Всю ночь Дикон думал над предложением Вивера. Он лежал без сна в доме Орланда Дэйла, в спальне, среди беззаботно и крепко спящих товарищей. Он старался методично взвесить все «за» и «против» заманчивого предложения фламандского торговца.

В его пользу, безусловно, говорили и шанс помочь йоркцам в достижении их цели, и приключения, и роскошная жизнь, которую он сможет обеспечить Танзи, и сознание того, что именно он может справиться с предлагаемой ролью.

Против предложения Вивера были и неопределенность самого плана, и его, Дикона, собственное нежелание выдать свое происхождение и подчеркивать сходство с Плантагенетами. Кроме того, он не хотел становиться игрушкой в чьих бы то ни было руках и боялся, что Танзи останется молодой вдовой. Однако самое сильное возражение было связано с тем, что он мечтал посвятить себя избранному делу.

В том, что задумывали герцогиня Бургунская и йоркцы, был большой риск, и Дикон знал, какие страдания принесет Танзи страх за его жизнь. Потому что, если он вернется в Англию под видом Ричарда Йоркского, и их заговор не удастся, вряд ли Генрих и второго претендента пошлет работать на дворцовую кухню. Он либо казнит его, либо пожизненно заточит в тюрьму.

Дикон предпочитал оставаться самим собой и заниматься своим делом. Однако решающую роль сыграли отцовские слова: «Именно из таких юношей, как ты, даже благодаря случайному сходству, делают претендентов. Поступи в учение. Живи достойной жизнью ремесленника, женись на простой девушке, затеряйся в большом городе и забудь все, что я говорил тебе.» Эти слова Дикон запомнил на всю жизнь.

Прежде, чем рассвело, он тихо подошел к «Голубому Кабану» и свистнул, как было условлено, под окном Танзи. «Я остаюсь каменотесом» – напевал он эти слова на мотив популярной песенки, и в его голосе была радость, поскольку он не сомневался, что и Танзи не спала эту ночь и должна испытать облегчение, услышав его. Однако, рискуя опоздать на работу, он не смог побороть искушения и побежал к реке, чтобы бросить последний взгляд на судно фламандского торговца. Матросы сновали по палубе, готовясь к отплытию.

И я мог бы быть там, подумал Дикон, и приплыть с ними в Гаагу, увидеть другие города Европы и пережить такие приключения, которые редко выпадают на долю молодых людей. И вернуться в Англию с армией, может быть, даже мнимым королем.

Вместо этого он, прихватив по дороге в пекарне на Бред стрит горячего хлеба, поспешил к дому сэра Мойла, к своим товарищам. Сначала ему предстояло выслушать замечание за опоздание и только потом – доделывать фонтан во внутреннем дворике, над которым он трудился в последние дни.

– Я уверена, что вы приняли правильное решение, – успокаивала его Танзи, когда они встретились вечером, видя, каким усталым и измученным он выглядит.

– Мне кажется, мы оба никогда не принимали всерьез эти сумасбродные идеи, – ответил он, стараясь скрыть от нее разочарование той однообразной и скучной жизнью, которую они предпочли. – И это единственный вывод, который мы можем сделать из заманчивого предложения Вивера. Это та самая единственная ситуация, от которой меня предостерегал мой отец, и, по крайней мере, я рад, что послушался его. Но, моя ненаглядная, моя единственная, как бы я хотел, чтобы вы могли жить, не нуждаясь ни в чем! И чтобы у вас были прекрасные, дорогие туалеты!

– И ради нарядов рисковать собой?! Зачем они мне, потеряй я вас?!

– И вы согласны жить в бедности? Потому что, даже если я стану мастером и начну работать самостоятельно…

Она была счастлива, что смогла разубедить его.

– Господи, Дикон, я была так счастлива, что вы приняли именно такое решение, что даже забыла сказать вам. Нам не придется жить в бедности. Пока мы с вами были у Вивера, приходил Гаффорд. Мне очень жаль, что не удалось повидать его и узнать лестерские новости. Но он оставил господину Гудеру письмо для меня. – Она вытащила письмо из кошелька, висевшего у нее на поясе, и протянула Дикону. – Оно от господина Лангстафа, адвоката. Вы лучше разберетесь в нем, чем я. Постоялый двор продан…

– Но не очень удачно, – Дикон выразил сожаление, увидев скромную сумму.

– Да. Но мы ведь даже на это не могли рассчитывать. Он написал, что в течение многих месяцев никто даже не хотел смотреть на него. У него дурная слава.

Пока Дикон читал письмо, Танзи вновь переживала все невзгоды и горе, выпавшие на ее долю в последние месяцы жизни дома. Но то, что она так резко сменила обстановку и была очень занята, помогло ей забыть ужасное прошлое. И она уже не могла долго думать о нем, чувствуя себя счастливой в настоящем.

– Самая прекрасная новость это то, что мистер Джордан скоро будет в Лондоне, – сказала она, схватив Дикона за руку и показывая на последние строки письма.

– Лангстаф пишет, что он собирается привезти ваши деньги. Даже несмотря на то, что на дорогах полно грабителей.

– Наши деньги, – поправила его Танзи. – Он собирается приехать через пару недель, прямо к нашей свадьбе.

– Чтобы быть вашим посаженным отцом, – сказал Дикон, возвращая Танзи письмо и целуя ее.

– Да, он хочет заменить мне отца на свадьбе.

– Памятуя о том, каким упитанным был этот кабанчик, – я имею в виду белого, – можно пожалеть, что за него так мало заплатили! – посетовал Дикон.

– Вы знали его только в те немногие дни, когда там был король и когда «Белый Кабан» действительно процветал, – напомнила ему Танзи. – Мой отец неплохо управлялся с делами, а мачеха – царство ей небесное! – не слишком любила работать. И дела наши шли очень плохо. Но как бы там ни было, если мистер Джордан приедет до свадьбы, денег хватит, чтобы купить дом. Может быть, один из тех коттеджей на берегу Темзы, в Чаринг виллидж.

– Кажется, мы оба хотели бы жить в деревне, среди зеленых полей, – ответил Дикон, улыбаясь и радуясь ее активности. – Хотя, возможно, прежде, чем покупать дом, следует сначала узнать, где мне придется работать.

– Разве вы не собираетесь продолжать работать с господином Дэйлом? С той лишь разницей, конечно, что вам будут платить, как одному из самых умелых и талантливых его помощников.

– Я надеюсь на это. Но вы должны помнить, что как только мы закончим дом господина Мойла, нас могут послать работать куда угодно, и Чаринг может оказаться неподходящим местом.

Благодаря напряженной работе дом для господина Вальтера Мойла был полностью готов осенью, к его возвращению из Кале, и хозяин пришел в восторг от него. Господин Вальтер Мойл пригласил мастера Орланда Дэйла и всех, кто работал вместе с ним, на угощение. После того, как все встали из-за стола, несколько самых важных гостей вместе с хозяином дома собрались возле камина в большом холле, обсуждая трудности, с которыми пришлось столкнуться во время строительства, и обмениваясь поздравлениями.

– Хоть Кале и часть Англии, все равно это прекрасно – вернуться домой! – воскликнула Эми, единственная незамужняя дочь хозяина дома.

– И как раз к коронации королевы, – напомнил ей мастер Дэйл.

– Нам предстоит еще изрядно поработать над этим холлом, и тогда он превратится в роскошную гостиную, – сказал Вальтер Мойл, оглядывая зал с явным удовольствием. – И вы, и ваши люди потрудились на славу!

– Может быть, вам известно, мастер Дэйл, что отец вчера удостоился аудиенции в Вестминстере, – пояснил молодой Джон Мойл, который вырос в семейном поместье в Кенте. – Успех, которого он достиг при организации защиты Кале, был очень высоко оценен, так что не исключено, что королевская чета захочет нанести ему визит. Вполне возможно, что король, увидев вашу работу, тоже придет от нее в восторг.

Плотники, каменотесы, стекольщики – все стояли вдоль стен, стараясь не пропустить ни единого слова похвалы в свой адрес. Все они были приглашены с женами или с возлюбленными – хозяин хотел таким образом компенсировать временное невнимание к ним со стороны мужчин, которые были очень заняты работой в его доме.

– Сэр, вы собираетесь больше времени проводить здесь, чем в Иствелле? – спросил мастер Дэйл, надеясь, что ответ послужит дополнительным признанием их усилий.

– Мне придется чаще бывать при Дворе, – ответил мистер Мойл, радуясь своему успеху и тому, что все о нем знают. – А сыну, наверное, придется вернуться в Кент.

– Я только и мечтаю, чтобы жениться и осесть там, – сказал молодой Мойл. – Хотя, боюсь, моя будущая жена явно предпочла бы такой дом старомодному Иствеллу.

Он перегнулся через кресло, в котором сидела его сестра, чтобы получше рассмотреть резные пилястры и навес над камином.

– Это действительно великолепная работа, мастер Дэйл!

Дэйл расцвел от удовольствия.

– Это работа одного из моих подмастерьев, – произнес он великодушно.

– Подмастерья?! – воскликнул Джон Мойл, проводя рукой по ученической резьбе.

– Да, тот самый молодой человек, который стоит рядом со светловолосой девушкой. Пара возле ширмы. На следующей неделе ему предстоит экзамен на право работать самостоятельно.

– Мне кажется, что девушки здесь гораздо милее, чем в Кале. Она его жена? – спросила Эми Мойл.

– Скоро станет ею. Я отпускал его в Лестер, и он привез ее сюда. Но он компенсировал все время, которое потратил на поездку.

– Из Лестера? – переспросила Эми, которая, очевидно, имела особый интерес к этому городу.

Заметив это, мастер Дэйл попросил Дикона подойти к ним поближе.

– Я слышал, что вы уже почти закончили учение. Как вас зовут, молодой человек? – мягко спросил сэр Вальтер.

– Ричард Брум, – ответил Дикон, кланяясь и краснея.

– Прекрасно, молодой Брум. Мы все в восторге от вашей работы. Очень умелая и впечатляющая резьба. И долго вы над ней трудились?

– Понятия не имею, сэр! Я работал каждый день до наступления темноты. Это доставляло мне такое наслаждение!

Все, кто слышали этот ответ, рассмеялись. Но Дикон был совершенно серьезен, и Эми Мойл, склонившись к отцу, что-то прошептала ему.

– Моя дочь говорит, что ваше имя ей знакомо. Ей кажется, что именно вы прислали сюда своего друга, этого прекрасного кузнеца, Тома Худа, вскоре после смерти моего старого мастера.

– Да, сэр. После Босворта ему нечего было делать в Лестере. Я уверен, что он прекрасно служил вам в Кале, сэр.

– Так же прекрасно, как вы, ученики мастера Орланда Дэйла, служили мне здесь. – Хотя и более ярко – можно так сказать? – да, более ярко, – добавил он и улыбнулся, вспоминая что-то. – Он произвел в Кале настоящую сенсацию!

– Он более яркий человек, – рассмеялся Дикон и ушел бы, если бы Эми Мойл не взяла его под руку.

– Вы жили в Лестере? – спросила она, понизив голос.

– Нет, госпожа Мойл, я только однажды был там, – так же доверительно ответил Дикон. – Но именно там я встретил свою будущую жену.

– Эту очаровательную девушку с благородным ртом и прелестным курносым носиком?

– Да. Ее отец был владельцем того самого постоялого двора «Голубой Кабан», где останавливался покойный король, – ответил Дикон, все более проникаясь симпатией к своей собеседнице.

– Тогда она должна знать Тома Худа очень хорошо, не правда ли? Мне кажется, я даже помню, как он говорил о ней. И о вас. С благодарностью. У вас не горели уши?

– Они горят сейчас. От того, что сказали ваш отец и брат!

– О, мой брат очень интересуется красивыми домами. Мне кажется, он с удовольствием стал бы архитектором, если бы отец не заставил его изучать право. Вы хорошо знали Тома?

– Мне кажется, да. Раньше, вскоре после его приезда в Лондон, мы встречались очень часто.

– Тогда скажите мне, правда ли то, что мне рассказала моя подруга Мирабель в Кале?

Дикон посмотрел на маленькую, оживленную брюнетку и улыбнулся своей очаровательной неповторимой улыбкой.

– Госпожа Эми, ведь я даже не имею чести знать вашу подругу! Как же я могу судить о том, что она сказала вам?

– Конечно, не можете. Отец всегда говорит, что я непоследовательна, хотя, сказать по правде, я не очень точно знаю, что именно он имел в виду. Но вы слышали, как отец сказал, что Том произвел в Кале сенсацию. Так вот, моя подруга Мирабель считает, что не только среди тех, кто делает стрелы, но и среди дам.

– Вы меня удивляете. Должно быть, ваша подруга имеет склонность к преувеличениям, – сказал Дикон, думая о том, как бы не навредить другу. – Могу ли я предложить вам немного засахаренных фруктов, которые разносят слуги?

Она рассеянно поблагодарила его, и он постарался воспользоваться этим предлогов, боясь, что Эми станет задавать ему новые вопросы.

Однако, когда Дикон вернулся с фруктами, она уже покинула свое место у камина, и он оказался вовлеченным в беседу с главой их гильдии каменотесов. Только спустя какое-то время он заметил, что она сидит рядом с Танзи возле окна. Темная и светлая головки склонились близко друг к другу, и ему показалось, что дочь хозяина дома атакует его возлюбленную еще более деликатными вопросами.

Когда Дикон провожал Танзи в «Голубой Кабан», ему показалось, что она слишком горячо выражает свой восторг по поводу проведенного вечера.

– Я мечтала бы, чтобы у вас всегда была возможность работать на Мойлов. Они очень славные люди, – сказала она.

И, как все мужчины, он оказался не очень внимательным, и не уловил в ее голосе некоторого разочарования. Сам же он был на седьмом небе от всех услышанных похвал.

– Господин Дэйл уверен, что я хорошо сдам экзамен. Я смог поговорить с главой нашей гильдии, и он рассказал мне, как проходит экзамен. Ты приходишь в зал гильдии, где уже находится один из признанных наших мастеров, которому и предстоит оценить твою работу. Он сидит на возвышении и видит малейшее движение твоих инструментов – стамески и молотка, а все экзаменующиеся стоят перед ним, каждый возле своей скамейки. Все получают по куску камня, но инструменты, если хочешь, можешь принести свои. Потом кто-то объявляет, что именно надо высечь, и отводят для работы определенное время. Каждый может работать, как хочет. Однажды господин Дэйл говорил мне, что они очень любят давать на экзаменах библейские сюжеты. Или высечь какую-нибудь голову для украшения ниши. Через определенное время раздается звонок, и судья спускается вниз, чтобы осмотреть работы. Он обращает внимание на оригинальность самой работы и на то, как она выполнена. Если ты выполнил работу более чем на девяносто процентов, любой мастер-каменотес или строитель с удовольствием возьмет тебя к себе. Если бы знать заранее, какое именно задание ты получишь на экзамене, можно было бы тренироваться и тренироваться. Если бы…

Дикон, обычно очень немногословный, говорил, не умолкая, пока они шли по городу и замолчал только тогда, когда, казалось, выговорился полностью. Они уже стояли возле «Голубого Кабана», а он и не заметил, как остались позади и Флит Дитч, и Дадгейт, и собор Святого Павла. Танзи дернула незакрытую дверь и нетерпеливо затормошила Дикона.

– Дикон, вы слишком устали, работая в этом чертовом доме! Вы очень возбуждены и взволнованы.

– Мне говорили, что отец всегда испытывал возбуждение перед ответственными сражениями, – ответил он. – А уж он был прекрасным воином, лучшим из всех, которые когда-либо существовали. Может быть, для того, чтобы работа удалась, чтобы вложить в нее все, на что ты способен, и нужно испытывать такое волнение.

Танзи была раздражена и дала волю своим чувствам.

– Спокойной ночи, – сказала она резко, уходя от него с гордо поднятой головой.

В то же мгновение он догнал ее, обнял и повернул к себе ее дорогое, обиженное лицо.

– Любимая, чтобы вы рассердились, я действительно должен быть невыносимым! Ведь я говорил вам, что слишком увлечен своей работой, чтобы быть хорошим мужем! Ведь правда, говорил?!

– Но вы могли хотя бы сделать вид, что вас трогает, когда обижают других!

– Кто же вас обидел?! – спросил Дикон, не понимая, в чем дело. – Мне казалось, что вы всем довольны. Даже госпожа Эми обратила внимание на то, какая вы красивая, и мне показалось, что именно с вами она разговаривала больше, чем с другими гостями.

– Да, так оно и было. И мне она очень понравилась, – не могла не признать Танзи, немного успокоившись. – Но все это только потому, что ей надо было разузнать про Тома.

– Она и меня расспрашивала. – Дикон рассмеялся.

– И вы, конечно, защищали его, как скала. Вы, мужчины…

– Но что такое натворил Том, что ему понадобилась чья-то защита? Ведь лучшего парня просто никогда не было на свете!

– Конечно, конечно! – согласилась Танзи, стараясь справиться со своими чувствами и позволив Дикону наконец поцеловать себя. – И я действительно понимаю, насколько важен экзамен, который вам предстоит.

– Он важен прежде всего потому, что означает конец подобных расставаний, – ответил Дикон, чувствуя, насколько проще было бы преодолевать все это непонимание в постели, чем посередине людной улицы. – На следующей неделе именно в это время я буду договариваться со священником в церкви Благодарения о нашей свадьбе. Тогда наконец вы станете моей, Танзи.

Высвободившись из объятий Дикона, она вновь принялась убеждать его:

– Вам никогда не следует ревновать к Тому, несмотря на то, что он такой веселый и удачливый.

Дикон смотрел на нее с выражением невысказанного вопроса в глазах. Он постепенно возвращался к реальной жизни из своего мужского мира и начинал понимать, что именно задело Танзи.

– Он наверняка говорил этой простодушной Эми Мойл, что всегда относился ко мне, как к сестре, иначе, уверяю вас, она никогда не стала бы так расспрашивать меня. Она просто влюблена в него.

Дикон смотрел на свою возлюбленную с улыбкой, в которой были и облегчение и нежность.

– Если Том даже наполовину так галантен, как мне кажется, ему нелегко это переносить…

– Еще, Дикон…

– Да?

– Я хочу, чтобы вы знали: не только мужчины могут хранить верность в дружбе. Я тоже не выдала его.