К концу того дня они все-таки пришли к мирному соглашению. Когда они договорились все-таки не убивать друг друга, Хэнк стал строить хижину, как он считал, на самом лучшем месте, а Смитти свою – на худшем.
– Подай мне вон ту веревку.
Теодор поторопился выполнить его просьбу.
– Теперь вот здесь подержи, – сказал Хэнк, показывая пареньку, как надо держать бамбуковые палки и как связывать, чтобы рама хижины не рассыпалась.
Хэнк сделал надежный узел и посмотрел, чем там занимается Смитти. Она как раз пыталась вбить шест в песок, ударяя по нему камнем, как молотком. Аннабель бегала вокруг нее и таким образом привязывала их друг к другу все крепче и крепче.
Хэнк скрестил руки и наблюдал за той классной ситуацией, в которую попал знатный поверенный. Их всех бы надо связать одной веревкой. Найти бы слова поостроумнее или устроить какую-нибудь шуточку!
Смитти, пытаясь утихомирить ребенка, стала выбираться из веревочных петель. Ее белокурые волосы были прихвачены сзади обрывком какой-то ленты. Когда она наклонилась, то из-под рваной юбки стали видны ее бедра. Он присвистнул. У нее были великолепные ноги. Черт возьми, вообще фигура и лицо у нее были выше всяческих похвал. У нее и рот был очень красивый.
А у него были одни сплошные проблемы и заботы. Он, сбежавший из заключения узник, оказался на пустынном острове один на один с женщиной-адвокатом. Проклятие, он даже не знал, что такие бывают. Что после этого можно сказать? Разумеется, мир летит в тартарары!
Теодор подергал его за рукав:
– А теперь что мы будем делать?
– Покончим с собой, – пробормотал Хэнк, не в силах отвести от Смитти взгляд.
– Что?
Хэнк посмотрел на ребенка.
– Ничего, это я так шучу. – Хэнк осмотрел раму из бамбука, которую они сделали для хижины. – Теперь нам нужен строительный материал для стен.
– А какой, например?
– Большие пальмовые листья.
– О, как здорово! Я видел как раз такие около кустов у ручья. – Мальчик стремглав кинулся за листьями.
Хэнк перешел полянку и остановился в нескольких шагах от Смитти. Рядом с ней в песок были воткнуты три кола и связаны между собой под самыми фантастическими углами. Если бы он приближался по-настоящему быстро, то они упали бы от ветра, который бы он поднял. Подавляя улыбку, он молча ждал, когда она обернется. Два шеста начали медленно сползать на песок. Смитти схватила их, бормоча что-то себе под нос. Аннабель ползала у ног Маргарет, и третий шест упал на первые два.
Хэнк многозначительно бровями указал на шесты:
– Вигвам строим?
Она тоже посмотрела на них, слегка поморщилась и ответила ему холодным взглядом, но тут как раз Аннабель что-то возопила. Оказывается, ее ножки попали в петлю, которая свисала с пояса Смитти.
– Аннабель, посиди немного на месте, а я укреплю наше сооружение.
Ребенок заплакал и стал сопротивляться. Смитти явно не знала, чем ее занять. В это время Хэнк, уже уходивший, остановился, потому что девчонка перестала хныкать. Он обернулся и увидел, что Маргарет сидит в самом центре своего бедлама, а ребенок устроился у нее на коленях.
– Эй, советник!
Она взглянула на него.
– Надеюсь, процесс ты ведешь лучше, чем строишь хижину.
Хэнк отошел, весьма довольный собой.
Да, она не могла построить решительно ничего. И особенно хижину. Может, ей и дела не удавались? Выигрывала ли она процессы? Она не построила хижину, у нее получился вигвам, как ехидно назвал ее сооружение Хэнк.
Маргарет встала и оценила свою работу. Не так и плохо. Она скрепила жерди наверху, раз уж они не хотели стоять прямо. Потом они с Лидией связали вместе широкие плоские листья, и получились неплохие циновки, из которых они и сделали стены. Маргарет обошла свой чум со всех сторон и осмотрела его со всех направлений. Не очень-то симметрично, но стоит достаточно крепко, а именно это ей сейчас требовалось. Она оглянулась на Лидию.
– Что скажешь?
Та пожала плечами:
– Нормально.
Маргарет вытерла руки о юбку.
– Я думаю, мы хорошо поработали. – Улыбнувшись Лидии, она добавила: – Спасибо за то, что ты мне помогла.
Лидия, однако, не ответила. Она наблюдала за братом и Хэнком. Маргарет повернулась и тоже посмотрела на другую сторону поляны.
Хэнк поднял Теодора на плечи, и тот укладывал пальмовые листья на крышу хижины. Квадратное сооружение выглядело очень солидно. Стены и крыша были покрыты пальмовыми листьями. Она оглянулась на свой чум и, подумав, что их крыша выглядит лучше, засмеялась.
– Надо будет поблагодарить мистера Уайатта за такую мысль.
Лидия только неопределенно пожала плечами. Маргарет вспомнила все те мерзкие слова, которые сказал Хэнк, и пробормотала себе под нос:
– Ничего не скажешь, достойное опровержение.
– Что такое опровержение?
А Маргарет казалось, что девочка ее совершенно не слушает.
– В суде одна сторона выступает с каким-нибудь заявлением, а другая опровергает его, представляя какие-нибудь доказательства, например, что это заявление ложно и не соответствует фактам. Это как победить в споре: если ты прав, то другой, само собой, ошибается.
Лидия задумалась, затем бросила на Маргарет какой-то странный взгляд.
– Ты правда адвокат?
– Да.
– И ты ходишь в суд и всякое такое?
Маргарет кивнула. Лидия наклонилась и обняла Аннабель, крепко прижав ее к себе.
– Мама сидела с нами дома.
– Многие женшины посвящают себя семьям. Но, ты знаешь, сейчас все больше женщин работают. Учителя, врачи, адвокаты, журналисты. У меня дома, в Лос-Анджелесе, одной крупной газетой руководит женщина.
Лидия внезапно отстранилась от сестры и с нотой вызова в голосе ответила:
– Наша соседка, миссис Роббинс, была учительницей. Однажды я спросила маму, хотела бы она быть учителем или кем-нибудь другим, но она мне ответила, что ей хватает и нас.
Маргарет привыкла спорить с упрямыми и самоуверенными мужчинами. Отношение Хэнка к женщинам не удивляло ее. Он был далеко не первым и вряд ли будет последним, кому она пыталась доказать, что женщина имеет право на то, чтобы к ее мнению прислушивались. Большинство мужчин не сомневались, что только они могут управлять миром. Давным-давно она поняла, что ее отец и дяди скорее исключение, нежели правило. В детстве именно они внушили ей мысль, что она, когда вырастет, сможет стать кем угодно. Отец всегда уважал ее ум и помогал ей совершенствоваться, и, разумеется, ни разу в жизни он не сказал ей, что она чего-нибудь не может или не должна делать из-за того, что принадлежит к слабому полу. Наоборот, он убеждал ее, что если она будет упорно трудиться, то сможет добиться всего, чего захочет. И так, твердо в это веря, она прожила тридцать два года.
Маргарет могла бы объяснить свою позицию другим женщинам. Заставить их понять, что мир должен быть устроен так, чтобы справедливость и равенство были для всех: и для женщин, и для мужчин. Пока, правда, ее чувства разделяли далеко не все. Коллеги-адвокаты, отец, дяди понимали ее страсть к закону. В нем была жизнь Маргарет. Но она сильно сомневалась, что ей стоит сейчас говорить обо всем этом девочке. И уж тем более пускаться в дискуссии с ее матерью, которой уже нет в живых. Она чувствовала, что ей нужно как следует поразмыслить, как вести себя, как обращаться с этими детьми. Маргарет знала, что ей необходимо понять их, быть способной думать, как они, смотреть на мир их глазами, или она никогда не будет способна помочь им.
Но, находясь с ними наедине, она все время нервничала, как будто шла на судебное заседание не подготовившись. Маргарет чувствовала ответственность за детей – им не на кого больше было надеяться, кроме нее.
Она смотрела на Лидию, которая играла с Аннабель. Даже сейчас девочка не улыбалась. Маргарет вдруг осознала, что она никогда не видела ее не то что смеющейся, а просто радостной.
Как раз в этот момент Лидия подняла на нее глаза. Маргарет подумала, что они ужасно старые для подростка.
– Дай мне Аннабель, я за ней присмотрю.
– Нет, – вдруг заупрямилась Лидия. – Она – моя сестра.
Неожиданная резкость девочки опять захватила Маргарет врасплох. Лидия намеренно отвернулась, проходя мимо Маргарет, и затянула какую-то глупую детскую песенку. Минуту спустя она взяла Аннабель за руку и повела ее по пляжу. Заметно было, что Лидия старается держаться на расстоянии. Эти несколько метров показались Маргарет огромным расстоянием между ней и детьми.
– Мисс Смит! Мисс Смит! С Хэнком что-то случилось!
Маргарет схватила Теодора и прижала к груди, пытаясь успокоить взволнованного мальчика.
– Тише, Теодор, тише. Пожалуйста, не надо. Все будет хорошо.
– Но Хэнк болен! Скорее, он может умереть. Пойдемте, пожалуйста. – Он затравленно взглянул ей в глаза. – Все умирают.
Маргарет обернулась к Лидии:
– Я скоро вернусь.
Она взяла Теодора за руку, и они побежали через поляну к убежищу Хэнка. Солнце только что село. На багровом небе оставалась едва заметная узкая розовая с золотым полоска, когда Маргарет вошла в темную хижину.
Хэнк лежал в углу. Маргарет легко опустилась на колени рядом с ним. Теодор почти дышал ей в затылок.
– Видите?
Она нагнулась еще ниже. Хэнк был пугающе неподвижен.
– Он умер?
Маргарет приникла ухом к его груди и вдруг вздрогнула, испугавшись храпа Хэнка. Теодор тоже подскочил на месте.
– Все в порядке. Отойди немного.
Она нагнулась теперь к самому лицу Хэнка, причем у нее из глаз чуть не хлынули слезы, так насыщено было его дыхание парами виски. Усмехнувшись про себя, она подумала, что Хэнк действительно мертв. Мертвецки пьян. Вдруг она заметила в его руке наполовину пустую бутылку с виски. Теодор придвинулся поближе.
– Он просто спит, – быстро соврала она, разжав пальцы, стиснувшие бутылку.
Хэнк опять захрапел, как целое стадо голодных свиней, повернулся, закрыл лицо локтем и вдобавок пробормотал несколько таких слов, что краска бросилась в лицо Маргарет, и оно запылало в темноте. Оправившись от смущения, она аккуратно спрятала бутылку в складках платья, другой рукой обняла Теодора за плечи, одновременно выталкивая его из хижины, чтобы он не рассматривал лицо Хэнка.
– Пойдем со мной. Ты побудешь с нами. Оставим его здесь. Пускай отдыхает как хочет.
– Но ведь я же должен был остаться здесь.
Она не видела лица мальчика, но ей и так было понятно, как сильно он разочарован. Теодор чуть не плакал.
– Он сказал, что я могу остаться, так как помогал строить хижину. Он сказал, что даст мне поиграть на губной гармошке.
– Я знаю. – Маргарет продолжала подталкивать его к выходу. – В другой раз, хорошо?
Вслед им доносился могучий храп. Как бы ей хотелось отколошматить Хэнка Уайатта. Ее охватил гнев. Теодор шел, опустив голову и шаркая ногами по песку. Мальчик подошел к пальме, около которой была привязана на ночь коза, обнял ее за шею и тихо о чем-то заговорил.
Маргарет глубоко вздохнула, чтобы успокоиться, и посмотрела вокруг. Она прекрасно понимала, что гнев, который душил ее, никому не пойдет на пользу. Луны пока не было, лишь немногочисленные звезды начинали сверкать на сине-черном небе. В ближайших кустах уже запели цикады, а волны набегали на берег с глухим рокотом барабанов войны.
Она видела, как Теодор попрощался с козой и неохотно побрел в ее хижину, засунув руки в карманы, плечи его подозрительно вздрагивали. Маргарет сама едва подавила слезы, увидев, как сильно разочарован ребенок. Маленький пятилетний мальчик, который выстрадал уже в своей жизни столько, что не каждый взрослый способен вынести. Она еще помедлила на краю поляны, с отвращением разглядывая полупустую бутылку. Как можно быть таким эгоистом? Маргарет покачала головой. Какая безумно пустая трата жизни.
К тому времени, когда поднялась луна, температура упала на несколько градусов, поднялся ветер. Сквозь щели в соломенной крыше проходил золотой свет от фитилька лампы, найденной Маргарет в одном из сундуков.
Дети и Маргарет с Аннабель сидели, закутавшись в одеяла. Теодор сказал, что сейчас наступила пора вечерних сказок и историй.
– И тогда волк сказал, – мальчик понизил голос, – «Поросенок, открой немедленно дверь! А не то, маленький негодник, я как дуну, я как топну, так и сдую твой домишко. Он и рассыплется».
– Нападение, противозаконное вторжение в жилище, – пробормотала Маргарет.
Теодор кивнул:
– Да, он был плохой волк.
– Плохой волк, – радостно вторила Аннабель. – Демо! Демо! Плохой волк!
– Аннабель, не надо так говорить. Это плохое слово.
– Демо! – ухмыльнулась Аннабель.
Маргарет решила отступиться от ребенка. Она надеялась, что девочка еще долго не сможет произносить «р» как следует.
– Хотите знать, что было дальше?
– Что? – спросила Маргарет.
– Волк дунул, и домик из прутиков развалился, как и домик из соломы, и оба поросенка побежали к своему братцу в домик из кирпича. И...
Маргарет с недоумением посмотрела на него:
– Ты хочешь сказать, что плохой...
– Демо! – немедленно отреагировала Аннабель.
Маргарет, пропустив и на этот раз мимо ушей реплику ребенка, продолжала допрос свидетелей потерпевшей стороны:
– Как же он мог дунуть и разрушить дом из кирпича? Ну и грудь же у него!
Про себя она подумала, что если бы Хэнк сейчас слегка дунул, то хотя бы один кирпич растворился бы точно.
– Ну, нет. Все было не так. – Теодор усмехнулся.
– Он не стал дуть на кирпичный домик?
– Ух-ух! Он очень старался, дул изо всех сил, но умненький поросенок построил очень крепкий дом. Наконец, чтобы войти в дом, волк забрался на крышу и прыгнул в трубу. А знаешь, что было потом?
– Что?
Теодор смотрел Маргарет прямо в глаза. Она ждала. Чувствовалось, что мальчик хочет удивить ее.
– Поросята повесили над очагом огромный котел с кипящей водой, сняли крышку, и волк упал в него. – Глаза ребенка расширились, он прищелкнул пальцами, предвкушая драматическую концовку. – Они сварили его и съели!
– Съели волка? – Маргарет сделала гримасу. – Это ужасно.
Лидия бросила на нее мрачный взгляд.
– Мама часто читала нам эту книгу. Это самая любимая сказка Тео.
Маргарет взглянула на Теодора, который хмурился, и на Лидию, сидевшую с подчеркнуто равнодушным видом, и закрыла глаза. Она готова была убить самое себя. В этот момент она поняла, что разочаровала детей, особенно Теодора, почти так же, как Хэнк.
В часы предрассветных сумерек, до того как проснулись птицы, во время утреннего отлива, когда все они крепко спали, на остров обрушился еще один шторм. Он пришел с запада, облака немедленно закрыли небо, пошел дождь, и задул сильный ветер. Дождь застучал по песку и по жестким и гладким листьям тропических растений, а ветер завыл с ожесточением и яростью, как голодный волк. Он дунул, плюнул и повалил на землю их хижины.