Опустив голову и усиленно работая локтями, я проталкиваюсь сквозь толпу к выходу из павильона. Вдруг раздаются чьи-то крики.

— Стой, стой! Он здесь, в палатке!

На улице уже стемнело, но недостаточно, чтобы скрыться в тенях. Мое лицо светится на всех экранах. Толпы людей застыли как вкопанные и таращатся на объявление. Чтобы заполучить эту приятную круглую сумму, им нужно лишь найти меня.

За моей спиной раздаются крики, полицейские свистки, топот. Я едва успеваю нырнуть за дерево, и появляется тот самый культурист в сопровождении толпы охранников.

— Он только что был здесь! — кричит он. — Я его видел, всего секунду назад, здесь, в павильоне!

Их голоса тонут в громе оркестра. Музыканты идут строем по главной дорожке, не замечая всеобщей суматохи. Музыка гремит, не смолкая, сопровождаемая монотонным речитативом. Это те самые зловещие слова, которые я слышал накануне вечером.

Раз за разом повторяя одни и те же слова, музыканты подходят все ближе, а их протяжная декламация становится все громче. В руках у них плакаты с изображением Хошико на канате, а также портреты другой маленькой девочки.

Не исключено, что она сейчас там умирает. Прямо сейчас. Возможно, она уже мертва.

Мне становится дурно. Я разворачиваюсь и стремглав бросаюсь к деревьям. Через несколько минут заскакиваю через пожарный выход в ближайший павильон.