Оглядываясь назад, Демос так и не смог понять, в какой момент началось это безумие. Канцлер много раз спрашивал себя, почему не смог предвидеть последствия сумятицы, косвенной причиной которой являлся он сам.

Его планам относительно назначенного визита в канцелярию не было суждено сбыться. Брат Ласий так и не прибыл в сопровождении неприметного экипажа с одинокой подушечкой на жестком сидении и не отвез Демоса на аудиенцию с Великим наставником. Повар не подал рыбного пирога к завтраку и не порадовал новыми сплетнями. Мать не показывала носа из имения, сославшись на плохое самочувствие. Надменная и прекрасная в своей неприступности леди Виттория, о которой Демос совершенно позабыл, очевидно, наслаждалась столичным обществом под присмотром дуэний и оставшихся в столице фрейлин императрицы. Ничто не предвещало беды, однако надеждам на спокойствие было суждено внезапно рухнуть одним безмятежным знойным утром.

Ибо в тот день во дворец пожаловал Великий наставник Ладарий, дабы обвинить Грегора Волдхарда и леди Ириталь Урданан в нарушении священных клятв.

«И ведь, вопреки обыкновению, даже не удосужился посвятить меня в свои планы».

Шокирующее решение Верховного наставника о созыве Вселенского суда заставило Демоса усомниться в реальности происходящего. Особенно его удивило отсутствие предупреждения со стороны церковников относительно их планов. И удивило неприятно.

«Ох уж эти ласковые кандалы, в которые нас заковал Таллоний, именуемый Великим. Мы, скромные грешники, уже и забыли, сколь исключительными правами обладает церковь. Четыре сотни лет спокойствия, благоденствие в Святилищах и монастырях – и вдруг такая бурная реакция. Что это, ваше святейшество: испуг, амбиции или праведный гнев?»

Ладарий мог бы ограничиться созывом Большого совета и в закрытом порядке судить Волдхарда, пригласить правителя Латандаля, дабы у союзников не возникало вопросов относительно разбирательства. Великий наставник также мог бы организовать в Эклузуме Священный суд, поскольку вопрос касался нарушения клятв и обетов, данных Хранителю. Однако Ладарий выбрал наиболее масштабный и громкий вариант, всколыхнувший весь Криасмор от Лаклана до Родуи. Вселенский суд должен был собрать около трех сотен представителей привилегированных сословий.

И теперь Демос лицезрел последствия широкого жеста Ладария, с тихим ворчанием волоча ногу по брусчатке рыночной площади. От трости уже можно было отказаться, но канцлер привык к ней и находил особое удовольствие в демонстрации напускной немощности.

«Казаться слабее, чем ты есть на самом деле, весьма удобно».

Над гладью воспетого сотнями поэтов озера Ладрис стояло марево. Холмы на востоке тонули в белесой дымке. Полноводная Ули гордо несла воды через столицу в Рион, к берегам Лутинского моря. На этом идиллия заканчивалась, уступая место форменному безумию, царившему во всполошенном городе.

Белокаменные стены Миссолена, казалось, даже подрагивали от охватившей столицу суматохи. В последний раз на памяти Деватона город сходил с ума подобным образом лишь во время похорон императора, а до того – в момент празднеств по случаю рождения наследника, которому было суждено оставить этот мир спустя два года. Торговцы, негоцианты, владельцы доходных домов и банкиры, продажные женщины и трактирщики, должно быть, восхваляли главу церкви, загребая серебро целыми мешками. Открывались новые базары, стихийно возникали рынки, зазывалы приглашали зажиточных гостей на аукционы. Бельтерианский банк задрал проценты и бесцеремонно наживался на ссуженных средствах. Впрочем, не без молчаливого одобрения Демоса.

«Должен же от этого безобразия быть хоть какой-то толк».

Мимо проходил торговец лимунадой – освежающим напитком, состоявшим из сока плодов лимонного дерева и ледяной родниковой воды, смешанных в равных пропорциях. Прохладительный кислый коктейль пользовался всеобщей любовью во всех уголках Миссолена от императорского дворца до гнилых трущоб. Канцлер жестом приказал Ихразу остановить разносчика и купить кувшин с напитком. Энниец бросил несколько медяков на лоток и сгреб сразу три порции. Лахель отпила поочередно из всех кувшинов, подождала некоторое время и, убедившись, что они не отравлены, подала один господину.

— Знаете, за что я уважаю такую жару? — задумчиво проговорил Демос, выпив восхитительно кислую жидкость. — Она делает всех равными. Король ты или босяк, купец или певец – ты изнываешь от духоты и преешь. Потеешь так, что соль хрустит между ягодицами. Этому раскаленному шарику в небе безразлично, кто ты. Он одинаково пытает всех нас.

Лахель пожала плечами и залпом выпила свою порцию. Перекрикивать расположившихся неподалеку уличных музыкантов ей не хотелось.

Шум Миссолена не утихал даже ночью, что серьезно мешало сну и работе Демоса. Окружающая обстановка напоминала ему затянувшуюся ярмарку. Главным событиям еще только предстояло иметь место, но предвосхищающий их хаос уже успел довести канцлера до бешенства. Более всего Демоса раздражало собственное бессилие. Ладарий, безусловно, имел право устроить подобный фарс. Поговаривали, что у Верховного наставника даже нашелся свидетель, готовый выступить в суде.

«И я знаю, кто».

Однако Деватон никак не мог взять в толк, почему глава церкви, до этого момента демонстрировавший желание к сотрудничеству, вдруг совершил столь важный шаг, не посоветовавшись ни с кем из дворца.

«Похоже, мне намекают о том, сколь ничтожное положение я в действительности занимаю. Не поэтому ли меня предостерегал покойный Ирвинг? Быть может, некогда и он сам так обманулся? Тиллий сказал, что Маргию помогли умереть, а Изара бежала из столицы, опасаясь меня… Во что же я влез? И во что втянул меня Ирвинг?»

Оказавшись затянутым в водоворот всеобщей суеты, Демос так и не смог найти время, чтобы разобраться с последней загадкой Ирвинга Аллантайна. Глас разума убеждал нового канцлера отказаться от затеи, но впервые за долгое время Демос предпочел игнорировать доводы рассудка. Но для того, чтобы понять причины происходящего, требовалось пойти на риск.

«Если я не начну поиски ответов сейчас, не уверен, что вообще смогу этим заняться. Подготовка к суду, сам процесс, его последствия… Можно подумать, кто-то специально прилагает усилия, чтобы отвлечь меня от этого дела».

Об этом размышлял Демос, направляясь к резиденции Аллантайнов. Слуги молчали.

Дворец правителей Освендиса напоминал крепость, причем, по меркам местных градостроителей, на редкость уродливую. Она представляла собой громадное и нелепое сооружение, выполненное, вопреки столичным традициям, из серого камня, привезенного предками Ирвинга Аллантайна с родных Шунтарских гор. Впечатление от этого зловещего нагромождения камней смягчало лишь его расположение – территория имения была окружена высокой непролазной живой изгородью. На расстоянии полета стрелы вокруг обнесенного стеной комплекса построек Демос не увидел ни единого куста – лишь аккуратно подстриженная трава, лишавшая гостей возможности пройти незамеченными. Под стеной пролегал ров, однако с улицы все эти ухищрения не просматривались. Любопытный прохожий мог видеть лишь высокие серые башни да бдительный караул.

— Мы не были готовы к столь скорому визиту вашей светлости, — мялся дворецкий в черно-красной ливрее, бегая глазами из стороны в сторону. — Лорд Брайс…

— Был оповещен с утра, — властно сказал Демос, мельком осматривая помещение огромного холла. — К тому же я указал, что встреча – частная, и я не рассчитываю на пышный прием.

— Разумеется, лорд Демос. Сейчас же доложу его светлости о вашем прибытии.

Канцлер быстро потерял интерес к попятившемуся дворецкому и полностью погрузился в изучение архитектурных достоинств резиденции Аллантайнов. Ихраз и Лахель застыли на почтительном расстоянии.

Холл, как и прочая доступная гостям часть замка, оказался вполне традиционным для обитателей Освендиса. Некоторые детали повторяли убранство родового замка Аллантайнов в Белфуре. Высокие своды потолка украшала грубая каменная резьба – напоминание о том, что некогда освендийцы и рунды были единым народом. Нарочито примитивные фрагменты соседствовали с изящной бельтерианской и гацонской мебелью, воплощая дикое и порой отталкивающее смешение стилей.

Демос неторопливо обводил взглядом стены. Огромный камин, разверзший пустую темную пасть, мог вместить несколько человек. На полках в хаотичном порядке теснились замысловатые подсвечники из цветного гацонского стекла. Над камином висел роскошный герб Аллантайнов – на красном поле отчаянно пылало и кровоточило сердце, пронзенное тремя черными копьями.

«Не знаю, помогут ли делу поиски в кабинете Ирвинга, но я должен проверить все».

Размышления Демоса прервало появление самого Брайса Аллантайна. Ихраз и Лахель развернулись прежде, чем канцлер успел заметить герцога. Это был крепко сложенный мужчина средних лет, на полголовы выше Демоса, облаченный в тесноватый дублет из бордового бархата. Грудь Аллантайна украшала толстая золотая цепь, украшенная рубиновой подвеской размером с детский кулак.

— Рад приветствовать вас в своем доме, уважаемый канцлер.

— Счастлив быть гостем, ваша светлость. Благодарю за прием.

Демос подошел ближе и пожал Брайсу руку, подавив желание вытереть ее о край своей туники, ибо ненавидел касаться влажных пальцев. Аллантайн старался держаться с надменным достоинством и двигаться с изяществом, хотя даже прямая осанка нового герцога не позволяла скрыть плотного брюшка – следствия обильных трапез, к которым он питал слабость. Чревоугодие оставило следы и на его лице, в котором совершенно не прослеживались сухие и резкие черты Ирвинга. Брайс, несомненно, был некогда красив той грубой воинственной красотой, сводившей с ума темпераментных южанок. Сейчас все впечатление портили отвисшие щеки и глаза, в которых, судя по характерной поволоке, еще плескались остатки вчерашнего вина. Темно-русые волосы герцога начинали покрываться сединой.

Лорд Брайс откашлялся, и в нос Демосу ударил запах сильнейшего перегара. Неразговорчивость и мрачность герцога объяснялась банальным похмельем.

«Должно быть, это какое-нибудь Шати Бердени-Мале. Красное сухое с уникальными нотами фиалки и миндаля в букете. Если ему так по вкусу бельтерианское вино, нужно преподнести несколько экземпляров из моих личных погребов в Амеллоне».

— С чем связана срочность вашего визита? — Аллантайн всеми силами старался скрыть плохое самочувствие. Получалось скверно. — Что-то снова произошло?

«Ладарий сошел с ума, вот что произошло».

— Прежде, чем я озвучу предмет нашей беседы, позвольте выразить соболезнования по случаю кончины лорда Ирвинга. Жаль, что ввиду серьезной занятости я не смог проследовать за его телом в Белфур и попрощаться. Я любил вашего отца.

— Благодарю, — прохрипел Брайс. Демосу показалось, что он даже слегка покачнулся. — Мне приятно знать, что мой отец был вам дорог. Подумать только, не выдержало сердце! Хотя в таком возрасте, увы, возможно всякое.

«Тяни время, Демос! Возьми его измором. Заставь говорить. Ему настолько плохо, и он так жаждет опустить свои откормленные телеса на перину, что вскоре согласится на любую просьбу. Тяни время!»

— Я бы хотел почтить память лорда Ирвинга по окончании суда. Вы не будете против принять меня и мою скромную свиту в Белфуре при удобном случае?

— С радостью, — на этот раз Аллантайн покачнулся сильнее, и рубин на золотой цепи заходил, словно маятник. — Непременно. Как видите, сегодня мне нездоровится. Боюсь, я вынужден поторопить вас с рассказом. Чем могу помочь?

«В последний раз я ощущал серьезное похмелье пять лет назад, когда еще наивно верил, что пьянство способно заглушить боль утраты. Бессмысленная трата времени и здоровья, как оказалось. Но ты не заливаешь горе. Для исцеления душевной боли в ход идет не вино, а что-нибудь покрепче. Значит, празднуешь? Отмечал долгожданное наследство? Могу тебя понять: старина Ирвинг уж слишком задержался на свете. Кто знает, сколько еще лет он прожил бы, мешая потомку получить желаемое? Тебе ведь уже за сорок, есть дети и даже внуки…»

— Цель моего визита проста и тривиальна, — начал Демос, продолжая мучить собеседника. — Обычные рабочие вопросы. Моей первостепенной задачей на посту канцлера является детальное ознакомление с делами, которые вел мой предшественник.

Брайс качнул головой и тут же снова поморщился от боли.

— Отец нечасто посвящал меня в подробности. Не уверен, что смогу вам помочь. Мое дело – оберегать Освендис и границы империи. Столичные дрязги меня не интересуют.

«Неужели?»

— Похвальная цель, — подыграл Демос. — Однако я все равно вынужден просить вас оказать мне услугу.

— Я весь внимание.

— К сожалению, на момент вступления в должность мне были доступны только те документы, что покойный лорд Ирвинг хранил в канцелярии. Однако он сам неоднократно упоминал, что имел привычку работать и в резиденции, — Деватон выдержал паузу, подбирая слова. — Я обнаружил, что в некоторых делах, переданных мне, есть значительные пробелы, которые мешают мне выполнять долг перед империей с должным усердием. Полагаю, недостающие бумаги его светлость хранил здесь.

— И вы хотите, чтобы я вам их показал?

— Хочу убедиться, что искомые документы все это время хранились в резиденции. В противном случае придется начинать разбирательство, ведь они могли быть утеряны в суматохе или, не дай бог, похищены. А это недопустимо! Пострадают интересы государства.

Услышав последнюю фразу, Аллантайн едва заметно побледнел.

— Разумеется, вы можете осмотреть кабинет отца, — ответил он. — Кто я такой, чтобы вам препятствовать?

«Добросовестный и рассудительный вассал. А ведь мог бы показать себя упрямым бараном, ошалевшим от внезапно свалившейся власти. К счастью, ты ограничился лишь наглядной демонстрацией собственного долгожданного возвышения. Интересно, ты снимаешь на ночь эти символы власти? Должно быть, спать с такой цепью крайне неудобно. Что ж, празднуйте, ваша светлость. Празднуйте, пока можете».

— Благодарю за помощь. Я хотел бы решить этот вопрос немедленно, — сказал Демос.

Брайс Аллантайн вздохнул с видимым облегчением.

— Как пожелаете. Но, боюсь, я не смогу вас сопровождать. Сегодня Хранитель особенно доходчиво напомнил мне, что я и сам уже не мальчик.

«Скорее уж бельтерианское вино дало тебе понять, что оно не такое уж и невинное, каким кажется с первого глотка. Но полно злорадствовать. Человек же страдает!»

— Вы и так сделали достаточно, — любезно улыбнулся канцлер, — В качестве благодарности я мог бы прислать вам своего лекаря. Светлейшая голова, поверьте мне! Поставил меня на обе ноги, а ведь мне пророчили, что жить придется лишь с одной.

Аллантайн немного смутился.

— Благодарю, лорд Демос, но не стоит отвлекать вашего знахаря. Завтра я буду в порядке.

«Если сегодня не повторишь вчерашнего подвига».

— Как угодно, как угодно... Но помните, одна записка – и мой личный врач будет у вас.

— Учту. Вас проводит мой слуга и окажет любую помощь. Вы вольны искать ваши государственные документы столько, сколько потребуется. Жаль, что с нами больше нет Кэйнича – старик ведал делами отца и оказался бы вам полезен.

«Конечно, жаль. Ничего, любой другой слуга справится со слежкой. Тебе ведь интересно, куда я намереваюсь совать свой длинный горелый нос?»

Правитель Освендиса позвонил в серебряный колокольчик, и через несколько мгновений подле него возник уже знакомый Демосу слуга с бегающими глазками.

«Хороший дворецкий должен быть подобен крепости. Стойким. Надежным. Непримиримым. Олицетворять готовность отдать жизнь ради защиты своего господина от неприятных гостей вроде меня. А этот что? Размямлился, начал заикаться, стек на пол сопливой жижей и пополз умолять тебя спуститься, даже не пытаясь бороться. Омерзительно. Гони его из дома».

— Мичил, — обратился к слуге Брайс, — проводи гостей в кабинет отца.

Аллантайн, кряхтя, поднялся на ноги, заканчивая аудиенцию. Мичил согнул хребет в низком поклоне и пригласил Демоса идти за ним. Деватон окинул слугу презрительным взглядом и медленно осилил подъем на второй этаж – с лестницами все еще приходилось воевать. Мичил провел их по длинному коридору, каменные стены которого пестрели портретами представителей династии Аллантайнов. Кабинет покойного скрывался за массивной дубовой дверью. Дворецкий достал увесистую связку ключей и с ворчанием принялся подбирать нужный.

— Извольте, ваша светлость, — пискнул Мичил, отперев замок. — Кабинет лорда Ирвинга, да примет Хранитель его душу.

В лицо канцлеру тут же ударил запах затхлости, пыль неприятно щекотала ноздри. Не выдержав, Демос чихнул.

— Соблаговолите открыть окна, — потребовал он, перенося раздражение на слугу. — Дышать же невозможно.

— Сию минуту, — дворецкий достал из-за коричневой гардины длинный шест, которым принялся раздвигать занавески. — С тех пор, как старый лорд почил, мы здесь ничего не касались. Только покойного лорда вынесли, он ведь прямо здесь и преставился, да примет Хранитель…

— Спасибо, я понял, — оборвал его Демос.

Когда в просторный кабинет ворвался теплый уличный воздух, канцлер принялся осматривать помещение. Целая стена была заставлена книжными шкафами, высившимися от самого пола до потолка. Рядом с полками, хранившими своды законов, заметки путешественников, церковные книги и мемуары правителей ушедших эпох, стояла лестница. Противоположную стену занимал камин. Над распластанной овечьей шкурой так и манило утопнуть в мягкости большое кресло. По бокам стояли шкафы с посудой и напитками.

«Лорд Ирвинг, как и многие освендийцы, слыл большим любителем огнивицы. Помнится, даже на императорском приеме он пожелал пить только белфурскую хреновуху, чем вверг в шок всю аристократию».

Огнивицей у рундов назывался пьянящий результат перегонки браги. В дело шло все, что могло бродить, поэтому в каждой местности жидкий огонь имел свой вкус и особые традиции приготовления. Самым популярным видом пойла считалась хреновуха – огнивица, настоянная на корне хрена. В исполнении крестьян и небогатых горожан напиток был лишен богатого букета и выполнял лишь основную задачу: помогал побыстрее согреться. Для знатных особ, напротив, создавались уникальные купажи, за которые некоторые коллекционеры были готовы платить золотом. Шкафчики покойного Ирвинга вмещали весьма занимательные экземпляры, демонстрирующие изобретательность и высокий полет фантазии их создателей. Несомненно, эта коллекция стоила целое состояние.

«Почему я борюсь с желанием стащить отсюда бутылку? Вероятно, потому что покойнику это добро уже ни к чему?»

Демос оторвался от изучения изящных бутылей подошел к громаде письменного стола, занимавшей добрую четверть помещения. Рабочее место покойного канцлера пребывало в идеальном порядке: бумаги разложены толстыми опрятными стопками, свитки и карты в тубусах представляли собой ровную пирамиду.

— Вы, помнится, говорили, что ничего не трогали в кабинете? — подозрительно покосился Демос на дворецкого.

— Именно так, ваша светлость. К столу не прикасались. Лорд Ирвинг любил порядок.

— Вам известно, где покойный хранил документы, с которыми работал?

— Увы, милорд канцлер, — растерянно пискнул слуга. — Это знал лишь его помощник. А он… Пропал.

«О, и я даже знаю, куда».

— Я бы хотел здесь осмотреться.

— Раз лорд Брайс разрешил… Не смею мешать, — поклонился Мичил и покорно отошел к двери, ежась под холодными взглядами Ихраза и Лахель.

Демос подошел к столу и принялся изучать первую стопку бумаг.

«Долговые расписки вассалов… Не интересно. Проект указа об амнистии заключенных в связи с вступлением нового императора на престол… Пригодится, ведь рано или поздно мы его изберем. Что там дальше? Челобитная из Ульфисса с просьбой доставить больше заключенных для работы на каменоломнях… Бесполезно. Неужели самой интересной находкой в этом кабинете окажется белфурская хреновуха в цветастой бутылке?»

Канцлер сложил проект указа об амнистии в папку и принялся за другую стопку бумаг.

«Отчеты из Хатса. Доклады о военной обстановке на границах… Полезно, но информация устарела».

Демос потерял интерес к прочитанному, просмотрел и отложил в сторону еще несколько папок, касавшихся внутренних дел Освендиса, затем приступил к изучению последней стопки бумаг, сложенной особенно аккуратно.

«А вот это уже что-то! Выписка Бельтерианского и Гацонского банков о состоянии счетов Аллантайнов. А дела-то у Ирвинга шли не столь хорошо».

Остальные бумаги и свитки не представляли для Демоса никакой ценности. Канцлер разочарованно вздохнул, не имея возможности разразиться проклятиями вслух.

«Должен же быть хоть какой-то след! Хоть единая зацепка. Раз он дал мне ключ, то как-то указал на то, что он отпирает. Думай, Демос, соображай быстрее!»

И тут он вспомнил.

Ему хотелось расхохотаться и ударить самого себя по лицу за глупость. Но вместо этого внезапно Деватон начал тяжело дышать. Ноги канцлера подкосились — пришлось схватиться руками за край инкрустированной столешницы. Ихраз моментально очутился возле господина и в последний момент удержал его от падения. Глаза Демоса закатились.

— Ваша светлость! — взвизгнул дворецкий. — Вам плохо?

— Воды! — с акцентом рявкнул энниец. — Быстро!

— Смилуйся, Хранитель! Сию минуту, — тихо охнул Мичил и скрылся за дверью.

Демос медленно открыл один глаз:

— Он ушел? — прошептал он?

— Да.

— Прекрасно. Пожалуйста, поищи на полках книги под авторством Анрэя Конлаокха. Быстро! У нас мало времени. — Канцлер проворно подскочил к запертому нижнему ящику и достал маленький ключ. — Как я мог забыть, что когда-то Ирвинг сам дал мне его?

Ихраз забрался по лестнице и принялся бегло осматривать полки. Приказав Лахель задержать дворецкого, Демос быстро открыл замок и с облегчением выдвинул ящик стола. Внутри лежало несколько аккуратно перевязанных тесьмой свитков.

«Интересно… Выдержки из труда Раджимнара Родуйского “Трактат о колдунах, их пособниках и помощниках”. Зачем Ирвингу эта скука?»

В следующем свитке полностью приводилась одна из глав книги преподобного наставника Вернандо Эрменехильи «История ведовства: от Древней империи к империи современной».

«Вторая книга о колдовстве? Совпадение?»

Третий свиток был испещрен убористыми записями на антике. Источника, из которого был взят этот фрагмент, Демос не знал, но заметил рассуждения о месте колдунов и целителей в обществе государства.

«Все об одном. Закономерность».

Канцлер сгреб в охапку остальные свитки и передал их на хранение Лахель, которая тут же затолкала их в сумку. Послышались шаги. Эннийка бросила тревожный взгляд на брата. Он ловко, словно кот, спрыгнул с лестницы и очутился подле господина, приняв озабоченный вид. Деватон едва успел опуститься в кресло, когда в кабинет, расплескивая воду, ворвался Мичил.

— Вы очнулись! — искренне обрадовался дворецкий.

— Это все духота, — медленно проговорил Демос. — И пыль. Не хотел вас напугать. Благодарю, мне уже лучше.

— Хвала Гилленаю, все обошлось, — дворецкий поставил питье на письменный стол. — Я уже начал думать, что этот кабинет – проклятое место. Сначала старый лорд, храни Гилленай его душу, а уж если бы и вы…

Канцлер вымученно улыбнулся:

— Не стоит волноваться. Тем не менее, на сегодня мне лучше приостановить поиски, — он сделал глоток и поморщился: вместо воды ему подали на редкость кислую лимунаду.

Мичил поклонился:

— Как будет угодно вашей светлости. Если вы пожелаете, оставшиеся бумаги можно прислать во дворец.

— Благодарю, — коротко кивнул Демос. — Кое-какие документы я уже нашел. На первое время этого будет достаточно. Если что-то понадобится, канцелярия пришлет слуг. Пожалуйста, передайте мои благодарности лорду Брайсу. Он оказал мне неоценимую помощь.

«Этот визит окончательно меня запутал».

Дворецкий снова поклонился, натянув любезнейшую из улыбок, и открыл дверь. Ихраз вышел первым, следом канцлер, затем Лахель. Встретившись с господином взглядом, она хитро прищурила глаза, заметив в кармане Демоса горлышко коллекционной бутылки белфурской хреновухи.