– Откровенно говоря, выглядишь ты паршиво.
Энтони перевел взгляд со стоящей перед ним на столе фигурки на своего брата Уинстона, когда тот вошел в кабинет и направился к одному из кресел.
Энтони пожал плечами. Его брат опустился в кресло.
– Просто меня утомила последняя поездка, – ответил герцог.
У него не было никакого желания рассказывать о состоявшемся ранее разговоре с мистером и миссис Чилкотт – после него он чувствовал себя не просто выжатым как лимон, но и абсолютно беспомощным, и никак не мог избавиться от этого чувства. Все были настроены против него, включая саму мисс Чилкотт. Герцог взял со стола фигурку мисс Чилкотт, которую смастерил из старой ложки, проволоки и конского волоса. Платье он сделал из клочка ткани, который обнаружил в ее доме; на ложке, насколько смог, изобразил ее портрет. Энтони нежно повертел фигурку в руках и встретился взглядом с братом.
– Наверное, мне следует сдаться.
Уинстон удивленно приподнял бровь.
– Неужели все настолько безнадежно?
Энтони вздохнул. Он понимал, что должен обо всем поведать брату, поэтому не стал медлить, а рассказал ему все, не упоминая только об интимных моментах, которые имели место между ним и мисс Чилкотт по дороге к дому ее тетушки. Кое-что следует хранить в тайне. Когда Энтони закончил, он не мог не заметить на лице брата недоверия.
– Миссис Чилкотт так тебе и сказала?
Уинстон открыл рот от удивления. Затем нахмурился и покачал головой, пытаясь осознать услышанное. Энтони его понимал – он и сам старался разгадать, с тех пор как покинул дом Чилкоттов, чем вызвана такая неучтивость.
– Она явно плевать хотела на твой титул, Энтони.
– Это само собой разумеется, – сухо ответил герцог. Он на минуту задумался, потом добавил: – Изабелла уверяет, что ее мать ненавидит аристократию и все, что с ней связано. Я просто не ожидал, что будет так… так трудно с ней общаться.
– Однако ее доводы предельно ясны.
– Ты на чьей стороне? – проворчал Энтони, поставил фигурку мисс Чилкотт на стол и сердито взглянул на брата.
Уинстон закатил глаза.
– На твоей, разумеется. Но ты должен признать, что твои доводы о том, что ты чувствуешь некую глубокую связь с мисс Чилкотт, которая, по твоим словам, приведет к настоящей любви – и все это за один вечер, – звучат не слишком убедительно.
– Думаешь, я сочиняю? – возмутился Энтони.
С тех пор как он ушел от Чилкоттов, у него болела голова. К вечеру боль прекратилась, но сейчас герцог почувствовал, что она может возобновиться.
– Я бы предпочел считать тебя исполненным надежд. Однако я лишь говорю о том, что со стороны мистера и миссис Чилкотт было бы странно, если бы они встретили тебя с распростертыми объятиями только на основании твоего заявления и согласились дать отставку ее жениху, который, возможно, и не идеальная пара для их дочери, но обещает поднять ее на более высокую ступеньку социальной лестницы. Ты должен признать, Энтони, что, пусть мистер Робертс и бесчувственный человек со специфическими представлениями о жизни, он твердо стоит на ногах, – Чилкотты точно знают, чего от него ожидать.
– Ты намекаешь на то, что я витаю в облаках? – спросил Энтони. Он говорил медленно, стараясь не сорваться.
Уинстон секунду смотрел на брата.
– Я всегда считал тебя непостоянным, – наконец произнес он. – Повеса и все такое… Ты ведь знаешь, что повесы обычно не верят в любовь или по крайней мере не думают, что когда-нибудь испытают подобное чувство. Но за последние несколько лет ты изменился, и сейчас, после событий, связанных с мисс Чилкотт, я должен сказать, что ты стал похож на романтика, а мы прекрасно знаем, что все романтики витают в облаках, Энтони.
Герцог нахмурился.
– Это неправда.
– Конечно, правда, – возразил ему Уинстон. – Романтики – мечтатели, а мечты редко имеют что-то общее с реальностью.
– О чем, черт побери, ты говоришь? Ты же женился на Саре, разве не так? Ты мечтал о ней целую вечность, прежде чем у вас что-то вышло.
– Это правда. Но я никогда не допускал даже мысли о том, что она примет мое предложение и ее отец даст нам свое благословение, пока они не будут уверены в том, что мои намерения благородны и честны и что мне она нужна ради нее самой, а не ради чего-то… неприличного… хотя и для этого тоже. – Уинстон широко улыбнулся, подтверждая то, что они с женой страстно любят друг друга.
– Не мог бы ты говорить прямо? – попросил Энтони, направляясь к буфету, чтобы налить им обоим по бокалу бренди.
– Я всего лишь пытаюсь сказать, что ты добился бы большего успеха, если бы избегал разговоров о чувствах, которые испытываешь к их дочери, до тех пор пока это звучит как желание затянуть ее в постель.
– Я ни о чем таком не говорил!
При этих словах Энтони так резко повернулся, что бренди выплеснулся из бокала прямо ему на руку. Он протянул бокал Уинстону и достал платок, чтобы вытереть руку.
– Разумеется, говорил, – произнес Уинстон. – Как еще, по-твоему, они могли истолковать слова о твоей необъяснимой тяге к их дочери? Припомни, что ответила тебе миссис Чилкотт – возможно, чересчур резко, – и поймешь, что я прав.
Братья в тишине пристально смотрели друг на друга. Наконец Энтони поднес бокал к губам, сделал большой глоток и откинулся на спинку кресла.
– Я все испортил, да?
Уинстон вздохнул.
– Честно говоря, не знаю. Возможно, они отказали бы тебе, невзирая ни на что, но я искренне верю, что у тебя было бы больше шансов, если бы ты повел разговор иначе. Тебе, может быть, следовало поухаживать за матерью, чтобы заполучить дочь, – подарить ей цветы, шоколадные конфеты и тому подобное.
– Гм… сомневаюсь, чтобы это что-то изменило. Я герцог, Уинстон, многие родители были бы просто счастливы от того, что так отлично пристроили свою дочь. Тем не менее Чилкотты не обрадовались моему появлению. Насколько я понял, они с большей радостью приняли бы меня, если бы я был простым рабочим, что само по себе нелепо. Как бы там ни было, мой титул в качестве средства для достижения цели не сработал, – скорее наоборот. Похоже, мне стоит поискать иной способ.
Уинстон не ответил. Он сделал большой глоток бренди и продолжал глядеть в бокал, казалось, целую вечность, прежде чем произнес:
– Ты спросил у них о платье?
Энтони изумленно уставился на него.
– Нет… Учитывая обстоятельства, я вообще забыл о нем.
– Что ж, мне кажется, тебе стоило поинтересоваться, откуда у мисс Чилкотт платье, ранее принадлежавшее дочери маркиза, если ее мать так откровенно презирает аристократов. – Уинстон многозначительно посмотрел на брата. – Тут какая-то тайна, Энтони. Попомни мои слова.
– Господи! – воскликнул герцог. – Ты же не думаешь…
Уинстон с серьезным видом сделал еще один глоток бренди и кивнул:
– Именно об этом я и думаю.
* * *
– К вам леди Крунинг с дочерью, сэр, – возвестил Фелпс на следующее утро, когда Энтони вместе со своим секретарем разбирался с инвестициями.
Герцог хотел побыстрее закончить, чтобы уделить время гостям, которых последние несколько дней развлекали исключительно Уинстон, Луиза и матушка, пока он преследовал мисс Чилкотт. Это никуда не годилось. Поэтому Энтони решил устроить пикник у озера, надеясь доказать гостям, что не забывает о них. К тому же это позволило бы ему освободить вечер, который он собирался провести в обществе мисс Чилкотт. Ему необходимо проводить с ней как можно больше времени, если они намерены продолжить знакомство, – таким образом Энтони надеялся, что отметет имеющиеся у нее возражения, пока у нее не останется выбора и ей придется признать очевидное – они предназначены друг для друга.
Не желая тратить драгоценное время на графиню, от чьего общества Энтони не приходил в восторг, не говоря уже о ее дочери, нравившейся ему еще меньше, герцог велел Фелпсу попросить матушку принять гостей.
– Она в любом случае лучше знакома с леди Крунинг, – добавил он.
Однако Фелпс упрямо продолжал стоять у двери.
– Герцогиня уже с гостями. Именно она и попросила вас присоединиться к ним.
Черт!
С большой неохотой Энтони встал, пробормотал что-то секретарю и последовал за Фелпсом из кабинета.
Он остановился у входа в гостиную, изобразил на лице подобающую случаю улыбку и кивком велел Фелпсу открыть дверь.
– Какой приятный сюрприз! – воскликнул герцог, завидев на диване сидящих с идеально прямыми спинами леди Крунинг и ее дочь, леди Харриет.
Каждая грациозно держала в руках чашечку чая. Энтони поклонился дамам, потом повернулся к матери, наклонился, поцеловал ее в щеку и прошептал:
– Ну, матушка, вы мне еще за это ответите.
Герцогиня, как он и ожидал, засмеялась грудным смехом и весело отмахнулась от сына.
– Присоединяйтесь к нам, ваша светлость, мы с нетерпением ждали вашего появления.
– Вот как? – удивился Энтони, устраиваясь в одном из кресел и глядя на герцогиню в ожидании объяснений.
– Мы хотели поблагодарить вас за давешнее гостеприимство. Бал имел невероятный успех, – сказала леди Крунинг и грациозно поставила чашку на блюдце.
«Если не принимать во внимание присутствие на балу двух нежданных гостий, в одну из которых стреляли, можно сказать, что бал действительно имел успех», – равнодушно подумал Энтони.
– Благодарю, – ответил он, – но вам не стоило беспокоиться и приезжать сюда, чтобы лично высказать свое восхищение, – достаточно было просто послать записку.
– Да, но… – Лицо леди Крунинг напряглось. – Мы решили воспользоваться возможностью и пригласить вас на обед, чтобы, – ее слишком простодушную улыбку вряд ли можно было считать искренней, – взглянуть на акварели Харриет. Вы же знаете, что она прекрасная художница?
– Нисколько в этом не сомневаюсь, – пробормотал Энтони, переводя взгляд с леди Крунинг на леди Харриет, которая тут же залилась румянцем.
Ему следовало сразу догадаться, что баронесса пытается навязать ему свою дочь: поскольку они никогда не были с матушкой близкими приятельницами, то и причин для визитов не возникало. Энтони лишь не понимал, почему герцогиня просто не сказала незваным гостям, что он занят и не может их принять.
– Я премного благодарен вам за приглашение, но, к сожалению, вынужден отказаться. Видите ли, у меня в доме сейчас гости. С моей стороны было бы невежливо на целый вечер оставить их одних. Думаю, вы меня понимаете?
– Да, да, конечно, – заверила герцога леди Крунинг, нисколько не обрадовавшись его реакции. Однако она тут же просияла, отчего Энтони разозлился. – Не беспокойтесь. Скоро начнется сезон, не так ли? И начнет его бал в Дарвиче – вчера нам прислали приглашение. Мы все знаем, как там шумно и какое это испытание – найти себе партнера по танцам сразу после приезда. Намного проще договориться по крайней мере об одном танце заранее.
О нет!
– Поэтому, – жизнерадостно продолжала леди Крунинг, – мы проявили дальновидность и захватили с собой бальную карту Харриет. Уверена, вы не откажетесь добавить туда свое имя, ваша светлость, учитывая вашу любовь к танцам.
Энтони готов был ударить себя за то, что вообще танцевал на балу. И дело не в том, что он испытывал какое-то особое отвращение к танцам (особенно после восхитительного вальса с мисс Чилкотт), а в том, что он сам дал в руки баронессе оружие, с помощью которого она загнала его в угол и заставила согласиться на танец с ее дочерью. У Энтони не осталось выбора, – если только он не хотел прослыть грубияном. Поэтому он улыбнулся и ответил:
– Почту за честь.
Как только эти слова слетели у него с языка, леди Крунинг и леди Харриет обменялись довольными улыбками – ничего подобного Энтони еще никогда не видел. Они явно рассматривали его как добычу, которую нужно схватить и проглотить. Герцог взял протянутую леди Харриет бальную карту, которую та вытащила из своей сумочки (в ее глазах при этом светилось ликование), и поспешно поставил в ней свое имя, надеясь, что к началу бала в Дарвиче он обручится с мисс Чилкотт. Это была грандиозная задача, учитывая то, какое сопротивление он встретил. Однако Энтони был не намерен сдаваться, – особенно когда леди Харриет смотрела на него как кошка, увидевшая мышь и готовая к прыжку.
Дерзость гостей раздражала Энтони. Он взял чашку чая и откинулся в кресле.
– Интересно, – задумчиво протянул герцог, – а вы знакомы с Чилкоттами? – Краем глаза он заметил, что мать удивленно открыла рот, но решил не обращать на нее внимания.
Леди Крунинг нахмурилась.
– Не думаю, что мы знакомы, ваша светлость. Они живут в Моксли?
– Да, в конце Брук-стрит, если не ошибаюсь.
– О, – протянула леди Крунинг, немного сморщив нос. – Мы никогда не бывали в той части города.
– Правда? – удивился Энтони, изображая наивность и заманивая баронессу все дальше в искусно расставленную ловушку. – А почему?
Баронесса заерзала на диване и пожевала губами, не зная, как лучше ответить на этот вопрос. Наконец ее дочь приложила руку ко рту, подалась вперед и прошептала:
– Там живут бедняки. Мы предпочитаем держаться от них подальше, чтобы не замараться.
Энтони удивленно изогнул брови и многозначительно посмотрел на герцогиню.
– Вы это слышали, матушка?
Мать не моргнув глазом кивнула. Энтони вновь перевел взгляд на леди Крунинг и леди Харриет и с самым благожелательным выражением лица произнес:
– Какая жалость, что вы так думаете!
Гостьи тут же насторожились, и не зря: несмотря на улыбку, Энтони был слишком зол на них обеих.
– Видите ли, я намерен жениться на мисс Чилкотт, но если вы считаете ниже своего достоинства…
Обе дамы открыли рты, но вместо того, чтобы извиниться, невыносимой леди Крунинг хватило наглости заявить:
– Вы шутите. Вы герцог, а она… она… э…
– Кто? – уточнил Энтони с напряженным от раздражения лицом, теряя остатки терпения.
Леди Крунинг, однако, не закончила свою мысль. Вместо этого она произнесла:
– Общество ее не примет.
– Уверен, что примет, – сказал Энтони, наслаждаясь изумлением на лицах гостий. – Уже не в первый раз наша семья бросает вызов светскому обществу, и если кое-кто не одобрит моего выбора – что ж, я и раньше никогда не обращал особого внимания на мнение окружающих. Я буду только рад.
– Вы шутите! – дружно воскликнули баронесса с дочерью.
Энтони больше не пытался скрывать неприязнь к этим женщинам.
– Какие уж тут шутки! Не имею ни малейшего желания окружать себя снобами. А что касается высшего общества… Должен вам заметить, что у мисс Чилкотт гораздо больше достоинств, чем у многих болванов, которые чувствуют собственную значимость на основании того, что у них есть титул, которого они не заслужили. – Герцог встал. – А сейчас прошу прощения, я должен вернуться в кабинет. У меня еще есть…
– Ни за что! – воскликнула баронесса.
Ее щеки алели. Она встала и потянула за собой дочь.
– Если вы желаете уйти, – решительно произнес Энтони, – я вызову Фелпса, он вас проводит.
Герцог почувствовал, как напряглась его матушка. Он знал: ему придется извиниться за то, что она стала свидетельницей этой сцены. Но он больше ни секунды не мог выносить разглагольствования леди Крунинг и ее дочери. Энтони хотелось задушить этих дам, и то, что он лишь осадил их, свидетельствовало о его недюжинном самообладании.
– Благодарю за чай, ваша светлость, – сухо поблагодарила леди Крунинг, на прощание присела перед герцогиней в реверансе и вышла.
За ней последовала ее дочь.
У двери они остановились и обернулись.
– Надеюсь, вы не забудете, что обещали Харриет танец, – сказала леди Крунинг.
Настал черед Энтони удивляться. Неужели у этой женщины не осталось ни капли уважения ни к себе, ни к дочери? Герцогиня посмотрела на леди Харриет, которая, по всей видимости, понятия не имела, насколько унизительно то, что ее мать практически умоляет герцога потанцевать с ней. Тем не менее он кивнул и ответил:
– Я человек слова.
И только когда гостьи ушли, Энтони вздохнул с облегчением. Он повернулся к матери, которая, как он успел заметить, была крайне недовольна.
– Это было совсем не обязательно, – сказала она. – Не говоря уже о том, что это было унизительно для всех нас.
– Простите меня, матушка, но эта женщина проникла в наш дом, ожидая, что я паду ниц перед ее дочерью. Вам не следовало просить меня их развлекать.
Герцогиня печально покачала головой.
– Тебе же известно, что мне не хватает силы духа, чтобы противостоять таким, как они. Если бы ты не пришел, скорее всего, мы бы уже сегодня обедали у них.
Энтони крепко сжал ее руку.
– Вы герцогиня, матушка. Они вам в подметки не годятся.
Уголок ее губ чуть дернулся вверх.
– И кто же здесь сноб, Энтони?
– Я только хотел вселить в вас побольше уверенности, матушка. Не стоит бояться ставить таких людей на место.
– Твой отец всегда говорил, что я слишком любезна себе же во вред, – пробормотала герцогиня.
При упоминании об усопшем супруге ее глаза предательски заблестели.
Энтони почувствовал, что должен утешить ее, поэтому крепко обнял матушку, – он не делал этого со дня смерти отца.
– Нет ничего плохого в вежливости, – прошептал герцог, – но есть люди, которые принимают ее за слабость и пытаются этим воспользоваться. Вы должны научиться их различать, должны уметь решительно давать им отпор.
Герцогиня покачала головой, уткнувшись ему в грудь.
– Когда же ты стал таким умным?
– Я просто даю вам тот же совет, который однажды дал мне отец, – прошептал Энтони. У него защипало глаза при воспоминании о человеке, который имел на него такое большое влияние. Энтони знал, что многие аристократы слишком мало времени проводят со своими детьми, перепоручая всю свою работу нянькам. Этого нельзя было сказать о его родителях. Отец сам занимался воспитанием Энтони, даже сделал для него домик, который потом установил на большом дубе.
Они играли вместе в пиратов, отец давал Энтони карты сокровищ с запутанными следами – должно быть, он целые вечера проводил за составлением заданий, после того как Энтони ложился спать. Да, у мальчика были гувернеры, но отец всегда находил возможность провести с ним время в библиотеке среди книг; они сидели на полу, склонившись над атласами, над трудами Платона, Аристотеля и Сократа, «Математическими началами натуральной философии» Ньютона в переводе с латыни А. Мотте и сотнями других работ, которые его отец считал крайне важными для воспитания юноши.
Освободившись из объятий сына, герцогиня вытерла тыльной стороной ладони заплаканные глаза, попыталась улыбнуться и сказала:
– Мне так его не хватает, Энтони!
Герцог боялся, что его голос сорвется, поэтому в ответ лишь кивнул.
– Я все еще жду, что он в любую минуту войдет в эту дверь, понимаешь? – продолжала герцогиня. Она тяжело вздохнула и взглянула на сына. – Я никогда не была сильным человеком, Энтони. Твой отец был для меня стеной. Когда он умер, я… – Ее голос оборвался, и она отвернулась.
– Матушка, у вас есть я, – ласково сказал Энтони. – А еще Уинстон и Луиза. Если вам что-нибудь нужно – что угодно, – мы всегда рядом.
– Именно поэтому я и попросила тебя присоединиться к нам с леди Крунинг за чаем, хотя и считаю, что ты немного перегнул палку. – Герцогиня едва заметно улыбнулась. – Ты был очень груб с ней.
Энтони не сдержал улыбку.
– Неужели? Быть этого не может!
Но его матушка кивнула, и Энтони пожал плечами.
– Она это заслужила.
– Может быть, и так. Но это все равно неправильно, – ответила герцогиня. – Ты должен быть более сдержанным и учтивым в подобных ситуациях. Будь рядом твой отец…
– Он был бы очень разочарован, верно?
Энтони испытал сожаление, когда осознал, что отец нашел бы другой выход из ситуации. Ему следует быть осмотрительнее, если он хочет быть достойным его памяти.
Они с матерью обменялись взглядами. Герцогиня выглядела необычайно серьезной.
– Ты не помнишь отца, когда он был таким же молодым, как ты. Знаю, ты его идеализируешь, но он тоже совершал ошибки. Из тебя получился хороший герцог, Энтони, и я ни на секунду не сомневаюсь в том, что отец гордился бы тобой.
Энтони стиснул зубы, чтобы не разрыдаться (у него в горле стоял ком), кивнул и повернулся к столику, стоявшему у стены.
– Выпьешь чего-нибудь? – предложил герцог, как только почувствовал, что может говорить и его голос не сорвется.
– Я бы выпила шерри, – ответила его мать.
Он слышал, как она встала, пока он искал для них бокалы и выбирал коньяк.
– Ты действительно полагаешь, что эта девушка – та самая, единственная, да?
Энтони на секунду застыл, потом обернулся.
– Да. – Он шагнул вперед и протянул матери бокал.
Она приняла бокал с шерри, взглянула на его содержимое, нахмурилась и сказала:
– Тогда не останавливайся ни перед чем, чтобы завоевать ее.
Герцогиня посмотрела на сына. В ее глазах было одобрение, и Энтони ни на секунду не усомнился в том, что его матушка, как и он сам, решительно настроена превратить мисс Чилкотт в герцогиню Кингсборо. И чтобы в этом не оставалось сомнений, мать Энтони подняла бокал и произнесла:
– Я всецело и полностью поддерживаю тебя.
Они чокнулись, и Энтони неожиданно осознал важность момента. Возможно, у его матери не хватает силы духа, чтобы противостоять таким, как леди Крунинг, но она безмерно добрая и любящая. И тот факт, что она безоговорочно поверила ему, хотя он сам едва верил себе, означал для него очень многое. Если теперь ему удастся убедить мисс Чилкотт и ее родителей, все сложится так, как он надеялся.