Зеленоглазая Ратта до четырнадцати лет прожила с иннейцами племени нууку. До четырнадцати лет соплеменники немного побаивались ее, хотя и считали самой обычной девушкой.
Сколько она себя помнила, она всегда жила с племенем дождевых охотников, хотя в ее жилах не текло ни капли настоящей иннейской крови. Зеленоглазая Ратта выросла в шатре вождя, и всем известно было, что она приходится приемной дочерью главному дождевому охотнику, самому уважаемому воину племени по имени Маар Шестипалый.
Маар нашел крохотного младенца на узком песчаном берегу лесного безымянного ручья. Девочка лежала в плетеной корзине. Она не спала, но и не плакала, обводя сбежавшихся иннейцев своими большими зелеными глазами.
Никто из нууку не мог понять, как очутился на берегу этот розовый упитанный ребенок, еще не умеющий ходить.
Девочка лежала на плетеных прутьях корзины, совсем голая, даже без покрывала. Иннейцы поразились, – несмотря на то, что в лесной чаще было довольно прохладно, девочка не дрожала и не мерзла. От этого голенького тельца исходило удивительное умиротворение.
Столпившиеся вокруг иннейцы заметили на ее груди девочки странное родимое пятно. Эта продолговатая, извилистая отметина змеилась по телу зигзагом, наподобие молнии. Дождевые охотники украдкой смотрели на странную мету, качая головами, и сразу отводили глаза, чтобы ни в коем случае не встретиться взглядом с найденышем.
Нууку пожимали плечами, поспешно поворачиваясь к корзине спиной, а потом обескураженно смотрели друг на друга.
Девочка приплыла из неведомых краев, и дождевые охотники должны были решить ее судьбу.
Тогда Шестипалый был одинок. Его сын погиб в схватке с лемутами, а вторая жена умерла незадолго до того, как племя наткнулось в лесу на странного ребенка.
Маар, наклонившись над плетеной колыбелью и увидев родимое пятно у нее на груди, внезапно почувствовал странный озноб, как будто его на мгновение охватила лихорадка. Тогда, не особенно долго размышляя, на виду у всего племени Шестипалый вытащил ребенка из корзины и пристально, так чтобы все охотники успели заметить этот момент, посмотрел девочке в глаза.
Согласно древней иннейской традиции это означало, что отныне они навсегда породнились. С этого момента Шестипалый стал приемным отцом неизвестной девочки и взял ее к себе в шатер, назвав Зеленоглазой Раттой.
Прожив до старости среди влажных зарослей Тайга, трудно было даже представить себе, что где-то в других местах существовала иная жизнь. Маар Шестипалый, приемный отец Ратты, до поры до времени считался среди своих дождевых собратьев самым умным, самым мудрым человеком. Но даже он, при всех своих способностях, не мог догадываться о существовании других, неведомых краев.
Нууку довольно много путешествовали и никогда не обзаводились постоянными жилищами. Но они кочевали и постоянно передвигались в поисках добычи только по бескрайним массивам Тайга, предпочитая обходить стороной и древние Забытые Города и современные поселения, в которых продолжала кипеть жизнь.
Дождевые охотники считали, что можно счастливо прожить жизнь, если избежать встреч с шайками безжалостных лемутов, прожорливых людей-крыс и ненасытных Волосатых ревунов. Подарком судьбы считались дни, когда удавалось завалить жирного зверя и набить потуже брюхо.
С той поры, как Маар Шестипалый пристально посмотрел в глаза приплывшей в корзине девочки, прошло четырнадцать лет. Иннейцы нууку мерили время разливами лесных рек и умели считать только до десяти, поэтому Маар Шестипалый считал, что его любимой дочке исполнилось десять и четыре разливов лесных рек.
Это был возраст невесты. Дождевые охотники засматривались на Ратту, но вождь не спешил со свадьбой. Он никак не мог решить расстаться со своей приемной дочерью и навсегда отдать ее в шатер другого охотника.
– Дух Проливного Дождя говорит, что нужно ждать до следующего разлива лесных рек, – многозначительно говорил он собратьям, когда речь заходила о возможном сватовстве.
Хотя роскошные девичьи формы уже выглядели вполне зрелыми, но изящные щечки Зеленоглазой Ратты, обрамленные буйными каскадами жестких черных косичек, все еще сохраняли нежнейшие, невинные подростковые контуры. Несмотря на свои четырнадцать лет, – а в этом возрасте обычно девушки племени нууку уже вовсю рожали второго или третьего ребенка, – приемная дочь вождя все еще сохраняла девственность.
Маар Шестипалый всеми силами оттягивал свадьбу под разными предлогами. Он боялся признаться даже самому себе, что влюблен в свою приемную дочь…
Она была совершенно непохожа на остальных иннейских девушек. Лицо Ратты было так восхитительно, что все гости племени нууку, все незнакомые мужчины любого возраста буквально столбенели и не могли оторвать от нее взгляда.
Сам Маар предпочитал не расставаться с ней надолго. Конечно, порой он разлучался с ней, отправляясь во владения соседних племен для переговоров или для обмена товарами. Но потом, по возвращении, при виде своей приемной дочери он частенько ловил себя на мысли о том, что получает невероятное наслаждение. На некоторое время, общаясь с Раттой, Шестипалый словно забывал про окружающий мир и про все свои неотложные дела.
Седовласый вождь терял себя, растворяясь в любовании красотой царственной девушки, и после этого обычно даже не мог припомнить, чем он, собственно, был занят все это время. В такие мгновения иннеец проклинал судьбу за то, что в свое время именно он посмотрел пристально ей в глаза и назвался этой красавице отцом. По древнему обычаю, он стал с ней одной крови и не мог даже пальцем прикоснуться к дочери.
Вождь не мог даже подумать об обладании красавицей. Шестипалый старался гнать от себя подобные мысли, иначе божество иннейцев нууку сурово наказало бы его.
«Почему Дух Проливного Дождя не подсказал мне тогда, что нужно заставить посмотреть ей в глаза кого-нибудь из охотников? Почему? – сокрушался Маар Шестипалый. – Если бы на нее взглянул Лысый Ниир или Жженный Хотт, я мог бы сейчас жениться на ней!»
С той поры, как девочка начала взрослеть и превращаться в красавицу, Шестипалый всегда втайне желал стать ей чужим. Никто не мог запретить ему думать так.
Порой его захлестывало такое иступленное чувство вожделения, что старый вождь мечтал превратиться в молодого, сильного мужчину, который имел бы право прийти к ней ночью в шатер.
Больше всего на свете он мечтал стать молодым и, главное, совершенно чужим своей приемной дочери. До дрожи Маар Шестипалый жаждал возлечь с ней на ложе любви, чтобы обладать красавицей со всей неукротимой страстью дождевого охотника и тем самым навеки подтвердить свое исключительное право на нее.
* * *
Но Зеленоглазая Ратта любила Медноволосого Хорра и хотела, чтобы только этот парень лежал с ней каждую ночь в одном шатре. Она думала о нем все время.
Стоило приемной дочери только прикрыть веки, как перед ее внутренним взором сразу возникал Медноволосый Хорр, доблестный воин и удачливый охотник.
Молодой иннеец и зеленоглазая девушка любили друг друга. Но в один роковой вечер их племя по неосторожности забрело на окраину Пайлуда.
Дождевые охотники настигли молодого грокона и забили его после нескольких дней постоянной погони. После сытного ужина нууку решили не покидать Пайлуд, а легли спать, укрывшись в походных шатрах.
Тогда среди ночи рядом с ними появился властитель гигантского болота.
Обитающий-в-Тумане возник, когда Ратта лежала в своем шатре и никак не могла избавиться от сладостных воспоминаний о Медноволосом Хорре. Видение являлось к ней снова и снова, становясь все более откровенным. И если сначала образ широкоплечего иннейца только нежно разговаривал с ней, то с каждым разом он проявлял все больше настойчивости.
Ничего Ратта не могла с собой поделать. Ей казалось, что молодой охотник уже прикасается к ней, проводит ладонью по волосам, заплетенным в тонкие косички, ласкает кончиками пальцев ее щеки, губы, шею.
И внезапно ее кто-то позвал…
Душа ее встрепенулась, она порывисто вскинулась на месте.
Полог раскрылся словно сам по себе. Снаружи в шатер хлынул яркий лунный свет, выхвативший из темноты силуэты подружек, спавших рядом с ней. Ратта с изумлением увидела, что девушки медленно поднимаются навстречу таинственному свету, но глаза их по-прежнему плотно закрыты.
Молодые девушки нууку все еще спали! Между тем Зеленоглазая Ратта чувствовала, как кто-то властно зовет ее к себе.
Словно бы ледяные незримые пальцы крепко стиснули ее запястье и решительно вытащили из шатра. Сопротивляться Ратта даже не собиралась, потому что знала, что вскоре ей будет очень хорошо, даже лучше, чем с образом Медноволосого Хорра. В спину ей жарко, нетерпеливо дышали подружки, тоже рвущиеся выйти наружу.
К своему удивлению Зеленоглазая Ратта увидела, что не только она выскочила из шатра. Оказывается, все племя уже оставило свои лежанки, и сейчас все доблестные охотники нетерпеливо перетаптывались на берегу, растянувшись в линию. Но и они передвигались с закрытыми глазами, словно лунатики.
Только приемный отец, Маар Шестипалый, почему-то не хотел присоединиться к своим сородичам. Как и подобает вождю, он оказался впереди всех и неподвижно торчал у берега, как кряжистый ствол дерева.
Рядом с ним Ратта сразу увидела странный силуэт высокого мужчины. Незнакомец в длинной, до пят одежде с капюшоном стоял в самом центре просторной лодки.
Девушка поняла, что именно он держит ее за руку, хотя между ними и пролегло расстояние в несколько десятков шагов.
На миг она, вместе со своими подругами, содрогнулась от благоговения и глубочайшего изумления, и тут же благоговение превратилось в самое настоящее вожделение, а изумление – в восторг.
Ей хотелось кричать, визжать от экстаза, изгибаться всем телом и царапать лицо острыми ногтями. Она даже не заметила, как пальцы ее непроизвольно рванули ожерелье, висящее на груди, тонкая нить лопнула, и куски коралла брызнули на сырую землю.
Девушки сладостно вскрикнули. Этот пришелец притягивал их, притягивал как водоворот, против которого не смог бы устоять никто. Непонятное жаркое чувство гнало к нему, влекло, и вместе со своими подругами Ратта приблизилась к лодке.
Она только успела удивиться, что девушки спокойно перепрыгивают через борт, – ее подружки прекрасно ориентировались, не открывая сомкнутых глаз. Судно отошло от берега и неслышно заскользило, увозя молодых иннеанок по извилистой паутине проток.
Внезапно Ратта почувствовала, что хмельное возбуждение начинает испаряться. С каждым мгновением она трезвела, с каждым взмахом ресниц осознавала, что леденящий холод исподволь заползает в душу. Вихрем пронеслось вдруг в ее сознании воспоминание об Обитающем-в-Тумане.
О, ужас! Как часто она слышала перед сном, во тьме походных шатров, рассказы об этом чудовище! Как часто ее пугали Обитающим-в-Тумане, но никогда она всерьез не принимала эти истории, не верила в них, считая пустыми бреднями.
Даже спящие девушки, стоящие рядом с ней, уже начали беспокоиться, однако только приемная дочь вождя осознавала весь ужас их положения.
Сопротивляться в таком состоянии уже никто не мог. Даже Дух Проливного Дождя не в состоянии был выручить своих дочерей.
Парализующие лучи зловещей воли тисками сжимали сознание каждой из них. Никто не мог даже двинуть пальцем, и в отчаянии Ратта поняла, что оставалось только покориться судьбе…
Судно двигалось все дальше и дальше вглубь, скользя по лабиринтам узких каналов-проток, заросших густой растительностью. Порой ветви деревьев и папоротников так близко смыкались над водой, что образовывали длинные лиственные туннели, и хлестали по искаженным от ужаса лицам иннеанок.
Из клубов тумана медленно выступил силуэт острова, расположенного где-то в самом центре Пайлуда. Довольно высокий, но пологий конус, возвышавшийся над черными топями болот, показался издалека. Ратта почему-то сразу поняла, что именно туда, в этом направлении держит путь Обитающий-в-Тумане.
Нос судна плавно уткнулся в песчаный берег. Повинуясь телепатическому приказу, девушки вышли из лодки и направились вглубь острова.
Вскоре Ратта даже позавидовала своим подругам. Они шли с закрытыми глазами и ничего не замечали вокруг, а вот дочери вождя суждено было все видеть…
Сначала взгляд уперся в какую-то кучу, белеющую в темноте. Несколько мгновений Ратта вглядывалась в беспорядочное переплетение прямых и изогнутых линий, пытаясь понять их происхождение.
«Не понимаю, что это такое? Неужели какие-то корни?» – с тоской отчаяния думала она.
Мгновенно пришедший ответ, быстрая догадка заставила ее ощутимо вздрогнуть всем телом. Какой-то голос внутри нее сурово отозвался:
«Кости! Человеческие ребра и позвонки! Они обглоданы почти дочиста…» Скелеты плавали в лужах, и округлые ребра высовывались из темной зловонной жижи, растекшейся у подножия островного возвышения.
Приемная дочь вождя на несколько секунд точно оглохла и ослепла. Она не видела и не слышала ничего. Из глаз брызнули охапки искр, как будто ей хорошо треснули по затылку.
– Помоги мне, Дух Проливного Дождя! Помоги мне! – жалобно простонала она. – Услышь меня!
Левушке казалось, что она кричит во весь голос. Но на самом деле едва слышное сипение вырвалось из ее сдавленного горла.
Дальше показалась основательная пирамида, освещенная лунными лучами. Если бы Ратта могла, то оглушительно завопила бы, потому что, миновав несколько шагов, увидела в мерцании серебристый нитей, что пирамида аккуратно сложена из множества светлых, вымытых дождями человеческих черепов…
Сердце колотилось, как бешеное. Ледяной ужас кольцом стискивал ее горло, от страха тело ее точно окаменело и сжалось в комок.
Даже в сумраке было видно, какая основательная куча громоздится на берегу. Черепа нельзя было сосчитать, их было много, очень много. Они бесстрастно взирали на прибывших девушек бесчисленными пустыми глазницами и, казалось, глумливо ухмылялись пленницам, скаля белоснежные зубы, торчащие в разверстых челюстях.
– Помоги мне, Дух Проливного Дождя! Помоги мне! – исступленно взывала Ратта, хотя в глубине души уже поняла, что даже всемогущий дух не сможет их спасти.
Вокруг кучи черепов на прутьях топорщились многочисленные пучки густых волос.
– Скальпы… – омертвелыми губами прошептала иннеанка. – Это же человеческие волосы…
Скальпы были насажены на голые, лишенные листьев ветви деревьев, как на жерди, и длинные пряди едва заметно шевелились на ветру.
– Помоги! Помоги! – еще раз простонала она. – Дух Проливного Дождя…
Тут же она поймала на себе холодный взгляд, полыхнувший из-под черного капюшона, закрывавшего голову властелина болот. Обитающий-в-Тумане наблюдал за ней, упивался своей властью и исподволь внушал умирающей от страха девушке мысль, что вскоре и ее голова расстанется с телом, вскоре и ее череп найдет своё место в этой ужасной куче, а скальп со множеством тонких витых косичек будет висеть на дереве, устрашая новых жертв.
Цепочкой, одна за другой, девушки неторопливо поднялись еще выше. Впереди показался проем, напоминающий вход в глубокую пещеру.
Подруги Ратты по-прежнему словно спали и послушно шли с закрытыми глазами. Они ничего не замечали и подчинялись каждому приказу, который мысленно отдавал Обитающий-в-Тумане.
Увидев черный провал, Ратта испуганно отшатнулась и судорожно осмотрелась вокруг. Полукруглый лаз, темнеющий среди серого мха и редких кустарников, напоминал открытую пасть какого-то чудовища с огромными черными деснами.
Горловина пещеры неумолимо притягивала к себе, манила, хотя и источала явную угрозу, опасность неизвестного.
– Теперь ты принадлежишь мне, – раздался в ее мозгу хриплый, жесткий голос, напоминающий скорее скрежет. – Ты обречена. Ты будешь моей.
Подруги одна за одной приближались ко входу, и тьма поглощала их.
В спину Ратты словно толкала неумолимая сила и тоже приказывала приблизиться к пещере, но она еще пыталась сопротивляться, хотя и понимала весь кошмар своего положения.
Мгновение постояв около холма, приемная дочь вождя была вынуждена шагнуть в темноту, чтобы через мгновение внезапно рухнуть в глубокий колодец. Со сдавленным криком она упала и ударилась в спину одной из своих подруг.
Сверху, из бледного расплывчатого пятна входного проема брезжил мертвенный лунный свет. Тяжелый запах, окружавший остров, в подземном ходе только усилился и стал совершенно невыносимым.
Иннеанки поднялись и послушно пошли вперед. Девушки оказались в небольшом покатом земляном туннеле. Продвинувшись вперед, Ратта обнаружила под ногами широкие ступени, ведущие еще глубже.
Каменная лестница, покрытая толстым мягким слоем влажного мха, устремлялась вглубь. Она вела в какую-то необычную залу с гладкими полукруглыми сводами.
Ноги иннеанок скользили по ступеням, покрытым вековой плесенью. Пересохшие губы жадно хватали спертый зловонный воздух, пахнущий сырой землей, кровью и болотными испарениями.
Зала следовала за залой, лестница за лестницей. Неумолимая сила толкала их вперед, и каждый раз, попав в новое помещение, Ратта надеялась получить хотя бы миг передышки, обрести хотя бы слабый луч надежды.
Наконец они вошли в просторное продолговатое помещение, тянущееся не меньше, чем на пару сотен шагов. Дальний край комнаты терялся где-то в беспробудном мраке.
Зловещая воля, управлявшая девушками, приказала остановиться.
Стены, сложенные из полированного камня, словно излучали неясный мерцающий свет. Зоркие глаза дочери вождя, привыкшие к темноте, в этом странном зеркальном освещении могли даже различать небольшие детали обстановки.
Темнели мрачные колонны, дверные проемы, черные прямоугольники глухих окон.
Ее чуткий слух уловил непонятные звуки, явственный шорох, доносившийся откуда-то издалека. В противоположной стороне залы раздался загадочный шелест.
Она невольно крепко прижалась к девушкам, прильнула к своим подругам, по-прежнему спящим, и тогда услышала жалобный глухой голос…
Все плыло перед глазами молодой иннеанки. Она давно уже лишилась дара речи и не могла даже пошевелиться от ужаса, когда перед ней возникло существо, умоляюще простиравшее вперед руки.
Длинные распущенные волосы жуткой пришелицы спускались на плечи, они доставали прядями до обнаженной истерзанной груди! Несомненно, это была девушка, – точнее, когда-то это была девушка.
Взору Ратты предстал бесплотный призрак, выглядящий отвратительно и пугающе. Мертвенно-серое, покрытое гнилью лицо совершенно ничего не выражало.
На груди привидения, там, где у живого человека должно находиться сердце, зияла глубокая рваная рана. Словно дикий зверь терзал ее грудь, рассек ребра и острыми клыками вырвал сердце, – оставив на этом месте страшную дыру.
Сквозь очертания туманного женского силуэта проглядывали и другие невесомые фигуры. Все они едва слышно издавали мучительные стоны, голоса их порой сливались в жуткий неистовый плач, рвущий душу на части.
И снова Ратта позавидовала своим подругам. Девушки послушно шли вперед, раскачивались, поворачивали за угол, спускались по скользким ступеням, но продолжали спать. Счастье их состояло в том, что они ничего не видели и все еще не подозревали, какую ловушку им приготовила судьба.
За спиной снова раздались какие-то странные звуки.
На этот раз до слуха Ратты донеслись не стоны и не завывания призраков с обезображенными лицами. Она услышала нечто вроде зловещего шипения, неведомую нечленораздельную речь, напоминавшую скорее слабый скрежет.
Повинуясь могущественной силе, она повернулась и увидела хозяина подземелья.
Высокая фигура в длинном темном плаще с капюшоном почти закрыла прямоугольный проем, слабо освещаемый сзади. Ратта взглянула на это существо, и ей показалось, что влажный пол под ее ногами уходит куда-то в сторону, он выскальзывает, как небольшой плот, стремительно летящий по водам горной реки.
Обитающий-в-Тумане сделал пару шагов вперед и остановился. Кружившие по залу призраки с невероятным визгом бросились в разные стороны, сталкиваясь и сплетаясь друг с другом, как языки пламени.
Резким движением костлявой руки он откинул капюшон.
Взору трепещущей Ратты предстало ужасное зрелище: покатый череп, туго обтянутый зеленовато-бурой осклизлой кожей, цветом подстать застаревшей болотной плесени. Худое продолговатое лицо своей неподвижностью напоминало страшную маску и было абсолютно лишено растительности, на нем нельзя было разглядеть ни бровей, ни ресниц.
Над узким треугольным подбородком виднелись две коричневые изогнутые полосы. Они змеились как-то независимо друг от друга и постоянно подрагивали, словно вместо губ отверстие рта вампира окаймляли два огромных червя-кровососа, две жирные болотные пиявки.
Подруги Ратты, не просыпаясь, рухнули на колени и продолжали опускаться ниже, пока не приняли распластанную позу, выражавшую полное смирение. И даже в этом странном положении они еще дрожали и раскачивались, словно стремились растечься по осклизлому, покрытому плесенью каменному полу.
Но приемная дочь вождя, к своему глубокому изумлению, продолжала оставаться на ногах. Ей даже хотелось бы упасть, отключиться от всего, но могущественная воля удерживала ее.
Она не могла отвести взгляда от хозяина подземелья. От страха беспомощно холодела грудь, но он безмолвно приказывал ей не опускать голову.
У чудовища не было глаз…
Из-под тяжелых мутно-зеленых век на девушку смотрели пустые проемы. На месте глаз находились два больших красных пятна, две глубокие лунки, точно наполненные сгустками запекшейся крови.
Несмотря на это, Обитающий-в-Тумане все зорко видел!
Заметив ее ужас, он откинул голову и со злорадным удовлетворением хрипло захохотал, если, конечно, этот металлический скрип можно было называть смехом. Из глубоких глазниц, как из воронок, вырвались яркие вспышки, осветив на несколько мгновений все пространство подземной душной залы изумрудным пламенем.
Бешеные ослепительные вихри налетели на девушку и пронеслись в ее голове, озаряя все закоулки сознания. Слух ее мгновенно наполнился истошными воплями, мучительными стонами, шумом ударов и хрустом костей.
Любой человек, услышавший эти ужасные звуки, содрогнулся бы и плотно зажал уши ладонями. Но Ратта не могла двинуться без приказа своего повелителя и была вынуждена безропотно все воспринимать.
Каждый вопль, каждый стон отдавался в ее мозгу калейдоскопом кроваво-красных, болотно-зеленых и черных пятен. Галлюцинирующие зеркальные образы росли, набухали и рассыпались на бесчисленное множество ломаных линий.
От криков, звучащих в ее сознании, словно сорвался камень высоко в горах и полетел по уступам в бездну, оглашая горы грохотом. Но Ратта не могла сказать, был ли это шум падения или раскаты издевательского смеха Обитающего-в-Тумане.
Некоторое время звуки продолжали звенеть, а потом все внутри смолкло. Она вздрогнула и словно очнулась после долгого сна.
По-прежнему в нее упирались холодные кровавые пятна, заменявшие вампиру глаза.
Повинуясь этому жестокому взгляду, пальцы Ратты словно сами по себе потянулись к подолу длинной рубашки. Грубая ткань поползла вверх, обнажая прекрасное, точно выточенное из камня девичье тело.
Подземный тоннель обдувал ее смуглую кожу ледяным дыханием. Иннеанка не чувствовала холода, хотя стояла перед повелителем болот совершенно обнаженной. Ей казалось, что все стройное тело ее горит, полыхает странным пламенем! Изумрудный блеск играл на длинной лебединой шее, покатых плечах, казалось, он прожигал девичий живот и округлые, плавные бедра.
Она ждала смерти и ни о чем не могла думать.
Только Обитающий-в-Тумане почему-то не собирался убивать Ратту. Незрячий взгляд его глаз, напоминающих окровавленные провалы, уткнулся в продолговатое родимое пятно, змеившееся зигзагом молнии в ложбинке ее полной груди.
Это родимое пятно притягивало внимание монстра. Он впился на несколько секунд в отметину невидящим взглядом, а потом сделал нечто совершенно невероятное – неторопливо распахнул свой зловонный, покрытый слизью плащ, и девушка увидела, что на груди его темнеет точно такое же продолговатое родимое пятно, отчетливо похожее по форме на зигзаг молнии!
Зловещая воля чудовища проникала в сознание девушки и просачивалась внутрь нее. Но его энергия не уничтожала иннеанку, а, напротив, как будто даже ласкала ее.
Сила злобного существа расползалась по всем закоулкам сознания Зеленоглазой, но не губила ее, потому что перед девушкой стоял ее настоящий, подлинный отец…
Зеленоглазая Ратта не должна была жить среди влажных лесов в племени дождевых охотников. По крови принадлежала она к высшему сословию, – мать ее звали Далила, и она жила в Ниане, в доме богатейшего купца Нодро.
А отец Ратты…
Отец ее был последним из рода, владевшего красивейшим городом Южной Канды. Длинное родимое пятно, напоминавшее изображение молнии, было родовым знаком многих поколений, принадлежавших к семье правителей кандианского города Наккута, безвозвратно ушедшего в трясины Пайлуда.
Последний принц этого рода некогда возжелал бессмертия, и он его обрел, превратившись в повелителя Пайлуда.
Обитающий-в-Тумане, обнаружив в своем логове собственную дочь, корчился и извивался от внезапно нахлынувших воспоминаний, но из сполохов и искр на него пристально смотрели бездонные зеленые глаза Далилы.
Он не мог бы никогда себе представить, что где-то в мире существует его ребенок, его дочь. Но теперь она стояла рядом с ним на скользких плитах Небоскреба, ушедшего под толщу зловонного болота.
На рассвете из тумана Пайлуда выплыла черная лодка. В ней виднелся не силуэт Обитающего-в-Тумане, а фигура Зеленоглазой Ратты.
Точнее, той девушки, которую иннейцы нууку считали приемной дочерью своего вождя. Повелитель болот проник в ее сознание до такой степени, что девушка полностью подчинилась его воле. Она перестала принадлежать себе и только послушно воспринимала каждый его телепатический приказ.
– Куда я плыву? – едва шевеля посиневшими губами спросила она, обводя неподвижными глазами выплывающий из тумана тростник.
В ответ раздалось что-то вроде скрежета. Слух ее наполнился монотонным шумом и скрипом, в котором она разобрала одно только слово:
– Ниана… Ниана…
Ее мать Далила давно уже погибла. Она покончила с собой, когда родила ребенка от того, кто превратился в Обитающего-в-Тумане. Но Ратта была зачата в Ниане, и повелитель Пайлуда вел ее в этот город в надежде воскресить дух своей погибшей зеленоглазой возлюбленной.
В какие-то моменты ледяная хватка Обитающего-в-Тумане ослабевала. Тогда Зеленоглазая Ратта приходила в себя и тосковала. Сердце ее принадлежало только одному человеку – Медноволосому Хорру.
Девушка звала его, и в эти мгновения дождевой охотник слышал ее голос.
С тех пор, как образ пропавшей без вести Ратты стал являться молодому иннейцу, он потерял покой. Везде, в шуме листвы и в шорохе ветра, везде он слышал звучание ее голоса, который распевно повторял:
«Ниа-ана… Ниа-ана…»
Этот странный протяжный звук длился и растягивался, как дуновение ветра. Бесплотный женский голос исходил неизвестно откуда, хрустальным тембром распевая:
«Иди ко мне… иди ко мне… иди ко мне… Зеленоглазая Ратта ждет тебя…»
Обитающий-в-Тумане приказывал ей погубить Хорра, чтобы навсегда перерубить последнюю нить, связывавшую ее с человеческим прошлым. Из последних сил Зеленоглазая Ратта сопротивлялась и вместо своего возлюбленного убивала других молодых мужчин.