848-й Божественный цикл, 39-й день от рождения соластро, 15-й год истинного Восхождения

Ардуция вышвырнуло из койки так, что он ударился о противоположную стену. Он быстро оглядел себя. Ему повезло. Переломов не оказалось, хотя синяки останутся. Позже Оссакер им займется. Конечно, если они не потонут. В каюте царил мрак, свеча давно упала и потухла. Ардуций тряхнул головой и открыл свой разум энергии, которая кипела вокруг него. На него словно обрушился водопад холодной воды, сметающий все на своем пути.

Мальчик видел энергетические карты Гориана и Оссакера с поразительной четкостью. Оба сидели на койках, цепляясь за их края и пробуя силу, которая грохотала вокруг них. За стенами крошечной каюты, вне корабля, бесновался шторм, принесшийся с юго-востока именно тогда, когда предсказывал Ардуций, и быстро их нагнал. Ураган представлялся ему пылающим желтовато-белым светом, он свивался в кольца, кружился и выплевывал нити и лоскуты энергии, обладавшие громадной мощью, но почти мгновенно распадавшиеся.

Ардуций ощущал его приближение как все нараставший груз у себя на плечах. Другие Восходящие тоже его почувствовали, хотя не так остро и не так рано. Он понятия не имел, собралась ли Патония приблизиться к берегу, но происходящее ему не нравилось. Расширив границы сознания, мальчик все равно не мог ощутить поблизости ровных импульсов суши, хотя, возможно, это объяснялось тем, что шторм затмевал все остальное.

— Поразительно! — прошептал Гориан.

— Меня тошнит, — сказал Оссакер.

— Какая неожиданность! — воскликнул Гориан.

После недолгого всплеска стыда, который он испытал в тот день, когда ослепил такелажника, Гориан быстро стал прежним. Ардуций вспомнил, как заплакал, когда услышал, как Гориан в молитве просит отца Кессиана простить его.

— Заткнитесь оба! Я пытаюсь сосредоточиться.

— А в чем дело?

— Он становится сильнее. Разве ты не видишь, как энергия срывается с неба? — Ардуций это чувствовал. Это было похоже на воду, которая уходит в отверстие ванны. Воронка свивалась в сердце урагана. — Ох, нет!

— Куда ты? — спросил Оссакер.

Ардуций оперся о стену, когда очередная волна качнула их с борта на борт. Мешанина из вещей поехала по полу, и чья-то голова громко стукнулась о дерево. Гориан хмыкнул.

— Приближается сильный ветер. Очень сильный. Я хочу предупредить Патонию. Надо плыть навстречу шторму.

— Тебе нельзя выходить! — напомнил ему Оссакер.

— Я предпочту быть выпоротым, а не потонувшим. Оставайтесь здесь.

Дверь с треском открылась. На пороге стояли Патония с матросом, который держал фонарь. Они были мокрыми с ног до головы. Капитан сгребла Ардуция за ворот ночной сорочки.

— Идем со мной.

— Осторожнее! — запротестовал тот.

Она подтянула его к себе, лицом к лицу.

— Заткнись, ведьменок! Пора доказать мне, что от тебя в этом мире есть какая-то польза.

Патония быстро протащила его по резко кренящемуся с борта на борт кораблю, мимо гребцов, которые пытались заставить корабль двигаться. Здесь царила какофония криков, скрипа и хриплого дыхания, к которым примешивались страх и удары волн о дерево. Вода хлестала по палубе и хлюпала на настиле под ногами. Никто не пытался ее вычерпывать. Ардуций ощутил груз усилий гребцов как нечто плотное, как стену упрямой решимости, составленную из волевой энергии напряженных тел моряков.

Он проковылял вверх по кормовому трапу, когда корабль как раз ринулся в утробу волны. Чьи-то руки выдернули Ардуция из люка прямо в шторм. На открытой палубе мир представлял собой вздымающийся мрак. Море под ними качалось и собирало силы, чтобы броситься на крошечный кораблик, который был одинок в этой тьме. Ардуций увидел пену на волнах, а тучи над ними шли так низко, что, казалось, до них можно дотронуться.

Он ухватился за поручень, шире расставил босые ноги на промокшей скользкой палубе и посмотрел вперед. Там никого не было. Спущенный свернутый парус шлепал по мачте. Трое мужчин прилагали все силы, чтобы удержать румпель прямо. Корабль обгонял шторм, в то время как дождь хлестал почти горизонтально. Полоса молнии разорвала ночь, открыв Ардуцию пугающую картину океана — он был покрыт белыми гривами и вздымался высоко над ним.

Освобожденная молнией энергия ударила как тяжелая пощечина. Ардуций повернулся к Патонии. Их головы почти соприкасались.

— Чего вы от меня ждете? — выкрикнул он. Ветер рвал его слова в клочья.

— Ты почувствовал это! — проорала она в ответ. — Теперь скажи, куда ураган движется. Когда он нас минует. — Капитан помолчала. — Скажи, куда мне вести корабль.

Ардуций знал ответ.

— Надо повернуться и идти навстречу шторму.

— Я не могу повернуться. Если волна ударит нам в борт, мы опрокинемся. Надо плыть вперед.

Ардуций покачал головой. Он не знал, откуда у него это знание, но видел мысленные картины.

— Волны нас потопят, если мы не будем идти им навстречу.

Капитан пристально посмотрела на него.

— Значит, мы погибнем. Посмотри, какое волнение! Мы не сможем развернуться.

Ардуций ощутил мощь вверху и внизу. Сталкивались поразительные силы природы. А его разум был оазисом спокойствия, где они могли отдохнуть.

— Подожди. Приведи сюда остальных, — сказал он. Патония нахмурилась. — Пожалуйста, вы должны мне поверить.

Корабль рухнул с гребня волны и ударился о ее основание. Весь корпус содрогнулся. По палубе полетело дерево, остатки расколовшейся лопасти весла.

— Что вам терять?

Капитан скрипнула зубами и кивнула.

Восходящие не испытывали страха, они встали на коленях на корме, образовав круг. Испуганные матросы сгрудились вокруг них, не давая скользить по палубе, когда корабль вздымался и резко проваливался вниз. Патония стояла у руля и наблюдала за ними. Ардуций видел, как ее губы произносят молитвы, а ладони на груди складываются в символ Всеведущего.

Восходящие положили руки друг другу на плечи, чтобы оставаться рядом, и сдвинули головы, слушая Ардуция.

— Почувствуйте шторм. Не обращайте внимания на силы воды, которая им питается. Примите его в себя. Пропустите его сквозь ваши тела и верните в небо. Скажите мне, что можете это сделать.

Они по очереди кивнули, и Ардуций мысленно увидел, что круг замкнут. Объединив свои тела с помощью окружавших их линий жизни, Восходящие стали единым целым с ураганом.

— Гориан, ты хотел знать, как будет ощущаться призыв бури? Запомни эту ночь.

Они по-прежнему могли только мечтать о том, чтобы создать такую мощь из слабых энергий ветра и солнца в безоблачный день. Но, познав масштабы шторма, Ардуций и Восходящие поняли, что когда-нибудь станут на это способны. Внутри себя они не ощущали его неуправляемым.

— Мысленно пригладьте карту энергии, — сказал Ардуций. — Оттолкните ее совсем чуть-чуть.

Результат последовал мгновенно. Восходящие изменили природу энергетического кольца, которое их окружало. Скрученные, распухающие спирали и пики расправлялись в объединенном сознании и проходили сквозь их тела, словно они свивали шерсть в нить.

Ветер над их головами стих. Дождь перестал хлестать по телам. Ардуций смутно услышал потрясенные крики вокруг и неуверенные шаги.

— Хорошо, — произнес он. — Теперь оттолкните сильнее. Используйте дикую энергию, чтобы создать затишье, и не разрывайте круга. Осторожнее. Нам надо все сделать правильно с первой попытки.

В этот момент Ардуций понял, как далеко они ушли за годы, которые отделяли их от первого прорыва, и те немногие дни, миновавшие со времени прорыва полного. Их разум и тело стали намного сильнее. У них резко увеличилась способность принимать энергию и манипулировать ею в намного большем масштабе, чем прежде.

Действуя вместе, Восходящие расширили пузырь сглаженной энергии. Они распространили его до бортов корабля, а потом и на пространство вокруг него. В их сознании пузырь выглядел как плоский нейтральный круг с изрезанными краями. Со всех сторон его окружали столкновения белого и черного, представлявшие собой ураган, бушевавший снаружи.

Океан под ними успокоился. Но не до конца. Ритмы волн, находящихся за пределами контроля Восходящих, уходили далеко в глубину. Ураган ослаб до резкого ветра, и дождь стал падать отвесно. Ардуций улыбнулся. Их разум оставался твердым, но трата сил была огромной: энергия текла из них, питая пузырь и не давая шторму коснуться корабля, и ее затраты соразмерялись с мощью шторма.

— Поворачивайте корабль, капитан, — велел Ардуций. — Мы не сможем поддерживать это слишком долго.

Тишина, упавшая на «Гордость Кирандона», сменилась приказами, ритмичным стуком барабана, работой и песней. Корабль развернулся навстречу урагану и двинулся вперед под радостные крики матросов. Страх придет позже — с возвращением штормового ветра.

* * *

— Они говорят, что это совпадение. Говорят, что Бог проявил к ним милосердие и послал глаз урагана, поэтому мы сумели развернуться, — сказала Патония.

Восходящие и Кован сидели в каюте Миррон. Морщины уже успели исчезнуть с их лиц и рук. Прошло три дня с момента появления урагана, и они вернулись на прежний курс. Ардуций заверил капитана, что в ближайшие десять дней штормов не будет, но все равно она вела корабль достаточно близко к берегам Гестерна, чтобы в случае необходимости найти быстрое укрытие.

— Пусть, если так им спокойнее, — откликнулся Кован.

— Нет, дело совсем не в этом, — покачал головой Оссакер. — Мы их спасли. Это мы сделали возможным поворот корабля.

Он смотрел прямо на Патонию, и его незрячие глаза нервировали капитана.

— В следующий раз мы дадим кораблю потонуть, — заявил Гориан. — И пусть Бог спасает их, если сможет.

— И тогда вы потонете вместе с ними, — огрызнулась Патония. — Где твоя голова, парень?

— А ваша где? — парировал он. — Мы не можем утонуть.

Патония воззрилась на него и покачала головой.

— Не хочу с тобой говорить. Ты просто вздорный ребенок.

— Все это не имеет значения, — вмешался Ардуций. — Что думаете вы, капитан?

— Я знаю, что я видела. Как знают те, кто стоял вокруг вас и у румпеля. Я знаю, что ты предсказал шторм, и знаю, что в корпусе был изъян. — Она снова потрясла головой. — И все равно, в глубине души я не могу поверить, что это действительно делаете вы. А команда верить не хочет — и не верит. Я вижу в этом руку Бога, во всем этом. И я скорее готова поверить в совпадение, чем в колдовство.

— Это не колдовство. Это внутри нас, это часть нас, — объяснила Миррон. — Бог действует через нас. Мы делаем то, что делаем, только благодаря Его милости и Его дару. Поймите, мы просто хотим, чтобы нас принимали. Мы хотим быть свободными, чтобы делать добро.

— Не уверена, что твои слова справедливы в отношении всех вас, — ответила Патония, на секунду скосив глаза на Гориана. — Не знаю. У меня в команде взрослые мужчины и женщины, и они боятся четверых детей. Они испытывают и недоверие, и ненависть. Что, по-вашему, я должна делать?

— Позвольте нам доказать вам и вашей команде, что это не совпадение, — попросил Ардуций. — Мы так же можем манипулировать энергиями жизни. Мы сожалеем о том, что сделал Гориан. Но мы можем помочь вашему матросу.

— Я могу сделать так, чтобы он снова видел, — сказал Оссакер. — Я в этом уверен.

— Ты сам не можешь видеть, — беззлобно возразила Патония. — Как ты можешь вылечить другого?

— Разрешите ему показать вам это, — предложила Миррон.

— Антус не позволил бы никому из вас подойти к нему и на милю, будь у него выбор. Все такелажники хотели бы, чтобы вас выбросили за борт. И даже если вы не можете утонуть, то определенно можете умереть с голода, так что не надо на меня давить.

— Пожалуйста! — попросил Оссакер. — Вы должны разрешить мне попробовать. Мои глазные нервы погибли, и я никогда не буду видеть. Но у него нервы всего лишь обожжены так, что по ним не может течь энергия жизни. Я могу залечить ожоги внутри и убрать шрамы. И тогда он снова сможет видеть.

— Я понятия не имею, о чем ты говоришь. Откуда тебе знать, что у него с глазами?

— Я угадываю, и это у меня хорошо получается. Пожалуйста, капитан!

Патония обратилась к Ардуцию.

— Если он причинит Антусу новую боль, то я ничего не смогу сделать, чтобы спасти кого-то из вас, ты это понимаешь?

— Конечно.

— Тогда я поговорю с ним. — По ее губам пробежала едва заметная улыбка. — Ему терять нечего, так?

В тот же день Ардуций сопровождал Оссакера в лазарет. Оссакер мог бы пойти туда и один, используя линии жизни в воздухе, но капитан сочла это неразумным. Территория, отданная хирургу, представляла собой стол и сундуки, прикрепленные к полу. Все это занавеской отделялось от гамаков, в которых отдыхали матросы, чья вахта закончилась. Воняло высохшей кровью и сладкими лекарственными настоями. Ардуций не смог сосчитать гамаки, которые были в три уровня подвешены к балкам. На полу также лежали матрасы, свертки и узлы с личными вещами. А он еще считал, что их временное жилье тесное и плохо обставлено! У этих людей вообще ничего не было.

Поход внутрь корабля опечалил Ардуция, хотя Гориан на его месте раздулся бы от гордости. Матросы, которых они встречали по дороге, шарахались в стороны. Они осеняли себя знамениями и бормотали слова оберегающих молитв. Ардуций заметил на их шеях талисманы и амулеты, которых прежде не было. И он слышал, как они плевали на палубу за их спинами и растирали плевки ногами. Это разбило бы сердце отцу Кессиану.

За занавеску их провел сам хирург — женщина с непропорционально коротким телом, длинными руками и ногами и сильными кистями рук с удлиненными пальцами. Наверное, для хирурга это было плюсом. Ардуций не мог понять, какого она роста, потому что в этом тесном помещении она горбилась. Кожа у нее была очень светлой, и ему показалось, что он различил пушок на лице и на тыльной стороне рук. Заметив, что беззастенчиво пялится на нее, Ардуций покраснел. Женщина рассмеялась — жесткие звуки зарождались глубоко в ее горле. А потом она заговорила, и ее голос напомнил скрежет камнепада.

— Ты никогда не видел кого-нибудь, похожего на меня, юнец? — спросила она.

— Извините, — отозвался он. — Я не хотел…

— Я — Торрес из Карка.

Ардуций изумился.

— Это они, да? — спросил Антус. От страха голос у него стал слишком высоким.

— Да, — ответила Торрес, избавив Ардуция от необходимости говорить. — Но я полагаю, что тревожиться не о чем.

Она знаком пригласила Восходящих пройти дальше. Антус сидел на табуретке у стола. На глазах у него лежала повязка, а руками он вцепился в сиденье с такой силой, что костяшки пальцев побелели.

— Кто здесь? — Антус беспомощно крутил головой.

— Меня зовут Оссакер. Я тоже слепой.

— Не приближайся ко мне! Слепой ты или нет, но глаза у тебя все время меняют цвет. Это неправильно. У меня тоже будут такие, если ты меня вылечишь?

— Нет, — ответил Оссакер. — Такие глаза только у нас.

— Торрес?

— Да, Антус, говори.

— Я ведь и сам поправлюсь, правда? Со временем?

— Не думаю. Ты даже не отличаешь свет от темноты. Я тебе помочь не могу. — Антус молчал. — Дай этим юнцам попробовать. Разве тебе хочется провести остаток жизни во тьме? И на берегу?

Антус покачал головой.

— Только не сделай мне хуже.

Оссакер счел это разрешением. Ардуций наблюдал за ним. Его чуткие пальцы вытянулись вперед. Торрес завороженно смотрела, облизывая губы в предвкушении чуда.

— Я прижму пальцы к повязке над твоими глазами, — сказал Оссакер. — Ты почувствуешь тепло. Может, покалывание. Если будет больно, скажи мне.

— Это нехорошо. — Антус тяжело задышал.

— Нехорошо то, что с тобой сделал Гориан. А это вернет все к тому, как оно должно быть.

Пальцы Оссакера прикоснулись к повязке, и Антус вздрогнул всем телом.

— Все в порядке. Постарайся успокоиться.

— Успокоиться? Ну уж нет!

— Я все сделаю быстро. Чувствуете тепло?

— Нет, только зуд. В голове. Заставь его утихнуть.

— Утихнет. Еще немного.

Торрес прошептала Ардуцию на ухо:

— Что происходит, юнец?

— Оссакер определит места, где линии энергии блокированы, и он устранит преграду, проведя сквозь нее немного своей собственной энергии. Это уберет шрамы в глазах и позволит собственным линиям Антуса замкнуть круг, так что он снова будет видеть.

— Он не будет ничего резать?

— Он даже не сдвинет повязки.

— Сделано, — объявил Оссакер.

— Ничего ты не сделал! — презрительно сказал Антус.

— Не открывай глаза! — приказала Торрес, быстро подходя к нему и кладя ладонь на повязку. — Выключи фонарь, юнец. — Она начала развязывать бинты. Они были обернуты в пару слоев, потом открылись мягкие подушечки, пропитанные бальзамом. Хирург сняла подушечки. Антус ахнул. Его руки поднялись, глаза под веками начали двигаться. — Не открывай. Дай я тебя вытру. — Она стерла небольшое количество выделений, которые склеили ему веки. — Так. А теперь закрой их ладонью. И медленно открой.

— Я вижу свет! — пробормотал Антус, но в его голосе не было радости.

— Интересно, — пробормотала Торрес — Поразительно.

— Вас это не пугает? — спросил Ардуций.

Торрес рассмеялась.

— А с чего мне пугаться? Я — карку. Я родилась среди чудес.

Ардуций снова посмотрел на Антуса. Его глаза были открыты, но он щурился от света даже в полутьме кубрика. Он ощупывал пальцами лицо около глаз.

— Боль вокруг глазниц пройдет, — сказал Оссакер. — Вы должны видеть не хуже, чем раньше.

Антус содрогнулся от позыва к рвоте. Ардуций увидел, что такелажника трясет.

— Убирайтесь! — закричал он. — Никто не может делать такое! Ни один мужчина. Ни одна женщина. Я проклят! Меня коснулись. Это дьявольское зрение!

Торрес подбежала, чтобы не позволить ему выцарапать себе глаза. Ее сильные руки стиснули Антуса, и женщина зашептала успокаивающие слова. Оссакер попятился. Ардуций подхватил его.

— Я помог ему, — проговорил Оссакер дрожащим голосом. — Я помог ему видеть.

— Вам лучше уйти, юнцы, — велела Торрес, крепко держа извивающегося Антуса. — Он передумает. И может, вам тоже стоит передумать. Люди будут сторониться того, чем вы обладаете. Это слишком иное, а люди легко пугаются. Старайтесь по возможности скрывать, кто вы. Эстория не готова принять вас. И возможно, никогда не будет готова. — Она печально улыбнулась. — Мне жаль вас. Я знаю, чем вам хотелось бы стать.

Ардуций провел Оссакера мимо подозрительно глядящих в их сторону матросов. Они вышли на палубу, обходя места гребцов. Вслед им неслись вопли Антуса. Он выкрикивал угрозы в адрес Оссакера, вернувшего ему зрение, и утверждал, что проклят. Сам Оссакер готов был расплакаться, так что Ардуций поспешно отвел его в каюту Миррон и позвал туда Кована и Гориана. Не успел он рассказать им, что произошло, как начались крики.

— Почему они кричат теперь? Теперь, когда мы его вылечили? А не тогда, когда Гориан его искалечил? — спросила Миррон.

— До этого они могли себя обманывать, — объяснил Кован. — Даже то, что сделал Гориан, могло быть случайностью: он выколол ему глаза или сделал что-то подобное. А теперь… теперь все поставлены перед фактом. Он не мог видеть, а теперь может.

Снаружи донесся громкий стук. Кован обнажил меч и отпихнул Восходящих себе за спину. Гориан встал рядом с ним.

— Я не стану колебаться, — сказал он.

Кован взглянул на него.

— А я не стану тебя просить.

— Чем больше добра мы делаем, тем сильнее они нас ненавидят, — прошептал Оссакер.

Он сидел на койке. Ардуций расположился рядом с ним. Миррон встала позади, не зная, куда себя девать.

— Вам следует чаще меня слушать, так ведь? — сказал Гориан. — Прекратите скулить. Не будьте слабаками.

— Ты не слышал ненависти в его голосе, — вновь шепотом произнес Оссакер. — Он считает меня злом.

— Значит, нам придется защищаться от этих неверующих, — заявил Гориан. — Мы можем это сделать. У нас есть сила, какая им и не снилась.

— Нельзя так думать, Гориан, — возразил Ардуций. Он закрыл глаза, услышав слова Гориана, но цеплялся за надежду, что они были произнесены из-за страха, и только. — Просто из-за того, что они не понимают, еще нельзя…

В дверь с силой ударили. Миррон пронзительно закричала. Гориан отскочил назад. Громкий голос женщины перекрыл шум. Патония. Они не могли понять, что происходит. Не слышно было, что именно она говорит, но ответы звучали жестко и гневно. Похоже, что она берет верх. А потом — еще один голос. Издалека, возможно, с верхней палубы. И все замолчали. Восходящие услышали топот бегущих ног и шаги по ступеням трапа.

Все были слишком напуганы, чтобы что-то говорить. Каждый настороженно пытался уловить, что происходит. Восходящие напрягали сознание, пытаясь ощутить какие-то подсказки в линиях, которые проходили в воздухе.

— Приближаются еще жизни, — сказал Гориан.

— Над морем или под ним? У меня не получается определить.

— Над морем. Наверное, еще корабли.

— Что нам делать? — спросил Оссакер.

— Ждать, — ответил Кован. — Патония не собирается нас выдавать, а команда не пойдет на бунт. Против нее — нет. Меня тревожит вопрос, кто к нам приближается. Мне не нравится эта тишина.

— А кто, по-твоему, это может быть?

На палубе началась бешеная деятельность. Судя по звукам, спускали парус. И вскоре они услышали шум, который ни с чем нельзя было спутать: рокот поднимаемых весел.

— Ну, кто бы это ни был, он хочет прийти и поздороваться, — проговорил Оссакер, стараясь, чтобы это получилось бодро. — Как вы думаете, у нас там найдутся друзья?

Даже Гориан рассмеялся.

— Только если дельфины научились ходить под парусом.

Смех вышел слишком громким, так что Кован шикнул на Восходящих. Они слышали незнакомые голоса, доносившиеся издали. Потом глухой удар — спущенные сходни. Снова топот ног. Решительный, мерный. Множества ног. Ардуций почувствовал, как у него по позвоночнику растекается холод, и с ужасом осознал свою полную беспомощность. Ну, не совсем полную…

— Приготовься, — сказал Кован Гориану. — И вы все. Мне очень жаль, если это звучит плохо… Но это может оказаться орден.

— Они нас предали, да? — спросил Ардуций.

— Люди моего отца! — Кован сжал губы.

Шаги приближались. Тяжелые сапоги стучали по доскам. Ручка повернулась, и дверь открылась. Мужчина пригнулся под притолокой. Он был высоким. Очень высоким.

— Так-так-так, — проговорил он. — Новое оружие Конкорда. Ну до чего же удачное совпадение! У меня для вас есть дело.

Ардуций не знал, плакать им или смеяться. Перед ними стоял казначей Джеред.