Первый урок сегодняшнего учебного дня — история современной Британии. Роулинсон проводит перекличку и раздает наши предыдущие домашние задания.

— Что ты получил? — спрашивает Алекс.

Я смотрю на оценку и даже не могу вспомнить, что это было за задание.

— «B» с минусом, — отвечаю я.

— Тебе повезло, — завистливо говорит он. — Готов поспорить, ты даже не палец о палец не ударил. Я получил только «C», несмотря на то что потратил на это несколько часов.

Фрэнсис на первых партах радостно размахивает листом бумаги.

— У меня снова «A»! — кричит он мне. — А ты что получил, Бен?

Я качаю головой. Он всегда хочет утереть мне нос. Во всем. Разве он не понимает, что мне все равно? Что никому до этого нет дела, даже нашим родителям?

— Мама сказала, что у меня будет игровая приставка PS25, если в течение всего года у меня будет лучшая успеваемость в классе, — громко сообщает Фрэнсис.

Другие ребята закатывают глаза; все давно привыкли.

Роулинсон снисходительно улыбается ему.

— Фрэнсис, этого достаточно. Помни, не все могут учиться так же, как ты. Теперь вернемся к уроку.

Я опускаюсь на стул и смотрю на скучного старого учителя, и тяжелое ощущение тоски в моей груди становится невыносимым.

Как бы они поступили, расскажи я им, что на самом деле думаю? Что бы случилось, если бы я ударил мистера Роулинсона в лицо? Стал бы Стэнли словно тень маячащий сзади, «защищать» меня? Что было бы, опрокинь я этот стол? Или выброси в окно мой стул? Что сказали бы мои одноклассники? Что происходит в их головах? Кто-нибудь еще испытывает те же чувства, что и я? Кто-нибудь из них желает высказать свои мысли вслух?

Урок тянется как всегда. Я слышал все это сто раз. Роулинсон продолжает бубнить свою старую песню, но его голос откатывается от меня, словно волны.

— Отбросы — паразиты общества. — Его тон становится слегка истеричным. — Они не соблюдают гигиену, они разносят микробы и распространяют болезни. Они интеллектуально, морально и эмоционально, да и во всех других отношениях уступают Чистым англичанам. Они едва не уничтожили нашу прекрасную Родину, и они готовы сделать это снова, если появится хотя бы ничтожная возможность.

Он то и дело вскакивает со стула и каждые несколько секунд стучит по столу, дабы подчеркнуть важность своих слов.

— Они отнимали наши рабочие места, они истощали систему здравоохранения, претендовали на наши социальные гранты, что породило огромную волну насилия и преступности.

Он резко прерывается и обводит взглядом класс, оценивая нашу реакцию на его пламенную речь. Увы, одна половина класса смотрит в окно, другая уставилась на свои столы. На заднем ряду, где находится мое место, ребята перешептываются о чем-то своем. Похоже, Роулинсон в этот раз замечает, что его никто не слушает, потому что он встает, выходит на середину классной комнаты и нарочито громко кашляет.

— Гм. Как вы знаете, ваши главные задания необходимо сдать на следующей неделе. Вы должны были посвятить несколько последних недель изучению интересующей вас области. Настало время подытожить ваши исследования и найти нестандартные способы их презентации.

Мое сердце замирает. Я еще не приступал к своему заданию. Ума не приложу, что мне делать.

Джонни Паркер, который сидит за несколько столов от меня, поднимает руку.

— Э-э-э… сэр. Не могли бы вы повторить, что мы должны сделать, пожалуйста? — невинно спрашивает он. — Хочу проверить, включил ли я в исследование все, что нужно.

Остальные хихикают и улыбаются друг другу. По крайней мере, похоже, я не единственный, кто еще не приступал к работе.

Роулинсон кивает.

— Приятно видеть, что вы так серьезно относитесь к заданию, Джонатан. Хорошо, повторяю. Каждый из вас должен подготовить индивидуальную презентацию на тему того или иного аспекта современной истории и его влияния на общество. Вам представилась возможность блеснуть знаниями и изучить то, что вы найдете особенно увлекательным. Как известно, полученная оценка повлияет на итоговый экзамен.

Джонни снова поднимает руку.

— Я не очень понимаю, сэр.

Мы знаем, что он делает. Мы все делали это в течение последних двух лет — морочили мистера Роулинсона, и тот давал волю своему красноречию. Нужно просто время от времени задавать ему вопрос, чтобы он вернулся к своей любимой теме. Наши учебники пусты и бессодержательны, и нам почти не задают писать эссе. Слушать в течение часа монолог Роулинсона об Отбросах — не слишком высокая цена за небольшое развлечение.

Роулинсон вздыхает.

— Ну, возможно, вам захочется взглянуть на историю Чистых, например, рассмотреть законы и традиции современного правительства в отношении Отбросов, а также методы, которые мы разработали, чтобы держать их в узде. Лучшими докладами будут признаны те, в которых содержится не только информация из Сети. Постарайтесь сделать их новаторскими, разнообразными, придать им личный характер. Вдруг у вас будет возможность получить какие-либо сведения из первых рук, воспользоваться достоверными источниками? Почему бы не расспросить ваших бабушек и дедушек? Соседей? Мыслите шире, включите воображение, не ограничивайтесь телевизором. Изучите подшивки старых газет, сходите в музей, посмотрите, что происходит вокруг вас.

Посмотрите, что происходит вокруг вас.

Внезапно мне кое-что приходит в голову. Я точно знаю, что моя работа будет не похожа на другие. Почему я не подумал об этом раньше?

Я поднимаю руку. Все с удивлением смотрят на меня. Всем известно, что из меня трудно вытянуть даже слово.

Болтать — это прерогатива Фрэнсиса. Обычно я держу голову опущенной и стараюсь не привлекать к себе лишнего внимания.

— Бенедикт! — Мистер Раулинсон в восторге. Он вечно пытается заискивать передо мной.

— Могу я посвятить свое эссе цирку? — говорю я. — Ведь он сейчас выступает в нашем городе, не так ли?

Глаза учителя округляются от ужаса.

— Неужели ты хочешь сказать мне, что еще не приступал к заданию? — возмущенно ахает он, как будто я совершил тяжкое преступление.

— Нет, вообще-то, я уже его начал, — отвечаю я. — Моя семья была в цирке вчера вечером. И я изучаю его историю, — добавляю я. Это даже не ложь.

— Нашей матери вручили билеты в ложу для особо важных персон! — выкрикивает Фрэнсис. — Нас даже показывали в новостях!

Все снова вздыхают. Мой брат трещит об этом при первой же возможности: уже показал всем свою видеозапись, отвечал на вопросы: как это было? Тебе удалось увидеть чью-то смерть?

Терпеть не могу, когда он хвастается. Но на этот раз не он, а я пользуюсь высоким положением нашей матери, чтобы заполучить желаемое.

— Если бы я попросил маму, — говорю я Роулинсону, — она могла бы снова сводить меня туда. Возможно, я смог бы взять интервью у некоторых артистов.

— Гм. — Роулинсон внезапно насторожился. — Я бы не советовал вам тратить ваше время на разговоры с ними. Они наговорят вам всякого вздора. Нужно работать с надежными источниками.

— Разве это не может быть интересной темой? — спрашиваю я. — Например, выяснить, как они стали циркачами? Посмотреть, как ими управляют и все такое?

Похоже, мои вопросы поставили мистера Роулинсона в тупик.

— Поговори с родителями, — отвечает он. — Попроси их связаться со мной, если вдруг у них возникнут вопросы. Ты затянул с заданием, Бенедикт. Тебе придется заканчивать его в сжатые сроки, чтобы подготовить все как следует.

Свинцовая тяжесть на дне моего желудка внезапно отступает. Не знаю почему, но мне отчаянно хочется вернуться в цирк. Это похоже на зависимость. Это желание всецело овладело мной и опьяняет меня.

Вдруг мне повезет? И если разыграю все правильно, как и задумал, мне удастся поговорить с некоторыми из циркачей? Я даже смогу поговорить с Хошико.