3157 год до н. э., восточная окраина огромной южной пустыни в Месопотамии…

Свесив голову так, что его лицо едва не касалось нагретых солнцем кусков твердой, как камень, грязи, Кортхак тащился вверх по склону. Длинный подъем содрал кожу с его рук и колен, и каждое прикосновение к раскаленным от солнца камням обжигало его плоть, пока он с трудом взбирался по откосу.

«Закрой глаза, всего на одно мгновение».

Внутренний голос звучал все настойчивее, все обольстительней, когда Кортхака накрывала очередная волна головокружения.

«Отдохни! Пусть другой прокладывает путь».

Стиснув зубы, он лез и лез, борясь с голосом так же, как боролся с крутым склоном и безжалостным солнцем. Кортхак не имел права выказать слабость перед своими людьми. Пустыня могла его убить, но не могла победить. Наверху он найдет воду и выживет. Цепляясь за эту мысль, он продолжал тащиться вверх.

Вода! Самой трудной была борьба с жаждой. Он заставлял себя не обращать внимания на распухший язык и запекшееся горло. Вода! Кортхак вообразил чистые, журчащие ручьи под тенистыми сикаморами и ивами. Усилием воли он прогнал это видение и заставил себя подняться еще на длину руки. Видения и голоса продолжали преследовать его.

Он должен найти воду, не то пустыня восторжествует над ним, успокоит навеки его и всех его людей. Этого не должно случиться.

Верх перевала, почти рядом, манил Кортхака. Он осторожно поднимался, следя, чтобы не подвели дрожащие ноги.

Дважды за последний час Кортхак слышал предсмертные вопли людей, падавших обратно, в расстилавшуюся внизу пустыню. Он сомневался, что, если хватка подведет и он начнет соскальзывать, у него хватит сил задержать падение.

Им правила жажда.

Удача спасала его и его приверженцев снова и снова в течение последних двух месяцев, но даже боги не могут сохранить жизнь человеку в пустыне без воды. Кортхак отказывался поверить, что ему предназначено так умереть: его преследовали и загнали в эти бесплодные восточные земли, как какого-то подлого раба, чтобы жажда свела его с ума, прежде чем боги заберут его тело.

Прошлой ночью, за несколько часов до заката, Кортхак и его люди достигли подножия плато, которое впервые заметили три дня тому назад. Добравшись до плато, остатки некогда могучей армии упали ничком и проспали до рассвета. Когда утром они проснулись, двое не смогли встать.

Кортхак не обратил внимания на их мольбы:

— Убейте их.

Последние две недели он отдавал подобные приказы почти каждое утро.

Те, кто стояли ближе всего к ослабевшим воинам, вытащили ножи и вонзили их в грудь беспомощных людей. Остальных не нужно было подгонять. Они сгрудились вокруг умирающих и резали жертвы на куски, отталкивая друг друга, чтобы ухватить клочок свежей плоти, драгоценный как из-за утоляющей жажду влаги, так и из-за того, что мог послужить едой.

Когда кровавый пир подошел к концу, на влажном покрасневшем песке остались только расщепленные кости, из которых досуха высосали костный мозг. Даже черепа были разбиты и из них был вычерпан мозг.

После этого чуть меньше восьмидесяти человек начали карабкаться по крутому предательскому склону.

Кортхак ел вместе с остальными, стоя на коленях и как можно быстрее запихивая окровавленное мясо в рот. Такие пиршества больше не ужасали ни его, ни его людей. Сильные питались слабыми, чтобы продержаться еще один день. Но даже в телах только что зарезанных жертв было недостаточно жидкости, чтобы поддержать силы стольких людей, идущих через пустыню. У них не было воды уже три дня, с тех пор, как короткий ливень окропил пески и наполнил несколько впадин в камнях драгоценной влагой. Если они не найдут воду наверху плато, они умрут к закату.

Протянутая рука Кортхака не нашла, за что ухватиться, и он понял, что добрался до вершины.

Подтянувшись, он перевалился через край откоса, перевернулся на спину, тяжело дыша, не замечая слепящего солнца. Услышав скребущие звуки — это поднимались те, кто следовал за ним, — он заставил себя сперва подняться на колени, потом встать. Его люди не увидели бы его, если бы он продолжал валяться в грязи.

Заслонив ладонью глаза, Кортхак огляделся по сторонам. Ландшафт изменился. Впервые за много недель он увидел, что бесконечные пески сменились каменистой землей и глиной. Там и сям виднелись низкорослые кустарники. Ближе к востоку Кортхак разглядел то, что надеялся найти, — темную полосу примерно в двух милях отсюда. Это могла быть только полоса деревьев.

Там, где растут деревья, должна течь вода. Боги снова проявили к нему благосклонность. Он выживет, чтобы найти свое предназначение.

Кортхак снова повернулся к обрыву и хриплым голосом прокричал новости своим людям. Поглядев вниз, на пустыню, он подивился, какой далекой она кажется отсюда.

Держа руку на рукояти ножа, Кортхак убедился, что первые четыре человека, добравшиеся до перевала, все еще несут свой груз — небольшие мешки, привязанные за спинами. Только уверившись в этом, он позволил себе расслабиться и стал пересчитывать и окидывать оценивающим взглядом каждого из бойцов, чтобы решить: не выглядит ли кто-нибудь слишком слабым для дальнейшего пути.

Но вид далеких деревьев придал людям силы. Грязная, покрытая запекшейся кровью и песком, их кожа казалась почти черной после недель, проведенных под палящим солнцем. Все они походили скорее на демонов, чем на людей.

Когда последний добрался до вершины, Кортхак закончил свои подсчеты. Семьдесят четыре человека выжили в походе через пустыню — меньше половины армии, уцелевшей в битве и бежавшей за своим предводителем в восточные земли.

Теперь ничто не могло их остановить.

Кортхак указывал путь, его люди, спотыкаясь, следовали за ним. Они двигались на восток, в ту же сторону, куда бежали, шли, а потом ползли последние два месяца.

На полдороге к деревьям Кортхак заметил деревню и сменил направление. Когда они приблизились к небольшой кучке глинобитных хижин, пустая земля уступила место ячменному полю; ветер разносил пьянящий аромат ячменя. Прокладывая себе путь через посевы, поднявшиеся уже до бедра, Кортхак заметил канал, который нес воду будущему урожаю.

Кортхак пустился бегом, его люди, шатаясь, спешили за ним, как могли. Он добрался до края оросительного канала и бросились в него лицом, чтобы глотнуть грязной воды. Его люди облепили оба берега канала, ползли и толкались до тех пор, пока тоже не погрузили лица в воду.

Кортхак пил, останавливаясь только чтобы перевести дух, потом снова ронял лицо в мутную жижу. Лишь когда его желудок запротестовал, он остановился.

Чувствуя отвращение к себе из-за выказанной слабости, Кортхак заставил себя встать. Он заметил, в какую сторону течет вода, пошел прочь и шагал до тех пор, пока не достиг той части канала, которую не успели загрязнить его люди.

Там он снова встал на колени, но выпил всего несколько пригоршней и смог заставить себя остановиться. Потом вымыл лицо и руки; зачерпнул прохладную воду и окатил ею себя, смыв большую часть грязи и крови, что запеклись на его коже за эти дни.

Когда Кортхак встал, он чувствовал себя освеженным, даже голод притупился. Он и его людьми возьмут все необходимое в деревне и отдохнут здесь, пока не восстановят силы.

Кортхак двинулся вдоль канала, отдавая приказы своим командирам, отгоняя людей от воды, пока кто-нибудь не выпил слишком много и не умер.

Перейдя через канал, Кортхак пошел к хижинам.

Странно, что никто не заметил их приближения и что никто не работал в поле. Уже очутившись неподалеку от глинобитных строений, он услышал впереди причудливую смесь звуков: вопль — пронзительный крик муки — и смех. Пройдя через деревню, Кортхак насчитал около дюжины беспорядочно разбросанных хижин и навесов. Скорее всего тут было меньше пятидесяти человек, бившихся изо всех сил, чтобы выжить в этом каменистом месте на краю великой пустыни.

Голоса, на которые шел Кортхак, зазвучали громче. Он увидел собравшуюся в центре деревни толпу, внимательно следившую за чем-то, чего он не мог разглядеть. Маленький мальчик, приплясывающий от возбуждения, заметил приближение Кортхака и закричал, показывая на него рукой. Все повернулись, и на лицах проступили страх и удивление: жители смотрели на мрачных спутников Кортхака, двигавшихся сквозь толпу, держа руки на рукоятях ножей.

При виде этого оборванного отряда толпа расступилась и загудела. Кортхак шел до тех пор, пока не оказался в самой ее середине; там он остановился, его люди сгрудились за ним.

На земле лежали пять человек, голые, в грязи. Двое из них были мертвы, кровь собралась в лужи вокруг их шей — муки этих двоих кончились, когда им перерезали горло. Вокруг трех других, все еще живых, стояли на коленях несколько мужчин и женщин с палками, камнями и ножами в руках. Кортхак заметил, что один из пленников — крупный мужчина с черными волосами и тронутой сединой бородой — имел лишь царапины и синяки на лице и груди. Кортхак решил, что это, должно быть, предводитель, которому сохранили жизнь, чтобы он мог увидеть, как умирают его люди и лучше представить собственную надвигающуюся пытку.

— Как называется эта деревня? — хриплый голос Кортхака заставил толпу замолчать. Он почти не возвысил голос, но все распознали в его тоне властность. — Как называется эта деревня?

Один из стоявших на коленях мужчин встал и ответил, но Кортхак ничего не смог разобрать в его тарабарщине.

Кортхак задал вопрос еще несколько раз, прибегнув ко всем языкам, какие знал, но с тем же результатом.

— Она называется Магабад.

Кортхак с трудом разобрал эти слова и огляделся, ища того, кто их произнес. К его удивлению, это сказал распростертый на земле бородатый предводитель. Приподняв голову со слипшимися от пота и крови волосами, он старался поймать взгляд Кортхака.

— Ты понимаешь язык Египта?

— Несколько слов, господин… Научился у людей, которыми командовал.

— И кто ты такой? — Кортхак силился понять речь этого человека.

— Меня зовут Ариам. Я был… — голос человека прервался, он не смог больше произнести ни слова.

Кортхак повернулся к своим командирам:

— Освободите его.

Так как никто из жителей деревни не понимал иноземного языка, все стояли молча во время этого разговора. Но когда люди Кортхака протиснулись вперед и начали разрезать веревки Ариама, толпа запротестовала, издав залп неразборчивых звуков, ничего не значивших для Кортхака.

Один из крестьян встал перед Кортхаком, крича и жестикулируя. На лице этого человека, возбужденно размахивавшего руками, был написан гнев, и остальные жители деревни поддержали своего предводителя криком.

Нож, вылетев из-за пояса Кортхака, погрузился в живот крестьянина. Почти так же молниеносно Кортхак выдернул нож, а другой рукой толкнул человека на землю. Умирающий схватился за живот, истекая кровью в грязи, на лице его было столько же удивления, сколько боли.

Бойцы Кортхака двинулись через замолчавшую толпу, оттесняя людей. Около дюжины местных мужчин, окруженных женщинами и детьми, не имели ни единого шанса выстоять против семидесяти людей Кортхака, хоть и ослабленных испытаниями в пустынной восточной земле. Несколько ножей, все еще сохранившихся у воинов, заставили толпу отступить. Ни у одного из людей Кортхака не было меча, даже сам он несколько недель назад бросил свой меч с прекрасным клинком — он стал слишком тяжел для пути через жаркую пустыню.

Несколько жителей древни повернулись и побежали. Кортхак нахмурился: этак, чего доброго, крестьяне вообще сбегут, а у его людей не было сейчас сил преследовать их.

Один из командиров Кортхака перерезал путы Ариама, потом поднял пленника на колени и толкнул к ногам своего начальника.

— Воды, господин, — выдохнул Ариам, опустив голову к самой земле.

— Почему я должен давать тебе воду? Ты предводитель этих пленников?

— Да, господин. Пожалуйста, господин, у нас не было ни воды, ни еды со вчерашнего дня.

Кортхак подумал о собственном голоде и о только что закончившемся мучительном переходе.

— Ты будешь служить мне… Ариам? Если я подарю тебе жизнь, ты и твои люди поклянетесь слушаться моих приказов?

Его голос прозвенел над деревней, и Кортхак почувствовал, как к нему возвращаются былые силы и властность.

— Служи мне верой и правдой или умри!

— Все, что прикажешь… господин. Только дай мне воды.

Кортхак посмотрел на окружавших его крестьян. Лишь страх или покорность были написаны на их лицах — на лицах тех, кто первыми на этой новой земле подчинился его воле.

Он повернулся к своим командирам.

— Соберите жителей. Заставьте их принести еду и воду.

И Кортхак направился к самой большой из ближайших хижин, не в силах больше сопротивляться соблазну укрыться в ее прохладных недрах.

— И приведи этого ко мне, — добавил он, указав на Ариама, который все еще сидел скорчившись на земле. — Нам с ним многое нужно обсудить.

Пятнадцать дней спустя ужас путешествия через пустыню поблек в памяти людей.

Кортхак вернул почти весь вес, который потерял, и почти обрел былую силу. Кровавые ссадины на его руках и коленях зарубцевались, потом и вовсе затянулись. На его поясе висел хорошей работы бронзовый меч, отобранный у одного из деревенских жителей, который, в свою очередь, отобрал его у Ариама. Темные волосы Кортхака спускались до плеч, аккуратно постриженные и расчесанные одной из местных женщин. Стройный гибкий человек со стальными мышцами и выносливостью бегуна, Кортхак знал, что должен оставаться в форме, должен быть сильнее и искусней во владении любым оружием, чем воины, которыми он командует. Они должны бояться его гнева и уважать его за ловкость. Так должно быть всегда.

На следующий день после того, как они попали в деревню, Кортхак установил для себя строгий распорядок. Каждое утро он устраивал тренировки с деревянными мечами, которые вырезали для него и его людей угрюмые жители деревни. Потом проводил три часа с Ариамом, учась главным диалектам Междуречья — так здешние жители называли свою землю.

После этого Кортхак два часа ездил верхом, укрепляя бедра и спину и заставляя единственного деревенского коня скакать вверх и вниз по крутым каменистым холмам до тех пор, пока не начинал чувствовать, что к нему возвращается умение управляться с животным.

Пока он ездил верхом, его командиры не давали Ариаму бездельничать: они заставляли нового рекрута учить язык северного Египта. Тут их деревянные мечи служили еще одну службу — заставляли ученика прилежно заниматься.

С приближением темноты Кортхак возвращался к своим урокам с Ариамом. Они говорили далеко за полночь. Кортхак должен был знать не только язык, но и обычаи и верования людей своей новой земли.

Этой ночью, за час до рассвета, Кортхак отдыхал на маленькой циновке под тополем, прислонившись к тонкому стволу. В шести шагах от него сидел на земле Ариам, скрестив ноги, а два человека Кортхака примостились на корточках за спиной Ариама.

Кортхак научился от Ариама уже очень многому, куда большему, чем этот человек собирался открыть. На то, чтобы обнаружить слабости Ариама — его любовь к женщинам, золоту и власти, — не ушло много времени. Но Кортхак никому не доверял, поэтому его люди держались неподалеку. Ариаму не позволят внезапно переметнуться на другую сторону, до тех пор пока этот человек не выдаст до последней крупицы все, что знает.

— Итак, Ариам, расскажи мне снова об этой огромной деревне Орак.

— Я уже рассказал тебе все, что знаю, господин. У меня болит голова от попыток вспомнить, что еще можно тебе рассказать.

Ариам поднял глаза на Кортхака, заметил, что тот нахмурился, и быстро продолжал:

— Господин, Орак находится примерно в двухстах милях от этого места и, чтобы попасть в это селение, надо пересечь Евфрат и Тигр. Несколько недель назад оттуда отогнали могучие варварские орды. Теперь Орак — самое могущественное селение в здешних землях. Говорят, скоро все деревни в этих краях будут считаться с мнением Орака.

— А тамошний правитель, этот, как его… Эсккар?

— Высокомерный варвар, господин. Глупая деревенщина. Он изгнан собственным родом, без сомнения, за дело. Он едва умел говорить на нашем языке, когда пришел в Орак, и пропивал свое жалование, как только его получал. Он был моим младшим командиром, когда я был начальником стражи Орака. Если бы не его умелое обращение с лошадьми, он был бы самым обычным воином.

— Однако теперь, по твоим же словам, он командует в Ораке тысячью людей, а ты чуть не подох тут в грязи. Это не кажется тебе… странным?

Ариам поежился и сжал кулаки, смутившись при напоминании о том, как низко он пал.

— Эсккар взял в жены ведьму. Какую-то рабыню с юга, принадлежавшую прежде одной из правящих семей Орака. Она околдовала его. Говорят, через него она правит Ораком.

Кортхак не верил в чародейство, но большинство из его людей верили, поэтому он оставил эти слова без комментариев. Предрассудки помогали ему в Египте, и какие бы глупые верования ни правили этой землей, здесь будет то же самое.

— А на людей Орака она тоже наложила чары, чтобы превратить их в воинов? Или варвары, которых ты так боишься, настолько слабые бойцы, что позволили кучке крестьян и лавочников их разбить?

— Варвары — неистовые бойцы, господин, никто не может выстоять против них. Но жители построили вокруг Орака стену из земли, и варвары не смогли ее преодолеть. Стена спасла их, а не Эсккар.

Кортхак заметил, как Ариам покраснел при упоминании о варварах — очевидно, диких кочующих племенах из отдаленных степей. Хотя Кортхак вытянул из него всю историю больше недели назад, он продолжал копаться в памяти Ариама в поисках новых деталей или любого намека на обман. Каждый новый рассказ давал еще несколько фактов, над которыми можно было поразмыслить.

И снова Ариам рассказывал, как маленький верховой отряд этих варваров устроил ему засаду, как убил большинство его людей и похватал всю собранную ими добычу и всех лошадей. Ариам и горстка его людей ухитрились спастись пешком и бежали на запад. Они бежали и шли больше недели, пока не добрались до этой жалкой кучки хижин под названием Магабад. Ариам захватил деревню, но у него было слишком мало людей, и спустя два дня жители поднялись ночью против завоевателей, двоих убили во сне и взяли в плен остальных, чтобы подвергнуть пытке. Если бы Кортхак появился на час позже, Ариам погиб бы под ножом вместе со всеми своими людьми.

— Ты сказал, что Эсккар был когда-то одним из тех самых свирепых варваров, поэтому люди Орака его ненавидят. Однако, несмотря на это и несмотря на то что, судя по твоим словам, он ничего не сделал для спасения города, жители Орака сделали его своим правителем. Ваши обычаи выбирать себе правителей очень сильно отличаются от обычаев Египта.

Услышав в голосе Кортхака насмешку, Ариам прикусил губу, без сомнения, борясь с искушением ответить грубостью.

— Нет, господин, это не так. Эсккар умеет сражаться и неплохо орудует мечом.

Кортхак подумал: а что еще умеет Эсккар? Впрочем, это было не так уж важно.

— Раз ты так хорошо его знаешь, опиши его снова, Ариам. Дай мне увидеть его с помощью твоих слов, прежде чем я его встречу.

Поставив пустую чашку из-под вина, Ариам облизнул губы.

— Он обычный варвар, господин, один из «лошадников». Они обычно выше и сильнее нас, выросших на этих землях. Любой человек, целый день ездящий на лошади, будет крепким и сильным. Эсккар выше большинства своих соплеменников, выше меня по меньшей мере на длину руки и почти настолько же сильнее.

Египтяне Кортхака считали мощного Ариама высоким, поэтому Эсккар должен был быть громадного роста, что делало его страшным бойцом, по крайней мере для этих людей.

— Продолжай. Покажи мне его лицо.

Ариам на мгновение закрыл глаза.

— У него всклокоченные темно-коричневые волосы, почти черные, он обычно забывает их завязывать, и они часто скрывают большую часть его лица. Карие глаза, почти безбородый. Вниз по левой щеке от глаза тянется тонкий шрам, вероятно от ножа. Он все еще сохранил в целости все зубы — по крайне мере, так было, когда я в последний раз его видел. Говорит медленно и с сильным акцентом. Впервые встретившись с ним, я подумал, что он тупица, — Ариам пожал плечами. — Просто обычный варвар, господин. Я до сих пор не могу поверить, что он отбил нападение дикарей.

Несмотря на то, что последние слова Ариама прозвучали так, будто ему уже нечего прибавить, Кортхак в это не поверил. Чтобы командовать, требовалось нечто большее, нежели умение орудовать мечом, и обычные люди не правят могучими селениями.

— Но теперь дикари исчезли, поля уничтожены, и разбойники вроде тебя грабят страну.

Кортхак улыбнулся Ариаму. Как только этот человек усвоит, где его место, из него выйдет превосходный слуга. Но, что еще важнее, его зверские привычки и грубые желания как раз были на руку Кортхаку. Пришло время рассказать ему о роли, уготованной Ариаму в плане Кортхака.

— Ты опытный боец, Ариам, и мне нужен такой человек, как ты, знающий эту землю и ее людей. Ты можешь мне помочь и в то же время отомстить Ораку. И ты сможешь получить много золота и занять почетное место в моем городе.

При упоминании о золоте Кортхак заметил заинтересованный блеск в расширившихся глазах Ариама. Но потом на его лице появилось озадаченное выражение.

— В твоем городе, господин?

— Да, в моем городе. Орак станет моим городом, когда я им овладею. Мои люди — могучие и опытные воины. Они прошли через множество битв и выжили в походе через великую пустыню. Я собираюсь стать сперва правителем Орака, а потом всех здешних земель — как был правителем городов и деревень Египта. Ты поможешь мне и, как мой слуга, получишь такую власть, о какой не мог и мечтать. Или ты уже забыл, что дал мне клятву верности?

Ариам посмотрел на двух людей неподалеку, молча наблюдавших за ним и слушавших каждое его слово.

— У тебя не хватит людей, чтобы завоевать Орак.

— Ты недооцениваешь моих бойцов-пустынников. Они самые сильные из воинов, сражавшихся за меня в Египте, и каждый из них стоит двух или трех таких, как ты.

— И все равно в Ораке сотни людей, готовых защищать этот город, господин, — сказал Ариам, покачав головой. — У тебя не хватит бойцов.

— Пока — да. Но ты найдешь их для меня и будешь командовать ими. Эти люди предпочитают следовать за кем-нибудь из своих соплеменников, по крайней мере, сперва. Вот почему мне нужен кто-то из этой земли, тот, кто умеет сражаться и сумеет возглавить людей. Я буду платить своим новым воинам сокровищами, которые перенес через пустыню, — до тех пор, пока богатства Орака не станут моими. Если на этих землях и впрямь царит такой беспорядок, как ты говоришь, скоро у нас будет более чем достаточно бойцов.

В пустыне люди Кортхака несли по очереди четыре прочных мешка с аметистами, сердоликами, яшмой, ониксами, изумрудами и другими священными камнями, отобранными у богатых торговцев или добытыми в храмах египетских богов. Эти люди выбросили свое оружие, золото, даже одежду, но Кортхак не дал им выкинуть последние остатки захваченного богатства. Они умоляли позволить все это закопать, но Кортхак убил одного из тех, кто отказывался от лишней ноши, и тогда остальные смирились. Кортхак знал, что если они сумеют пересечь пустыню, богатства ему понадобятся.

Он увидел на лице Ариама сомнение.

— Не думай, что я поскачу на стены Орака, как те невежественные варвары. Нет, я возьму Орак изнутри. Мое правление будет зиждиться на одной-единственной ночи крови. И ты мне поможешь.

— Что я могу сделать, господин? — Ариам подался вперед. Жадность и желание отомстить Ораку боролись в нем с обычной осторожностью. — Я имею в виду… господин… как же я смогу…

— Ты сможешь, и ты сделаешь все, что я прикажу, Ариам. Ты поможешь мне выполнить мое предназначение, которое заключается в том, чтобы править этой землей. Если тот город и впрямь такой богатый и процветающий, как ты говоришь, он даст мне и моим людям все необходимое. Скоро все остальные селения вверх и вниз по течению двух рек подчинятся моей воле. Я построю могучую империю, и началом ее будет Орак.

Солнце садилось, но света все еще было достаточно, чтобы Кортхак увидел, что глаза Ариама не покидает сомнение. Кортхак улыбнулся своему новому воину.

— И ты, Ариам, став моим командиром, будешь куда богаче и могущественней, чем действуя в одиночку. Ты будешь командовать от моего имени сотнями бойцов и наслаждаться самыми избранными женщинами Орака и его окрестностей. Или тебя не интересует то, что я тебе предлагаю?

— Интересует, господин, — ответил Ариам. — Я буду твоим командиром!

Кортхак улыбнулся. Как он и ожидал, жадность Ариама возобладала над любыми опасениями. За богатство и власть этот человек готов был на что угодно.

В отличие от большинства других, Кортхак не интересовался золотом и драгоценными камнями — для него это были всего лишь жалкие орудия, способные ослеплять нужных ему людей. Только власть, дающая возможность править всеми, повелевать их жизнью и смертью, имела значение для Кортхака. Это предназначение направляло его поступки еще до того, как он возмужал, и теперь он не отвернется от пути, написанного ему на роду.

— Завтра мы покинем это место и двинемся на восток. Мы возьмем с собой нескольких жителей деревни: они будут нашими рабами и понесут еду и воду. Я позволю тебе и твоим людям убить остальных в отместку за то, что они захватили вас в плен. И будет лучше, если никто не узнает, откуда мы пришли. В пути я расскажу тебе, как я захвачу Орак.

Махнув рукой, Кортхак сменил тему:

— Но сейчас расскажи мне еще что-нибудь об Эсккаре — кочевнике, ставшем могучим правителем. Я должен знать о моем противнике все.

— Господин, я уже рассказал тебе все, что смог припомнить.

— Уверен, ты сможешь припомнить больше, Ариам. Или тебя нужно поощрить?

Кортхак снова улыбнулся и прислонился к стволу дерева.

— Не торопись и начни сначала. Расскажи, когда ты пришел в Орак, что ты там делал, как ты стал начальником стражи.

Кортхак слышал эту историю уже несколько раз, но каждое повторение добавляло к ней что-то новое, что помогало ему лучше понять эту землю и этот народ. Он крикнул, чтобы принесли эля — все, что здешняя жалкая деревушка могла предложить из крепких напитков. Появилась женщина с кувшином и парой деревянных чаш. Опустившись на колени, она наполнила чашу Кортхака, потом чашу Ариама и исчезла в тени.

Кортхак наблюдал за Ариамом: тому хотелось выпить, но теперь он знал свое место и за последние несколько недель научился подчиняться. Только после того как его новый хозяин сделал глоток, Ариам отхлебнул тоже. Кортхак выпил горький ячменный напиток, потом подождал, пока Ариам, гулко глотая, осушит чашу.

— А теперь, Ариам, расскажи мне снова об этом варваре и рабыне, которая его околдовала. Они стоят на моем пути… на нашем пути. Поэтому расскажи мне все, каждую маленькую историю, какую сможешь припомнить, об Эсккаре и его жене-колдунье.