«Рамаяна»

Теперь мы переходим к индийскому эпосу.

Итак, «Рамаяна». Сказание, которое вначале было вполне традиционной воинской поэмой, то есть традиционным эпосом, и которое позже было очень сильно обработано в плане эстетизации. И мы увидим, что постепенно эпическое сказание, фольклорное, народное, с характерными для народного эпоса сюжетными ходами, постепенно превращается именно в поэму, которая хотя и существует в устной традиции, но относится уже не к фольклору, а к литературе. Мы знаем, как прочно существовали в Индии устные традиции. И с какой высокой точностью запоминались тексты.

Ядро этого сказания мы уже упоминали, когда речь шла, между прочим, о Троянской войне. Ядро этого сказания: похищение богини плодородия демонами, которые живут где-то за морем, и герой, который идет ее возвращать обратно в мир людей. Теперь более подробно о персонажах. Начинаем мы здесь с персонажей отрицательных. Это изначально три персонажа: два брата и сестра. Позже к ним добавляется еще один брат – персонаж положительный. При двух отрицательных братьях есть один положительный. Почему? Потому что в Индии не продолжить свой род – это самое страшное, что может быть. И если человек умирал бездетным, то не то что его самого ждали адские муки, это даже мы не оговариваем за ясностью, но хуже того, его отец, который давным-давно умер и который ни в чём не виноват, он тоже попадал в соответствующую часть ада за то, что его сын не продолжил род. Всё было очень серьезно. И поэтому, если у нас есть три отрицательных персонажа, которых, естественно, надо уничтожить, потому что они злодеи, то как же так, их отец останется бездетным?! Нет, непорядок.

Значит, при двух плохих братьях, должен быть третий хороший, который нужен просто для продолжения рода их отца. Что это за братья? Первый и самый страшный из них – это Равана, милейший красавец с десятью головами, двадцатью руками, и характер у него тоже жуткий. Второй брат – Кумбхакарна, о котором я уже неоднократно говорила, что когда понадобилось его разбудить, то по нему пробежалась тысяча боевых слонов, соответственно, размеры себе представили, характер и всё прочее дорисует воображение. Как я уже сказала, к этим индоевропейским образам добавляется образ сугубо индийский – третий положительный брат Вибхишана. Но в сюжете, что, в общем, неудивительно, он никакой роли не играет. И наконец, сестра Шурпанакха, имя ее переводится «с ногтями как корзины». Маникюр красивый, внешность тоже ничуть не хуже, когда ей по ходу сюжета отрубают нос, то, как бы так сказать поделикатнее, ее красота от этого ничуть не уменьшилась. Они по своему происхождению асуры, я не буду здесь вас мучать тонкостями божественных генеалогий, но я хочу обратить ваше внимание, что хотя Равана – царь ракшасов, и войско его – ракшасы, и в народных традициях он будет называться ракшасом, всё-таки в индийском тексте он по своему происхождению стоит на уровень выше.

Кстати, раз уж я упомянула о народных традициях. Дело в том, что «Рамаяна», как произведение светское, чрезвычайно широко распространилось по каналам буддистским (чего не могло быть со сказаниями о богах), а буддизм распространился по огромной территории от Индонезии до Монголии и нашей Бурятии. И в итоге мы имеем индонезийскую «Рамаяну», китайскую «Рамаяну», монгольскую «Рамаяну»… сколько народов находится в том или ином контакте с индийской культурой, вот столько «Рамаян» мы и имеем. И иногда народные «Рамаяны» гораздо лучше сохраняют изначальный вариант сказаний, чем сама индийская «Рамаяна». Я еще раз напомню, что индийский эпос сформировался с IV века до нашей эры по IV век нашей эры и, соответственно, представляет собой такой хорошо слоеный пирог.

Еще буквально несколько слов о Раване. Во-первых, ему родным братом приходится Кубера – бог богатства, а во-вторых, Равана и его замечательные братья в какой-то момент начинают подвижничать ради обретения могущества. И почему нас это не удивляет?.. Естественно, они хотят неуязвимости. Вот как раз Равана в качестве квинтэссенции самоистязания начинает отрубать себе головы и бросать их в огонь. В итоге Равана получает неуязвимость от богов, демонов и так далее, и так далее – словом, ото всех, кроме людей и животных, потому что их он просто презирает, а святых подвижников он в случае чего ест.

Да, о святых подвижниках. Заниматься или созерцанием, или самоистязанием, кому что ближе, или и тем, и другим индийцы уходили в леса. Живет в шалаше, в лучшем случае, при нем есть какая-нибудь коровка, которую можно доить и, соответственно, пить молоко и делать прочие молочные продукты, в худшем случае нет и этого. И естественно, что такие святые подвижники были абсолютно не защищены от разных других обитателей леса, а в мифологии леса – это место, где кишмя кишат ракшасы. И поэтому ракшасы святыми подвижниками питаются. Равана, который становится царем ракшасов, тоже, естественно, этим злоупотребляет. Поэтому он презирает людей, считает их ничтожествами, и защиты от людей он не просит, он уверен, что любого человека он может сокрушить, а точнее, скушать. И поэтому Вишну, чтобы одолеть Равану, и принимает обличье человека.

Что касается Кумбхакарны-исполина, то его так уже все боялись, что боги пошли на обман и богиня Вач, богиня речи, проникла к нему в рот, и когда Кумбхакарна хотел попросить себе дар, то она ответила за него: «Да засну я на долгие годы». Я замечу, что образ такого исполина, спящего и просыпающегося только для битвы, универсальный, он достаточно хорошо представлен в мифологиях. И то, что мы здесь видим с обманом от богини Вач, с хитростью богов, – это не более чем рационализация этого мотива и, собственно, попытка объяснить, почему Кумбхакарна спит. На самом деле он спит исключительно по мифологической логике образа, такое существо слишком мощное, чтобы действовать больше чем в одном эпизоде, где его непременно надо убить, потому что иначе он разнесет всю Вселенную.

Дальше Равана начинает сражаться с локапалами. Локапалы – это хранители четырех сторон света или восьми сторон света, то есть боги, которые символизируют, собственно, мироздание. И одним из локапал является Индра-громовержец. Равана вызывает его на бой, и, естественно, громовержец не может не принять бой. Он выходит биться. Поскольку Равана уже получил дар неуязвимости от богов, то он без труда Индру одолевает, как же иначе? И более того, сын Раваны в честь этого боя получает прозвище Индраджит, то есть «Победитель Индры». К Индраджиту мы потом, сильно еще потом, вернемся.

Заметим, что Индра сражается не потому, что он такой глупый, дескать, не понимает, что не может одолеть Равану. Он всё это понимает, но он бог-воитель, поэтому он никак не может отсидеться. Вот другие боги – они не воинственны, и на вызов Раваны они вообще не реагируют, играют себе в шахматы и играют: а? что? Равана пришел? победил нас? ну хорошо, победил, играем дальше, твой ход – вот и всё. Поскольку Равана неуязвим для богов, то чего же с ним сражаться.

И таким образом, Равана, – царь ракшасов, победитель кучи богов – обосновывается на Золотой Ланке, острове за океаном. Не надо ее отождествлять со Шри-Ланкой. Это остров вполне мифический, и там Равана обосновывается с ракшасами и со своими женами, которых у него много (неотразимый мужчина – мы потом узнаем много о его гареме). С женским полом у Раваны вообще всё в порядке, но, в частности, одна маленькая незадача. А именно: он попытался силой овладеть одной из апсар. Апсары – это небесные танцовщицы, небесные красавицы. Ну как можно представить себе Индию без танцовщиц? Это абсурд. У богов танцовщицы тоже, естественно, есть. Одной из апсар Равана попытался овладеть силой, и за это он был проклят, что если в следующий раз он овладеет женщиной насильно, то его голова разлетится на тысячу кусков. Заметим: этот сюжет необходим как рациональное объяснение того, почему Равана не смог овладеть Ситой, когда она была у него в плену. К этому мотиву мы еще вернемся.

В числе богов, побежденных Раваной, его брат Кубера, бог богатства, у которого Равана похищает воздушную колесницу. Но она, в общем-то, колесницей только называется, а на самом деле это такое замечательное сооружение, которое больше всего похоже на летающую виллу. Там есть парки, бассейны, беседки, и всё это летает по воздуху. В общем, можно понять, почему Равана украл такое чудо. И когда «Рамаяна» именно из эпоса пойдет превращаться в поэму, тогда и идет эстетизация этой самой колесницы, и из собственно колесницы она превращается вот в это. И действительно, там всё это подробно будет описываться, украшаться до полной невозможности.

Это то, что касается отрицательных героев. Теперь переходим к героям положительным.

Жил-был царь Дашаратха, и было у него три жены, и не было у него детей. Нормальное начало сказки. Чтобы обрести детей, он должен был провести обряд, как ему брахманы указали: жены вдыхали дым жертвенного костра, они от этого дыхания зачали, и в их детях, во всех сразу, воплотился Вишну. Причем воплотился неравномерно: половина его силы досталась Раме, старшему, четверть – досталась младшему, Бхарате, благородному царевичу, и по осьмушке – сыновьям средней жены, Лакшмане и Шатругхне. Любопытно, что этот самый Шатругхна потом из сюжета совершенно выпадает, и во многих неиндийских «Рамаянах» его просто нет. Он нужен только для арифметики, только чтобы Лакшмана оказался меньшим воплощением Вишну, чем Бхарата.

Естественно, братья благородные обучаются всем положенным искусствам, и воинским, и наукам. И затем Рама должен жениться. В жены ему предлагают царевну Ситу, вернее, предлагают отправиться ему на сваямвару. Что такое «сваямвара»? Само это слово означает «свободный выбор», и суть его заключается в том, что когда некая царевна достигает брачного возраста, то собираются всевозможные женихи на состязания, ставится некое условие повышенной сложности, и если только один жених окажется способным выполнить это условие, то царевна выходит замуж за него. Если несколько, то тогда царевна может из победителей выбирать, кто из них больше понравится.

Заметим, что ничего такого непривычного для нас в этом обряде нет и мы его встречали у самых разных народов. Не совсем в такой форме, но очень близкой, из чего следует вывод, что, вероятно, это обычай, доставшийся индийцам еще от индоевропейской древности. Но здесь, поскольку для Индии выбор невестой жениха – это что-то из ряда вон выходящее, здесь это сугубо царский обычай. И вот объявлена сваямвара царевны Ситы.

Само слово «сита» в переводе означает «борозда». История ее появления на свет такова. В стране, где она жила (опять-таки, не хочу лишними названиями вас мучить), был голод. И царь обратился к брахманам с вопросом, что же нужно сделать, чтобы всё-таки земля стала плодоносить. И жрецы ответили, что для этого сам царь должен пойти в поле пахать. Как мы уже говорили, пахота символически тождественна половому акту, союзу с землей, и поэтому неудивительно, что когда царь проводит уже первую борозду, то из борозды появляется девочка несказанной красоты, дочь богини земли и этого царя. Логично, ее называют «борозда», «Сита».

Голод прекращается, а Сита вырастает, становится прекраснейшей из женщин и, естественно, должна достаться в жены самому достойному: тому, кто сможет поднять лук Шивы, натянуть и затем сломать. В народных версиях «Рамаяны», неиндийских, на сваямвару Ситы уже прибывает Равана, который на ее руку претендует. В поэме «Рамаяна» этого нет, и мотива состязания Рамы и Раваны за руку Ситы там нет. Просто Рама побеждает на сваямваре и привозит Ситу к себе в родной город уже как свою жену.

Дальше царь Дашаратха собирается короновать Раму, при своей жизни возвести его на престол, и эта практика, заметим, ничего удивительного из себя в тогдашней Индии не представляла. Но здесь и начинается интрига: младшая жена царя, третья его жена, Кайкейи, любимая жена, кстати сказать, хочет, чтобы царем был ее сын Бхарата, и требует этого от царя. Но царь, естественно, категорически против, тогда Кайкейи ему напоминает, что она некогда спасла ему жизнь, когда он лежал тяжело раненный, и он за это пообещал исполнить ей два желания. И вот она требует. Ее первое желание: Рама должен удалиться в леса на четырнадцать лет; второе желание – царем должен стать Бхарата. Об этом сообщают Раме, и Рама, как благородный сын, говорит, что для него счастье исполнить желание отца, точнее, сдержать слово, данное отцом (поскольку желания у отца, понятное дело, нет никакого). Но царь обязан сдержать слово, и Рама с радостью готов отправиться в изгнание в леса на четырнадцать лет. С ним отправляется его брат Лакшмана, и после долгих уговоров за ним следует Сита, то есть Ситу пытаются уговорить не делать этого, а она, как верная жена, категорически настаивает, что пойдет за мужем, а уговаривать, собственно, пришлось Раму.

Они восходят на колесницу, которая должна их отвезти к границе леса. Здесь мы в тексте индийской «Рамаяны» сталкиваемся с мотивом разлуки, который в «Рамаяне» именно как в поэме будет играть одну из центральных ролей. И мотив горя от разлуки и смерти от такого горя – здесь он будет развернут, как павлиний хвост. Все жители страны горюют оттого, что Рама изгнан. Они удаляются в леса, чтобы вести жизнь отшельников, пока не пройдет четырнадцать лет и Рама не вернется. Очень подробно описывается, как вслед колеснице уезжающего в леса Рамы несется стон и плач. Царь Дашаратха, его отец, умирает от горя. И более того, здесь идет еще и нагнетание волнения, потому что Рама уже отбыл в леса, но к нему возвращаются посланцы от благородного его брата Бхараты, который не согласен быть царем, он согласен быть только наместником Рамы, пока тот не вернется из леса. Так вот посланцы от Бхараты сообщают, что, дескать, наш отец мертв и ты не должен исполнять его слово, потому что нет того, чье слово ты держишь. Поэтому возвращайся, становись царем. Рама говорит: нет, я слово сдержу, и смерть отца здесь ничего не значит, я пробуду в лесах четырнадцать лет. Понятно, что это уже чисто литературный прием – затягивание сюжета. Итак, Рама у нас остается в лесах в изгнании, и его ждут четырнадцать лет пребывания в лесу.

В лесу их ждет приключение: к ним в обитель приходит Шурпанакха.

Она влюбляется в Раму, она хочет, чтоб он ее сделал своей женой. Здесь, что любопытно, сказители немедленно забывают, что для индийцев многоженство – это нормально.

Выясняется, что Рама женат, что у него есть Сита, и Шурпанакха хочет Ситу убить. Тогда Рама отрубает ей нос. Любая женщина, независимо от характера, такого, безусловно, не простит, и бедная Шурпанакха, обливаясь кровью и слезами, спешит к своему брату Раване и умоляет, чтобы тот отомстил за нее. Такие сложности нам нужны для долгожданного хода: похищения красавицы главным злодеем. Равана собирается в отместку Раме похитить Ситу, для чего он велит ракшасу по имени Марича (то есть «мираж») принять обличье золотого оленя. Золотой олень пробегает мимо хижины, где живут Рама и Лакшмана, Сита хочет получить шкуру этого оленя. Рама берет лук, бежит в лес, гоняется за оленем, но когда стрела поражает ракшаса, то тот кричит голосом Рамы: «Сита! Лакшмана!» – и, разумеется, Сита и Лакшмана считают, что с Рамой случилась беда. Сита требует от Лакшманы, чтобы тот помчался на помощь брату. Лакшмана вынужден оставить ее одну, он обводит вокруг ее ног магический круг, запрещая ей за пределы этого круга переступать.

И вот тут в обличье отшельника появляется Равана, он просит, чтобы Сита дала ему воды, и Сита, считая его отшельником, переходит границы круга, соответственно, выходит из-под защиты. Равана ее хватает, сажает на свою колесницу и увозит.

В некоторых версиях «Рамаяны» говорится, что Сита начинает сбрасывать с себя драгоценности. Представили себе, сколько драгоценностей на индийской женщине, и вот таким образом она, бросая драгоценности, отмечает путь для Рамы. Мотив, в общем, «Мальчика-с-пальчик».

Всё-таки лететь им довольно далеко, и, когда у нее кончаются драгоценности, она сбрасывает покрывало, которое попадает к нескольким обезьянам.

Рама возвращается, обнаруживает пропажу Ситы, и он вместе с Лакшманой отправляется на ее поиски.

Я не буду перечислять все их приключения, но в конце концов они приходят в царство обезьян, где обнаруживают, что один из двух царей обезьян – Сугрива – изгнан. Он живет в лесу, в пещере, вместе с частью своего народа и своим советником Хануманом.

Здесь мы останавливаемся и делаем большое лирическое отступлении о Ханумане. Он – один из самых колоритных персонажей в индийской культуре вообще и в «Рамаяне» в частности. Сын бога ветра Ваю и какой-то там прекрасной обезьяны, в которую бог ветра влюбился. Соответственно, сыночек весьма могучий получился. Но папа носится неизвестно где. Мама – обезьяна, воспитывать, как всегда, некому.

Так вот, я замечу «в примечаниях»: сэр Чарлз Дарвин никогда не говорил, что человек произошел от обезьяны, он говорил, что у человека и обезьяны был общий предок. Но то Дарвин. А идея, что человек от обезьяны произошел, – эта идея человечеству вполне себе присуща, и многие народы, как по ту сторону Гималаев, так и по эту, и в Северной Индии, и в Тибете, твердо уверены в том, что таки да, человек произошел именно от обезьяны. И этим обезьяном-первопредком для них является, в частности, Хануман. Он прародитель человечества, с точки зрения жителей Северной Индии.

Детство его было тяжелым, потому что сила есть, а что и как делать, он еще не очень знает. Увидел в небе что-то желтое, думал, апельсин, полетел, схватил… оказалось солнце. Ох, боги, когда увидели этого исполинского беснующегося обезьяныша, еле-еле смогли его скрутить всеми божественными армиями. Но дальше, с возрастом, Хануман все-таки научился себя вести и из буйного обезьяна стал гораздо более благовоспитанным, стал мудрым советчиком. Хотя мелкие шуточки и пакости продолжал устраивать – обезьяна всё-таки, хотя и мудрый, хотя и божественный.

Я замечу, что цикл, посвященный детству и юности Ханумана, – это отдельный совершенно комплекс мифологии Северной Индии, но, к сожалению, на подобное у нас нету времени.

Теперь о Сугриве. Собственно говоря, он изгнан своим братом Вали. Вали, ни много ни мало, сын Индры. Видимо, многие индийские боги очень засматривались на симпатичных обезьянок. Я не буду сейчас подробно рассказывать историю ссоры Вали и Сугривы, скажу только, что выяснить, кто прав, а кто виноват, очень сложно. В общем, там оба были хороши, но в итоге Вали изгнал Сугриву и отнял у него жену. Видимо, обезьяну красоты просто несказанной.

Когда Рама, сам тоскующий в разлуке с женой, узнает, что Сугриву не просто изгнали, не просто лишили царства, но и отняли жену, всё, тут для Рамы нет вопросов, кто из двух братьев прав, кто виноват. Он берет свой лук и собирается убивать Вали, он подговаривает Сугриву, чтоб тот вызвал брата на поединок. Сам Сугрива надевает гирлянду, потому что они же обезьяны, Раме трудно отличить одного обезьяна от другого. Рама из засады стреляет, убивает Вали.

Вали перед смертью говорит, мол, как же так, ты, Рама, славишься благородством на все миры, а меня убил подло из засады. На что Рама незамысловато отвечает: ты простая обезьяна, а я человек, могу стрелять в животных из засады, в кого захочу.

Действительно, этот эпизод для образа благородного Рамы нехарактерен и достаточно заметно выбивается (поэтому из сюжетов неиндийских «Рамаян» часто выпадает). Дальше Сугрива возвращает себе царство, возвращает себе жену и обещает Раме дать войско, чтобы помочь ему воевать. Но прежде – помочь ему в поисках жены, потому что до сих пор Рама точно не знает, кем именно она похищена, хотя предполагает, что это Равана.

Итак, Сугрива обещает ему помочь. Когда же он ему поможет? Когда пройдет сезон дождей, мы ведь в Индии. В Индии сезон дождей – это серьезно. И вот здесь используется прием, очень характерный для больших эпопей: если действие стоит, то чем-то должно быть заполнено время, время как внутри сюжета, так и время исполнения эпоса, чтобы слушатели ощутили, сколько же его прошло. В данном случае оно ничем сюжетным не заполняется, а идет «Слово Рамы о поре дождей».

Я советую дойти до хорошего перевода «Рамаяны» и насладиться этим текстом. Описания этого периода исключительно красивы. Затем идет «Слово Рамы об осени»: наступает сухой период, на многие-многие двустишия Рама рассказывает, как прекрасен мир, когда он в осенних красках после поры дождей сверкает. И кончается всё это тем, что дороги просохли, а Сугрива до сих пор не помог.

Наконец Сугрива вспоминает о своем обещании. Рассылает обезьян на все четыре стороны искать следы Ситы, и самая главная группа обезьян во главе с Хануманом движется на юг и доходит до берега океана. Хануман, поскольку он умеет летать, летит через океан.

Здесь мы сталкиваемся с очень хорошо известным нам мотивом. Когда герой первый раз преодолевает границу потустороннего мира, он должен ее магически снять, одолеть чудовище, которое сторожит границу, а дальше уже все остальные герои будут преодолевать эту границу без проблем. Мы это встречали в былинах и не только.

Описания пути Ханумана через океан – это его столкновение со всевозможными монстрами. Причем Хануман действует, естественно, хитростью и магией. Он в некоторых случаях сжимается до микроскопических размеров и проскакивает монстра насквозь. В других – он уменьшается, попадает в пасть к монстру, там увеличивается многократно и разрывает монстра пополам. Такой роскошный, в стиле фэнтези, эпизод, подробное описание всех этих схваток и несхваток с монстрами.

Так он попадает на Ланку и начинает там бродить в поисках Ситы. (Книга посвященная событиям, произошедшим на Ланке, называется «Прекраснейшая».) Это совершенно невозможно пересказать, только прочесть, когда описываются роскошные дворцы, где обитают ракшасы, их жены – в ряде случаев – красавицы, в ряде случаев – красавицы в больших кавычках.

Долго бродит Хануман по Ланке, любуется ее красотами, Ситы нигде не находит. Бродит он ночью, видит спящих ракшасов, видит спящего десятиглавого Равану, в покоях рядом с ним его старшую супругу, прочих супруг и так далее, но Ситы там, естественно, нет, потому что Сита верна своему мужу и никоим образом она не может находиться в покоях Раваны. Она томится в роще, окруженная отвратительными демоницами ракшаси, страдает по мужу, и Хануман наконец ее находит.

Он прячется на дереве. И тут появляется Равана и начинает в очередной раз домогаться любви Ситы, но, поскольку силой он ей овладеть не может, он ждет ее согласия. Чего, разумеется, не получит. Равана уходит, и Хануман начинает говорить с Ситой, ей не показываясь. Здесь очаровательная психологическая деталь: Хануман понимает, что Сита испугается, когда его увидит. Поэтому надо подготовить ее к собственному появлению. Затем он перед ней выскакивает и подает ей перстень Рамы в качестве доказательства того, что ее супруг ее ждет, ищет.

Дальше самый логичный ход таков: Хануман умеет летать, и он предлагает Сите, дескать, садись на меня, мы перелетим через океан, и ты сегодня же воссоединишься со своим супругом.

По поводу этого хода ученые пишут, совершенно справедливо пишут, что это отражение очень архаичного сюжета, память о котором в «Рамаяне» сохранилась, а именно: Ланка – фактически мир смерти, человек туда войти не может, и то, что Рама туда посылает Ханумана, – это вполне закономерный ход, это образ волшебного помощника, который может пройти в мир смерти вместо человека. Поэтому, вероятно, в какой-то доэпической версии Ситу возвращал Хануман. И сюжет на этом исчерпан.

Но только не в воинском эпосе: как так, без мощной финальной битвы?! Это ж просто непорядок!

Поэтому бедным сказителям приходится выкручиваться совершенно ужасным образом, а именно: в лучшем случае Сита просто боится упасть со спины Ханумана в океан, этим ее нежелание бежать с Хануманом хоть как-то объяснимо. Но есть объяснение и поинтересней: Сита до такой степени верна своему мужу, что не может допустить, чтобы другой мужчина к ней прикоснулся, будь то даже и Хануман-спаситель. И вот с такой истинно женской логикой она отказывается вернуться к Раме. Она будет ждать, пока он придет с войском ее освободить, а Хануман может лететь к Раме и доложить, что Сита найдена, с ней более-менее всё в порядке. Только это Хануману и остается сделать.

Далее мы переходим к батальной части: Рама во главе воинства обезьян и медведей. Медведи есть практически только в индийской версии, у других народов их обычно из сюжета убирают, считая их излишеством. Так вот, Рама во главе войска обезьян и медведей движется на юг, приближается к берегу океана. В числе обезьян оказывается еще один мудрый полубог, сын божества Вишвакармана. «Вишвакарман» буквально переводится как «творец всего». Его потомок-обезьяна строит мост через океан, таким образом Рама переправляется на берег Ланки, и закипает кровавая битва, которая, естественно, разбивается на несколько эпизодов.

Один из них такой – «Стрелы Индраджита». Индраджит – сын Раваны, победитель Индры – в бою осыпает Раму и Лакшману градом стрел, который их обоих поражает насмерть. Но стрелы Индраджита по природе своей – это змеи, и, на счастье Рамы и Лакшманы, в небе появляется исполинский орел Гаруда, лютый враг змей, герой многих отдельных мифов. Словом, едва этот орел появляется в небе, как стрелы Индраджита превращаются обратно в змей и уползают из тел героев, отчего те встают живыми и невредимыми. По этому поводу Павел Александрович Гринцер, замечательный, к сожалению, уже ныне покойный исследователь индийского эпоса, писал, что, безусловно, это мотив временной смерти, мотив инициатический: временная смерть в бою со змеем.

Другой, не менее знаменитый эпизод – это бой с Кумбхакарной. Посредством известной тысячи боевых слонов Кумбхакарну разбудили, он вступает в битву и начинает войско обезьян просто пожирать. Он засовывает их себе в рот, а наиболее сообразительные обезьяны вылезают у него из носа и ушей. Неэстетично, но зато остались в живых.

Против него выходит Лакшмана. Он поражает Кумбхакарну, но тот успевает зацепить его отравленным оружием, и Лакшмана – при смерти от яда. Здесь в сюжет вступает предводитель войска медведей Джамбаван, который говорит, что он способен исцелить Лакшману, если принести траву, которая находится в Гималаях. И тут в действие вступает Хануман.

Это божественно красивый эпизод. Постоянно его все воспроизводят, и очень много изображений Ханумана как раз связано с ним. Итак, Хануман говорит, что он сейчас слетает в Гималаи, летит туда, но при его появлении целебные травы прячутся. Тогда Хануман увеличивается в размерах (а что ему – при его-то возможностях!), поднимает всю вершину горы и несет ее, как официант поднос, на одной руке. Такие изображения летящего Ханумана с вершиной горы очень и очень распространены. Он приносит Джамбавану вершину горы, Джамбаван находит нужную травку, Лакшману исцеляет, и он готов снова вступить в бой.

Ну и наконец финальный этап битвы, когда Рама поражает Равану. Причем перед битвой Вибхишана, третий брат, приходит к Раме, отрекается от злых деяний своих братьев. Но естественно, кто-то должен род продолжать, больше ни для чего Вибхишана не нужен.

Равана повержен, Рама возвращает себе Ситу.

И вот здесь начинается, как бы это сказать помягче, черт-те что. В любых неиндийских версиях «Рамаяны» зло побеждено, ракшасы разбиты, Равана убит, Сита вернулась к мужу, и единственное, что остается сделать, – это вернуться в родную страну. Предполагается, что Рама искал Ситу настолько долго, что за это время срок изгнания истек, а что не истекло, истечет, пока они будут возвращаться домой. То есть всё, это финал, больше тут ничего быть не может.

Но как я уже сказала, это индийская поэма, здесь кончается эпос, здесь поэма строится на теме разлуки. И тему эту хочется усилить. И что же у нас получается? Сита возвращается к Раме, тот… от нее отказывается. Почему? Потому что она слишком долго прожила в доме другого мужчины. И даже если Равана и не касался ее, то всё равно Ситу оскверняли нечестивые взгляды Раваны и нечестивые помыслы. И такую жену Рама принять не может, и пусть Сита идет куда угодно, а Рама сражался отнюдь не для возвращения Ситы, а чтобы отомстить Раване за нанесенные оскорбления. Логика отдыхает.

Сериал продлен на новый сезон, зрители плачут от счастья. Насчет «сериала» я не шучу, наши сериалы – это замена эпоса в современных условиях. И логика везде одна: зритель хочет еще? – будет еще.

Вернулись к Сите. Она от горя при таких словах приказывает сложить погребальный костер и живой входит в огонь, потому что ей жизнь не мила. Бедную женщину хорошо можно понять.

Но Агни, бог огня, на руках выносит ее из костра, тем самым доказывая ее чистоту и невинность. И Рама внезапно говорит, что, дескать, он и не сомневался в невинности Ситы, а всё это устроил, просто чтобы все убедились, что Сита чиста, невинна, и Рама может благополучно снова ее в качестве жены вернуть.

Они возвращаются в Кошалу, в родную страну. Долгое время живут вместе. Но когда уже Сита беременна, когда она ждет рождения их сыновей, то тут снова начинается. Они живут некий астрономический срок жизни – полубоги же, – а люди сменяются, поколение за поколением. И вот уже люди начинают говорить о том, что Сита, дескать, не чиста. И Рама под давлением, так сказать, общественности беременную Ситу отсылает в леса, в обитель поэта Вальмики, где она живет, и там она рождает двух сыновей – Кушу и Лаву.

Поэт Вальмики однажды весной видит брачные танцы журавлей. Но к журавлям подкрадывается охотник. Поэт видит, как охотник поражает самца, и Вальмики проклинает охотника. И слова проклятия у него вырываются изо рта мерными стопами двустишия.

Такими двустишиями Вальмики пишет поэму о деяниях Рамы, то есть он пишет «Рамаяну». Оцените: в текст «Рамаяны» входит история сложения поэмы. Вальмики учит этому сказанию Кушу и Лаву. И они в обличье простых жителей лесов прибывают в столицу, прибывают к царю, то есть к Раме, и перед ним исполняют это самое сказание.

Причем эпизод с убийством журавля идет в поэме в качестве зачина, задавая именно литературный колорит, то есть образ разлуки, который станет, как уже было сказано, сквозным. Рама, спрашивает, откуда же эти мальчики? кто их родители? Они отвечают, что они не знают своего отца, но вот их мама живет у Вальмики. Приказывают привести мать. Так Рама видит Ситу. А Сита говорит, что в знак доказательства ее чистоты пусть разверзнется земля и ее поглотит. Земля, мать Ситы, разверзается и ее поглощает. Таким образом, Рама теряет жену уже навсегда.

Очень благодатная тема для страданий от разлуки. Но шутки шутками, а всё действительно так и есть. На примере «Рамаяны» мы прекрасно видим, как мифологическое сказание превращается в воинский эпос, а позже – в мелодраму. Тенденциозность обработки эпоса понятна. И вот эта седьмая книга «Рамаяны», построенная на бесконечных разлуках, создана много, много позже основного текста. Едва ли ее, честно говоря, можно признать удачной.

Любопытно, откуда происходит сюжетный ход, связанный с Кушей и Лавой. Это, скорее всего, вторичное объяснение. В Индии существовала категория певцов, которые назывались «кушилавы». Происхождение этого термина нам неизвестно, а объяснение, что «кушилава» происходит от имен Куши и Лавы, которые были первыми исполнителями «Рамаяны», – это явно вторичный этимологический миф.

Вообще, исполнители эпоса – это были в первую очередь колесничие «суты». Колесничие очень часто формировались из смешанных каст: брак между брахманкой и кшатрием. И в обязанность сут просто-напросто входило развлечение своего господина сказаниями, и поэтому неудивительно, что в «Махабхарате», к которой мы уже переходим, значительная часть поэмы – это просто то, что рассказывает колесничий своему господину.

Если полное исполнение «Рамаяны» требует примерно месяца, то полное исполнение «Махабхараты» требует четырех месяцев, и индийцы по этому поводу говорят очень возвышенно: «Чего нет в “Махабхарате”, нет в Индии». Европейцы по этому поводу говорят менее возвышенно, называя «Махабхарату» литературным чудовищем.

Действительно, в «Махабхарату» вошла практически вся индийская культура, существовавшая на протяжении полутора тысячелетий. Поскольку значительную часть временных событий «Махабхараты» занимает изгнание героев в леса, где у них приключений не будет, а они будут сидеть в лесах двенадцать лет, слушая сказания святых подвижников, то в «Лесную книгу» «Махабхараты» входит такое количество разнообразных сказаний, что просто нет слов. Кстати, в «Махабхарату» входит и «Рамаяна» тоже, как раз ранняя версия «Рамаяны», без этих самых жутких дополнительных разлук. Так что действительно «Махабхарата» охватывает полностью индийскую культуру за эти полтора тысячелетия. Сюжет ее, если попытаться сказать в двух словах, – это борьба двоюродных братьев, Пандавов и Кауравов, борьба за власть над Северной Индией. Я замечу, что основа «Махабхараты» – эпос племен, которые пришли в Северную Индию с запада, племен, которые, я уже говорила, сначала вели кочевой образ жизни, позже – полукочевой.

 

«Махабхарата»

Считается, что в основе Махабхараты лежат исторические события, которые проходили в Северной и Центральной Индии. Ученые проводили раскопки на месте Хастинапура, знаменитого по эпосу города, и нечто они нашли, поскольку кто ищет, тот всегда найдет, но, как говорится, далеко не всегда то, что искал. И то, что в эпосе описывается как великолепные, роскошные дворцы, облицованные мрамором, чуть ли не с хрусталем и так далее, это в реальности оказалось едва сохранившимися остатками глинобитных хижин, которые, впрочем, на этапе перехода от кочевого общества к оседлому, естественно, казались ариям дворцами.

Но в основе Махабхараты всё-таки события не столько исторические, сколько вполне традиционный эпический сюжет. Итак, вражда двух семей, двух родов двоюродных братьев. Пять братьев Пандавов и сто братьев Кауравов.

Начнем мы с Кауравов, они, в конце концов, и старше. Что мы о них знаем? Их отец – слепой царь Дхритараштра, что само по себе уже интересная характеристика. Их сто, и родились они следующим образом: их мать родила не ребенка, и не десять, и не сто детей, она родила кусок мяса, который был поделен на 101 часть, помещены эти части были в сосуды с топленым маслом, и в положенное время из этих сосудов родились, чтобы не сказать – вылупились, – сто сыновей и одна дочь. Одним словом, Кауравы имеют отчетливые черты мифических змеенышей, а их отец – черты владыки смерти. При этом старший из Кауравов – Дурьодхана – это главный злодей, второй – Духшасана – наиболее яростный, наиболее гневный. Опять-таки, такую пару мы уже неоднократно видели. Причем Кауравам, как и положено эпическим врагам, чужда хитрость, они честны, хотя и далеко не положительны. Так вот честность Кауравов так отчетливо противостоит хитрости, которую с завидной регулярностью проявляют Пандавы, и особенно их советчик Кришна, что по этому поводу даже существовала теория инверсии, что, дескать, некогда главными героями эпоса были Кауравы, и они были хорошие, потому что они честные. А потом сменилась политическая власть, эпос перевернули с ног на голову, главными героями стали Пандавы, они стали считаться хорошими, хотя они хитрецы и безнравственные, и прочее в том же духе.

Что можно по поводу теории инверсии сказать? Что, безусловно, эта прямота Кауравов – не честность, а простодушие эпического врага. Но, что любопытно, теория инверсии, хотя она в науке была отвергнута уже очень давно, неожиданно получила очень яркое воплощение в литературе. Уже упомянутые мною Олди написали прекрасную трилогию «Черный Баламут», свою версию событий «Махабхараты», которая как раз и построена на том, что Кауравы – достойные, а Пандавы – наоборот. А уж Кришна так уж вообще персонаж практически отрицательный. Но это не более чем художественный образ, и просто я на этом специально останавливаюсь, чтобы потом не возникало ошибочных мнений, что, дескать, эта самая инверсия имела место. Ее конечно же не было.

Основной причиной соперничества двоюродных братьев является царство, кроме того, их соперничество принимает форму угона стад, что отголосок очень архаичной формы быта. И действительно, сражение между Пандавами и Кауравами проходит вполне традиционно – в два этапа. И первый этап – это их сражение из-за стад, принадлежащих будущему союзнику Пандавов, а потом уже их противоборство обретает максимальную степень в битве на Курукшетре.

Сами Пандавы одновременно считаются сыновьями Панду, по которому и носят это имя, и при этом они являются сыновьями богов. Согласно индийским представлением, если царь, да, собственно, даже не обязательно царь, любой человек не мог иметь детей (а это, как уже было сказано, самое страшное бедствие и для него, и для его предков), то следовало провести обряд, на который приглашался благочестивый брахман, он проводил с супругой этого мужчины ночь, оставлял ее беременной, и при этом брахман получал плату как за проведенный обряд, а родившиеся дети считались вполне законными детьми мужа этой женщины. Царь Панду в свое время был проклят за то, что он убил пару ланей во время брачных игр. Он был проклят, и соитие с женщиной сулило ему смерть. У царя было две жены. (Я нарочно пока не касаюсь более ранних витков родословной главных героев, мы начинаем с середины, с самых важных.) Итак, у Панду было две жены, и они, соответственно, рожали не от мужа, а они рожали от богов. Старшая царица Кунти своего старшего сына Юдхиштхиру рождает от Дхармы, бога закона. В самом слове «дхарма» основное ключевое понятие для индийской культуры и позже затем для культуры буддистской; оно происходит от глагола со значением «держать», в общем, то, на чём мир держится, и буквально означает «закон», но можно переводить и как «добро в высшем смысле». Итак, Юдхиштхира – воплощение справедливости, персонаж, иногда выглядящий нерешительным, невоинственным, – одним словом, в своих проявлениях весьма сдержанный, причем его невоинственность трактуется в вполне брахманском духе: помимо убивания врагов есть и другие достойные способы победы. Хотя это изначально, может быть, просто некоторая его нерешительность.

Второй сын, Бхимасена, – это сын Ваю, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Его эпитет – «волчье брюхо», прожорливый невероятно, сильный, могучий, характер неукротимый, натура широкая, любит и ненавидит во всю ширь – одним словом, персонаж весьма колоритный, и неудивительно, что в дальнейшем у него будет любовное приключение с демоницей-ракшаси. И судьбу одного из батальных эпизодов на Курукшетре решает сын Бхимасена от этой самой ракшаси – полуракшас, полу… я не знаю что, получеловеком его называть как-то не хочется. Словом, Бхимасена – неукротимая сила, его оружие в лучшем случае дубина-палица, а то он любит сражаться ближайшим деревом, выдранным с корнем.

Противоположность Бхимасене – Арджуна, сын Индры, колесничный боец, знаток воинского искусства, воинской магии, благородный, красивый – словом, все достоинства при нем.

И наконец, у второй жены Панду, у Мадри, у нее от Ашвинов, божественных близнецов, два сына, тоже близнеца, Накула и Сахадева, о которых, в общем, в первую очередь говорится, что они прекрасны и в них влюбляются просто все женщины, которые их видят.

По поводу структуры семьи братьев-Пандавов Жорж Дюмезиль писал, что эта она вполне отражает три социальные функции индоевропейского общества, то есть Юдхиштхира соответствует царско-жреческой функции, Арджуна и Бхимасена воплощают в себе воинскую функцию, два ее аспекта, и двуединые близнецы – функцию третью, земледельческую, то, что связано с плодородием.

При этом у Кунти, старшей жены Панду, был и старший сын Карна. Когда Кунти была еще совсем девочкой, к ее отцу прибыл великий мудрец, и царевна за ним ухаживала, прислуживала ему фактически как служанка, и он был так доволен ее поведением, что сообщил ей мантру, то есть магическую формулу, которая позволяла вызывать любого бога. После чего мудрец удалился. Царевна осталась во дворце, стала взрослеть дальше, и с ней стали случаться, так сказать, странные состояния, которые в подростковом возрасте бывают с каждой девушкой. Словом, она, весьма смущенная тем, что у нее начались месячные, решила вызвать бога солнца Сурью, чтобы спросить, а что, собственно, с ней происходит, поскольку, видимо, сексуальное образование в Индии тогда было ниже необходимого уровня. Сурья явился и предложил царевне стать его возлюбленной, пообещав ей, что после этого девственность к ней вернется и никто не узнает о происшедшем. Что и произошло. И у нее родился сын Карна, который, поскольку он сын солнца, рождается с вросшим в тело золотым панцирем и золотыми серьгами. Естественно, что царевна вынуждена сына спрятать, и в итоге он растет среди колесничих. О том, чей он сын, он совершенно не знает, считает своим отцом Первого Колесничего. Затем уже, когда все царевичи выросли и сам Карна вырос, его судьба приносит в Хастинапур – город, где живут Пандавы и Кауравы, – и он становится другом Дурьодханы. Причем Дурьодхана возводит его в царское достоинство, просто потому что это его друг, и Карна с лихвой платит Дурьодхане за дружбу верностью. И что самое интересное, по логике индийской культуры Карна – это герой отрицательный. Казалось бы, почему? Он ведь верный друг, и Дурьодхана с ним был щедр просто по дружбе, почему эти качества воспринимаются негативно? Ответ заключается в том, что, согласно логике индийской культуры, каждый должен следовать своему долгу. И когда Карна узнает, что он сын Кунти и кто его настоящий отец, то он обязан оставить Дурьодхану и перейти на сторону Пандавов, быть вместе со своими кровными братьями. В то время как Карна верен дружбе, то есть движим чувствами личными, а не чувством долга. И именно поэтому, хотя Карна во всём подобен Арджуне и в чём-то даже его превосходит, именно поэтому потом, когда они сходятся в поединке, Карна гибнет. И Карна осуждаем, потому что личные чувства осуждаемы в рамках индийской культуры. Нам этого не понять, для нас проявление личных чувств – это высшее достоинство, и считается правильным действовать вопреки законам, но по побуждению сердца, а в тогдашней Индии такое крайне и крайне осуждалось.

Теперь попробуем разобраться с генеалогией этого рода. Без схемы это будет довольно сложно, но придется. Схему при случае нарисуете сами, чтобы действительно во всём в этом разобраться.

Итак, жил-был царь Шантану, и его избирает в мужья богиня Ганга. От этого брака рождается герой, который в основном действует под именем Бхишма, то есть «грозный». Он сын царя и богини, и, мало того, он воплощение Дьяуса, древнейшего бога неба, одного из наиболее древних богов вообще всего индийского пантеона. Неудивительно, что главным героям он приходится двоюродным дедом. Отец Бхишмы, поскольку Ганга его оставила, хочет жениться на рыбачке Сатьявати, но случается незадача, отец Сатьявати упирается и говорит, что, дескать, у тебя могут быть другие жены, другие сыновья, они моих будущих внуков свергнут, и поэтому я не хочу отдавать тебе свою дочь. Рыбак вынуждает царя Шантану дать клятву, что тот не возьмет других жен, но тут выясняется, что есть же старший сын, а у него же тоже будут дети, значит, между возможным потомством Сатьявати и самим Бхишмой или его потомками может вспыхнуть вражда; одним словом, всё это приводит к тому, что Бхишма из любви к отцу дает обет безбрачия, который и соблюдает. У Шантану и Сатьявати рождаются два сына, и Бхишма им находит жен, сначала женится один, но погибает, потом женится на этих же двух женах другой, но тоже погибает. В итоге оказывается ситуация весьма трагичная, когда есть две вдовы-царицы, Шантану к тому времени в живых уже нет, его сыновей в живых тоже. А как же продлевать род? И тогда Сатьявати рассказывает, что у нее есть вообще-то старший сын, и это ни больше ни меньше, как сам Вьяса, имя, которое в переводе означает «расчленитель». Как излагает «Махабхарата», Вьяса еще в утробе матери выучил все четыре Веды. Собственно, именно он разделил Веды на четыре части (за что и назван Расчленителем), и вообще он величайший мудрец. При этом обликом он страшен немыслимо, и, видимо, манеры у него тоже эксцентричные. Тем не менее делать нечего, чтобы род не прервался, необходимо приглашать Вьясу, чтобы он зачал двум царицам детей. Вьяса прибывает, и настолько он страшен, что в момент соития старшая царица закрывает глаза, и в наказание за то, что царица не пожелала смотреть на великого мудреца, ее сын рожден слепым. Этот сын и есть Дхритараштра, отец ста братьев Кауравов. Вторая царица во время соития побледнела, и за это ее сын рожден бледным, и, собственно, имя «Панду» в переводе означает «бледный», и это отец Пандавов.

Бхишма, поскольку он чрезвычайно благочестив, имеет возможность сам выбрать день и час своей смерти, и так он живет себе и живет, и вот уже и отца пережил, сводных братьев пережил, и вот уже один из племянников погиб, то есть Панду, поскольку он всё-таки возжелал свою младшую жену Мадри, и это привело его к сбывшемуся проклятию и к смерти. Итак, одного из племянников уже нет, и вот уже внуки подрастают, и уже внуки женятся, а Бхишма всё живет и живет, и жить он будет в аккурат до великой битвы. Такова предыстория этого рода. То есть мы видим потомков богов и плюс к тому уже одну аватару – воплощенного бога Бхишму.

Но тут дело, конечно, подходит и к другой аватаре. И в числе героев появляется Кришна. Кришна, который достаточно быстро становится другом Пандавов и их советчиком. Причем советы Кришны с завидной регулярностью весьма и весьма далеки от идеалов чести, и уже позже это трактуется как принципиальная непознаваемость бога, дескать, бог – за пределами человеческих законов и людям не понять его логику. А изначально, конечно, речь идет о том, что Кришна как персонаж имеет хорошо выраженные черты трикстера. И действует хитростью.

Далее как бы первое предварительное изгнание Пандавов. Они уезжают в город на празднества, но их там собираются убить, строят для них дом деревянный, пропитанный смолой, чтобы его поджечь, но Кришна дает Пандавам совет, Пандавы прорывают подземный ход, по нему спасаются, вместо них погибают совершенно другие люди, а Пандавы неузнанными бродят и приходят на сваямвару царевны Драупади. Условия сваямвары вполне традиционные: надо некий исполинский лук натянуть и выстрелить; и там же, на сваямваре, очень много различных царевичей, и там же, кстати, и Кауравы, и там же вместе с ними их друг Карна. Но когда приходит их очередь и Карна вполне успешно натягивает лук, с чем никто не мог справиться всё еще, то Драупади говорит: «Я не выберу сына возницы». Таким образом, Карне даже попытки не предоставляется, хотя понятно, что он мог бы справиться. В итоге лук натягивает и стреляет из него Арджуна, ему достается Драупади, он вместе с ней и с братьями приходит к своей матери, царице Кунти, которая разделяла с ними эти странствия. Мать, еще не видя их, слышит, что они говорят, мол, с нами благостыня, то она произносит: пусть она принадлежит всем вам. Таким образом она невольно обрекает Драупади на многомужество, что в итоге и происходит. Драупади становится женою всех пятерых братьев Пандавов. По этому поводу что можно сказать? Дело в том, что в Северной Индии и по ту сторону Гималайских хребтов, в Тибете, действительно была распространена полиандрия – многомужество. Так что это отголосок вполне реальных обычаев. С другой стороны, Драупади имеет черты богини плодородия. И ее многомужество – это одно из проявлений этих черт. Потом, кстати, оскорбление Драупади будет служить основным поводом к войне, к битве на Курукшетре, хотя, конечно, понятно, что причины другие, но поводом является оскорбление Драупади.

Теперь я замечу, что сюжет «Махабхараты» строится на повторах, и дублирование эпизода, как уже говорилось, – это один из важнейших сюжетообразующих ходов в эпосе вообще. Есть два изгнания Пандавов, первое – предварительное, когда они спасаются от гибели в смоляном доме и в итоге добывают себе Драупади в жены. И второе – основное, когда они проведут двенадцать лет в лесах. (Забегая вперед, точно так же будет две войны Пандавов с Кауравами: из-за стад царя Вираты и основная битва на Курукшетре.)

Почему идет мотив изгнания? Заметим, изгнания у нас и в «Рамаяне», изгнания у нас и в «Махабхарате». Откуда берется этот мотив? Дело в том, что изгнание, лишение имущества, лишение жилья, лишение всех прав – это своего рода бесстатусность перед воцарением. Фактически изгнание нужно воспринимать как форму инициации, причем инициации царской: прежде чем вознестись и стать царем, ты должен пройти через самый-самый низ и быть лишенным абсолютно всего. Это мы видели в «Рамаяне», и еще четче это в «Махабхарате».

Итак, Пандавы с Драупади возвращаются в Хастинапур, и происходит раздел царства, они уходят на север, там чудесным образом строят город себе Индрапрастху, где живут, потом приглашают туда Дурьодхану, отчасти издеваются над ним, отчасти бахвалятся своими чудесами. Одним словом, конфликт становится неизбежен, и Кауравы вызывают Пандавов на игру в кости. Игра в кости достаточно хитрая; в ней были определенные и довольно сложные правила. Это своего рода испытание на воцарение, и от имени Кауравов с Пандавами играет дядя Кауравов Шакуни, весьма искусный в этом деле. Юдхиштхрира, который считает себя большим знатоком игры в кости, принимает его вызов. Они играют, Юдхиштхрира последовательно проигрывает все свои драгоценности, затем проигрывает царство, затем одного за другим своих братьев, затем самого себя и затем ставит на кон последнее, что у него осталось, их общую жену царицу Драупади, и проигрывает так же и ее. Духшасана силой притаскивает Драупади в зал собраний, издевается над ней, Дурьодхана хлопает себя по бедру в знак того, что Драупади станет его наложницей; Бхимасена, естественно, кричит вне себя, он клянется сокрушить бедра Дурьодханы. Но тут в дело вступает старый Дхритараштра, который обращается к Драупади со словами утешения и говорит, что Юдхиштхрира проиграл самого себя, следовательно, не имел право ставить на кон жену, так что Драупади свободна и никто не должен с ней обращаться как с рабыней. Он утешает ее и предлагает ей выбрать дар, и она сначала просит, чтобы Дхритараштра вернул свободу Юдхиштхрире, затем – свободу остальным братьям. Она даже не просит вернуть им царство, потому что говорит, что братья свое царство вернут себе сами. Впрочем, царство им тоже возвращают. И потом следует вторая игра в кости, когда на кону стоит уже нечто иное, и проигравший должен уйти в леса на двенадцать лет, а тринадцатый год прожить неузнанным. Если на тринадцатый год проигравшая сторона будет кем-либо опознана, то надо уйти в леса еще на двенадцать лет. И эту игру Юдхиштхрира также проигрывает. Так что братья и Драупади с ними вынуждены двенадцать лет жить в лесах. И тут начинается книга третья «Махабхараты», книга «Лесная», сюжет которой, собственно, был уже пересказан: Пандавы живут в лесах. Чтобы создать у слушателя полноценное ощущение двенадцати лет, что делают сказители? Всё предельно просто – они наполняют эти двенадцать лет рассказом о том, что слушают Пандавы. То есть Пандавы сидят там, в лесу, вокруг, естественно, полным-полно всевозможных святых отшельников, и они рассказывают Пандавам различные истории. И это практически весь сюжет, за вычетом парочки эпизодов «Лесной» книги. Там, конечно, немереное количество разнообразных сказаний.

На тринадцатый год Пандавы приходят к царю Вирате под видом различных умельцев. Юдхиштхрира притворяется брахманом, Бхимасена устраивается на кухню в качестве повара (не столько готовит, сколько ест сам), Арджуна – учителем музыки, и Накула и Сахадева тоже на каких-то простых должностях. Драупади к супруге Вираты приходит служанкой. И всё бы ничего, и никто их не узнавал, и всё было в порядке. Но вот случилась первая неприятность: на Драупади положил глаз тамошний полководец Кичака и возжелал ее. Бедная Драупади в слезах прибежала к Бхимасене, просила защитить ее от домогательств. Бедную женщину можно понять. Бхимасена, который, как известно, не отличался ни сдержанным характером, ни особой покладистостью, узнав о том, что грозит его жене, вырвал с корнем ближайшее дерево и объяснил Кичаке, что тот был совершенно не прав, после чего то же самое пришлось объяснять всей родне Кичаки, потому что они захотели в отместку Драупади сжечь на погребальном костре полководца, который вот так ее хотел. Бхимасена, опять-таки, и это объяснил, и, в общем, от Драупади пришлось отстать. Дальше случилась следующая неприятность: стада Вираты угоняют Кауравы. Арджуна берет на колесницу юного царевича, сына Вираты, царевич боится вступать в бой (еще мальчик совсем), но Арджуна уверяет его, что всё будет в порядке, и сам в какой-то момент доверяет царевичу вожжи, а сам берет свой волшебный лук (подарок Индры) и побеждает Кауравов, отбивая стада. Тут как раз приходит срок окончания их пребывания неузнанными, и они открываются царю Вирате, заодно заключают с ним родственный союз. Все уже, конечно, готовятся к войне, причем Кришна делает вид, что своими советами пытается поддержать мир, но ведет себя так, что фактически он обе стороны к войне подстрекает. При этом он в итоге отдает свое войско Дурьодхане, с которым он тоже вроде как в неплохих отношениях, а сам в качестве простого колесничего принимает участие в битве на стороне Пандавов. Кришна становится колесничим Арджуны.

И вот приходит день битвы на Курукшетре. При этом старый Бхишма, дед Пандавов и Кауравов, вынужден возглавить войско Кауравов, хотя его симпатия на стороне Пандавов. Наставники Кауравов и Пандавов, опять-таки, все в том же самом войске. Вообще у Кауравов такой хороший численный перевес.

Перед битвой Арджуна в смятении: он должен биться против своих наставников, против своего двоюродного деда. И потом, как бы ни были плохи Кауравы, против своих двоюродных братьев. Он не хочет биться против них, он снимает с себя доспехи и говорит, что гори оно огнем это царство, биться я не могу и родных убивать я не должен. Но тут в дело вступает Кришна, который, собственно, и произносит ему в ответ «Бхагавадгиту»: он говорит о том, что Арджуна должен биться по долгу кшатрия, по долгу воина. Он должен быть вне любви и ненависти. Для него должно существовать только чувство долга. А результаты, плоды – это всё его не касается. Он должен сражаться, потому что он кшатрий. После этого Арджуна готовится вступить в битву. Здесь же очень показательный эпизод, когда Пандавы перед началом битвы идут к своему двоюродному деду Бхишме и просят у него, как у старшего родича, благословения на битву с ним. Опять-таки, поскольку и те и другие – кшатрии и должны биться не по ненависти или любви, не движимые личными чувствами, а только движимые чувством долга, то Бхишма их охотно на это благословляет.

Начинается битва. Описания сражений в «Махабхарате» весьма мощные, соответственно, это всевозможные громовые стрелы, это главные герои, которые тысячами и десятками тысяч в день убивают простых воинов, это копье, которое пролетает сквозь тело одного из главных героев, вонзается в землю, отчего главный герой почувствовал себя оглушенным и до конца этого дня не принимал участия в битве. Согласно «Махабхарате», за восемнадцать дней битвы было перебито что-то около миллиона человек. Словом, масштаб гипербол, безусловно, впечатляет. Некоторые так вообще видят в описании громового оружия, которое применяют обе стороны (по тексту, это магическое оружие, оружие богов, полученное в ходе весьма суровых обучений, испытаний), так вот, некоторые вообще видят чуть ли не очередное нашествие марсиан. Опять же, я об этом говорю, потому что такая точка зрения достаточно широко распространена, и лучше б, наверное, ей быть распространенной поменьше.

Изначально войсками Кауравов руководит Бхишма, и Пандавам приходится весьма и весьма туго. Но они в какой-то момент обращаются к Бхишме с вопросом: «О дед, подскажи нам, как тебя убить?» И тот сам дает ответ на этот вопрос. Мотив вполне узнаваемый: для эпического героя смерть в той или иной форме есть самоубийство. И в итоге в него стреляют из-за спины одного из персонажей, который изначально был рожден девушкой, но потом превратился чудесным образом в юношу. Бхишма смертельно ранен. И, уже умирая, он просит, чтобы ему дали напиться, Арджуна стрелой бьет в землю, начинает бить родник. Тогда Арджуна делает для Бхишмы ложе из стрел, поднимая на вонзенных в землю стрелах умирающего двоюродного деда. Здесь, по идее, должна быть гибель Бхишмы, но, как уже говорилось, «Махабхарата» – это эпос изначально воинский, который позже был обработан в брахманской среде и принял черты эпоса дидактического. Так вот, Бхишму оставляют в живых. И в имеющемся у нас тексте «Махабхараты» Бхишма уже после битвы на Курукшетре произносит огромнейшее, совершенно нечитаемое поучение, в котором он рассказывает Пандавам, как должен править царь. Это уже, конечно, нарушение эпических законов, но нельзя не отметить этот факт сам по себе.

Дальше предводителем войска Кауравов становится Дрона. Дрона – это наставник, воинский учитель и Пандавов и Кауравов, который больше всего на свете любит своего сына Ашваттхамана. И когда Пандавам приходится совсем туго, то по совету Кришны Дроне сообщают, что Ашваттхаман убит. И, опять же по совету Кришны, убивают слона с тем же именем, и Дрона обращается с вопросом к Юдхиштхире, правда ли, что убит Ашваттхаман. И Юдхиштхира, воплощение честности, воплощение справедливости, отвечает: «Да, Ашваттхаман убит», а потом шепотом добавляет: «Слон…» То есть солгать он не может, но вот таким образом он говорит правду, тем самым всё равно солгав. Широко распространенный в эпических текстах прием – лгать правдой. После этого Дрон отказывается уже биться, и его легко убивают.

Перед битвой Карна ссорится с Бхишмой и говорит, что он не вступит в битву, пока Бхишма жив. Это яркая, очень известная параллель к ссоре Ахилла с Агамемноном, с той лишь единственной разницей, что по степени божественности Карне с Бхишмой явно тягаться не приходится, ну да ладно. Но после гибели Бхишмы Карна вступает в бой, и затем идет один из центральных эпизодов «Махабхараты» – это поединок Арджуны и Карны. Как я уже говорила, герои примерно равны друг другу по воинской мощи, но на стороне Арджуны высшая справедливость, высший закон по индийским понятиям. И поэтому в какой-то момент земля начинает поглощать колесо колесницы Карны. Заметим, что для такого типа героя гибель через ноги – это вполне нормально, но вот здесь это мотив связывается не с ним, а с его колесницей. И в этот момент Арджуна его убивает. И, опять-таки, это идет как торжество чувства долга над недостойными воина индивидуальными страстями, индивидуальными привязанностями.

Очень жесткий, впечатляющий, но не в лучшем смысле, эпизод – смерть Духшасаны. Бхимасена, когда его повергают в бою, начинает терзать его тело и пить его кровь, и уже сам Бхимасена уподобляется ракшасу. Впрочем, с ракшасами у него много общего, даже сыночек, который в один из моментов боя приходит очень серьезно на выручку Пандавам и при этом погибает. И кстати, вот такой вот сын, побочный сын одного из героев, безумный исполин, дикарь огромного роста, огромной ярости, при этом обреченный погибнуть, – это образ не специфически индийский, это образ очень характерный для эпоса, и параллели встречаются нам, например, во французских сказаниях. Так что ничего такого особенного в полуракшасе – сыне Бхимасены нет.

Финал битвы. После еще нескольких дней войско Кауравов разбито, от него остается всего несколько человек, и остается сам Дурьодхана. Он прячется рядом с полем битвы, он прячется на дне озера и там сидит под водой. Гринцер и другие исследователи пишут, что здесь очень четко проявляются в образе Дурьодханы его как раз змеиные черты, поскольку действительно Кауравы имеют черты змеев и, кстати сказать, сама по себе битва на Курукшетре символически воспринимается как земное воплощение боя Индры с Вритрой, где функцию Индры воплощает его собственный сын Арджуна, а функцию Вритры – вообще Кауравы как совокупность змеев. К вопросу о параллелях: первое сражение Пандавов с Кауравами, освобождение стад Вираты – это, естественно, отголосок другого важнейшего мифа, индийского мифа Вала, похищения коров.

Итак, Дурьодхана прячется под водой, приходят пятеро Пандавов и Кришна. И здесь Юдхиштхира вызывает Дурьодхану на бой, говоря, что всё царство достанется тому, кто победит в этой схватке. Иными словами, он готов ради поединка с Дурьодханой поставить на кон результат всей битвы, всего этого чудовищного истребления людей. Дурьодхана соглашается выйти. И против него, что неудивительно, выходит Бхимасена, и они начинают биться на излюбленном оружии обоих – на палицах. И, несмотря на то что Дурьодхана истомлен и битвой, и поражением, он начинает одолевать. Тогда стоящий рядом Кришна бьет себя по бедру, напоминая Бхимасене о том, что тот клялся сокрушить бедра Дурьодханы, и Бхимасена наносит удар по бедрам – удар запрещенный. Удар ниже пояса в прямом и переносном смысле. Разбивает Дурьодхане бедра и оставляет его умирать, а сами Пандавы уходят. Истекающего кровью, умирающего Дурьодхану находят три воина, среди которых вот тот самый Ашваттхаман, сын Дроны, который и так исполнен ненависти к Пандавам за убийство отца обманом, а тут они еще видят умирающего царя.

И Ашваттхаман ночью нападает на лагерь Пандавов, где самих Пандавов, по счастью для них, не оказалось. Идет ночное избиение спящих. Ашваттхаман и еще два воина поджигают лагерь, становятся у выходов и всех, кто пытается выбежать из горящего лагеря, убивают. Этот сюжет находит идеальную параллель в «Илиаде»: ночная вылазка Одиссея и Диомеда, когда они точно так же громят спящий лагерь союзников Трои. И в общем-то, остается открытым вопрос, что это. Это или очень высокая степень совпадения, которая, конечно, может объясняться сходными условиями ведения войны, сходными воинскими хитростями, или же всё-таки это просто эпический сюжет, который восходит к индоевропейской общности.

В итоге от всего войска Пандавов остаются только пять Пандавов и Кришна. Затем они возвращаются в город, не очень-то это удастся назвать «с победой», но, как бы то ни было, Дурьодхана всё-таки умирает, и остальные три воина, с ними связан отдельный сюжетный ход, но, скажем так, они из сюжета исчезают.

Пандавы возвращаются с победой. И вот здесь происходит уже упомянутый мною ранее эпизод, когда слепой Дхритараштра хочет якобы обнять Бхимасену, на самом деле – его задушить. Но его слепоту обманывают чурбаном в доспехе, который слепой старик искорежил, а Бхимасену он бы просто убил.

Судьба Дхритараштры – уход в отшельничество, и царство достается Пандавам. Несмотря на кажущуюся победу, битва на Курукшетре – это начало конца, это начало Кали-юги, то есть черного периода в истории человечества. Для индийцев, как и для греков, история делилась на Золотой век, Серебряный, Медный и последний – это «Кали-юга», Черный век.

Кали-юга начинается с битвы на Курукшетре, и в дальнейшем всё идет хуже и хуже, и царство Пандавов оказывается обреченным. Точно так же обречено и царство Кришны. Хотя он царь в своей стране, но люди забывают законы, забывают свой долг, от чудовищного избиения мужчин женщинам приходится вступать в брак с кем попало, от этого смешиваются касты. И заканчивается всё тем, что народ Кришны просто избивает друг друга, и Пандавы не могут их защитить.

В конце концов сами Пандавы уходят за пределы мира, поднимаясь на гору Меру. Юдхиштхира, как воплощение справедливости, – он живым восходит на небеса, и позже к нему присоединяются уже умершие братья и Драупади. Так финал «Махабхараты» оказывается трагичен, и, вероятно, это результат обработки эпоса в брахманской среде. Естественно, что для брахманов воинские подвиги сами по себе особой ценности не имеют. Поэтому «Махабхарата» оказывается произведением, в котором вот эта тенденциозная и, в значительной степени, противоположная изначальному замыслу обработка сюжета приводит к очень ярким и заметным противоречиям.