Куриная нога была развеяна по ветру сразу после этих слов. Обжора с недоумением глянул на свою пустую руку, вытер её об призрачную рубаху, вздохнул и сказал:

— Простите, не признал сразу, что здесь кто-то из властительных Карагиллейнов. — Кряхтя, он изобразил намёк на поклон, согнуться сильнее не дал живот. — Ваше Величество?

— Мы пока «Наше Высочество», — холодно сообщил Кайлеан Георгиевич, — но это временно. Я — Кайлеан Третий.

— Сынок Джорджи? Младшенький? Надо ж, годы-то как летят… Только поглядите — молодой орёл! А ведь ещё вчера по малолетству библиотеку поджигал… как сейчас помню — штанишки коротенькие, спичка в ручонке дрожит… а кругом неразбериха, греки бегают, кричат «Ребята, Аристотеля спасаем!», римляне — «Нет, сначала Плиния и Сенеку!»… египтяне чучело какого-то крокодила вперёд пихают… драка началась… так и не спасли ничего… Э-хе-хе…

Призрак снова вздохнул, как мне показалось, преувеличенно тяжело.

— Если вы имеете в виду пожар, уничтоживший Александрийскую библиотеку, то это не я, — ещё холоднее сказал Кайлеан. — И вообще вы что-то путаете. Моя дрожащая ручонка отродясь спички не держала, мне без надобности. А в нашей библиотеке пожар я устроил только раз. И дальше Драконьего отдела возгорание не пошло. Всего-то один стеллаж и обгорел.

— Путаю? Э-хе-хе… наверное, это у меня от недоедания в голове помутилось, — призрак раскрыл перед собой пустую ладонь и воззрился на неё с глубокой печалью. — А говорите — дальше Драконьего отдела дело не пошло? И всего один стеллаж обгорел? Это у вас, наверное, тоже от недоедания. Кушали бы кашу хорошо — спалили бы всё дотла.

— К делу, — оборвал светскую беседу Кайлеан. — Я отвлеку вас ненадолго. Мне нужна информация, потом сможете продолжить свою трапезу.

— Да разве ж это трапеза? — возразил призрак. — Так, перекусон. Чтоб до обеда дожить.

Не вступая в пререкания, Кайлеан воссоздал фантом Мортена. Я обратила внимание, что он внёс некоторые поправки, и теперь облик Мортена приближался к усреднённому, больше напоминая тот портрет, что вышел у Ариэля Аттиуса.

— Помните этого человека? Он заглядывал в вашу книгу года два назад.

Толстяк долго разглядывал Мортена, наклоняя голову то так, то эдак, после чего произнёс:

— Впервые вижу.

На мой взгляд, он врал. Видел он Мортена, но по каким-то причинам желал это скрыть. Я хотела заявить об этом, но побоялась помешать. Впрочем, Кайлеан, похоже, считал так же.

— Подумайте как следует. Напрягите память. Следствием установлено, что этого человека ваша книга весьма заинтересовала.

— Следствием? — Глаза толстяка глянули из-под набрякших век внимательно, и я подумала, что он далеко не тот беспечный обжора, каким хочет казаться.

— Он преступник.

— Но вы его не схватили, — констатировал призрак.

— Это вопрос времени.

— Тут я вам не помощник, Ваше Высочество. Я вообще ем всё время. А когда не ем, то пью. Сильно пью. Мне некогда обращать внимание на тех, кто суёт нос в мою книгу.

— Бросьте. Вашу книгу не Шекспир написал. В неё редко заглядывают. Уверен, вы помните каждого своего читателя и помните, на что обращалось особое внимание.

Толстяк был непреклонен.

— А этого юношу — не припоминаю.

Кайлеан некоторое время молчал, потом вымолвил со значением:

— Вам не поздоровится, если будете скрывать факты от королевского правосудия.

Призрак выпрямился и попытался втянуть живот.

— Я — копия Бертольда Бромбса, но не его привидение, а его создание. Я нежить и не умирал никогда. — Он мстительно усмехнулся: — У тебя нет надо мною власти, некромант.

Кайлеан улыбнулся ответной акульей улыбкой (я видела её сбоку, но даже с такого ракурса она вызвала дрожь):

— Это так. Но у меня есть власть над твоею книгой. Погибнет она — погибнешь и ты.

— От меня никто ничего не узнает.

— Что же такого есть в Мортене, что ты готов на всё ради него? — прищурясь, спросил Кайлеан.

— А вы не знаете? — с каким-то непонятным весельем сказала копия Бромбса. — Тогда вам не понять.

Кайлеан снова долго молчал, потом начал говорить замогильным голосом:

— Властью, что дана мне кровью Карагиллейнов, приговариваю рукописное творение Бертольда Бромбса, именуемое «Жизнь нежити», к переходу в небытие через испепеление. Испепелению подлежит только оригинал рукописи, печатным копиям даруется существование. Призраку, населяющему оригинал, даётся минута на подачу апелляции. Время пошло.

Он вскинул руки над книгой.

Позади что-то сдавленно произнёс Ариэль Аттиус, но больше он не издал ни звука. Промолчал и рыжеусый дядечка, имени которого я до сих пор не знала, промолчал и Харлин, только дракощейки взволновались и жалобно заскулили.

Я остолбенела. До сих пор я понимала, что раз Кайлеан — сын правителя королевства, то он наверняка занимается некоторыми государственными делами, которые априори предполагают жёсткую линию поведения… об этом вообще можно было догадаться по ухваткам Кайлеана Георгиевича, но я никак не рассчитывала, что стану свидетелем сцены, где он выступит в роли палача. Мне было ясно, что на возражения он опять ответит онегинской нотацией насчёт властвования собой и всего такого прочего. Я стояла ни жива, ни мертва, зная, что после этой экзекуции что-то надломится в наших отношениях.

Ничего больше не хочу, тоскливо думала я. Только домой. К маме с папой!

В руке у призрака возникла призрачная, оплетенная лозой бутыль. Он запрокинул голову, поднёс бутыль к губам, и всю отпущенную ему минуту жадно глотал влагу — кадык у него так и ходил. Напившись, он так же весело сказал:

— Ну и пёс с тобой, Твоё Высочество. — Призрак отшвырнул бутыль в сторону и рванул ворот рубахи. — Пепели, гад, всё равно ничего не скажу!

— Быть по сему, — сказал Кайлеан и захлопнул книгу.

Призрак исчез.

Скулёж дракощеек захлебнулся и оборвался.

Я зажмурилась.

Потом услыхала, как Кайлеан совершенно будничным голосом распоряжается:

— Я забираю в Башню всё, что лежит на этом столе. Приступайте к отправке немедленно, охрану я обеспечу. На остальное составьте список. Список пришлите, а книги с того стола можете расставлять по местам.

Я приоткрыла один глаз, другой… «Жизнь нежити» лежала на столе целёхонькая.

— Вы её не испепелили… — хриплым голосом сказала я, чувствуя, как невероятное облегчение растекается по каждой клеточке.

— Дорогая леди Данимира, — сказал Кайлеан поучительно, — я не совершаю необратимые и притом бессмысленные поступки. Вот необратимые, но со смыслом — другое дело.

— Это был спектакль… Но зачем?

— Мне надо было узнать, на что пойдёт этот призрак ради Мортена.

— Ну и?.. — жадно спросила я.

— Я узнал, — сказал Кайлеан и замолчал.

Я подождала, Кайлеан безмолвствовал. Наконец до меня дошло, что в который раз он предпочёл оставить свои соображения при себе. И это после того, как мы вместе парили над бездной, и его интересовало моё мнение, и вообще я думала, что мы как Шерлок Холмс и доктор Ватсон… А на самом деле, оказывается, мы — Шерлок Холмс и миссис Хадсон!

— А знаете что, Кайлеан Георгиевич, — сказала я тихо, чтоб не услышали подданные, — вас тут недавно гадом назвали. Так вот, я начинаю подозревать, что это было не ругательство, высказанное в сердцах, а сухая констатация факта.

— Эх, как меня только не называли, — махнул рукой Кайлеан. — Есть хочу. Вы не видели, но в последний момент копия Бромбса меня укусила, и теперь я такой же проглот, как и он. Давайте быстренько закончим с портным и пообедаем. Как вы хотели — в городе.

Он был похож на человека, только что разрешившего трудную задачу.

— Хорошо. Но этот разговор ещё не закончен.

На это Кайлеан ничего не ответил, протянув мне руку. Но тут я вспомнила кое-что.

— Подождите ещё минуточку! — сказала я и обратилась к Ариэлю Аттиусу: — Мастер Аттиус, я хотела спросить про ту змеиную книгу. Вы сказали, что решение найдено…

Мастер небрежно махнул рукой.

— Да какое там может быть решение. Не могу же я предоставить целый стеллаж какому-то справочнику. Он, конечно, определённую ценность имеет, но не до такой степени. Не тот у него статус. Заключим в специальный экранирующий футляр, уберём на хранение в подвал. Вот и всё.

— А вы не могли бы повременить с крайней мерой? Прошу вас, переместите «Трактат о гадах» в Драконий отдел. Давайте попробуем поставить его на недельку между двумя фолиантами посварливее. Вы же знаете, драконьим книгам, как и драконам, ни один яд не страшен, и магической силы в них на порядок больше. Возможно, после такого испытания характер «Трактата» изменится в лучшую сторону. Должен же он почувствовать разницу. По-моему, он начнёт ценить своих прежних мирных соседей.

Ариэль Аттиус обдумал моё предложение и хмыкнул.

— Недельку, говорите?

— Ну, точно тут никто не скажет. Мне кажется, будет достаточно. А вы считаете, неделя — слишком жестоко? — с тревогой спросила я. — Мои познания о драконьих книгах чисто теоретические — мне мама о них много рассказывала. Она говорила, что эти книги одни из самых сильных в магическом смысле, и притом характер у них не сахар. Вот я и подумала…

Мастер снова хмыкнул.

— Характеристика верная. Ладно, только ради ваших прекрасных глаз, леди Данимира, проведём эксперимент.

— Но вы дня через три его проведайте. Мало ли что…

— Вы сможете сделать это сами. Приходите к нам денька через три… если Его Высочество будет не против…

— Ваше приглашение — большая честь для меня, — сказала я. — Буду рада. Конечно, Его Высочество не будет против… — Я вопросительно взглянула на Кайлеана.

Кайлеан снова ничего не ответил, но взял меня за руку.

— До скорой встречи, мастер Аттиус, — успела торопливо проговорить я.

Я ожидала, что меня перенесут прямо в мастерскую портного, но вместо этого мы оказались внутри просторного двора, окружённого крепостной стеной из дикого камня. Небесный шатёр над нами светился яркой синевой и ни единого облачка не нарушало эту синеву, но весь двор накрывала сумрачная тень. Я оглянулась и невольно задрала голову — позади высилась тёмная громада замка Карагиллейнов. Мощные уступы громоздились один над другим, их соединяли неожиданно изящные террасы-галереи с ажуром колонн или выгнутые мосты, украшенные башенками; глаз выхватывал то крылатую химеру, застывшую перед прыжком (и я не была уверена, что это статуя), то витражное окно, у которого причудливо расчерченные стёкла светились изнутри алым… это был какой-то средневековый небоскрёб, казалось, башни действительно царапают шпилями небо. У меня даже защемило сердце от невероятных масштабов. Город над городом… Подумать только, маленький мальчик Кайлеан вырос в таком месте…

Я разглядывала замок, его мрачную красоту, пока не закружилась голова, потом взгляд опустился ниже. Двери, к которым вёл пологий пандус, были распахнуты. На пандус заехал фургон, запряжённый парой мохноногих лошадок, над кузовом был натянут полотняный полукруглый тент. Несколько мужчин выгружали из фургона ящики с какими-то жёлто-красными плодами и вносили их внутрь. Рядом стоял кряжистый бородатый мужчина в белом фартуке и белом колпаке и, сложив руки на груди, наблюдал за действиями грузчиков. Он скользнул по нам безразличным взглядом — наверное, Кайлеан наложил отвод глаз и на себя, чтобы его не узнавали в городе.

— А где мы сейчас?

— Это хозяйственный двор замка. В детстве я часто убегал из замка через кухню. Пойдёмте, Данимира Андреевна, мы дойдём до города пешком.

— Я думала, мы сразу окажемся у портного. Пешком, конечно, в сто раз лучше. Но вы же голодны.

— Ничего, потерплю.

Кайлеан повёл меня к гигантским деревянным воротам в стене, рядом с которыми была ещё одна дверь — небольшая, обычного человеческого размера.

— Мне показалось, вам нужно сменить обстановку, — сказал он, открывая дверь и пропуская меня вперёд, — слишком много впечатлений, не все из них были приятными. Вы сами говорили о пользе пеших прогулок.

Тесноватый коридорчик, в котором было не разойтись двоим, освещался факелами и изобиловал поворотами.

Ну и толстенная эта стена, подивилась я про себя, но Кайлеан произнёс позади меня:

— Здесь стоит защита. Магический лабиринт, искажающий пространство. На территорию замка допускается не каждый. Сейчас я открываю нам проход, но сами бы вы бродили по этому бесконечному коридору до прихода стражи.

— Но как же тогда вошёл и вышел Мортен?

— Пока не знаю. Это меня сильно тревожит. Но служба безопасности над этим работает.

Когда мы, наконец, вышли наружу, то попали словно в другое измерение. Мы всё ещё находились в тени, но нагретый воздух сразу ласково облил тело, пахнуло цветущими травами и хвоёй, зазвенели какие-то невидимые насекомые, наверное, местные цикады или кузнечики, — звук был не стрекочуще-шершавый, а более нежный, серебристый.

Я даже оглянулась. Нет, фантастическая тёмная громадина, рвущаяся в небеса, никуда не делась. Но за пределами замка пейзаж был похож на знакомый южный… разве что всё было чуточку красивей — зелень свежее, цветы ярче. Или же мне, проведшей столько времени в заточении, так казалось.

Из-под наших ног полого уходила вниз извилистая гаревая дорога — залитая солнцем, розово поблескивающая. Дорогу с двух сторон огораживал парапет, внизу за парапетом дубы и кедры утопали в цветущих шпалерах жимолости, чубушника, колючего краснолистного барбариса. Может быть, на самом деле это были какие-то другие растения, но разница в глаза не бросалась — желтели пышные заросли дрока, бледно-голубые соцветия розмарина качались на иглистых веточках, по обочине дороги раскинул свои звёздочки гусиный лук…

— Пойдёмте, — сказал Кайлеан, — нас ждут.

Не знаю, что меня опьянило — изобилие света, запахов, красок или же отсутствие стен, или случился запоздалый шок от событий этого утра, но я несколько заторможено перевела на него взгляд. Кайлеан приглашающе согнул руку в локте, я послушно ухватилась за его предплечье, и мы стали спускаться вниз как парочка туристов, что посетили местную достопримечательность и отстали от своего автобуса.

Вначале мы почти не разговаривали — я отходила от утренних событий и любовалась роскошными видами. Иногда я произносила «Подождите…», останавливалась и, держась за Кайлеана, вытряхивала очередной камешек, коварно запрыгнувший в туфлю. Тогда Кайлеан застывал как мраморная статуя, опираться на него было очень удобно. Затем мы двигались дальше. Под горячими лучами моя душа постепенно начинала оттаивать. В замке воскрешённый и повторённый многократно образ Мортена всё время стоял перед глазами, нависая подобно грозовой туче, теперь он померк и отступил.

Один раз мы остановились на мостике, под ним бойко сбегала вниз небольшая речушка. В образовавшийся просвет виднелся город Эрминар. Я облокотилась о перила, бездумно наслаждаясь панорамой, и вдруг услышала, как совсем рядом тоненько прозвенело. На каменной поверхности перил что-то блеснуло. Это был кузнечик, серебряный певун из зарослей, и он действительно сиял на солнце.

— Ой, кузнечик! — вскрикнула я. — Он серебряный! — и зашептала: — Не шевелитесь, а то он упрыгает. Хочу его разглядеть.

— Не упрыгает. Раскройте ладонь.

Я раскрыла ладонь, кузнечик покорно скакнул на неё, как на сцену. Поднеся его поближе к глазам, я увидала, что маленькое тельце покрыто серебристыми чешуйками, отчего насекомое блестело, словно было выковано из благородного металла ювелиром-искусником.

— Хорошенький такой… Кузнечик Фаберже! — Налюбовавшись, я сказала: — Всё, отпускайте.

В тот же миг освобождённый кузнечик с чуть ощутимым толчком исчез с моей ладони. Я посмотрела на Кайлеана.

— Вы и насекомыми можете управлять… Наверное, в качестве кары и тучу саранчи наслать можете?

Он пожал плечами.

— Тучу — нет. Насекомые думают по-другому, с ними сложнее.

— Сложнее чем с кем?

Он молча смотрел на меня.

— А, — сказала я. — Понятно. — И вдруг у меня вырвалось: — Значит, романа со стрекозой вы не заведёте.

Брови Кайлеана приподнялись, но он по-прежнему смотрел на меня молча.

То, что сгубило кошку из пословицы, распирало меня изнутри, и я не выдержала.

— Это вообще правда?

— Правда — что?

— Правда ли, что Карагиллейны заставляют забыть об… э-э-э… ну… об отношениях?..

Кайлеан Георгиевич немедленно приобрёл невозмутимый вид.

— Вижу, вы отогрелись на солнышке, — заметил он. — Терапевтический эффект пеших прогулок налицо.

— Так что там с забыванием? Правда или нет?

— Не скажу.

Я опешила.

— Не скажете?

— Нет.

— А почему?

— А зачем?

— Кроме вас никто точно не знает… — сообразила я.

Он чуть усмехнулся.

— Ну, некоторым всё известно лучше меня. Дрю, например.

— Но Дрю не может знать наверняка!

— Вероятность погрешности чрезвычайно высока, — на этот раз откровенно ухмыльнулся Кайлеан. — Но вообще я рад, что вы взбодрились до такой степени, Данимира Андреевна.

— До какой это степени? — подозрительно спросила я.

— До такой.

— Развлекаетесь, Кайлеан Георгиевич, да?

На это Кайлеан опять предложил мне руку.

— Двигаемся дальше?

Посопев, я взяла его под руку.

— Спасибо за кузнечика.

Некоторое время мы шли молча. Кайлеан занимался любимым делом — смотрел на меня, я чувствовала на себе его взгляд. А я… Я любовалась цветущими окрестностями, но при этом мрачно размышляла о том, что если кто-то постоянно скрывает от тебя всё самое интересное и даже жизненно важное, а тебе всё равно хочется идти с этим кем-то под ручку бесконечно долго и хоть на край света, то совершенно ясно как это называется. У нормальных людей это называлось любовью, а у таких невезучих как я — безумием и нарушением магической клятвы.

— Магистр Мерлин будет на балу? — спросила я, когда мы взошли на следующий мост — он назывался Ивовым, потому что старые ивы действительно росли здесь в изобилии, — и снова остановились, глядя на город, который был уже близко.

— Разумеется, — насторожился Кайлеан. — Почему вы спрашиваете?

— Надо кое-что узнать.

Кайлеан вдруг взял меня за плечи и повернул к себе.

— Узнайте у меня, — требовательно произнёс он. — Я тоже не вчера родился. Ну, говорите же, что у вас там ещё припасено?

— Я не могу говорить об этом с вами, — сказала я, глядя в сторону. — Честно. Это не в порядке мести, не потому что вы сами замалчиваете что-то важное… не спорьте, я же чувствую… Просто… именно с вами — не могу.

Он держал меня за плечи и, склоняясь всё ниже, настойчиво ловил мой ускользающий взгляд и спрашивал:

— Но почему? Почему?..

Руки, прежде державшие меня так крепко, что промелькнула мысль о синяках, внезапно расслабились, ладони очень характерно — поглаживающее, прошлись по моей спине, привлекая ближе… Тут я наконец догадалась взглянуть на Кайлеана. Длинные ивовые ветви почти касались подсвеченных солнцем тёмных волос… а в глубине затуманенных серых глаз уже разгорались красные огоньки. Наверное, его ещё можно было остановить. Но я безвольно наблюдала, как двенадцать букв слова «здравомыслие» рушатся одна за другой и обломки перемешиваются, превращаясь в ничего не значащую абракадабру.

Послышался шум, из-за поворота выехал ещё один фургон, направляющийся к замку. Мы застыли. На сей раз это был заурядный автомобиль, судя по натужному рёву — с двигателем внутреннего сгорания. Впрочем, кто знает, может это завывали пленённые демоны, заключённые под капот. Шофёр сбавил скорость и озорно посигналил нам, полагая, что видит обычную пару, выясняющую отношения в романтическом месте — на мосту, под сенью вековых деревьев. Ему и в страшном сне не могла привидеться та паутина проблем, что опутывала нас с головы до ног.

— Целуй её, парень, чего стесняешься! — весело выкрикнул водитель, высунувшись из кабины. — За жабры её хватай!

Я невольно подавилась смешком, Кайлеан Георгиевич рыкнул что-то невнятное и, на мгновение подняв руку, метнул некий пасс в сторону фургона. Двигатель зачихал и умолк. Обернувшись, я увидала, как автомобиль беззвучно, прибавив в скорости раза в два, под недоумённые вопли шофёра понёсся вверх по дороге, но, к моему облегчению, довольно аккуратно завернул за поворот.

Вскоре вопли стихли вдали.

Наступила тишина, и в этой тишине дружно запели серебряные кузнечики. Мы целовались под серебряный звон, пока хватало набранного воздуха, и обнимались так, будто хотели прорасти друг в друга… потом, тяжело дыша, оторвались друг от друга.

— Это ведь ничего не значит, да?.. — пробормотала я. — …Мы ведь разумные люди…

— Очень, — нетерпеливо сказал Кайлеан, — разумней некуда…

Два очень разумных человека вновь надолго прильнули друг к другу, а вокруг шелестели столетние ивы и звенели кузнечики, для которых эта весна была единственной в их короткой жизни.

Прошло немало времени, прежде чем мы очнулись и смогли расцепиться. Я тяжело дышала, грудь Кайлеана вздымалась как кузнечные мехи.

Наши глаза встретились. Я была готова увидеть знакомую мину кота, наевшегося сметаны, но Кайлеан глядел так серьёзно, что сердце моё стало стремительно проваливаться куда-то вниз. Ноги подкашивались, будто они были из плавившегося воска, в голове образовалась пустота; я могла дышать, но воздуха всё равно было мало. Раньше мне казалось, что распространённое выражение «умираю от любви» является помпезным и фигуральным, теперь же я поняла, что люди, испытавшие подобное, имели в виду нечто совершенно конкретное.

Наваждение надо было прогнать. В конце концов, все эти безусловно прекрасные поцелуи ничуть не изменяли наш безнадёжный status quo.

Я сглотнула слюну и произнесла:

— И что это на нас нашло?.. Солнечное помрачение, не иначе… Мы же… э-э-э… останемся друзьями, правда… Ваше Высочество?

Он моргнул, его взгляд обрёл привычную ироничность.

— Данимира, прекрати нести ахинею, — сказал Кайлеан. — Я не гожусь в подружки.

Значит, Кайлеан Георгиевич сделал шаг вперёд и не намеревался отступать. Надо было срочно расставить точки над «i», пока, по выражению Дрю, мне не оттяпали половину мозгов.

— А я — в любовницы.

Он засмеялся, показав свои великолепные зубы. Засмеялся мужским таким, радостно-самодовольным смехом. Кот всё-таки наелся сметаны.

Кайлеан взял мою руку — ту, на которой была повязана красная нить, — и поднёс к губам.

— Тебе не о чем волноваться… — Он поцеловал запястье… один раз, другой… — Я обо всём позабочусь… не бойся меня… прекрасная Данимира… — он бормотал всё это, а его целующие, жадно захватывающие кожу губы поднимались всё выше и выше по руке, и вот они уже перебрались на мою шею…

…Ноги из воска, пустая голова…

— К… Кайлеан… — из последних сил вымолвила я, осознавая, что поддаюсь наваждению снова.

Его губы замерли. Мне показалось, что я физически ощущаю, каких усилий стоит ему остановиться, как тяжело погасить огонь в зрачках…

Кайлеан выпустил меня и отодвинулся… почти отшатнулся. Он отвернулся, прислонился к перилам и яростно потёр лоб ладонью.

— Действительно, — хрипло сказал он. — Всё это несколько преждевременно… Чёрт, просто накрыло… Прости. Но ты на меня так действуешь. Если б ты знала, чего мне стоит…

Он замолчал.

Я беспомощно смотрела на него и думала, что перед отъездом домой непременно сниму и отдам красную нить со своей руки. Всему происходящему есть объяснение — демоническая пентаграмма стремится воссоединиться со своей утерянной частью, вот что это такое. И будет большим свинством с моей стороны исчезнуть из жизни человека, прихватив с собой часть его сущности. Ничего, перед расставанием душа Кайлеана обретёт целостность, моё присутствие больше не будет так мучить его; он сам станет свободен и с лёгкостью отпустит на свободу меня. Пусть найдёт свою королеву и пусть будет счастлив в своём желанном королевстве.

Что до моих чувств, то я была уверена, что пентаграмма здесь совершенно не причём. На родине меня поджидали чёрные денёчки.

— Будет лучше, если мы перенесёмся к портному прямо сейчас, — сказал Кайлеан. — Опаздываем. Но если хочешь пойти дальше…

Последние слова прозвучали весьма иносказательно, и в моём ответе тоже можно было кое-что прочесть между строк.

— Я хотела бы. Очень хотела. Но всё так неправильно… Лучше к портному.

Он протянул мне ладонь и произнёс довольно мягко:

— Потерпи. Думаю, всё изменится после бала.

Я быстро убрала руки за спину.

— И что такого произойдёт на этом балу?

— Иногда бал — это просто бал. Временная привязка. Я ожидаю известия приблизительно в это время.

— И что тогда? — настаивала я, по-прежнему держа руки за спиной.

Он посмотрел на небо, мечтательно улыбнулся, сладко потянулся и вдруг в одно мгновение сграбастал меня в охапку.

— Тогда, Данимира, всё будет правильно, — шепнул он мне на ухо, — и мы пойдём дальше.

И мы в два счёта оказались в мастерской, где меня поставили перед странным существом. От пяток и до шеи это был обычный упитанный господин — с узкими плечами, с брюшком, которое было искусно прикрыто обширным кружевным жабо, выглядывающим из-под парчового камзола. Голова же принадлежала гигантскому серому кролику, причём кролику не натуральному, а такому, каким его обычно изображают в кино про «Алису в Стране чудес».

В просторном помещении находились ещё три девушки, они хлопотали возле манекена, одетого в великолепное тёмно-фиолетовое платье. Девушки повернулись в нашу сторону (выяснилось, что они прехорошенькие и чем-то похожи друг на друга), присели в реверансе и вернулись к своему занятию.

Кайлеан объявил длинноухому существу:

— Маэстро Лампль, нас задержали дела государственной важности, но всё же мы здесь. — Пока я стояла, приоткрыв рот, Кайлеан по-хозяйски пригладил мои пряди, выбившиеся из причёски и смахнул какую-то пушинку с моего плеча. — Вот вам великолепный объект для приложения сил. Поручаю леди Данимиру вашим заботам. Далее у нас запланирован обед. Надеюсь, вы не желаете своему принцу голодной смерти и управитесь в максимально короткие сроки. А я пока отлучусь, всё равно здесь от меня толку мало.

Он направился к двери, но истаял, не дойдя до неё.

То одна, то другая портниха бросала на меня искоса заинтересованный взгляд, но они старались делать это незаметно. Я же в свою очередь постаралась не таращиться на голову маэстро. Надо было вести себя спокойно и с достоинством, как подобает бывалой леди — в конце концов это был не первый в моей жизни случай подобного несоответствия. Но маэстро Лампль сухо сказал:

— Вижу, Его Высочество не предупредил вас…

Не было смысла отрицать.

— Нет, не предупредил. Но всё в порядке.

— Чтобы моя внешность не отвлекала вас, сообщу, что не родился таким. Это следствие нарушения магической клятвы, и, видит бог, я ещё легко отделался.

— Как?! — вскричала я, затрепетав и позабыв о намерении вести себя как благовоспитанная леди. — Умоляю вас, милый господин Лампль, расскажите, что случилось. Понимаю, что моя ажитация — верх неприличия, но, поверьте, это любопытство не праздное. Я не настаиваю на подробностях, изложите хотя бы суть дела. — Я замерла, молитвенно сложив руки у груди.

В сущности, я была готова встать перед ним на колени, но этого не понадобилось.

Маэстро обернулся к девушкам и похлопал в ладоши.

— Девочки, перерыв. Сходите выпейте чаю, возвращайтесь через полчаса.

Портнихи явно неохотно покинули мастерскую. Маэстро Лампль закрыл за ними дверь, посмотрел на меня оценивающе, передёрнул узкими плечами и сказал:

— Ну, причина моего состояния не такая уж тайна. Сами понимаете, положение королевского портного… я на виду. Это случилось давно, я был тогда молод и только-только удостоился чести творить для нашей новой королевы…

— Извините… Для новой королевы?

— Его Высочество вам совсем ничего не рассказал, — неодобрительно отметил маэстро Лампль. — Неведение может поставить вас в неловкое положение.

Мне очень хотелось пожаловаться. Но вслух я произнесла:

— Я здесь всего несколько дней и попала в страну при странных обстоятельствах. Его Высочество, как вы знаете, тоже долго отсутствовал и сейчас перегружен делами. Он просто ещё не успел провести экскурс в историю правящего дома Эрмитании. Думаю, принц Кайлеан будет благодарен, если вы заполните пробелы в моих познаниях.

Маэстро вновь посмотрел на меня оценивающе, как бы прикидывая, стоит ли говорить, потом всё-таки кратко пояснил:

— Король Георгиан долго вдовел. Королева Линор, его первая супруга, скончалась в родах, дав жизнь наследнику Леару. Нынешняя королева Елена — вторая супруга Его Величества.

«Что про это думает Елена?» — спросил братец Химериан. Вот что он имел в виду. Елена — это мать Кайлеана, а не его девушка. Глупо, но я испытала сильное облегчение по этому поводу, стараясь затолкать подальше здравую мысль, что Елена — довольно распространённое имя. Ещё мне хотелось узнать про мать Химериана, которая, судя по всему, встряла между Линор и Еленой, но законной женой так и не стала. Тема королевских подружек меня живо интересовала. Однако я опасалась отвлечь маэстро Лампля от более важной темы магического возмездия.

— И что же с вами случилось?

— Итак, я был молод, чрезвычайно успешен (только что одержал победу в турнире на должность портного королевы) и влюблён. Влюблён по взаимности. Моя невеста, леди Мэйз, заканчивала Магическую академию и числилась среди лучших студентов. Её одарённость равнялась только её честолюбию, Мэйз не хотела быть «одной из», она хотела быть первой без всяких оговорок. Поэтому, когда случайность свела её с некоей магической сущностью…

— С какой?.. — жадно спросила я.

— Видите ли, леди Данимира, я — человек искусства, — маэстро поддёрнул кружевные манжеты, — для воплощения творческих замыслов мне вполне хватает собственных способностей. Моя стихия — это свойства материала: цвет, фактура, объём, плотность и тому подобное, тут мне нет равных, но я слабо разбираюсь в других областях магии. Скажу только, что видел эту сущность в облике золотой рыбы, чья чешуя светилась подобно раскалённому металлу, а плавники напоминали языки пламени… — Тут маэстро заговорил отстранённо: — …Потом я создал для Её Величества платье по мотивам этого видения — юбка из огненной вуали на чехле из золотой тафты, фигурный лиф, расшитый под чешую, удлинённые рукава из той же вуали, развевающиеся по ветру, и накидка, слева закреплённая на плече, справа на талии, а подол…

Я кашлянула.

— Ах, да, — сказал маэстро, — так вот. Мэйз заканчивала последний курс Академии и должна была защищать диплом, после чего мы собирались пожениться. На беду она выбрала тему «Магические ловушки — теория и практика». Или что-то вроде того, я точно не помню, но суть, надеюсь, вам ясна. Мэйз трудилась над своими дипломными ловушками, ямами и капканами как одержимая. И вот один раз в её сети случайно попалась некая могущественная сущность, в виде золотой рыбы путешествующая между мирами…

— Эта рыба… Ну, то есть эта сущность, она была в реке? Под мостом? И говорила басом?

Маэстро взглянул на меня удивлённо.

— Почему в реке? Почему басом? Нет, голос сущности был мелодичен и вполне женственен. Я безусловно воспринимал её как даму. И она парила в воздухе на чердаке, где Мэйз проводила эксперименты. Сущность зависла между балками и стропилами, между которыми Мэйз растянула свою ловчую сеть, но плавники и хвост волшебной рыбы свободно двигались будто в такт невидимому течению. Впечатляющее зрелище, и, кстати, думаю именно оно впоследствии подвигло меня максимально удлинить рукава, не взирая на господствующие тенденции… Который раз Себастьян Лампль доказал, что мозги у него отнюдь не кроличьи. Платье королевы произвело фурор, многие пытались воспроизвести копии… жалкие копии, разумеется…

Я опять кашлянула.

— Гм, да… Случайность оказалась роковой, — вернулся к теме маэстро, — поскольку звёздная странница призналась, что может менять реальность и предложила Мэйз награду за освобождение. Я, кстати, сразу был против извлечения прибыли из чужой беды, но Мэйз поддалась искушению. Её условие было выполнено, диплом признали лучшим за всю историю академии… Но Мэйз не отпустила пленницу. Она захотела стать деканом своего факультета…

— Хочу быть столбовою деканкой… — пробормотала я. — Я, кажется, догадываюсь, что было дальше. Кем ваша Мэйз пожелала стать потом?

— Ректором Академии, — кисло произнёс маэстро. — Я уговаривал её… но Мэйз понесло… она всегда была страстной натурой…

Я нахмурилась. До меня стало доходить.

— Погодите… То есть, вы хотите сказать, что это ваша невеста нарушила магическую клятву? Но вы же были ни при чём! Что же случилось с вами?

— Мэйз требовала всё большего и большего, и когда она пожелала себе могущества звёздных странников, сущность разгневалась, взмахнула хвостом и вернула реальность в исходное состояние. О случившемся помнили лишь мы с Мэйз. Но моя невеста превратилась в большую мохноногую паучиху. Сущность сказала, что раз Мэйз так ловко плетёт сети, то пусть это будет её занятием до конца жизни.

— Ой! — сказала я. — В мохноногую! Какой ужас…

— Потом сущность разрушила путы, удерживающие её, поскольку набралась сил… ну, и ещё, отчасти потому, что нарушение договора ослабляет магические связи…

— Ой…

— Но тут вперёд выступил я и заявил о своём желании взять на себя расплату по нарушенному договору…

— А разве так можно?

— Сразу видно, что вы из другого измерения. Это право любого мага… только вот желающих маловато. Но я пожелал. Мэйз — она была хорошенькая, как статуэтка, и потом, для женщин внешность играет большое значение … и вдруг такой удар… для неё жизнь была бы кончена… а я… моя физиономия была самой заурядной, физической привлекательностью я не мог похвастаться даже в молодые годы. Я был готов пожертвовать собой. В конце концов, я мог бы творить из паутины… наверное, это было бы даже интересно… Сущность захохотала и сказала, что быть по сему, но паучиной сути во мне нет.

— И?

— Как видите. — Себастьян Лампль обвёл рукой вокруг серой морды. — Вот что во мне увидели. Когда всё закончилось, и Мэйз обрела прежние фигурку и личико, а я стал тем, кого вы видите перед собой, мы бросились к ногам царственной четы и честно рассказали обо всём, что с нами приключилось. Королева Елена великодушно простила мне уродство и оставила за мной место своего главного портного. Я обязан ей по гроб жизни.

Я поняла, что Елене будет передано каждое слово из нашего разговора, включая мои кашлянья и ойканья.

— Вы благородный человек, маэстро Лампль, — с чувством сказала я. — Не каждый поступил бы так на вашем месте. А что же Мэйз? Где она сейчас?

Маэстро пожал плечами.

— Дома, полагаю. Мы поженились. У нас шестеро дочерей, младшие сейчас вернутся в мастерскую после чаепития. К осени ждём прибавления семейства… Знаете… так внезапно, после стольких лет… надеемся, это будет мальчик.

— О-о-о… — умилилась я. — Это же настоящая любовь, маэстро Лампль!

— Да, после рождения третьей дочери я поверил, — сказал маэстро. — До того я полагал, что это чувство долга или жалость. А теперь, леди Данимира, когда ваше любопытство удовлетворено, может, мы перейдём непосредственно к цели вашего визита? Принц Кайлеан скоро вернётся, и хорошо бы нам управиться к тому моменту.

Я расправила плечи, сдвинула пятки и всем видом изобразила полную боевую готовность.

— Конечно-конечно. Что будем делать? Мерки, наверное, не надо снимать? Вся предоставленная одежда сидит идеально. Но вы же сами видите, — я провела рукой по своему нефритовому платью.

— Да, все измерения уже произведены и дополнительных не требуется. — Он махнул, на миг возникло и исчезло ненавистное изображение в вытянутых рейтузах и с копной спутанных волос. (Я скрипнула зубами, заставив себя промолчать.) — Прежде всего нужно определиться с концепцией. Какой вы видите себя на балу? Чего ждёте от этого вечера?

Долго думать не пришлось. После объяснений Кайлеана неизбежность моего присутствия на балу стала очевидной, и некоторые соображения по этому поводу у меня уже имелись. Но я не торопилась излагать их сразу.

— Скажите, а есть ли у вас какие-либо изображения с предыдущих балов? Я бы сперва хотела представить картину в целом. Может, фотографии светской хроники в журналах или что-то вроде того? Что-то же должно оставаться в анналах?

Себастьян Лампль подошёл к застеклённому шкафу, открыл дверцу и взял с полки большой прозрачный кристалл, в сердцевине которого что-то пестрело. Кристалл маэстро поставил на стол в центре мастерской.

— Прошлогодний бал в честь дня рождения короля. Идите-ка сюда, — позвал он. — Надо находиться рядом с видеокамнем. И постарайтесь ничего не трогать. Изображение довольно прочное, но со временем от многочисленных прикосновений может начать портиться.

Я подошла и замерла в ожидании. Маэстро провёл ладонью над кристаллом, что-то над ним произнёс. Пёстрое пятно внутри камня начало увеличиваться, и вдруг вихрь ярких красок вырвался на свободу и закрутился вокруг нас. Мастерская наполнилась музыкой и голосами, слитыми в единый гул. Я изумлённо ахнула, озираясь, — мы стояли в центре бального зала, в толпе мужчин и женщин, одетых в пёстрые наряды. Некоторые стояли группами, некоторые прохаживались. Одна брюнетка, прекрасная как видение, пошла прямо на нас, и я спешно уступила ей дорогу. Когда она проходила, край её лёгкой накидки коснулся моей руки, я уловила тонкий и сладкий аромат духов. Эффект присутствия был полным, я действительно находилась на королевском балу.

— Какая красота! — воскликнула я.

Маэстро скептически дёрнул усами.

— Ну, допустим, не всё здесь такая уж красота. Взять хотя бы творение молодого Сабса. — Он указал на даму в чёрном, хохотавшую неподалёку в компании мужчин.

Я подошла поближе и оглядела её со всех сторон.

На мой взгляд, наряд был роскошный… правда, роскошный… ну, может быть, немного чересчур смелый. На голове дамы красовался эгрет, украшенный длинными чёрными перьями, похожими на страусиные. Перья ниспадали на смуглую, наполовину обнажённую грудь, сквозь красивую полупрозрачную юбку виднелись очертания стройных ног.

Маэстро Лампль тоже подошёл.

— Но ей есть что показать. Почему бы и нет? — философски сказала я. — Может, это у неё такой способ пошалить и повеселиться. А где ещё веселиться, как не на балу.

— Это графиня Амалия Леруан. Ей сто двадцать. Её праправнучке двадцать, и что хуже всего — это всё знают.

— Но женщине столько лет, насколько она выглядит, — вспомнила я вычитанную где-то сентенцию. — А выглядит леди Леруан превосходно. Я бы нипочём не догадалась сколько ей.

— Да, магическая вуаль на графине высочайшего качества. Однако в её положении я бы не стал уповать на сексуальность. Без вуали леди выглядит далеко не так соблазнительно… далеко не так… но огонь всё ещё горит… если вы понимаете о чём я говорю…

— Думаю, что понимаю. Вы про неукротимый дух?

— Именно. Я бы сделал акцент именно на это. Леди Амалия утратила молодость, испугалась и этот испуг постоянно отражается в её туалетах… — Он досадливо поморщился. — Это всегда так понижает класс… надеюсь, вы понимаете. Я бы вернул ей уверенность в себе. Но пришлось отказать графине, количество моих клиентов крайне ограничено. И тогда она обратилась к Эллиану Сабсу, он сотворил это. Допустим, местами недурно… эгрет неплох… но за версту видно — мастер пошёл на поводу у заказчика. — Маэстро глядел на хохочущую Амалию и кривился, будто ел лимон. — Впрочем, я не виню мальчика. Эллиан ещё не научился управлять желаниями клиентов, а натиску графини покорился бы и горный тролль.

— А у вас она была бы в ежовых рукавицах?

Маэстро подмигнул:

— В кроличьих, но таких же надёжных.

Мы посмеялись и оставили леди Амалию наслаждаться обществом джентльменов.

Кружа по залу, я разглядывала диковинные наряды. Похоже, понятие повальной моды здесь отсутствовало, каждый был одет как вздумалось лично ему… я покосилась на маэстро… или — как знать — его портному. Были и вечерние туалеты современного вида, и средневекового, и даже наряды, напоминающие о Востоке — шальвары, накидки, вариации на тему сари. Несколько девушек оделись в кожу с заклёпками и шипами. Немного странновато для бала, но эффектности у таких туалетов было не отнять. Может, это были боевые магини? К своему восторгу я увидала и платья с кринолинами, каждая обладательница такого платья выглядела как сказочная принцесса. Впрочем, мне понравилось практически всё. Немного смущал явный переизбыток обнажённой плоти — разрезы от талии, щедрые декольте, прозрачные ткани и тому подобное… Но обладательницы смелых нарядов все как на подбор обладали эффектной внешностью, должно быть, им очень хотелось похвастаться статями.

Бедный Кайлеан Георгиевич, думала я, как он выносит эти соблазны… или не выносит? Возможно, идея романтической амнезии явилась кому-то из Карагиллейнов на таком же балу.

— Мастера по изготовлению магических вуалей весьма обеспеченные люди, — усмехаясь, сказал маэстро Лампль, заметив, как я хлопаю глазами при виде одной из смелых красавиц. Её потрясающий бюст был упакован в нечто вроде смятого целлофана, который не скрывал почти ничего. — Некоторые здесь потратили состояние, чтобы выглядеть лучше. Например, леди Катриция Каст. — Он кивнул в сторону целлофановой девушки. — Заложила загородное поместье ради этого бала.

Вообще, если маэстро Лампль замечал, что меня что-то заинтересовало, он непременно отпускал замечание. Иногда его комментарии были довольно едкими. Он будто препарировал собравшихся на балу. Мне показалось, что это у него такой метод — под видом непринуждённой беседы изложить клиенту свою позицию, и чувствовалось, что с этой позиции он не сделает ни шагу назад.

Немного устав от яркой роскоши дамских нарядов, я стала разглядывать мужчин. Тут царила такая же эклектика — сборище пиратов и джентльменов.

— Ну как? Составили впечатление? — спросил маэстро, почувствовав, что моё внимание начало рассеиваться.

— Почти. Но я ещё не видела главного. А где же Её Величество? Можно взглянуть на королеву Елену? На ней, кстати, тоже будет магическая вуаль?

Маэстро Лампль укоризненно покачал головой.

— Её Величество не нуждается в ухищрениях. Я же говорил вам про класс.

Он склонил большую голову — уши упали вперёд, произвёл пасс, и окружение сместилось с такой скоростью, что на долю секунды я потеряла равновесие. Перед нами предстало тронное возвышение, похожее на полукруглую сцену. Оба трона пустовали, королевская чета стояла неподалёку. Король держал золотой кубок, Елена положила руку ему на предплечье и что-то говорила.

…Я поднималась по ступеням, пройдя мимо пышечки Луссии, стоявшей у подножия в одиночестве с унылым выражением лица, мимо оживлённой толпы девиц — над толпою возвышалась скучающая физиономия Химериана. (Подошёл бы к Луссии, может, минус на минус дал бы плюс, мелькнула у меня мысль.) Краем глаза я также выхватила Ариэля Аттиуса и магистра Мерлина, они стояли на ступенях и о чём-то оживлённо переговаривались. Но надо сказать, что даже вблизи речь людей оставалась невнятной, наверное, в хронику встроили защиту от прослушивания. В любом случае, всё моё внимание было захвачено королевской четой. Сердце вдруг застучало сильнее, словно изображения могли меня увидеть.

Приблизившись, первым делом я принялась разглядывать не платье Елены.

Отец Кайлеана… темноволосый, темнобородый, длинное загорелое лицо… нос крючковатый, напоминающий орлиный клюв. У Кайлеана эта линия была несколько смягчена материнскими генами, а король очень напоминал хищную птицу. Он стоял, широко расставив ноги. Холодные светлые глаза цепко оглядывали толпу подданных. Георгиан Второй и на балу оставался орлом.

Удивительное дело, увидев в первый раз королеву Елену, я уверилась, что Кайлеан является полным подобием матери, только в мужском варианте. Теперь же я глядела на его отца и видела, каким Кайлеан может стать годы спустя. У них была одна фигура, один разворот широких плеч, одна манера держать голову… характерная осанка, говорящая о том, что весь мир лежит у ног этого человека… неудивительно, что Кайлеану так хотелось собственное королевство… это в крови… это у него в крови… он никогда не откажется…

Усилием воли я отогнала призрак надвигающейся тоски.

Сбоку раздалось покашливание, очень похожее на моё предыдущее. Я вздрогнула.

— Ну и как вам? — спросил Себастьян Лампль.

— Извините, что-то отвлеклась… — я опустила глаза.

— Да, принц Кайлеан имеет много схожего с отцом, — заметил маэстро. — Но вы всё-таки вернитесь к нашей цели. Пора заканчивать, кристаллу вредно так долго проецировать, а Его Высочеству — голодать.

…Разумеется, никаких разрезов и заклёпок. Тёмный переливающийся атлас глубокого винного цвета; свободный крой, с первого взгляда простой, со второго — виртуозный; плечи обнажены так, чтобы оставаться для постороннего взгляда произведением искусства, а не объектом вожделения. Стоило королеве хоть чуть-чуть пошевелиться, атласные блики приходили в движение, на долю секунды обрисовывая линии стройного тела и вновь скрывая их. Да, королева не прогадала, когда не стала отказываться от услуг молодого портного с кроличьей головой.

Я обошла родителей Кайлеана последний раз.

— Теперь я видела всё. Пожалуй, мы можем закончить.

Маэстро Лампль произвёл движение, чудесная картина задрожала, размылась, закрутилась по спирали и скрылась в кристальном хранилище. У меня мелькнула запоздалая мысль, что хорошо бы взглянуть ещё и на наследника Леара, а так же на его супругу, но мы уже снова были в мастерской. Маэстро взглянул на часы, висящие над входом, усадил меня в кресло, сам сел в соседнее и быстро произнёс:

— Леди Данимира, я готов выслушать ваши соображения.

Я тоже машинально взглянула на часы. По-моему, мы с маэстро одинаково считали, что дело лучше решить без присутствия Его Высочества, который может начать давить авторитетом и требовать, чтобы я была «самая-пресамая» и тому подобное.

Я сосредоточилась и произнесла речь:

— Вот этого всего обнажения — не надо. Ходить полуголой в толпе таких же полуголых красавиц будет бессмысленной тратой сил. — Маэстро хотел что-то сказать, но я жестом остановила его. — Знаю, что вы можете смешать сексуальность и элегантность в нужной пропорции. Среди вещей, которые мне принесли, было одно серое платье… такое, со шляпой, помните? Я мерила, оно чудесное. Но у меня есть цель. Не думайте, никакого практического смысла моё желание не имеет. Но я хочу произвести достойное впечатление на родителей Кайлеана. Фривольность здесь только помешает. Возможно, король Георгиан отнесётся к разрезам и вырезам более благосклонно, но тем менее они понравятся королеве. Понимаете, да? И ещё я хочу, чтобы было удобно. Поэтому прошу — поменьше магии. Чтоб не было ощущения, что с меня сейчас всё упадёт. Я всё-таки немножко смущаюсь.

— По вам не скажешь.

Я засмеялась и махнула рукой.

— Это от неизбежности. Да и вообще, не собираюсь портить свой первый и последний королевский бал каким-то там смущением.

Себастьян Лампль смотрел на меня с интересом, чуть склонив большую голову набок. Мне показалось, что ему очень хочется что-то сказать. Но он промолчал.

— Вот такая концепция, — сказала я, разведя руками. — А в остальном доверяю вам полностью и охотно выдаю карт-бланш. И не беспокойтесь насчёт Кайлеана… то есть, принца Кайлеана… на самом деле, я ему нравлюсь любая… он меня всякой видел… но я и тогда ему нравилась. — Вздохнув, я добавила: — Однако это тоже не имеет практического смысла.

После паузы маэстро как-то очень осторожно и очень неопределённо произнёс: — А если вы ошибаетесь?..

Насчёт чего, хотела спросить я, но тут в мастерской возник Кайлеан, и мы замолчали как два заговорщика.

Кайлеан окинул нас внимательным взглядом (мне показалось, он заметил, как скомкался разговор):

— Вы закончили?

— Да-а! — ответили мы хором с интонациями детсадовцев, которых спросили, хорошо ли они себя вели, пока не было воспитателя.

Кайлеан Георгиевич прищурился.

— Наша договорённость соблюдена? — обратился он к маэстро.

— Разумеется, мой принц, — ответил тот с некоторым холодком.

Я посмотрела вопросительно, но маэстро ответил непроницаемым взглядом, учитывая наружность, это ему не составило труда. С официальными интонациями он произнёс:

— Ваше платье, леди Данимира, будет доставлено в день бала, к полудню.

— Без примерки? — Кайлеан нахмурился. — Данимира, ты уверена?

— Полностью доверяю маэстро и не хочу лишний раз отрывать его от дел. Думаю, перед балом у всех хватает забот. Мне и так неудобно, что я свалилась как снег на голову…

Себастьян Лампль склонил голову в знак признательности, но подбородок Его Высочества пошёл вверх.

— Никаких неудобств, — заявил Кайлеан непререкаемым тоном.

Я поспешно сказала:

— Нет-нет, мы обо всём договорились.

Кайлеан помолчал, потом, к моему облегчению, расслабился и безразлично пожал плечами:

— В таком случае мы откланиваемся. Маэстро, всех благ.

Он стремительно подошёл ко мне и за руку поднял из кресла.

Мгновение — и мы перенеслись в город.