Вопреки ожиданиям, Бодлер не был удовлетворен новым жилищем на улице Ангулем-дю-Тампль. Тем более что Мари Добрен не пожелала поселиться вместе с ним. И он со своей стороны возобновил совместную жизнь с Жанной Дюваль. В присутствии посторонних, опасаясь смутить их, он называл ее «женой».

Картина мира, развитие существующих воззрений все сильнее раздражают его, и бóльшая часть книг, которые ему попадаются, вызывает у него двойное чувство усталости и отвращения. Он во весь голос заявляет об этом Альфонсу Туссенелю, одному из ревностных последователей Фурье, обратившемуся к изучению животных после того, как этот последний подарил ему одну из своих книг о животных и птицах.

На его взгляд, пишет ему Бодлер в январе 1856 года, воображение — самая «научная» из способностей, ибо только оно заключает в себе «универсальную аналогию, или то, что мистическая религия называет соответствием. Однако если я хочу напечатать подобные вещи, мне говорят, что я безумен, а главное — без ума от себя самого, и что педантов я ненавижу лишь потому, что мне не хватает образования». И опять, как в своей статье о Всемирной выставке, он набрасывается на прогресс и цитирует Жозефа де Местра, «великого гения нашего времени, ясновидца». А затем утверждает:

«Все лжеучения, о которых я упоминал только что, в конечном счете являются лишь последствием главного современного лжеучения, искусственной теории, подменившей естественную теорию, — я имею в виду упразднение понятия первородного греха <…> вся природа принимает участие в первородном грехе».

К счастью, выход в марте у Мишеля Леви «Необыкновенных историй» Эдгара По приносит ему немного радости.

Во что бы то ни стало желая защитить и возвеличить вышедший том, Бодлер без колебаний обращается непосредственно к Сент-Бёву, самому значительному и прозорливому из литературных критиков, особенно прославившемуся своими «Беседами по понедельникам», опубликованными в «Монитёр юниверсель». Необходимо, говорит он ему, чтобы По, который не является «большой величиной» в Америке, стал «великим человеком» для Франции, и Бодлер не сомневается, что Сент-Бёв с тем особым влиянием, каким он пользуется, скажет об этом в ближайших статьях свое веское хвалебное слово.

Однако радость Бодлера была недолгой. Отношения с Жанной оставались все такими же бурными, к тому же он узнал, что Мари, вернувшись из итальянского турне, возобновила свои отношения с Банвилем — эти потрясения мешали ему сосредоточиться на переводах рассказов По, которыми он был занят и которые должны были составить основу «Новых необыкновенных историй», эту рукопись Мишель Леви ожидал с нетерпением.

В досаде Бодлер покидает свое жилище на улице Ангулем-дю-Тампль, которое едва успел обустроить, и снова погружается в сомнительный мир меблированных комнат. Он поселился в гостинице «Вольтер» на набережной с таким же названием. Но уже без Жанны, с которой он, потеряв терпение, опять разорвал отношения.

Ему казалось, что он избавился от чего-то тягостного, будто вышел из застенка и вновь обретает вкус к жизни. В своих заметках, которые являлись и дневником, и памяткой, и записной книжкой, и черновиками, он писал, что «склонность к плодотворной сосредоточенности должна заменить у зрелого человека склонность к потерям». Он старался подстегнуть себя, чтобы вновь обрести работоспособность.

Осенью 1856 года к Мишелю Леви на улицу Вивьенн он отправился, можно сказать, в превосходном настроении. Бодлер заверил его, что перевод «Новых необыкновенных историй» завершается и что он уже готов взяться за перевод «Приключений Артура Гордона Пима». Договор на эту книгу вскоре был подписан, хотя права переводчика были урезаны до пятнадцатой доли от продажной цены каждого тома. И словно в наказание за задержку, Мишель Леви решил заплатить Бодлеру деньги за роман По только после выхода «Новых историй».

Ну а что же с «Цветами зла»?

Совершенно очевидно, что Мишель Леви уже перестал их ждать. Впрочем, в большом ассортименте его продукции поэтических сборников было очень мало. Став преуспевающим издателем, он печатал их гораздо реже, чем раньше.

Однажды в порыве гнева Бодлер похвастался, что в любом случае может рассчитывать на Огюста Пуле-Маласси. И Мишель Леви поспешил поймать его на слове.

В конце 1856 года Пуле-Маласси, объединившийся со своим родственником Эженом Де Бруазом, по-прежнему издавал «Журналь д'Алансон», а также брошюры, однако у него было твердое намерение публиковать больше книг и получить место в Париже, где можно будет успешнее сбывать свою продукцию. Он установил тесные отношения с Асселино, который в какой-то мере играл у него роль литературного советника, хотя благодаря своему хорошему чутью и эрудиции и сам мог бы с этим справиться.

Когда Бодлер вступил в переговоры с Пуле-Маласси по поводу «Цветов зла», он не знал, что тот уже договорился с Банвилем, ставшим теперь соперником Бодлера, по поводу сборника под названием «Причудливые оды».

Тридцатого декабря Бодлер поставил свою подпись на договоре, предусматривавшем издание двух томов у Пуле-Маласси и Де Бруаза, не только «Цветов зла», но и книги его статей под условным названием «Эстетический хлам». Предполагавшийся тираж — тысяча экземпляров. В шесть раз меньше, чем тираж «Необыкновенных историй», продажа которых в книжном магазине шла очень успешно. По прошествии трех месяцев Мишель Леви уже переиздал их, не исправив ни опечаток, ни ошибок. Не говоря уже об искажении смысла и мелких погрешностях Бодлера.