Энни поднималась по ступенькам к дому Мэта, когда вдруг увидела свет фар, медленно скользящий вниз по улице. На всякий случай она спряталась позади кустарника, пережидая, пока машина проедет мимо дома.

Раздалось негромкое жужжание. Звук шел откуда-то со стороны подъездной дороги к дому Кэролайла, и она поняла, что это открываются металлические ворота. Машина свернула с улицы на подъездную дорожку и проследовала вверх по склону по направлению к дому. Очевидно, Мэт был в отъезде, но теперь, слава Богу, возвращается.

Она уже хотела встать и помахать ему рукой, но тут ее внимание привлекли фары машины. Фары как фары. Два ярких диска, расположенных на некотором расстоянии друг от друга, все они одинаковы. Ну или почти все. И эти ничем особенным не отличались. Но ведь фары на той машине, что пыталась ее сбить, тоже не были какими-то особенными. Она замерла на месте.

Со своего места ей было хорошо видно проезжавшую мимо машину. Опять послышалось жужжание, и дверь гаража, по-видимому, по команде с пульта управления в машине, пришла в движение. В свете прожекторов, установленных у входа в сад, Энни узнала профиль Мэта. Он въезжал в гараж.

Он сидел за рулем темного двухдверного седана. Она не могла определить, какой он марки, но могла поклясться, что как две капли воды похож на тот автомобиль.

«Я не забываю и не прощаю. Рано или поздно я сравниваю счет».

Пригнувшись как можно ниже, Энни повернулась и побежала обратно к лестнице, ведущей из сада. Она чувствовала себя совершенно сбитой с толку и очень беспомощной и не понимала, что происходит, но сейчас не место и не время выяснять это.

Был ли всё же Мэт Кэролайл убийцей? Пытался ли он убить и ее? Ей не хотелось верить в это, но в мозгу то и дело возникало то, что говорил он, и то, что говорили о нем. Можно ли ему доверять? Насколько хорошо она его знает на самом деле? А если все, что он рассказывал ей о себе, ложь?

На улице теперь безопасно. Ведь он и его машина здесь, дома. Значит, нужно выбраться на улицу и найти телефон, или постучать к соседям, или просто заорать как можно громче, чтобы кто-нибудь вызвал полицию. Что ей следовало сделать с самого начала — так это закричать. И к черту апломб типа «я очень храбрая» и все это напускное хладнокровие.

Опять спустился туман, и маленький садик погрузился в густую пелену. Энни на минуту потеряла ориентацию и не смогла сразу найти ступеньки, но вспомнила, что они скользкие и было бы очень некстати растянуться здесь. Ни одной лишней минуты не хочет она оставаться в этом месте. Ведь он не знает, где она, и отложил свои планы по крайней мере до завтра.

Только Энни нашла ступеньки, как услышала рычание и громкий заливистый лай. Мэт выпустил собак? Но тут внезапно воцарилась зловещая тишина. Энни вспомнила, что, когда собака хочет напасть, она не лает… Почти на грани нервного срыва и совершенно запутавшись в том, кто прав, кто виноват, Энни повела себя абсолютно неправильно — она побежала, но даже в таком состоянии понимала, что ей не убежать от гончих псов, но всего в нескольких ярдах заметила дерево, толстое и крепкое, с ветками, свисающими достаточно низко, чтобы можно было влезть на него.

Уже подбежав к дереву и протянув руку к ближайшей ветке, Энни оступилась, упала и невольно вскрикнула, ударившись о ствол и поранив колено. Она уже слышала хруст в кустах прямо позади себя и понимала, что собаки, которых Мэт запер в прошлый раз, когда она была здесь, почти настигли ее.

У Энни вспотели ладони, она вскочила на ноги и ухватилась за ветку у себя над головой, отчаянным рывком подтянулась и взобралась на нее, как раз в тот момент, когда собаки выпрыгнули из кустов. Схватившись за следующую ветку, она взобралась еще на несколько футов выше. Потом еще и замерла, обняв ствол дерева, и сердце готово было выпрыгнуть у нее из груди, а внизу лаяли и бросались на дерево две огромные гончие, казавшиеся в тумане просто чудовищами из преисподней.

Да, нечего сказать, она превосходно справилась со своей задачей ускользнуть отсюда!

Через пару минут подоспел Кэролайл. Сначала ее ослепил мощный луч фонаря, потом она услышала его низкий голос. Он что-то крикнул собакам, и те с явной неохотой отошли от дерева, исчезнув в тумане, и до Энни донеслось позвякивание цепей.

— Ну, ладно! Давай спускайся, — сказал он тоном, не терпящим возражений.

— А собаки?..

— Я посадил их на привязь.

Теперь он стоял у самого основания дерева и вглядывался вверх, стараясь рассмотреть ее.

— Прыгай, — скомандовал он.

Коснувшись, ногами земли, Энни оступилась и полетела вниз. Прямо перед собой она увидела его ноги, обутые в кроссовки. Черные кроссовки. Его ноги были обтянуты джинсами. «Миллиардер в джинсах. Абсурд», — подумала она. Какие только глупости не лезут в голову, когда ты от страха начинаешь ее терять.

Глядя на него снизу вверх и щурясь от яркого света фонаря, она почувствовала, как страж переходит в стыд. На кого она сейчас похожа — грязная, растрепанная, в изорванной одежде, со спутанными волосами, все еще дрожащая от напряжения, возбуждения и страха…

Он узнал ее и удивленно хмыкнул. Притворяется? Впрочем, даже если он сидел за рулем того седана, его удивление вполне естественно. Не мог же он ожидать, что обнаружит ее здесь!

Свет фонаря медленно скользнул вниз по ее телу, и теперь, лежа на земле и глядя вверх, она смогла различить на фоне неба его длинный силуэт, склонившийся над ней. Рядом на короткой цепной привязи он держал двух собак. Они часто дышали, из пастей стекала слюна, и ей казалось, что они готовы в любой момент растерзать ее на куски.

— Энни?

В его голосе слышалось неподдельное изумление. Неудивительно: если он пытался сбить ее, то, должно быть, страшно досадовал, что упустил, а она сама пришла прямо к нему в руки.

Вдруг Энни увидела автоматический пистолет у него в руке. Боже правый! Страх охватил ее с новой силой. С оружием в руках он был похож скорее на головореза, чем на состоятельного, солидного бизнесмена.

Минуту они стояли, уставившись друг на друга, потом оба перевели взгляд на оружие в его руках. И тут небеса разверзлись, и с неистовой силой хлынул проливной дождь. Вмиг промокшие волосы облепили Энни лицо, она обхватила себя руками, пытаясь унять дрожь, и каждую минуту ожидая того, что на нее обрушится смертельный удар.

— Боже мой! — наконец вырвалось у него. — Я принял тебя за грабителя. Тебе повезло, что я не выстрелил.

Мэт подал ей руку, помог встать. Она пошатнулась, ноги не держали ее. Энни чувствовала себя сломленной, совершенно не способной к сопротивлению.

Мэт опять осветил ее фонарем.

— Вот черт, — сказал он мягко, — ты поранилась.

Энни взглянула вниз и увидела кровь у себя на колене. Она, наверное, разбила его, когда упала у дерева.

— Это всего лишь царапина, — прошептала она.

Он отпустил собак, которые уже поняли, что хозяин, похоже, знаком с незваной гостьей. Мэт засунул пистолет в карман джинсов и взял Энни за руку.

— Идем со мной.

Он повел ее за собой. Она сделала слабую попытку сопротивляться, но он был слишком силен. Когда Энни снова оступилась, Мэт повернулся и подхватил ее на руки.

Дождь хлестал мощными струями, откуда-то издалека доносились раскаты грома, а туман время от времени озарялся вспышками молнии, и Энни казалось, будто она попала в какой-то ирреальный мир. Ей виделось все, как во сне, однако чувства были обострены до пределами, она отчетливо различала каждую мельчайшую деталь: каждую капельку дождя, разбивающуюся о землю и камни, шелест листьев, шорох цветов, гнущихся на ветру, смешанный запах травы и дерна, еле уловимый мужской мускусный запах, идущий от Мэта, лимонный аромат ее собственных духов.

Он нес ее с некоторым усилием — это чувствовалось по его дыханию; но он был достаточно натренирован, мужчина, не знающий жалости. Только что он пытался убить ее, теперь он несет ее в свой огромный зловещий дом с мрачными залами и толстыми стенами, и там он сможет сделать с ней все, что ему заблагорассудится. Она не может остановить его, как не может остановить грозу.

Она закрыла глаза, бессильно склонив голову, слышала ровный, хотя и немного учащенный стук его сердца. И тут вспомнила совсем другой день, совсем другое время. Лондон. Дождь. Его руки, обнимающие ее, его ладони, скользящие под ее одеждой по разгоряченной влажной спине. Истома. Наслаждение. Желание.

«Я не должна об этом думать», — мелькнула у Энни мысль, но тут же пропала, поскольку, непонятно почему, но страха больше не было.

Мэт Кэролайл понятия не имел, как и почему Энни занесло в его владения и куда она мчалась сломя голову по садовой дорожке. Это была еще одна загадка среди множества других. Он этого не знал, да и не задумывался над этим. Главное, что Энни здесь.

Она его!

Ее кожа блестела от влаги, и, когда он нес ее, она казалась ему на удивление легкой. Мэт знал, что уже завтра сегодняшнее безумие принесет ему новые страдания. Но это не важно. Он и так уже столько страдал из-за нее все эти годы. Но довольно. Эта погоня длится слишком долго. Этой ночью должно все решиться. Он собирался раз и навсегда выяснить с ней отношения.

Подойдя к дому, он толкнул плечом полуотворенную дверь. Собаки пошли за ними, все еще настороженно принюхиваясь к незнакомке и не понимая, что происходит. Он захлопнул за собой дверь. Женщина при этом звуке вздрогнула. Он понял, что она растеряна не меньше его.

Но это не важно. Это скоро пройдет. Есть только один способ покончить со всем этим, и ему нужно это сделать.

Мэт пронес ее через темную кухню, буфетную и столовую в холл, потом вверх по парадной лестнице поднялся на второй этаж. Он уже тяжело дышал, сердце учащенно билось, руки и спина онемели от напряжения. Но он принес ее прямо в спальню. Захлопнув за собой дверь, он пересек комнату и осторожно положил ее на огромную кровать.

С минуту Энни лежала неподвижно, закрыв глаза, приходя в себя и привыкая к обстановке. Тело ее было напряженным и скованным, но — все равно! — прекрасным. Мокрая одежда плотно облегала тело, и он ясно различал округлости ее груди, плоский живот, обольстительные очертания бедер. Он любовался ее длинными красивыми ногами, изящными запястьями. Белокурые волосы от дождя казались темнее, чем обычно, и мокрые пряди облепили лицо, плечи и шею. Энни казалась беспомощной и беззащитной, и у него возникло желание успокоить и ободрить ее. Но больше всего ему хотелось овладеть ею, покорить ее, сделать так, чтобы она принадлежала только ему.

Мэтью опустился рядом с ней на колени и приблизил свое лицо к ней. Она отвернулась, но он осторожно взял ее за подбородок и снова повернул лицом к себе..

Прижавшись, ногами к ее ногам, он сказал:

— Энни, я сейчас собираюсь снять твою мокрую одежду. Потом свою. А потом мы будем любить друг друга. Прямо здесь, прямо сейчас, пока бушует гроза.

Ее глаза широко распахнулись. В них отражались изумление и безумие, как у дикого зверя, угодившего в охотничьи силки.

Но он выдержал ее взгляд, и постепенно выражение ее глаз смягчилось, тело расслабилось.

— Зачем? — прошептала она.

— Потому что я больше не вынесу.

Она кивнула. В ее взгляде теперь появилась мечтательность и томность — извечная загадка женской души, которую ему и в миллион лет не понять. Он не понимал Франческу, а Энни казалась теперь еще более непостижимой и загадочной.

— Ладно, — сказала она.

Вот и весь сказ. Ладно… Позволила. Это, конечно, не то чтобы твердое согласие, но и ладно — уже хорошо.

У Энни прошло и удивление, и страх. «Это была не его машина, — думала она. — Было темно, все эти машины так похожи одна на другую. Это не могла быть его машина». А другой голос говорил ей: «Плевать, была это его машина или нет. Все, что случилось, не имеет значения, потому что это заслоняет собой все».

Он снимал с нее одежду чуть-чуть грубо, но умело. Она попыталась помочь ему своими неловкими пальцами, но он мягко отвел ее руки. У него это получилось быстрее, а тут быстрота была важна, очень важна.

От ее блузки с треском отскочила пуговица и покатилась по полу. И вот уже блузка расстегнута, а его руки ласкают ей грудь. Она только едва заметно вздыхала, когда он, лаская ее, слегка касался пальцами ее сосков. Теплая волна разливалась по груди, перетекая вниз, к животу и бедрам. Он наклонил голову и обхватил губами и языком маленький и твердый бугорок ее соска. Энни выгнулась и застонала. Она ощутила горячую влажность между ног, ее тело будто плавилось в его руках.

Все это было до боли знакомо. Будто и не было всех этих долгих лет. Ее тело помнило его и принимало так, как никогда не удавалось ее трезвому рассудку. Но сейчас ее рассудок молчал. Она была глуха к его предостережениям. Есть вещи, которые можно понять только сердцем, только самой плотью и которые не подвластны рассудку.

Его руки на минуту отпустили ее, и она услышала, как он срывает с себя рубашку, кроссовки, джинсы. Пока он поспешно раздевался, она сняла юбку, за ней последовали трусики. Его руки пришли ей на помощь, срывая с нее одежду. Он стал нащупывать что-то в ящике у себя за кроватью, и она поняла, что он владеет собой куда лучше, чем она, и, несмотря на опьяненность страстью, не забыл предохраниться. Стал бы человек, пытавшийся ее убить, так заботиться о ней?

Это была не его машина. Это просто не могла быть его машина.

И вот уже он снова рядом, и она закрыла глаза и полностью отдалась во власть своих ощущений — прикосновения его кожи, мышц, плоти к ее телу. Его руки обхватили ее, и они перевернулись на бок. Его ноги сплелись с ее ногами, а его руки ласкали ей грудь и спину.

Энни гладила его сильные руки и плечи, наслаждаясь упругостью и эластичностью его мускулов. Он сдавил ей соски так, что она почти задохнулась от возбуждения, и чувствовала, как он улыбается, целуя ее, и как эта улыбка постепенно угасает, а поцелуи становятся все более жадными и страстными.

— Энни, — пробормотал он, а его рука, проскользнув между ее бедер, нашла нежные гладкие лепесточки, влажные и чувствительные. Она застонала и прижалась к его руке. Он принялся легонько перебирать пальцами, заставляя ее вздрагивать и кричать от сладостного безыскусного наслаждения, истомы и желания.

Она ощущала во рту сильные толчки его языка, он опрокинул ее на спину и коленями раздвинул ноги. Она открылась перед ним с готовностью и нетерпением. Но он продолжал, поддразнивая, легонько ласкать ее, и Энни надвинулась на него неистово и отчаянно, уже подходя к самому пику, когда ласки вдруг прекратились. Она протестующе застонала, и тут он навис над ней и одним уверенным движением вошел в нее. И они вместе неистово, слившись в едином порыве наслаждения, вырвались из этой бури.