Елизавета надеялась никогда больше не появляться в кабинете отца: в стенах этого помещения она уже не чувствовала себя в безопасности. Ричард не стал наказывать ее публично, как он поступил с беспутной Джейн Шор, но оскорбил ее достоинство, предложив ей неравный брак, если она будет продолжать настаивать на своем. Пожалуй, только к лорду Стенли можно обратиться за помощью, в отчаянии думала она, мечтая встретиться с ним и с его доброй графиней.

Будучи главным королевским камергером, Стенли находился при дворе неотлучно и дружил с ее покойным отцом. Естественно, он не будет стоять в стороне, когда ее захотят выдать замуж за какого-то нагулянного отпрыска епископа. Но она чувствовала, что он избегает ее, хотя с другими, в том числе и с ее сестрами, держится приветливо и вежливо.

Однажды, когда Елизавета увидела, что косоглазый писец снова околачивается в коридоре, ведущем в ее комнату, она не вытерпела и решила отыскать лорда-камергера.

— Дядя Стенли, — обратилась она к нему, как когда-то в детстве, когда они называли его просто дядей. — Как вы думаете, король всерьез намерен выдать меня за этого жалкого Стиллингтона?

— Думаю, что совершенно исключено, леди Бесс, — добродушно ответил Стенли. — Глостер, конечно, может замарать достоинство Плантагенетов, Но не до такой степени: он слишком дорожит семейной честью. Послушайте, дитя мое, — добавил он, видя, что она встревожена не на шутку, — мой оруженосец, Хамфри Брэртон, всегда был без ума от тебя. Я поручу ему следить за этим лакеем, и наглец перестанет досаждать тебе.

— Но тогда, милорд, ей придется опасаться их обоих, — возразила Метти, которая сопровождала свою госпожу.

— Моя дорогая леди, Хамфри Брэртон знает свое место. — И он умчался по каким-то делам, а может быть, лишь сделал вид, что очень занят. Он говорил довольно вежливо, но то, что он назвал Ричарда так, как его называли раньше, и не придал никакого значения тому, что ее притязания на трон признаны незаконными, заставило ее задуматься.

— Король должен безоглядно доверять человеку, которому поручает заниматься своим меню, — сказала она вечером, заметив, с какой добросовестностью Стенли проверял блюда, когда накрывали столы для очередного пышного банкета в честь зажиточных олдерменов Лондона.

— После того как его предал Генрих Букингем, Ричард, скорее всего, вообще никому не доверяет, — со свойственной ей невозмутимостью произнесла королева.

— А что, если Стенли захочет отравить его? — продолжала Елизавета.

— Ну и фантазия у тебя, дорогая Бесс! — рассмеялась Анна, которая была начисто лишена воображения. — Завтра мы с Ричардом отправляемся на север. Наверное, ты напророчила мне эту дорогу. Только бы он не вздумал останавливаться в каждом городе, чтобы даровать им какие-нибудь привилегии или что-то в этом роде. В конце концов, наша цель — добраться до Уорвика и увидеться с сыном!

Елизавета впервые слышала в голосе Анны ворчливые нотки и с тревогой посмотрела на нее.

— Вы уверены, что чувствуете себя достаточно хорошо и сможете выдержать такое длительное путешествие? — спросила она. — Вы сегодня очень бледны.

— Я всегда бледна. Разве ты не знаешь, что меня прозвали Бледной королевой? — вздохнула Анна. –

Кроме того, по ночам Ричард сам не спит и мне не дает. Он вскрикивает во сне и просыпается, а временами, когда совсем не может заснуть, набрасывает на себя меховой халат и слоняется по дворцу.

Сверху, с галереи, на которой стояли они с Анной, было видно, как Ричард беседует в зале со Стенли. «Что за призраки зовут его за собой каждую ночь?» — спрашивала себя Елизавета.

Но тут она вернулась к действительности, почувствовав, как горячие пальцы Анны коснулись ее руки.

— Мне бы хотелось, чтобы ты отправилась с нами, Бесс, — призналась она. — Обычно с Ричардом забавно путешествовать. Он превращает нашу поездку в карнавальное шествие и заставляет меня все время менять наряды. Но в этот раз у меня какое-то дурное предчувствие, я как будто чего-то боюсь.

— Да ерунда все это! — усмехнулась Елизавета, пытаясь успокоить ее. — Уверена, что свежий воздух пойдет вам на пользу. Смотрите, король уже готов повести вас к обеденному столу.

В глубине души Елизавета мечтала остаться наконец одна со своими сестрами, к тому же завтра была годовщина смерти отца. Но на следующее утро, увидев, как пышная королевская кавалькада выезжает из Вестминстера, она почувствовала огромное желание поехать вместе с ними. Когда она открыла решетчатое окно, чтобы получше разглядеть их, в комнату ворвался свежий апрельский ветер, наполненный ароматами весны. Процессия состояла из верховых, знаменосца, вооруженных всадников, среди которых выделялась внушительная фигура лорда Стенли. Короля сопровождали лорд Ловелл, сэр Ричард Кейтсбай, сэр Ричард Рэтклифф и другие придворные. Анна, изящная, как статуэтка из слоновой кости, села на низкую белую лошадку и повернулась в седле, чтобы махнуть на прощанье рукой. Сейчас она выглядела уже не такой слабой, как накануне, ее лицо было оживлено и щеки горели от возбуждения — ведь ей предстояла встреча с сыном. А Рядом с ней, с гордо поднятым штандартом, развевающемся на ветру, ехал Ричард на своем любимом боевом коне, на спине которого красовалась блистающая золотом малиновая попона.

И когда этот великолепный отряд выехал с дворцовой площади, направляясь к северной дороге, Елизавета вдруг заметила, что что-то не так. Правильно: не хватало красавчика Джона Грина, который обычно ехал чуть позади своего господина. А не взять его с собой могли лишь по одной причине — если он болен, подумала она и, резко повернувшись, приказала старой Метти выяснить, что произошло.

«Боже милостивый, пусть это будет так! — молилась она и лихорадочно продумывала дальнейшие планы. — У него нет ни жены, ни матери, значит, пока он выздоравливает, я сама могу поухаживать за ним. Я буду читать ему вслух и просто сидеть рядом. Я даже согласна… ответить на его притязания, лишь бы удалось выудить из него, что содержалось в письме, которое Глостер передал Брэкенбери по поводу судьбы моих братьев».

Но сколько бы она ни ломала голову — даже предполагая, что в объятиях женщины Грин забудет о своей преданности господину, — все ее волнения оказались напрасными.

— Его нет во дворце, — сообщила Метти.

Елизавета послала за старым конюхом своего отца, который учил ее ездить верхом.

— В конюшне нет лошади мастера Грина. Их увели еще вчера, — ответил он, с почтением глядя на Елизавету.

И тут неожиданно, в конце разговора, она получила информацию, которая была ей нужна.

— А, Джон Грин? — вмешался тот самый презренный Стиллингтон, который переписывал множество королевских приказов. — Разве вы не знаете, мадам, что он отправился в заморское путешествие? В награду за преданную службу король назначил его судебным исполнителем на остров Уайт.

— Скучное занятие на далеком острове для такого красавчика, — надув губы, произнесла Сесиль, которая считала, что у нее с ним роман (впрочем, так полагала и добрая половина королевских фрейлин).

— Однако там никто не будет приставать к нему с вопросами! — пробормотала догадливая Метти, устанавливая для своей госпожи пяльцы для вышивания.

Девятого апреля, в день, когда исполнилась годовщина со дня горестного события, которое перевернуло всю их жизнь, Елизавете и ее сестрам было разрешено навестить мать. Бедная вдовствующая королева очень обрадовалась им и с восторгом слушала щебетанье своих малышек. Старшие дочери заверили ее, что Анна Невилль добра к ним, и королева только и делала, что вздыхала, завидуя тому, что они могут свободно жить при дворе.

Время пролетело незаметно, и при расставании королева никак не хотела отпускать старшую дочь.

— Когда дядя Ричард вернется, я попрошу, чтобы он разрешил нам снова увидеться с тобой, — пообещала Елизавета, хотя больше всего на свете не любила о чем-нибудь просить вообще, а Ричарда — особенно.

Но не прошло и недели, как во дворец, задыхаясь, влетел забрызганный грязью королевский гонец, и Елизавета опять отправилась к своей матери, не испросив на это ничьего разрешения. На ней не было лица, когда она, потрясенная неожиданным известием, шла по длинным коридорам в дальнее крыло дворца, чтобы сообщить матери, что сын Ричарда умер.

Та поднялась ей навстречу, и по торжествующему блеску в ее глазах Елизавета поняла, что она уже все знает.

— Это сбылось твое проклятие! То страшное проклятие! — заявила дочь, почти обвиняя ее в смерти ребенка.

— Когда умер мальчик? — бесстрастно спросила мать.

— Как раз в тот день, когда мы приходили к тебе, — в годовщину смерти моего отца.

— Господь услышал меня, — медленно, с удовлетворением произнесла вдовствующая королева. — Трех моих сыновей убил этот злодей…

Елизавета села рядом с ней, не в силах больше стоять на ногах.

— Только в Ноттингеме они узнали о случившемся. Они устраивали прием в замке. Они даже не догадывались, что мальчик болен. Гонец говорит, что король и королева просто голову потеряли от горя.

«Вудвилльская дама» невидящим взглядом смотрела перед собой, погрузившись в воспоминания о собственных горестях.

— Теперь они знают, что это такое, — еле слышно прошептала она.

Елизавета тоже сидела с застывшим выражением лица в этой скромной комнатке, в которой повисла тягостная тишина. Значит, вот что предчувствовала Анна! И хотя ей самой пришлось многое пережить, Елизавета прониклась бы сочувствием к любому, кто относился к ней так же хорошо, как Анна. Однако, к своему удивлению, в этот момент она больше всего жалела Ричарда. Человека, которого она ненавидела. Какие бы дела он ни творил, все это имело смысл, пока у него был этот мальчик — олицетворение прочности династии, ради которого король не гнушался ничем. А теперь исчезла главная побудительная причина его злодеяний, и грешнику оставалось только кутаться в обрывки покрывала, сотканного из укоров совести, и стараться прикрыть свои злодеяния.

Нельзя описать, насколько скорбным было возвращение королевы домой. Уезжала она веселой и безмятежной, а вернулась больной и убитой горем. Ее заливистый смех больше не взрывал атмосферу скучной дворцовой жизни и не согревал сердца королевской прислуги, а жители Лондона, которым ее муж уже давно внушал подозрение, усматривали в совпадении даты двух смертей кару Господню — и не испытывали к Ричарду сочувствия.

Елизавета по доброте душевной редко оставляла Анну одну, король тоже изо всех сил старался утешить жену.

— Ты должна снова окрепнуть, любовь моя, и родить мне других сыновей, — постоянно слышала Елизавета, которая сидела, склонившись над постелью королевы. Но всякий раз замечала, как при этом передергивалось его лицо. И действительно, трудно было поверить, что Анна сумеет выкарабкаться; кроме того, за одиннадцать лет их совместной жизни она родила только одного ребенка.

И хотя складки вокруг его рта глубже, а в голосе проскальзывало нетерпение, когда он отдавал приказы, король продолжал заниматься государственными делами. Он привык страдать в одиночестве и не нуждался ни в чьем сочувствии. Он остался верен себе, решив, как обычно, с должной пышностью отметить Святки.

Еще никогда, с тех пор как Елизавета снова поселилась во дворце, король не был к ней так внимателен, как сейчас. Он поддразнивал ее, замечая, что она прямо-таки расцвела, ощутив вкус свободы и аромат свежего воздуха; судя по всему, говорил он, жизнь в его доме пошла ей на пользу. А когда королева заказала к Крещению малиновое платье, украшенное жемчужными листьями падуба, он настоял, чтобы Елизавете сшили точное такое же.

— Сейчас, когда на щечках Елизаветы расцвели яркие розы, малиновое платье будет ей очень к лицу, — сказал он, заглянув в комнату жены, где портнихи разложили роскошные ткани. — Хотя меня в жар бросает, как подумаю, что это могут быть розы Ланкастеров!

Ричард никогда раньше не отличался бестактностью, и обе дамы понимали, что это сравнение было отнюдь не в пользу Анны. Елизавета заметила, как вздернулись брови камеристок. При других обстоятельствах ее бы восхитило изумительное творение их рук, но сейчас ей было не по себе при мысли, что, если она оденется так же, как королева, среди придворных неизбежно пойдут отвратительные сплетни, и что еще более неприятно, это может вызвать недовольство Анны. Увидев, что предпраздничная суета, примерка, болтовня портных утомили королеву, Елизавета мягко уговорила ее прилечь.

— Мадам, сама я этого не добивалась, — твердо сказала она, когда они остались наедине.

— Конечно, нет, — согласилась Анна. — Разве я уже не говорила тебе, что, если я хорошо знаю человека, я склонна доверять его словам, а не домыслам других?

Королева порывисто схватила подругу за руку и взволнованно посмотрела ей в лицо.

— Я знаю, что в последнее время бываю слишком раздражительна, — добавила она. — Но что бы ни случилось и что бы ни говорили люди, ты всегда должна об этом помнить, Бесс.