Итак, неотразимый Букингем отправился в путь. В его душе проснулся бунтовщик, который, казалось, лишь ждал сигнала к действию. По дороге в Уэльс он неожиданно столкнулся со своей родственницей, Маргаритой Бофорт. Их свел случай, так решил Букингем. А почему бы им не поужинать вместе — это так приятно и так естественно? Маргарита и привлекательна, и образованна, в ней в одинаковой степени уживаются искренняя набожность и глубокое знание мирской жизни. Наверное, удачным сочетанием всех этих качеств она обязана тому, что трижды была замужем, и, хотя ее нынешним спутником стал его соперник при дворе Томас Стенли, это никоим образом не могло испортить сегодняшний вечер. Конечно, Букингема удивило, что она путешествует по Бриджнортской дороге, в то время как ее супруг направляется в Йорк; но что поделаешь — в наши дни женщины получили слишком много свободы, к тому же Маргарита — дама знатная, из рода Плантагенетов, и вольна поступать по своему усмотрению. Они остановились в превосходной гостинице, и Букингем с удовольствием отметил, что давно не ужинал наедине с такой красивой и умной дамой. Однако, когда слуги удалились, они все-таки неминуемо переключились на разговор о таинственном исчезновении из Тауэра их молодых родственников.

— Я еду прямо от короля, — сказал Букингем. — Он ни словом не упоминает о них, и все-таки, по-моему, в это страшно поверить.

— А я еду прямо из Лондона, — ответила Маргарита, — и там в этом убеждены все.

— Тогда понятно, почему Глостеру необходимо было выманить Ричарда из аббатства. Не имело смысла устранять одного из них, а другого оставлять в живых, — задумчиво произнес Букингем и внутренне содрогнулся при мысли о том, что все было спланировано заранее. — Вы сообщили Стенли?

— Да.

— Однако он ничего не предпринимает?

Несмотря на то, что Маргарита была взволнована, ее красивое, хотя и немолодое уже лицо в отблесках свечи казалось спокойным.

— И это еще одна причина, почему мы должны действовать сами, — сказала она, не желая вступать в дискуссию о делах ее мужа.

— Мы? — повторил Букингем, смутно чувствуя, что разговор, который они начали, будет серьезнее, чем он предполагал. — Конечно, если мальчикам хотели отомстить или воспользоваться их смертью в своих целях, только вы имеете право на престол по Ланкастерской линии, — заключил он, невольно поддавшись приливу великодушия.

— Я — ближайшая, из ныне живущих потомков Джона Гонта, — с гордостью заявила Маргарита. — Но я старею и потому ничего не прошу лично для себя. Только для моего сына.

А для него, как выяснилось, ей нужна «всего лишь» английская корона.

Она души в сыне не чаяла. Несмотря на то, что Маргарита выходила замуж трижды, у нее родился только один сын, Генрих Ричмонд, и отцом его посчастливилось стать тому самому валлийцу, Эдмунду Тюдору, который уже довольно давно сложил голову на поле битвы. Возможно, это была единственная настоящая любовь в ее богатой событиями жизни. Тюдоры принадлежали к той породе людей, с которыми небезопасно ссориться. Эдмунд был сыном вдовы короля Генриха V. Она, француженка, дочь высокородных Валуа, влюбилась в искусного наездника красавца Оуэна Тюдора, и ее чувство оказалось настолько сильно, что она вышла за него замуж. Судя по всему, Маргарита сумела воспользоваться родством с Тюдорами, поскольку благодаря своему замужеству она получила право именоваться графиней Ричмонд и вволю путешествовать, навещая родственников, заезжая в монастыри и к ученым мужам, не обращая внимания на то, что лорда Стенли подобные места мало интересовали. Но почему ей понадобилась помощь не в такой уж степени родовитого родственника? Видно, лорду Стенли не доверяет даже собственная жена, подумал Букингем.

Однако, хотя он и просидел весь вечер, любуясь добрым лицом Маргариты Бофорт, ему и в голову не пришло, что все намного проще. Когда она намекнула ему, какой видит дальнейшую жизнь своего обожаемого сына, он и не думал, ему и в голову не пришло, что она исключительно по доброте душевной не хочет вовлекать мужа в этот опасный заговор: он всегда относился к ней с любовью, хотя, разумеется, до Эдмунда Тюдора ему было далеко.

— Если эти бедняжки действительно мертвы, — продолжала Маргарита, — остается еще Елизавета.

— Елизавета? Конечно, она должна стать королевой. Но мне показалось, что вы хотите отдать корону Генриху Тюдору.

Недогадливость ее собеседника заставила Маргариту досадливо поморщиться.

— Мой дорогой Генрих, неужели вы думаете, что народ Англии когда-нибудь признает его права на престол? Мы — потомки Джона Гонта, но ведем свое происхождение от гувернантки его старших детей, которая была его любовницей.

— Но он же потом женился на ней, и Ричард II добился принятия специального закона, по которому все наши предки признаны законными наследниками.

— Но Ричард III уже успел аннулировать этот закон! Похоже, он оказался действительно умным правителем, и, убийца он или нет, большинство подданных любят его. К примеру, многим понравилось его решение отменить благотворительные сборы. Особенно жителям Лондона. А в Йоркшире и Глостершире на него вообще смотрят как на божество. И потому, даже если мы заручимся поддержкой достаточного числа наших сторонников в этих краях, если Французы пришлют Генриху свои корабли и поднимется весь Уэльс, английский народ все равно отвергнет его. Если только рядом с ним не будет Елизаветы. Поэтому он должен жениться на Елизавете.

— И каким образом?! — воскликнул Букингем. — ведь ее истеричная мать прячет ее.

— Думаю, ее мать поступает совсем не глупо: ведь если бы она не спрятала дочь, можно было быпоспорить на последний ломаный грош, что Елизавета попала бы в руки Глостера, как ее братья. И тогда у нас не осталось бы ни малейшего шанса.

— Послушайте, кузен, — совсем тихо продолжила она. — У меня при дворе есть преданный врач. Он доктор богословия и медицины, служивший Тюдорам и великим Глендоуэрам. Он энергичен и осторожен, и, как у большинства валлийцев, его смелость сродни творчеству.

— Смелость сродни творчеству? — Букингем, поудобнее уселся на своем стуле и отметил про себя, что у графини очень красивый голос, — не то, что у его визгливой жены.

— Он мечтает. И подбирает музыку к своим мечтам, — объяснила Маргарита. — И когда музыка его мечтаний начинает звучать в полную силу, захватывает его целиком, он чувствует прилив смелости и готов реально осуществить свои мечты, хотя на это может уйти вся его жизнь.

Букингем догадался, что именно ему суждено стать ходовой пружиной этих мечтаний и что часовой механизм уже запущен.

— Насколько я понимаю, ваша незаменимая пешка уже сделала первый ход — в Вестминстере?

— Несколько ходов.

— И тамошние дамы знают об этом?

— Он навещает вдовствующую королеву, эту несчастную страдалицу, как медик.

— Неплохо придумано! Я отлично понимаю вудвилльскую королеву: в ее отчаянном положении можно согласиться на все что угодно. Правда, сама Елизавета вряд ли захочет породниться с Ланкастерами и будет сопротивляться до конца.

— Не забывайте, что, прежде всего она думает о страшной участи своих братьев, — заметила Маргарита. — Она сказала доктору Льюису, что выйдет за моего сына — при одном условии.

— При каком же?

— Если мой сын получит корону, он отомстит за ее братьев.

— Да у него и выхода другого не будет! Ведь Плантагенет сам без боя не уступит и клочка английской земли! Только ценой собственной жизни, — сказал Букингем, вспомнив Ричарда с мечом в руке. Сам бы он, конечно, предпочел, чтобы дело обошлось малой кровью. Однако иное развитие событий вполне естественно, думал он, и совершенно неизбежно, а в устах Маргариты Бофорт будущее выглядело далеко не безобидно. Впрочем, он по опыту знал, что слабые женщины могут оказаться безжалостнее мужчин, когда считают, что в конечном счете поступают правильно. Возможно, потому, что берутся за дело с большей страстью.

— Я подумаю над тем, что вы сказали, — вот все, что пообещал Букингем. — Мне придется несколько месяцев провести в Брекноке с епископом Илийским, которого король вверил моим заботам.

Услышав, что Ричард невероятно удачно сыграл ей на руку, Маргарита и вида не подала, как рада этой новости.

— Этот священник с ярким интеллектом далеко пойдет, — учтиво ответила она. Маргарита не сочла нужным объяснять, что будущее прелата зависело от успешного исхода задуманного Ланкастерами дела, план которого созрел в его собственной светлой голове; и что как только прелат приехал в Брекнок, шустрый Льюис тут же побывал у него.

Решив, что незачем дальше подзуживать человека, которого она уже наполовину уговорила, Маргарита принялась весело болтать со своим родственником обо всяких пустяках, уверенная в том, что теперь будущность ее сына будут обсуждать при намного более благоприятных обстоятельствах и в более изысканных выражениях.

Длинные дождливые зимние вечера в Уэльсе проходили для Стеффордов более оживленно благодаря их гостю, хотя разговоры приняли совсем иной характер — не тот, на который рассчитывал король. А все потому, что тон им задавал Джон Мортон, который был и остался противником его восшествия на престол.

— Все эти подношения из разных городов, от которых он столь демонстративно отказывается, — как вы думаете, ваша светлость, сколько Ричард Глостер еще протянет без них? Учитывая, в каком состоянии сейчас дела казначейства, он вынужден будет возобновить ненавистные поборы, — предупреждал епископ. — И тогда он потеряет популярность среди простого народа. Люди все чаще станут вспоминать выдающегося лорда Риверса, который столько сделал для развития искусства и ремесел. И Уильяма Гастингса, пожалуй, единственного честного чиновника в нашей стране. А тут еще эта грязная история с исчезновением молодого короля и его брата. По словам вашего коннетабля, весть о ней распространяется с быстротой молнии. Сторонники Глостера в Йорке могут по-прежнему рвать за него глотку, но простые люди, которые живут рядом с Тауэром и привыкли постоянно видеть этих двух молодых людей, не поверят ни одному их слову.

— Но у нас нет прямых доказательств, — пытался возражать Букингем.

— Тогда почему он не предъявит нам их живыми? — визгливо вмешалась его жена, Кэтрин Вудвилль. Она была тетей Нэда и Ричарда, и потому невозможно было запретить ей принимать участие в этих разговорах.

Епископ же, приподняв рукава своей роскошной рясы, протянул руку за бокалом, чтобы отведать замечательного хозяйского вина.

— Южане поддержат того, кого прочат в мужья Елизавете. Они любят ее. Помимо того что Елизавета хороша собой, она для них — дочь своего отца, который правил ими добрых двадцать лет. По общему мнению, этот молодой человек, Генрих Ричмонд, обладает не меньшими достоинствами, чем Глостер, — заметил Мортон. — Разве не очевидно, что их брачный союз положит конец непрерывным войнам между йоркистами и ланкастерцами, которые залили кровью нашу землю? Страна вздохнет спокойно, и появится возможность нести людям свет знаний с помощью недавно изобретенного печатного станка, наши моряки на равных с испанцами и португальцами ринутся открывать неведомые края, наши ремесленники наконец смогут создавать неувядающие произведения искусства вместо страшных орудий убийства? Разве ваша светлость не понимает что все эти предпосылки, вместе взятые, обеспечат стране мир и процветание, и у нас, может быть, даже настанет нечто вроде золотого века?

— Просто к алой розе привьют белую, — возбужденно выпалила Кэтрин.

Муж не отреагировал на ее ботаническую метафору, но Мортон, обладавший более живым воображением, подхватил:

— И получится одна безобидная золотая роза без шипов.

— Роза Тюдоров! — высокопарно произнес Букингем, который не любил, когда в его доме последнее слово оставалось не за ним.

— У Елизаветы и Генриха Тюдора может быть очень одаренный сын, — заметила Кэтрин Вудвилль.

И Букингем почувствовал, что во имя этого еще не рожденного ребенка он готов обратиться за помощью к иноземцу и отнять корону у Плантагенетов.

— Ну, а если наш благодетель примется силой насаждать заморские нравы, или захочет прибрать к рукам всю власть, или продаст нас французам, чтобы заручиться поддержкой Людовика Валуа? — спросил он, исчерпав этим все оставшиеся контраргументы.

— Он должен дать торжественную клятву, что женится на Елизавете, как только высадится на нашем берегу, — сказал Мортон.

— И, во всяком случае, он не убийца! — добавила Кэтрин.

— Даже если Ричард действительно убийца, он не отдаст и пяди английской земли! — в который уже раз подтвердил Букингем. Но епископ продолжал заливаться соловьем, и вскоре его речи вновь настолько увлекли Букингема, что он склонился над картой и напрочь забыл о зловещей улыбке Ричарда.

К счастью, Дорсет вернулся, и объединенными усилиями они с Кортни из Девоншира смогут взять западные провинции, — прикинул Букингем, и в его голосе зазвучали прежние властные ноты. — В Уилтшире можно рассчитывать на поддержку епископа Солсбери, поскольку он все-таки Вудвилль, А еще нам может пригодиться человек по имен Брей, который служил у графини Ричмонд, когда она была замужем за моим дядей.

— Сэр Реджиналд Брей все еще у нее и согласен с нашими планами, — заверил епископ.

— Тогда нужно будет послать его поднимать народ в Кенте.

— И мы непременно должны сообщить вдовствующей королеве и принцессе приятную новость о то, что ваша светлость с нами, — произнес Мортон, допивая вино.

— А доктор Льюис снова станет нашей связующей ниточкой, — объявила Кэтрин. — Видите, Генрих, насколько просто прорвать мрак заточения.

— Теперь я понимаю, как благоразумно посту пил король, приставив туда стражу, хотя многие считают, что это некрасиво, — не удержался от иронии Букингем.

Итак, к Вудвилль снова приехал ее доверенный врач, и в результате его визита ее здоровье резко улучшилось. Уже вполне оформившиеся нити конспирации, похоже, вернули ее к жизни.

— Когда приходит доктор Льюис, нас отправляют играть в другую комнату, — жаловались ее маленькие дочки, которым надоедало сидеть взаперти.

Однако их старшая сестра, которой они ужасно завидовали, пользовалась особым доверием доктора. Со смешанными чувствами она выслушала гостя. Ее радовало, что планы так тщательно разработаны, и сердце билось при мысли о том, какую важную роль ей отвели. Но ее хорошенькое личико было непроницаемо, как маска.

— Это очень мило со стороны графини Ричмонд, моего родственника Букингема и епископа — принять такое решение, — сказала она, чувствуя себя пешкой на огромной шахматной доске под названием Англия, пешкой, которую настойчиво толкают вперед энергичные руки двух немолодых женщин. И она согласилась принять участие в их игре, движимая состраданием к судьбе своих братьев, которая взывала к отмщению. Возможно, то же обстоятельство, хотя и в меньшей степени, послужило причиной окончательного решения ее дяди Букингема. Однако жажда мести постепенно начала стихать и коченеть, как закоченели их маленькие мертвые тела, — братьев все равно не вернешь. Но чего она по-настоящему хотела — это выбраться из душной темницы, куда новости доходят в последнюю очередь и в искаженном виде, получить возможность свободно общаться с людьми и задавать вопросы, обыскать Тауэр и самой выяснить, что же произошло в действительности.

Желая вырваться на свободу, Елизавета даже согласилась на рискованный план, по которому ее должны были выкрасть из Вестминстера и доставить к родственникам в Брекнок; но слуги короля Ричарда оказались сообразительнее, чем она думала, и в ту ночь Несфилд распорядился удвоить охрану. Глядя вниз на неподвижные фигуры стражников, стоявших во дворе крепости, Елизавета Йоркская в глубине души почувствовала к ним благодарность. Пожалуй, она была той единственной женщиной, которой совсем не хотелось выходить замуж за Генриха Ланкастера.

Однако Мортон, епископ Илийский, оказался прав, по достоинству оценив незаурядную натуру Генриха: как только к нему за границу переслали списки с названиями мест и именами повстанцев, он настолько решительно и быстро приступил к делу, что на ответные шаги у короля Англии осталась лишь неделя. Ричард ни словом не обмолвился о потрясении, которое испытал, узнав, что его друг готовит против него мятеж и что Генрих Ланкастер вот-вот высадится на берег. И за ту неделю, которая оставалась у него в запасе, он не потратил даром ни одной минуты.

Еще во времена правления его брата была разработана тема курьерского сообщения, когда через каждые двадцать миль меняли лошадей, и сейчас оказалось, что она и вправду очень эффективна, поскольку его приказы вовремя доставлялись в самые отдаленные концы страны и ему постоянно поступали сообщения о перемещениях неприятельских войск. Как обычно, он обратился за помощью к верным йоркширцам и всех, кто способен воевать, призвал в Лондон. Король облачился в поношенные доспехи, спешно выступил в поход, стремительно, как умел только один он, продвинулся вперед и застал врагов врасплох, водрузив свой штандарт в Нотингеме, в самом центре Англии.

— Там-то мы и окружим его! — рассмеялс Дорсет.

Но Дорсет был из тех, кому до сих пор все в жизни давалось легко, поэтому он часто беззаботно смеялся.

Однако на сближение с противником пошел не он, а Букингем. Точно рассчитав время, когда Генрих Тюдор должен был высадиться на берег, он в т октябрьскую неделю привел из Уэльса мощную армию, которой вроде бы ничего не стоило одержать победу. Но Ричард, подгадав момент, послал двух преданных рыцарей разрушить все мосты, ведущие через реку Сиверн, и тут к нему пришел на помощь всемогущий Бог, наслав на эти места ливневые дожди. На Уэльс обрушились потоки воды, и ни люди, ни лошади не могли противостоять им, а крестьяне, чьи дома смыло бурное течение, увидели в этом кару Господню за предательство.

«Наводнение Букингема» — так окрестили они это стихийное бедствие, и даже среди самых стойких приверженцев герцога суеверный страх взял верх, и они бросили оружие.

Ланкастер несся вперед на быстроходных кораблях, которые милостиво одолжил ему король Франции Людовик XI; но неудержимый поток отбросил его обратно в Бретань, несмотря на проявленные его людьми нечеловеческие усилия пристать к берегу в закрытой бухте Лалуорт. Остатки повстанческих войск были разгромлены, и солдаты Ричарда с эмблемой Белого кабана окружили всех оставшихся в живых. Дорсет и Мортон принадлежали к той породе людей, которым всегда удается улизнуть, а солдат Ричард решил помиловать: они ведь лишь исполняли приказ. Но на Генриха Стеффорда, герцога Букингема, помилование не распространялось, и его казнили на рыночной площади в Солсбери. Букингема, в надежде на вознаграждение, выдал его старый слуга, с которым они вместе прятались после разгрома.

— Почему ты не захотел увидеться с ним перед казнью? — спросила королева Анна, заметив, что, несмотря на победу, Ричард выглядел довольно мрачно. — Может быть, потому, что твое сердце могло дрогнуть и ты бы простил его?

— Он бы не захотел этого. Никто из Стеффордов не станет цепляться за жизнь, — ответил Ричард.

— Тогда почему он так настаивал на разговоре с тобой?

— Возможно, потому, что хотел убить меня, — торопливо произнес Ричард. — Похоже, он прикончил одного из своих стражников, чтобы завладеть кинжалом.

— О, дорогой мой! И это несмотря на то, что ты всегда был добр к нему? Но у Генриха Стеффорда какая-то причина, чтобы решиться убить тебя?

Муж взял ее за плечи и, сдерживая раздражение, ласково посмотрел в ее детское лицо, которое он так любил. Он слишком уважал Букингема, чтобы быть нечестным по отношению к его памяти.

— В нашем непредсказуемом мире, дорогая моя Анна, редко бывает так, чтобы вина полностью лежала на ком-то одном, — сказал он. — У Генри имелась основательная причина.

Это был предел откровенности, который мог себе позволить Ричард Плантагенет, никому не открывавший тайны своей измученной противоречивой души.