Если королевская постель и не позволила владельцам «Голубого Кабана» нажить состояние, то хотя бы, даже спустя много месяцев после Босвортского сражения, помогала им сводить концы с концами. Танзи старалась не отлучаться из дома надолго, чтобы всегда быть готовой встретить гостей и проводить их наверх. Там она произносила перед ними свой монолог примерно так, как учил ее Том Худ. Среди посетителей попадались самые разные люди: и те, что случайно оказались в Лестере, и их постояльцы, и те, кого привели родственники, живущие здесь. Одни были любопытны, другие воспринимали рассказ Танзи скептически, и лишь совсем немногие не скрывали того, что судьба короля Ричарда трогает их.

Поначалу Танзи было невыносимо рассказывать совсем незнакомым людям о том, что произвело на нее такое глубокое впечатление. Она испытывала огромное желание привести сюда Дикона, который, конечно же, мог понять и разделить ее чувства и которому должна была бы принадлежать эта кровать, потому что, кроме него, покойный король не оставил после себя никаких близких родственников.

Однако постепенно, по мере того/ как она повторяла свой рассказ снова и снова, ее речь стала почти механической, а чувства утратили остроту. Одновременно она не могла не прийти к выводу, что Йоркская династия все еще имеет много сторонников. Большинство из них приезжали с Севера и из Средней Англии, немало путешественников было и из Йоркшира. Танзи определяла этих людей по тому, как они слушали ее рассказ о последних часах Ричарда Плантагенета. Так же хорошо, как и она, эти люди знали, как выглядел после смерти король Ричард.

Они молча стояли в комнате, боясь пропустить какую-нибудь даже самую маленькую деталь из ее рассказа, и нередко уходили незаметно, быстро крестясь и шепча слова молитвы о спасении его души.

За пределами Йоркшира преданные сторонники Ричарда, как правило, воздерживались от открытого проявления своих чувств, ибо Тюдор, поддерживаемый Лондоном, весьма прочно обосновался на троне. Герцог Норфолк, Бракенбери и большинство ближайших сподвижников Ричарда были убиты, а о сэре Фрэнсисе Лоуэлле ничего не было известно; говорили, что он нашел убежище при Дворе герцогини Бургундской, сестры Ричарда, и у сторонников Йоркской династии не было достойного лидера. А поскольку Генрих Седьмой распространил ложные сведения о смерти графа Линкольна, племянника Ричарда, не осталось ни одного наследника, который мог бы вдохновить йоркцев на борьбу за корону.

Те, кто, подобно Тому Худу, занимались изготовлением оружия, – отец Тома разбогател во время гражданской войны – лишились источника доходов и оказались в тяжелейшем положении.

– Я всего лишь нищий, – сказал он Танзи, и было совершенно очевидно, что только гордость не позволяет ему просить ее стать его женой, хотя со дня смерти Роберта Марша прошел уже год. И Танзи, которая больше любила Тома теперь, когда он испытывал трудности, чем раньше, когда его дела шли прекрасно, удивлялась, почему ее не волнует его молчание. Конечно, причина ее равнодушия была отнюдь не в многозначительных взглядах Хью Мольпаса: его заигрывания не только не были нужны Танзи, но и осложняли ее отношения с мачехой, ибо вызывали у Розы гнев и раздражение.

Причина ее странного равнодушия к поведению Тома стала понятна Танзи, когда однажды весенним утром она приехала верхом на Латтервортский базар и увидела там Гаффорда, торговца из Лондона, который привез множество разнообразных вещей, имеющих огромный спрос у женщин. Все эти безделушки, разложенные на прилавке, были тем более желанны для Танзи, так как позади остался год траура и нужды. Когда она спешилась и подошла поближе, чтобы рассмотреть их, Гаффорд протянул ей небольшой пакет.

– Я собирался завезти его вам в следующую субботу, когда буду торговать в Лестере. Но увидел вас в толпе, – сказал он. – Очень славный молодой человек привез его мне на Чипсайд и весьма прозрачно намекнул, что убьет меня, если я не отвезу это в «Голубой Кабан». Однако важнее его угроз было то, что он щедро заплатил мне. Он сказал мне, что теперь ваш постоялый двор называется по-другому, я и не знал этого, ведь давно не был в ваших краях: торговля и в Лондоне идет неплохо.

Но Танзи не слышала его. Она рассматривала аккуратно написанный адрес, где было указано ее имя, и понимала самое важное – Дикон не забыл ее. Сердце Танзи забилось, и ей показалось, что весеннее солнце стало светить ярче. Она поблагодарила торговца, пригласила приехать к ним, пообещав, что мачеха непременно сделает немало покупок, и поспешила домой, забыв купить примерно половину необходимой им провизии. Только оставшись одна в своей комнате и закрыв дверь, Танзи решилась вскрыть пакет.

К ее радости и удивлению, из него выпали четыре золотых монеты. Она была смущена тем, что он вторично вернул ей долг, деньги, которые она с такой радостью отдала ему, но ей было приятно, что он принадлежит к людям, способным на такой поступок. Ей не нужны были эти деньги, но она почувствовала к Дикону необыкновенное доверие, и ей стало абсолютно ясно, что все, сказанное им перед расставанием – серьезное признание, а не просто выражение благодарности. И она поняла, почему не решилась бы ни за кого выйти замуж, даже за Тома Худа, которого давно знает и очень любит.

Дрожащими пальцами, нетерпеливо она развернула письмо, первое письмо в ее жизни.

«Моя ненаглядная Танзи, – писал Дикон. – Я разыскал вашего торговца уже несколько недель назад, но он был очень занят, продавая шелк придворным дамам для коронации, и у него не было времени для поездки по провинции. Оказалось, что это даже к лучшему, потому что только теперь я могу вернуть деньги, которые вы так великодушно заставили меня взять. Без них мне никогда бы не удалось столь удачно начать новую – полезную и созидательную – жизнь.

Дорога в Лондон прошла без неприятных приключений, и я был очень доброжелательно встречен мистером Пастоном, которому к тому времени уже было известно о трагической судьбе короля Ричарда. Он с большим интересом расспрашивал меня о сражении и был возмущен бесчестным поступком Джервеза.

Благородный мистер Пастон признался мне, что у него есть еще немного моих денег, и с их помощью, а также с помощью того, что дали мне вы, он смог без особых усилий определить меня в ученики к каменотесу и строителю по имени Орланд Дэйл, который живет в Олд Джуэри. И вот уже в течение года я – его подмастерье и живу в доме, предназначенном для учеников. Это именно та работа, о которой я всегда мечтал. Правила нашей гильдии обеспечивают нам хорошие условия жизни, и хотя мы очень много трудимся, мои товарищи, подмастерья, в выходные дни имеют возможность развлекаться и заниматься спортом. Что же касается меня, то несмотря на любовь к этому занятию, я предпочитаю более серьезное времяпрепровождение и читаю ту бесценную книгу, которую вы мне дали, и другие, которые беру у своего мастера.

Поскольку я успешно справился со своей работой, меня выбрали в помощники одного каменотеса, который под руководством мастера Дэйла строит городской дом для сэра Вальтера Мойла, аристократа из Кента, члена Королевского суда. Сэр Вальтер как-то увидел забавных игрушечных зверей, которых я вырезал и раскрасил в свободное время. Он купил их для своих внуков, так мне повезло и я заработал немного денег. Именно поэтому, а также помня о доброте, с которой мистер Том Худ позаботился о лошади для меня, – в Лондоне я продал ее, чтобы купить кое-какую одежду, – я хочу сообщить ему, что если его дела обстоят сейчас не очень хорошо, он может попытать счастья у сэра Вальтера Мойла, которому нужен хороший мастер: сэру Вальтеру поручено организовать защиту города Кале, ему нужны стрелы, а его кузнец недавно умер.

Это письмо все про меня, дорогая Танзи, но все мои мысли – только о вас. Я хотел бы быть торговцем, чтобы иметь возможность побывать в Лестере, но еще лучше было бы, если бы вы смогли приехать сюда и посмотреть Лондон.

Я завидую даже голубому кабану на вывеске, потому что он всегда рядом с вами.

Ваш друг, претендующий не только на дружбу, Ричард Брум.»

Танзи снова и снова перечитывала первое в своей жизни письмо, а потом тихо сидела на своей постели, улыбаясь. Мысли ее были очень далеко от этого чистого, залитого солнцем чердака. Она представляла себе, как они с Диконом гуляют по Лондону и видят все его красоты: мосты, дома, стоящие вдоль набережных, множество иностранных кораблей на Темзе, мрачный Тауэр, большое открытое поле, – Смитфилд, где подмастерья гоняют в футбол, прекрасный дворец, Вестминстерское аббатство. Все те достопримечательности, о которых ей рассказывали их постояльцы. И то, что Дикон хотел видеть ее в Лондоне, превращало эти мечты в реальность.

И были ли его слова о Томе проявлением простой благодарности и заботы или предусмотрительностью влюбленного, предпочитающего выманить соперника из Лестера на время собственного отсутствия? При этой мысли Танзи громко рассмеялась и бережно спрятала королевские монеты в маленькую коробочку, в которой с детства хранила свои сокровища.

В глубине души она почему-то не сомневалась в том, что в один прекрасный день с помощью этих денег она непременно окажется в Лондоне, о котором теперь, после смерти отца, не переставала мечтать. Танзи подумала о том, что даже после своей смерти король Ричард продолжает помогать им, и испугалась того, что впервые соединила себя и Дикона: как может она, Танзи Марш, даже в мыслях представлять себя женой королевского сына!

Однако ей не удалось долго поразмышлять об этом. Ее мысли были прерваны громким, настойчивым криком: – Танзи! Тан-зи! Не хочешь ли ты спуститься и помочь? – кричала мачеха, стоя на нижней ступеньке лестницы, ведущей на чердак.

Спустившись вниз, она быстро вернулась в знакомую и привычную обстановку. Ее окружали чисто вымытые стены таверны, вокруг были знакомые лица и даже заколка, которой были стянуты волосы, и та была связана с домом, потому что это был подарок Тома. Освещенная комната таверны с ее привычными разговорами и смехом, человеческим теплом тоже были частью ее жизни, привычной и обыденной. Такое знакомое место, в котором не было только любящего, приветливого отцовского взгляда.

Но и Том, и Уилл Джордан сидели там, и ей захотелось поговорить с обоими.

– Где ты была? – спросил Том, подбирая свои длинные ноги, чтобы дать ей пройти.

– В Лондоне, – ответила Танзи загадочно. – У меня есть кое-что интересное для тебя.

– Ты получила большое наследство? – спросила Роза с нескрываемым интересом, заметив новое выражение на обычно невозмутимом лице Танзи, когда она несла поднос с кружками.

– Наследство и красивого мужа, – ответила девушка, и все добродушно рассмеялись.

Подав пиво посетителям и поговорив с ними о свалившемся на нее счастье, Танзи вернулась к Тому.

– Ты помнишь парня, для которого нашел лошадь? Я получила от него письмо…

– Вот почему у тебя так блестят глаза, – мрачно предположил он.

– Он благополучно добрался до Лондона и сейчас учится у каменотеса в Олд Джуэри. Он очень благодарен за лошадь и просил тебе кое-что передать.

– Передать мне? Он даже не знает, как меня зовут!

– Знает. Я много говорила ему о тебе.

Том недоверчиво посмотрел на Танзи.

– Правда?

– Да. И он так же ревнует к тебе, как ты – к нему, – рассмеялась она. В ее поведении появилось какое-то новое кокетство, свойственное женщине, уверенной в том, что она любима. – Он называл тебя «преуспевающим молодым человеком» и очень тебе завидовал. Он менее опытный, менее уверенный в себе. Но с другой стороны, он много думает и очень серьезный. Ему пришло в голову, что уж если все эти сражения закончились и дела со строительством домов идут неплохо, может быть, твое дело сейчас не очень процветает.

– Очень мило в его стороны, честное слово! – воскликнул Том, задетый за живое.

Он вскочил на ноги и бросился за своим пальто, но Танзи быстро вытащила письмо из-за корсажа.

– Он сам помогает в строительстве дома для судьи Королевского суда по имени Вальтер Мойл…

– Хватит про него, – проворчал Том. – Он стоял перед Танзи, просунув одну руку в рукав пальто, вторая рука застыла в воздухе.

– И этот сэр Вальтер Мойл связан с защитой Кале, – продолжала Танзи, заметив, что пальто свалилось к ее ногам, а Том внимательно слушает. – «И я хочу, чтобы вы сказали Тому Худу, который так помог мне с лошадью…»

– К черту лошадь! Давай дальше! Дай мне письмо! Он попытался его выхватить, но Танзи не позволила.

– …что сэру Вальтеру Мойлу очень нужен хороший кузнец», – спокойно дочитала она.

Однако Том не переставал шуметь.

– Неужели такой человек, как сэр Вальтер Мойл, который всегда набирает стрелков и чье имя – притча во языцех в нашем деле, неужели у него нет своего кузнеца? Своего мастера?

– Его кузнец недавно умер, бедняга, – повторила Танзи слова Дикона, вложив в них приличествующее случаю сожаление. – Он, наверное, был очень старый и опытный. Вот почему, и, по-моему, ты это заметил, сэру Мойлу нужен не просто кузнец, а хороший кузнец!

– Угораздило же беднягу помереть! – небрежно сказал Том. – Но, взглянув на него, она без труда поняла, что он сгорает от нетерпения. – Как ты думаешь, Танзи, если я сейчас же соберу вещи и помчусь в Лондон…

– Я не думаю, а знаю наверняка, – сказала она, высвобождаясь из его объятий. – Разве не я говорила всегда, что ты можешь уговорить кого угодно на что угодно? Ты будешь делать стрелы для личной королевской гвардии прежде, чем сообразишь, где находишься.

– Это действительно шанс. Где адрес этого парня? Я должен поблагодарить его, – сказал Том, забыв о своей враждебности.

Воистину, все забыто, как только появилась возможность заработать, подумала Танзи, слегка разочарованная.

– Он работает у мастера Орланда Дэйла в Олд Джуэри. – Она обернулась и крикнула:

– Мистер Джордан! Мачеха! Том уезжает в Лондон! За удачей! – сообщила она.

– На удачу можно только надеяться, – заметил Том, которому вообще-то не была свойственна излишняя скромность.

Все пожелали ему счастья, и поскольку Том всегда сам стремился всем помогать, пожелания эти были вполне искренними.

– А как же ваше дело здесь? – напомнил ему Уилл Джордан.

И он, и Танзи казались старому учителю слишком молодыми, а их настроение – излишне оптимистичным, впрочем, возможно, что с приходом нового короля действительно наступает время молодых и решительных людей.

– Я должен повидать старшего в нашей гильдии, Брестера. Он связан со всеми заказами, которые сюда приходят. И вообще – может быть, я вернусь обратно через несколько дней.

– Надеюсь, так и будет, – сказала Танзи, прильнув к нему.

Он поцеловал ее при всех, впрочем, это скорее был поцелуй, выражающий признательность и благодарность.

– Миссис Марш, не могли бы вы отпустить Танзи помочь мне собраться? – отважно спросил Том. – Я хотел бы уехать через пару часов.

Однако хозяйка «Голубого Кабана» слишком хорошо знала жизнь.

– Поскольку я желаю вам уехать как можно быстрее и удачно добраться до Лондона, Том, – сказала она, проявив проницательность, которую все присутствующие при этом поддержали дружным смехом, – мне кажется, что вы значительно быстрее соберетесь, если будете это делать один!

Спустя несколько часов, Танзи, лежа без сна на своем чердаке, слышала цоканье лошадиных копыт – Том скакал по Хай стрит в сторону Южных ворот. Он насвистывал какую-то любовную песенку, и она, вскочив с постели, подбежала к окну, чтобы помахать ему рукой. После того как все стихло, она еще долго молилась о том, чтобы он благополучно проделал свой ночной путь. Но сердце и мысли ее уже были там, в Лондоне, в спальне, где спали растрепанные подмастерья, один из которых был королевским сыном.