848-й Божественный цикл, 41-й день от вершины соластро, 15-й год истинного Восхождения

На замерзшую землю ложился снег. Хлопья кружились в воздухе, и день переходил в вечерний сумрак. Что ж, погода соответствовала настроению. В Вестфаллене царила тишина, не нарушаемая даже разговорами на форуме. Ветер уныло выл у стены, скрежетал в бойницах и рукоятях катапульт, хлопал висевшим на флагштоке флагом Карадука.

Арван Васселис посмотрел на поля перед городом и распрямился. Доспехи Бога приближались. Полный легион с пятью тысячами пехоты и кавалерии. Волы тащили повозки с катапультами и баллистами. На сотнях древков развевались штандарты и вымпелы Всеведущего.

И возглавлял их Хорст Веннегур, первый меч Всеведущего. Он явился, чтобы закончить дело, начатое им еще тогда, когда генастро согревал землю, а Ардол Кессиан был жив. Карадукские гвардейцы и левимы наблюдали за подходом войска. Лица под шлемами спокойны и бесстрастны, руки крепко сжимают оружие.

Васселис наблюдал, как легион останавливается и начинает воздвигать укрепленный палаточный лагерь. Как и Лотерис, Веннегур вышел вперед с немногочисленной охраной, чтобы говорить с защитниками города. Но в отличие от нее он обладал силой, способной за несколько часов разрушить Вестфаллен. И первый меч Всеведущего это отлично знал.

— Время позднее, мои воины устали, а у меня нет желания вести с тобой беседу, Васселис, — без предисловий заявил Веннегур. — Ситуация очень простая. Завтра на рассвете ты сдашься мне со всеми оставшимися в живых Ступенями Восхождения. У меня нет претензий к левимам и гвардии. Они имеют право беспрепятственно уехать. Если ты не сдашься, я разрушу этот симпатичный городок, который ты испортил уродливыми и ненадежными укреплениями. И я убью всех мужчин, женщин и детей, живущих в нем. Я уничтожу всех овец, коров, собак и кошек.

Он повернул коня и уехал.

— Он сможет это сделать? — спросила Эстер, стоявшая рядом с Васселисом. — Мы можем защититься от такой большой армии?

— Нет, — ответил ей Арков. — Эти силы легко нас сметут. Такого мы не ожидали. Мы можем только держаться и молиться о чуде.

Васселис пристально рассматривал лагерь Доспехов Бога.

— В чем, по-твоему, состоит героизм, Арков? — спросил он. Его наполняли противоречивые и неуютные чувства. Маршал отвернулся от врагов и посмотрел на Вестфаллен. Жемчужина Карадука была обречена на жалкое подобие жизни. Горожане ходили, безнадежно сгорбившись, словно приговоренные к смерти. Они все еще не могли смириться, как разительно изменилась их жизнь. Васселис покачал головой. Если он поддастся чувствам, то гнев и возмущение раздавят его.

— В том, чтобы никогда не изменять своим убеждениям. В том, чтобы умереть за то, во что ты веришь и что считаешь необходимым сделать. В том, чтобы не согнуться перед злом.

— Может быть, это романтическое представление об идеале, капитан Арков? — горько усмехнулся Васселис — Это не совсем так, знаешь ли.

Он посмотрел на Эстер и увидел в ее глазах тот же страх, что охватил весь город. И все будет только хуже. Большинство пока даже не видели тех сил, которые выставлены против них.

— В чем дело, Арван? — спросила она.

— Боюсь, что я довел вас до беды, — горько отозвался он.

— Полно, Арван, это на вас не похоже. Мы в таком положении потому, что у нас не было выбора. Если вы собираетесь взять на себя ответственность за то, что случится, то я очень рассержусь. Вы не виноваты. Виноваты орден и канцлер.

Мысли Васселиса прояснились. Он повернулся к капитану.

— Позвольте мне сказать вам, что есть героизм, а что нет. Героизм не в том, чтобы устраивать резню из-за того, что вы слишком упрямы и не желаете свернуть со своего пути. Не в том, чтобы позволить вашим подданным умирать из-за того, что вы почему-то решили, будто они и то место, где они живут, — это одно и то же. Героизм состоит в том, чтобы найти правильный способ спасти всех, кого вы любите, и не изменить своим убеждениям. И для этого не обязательно хорошо владеть мечом. Для этого надо понять, что камни, на которых вы стоите, не главное для вас самих и тех, кого вы любите. И что вы способны защитить их, не пролив ни капли крови.

— Нет, Арван, нет! — Эстер энергично покачала головой. — Вы не поедете туда, чтобы вас убил этот подонок. Я вам этого не позволю. Вестфаллен вам этого не позволит. Пусть мы все напуганы, но мы будем стоять с вами до конца.

— Я это знаю, — ответил Васселис. — Но, проливая кровь мирных людей, я не покрою себя славой. Я не верю в героические поражения, а именно этим все определенно и закончится. Речь идет о сохранении дела и идей. Если мы добьемся этого, мы все будем героями. И кто говорил о том, чтобы ехать туда? Вы неправильно меня поняли, матушка Наравни. У меня нет желания умереть завтра.

Маршал-защитник посмотрел на залив, в котором качались на якорях его корабли.

* * *

Хорст Веннегур стоял на пристани и смотрел на пустой притихший залив. Он мечтал стоять здесь так, чтобы горящие здания Вестфаллена и его еретики согревали ему спину. И чтобы кровь Арвана Васселиса сохла у него на руках.

— Господин первый меч?

Веннегур повернулся к центуриону:

— Ну и?

— Никого, мой господин. Обе виллы абсолютно пусты. И мы обыскали весь город.

Веннегур кивнул и снова перевел взгляд на письмо, которое оставил ему Васселис. Там говорилось, что они уплыли к сердцу Конкорда. Туда, где орден не сможет оказать воздействие на тех, кого преследует.

— Как же ты ошибся, Васселис! — сквозь зубы выплюнул Веннегур. — Даже Адвокат не сможет защитить тебя от суда Всеведущего.

— А теперь вам пора отсюда уходить. У меня здесь еще много дел.

Первый меч обернулся.

— Если бы не приказ Адвоката, ты был бы сообщником и пособником бегства этих еретиков, капитан Арков, — сквозь зубы процедил Веннегур. — Знай, что ты на заметке и за тобой будут следить.

— Как вам угодно, — ответил Арков.

— Этим дело не закончится, — пообещал Веннегур. — Оно никогда не закончится. Когда они вернутся, вернемся и мы. И ни ты, ни Адвокат не сможете их спасти.

* * *

Роберто открыл глаза. Перед ним сидел Дахнишев.

— Как ты себя чувствуешь? — шепотом спросил хирург, словно не осмеливаясь говорить громко.

— Я чувствую…

Роберто прижал ладонь к груди и резко сел. Боли не было. И под рубашкой он не мог нащупать рану.

— Шакаров мне приснился?

— Это был не сон, — отозвался другой голос.

— Что он здесь делает? — спросил Роберто, не желая обращаться к Джереду.

— Я не стану ходить вокруг да около, — заявил Дахнишев. — Посмотри на меня, Роберто.

— Что происходит? — Роберто ощущал растерянность и недоумение — два чувства, которые он больше всего ненавидел.

— Шакаров был здесь. Он пытался тебя убить. И у него это почти получилось.

— Это не входило в его намерения, — покачал головой Роберто. — Он пришел поговорить. Все пошло не так.

— Да уж. — Дахнишев накрыл ладонью руку Роберто. — По всем законам медицины, ты должен был умереть. Он ударил тебя в основание легкого. Рассек вены и артерии. Если бы ты не захлебнулся собственной кровью, то умер бы от кровотечения.

Роберто напрягся и отодвинулся от Дахнишева, ощущая леденящий страх.

— Что вы со мной сделали?

— Большего чуда я в жизни не видел, — медленно сказал Дахнишев. — Этот мальчик заживил тебя, просто наложив на тебя руки и пользуясь своим разумом. Он вернул тебя к жизни, сшив тебя изнутри, Роберто. Даже шрама не осталось!

В палатке были еще люди. Даваров, Неристус, Эридес, Леннарт. Роберто заглянул под рубашку и дотронулся до того места, где в него вошел клинок. Там оказался крошечный болезненный участок, но ни единой отметины.

— Это правда? — спросил он.

— Ты умирал, — ответил Даваров. — Мы не могли этого допустить.

— Если мне пришло время вернуться в объятия Бога, то у вас не было права вмешиваться! — воскликнул Роберто. — Это неестественно.

— Это естественно, — негромко возразил Джеред. — Это так же естественно, как утренний восход солнца.

— Как ты можешь стоять здесь и говорить такое? Ты! Казначей!

— Потому что я открыл глаза. Как и хирург Дахнишев. Ты решил, что Восходящие оскорбляют Бога, и я могу это понять. Одно время я сам думал точно так же. Но они не оскорбляют Бога — они дар Бога. И ты благословен, потому что возможность твоего спасения оказалась рядом.

Роберто нахмурился и обвел взглядом собравшихся в палатке старших командиров. Было очевидно, что все они согласны с Джередом.

— А как может быть иначе? — спросил Дахнишев. — Тебе рано было возвращаться к Богу, потому что именно Он послал тебе этих Восходящих. Как спасителей. Ты можешь себе представить, как бы твоя смерть отразилась на армии? И можешь ли ты представить, как на всех подействует то, что ты остался жив и готов хоть сейчас вступить в бой?

— Они сочтут меня непобедимым, — медленно проговорил Роберто.

Он не смог прогнать возбуждение, охватившее его.

— Ты пережил чуму и удар кинжалом в сердце, — подтвердил его мысли Джеред. — Ты — избранник Бога, Его возлюбленный сын. Подумай о том, как это отразится на власти Адвоката, когда весть распространится. Это именно то, что говорят священные писания: ее власть — воплощение Бога на земле.

— И Бог передал этих Восходящих, этот Дар, на твое попечение, — подхватил Даваров. — Не Гестерису, о котором ничего не известно. Не Джорганешу, который погиб. А тебе. Тебе, который продолжает командовать армией и имеет наибольшие шансы победить цардитов. Отдай их на суд после возвращения в Эсторр, если это будет необходимо, но, Бог свидетель, Роберто, сначала ты должен воспользоваться ими, чтобы выиграть войну!

— И ты считаешь, что я смогу убедить в этом армию?

— Об этом говорят уже сейчас. Слухи о том, как ты выжил, распространились. Покажись всем и считай, что дело сделано, — ответил Даваров.

— Но они — странные создания, орудие, не упомянутое в священных писаниях. Орден осудил их как еретиков, — вмешался глас ордена.

— При всем уважении к вам, Эллас Леннарт, сейчас идет война, — заявил Неристус — Кого это волнует?

Роберто посмотрел на Джереда, и, несмотря на дурные предчувствия, на его губах заиграла улыбка.

— Действительно, кого?

* * *

Они примчались на крики Миррон. Кастенас спрыгнула с седла и подбежала к ней, закрыв своим плащом. Кован разрубил корни, удерживавшие ее руки, и девочка села, уткнувшись ему в грудь и не переставая рыдать.

Кован окликал Гориана, требовал, чтобы тот явился и принял смерть, но ответом было только молчание. Он не сразу увидел Менас, неподвижно лежавшую на земле. Кастенас дотронулась до нее, перевернула на спину — и отпрянула. После еще одного взгляда Элиз вырвало, и ей пришлось опуститься на колени, чтобы успокоиться.

Кован потребовал, чтобы сюда вызвали Джереда. Кастенас галопом умчалась, а Кован продолжал обнимать Миррон, пока не прибыл казначей. С ним были еще люди. Кавалеристы из армии. Джеред осмотрел Менас, посадил Миррон на лошадь и отправил в лагерь. А потом он прошелся вдоль ручья и между деревьями, крича, чтобы Гориан показался.

Джеред был настолько уверен, что Гориан рядом, что даже спрятался неподалеку и задержался до тех пор, пока ночь не коснулась неба. Он даже пообещал проявить милосердие и оказать Гориану помощь в том, что он наделал, — это случилось тогда, когда гнев казначея немного остыл.

На мгновение Гориан думал сделать так, как велел Джеред. Все то время, пока кавалеристы безуспешно его искали, он продолжал прятаться там, куда они были не в состоянии заглянуть. И хотя Гориану очень хотелось показаться Джереду, получить прощение и вернуться к Восходящим, более здравая часть разума подсказывала ему, что все будет иначе. Что на этот раз никакие обещания не спасут его. Гориан понимал, что наделал. Несмотря на то что чувство вины грозило раздавить его, они не поймут его раскаяния. Наказание будет слишком суровым.

К тому моменту, когда Джеред уехал и топот копыт его коня превратился в эхо, а потом и вовсе стих, Гориан уже знал, что ему делать. Он разорвал связь с толстым буком, с которым соединился, и упал на землю с нижних веток, не сразу обретя способность двигаться.

У подростка все же нашлось время, чтобы испытать удовольствие от своего дела. Гориан спрятался совсем рядом с местом преступления. В какой-то момент Джеред даже стоял под ним, требуя, чтобы Гориан объявился. Отец Кессиан всегда говорил, что они найдут решения в моменты, когда это будет нужнее всего, — и снова оказался прав.

Гориану пришло в голову, что можно просто развить тот феномен, когда их кожа приобретала внешний вид той энергии, с которой они работают, и распространить эффект на все тело. Так и вышло. Он спрятал одежду у корней дерева, прикрыв ее листьями, а потом подтянулся на его ветки. Гориан разомкнул цепь на карте жизненной энергии дерева и устроился внутри ее, позволив энергии дерева течь поверх его собственной. Это спрятало его гораздо лучше, чем могли бы сделать тени. И на это ушло совсем мало сил, Гориан даже немного восстановился. Однако предыдущее дело серьезно его утомило, и было трудно так долго сохранять неподвижность. А еще сильнее его мучила боль в мочевом пузыре и паху.

Юноша начал откапывать свою одежду. Он замерз, а воздух стремительно охлаждался. Слеза скатилась по его щеке, и вскоре Гориан уже горько плакал. Он лишился всего. Своих братьев, Миррон — бедняжка Миррон! — и всего, что у него было. Ничего не осталось. Гориан оказался в одиночестве на плато, в захваченной врагами стране, лишенный всякого имущества и не знающий, куда идти.

Гориан затянул ремнем тунику, натянул сапоги и потер руки. Днем дерево согревало его, но меховой плащ остался в лагере. Юноша сомневался, что его вещи до сих пор там, но ведь от проверки он ничего не потеряет. Гориан мысленно отследил, что творится впереди. Никто не прятался среди деревьев, никто не ждал его на месте лагеря. Его мешок и меха остались там, где он их бросил, но все остальное исчезло.

Гориан наклонился, чтобы взять свои вещи, но вместо этого выпрямился и повернулся. На полуосвещенную поляну вышел Кован, наложив стрелу на натянутую тетиву.

— Пол сказал, что ты сделаешь эту ошибку, но даже я не думал, что ты настолько глуп. Он сказал, что ты вернешься в лагерь, и я остался бы тут на всю ночь, лишь бы выиграть пари. А теперь ты к тому же должен мне двадцать денариев.

— К чему еще?

— Заткнись, Гориан. Заткнись и сядь.

— А иначе что? — ухмыльнулся он.

Кован переместился так, чтобы оказаться всего в двух ярдах от него. Он держал лук очень твердо, а в его взгляде была такая решимость, что Гориан встревожился.

— Менас погибла из-за того, что не захотела тебя ударить. Насчет меня не заблуждайся: у меня такой проблемы не будет. По правде говоря, ты сейчас не лежишь со стрелой в горле только потому, что остальные умолили Джереда сохранить тебе жизнь.

— Правда? — Гориан ощутил прилив любви и надежды. Значит, его все-таки простят!

— А я прислушиваюсь к желаниям моих друзей. И я слушаю, что мне говорит мой командир. И выполняю это. Мне противно, но я выполняю.

— Так ты здесь, чтобы забрать меня назад?

— Назад? — Кован изумленно уставился на него. — Ты явно сошел с ума, как сказала Миррон. И я, как всегда, предполагал. Назад! Не смеши меня. Ты жив — и это уже больше, чем ты заслуживаешь. У тебя есть мешок и плащ, и это тоже больше, чем ты заслуживаешь. Ты убийца и насильник. Они не хотят твоей смерти, но они больше не хотят тебя видеть или слышать о тебе. Дел Аглиос приказал своим солдатам убить тебя, как только они тебя увидят. Пол Джеред пустит по твоему следу левимов. В Карадуке и Конкорде не найдется места, где бы тебя приняли. Ты — никто. Изгнанник. Отщепенец. Ты умрешь здесь.

Гориан изучающе посмотрел на Кована, прикидывая, сможет ли добраться до него так же, как добрался до Менас, и решил, что не сможет. У него не хватит сил. И потом, он знал, что Васселис лжет. Они не будут долго его ненавидеть.

— Закончил? — поинтересовался он.

— Зачем ты это сделал? — спросил Кован. — Что на тебя нашло?

— Ты никогда толком не понимал, правда, солдатик? Восхождение важнее, чем я или Миррон по отдельности. Оно должно расти, чтобы осуществить свое предназначение. Оно станет главной силой этого мира, и на мне лежит ответственность, чтобы это произошло. Я должен позаботиться о том, чтобы семена были посеяны в самой плодородной почве. — Он развел руками. — Мне жаль, что я обидел Миррон, но когда-нибудь она поймет. Умом она очень юная. Я старше и мудрее.

— Нет, Гориан, ты сумасшедший. Твой дар не ставит тебя выше чести, порядочности и закона.

— Ну надо же, Васселис! Ты произносишь слова, смысл которых давно умер. — Гориан рассмеялся.

— Может быть, — ответил Кован, снова приближаясь и продолжая целиться ему в горло. — Но только моя честь сейчас сохраняет тебе жизнь. И позволь мне сказать тебе одно. Если ты еще раз приблизишься к Миррон… если ты хотя бы попытаешься причинить ей боль, угрожать или даже вообще говорить с ней, я тебя убью.

— У тебя кишка тонка! — заявил Гориан.

Кован резко вскинул лук. Острие стрелы разодрало Гориану щеку и нос, едва не задев левый глаз. Гориан отшатнулся, хватаясь за лицо. Боль была ужасающей. И у него пошла кровь! Он сжал кулаки.

— Ах-ах! — Кован снова зарядил лук и прицелился в него. — Не испытывай меня.

— Я тебя убью, Васселис! — пообещал Гориан, уже представляя себе, как лицо этого мерзавца стареет, распадаясь под его руками. — Когда-нибудь!

— Неужели? — Кован опустил лук и подошел еще ближе. — Попробуй сейчас, Гориан. Попробуй сейчас.

Гориан отпрянул. Кован поманил его к себе.

— Теперь ты не такой большой, да? Не такой умный, малыш Восходящий.

Правым кулаком Кован ударил в лицо Гориана, разбив ему губу. Гориан вскрикнул и попятился. Он поднял руки, неожиданно ощутив страх. Во рту у него появилась кровь. Кован снова надвинулся на него, и его правый кулак ударил Гориана в висок. В ухе громко загудело. У Гориана подкосились ноги, и он упал на четвереньки. Нога Кована ударила ему в живот, перевернув на спину.

Гориан захрипел от боли.

— Перестань! Перестань!

Кован навис над ним. У Гориана ныло все тело. Около уха пульсировала острая боль. Он почувствовал, что на глаза навернулись слезы.

— Так говорила Миррон, верно? Но ты ее не стал слушать, да? — Кован снова ударил его ногой, на этот раз под ребра. Гориан взвыл. — Вот что при этом чувствуешь.

Кован навалился на него и начал бить по лицу обеими руками. У Гориана не было сил сопротивляться. Кулаки Кована попадали по глазам, носу, рту и щекам. Каждый удар приносил новую боль, пока он не впал в ступор. Гориан уже громко плакал, не в силах с собой справиться. В конце концов Кован сжалился и встал.

— Больно, правда? — сказал он, разминая покрасневшие кисти рук. — А сейчас я вернусь в лагерь. У меня есть конь, и меня ждет горячая еда и теплая удобная койка в просторной палатке. А у тебя какие планы, Гориан? Наверное, тебе надо заняться своим лицом. Оно в жутком виде. Опухнет и будет болеть. Но это хотя бы пройдет. А то, что ты сделал с Миррон, останется навсегда.

Гориан ничего не ответил, только с ненавистью смотрел на него.

— И все остальное тоже, Гориан. Они никогда не примут тебя обратно. Теперь это твоя жизнь. Привыкай к ней.

Кован повернулся и пошел прочь.

— Ладно, — сказал Гориан самому себе. — Ладно.

* * *

Лагерь сворачивали, готовясь к переходу. До рассвета оставалось три часа. Шум стоял оглушительный. Кони храпели, молотки стучали, секции ограды с грохотом укладывали на плоские повозки. Скоро передовой отряд кавалерии и легкой пехоты уже сможет двинуться вперед. Первые манипулы выйдут не позже чем через час.

Джеред и Роберто стояли с Дахнишевым в операционной палатке хирурга. Никто из них не сомкнул глаз. Врач сначала осмотрел Ардуция и Оссакера по приказу Роберто, а потом Миррон — по приказу Джереда. И наконец его ждала мрачная обязанность исследовать тело Менас. Хирург накрыл труп тканью, испятнанной кровью. Джеред прикусил губу, когда под покрывалом исчезла голова Менас.

— Ну, есть какие-то выводы? — спросил Роберто.

— Второй раз за этот день могу сказать — я никогда не видел ничего подобного, — вздохнул Дахнишев. — Сколько ей было лет, вы сказали?

— Тридцать четыре года, — ответил Джеред. — Она была молода, здорова и полна сил.

— Поразительно. — Дахнишев нахмурился. — Если бы мне нужно было сделать заключение, я сказал бы, что ей было лет сто или больше. Она умерла от старости. Я осмотрел ее органы, я видел ее кожу, глаза и волосы. Никаких повреждений — если не считать старческих изменений. Это невозможно.

— Это не должно быть возможно, — негромко согласился Роберто, и Джеред почувствовал на себе взгляд генерала. — Хочешь объяснить мне, как это могло произойти?

— Ардуций объяснил бы тебе лучше, но, по сути, их талант заключается в способности использовать небольшое количество энергии, взятой из своего тела или из ближайших источников, и применять ее, усиливая и направляя, чтобы заставить все живое расти.

— Расти? — переспросил Роберто, указывая на труп.

— О! — воскликнул Дахнишев, моментально все поняв. — А когда что-то растет, оно в результате стареет.

— Совершенно верно, — подтвердил Джеред.

— Боже Всеобъемлющий! — выдохнул Роберто.

— Но это должно было утомить его, отнять у него все силы, — добавил Джеред.

— Ну, спасибо Всеведущему за то, что этот мерзавец может убить только одного человека. И то время от времени, — проговорил Роберто.

— Послушай, я понимаю, что это очень трудно принять…

— У вас дар преуменьшения, господин казначей.

— Какое бы дело они ни предпринимали, оно их утомляет. Чем больше усилий — тем сильнее эффект.

— Да, — согласился Дахнишев. — Я видел признаки старения в других твоих Восходящих. Они стареют пропорционально своему делу, так ведь?

— Да. Гориан оказался в очень плохом состоянии. Кован это подтвердил.

— Но не в таком плохом, как его жертва, Пол, — напомнил Роберто. — Нельзя было дать ему уйти. Это плохое решение. — Он покачал головой. — Стоило мне начать видеть новые возможности и даже смириться с ними — и ты предъявляешь мне убийцу! Преступника, которому не нужны оружие, яд или навыки воина. Только прикосновения и разум.

— И постель рядом с жертвой, чтобы потом он мог отдохнуть, — напомнил Джеред. — Роберто, ты реагируешь чересчур бурно.

— Он — убийца! — отрезал Дел Аглиос.

Джеред вздохнул и невольно покосился на Менас.

— Я это знаю. Послушай, мне это тоже не нравится. Но остальные не хотят, чтобы он умер от наших рук.

— Ты — казначей. Ты не подчиняешься трем несовершеннолетним, что бы они собой ни представляли. И я тоже. Если мои люди его найдут, они его убьют.

— Просто согласись со мной. Где-то в глубине души Восходящим хочется думать, что он сможет искупить свою вину. И это дает ему такую возможность.

— Наступает дус, а ему еще даже нет пятнадцати, — сказал Дахнишев. — И ты считаешь, что у него есть какие-то реальные шансы выжить?

— После того, что он сделал, смерть от холода или голода — меньшее, что он заслуживает. Его надо было бы сжечь. — Джеред заставил себя больше не думать о Гориане. — Расскажи мне о Миррон.

— Не могу ничего добавить к тому, что ты знаешь, — ответил Дахнишев. — Я могу подтвердить изнасилование. Она лишилась девственности, у нее синяки и кровотечение, и на ляжке у нее засохла сперма. Но беспокоиться надо о ее голове. И не только из-за изнасилования. У нее на глазах совершилось убийство.

Джеред кивнул.

— Я с этим справлюсь. Вернее, попытаюсь.

— Они должны быть готовы к отъезду через два часа, — объявил Роберто.

— Мы будем готовы. — Джеред повернулся, чтобы уйти.

— И еще, Пол.

— Да?

— За них отвечаешь ты. И они на испытательном сроке. Я за ними наблюдаю. Я не допущу нарушения дисциплины в моей армии.

Джеред прошел через сворачивающийся лагерь к фургону, в который перебирались Восходящие, когда их палатку складывали. Он кивнул нескольким экстраординариям Роберто, окружавшим фургон, и заглянул внутрь. Два мальчика и Кован спали, но Миррон сидела, опершись на свернутое одеяло. При свете фонаря он увидел у нее на щеках следы слез.

— Это не обязательно делать тихо, — сказал он.

Миррон повернула к нему голову.

— Я не хочу, чтобы они меня слышали, казначей. Им нужно выспаться.

— Пол. Я уже сказал: зови меня Пол.

Миррон стремительно метнулась через фургон и обхватила руками его шею. Уткнувшись головой в плечо казначея, она зарыдала. Он неловко прижал ее к себе, одной рукой придерживая голову, другой поглаживая спину.

— Все хорошо. Тебя больше никто не сможет обидеть.

— Зачем ему было ее убивать? Она защищала нас всех!

— Знаю, Миррон, знаю. Она была отличным сборщиком, и нам будет ее не хватать. Мне очень жаль, что тебе пришлось это увидеть.

Миррон шмыгнула носом и вытерла глаза.

— Куда он пойдет?

— Гориан? Не знаю, — ответил Джеред.

— С ним все будет в порядке?

— Я… — Джеред растерянно замолчал.

— С ним все будет в порядке, правда? Он найдет себе какое-то безопасное место?

Джеред заглянул ей в глаза и увидел в них мольбу. Желание найти утешение. Этого он ей не мог дать.

— Не знаю, Миррон. Думай о себе, а не о нем.

— Вам ее не изменить, — сказал Оссакер из глубины фургона. — Так было всегда.

— О чем ты говоришь?

— То, что сделал Гориан, ничего не изменит, — ответил Оссакер. — В конечном итоге — нет.

— Я не…

— Она его любит. Всегда любила.