848-й Божественный цикл, 20-й день от рождения соластро, 15-й год истинного Восхождения

Фелис Коройен, канцлер ордена Всеведущего, подчиняющаяся на этой благословенной Богом земле только Адвокату, стояла на носу «Вечной истины». Даже в самом запахе ветра она ощущала злобную ересь.

Галера плавно заходила на веслах в гавань порта Pay лент, свернув парус, чтобы не бороться с порывами берегового ветра. Семидневное плавание служителей Господа, потребовавшее от них силы и мужества, прошло по морю, остававшемуся благословенно спокойным, чтобы быстрее доставить их к месту исполнения работы. От порта Раулент до Вестфаллена четыре дня пути верхом или в карете. Затем начнется очищение, и те, кого еще можно спасти для Бога, будут спасены. А те, кто недостоин спасения, будут вечно плясать с демонами ветра.

На мачте гордо развевался флаг ордена. Его стилизованную букву «О» составляли сомкнутые руки, внутри которых находились распределенные по четырем полям солнце, дерево, конь и обнимающиеся влюбленные. Его цвет — золотой на зеленом — говорил о том, что на борту находится канцлер. Это скоро увидят те, чьи увеличительные трубы направлены на суда, проходящие мимо башни гавани и направляющиеся на причал к глубоководной пристани. Визит канцлера должен почитаться за честь. Если бы только его причина была поводом для радости.

Горны протрубили разрешение войти в гавань. Флаги обозначили причалы для кораблей канцлера. Суматошное движение свидетельствовало о поспешных приготовлениях к тому, чтобы она могла сойти на берег. Пока корабль подходил к причальной стенке, Коройен всматривалась в быстро увеличивающуюся толпу, ища своих представителей. Она отправила двух голубей, находясь в дне пути от берега. Будет неприятно, если они не нашли тех, кому были предназначены.

— Ваша светлость.

Коройен повернулась к Хорсту Веннегуру, первому мечу Всеведущего, командующему всеми ее силами. Он согласился лично обеспечить безопасность суда, который состоится в Вестфаллене. В его распоряжении находилась сотня Доспехов Бога — Третьего легиона Всеведущего. Это были опытные охранники, прекрасно соответствующие непростой задаче. Все всадники умело владели луками, мечами и копьями. Все — преданные воины Бога, поклявшиеся обеспечивать право и истину на Его земле.

— Я не слышала, как ты подошел, Первый.

Веннегур наклонил голову. Немолодой узколицый мужчина с редкими седыми волосами, прилизанными и блестевшими от масла, благоговейно взирал на нее карими глазами. Эти глаза вместе с мягким голосом помогли немалому количеству преступников раскаяться и выдать себя.

— Тишина — это оружие, которое не стоит недооценивать, — отозвался он с улыбкой. — Но я готов носить подкованные сталью сапоги, если вы этого пожелаете.

— Не знаю, что мне было бы страшнее, будь я твоей жертвой: знать, что ты приближаешься, или обернуться и обнаружить тебя рядом, — сказала канцлер. — Ты меня искал?

— Просто чтобы указать вам, кто нас встречает, — объяснил Веннегур.

Коройен рассмеялась.

— Значит, я проиграла в споре о возможностях твоих птиц. Отлично. — Она снова посмотрела в сторону причалов. — И где они?

— Спускаются от главного Дома Масок.

Веннегур указал ей на дом, который стоял в стороне от кипящего жизнью порта, на холме, возвышавшемся над южной бухтой, где расположился рыбачий флот. Канцлер увидела флаги и вымпелы ордена, развевающиеся в рядах небольшой группы всадников с тремя каретами. Именно то, что она просила. Коройен наблюдала за их передвижением, пока «Вечная истина» медленно подходила к причалу. Первый меч стоял подле нее, не снимая руки с рукояти оружия. Еще несколько воинов Доспехов охраняли их с натянутыми луками. Невозможно представить, что в Карадуке будет совершено покушение на ее жизнь, но небрежность всегда непростительна.

Охрана прикрывала ее с боков, пока канцлер спускалась по трапу. Она шла, прижав локти к себе и вытянув ладони в приветствии. Коройен направо и налево улыбалась горожанам, кивая в ответ на молитвы работников, благословляющих ее присутствие. В тридцати шагах дальше во главе колонны их ждала главный глас порта Payлент. Она спешилась и держала коня под уздцы, а усиливающийся ветер закручивал полы одеяния вокруг ее ног. Толпа стояла на почтительном расстоянии, и Коройен услышала, как люди подхватывают молитвенные распевы. Чудесные голоса в провинции, славящейся глубокой набожностью. Однако обладающей гнилой сердцевиной.

— Благословенная канцлер, это несравненная честь! — произнесла глас, опускаясь на одно колено.

Одну руку она прижала ко лбу, вторую опустила на землю, согнув пальцы когтями, символизируя корни в почве. Первый глас растолстела на щедротах, дарованных Богом. Ее круглое лицо было напряжено и покрыто потом.

— Полно, встань, глас Лотерис. Я так давно не приезжала в эту южную жемчужину. Это я должна говорить о чести и радости.

Фелис Коройен вещала в расчете на публику и чувствовала, как от них идут волны благодарной радости. Она взяла липкую и горячую руку Лотерис и поцеловала ее влажный лоб, даруя благословение.

— Я рада, что птицы Веннегура к тебе прилетели, — негромко проговорила она. — Это намного упростит нашу неприятную задачу.

— Все приготовлено, — доложила Лотерис.

— Мы поговорим в моем экипаже, — отозвалась Коройен. Она быстро прикинула, какая часть дня уже прошла. Полдень миновал совсем недавно, и жара стояла сильная, несмотря на ветер. Канцлер обратилась к толпе: — Передайте мое слово. В сумерках я проведу богослужение у Дома Масок. Приходите все, чтобы услышать меня и восславить Бога.

Толпа оживленно загомонила. Коройен жестом пригласила Лотерис сесть в экипаж первой. Как только дверца за ними закрылась, карета развернулась. Сопровождающие криками потребовали очистить дорогу. Веннегур сам позаботится о себе и остальной делегации из гласов и воинов. Этот надежнейший человек никогда ее не подводил.

— Я приготовила для вас комнаты на моей вилле, — сказала Лотерис. — Ваши люди могут разбить лагерь или устроиться на постой в порту. Как вы пожелаете?

— Нет. Как только служба закончится, я сяду с вами и депутацией за церемониальный обед, после чего мы отправимся в Вестфаллен. И прежде чем ты задашь мне неизбежные вопросы, ответь: как насчет моих пожеланий?

— Я расположила воинов на дорогах в Вестфаллен, Кирандон и еще двух мелких путях. Те, кого мы заподозрим в перевозке вестей, будут задержаны.

— Почтовые голуби?

— Делается все возможное. Я разместила наблюдателей на чердаках и соколиных охотников вдоль дорог. По меньшей мере мы увидим, посланы ли птицы, но мы оказываем давление, чтобы сообщения были задержаны хотя бы на день.

— Хорошо. У тебя есть известия об Арване Васселисе?

— По нашим сведениям, он в Кирандоне, хотя его жена и сын могут еще оставаться в Вестфаллене. Это любимое место отдыха всей семьи. Но точных сведений у меня нет.

— Интересно, — проговорила Коройен, оценивая благоприятные возможности. — И там мы его оставим, по крайней мере пока. Этой ситуацией надо заниматься в нужной последовательности. Лучше, чтобы поначалу он отсутствовал. Хорошо.

— И тем не менее проблемы есть, — продолжала Лотерис. — Дорогу на Вестфаллен бдительно охраняют. По слухам, это постоянные учения на случай эпидемии скота, но, на мой взгляд, они идут слишком давно, чтобы этот предлог оставался убедительным.

— За моей спиной — сотня Доспехов Бога, глас Лотерис. Дорожные посты для нас не преграда.

— Канцлер, я должна спросить. Все это так неожиданно, хоть я и выполнила все просьбы, которые содержались в ваших посланиях. Что произошло в Вестфаллене? И почему в этом участвует маршал Васселис?

Коройен кивнула.

— Как зовут чтеца в Вестфаллене?

— Элса Геран, мой канцлер.

— И ты ее когда-нибудь видела или слышала, чтобы она произнесла хоть слово?

— Нет, — ответила Лотерис, хмуря брови.

— И, несомненно, когда ты говоришь с первым гласом Кирандона, ты понимаешь, что у него те же проблемы — он тоже ничего о ней не знает.

Лотерис кивнула.

— Это так, насколько я помню, но…

— Тогда призови к себе Бога и выслушай то, что я тебе расскажу. Это урок, который показывает, почему никогда нельзя терять бдительность. В этой прекраснейшей стране вершится зло, и оно так близко, что, кажется, к нему можно прикоснуться.

К тому моменту, когда они достигли Дома Масок, расплывшееся лицо Лотерис было багровым и злым.

* * *

Это произошло с каждым из них по очереди, и для Ступеней Восхождения наступили долгие и мрачные дни. Это так не вязалось с радостным солнцем, заливавшим Божью землю. Посевы созревали, на деревьях наливались плоды, молодые животные крепли и росли. Даже косяки рыб, казалось, становились все более многочисленными и стремились попасть в сети, как только их закидывали.

Во всех отношениях этот сезон соластро был благословенным. Вестфаллен нежился на солнце, овеваемый морским бризом. Погода наладилась надолго, в этом Ардол Кессиан не сомневался. Торговля была оживленной и доходной, зерно уже продали за хорошую цену задолго до обильного урожая. Народные гуляния и горячие молитвы у Дома Масок расцвечивались улыбками и смехом.

Однако вдали от посторонних глаз и настороженных ушей приезжих — торговцев и просто чужаков — за Восходящих молились. Весь город знал о постигшем их несчастье, и за закрытыми дверями горожане единодушно молили Бога о милости к ним. Доброжелатели постоянно текли к дверям виллы. Там охотно принимали подарки и добрые слова. Никого никогда не прогоняли. Порой поддержка была единственным, что помогало Ступеням не сдаваться.

Эстер не видела этого, она целиком сосредоточилась на Восходящих и почти совсем не спала и не ела. Когда женщина все-таки ложилась отдохнуть, ее мысли были полны ими, и она часто вскрикивала во сне так же громко и испуганно, как они сами, потерявшиеся в той битве, что шла внутри их тел.

Начиная с третьего дня от рождения соластро такое состояние быстро захватило всех четверых. Эстер никак не могла прогнать от себя воспоминания. Трое мальчиков сидели у постели Миррон, глядя, как она извивается, стонет и плачет. Они приложили к ней ладони, пытались успокаивать, но в словах не чувствовалось уверенности, и Эстер ясно прочла на их лицах страх и ожидание. В процессе развития Восходящих все, что происходило с одним, происходило потом и с остальными.

Как печально. Дерзкое юношеское возбуждение и дикие фантазии о том, что скоро они смогут принимать форму дерева, коня или всего, к чему они прикоснутся, рассеялись как дым. Радостное волнение уничтожила страшная неизбежность того, что им предстоит.

Неудивительно, что первым стал Оссакер. Он всегда был очень чутким, и понимание состояния Миррон указало его разуму тот же путь, каким ушла она. Вдобавок при слабом здоровье мальчика приходилось опасаться за его жизнь. Ардуций и Гориан старались поддерживать друг друга в тот день, когда остались вдвоем, пока Ардуций внезапно не упал среди садовой колоннады.

К тому моменту, когда Гориан впал в беспамятство, мальчик уже не боялся, а злился. Он был уверен, что это путь к расширению возможностей и понимания, и чувствовал себя беспомощным, поскольку не мог его контролировать. Кессиан долго разговаривал с ним, однако тот лишь мрачно замкнулся. Гориан был мнительным и начал опасаться, что его способности вот-вот оставят его.

Когда через три дня после Ардуция его стали охватывать болезненно-острые ощущения, Гориан улыбнулся и заплакал от облегчения.

— Но что тебе принесет облегчение сейчас, племянник мой? — прошептала Эстер, убирая влажные волосы с его горячечного лба.

Все Восходящие находились в одной комнате, в дальних помещениях виллы. Здесь издаваемые ими время от времени вопли не могли потревожить жителей Вестфаллена или пробудить подозрения у посторонних. На шестнадцатый день их пребывания в таком состоянии — в борьбе с собой и за пределами помощи человека или Бога — изменений в состоянии подростков не наблюдалось.

В более спокойные периоды, когда их мышцы не были напряжены, а лица — искажены пугающими гримасами, ребят заботами окружающих приводили в порядок и немного поддерживали. Заставляли глотать воду и жидкую пищу, в основном овощи и размоченный хлеб, массируя им горло. Двигали конечности, чтобы уменьшить судороги и предотвратить атрофию. Дженна Кессиан и хирурги установили жесткий режим, и все, кто помогал ухаживать за детьми, изучили его досконально.

— Эстер?

Эстер оглянулась на окликнувшую ее Шелу Хаси. Бедняжка Шела сидела на стуле рядом с кроватью Ардуция. Она не жалела сил больше, чем остальные, и чуть ли не считала себя виновной в состоянии Восходящих. Слова утешения не уменьшали чувство ее вины.

— Извини, просто говорила с Горианом. Не знаю, может, им полезно, чтобы с ними разговаривали.

— Стоит попробовать все, — ответила Шела.

Был конец дня — спокойный период для Восходящих. Их покормили, им поупражняли руки и ноги, переодели в свежее белье. Однако даже когда они не стонали и не бормотали какую-то невнятицу, их забытье было беспокойным — подростки метались на постели и тревожили всех, кто за ними ухаживал. Дженна Кессиан и Андреас Колл ушли, чтобы попробовать отдохнуть. Меера Наравни и Йен Шалк скоро заступят на дежурство.

Мееру и Гвитен Терол трудно было увести от детей. Матери Ардуция и Оссакера тоже очень расстраивались, но они — всего лишь простые жительницы Вестфаллена, имевшие долговременные способности и доверившие своих детей Ступеням Восхождения. Личности отцов навсегда останутся тайной для детей. Им небезопасно знать об этом.

Эстер снова посмотрела на Гориана. Он повернул голову, губы его шевелились, а на подушку стекала нитка слюны. Она не могла даже предположить, где сейчас Гориан, действительно ли он испытывает боль или же просто бредит, потеряв способность управлять разумом и телом. Или мальчик захвачен неконтролируемыми ощущениями, потоком, несущимся сквозь него?

Дверь в комнату, напоенную ароматами трав и цветов, открылась, впуская Кессиана. Он с трудом передвигался. Лицо его осунулось и побледнело, глаза провалились, а лоб постоянно хмурился. Восходящие убивали его не меньше, чем бесконечно долгие годы жизни. С ним пришел Виллем, еще один старик, выглядевший старше своих лет, однако в нем оставались силы, на которые Кессиан полагался, чтобы передвигаться, пока Дженна спит.

Сердце Эстер больно сжалось, и она бросилась к нему.

— Ах, Ардол, тебе надо отдохнуть! Обопрись на меня. Виллем, пододвинь кресло! Ты выглядишь просто изможденным.

— Отдохнуть? — Глаза Ардола влажно блестели, на лице читалось отчаяние. — Как я могу отдыхать? Кто из нас может?

Он перенес руку с плеча Виллема на плечо Эстер и позволил провести его по комнате. На ярко расписанных стенах были изображены животные, цветы и рыбы, от которых до сих пор пахло свежей краской. Палка Кессиана стучала по полу. Эстер попыталась подвести его к креслу, но старик заупрямился.

— Дай мне посмотреть на них. Хочу проверить, нет ли какого-то знака.

Эстер провела его вдоль ряда кроватей. Она почувствовала, как обмякло тело Кессиана, и услышала тихий вздох. И, как во все дни, когда Кессиан навещал Восходящих, по его щекам заструились слезы. Каждый день это было самым тяжелым моментом для тех, кто его сопровождал.

Кессиан стоял у края пропасти. Он опасался, не потеряет ли все то, чему он посвятил свою жизнь. Эти четверо представляли собой его последний шанс увидеть истинного Восходящего! Те, кто родился после них, не выказывали никаких признаков прорыва. Наконец старик позволил Эстер подвести его к креслу, в которое опустился со вздохом безмерной усталости.

— Надо верить, что это часть их роста. Надо верить, что это закончится истинным прорывом и что все виденное нами до этой поры — это только прелюдия, — проговорила Эстер, опускаясь перед ним на колени и кладя ладони на старческие руки.

Кессиан умоляюще посмотрел на нее.

— Когда это закончится? — спросил он обессиленным голосом. — Как можно верить, что это правильно, хорошо и верно? Как может Бог подвергать их такому? Как мы можем быть рядом и ничего не делать?

— Мы ничего не делаем, потому что другого нам и не остается. Мы вступили в область неизведанного и должны сохранять веру. Бог не оставит нас, а мы, Ступени, не оставим тебя. Мы все впали в отчаяние, но мы не должны позволить ему поглотить нас.

Кессиан накрыл ее руки своими.

— Эстер, ты такая сильная! Я хотя бы знаю, что оставляю Ступени в самых хороших руках. — Его взгляд снова переместился в сторону постелей. — Мне так хочется еще раз увидеть, как они улыбаются!

— Ты увидишь не только это. Твое возвращение в землю не настолько близко, и ты прекрасно это знаешь.

В дверь постучали, негромко и вежливо. Шела встала и открыла дверь. Там стояли Кован и Нетта Васселисы. Сын и мать. Он — высок и хорош собой, подобно отцу, а она грациозна и все еще прекрасна. Оба неизменно поддерживали всех в эти ужасные дни. Дни, когда сам маршал задержался в Кирандоне по срочным делам Конкорда перед отъездом в Гленхейл. Они остановились на пороге с охапками цветов из сада.

— Сейчас удобно их навестить? — спросила Нетта.

— По-моему, жена и сын нашего любимого маршала не нуждаются в том, чтобы об этом спрашивать. — Эстер встала на ноги и расправила платье.

— Ты преувеличиваешь нашу важность, Эстер, — улыбнулась Нетта. — И ты понимаешь, что я имела в виду.

— Заходите, — пригласила Эстер. — Вы знаете, что вам всегда рады.

Нетта прошла к ближайшей кровати и остановилась рядом с Шелой, которая снова вернулась к Ардуцию. Кован, не обращая внимания на мальчиков, прошел через всю комнату туда, где сейчас очень тихо лежала Миррон. Он вытащил из вазы вчерашние цветы и неловко запихнул вместо них свежие. Сев на деревянный стул в изголовье ее постели, Кован положил ненужные цветы на пол.

— Никаких перемен? — спросил он, взяв девочку за руку.

— Боюсь, что нет, Кован. — Эстер покачала головой. — Но я уверена, что где-то в глубине души она рада, что ты с ней.

Кован покраснел и улыбнулся. Нетта прошла к Эстер.

— Может быть, вы разрешите мне тоже дежурить здесь, — негромко попросила она. — Вы все выглядите такими усталыми.

— Нет, никак нельзя, — сказал Кессиан, не вставая с кресла. — Этим должны заниматься Ступени, хоть я и не знаю, где бы мы были без вашей поддержки.

— Я понимаю, — отозвалась Нетта. — Но если вы передумаете…

— Вы первая об этом узнаете, — пообещала Эстер. — Но мы каждый день молимся о том, чтобы этот кошмар закончился.

— Мы приходим в Дом Масок каждый рассвет и закат, чтобы сделать то же.

— И там ваше присутствие ценнее всего, — кивнул Кессиан. — То, что вы здесь и публично выражаете свою поддержку, удерживает наших людей с нами.

— Мне очень жаль, что я навлек на вас это. — Голос Кована разнесся по погрузившейся в тишину комнате.

— Не вини себя, — сказал Кессиан. — Мы уже все это обсуждали, Кован. Твоей вины тут нет.

— Я обо всем еще раз подумал, — возразил Кован. — Если бы я не вмешался тогда в саду, то, может быть, она узнала бы немного больше и лучше с этим справилась. У меня такое чувство, что я вызвал начало перемен.

— Перемен? — переспросил Кессиан. — Ты так это рассматриваешь?

— А что еще это может быть? — Юноша пожал плечами. — Не будь это так, нам всем надо было бы опасаться за их жизни, так ведь? И не ждать, когда они придут в себя.

Кессиан негромко засмеялся. Этот звук наполнил Эстер теплом и надеждой.

— Твой ясный взгляд — это благословение, юноша. Но не волнуйся, ты ничего не вызвал. Это, несомненно, совпадение, которое как-то связано с их возрастом и той ступенью развития, которой они достигли. В конце концов, если б причина была в тебе, как ты вообразил, то почему остальные трое тоже изменились?

— Мы знаем так мало, — призналась Эстер. — Гориан описал многое, но он не увидел такого ни в ком из своих объектов и в себе тоже. Это не имеет аналогий в нашей жизни.

— Не знаю. Совпадение, случайность или судьба. Различия очень невелики. — Кован посмотрел на них с сомнением.

Эстер повернулась к Нетте и прошептала:

— Он настоящий мыслитель, верно?

— У него острый ум, хотя пока он и разменивается на мелочи, — отозвалась Нетта, излучая гордость.

— Он станет прекрасным маршалом, когда будет призван, — заявил Кессиан.

Они ненадолго замолчали, глядя, как Кован что-то негромко говорит Миррон, промокая ей лоб тряпицей, смоченной в душистой воде.

— Знаете, он ходит по саду и ждет, когда можно будет снова сюда прийти, — сказала Нетта спустя какое-то время.

— Он знает, что никогда не сможет быть отцом ее детей? — тихо, почти шепотом спросил Кессиан.

— Мы говорили с ним, но ему ведь семнадцать, Ардол. Какое ему дело до требований Восхождения? Он считает, что сможет изменить все, что захочет. Но он поймет, когда станет старше.

— Бедный паренек, — проговорила Эстер. — Запретная любовь.

— Не тревожьтесь о нем, — сказала Нетта. — Он видит это иначе. А когда его увлечение пройдет, у нее останется близкий друг, который будет понимать Восхождение лучше, чем кто бы то ни было вне Вестфаллена. В будущем это может оказаться бесценным.

Эстер наблюдала за Кованом. Его лицо было полно юношеской страсти к Миррон. Она не могла согласиться с Неттой — по крайней мере с тем, как та смотрела на будущее. Ей казалась, что эта любовь не сможет легко угаснуть. Прошло какое-то время, прежде чем она поняла, что видит! Кован негромко говорил с Миррон, приблизив к ней лицо и обхватив ее руку обеими ладонями. Свободная рука Миррон сонно приподнялась с постели, и ее пальцы погладили его лицо. Юноша тихо засмеялся.

— Что ты тут делаешь? — спросила девочка ясным и ровным голосом.

— Привет, красавица, — выговорил он.

Эстер и Шела уже бежали к постели Миррон. Нетта задержалась, чтобы помочь Кессиану встать. Он хрипло крикнул, чтобы кто-нибудь пошел за Гвитен. У Миррон был недоумевающий вид. Она продолжала глядеть на Кована, чья улыбка могла осветить самую темную ночь. Потом девочка перевела взгляд на Эстер. Ее лоб прорезали морщины.

Эстер присмотрелась к ней.

— Твои глаза! — невольно воскликнула она. — Как красиво!

И это было так. Казалось, они сияют, и они менялись, отражая все цвета радуги. Выглядело совершенно необычайно.

— Что происходит? — спросила Миррон.

Она огляделась и явно встревожилась, заметив, что находится не у себя в комнате и что справа от нее лежат все три мальчика.

— Помнишь, что случилось, когда ты в последний раз проснулась? — спросил Кессиан, останавливаясь в изножье кровати.

— Я… Почему мы все оказались здесь? Что с нами случилось?

— Сейчас… Ответь отцу, — попросила Эстер.

— Я не могла прекратить это, — сказала Миррон. — Оно не уходило и затопило меня. Ты ведь там был, ты должен был видеть.

— Мы видели, — подтвердил Кессиан. — А ты помнишь, что с тобой происходило с тех пор?

— Я просто спала. И сейчас я чувствую себя хорошо. — Миррон тихо засмеялась.

— Все не так просто. — Тон Кессиана заставил ее прерваться. — Ты потеряла сознание третьего. Сегодня двадцатое.

У нее открылся рот. Помолчав секунду, девочка потрясение выговорила:

— Семнадцать дней?!

Кессиан кивнул.

— И твои братья продолжают страдать. Ты страдала, Миррон? Что ты помнишь?

Миррон снова посмотрела на остальных Восходящих и покачала головой.

— Я просто научилась это прекращать. Нет, я не то сказала. Оно не прекращается. Я хочу сказать, что научилась этим управлять, как огнем и дождем, как я уже умела. Но мне казалось, что прошло очень немного времени. Семнадцать дней? А что у меня с глазами?

— Мы сейчас принесем тебе зеркало, — пообещал Кессиан. — Ответь мне, что ты сейчас чувствуешь?

Миррон замолчала и задумалась. Теплое желтое сияние промелькнуло по ее радужке, сменившись мягким пульсирующим голубым светом.

— Я чувствую все, как тепло, вот здесь. — Она прикоснулась к своему животу. — И здесь. — Теперь она дотронулась до головы. А потом отняла руку у Кована и подняла обе кисти вверх, шевеля пальцами. Девочка посмотрела прямо на Кессиана. — И я могу держать все здесь. Все целиком.