Когда утром я захожу в столовую, все остальные уже молча завтракают. Фрэнсис, как обычно, уставился в свой телефон, играя в какую-то жестокую игру, кажется, «Убей Отброса» или что-то в этом роде. Отец читает новости на своем планшете, мать просматривает почту.

Когда Прия расставляет тарелки, я пытаюсь поймать ее взгляд, но она не обращает на меня внимания и не улыбается своей тайной, заметной только мне улыбкой.

Мать внезапно насмешливо фыркает. В этом звуке столько презрения, что все мы невольно поворачиваем к ней головы, даже Фрэнсис. Она молча передает свой планшет отцу, и тот просматривает сообщение на экране. Затем усмехается и возвращает девайс.

— Я полагаю, ответ будет отрицательным?

— Конечно, ответ будет отрицательным!

Ее холодные голубые глаза обращены на меня и Фрэнсиса.

— Нам предложили билеты в цирк, — говорит она. — Ложа для особо важных персон. Премьерный показ сегодня вечером.

Я оглядываюсь на Прию. Она стоит в углу, склонив голову. Я не хочу, чтобы она снова сердилась на меня, но и не могу упустить такую возможность.

— Думаю, я бы охотно сходил туда, — осторожно говорю я. Возникает смутное ощущение, что матери не понравились мои слова.

Она смотрит на меня и неодобрительно хмурится.

— Ты на самом деле хочешь полюбоваться на этот биомусор? Понаблюдать за тем, как деградирует эта жалкая кучка Отбросов? — Она насмешливо вскидывает бровь. Есть у нее такая привычка. — Почему именно туда, Бенедикт?

Мне тотчас становится неуютно под ее взглядом.

— В нашей школе все туда идут, — уклончиво отвечаю я, понимая, сколь неубедительно звучит мой ответ, и спешно добавляю: — Думаю, от этого была бы несомненная польза. Неплохо хотя бы раз увидеть, что там происходит. Своего врага нужно знать в лицо, только и всего.

— Хм. Так ты говоришь, что в школе все пойдут? Фрэнсис, что ты скажешь по этому поводу?

Мой брат пожимает плечами.

— Думаю, там будет весело. Особенно если там что-то произойдет, ну, вы понимаете, что я имею в виду. — Его глаза сверкают недобрым блеском. — Я бы с удовольствием посмотрел на это!

Отец резко ставит чашку на стол, расплескивая кофе.

— Даже не думай! — его голос звучит непривычно жестко и решительно.

— Я бы воздержалась от категоричных высказываний, Питер, — заявляет мать. — Не забывай, что на мне лежит руководство партией. Появление на таком важном событии укрепит мой авторитет, что может стать решающим фактором нашей победы.

— Нет! Я не желаю, чтобы ты подвергала риску жизнь мальчиков ради своей репутации!

— Ты говоришь так, будто я иду на это исключительно ради собственного тщеславия. Нет, ради тебя и ради них. Я тружусь на благо всей нашей семьи. Я делаю это для всех нас!

— Ты делаешь это для себя. После того, что случилось, мы договорились, что защитим их, несмотря ни на что.

После того, что случилось. Они всегда повторяют это, когда имеют в виду то происшествие. Как будто мы не в курсе.

Все еще так свежо в моей памяти.

Чья-то рука в толпе… она хватает меня, оттаскивая от родителей. Нож у моего горла. Выстрелы.

— Прошло два года, сейчас все по-другому. Отбросы теперь находятся под жестким контролем.

— Это злит их еще больше, разве ты не понимаешь? А значит, делает очередную попытку вполне вероятной.

— Мы возьмем дополнительную охрану, да и полиция будет рядом. Подумай сам, что они могут сделать?

— Что угодно! Они способны на многое. Зачем подвергать мальчиков опасности?

Ее тон оставался дипломатичным.

— Мы не можем вечно содержать их в тепличных условиях, пойми это, Питер.

— Мы не содержим их в тепличных условиях, мы защищаем их, насколько это возможно. Привести их в гущу толпы диких озлобленных Отбросов — просто глупо. Глупо и опасно. И это не просто Отбросы; это цирк Отбросов. Самых отъявленных негодяев, каких только можно себе представить!

Но мать будто не слышала его.

— Там будут камеры наблюдения и тысячи людей. Потом все напишут об этом в Интернете, — она представила себе результаты посещения цирка, и в уголках ее рта заиграла еле заметная улыбка.

— Мы никуда не пойдем. Я категорически против.

Они склонились вперед, прожигая друг друга взглядом. Мать, как всегда, являет собой истинный символ власти: накрахмаленная белая блузка, дорогой синий жакет, безупречная короткая стрижка на рыжих волосах.

Отцу до нее далеко. Модная рубашка узковата, галстук повязан чуть криво, волосы на макушке заметно поредели.

Я задерживаю дыхание.

Прошло всего несколько секунд, и отец отворачивается.

— Делай, что хочешь. Делай все, что тебе угодно, — в его голосе одновременно слышится раздражение, покорность и признание своего поражения. — Ты все равно поступила бы по-своему!

Легкая победная усмешка возвращается на лицо моей матери.

— Ну, тогда решено. Готовьте свои праздничные наряды, мальчики, — ее голос так и струится сарказмом. — Мы идем в цирк!