревогой, посол высвободилась из объятий и снова принялась измерять покои шагами – это успокаивало и способствовало размышлениям. Ей уже разрешили передвигаться, хотя лекари продолжали внимательно наблюдать за ее состоянием. Особенно бдительно за здоровьем посла следил брат Аристид. Ириталь заметила, что Грегор относился к монаху едва ли не с тем же трепетом, с каким жаловал барона Альдора или ее саму. Но вряд ли причиной тому служила только благодарность за ее спасение.

В подробности своего замысла Грегор возлюбленную не посвящал – берег от лишних волнений. Однако и охрану не убрал: в ее покоях денно и нощно дежурили гвардейцы и наемники из «Сотни». Вынужденное заточение все сильнее нервировало Ириталь.

Но более всего ее беспокоила перемена настроения Грегора после возвращения из путешествия по Хайлигланду. Ириталь понимала, что герцог замыслил нечто грандиозно дерзкое, и вполне обоснованно беспокоилась за судьбу всего его окружения. Империя уже дала понять, что не простит неповиновения.

— У меня есть просьба, Грегор, — стараясь не показывать волнения, обратилась посол.

— Что угодно, лишь бы ты была счастлива.

— Я очень хочу тебе помочь, — пылко сказала она, силясь увидеть в его глазах прежнее обожание, однако былой страсти в них не было. — Но не могу, ибо ничего не знаю о твоих планах и намерениях.

Герцог отрицательно покачал головой и отстранился.

— Рано. Ты еще слаба, и убийцы из «Рех Герифас» могут вернуться. Я не желаю снова рисковать твоей жизнью.

Ириталь начала выходить из себя. Порой она забывала, насколько упрямым мог быть Грегор.

— Это мое решение! — перешла на крик латанийка. — С самого начала! Я несу ответственность за все происходящее в той же степени, что и ты. Я должна быть рядом, что бы ты ни задумал! У меня есть влияние, любовь народа, знания… Все это может тебе пригодиться. Прояви же мудрость и не отвергай мою помощь!

Герцог долго молчал, обдумывая ее слова.

— Видит бог, я пытался тебя оградить от этого, — наконец вздохнул он и пригласил Ириталь сесть. — Хорошо, я поделюсь с тобой своими планами. С одним условием – дальше тебя это не пойдет. Никто не должен знать.

— Разумеется. Да и кому я могу сказать?

— В замке все еще могут быть шпионы.

Посол выглядела оскорбленной.

— За своих людей я ручаюсь, — поджав губы, сказала она. — Но Эллисдор всегда напоминал мне проходной двор.

— Не нужно тыкать меня носом в недавний промах, — раздражился герцог. — Больше я подобного не допущу.

Испугавшись, что Грегор может передумать делиться планами из-за проявленной ею дерзости, Ириталь пошла на попятную.

— Прости, — кивнула она, прильнув к его щеке. — Так что ты намереваешься делать?

— Проведу реформу. Пожалуй, важнейшую за всю историю этих земель. Хайлигланд откажется признавать верховную власть Великого наставника и Эклузума, а также выйдет из Криасморского договора. Герцогство станет королевством, а я – королем.

— Но зачем?

— Я много думал над этим и пришел к выводу, что выход из союза – мудрый и своевременный шаг. В конце концов, Миссолен ни разу не оказывал нам серьезной помощи, не присылал воинов для борьбы с рундами. Да, у нас наладились отношения с дальними государствами, в том числе и торговые. Но это – слишком малое вознаграждение за протекторат. С Рундкаром мы справимся и без Миссолена.

— Гацонцам это не понравится, — тихо спросила Ириталь, пораженная услышанным. — Ведь она тоже входит в союз…

— Входит, но король Энриге предпочтет сделать то же, что и всегда – сохранит нейтралитет. Ему выгодно самоустраниться и не ввязываться в возможный конфликт. Впрочем, сейчас важнее подготовка Священного похода на Хайлигланд.

— Грегор, я могу понять, почему ты решил отказаться от союза с империей. Но зачем тебе церковная реформа? Что даст отказ от власти Эклузума, если все мы продолжаем верить в Хранителя?

Грегор вытащил из-под воротника рубахи простой серебряный диск на длинной цепочке.

— Я продолжаю истово верить, но не могу позволить церковникам и дальше раздирать на части мою страну. И потому я задумал реформировать монастыри, перевести Священную книгу на хайлигландский язык, отказаться от некоторых обрядов, — он задумчиво водил пальцем по истертой поверхности символа веры. — Все для того, чтобы мои подданные стали ближе к богу. Церковь не приближает нас к Хранителю, Ириталь. Ты латанийка и должна помнить историю Учения. Неужели ты не согласна с тем, что вера в бога должна основываться на любви, но не страхе?

Посол помрачнела и плотнее закуталась в шаль. Проклятый сквозняк, хозяйничавший в господском крыле, рано или поздно должен был ее доконать.

— Этого тебе не простят, — поежившись, ответила она. — Ни Эклузум, ни империя.

— И что они сделают? — с вызовом произнес герцог. — Отлучат меня? Объявят еретиком? Могут обзывать нас как угодно – силой загнать Хайлигланд обратно в союз у них не получится. Впервые я рад, что мы находимся слишком далеко от Миссолена.

— Ладарий может издать эдикт, запрещающий всем верующим иметь торговые отношения с Хайлигландом, — предостерегла посол. — Это частая практика. История знает случаи, когда Великие наставники отлучали целые страны. Тогда Хайлигланд окажется в изоляции.

— Чем наше нынешнее положение отличается от изоляции? — громогласно рявкнул Грегор. — По бокам – море, на севере – рунды, на северо-востоке – закрытый Ваг Ран, а на юге – Гацона. Мы всегда были и останемся наедине со своими проблемами. Я лишь предлагаю наконец-то это признать и пойти своим путем, не оглядываясь на изнеженный восток.

Ириталь не стала спорить. Да и побоялась – когда Грегор повышал голос, латанийка испытывала бесконтрольное желание спрятаться, исчезнуть с его глаз, забиться в самый темный угол. Заметив, что посол продрогла, Волдхард бросил несколько поленьев в огонь.

— Нужен повод, — сказала Ириталь. — Что-то, что заставит народ поддержать эту идею. Знаю, ты стараешься ради людей, но они слишком привязаны к традициям. Будет нелегко установить новые порядки.

Поняв, к чему вела посол, герцог улыбнулся:

— И с этим нам поможет Эльга из Гайльбро. Вся страна узнает историю ее деревни – об этом позаботится Альдор. Обнародовав ряд указов, я обвиню обитель Гнатия Смиренного в посягательстве на власть правителя и нарушении законов Хайлигланда. Это даст мне повод преподать всем церковникам урок. Затем будет создана особая коллегия, которая займется проверкой каждой обители и перешерстит конторские книги всех Святилищ, — продолжил Волдхард. — Там, где будут выявлены нарушения, мы примем строгие меры. Альдор предложил конфискацию владений таких монастырей в пользу короны.

— Это преумножит казну и даст дополнительное влияние. Но лорды…

— А что лорды?

— Не все захотят признать единство твоей власти, — робко заметила посол.

— С этим я тоже разберусь.

— Как?

— Если красноречия окажется недостаточно, придется убеждать привычными мне методами. Никуда они не денутся, — хладнокровно сказал Грегор. — Урст, Граувер, Мельн и Кельбу будут на моей стороне. И, что самое важное, их армии. Остальные тоже рано или поздно покорятся. Либо они встанут на мою сторону, либо окажутся против меня. Ибо бежать отсюда им действительно некуда.

Ириталь молча смотрела на возлюбленного и дивилась — произошедшее изменило Грегора, и эти перемены пугали ее. Герцог, занятый лишь своими новыми идеями, отдалялся от нее, но вряд ли был способен это заметить. Он все реже заходил проведывать посла, а, оказавшись в обществе Ириталь без свидетелей, избегал бесед о случившемся между ними. Альдор ден Граувер вечно пожимал худыми плечами и разводил руки в стороны, снимая с себя ответственность. Несмотря на всеобщее почтение, у Ириталь почти не было людей, на которых она могла бы положиться. Сейчас она начинала сомневаться даже в Грегоре.

Он казался ей одержимым. Служанки, ее единственная связь с внешним миром, рассказывали, что на протяжении нескольких дней герцог почти не покидал Святилище, проводил большую часть времени в молитвах, соблюдал строгий пост и допускал к себе лишь барона да странствующего монаха. Грегор отказал в беседе даже наставнику Дарарию, чего на памяти Ириталь еще не случалось.

В кого бы ни превращался Грегор Волдхард, этот новый человек ее пугал. Он стал сильнее, увереннее, тверже. Знаменитый нрав Волдхардов, которые аристократы именовали стальным стержнем, а солдаты – железными яйцами, начинал в полной мере проявляться в молодом герцоге. Но до чего он мог дойти в своем фанатичном стремлении очистить страну? Был ли способен на умеренность? Этого Ириталь предугадать не могла. Оттого ей становилось еще тревожнее.

Посол отмахнулась от тяжких дум. Что бы ни происходило, Грегор все еще оставался ее последним шансом на устройство своей судьбы. Она сделала выбор и приняла решение. Назад пути не было.

— Не хотела тебе говорить, но, раз уж зашел разговор…

— Что такое? — забеспокоился Волдхард.

— Сегодня утром мне пришло письмо от Великого наставника Ладария. Они узнали о нашей связи, нашлись свидетели. Нас обвиняют в нарушении священных обетов. Мы должны предстать перед Вселенским судом в Миссолене в первый день последнего летнего месяца.

— А, ты об этом. Знаю, — спокойно проговорил герцог. — Я тоже получил этот приказ.

— Что мы ответим на их обвинения?

— Я уже ответил. За нас обоих.

Латанийка побледнела.

— Почему… Почему ты не сказал мне?

— Был занят другими делами и не хотел будить тебя ради такой мелочи. На Вселенском суде будет иметь значение лишь одно – мы с тобой на него не явимся.

— Приговор вынесут заочно. Это ничего не изменит.

— Именно, — удовлетворенно улыбнулся Грегор. — Не имеет значения, что они скажут. Более того, Альдор считает, что этим судьи лишь развяжут нам руки, и я с ним согласен. Терять нам будет нечего.

— Меня проклянет собственный народ, — тихо проговорила Ириталь. — На родине за измену клятве я буду приговорена к смерти.

— Ты не вернешься в Латандаль, — Грегор удивленно взглянул на латанийку. — Мне казалось, ты понимала это, когда решила провести со мной ночь.

— Да, но…

Герцог запустил руку в карман маленькой поясной сумки и вытащил бархатный кошель.

— В наших краях не принято свататься с пустыми руками, — сказал он, борясь с тугими узлами, стягивавшими горло мешочка. Наконец, справившись со шнурами, он извлек на свет изящный золотой браслет в виде виноградной лозы. — В Гацоне невестам обычно дарят кольца, а в Хайлигланде – браслеты, ты и без меня знаешь. Этот принадлежал моей бабке. Мне кажется, настало время окончательно все решить. Ты согласна идти до конца?

Ириталь озадаченно уставилась на подарок.

— Я не ожидала… Конечно, согласна!

— Ждала, знаю, — усмехнулся Волдхард, но глаза его оставались холодными. —Вынужден признать, я тебя обманул: императрицей ты станешь не скоро. Пока что могу предложить только корону Хайлигланда. Сойдет на первое время?

— Ничего, я привыкну, — медленно ответила Ириталь, пораженная будничным тоном герцога, словно он предлагал ей не брак, а чашу воды.

Довольный, Грегор хлопнул в ладоши:

— Тогда решено.

Посол молча кивнула. Грегор поднялся на ноги, потянулся, разминая затекшие мышцы. А затем, не удержавшись, внезапно обнял и поцеловал возлюбленную.

— Наконец-то скоро можно будет не прятаться. Каждый раз чувствую себя идиотом, — вздохнув, сказал он. — Мне нужно идти. Отдыхай. Хайлигланду нужна здоровая королева.

Попрощавшись, герцог вышел и разрешил дожидавшимся в коридоре слугам присоединиться к госпоже.

Латанийка тупо смотрела на закрывшуюся за герцогом дверь. Златовласая служанка, увидев дрожащую от холода госпожу, бросилась греть вино с пряностями. Ириталь застегнула на запястье подаренный браслет и закрыла холодными ладонями лицо, пытаясь справиться с подкатившими к горлу слезами.

— Королева-еретичка, — тихо прошептала она, но никто ее не услышал.