Не знали мы в то время, что в районе города Белый, где мы проходили совсем недавно, армада фашистских танков прорвала оборону наших войск на участке 19-й армии генерала Лукина и устремилась на Вязьму. Другая фашистская группировка, южнее нас, из района Спас-Деменска тоже двигалась в район Вязьмы, чтобы соединиться с северной группировкой и закрыть выход — окружить плотным кольцом советские части.

А под городом Ярцево фашисты молчали. Чувствовалось, что это было затишье перед грозой. Их танки могли выползти на бугор высоты 220 — это прямо перед нами — и в считанные минуты смять наши позиции, если только прозеваем момент их появления. Поэтому наводчики моей батареи сидели у орудий постоянно. Противотанковыми гранатами был обеспечен каждый номер расчета.

Только не пришлось нам применять это оружие. На рассвете 6 октября на батарею прибежал посыльный из роты охраны штаба 16-й армии: меня срочно вызывал генерал Казаков.

Бегу к блиндажам штаба. Кругом стоят легковые машины командования и бронетранспортер с боевым расчетом. Генерала Казакова нет. Он у командующего. Уже знакомый мне майор в землянке генерала, увидев меня, спрашивает:

— А где ваша батарея, старший лейтенант?

— На позициях, товарищ майор, — отвечаю.

— Генерал Казаков принял решение передислоцировать батарею в новый район, куда переходит управление штаба генерала Рокоссовского. Ваш комполка в курсе дела. Срочно подготовьте батарею к маршу. Одну машину с орудием поставьте в голову колонны, за бронетранспортером охраны, а остальные будут замыкать колонну.

За бронетранспортером охраны я поставил наиболее подготовленный расчет под командованием старшего лейтенанта Ефимова. У него был хороший опыт стрельбы при развертывании с ходу. Основная же часть батареи замыкала колонну, движущуюся к Вязьме по Минской магистрали.

И вот проехали мост через Днепр, в деревне Истомине короткая остановка. Здесь мы развернули рацию, и я вижу, как генерал Рокоссовский говорит в микрофон. В деревне много повозок тыловых частей. Все красноармейцы встревожены ночными событиями: севернее Издешково противник выбросил десант и в стычках с ним погибло много бойцов.

Появились повозки с беженцами. Рассказывают, якобы большое количество немецких танков движется на Вязьму от Холм-Жирковского и Сычевки — это два крупных населенных пункта, расположенных далеко от Минского шоссе.

Видимо, на фронте, подумал я, случилось что-то важное, раз мы перемещаемся к Москве, а войск по центральной магистрали не видно…

У землянки генерала Казакова я с трудом нашел штаб артиллерии. Пробегающий мимо меня командир бросил на ходу:

— О переезде ничего не знаю! Если поедем, то ваша батарея в колонне должна идти в таком же порядке, как шли с Ярцево.

— А маршрут движения?

— Маршрут будут «подсказывать» немцы!.. — услышал я в ответ.

Я понял, что обстановка на фронте осложнилась, коль немецкие автоматчики проникли сюда, под Вязьму. И уже в темноте, закончив последние приготовления к маршу, выступили на Минское шоссе. Слева и справа от дороги нас сопровождали вспышки орудийных выстрелов, слепящий свет ракет. Когда разрывы мин стали приближаться, вся колонна остановилась. Мы развернули одно орудие и приготовились к стрельбе. Определив, что противник ведет огонь с небольшой высотки, ответили. После двух наших выстрелов стрельба с высотки прекратилась. Но оставаться на дороге было опасно, и машины свернули в направлении деревни Егорье. Свернули мы вовремя — вскоре разведка из охраны штаба доложила, что впереди на шоссе появились фашистские танки и мотопехота.

Однако возле деревни разгорелся бой передового отряда нашей колонны с мотоциклистами. Путь наши бойцы расчистили, и колонна втянулась в лес. На опушке его остановилась легковая автомашина, возле которой возился шофер, а два командира стояли поодаль. Я подошел к ним, представился:

— Старший лейтенант Барышполец, командир противотанковой батареи.

— На хвосте у себя немцев не притащили? — слышу вопрос.

— Немецкие танки остались на Минском шоссе, товарищ генерал. В лес входить боятся.

Генерал Казаков — я узнал его — отпустил своего собеседника и, повернувшись ко мне, негромко сказал:

— Вот что, старший лейтенант, свою батарею поставь здесь, на опушке. Немцы могут появиться из деревни Теплухи. Надо не пропустить врага в лес. — Помолчав, он добавил: — К утру произведите разведку на станции Туманово и в деревне Царево-Займище. Результаты доложите в восемь ноль-ноль лично мне или полковнику Орел.

— Слушаюсь — поставить батарею на боевые позиции, провести разведку и доложить вам!

На севере горели деревня и станция Туманово. Зарево пожарища освещало опушку леса. Я вызвал к себе опытных бойцов — Мамая, Кутюкова, Власова и поставил задачу перед ними: произвести разведку в районе деревни и станции Туманово. Тут же подошел красноармеец Шамарин и тоже попросился в разведку. По национальности он был цыган, не раз попадал в сложные ситуации, и, подумав, я согласился. Решил, что если в Туманово немцы, то, может, стоит переодеть Шамарина в гражданскую одежду и он пройдет как затерявшийся, ищущий своих соплеменников. Второй группой — в Царево-Займище — я попросил заняться Кузнецова. Эта деревня располагалась на Минском шоссе, примерно в десяти километрах от тумановского леса, где мы разместились. Невольно припомнилось, как в севастопольском училище зенитчиков читал книгу об Отечественной войне 1812 года — в ней упоминалась эта деревня, там когда-то останавливался Кутузов…

* * *

До доклада генералу Казакову оставалось четыре часа. Кузнецов возглавил группу разведчиков в Царево-Займище и предложил действовать методом посыльных, то есть по мере накапливания сведений возвращать бойца ко мне. Это предложение мне показалось разумным, и я согласился.

Приближался рассвет. Я проверил, как охраняются позиции батареи, присел у свежевырытого окопа и тут же уснул. Разбудил меня сержант Власов. Он первым вернулся из Туманово и доложил, что в деревне противника нет, но после бомбежки везде пожары. На станции разведчики обнаружили эшелон с продовольствием и горючим.

Не дождавшись Кузнецова или хотя бы кого-то из его группы, я направился к землянке генерала Казакова для доклада о результатах разведки. Настроение, прямо скажем, было невеселое. Но вот у самой землянки меня догнал старшина Плотников и доложил, что Николай Васильевич с группой у деревни Величево встретился с фашистским заслоном, что в Царево-Займище полно танков и мотопехоты и что Кузнецов остался наблюдать за дорогой.

В 8.00 я переступаю порог землянки генерала Казакова. Он только что вернулся от Рокоссовского и сидел склонившись над картой.

Доложив все подробно, я получил приказание доставить новые данные к 16.00, к заседанию Военного совета. Кроме того, генерал потребовал, чтобы я принял меры и добыл горючее для машин на станции Туманово. Я отправился туда сразу же, и вот из пристанционного здания навстречу мне вышли два командира в серых плащах, с шашками на боку.

— Кого ищете, артиллерия? — спросил один из них.

— По приказанию генерала Казакова ищу здешнюю охрану станции, — ответил я.

— Что нужно?

— Заправить горючим машины.

— Кто будете?

Я предъявил документы.

— Заправляйтесь полностью и с собой берите, а то не ровен час…

К вечеру в наше расположение прибыл большой отряд конников из эскадрона НКВД. Узнаем от них неутешительные вести: получается, что мы окружены. Вернулся Кузнецов — и тоже: в Царево-Займище около двух десятков немецких танков, всюду их разведка на мотоциклах, а по центральной магистрали на больших скоростях движутся бронетранспортеры и машины с солдатами.

Как только стемнело, движение в лесу усилилось. Была получена команда формировать колонны и двигаться медленно, так как все пойдут в пешем строю, в том числе командование.

Полил дождь, глинистая почва раскисла от воды, и земля все хуже держала машины. С двумя орудиями мы выехали в голову колонны. Впереди нас были лишь разведчики из эскадрона НКВД и группа автоматчиков со станковым и ручным пулеметами. Перед деревней Величево по колонне открыли огонь несколько фашистских танков. Тогда вся центральная часть колонны повернула с дороги в поле, а ко мне подбежал посыльный от генерала Рокоссовского.

Запомнилась мне на всю жизнь та встреча с прославленным полководцем. Приняв от меня рапорт, он сказал тогда:

— Слушай задачу. Будем двигаться на восток. Выход из леса контролируют вражеские танки. Надо сбить этот заслон. Ясно?

— Собьем, товарищ генерал! — ответил я и готов был отдать все, саму жизнь во имя исполнения приказа генерала Рокоссовского.

Не добежав до опушки леса, я услышал шум танковых моторов. Разведчики подтвердили, что видели четыре вражеских танка. Тогда моя батарея быстро заняла позицию на опушке леса — метрах в пятидесяти правее дороги, и я сам сел к прицелу первого орудия.

— Прицел постоянный, по головному! — как только взревели моторы и танки устремились к лесу, скомандовал я. — Огонь!..

К нашей радости, первым же выстрелом мы поразили головной танк — у него была сорвана гусеница, и он, неуклюже развернувшись, сполз в кювет. Вторую машину подбили тоже быстро — она запылала ярким факелом. Справа от нее выскочили еще два танка, и снаряд противника разорвался возле нашей второй пушки. Осколки свистели над головами, но мы били по вражеским машинам почти беспрерывно. Танки гитлеровцев наконец повернули назад. Уйти, однако, немцам не удалось: свою гибель они нашли тут же, возле первых двух машин.

Я не заметил, как кто-то сзади подошел ко мне и тронул за плечо. Высокий ростом, генеральские звездочки на петлицах воротника шинели. Это был Рокоссовский.

— Спасибо, комбат, — сказал он негромко, — и бойцам твоим спасибо!

Я еще был во власти скоротечного боя, но ответил, как подобало по уставу:

— Служу Советскому Союзу!