Trout Mask Replica был самым, в буквальном смысле, уморасширяющим альбомом из выпущенных в 60-х годах — несмотря на то, что он был полнейшей антитезой любой психоделии. В соответствии с этой установкой, эффектная странная разворотная обложка осталась в стороне от психоделических штампов, одновременно представив некоторые из самых памятных визуальных образов той эры.

Самый немедленно узнаваемый образ — и самый тесно связанный с Капитаном Бифхартом и Его Волшебным Ансамблем и конкретно Ван Влитом — это фотография на лицевой стороне обложки. Ван Влит одет в зелёное пальто с меховыми лацканами и в шляпу-цилиндр с обрезанными полями; он запечатлён на однотонном фуксиновом (magenta) фоне. Правой рукой он как бы приветствует зрителя, на которого вместо лица уставилась рыбья голова. Кэл Шенкель, впервые познакомившийся с Ван Влитом в лучшие времена Студии Z, стал художественным директором лейблов Straight и Bizarre, и уже создал поразительные обложки для таких альбомов Матерей Изобретения, как We 're Only In It For The Money и Uncle Meat. Они обсуждали с Ван Влитом идею обложки. Было решено, что деревянную «замысловатую радужную копию с форели», которую носит персонаж песни "Old Fart At Play", нужно заменить на что-нибудь более натуральное. Слово Шенкелю: «Это была голова карпа, которую я купил в большом рыбном магазине в торговом районе Лос-Анджелеса на Фэрфакс-Авеню, рядом с моей мастерской. Я просто пошёл туда в поисках рыбьей головы, принёс её с собой, мой ассистент её выпоторошил, и мы просто привязали её к голове Дона на манер маски. Она оказалась такой тяжёлой, что ему пришлось её поддерживать — поэтому его рука как раз в такой позиции.»

В 1973 г. Ван Влит дал следующее (довольно смутное) объяснение этого снимка в разговоре с Коннором Макнайтом: «Я хотел сказать, что карпы, похоже, могут жить в загрязнённой воде — и я машу рукой, чтобы дать людям понять, что в загрязнённых водах больше никто не может жить.»

В короткометражном фильме Антона Корбина Some Yo Yo Stuff (1993) Ван Влит всё ещё вспоминал этот инцидент с отвращением: «Она так противно воняла», — сказал он. Правда, не настолько плохо, чтобы он не смог с ней слегка позабавиться. Как только сеанс съёмки был закончен, он поиграл на своём сопрано-саксофоне, просунув его через рыбью пасть. Шенкель снял несколько секунд на 8-мм плёнку в коридоре фотостудии.

Шенкель разработал сцены для съёмки и пригласил фотографа Эда Караеффа. На развороте представлены фотографии группы, которые эти двое впоследствии выставляли на солнце и вообще подвергали разным химическим воздействиям. Образы поражают; так это и предполагалось. Шенкель: «Работа на Bizarre означала немного более возмутительный подход к оформлению, как и к [музыке], и в общем, такова и была моя философия в то время. Я знал работу Дона, она была похожа на то, чем я тогда занимался, так что это было хорошее «сцепление». Я просто брал образы и как бы играючи размещал их в пространстве — можно сказать, это была спонтанная деятельность. Я брал снимки, которые мы сделали, печатал их в разных цветовых вариациях, потом нарезал их и перемешивал. Кроме того, над цветами у меня не было особого контроля, потому что я экспериментировал с химическими веществами и фильтрами. Я не хотел, чтобы получился [психоделический] образ», — продолжает он. «Мне нравился более мерзкий, хаотический вид и менее приятные способы эксперимента: более резкие и контрастные цвета.» Единственным разочарованием для него стало начертание букв — ему казалось, что можно было бы сделать посильнее — но тут последнее слово было за Заппой. «Мне очень нравится то, что получилось», — заключает он. «Всё это было сделано на скорую руку, но тогда всё делалось так.»

Задняя сторона обложки была визуальным объяснением того, почему Волшебный Ансамбль на собирался связываться с бусами, колокольчиками и дешёвым фимиамом племён хиппи — их взгляды на жизнь расходились всё дальше. К тому же Ван Влит испытывал всё более сильную антипатию к наркотической культуре — хоть и не к самим наркотикам. Стиль жизни группы тоже едва ли был образцом для подражания в рамках «мира, любви и добрых вибраций».

Стоя на хилом деревянном мостике на участке дома на Энсенада-Драйв, Волшебный Ансамбль выглядит так, как будто на этот фотосеанс его телепортировали с другой планеты. Ван Влит, в цилиндре и своём зелёном пальто, отстранённо и угрюмо глядит сквозь тёмные очки. Он держит лампу с абажуром (вернее, с тем, что от него осталось — проволочным скелетом, окружающим лампочку) и указывает ею на средний план снимка. Джефф Коттон выглядит смущённым — да это и вполне могло быть — он одет в бейсбольную кепку, большие ботинки и какой-то (впрочем, вполне идущий ему) халат. Билл Харклроуд с накрашенными губами щеголяет в тюбетейке, средневековом капюшоне и брюках, которые на верных четыре дюйма не доходят ему до ботинок. Марк Бостон со своей копной волос в африканском стиле и в очках, придающих ему учёный и прилежный вид, одет в аккуратный стильный костюм цвета бутылочного стекла с собачьим медальоном на груди. Джон Френч прячется под мостом, держа шнур от осветительного прибора Ван Влита — черты его лица бесстрастны под чёрной кепкой и узкими чёрными очками.

Мост был построен через канаву, которая во время сильного дождя превращалась в ручей. Френч объясняет, что он делал внизу: «Они хотели сняться на мосту и сказали: «Мало места, нужно встать поближе друг к другу.» Я был единственным, у кого хватило храбрости заползти под мост — все остальные боялись пауков. На мне была такая высокая шляпа, как у трубочиста — её козырёк закрывал шею, так что меня это особо не беспокоило.

«Дон держал на весу лампу, и получилось так, что шнур висел прямо перед моим лицом, так что я подтянул его к себе, и так и был сделан этот снимок. [Очки назывались] «Девичьи гляделки». Это были очень дешёвые солнечные очки — бесплатное приложение к крему от загара. Дон в шутку часто надевал их на сцене. Он сказал: «Попробуй как-нибудь их надеть.» Однажды я их примерил и он сказал: «Идеально»».

Харклроуд в 1995 г. так вспоминал об этом снимке: «Вообще-то это была моя одежда. Капюшон мне достался от одной женщины, и мне показалось, что он отлично выглядит. Чёрный лак для ногтей? Здорово. Помада? Тоже хорошо. В то время я уже завязываю со всеми этими привычками. 19 лет — у кого есть мозги в девятнадцать?»

Гэри Маркер вспоминает, что Ван Влит какое-то время обдумывал свой новый внешний вид. За несколько месяцев до фотосессии он предложил снять его «Инстаматиком» (фотоаппарат-полуавтомат фирмы Kodak. — ПК) — надел своё пальто и позировал с абажуром-скелетом и зонтиком. «Когда я отдал ему отпечатки, он сказал: «Да. Примерно это я и искал. Понял, о чём я? Об образе.»»

Теперь у него, безусловно, был образ. Жители Вудланд-Хиллс, живущие по соседству, занимались своими делами, как обычно. И, может быть, через какие-то секунды после съёмки Волшебный Ансамбль просто разошёлся, разговаривая о том, что неплохо бы попить кофе или поискать, не осталось ли чего поесть. Но в то мгновение они выглядели недосягаемо — в полной дисгармонии с окружающим миром.

Маркер вспоминает, что Ван Влит много говорил с ним о своих идеях насчёт того, как группа должна продолжить то, что сделано на Trout Mask. «Казалось, что он был совершенно одержим визуально-концептуальным образом группы — их звучанием и внешним видом на сцене и вне её», — говорит он. «У него был длинный список странных имён для людей и конкретных представлений о том, как им нужно одеваться. Все они, более или менее, были «персонажами» в его личном бродячем цирке.

«Временами, когда я слушал все эти великие идеи о постановке и всём прочем, мне казалось, что музыка — всего лишь случайное приложение к общему представлению. Он хотел создать шоу, которое бы никто не забыл — с декорациями, сценариями и тщательно поставленными ролями. Поэтому он экспериментировал с привлекающими внимание костюмами типа дурацких очков, съеденных молью пальто и головных уборов по типу «Безумного Шляпника» — я сделал пару его снимков в такой шляпе.

«Я твёрдо дал ему понять, что если я буду играть с группой на концертах, то скорее снежинка выживет в аду, чем он заставит меня появиться перед публикой в обезьяньей маске, мини-юбке, бронежилете и белых виниловых ботинках. «Хорошо, тогда ТЫ будешь Капитаном Бифхартом, а мини-юбку надену я», — сказал Дон. И мне кажется, это было очень показательное замечание — наверное, Дон был бы вполне счастлив быть режиссёром сценической музыкальной постановки — у него не было такого уж жгучего желания быть её активным участником. Он просто хотел руководить.

«Лично мне кажется, что он хотел обставить своего старого приятеля Заппу — экстравагантной масштабной сценической постановкой. Я также пытался втолковать ему, что все эти грандиозные идеи требуют огромного репетиционного времени — особенно потому, что у него были идеи пригласить танцоров, актёров и даже учёных тюленей (если, конечно, получится). Конечно, я знал, что ничего этого никогда не будет — ему ведь даже отрепетировать свой вокал с группой было лень. Так что из всего этого остались только костюмы — и время от времени какой-нибудь танцор, клоун или чудная декорация. Сам я думал, что его идеи отвлекут его от музыки — да к тому же дикие психоделические концертные шоу к 1969 году уже фактически устарели; он немножко отстал от времени — другие группы уже делали это годами, хоть тот же Заппа.»

Линн Аронспир со временем узнала больше о деятельности группы от своих новых соседей. «Я поняла так, что они ходили по окрестностям в костюмах и устраивали шумные гулянки. Соседи до сих пор помнят Капитана в огромной шляпе «охотника за ведьмами»; мне думается, у него был ещё и цилиндр, как у Кота в Шляпе. Лично мне кажется, что он тут особо никому не мешал, ну разве что шум — тут холмистая местность, и шум передаётся повсюду; никогда нельзя точно сказать, откуда он идёт, и он может быть весьма сильным..»

Trout Mask Replica вышла в свет в Штатах в июле, на лейбле Straight (дистрибуция Reprise); через несколько месяцев последовало английское издание, так что отклики прессы поступали постепенно. Незадолго до выхода альбома в Америке Заппа восторгался альбомом в интервью Дику Лоусону из Zig Zag: «Новый альбом, который он только что сделал — двойник, и корни этой музыки в дельта-блюзе, а также в авангардном джазе — типа Сесила Тэйлора, Телониуса Монка и Джона Колтрейна; там есть ещё много всего другого. Все эти влияния хорошо слышны, и они идеально вплетаются в новый музыкальный язык. Это всё его работа.»

Лестер Бэнгс написал рецензию для Rolling Stone; впоследствии он писал, что это была «такая неквалифицированная восторженная рецензия, какую только можно написать». В рекламных объявлениях она печаталась в виде общего вывода: «Самый возмутительный и рискованный альбом года.» Бэнгс заметил, что некоторым другим рок-критикам он, повидимому, тоже понравился, но высказал предположение, что будь их воля, они бы с гораздо большей охотой послушали бы что-нибудь ещё.

Поскольку методология композиции и аранжировки альбома была ясно описана лишь сравнительно недавно, неудивительно, что большинство журналистов просто не смогли сообразить, что же такое творится в музыке. В сравнении с методами авангарда эти процессы были достаточно радикальны, но в рок-среде они были уникальны. Некоторые журналисты предположили, что ведущую роль в музыке играют барабаны; или что гитарные гармонии случайны; или что всё это сплошное очковтирательство; или что альбом столь же труден для понимания и столь же скрупулёзно аранжирован, как музыка Вареза; или что Ван Влит управлял музыкантами «сверхсознательным» образом.

Ди-джей Джон Пил называет Trout Mask Replica своей любимейшей пластинкой; когда она вышла в Британии, он проигрывал её в своих передачах от начала до конца. Но и он признаёт, что у него были свои проблемы с усвоением этой музыки с первого прослушивания: «Моя первоначальная реакция была схожа с первой реакцией на Литтл Ричарда или The Ramones: я сам не знал, что думать. Рождается подозрение, что это дрянь — просто потому, что это непохоже ни на что, слышанное тобой прежде. Кем бы вы ни были, ваши оценочные системы основываются на сравнительных суждениях, и вы не можете слушать что-либо в неком состоянии блаженства — а у Trout Mask Replica нет точек отсчёта. К ней можно подходить с любого конца, интерпретировать её любым образом, потому что она не напоминает ничто из того, что вам приходилось раньше слышать. И я уверен, что моей первой реакцией было «это провал».

В 1993 г. в журнале MOJO Матт Гронинг, создатель Симпсонов и Футурамы, так рассказывал Дэйву ДиМартино о своих впечатлениях: «В первый раз, когда я услышал Trout Mask — мне было 15 лет — мне показалось, что ничего хуже я ещё не слышал. Я сказал себе — они даже не пытаются что-то изобразить! Это была просто неряшливая какофония. Потом я послушал её ещё пару раз — я просто не мог поверить, что Фрэнк Заппа может такое мне сделать — и ещё потому, что двойной альбом дорого стоит. Примерно на третий раз я понял, что они делают это с какой-то целью: они хотели, чтобы это звучало именно так. Примерно на шестой или седьмой раз во мне что-то щёлкнуло, и я подумал, что это величайший альбом, какой я только слышал.»

Дика Лоусона несколько «понесло», когда он стал писать о Капитане Бифхарте и его «волшебниках» в более позднем выпуске Zig Zag: «Они рвут и режут потроха своей музыки, вырывают её лёгкие, крошат и давят её кости, а потом за пару тактов всё восстанавливают.» Лоусон похвалил «красивые, дурные, сюрреалистические тексты. группы галлюцинаторной аллитерации и повторения» и оценил Ван Влита как «очень чокнутого и очень позитивного».

В конце 60-х более серьёзные представления о музыке как искусстве принесли с собой существенную перемену в музыкальной журналистике. Ходульная проза начала и середины 60-х сейчас кажется странной, почти комичной — особенно биографические очерки групп, в которых общая направленность вопросов редко выходила за границы области «Ваша любимая еда — Ваш любимый цвет». Поп- и рок-артисты (самую дурную известность тут имел Боб Дилан) начали давать всё более возмутительные ответы, нарушающие банальность этого формата. Теперь музыкальная пресса начала становиться частью сцены (а не просто отражать её состояние), и журналисты в своих сочинениях становились всё более серьёзными и яркими. Типичный случай — независимый английский журнал Zig Zag. Он появился в 1969 г., взяв название из песни Капитана Бифхарта "Zig Zag Wanderer", и впоследствии постоянно становился на его сторону.

В то время как Trout Mask мутила воду, рождая ударные волны экстаза и/или непонимания, музыкальные журналы внезапно сильно заинтересовались тем, что же такое делает Волшебный Ансамбль. Для Дона Ван Влита настало время провести публичный тест-драйв своего героя по имени Капитан Бифхарт. Интервью может стать трудным переживанием для журналиста, если оказывается, что почва ускользает у него из-под ног, или если встреча с объектом интервью уже вселяет в него священный ужас — «страх заранее», как называет это Джон Пил.

Пил заметил, что Ван Влит мог внушать страх, даже не прикладывая никаких усилий. Он так это объясняет: «С ним никогда нельзя было точно знать, где ты находишься. Даже те из нас, кому он искренне нравился, находили его крайне таинственным. Его мыслительные процессы совершенно не походили на мыслительные процессы тех, с кем вы теоретически могли встретиться. Он был классическим случаем всестороннего мыслителя.

«Он делал все эти афористические замечания, и через два или три дня вы вдруг понимали, что он хотел сказать. Одна из самых первых вещей, которые он сказал мне — как бы по ходу знакомства — была такая: «Вы должны извинить меня, но в этот момент я за семь людей от самого себя, но подбираюсь всё ближе.» Сначала ты думал, что это хиппи-трёп, а потом начинал думать: «А я знаю, что он имел в виду».

«Он не старался быть причудливым, как старались в то время многие. Он был просто другой — так же, как были другими такие люди, как Вив Стэншелл. Бывало, что к нему подходили люди и безупречно дружеским тоном что-то ему говорили, а он столь же безупречно дружески говорил им что-нибудь загадочное. Разумеется, их это смущало, потому что они не понимали — может быть, это враждебность, а может быть, он это и хотел сказать. Это одновременно привлекало и устанавливало какую-то дистанцию. Мне кажется, людям было трудно выработать по отношению к нему какую-то линию поведения. Но если он был в хорошем настроении, общаться с ним было одно удовольствие.»

Среди друзей и знакомых Ван Влит был известен как интересный собеседник-провокатор, так что в интервью ему нужно было всего лишь приподнять планку на одно-два деления. После того, как он столь эффектно размял свои артистические мускулы на Trout Mask Replica, его интервью стали столь же экстравагантны, неожиданны и причудливы, как его музыка и стихи. Он вообще любил поговорить, и превращал эти ситуации в некую добродушную игру, забавляясь с языком — и соответственно с интервьюером — как морской лев играет с мячом. Или, как более прямо сказал один его экс-знакомый, «трахал мозги журналистам».

Как их ни называй, эти свойства были запечатлены для потомства на рекламной интервью-пластинке для радиостанций — Reprise Records выпустили её одновременно с Trout Mask. Одна сторона была отдана Капитану Бифхарту, другая представляла Рая Кудера.

Вести интервью было доверено журналисту Митболлу Фултону. Временами он успевал за своим визави, временами был явно озадачен. Специально для Фултона, Ван Влит пустил в ход весь спектр своих разговорных особенностей. Одновременно это стало началом привычки, сопутствовавшей ему на протяжении всей карьеры — в ходе интервью он часто менял роли и сам становился изыскателем, задавая свои вопросы и видимо интересуясь ответами. В этом отрывке Ван Влит переводит разговор на проходившую в то время высадку людей на Луне.

МФ: Вы когда-нибудь думаете о том, чтобы покинуть страну?

ДВВ: В смысле Землю? Или страну — Соединённые Штаты? Мне кажется, никто и не знает, что я тут есть.

МФ: (Смеётся)

ДВВ: Лучше не смеяться слишком много, если мы хотим, чтобы это попало на радио. Нам вполне может попасть за то, что мы дышим всеми своими отверстиями!

МФ: (Взрыв смеха)

ДВВ: Вы знаете — они вот-вот засунут свои гениталии в нашу луну из плавленого сыра — прямо сейчас. Что Вы об этом думаете? Это мой глаз.

МФ: В смысле — «Ваш глаз»?

ДВВ: Луна — это часть меня.

МФ: Мммм… не понимаю.

ДВВ: Почему бы не засунуть их в Солнце, а? Они что — боятся? Можно обжечься, да? Не очень-то они смелые, правда?

МФ: Что Вы об этом думаете?

ДВВ: Эээ, если бы они, понимаете, отрезали у ракеты нос, мне кажется, это было бы немного более естественно, понимаете о чём я? Если бы они смогли добраться туда, не закрывая дыру спереди, то, мне кажется, это доставило бы им больше удовольствия — или они бы больше понравились мне. Понимаете, о чём я?

МФ: Да… нет, не понимаю.

Когда Фултон спросил его о Trout Mask Replica и о его месте в музыкальном бизнесе, Ван Влит стал более серьёзен: «Я удивляюсь, почему все наши музыканты — Дон Черри, Джон Колтрейн, Чарли Паркер и остальные — должны были ездить в Европу, чтобы выступать перед людьми? Как Вы думаете? Я знаю, что когда человек играет свободную музыку, это не столь прибыльно, как ларёк с гамбургерами. Это что — потому, что гамбургер можно видеть, есть, держать в руке, а с музыкой так нельзя? Может быть, она слишком свободна, чтобы её можно было контролировать?»

Совсем уже уходя от темы, он начинает фантастические рассказы о своих прогулах, когда он шлялся вместе с мохавскими «тренджентами» (либо он так произносит слово "transient" (безработный бродяга), либо комбинирует его с "tangent" (касательная)): «Итак, что такое «тренджент», понимаете, о чём я? Это человек, которому нравится ходить дальше, чем постоянному жителю-резиденту. А тогда что такое резидент? Что такое радикал? Что такое резолюция? Что такое риноцерос (носорог)? Улавливаете? И на него даже нападают, потому что его рог — хорошее средство от половых расстройств, да? Его рог размалывают. Волосяной рог. Повезло нам, что про наши зубы ничего такого ещё не выяснили.»

В августе 1969-го альянс Ван Влит/Заппа продолжил деятельность, записав в подвале Заппы беззаботную ритм-энд-блюзовую песенку "Alley Cat" — она пролежала невыпущенной более 20 лет — и, что более значительно, приняв участие в первом сольном альбоме Заппы Hot Rats. Альбом был записан в нескольких лос-анджелесских студиях. Ван Влит записал вокал к песне "Willie The Pimp" в студии TTG — звукорежиссёром был всё тот же Дик Кунц. Из последующих интервью Ван Влита можно понять, что в их отношениях с Заппой уже появлялась напряжённость, но Кунц запомнил, что запись прошла хорошо, хотя он и слышал «истории о том, что между ними уже проскальзывали какие-то грубые слова».

Английский журналист Барри Майлс в то время гостил у Заппы дома и присутствовал на записи в TTG. Пока Заппа внизу работал над "Willie The Pimp", они с Ван Влитом в два часа ночи устроили перерыв на кофе в круглосуточном буфете студии. Ван Влит рассказал Майлсу, что может бить стекло своим голосом. Он попытался, но после его вопля с оконным стеклом ничего не произошло. Он признался, что чувствует себя «слегка уставшим». Однако через несколько секунд туда влетел Заппа и спросил: «Чёрт, что это было?» — он услышал шум в звукоизолированной кабине этажом ниже. Хотя в этот вечер Ван Влит отказался записываться, сама песня стала одним из самых его известных вокальных выступлений. Представляя собой гибкую ритм-энд-блюзовую разминку, она выделяется среди других, более аранжированных пьес этого альбома. Ван Влит представляется, как «маленький сутенёр с волосами, приглаженными назад» и рассказывает свою историю под гитару Заппы и скрипку Шугаркейна Харриса, после чего немного поёт скэтом на заднем плане и исчезает уже через пару минут. Его краткое выступление весьма эффектно, но всё оставшееся время девятиминутной вещи занимает Заппа с одним из своих длинных вдохновенных соло.

Растущая антипатия Ван Влита к Заппе обычно приписывалась неизбежным проблемам, возникающим при столкновении титанических личностей, и персональному соперничеству. Майлсу кажется, что тут имели значение и другие факторы: «Думаю, что тут была связь с деловыми вопросами. Я знаю, что когда я был там, он, Фрэнк и Херб Коэн [менеджер Заппы] устраивали бесконечные собрания. Фрэнка интриговала идея создания своего собственного лейбла; ему хотелось стать маленьким магнатом музыкального бизнеса. Он и был им. Он говорил обо всём, что касалось лос-анджелесских музыкальных дел и называл пластинки «продукцией». Бифхарт этого не выносил. Он терпеть не мог «дела», и ему казалось, что Фрэнка втянул во всё это Коэн — так оно и было, и впоследствии Заппа смог от него отделаться только при помощи судебного процесса. И вот они втроём проводили в доме большое собрание, а потом Бифхарт с грохотом выскакивал оттуда и вместе со мной ходил взад-вперёд по саду, проклиная их и рассуждая о том, что Фрэнк продался.»

Один инцидент указал также на то, что в душе Ван Влита в то время не всё было ладно. Заппа был встревожен, когда услышал, что его друг впал в депрессию и уничтожил сотни стихотворений и песен. Майлс: «Он сказал об этом Фрэнку, и Фрэнк очень, очень расстроился — правда, мне кажется, потом оказалось, что это было не совсем так, и остались по крайней мере копии. Но дело в том, что сами рукописи были прекрасны. По словам Фрэнка, они были хорошо разукрашены, и всё это стало ужасной потерей. Наверное, он тогда проходил через довольно-таки плохую фазу.»

Самому Майлсу Ван Влит показался «очень дружелюбным парнем. Но и очень самовлюблённым». Майлс в то время много занимался Алленом Гинзбергом, что побудило Ван Влита гордо заявить, что он не только лучший поэт, чем Гинзберг, но и лучший художник, чем абстракционист-экспрессионист Виллем де Кунинг, а также лучший саксофонист, чем Джон Колтрейн. «В этом не было никакой иронии», — продолжает Майлс. «Когда он выложил всё это мне, я был просто шокирован.»

Сразу после Trout Mask Капитан Бифхарт и Его Волшебный Ансамбль мало занимались живыми выступлениями. Они даже отклонили предложение об участии в Вудстокском фестивале, т. к., по словам Харклроуда, «вы-понимаете-кто сказал: «Нет, не будем там играть. Это всего лишь толпа пьяных хиппи, сидящих в грязи.»» Френч и Харклроуд могут припомнить лишь одно выступление в составе Trout Mask. Они выступили в большом шоу в Лос-Анджелесе, где также участвовали многие другие группы, в том числе The Mothers и Jethro Tull. Френч: «Мне бы хотелось, чтобы об этом был снят фильм. Это было сразу после окончания Trout Mask — бенефисный концерт в пользу чего-то. Большое место — изначально оно называлось The Hullabaloo. Там была большая вращающаяся сцена, так что пока играла одна группа, можно было готовить выступление следующей. Кажется, первым играл Бадди Майлс, потом мы, а после нас Фрэнк Заппа. Мы играли материал только из Trout Mask; Маскара-Змей тоже был с нами.

«Очень любопытно было наблюдать реакцию публики, потому что они только что прослушали Бадди Майлса, и тут вдруг выходим мы. Мы сделали всё очень театрально — то есть я выходил первым, в руках у меня была метла, и первые десять минут нашей программы я подметал сцену. Мы сделали несколько очень трудных пьес, и группа играла как надо — мы же девять месяцев репетировали в этом составе. Бедный народ не понимал, что это такое на них свалилось.»

Нужда, фактический голод и плохое обращение со стороны Ван Влита не были для группы чем-то принудительным — любой из них мог во всякий момент уйти, но в их возрасте у них, понятное дело, не было психологических средств для того, чтобы что-то предпринять в столь беспрецедентной и пугающей ситуации. Но так не могло продолжаться вечно. Вскоре после этого шоу Коттон покинул группу при — словами Харклроуда — «отвратительных обстоятельствах»134. Френч во время репетиций для Trout Mask уже пару раз убегал в Ланкастер, но всегда возвращался. Теперь он также объявил об уходе. Всего пережитого им уже было больше чем достаточно, а когда Ван Влит физически вышвырнул его из дома, чаша его терпения переполнилась. Его вклад в Trout Mask можно назвать ключевым, но поскольку он имел наглость уйти, с ним обошлись попросту гадко. Ему не только было отказано в кредите аранжировщика (он считал, что имеет на это полное право), но даже его имя не было указано на обложке альбома. Для Ван Влита его отступничество стало неприятным и неожиданным сюрпризом, но впоследствии он всегда уклонялся от обсуждения этой темы и отрицал, что потребовал удаления имени Френча с обложки. Этот вопрос был в конце концов решён, когда вышло переиздание альбома на CD с именем Френча (фактически Драмбо), наконец указанным на вкладыше. Френч в дальнейшем упрочил свою позицию по этому вопросу, выпустив в 1998 г. сольный альбом O Solo Drumbo. Там он играет в расширенном виде барабанные дорожки таких песен, как "Steal Softly Thru Snow" и "Hair Pie", при этом указав в сопроводительной информации, что принимал участие в их создании.

В октябре, с Заппой в качестве «гастрольного менеджера», Волшебный Ансамбль поехал в Бельгию на фестиваль в Амужи. Заппу пригласили быть конферансье на большом рок-фестивале на открытом воздухе во Франции, но из-за проблем с властями, организаторы после срочного уведомления переправили всё это мероприятие на засеянное репой коровье пастбище в Амужи, Бельгия. В длинном списке участников присутствовали группы немалого калибра — Soft Machine, Pink Floyd, The Art Ensemble Of Chicago — но с условиями размещения были большие проблемы. Заппа вспоминал, что 15000 отважных «фактически промёрзли и проспали весь фестиваль, который шёл без остановки 24 часа в сутки» Заппа не говорил по-французски, а там мало кто говорил по-английски, так что его функция была довольно ограниченна. Когда он мог одолжить у кого-нибудь гитару, он занимался тем, что подыгрывал некоторым группам.

Френча уже не было — тогда Джефф Бёрчелл, дорожный техник практически безо всякого барабанного опыта, выучил пять песен и кое-как играл их. В составе участвовал ещё один редкий деятель — Хэйден, а Заппа с гитарой заменял ушедшего Коттона.

В следующем месяце Ван Влит и Заппа посетили Лондон и устроили пресс-конференцию в Уайтхаус-Отеле — пропагандируя свою деятельность на Bizarre и Straight, а также надеясь найти английского дистрибьютора для лейблов. Во время пресс-конференции Ван Влит сказал следующее: «Я не знаю, что они там делали. они кидались в нас какими-то птичьими гнёздами, а потом один парень из публики — между нашими композициями — сказал, что меня зовут Капитан Бычье Дерьмо, и я ответил: «Ну что ж, хорошо, дорогой, ты как раз в нём сидишь.» Понимаете, о чём я? Но там было ужасно холодно — 20 градусов — и народ в публике. не знаю, как они это выдержали. Думаю, им было бы хорошо покинуть свои тела. но когда мы добрались до усилителей, оказалось, что они не работают, а нам для всего этого нужна ясность — там её, конечно, не было. Надеюсь, что людям понравилось. Мне-то понравилось во всяком случае.»

Роджер Игл, английский концертный промоутер и ди-джей, впервые встретился с Ван Влитом и Заппой во время их визита в Лондон. В 1995 г. он сказал Джону Крамптону следующее: «Там было много всяких людей из компаний грамзаписи, но Дон сидел как-то обособленно, и с ним никто не разговаривал. Фотографы просили его надеть цилиндр, снять цилиндр, встать перед стендом с обложками пластинок. Я сидел между Заппой и Бифхартом, и Заппа производил впечатление калькулятора — он говорил обо всём в деловых выражениях, а Бифхарт казался очень раздражённым; он, наверное, думал: «О Боже, я окружён всеми этими людьми, совершенно не понимаю, что я тут делаю — наверное, так надо.»

Среди множества странных историй, связанных с записью Trout Mask Replica, две из самых общеизвестных действительно имели место. Ван Влит, по слухам, как-то попросил придти в дом специалиста по болезням деревьев — ему казалось, что музыка, которую группа играет на репетициях, может напугать деревья или причинить им другой вред, и дерево, ближайшее к кухне, может упасть на дом. Это было на самом деле. Херб Коэн был поражён, когда получил список издержек (в том числе 800 долларов на оплату специалиста) и обсудил это дело с Ван Влитом. «Мне показалось, что это не совсем необходимые расходы — но чёрт меня возьми, если я не получил ещё один счёт на 240 долларов, и не оплатил его», — сказал он Майклу Грею. Десятилетие спустя [ну, два десятилетия. — ПК.] Ван Влит проверил состояние этих деревьев. В 1993 г. он так сказал Ко Де Клоту: «Когда я был на своей выставке в Лос-Анджелесе [в 89-м или 90-м], я подошёл и посмотрел на эти деревья. Они до сих пор живы. Мужчина и женщина эвкалипты. Они всё растут. Я рад, что их выручил.» Эти деревья были посажены при первоначальной разработке местности в конце 20-х годов. Теперь они уже умерли.

Кроме того, была ещё одна история о колокольчиках, которые он заказал для записи (их можно услышать на "Hobo Chang Ba") — целых двадцать наборов. Коэн заметил этот заказ и спросил, зачем ему надо так много — ведь если даже он с группой, Заппа и Кунц будут играть каждый на двух наборах, то останется ещё шесть. Ответ гласил, что колокольчики будут записываться наложением. Коэн: «Я купил ему 20 наборов колокольчиков. Я не в состоянии спорить с такой логикой.»

Россказни Ван Влита восходят к традиции американских мошенников; сказочник, продавец змеиного жира, парень, продающий тебе лекарство на медицинской выставке (а когда ты увидишь его в следующий раз, он убедит тебя, что лекарство подействовало). Майкл Смозерман недолго играл (в 1974 г.) с Волшебным Ансамблем, но этого срока ему хватило, чтобы увидеть сходство с ещё одним знаменитым американцем: «WC Филдс. Вот кого он мне очень напоминал — раздражительный, разыгрывающий весь белый свет, а потом втихомолку посмеивающийся над этим.»

Эта глазурь на торте Капитана Бифхарта была притягательна, а поскольку СМИ жаждали удивительных историй и рассказов о чудных событиях, он был всегда готов предоставить им что-нибудь в этом роде. Эти рассказы были в широком хождении, и в конце концов часто обрастали ещё более фантастическими подробностями. Ван Влиту нравилось изменять подробности истории, чтобы сделать её более интересной — само-мифологизация у него получалась блестяще. Всё это было провокационно, развлекательно и имело желаемый эффект — привлекало людей к его творчеству.

Подлинная история Trout Mask сама по себе была достаточно удивительна, но хотя голодание долгое время ассоциировалось с артистическим порывом, такие моменты, как кулачные драки, тирания и сеансы «промывания мозгов» не были столь уж привлекательны для поколения Вудстока. Всё это держалось в секрете, а вместо этого сообщалось, что Ван Влит как-то говорил о том, что Волшебный Ансамбль работал телепатическим образом; что на момент вступления в группу Бостон играл на басу только шесть месяцев, а Харклроуд на гитаре — семь; что он написал всю музыку за восемь с половиной часов за пианино, а Френч (или Хэйден) в это время в бешеном темпе транскрибировал его лихорадочные излияния; или что он не покидал дома на Энсенада-Драйв более трёх лет.

Во всех случаях, когда разговор не касался клаустрофобического курса психических атак домашнего периода, Ван Влит был щедр на похвалы музыкантам. Но вместе с тем он недвусмысленно подчёркивал своё авторское право на музыку и аранжировки. И создававшийся миф, безусловно, только укреплялся его неискренним выставлением музыкантов в виде неких «гениев-дебилов», которые никогда не играли раньше, и которых он всему научил «с нуля». Но ведь, по сути дела, он и научил их с нуля. Уж конечно, ни один из них не создал бы ничего подобного Trout Mask Replica самостоятельно. Когда он с Заппой проводил в Лондоне пресс-конференции, журналист из Zig Zag спросил его, занималась ли его группа музыкой до того, как стать Волшебным Ансамблем. Он «сделал стойку»: «Они всегда занимались, но теперь они играют.» И ещё, позже, Эллиоту Уолду из Oui: «Музыканты хорошо потрудились. Они родились на этом альбоме.»

И наоборот — Ван Влит ничего бы не смог сделать без их преданного участия. Интервью практически всегда давал он один, и его типичные утверждения имели двойной эффект — они вновь и вновь подтверждали через журналистов его полный контроль над музыкантами и сеяли в группе негодование.

С течением лет Ван Влит раскрасил картину более яркими красками. В 1972 г. он сказал Кэролайн Буше из Sounds: «Один мой гитарист умел подражать пению птиц. Он заходил в заросли при полной луне и ел хлеб. Мне это казалось артистизмом. Иногда пение птиц не очень хорошо понимаешь, но в остальных отношениях он был вполне нормален.»

Подобные цитаты укрепляли понятие о Капитане Бифхарте как о Шамане, Вожде Стаи, инспекторе манежа в цилиндре, кротко улыбающемся на председательском месте посреди всяких заумных мероприятий в его художественной сказочной стране. Но судя по всему, смехотворные отчёты, воспроизводимые в прессе (например, об одном участнике группы в платье или халате — значит, главный подозреваемый Коттон — с полубессознательным выражением лица рыскающем в поисках пищи), были основаны на реальных фактах. Однажды, побуждаемые голодом, участники группы (их одежда сразу бросалась в глаза) попались на краже продуктов в магазине, были арестованы, и Заппе пришлось вносить за них залог.

То, что Волшебный Ансамбль происходил «из пустыни», не значило ничего особенного для жителей Штатов, но у европейских журналистов, незнакомых с географией Калифорнии, это слово вызывало всякие романтические идеи о странных пустынниках. Вудланд-Хиллс — это всего лишь один из мириада пригородов Лос-Анджелеса, но это не помешало Филу МакНейлу в 1976 г. написать в New Musical Express следующее: «Те единственные люди, которые могли сыграть всё так, как он хотел, не должны были быть профессиональными музыкантами. Музыканты слишком связаны тем, чему они научились. В соответствии с этим, он собрал вокруг себя группу художников, поэтов и безумцев, и — как волки воспитывают человеческих детёнышей, которые потом начинают жить и мыслить как волки — приведя этих ребят в дом в пустыне, фактически запер их там и научил всему с нуля.»

Возвращаясь к домашней «игровой площадке» предполагаемых безумцев, нужно сказать, что заявление Ван Влита Фултону о том, что он хотел записать блюзовый альбом по причине «голубого чувства, ведь голубой — это цвет мира», выглядит с теперешних позиций форменным издевательством. После того, как альбом был записан, герметически запечатанный «скороварочный» стиль жизни группы принёс свои плоды — шаткая социальная структура начала рушиться. Ван Влит так объяснил журналу Zig Zag уход Коттона: «Усики-Джимми-Сименс вернулся в пустыню. не знаю, почему, и не могу спрашивать. У них была небольшая драка с Ракетой Мортоном, у него сломались зубные протезы, но всё кончилось хорошо. Наверное, это была естественная реакция. если тут может быть естественная реакция. но так или иначе, без группы ему лучше.» >Это было потрясающее откровение — и не в малой степени для самого Бостона, так как на самом деле его ударил сам Ван Влит, после чего ему пришлось заплатить Бостону за зубного врача и за новые протезы.

«Отвратительные» обстоятельства ухода Коттона были ещё отвратительнее. Однажды вечером он поссорился с Бёрчеллом, и тот так зверски его избил, что сломал ему рёбра, и Коттона пришлось везти в больницу. Это был поистине странный период для всех участвовавших, а слухи, порождённые им, были ещё фантастичнее. Тогда (как и сейчас) людям, связанным с группой, было трудно сообразить, что происходит. Кое-кто говорил, что за этим инцидентом стоял сам Ван Влит, но сейчас Элдридж не может в это поверить: «Должен сказать, что я видел Дона злым, но он никогда не прибегал к насилию. Мне сейчас очень трудно поверить, что это он устроил это избиение. Единственный раз, когда я видел со стороны Дона что-то отдалённо напоминающее физическое воздействие, был тот случай, когда он запер Бабу Энни в чулане. Он шутил, но эта шутка была определённо дурного вкуса.»

Вспоминая всё это в 1996 г., Меррелл Фанкхаузер, друг и соратник Коттона по The Exiles, дал объяснение, которое своей мрачностью и фантастичностью превосходит любой опубликованный материал из 60-х и 70-х. После распада группы Фанкхаузера H.M.S. Bounty, он переехал в тот район и был приглашаем на ночные джем-сешны в доме группы. Журналисту Goldmine он сказал следующее: «Соседи боялись Ван Влита и остальных членов группы, потому что все они выглядели очень странно — с бородами, длинными волосами, бледные, потому что целый год не видели солнца. Ночью дом освещался весьма тускло, к тому же из него доносилась всяя эта дикая музыка, а вокруг росли деревья, обросшие мхом. Это было страшноватое место.»

Однажды вечером Коттон признался Фанкхаузеру, что атмосфера в доме становится всё неприятнее, и внутренние трения настолько обострились, что он думает, что с него хватит. Он хотел уйти вместе с Фанкхаузером и играть на гитаре в какой-нибудь более непринуждённой обстановке. Но оказалось, что это не так легко, как он думал. Ван Влиту не очень-то хотелось терять Коттона, и Фанкхаузер предполагает, что ему чинили физические препятствия — вплоть до накачки ЛСД. Коттон, которому всё это уже совсем не нравилось, то исчезал, то вновь появлялся. Фанкхаузера подозревали в укрывании беглеца, и тогда машина Ван Влита в полночь останавливалась перед домом, и участники группы обыскивали его, пытаясь найти отсутствовавшего гитариста.

После избиения Коттон, по словам Фанкхаузера, «каким-то образом очутился в психбольнице Olive View». Через несколько недель, потребовавшихся для успокоения, родители забрали его назад в Ланкастер, а посещения Волшебного Ансамбля встречались резкими отказами. Коттон опять пришёл в форму и начал играть с Фанкхаузером в MU, но через полгода их опять пригласили в дом на дружескую вечеринку.

«У Дона было какое-то странное выражение лица», — вспоминал Фанкхаузер, — «и все двери в доме были заперты. Дон берёт Джеффа, и я иду с ним в большую ванную, которую они называли Волшебная Ванная.» Зайдя туда, Ван Влит запер дверь и «начал деморализовывать Джеффа, говоря про него всякие негативные вещи. Я боролся за душу Джеффа, потому что он как-то вдруг посерел и начал соглашаться с Доном, говоря: «Да, наверное, мне нужно вернуться к Дону.» Казалось, что Дон пытался нас обоих загипнотизировать. Джефф расплакался, упал в ванну и замер в позе эмбриона.

«Потом Дон приносит эту маленькую клетку с пауками — там была и «чёрная вдова». Он говорит: «Что бы ты подумал, если бы я смог заставить одного из этих пауков закурить сигарету?» Он подёргал себя за бороду и сказал: «Это было бы мощно, да? Ха-ха-ха.» И вот я поддерживал с Доном этот дикий разговор, и в конце концов он устал, открыл дверь, а я схватил Джеффа и мы ушли из этого дома. Теперь всё было кончено, к нам больше никто не приставал, и мы стали дальше заниматься своей новой группой.»

У некоторых людей такое чувство, что стены дома сохранили память о происходивших в нём событиях. Очень жаль, что их нельзя расспросить о вышеупомянутых событиях. Но Капитан Бифхарт и Его Волшебный Ансамбль оставили и более осязаемое напоминание о своём проживании в доме на Энсенада-Драйв. Линн Аронспир: «Вся деревянная обивка была изрисована — главным образом маленькими рисунками, сделанными мягким карандашом. Казалось, что как только на него нападал художественный стих, он рисовал на любой попавшейся под руку поверхности — где бы ни находился.»