Вместе с Англией под властью Вильгельма оказалась древняя церковь, обладавшая богатыми традициями и пользовавшаяся уважением и влиянием во всем королевстве. Внешним обликом она была совершенно не похожа на нормандскую церковь. Ее постройки в архаичном стиле были маленькими и тесными, но хранили поразительные сокровища; ее священники большей частью были сторонниками местных культурных традиций, а ее святые носили имена, непривычные для нормандского уха. Помимо этого, существовало множество тех тонких отличий в обычаях и обрядах, которые обычно и вызывают самые бурные споры. Кроме того, в последнее время для английской церкви были характерны небрежное отношение к различным уставам, некоторые нарушения нормы и, как следствие, отсутствие взаимопонимания с Римом. Хотя в 1066 г. английская церковь переживала не лучшие времена, она сохраняла ортодоксальность, пользовалась почетом и не была чужда искусству. Если она и не находилась на пороге реформ, то, во всяком случае, вполне была готова принять их из чужих рук. Ее представителями были некоторые выдающиеся прелаты: Стиганд Кентерберийский, архиепископ без паллия, чья несколько загадочная карьера тогда уже подходила к концу, но который тем не менее был одаренным человеком и оказывал влияние на государственные дела еще со времен Кнута; Эльдред Йоркский, еще один опытный в мирских делах епископ, который довольно быстро добился известности и уважения среди нормандцев благодаря своим познаниям в управлении и военном деле; и, наконец, Вульфстан Вустерский, яркий представитель островной цивилизации, заслуживший доверие Завоевателя своим стремлением к простоте и благочестием, благодаря которым он был канонизирован в XII в.

Теперь эта церковь досталась Вильгельму. Английское духовенство привыкло подчиняться королям и, за очень редкими исключениями, было готово безоговорочно покориться завоевателю. Епископы убедительно доказали свою верность новому господину в годы беспорядков — разве что лишь епископ Даремский имел отношение к мятежам, — а аббаты, несмотря на то что они чаще проявляли недовольство и были менее надежны, в целом также оставались преданными королю. В качестве вознаграждения за свои услуги самые влиятельные епископы, возможно, ожидали, что человек, покоривший их страну, проявит хотя бы терпимость, однако это была тщетная надежда. В определенной мере Вильгельм проявлял к ним благосклонность лишь для того, чтобы ввести их в заблуждение. Из-за целого ряда причин его вмешательство в дела церкви было неизбежным — нужен был только удобный повод. Он рассматривал герцогскую, а затем и королевскую церковь как часть своей собственности и привык контролировать ее деятельность. Так как в управлении государством Вильгельм намеревался во многом полагаться на епископов, ему было необходимо ближе познакомиться с этими людьми. От аббатов он требовал, чтобы они занимались мирскими заботами в меньшей степени, чем епископы, и служили, таким образом, примером для подражания, однако вскоре осознал, что английские аббаты в этом смысле многое утратили. Он был горячим приверженцем реформ и знал, что монашество нуждается в серьезных преобразованиях. Вильгельм принадлежал к числу тех христиан-традиционалистов, которые с неодобрением относились к незнакомым обычаям, и, кроме того, по своему темпераменту он неприязненно воспринимал присущую английской церкви снисходительность. Наконец, нужно упомянуть о давлении, которое на него оказывали все те, кто хотел получить свою долю церковной добычи, т. е. герцогские священнослужители, требовавшие получения лучших английских приходов, и монахи — сторонники реформы, жаждавшие привести в порядок здешние обители. Если Стиганд полагал, что он справится с таким клубком проблем, а, по-видимому, так оно и было, то просто память о прошлых успехах затмила ему разум, мешая рассуждать здраво.

До 1070 г. Вильгельм в большой степени полагался на английскую церковь и ее самых высокопоставленных представителей, попирая ее права только при конфискациях, с помощью которых он хотел вознаградить церкви, посодействовавшие его экспедиции в Англию, и покрыть свои военные расходы. Король всецело доверял Эльдреду Йоркскому и по крайней мере одному аббату — Этельвигу Ившемскому, а к Стиганду относился с глубоким уважением. Когда в 1067 г. место главы Дорчестерской епархии оказалось вакантным, Стиганду было даже позволено рукоположить в епископы человека, назначенного Вильгельмом, и тот факт, что им оказался монах из Фекана, нисколько не удивил и не встревожил архиепископа. В 1070 г. Вильгельм решил отказаться от такого своего отношения к местному духовенству. Нажим с различных сторон возрастал, побуждая его к действиям, и теперь наступил подходящий момент. Эльдред Йоркский умер, восстания почти сошли на нет, множество нормандцев получили в надел английские имения, поэтому чистка верхушки английской церкви не могла бы ни ослабить положение Вильгельма, ни привести к более сильным волнениям.

Было решено для начала низложить некоторых епископов-англичан. С новыми людьми во главе церкви путь для реформы был бы открыт. Чтобы провести в жизнь свои планы, Вильгельм попросил папу прислать легатов — так же, как и в 1054–55 гг. в случае с архиепископом Можером. Хотя Александр II и был плохо осведомлен о происходящем и получал искаженные сведения, он послал в Англию своего опытного слугу Эрменфрида, епископа Ситтенского, в сопровождении двух кардиналов-священников. Епископ был в какой-то степени знаком с делами нормандской и английской церкви, так как участвовал в отстранении Можера, а в 1062 г. был, вероятно, направлен в Англию вместе с архиепископом Эльдредом для проведения инспекции церкви и осуществления с общего согласия некоторых реформ. Прибыв в Англию в 1070 г., легаты созвали всех епископов вместе с аббатами их епархий на собор в Винчестере 7 апреля, чтобы «искоренить все то зло, что произрастает в вертограде Господа Саваофа, и насадить то, что будет благотворным для здоровья и души, и тела». Вполне вероятно, что епископы и аббаты явились на собор в страхе и трепете.

Видимо, легаты прибыли с указаниями сместить архиепископа Стиганда и всех рукоположенных им епископов. Однако такой поворот событий был не нужен Вильгельму, так как Стиганд посвятил в сан первых священнослужителей, назначенных королем, и, кроме того, в этот черный список попали епископы, заслужившие в церкви безупречную репутацию. И Вильгельм добился своего. Впоследствии Александр II не был вполне уверен, что все было сделано по справедливости или, по крайней мере, что были соблюдены все необходимые формальности. Однако его полные беспокойства послания не принесли никакого эффекта. Возможно, из-за того, что политические мотивы в этом деле преобладали над церковными, точная формулировка обвинений против низложенных впоследствии клириков нам так и не известна. По-видимому, самого Стиганда тоже обвинили в узурпации чужих прав, поскольку паллий ему пожаловал антипапа, а также в обслуживании нескольких епархий. В случае со смещенными епископами мы можем предположить только политические причины: Этельмер из Восточной Англии был братом Стиганда, Этельвин из Дарема когда-то встал на сторону мятежников-нортумбрийцев, а Этельрих из Селси возглавлял стратегически важную епархию. Чтобы избежать отстранения, от своего места сам отказался Леофвин, женатый монах из Личфилда. Из двенадцати епископов Эдуарда Исповедника, здравствовавших в 1070 г., осталось семеро, причем только двое или трое из них были коренными англичанами.

Для заполнения образовавшихся вакансий Вильгельм назначил на эти места в 1070 г. пятерых, в 1071 г. — одного и в 1072 г. — двоих епископов (один из них стал преемником умершего епископа Эксетерского). Впоследствии при Вильгельме появилось еще девять вакансий. Умерли два епископа Рочестерской епархии, находившейся под покровительством архиепископа Кентерберийского, и Ланфранк оба раза назначил туда монахов из своей старой обители — Бекского аббатства. Всего же Вильгельм определил шестнадцать человек в двенадцать диоцезов. Так как среди них не было ни одного англичанина, мы можем предположить, что его политика заключалась именно в вытеснении англичан, а судя по тому, что он выбрал тринадцать священников из своей капеллы и только троих монахов, Вильгельм считал, что епархия — это естественное вознаграждение за личные заслуги перед королем и что монахи для управления ею непригодны. В правление Вильгельма выходцы из монашеской среды составили примерно треть от общего числа епископов, а при его сыновьях их стало даже еще меньше. Сан епископа получали в основном нормандцы, однако расположение Вильгельма снискали также два лотарингских священника — Вальхерий, ставший епископом Даремским в 1071 г., и Роберт Лозинга, назначенный в Герефорд в 1079 г., — и мэнский монах (но, вероятно, нормандец по происхождению) Гильом из Сен-Кале, получивший Даремскую епархию в 1080 г. Король устранил епископов-англичан достаточно быстро, поскольку оставшиеся церковники, служившие в этом сане еще при Эдуарде, большей частью были иноземцами. В 1072 г. в епископате было восемь нормандцев, четыре лотарингца, два англичанина и один итальянец. К 1078 г. количество нормандцев возросло до десяти, а к 1087 г. — до одиннадцати, тогда как лотарингцев осталось трое и затем двое, а англичанин был уже только один. Однако устранение сподвижников Эдуарда происходило медленнее. Из пятнадцати епископов в 1072 г. осталось восемь человек из тех, кто служил Эдуарду, — шестеро в этом сане, а еще двое просто в качестве священников. К 1080 г. их число уменьшилось наполовину, а в 1087 г. их было уже трое. Таким образом, Вильгельм достиг своей цели, не нарушая в целом преемственность власти.

Так как Вильгельм почти без исключений обеспечивал местами только своих придворных священников, становится ясно, что новых епископов он избирал лично сам. Никаких признаков влияния Ланфранка, не считая назначения в Рочестер, не видно, хотя, возможно, он обладал правом вето. Вильгельм не только избирал своих епископов, но также и жаловал им эту должность как сеньор, вручая им епископское кольцо и посох. Какому порядку следовал в этих делах Эдуард, нам достоверно неизвестно. Его взаимоотношения с епископами, вероятно, почти не отличались от принципов, которым следовал Вильгельм, но, возможно, именно такая форма инвеституры была нормандским нововведением. Реформаторы осуждали ее как нежелательный символ господства светской власти над церковью, так что сын Вильгельма Генрих I был вынужден отменить подобный обряд. Выбирая своих епископов (правда, вряд ли можно сказать, что имели место настоящие выборы), Вильгельм только следовал нормандской и английской традиции — и фактически широко распространенной практике. Подобным же образом, совершая инвеституру после избрания епископов и принимая от них, как от своих вассалов, оммаж и клятву верности, он пользовался своими наследственными правами и в сущности едва ли отходил от английского обычая. Однако некоторые пороки, распространенные среди светских правителей, Вильгельму были не свойственны. Он, например, не оставлял церковные должности вакантными как можно дольше, чтобы самому получать доходы от епархий. В 1085 г. количество епископов снизилось до двенадцати, однако ситуация была быстро исправлена. В этом отношении политика Вильгельма была образцовой. Еще более важно, что он не продавал епархий, а ведь именно симонию как ересь, а не другие нарушения религиозных норм больше всего преследовали в то время реформаторы из числа последователей Гильдебранда. Они были готовы во многом терпеть вмешательство и даже господство светской власти при условии, что правитель действует по справедливости и благосклонно относится к церкви. Мы не знаем, насколько Вильгельм был осведомлен о неодобрительном отношении к старому порядку, которое все больше проявлялось в некоторых церковных кругах на континенте. Однако мы можем быть уверены, что он не придал бы подобным взглядам никакого значения — он знал свои права и не собирался отказываться ни от одного из них.

Судя по назначениям, осуществленным Вильгельмом в Англии, мы можем понять, какие качества в епископах он искал. По меньшей мере он требовал благопристойного поведения, благожелательного отношения к церковной реформе, наличия административных и желательно военных способностей, а также верности новому порядку и, особенно, королю. Безусловно, нельзя было допустить, чтобы епархии были отданы на откуп нормандским баронским родам, ведь они должны были стать вознаграждением для герцогских и королевских слуг. Назначения епископов, сделанные Вильгельмом в 1070–72 гг., представляют для нас особый интерес, потому что именно тогда он старался зарекомендовать себя с лучшей стороны. Все избранные им епископы были королевскими священниками, и мы можем заметить, что они весьма отличались друг от друга по своим духовным качествам. Добропорядочным по любым меркам был епископ Валкелин, назначенный в Винчестер, однако дурную славу снискал безнравственный и своенравный Герфаст, канцлер Вильгельма, получивший место в Эльмхеме. Остальных четверых можно поместить между этими двумя полюсами. Назначая священнослужителей таким образом, Вильгельм вряд ли бы заработал репутацию настоящего реформатора церкви. Можно предположить, что от архиепископов король требовал более высоких моральных качеств. Со времени низложения Можера особое внимание он уделял именно Руану. В 1067 г. Вильгельм перенял существовавший в Англии обычай возводить в сан архиепископа тех епископов, которые заслужили его доверие. Однако в 1070 г. Вильгельм отказался от этой традиции — возможно, по той или иной причине он не видел среди нормандских епископов ни одной достойной кандидатуры. Тем не менее к выбору ставшего архиепископом Йоркским королевского священника Фомы, каноника из Байе и протеже епископа Одо, придраться, что называется, нельзя — этот весьма образованный человек, увлекавшийся музыкой, пользовался такой же хорошей репутацией, что и Валкелин.

Однако более всего объяснений требует назначение Ланфранка в Кентербери. Этому монаху было по меньшей мере под шестьдесят, высокие должности он всегда принимал неохотно, а в 1067 г., как считается, отказался от места в Руане и поэтому не имел опыта управления епархией. Судя по всему, он едва ли подходил для такого сана. Многое говорит о том, что подобного закономерного апогея своей карьеры ожидал сводный брат Вильгельма Одо, епископ Байе и к тому времени уже эрл Кентский. Будь все это примерно на четверть века раньше, такое назначение было бы очевидным. Однако в 1070 г. это было невозможно по нескольким причинам: Вильгельм не хотел повторения ситуации, аналогичной той, что сложилась с Можером Руанским, ведь папа Александр II, вероятно, наложил бы вето на выдвижение Одо, поскольку тот не подходил для такой высокой церковной должности. Возможно, сам папа и предложил кандидатуру Ланфранка. Во всяком случае, вполне вероятно, что отсутствие у Ланфранка интереса к светской стороне жизни и его уступчивость были как раз теми качествами, которые искал Вильгельм, ведь тогда церковью смог бы управлять сам король; и, кроме того, Вильгельм, видимо, считал, что громкая слава Ланфранка как богослова и педагога станет идеальным прикрытием недостатков некоторых новых епископов. К тому же Ланфранк как знаток свободных искусств вызывал восхищение папы; нормандские монастыри, конечно же, приветствовали такой мудрый поступок короля, а полемика Ланфранка с Беренгарием сделала этого монаха символом ортодоксальности. Более ясно заявить о своих идеалах, которые он хотел бы привить на английской почве, Вильгельм просто не мог. Ланфранк, как и ожидалось, не очень-то желал брать на себя такой груз ответственности. Поначалу он часто испытывал замешательство, тревогу и нерешительность, однако пережил своего господина и пусть медленно, но все же свыкся со своим высоким саном. Он стал лучшим архиепископом Кентерберийским со времен Дунстана, которого он в некоторых отношениях напоминал.

Определяя на самые важные церковные должности своих лучших людей, Вильгельм проявил по меньшей мере здравомыслие, и все его современники одобряли такую политику. Если мы взглянем в целом на епископов, назначенных Вильгельмом в Англии, то мы можем признать, что из шестнадцати человек трое приобрели славу, которая надолго пережила их самих, а именно: Ланфранк; Осмунд, епископ Солсберийский с 1078 г., канцлер Вильгельма и литургист, впоследствии канонизированный; и лотарингец Роберт Лозинга, епископ Герефордский с 1079 г., видный ученый и близкий друг св. Вульфстана Вустерского. Также в их число следует включить Гундульфа, монаха и зодчего, назначенного Ланфранком в Рочестер в 1077 г… С другой стороны, только один из священнослужителей Вильгельма оказался совершенно недостойным человеком, а несколько епископов — совершенно бесцветными личностями, не оставившими по себе долгой памяти.

Можно считать, что Вильгельм в этой сфере добился бо́льших успехов, чем Эдуард, хотя бы уже потому, что он проявил находчивость, сделав Ланфранка архиепископом Кентерберийским. Однако едва ли будет правильным назвать избранников того и другого короля людьми совершенно разного сорта. Фома вполне выдерживает сравнение с Эльдредом, а Валкелин или Осмунд — с Германом Шерборнским. Правда, никого, кто бы мог сравниться с Вульфстаном Вустерским, Вильгельм так и не нашел. Выдвигая священников главным образом из королевской капеллы, Вильгельм сам ограничил себе выбор. Так как новая метла чисто метет, а пришельцы часто обнаруживали, что их епархии, включая главный город, разорены войной, приведены в беспорядок из-за смены аристократии и сильно запущены в связи с событиями, последовавшими вслед за завоеванием, они должны были заняться реорганизацией и реформами. А поскольку прошлое Англии их мало беспокоило, они совершенно не задумывались о местных традициях. Некоторых не устраивало местоположение их кафедрального собора, и они искали более крупный город, который можно было сделать новым центром их епархии. Почти все, подражая примеру друг друга, были готовы разрушить свои старые соборы и построить новые в более привычном им стиле. Даже Вульфстан со слезами на глазах был вынужден снести церковь Св. Марии, построенную его всеми почитаемым великим предшественником — св. Освальдом. Подобные изменения происходили и с кафедральными капитулами. Первое, что желали сделать священники-чужестранцы, получавшие место аббата, — это либо порвать все отношения с кафедральным приоратом, либо даже распустить собрание. Валкелин, например, угрожал закрыть старый кафедральный собор в Винчестере, и ему помешало только упорство монахов-каноников, которых поддержали Ланфранк и папа. Нормандцам также не очень нравилась полумонастырская организация общин при соборах, где уставом предусматривались общие денежные средства, совместное проживание и питание, и они отменяли подобные обычаи — у каноников появлялись индивидуальные постройки и пребенды, и постепенно устанавливалась четырехчастная структура церковного начальства — настоятель, казначей, регент хора и ректор (руководитель церковных школ).

Когда мы рассматриваем эти изменения — независимо от того, можно ли считать их улучшениями или нет, — перед нами предстают энергичные люди, которые знали, чего хотят, и поначалу изо всех сил пытались воссоздать привычную для них обстановку, чтобы чувствовать себя как дома. Иногда перемены наталкивались на серьезные препятствия, иногда первоначальное сопротивление и инертность удавалось преодолеть. Было бы ошибкой считать, что среди епископов произошел раскол по национальному признаку. У Колмана можно прочитать историю о Вульфстане и Жоффруа Кутанском, которая передает весь колорит этого разнородного общества. Вульфстан был всегда скромно одет, и однажды Жоффруа — возможно, при дворе — решил добродушно подшутить над святым отцом и спросил, почему тот носит овчину, когда мог бы облачаться в соболий, бобровый или волчий мех. Вульфстан ответил, что даже если Жоффруа и всем тем, кого переполняет светская ученость, подобает носить мех зверей, известных своей хитростью, он сам, не желая прибегать ни к каким ухищрениям, доволен и овечьей шкурой. Жоффруа, продолжая шутить, посоветовал ему надеть тогда хотя бы кошачью шкуру, тогда Вульфстан ответил: «Поверь мне, мы воспеваем агнца Божьего чаще, чем его кота». Подобный ответ немало развеселил Жоффруа. Как можно заметить, хотя оба епископа и обладали противоположными характерами и принадлежали совершенно разным культурам, они уважали друг друга и могли позволить себе в некоторой степени дружеское подшучивание, в котором, впрочем, содержалась определенная критика поведения противной стороны. Эти люди проявляли терпимость, потому что хорошо знали друг друга. Кроме того, Вульфстан был очень близок в духовном отношении с Робертом, епископом Герефордским, и именно Роберту при дворе явилось видение, вынудившее его поспешно уйти, чтобы провести заупокойную службу по Вульфстану. С другой стороны, из книги, повествующей о церковных чудесах, ясно, что из-за происхождения Вульфстана многие нормандцы требовали особых доказательств его святости.

По английскому обычаю, король должен был издавать церковные указы, советуясь со своим уитенагемотом, в который входила и светская, и духовная знать. Однако после удивительно насыщенного в этом смысле периода 942–1023 гг. наступило затишье — необходимый свод законов был принят. Тем не менее, возможно, было выпущено несколько епископских запретительных норм, поскольку мы знаем, что незадолго до завоевания Англии архиепископ Эльдред установил на соборе ряд канонов. Ситуация в Нормандии, как мы уже знаем, обстояла по-иному. В 1063 г. архиепископ Руанский Маврилий, монах, родившийся недалеко от Реймса и живший некоторое время в Италии, при поддержке Вильгельма начал кампанию против женатых священников и против других нарушений благопристойности среди духовенства, активно поддерживая соответствующие указы на соборах. На двух из них, еще будучи аббатом Канским, видимо, присутствовал Ланфранк. В связи со всем этим неудивительно, что законодательная деятельность такого рода в Англии началась в 1070 г. после низложения епископов и продолжалась еще несколько лет после назначения Ланфранка архиепископом.

Однако нельзя считать, что события развивались таким образом только благодаря новым епископам. Еще до вступления в должность назначенных Вильгельмом священнослужителей первые и самые значительные указы, очевидно, были изданы в 1070 г. на одном из соборов, проведенных епископом Эрменфридом, в присутствии папских легатов. Вероятно, инициатива этого законодательного процесса исходила от Вильгельма, на которого, бесспорно, оказали влияние архиепископ Руанский и, возможно, Ланфранк. Полностью устраивала эта ситуация и оставшихся английских епископов и аббатов. К ним проявили снисхождение, не лишив их сана, потому что они считались хорошими епископами. Кроме того, получив образование за границей, они жаждали преобразований, а англичанин Вульфстан был вообще решительным реформатором. Во всяком случае, только старые, опытные священнослужители знали о наиболее распространенных нарушениях и злоупотреблениях. Как только этот процесс начался, законодательная деятельность стала проходить одновременно в герцогстве (под руководством епископа Иоанна) и в королевстве (под началом Ланфранка); при этом обе державы влияли друг на друга. В Нормандии, безусловно, реформаторская деятельность выходила на более высокий уровень. Если взять три собора — два в Руане (в 1072 и в 1074 гг.) и один в Лильбоне (в 1080 г.), — то на них было утверждено 24, 14 и 46 канонов соответственно. По сравнению с этим законодательный процесс в Англии не отличался интенсивностью. Ланфранку приписываются только четыре кратких свода канонов, из которых по меньшей мере три относятся к первым шести годам из восемнадцати лет его пребывания в сане архиепископа, т. е. к тому периоду, когда английское влияние в церкви еще было очень сильным. Эти данные, безусловно, не являются полными. Однако можно сделать следующий вывод: английские реформаторы знали, что королевство нуждается не столько в новом законодательстве, сколько в эффективном применении законов на практике, что больший упор нужно сделать на административную деятельность, а не на издание указов, поэтому некоторые каноны считались настолько незначительными или же излишними, что просто не дошли до потомков. С другой стороны, возможно, именно под влиянием того, что нормандцы обнаружили в Англии обширный свод церковного права, реформа в герцогстве больше опиралась на издание законов.

Те пятнадцать канонов, которые были приняты на английском соборе в 1070 г., проходившем под руководством папских легатов, содержат основные положения новой реформы и осуждают ряд разнообразных нарушений нормы. Первый указ — о том, что никто не имеет права управлять двумя епархиями, — представлял первостепенный интерес, но не был внесен Ланфранком в его свод канонов, второй осуждал симонию, а предпоследний предписывал священникам или вести целомудренный образ жизни, или же отказаться от своего сана. Данное постановление — по крайней мере, в том обобщенном виде, в каком оно было представлено, — требовало более четкого истолкования. Вульфстан — вероятно, самый ревностный из епископов — понимал его как запрет, применимый ко всему духовенству, и безжалостно предлагал женатым деревенским священникам именно такой выбор. Однако когда к этой проблеме на Винчестерском соборе (в 1076 г.) обратился Ланфранк, он воспроизвел постановления, принятые в Руане (в 1063 и 1072 гг.) и в Лизье (в 1064 г.), видимо, стремясь привести церковные нормы к единообразию во всех владениях Вильгельма. Деревенским священникам и диаконам, которые уже были женаты, позволялось оставаться в браке, однако ни жениться, ни заводить любовницу в будущем никто из них не имел права. Женатых каноников (соборное духовенство) низшего сана нельзя было лишать жен силой, однако требовалось убедить их расторгнуть брак. Что касается женатых каноников в сане священника или диакона, то они должны были отослать своих жен от себя. Итак, в церкви возрождался порядок, и данные гуманные предписания были следствием этого процесса.

Указы Ланфранка, главным образом, касались двух вопросов — жизни священнослужителей и их общения, с одной стороны, и церковной администрации — с другой. Законов о монашестве было немного — вероятно, по той причине, что архиепископ был занят собственным делом — написанием устава для своего аббатства в Кентербери. Мало внимания также уделялось мирянам, если не считать законов о браке, однако это вообще характерно для того времени. Указ № 6 Лондонского свода 1075 г., принятый, возможно, под влиянием указа № 14 Руанского свода 1072 г., запрещал брак в пределах семи степеней родства, а указ № 5 Винчестерского свода 1076 г., явно следуя примеру нормандцев, гласил, что ни один брак нельзя заключать без благословления священника — в противном случае этот союз будет считаться прелюбодеянием. Это постановление шло вразрез с германским обычаем заключения брака, но преследовало вполне здравные цели, ведь священник смог бы наблюдать за отношениями супругов.

Не менее важными, чем предписания относительно морали и дисциплины, были те, что касались административных вопросов. Епископский престол должен был находиться постоянно в одном городе, хотя его можно было перенести, если место было неподходящим. Епископы должны были проводить соборы дважды в год, назначать архидиаконов и других клириков для своих церквей, а в управляемых ими епархиях они наделялись неограниченной властью как над духовенством, так и над мирянами. Кроме того, был установлен порядок привлечения мирян к епископскому суду.

В целом, хотя законодательная деятельность Ланфранка и отличается фрагментарностью и бессистемностью, именно благодаря ей были заложены основы довольно обширной программы реформирования церкви. Белое духовенство должно было блюсти целомудрие, а монахи — придерживаться принципа общности имущества. Порицались все виды симонии. Главная роль в церковном управлении отводилась епископам. Предлагалось упорядочить епархиальную администрацию и наладить систему церковных судов. Епископские соборы и суды должны были применять каноническое право, добиваться безупречного поведения священнослужителей, поскольку именно в таких людях нуждалась церковь, и осуществлять надзор за моралью мирян — в особенности не допускать разврата и распущенности нравов. Все эти задачи ложились на плечи епископа, который должен был проводить в жизнь эту программу и стать полновластным хозяином в своей епархии. Что касается сущности реформ в английской церкви, то никаких нововведений здесь не было, так как для большинства новых постановлений можно найти английские прецеденты. И хотя, безусловно, подчеркивалась необходимость изменений, они были характерны скорее для самой эпохи, нежели для отдельной нации. Настоящей новацией стало создание исключительно церковного административного аппарата, который и взялся за осуществление реформ. Однако следует четко понимать, что такая политика нисколько не подразумевает враждебного отношения к светской власти. Образцом для преобразований послужили нормандские традиции, закрепившиеся в правление Вильгельма. Разумеется, предполагалась и помощь светских властей. Кроме того, выбор политики диктовал скорее цель повысить нравственность, чем честолюбивые замыслы в плане управления государством. Меры, принятые Ланфранком, нельзя рассматривать в отрыве от церковного реформаторства в целом, но в то же время они были почти совершенно независимы от более узкого направления в нем, которое обычно называют гильдебрандинским или григорианским. По существу, эти реформы проводил сам король, который по-своему толковал и видоизменял взгляды своих церковных советников. Вильгельм был одним из последних реформаторов в ряду таких государей, как император Константин, Карл Великий, Эдгар и Генрих III Немецкий.

Реформы в области нравственных устоев, по-видимому, не принесли ощутимых результатов. Браки церковнослужителей, а тем более их безнравственность нельзя было искоренить указами. Однако начало было положено. Симония — по крайней мере, в своих самых порицаемых проявлениях — в Англии, вероятно, проблемой не являлась, а на Винчестерском соборе (в 1076 г.) даже отказались обсуждать этот вопрос. Ланфранка приводила в отчаяние именно аморальность мирян. Самым впечатляющим достижением оказалась реорганизация англосаксонской церкви в административной сфере, ведь раньше она имела архаичный каролингский облик. Хотя все прекрасно понимали, что законы Христа и мирские законы отличаются друг от друга, а каноническое право изучалось в Англии в той же степени, что и в других странах со своей национальной церковью, епископы, в связи с видной ролью, которую они играли в королевской администрации, никогда не намеревались создать собственную тщательно продуманную административную систему. В основном они предпочитали действовать посредством общественных институтов, созданных, чтобы служить королевскому — и светскому, и церковному — управлению. Вильгельм и назначенные им новые епископы, вероятно, считали английские обычаи устаревшими и слишком вольными. Король, очевидно, полагал, что английские епископы чересчур вмешиваются в светские дела, а его прелаты считали, что в Англии им не позволяют осуществлять некоторые привычные права. Ланфранк — и, возможно, некоторые другие епископы — привез в Англию свод более современного канонического права, чем то, что действовало в королевстве. Ему был нужен ориентир для рассмотрения многих церковных проблем, к которым по своей неопытности он был еще не готов. Однако не следует делать вывод, что новые епископы интересовались церковным законоведением больше, чем их английские предшественники, или что они были склонны к теоретизированию. Своды законов представляли собой сокровищницу весьма полезных документов, которыми можно было подкрепить свою позицию. Какими документами следует воспользоваться, решала тяжущаяся сторона в суде или участники диспута. В правление Вильгельма тяжб было много, а вот политических диспутов не было совсем.

Тогда как во главе нормандской церкви стоял один архиепископ Руанский, в Англии архиепископов было два. Это положение вещей было непривычным для завоевателей, и поэтому было решено признать примасом архиепископа Кентерберийского. Такое решение, которое не противоречило англосаксонской практике и которое страстно желали провести в жизнь Вильгельм и Ланфранк, встретило сильный отпор архиепископа Йоркского. Документы, бесспорно, подтверждали, что оба архиепископа по закону равны. Об этом свидетельствовали, например, труды Беды Достопочтенного, и чтобы его опровергнуть, следовало найти действительно серьезные доказательства. Помимо этого, появление примасов не приветствовал папа (для него они были соперниками), да и Йоркская церковь продолжала оказывать неослабное сопротивление. Поэтому, хотя Вильгельм и навязал свою волю архиепископу Фоме, впоследствии значение сана примаса сошло практически на нет. Спор о границах двух имевшихся церковных провинций был тоже решен в пользу Ланфранка. Если бы архиепископ Йоркский подчинился без возражений, ему бы досталось гораздо больше епархий, а так за ним утвердили только Дарем и в качестве смехотворной компенсации поставили митрополитом над шотландскими епископами, которые, несмотря на папское давление, обычно отказывались признать своим главой англичанина. Однако на следующем этапе реформы проходили уже более успешно. Были повторно подтверждены митрополичьи права двух архиепископов и обеспечено их дальнейшее соблюдение. Архиепископы принимали от глав епархий письменные заверения в покорности и осуществляли по отношению к ним те права, которые допускались действующими нормами. Созвав ряд соборов в качестве либо примаса, либо митрополита, Ланфранк, конечно, смог продемонстрировать, что он управляет как своей областью, так и всей английской церковью, следуя указаниям короля и с его согласия.

Если не считать того, что Вильгельм и Ланфранк разделили Кентербери и Винчестер, которыми раньше по совместительству управлял Стиганд, они не внесли никаких изменений в границы диоцезов. Хотя в 1070 г. практика такого совместительства и была осуждена, но оно имело место в случае с Норфолком и Суффолком, Девоном и Корнуоллом, Рамсбери и Шерборном, а также с Дорчестером, являвшимся центром целой группы епархий, — и возражений все это не вызывало. Новоприбывшие священнослужители не хотели иметь урезать свои диоцезы. Однако, опираясь на постановления церковных соборов, епископы проводили реформы в своих епархиальных центрах, а иногда и меняли их местонахождение. В Нормандии епископальные кафедры располагались в городах, тогда как в Англии епископы часто обретались в небольших местечках, заслуживших такую честь только в память об их былой славной истории или благодаря тому, что с ними ассоциировались имена почитаемых святых. В 1072 г. из Дорчестера в Линкольн перебрался Ремигий, а из Эльмхема в Тетфорд — Герфаст; в 1075 г. Селси на Чичестер поменял Стиганд, а Личфилд на Честер — Петр; в 1078 г. в Солсбери окончательно обосновался Герман. Нужно сказать, что эти переселения принесли церкви скорее не ущерб, а выгоду.

Помимо того, епископы назначали должностных лиц, в том числе и архидиаконов, следуя привычной для них нормандской иерархической системе. Даже если допустить вероятность, что у каждого епископа в Старой Англии был под началом старший диакон, у новых епископов было иное понимание должностных обязанностей своих подчиненных, в результате чего территория каждой епархии почти сразу же была поделена на архидиаконства, а последние — на округи благочинного. Епископы назначали архидиаконов и юстициаров, чтобы те занимались церковным управлением и судопроизводством. Именно эти люди должны были создать отдельные административные единицы. Предписание Вильгельма, направленное в графства примерно между 1072 и 1076 гг., подтверждало монополию епископов на проведение различных ордалий, уведомляло, что по каноническому праву они уполномочены принимать решения по церковным делам в собственных судах, и предупреждало местных светских чиновников, что они тем не менее, как и прежде, должны оказывать активное содействие церковным властям. Цель этого предписания заключалась в том, чтобы предоставить английским епископам те же права, какими обладали их собратья в Нормандском герцогстве. В 1080 г. в Лильбоне Вильгельм заново определил сферу этих полномочий, предоставив нормандским епископам, помимо контроля над проведением ордалий, право вершить суд над церковниками, повинными в правонарушениях, грехах и тяжких преступлениях (не считая нарушений законов о королевских угодьях), а также над мирянами — либо согрешившими, либо уличенными в нарушении супружеских обязательств. Кроме того, в их исключительную юрисдикцию передавались и святые места. Не менее важно и то, что доходы от судопроизводства поступали непосредственно епископам.

Епископы в Старой Англии обладали почти таким же широким кругом судебных полномочий, и отличие заключалось только в том, что большую часть времени и в большинстве случаев процессы проходили в судах графств — иногда согласно нормам светского права. Все действительно теперь изменилось, когда епископам разрешили учреждать свои собственные суды и самим взыскивать все штрафы вместо того, чтобы делиться прибылью в этих случаях с королем. Вероятно, данную реорганизацию провели по просьбе новых епископов, которую Вильгельм охотно удовлетворил. Он проявил такую благосклонность, поскольку всегда стремился сурово карать грехи и преступления, особенно среди духовенства. В Нормандии ему приходилось принуждать епископов к действию, в Англии же он хотел предоставить им для этого все средства, тем более что, возможно, бытовало мнение, что старые процессуальные нормы будут тормозить реформу — помехой могли стать тяжущиеся миряне, наполнявшие суды графств, и еще больше староанглийская атмосфера, царившая в сотенных судах. Вышеупомянутые меры следует рассматривать в контексте других экспериментов Вильгельма в судебной сфере. Он, вероятно, и не осознавал, что впоследствии все его нововведения примут обязательный характер. На протяжении всего своего правления он или что-то жаловал церкви, или отнимал у нее. Подобно тому как Вильгельм осуществлял надзор над баронскими судами, он привык следить за тем, как вершится церковное правосудие. Прошло много лет, но даже в 1164 г. король Генрих II все еще полагал, что он может прибегнуть к старым традициям, вопреки всяким идеям о правах церкви. Ни один король не желал обладать монополией на судебную власть, однако все хорошие короли считали своим долгом осуществлять надзор за правосудием, которое отправляли их вассалы.

Вильгельм сохранил королевскую власть над английской церковью, но при этом поддерживал плодотворное сотрудничество двух этих институтов. Король и его слуги должны были помогать церкви, а епископ и его служители обязывались содействовать королю. Один имел власть над телами людей, другой — над душами, так что при естественном разделении обязанностей конечные цели у них были одни и никто из них не мог действовать обособленно, а сферы их влияния постоянно соприкасались. Кроме того, епископ был королевским вассалом, наподобие барона, тогда как король, будучи помазанником, являлся своего рода духовным лицом. С некоторой путаницей в этом вопросе смирились как с естественным положением дел, рассуждали об этом мало, и напряженность по этому поводу возникала редко. В общем и целом, едва ли можно утверждать, что Вильгельм способствовал реальному разделению двух видов власти. Новые епископы утратили определенную долю своих всеобъемлющих полномочий, которыми они пользовались в англосаксонском королевстве, и — вероятно, охотно — частично избавились от многочисленных обязательств, которые возлагало на них древнее обычное право. С другой стороны, так как они получали инвеституру из королевских рук и приносили королю оммаж, обязуясь соблюдать феодальные повинности, по своему социальному положению они больше чем когда-либо приближались к баронам. То, что произошло позднее, не было прямым следствием перемен в период между 1070 и 1087 гг. Каким бы изолированным и защищенным от других ни было Английское королевство, никакое водное пространство и никакой барьер в виде королевской администрации не могли помешать проникновению новых идей.

Из всех общественных институтов Англии наибольшему осуждению нормандцев подверглись монастыри. В самых разных сочетаниях в них имелись все недостатки — например, богатство, самодовольство, нерадивость и чуждая культура, — которые обязательно должны были стать объектом презрения монахов, воспитанных в обителях, отличавшихся бедностью, строгостью и набожностью. Здесь же часто были такие монастыри, которые некогда почти полностью подорвали интерес к монашеству у Герлуина, основателя Бекского аббатства. Старые и нерадивые монахи навлекали на себя осуждение молодых и энергичных собратьев, подмечавших все их многочисленные недостатки. Согласно традиции нормандские монастыри не обладали независимостью от епископов своего диоцеза, и хотя при Вильгельме-герцоге многие из новых обителей основала баронская знать, но они, безусловно, оставались подведомственными герцогу. Кроме того, с назначением Ланфранка — монаха, известного своим аскетизмом, — архиепископом Кентерберийским и с приходом других епископов, большинство из которых с некоторой неприязнью относились к монашеству вообще, английским монастырям предстояли нелегкие времена.

Вильгельм не проводил последовательной замены аббатов-англичан на нормандцев. Однако к 1070 г. некоторые из старых аббатов умерли или покинули свое место либо после участия в мятежах, либо из-за каких-то иных происшествий, и их численность продолжала сокращаться — кого настигала смерть, кого время от времени лишали сана. В некоторых монастырях смены аббатов приняли хронический характер. Около 1067 г. Вильгельм назначил на должность управляющего делами аббатства Торни в Кембриджшире Фолькарда — ученого монаха из фламандского монастыря Сен-Бертин, который жил в Англии, вероятно, еще до ее завоевания. По необъяснимым причинам Фолькарда так и не возвели в сан аббата, а примерно в 1084 г. его отстранили, заменив Понтером — монахом из Мармутье и Батля, служившим архидиаконом в Солсбери. Подобными событиями пестрит история и некоторых других святых обителей. Вероятно, основываясь на нормандском опыте, Вильгельм первоначально намеревался провести всеобъемлющую реформу монашества в Англии, взывая к настоятелям знаменитых монастырей за пределами герцогства с просьбой прислать ему помощников. Он населил основанное им аббатство в Батле монахами из Мармутье на Луаре и попросил аббата Клюнийского прислать ему с дюжину самых лучших людей. Этим деяниям короля иногда не придается должного значения, хотя, вероятно, они свидетельствуют о личной заинтересованности Вильгельма в монашеской реформе и его стремлении привлечь в Англию наиболее образованных учителей. Кроме того, видимо, по мнению Вильгельма, нормандские монастыри не располагали средствами для выполнения задачи, которую он поставил перед ними, и герцогство, так же, как и королевство, еще многому должно было научиться у иноземцев. Мы также замечаем существенную разницу в том, как Вильгельм подходил к решению разных вопросов. Он мог назначать на епископские кафедры священников из собственной капеллы, однако аббаты должны были обладать более высокими достоинствами. В этом проявлялось отношение к монахам набожного мирянина.

Несомненно, неудачей для английской церкви стал отказ Гуго Клюнийского от сотрудничества. Лучшие клюнийские монахи могли бы осуществить реформу, не нанеся при этом ненужного ущерба, поскольку не были настолько предубеждены против англичан, как завоеватели Англии, и, вероятно, для них некоторые стороны английского монашества изначально были ближе, чем для представителей новых, отличавшихся крайним аскетизмом обителей Нормандии. С крахом наиболее творческих планов Вильгельма реформа английского монашества превратилась в несвязную и несогласованную деятельность, единственная последовательная черта которой заключалась в том, что англичане лишались права занимать высокие должности, а новые аббаты набирались в основном из нормандских монастырей Жюмьежа, Фекана, Мон-Сен-Мишеля и Кана. Переселение затронуло и Бекское аббатство — его монахи поселились в Лессе и Кане в Нормандии, а также в Крайстчерче, Кентербери и Рочестере в Англии. И хотя ни один из бекских монахов не стал настоятелем какого-либо английского монастыря, влияние этого аббатства благодаря Ланфранку и его окружению было весьма значительным.

Как и епископы, новые аббаты также сильно отличались друг от друга по своим нравственным качествам. Судя по всему, Ланфранк никоим образом не влиял на выбор Вильгельма. Некоторые из новичков отлично выполняли свою работу — например, племянник Ланфранка Павел, монах из Кана, назначенный в аббатство Сент-Олбанс; Серло, монах из Мон-Сен-Мишеля, ставший аббатом Глостерским; и Симеон из руанского монастыря Сент-Уан, брат Валкелина, епископа Винчестерского, получивший сначала место первого приора в Винчестере, а позже — аббата Или. Тех, кто отличился какими-либо постыдными деяниями, было мало. Так, Тюрольд из Фекана, назначенный сперва в Мальмсбери, а затем в Питерборо, запомнился всем только своими воинскими доблестями, а Турстан из Кана решил как-то убедить монахов Гластонбери в том, что феканские песнопения гораздо лучше григорианских хоралов, и привел с собой несколько отрядов солдат, в результате чего некоторые монахи были убиты или ранены прямо в церкви. Вильгельм отослал Турстана с позором восвояси, однако сана не лишил. В целом же, по-видимому, король доверил управление монастырями лучшим из представителей духовенства.

Цели монашеской реформы всегда были неизменны — возрождение основных положений Устава св. Бенедикта и внесение изменений в монашеские обычаи, — и новые аббаты пытались осуществить обе эти задачи. По крайней мере, они вводили некоторые обычаи своих родных монастырей, но из-за общности истоков монашества в Англии и Нормандии, да и в многих других странах, эти изменения касались только отдельных нюансов. Для своего собственного монастыря Крайстчерча Ланфранк составил новый устав, но не заимствовал его целиком из устава Бекского аббатства, а соединил вместе все лучшие, на его взгляд, традиции, и так как Ланфранк был архиепископом, эта книга оказала значительное влияние, прямо или косвенно, на английские монашеские общины. Однако достичь единообразия обрядов, как это было при Эдгаре, никто не пытался.

Вышеупомянутые изменения, а иногда и методы их осуществления, так или иначе, иногда приводили к возмущениям в английских монастырях. Основной причиной жалоб служило абсолютное неуважение пришельцев к местным традициям и культуре. Английских святых высмеивали, древние обычаи осуждали, а к их системе обучения относились с презрением. Госелин, фламандский монах из аббатства Сен-Бертин, долго проживший в английских монастырях накануне Нормандского завоевания, считал большинство новых настоятелей просто невежественными и нетерпимыми варварами. Как полагает преподобный Дэвид Ноулз, новые аббаты часто перестраивали монастыри, что помогало английским монахам привыкнуть к новым обычаям. Возможно, в некоторых местах так и было. Однако не везде эти методы действовали, как свидетельствует, например, хотя бы поведение св. Вульфстана: члены некоторых общин были в высшей степени возмущены разрушением строений, которые были так тесно связаны с житием их святых и с их собственным прошлым, и когда сносились старые величественные сооружения, они испытывали только стыд за столь непочтительное обращение с их предками. Тем не менее к XII в. большинство старых обителей, подновленных нормандцами, вернули душевное спокойствие и испытывали подъем — как духовный, так и культурный. В 1066 г. английское монашество было готово к реформе, но совсем необязательно было относиться к нему столь сурово и неуважительно, как это часто делали завоеватели.

Нельзя упускать из виду и тот факт, что возрождение затронуло и английские монастыри, избежавшие прямого вмешательства нормандцев в их дела. Вустерское аббатство под руководством Вульфстана, которое при Эдуарде, по крайней мере, отвечало обычным требованиям, предъявляемым нормандцами, продолжало процветать и в новых условиях. Вульфстан восхищался Ланфранком и отослал одного из своих любимцев монахов на учебу в Кентербери. Также возрождалось и чисто английское монашество, которое ничего не приобрело с приходом нормандцев, кроме желания спастись от их преследований. Примерно в 1074 г. некоторые монахи из Ившема и Винчкомба, городов по соседству с Вустером, отправились на север, и там они и их ученики основали или населили монастыри в Джарроу, Вермуте, Тайнмуте, Уитби, Мелрозе, а также аббатство Св. Марии в Йорке. Сами нормандцы не приложили почти никаких усилий, чтобы увеличить число монастырей. Вильгельм основал аббатство Батль на поле битвы при Гастингсе, чтобы искупить грех убийства и ходатайствовать перед Богом за души погибших. Гундульф из Бека, епископ Рочестерский, с помощью Ланфранка создал вместо общины каноников монастырь. Однако бароны, которые уже имели свои монастыри в Нормандии и поначалу еще не настолько хорошо устроились в своих английских владениях, чтобы еще и основывать новые обители в Англии, обычно довольствовались тем, что жаловали землю нормандским аббатствам.

Внутренние преобразования английской церкви стали результатом работы Вильгельма, Ланфранка и епископов. Хотя для устранения некоторых представителей английского епископата требовалось содействие папы, даже в этом вопросе Вильгельм действовал совершенно самовластно, и впоследствии он не обращался к Риму без особой необходимости. Вильгельм уже пообещал папе, что «денарий св. Петра» будет выплачиваться своевременно, и, вероятно, делал все возможное, чтобы честно исполнить свое обещание. Кроме того, папа римский должен был жаловать паллий английским архиепископам. В общем, взаимоотношения между Англией и Римом были не более — или даже менее — активны, чем прежде. Папы не имели обыкновения вмешиваться во внутренние дела национальных церквей, если их не просили об этом или не вынуждали какими-нибудь вопиющими нарушениями. Вильгельм же был не из тех, кто мог бы попросить вмешаться в его дела, да и не стал бы терпеть такое вмешательство, а его доброжелательное и в то же время осторожное и расчетливое отношение к реформированному папству мы уже обсуждали.

Для западноевропейской церкви наступило время великих перемен. В разных духовных кругах обсуждались различные планы реформирования, и хотя не было ни общей позиции, ни единой программы, главным вопросом оставалось трудное положение церкви и ее служителей, опутанных мирскими заботами и соблазнами и подчинявшихся светской власти. Эту проблему пытались решить разными способами — одни полностью отрекались от мира, становясь отшельниками, а другие плели политические интриги, стремясь утвердить господство папства над всеми государями. Хотя Гильдебранд, ставший папой Григорием VII в 1073 г., и не был таким уж изувером, каким его изображали противники, и, возможно, больше выделялся громкими манифестами, нежели решительными деяниями, он, несомненно, принадлежал к более радикальному политическому крылу реформаторов и приветствовал скорее деятельное переустройство этого мира, чем отречение от него. Перед вторжением в Англию в 1066 г. Вильгельм заручился поддержкой Гильдебранда, взамен дав некоторые обещания; он воевал под знаменем папы, а в 1070 г. был повторно коронован папскими легатами и вместе со своими воинами согласился подвергнуться епитимье за грехи, совершенные в ходе войны. Что ж, это были действия претендента на трон, использующего любые средства для утверждения своей власти. Убедившись в отсутствии какого-либо риска, Вильгельм упорно, но обычно учтиво противостоял любому намерению папы, которое, как он считал, являлось посягательством на его права или же причиняло беспокойство, — и Григорий всегда уступал. Эту сговорчивость обычно относят только на счет глубокого уважения папы к Вильгельму и его стремлениям, однако Григорий часто предъявлял завышенные требования, как будто заранее соглашаясь на неизбежные уступки. Историки обратили внимание на то, что Григорий усилил давление на Вильгельма после его военных неудач на континенте в 1079–81 гг. Кроме того, папа приказал Ланфранку посетить Рим, отдал Руанскую область со столицей в Сансе в подчинение Лионскому примасу и, наконец, пытался убедить Вильгельма передать Англию под верховный сюзеренитет папства и возобновить выплату «денария св. Петра», которую Англия приостановила. Ответ Вильгельма на эти предложения стоит привести полностью:

«Григорию, высочайшему пастырю святой церкви, Вильгельм, милостью Божьей прославленный король англичан и герцог нормандцев, шлет дружеское приветствие. Присланный тобой легат Губерт, весьма набожный священнослужитель, убеждал меня присягнуть на верность тебе и твоим преемникам и повнимательней относиться к деньгам, которые мои предшественники отсылали Римской церкви. С последним я соглашаюсь, от первого же отказываюсь. Я никогда не стремился, да и теперь не стремлюсь присягать кому-либо на верность. Я сам не обещал ничего подобного и не думаю, чтобы мои предшественники когда-либо обещали это твоим предшественникам. Последние три года, в течение которых я был во Франции, деньги собирались нерадиво, однако сейчас, вернувшись по Божьей милости в свое королевство, я посылаю с Губертом то, что было собрано, а остаток будет передан при удобном случае через послов нашего вассала — архиепископа Ланфранка. Moлись же за нас и за благоденствие нашего королевства, ибо мы всегда любили твоих предшественников и искренне желаем любить тебя как никого другого и покорнейшим образом внимать тебе».

По завершении правления Вильгельма английский монах Эдмер перечислил в своих записях некоторые новшества, которые, как он полагал, были введены королем. Для признания каждого нового папы в его владениях требовалось королевское одобрение. Папские письма всегда должны были проходить через его руки. Примас не мог издавать указы на соборах в отсутствие короля или без его одобрения и санкции. Без приказа короля ни одному епископу не позволялось отлучать от церкви или преследовать по церковным законам королевских баронов и слуг, даже если они были публично обличены в кровосмешении, супружеской измене или другом тяжком преступлении. Кроме того, Вильгельму приписывали также действия, ограничивавшие церковные права, такие как высылка папских легатов, не получивших приглашения короля, надзор за передвижениями епископов, покидавших его владения или прибывавших в них, а также запрет на подачу апелляций по поводу решений английских церковных судов в папскую курию.

Большинство этих постановлений мало говорят об отношении к церковной власти самого Вильгельма, поскольку так поступал любой могущественный король того времени, а если подобное проводил в жизнь благочестивый правитель, епископы безропотно соглашались. Вероятно, Вильгельм как герцог Нормандский привык к большей покорности своих прелатов, чем это было принято в королевстве, и именно поэтому более эффективно управлял церковью, чем его англосаксонские предшественники. Вероятно, Эдмер прав, утверждая, что при Вильгельме церковь во многом утратила свою свободу. Однако приписываемые Вильгельму постановления приобрели значимость лишь некоторое время спустя, когда подобные ограничения прав стали уже менее приемлемыми. Для привыкшего к повиновению Ланфранка и для большей части епископов и аббатов Вильгельм был любимым господином, противостоять которому было бы предательством. Они видели, как безжалостно он обходился с прелатами, злоупотребившими его доверием, и в то же время знали, что его сердце преисполнено мыслями о благополучии церкви. Английский летописец признает, что Вильгельм «был благожелателен к добрым и боголюбивым людям… В стране было очень много монахов, и жили они по Уставу св. Бенедикта. В его время христианство было таковым, что каждый мог без помех исполнять обязанности, положенные ему по чину или сану. Так пусть же Всемогущий Господь помилует его душу и простит ему все его прегрешения».