19
Проехав минут десять в полной тишине, мы останавливаемся у первого попавшегося автосервиса. Коннор исчезает в туалете, а мы с Валери идем в кофейню и находим столик.
Первой заговаривает она:
– Прости за все, что произошло в машине.
– Ничего, – отвечаю я.
На самом деле я хочу сказать, что это я должна извиниться, потому что, как обычно, сама разожгла костер – и еще удивляюсь, что обожглась.
– Я не хочу с тобой ругаться. – Голос Валери звучит устало.
– Я тоже не хочу, – бормочу я, уставившись в стол, чтобы не смотреть на нее.
– Иден… – Она медлит. – Может, мне больше не пытаться с тобой подружиться? Скажи честно.
Еще с утра я бы ответила утвердительно. Может, даже не задумалась бы. Но теперь… «да» прозвучало бы неправильно.
Я высыпаю на стол сахар и рисую узоры.
– Я не знаю, почему ты вообще пытаешься, – говорю я наконец.
– Пытаюсь?
– Угу.
– Я уже сказала. Я всегда хотела сестру.
Почему-то от этих слов у меня перехватывает дыхание. Я вжимаю палец в кристаллы сахара и чувствую, как они колют мне кожу.
– Купить вам кофе? – раздается рядом голос Коннора, и я удивленно поднимаю взгляд. Он улыбается мне. – Или горячий шоколад, или что там еще?
– Да, кофе было бы отлично, – говорит Валери. – Спасибо, Коннор.
Он уходит к кассе, засунув руки в задние карманы, и Валери поворачивается ко мне с осторожной улыбкой:
– Он такой душка.
Я улыбаюсь в ответ: все просто.
– Да, ты права.
– Раньше как-то не выдавалось случая с ним поговорить. Он не похож на шестнадцатилетних парней.
– Да, непохож, – гордо говорю я. – Он особенный.
– И сколько вы уже встречаетесь?
– Больше года.
Она снова улыбается:
– И что, все серьезно?
– Ага. – Я киваю. – Мы уже все распланировали.
– Да?
Я вижу, что она настроена скептично, но не хочет этого показывать: уголки губ у Валери подергиваются, вот-вот грозясь растянуться в самодовольную улыбку, которая говорит «я намного старше, а ты всего лишь подросток». Очень раздражает. Но про нас с Коннором я говорила серьезно. Пока что нет ничего, что помешало бы нам провести вместе всю жизнь, и какая разница, идеалистично это, нереалистично или еще как-то «ично», как любят говорить взрослые, когда хотят сказать, что что-то мило, но неправильно. Однажды я сказала, что Бонни – свет в моей жизни, и это правда, а вот Коннор – как земля. Неизменный. Постоянный. Безопасный. И жизнь у нас с ним будет идеальная. Я буду ландшафтным дизайнером, может, когда-нибудь даже получу в наследство бизнес Боба и Кэролин. А Коннор будет орнитологом, наверное, устроится в Королевское общество защиты птиц. Мы будем жить недалеко от Даунса, в Кенте или Суссексе, мы неразборчивые. Ну или рядом с лесами – где-нибудь, где природа заглядывает в окно. В отпуск будем ездить куда-нибудь далеко-далеко, где растут самые крутые цветы или живут самые крутые птицы. В Южную Америку, к квезалям. В Японию, к садам сакуры.
– У нас все очень хорошо. Очень правильно, – говорю я.
– Так мило, – отвечает она, и я понимаю: она искренна, даже если Валери и не верит, что мы всю жизнь проживем вместе. – Особенно если учесть, какие вы разные.
– И совсем не разные, – говорю я. – Так со стороны кажется. Но мы хотим одного и того же, и это самое главное.
– Чего вы хотите?
Я пытаюсь сформулировать:
– Жить на природе. Спокойно, без драм.
Валери смеется:
– И как у вас получается?
Я против воли улыбаюсь:
– Ну да, ну да. Кто бы мог подумать, что Бонни принесет в жизни столько драм!
– А тебе никогда раньше не казалось, что она втайне на такое способна?
– Что сбежит? Нет. – Я медлю, потом продолжаю: – Думаю, отчасти поэтому мы и дружили. Что не любим драму. Именно поэтому я так ее люблю. В ней столько постоянства.
– Но это ведь работает в обе стороны? – говорит Валери.
Коннор садится рядом со мной, толкая через стол поднос с напитками.
– Ого, как быстро. Спасибо, Коннор.
– Очереди не было. – Он берет одну чашку и ставит рядом со мной. – Что работает в обе стороны?
– Иден только что говорила, что любит в Бонни постоянство. А я подумала, ну… – Она снова разворачивается ко мне: – Если ты выбрала ее за постоянство, разумно предположить, что ты ей нравишься, потому что ты… – Она строит гримасу. – Эм-м…
– Непостоянная?
Она облегченно вздыхает.
– Да, именно. Вы же не случайно подружились. Ей явно нравятся люди с острыми углами.
– А у меня есть острые углы?
– А у тебя что-нибудь кроме них есть?
Коннор закашливается и смеется, тряся головой и кивая.
– Я же права? – обращается к нему Валери, приободрившись.
– А это хорошо? – спрашиваю я, не уверенная, надо ли обижаться.
– Да, – говорит Коннор.
– Иногда, – одновременно с ним отвечает Валери.
– Ну, так или иначе, – говорю я, надеясь переключить разговор на другую тему. – Бонни, судя по всему, не так постоянна, как я думала.
– Даже у самых уравновешенных людей случаются разные периоды, – говорит Валери. – Жизнь никого не щадит. – Она отпивает из чашки и стучит пальцем по телефону. – Ребят, вы не против, если мы сейчас поедем? Мне хочется добраться до Йорка до темноты.
Я отчетливо ощущаю, что мы так и не закончили наш разговор и что я так и не сказала ей о своем нежелании, чтобы она прекращала попытки со мной подружиться. А надо ли это вообще говорить? Но они с Коннором встают, и она поднимает сумку и забрасывает на плечо; момент упущен.
Мы идем к машине вместе, Коннор берет меня за руку, а Валери смотрит в телефон. Пауза растягивается. Мы уже на полпути к машине, и тут Коннор нарочито громко говорит:
– О нет. Похоже, я забыл зубную щетку. Вы не против, если я быстренько сбегаю и куплю?
Валери пожимает плечами:
– Конечно.
Он бежит обратно к главному зданию, оставляя нас с Валери наедине, и мне приходит в голову, что с того времени, как мы вышли из машины, он так делает уже в третий раз. Возможно, это он нарочно?
Мы доходим до машины, и Валери садится на капот, отхлебывая из чашки. Сегодня солнечно и очень тепло, и я сажусь на асфальт, закрываю глаза и глубоко дышу.
Через несколько минут Валери нарушает тишину.
– Идс, а что здесь делает Коннор? – говорит она негромко.
– Я хотела, чтобы он поехал со мной. – Я открываю глаза. А что еще ответить? – А почему ты спрашиваешь?
– Просто я только что рассказывала подруге, что мы возвращаемся в Йорк, и она такая «Ви, они абсолютно точно уговорили тебя бесплатно поработать шофером, пока они катаются на потрахушки».
Наверное, мне нужно обидеться? Но Валери так забавно это рассказывает, ну и от самой мысли о том, что у нас с Коннором какие-то «потрахушки», меня пробирает смех.
– Нет, – говорю я, отдышавшись. – Он тут не поэтому.
Валери улыбается мне искоса:
– Нет? Ты уверена?
– На все сто. – Я трясу головой, подбираю камешек и швыряю оземь.
– Но вообще я понимаю, – говорит она. – В шестнадцать лет не так много возможностей… остаться наедине.
Я замечаю, что подруга называла ее Ви. Я думала, что она для всех Валери. «Ви» звучит куда дружелюбнее, как-то веселее. Я смотрю на нее, как она сидит на капоте, зажав в ладонях чашку кофе.
– Мы еще не.
Она смотрит на меня:
– Вы не что?
– Мы не занимались сексом, – говорю я.
Сестры ведь такое друг другу рассказывают? Именно так надо говорить со старшей сестрой.
– А, – произносит она.
Я улыбаюсь:
– Удивлена?
– Нет! – слишком быстро отвечает она, но потом задумывается. – Ну, вообще-то да.
Она улыбается мне с какой-то надеждой, словно переспрашивая, можно ли мне такое говорить.
– Я просто подумала, ну, вы уже давно вместе.
– Мы вроде как почти, – говорю я. – Когда только начали встречаться. Но тогда мы решили попробовать только потому, что так полагалось, понимаешь? И… в общем, вышло не очень. И мы договорились, что подождем, пока не будем готовы, и этого пока не случилось.
Это – самое личное, что я вообще рассказывала Валери.
– Какое взрослое решение.
– Ты удивлена? – спрашиваю я опять.
– Немножко, – признает она. – Прости.
Я пожимаю плечами:
– Да ничего.
– И не потому, что это ты, – добавляет она. – Просто вам по шестнадцать лет. Я в шестнадцать не была такой разумной.
Мне хочется расспросить ее: шестнадцатилетняя Валери, которую я помню, была воплощением разумности. Однако Коннор уже возвращается, и надо заканчивать разговор.
– Спасибо, – говорит Валери, спрыгивая с капота и делая последний глоток кофе. Мне не нужно спрашивать, за что она меня благодарит. Мне вообще ничего не нужно говорить. Я киваю, поднимаюсь с асфальта и возвращаюсь в машину.
Мы приезжаем в Йорк незадолого до восьми. Валери, облокотившись на оконную раму и положив подбородок на руку, молча везет нас по вечерним улицам к себе домой. Даже после нашего короткого задушевного разговора о Конноре она наверняка думает, что все это большая ошибка, что ей меня терпеть еще три дня, что я худшая сестра в мире. А ведь я ей еще даже не рассказала о Глазго.
Мне кажется, надо что-то сказать, разрядить обстановку, но я не знаю что. Коннор тоже молчит, изредка прокашливаясь. Да, какая-то неловкая поездка получается.
– Ну вот и приехали, – говорит наконец Валери.
Мы припарковались на невзрачной улице у невзрачного дома с террасой. У двери стоит статуя гномика с трубкой в руке, в окне – агитационный плакат партии зеленых.
– Очень мило, – говорю я, и Валери смотрит на меня так, словно думает, что я иронизирую. – Эм. А твои соседи дома?
– Нет, сейчас нет. Эмма осталась на ночь в библиотеке. Хло уехала домой на неделю. Говорит, там легче готовиться к экзамену, да и живет она недалеко. Ниш на работе, но, может, вернется позже, если не останется у бойфренда. Ну, пошли. – Она отстегивает ремень и открывает дверь, не глядя на меня. Может, почувствовала, что мне теперь интересно: не тот ли это бойфренд, с которым она когда-то переспала.
Я оборачиваюсь к Коннору.
– Все в порядке? – улыбается он.
Слава богу, что он поехал с нами.
– Ну, более-менее, – отвечаю я.
Мы выходим из машины и идем за Валери. Она достает ключ.
– Я покажу вам… – начинает она, но дверь распахивается, и на пороге появляется высокая фигура с улыбкой до ушей. Она, топоча, спускается по ступенькам.
– Привет! – говорит фигура, останавливаясь прямо передо мной и излучая жизнерадостность.
После душной тишины в машине это просто как глоток свежего воздуха.
– Ви! Это Иден?!
Ви.
– Ага, – говорит Валери. – А где ты…
– Я так рада познакомиться! – перебивает ее фигура, протягивая мне руку. Я в каком-то одурении ее пожимаю. – Я Эмма. А это Коннор, да? Привет!
– Что случилось с библиотекой? – спрашивает Валери, стряхивая прядь с лица.
– Я решила сделать перерыв. Хотела познакомиться со знаменитой Иден. – Она улыбается мне. – Поверить не могла, когда Ви написала, что ты приедешь! Целых три года! И еще вся эта хрень, что творится с твоей подругой!
– Эм-м… – говорю я.
– Ви тебе рассказала, что я тоже трахалась с учителем?
Мы все еще стоим на пороге. Коннор смущенно покашливает.
– Хм…
– Мне было девятнадцать. Вернулась домой на Рождество. Увидела его в клубе перед самым Новым годом. Мне он всегда нравился, и я такая подумала, ну, Эмма, детка, давай!
– Эмма… – говорит Валери.
– Пока не попробуешь, не узнаешь, какая это тупая идея на самом деле. Чуваку было за тридцать! И хрен крошечный. – Она хихикает, глаза у нее искрятся, и я ничего не могу поделать: хохочу вместе с ней. Я перевожу взгляд на Коннора. Он весь покраснел.
– Ну что ж, век живи, век учись, так? Сумки у вас есть? Дайте помогу занести внутрь. Ви! Пока тебя не было, мы устроили вечеринку. Ты пропустила, как Барсук свалился с лестницы! С ним все хорошо: всего пара швов, и он говорит, что шрамы мужчину украшают.
– Швов? – повторяет Валери обеспокоенно.
– Ой, да всего два-три, – отвечает Эмма с улыбкой, и я понимаю две вещи. Во-первых, даже когда ее зовут Ви, Валери все равно за всех переживает и отвечает, но Эмме это в ней только нравится. Во-вторых, Барсук – это бойфренд Эммы, и именно с ним Валери переспала. Что-то в их голосах выдает всю историю, потом Валери невольно бросает на меня взгляд, и я убеждаюсь в своей правоте.
– Где вы будете спать? – спрашивает Эмма, проводя нас в дом. – Я всю ночь в библиотеке, а потом пойду к Барсуку, так что один из вас может занять мою кровать, если хотите.
– А ты не против? – спрашивает Валери. – Я могу поспать у тебя, тогда Иден останется в моей комнате, а Коннор на диване.
Она что, правда думает, что Коннор будет спать на диване, если у меня будет целая кровать чуть дальше по коридору? Она думает, что если мы не занимаемся сексом, то и спать вместе не захотим?
Эмма фыркает, очевидно, думая то же самое.
– Угу, на диване. Конечно.
Валери закатывает глаза, но с улыбкой.
– Ну, я исхожу из принципа презумпции невиновности. А тебе разве не пора?
Эмма вздыхает:
– Ты права. О, горе. – Она поднимает сумку с пола у двери. – Эй, Ви? – Валери оборачивается, и Эмма тепло ей улыбается. – Я по тебе скучала. Рада, что ты вернулась.
Она раскрывает объятия, и Валери тут же прижимается к ней. Они коротко и крепко обнимаются. Я думаю о всех разах, когда обнимала Бонни: быстрые объятия, глупые объятия, объятия со слезами. Столько, столько объятий. Как же я по ней скучаю.
– Ну ладно. – Эмма закидывает сумку на плечо. – Мне правда пора. Но завтра вечером я сделаю перерыв, чтобы побыть с вами, ребят. Можем пойти в «Белл»! Там паспорт точно не спросят. – Эта девчонка очень любит поговорить. – И вы расскажете мне про свою беглянку и аморального учителя. И что вы думаете про Йорк. И каково это – быть младшей сестрой Ви. То есть настоящей младшей сестрой. Мы-то все считаем ее старшей сестрой, пускай мы и ровесницы. – Она смеется легким счастливым смехом и убирает прядь волос за ухо. – Ну ладно, пойду-ка я. А вы веселитесь! До скорого!
И она наконец уходит.
Наступает долгая пауза.
– Ну что ж, – замечает Коннор. – Она болтушка.
– Ага, – отвечает коротко Валери. – Давайте покажу вам дом, а потом схожу за пиццей.
Экскурсия много времени не занимает: дом довольно маленький. Гостиная, кухня и комната Валери на первом этаже, а три другие спальни и ванная – на втором. Когда мы осматриваемся, Коннор исчезает в ванной, оставляя нас с Валери в гостиной. Мы почти встречаемся взглядами, но не совсем. Снова тишина.
– Слушай, – говорит наконец Валери. – Нам многое нужно обсудить. А я слишком устала. Так что, может… может не будем?
Я смотрю на нее:
– Не будем.
– Пока что. – Она одаривает меня короткой изможденной улыбкой. – Я сейчас куплю нам еды. Когда вернусь, поболтаем, но так, ничего серьезного. Давай поставим все это, – она делает неясный жест, – на паузу. Ладно?
– Ладно, – говорю я.
Валери слегка опускает голову, и мне приходится посмотреть ей в лицо.
– Ты довольна?
Я киваю:
– Довольна.
Валери уходит почти на целый час. Коннор засыпает на диване, пересматривая старые серии «Теории Большого Взрыва», а я рискую сходить в душ. Когда я возвращаюсь в гостиную, одетая в пижаму и с полотенцем на голове, Коннор сидит, уставившись в телефон.
– Есть новости?
Он качает головой.
– Нет, не особо. Была пресс-конференция с отцом мистера Кона, где он попросил его отправить Бонни домой. Бедный дед. Совсем несчастный на вид.
Открывается входная дверь, и мы оборачиваемся. Входит Валери с коробкой пиццы и целлофановым пакетом.
– Боже, – говорит она, заходя в гостиную и опускаясь на пол. – Совсем нет сил.
– Тебя целую вечность не было, – говорю я.
– Ходила в магазин за вином. – Она поднимает пакет, и я слышу звяканье. – А потом первая пиццерия, куда я пришла, была закрыта. – Она закатывает глаза. – Прости, что заставила ждать.
– Спасибо, Валери, – благодарит Коннор.
– И тебе спасибо, Коннор. – Валери многозначительно приподнимает брови, глядя на меня.
– Спасибо, – говорю я робко. – И спасибо, что привезла нас.
Она пожимает плечами:
– Угощайтесь пиццей. Я взяла простую, с сыром. Можете принести бокалы? Они где-то в буфете.
Коннор встает и идет на кухню.
– Эм-м, ты имела в виду бокалы в раковине?
Валери морщится.
– Чистые? – с надеждой спрашивает она.
– Хм… Нет.
– Отлично, – бормочет Валери. – Ну и ладно. Неси что угодно, куда можно налить вино.
Коннор возвращается с пластиковыми детскими стаканчиками.
– Что, даже эти?
Валери закатывает глаза:
– Что, больше ничего не осталось? Вроде взрослые люди, неужели сложно было помыть посуду! – Она громко вздыхает и протягивает руку, чтобы забрать стаканы у Коннора. – Придется пить из этого. – Она открывает бутылку и разливает вино по стаканам. – Вам обоим полагается не больше, чем по два стакана, – говорит она, глядя на меня с притворной суровостью.
– Но эти стаканчики такие крошечные, – возражаю я. – Почти стопки!
– Ладно, тогда по три. – Валери подносит свой стакан к губам, делает глоток и снова смотрит на стакан, нахмурившись. – Четыре, – поправляет себя она.
В итоге я пью шесть, а Коннор (он не любит алкоголь) – три. Понятия не имею, сколько выпивает Валери, но к полуночи обе бутылки пусты, и она танцует по комнате, распевая песни из «Кабаре». Она грациозна и расслаблена – такой я ее еще не видела. После того как она сказала в машине, что я ее не знаю, я замечаю в ней черты, о которых не подозревала раньше. Например, какая она худая. Какой она вообще человек, моя сестра?
Согласно уговору, мы не говорим ни о чем серьезном. И хорошо: больше ни слез, ни разборок, ни криков, ни ругани. С другой стороны, у меня нет ни малейшей возможности заговорить о том, что завтра нам надо в Шотландию. И я понятия не имею, как начать разговор. Ни малейшего. Честно говоря, от одной мысли о том, чтобы рассказать Валери правду, у меня бешено колотится сердце, поэтому я… не говорю.
Она ведь откажет, точно откажет. Она сразу все поймет и загубит мой план. Отправит меня домой и расскажет всем, какая я лживая, неблагодарная тварь.
А может, рассказать ей сейчас, пока она пьяная? Да, так и поступлю. Что может пойти не так!
– Валери?
Валери оборачивается от окна, рядом с которым стоит, и чуть не падает.
– Oui?
– Нам пора спать, – громко говорит Коннор.
Я злобно зыркаю на него, и он отвечает мне взглядом, который говорит: «Я знаю, что ты собираешься сделать, и нет, не надо этого делать».
– А. Да. Кровать. Точно. – Валери слегка кивает, покачиваясь в такт играющей в голове музыке. – Oui. )e vais aller au lit.
Она собирает растрепанные волосы в хвостик, потом рассыпает их снова по плечам. Расставив руки в стороны, она вальсирует в направлении ванной.
– Я умою лицо-о-о-о, – пропевает она протяжно, а потом исчезает за дверью.
Коннор смотрит на меня.
– Фигасе.
– Ага. – Я беспомощно пожимаю плечами. – Видимо, такова Валери под воздействием вина?
– Под воздействием вина, целого дня пути и нескольких ссор, – отвечает Коннор.
Он пересаживается на ковер ко мне поближе.
– Боже, только не начинай, – умоляю я, покачивая головой. – Прости, что… что стал свидетелем.
– Да, напряженная была обстановка. – Он морщится и добавляет: – И ведь она даже не знает про…
Я поднимаю руку: из ванной марширует Валери, босая и с пятнами крема на лице. Она зажала в руке зубную щетку.
– Вы ведь помните, как мы договорились? Я посплю у Эммы, а вы, ребят… – Она грозит нам пальцем. – Кровать и диван. По отдельности. – Краем глаза я замечаю, что Коннор опять краснеет. Валери добавляет: – Никаких там шуры-муры, пока я за вас отвечаю.
Я дожидаюсь, пока она вернется в ванную, и лишь потом рискую заговорить снова:
– Я собиралась рассказать ей про Шотландию, а ты все испортил.
– Нельзя ей сейчас рассказывать! – возражает Коннор шепотом. Щеки его еще пылают. – Она же вдрызг. Ты понятия не имеешь, как она отреагирует.
– И ничего она не вдрызг. Просто слегка… навеселе.
– Она сказала «шуры-муры». Точно вдрызг. Даже моя бабушка такого не скажет.
Валери снова выходит из ванной, на сей раз с чистым лицом.
– По койкам, малышня, – говорит она, танцуя в сторону лестницы, а потом скользя – и я это в прямом смысле! – вверх по ступенькам.
Коннор смотрит на меня в упор:
– Ладно, ладно, она правда набралась.
– Думаю, это ты. Из-за тебя она сорвалась. Ты сломала Валери.
– О, боже, – говорю я, глядя на опустевшую лестницу. – А ты прав. Я…
Я поворачиваюсь к нему, чтобы договорить, но его губы внезапно прижимаются к моим, теплые и привычные. Я расслабляюсь, касаясь языком его языка. Его рука скользит по моему телу, пока не останавливается на щеке.
Мы ненадолго теряем счет времени, и в какой-то момент я понимаю, что мы лежим, переплетясь, на полу и поцелуи переходят в стадию, когда их одних уже недостаточно. Мы вроде как понимаем это одновременно, потому что отстраняемся друг от друга, тяжело дыша, и смотрим друг на друга. Он касается моей руки. Я чувствую, как в пространстве между нами колотится его сердце. А еще я чувствую… ну, кое-что еще.
– Может, нам это… – Коннор покраснел и тяжело дышит. Он сглатывает. – Хочешь пойти прилечь?
Я киваю.
– Дай мне только… – Голос у меня хриплый, и я прокашливаюсь, стараясь прийти в себя. Я показываю на лестницу, по которой бог знает как давно поднялась Валери. – Дай только проверю.
Мы встаем, и я крадусь по ступенькам, оставив Коннора внизу. Приоткрываю дверь, на которой розовым мелком написано «ЭММА», и оглядываюсь. Валери лежит на кровати на боку, очевидно, спит. Я закрываю дверь и крадусь обратно, чувствуя, как по лицу расплывается улыбка. Я киваю Коннору: все чисто. Он берет меня за руку, сияя счастливым розовым румянцем, и мы вместе идем через гостиную – в спальню Валери. От вина по моему телу разливается приятное тепло, и я чувствую себя какой-то особенно живой.
Между нами с Коннором висит электрическое напряжение, и я чувствую это в его глазах и улыбке.
Мы ложимся на кровать, сворачиваясь калачиком, и его палец спускается по моей щеке к подбородку, и Коннор склоняется меня поцеловать.
Когда тебе шестнадцать, ты лежишь на кровати с бойфрендом, вы до этого выпили вина, а в другой комнате спит твоя сестра, могут произойти определенные вещи. Я знаю об этом, и Коннор тоже знает, и это знание – тоже часть нашего опыта.
Тот первый и единственный раз, когда мы с Коннором почти занялись сексом, получился какой-то поспешный и скомканный. У нас было полчаса, пока его мама с бабушкой смотрели «Полдарк» внизу. А еще, когда занимаешься сексом в первый раз и веришь в то, что потеря девственности, – это реальное явление, а не тупая, придуманная людьми абстракция, самым важным становится побыстрее с ней расправиться. Не идет никакой речи о том, чтобы расслабиться или, не дай боже, получить удовольствие.
Но на этот раз все иначе. С того неудачного раза мы научились, как целоваться, как касаться друг друга, и мы проделываем это все неспешно и как следует. Когда наступает решительный момент, когда мы остаемся без одежды и Коннор уже надел презерватив, я замечаю, что он еще нервничает, но я почему-то спокойна. Все так правильно.
Я управляю процессом, и он мне позволяет. Я думаю о том, почему мы не занимались этим раньше – и одновременно я рада, что мы дождались правильного момента. А потом я перестаю думать, и остаемся только мы с ним, наш жар и любовь, и все так идеально, что мне не верится.
После мы тихо лежим на спинах, уставившись в потолок. Я слышу, как Коннор пытается унять бешеный ритм дыхания. Я вспоминаю про «шуры-муры» и улыбаюсь в темноте. Наконец он говорит:
– Это было… ох…
– Ага, – отвечаю я.
Позже – я не знаю, сколько проходит времени, потому что оно течет как-то иначе, мимо нас, – Коннор засыпает. Я выбираюсь из-под одеяла, одеваюсь и крадусь к двери. В гостиной тихо и темно, коробка с пиццей и пустые стаканы лежат там же, где мы их оставили. Я на автопилоте прибираюсь, наслаждаясь тишиной и одиночеством, – впервые за последние двенадцать часов.
Пока я споласкиваю стаканы, мне приходит в голову, что я сейчас ближе к Бонни, чем была со времени ее отъезда. Какая странная мысль. Я бы могла написать ей прямо сейчас, рассказать про нас с Коннором. Но как мне поделиться лишь этим – и оставить в стороне все остальное? Например, тот незначительный факт, что мы сейчас в Йорке и собираемся вернуть ее домой? Может, сказать ей, что я делаю, дать ей знать, что скоро приеду? Может, найти телефон и отправить ей сообщение: «Угадай, где я!» Нет. Плохая идея. Что, если она расскажет мистеру Кону, он перепугается и они уедут до того, как я доберусь до них? А что, если она скажет мне не приезжать? Такое ведь тоже может случиться. Вряд ли она захочет, чтобы я приехала. Мой единственный выход – это приехать без приглашения, не объявив о себе.
А что насчет Валери? Как мне уговорить ее отвезти нас в Глазго? Рассказать ей правду? Но это тоже не выход. Она ведь тут же позвонит в полицию, а меня погрузят в машину и отвезут обратно в Кент, и я ничего не смогу с этим сделать.
К тому времени, как я возвращаюсь в комнату, ответов у меня еще нет. Коннор крепко спит, и, глядя на него, я колеблюсь. Я собиралась разбудить его и напомнить, что он должен спать на диване, но как-то это жестоко. Может, мне самой уйти на диван? Ну ладно, только прилягу на минутку.
Я забираюсь под одеяло и сворачиваюсь калачиком рядом с Коннором, прислушиваясь к его дыханию в ночной тиши. Он, поворочавшись, кладет руку мне на плечо и утыкается лбом мне в голову. Я улыбаюсь. Это так мило – просто мило! – что я растворяюсь в нем, в его мягком тепле, и закрываю глаза. Лежа рядом с Коннором, я думаю о том, как очутилась здесь. Еще неделю назад я спала в Ларкинге, в собственной кровати, и все было абсолютно обычно. А теперь я в Йорке, в квартире приемной сестры, где и не чаяла когда-нибудь очутиться. Я отправилась сюда с тайной миссией вернуть беглую подружку домой в Англию. Я только что занималась сексом со своим бойфрендом. И все это сводится к Бонни, самому постоянному и надежному человеку в моей жизни, моей лучшей подруге.
Завтра мы снова увидимся. Скорее всего эта странная, неожиданная неделя закончится тем, что мы сядем на заднее сиденье машины Валери и отправимся домой в Ларкинг. Я так ясно это вижу. Коннор на переднем сиденье, Валери за рулем улыбается, покачивая головой, все еще не веря, что ее туповатая младшая сестра такое провернула. А Бонни, все еще ошеломленная, сидит рядом и сжимает мне руку, говоря:
– Ты была права. Слава богу, ты приехала за мной.
Я засыпаю, удерживая в голове эту картинку. Честное, родное лицо Бонни, и слова, в которых столько успокаивающего одобрения.
Разговоры, которые приобрели новый смысл, когда Бонни сбежала
Последнее издание: за день до…
– Хочешь, пойдем ко мне? – спросила я, набрасывая рюкзак на плечи и следуя за Бонни из кабинета в коридор. Это был последний подготовительный урок перед выходными, и я уже заранее радовалась.
– У меня флейта, – сказала Бонни. – Прости.
Она помедлила у двери, прислонившись к стене и пытаясь запихнуть тетради в папку.
– Черт.
Пенал выпал у нее из рук и со стуком упал на пол.
– Можешь поднять?
– Что с тобой сегодня? – спросила я, нагибаясь. – Ты весь день как на иголках.
Бонни подняла к лицу свободную руку, убирая челку от глаз.
– Просто…
– Экзамены? – предположила я.
Секунду она смотрела на меня со странным выражением на лице.
– Знаешь, я могу переживать не только из-за экзаменов.
– Ладно, как скажешь. – Я пожала плечами. – Например?
Она молча смотрела на меня, и я не могла понять, чего она от меня хочет.
– Ладно, забудь. Ты права. Меня волнует только подготовка к экзаменам.
– А почему у тебя флейта так поздно в пятницу? – спросила я. – Я думала, зачет уже прошел.
Она покачала головой, краснея.
– Это дополнительный урок. Для письменного экзамена.
– Но…
– Мне пора, я и так опаздываю.
– Ладно, иди. Тогда завтра увидимся.
Бонни уже пошла было по коридору, но остановилась.
– Завтра?
– Ну да. Кэнтербери.
– А. Да, да.
– Ты ведь не забыла?
– Конечно, нет. Я позже напишу.
– До завтра, – повторила я, глядя ей в спину.
Она с улыбкой обернулась:
– Увидимся.