— Хочешь чем-то поделиться с классом, Таунсенд? — слова Лии прозвучали беззаботно и насмешливо, но всеми фибрами души я чувствовала — для неё это было совсем не шуткой.

Ты поднялась сюда, потому что думала, что он что-то скрывает. От тебя. От всех нас.

В то время как мы с Дином профилировали место преступления, Лия наблюдала за Майклом. Наверняка она что-то заметила. Даже если он не лгал, она могла увидеть что-то, что заставило её заподозрить…

Что? Что ты подозреваешь, Лия?

— Это не фотография, — Майкл посмотрел на Лию, — а цифровой рисунок. Селин поработала над старым фото и изменила его. Само с собой. Или ты не заметила, что в её расписании есть курс цифрового искусства?

Я рефлекторно прокрутила в голове остаток расписания Селин. Образное мышление. Смерть и апокалипсис в средневековом искусстве. Теория, практика и политика прав человека. Цвет.

— Когда ты видел её в последний раз? — спросила у Майкла Лия. — Когда ездил домой на Рождество?

Челюсть Майкла едва заметно напряглась.

— Я не видел Селин почти три года. Но я тронут твоей ревностью. Правда.

— Кто сказал, что я ревную?

— Парень, который умеет читать эмоции, — Майкл мельком взглянул на меня. — Возможно, профайлер может сказать детектору лжи, что ревновать меня к одной из наших жертв — ненормально.

Жертвы. Тот Майкл, которого я знала, не мог так думать о ком-то, кто был ему небезразличен. Для него Селин Делакруа не была безымянной, безликой жертвой. И я всё не могла выбросить из головы мысли о том, как Селин удалось так точно изобразить внешность Майкла, если они не виделись три года.

— Скажи мне, что ты ничего не скрываешь, — Лия одарила Майкла абсолютно приятной улыбкой. — Давай. Рискни.

— Я не стану этого делать, — сквозь сжатые зубы выдавил Майкл. — Это тебя не касается, Лия. Не твоё чертово дело.

Они были так увлечены своей ссорой, что не заметили, как изображение на экране снова изменилось. На этот раз на рисунке было изображено одно единственное лицо.

Лицо Тэтчера Таунсенда.

— Майкл, — я подождала, чтобы он посмотрел на меня, и продолжила. — Почему на компьютере Селин портрет твоего отца? Почему она его нарисовала?

Майкл уставился на экран ноутбука без каких-либо эмоций на лице.

— Таунсенд, скажи мне, что ты думаешь, что это дело как-то связанно с Владыками, — Лия ударила в самое больное место. — Скажи мне, что ты не знал, что это не так, с того самого момента, как увидел место преступления.

— Через пять секунд, — пристально посмотрев на Лию, произнёс Майкл, — я скажу, что люблю тебя. И если к этому моменту ты всё ещё будешь в комнате, ты узнаешь наверняка.

Любит ли он её или нет.

Если бы Лия была уверенна в последнем, она не пошевелилась бы. Если бы она не хотела, чтобы он любил её, ей было бы плевать. Вместо этого она посмотрела на Майкла с чём-то вроде ненависти во взгляде.

А затем она сбежала.

Несколько секунд я не могла говорить.

— Майкл…

— Не надо, — сказал мне он. — Богом клянусь, Колорадо, если сейчас ты произнесешь хоть слово, я не удержусь и скажу тебе, какие именно эмоции мелькнули на твоём лице, когда ты подумала о том, что Селин мог похитить не один из твоих драгоценных Владык.

У меня пересохло во рту. Если Владыки похитили Селин в дату Фибоначчи, она была уже мертва. Но если дело не было с ними связанно, она могла быть всё ещё жива. А я…

Я не была рада. Я не чувствовала надежды. Часть меня — нездоровая, искривленная часть, которую я едва узнавала — хотела, чтобы Селин оказалась жертвой этой секты. Ведь, если она была их жертвой, они могли оставить улики. Мы отчаянно нуждались в зацепке. В чем-то для продолжения расследования. Хоть я и знала, что Селин была важна для Майкла. А он был важен для меня.