Таррейтал не видел патера Фарсманса всего только один день, но за это время аббат как-то успел похудеть и осунуться. На его волевом, жестком лице появилось угрюмое, решительное выражение. Резко обострившиеся черты казались, особенно в таком неясном мерцающем освещении, высеченными из гранита.

Волосы его были взъерошены. Боевая куртка из змеиной кожи была в жутком состоянии. Она была сверху донизу испачкана копотью и прорезана в нескольких местах.

Увидев молодого принца, спустившегося с верхних этажей, Фарсманс слабо улыбнулся уголками губ и жестом подозвал его к себе, отчего заколыхался плоский серебряный медальон, висевший на широкой груди священника. Этот медальон, ментальный рефлектор, усиливал телепатические способности аббата.

— Приветствую тебя, мой повелитель! — громогласно прокричал он, перекрывая могучим голосом порывы ветра. — Твой народ счастлив видеть молодого правителя в эту страшную минуту!

— Приветствуем тебя, наш повелитель!.. Приветствуем тебя… Приветствуем тебя… — раздались с разных сторон почтительные крики горожан.

Таррейтал уже не помнил, когда впервые в своей жизни увидел Фарсманса. Казалось порой, что этот человек сопровождает его с самого рождения, как подлинный член семьи Вингмохавишну.

Несмотря на почтительный возраст, от фигуры аббата всегда веяло невероятной энергией и крепким здоровьем. Обычно никто и никогда не замечал его уставшим или разочарованным в жизни. Взгляд его всегда сверкал молодым блеском, а безукоризненные белые зубы придавали его открытой улыбке удивительное мужественное обаяние.

Но в этот день Таррейтал впервые увидел, что и священник может утомляться.

Густые черные волосы, в которых уже давно начала пробиваться седина, падали на его высокий морщинистый лоб, посреди которого черной краской так же, как и у всех, был аккуратно начертан священный Крест. Колючие усы и плотная, но аккуратно подстриженная короткая борода с проседью почти скрывали лицо до глаз, и из этой буйной растительности выделялся только прямой нос с едва заметной благородной горбинкой.

За эти годы, как знал принц, Фарсмансу пришлось много пережить. Он побывал в самых разных опасных ситуациях и считался человеком закаленным, но сейчас Таррейтал почувствовал, что даже священник заметно нервничает.

Лемуты окружили Небоскреб плотным кольцом. Они уже прорвали внешнюю линию защиты и настороженно ждали начала решительной атаки, пронзая угрюмыми взглядами горожан, столпившихся у окон с оружием в руках и осыпавших всех камнями.

Рядом с Фарсмансом находилась небольшая компания учеников, близких друзей молодого Вингмохавишну. Тут постоянно торчал тщедушный бледный паренек, ровесник Таррейтала, по имени Дино Книгочей. В глубине души молодой принц всегда недолюбливал этого юношу, потому что именно тот, а не Тарре, ходил в любимцах у аббата.

Прекрасно разбиравшийся в древней грамоте, прочитавший, несмотря на свою недолгую жизнь, все фолианты, сохранившиеся с древних времен, Дино всегда был соперником принца на занятиях и частенько опережал его, потрясая всех своей исключительной памятью.

Несмотря на то, что раньше Книгочей привык дышать пылью библиотек и запахами клея увесистых манускриптов, сейчас он возомнил себя отважным бойцом. Ни на шаг не отходил от священника и энергично размахивал длинным копьем. Глаза его лихорадочно сверкали, а на лице разлился яркий румянец возбуждения.

— Неужели и властитель пришел помочь своим подданным в трудное мгновение? — едко прокричал Дино, обведя взглядом своих приятелей. — Не может быть, мой повелитель! Я уже даже не надеялся!

В голосе его прозвучала явная насмешка. Таррейтал и сам чувствовал себя неловко из-за того, что так долго задержался наверху, потешаясь проделкам квадратноголового шута. А этот выскочка осмеливался издеваться над своим будущим правителем…

— Я обдумывал все, что происходит… если хочешь знать… — ответил Вингмохавишну и чуть губу не прикусил оттого, что интонация у него вышла извиняющаяся, оправдывающаяся.

— Это очень достойно… очень достойно, — с нарочитой важностью воскликнул Книгочей.

Внешне он оставался серьезным, хотя в интонации сквозила явная издевка.

«Поганый выскочка… выродок, дерьмо грокона… Чтобы твой лоб поскорее треснул напополам!» — неожиданно подумал молодой принц.

Таррейтал умел владеть собой. Лицо его озарила лучезарная улыбка, когда он отчетливо произнес про себя: «Чтобы твой лоб поскорее треснул напополам!» Хотя через мгновение он воровато оглянулся, словно желая удостовериться, что никто не перехватил ментальным каналом этой черной мысли, ядовитой змеей скользнувшей в сознании.

Но никто не смог ничего уловить. Вся атмосфера была наполнена тревожными флюидами, вибрирующими беспокойными импульсами.

Горожан поглощала надвигающаяся опасность. Все кандианцы, находящиеся внутри Небоскреба, ощущали на себе мощный волевой напор, излучаемый гигантскими крысами, хотя никто не хотел показывать, что даже на миг дрогнул душой.

Наоборот! Каждый считал своим долгом воинственно сотрясать оружием, демонстрируя полную уверенность в своих силах.

На короткую перепалку, возникшую между Таррейталом и Дино, обратил внимание только аббат. Фарсманс пристально, сурово посмотрел на Книгочея и внезапно спросил у юноши:

— Так, так… Где ты взял лукинагу, негодник?

— Я не брал ее, почтенный наставник… — нервно отозвался он, потупив взор.

— Не обманывай меня!!! — грозно рявкнул аббат. — Ты больше не получишь ключи от моей кладовой!

— Я думал, что это будет, как в прошлый раз…

— Оказывается, ты еще не умеешь правильно пользоваться моим доверием… — скрипнул зубами Фарсманс. — Запомни: никогда нельзя прикасаться к лукинаге перед боем! Она существует только для того, чтобы входить в мысленный контакт!

«Вот в чем дело… священник разрешал ему попробовать это средство, вот этот библиотекарь и чувствует себя героем!» — сообразил принц.

В душе его снова вспыхнула обида. Еще ни разу патер не давал это средство ему самому, каждый раз объясняя, что юноша еще не достиг необходимого психологического уровня.

«Да, Книгочей ты не прав… Теперь больше никогда не попробуешь лукинагу… — обозленно воскликнул про себя Таррейтал. — Тебе больше не придется ее вкусить, потому что башка твоя расколется на части!»

На этот раз молодой Вингмохавишну даже не ощутил угрызений совести. Напротив, он сосредоточил свою волю в один пульсирующий луч и направил его именно на эту мысль.

Собрав все ментальные силы, он пожелал ненавистному Книгочею смерти. Причем очень, очень скорой смерти…

* * *

В лихорадочно воспаленном сознании горожан бушевала буря. Их рассудки, под мощным психологическим гнетом приближающихся лемутов, словно распирались напряженными потоками.

Грохотал гром, завывали порывы мощного ветра. Со всех сторон в уши лез неумолчный грохот и скрежет. Хотя все старались держаться достойно, все же время от времени на лицах кандианцев то и дело проскальзывали мучительные гримасы.

Фарсманс обвел глазами всех своих сограждан. Он отворил канал телепатической связи, в котором почти не задействовано рассудочное начало человеческого сознания, а использовался лишь интуитивный спектр, и смог послать каждому для поддержки вибрирующий мысленный импульс.

— В случае смертельной опасности, в самый последний момент, когда все уже будет потеряно, мы встанем в круг! Только в сплошной круг, плечо к плечу, спина к спине, — громко предупредил он. — Тогда наши силы объединятся, и никто не сможет свалить нас наземь! Готовы ли вы умереть за нашу веру?

— Готовы! Готовы! — раздались с разных сторон суровые, но воодушевленные голоса защитников Небоскреба.

Хуже всего себя чувствовали приятели Таррейтала, молодые ребята, еще не прошедшие до конца полный курс ментальной самозащиты. Толстый розовощекий Маскей, кудрявый Уэлбек и длинноволосый умник Парсонс, все они с детства отличались недюжинной физической силой и прекрасно владели холодным оружием. Только когда впервые пришлось вплотную столкнуться с той враждебной мощью, которую излучала единая телепатическая сеть лемутов, то парни немного растерялись.

Лишь Дино Книгочей, находившийся под сильным действием лукинаги, ничего не боялся и выглядел подлинным героем среди всей компании. Остальные, увидев сомкнувшееся вокруг Небоскреба кольцо людей-крыс, ощутимо занервничали и явно стушевались.

— Держаться спокойно! — уверенным голосом, с нарочитым пренебрежением скомандовал аббат Фарсманс. — Вспомните о Распятом Сыне! Сейчас он с нами! Он поможет нам в трудное мгновение! Во имя Отца, Сына и Святого Духа!

— Во имя Отца, Сына и Святого Духа! — хором откликнулись все горожане, явно воспряв духом.

Между тем, психологическое давление нарастало. Таррейтал понимал, как нелегко сейчас приходится всем. Каждой клеточкой тела, каждой каплей крови он сам ощущал нарастающее напряжение и думал только о том, что случится через несколько минут.

— Ничего не бойтесь и атакуйте первыми! Бейте наповал и плотно закрывайтесь! — скомандовал Фарсманс, когда телепатический натиск еще заметнее усилился. — Не бойтесь ментальных атак, но и сами не ввязывайтесь! Не пропускайте ничего внутрь себя, и тогда с вами нельзя будет справиться!

Со стороны могло показаться, что сам он совершенно невозмутим. Хотя давно знавший его принц знал, что все это было лишь результатом многолетней тренировки. Внешне священник оставался спокоен, как и подобает настоятелю аббатства, хотя он очень нервничал, ведь он прекрасно понимал, что может произойти через мгновение…

Ободрив всех остальных горожан, Фарсманс движением головы отозвал небольшую компанию, самых близких друзей Таррейтала — Маскея, Парсонса, Уэлбека и, конечно, Дино Книгочея…

Потом священник почтительно, но твердо взял молодого принца под локоть и повлек следом за его приятелями. Никто из остальных защитников даже не заметил, как они вшестером скрылись за колонной, оказавшись в пустом темном углу.

* * *

— Мой повелитель! Мои любимые ученики! Вынужден предупредить вас, что схватка может повернуться не в нашу сторону, — понизив голос, признался аббат. — Слишком велико племя лемутов… слишком большие силы окружили нашу цитадель…

— Что же, значит, такова воля Бога-Отца, — со вздохом отозвался Таррейтал.

— Такова воля небес… — грустно поддержал его Уэлбек.

— Род Вингмохавишну сделал все, чтобы Наккут ожил после Смерти и процветал, как и прежде, — продолжил священник. — Банды Нечистого окружили нас со всех сторон… к сожалению, вполне может оказаться, что они могущественнее нас и сегодня мы погибнем…

— Если мы и погибнем, то вместе с нашей Кандой… — пылко воскликнул Дино Книгочей.

— Нельзя допустить, чтобы все вы погибли, мои медвежата, — возразил седовласый аббат. — Нельзя допустить, чтобы династия Вингмохавишну ушла в прошлое и чтобы сгинули друзья последнего принца…

Губы Таррейтала тронула едва заметная улыбка. Аббат называл их компанию «медвежатами» давным-давно, еще в далеком детстве, когда они только начинали учиться. Священник редко употреблял эти ласковые прозвища, и перед смертельной схваткой это звучало особенно приятно.

— На все воля всемогущего Отца… — промолвил принц, причем именно с такой интонацией, как их всегда учил священник. — Если Ему будет угодно, он спасет нас. Если нет, что же…

— Нет, мой медвежонок! Нет, нет и нет! — горячо возразил учитель. — Мы должны надеяться и на свои силы!

— Да, мы готовы сражаться, — уверенно согласился юноша. — Ты же не сомневаешься, что мы способны постоять за себя?

— Нисколько не сомневаюсь, но я хочу предусмотреть все. Хочу, чтобы мы предусмотрели самый страшный вариант…

Фарсманс быстро оглянулся и внимательно удостоверился, что никто из горожан не видит их.

— Вот, возьмите это… — быстро прошептал он, протягивая вперед сложенные лодочкой ладони, в глубине которых лежали какие-то сморщенные черные плоды.

— Что это? — изумился Таррейтал. — Зачем ты даешь это нам?

За колоннами раздавались громкие крики. Напряжение в зале усиливалось. Со всех сторон доносились воинственные вопли, прерываемые раскатами грома. Схватка могла разгореться в любое мгновение.

— Это кандианская смоковница, — быстро ответил Фарсманс. — Если наш бой будет безнадежно проигран, я применю последнее средство…

— Какое средство? — таким же лихорадочным шепотом недоуменно спросил юноша. — Я ничего не понимаю…

Из внутреннего кармана боевой туники священника появилась на свет пузатая глиняная фляга с длинным узким горлышком, напоминающим ручку.

— Внутри находится средство, которое способно немного помочь нам… Газ ползучей кровохлебки! — пояснил он. — Люди-крысы не переносят даже ничтожной дозы этого вещества… они, к сожалению, не подыхают а только сразу теряют сознание, правда, надолго. Да и мы с вами можем заснуть, если не примем меры предосторожности.

— Газ? — еще сильнее удивился Вингмохавишну. — Но как ты смог загнать его в такую маленькую бутылку?

— Сейчас слишком мало времени! Я не могу тебе все объяснить… Главное, слушай меня и запоминай!

Несмотря на свое грозное название, внешне кровохлебка выглядела обманчиво умиротворяюще и безобидно. Таррейтал только один раз видел ее цветы и точно знал, что малоопытный, несведущий человек может и не сообразить, что перед ним не садовое украшение, а необычное растение-хищник.

Можно было сколько угодно любоваться гирляндами этих витых раковин, белоснежных, с нежно-розовыми волнистыми каймами, словно вылепленных из тончайшего фарфора. Бутоны кровохлебки порой сплошь облепляли целые рощи, и случайный путник, любовавшийся ими, не знал, что на самом деле это — редчайший образец флоры новейших времен.

Ползучая кровохлебка была неизвестна жителям древности. Она принадлежала к группе растительных мутантов и появилась на Земле только после Смерти, в числе растений, изменивших генетические коды в результате ядерной катастрофы.

Таррейтал разбирался в кандианской флоре достаточно хорошо для того, чтобы знать об уникальности кровохлебки. Она не имела корней, как таковых, и даже… могла перемещаться в пространстве! Гирлянды белоснежных цветов свертывались, компактно складывались в цилиндрическую форму и передвигались на крошечных белесых корешках, напоминая некую необычную тысяченожку.

Порой ползучий кустарник называли древесным вампиром. Он присасывался к обыкновенным деревьям и мог менять свое местоположение в зависимости от своих потребностей.

Подобно многим другим растительным мутантам, этот вид обладал даже некоей особой, причудливой формой сознания. Кровохлебка впитывала своеобразные ментальные излучения обычных растений, чутко ощущала внутренний ритм окружающей природы. Паразитируя на всевозможных кустарниках и деревьях, растительный мутант внедрялся в их внутреннюю жизнь, подсоединялся и всасывал в себя результаты всех жизненных процессов растительного «донора», протекавших снизу доверху, от самого слабого корневого отростка, ушедшего глубоко во влажную землю, до листьев кроны, окутанной туманом.

Молодой Вингмохавишну всегда был прилежным учеником Фарсманса и помнил, что слабые отвары этого очень редкого кустарника в микроскопических дозах применяли обычно в качестве успокоительного средства для тяжело больных. Но сейчас он впервые услышал, что это растение, оказывается, при определенной обработке выделяет еще и какой-то сильный газ, способный даже парализовать на время многочисленных лемутов.

«Очертания, форма и цвет растений, все это не имеет для кровохлебки никакого значения. Она реагирует только на жизненные соки и впитывает их в себя, «усыпляя» свою жертву, — рассказывал в свое время аббат. — Каждая обладает своеобразной памятью и хранит ароматы всех растений, к которым когда-либо присасывалась…»

Между тем, принц знал, что не так то просто отыскать и, тем более, завладеть этим загадочным растением. На бескрайних просторах южной Канды не было ни одного дерева или куста, которое не подпитывало бы кровохлебку. Своеобразие и неповторимость внутренних ритмов каждого растения прочно сохранялось в своеобразной чудовищной памяти. Это делало кровохлебку желанным объектом для поисков, но ползучие растительные вампиры даже на большом расстоянии воспринимали телепатические каналы, излучаемые сознанием человека, что давало им возможность свертываться и надежно прятаться в чаще.

Нелегко было отыскать даже один такой экземпляр. А уж для того, чтобы заставить его отдать всю силу своей «памяти», требовалась только ментальная мощь аббата Фарсманса.

— Почему же ты не применишь экстракт кровохлебки сейчас, пока лемуты еще не ворвались в Небоскреб? — пылко вскричал юноша, осененный неожиданной догадкой. — Мы могли бы остановить крыс во дворе, усыпить и перебить всех до единого!

В ответ священник только грустно покачал головой, а приятели даже захихикали. Принца уязвило то, что первым над ним едко засмеялся Дино.

— Какая ерунда! — расхохотался Книгочей. — Чтобы усыпить всех, кто лезет сейчас во двор, нужно такое количества газа, которого никогда не было в Канде!

— Но почему? Почему ты не хочешь воспользоваться этим сейчас?

— В моей фляге слишком мало этого вещества, — вздохнул Фарсманс. — Если бы я владел бочкой такого газа, мы не боялись бы никого. Но для того, чтобы собрать такое количество вещества, мне пришлось бы потратить сто лет жизни и сто раз обойти из конца в конец бескрайние леса Тайга, преследуя ползучих вампиров…

— Может быть, все-таки попробуем? — не унимался Таррейтал, скрипнув зубами от досады. — Мы могли бы сохранить столько жизней! Почему? Ответь мне!

— Нет времени, мой повелитель, нет времени! — почти взмолился священник и обратился ко всем ученикам: — Слушайте меня внимательно и все запоминайте!

Внезапно громко зазвенело стекло, и раздались отчаянные вопли. Таррейталу показалось, что во всех окнах нижних этажей Небоскреба за одну секунду, почти одновременно, вылетели все стекла, закопченные от дыма пожарища.

Раздались отчаянные вопли, и Фарсманс быстро заговорил, чтобы перекрыть поднявшийся шум:

— Когда я дам команду, запихивайте плоды смоковницы в рот!

— Зачем?!. Зачем?!. — недоуменно обводя друг друга взглядами, загалдели все ученики, включая умного Книгочея. — Зачем?!

— Не перебивайте меня, сосунки! — рявкнул аббат, даже отбросив в сторону почтительность, с которой он всегда обращался к правителю. — Толкайте плоды в рот и жуйте, жуйте изо всех сил! Разжевывайте и глотайте, не обращая внимания ни на что!

Таррейтал не смог поразиться подобным загадочным словам, потому что они оказались последними, — аббат не успел сказать больше ничего перед боем. Ждать нельзя было ни мгновения! Принц, глядя на своих приятелей, сунул черный плод во внутренний карман, и, впрочем, тут же забыл об этом.

С каждым мгновением напряженность нарастала. Вытащив оружие, они вместе с аббатом ринулись обратно в зал, на помощь к своим соратникам.

* * *

Оглушительно зазвенели разбитые древние стекла, пережившие в свое время не только гибельное дыхание Смерти, но и тысячелетние ветры последовавшей потом разрухи. Из освободившихся проемов внутрь Небоскреба хлынули клубы дыма, смешанного с пылью. Было видно, что вместе с этими черными клубами в здание посыпались темные щетинистые фигуры.

Слуги Нечистого ринулись на приступ! В проемах высоких окон без конца возникали продолговатые ощерившиеся морды лемутов. Мелькали мощные челюсти, лишенные губ, и яростно клацали влажные клыки, с которых свисала пена бешенства.

Горожане отбивались от захватчиков изо всех сил. Все, от мала до велика, обрушивали на головы монстров тяжелые камни, без устали били по серым мордам остриями копий и ножей. Первые атаки удалось отбить, но численность мерзких тварей совсем не уменьшалась.

Не обходилось и без жертв. Постепенно в рядах обороняющихся стали возникать проплешины, через которые отдельные мутанты пытались протиснуться, пролезть внутрь.

Внезапно атака вспыхнула с совершенно неожиданной позиции. С противоположной стороны просторной комнаты раздался невероятный грохот.

Дверь, расположенная в той стороне, откуда донесся оглушительный треск, не просто распахнулась. От могучего удара бревном она запросто слетела с петель и повалилась плашмя на пол, взметнув к потолку кучи черной пыли.

В освободившемся черном проеме принц увидел рослого лемута, сразу ринувшегося внутрь. Крысиная морда была испачкана, густо покрыта жирной копотью и от этого выглядела гораздо темней, чем у других мутантов, ворвавшихся в комнату вслед за ним, за его спиной.

Прижатые к черепу плотные остроконечные уши черномордого тряслись от возбуждения. Красноватые выпуклые глаза, казалось, от ненависти просто вылезали из орбит.

Лемут стремительно влетел внутрь, но не бросился сразу на людей, а остановился на мгновение, безостановочно вереща что-то на своем, особом крысином языке. Под сводами громко раздавался его жутковатый гортанный голос, леденящий душу вой дикого голодного зверя.

Внезапно горловое рычание прекратилось. Он могуче и коротко выдохнул и исступленно взвизгнул несколько раз, видимо командуя своими многочисленными соплеменниками, тоже ворвавшимися в комнату.

Все лемуты словно ждали этого звука, потому что через мгновение с визгом бросились на кандианцев, едва успевших занять в центре залы круговую оборону, как недавно учил всех аббат Фарсманс.

Завязалась жестокая драка. Лемуты лезли не только в дверь, но успевали проникать и через окна, потому что защитники были вынуждены отвлечься от своих постов.

Под потолком помещения воздух уже вскоре был густо насыщен тяжелым дыханием и руганью. Отовсюду раздавались глухие звуки ударов и многочисленные стоны, предсмертные хрипы лемутов и обрывки прощальных молитв, вырывавшихся из уст поверженных наземь защитников Небоскреба.

Запахи дыма, продолжавшего заполнять комнату, смешались с плотными запахами крови, густо заливавшей пыльный пол.

Беспорядочно мелькали тени в зареве ослепительных молний. Раздавались воинственные крики, нестройное пение псалмов и отчаянные вопли ужаса.

* * *

Навстречу монстрам, ворвавшимся через выбитую дверь, сразу ринулось несколько молодых парней, приятелей Таррейтала. Юноши дрожали от благородной ярости и, несмотря на ощутимый страх, нетерпеливо ждали настоящей схватки.

Впереди всех, конечно, держался Дино-Книгочей, любимчик аббата. Несмотря на свою тщедушность, он изображал из себя настоящего героя, и со стороны, действительно, казалось, что он ничего не боится.

Молодой принц невольно поймал себя на мысли о том, что немного завидует этому умнику. По сути дела, именно он, как будущий правитель Города, должен был бы сейчас вести вперед молодежь, он должен был бы возглавлять небольшой отряд. Но было уже поздно, ничего нельзя было изменить, и именно выскочка Дино оказался впереди, подбадривая остальных парней бравыми командами.

«Что же, философ, посмотрим, сколько в твоей голове мозгов… — неожиданно едко усмехнулся про себя Таррейтал. — Хватит ли их для того, чтобы дожить хотя бы до завтрашнего утра…»

Рослый лемут, ворвавшийся первым через дверь, мерзко завизжал и раскрутил над головой узловатую, корявую, но увесистую дубинку. Его глазки светились невероятным торжеством, но он пока не решался первым вступить в схватку, а шаг за шагом приближался к юношам, вместе со своими бойцами отрезая им путь к отступлению.

Неопытные молодые ребята тоже не решались начать первыми. Маскей, Парсонс, Уэлбек… все они не то чтобы боялись, но все же невольно пятились вглубь комнаты, от того места, где развернулась основная схватка.

Только Книгочей не повернул назад.

На его лице, полыхавшем юношеским румянцем возбуждения, была написана ненависть, гнев и суровая решимость. Он всегда предпочитал изучать только возвышенные, правильные книги. В его любимых поэмах герои боролись со злом и, в конце концов, одерживали победу над изнанкой жизни, поэтому Дино нисколько не сомневался, что благородные помыслы помогут и ему одолеть стаю воняющих, злобных монстров.

— Будьте прокляты, смрадные уроды! — сдавленным, прерывающимся от волнения голосом крикнул он. — Никто из вас не уйдет отсюда живым!

Он воинственно потряс своим копьем и встал в боевую стойку.

— Во имя Отца, Сына и Святого Духа!!! — закричал он.

— Во имя Отца, Сына и Святого Духа! — дружно, хотя и не очень уверенно откликнулись за его спиной Маскей, Парсонс и Уэлбек.

Дино сделал еще один шаг вперед и грозно ощерился копьем, выставив его в направлении захватчиков.

— Что же вы медлите, мерзкие отбросы? — едко заметил он. — Еще не поздно! Вы можете выпрыгнуть обратно в окно. Покажите свои грязные задницы и взмахните лапами, как крыльями! Только тогда каждый из вас сможет сохранить свою убогую жизнь…

Словно и в самом деле разобрав смысл его слов, черномордый лемут, ворвавшийся первым, выдвинулся вперед и с легким шуршанием скользнул по пыльному полу. Он хрипло выдохнул, и узловатая дубинка взмыла вверх, нацелившись в голову юноши.

Движение вышло стремительное, шипы массивной дубинки молниеносно мелькнули в воздухе.

Любой другой соперник, наверное, сразу лишился бы головы. Только Книгочею, к удивлению Таррейтала, удалось не только мягким, едва уловимым движением уклониться, но и тут же сделать резкий выпад копьем, поразив продолговатым острием мускулистое серое плечо.

Из пасти лемута от боли вырвался отчаянный визг, в одно мгновение слившийся с победным воплем Дино. На его лице появился азарт, глаза заблестели упоением схватки.

«Нет, ты не станешь героем! — воскликнул про себя Вингмохавишну. — Не дам тебе стать героем!»

Их знакомство с Книгочеем длилось уже давно, с самого раннего детства, и они всегда прекрасно понимали друг друга, легко устанавливая между собой ментальный контакт. И сейчас, не обращая внимания на непрекращающуюся ожесточенную схватку, принц настойчиво попытался наладить со своим сверстником канал телепатической связи.

Только совсем не для того, чтобы послать приятелю импульс дружеской поддержки…

В программу ментальной подготовки юных кандианцев входило не только развитие разнообразных защитных психических блоков. Они занимались не только подготовкой построения оборонительных экранов, наглухо закрывающих сознание от проникновения чуждой воли. Аббат Фарсманс обучал своих подопечных и нападению.

Используя свой опыт, Вингмохавишну сконцентрировал волю, собрал ее в пучок и полоснул парализующими лучами, но направил их отнюдь не в сторону лемута, а ударил по сознанию Книгочея, только что открывшемуся навстречу и откликнувшемуся на знакомый импульс, исходивший от друга детства.

Дино, только что приготовившийся к новому выпаду копьем, от неожиданности вздрогнул, и на лице его появилась болезненная гримаса. Но принц на этом не остановился, а хлестнул лучом враждебной воли еще несколько раз, при этом почувствовав, как излучающая вибрация попадала точно в цель.

Какое-то время тело Таррейтала сражалось словно само по себе, а рассудок в это время отчаянно напрягался в изощренной телепатической атаке, нацеленной на мозг любимчика аббата. Такого напряжения ему еще никогда не приходилось испытывать, впервые он попробовал так сконцентрировать все свои силы — он вынужден был и сам отбиваться от лемутов, чтобы уцелеть, и одновременно подавлять волю сопротивлявшегося Дино.

И его усилия не пропали даром. Книгочей дрогнул, и на этом его удача закончилась. Рука ослабела, потеряла точность, и ему не удалось вонзить еще раз узкое острие копья в щетинистую мускулистую тушу. Он не смог сразу разобраться в том, что Вингмохавишну плотно держит его сознание, не выпускает из-под жесткого ментального контроля, и это оказалось для него роковым.

Лесной монстр, еще недавно верещавший от боли, успел отскочить и оправиться от удара. Почувствовав слабость и замешательство соперника, раненый мутант исхитрился подскочить вплотную и даже схватил толстое древко копья Книгочея.

Мохнатые пальцы крепко зажали копье и дернули на себя. Дино растерялся от такого маневра. Неопытный юноша не осмелился выпустить оружие из рук, отчего силой инерции его толкнуло вперед, прямо на противника.

Снова заверещав, мутант коротким движением ударил сверху увесистой дубинкой, но не по голове юноши, а по его запястью, по руке, вцепившейся в древко копья. На этот раз мучительный стон вырвался уже из груди Дино, теперь его кость громко хрустнула, заставив Книгочея взвыть от боли. Кисть сломалась, и кулак, зажимающий древко, почти свернулся набок, как-то неестественно выгнувшись наружу побелевшими костяшками пальцев.

Даже в полумраке было заметно, как побледнело от боли смуглое худое лицо парня.

Левой, свободной рукой он все-таки размахнулся и попытался ударить человека-крысу, но мутант легко уклонился и от этого удара. Монстр с хрипом изогнулся, широко разинул пасть и вдруг в воздухе поймал запястье клацнувшими зубами. Массивные челюсти сомкнулись, и юноша снова отчаянно застонал.

Книгочей остался, по сути, без обеих рук. Таррейтал заметил, в каком безнадежном положении оказался любимчик аббата, и, сам того не замечая, снова невольно усмехнулся.

Он видел, что Фарсманс мечтал выручить любимого ученика, но никак не мог пробиться в ту сторону, изо всех сил отбиваясь от подступающих врагов. В другом случае и сам Таррейтал приложил бы все силы, чтобы как-то помочь друзьям, поддержать внутренним импульсом, но в это мгновение он, наоборот, желал, чтобы на пути священника оказалось как можно больше противников.

«Что же, Книгочей получил то, что заслужил… Не нужно было изображать из себя героя, вождя народа… — хладнокровно подумал молодой принц. — Сидел бы в своей библиотеке, прятался за полками… может быть, и выжил бы…»

Тонкие, изящные руки, привыкшие бережно открывать старинные переплеты толстых томов, были безнадежно изуродованы. Острые крысиные клыки перекусили левое запястье Книгочея; лишенный возможности сопротивляться, он был обречен.

Дубинка черномордого лемута снова взмыла вверх. Он расцепил челюсти, отпрянул на шаг для размаха и на этот раз не промахнулся. Основательная шишка, венчающая увесистую палицу и усеянная острыми обломками речных камней, со всего размаха опустилась на голову юноши.

Высокий, благородный лоб, на котором краской был начертан священный символ Креста, с глухим треском раскололся пополам, как скорлупа ореха. Молодой принц, в первый момент невольно содрогнувшийся от ужаса, увидел, как лемут еще раз ударил по темени осевшего на пол Дино. Потом дубинка взлетела ввысь и врезалась еще раз, и еще, и еще…

Палица поднималась вверх, с чавкающим звуком опускаясь снова и снова. Мутант без устали долбил своим орудием по человеческой голове, пока череп бедного Книгочея, еще недавно вмещавший в себя столько мудрых знаний и древних светлых истин, не превратился в бесформенную лепешку, в какое-то вязкое, аморфное темно-красное месиво.

В памяти Таррейтала внезапно всплыли слова аббата, которые тот повторял не один раз:

«В голове Книгочея содержится вся наука, вся культура, доставшаяся нам по наследству от цивилизации древних времен…»

Теперь молодой принц сражался и постоянно видел странно деформированное тщедушное туловище своего старого соперника, валявшееся невдалеке на полу. Мертвый Книгочей лежал неподвижно, а вместо головы темнела одна сплошная рана, из которой упругими потоками вытекало то, что еще недавно Фарсманс с таким восхищением называл «наукой и культурой»…

* * *

Лемут, только что расправившийся с бедным Дино, на мгновение остановился, не в силах отказать себе в небольшом удовольствии. Мутант замер, любовно посмотрел на свою запачканную кровью дубинку и внезапно начал жадно облизывать ее.

Таррейтала чуть не стошнило от омерзения, когда он увидел, как человек-крыса вычищает палицу своим длинным, узким серо-голубым языком. Из утробы монстра вырывалось нетерпеливое урчание. Он жадно причмокивал, слизывая с дубинки подтеки густой дымящейся крови и обсасывая брызги мозгов Книгочея, плотно облепивших узловатую шишку.

Скоро вся его морда была уже покрыта красными, бордовыми пятнами. Капли свернувшейся крови облепили даже длинные антенны прямых жестких усов.

— Тварь, создание вечной Тьмы… Будь ты проклят во веки веков! — раздался громкий голос Фарсманса.

Священник задрожал от негодования, увидев, как безжалостно захватчик расправился с одним из его любимых учеников.

— Ползи ко мне, порождение Нечистого! Ползи ко мне на брюхе, и я очищу мой мир от этой скверны!

Аббат разметал крыс, преграждавших ему путь и, наконец, пробился к месту гибели Книгочея.

Мутанта, видимо, смутила белоснежная седина, пробивавшаяся в черных волосах священника. Черномордый, после легкой расправы над Дино, так утвердился в своих силах, что снова победно заверещал и уверенно взмахнул своей окровавленной дубинкой. Но ему удалось только один раз ударить священника, угодив в его крепкое плечо, обтянутое плотной кожей боевой туники.

Отшатнувшись от этого первого удара, Фарсманс выстоял.

— Ах ты, тварь! Не дыши на меня своим нечистым дыханием! — громогласно вскричал он. — Сдохни, гнусь!

Было заметно, что патер напряг волю и словно накинул на темное сознание человека-крысы плотную телепатическую сеть. Лемут, еще несколько мгновений назад заряжавший всех членов своей стаи невероятной энергией злобы, внезапно как-то обмяк и даже расслабился. Он никак не ожидал такой невероятной концентрированной ментальной атаки.

Но черномордому трудно было предположить, что и не только сознание, но и руки седовласого священника также налиты молодой силой. Фарсманс не стал медлить, а вдруг как-то ловко обхватил мускулистую, покрытую шерстью лапу, резко повернул ее, крутанул с оглушительным хрустом запястье, и смертоносная дубинка с глухим стуком вывалилась на пол.

Взревев от боли, мутант попытался высвободить кулак, зажатый тисками пальцев аббата, но ничего ему не удавалось сделать. Подчиняя своей воле и не выпуская сознания твари, Фарсманс завладел и второй щетинистой лапой, а потом, двигаясь спиной вперед, с силой потянул лемута за собой. Черномордый от неожиданности подался вперед, послушно передвигая лапами.

Аббат, пятясь и набирая скорость, внезапно отскочил в сторону и резко развернул противника, заставив его немного пригнуться. Это мгновение стало роковым для черномордого вожака. Яйцевидная голова, измазанная кровью Книгочея, так врезалась с размаха в шероховатый угол, что покрытый серой шерстью череп раскололся надвое, словно кокосовый орех.

Возмездие настигло убийцу очень скоро.

Слуга Нечистого мгновенно ослаб и повалился на пол, содрогаясь в предсмертных судорогах. Таррейтал даже сквозь суматоху схватки увидел, что на грязной каменной стене, в том месте, куда угодил крысиный покатый лоб, медленно расплывалось густыми подтеками темное кровавое пятно.

Принц видел все это со стороны, отражая нападки мелкой надоедливой твари с тонким облезлым хвостом. Все, что произошло с черномордым, заняло всего несколько секунд. Хотя юноше показалось, что все длилось очень, очень долго.

Старинный нож с выгравированной надписью «Полковник Боуи» не подводил, клинок принца то и дело взмывал вверх и вниз. Острейшее лезвие было уже забрызгано кровью, оно кололо и рубило, но Таррейтала почему-то постоянно преследовало видение: священник, громогласно произнося молитвы во имя Отца, Сына и Святого Духа, увлекает вонючую тварь за собой, разворачивает черномордого мутанта и так сильно бьет его головой в стену, словно лоб лемута был тем самым тараном, которым люди-крысы недавно разрушили ворота Небоскреба.

При этом все движения в его воспоминаниях утратили реальную стремительность, а взамен приобрели странную плавность и замедленность. Перед его внутренним взором все выглядело так, как будто схватка разворачивалась на речном дне, а Фарсманс, истово читающий молитвы, и семенящий лемут были с головой закрыты прозрачной водой…

* * *

Ожесточенная борьба длилась недолго. Довольно скоро выяснилось, что силы слишком неравны. Священные кресты, украшавшие лбы защитников восьмиугольного Небоскреба, помогали им не так действенно, как этого хотелось бы. Все больше человеческих тел безжизненно падало на пол, число бойцов стремительно сокращалось, а поток лемутов, проникавших внутрь здания через окна и двери, все никак не иссякал.

Молодой принц отчаянно сражался, ловко орудуя своим клинком, но и он почувствовал, как быстро меняется соотношение сил. Горожан оставалось все меньше и меньше, в какой-то момент Таррейтал с ужасом обнаружил, что от общего числа, в несколько сотен человек, в живых осталось не больше десятка.

Люди-крысы сжали уцелевших в кольцо, оттесняя их к центру просторной комнаты и преграждая пути к отходу. На злобных мордах мутантов уже читалось торжество, внутренне они уже праздновали победу.

Прошло немного времени и в живых осталось только пять кандианцев…

Принц, вместе со своими друзьями, с Маскеем, Парсонсом и Уэлбеком, сражался рядом с Фарсмансом, почти прижимаясь спиной к его могучей спине, так, как и наставлял перед боем седовласый учитель. В какой-то момент Вингмохавишну сообразил, что нападавшие монстры уже не стараются убить их небольшую группу, а только окружают и подбираются поближе, чтобы по возможности заарканить и взять всех пятерых в плен.

— Нас хотят захватить, мой повелитель! — точно прочитав его мысли, крикнул из-за спины аббат. — Хозяин дал им такой приказ!

— Разве ты не убил Хозяина вначале? — тяжело дыша от напряжения, удивился юноша. — Ты же отправил в преисподнюю черномордого мутанта!

В это время несколько лемутов подскочили ближе, и Фарсманс, выдвинувшись вперед, был вынужден отогнать их. Он стремительно ощетинился массивным копьем, которое держал в руках, и ловко поразил им крысиное туловище.

— Нет, мой повелитель, это был не хозяин, а обыкновенный главарь шайки, — спустя некоторое время отозвался аббат, снова прижимаясь спиной к своему ученику. — Настоящего хозяина здесь нет… он руководит битвой из безопасного места… он никогда не сражается сам, как и все великие полководцы прошлого… Маскей, Парсонс, Уэлбек! Берегитесь!!!

Они развернулись на месте, по-прежнему прикрывая друг друга с тыла и отбивая яростные наскоки.

— Зачем же нас хотят взять в плен? — спросил Таррейтал, когда выдалось мгновение для этого. — Почему нас не хотят убить?

— Хозяину лемутов не нужны наши мертвые тела! Он мечтает заполучить наши души! — яростно крикнул священник, отбрасывая в сторону очередного визжащего мутанта. — Он хочет завладеть нашими рассудками!

Фарсманс внезапно остановился, развернулся и громко, демонстративно захохотал. В первое мгновение принц решил, что его наставник просто сошел с ума от потрясений. Настолько не вязался этот смех со всей окружающей обстановкой.

Опешили от неожиданности и лемуты. Они невольно остановились, их продолговатые морды вытянулись от изумления еще больше, а на мерзких физиономиях появилось непередаваемое выражение тупого удивления.

— Вы хотите схватить нас? Только у вас ничего не получится, гнусные твари! — закричал аббат. — Можете запихнуть мои слова прямо в вонючую глотку своему Хозяину!

Патер запустил руку в карман свой кожаной туники и резким движением выхватил из-за пазухи глиняный сосуд, который он недавно, перед началом боя, показывал своим ученикам.

— Мы приготовили для вас неплохой сюрприз! Ползучая кровохлебка! — воскликнул Фарсманс. — Попробуйте на вкус это блюдо! Как вам это понравится?

С звучным хлопком выдернув пробку, он размахнулся и с силой бросил бутылку прямо под ноги оцепеневшим от изумления мутантам.

Пузатая фляга с грохотом разлетелась на десятки, сотни мелких осколков, брызнувших в разные стороны. В следующее мгновение тяжелые щетинистые челюсти людей-крыс еще больше отвисли от неожиданности. В комнате сразу воцарилась тишина, смолкли визги и хрипы, вопли и зубовный скрежет.

Никто из монстров даже не знал, как реагировать на этот поступок священника. Все они пребывали в глубоком замешательстве.

В первое мгновение Таррейталу показалось, что из разбитой фляги вылетело какое-то серое, слегка светящееся облако, вроде встревоженного роя едва заметной, мелкой болотной мошкары. Неясная полупрозрачная газовая масса, похожая на дым или пар, повалила к потолку неиссякаемым потоком и плотный туман начал быстро заволакивать все пространство.

В воздухе, пропитанном до этого копотью и смолистой гарью, крысиным потом и железистыми запахами свежей крови, растекались какие-то неведомые ароматы, знакомые и незнакомые.

Газовый экстракт ползучей кровохлебки содержал в своей структуре память о всех деревьях, кустарниках и цветах, на которых он в свое время паразитировал. Теперь, при желании, можно было даже попытаться понять эту странную смесь.

Хвойный, смолистый привкус шишек араукарии смешивался с пронзительно свежим ароматом тропических орхидей, маслянистая волна, излучаемая цветками речных орехов, переплеталась с невесомым, летучим флером лотоса.

Принц только успел пару раз вдохнуть этот туман, как сразу голова его закружилась. В сознании точно разжалась туго сведенная от напряжения пружина, и опьяняющая, беспричинная радость начала обволакивать мозг так же, как мерцающий перламутровый серебристый пар окутывал фигуры всех находящихся в это время в комнате.

Таррейтал почувствовал спокойствие и невыносимую легкость жизни. Все ноющие беды как-то отошли на задний план, — и смерть родителей, и наводнение, и нападение лемутов и, как ни странно, даже близость ужасной гибели.

Все странно поплыло перед глазами, голова кружилась от опьянения. Молодой принц боролся с непомерным желанием прилечь, он чувствовал, как от дурмана непроизвольно подламываются колени.

Он еще держался, но краем рассудка понимал, что происходит нечто необычное. Окружавшие его лемуты, еще мгновение назад готовые стиснуть людей в смертельных объятиях, шатались на неверных лапах, бросая друг на друга бессмысленные хмельные взгляды.

Их звериные морды и так не отличались красотой, но теперь они выглядели еще более мерзко. Странные, отвратительные улыбки блуждали по их мордам, как будто люди-крысы вдруг стали получать невероятное удовольствие.

Внезапно молодой принц услышал жаркий шепот, раздававшийся за его спиной.

— Запихивай смоковницу в рот! Жуй изо всех сил! Разжевывай и глотай, сколько осталось сил… — уже давно обращался к нему Фарсманс, встряхивая за локоть и точно пробуждая ото сна.

— Разжевывай!.. Разжевывай! — галдели у него под ухом друзья.

Сам священник, Маскей, Уэлбек и Парсонс, — все они уже тщательно размалывали челюстями плоды, поэтому понять их было не так просто, ведь говорили они с полностью набитым ртом.

«Туман… туман… сейчас вокруг нас клубится туман… — с трудом соображал Таррейтал. — Что же это такое, смоковница?»

Мысли его ворочались с огромным трудом, точно на рассудок были навешаны огромные мешки, набитые камнями. Но пальцы уже сами нащупали во внутреннем кармане сухой сморщенный плод, который перед схваткой вручил ему аббат.

Через мгновение он поднес плод кандианской смоковницы ко рту и с силой надкусил. Рот наполнился приятным, хотя и немного необычным сладостным вкусом. Резкий запах ударил ему в ноздри, так что Таррейтал даже взмахнул головой от неожиданности, когда острый холодный аромат ударил в мозг. Точно обломок острой льдинки уколол затылок с внутренней стороны и растаял в голове, оставив непреодолимое, ноющее желание почесать ногтем под черепом…

Тут же все встало на свои места. Дурманящая радость исчезла, как будто ее и не бывало, испарилась пелена, застилающая глаза, и молодой принц увидел, что некоторые лемуты еще шатаются, выронив из рук дубинки, а другие уже и вовсе сидят, безжизненно опрокинув на грудь голову, или даже валяются, на полу, бессмысленно улыбаясь в пустоту.

— Мой повелитель! Я здесь! Я здесь… — донесся из тумана голос священника. — Бежим! Скорее!

Впереди в колыхающемся частоколе крысиных тел словно образовались заметные бреши. Таррейтал, вслед за своими приятелями и Фарсмансом, ринулся в одну из этих своеобразных пробоин. Сквозь висящий в воздухе сладковатый дым они выбежали из комнаты, усеянной телами убитых кандианцев и безжизненными трупами людей-крыс, опьяневших от одуряющего снадобья.

Миновав несколько пустынных полутемных помещений, все ринулись в неосвещенный черный коридор. Был риск, что в полной темноте они могли налететь головами на какую-нибудь балку или металлическую арматуру, но никто, ни священник, ни принц, ни его приятели не сбавили скорость.

Они летели по коридору, спотыкаясь на обломках кирпича, пока впереди не забрезжил слабый свет, пробивающийся сквозь щель неприкрытой двери. За дверью вырастала узкая неосвещенная лестница, покрытая толстым слоем пыли и старой штукатурки.

— Наверх! — скомандовал аббат.

— Но почему? — дружно воскликнули юноши, остановившиеся в недоумении. — Наоборот, нам нужно вниз!

— Только наверх! — рявкнул священник. — Не спорить со мной, сосунки!

С детства Таррейтал и его приятели привыкли доверять своему наставнику. Поэтому не было ничего удивительного в том, что они без возражений ринулись вслед за учителем, поднимаясь по бесконечным ступеням к самой крыше.

Молодой принц считал себя сильным, тренированным человеком, но даже он в свои восемнадцать с трудом поспевал за седовласым аббатом, легко поднимающимся наверх по лестнице. Кровь тяжким молотом стучала в висках Таррейтала, не хватало воздуха, с трудом сгибались колени, а патер Фарсманс легко взлетал по крутым пролетам, что-то даже приговаривая при этом.

Вингмохавишну слышал тяжелое, хрипловатое, прерывистое дыхание своих приятелей, шуршание складок одежды и хруст каменной крошки под подошвами. Звуки явственно доходили до его ушей, но, в то же время, все это происходило как будто и не с ним. Он воспринимал все отстраненно, как бы отдаляясь от себя самого, отчужденно от своего рассудка. Тело словно бежало само по себе, а сам Таррейтал в этот момент воспарил над своей плотью, обернувшись невидимым ментальным коконом судорожно извивавшегося сознания.

Как порой бывало и раньше, он почувствовал, что живет вне своего физического бытия, что видит все происходящее вокруг, но глазами другого, слышит все, но ушами другого. Казалось бы, он лишь стремительно поднимался по лестнице, пытаясь избежать опасности, но на самом деле с ужасом осознавал, что словно не успевает догнать себя самого, упрямо не совпадает со своей личностью.

Все объяснялось смертью Книгочея. Таррейтал знал, что помог мутанту, нисколько не жалел об этом, но страшился только Фарсманса.

Оказавшись после схватки рядом с аббатом, принц боялся вступить с ним в мысленный контакт. Одна только перспектива, возможность ментального диалога заставляла его чувствовать себя очень неуверенно, потому что в этот момент юноша безумно боялся его, боялся всей правды о смерти Дино Книгочея, которая могла выплыть из темных пучин его сознания.

У него уходило очень много сил на постоянные попытки установить в ментальном центре мозга вариант плотного экрана, чтобы наставник не смог проникнуть в самые глубины его памяти. В то же время, рациональные, логические центры говорили, что мощный, изощренный мозг Фарсманса был слишком хорошо натренирован, чтобы не отличить истину от лжи. И это вселяло в душу принца неуверенность.

Достигнув чердака, приятели забежали в пустую комнату и, не сговариваясь, остановились. Священник, судя по всему, вполне мог и дальше продолжать неистовый забег, но молодые люди должны были обязательно отдышаться, постоять на месте, чтобы хоть немного прийти в себя.

— Ужас заключается в том, что дальше, собственно, бежать некуда, — жадно хватая ртом воздух, прохрипел толстый Маскей.

Он забежал последним, и с его багрового лица не сходила гримаса невыразимого страдания.

Во время, пока шла яростная схватка, мутные серые волны не переставали постоянно подниматься. Наводнение не останавливалось, и сейчас весь Небоскреб уже не только со всех сторон был окружен водой, но пенистые языки почти лизали окна второго этажа.

Кругом простиралась водная пустыня. На нижних этажах находились полчища лемутов. Надежды на спасение не было…

Юноши угрюмо смотрели сверху по сторонам, порой бросая друг на друга подавленные взгляды. Лишь аббат, казалось, по-прежнему не унывал и не терял присутствия духа.

— Ничего страшного! Держитесь, медвежата! — решительно сказал он. — Я предвидел нечто подобное. Мы выживем и вырвемся отсюда! Главное, что мы вместе! Мы обязательно вырвемся на свободу!

— Но как? — уныло вздохнул Маскей. — Достопочтенный учитель, как мы сможем выжить, если вокруг Небоскреба сплошная вода, а внизу, в зале вот-вот очнутся люди-крысы?

Его пухлые щеки, обычно полыхавшие жизнерадостным румянцем, сейчас были совершенно бледны, как-то бесформенно свисая от усталости и потрясений.

— Не унывать! — решительно приказал Фарсманс. — Все будет хорошо!

Несмотря на все испытания, невероятную усталость и почтительный возраст, именно от фигуры аббата по-прежнему веяло невероятной энергией и душевным здоровьем.

Таррейталу даже стало немного стыдно, что рядом с пожилым, но полным сил священником они ведут себя так безвольно. Посмотрев на себя и на своих приятелей со стороны, он понял, что их поведение пронизано какой-то старческой вялостью. Юношам было примерно по восемнадцать, но им недоставало той концентрированности, той внутренней силы, какая чувствовалась в каждом поступке и в каждом взгляде наставника.

— Мы спрячемся в наших тайниках! Переждем наводнение, а потом тайком выберемся из здания… — сказал аббат. — Лемуты никогда не найдут нас там, как бы они ни старались. Вода долго не простоит на таком высоком уровне. Наводнение обязательно отступит обратно, и тогда… тогда мы обязательно окажемся на свободе!

Огромную конструкцию древнего Небоскреба, еще с незапамятных времен, с момента постройки в третьем тысячелетии, пронизывала сеть разнообразных линий коммуникационных служб. Пустые шахты многочисленных лифтов, пожарные выходы, жерла бывших мусоропроводов, эксплуатационные колодцы, — все эти скрытые ходы пронизывали толстые стены, образуя сложную, разветвленную систему.

В сущности, каждый североамериканский небоскреб в двадцать втором веке состоял как бы из двух половин, — из видимой, состоящей из обыкновенных помещений, и невидимой, включавшей в себя своеобразный секретный лабиринт, в закономерностях которого неискушенному уму сразу разобраться было очень и очень непросто.

— Жизнь учит, что нужно всегда думать о будущем, — сказал мудрый аббат. — Я предполагал, что когда-нибудь события могут развиваться именно так! Вы ни о чем не подозревали, а я присмотрел для нас несколько тайных мест, где мы сможем отсидеться… Там есть все для жизни и даже припрятаны запасы кое-какой пищи. У нас с вами есть…

Он не успел закончить свою мысль и внезапно замолчал, беспокойно вонзив взгляд куда-то вдаль и внимательно прислушиваясь к странному шороху. Юноши резко обернулись в ту сторону, — в это мгновение какая-то серая тень осторожно метнулась в дальнем конце коридора и растворилась во мраке.

— Лемуты! Это же люди-крысы! — хрипло выдохнул Парсонс. — Они уже нашли нас, твари!

Все мгновенно насторожились, встали наизготовку и схватились за рукоятки своих клинков. Но из того темного угла, который они прожигали взглядами, раздался негромкий причудливый звук, немного напоминающий призывный рев слона.

У Таррейтала невольно вырвался крик радости:

— Кипис!.. Это же мой Кипис!

Он повернулся к своим приятелем и коротко приказал:

— Спрячьте оружие! Там мой шут!

Неуклюжая фигура, огромная несуразная кукла с длинными худыми руками, напоминающими ветви деревьев, вышла из тени и застыла на мгновение в прямоугольном проеме. Тогда принц, не скрывая своего ликования, возопил:

— Иди сюда! Иди сюда, несносный чудак!

Квадратноголовый шут ринулся навстречу, потешно взбрыкивая короткими ножками, и в восторге шлепнулся на колени, преклонив голову:

— О, мой повелитель! Я счастлив снова видеть тебя!

— Урод, дорогой… брось ты эти церемонии! — ласково поморщившись, заметил принц. — Поднимайся скорей.

Кипис ловко, без помощи рук, вскочил на ноги, взмахнув огромными ушами, и сделал потешную гримасу, пожирая Таррейтала преданным взглядом. Коротышка лучился от счастья, но все его внимание относилось только к молодому Вингмохавишну. Всех остальных, включая даже аббата Фарсманса, он как будто даже и не замечал.

— Я смотрел на схватку! Я сидел в вентиляционном колодце и все видел! — низким голосом пробасил он, преданно глядя на своего вельможного друга. — Можно было умереть от ужаса в тот момент, когда люди-крысы ворвались снаружи… А когда Дино Книгочей…

— Ладно, ладно… — торопливо оборвал его принц, едва заметно скосивший взгляд на Фарсманса. — Сейчас не до Книгочея! Лемуты могут очнуться в любой момент и броситься в погоню. Нам нужно думать о спасении!

— Кажется, я знаю путь к спасению! — выпалил шут.

— Не болтай! — пренебрежительно скривил мясистые губы Маскей. — Сейчас нет времени на твои дурацкие шутки!

— Да нет же, нет! — настойчиво повторил коротышка. — Кажется, я не шучу! Речь идет о настоящем спасении!

— Что ты мелешь? Ты уверен? — недоверчиво переспросил Таррейтал. — Если уж ты употребляешь это слово, то объясни его, как следует…

Вместо объяснений карлик нахмурил брови, весьма достоверно изобразив на квадратном лице гримасу необычайной важности. Красноречивым жестом он позвал всех за собой, — в его поведении сквозила такая уверенность, что всем не оставалось ничего делать, как только последовать за ним куда-то вглубь чердака.

* * *

Даже в тот момент, когда Фарсманс разбил вдребезги под ногами лемутов флягу с усыпляющим газом, когда всех заволок туманный экстракт ползучей кровохлебки и колени щетинистых тварей безвольно подломились, даже тогда Таррейтал в глубине души все-таки не надеялся на спасение.

Они бежали вверх по ступеням, а Вингмохавишну не покидало ощущение тщетности происходящего. Увидев серые воды, простиравшиеся во все стороны до линии горизонта, он приуныл еще больше, хотя старался не подавать вида.

Казалось, что никакой надежды на спасение не существует.

Но оказалось, что на самом деле надежда была. Фарсманс назвал ее просто: воздушный шар.

Таррейтал вспомнил, что эту странную штуку Кипис обнаружил утром, перед схваткой с лемутами в одном из глухих углов необъятного чердака Небоскреба. Но тогда голова принца была занята мыслями о предстоящем сражении, и он не придал словам коротышки особого значения.

Аббат, напротив, сразу оценил важность этой находки. Сначала Вингмохавишну не хотел верить, что бесформенный, пыльный, грязный мешок может каким-то образом не только подняться к небу, но и способен вытащить из плена всех оставшихся в живых. Но мудрый священник только посмеялся над неопытным принцем:

— Ты просто не знаешь о возможностях древнего летательного аппарата!

— Я знаю! — вмешался Парсонс, не хуже Книгочея отличавшийся познаниями в разных областях.

Мотнув длинными спутанными волосами, юноша выпалил:

— Особый летучий газ наполняет прочную оболочку аэростата! Тогда она становится похожа на шар и становится способна преодолевать огромные, значительные расстояния… В принципе, такой воздушный шар способен пересечь даже Внутреннее море от одного края до другого!

— Молодец! Очень неплохо! — похвалил его аббат. — Можно гордиться такими познаниями древних технологий!

После этого Фарсманс помолчал и грустно добавил:

— Если бы Дино Книгочей остался в живых, он непременно объяснил бы более подробно тебе, мой медвежонок, да и всем нам, почему именно это нехитрое приспособление может вызволить нас из неволи. Дино обязательно рассказал бы нам, как это сооружение может спасти наши души…

«Да, если бы Книгочей был жив, он был бы длиннее ровно на голову…» — усмехнулся про себя Таррейтал, вспоминая тело чахлого умника, безжизненно валяющегося на окровавленном полу.

— Все равно, мне непонятно, как эта груда ветоши нам поможет! — упрямо тряхнув головой, сказал Вингмохавишну.

Маскей, Парсонс и Уэлбек никогда не спорили со своим наставником. Они всегда делали вид, что с полуслова понимают его, и тут же начали горячо убеждать Таррейтала в том, что он глубоко заблуждается.

В это время аббат отошел в сторону и наткнулся на какую-то дверь. Дверь вела в довольно большое приземистое помещение без окон, очевидно, служившее в древности подсобным техническим целям. На потолке коридора, низко нависающем над головой, даже спустя сотни лет змеились бесчисленные пучки заплесневелых проводов, пересекавшие темную комнату в разных направлениях. Сверху вниз вдоль стен тянулись ржавые окаменевшие трубы, покрытые толстым слоем гнили.

— Куда вы, аббат? — с тревогой спросил Таррейтал. — У нас слишком мало времени…

— Лучше помоги мне! — порывисто отозвался священник. — Запали факел и иди ко мне сюда.

Вспыхнуло пламя факела, и принц осветил внутреннее пространство подсобного помещения.

В одном углу громоздились, покрытые толстым слоем вековой мохнатой пыли, высокие штабеля ящиков. В другом стояли какие-то темные футляры разных форм и размеров. По обеим сторонам длинных стен тянулись галереи, своеобразные металлические ржавые мостики, на которых тоже виднелись какие-то футляры.

В действиях аббата появилась какая-то невероятная энергия, когда он стал вскрывать все ящики подряд, вздымая в воздух облака пыли.

— Смотрите! Вот и газовые капсулы! Именно они наполняют воздушный шар, — возбужденно воскликнул Фарсманс. — С такими капсулами ничего не страшно, можно пускаться в любое путешествие! Ты знаешь, Парсонс, зачем они предназначены?

— Конечно! — с готовностью откликнулся длинноволосый юноша. — Достаточно только открыть клапан капсулы и направить его в горловину аэростата, чтобы оболочка наполнилась газом и шар поднялся в воздух!

— Ты прав! Можно было бы хоть сейчас вытащить воздушный шар на крышу и отправиться в путь! — сказал священник. — Единственное, не так-то просто нам будет разобраться со спутанными стропами…

Удрученный аббат при свете факела углубился в изучение того немыслимого клубка, который представляли из себя переплетенные канаты, валявшиеся на полу. Таррейтал передал свой факел Маскею, а сам отошел в сторону. Он не мог больше дышать чудовищной пылью и в поисках свежего воздуха приблизился к узкому продолговатому окну.

Он бросил взгляд вниз, и лицо его изумленно вытянулось.

— Смотрите! Что это там? — вскричал внезапно юноша. — Идите сюда! Что это там, вдали?

— О чем ты, мой повелитель? — не полнимая головы, отозвался из темной кладовой Фарсманс. — Отчего ты так шумишь, мой повелитель?

— Идите ко мне! — настойчиво повторил принц.

Его голос звучал так настойчиво, что все почувствовали важность момента и, бросив свои дела, торопливо ринулись к окну.

— Посмотрите туда, на юг!

Рука Таррейтала вытянулась вперед и указала на странный предмет, отчетливо видневшийся среди серых бушующих волн.

Все уставились вдаль, следуя направлению его руки, и вскоре стало понятно, что к Небоскребу, разрезая пенистые буруны, быстро приближается длинная черная лодка. Судно еще находилось достаточно далеко, но уже можно было разглядеть, что в центре его на широкой скамье сидит какой-то человек в темном плаще с остроконечным капюшоном, полностью закрывающим его голову.

Перехватив взоры своих учеников, аббат немного прищурился, кивнул головой и едва слышно заметил:

— Так, так… значит, сюда пожаловал мастер Темного братства…

— Ты знаешь его? — удивился Вингмохавишну. — Кто это? Что это за человек?

— Не знаю, можно ли называть его человеком… У него было много имен. Несколько раз он менял свою судьбу и свои имена. А с некоторых пор его зовут только гнусным прозвищем С’герх. Неправда ли, мои медвежата, звучит гнусно, как базарное ругательство?

— Действительно… — согласились приятели. — Но, все-таки, кто же это?

Священник сурово сдвинул брови и сказал:

— Это и есть тот самый Хозяин лемутов, о котором я вам недавно говорил. Все эти твари находятся полностью в его власти…

— Но он совсем непохож на лемута! У него нет шерсти на теле, да и внешне он скорей напоминает нас с вами, чем этих поганых тварей. Он что, человек?

— Не думаю, что можно говорить так… — усмехнулся аббат. — Действительно, когда-то он был человеком, как ты и я, как все остальные кандианцы. Но сейчас уже он не может называться так…

— Он не напоминает мутанта…

— И, тем не менее, это уже не человек… Каждый, кто заключает союз с Нечистым, не имеет права принадлежать к людям. Он, конечно, может называть себя как угодно, но запомните: если кто-то хотя бы раз пошел на сделку с темными силами, никто не сможет его спасти. В каждом человеке сидит доброе и дурное, но смысл нашей жизни в том, чтобы бороться с тем злом, которое старается разъедать наши души. Если же человек сам идет навстречу тьме, никто, никто, кроме Всевышнего, не сможет его сохранить и спасти!

— В каком смысле: спасти? — вдруг спросил Таррейтал, стараясь не встречаться глазами с аббатом.

Он и сам уже был не рад тому, что этот вопрос невольно сорвался с его губ. После этого священник устремил внимательный взгляд на принца, пытаясь наладить канал телепатической связи, но Вингмохавишну удалось выставить защитный блок. Он боялся впускать наставника в свое сознание.

— Тот, кто однажды поддается влиянию Нечистого, навсегда теряет свой человеческий облик… — внушительно сказал Фарсманс. — Нужно всегда идти только к Свету!

Учитель снова посмотрел в окно, потом перевел взгляд на остальных своих учеников и даже не заметил, как молодой принц, отвернувшись в сторону, едва заметно усмехнулся. Почему-то именно в этот момент Вингмохавишну снова вспомнил о Дино Книгочее.

«Умник так верил в добро… в светлые силы… — подумал он. — Помогло ему добро или нет? Где же сейчас его идеалы? А все его идеалы растеклись кровавой лужей мозгов по пыльному полу, смешавшись с крысиным дерьмом!»