Меньше чем через час Катя уже сидела в трамвае и считала остановки, сверяясь с маршрутной схемой на потолке. До Кристы она так и не дозвонилась и оставила ей сообщение на автоответчике. Дорога шла вдоль живописной аллеи, и мимо проплывали то величественные особняки, то уродливые новостройки. Затем показался Дворец Мира — Катя часто видела его в новостях по телевизору, но в реальности он оказался гораздо более внушительным. По телевизионным репортажам она узнала и Муниципальный музей, и американское посольство, и еще несколько зданий.

Вдруг запищал телефон — это Криста прислала эсэмэску: «Извини, Катя, но я нашла мужчину своей мечты. Абсолютно нет времени. Позвоню позже».

Катя улыбнулась: Том сказал правду. Она начала набирать ответ: «Удачи! Не делай глупостей».

Отправив сообщение, она повернулась к окну, но в этот момент объявили название станции. Катя взглянула на план и с испугом увидела, что проехала не только свою остановку, но и две следующие.

«Проклятье!» — выругалась она про себя и пулей вылетела из трамвая, как только он опять остановился. Она стояла в центре огромной площади, покрытой сетью трамвайных путей, от которой лучами расходились в разные стороны шесть улиц. Катя решила, что две остановки вполне можно осилить пешком. Однако возникла новая проблема: в спешке она не запомнила, откуда именно пришел трамвай. Подумав немного, Катя выбрала улицу с несколькими магазинами, но, пройдя два квартала, убедилась, что совершила ошибку — кругом были только жилые дома, — и зашла в булочную спросить совета. Продавщица по-голландски объяснила ей дорогу к центру. Катя поняла главное, поблагодарила и зашагала в нужном направлении. Однако, дойдя до разветвленного перекрестка, она поняла, что полученные указания не так-то легко применить на практике.

«Господи, ну почему я не взяла с собой план города?» — раздраженно подумала она и, поскольку кругом было безлюдно, решила опять искать правильную дорогу сама. Следуя наставлениям продавщицы, она повернула на вторую по счету улицу справа — и оказалась прямо в квартале красных фонарей. Кате приходилось читать о подобных кварталах Амстердама, но гаагский злачный район не совсем соответствовал тем описаниям: переулочек, отходящий от главной улицы, был превращен в пешеходную зону, по обе стороны которой стояли низкие — не более двух этажей — дома из бурого кирпича. Весь передний план занимали огромные окна, занавешенные днем красными замшевыми шторами. Однако у некоторых домов сидели на табуретках женщины всех возрастов, которые завлекали клиентов, откровенно демонстрируя свои прелести и не обращая ни малейшего внимания на Катю. Не оставалось никаких сомнений, что она заблудилась. Но не успела она оглянуться, как кто-то окликнул ее по имени. Конечно, это был Том!

— Как ты вовремя! Теперь я могу отдать тебе твое портмоне, — сказал он и подошел ближе. За ним последовали трое его спутников.

— Какое портмоне? — озадаченно переспросила Катя.

— Разве ты не получила от меня сообщение? — спросил Том.

— Нет. О чем ты?

— Вот о чем! — Том достал ее кошелек. — Ты оставила его на столике, я знал, что ты будешь в городе, и послал тебе сообщение с предложением встретиться.

— Я ничего не получала, но тем не менее спасибо, — ответила Катя и, посмотрев на трех других мужчин, спросила себя, как ей все это воспринимать. — Это и есть твои дела? — наконец поинтересовалась она.

— Нет, просто мои конкуренты захотели узнать, где здесь квартал красных фонарей. Я как раз один из них им показываю.

— Один из них? Так здесь есть еще?

— Да, всего их три.

— Видно, ты действительно знаешь город.

— Я же тебе говорил. — Том пожал плечами.

— В каком окне мы сможем вас лицезреть? — поинтересовался один из сопровождавших, похотливый тип с одутловатым красным лицом, а другой добавил: — Я надеюсь, на вас будет красное белье, которое я так люблю!

Катя напряглась, обдумывая свой ответ этим наглецам, и вдруг заметила знакомую самодовольную ухмылку на лице Тома.

— Как смешно! — прошипела она и молниеносно отвесила Тому звонкую пощечину: — Я все-таки правильно поняла, кто ты есть. Ты — грязный мачо!

Затем она резко повернулась и бросилась прочь.

— Минутку! — взбудораженно крикнул Том ей вслед, а мужики, шедшие с ним, захохотали во все горло. Том повернулся к ним и коротко бросил: — Экскурсия окончена, валите отсюда, и побыстрее.

Он побежал за Катей и, нагнав ее в конце переулка, загородил ей дорогу:

— Что случилось?

— До тебя не доехало?! — напустилась на него Катя. — Повторить еще раз?

Она уже замахнулась, но Том крепко схватил ее за руки и притянул к себе, чтобы она не смогла его ударить. Катя была так близко, что он ощущал ее горячее дыхание. В глазах у нее вспыхивали искры гнева, но было также что-то еще, чего он не мог назвать — или не хотел, пока не разобрался в своих собственных чувствах.

Она облизала языком свои шелковистые губы так эротично, так что он только судорожно сглотнул. Что это: оптический обман или они действительно медленно, по миллиметру, приближались друг к другу?

Катя хотела пожаловаться, что ей больно, но ее горло словно стиснуло: она не могла произнести ни звука и только прислушивалась к тяжелому мужскому дыханию. Ничего удивительного, что он запыхался, ведь он долго бежал за ней. Но то, как он вдыхал воздух, живо напомнило ей эротический сон про серфингиста.

Она смотрела ему прямо в глаза и чувствовала, как в глубине души греет — неизвестно откуда появившееся — желание уменьшить расстояние между ними…

В конце концов Катя чуть подалась вперед и поцеловала Тома прямо в губы.

Тот, казалось, был сбит с толку, однако ответил на ее поцелуй с нескрываемой страстью. Дыхание Кати стало таким же тяжелым и частым, как у Тома, и она как будто растворилась в этом поцелуе. Том притянул ее к себе поближе, но этого Кате было недостаточно: она прижалась к нему всем телом и ощутила его возбуждение. Она хотела бы заняться с этим мужчиной любовью — здесь и сейчас… Но вдруг он отпустил ее.

Несколько секунд они удивленно смотрели друг на друга, потом Катя сделала шаг назад.

— Теперь я знаю, как заставить тебя замолчать, — пошутил Том, изо всех сил старавшийся говорить спокойно.

Катя промолчала, не зная, как объяснить свое поведение. «Черт побери, ты сошла с ума? Кто заставил тебя целовать именно этого отвратительного мачо, который… — тут ее внутренний голос осекся, — который так нежно заботился о тебе, когда тебе было плохо?»

Эти секунды раздумья показались ей долгими часами. Она лихорадочно подыскивала нужные слова, но Том помог ей и сменил тему:

— Послушай, как ты здесь оказалась? Ты ведь говорила, что хочешь в одиночестве осмотреть город, но до главных достопримечательностей отсюда не так уж близко.

Катя смущенно потупилась:

— Я пропустила свою остановку и хотела вернуться, но мне, похоже, неправильно объяснили дорогу.

Может, это сама судьба заставила ее проехать дальше, чтобы она встретилась с Томом? «Перестань молоть чепуху. Каждый сам решает свою судьбу». Но все-таки не слишком ли много странных, связанных между собой событий произошло за эти дни: отсутствие свободного номера в отеле, автобус, сломанный ноутбук…

— Тебе почти все объяснили правильно, — отозвался Том. — Если бы ты не свернула в тот переулок, а пошла прямо по улице, то действительно дошла бы до центра.

— A-а, так я просто должна двигаться по прямой в том направлении? — спросила Катя и показала на широкую улицу. — Хорошо, тогда я пошла, — сказала она и повернулась, чтобы уйти, но Том удержал ее:

— Подожди, Катя, мое предложение быть твоим гидом еще действует! Хочешь, пойдем в музей прессы? Это там же, где Международный суд. Впрочем, пресса и на работе надоела, не так ли?

Катя помедлила:

— Я думала, что ты начнешь высмеивать меня за то, что я заблудилась.

— Почему? — Том поморщился.

Катя пожала плечами:

— Потому что это было бы в твоем духе.

— То есть, по-твоему, я в глубине души остаюсь закоренелым мачо, который презирает женщин и считает их годными лишь для постели?

Катя не знала, что ответить. С одной стороны, ей не хотелось огорчать Тома, с другой — ее ложь была бы для него еще более оскорбительной. Поэтому она осторожно сказала:

— По крайней мере таков твой имидж.

— Который воспроизводится в моих статьях?

Катя кивнула.

— Разве в последние дни я соответствовал этому имиджу по отношению к тебе?

— Нет, — признала она.

— И ты при всем при том продолжаешь считать меня именно таким? Но ведь мачо — это не только бабник. Это в широком смысле человек успеха. Успеха во всем — в карьере, спорте, в любом виде деятельности. Зачем все сводить к сексу и женщинам? Да, мне нравится такой стиль жизни, но я далеко не во всем ему соответствую. Иногда даже жаль, что не во всем.

— Если честно, то я пока не знаю, что о тебе думать, — ответила Катя. — Может быть, и я нахожусь в плену определенных стереотипов. Но твой имидж прирос к тебе, с этим ничего не поделаешь. Как видишь, в какой-то момент это начинает мешать.

Том провел ладонью по щеке:

— А пощечину ты мне умышленно дала? Или просто сорвалась?

— И то и другое. Шутка твоего коллеги была дерзкой и абсолютно не смешной. Но ты, похоже, не прочь был над ней поржать, а это прекрасно характеризует тебя как мачо.

Том вздохнул:

— Знаешь, у меня есть предложение. Мы еще долго можем стоять здесь посреди улицы и ругаться. Давай лучше я покажу тебе город, а затем мы сядем в каком-нибудь в кафе и спокойно поговорим.

— А как же твои подопечные?

— Я послал их подальше. Так что скажешь? — Он посмотрел на нее выжидающе, но без напора.

«Неплохая идея», — подумала Катя и кивнула в знак согласия.

Спустя четверть часа после пешей прогулки они дошли до той остановки, на которой Катя должна была выйти, и свернули на широкую улицу с множеством магазинов.

Том указал на один из них:

— Вон в том универмаге делает покупки королевская семья. Достаточно дорогой магазин, но и товар соответствующего качества.

— С каких это пор ты интересуешься монаршими домами? Может быть, тебе пора сменить журнал? — с иронией заметила Катя.

— Я ими вовсе не интересуюсь. Но зато часто бываю здесь, где, как-никак, располагается двор, а не только парламент и правительство. Только поэтому я знаю истории подобного рода.

Они достигли оживленной пешеходной зоны, где располагались в основном бутики как известных модных домов, так и заведении с ничего не значащими для знатока названиями. Среди них, однако, нашлось место заведениям самого разного рода: от ювелирной лавки до кафе-мороженого.

Посреди улицы стоял шарманщик, издавая ужасный визг, который, кажется, совсем не мешал прохожим; более того, они даже бросали ему монетки. Катя была вынуждена заткнуть уши, но на вопрос Тома, нравится ли ей центр города, ответила:

— Да, здесь очень уютно.

Они дошли до главной улицы, прошли мимо впечатляющей новостройки, служившей зданием парламента, и увидели еще одну пешеходную улицу.

— Нам туда, — показал Том. — А здесь находится мой любимый книжный магазин. Он не очень дешевый, зато в нем всегда огромный выбор книг на английском языке.

— А ты выгодный покупатель, правда?

— Так получается. Хотя у меня почти нет времени на чтение и на столе скапливается стопка книг, которые я должен пробежать, прежде чем купить новые.

Они вышли на широкую площадь.

— Ну что, я сдержал свое обещание — показал тебе город. Еще чуть-чуть — и ноги в кровь собью. Наверное, и ты тоже устала.

— Хм… Я так понимаю, ты собрался выполнить свою угрозу и спокойно поговорить со мной, — ответила Катя с улыбкой.

— Умница, угадала. — Они вошли в первое попавшееся кафе, и Том галантно отодвинул для нее стул от столика.

— Ну вот, все только по-голландски. Неужели трудно было написать по-английски? — разочарованно сказала Катя, пролистав меню.

— Возможно, они приняли нас за местных. Впрочем, не важно. Ты что предпочитаешь — сырный сандвич или стейк с печеным картофелем? — спросил Том.

— Лучше что-нибудь между ними.

— Тогда советую попробовать «Уйтсмийтер»

— «Утс…» — что?

— «Уйтсмийтер». Это яичница с хлебом и ветчиной, но запеченная с паприкой и сыром.

— Хорошо, я беру это.

Том сделал заказ по-голландски и, когда официант ушел, задумчиво посмотрел на Катю:

— А теперь вернемся к нашим баранам.

Катя закатила глаза, но ничего не сказала.

— Итак, ты думаешь, что я тоже смеялся вместе с теми идиотами над той идиотской шуткой?

— Там не прозвучало ничего другого, над чем можно было бы посмеяться. И не будь ты мачо, каким я тебя считаю, ты бы одернул наглеца.

Официант принес кофе.

— Знаешь, я смеялся вовсе не над этим, — продолжил Том. — Я просто представил себе на секунду, как бы ты выглядела в красном нижнем белье. Мысль увидеть тебя в таком облачении очень заманчива. Жаль, что ты из-за подобного пустяка обвиняешь меня в очередной раз в «мачизме», если можно так выразиться.

Катя добавила молоко в чай и размешала.

— Знаешь, это не пустяк. Это именно то, что делает тебя женоненавистником в моих глазах. Ты любую женщину, и меня в том числе, воспринимаешь только внешне. Для тебя женщина — кукла в соблазнительном белье.

— То, что для тебя — проявление женоненавистничества, для других женщин может оказаться комплиментом, — парировал Том. — Да, я прекрасно понимаю, что ходить на высоченных шпильках по улице — не бог весть какое удовольствие. Я вообще считаю, что быть настоящей женщиной — искусство. И, поверь, кое-что понимаю в этом искусстве. Но тебя я неплохо узнал в последние дни, и в этом вся разница.

Катя посмотрела на него с непониманием:

— Что ты хочешь этим сказать?

— То, что именно тебя, Катю, которую я уже достаточно хорошо знаю, а не любую незнакомую женщину с улицы, я хотел бы увидеть в красном белье.

— Том, это все детали. Даже если ты говоришь правду, это не меняет высокомерного тона, который ты применяешь в своих статьях.

— Высокомерного по отношению лично к тебе?

Кате стало жарко. Но не от кофе, а оттого, что Том видел ее буквально насквозь.

— Я такого не говорила. — Она попыталась уклониться от ответа.

— И никогда не скажешь, — заметил Том. — Ты ведь не хочешь признавать, что я задел тебя как личность. Ты пытаешься показать, что я оскорбляю тебя именно как женщину — и свою обиду приписываешь всем женщинам в мире, утверждая, что и они в такой ситуации почувствуют себя оскорбленными.

Катя ответила долгим молчанием. Казалось, он читает ее мысли, причем именно те, которые она сама старалась вытеснять. Не то чтобы она могла во всем с ним согласиться, но если копнуть глубже, то, наверное, Том был прав и речь шла о ее личных эмоциях и проблемах.

— Не надо обвинять во всем меня, — тем не менее возразила она ему. — Ведь это именно ты насмехаешься над правозащитницами и пишешь, что мы все должны вести себя как сексуальные объекты, чтобы сделать карьеру…

— Возможно, ты сама провоцируешь меня, — задумчиво ответил Том. — Если почитать некоторые твои статьи, то можно подумать, что их автор — благочестивая монахиня.

— Ты говоришь глупости, не имеющие ко мне никакого отношения. — Катя чувствовала себя загнанной в угол, тем более что внутри ее постепенно крепло убеждение, что она действительно приписывала свое личное раздражение стилем его публикаций всем женщинам.

— Ответь мне на один вопрос, — продолжил Том после короткой паузы. — Что бы случилось, если бы ты вдруг опубликовала статью с рассказом о жаркой ночи с твоим пастором в исповедальне?

— Что? При чем здесь я? — Катя была элементарно растерянна.

— Просто ответь на вопрос, — хитро подмигнул Том.

— Хорошо, мне вкатят иск за клевету.

— Такое бывает, — согласился Том. — А что произойдет, если ты просто напишешь о его воскресной проповеди?

— Если это будет чистой правдой, то ничего.

Том кивнул и продолжил:

— Как, по-твоему, отреагировали бы газеты в первом случае?

— Как обычно. Когда пахнет скандалом, кто-нибудь обязательно подольет масла в огонь и начнет плести интриги.

— А во втором?

Катя пожала плечами:

— Никак. Такие заметки никого не трогают.

Их разговор прервал официант, принесший заказ. Катю вдруг обуяло такое чувство голода, что она предпочла бы сейчас сосредоточиться только на обеде.

— Вот именно! — Том подцепил вилкой кусочек. — Ты понимаешь, о чем я?

Мысли Кати были полностью поглощены едой:

— Я сдаюсь.

— Когда появляется моя очередная статья, она задевает читателей за живое. Некоторые находят в ней информацию для размышления, обсуждают ее с друзьями. Моя колонка поляризует мнения, и за нее меня многие ненавидят. Они совсем не знают меня и судят обо мне только по моим статьям. Меня и мою колонку обсуждают, а значит, говорят и о моем журнале. То же самое происходит с нелюбимыми телепрограммами. Мы можем переключить канал, но мы этого не делаем, потому что хотим подзавестись.

Слушая Тома, Катя успела расправиться с половиной своей порции. Она посмотрела на него и кивнула:

— Да, я понимаю. Все, что ты делаешь, это просто шоу. Такое же, как по телевизору.

— Можно сказать и так. Пойми меня правильно, Катя. Когда ты на трех страницах расписываешь тернистый путь женщины к креслу топ-менеджера, это, конечно, приятно читать тому, кто такой путь проделал. Но это никого не заводит, никто на тебя не обижается, а значит, не жалуется, и конкуренты не злорадствуют по поводу того, что ты снова влипла.

— Ты хочешь сказать, что я скучно пишу? — с некоторым вызовом спросила Катя.

— Нет, не скучно. Но слишком сухо, что ли, — поправил Том. — Так ты не вызовешь приливной волны. Для этого необходим скандал или его видимость, даже если речь идет о совершенно безобидных вещах.

Катя пристально всмотрелась в его лицо:

— Тем самым ты утверждаешь, что лишь играешь роль?

Том утвердительно кивнул:

— Я просто изображаю из себя скверного мальчика. Я пытаюсь попасть в самое больное место и спровоцировать ответную реакцию читателя.

— И я могу тебе верить?

— Да, можешь. Правда, я попросил бы тебя никому об этом не рассказывать.

Катя искренне рассмеялась:

— Ты боишься, что я тебя разоблачу? Брось, Том, ты восстановишь справедливость в следующей же статье! — Она задумалась. — Кстати, а почему ты рассказываешь мне то, что с точки зрения корпоративной этики другие в принципе знать не должны?

— Потому что я те… — Он запнулся. Черт побери! Еще секунда — и у него с языка сорвались бы слова, в которых он бы потом раскаялся! — Потому что я тебе доверяю.

— Почему именно мне? — Катя и не думала отставать от него. Ей показалось, что она знала то, что хотел сказать ей Том в действительности. Ей было просто необходимо услышать эти слова от него, чтобы потом сесть и разобраться в собственных чувствах.

Том углубился в свою тарелку. Разве он на самом деле хотел произнести эти слова: «Я тебя люблю?» И зачем он выдал ей свой профессиональный секрет? Об этом никто не должен знать, и прежде всего конкуренты, которые тут же сровняют его с землей. «Нет, Катя на такое не пойдет, — подумал он, но тут же одернул себя: — А ты уверен? Откуда ты знаешь, какая реальность скрывается за фасадом?»

Катя тем временем не сводила с него глаз, мучаясь вопросом: «Ты это серьезно, милый Том? Или ты опять притворяешься, чтобы меня соблазнить?»

Катя так и не дождалась от него ответа. Почему? Может быть, он действительно влюбился, но боится в этом признаться? Но ведь он был с ней достаточно откровенен. Хотя кто знает — вдруг это всего лишь маска?

После обеда Том показывал Кате оставшуюся часть города, с увлечением расписывая, как то или иное здание выглядело каких-нибудь двадцать лет назад. Во время прогулки они болтали о чем угодно, лишь бы не возобновлять недавний разговор. Например, Том обратил внимание Кати на то, что тротуарные бордюры здесь кладутся по принципу пазла, отчего их конструкция отличается не только красотой, но и особой прочностью. Зашли и в «Мадурадам», знаменитый музей под открытым небом, где в миниатюре можно увидеть всю Голландию, и долго бродили там в почти непрерываемом молчании. Если вдруг один из них касался больной темы, возникала долгая пауза, а затем они начинали обсуждать велосипедистов на улицах, прекрасную архитектуру и прочие пустяки. В конце дня они вернулись в отель, решив в тот день больше ничего не предпринимать.