В раннем германском обществе самым желанным вознаграждением была земля. Сокровища, будь то слитки, монеты или драгоценности, не приносили прибыли. С их помощью можно было кое-что получить: скажем, привлечь юношей на военную службу или заслужить внимание со стороны поэтов, — но это было не так легко сделать. Когда поэт Гуннлауг просил у короля Этельреда разрешения покинуть двор, он сказал: «Я должен погостить у трех принцев и двух эрлов, так как дал им, владеющим землями, обет. Я не вернусь, пока даритель золота не призовет меня. Пожалуй же служителю богини острия копья алое ложе драконов [золото], чтобы он украсил им свои рукава». Тогда Этельред подарил поэту золотой браслет весом в шесть унций и наказал ему возвращаться следующей осенью.

В основном сокровища добывались в результате военных побед, грабежей или сборов дани. Только правящие сословия могли позволить себе такую роскошь — любоваться этими богатствами, щедро их раздаривать, накапливать в сокровищницах и церквях и выставлять напоказ на удивление и зависть прочих. И хотя в сагах золото, называемое «огнем дороги Лейфи», и является в прямом смысле слова блестящей наградой, однако мы часто встречаем в эпосе воинов-героев, «разжигателей войны», «товарищей в буйстве огня, сжигающего трупы», которые, пусть и временно, ставят себя выше забот мирской жизни. Они воюют ради удовольствия, почестей, славы и благословения небес. Жизнь мимолетна, слава непреходяща. Как сказал Беовульфу король Хротгар: «Своими подвигами ты стяжал себе славу навеки». В этом обществе повелителем часто становится «владелец земель», причем тот, кто «заставляет своих соседей подчиняться и платить ему дань» и поэтому может даровать своим людям мечи, кольчуги, шлемы, лошадей, перстни и драгоценные камни. Он «милостиво жалует дорогие дары», «раздает золото», «сеет лед с ладони», «хранит сокровищницу воинов». Чтобы первым начать битву, он прерывает сон воронов, а потом ведет своих людей на бой и делит между ними добычу у себя во дворце.

В тех же сагах есть все-таки один подвиг, которому нет равных, — завоевать королевство, ибо так можно и стяжать почести, и получить добро, и захватить земли. В поэме «Видсид» («Странник»), внесенной в «Эксетерскую книгу» около 1000 г. и повествующей о подвигах героев-язычников во время Великого переселения народов, упоминается Оффа, король Ангеля, предок королей Мерсии, живший в IV в.: «…государь разных народов, он еще юношей (cniht) покорил величайшее из королевств. У Фифельдора [современная река Айдер] он провел границу с Мюргингами. Никто в его возрасте не совершал более доблестных подвигов одним мечом». Королевский титул ценился очень высоко. В «Саге об Олафе Харальдсоне» рассказывается о том, как король Кнут, завидовавший Олафу, которого он взял к себе на службу, сурово укорял епископа Сигурда за то, что тот оказывает этому воину слишком большой почет. «Правда ли, — спросил он, — что этой зимой ты провозгласил Олафа королем? Как ты ответишь за свои слова, когда у него нет ни государства, ни короны?» На это Сигурд ответил: «Это правда, мой господин, что у него нет здесь земли и он не носит ни золотой, ни серебряной короны, но он был избран Богом, чтобы править Норвегией».

К XI в. королей в Европе было уже гораздо меньше и королевский титул стал куда более значительным. Разница между почестями, оказываемыми герцогу, графу (эрлу) и королю, была огромной. В обществе, где происхождение значило очень много, право называться королем из древнего рода служило предметом величайшей гордости. В Северной Европе самой прославленной королевской династией была английская, так как в роду Эдуарда Исповедника насчитывалось двадцать королей — первый из них, Сердик, около 519 г. «унаследовал королевство западных саксов».

Помимо этого, к XI в. завоевать новые земли стало не так легко. Да и немного осталось малонаселенных или слабозащищенных областей, которые можно было завоевывать. В феодальном обществе, само устройство которого подразумевало непрестанные междоусобицы, значительное нарушение равновесия сил происходило нечасто. Феодальные правители — граф, герцог или даже король — редко использовали свои ресурсы, чтобы полностью уничтожить другую феодальную группу, также имевшую замки и воинов для своей защиты. Завоевателями прослыли только две нации. Германские короли время от времени собирали многочисленные армии и, вторгшись в Италию, возлагали на себя итальянскую корону в Павии и императорский венец в Риме. А скандинавские народы, викинги, чьи опустошительные походы и захваты земель давно приобрели широкий размах, в ту эпоху добились последних крупных успехов: в начале XI в. сначала датский конунг Свейн, а затем его сын Кнут покорили Англию; в течение нескольких десятилетий после 1038 г. нормандские охотники за богатством вторгались в итальянскую Апулию; и, наконец, состоялось завоевание Англии герцогом Вильгельмом.

На данном этапе скандинавской экспансии наибольшей власти достиг король Кнут Великий, правивший одновременно тремя государствами. Однако его деяния затмили великие норвежские герои Олаф Трюггвасон и Олаф Харальдссон, а его восхождению к власти недоставало драматизма, присущего достижениям Вильгельма. Более того, круг почитателей у герцога был иным, и их у него было больше. Он был завоевателем, которого уважали все — даже, пусть и неохотно, побежденные. Будучи сиротой-бастардом, он вопреки всему сначала унаследовал отцовское графство, а потом корону и королевство своего дальнего родственника. Чтобы сесть на английский трон, он в ожесточенном бою разбил войско противника, в котором погиб его соперник, а после коронации и миропомазания, собрав награбленное добро и увозя с собой множество заложников, вернулся обратно в Нормандию всего через полгода после начала кампании. Это был триумф, почти не имевший равных, и многие его приветствовали. К тому времени норманны Нейстрии уже превратились в настоящих французов, и в армию Вильгельма стекались отряды со всей Галлии. Церковь также благословила поход, и после победы Вильгельм осыпал ее богатыми пожертвованиями. После 1066 г. в течение десяти лет произошло одно из крупнейших перераспределений богатств на памяти средневекового человека. Поэтому, хотя современники и не спешили заменить прозвище Бастард на какой-либо более благозвучный эпитет, Вильгельма вскоре провозгласили Победителем (Triumphator) и Завоевателем (Conquestor), т. е. успешным претендентом на престол и, с небольшим изменением в значении, победоносным военачальником. Таким образом, в конечном счете, несмотря на скромное заявление самого Вильгельма, будто он завладел лишь тем, на что имел законное право, люди увидели в его заслугах нечто достойное самого пышного восхваления.

Типичной для того времени является посвященная ему эпитафия Бодри де Бургея, строки которой, написанные в стиле размеренных латинских элегий, совершенно не похожи на кеннинги северной поэзии:

Тот, кто, по предсказанию кометы, В боях кровавых покорил британцев И норманнами правил словно Цезарь, Кто изливал богатства изобильно, Вильгельм, муж и отец, властитель славный, Скончался, все оставив в этом мире.

Сами того не заметив, мы уже покинули пространство саг и оказались в мире литературного эпоса и рыцарского романа. В «Саге о Гуннлауге» читаем: «[Во времена Этельреда] …язык в Англии был такой же, как в Норвегии и Дании, но он изменился, когда Вильгельм Бастард завоевал эти земли. С тех пор в Англии стал преобладать французский язык, ибо Вильгельм был по рождению французом». Потомок воинственных викингов, он также был воином, но феодального типа (miles), т. е. рыцарем, а его сыновья еще более отдалились от скандинавских военных традиций. Как и все феодалы, он сначала научился воевать, а потом уже править — искусство управления становилось естественным продолжением искусства войны. Почти всю свою жизнь Вильгельм провел в военном обществе. Будучи одареннее большинства своих современников, он, так сказать, всегда умел ловить попутный ветер. Однако, хотя ему и удалось заплыть дальше остальных, в его личности не было ничего исключительного. Не обладая какими-либо выдающимися особенностями ни во внешности, ни в характере, которые нельзя было бы найти среди людей его круга, он производит впечатление типичного представителя своего века.

Часто ошибочно считают, будто значительные события происходят вследствие значительных причин, будто великие завоевания обязательно являются результатом великих сражений и будто выдающиеся достижения должны совершаться выдающимися людьми. Однако в нашем случае главную роль сыграла скорее замечательная удача Вильгельма, чем его гений. Изучая жизнь этого рыцаря, севшего на королевский трон, мы должны представить себе особенности феодальной культуры XI в. и проследить за тем, как происходило ее внедрение в Англии после нормандского завоевания и какое влияние она оказала на местное общество, пустив корни на этом острове, являвшемся очагом древней цивилизации. В основном мы будем говорить о войне и о социальной структуре воинского сословия, а также об обществе, придавашем огромное значение религии. Верхний слой этого общества составляли аристократия (bellatores — «сражающиеся») и духовенство (oratores — «молящиеся»), а низшее положение занимали крестьяне (laboratores — «трудящиеся»), которые производили блага, за счет которых прочие сословия могли позволить себе предаваться менее общественно полезным занятиям. Кроме того, наше повествование может дать определенное представление о самой эпохе, поскольку люди XI в. изображаются хронистами в самых общих чертах. Если они и появляются на страницах хроник, то скорее в виде типажей, чем живых людей из плоти и крови, а если их действиям приписывают мотивы (а это бывает редко), то относят их за счет простейших эмоций. Цитируемые источниками слова героев редко внушают доверие, а их мысли остаются для нас сокрытыми. Вот почему письменно зафиксированные поступки этих людей часто нельзя объяснить — разве что постараться воспроизвести все это в воображении, что, при отсутствии доказательств, больше подходит для романа, чем для исторического труда. Однако, хоть мы и не можем проникнуть во внутренний мир современников Вильгельма и полностью осознать причины, побуждавшие их совершать деяния, прославленные потомками, не стоит думать, будто перед нами кукольный театр. Сочинения Ансельма Кентерберийского свидетельствуют, что люди были способны на самые проницательные размышления, а замысловатый характер дипломатических отношений показывает, что правители часто вели искусную политическую игру. Историк может лишь создать свою собственную картину, опираясь на факты, отобранные и обобщенные благодаря знаниям и опыту. Читатель же вправе дать волю своему воображению.