Из комнаты, где проходило ежемесячное собрание строительного комитета Церкви Единого Пути, донесся взрыв аплодисментов. У Энни это вызвало удивление, поскольку дела на строительстве кафедрального собора шли не настолько уж блестяще.

Дверь распахнулась, и появилась улыбающаяся, необычайно оживленная Барбара Рэй.

— Входи, Энни. Есть потрясающие новости!

Энни почувствовала, что происходит нечто необычное. Заинтригованная, она обводила взглядом шестерых членов строительного комитета. Как всегда, помещение было слабо освещено, и Энни смутно различала, что семь, а вовсе не шесть человек смотрят на нее. И один из них находится несколько в стороне от остальных…

— После стольких месяцев нашей беспомощности и неопределенности, последовавшими за смертью Франчески Кэролайл, — сказала Барбара Рэй, — мы рады сообщить вам, что вновь обрели энергичного лидера, который возьмет на себя ответственность за деятельность комитета. Мне кажется, вы с ним знакомы, Энни, — добавила она, в то время как седьмой, новый член комитета встал и протянул ей руку. Это был Мэтью Кэролайл.

Энни чудом удалось не утратить самообладания, когда ее руку пожала его рука. Рука убийцы.

«Интересно, — подумала Энни, — многим ли в голову приходила та же мысль при знакомстве с ним?»

Последний раз они встречались в ночь смерти Франчески. После этого много раз видела его по телевизору. Тогда он был предпринимателем, хорошо известным в компьютерных кругах. Теперь же он был печально известен всей стране.

Он очень неплохо выглядел — ведь большинство мужчин в этом возрасте были уже лысыми либо начинали седеть, но у Кэролайла седина лишь тронула виски, а волосы по-прежнему оставались густыми. Его лицо было слегка изрезано морщинами, особенно вокруг рта и глаз, но его спортивная фигура и упругая походка говорили о том, что он поддерживает себя в хорошей форме.

«В тюрьме, наверное, упражнялся, поднимая тяжести», — невольно подумала Энни.

Его зеленые глаза казались более пронзительными, чем это смотрелось по телевизору. Ей вдруг пришло в голову, что после всех этих испытаний он все-таки изменился. Его лицо, и до этого суровое, теперь было словно высечено из камня. Она могла бы представить себе его длинную, тонкую, но широкую в кости и мускулистую фигуру высеченной на одной из мраморных фресок собора. Не в образе святого, конечно. Но вряд ли скульптору удалось бы передать этот неумолимый взгляд его глаз. И уж, конечно, невозможно было бы «заморозить» в мраморе подвижную чувственность его губ.

Председатель строительного комитета Церкви Единого Пути? Этот пост занимала его жена перед своей смертью. Если все же он убил ее, то такое назначение отдавало фарсом.

«Прекрати, Энни! Он оправдан, значит, вина его не доказана или она под большим вопросом».

— Поздравляю, — произнесла она.

— Спасибо, — ответил он с еле уловимой иронией в голосе, при этом не отводя от нее своего пронзительного взгляда.

Тут на Энни нахлынули воспоминания. Дождливая ночь, крошечная машина и два разгоряченных тела. Чарли об этом так и не узнал, потому что она считала совсем необязательным рассказывать ему, поскольку ничего серьезного не произошло. Но она прекрасно понимала, что, по существу, она все-таки изменила ему.

Слава Богу, она все же не перешла черты! Ее начинало тошнить от одной лишь мысли быть любовницей человека, который, может быть, совершил убийство.

Барбара Рэй в качестве аргумента выдвигала то, что строительному комитету недостает направляющей силы с тех пор, как умерла Франческа. И действительно, комитету нужен был сильный лидер. Эта была очень ответственная должность, поскольку комитет курировал строительство нового собора. Хотя они только формально утверждали решения Энни, все же на них ложилось основное бремя ответственности за этот проект — начиная с привлечения и размещения средств для собора и кончая утверждением изменений в проекте, вносимых по ходу строительства.

По разным причинам ни один из шести оставшихся членов строительного комитета не мог заменить Франческу, без ее напора и энергии эта организация начала приходить в упадок. В течение прошедшего года Барбара Рэй управляла ею сама, но она была слишком перегружена другими обязанностями.

— Как показывают феноменальные успехи его собственной фирмы, мистер Кэролайл — отличный управляющий, — сказала Барбара Рэй. — Я буду считать большим везением, если нам достанется хотя бы малая часть его воодушевляющей энергии.

Когда он благодарил ее, Энни подумала: «Я не должна в это верить. Я обязана быть предупредительной с мистером Кэролайлом!»

Когда собрание завершилось и все стали пожимать друг другу руки, Энни попыталась поскорее ускользнуть. Но в коридоре ей преградил путь Кэролайл.

— Я еще не знаю многого из того, что касается этого проекта, — сказал он. — И рассчитываю, что вы введете меня в курс дела.

— Конечно.

— Я бы хотел договориться о встрече. Мы с вами должны вместе обсудить все как можно скорее.

— Отлично. Мой секретарь позвонит вам.

Он полез в карман и вытащил маленькую кожаную записную книжку.

— Это не обязательно. У меня есть с собой мой график. Давайте договоримся прямо сейчас.

Энни очень хотелось сказать: «Ну, а у меня нет!» — но она промолчала. Сейчас уже не имело значения, что она о нем думает. Строительный комитет проголосовал за Кэролайла, и с этим нужно было считаться. Надо было научиться с ним работать, нравится ей это или нет.

Она открыла свою сумочку и стала отыскивать в ней свой еженедельник. Она не торопилась. Пусть подождет.

— У меня есть немного времени в конце следующей недели, — сказала она.

Он улыбнулся.

— А раньше? Как насчет встречи за ланчем?

— У меня очень напряженный график. — Тут она говорила правду. — У меня на этой неделе нет свободных ланчей.

— Ну, тогда ужин. — Он пробежал глазами свое расписание. — В четверг вечером я свободен. Это вам подходит?

В ее календаре на вечерних часах в четверг зияло большое белое пятно, и прежде чем она успела придумать себе какое-нибудь неотложное дело на этот вечер, Кэролайл, заглянув в ее расписание, обнаружил это девственно чистое пространство.

— Итак, в четверг вечером, — сказал он не терпящим возражений тоном. — Это было бы отлично. По мне, так чем скорее, тем лучше.

Она вздохнула.

— Мне никак не удается выкроить время для личных дел. Ну, ладно, пусть будет четверг. Может быть, действительно лучше побыстрее с этим разделаться.

— Вы не испытываете большого восторга от этого, не так ли?

— Извините, что дала вам повод так подумать, — поспешно ответила она.

Он улыбнулся одними кончиками губ:

— И все же?

Энни вздохнула.

— Все было так неожиданно. Мне потребуется некоторое время, чтобы привыкнуть к этому.

— К чему к этому? К работе с убийцей?

В его голосе звучала горечь. И Энни пристыженно покраснела. Каковы бы ни были ее чувства, совершенно недопустимо, чтобы он их замечал.

— Послушайте, — продолжил он, прежде чем она смогла принести извинения, — ситуация такова, что как менеджер проекта собора вы в конечном счете несете ответственность перед заказчиком. А я теперь — председатель строительного комитета, и это значит, что вы несете ответственность непосредственно передо мной.

Энни хотела что-нибудь возразить, но возражать было нечего. Он был абсолютно прав. Она работала на архитектурную фирму, а архитектурная фирма работала на заказчика.

И Мэт Кэролайл был, по существу, ее начальником.

Была уже почти полночь, когда очередное собрание Движения против проявлений насилия в семье под председательством Барбары Рэй наконец закончилось. Барбара Рэй устало собирала стулья и расставляла их вдоль стены в комнате заседаний. Подумать только, через несколько месяцев в этом больше не будет необходимости! Не придется больше ютиться в подвале, как это было с тех пор, как старую церковь разрушили, чтобы расчистить место для кафедрального собора. Не надо будет приспосабливать стол под алтарь, молиться на голом полу и пить кофе после службы из чаши Стирофоама. Вместо этого ей будет даровано счастье прославлять своего Бога в этом прекрасном священном здании с примыкающим к нему церковным приходом. Святом месте, где свет будет струиться на нее сверху через чудесные витражи.

И в этом свете… что может открыться?

Если этот свет проникнет до самого сердца, до самой души, что там откроется и сможет ли она выдержать это испытание?

— Вы сегодня так печальны, — послышался голос Энни.

Барбара Рэй повернулась к ней и улыбнулась. Энни тоже осталась после собрания для работы с подростками.

— Я размышляю о своих грехах, голубушка.

— А мне все же трудно поверить, что вы вообще совершали какие-то грехи, Барбара Рэй.

— Все мы грешники перед Всевышним.

— Но и всем нам будет даровано прощение, если я правильно понимаю христианскую доктрину.

— Это, конечно, так, если мы искренне и чистосердечно покаемся.

— А тот, кто убил Франческу Кэролайл, он тоже может покаяться и получить отпущение грехов?

Барбара Рэй кивнула.

— Я знаю, это трудно постичь. Но как говорится, Господь прощает все.

— А как вы думаете, прошлые грехи могут преследовать нас в настоящем? — спросила Энни.

Барбара Рэй глубоко вздохнула. «Забудь о своих проблемах», — сказала она себе. Если Энни хочет выговориться, а за этим сюда приходили многие, она просто обязана выслушать и проявить участие. Особенно если дело касается Энни. Она была одной из тех, кого Барбара Рэй особенно любила. Доброжелательная, трудолюбивая, великодушная, щедрая на доброе слово и похвалу, Энни была как раз такой, какой Барбаре Рэй хотелось бы видеть свою дочь, сложись ее жизнь по-другому.

Как и многие другие люди, приходившие к ней за советом, Энни познала за свою жизнь и горе, и лишения. Ее детство представляло собой сплошную цепь несчастий. Смерть ее мужа, надежного, порядочного человека, глубоко потрясла ее. Но она прошла через это. Собрав свою волю в кулак, сумела пробиться обратно к свету. Энни никогда не говорила о том, что у нее на душе, но Барбаре Рэй слишком хорошо были знакомы безмолвные страдания. Одни умудрялись прожить всю жизнь, ни разу не заглянув в черную бездну своей души; а других ожидали ужасающие падения, из которых они выходили, понеся потери, но уже ничего больше не страшась.

— Прошлые грехи? — повторила Барбара Рэй. — Да, они могут нас преследовать, если мы достаточно восприимчивы. — Она помолчала. — Уже совсем поздно, Энни. Почему ты все еще здесь? Ты хочешь о чем-то поговорить?

— Мне очень не хотелось бы обременять вас, заставляя выслушивать то, что вы и так слышите здесь изо дня в день. Мне следовало бы дать вам отдых после долгого дня, а не требовать от вас совета и помощи.

— Это для меня не бремя, — откровенно ответила Барбара Рэй. — Это — моя жизнь.

Энни улыбнулась.

— Ну ладно. В любом случае это не очень большой грех. Это был скорее грех замысла, чем исполнения.

Барбара Рэй улыбнулась.

— Мэтью Кэролайл просто вездесущ. Похоже, что каждый может рассказать про него какую-нибудь историю.

— Ну, моя довольно обычная, — печально заметила Энни. — Это случилось несколько лет назад, когда Чарли был еще жив. Я познакомилась с Мэтью во время полета в Лондон. Мы так подружились, что, когда прилетели, мы договорились поддерживать связь друг с другом. Мы оба были так одиноки в чужом городе, и…

— Мне кажется, я понимаю, — перебила ее Барбара Рэй.

— Нет, ничего не было. Ну… мы немного целовались и все такое, но ничего серьезного не было. Он хотел, конечно. И я хотела. Но я любила Чарли и не могла понять, что со мной происходит — мне казалось будто мое тело изменяет мне. — Она покачала головой. — Потом я ненавидела себя за это.

— Ну это вполне естественно для человека иногда испытывать искушения. Мы не в ответе за свои чувства и даже за свои мысли. Мы отвечаем только за свои поступки.

Энни кивнула.

— Теперь я это знаю. Но долгое время я не могла отделаться от мысли, что болезнь Чарли — она обнаружилась вскоре после той поездки в Лондон — могла быть чем-то вроде наказания. Что-то похожее на «проявляй осторожность в желаниях, иначе они могут стать действительностью». Не то, чтобы я даже через миллион лет могла бы пожелать смерти Чарли. Но в те несколько дней в Лондоне мое тело пыталось вести себя так, будто Чарли не было в моей жизни.

Барбара Рэй слегка коснулась руки Энни:

— Это тяжкие мысли, но они естественны в твоем положении. Когда умирает кто-то, кого мы любили, и мы остаемся одни, то пытаемся найти всему какое-то объяснение. Но пути Господни неисповедимы и не подвластны человеческой логике.

— Да, вы правы, я знаю. Но мне трудно простить себя за то, что случилось. И еще, я не могу простить Мэтью Кэролайла.

Барбара Рэй кивнула.

— Он не простой человек.

— Сегодня я поняла, что все еще привязана к нему, — призналась Энни.

— А он, как я подозреваю, к тебе.

Энни подняла на нее взгляд.

— Вы почувствовали это?

— Мгновенно. Когда он смотрит на тебя, в его взгляде сквозит нежность.

— Как вы думаете, он убийца? Я знаю, что сказали присяжные и все прочие, но вы кое-что про него знаете, и вы хорошо знали его жену. Что вы об этом думаете?

Барбара Рэй пожала плечами.

— Я думаю, что присяжные скорее всего правы. Но, несмотря на мою профессию, я понимаю, что не могу видеть насквозь души других людей, не могу угадывать их мысли. Кто-то убил Франческу Кэролайл. У меня нехорошее предчувствие, что это, возможно, тот, кого мы все хорошо знаем. И это угнетает меня, Энни, очень сильно угнетает.

После ухода Энни Барбара Рэй пошла в маленькую импровизированную спальню и включила свет. Потом она спустилась вниз по ступенькам и направилась по старому подземному коридору, проходящему через подвал юношеского центра и бывшего женского монастыря, на прилегающую к нему стройку.

Барбара Рэй начинала и заканчивала каждый день молитвой. И вовсе не потому, что считала себя чрезвычайно благочестивой. Напротив, иногда ей казалось, что ее пристрастие к молитвам сродни пристрастию к наркотикам, спиртному или сексу. Но если ей не удавалось помолиться, она чувствовала, что становится нервной и вспыльчивой.

Последние несколько месяцев с тех пор, как был завершен каркас здания, у Барбары Рэй вошло в привычку молиться в том месте, которое она считала новым духовным домом — в святилище, где установили высокий мраморный алтарь.

Она проскользнула в темное чрево собора. Из своей сумки вытащила небольшой карманный фонарик и включила его. Рабочие обычно оставляли после себя горы строительного мусора, и можно было споткнуться и упасть.

Каждый раз, входя в собор, Барбара Рэй чувствовала какое-то умиротворение. Это могло объясняться тем, что он был построен на земле, исстари считавшейся священной. На его фундаменте раньше стояла Романская католическая церковь. А перед этим здесь была испанская миссия — одна из самых первых в городе, которая была разрушена во время большого землетрясения в 1906 году.

Ну, а что было до миссии — кто это знает? Но каждый раз, когда Барбара Рэй входила в собор, она чувствовала, что воздух буквально насыщен какой-то магической энергией. Она была очень чувствительна к таким силам. Эта сила, вероятно, проистекала из древности и была языческого происхождения — сила, берущая свое начало из глубины земли, сила самой земли, неиссякаемая, вбирающая в себя мертвых. Боги, призванные символизировать эту силу, были не так уж важны. Какими бы символами, присущими данной культуре, их ни обозначали, она оставалась все той же единой силой.

Барбаре Рэй никогда не составляло проблемы примирить такие воззрения со своей христианской культурой. Она искренне верила, что все внешние проявления и вехи ее судьбы суть только образы простой внутренней истины. И ритуал — только способ установить связь, перебросить мосты через бездну. Есть много разных путей, но только одно Начало.

Она подошла к строительным лесам в поперечном нефе, откуда ступеньки вели в святилище. Леса были высокими и массивными, их использовали рабочие, занимавшиеся витражами. Она посветила фонариком на сводчатый потолок, рисуя в воображении росписи, которыми он будет буквально украшен, когда здание будет закончено. Солнечный свет будет струиться через витражи, озаряя прихожан мягким благостным сиянием.

Внезапно Барбаре Рэй стало плохо. Она ощутила слабость в коленях. Будто порыв ветра пронесся у нее над головой. Это чувство она хорошо знала и ненавидела его.

— «Опять видение, — подумала она. — Предвидение».

С детства эти видения время от времени преследовали ее. У нее перехватило дыхание. Она хотела закричать, позвать на помощь, но только беззвучно открывала рот. С пола начал подниматься туман. Он окутал ее икры, колени, обхватил смертельным холодом. Она закрыла глаза, но не смогла разогнать этот ужасный холод, поднимающийся вокруг нее — вверх, к ее бедрам, животу, груди, сдавливая их и сковывая ее.

Она перевела взгляд высоко вверх, куда еще не проник туман, и увидела витражи, образующие арку над нефом собора. Стекло было темным, ни единого луча света не пробивалось сквозь него. Сплошная чернота. А потом она увидела, как сверху что-то падает, кружась, — тяжелое и острое, как топор…

Она отпрянула от этого несущегося предмета и тут же почувствовала резкий запах крови.

Воцарилась тишина. Туман рассеялся. Дрожа, Барбара Рэй оглядывалась вокруг в поисках упавшего предмета, который чудом не заменил ее, пролетев в считанных дюймах от ее головы.

Но ничего не было.

Совсем ничего.