И вот мы, все четверо (Парамон, я да Джекил с зябликом), собрались в ходовой рубке. Двое из нас присели на дорожку. Третий ни стоять, ни сидеть не умел, но помалкивал сочувственно. Только четвертый в церемониале не участвовал, скакал да попискивал.

Пора домой! Космосом я насытился. Удовлетворился по уши. Хотелось хлебнуть настоящего морского ветра. И чтобы пальмы шумели, чайки кричали, в небе висела радуга, а вокруг ходили загорелые женщины. И еще чтобы по песку бегали дети, а из песка торчали горлышки бутылок. Скромные, в сущности, желания.

— Сам поведешь? — спрашивает Джекил.

Вступая в заговор, он попросил разрешения перейти на «ты». Захотел быть на равной ноге, психолог многомудрый. Я согласился, Круклис — нет. Заявил, что нечего баловать машины. В нем поразительно уживается дерзкий, раскованный ум с характером, вызывающим сожаление. Довольно частое сочетание для гениев. Но пример с них надо брать не во всем.

— Сам поведу, — с максимально возможной доброжелательностью сказал я.

— Я чуточку помогу? — предложил Джекил тоже с большой деликатностью.

После нашего замирения он старательно ценил две вещи — свою жизнь и мое расположение.

— Конечно, конечно, — любезно согласился я, поскольку в скором времени собирался доверить ему собственную жизнь.

Стартовый ключ входит в прорезь. Вспыхивают огни готовности. А в гулком чреве Гравитона ревут сирены. Мне показалось, что брошенная станция заплакала.

— Выключи связь, Джекил. На нервы действует.

— Джаст э момент, сэр.

Стоны Гравитона оборвались.

Уж прости, старичок… Нажимаю клавишу пуска турбонасосов и с удивлением замечаю, что пальцы дрожат.

— Там одна заслонка не работает, — невинно сообщил софус.

— Помню. У нас еще корпус кривой. Ты в стыковках потренируйся, весельчак.

— Дорогой Серж! Боюсь, что такая возможность откроется не сразу.

— М-да. Сорок восемь световых лет.

На какое-то время я задумываюсь. До Гравитона мне трижды довелось побывать у звезд ближнего окружения Солнца. Но самая долгая из этих командировок не превышала четверти века. Сейчас же, если все пройдет благополучно, мы вернемся на Землю без малого через девяносто девять геолет после того, как я ее покинул.

Почти век. На свет появилось несколько новых поколений землян. Как они нас примут? Много ли случилось перемен, насколько они глубоки? Да и те же сейчас люди, что были раньше? Наверное, иначе себя ведут, по-другому проявляют чувства. Трудно ли будет привыкнуть?

— Химическое горючее пошло, сэр. Окислитель — тоже. Камеры сгорания заполнены.

Я вернулся к действительности.

— Зажигание!

— Есть зажигание.

Изображение выпуклой поверхности Гравитона, заполнившее кормовые экраны, дрогнуло, его затуманил выхлоп. Переходный тамбур скручивался и погружался в лепестковый люк. Звезды пришли в движение. Со стороны кормы Донесся гул.

— Уф-ф, — сказал Круклис. — Тянет на патетику.

Зяблик тоже что-то чирикнул. Кажется, почувствовал важность момента, заволновался. Внешне он ничем не отличался от земных зябликов, насколько я их помню. Да и внутренне самые завзятые орнитологи впоследствии его тоже не отличат от прототипа. Там, на Земле.

Зяблик окажется зябликом. На его примере те, кто старше нас, недвусмысленно показали свою способность творить жизнь из подручных материалов. И предоставили нам догадываться, зачем это сделано. Озадачили ребенков.

Потрепанное тело «Туарега» медленно двигалось вперед. Выбравшись из скопления шлюпок, я добавил скорости, крутнулся на сорок градусов и вошел в нижне-левый разворот. На боковой группе экранов показался диск Феликситура.

— Последнее «прости»? — усмехнулся Круклис.

— Нечто вроде. Ты не против?

— Нет, зачем же.

— Отлично. Джекил, как реактор?

— Разогрет, работает штатно.

— Тогда диктую запись в бортовой журнал: на скорости два—двадцать семь целью экономии химгорючего пошел на термояде.

— Лихо, — сказал Джекил.

— Отрегулируй потоки. Ускорение держать постоянным.

— Есть, сэр.

Переключение на промежуточную тягу прошло гладко «Туарег» оживал. Набирая скорость, мы устремились к ночному полушарию Феликситура. Притяжение планеты помогало разгоняться.

Примерно на пяти километрах в секунду я подправил курс, перешел от падения к полету по касательной, после чего разрешил себе маленькую паузу.

— А ты оказался неплохим извозчиком, — одобрил Круклис. — Ловко справляешься.

— Не преувеличивай. Пилот-любитель, почти самоучка.

— Образование образованием, а способности тоже нужны. Они у тебя есть. Верный глаз, твердая рука, прекрасное чувство пространства. Ты бы справился и с древней колесницей, и со старинным автомобилем. Не хочешь стать звездным капитаном?

— Вот это уж — едва ли, — с негодованием отверг я.

— Ну-ну, — усмехнулся оракул. — Не зарекайся.

Виктим скрылся за горизонтом. Еще несколько секунд светилась серная дымка, затем мы нырнули во тьму. Джекил без промедления перевел экраны на радарный обзор. Внизу поплыли пики, кратеры, долины, заполненные потоками серы. Они образовывали причудливые узоры, в северной полярной области напоминающие огромное человеческое лицо. Приветливую такую рожицу, размерами километров четыреста на двести пятьдесят.

— Привет, ухомахи! — сказал Круклис.

Развалившись в кресле, он беззаботно улыбался Феликситуру. Имел вид человека, удачно завершившего большое дело. Тоже имел вид человека…

Но вид не всегда соответствует сущности. Я поймал себя на том, что уж слишком долго его рассматриваю. А он столько же смотрит на меня с веселым пониманием.

— Ну и как продвигается изучение страшного Парамона? — спросил он.

— Кхм… медленно. А кто они такие, ухомахи?

— Очень забавные зверушки, — охотно ответил Круклис. — Ведут стадный образ жизни. Питаются своеобразными растениями. Эти растения синтезируют органику за счет инфракрасного излучения разогретой серы. На ухомахов охотятся хищные э… сернозубы, назовем их так, чтобы не выбиваться из стиля. И те, в другие обзавелись мозгами, сернозубы даже обладают зачатками разума, поскольку друг с другом воюют. А это есть несомненный признак если не разума, то интеллекта.

— Воюют?

— Именно.

— И чем воюют?

— Да пока без затей. Надевают на голову каменные шлемы, разгоняются, ну и таранят друг друга. При ближнем бое — грызутся. Такой вот милый мирок.

— Значит, у них все еще впереди, — усмехнулся я.

— Смотря что. Пока развиваются они быстро. Жизнь на Феликситуре возникла всего шестьсот пятьдесят миллионов лет назад, представляешь?

— Здорово. На Земле в это время только примитивные многоклеточные появиться успели. Если эдак у них и дальше пойдет…

— Нет, дальше у них так не пойдет.

— Почему же?

— Ресурсы Феликситура очень ограниченны. В океанах серы нет сильных окислителей, без которых не создашь энергетической базы для промышленности. Представь предков человека без огня.

— Но ведь в серном океане возможны электрические явления.

— А что толку? Если нельзя выплавлять металлы, генератор не построишь. Боюсь, что этому причудливому миру, — Круклис кивнул на экраны, — уготован застой, эволюционный тупик. И уж во всяком случае, появления техногенной цивилизации на Феликситуре ждать не стоит.

— Какая жестокая судьба, — сказал я. — Хорошо, что ухомахи о ней не догадываются.

— У Вселенной много жестоких правд. Жизнь возникает чрезвычайно редко, это правда. Не всякая жизнь расцветает разумом, тоже правда. Но что самое страшное, не всякий развившийся разум хочет жить дальше.

— Это твои предположения или ты уже знаешь наверняка?

— Знаю.

— Ужасно, — сказал я, глядя на Феликситур. — Неужели они никогда не увидят звезд?

— А вот в этом случае все зависит от людей.

— От нас?

— Да. Неужели ты думаешь, что ухомахов теперь оставят в покое?

— О, вот это — навряд ли. Не слишком скоро, но обязательно сюда прибудет огромная экспедиция, с тылами и обозами. Выловят нескольких представителей, расшифруют язык… У них есть язык?

— Нечто вроде.

— А, ну тогда их будут пытаться обучать.

— Вот видишь. Все не так уж сумрачно. Для ухомахов.

— А почему этим не занялись те, кто старше нас?

— Им не интересно. Мелкая задача. Старшими для ухомахов будут земляне. Тоже тест, между прочим.

— Тест на то, годимся ли мы в няньки?

— Да.

— Скорость — девять с половиной километров в секунду, высота — пятьдесят четыре, — предупредил софус.

— Вот что, дружище, — сказал я. — За десять секунд до того, как мы ударимся, молча бери управление на себя. Буде ж такого не случится, а я умею рассчитывать глиссанду, тоже помалкивай. Хорошо?

— Дай ты человеку порезвиться, — поддержал Круклис.

— Понял, — сказал Джекил. — Молчу. Резвитесь, создатели.

Впереди забрезжила серная заря. На всякий случай я выбросил по сторонам штанги с объективами. Так, чтобы массозаборник не заслонял ближний вид по курсу.

— Зажмурьтесь, — предупредил Джекил.

Но я не успел. Краешек Виктима вынырнул слишком быстро. Проморгавшись, я с удивлением заметил, что глаза Круклиса широко раскрыты в сторону пылающих носовых экранов.

— Что, и зайчиков нету?

— Нету, — спокойно ответил бывший человек.

Вместо зрачков в его глазах оставались едва заметные точки.

— Неплохо, — сказал я.

— Чего ж плохого, — согласился он.

— Не боишься?

Круклис удивился:

— Мне бояться? Чего?

— Тебя ведь будут обследовать. Во время карантина, когда прилетим.

— Будут, — улыбнулся Круклис. — Но ничего особого не найдут. Вот, смотри.

Он помахал рукой. Она уже была не белой, а только бледной.

— Впечатляет, — сказал я.

— Тебя еще что-то гложет?

— Гложет. Ничего не замышляешь против человечества?

Круклис опять улыбнулся.

— Серж, я ведь поумнел, а не поглупел. К тому же с детства люблю человечество.

— Обнадеживает. Все же хочу получить прямой ответ. Я давно тебя знаю, скрытного.

Парамон посерьезнел.

— Да, Серж. Очень давно. И больше, чем ты помнишь.

Он напрягся, подобрался, на миг скрылся в невесть откуда взявшемся туманце, потом вновь проявился, как на старинной фотобумаге. И я увидел на его лысине капли воды, радужно сияющие в свете Виктима. Или Солнца? Поди разбери…

На щеках Круклиса показалась густая борода. Черная, с проседью. А его голые ноги массировали две раболепно согбенные девушки. Да, глупо смотреть на восходящую звезду без светофильтров, подумал я. И спрятался в эту мысль, как в раковину. Но Круклис быстро достал меня оттуда.

— И сейчас еще не пришло твое время, Серж. Хотя близится, признаю. Совсем уж близко, знакомец ты мой старый…

Мне показалось, что о своем запаздывающем времени я слышу не впервые. Даже скучно стало.

— И как все это понимать прикажешь?

— Пока никак. Запоминай. Еще при этой жизни тебе придется складывать общую картину.

— Общую картину чего?

— Общую картину себя, — загадочно сказал Круклис.

Я понял, что большего от него не добьюсь.

Мы быстро сближались с Феликситуром. Виктим всходил над горизонтом все выше. Под нами одна за другой озарялись горные вершины. «Туарег» миновал терминатор над самой поверхностью планеты.

Я не ошибся. Промчавшись между двумя вулканами, звездолет вышел именно в тот район, куда я и хотел его привести. Конечно, любоваться чем-то там, внизу, при скорости девять километров в секунду невозможно, но замедленный просмотр видеозаписи позволил это сделать.

Оксанкин кратер заметно изменился — оплыл, подрос, разбросал в стороны новые потоки. Кирпичного цвета лава практически заполнила ближайшую долину, утопив остатки нашего парома. Над застывшей поверхностью торчали одни антенны.

— Вот это да! Могли и поджариться, — сказал я.

— Запросто, — признал Круклис.

— Прав был интриган ассирийский?

Круклис нехотя развел руки.

— И нас бы не стали спасать? — спросил я.

— Кто?

— Старшие, старшие.

— Нет. Для них, как и для эволюции, судьба индивида особого значения не имеет. Вот если бы возникла угроза всему нашему биологическому роду, — тогда да, что-нибудь предприняли бы. Но не по мелочам.

— Хорошенькие мелочи! Я себя мелочью не считаю.

— И правильно, Серж. То, что мы тогда не поджарились, свидетельствует о некоторых способностях. Еще больше о наших способностях говорит сам факт появления на Феликситуре. Но чтобы с нами заговорили, этого мало.

— Да вот, кстати. Почему нами вообще заинтересовались?

— Потому, что мы есть.

— Мы давно есть.

— Так и интересуются давно. Сколько мы есть, столько они и интересуются.

— Даже так?

Круклис кивнул.

— Хорошо, спрошу иначе, — сказал я. — Почему они с нами именно сейчас заговорили? Не раньше и не позже?

— Да мы пальцы в костер стали засовывать.

— В Кронос то есть?

— Да.

— Пальцы? Скорее уж голову.

— Можно и так сказать.

— Ну и как, стоит иметь с нами дело?

— Серж! Иногда ты меня огорчаешь. Ведь вот же я, здесь сижу. Реально. Между тем без чужой помощи из коллапсара не выберешься. Это, надеюсь, понятно?

— Это я понимаю, огорченный мой. Но вдруг тебя в отставку отправили? Забраковали? Трогать вот себя запрещаешь.

Круклис расхохотался:

— Забраковали? Слово-то какое вспомнил! Нет, братец, там никого не бракуют. Хотя и чинят, причем основательно. Даже не чинят, а, как бы это поточнее… усовершенствуют, вот.

Потом он похлопал меня по плечу и сказал:

— Ты давай, Серж, пилотируй. Смотри, как ловко получается — и скорость набрал, и Оксанкин кратер посмотрел. А сейчас, если не ошибаюсь, Солнце, Гравитон и «Туарег» находятся на одной линии?

— Находятся, находятся, — проворчал я.

— Идеальная ситуация для того, чтобы использовать станцию в качестве ретранслятора. Я правильно понял? Валяй передавай. Что-нибудь краткое, мужественное. Например:

Спасательный звездолет ТУАРЕГ. Ложусь курс СОЛНЦЕ. Расчетное время прибытия… Когда мы там прибываем? На борту трое. Требуется медицинская помощь. Серж Рыкофф. КОНЕЦ СООБЩЕНИЯ.

— Подходяще? — ухмыльнулся Круклис. — Глас из прошлого, почти с того света. Представляю, какое впечатление депеша произведет на матерых гравитонцев. Что скажешь?

Что тут можно было сказать? Угадал дословно. Не забраковали его, кажется. Да и настроение слишком хорошее для забракованного. Такое настроение бывает у человека, заново обретшего смысл существования. Прямо позавидовать можно.

Прошло несколько часов. Феликситур остался в ста тридцати тысячах километров за кормовым отражателем «Туарега». Без помощи Джекила я рассчитывал режим фотонного разгона, решил не терять формы. Во всем полагаться на софусов я уже никогда не буду. Они ничуть не хуже людей. Могут и подвести.

Вдруг раздалось деликатное покашливание. Я поднял голову. В дверях рубки стоял Круклис. С салфеткой на локте, с подносом в руках. Эдакий гарсон-переросток. В радужном балахоне.

— Чаю хочешь?

Я выключил карманный компьютер.

— Люблю дурачества.

— Знаем, знаем.

— Что за чай?

— «Сэр Липтон» подойдет?

— Настоящий?

Круклис обиженно поднял брови.

— В жизни лучше пользоваться настоящим.

Я подозрительно глянул на его уже почти розовые руки.

— М-да? Чудеса продолжаются?

— Никаких чудес. Просто кое-что прихвачено из запасов Гравитона.

Он поставил поднос на пульт и разлил чай. Себе налил в блюдечко. Подул на него. Аромат растекся по всей рубке. Явно назревал разговор.

— Слушаю, — сказал я.

— Умница, — сказал Круклис и хлебнул из блюдца. — Чего не пьешь? Боишься отравы?

— Не поддевай. Думаешь, легко привыкнуть к выходцу с того света?

— До сих пор ты держался неплохо. Прости, думал, что запаникуешь. А ты — нет, ничего. Даже с вопросами не слишком пристаешь. Джекил прав, вы есть молодец, сударь.

— Безусловно, — поддакнул Джекил.

— Молчи, вольноотпущенник, — сказал я. — Закругливай кораблю. Парамон, мне кажется, ты сам расскажешь, когда сочтешь необходимым.

— Нет, право, люблю тактичных гоминид.

— А ты уже не гоминида?

— Сам не знаю, — признался Круклис. — Мышцы еще не совсем сформировались. И эти… половые органы. Но успехи есть.

— Регенерируешь, значит.

— Ага. Регенерирую.

— А ты и в самом деле тот, кем был?

Круклис посмотрел на себя в зеркало.

— Точно теперь не установишь. Да и какая разница? Если я и копия себя, то очень удачная. Мне нравится.

Я сделал пару глотков, подождал минуту, но поскольку он погрузился в многозначительное молчание, пожал плечами и вернулся к своим расчетам.

Чтобы запустить фотонный двигатель «Туарега», в межзвездной среде требовалось набрать минимум двести километров в секунду. Мы шли пока со скоростью в девятнадцать. Я прикидывал, нельзя ли использовать то, что вдоль всей орбиты Феликситура протянулось облако серных паров, плотность которых раз в пятьдесят превышала среднюю плотность галактического газа.

Теоретически в таком супе реакция аннигиляции встречных ионов с антипротонами наших запасов должна дать ощутимую тягу на гораздо меньшей скорости. Единственное условие состояло в том, что курс звездолета должен пролегать в плоскости планетной орбиты. То есть первоначально не будет направлен в сторону Солнца. Следовательно, потом предстоял поворот, и от этого терялось некоторое время. Зато более ранний переход на мощное аннигиляционное топливо означал значительный выигрыш в том же времени.

Разумеется, месяц—другой в нашем положении принципиальной роли не играл, но… хотелось морского ветра. Еще хотелось побыстрее передать Мод в нужные руки.

— И что ты собираешься делать с Мод? — вдруг спросил Круклис.

Он допил чай и закурил длинную сигару. Видимо, награждал себя за долгое воздержание у Кроноса.

— Как — что? Лечить, — рассеянно отозвался я.

Круклис закрыл глаза и процитировал:

Боль в голове и тьму в глазах,

Жар в теле, ломоту в костях —

Все куштха исцелит.

Всесильный, мудрый дар богов…

— Откуда это? — все так же рассеянно поинтересовался я.

— Не помнишь?

— Что-то древнее.

— Весьма. Чай понравился? Он из Индии.

— Да, спасибо.

— А от чего ты собрался лечить Мод?

— Не знаю.

— Может быть, лечить и не надо?

Тут он меня озадачил.

— То есть?

— Я говорю не про ее нынешнее состояние, конечно, — поспешил разъяснить Круклис.

— А про что?

— Была ведь причина, которая привела ее к нынешнему состоянию.

Я почувствовал глухую тревогу. Тронул он все-таки большую тему. Я надеялся, что этого не произойдет.

— Вот ты о чем… Да, Мод хотела отправиться за тобой.

— А ты ей не позволил.

— Hominis est errare, знаешь ли.

— Верно, человеку свойственно ошибаться. Только кто ошибся? Ты, я или Мод?

— Утверждать не берусь.

— Предоставишь все специалистам?

— Нет. Предоставлю все ей самой. Пусть решает. Но сначала она должна получить такую возможность. Будучи в здравом рассудке.

— Справедливо, — согласился Круклис. — Если считать, что тогда, на Гравитоне, Мод была не в здравом рассудке.

— А в чем, собственно, дело? — напрягаясь, спросил я.

Круклис поднял обе бледно-розовые ладони вверх, словно демонстрируя, что безоружен. Так я ему и поверил…

— Да нет никакого дела. Извини. Хотел знать твои планы.

— Вот, — сказал я. — Теперь знаешь. А твои планы узнать можно?

Круклис усмехнулся:

— Это становится любимой темой. Эх ты, гоминида…

В чем-то я остался подростком. Терпеть не могу высокомерной снисходительности. Считал и считаю, что боги тоже должны быть интеллигентными. Хорошие манеры никому не вредили. Ни на том, ни на этом свете.

— Тому есть причины, герр фон Циммерман. Я не хочу, да и не смогу заставить тебя что-то сделать, но вот думать буду то, что захочу.

— Что ж, позиция достойная. Но с моей стороны попросту нечестно рассказывать тебе все.

— Секреты?

— Вынужденные. Серж, дорогой, да живи ты без всего этого! Живи, пока можно, пока не надоело. Много мудрости — много печали, знаешь ли. Давно сказано.

— Давно. Но не слишком ли ты меня оберегаешь?

— Не слишком. То, что я знаю, тебя иссушит. Преждевременно. И не надо видеть во мне троянского коня. Те, кто старше нас, в такой кавалерии просто не нуждаются. При их возможностях коварство не имеет смысла, настолько их возможности велики.

— В самом деле?

— А подумай сам. От Кроноса они меня спасли так же легко, как мы спасаем мотылька от пламени свечи. Вспомни наши инсайты. Это ведь кое-что значит, не так ли?

Я был вынужден кивнуть.

— Да и тебе есть за что сказать спасибо тем, кто старше нас. Пусть ты еще и не вполне понимаешь за что, но ведь чувствуешь, не так ли?

— Есть такое.

Мне показалось, что говорил он искренно. Проверить я не мог, оставалось поверить. В то, что не везу лошадь.

Фотонный двигатель начал «забирать» тягу на скорости пятьдесят семь с половиной километров в секунду. Правда, сначала довольно слабо. Но час за часом ионизирующие лучи находили все новую пищу. В прожорливую воронку двигательной системы попадало все больше материи. Встречные частицы аннигилировали с антипротонами. За кормовыми отражателями разгоралось зарево, ускорение росло.

К моменту выхода из серного облака корабль пролетал уже больше трехсот километров в секунду, — вполне достаточно, чтобы устойчиво набирать ход и в разреженной межзвездной среде, стартовые расчеты были верными.

После новой серии вычислений я провел коррекцию траектории. «Туарег» покинул орбиту Феликситура, мы легли, наконец, на генеральный курс, сэкономив время с энергией, и… больше делать было нечего.

Перед пастью массозаборника встали сорок восемь геолет пути. При релятивистской скорости для нас они неизбежно сожмутся в тридцать девять, но и этого хватало с избытком. Всплыл тоскливый вопрос досуга. Каюты на «Туареге» маленькие, бассейн крошечный, возможности для серьезной научной работы нет. От подробных рассказов о своих приключениях Круклис продолжал уклоняться. По этой причине долгие беседы двух мужей у камина казались маловероятными. Играть с учеником сверхцивилизации в какие-либо игры бессмысленно — постоянно выигрывает, чародей, даже в кости. Джекил и тот от него пострадал. Всеми же прочими развлечениями я уже был сыт. Оставалось одно: отправиться в спячку.

Круклис решил последовать моему примеру.

— Тебе-то спать зачем? — спросил я.

— Спать мне нужно затем, чтобы не будить подозрений. А то прилетим на Землю, и тут выяснится, что странная гоминида Круклис без малого полвека промучился бессонницей. Кстати, не такой уж я и монстр. Тоже скучаю без общества.

— Мгм. И ничто человеческое тебе не чуждо?

— Нет, кое-что чуждо. Глупость, например.

— Сарказму не поубавилось.

— Но тебе я рад, Сержик.

— Да-а… Если так, жуткое это местечко — Кронос.

— Нет, не жуткое. Одинокое. Я думал, что меньше нуждаюсь в человечестве.

— Наверное, это пройдет?

— Вот тогда, Серж, и наступит жуть. Представь себе, что может чувствовать питекантроп в нашей компании. То же самое — и я. В той компании.

— Разница так велика?

— Огромна.

— Оставайся жить с человечеством. Кто тебя неволит?

— Уже не могу. Этого и боялась Лаура…

Тут он запнулся.

— Ладно, пора впадать в спячку. Я тебе надоел?

— Отчего, Парамон? Мальчонка ты тоже смышленый Тут еще Сумитомо…

— Что — Сумитомо?

— Да он за тебя ходатайствовал. Боялся, что обижу.

Круклис рассмеялся:

— Да? Весьма трогательно с его стороны.

— Тоже приятная гоминида?

— Весьма и весьма.

— Хочешь можжевеловой?

— На посошок?

— На посошок.

— А давай.

— Наливаю, чудовище.

Круклис ушел улыбаясь. Вероятно, ни о чем не волновался. Меня же кое-что беспокоило. В частности, то, довезет ли нас Джекил туда, куда пообещал. Тоже ведь мальчонка не промах. А я отношусь к очень недоверчивым простакам. Поэтому перед залеганием в анабиоз произнес помилованному софусу замечательную речь о перспективах братского союза людей и роботов. После того, как каждый отработает свою барщину. Как те, так и другие, отметил я, подслащая пилюлю.

— Спите спокойно, сэр, — сказал софус со скукой.

Меня передернуло. Опять двусмысленности, сомнительный юмор. Надо ж было так выразиться! Три слова подряд на букву «с». Да я еще добавил на сон грядущий.

Зуммер пищал так, что мертвого разбудит. А я был только сонный, так что проснулся быстро. Но проснулся в чем-то вроде гробика. Правда, комфортабельного. Перед лицом даже экран светился.

С этого экрана на меня смотрел усатый пират с банданой на голове.

— А где серьга? — поинтересовался я.

— Да вот. — Он показал ухо.

Там висел золотой полумесяц.

— Соответствует, — кивнул я. — Как вас зовут?

— Меня зовут Роджер.

— По фамилии Мери? — усмехнулся я.

— Нет. Всего лишь Раскл.

— Разбойник то есть?

— Таков точный перевод со староанглийского, сэр.

— И чем занимаетесь, Роджер?

— Да так, фрегатом командую.

— Подходяще. Название?

Разбойник официальным тоном доложил:

— «Зенгер», сэр. Патрульный фрегат Объединенного Космофлота Солнца.

— Вот как… Слушайте, так мы что, уже прилетели?

Раскл кивнул.

— Имеем честь эскортировать спасательный звездолет «Туарег» в пределах Солнечной системы. Поздравляю с благополучным возвращением!

— Спасибо, — сказал я. — Добрались, значит. Свершилось.

— Так точно. Мы не будили вас до последнего момента, — сообщил пират. — Но пора, пора, граф. Вставайте. Вас ждут великие почести.

— Ну что ж. Почести так почести. Давно у меня не случалось чего-нибудь, что можно назвать почестями, — бормотал я, потягиваясь.

Но тут саркофаг принял вертикальное положение. Жидкий консервант стек сквозь пол. Сверху застучали капли душа. Я безвольно обвис на ремнях.

Как обычно, после длительного анабиоза кружилась голова, тело наполняла слабость, отсутствовал интерес к жизни. Если кто-то в этот момент к тебе подойдет и ее попросит, то преспокойно отдашь.

Но Роджер к таким вещам был подготовлен.

— Немного аэрозоля, граф?

— Сделайте одолжение, герцог.

— Да я не герцог, милорд.

— А я — не граф.

— Вот тут вы ошибаетесь. Уже трое суток как граф.

Аэрозоль распылился. Я чихнул и ощутил интерес к жизни.

— Розыгрыш?

— Решение Британского Королевского Совета — не розыгрыш. Вас действительно присудили к титулу.

— Да за что же?

— За доблесть, проявленную при спасении члена британской королевской семьи.

— Тут какая-то путаница. Жену спасал, было дело. Члена — нет.

— Одно и то же лицо, сэр.

— Вы уверены?

— Абсолютно. А вы не знали?

— М-да. Боюсь, это был не последний секрет моей жены.

— Вполне возможно, — согласился пират. — При дворах много всяких тайн. Время тут мало что изменило. Но это еще не все, сэр.

— А что еще?

— Да попутно вы спасли почетного члена Королевской Академии Наук. Тоже британской.

— Это кого же?

— Сэра Парамона Кэссиди Круклиса фон Циммермана ибн Дауда.

— Откуда известно?

— От самого сэра.

— Надо же! Несказанно повезло Британии.

Пират расхохотался:

— Граф! Должен сказать, вы хорошо переносите анабиоз.

— А как прореагировал Могилев? — спросил я.

— Простите? Какой Могилев?

— А, ладно. Не обращайте внимания, старая история. Так он уже встал?

— Кто?

— Ибн Дауд.

— Второй день играет в шахматы с вашим софусом.

— И какой счет?

— Сто восемнадцать с половиной на тридцать шесть с половиной.

— Бедный Джекил.

— Послушайте, — уважительно спросил Роджер, — на Гравитоне все такие умные были?

Я кивнул. Если на твоих глазах творится легенда, мешать нельзя. Люди расстраиваются. Потребность в идоле есть потребность физиологическая. То есть требует постоянного удовлетворения.

— Только учтите, — для страховки предупредил я, — не все гравитонцы любят демонстрировать. Иные выглядят даже глуповато.

Роджер выразился в том смысле, что снял бы шляпу, если б таковую носил.

Тем временем потоки теплого воздуха осушили кожу. Я выбрался наружу, превратившись из куколки в бледную личинку. Спотыкаясь на ногах, отвыкших ходить, направился к лифту. Из саркофага послышался сконфуженный голос Роджера:

— Сэр, экипаж «Зенгера» жаждет вас увидеть.

— А в чем проблема?

— Здесь дамы…

— И что?

— Да вы забыли… переодеться к завтраку.

Я услышал чей-то смех и пришел к выводу, что нудизм наконец-то скончался. Эврика.

Круклиса я нашел в рубке. Ибн Дауд поменял свой искрящийся балахон на стандартную униформу, которую обычно надевают под скафандр. Вероятно, процедура регенерации благополучно завершилась, и он мог позволить себе хоть белое, хоть облегающее.

Держа на весу шахматного коня, он внимательно меня осмотрел. Рядом с ним находился походно-раскладной бар на колесиках.

— Сохранился неплохо. Чего налить?

— Кофе, — пробурчал я. — Можно с коньяком.

— Чего побольше?

Я сделал обиженное лицо. Круклис плеснул в чашку добрую порцию.

— Ты не перестарался?

— С коньяком? — невинно спросил Круклис.

— Нет.

— А с чем?

— С титулами и мундирами.

Круклис удивленно поднял брови.

— Вот не думал, что ты придашь значение мишуре.

— Не понимаю, зачем все это, — раздраженно сказал я.

— Потерпи, поймешь. А потом еще и во вкус войдешь.

— По-моему, сначала надо было спросить у меня.

— Серж, да полно брюзжать. Ты ведь можешь и отказаться. Давай о другом поговорим. Все-таки сорок восемь лет не виделись, капитан. Вечор, ты помнишь, вьюга злилась…

— Ага, — мрачно согласился я. — В мутном небе тьма носилась.

— Не тьма, а мгла.

— Какая разница?

— А вот какая, — сказал Круклис.

И разом включил все экраны на панорамный обзор. Я охнул.

Бок о бок с «Туарегом» плыл патрульный фрегат Роджера. Его тороидальный корпус был виден с плоской стороны. Он быстро вращался, поэтому казалось, что рядом с нами в пустом пространстве катится огромное колесо.

Но не это поражало воображение. Прямо по курсу красовалась большая розовая планета с великолепно подсвеченной системой из тысяч колец. У меня даже дыхание перехватило.

— Что? Сатурн?!

— Ага! Пробирает? Мы на пороге дома, Серж. А ты какую-то свару затеял.

— Но как же? По расчетам, мы должны были выйти к Плутону. Карантинная станция дальних рейсов там находится… Находилась.

— И до сих пор она там. Но из уважения к заслугам его сиятельства графа Кроносского (ибо таков отныне твой полный титул, и мне сдается, ты от него не откажешься) благодарное человечество разрешило нам отбывать карантин не у скучного Плутона, а на Япете. Здесь с видами получше. Разве не так?

— Не то слово…

Я взглянул на впечатляющее Сатурново семейство, живо вспомнив планетную астрономию. Вон тот, оранжевый, — явно Титан, самый крупный населенный спутник системы. С другой стороны из-за диска Сатурна выглядывала Диона. А под таким углом к плоскости колец может вращаться только Япет…

Пространство вокруг Сатурна рябило радарными отражениями многочисленных кораблей, вакуумных поселений, орбитальных заводов. И все это освещалось лучами все еще небольшой, но очень яркой звезды — родного Солнышка…

— Ладно, — сказал я. — Простим друг другу, благородный ибн Дауд.

Круклис поставил коня на доску и протянул руку.

— Да я уж давно. Теперь твоя очередь.

Я с чувством потряс его уже совершенно розовую кисть, совсем как настоящую.

— Ты готов? — спросил Круклис.

— К чему?

— У нас запланирована пресс-конференция.

— Хорошо, что не полет на Кронос.

— Еще неизвестно, что приятнее. Тебе неизвестно. Подумай, что можно говорить.

— Уже думал. Но хочу спросить.

— Пожалуйста.

— Мне что, беречь твою тайну до могилы?

— Нет, конечно. Довольно скоро я вернусь на Кронос. Вот тогда все и расскажешь. Ну, начинаем?

— Стоп! А как же…

— О, с Джекилом у нас полное взаимопонимание. Да и проигрался парень крупно.

— Не так уж и крупно, — проворчал софус. — И у нас отложена партия. Шансы у меня там неплохие.

Круклис не стал спорить. Он включил линию ближней связи.

— Алло, «Зенгер», мы готовы. Начинайте экзекуцию.

Невероятно серьезный Роджер от имени человечества поздравил нас с благополучным возвращением. Затем представил свой экипаж — троих мужчин и четырех женщин. Все они показались мне неумеренно красивыми, то есть дерзко, вызывающе красивыми. Прекрасные фигуры, кожа, волосы. Осмысленные, одухотворенные лица. Веселые, все понимающие глаза, с чуть заметной грустинкой.

Там, на канувшем в прошлое Гравитоне-4, тоже собрались вовсе не уродцы, но разница была, и разница ощутимая. Что-то они, земляне, с собой сделали, пользуясь тем, что я сто лет за ними не присматривал.

— …а это — Дженнифер, наш доктор.

Я сделал невольное движение. Дженнифер улыбнулась.

— Мистер Рыкофф, у меня пока нет полной информации. Но могу сказать, что в данный момент вашей жене ничто не угрожает. С остальным разберемся на Япете. Нужные специалисты уже вызваны.

— Не опоздают? — озабоченно спросил я.

Круклис тоже улыбнулся. Не знаю, как это сделали крониане, но его характер явно смягчился.

— О нет, — заверила Дженнифер. — Опаздывать вообще не принято. А уж в вашем случае… Мы справимся, Серж.

Из глубины экрана сочувственно глянул Роджер.

— А теперь, господа, предоставляю вас прессе.

И посыпалось. Еще до отлета к Кроносу я считал пресс-конференции чем-то вроде прогулки в зарослях крапивы. Через сто лет понял, что чересчур снисходительно относился к этой процедуре.

С фрегата прислали небольшой контейнер с десятками механических крабов. Эти автоматы рассыпались по всем закоулкам «Туарега». Они принялись анализировать состав атмосферы, воду, пищу, стараясь вынюхать, отыскать хоть что-нибудь вредоносное. Некоторые забрались даже в Джекила, заставив его поволноваться, но ничего не сломали.

Они путались под ногами, проникли в мою одинокую постель. Холодные, шевелящиеся… Нервы не у каждого выдержат. Дженнифер специально извинилась за этот инцидент. Уж так и быть, простил. В последний раз.

Мы с Круклисом дисциплинированно взяли друг у друга по нескольку капель крови, запаяли их в капсулы и отправили в лабораторию «Зенгера». Ответ пришел быстро: мистер Круклис в порядке, а у месье Рыкофф организм постарел, ослаб, загрустил.

— Требуются чистка, омоложение и масса положительных эмоций, — сказала Дженнифер. — С этим мы справимся быстро, но карантинные процедуры только начинаются.

— А когда закончатся?

— К сожалению, то, что случилось у Кроноса, не имеет аналогов в истории медицины. Прошу извинить, но за вами придется наблюдать. Сколько — покажет время.

И понаблюдали. Весь путь до Япета мы находились под круглосуточным контролем — я, Круклис, Мод, в саркофаг которой ввели массу датчиков. Даже зяблик скакал с какими-то наклейками.

А путь до Япета отнял почти двое суток. «Туарег» и «Зен-гер» шли параллельными курсами. Нам выделили специальный коридор, дали право преимущественного движения. Оба корабля постепенно замедляли свой бег. Все пролетающие поблизости суда салютовали огнями и ракетами, передавали приветственные послания. Я зачитывал их дремлющему Круклису.

БЛИЖНЯЯ СВЯЗЬ. Метеорный истребитель АРЧЕР ФИШ — спасательному звездолету ТУАРЕГ. Молодцы!

БЛИЖНЯЯ СВЯЗЬ. Танкер 5Т-211 — СЗ ТУАРЕГ. С возвращением!

БЛИЖНЯЯ СВЯЗЬ. Планет-экспресс СИТУТУНГА — СЗ ТУАРЕГ. Восхищены, поздравляем, любим! 546 подписей и 3 знака крестиками от тех, кто еще не умеет читать.

БЛИЖНЯЯ СВЯЗЬ. Учебный звездолет ЛЕОПАРДО — СЗ ТУАРЕГ. Привет, бродяги! Рад экстремально. До встречи на Земле! ЗЕПП.

БЛИЖНЯЯ СВЯЗЬ. Патрульный фрегат ГАПЛАХЭД — СЗ ТУАРЕГ. Завидуем ПФ ЗЕНГЕР! Роджеру выпала большая честь.

БЛИЖНЯЯ СВЯЗЬ. Нырятель МИСТРАЛЬ — СЗ ТУАРЕГ. Здорово, братцы!

Через какое-то время официальные власти попытались навести порядок в этом потоке.

БЛИЖНЯЯ СВЯЗЬ. Сатурн-диспетчер ГЕОРГАДЗЕ — капитанам всех судов и кораблей. Для приветствий СЗ ТУАРЕГ выделен специальный радиоканал.

Прошу не занимать служебные частоты. Капитану УЗ ЛЕО-ПАРДО объявляю замечание за чрезмерную эмоциональность в эфире. КОНЕЦ СООБЩЕНИЯ.

Но патрульный фрегат «Зенгер» ревностно исполнял свои обязанности. Роджер тут же выступил в нашу защиту:

БЛИЖНЯЯ СВЯЗЬ. ПФ ЗЕНГЕР — Сатурн-диспетчеру ГЕОРГАДЗЕ. Спецканал переполнен. Тенгиз, не будь чинушей. РОДЖЕР.

После этого лестные радиограммы посыпались еще чаще. Вероятно, Тенгиз решил не быть чинушей.

БЛИЖНЯЯ СВЯЗЬ. ПРАВИТЕЛЬСТВЕННОЕ СООБЩЕНИЕ. Сатурн-президент ЛОА — СЗ ТУАРЕГ. Приглашаю на завтрак.

БЛИЖНЯЯ СВЯЗЬ. ПРАВИТЕЛЬСТВЕННОЕ СООБЩЕНИЕ. Япет-губернатор ЦИНЬ — СЗ ТУАРЕГ. Встретим, как полагается!

БЛИЖНЯЯ СВЯЗЬ. БОИНГ/ТИРАТАМ Корпорэйшн — СЗ ТУАРЕГ. Просим согласия на присвоение Ваших Имен строящимся судам (танкер, корвет, метеорный истребитель). От имени Совета Директоров ЛИНДА МАКФЕРСОН.

БЛИЖНЯЯ СВЯЗЬ. Яхта ПСЮККОПАТЕН — СЗ ТУАРЕГ…

— Нет, — заявил Круклис, отворачиваясь. — Положительно с ума посходили. Танкер «Парамон»… Воображаю. Серж, выключи радио.

— Нельзя, — сказал я. — Запрещено. Мы находимся в зоне интенсивной навигации.

Потом злорадно добавил:

— Это тебе — за графа.

— Вот как? — сказал он. — Тогда пусти меня к пульту. И этот сухарь…

БЛИЖНЯЯ И ДАЛЬНЯЯ СВЯЗЬ. СЗ ТУАРЕГ — ВСЕМ, ВСЕМ, ВСЕМ.

Спасибо, люди!

РЫКОФФ, КРУКЛИС.

— Я бы тоже подписался, — неожиданно заявил софус.

Старался быть человеком, плут. Под конец он выкинул еще и такую штуку. Приказал роботу с «Модильяни» приклеить к двери моей каюты пластмассовую кисть с татуировкой ДЖЕКИЛ. Чтобы я имел возможность с ним здороваться. Я попросил его не приклеивать остальные части тела.