– Нужно снять эту вывеску, – сказала Роза Марш Джоду. – Даже теперь, когда армия Тюдора ушла, она привлекает внимание всех окрестных хулиганов. Просто мишень для местных злопыхателей, и я не удивлюсь, если их поддерживает и Хью Мольпас из «Короны».

Роза была права, потому что всегда находятся желающие посильнее ударить по больному месту.

Джод приставил к стене дома лестницу, принесенную из сарая, и полез наверх, а Танзи стояла рядом, придерживая ее.

– Цепи так крепко сидят на болтах, что без стамески ее не снять, – доложил он, стоя на верхней ступеньке лестницы, и пока старик ходил за инструментами, Роза сказала падчерице:

– Не надо говорить отцу, что мы сняли ее. Он очень плохо себя чувствует сегодня. Это только расстроит его.

– Если все успокоится, может быть, мы успеем повесить ее на место к тому времени, когда он поправится, – ответила Танзи.

– От «Белого Кабана» сейчас не больно много проку, – усмехнулась Роза. – И я очень сомневаюсь, что отец заметит, что здесь висит – вывеска или просто ветка плюща. Было настоящим безумием ехать с ними в Босворт, когда все знали, что он совсем болен, а у нас столько работы.

– Вы прекрасно со всем справились, и мне даже показалось, что вам нравилось хозяйничать, когда здесь был король, – не удержалась Танзи от напоминания.

– Тогда были какие-то надежды, мы рассчитывали заработать. И посмеяться над Мольпасом.

Джод вернулся и снова полез наверх, и Танзи прислонилась к лестнице, придерживая ее.

– Вы действительно считаете, что отцу стало хуже? – спросила она прерывающимся голосом. – И что он может… не поправиться?

– Доктор Лей сомневается. И что мы тогда будем делать? Ведь половина наших клиентов теперь в «Короне».

Танзи смотрела ей вслед, когда она входила в дом, и не могла понять, как можно думать о деньгах и клиентах, когда твой любимый муж болен, и жизнь его висит на волоске. И тут она вспомнила про монеты, которые лежали у нее в кармане. Они могли бы помочь пережить трудное время, но скорее всего будут потрачены на какие-нибудь безделушки для мачехи и не принесут никакой пользы отцу. Как и она, он стал бы больше беспокоиться о новой вывеске, чем о деньгах.

– Бедняга, ей здорово досталось! – сказал Джод, выбивая последние болты, на которых держалась вывеска.

Танзи протянула руки так, словно в них должны были положить новорожденного, а это был всего лишь кусочек дерева. Они вместе рассматривали искалеченную, поцарапанную вывеску с отбитой краской – свидетельство человеческой злобы, потом посмотрела вверх на бесполезный теперь ржавый железный крюк, придававший их дому вид покинутого всеми жилища.

Стоя на улице с вывеской на руках, Танзи неожиданно поняла, как она распорядится деньгами, которые лежали у нее в кармане.

– Ступай к кузнецу на Канк стрит и приведи лошадь, которую мистер Худ купил у него. Поставь ее в то стойло, которое ближе всех к воротам на Лейн стрит, да посмотри, чтобы ее накормили, как следует. Если тебя кто-нибудь спросит про нее, скажи, что мы приютили ее на время по просьбе мистера Худа. На самом деле, Джод, она для того раненого молодого человека. Я найду какую-нибудь старую отцовскую одежду и приготовлю ему сумку с едой. Как только стемнеет, покажи ему дорогу через Южные ворота на Лондон. И не забудь закрыть их за ним получше.

– Чем скорее он уйдет, тем лучше, – проворчал Джод. – А то этот Диггони сует свой длинный нос, куда не надо.

У нее еще будет время повидать отца и поговорить с ним перед сном. Она вошла вместе с Джодом во двор и поставила вывеску в сарае возле стены. Тихо окликнув Дикона, она стала подниматься по лестнице на сеновал. Несмотря на мрачное настроение, она почувствовала себя гораздо лучше, когда увидела с какой радостью он встречает ее.

– Посмотрите, я уже могу ходить, – сказал он. – Я тренируюсь, хожу взад и вперед. Мне не следует больше обременять вас. Пора возвращаться в Лондон.

– Не далеко же вы уйдете с такой ногой, – ответила Танзи, огорченная тем, что он так откровенно радуется возможности уйти. – Но Том Худ нашел для вас лошадь.

– Нашел лошадь?

– После Босворта на всех дорогах полно лошадей без всадников, – повторила она то, что сказал ей Том.

– Да, думаю, что их действительно должно быть немало. После той бойни, которую я видел, это вполне естественно. Но все равно, лошадь стоит каких-то денег. И пойманную лошадь можно продать.

– А вдруг это именно та лошадь, которую вы потеряли?! Тогда вы имеете на нее все права! – рассмеялась Танзи.

– Кому придет в голову дарить мне лошадь? Ведь у меня нет денег!

– Поверьте мне, Том не обеднеет.

– Он что, такой богатый?

– Нет, не думаю. Но он из тех, о которых здесь говорят, – «идет в гору». Он имеет собственное дело, очень предприимчив и не теряет времени даром.

– Не такой бездеятельный мечтатель, как я.

Танзи слышалось, что Дикон произнес эти слова с завистью, и она обрадовалась, когда он заметил внизу, у стены, вывеску.

– Похоже, что они снова забросали ее камнями. Я слышал страшный грохот.

– Это были люди из той толпы, которая гналась за вами. Я узнала двоих, когда они днем пили в нашей таверне. Они клялись, что видели, как вы вбежали к нам во двор и грозились расправиться с вами.

– Они знают, что я еще здесь?

– Этот чертов парень, который работает у нас во дворе, слышал, как мы разговаривали.

– Это значит, что и миссис Марш знает.

Танзи кивнула.

– Именно поэтому вам надо уйти сегодня вечером, хоть ваша нога еще не зажила.

– Я видел, как она разговаривала с мистером Джервезом. Она не очень добрая. Если она считает, что прятать сторонника короля Ричарда опасно, почему же она до сих пор не выгнала меня?

– Она не поверила им. Она знает, что Диггони слышал, как мы разговаривали тогда, в первый вечер. Но она думает, что вы… что мы…

Дикон поймал ее руку и заглянул Танзи в лицо. От смущения она покраснела.

– И вы позволяете ей так думать, чтобы спасти меня? О, Танзи!..

Он отпустил ее руку и, молча, в растерянности начал натягивать рваный сапог на распухшую ногу. – Я должен уйти. Немедленно. Из-за меня у вас только неприятности. Я уже вполне могу двигаться.

– Конечно, вам надо уйти. Чем скорее вы окажетесь в Лондоне, тем лучше. Для вас самого и для нас. Но совсем не потому, что я хочу избавиться от вас. Мне будет искренне жаль, если я вас больше не увижу… Но… вы должны сделать так, как велел король, ваш отец…

– А, вся эта романтическая чепуха, которую я тут наболтал вам! Не притворяйтесь, что поверили мне! – сказал он резко.

– Но я действительно вам верю. И чтобы доказать это, хочу отдать деньги, которые принадлежат вам. – Она вытащила монеты из кармана и показала ему. Дикон в недоумении уставился на них.

– Наверное, король обронил их. Я нашла их на полу под его кроватью. Я только могу предположить, что перед отъездом, в спешке, либо он, либо кто-то из его слуг, которые помогали ему одеваться, выронили их из кошелька. И кому же они должны принадлежать теперь, если не вам? Возьмите их. Король тоже хотел бы этого. Тем более, что вам известно про деньги, которые он отдал для вас Джервезу.

– Нашла, возьмите, – повторил Дикон ее слова. – Это ваши деньги!

Танзи смело посмотрела ему в глаза.

– Боюсь, что вам не удастся разубедить меня в том, что вы действительно сын короля. У меня не было возможности сказать вам об этом раньше, но король разговаривал со мной. Стоя около своей походной кровати, он объяснил мне, что изображено на резных рисунках, которые украшают изголовье. Он – король Англии – объяснял это мне, дочери владельца постоялого двора. И перед самым его отъездом в Босворт, он предупреждал нас, что вы и Джервез можете появиться здесь, и положил мне руку на плечо. Теперь вы понимаете, что я видела короля так же близко, как вижу вас. И в тот вечер, когда вы оказались возле наших ворот…

– Когда вы спасли мне жизнь? Да?

Он слушал Танзи очень внимательно, боясь пропустить хоть одно слово.

– Так вот, когда я смыла кровь с вашего лица, я увидела, что вы очень измучены и выглядите гораздо старше своих лет. Вы были очень похожи на короля. И пусть люди смеются над вашей историей, я никогда не буду сомневаться в ней. Так что возьмите свои деньги. Все, кроме одного нобеля, который я отдам Тому за лошадь.

Дикон взял ее руки в свои и поцеловал. Потом собрал монеты и положил в кошелек, болтавшийся на поясе. Он больше не протестовал.

– Когда я смогу вернуть долг, я знаю, где вас найти. Но поскольку я считаю себя вашим должником – и в последнюю очередь из-за денег – я хочу, чтобы и у вас была возможность связаться со мной. Я оставлю вам адрес мистера Пастона на Вуд стрит. Посмотрите, я вырежу его ножом на стене, здесь, за этим старым фонарем. Стану ли я учиться в Лондоне или нет, он всегда будет знать, где меня найти. Мне кажется, ему известно, чей я сын. У вас есть кто-нибудь, кто смог бы передать вам мое письмо?

Танзи размышляла над ответом в то время, как Дикон орудовал ножом, вырезая на стене свой адрес.

– Есть такой Гаффорд, торговец, который раз в два-три месяца привозит из Лондона шелк и разные новые фасоны.

– Где он живет?

– На Чипсайд, возле постоялого двора «Голубой Кабан». Я помню, он говорил это моей мачехе. Просто совпадение, наверное. Это далеко от Вуд стрит?

– Совсем рядом.

Вопреки всем волнениям, связанным с болезнью отца и их плачевным положением, Танзи почувствовала себя счастливой при мысли о том, что этот новый друг, которого судьба послала ей при таких странных обстоятельствах, не намерен навсегда расстаться с ней.

– Вы не должны мне писать только из благодарности за помощь, – твердо сказала она, понимая, что имеет дело с порядочным человеком. – И еще, Дикон, у меня есть кое-что для вас, что, я уверена, будет дороже любых денег. Это одна из собственных книг короля, которая лежала на ночном столике возле его постели.

Дикон бросил нож в свою сумку и повернулся к Танзи. В его глазах был живой интерес и удивление.

– Книга? – переспросил он.

– В красивом кожаном переплете с металлической застежкой.

– Напечатанная или рукописная?

– Мне кажется, напечатанная. Единственное, что я смогла прочитать, – это имя, Уильям Какстон.

– С широкой красной полосой?

– Что это такое?

– Что-то вроде знака, показывающего, что книга напечатана в Вестминстерском аббатстве.

– Мне кажется, так и есть, Дикон. Простите, мне очень жаль, книга на латыни, а я и по-английски читаю с трудом.

– Я обязательно должен вас научить.

– Ничто не могло бы порадовать меня больше. Но как, если мы живем так далеко друг от друга?

Казалось, он совсем не слушает ее. Его обычно спокойное лицо выражало крайнее нетерпение и возбуждение, отчего стало очень привлекательным.

– У меня никогда не было собственных книг, если не считать простых школьных учебников.

– Теперь у вас будет собственная книга, – уверила она юношу. – Потому что там есть слова, которые может прочитать любой ребенок, – собственная подпись короля на титульном листе.

Трудно передать радость Дикона, но внезапно он помрачнел.

– Ценность этой книги удваивается благодаря подписи. Но поскольку она оставлена здесь, и за ней никто не придет, она принадлежит вашим родителям.

– Я не могу посоветоваться с отцом, потому что он болен А мачеха отдала ее мне, она не интересуется книгами.

– Не интересуется книгами?! – воскликнул Дикон. – Но почему? Ведь это, может быть, «Рыцарский орден», который Какстон посвятил самому королю Ричарду, или даже «Высказывания философов» графа Риверса. Будь у меня такая книга, я никогда не чувствовал бы одиночества.

– Откуда вы столько знаете о книгах? – спросила Танзи.

– Однажды мистер Пастон водил нас в Вестминстерское аббатство, и я видел, как печатают книги. Но не только поэтому. Дело в том, что Уильям Какстон – очень пожилой человек, и большую часть времени он проводит в Брюгге. И хотя он изменил все в книжном деле и имел коронованных покровителей, начинал он как простой подмастерье в Лондоне, как большинство из нас. Да, он начинал учеником торговца, обычного торговца. И когда его первый учитель умер, гильдия торговцев определила его для окончания учения к Джону Харроу, дедушке моего друга Питера. Поэтому, конечно, мы часто говорили в школе и о Какстоне, и о его работе.

– Я аккуратно заверну книгу в платок и положу в вашу сумку, – пообещала Танзи, и сердце ее сжалось от тоски.

Дикон, склонный к быстрой смене настроений, внезапно вернулся в тот мир, в котором оба они в тот момент находились. Он подошел совсем близко к Танзи и взял ее за руку.

– Если есть хоть что-нибудь, что я могу для вас сделать, хоть самая малость, только скажите, Танзи, и я все сделаю.

В его словах была глубокая искренность, но она приписала их только сиюминутной благодарности.

– Есть одна вещь, которую вы, наверное, могли бы сделать для меня. Здесь и сейчас. Если, конечно, у вас есть время, – ответила Танзи, пытаясь спрятать волнение за шутливым тоном. – Правда, я сказала Джоду, что вы как раз тот человек, который может нам помочь. Мы сняли вывеску, и она лежит здесь.

– Вы хотите обновить ее?

– Не совсем так. Мне кажется, что мачеха права. Нужно ее переделать, ведь сейчас другое время.

– Я все сделаю очень быстро. Я так рад, что вы попросили меня.

Он рассматривал вывеску, размышляя о чем-то.

– Почему бы не нарисовать голубого кабана? Ведь он со времени смерти великого герцога Йоркского не имел особого значения, у него не было ни сторонников, ни врагов. И потом, это, наверное, меньше огорчит вашего отца, чем совсем новая вывеска?

– О, Дикон, и вы можете нарисовать это?

– Конечно. С легкостью. Скажите, чтобы мне принесли доску, немного голубой краски и кисть… Почему вы смеетесь?

– Потому что я впервые слышу, как вы отдаете распоряжения. И у вас это получается совсем, как у отца!

– Правда?

Казалось, эти слова очень заинтересовали его, открывая новые возможности. Однако, он быстро забыл об этом. Занятый конкретным делом, он, казалось, превратился совсем в другого человека. Он скинул камзол и начал закатывать рукава рубашки, одновременно расчищая на сеновале место для работы, где было бы достаточно светло. Когда Танзи сказала, что пришлет Джода с краской, но сама больше не вернется, ей показалось, что он попрощался слишком поспешно и небрежно. Но когда она уже начала спускаться по лестнице, он поймал ее за руку и заставил остановиться.

– Танзи, кто такой этот Том Худ? Она рассмеялась.

– Мне что, теперь всю жизнь придется рассказывать вам друг о друге?!

– Он спрашивал про меня?

– Конечно. Ведь это он нашел для вас лошадь.

– Разумеется. И я никогда этого не забуду. Но вы говорили, что он деловой человек и преуспевает. Ваши родители хотят, чтобы вы вышли за него замуж?

Танзи впервые предстояло прямо ответить на этот вопрос, и она заколебалась.

– Мне кажется, да, хотят, – ответила она, стараясь не смотреть Дикону в глаза.

– А вы любите его?

Она рассердилась и попыталась вырвать руку.

– Какое вам дело до этого? Мы знакомы с вами всего каких-нибудь три дня. Почему вы об этом спрашиваете?

– Может быть потому, что я расстаюсь с вами надолго. И пока я буду учиться, я должен знать.

Очень медленно, словно подчиняясь теплому свету, который излучали его карие глаза, Танзи пыталась ответить ему настолько правдиво, насколько сама разбиралась в своих чувствах.

– Я всегда любила его, с детства. Но я не уверена, что вы имеете в виду такую любовь. – Она почувствовала, что он вздохнул с облегчением и выпустил ее руку. – Но почему вы спрашиваете? Какое это имеет для вас значение?

– Потому что я навсегда сохраню в душе ваш образ.

– За три года столько всего может случиться. И не надо вам так думать, – ответила Танзи, всем сердцем надеясь, что он сдержит свое обещание.