Глава семнадцатая

Заслужить уважение, с которым леди Денхэм относилась к своим родственникам, было не так легко. Но за то недолгое время, что Клара Бреретон пробыла рядом с требовательной и придирчивой леди, неимущая молодая женщина неоднократно демонстрировала способность угождать каждой прихоти своей хозяйки и делала это просто превосходно.

Таким образом, если вспомнить, что леди Денхэм пригласила Клару провести всего лишь одну зиму в Сандитон-хаусе, стремясь не брать на себя слишком большую ответственность, но в то же время чувствуя, что обязана отплатить за доброту, с которой отнеслись к ней в Лондоне, а если пойти дальше, то и признать, что из всего клана обнищавших дочерей Бреретонов она выбрала ту, которая испытывала наибольшую нужду, то теперь леди Денхэм могла, по крайней мере, поздравить себя с правильностью сделанного ею выбора.

Уже давно исчезло без следа предубеждение, с которым она относилась к своим кузинам, и ее нежелание сближаться с ними сменилось терпимостью к их существованию. А в настоящее время она вообще рассталась с намерением когда-либо отослать Клару домой — хотя бы на несколько месяцев, не говоря уже о том, чтобы лишиться ее навсегда. По ее наблюдениям, Клара Бреретон была столь же мила и доброжелательна, сколь и красива. Она неоднократно демонстрировала свои достоинства: доброе сердце, открытое расположение, должную скромность. Причем в ее искренности не приходилось сомневаться. Благодаря уравновешенности и самообладанию Кларе удалось сплотить обитателей дома Денхэмов, где слуги и жильцы выступали единым фронтом; скромные манеры мисс Бреретон оказали благотворное действие на всех. Ее усилия не остались незамеченными властолюбивой хозяйкой дома.

В то же время — и здесь мы не намереваемся ни в чем упрекнуть неопытную молодую девушку, хотя кое-кто мог бы усомниться в этом и даже вопросительно изогнуть бровь, — она проводила время в пустой болтовне с сэром Эдвардом, случайной свидетельницей чего стала ничего не подозревающая Шарлотта.

Пусть у читателя не возникает никаких вопросов относительно того, что все действия мисс Бреретон объяснялись ее собственным выбором, причем совершенно свободным. Так оно и обстояло в действительности, каким бы ни было ее положение. Однако же неожиданная встреча в столь уединенном месте неприятно поразила нашу мисс Хейвуд.

Ради чего, спросите вы, разумная Клара Бреретон подвергла себя такой опасности? Разве ее благожелательно настроенная патронесса не выразила твердо и недвусмысленно свои намерения и ожидания в этом вопросе? И разве не могла мисс Бреретон представить себе последствия гнева своей хозяйки? Естественно, будучи услужливой и здравомыслящей особой, она должна была предвидеть опасности, которые мог повлечь за собой такой опрометчивый поступок.

Леди Денхэм достаточно ясно дала понять, что не приемлет подобных глупостей. Двое людей из одного и того же многочисленного семейства, видящие друг друга каждый день, интимно встречаются? Неслыханно! В этом не было никакого сомнения. Сколь бы высоким по рождению ни являлся этот молодой человек, за душой у него не было ни гроша. Нельзя отрицать и того, что в данном конкретном случае каждая из сторон не только испытывала крайнюю нужду в деньгах, но и полностью зависела от своей капризной родственницы.

Можем ли мы предполагать, что рандеву Клары Бреретон с сэром Эдвардом свидетельствовало о неотразимой привлекательности этого джентльмена? Но даже если так, можем ли обвинять молодую леди в подобном признании его галантности?

— Сэр Эдвард способен выступать с напыщенным и самодовольным видом, подобно любому другому самцу, — предостерегала ее леди Денхэм, — поскольку он исключительно опытен во всех тонкостях обольщения женщины. Тем не менее, о да, ему следует почаще задумываться о перспективах безрадостного будущего, когда он будет лишен мало-мальского комфорта. Не в его характере, уверяю тебя, несмотря на все лирические отступления и поэтические экскурсы, выносить настоящие лишения, и все ради одной только любви.

Ее тетка всегда отличалась исключительной проницательностью, едва речь заходила о малейшем ущемлении своих интересов. Давным-давно раскусив франтоватого наследника своего мужа, она нашла, что он достаточно образован, твердо намерен оказывать ей услуги и обладает серьезным и даже в некотором роде решительным характером. В конце концов, разве не был молодой сэр Эдвард разборчивым читателем — пусть даже только по его собственным словам, — увлеченным своими исследованиями и книгами?

Что касается самой леди Денхэм, то она уделяла мало внимания таким модным штукам и еще менее терпения проявляла к тем, кто пополнял собой ряды подписчиков. В конце концов, что еще такого можно почерпнуть из романов, чего бы уже не продемонстрировала жизнь? Многим, в том числе и этому молодому поклоннику литературы, стоило бы лучше оглядеться по сторонам, чтобы увидеть неприкрытое лицо природы и общества. Именно здесь следует искать мудрости, которая сокрыта и в безмятежности сельского существования, и в жестокости городской жизни — даже здесь, в тиши морского курорта. Обладающая богатым жизненным опытом леди Денхэм привела бы примеры такого умозаключения всем своим подданным. И поскольку она повторяла его снова и снова, культивируя и развивая подобное мировоззрение, то оно превратилось в дело всей жизни.

— Все лежит перед нами, и все, что от нас требуется, это смотреть и видеть скрытое от наших глаз — в причудливом сочетании причины и следствия и далее — в правильной интерпретации следствия и последствия.

Об этом свидетельствовал ее жизненный опыт. С юных лет леди Денхэм твердо знала, чего хочет. Она не успокоилась, пока не оценила всех нюансов своего положения в жизни, пока не изучила всех преимуществ снисходительного отношения к людям. Умело найдя и заняв это подобающее место, смогла позволить себе наслаждаться уважением, которое оказывали ей лучшие представители высшего общества, одновременно опекая и защищая тех, кто оказался не столь настойчив и удачлив, как она. Более того, леди Денхэм упорно стремилась сохранить подобный порядок вещей в той части общества, где она вращалась.

И тогда, разве не могло прийти в голову этой счастливой наследнице, основательнице блестящего курорта, что глубокий интерес племянника ее мужа к книгам, драмам и современным романам будут только ему на руку, что они помогут ему подняться и продвинуться в жизни? Властолюбивая леди Денхэм ничего не имела против интеллектуальных упражнений племянника, она всего лишь считала неверными его обожаемые книги — в отличие от молодой гостьи мистера Паркера, Шарлотты Хейвуд, которой экскурсы сэра Эдварда в области литературы представлялись не лишенными привлекательности, но которая была поражена его странными умозаключениями, с сожалением придя к выводу, что для него понимание смысла прочитанного вовсе не было главной задачей и приоритетом.

Совершенно неспособный, как истинный джентльмен, выносить нищету и еще менее способный представить себе ее последствия, он продолжал пребывать в твердом убеждении, что самой судьбой ему предназначено не испытывать лишений. К счастью для сэра Эдварда, леди Денхэм значительно лучше видела его бедственное положение. Она поняла, что своей бравадой, своими модными замашками — смешными усилиями очаровать прекрасный пол — он мог достичь только обратного результата, в том что касалось его планов и надежд, и поэтому делала все, чтобы он не потерял лица и обеспечил себе безбедное существование.

— Что до его сестры, Эстер, — поделилась она с внимавшей ей миссис Паркер, — то чем скорее она пополнит ряды потенциальных невест, вращающихся в центре приличного общества, тем лучше. Вы должны знать, мой дорогой друг, что независимо от своего желания человек может оставаться молодым и привлекательным еще долго после отведенного ему природой времени. И, на мой взгляд, ее привлекательность, в отличие от других леди, которым больше повезло, минимальна, даже сейчас, в дни ее расцвета. Увы! Вокруг Эстер только просители. Неужели молодую леди Денхэм весь остаток жизни будут осаждать те, кто не имеет собственных средств к существованию и никаких перспектив?

Сама мысль об этом казалась старой леди отвратительной, и она постаралась отогнать ее как неуместную. Времени недоставало и для более трезвых размышлений. Она сама слишком долго и упорно трудилась над тем, чтобы ее положение в жизни было надежным и прочным.

В качестве утешения она предпочитала обращаться к своему собственному творению — к покорной, послушной, разумной, покладистой и уступчивой мисс Кларе. Сейчас эта молодая женщина уже больше устраивала хозяйку Сандитон-хауса, которым еще никогда не управляли так хорошо. Самое же любопытное заключалось в том, что, как ни мало была склонна леди Денхэм раздумывать о дальнейшей судьбе своего состояния — поскольку при этом, естественно, подразумевалась ее собственная кончина, — она обнаружила, что ей нравится предаваться размышлениям о будущем этого юного создания, в котором она угадывала некоторые собственные черты.

Эти мысли разительно отличались от тех, которые посещали леди Денхэм в самом начале их знакомства. Появление беспомощной родственницы влекло за собой достаточные неудобства. Где поселить ее в огромном доме? Как вести себя с ней? Уж, конечно, не как с прислугой. Тем не менее хозяйка Сандитон-хауса никогда не допускала и мысли о том, что девушка может стать членом семьи. Что же касается близкой, равной себе по положению особы, каковой была она сама, то эта достойная жалости девочка никак не подходила для роли компаньонки. И только благодаря странному стечению всех перечисленных обстоятельств леди Денхэм способствовала появлению в доме этой молоденькой девушки.

Но даже при этом существовали определенные обязанности, и от Клары требовалось их безусловное выполнение. Как иначе оправдать то, что ее приняли в таком роскошном доме? Читатель может быть уверен, что мисс Бреретон приложила все усилия к тому, чтобы усердно исполнять возложенные на нее обязанности, сделала так, чтобы ее присутствие было заметным, и постаралась создать комфорт и уют для всех, кто окружал ее.

И все-таки сколь мало внимания при этом переезде было уделено ее собственной душе! Она испытывала беспокойство, бродя по длинным коридорам своего нового жилища. Она тосковала по людям, которых знала и которых оставила — своим ближайшим родственникам, и чувство одиночества, которое снедало ее, а также оторванность от всего, что ранее окружало ее, оказывали на девушку угнетающее действие.

Действительно, она испытывала чувство благодарности к леди Денхэм. Однако же преобладающим было чувство благоговейного страха. Разве ее не вырвали из когтей бедности и поселили в этом роскошном особняке с видом на море? Помимо всего прочего, разве не избавили ее от перспектив безрадостной жизни — в лучшем случае от роли прислуги в каком-нибудь жалком, неприветливом доме или, что намного хуже, от положения дальней родственницы, финансовые неурядицы которой длились бы бесконечно? Те Бреретоны, которых она знала, были добрыми людьми. Они никогда не предали бы ее, хотя, по правде говоря, они владели очень немногими богатствами, охотников до которых, напротив, было великое множество.

Клара должна была всегда помнить о проявленном по отношению к ней снисхождении, о той ответственности, которую возложила на нее леди, проявив терпение к ее появлению в Сандитоне; именно таким образом она истолковала благожелательность своей тетки. Какие бы трудности перед ней ни стояли, в силу своей молодости и неискушенности она намеревалась преодолеть их, сохранить надежду, направить свой живой ум на завоевание положения в новом доме.

Как следствие, многие обстоятельства переменились в ее пользу. Тем не менее, хотя сейчас ее светлость явно ценила Клару, она не могла забыть о первоначальной холодности, об этом менторском тоне, какими встретили ее сразу же после приезда, когда, почти ничего не зная о привычках своей хозяйки, она позволила чувству страха смениться мимолетной радостью — когда она впервые увидела роскошные покои ее светлости, испытала счастливое ощущение спасенной, оказавшейся в безопасной гавани. Она ходила, пританцовывая, в ее поведении сквозила живость, она даже напевала вполголоса от свалившегося на нее счастья, переходя из комнаты в комнату. И в этот момент Клару отрезвили слова ее тетки.

— Дитя мое, что за поведение! Я еще не привыкла к неуправляемости молодого поколения. Успокойся — ты так топаешь, что можешь разбить мои хрустальные сервизы — неужели ты намерена своим визгом расколотить их на мелкие кусочки? Здесь ты быстро научишься аристократическим манерам. Находясь на моем попечении, ты усвоишь уроки повиновения, которого вправе ожидать от тебя твои наставники. В Сандитон-хаусе это главное правило. И его не вправе нарушать никто из тех, кто мне близок.

Ее упрек оказался для молодой девушки холодным душем, он погрузил ее сначала в непривычный холод торжественности, а потом поверг в полную растерянность. Время от времени она задумывалась над своим положением и старалась оценить его: если она хотела, чтобы к ней здесь относились терпимо, то должна была знать свое место. И поэтому Клара Бреретон ушла в себя. Живая от природы, она постоянно следила за собой, чтобы не дать прорваться истинным чувствам. Она находилась здесь из милости, только для того, чтобы доставлять удовольствие.

Однако вскоре она обрела некоторый комфорт, который пришел к ней вместе с молодым посетителем Сандитон-хауса. Сэр Эдвард Денхэм подружился с девушкой. Он обладал прекрасными манерами; он был не прочь пофлиртовать; он был образован и упорен. Как им можно было не восхищаться?

Одинокая и отчаявшаяся, она с упоением внимала каждому его слову. Разве удивительно, что она была склонна поверить романтичному сэру Эдварду, когда он устремлял на нее темные глаза и начинал читать стихи из своего безграничного запаса?

К чему же тогда преувеличивать или преуменьшать значение той сцены, свидетельницей которой стала Шарлотта? Как можно счесть ее достойной удивления или непристойной? Пара была молодой; они испытывали друг к другу сильное влечение, причем очарование молодой леди заставляло подозревать большее, чем было на самом деле.

Она увлеченно слушала, как он читает стихи. Она восторгалась его страстью к поэзии. Она бесконечно изумлялась его эрудиции. Как часто она мечтала о подобном мужчине! И какая девушка на ее месте не испытывала такого чувства? Чувствительный и чувствующий, одухотворенный герой, испытывающий тягу к учению, он намного превосходил банальных и серых личностей, окружавших ее, он стремился к славной, полной приключений жизни, о которой она только читала в книгах. Именно таким предстал перед ней сэр Эдвард в ее первые, самые тяжелые дни пребывания в Сандитон-хаусе.

Впрочем, справедливо и то, что в то время мисс Бреретон почти ничего не знала о том, каким чрезмерным вниманием этот молодой человек окружал каждую молодую леди, пребывающую в пределах его досягаемости, и с каким упорством преследовал ее. Он чувствовал себя неотразимым ловеласом! Он вошел в эту роль давно. Клара не была глупой или даже более чем глупой — слепой. Она просто считала все это обычными слабостями молодого человека — маленькими слабостями амбициозного и упорного человека, которые всегда сопутствуют настоящему героизму. Ловелас, да еще безжалостный? Положительно он был сделан из другого теста!

Кроме того, она могла полюбить его. Она могла наставить его на путь истинный. Разве великие женщины прошлого не посвящали себя такой цели? Тут она вспоминала неукротимую и бесстрашную Клариссу, в честь которой ее и нарекли именем Клара. Только посмотрите, какое действие она оказала на беспринципного джентльмена. А почему нет? С помощью любви Клары он мог открыть для себя все, что только возможно, все, что можно было бы довести до счастливого конца так, как это бывало в его излюбленных романах и поэмах.

Клара Бреретон видела для себя несколько возможностей. Ясно представляя себе характер намеченной жертвы, она намеревалась думать за двоих и добиваться предмета своей любви до конца.

Со своей стороны, этот неисправимый фантазер и мечтатель прятал в рукаве несколько сюрпризов. В последнее время он часто размышлял о своем будущем, намного больше, чем могла предположить его тетка, взвешивал каждую возможность и разработал хитроумные, но практичные планы. Его внимание не могла не привлечь та все более возрастающая привязанность, которую его добрая тетка испытывала к молодой леди. Он принялся изучать эту привязанность. Могла ли она повлиять на его собственные перспективы? Он уже обладал титулом, то есть правом на отличие; но с тех пор как много лет назад эта леди вышла замуж за его покойного дядюшку, он решил, что имеет право рассчитывать на большее. Леди Денхэм обязана была позаботиться о его будущем. И, разумеется, так она и сделает! Однако в последнее время за ней превосходно ухаживали; вероятно, она могла испытывать такую радость от своего открытия, что вполне могла передумать. Создавалось впечатление, что он и его сестра — лишние в обществе леди Денхэм.

Следя за ее поведением в последнее время и разговаривая с ней на эту тему, он впервые ощутил серьезную опасность.

— Я вижу, мадам, что ваше молодое дарование — этот цветок в вашем саду, — выразился он однажды, — цветок, заслуживающий в ваших глазах всяческого внимания, — такое декоративное создание, в самом деле превосходная служанка.

Ответ леди Денхэм прозвучал исчерпывающе:

— Восхищение моей кузиной кажется мне всепроникающим, подобно морскому воздуху, так часто я слышу похвалы в ее адрес. Должна признаться, что она и в самом деле хорошо руководит прислугой и с поразительной легкостью ведет мое хозяйство: мой стол — само совершенство. Не буду отрицать, что весьма благосклонно отношусь к ней, отношусь как к члену своей семьи, поскольку она и в самом деле безупречно справляется с работой.

Он хорошо ее слышал и понял, как должен действовать.

 

Глава восемнадцатая

Однажды утром, вскоре после происшедших событий, в округе поднялся страшный переполох, когда в гостиницу прибыл дилижанс, на запятках которого стоял лакей в ливрее. Казалось, он принадлежал особе королевской крови. Однако в экипаже прибыла Эммелин Тернер с прислугой, довольно известная в определенных кругах леди.

Удивительно, что она избрала Сандитон местом отдыха; еще более удивительным было то, что она прибыла безо всякого предварительного уведомления.

Видели, как Томас Паркер, которого немедленно уведомили о таком экстраординарном событии, помчался приветствовать гостью. Он обратил внимание своей супруги на столь неожиданное увеличение числа отдыхающих.

— Милая Мэри, если бы ты только могла представить себе, что означает подобное явление! Сама миссис Тернер здесь, с нами! Положительно большего нельзя было и ожидать. А ведь к ней прислушивается абсолютно все высшее общество Лондона. Достаточно вспомнить популярность ее последнего опуса, «Целестины», а перед этим полной вдохновения «Этелинды».

С этими словами он приготовился предстать перед блистательной леди лично.

Эммелин Тернер совершила свое путешествие в надежде остаться незаметной и избежать шумихи. В поисках необходимого лечения она решилась приехать потихоньку, без лишней помпы, в сопровождении только слуг и помощников. Лишь по этой причине она остановила свой выбор на Сандитоне. Она уже довольно повидала Брайтон и Уэймут; отсюда неизбежно следовало, что и Бат казался ей недостаточно привлекательным.

Более того, для нее это означало возвращение к родным пенатам, с их коварными берегами и гористыми мысами, потому что леди родилась в местечке Льис, неподалеку отсюда, и провела там большую часть юности. Ей страстно хотелось снова вдохнуть его воздух, такой влажный и свежий, и бросить взгляд на Сассекс, на его поля и сады, яркие краски которых не тускнели в любое время года. Когда ее одолевала ностальгия, она представляла себе, как наблюдает за игрой в шары на своей родной главной улице Льиса. Миссис Тернер намеревалась вновь обрести умиротворенное расположение духа, а вместе с этим и поправить здоровье, а для этого ей требовались знакомые и спокойные звуки, а еще, чтобы их иногда заглушал рокот волн, накатывающихся на берег; но больше всего она нуждалась в сладкой тишине родной стороны.

Ибо несмотря на все достижения и известность, она никогда не забывала о своем долге перед этим норманнским уголком Англии, где еще сохранились деревянные домишки. Его красоты бережно хранились в дальнем уголке ее памяти, и мысли о его незамысловатых удовольствиях никогда не покидали ее, пока она ежедневно сражалась с грязью и пылью лондонских улиц, которые теперь были известны ей слишком хорошо.

Да и почему бы ей не восстановить силы? Девчонкой она лазала по пещерам среди скал в бухтах, гуляла по пляжам, иногда забредая далеко в глубь побережья. Она находила исключительное удовольствие в таких длительных прогулках — ее родители никогда не запрещали ей гулять даже в плохую погоду. Городская жизнь лишила ее того спокойствия ума, которое привила ей сельская природа. Поэтому в недавно обнаруженном ею Сандитоне она надеялась найти спокойный, не заполненный толпами отдыхающих клочок побережья, где без помех рассчитывала вернуть хотя бы часть своего прежнего «я». По крайней мере, она на это надеялась.

В самом деле, лондонские врачи миссис Тернер уже давно лишь беспомощно разводили руками — состояние ее здоровья все ухудшалось, что объяснялось чрезмерным умственным напряжением и треволнениями, связанными с ее независимым образом жизни. Самому знаменитому из них, некоему доктору Харрису Лонгу с Харли-стрит, удалось нейтрализовать ядовитые жидкости, которые, по его мнению, нарушали работу или вообще разрушали структуру органов, обеспечивающих жизнедеятельность организма. Он заявил, что она страдает от истощения, и позволил себе выразить удивление насчет того, что леди до сих пор остается на ногах, несмотря на такие неблагоприятные, подтачивающие ее здоровье обстоятельства.

Страхи знаменитого специалиста о дальнейшем здоровье миссис Тернер имели своим последствием назначение ей изобретенного им лечебного средства, только и способного излечить подобное заболевание. Он пообещал пациентке полное выздоровление и твердо заявил ей, что в этом не может быть никакого сомнения — необходимо только время.

Его изобретение состояло в употреблении обычных капустных листьев утром и вечером в соответствии с разработанными рекомендациями. Кроме того, в качестве сопутствующей терапии жизнерадостный доктор назначил курс ингаляции на гигантских испарителях, которые были установлены в его элегантно обставленных комнатах. Миссис Тернер свято выполняла все предписания. В конце концов, разве каждый представитель высшего общества Лондона не считал их панацеей от любой болезни? Эффективным лечением чего угодно? Тем не менее, несмотря на то что она в течение долгих зимних месяцев строго соблюдала режим, прогресс оказался ничтожным. Здоровье леди не улучшалось. Миссис Тернер впала в апатию, казалось, от нее осталась одна тень.

И вот тогда, от отчаяния, мысли ее обратились к морскому побережью. Она была прекрасно знакома с убежденными сторонниками лечения морскими ваннами, целительного воздействия на организм «изначального вещества Создателя», с теми, кто считал это эффективным лечением «ипохондрической меланхолии и метеоризма».

Однако до настоящего времени она не придавала большого значения подобной мании и едва ли могла понять чуть ли не религиозное преклонение перед ней. Собственно говоря, она считала подобные способы лечения нелепыми и смехотворными. Разве не были эти люди просто глупцами, буквально жаждущими быть обманутыми?

Ах да, чудесные излечения, описываемые этими адептами! После серьезного потрясения, вызванного погружением с головой в морскую воду, — испытанного испуга и страха утонуть, наступал замечательный результат, происходило успокоение мыслительных органов и всей нервной системы. Она часто слышала, как добрый доктор Рассел цитировал древних, говоря о том, что «…море смывает и очищает всякое пятно с человеческого тела и души». Как можно было в этом усомниться?

К тому же для миссис Тернер наступили трудные времена. В этот переломный момент ее жизни ей необходимо было отдохновение. Даже если ее первоначальные побуждения и отличались от тех, над которыми она ранее презрительно посмеивалась, то теперь она вознамерилась вернуться к истокам, которые когда-то так хорошо знала. Ей просто необходимо было восстановить физическое и душевное здоровье. Ее всегда тянуло к морю, хотя это объяснялось, скорее, поисками тайны, нежели чуда. Она вспоминала дни своей молодости, те часы, когда она, сидя на берегу, наблюдала за беснующейся стихией. Она могла только удивляться яркости своих воспоминаний, обострившихся от желания вернуться к нормальной жизни. Это было сродни поиску Эдема — рая, существовавшего до Всемирного потопа.

Случайно обнаружив молодой курорт в Сассексе, расположенный в такой близости от мест, где прошло ее детство, она решила не откладывая вернуться домой. Короче говоря, она решила прибегнуть к морскому лечению. Кто знает, размышляла она, быть может, оно окажет благотворное влияние на преследующую ее болезнь, на ее все ухудшающуюся способность нормально жить и мыслить?

Парадокс состоял в том, что даже когда она принялась за осуществление своих планов, она продолжала подшучивать над собой: действительно, леди забавляла мысль о том, что она, подобно Афродите, способна возродиться, выйдя из морской пены. Впрочем, она нашла успокоение в следующем соображении: «Какое счастье, — думала она, — не встречать более всех этих важных людишек, с их показными мудростью и ловкостью, не видеть их элегантной демонстрации мод, парада благосостояния. И как чудесно будет обойтись без этой толпы высокорожденных, которая так надоела мне в Уэймуте!»

На этом выбранном ею скромном морском курорте не будет бесконечного хвастовства друг перед другом и важного надувания щек. Она с нетерпением ожидала возможности оказаться среди дикой красоты природы и окунуться в атмосферу простой сельской жизни.

Но ее солнечные надежды потускнели. Появление мистера Паркера, его явное стремление услужить ей стали для нее сюрпризом. Вообще говоря, приветствие сего джентльмена было сердечным, да и сам он оказался особой весьма приятной. Но леди если и не была встревожена, то осталась явно недовольна.

Она с удовольствием ответила на его приветствие и его восторженные расспросы. Она и в самом деле решила провести время с ними в Сандитоне; да, она в совершеннейшем восторге от того, что уже успела увидеть! Что касается несоответствия комнат в гостинице ее запросам, то с чего он это взял? Нет, спасибо, она не может себе представить, что еще можно здесь улучшить. Пока что ее все устраивало; и еще раз, нет — едва ли была необходимость в том, чтобы он предоставил в ее распоряжение один их тех роскошных домов, выходящих на море, которые все еще ожидали подходящих клиентов на лето.

— Мой дорогой сэр, — тепло продолжала она, — вы можете быть совершенно спокойны на этот счет. Мои потребности просты, и хотя я уверена в том, что собравшееся здесь общество именно такое блестящее, каким вы его описываете, мне понадобится совсем немного развлечений в течение того времени, что я намереваюсь провести у вас. Понимаете, я приехала с единственной целью — поправить здоровье, вернуть себе утраченное душевное спокойствие, которое снисходит на вас, после того как вы глядите на море и вдыхаете его соленый воздух.

Какая жалость, что протесты леди были услышаны слишком поздно! Новости о прибытии миссис Тернер уже распространились по округе, и она превратилась в объект всеобщего любопытства. Леди Денхэм, узнав об оказанной им чести, не могла лишить себя удовольствия в свою очередь проявить гостеприимство. Уже через час слуга отправился передать ее приветствия, и не только — она приглашала гостью прибыть на обед в Сандитон-хаус на уикенд.

В этот самый день леди Денхэм уже имела возможность столкнуться с восхитительной интеллигентностью, когда у нее состоялась первая встреча с вновь назначенным пастором их прихода. Она обнаружила, что сей джентльмен горит желанием заручиться ее поддержкой в том, что леди сочла религиозными идеями. Демонстрацию его рвения, как уведомили ее конфидентки, можно было ежедневно наблюдать в приходе. Поэтому сегодня она изъяснялась с необычной для нее игривостью.

Когда, например, она отправляла свою ученицу, мисс Бреретон, для организации предстоящего грандиозного события, то обратилась к способной девушке со следующими словами:

— Я ручаюсь, мисс Клара, что наша добрая старая Англия страдает от того, что поддерживает целую сотню религий, которые способны удовлетворить любой вкус и любую прихоть. Тем не менее до настоящего момента она может похвалиться одним-единственным соусом, который подают за всеми роскошными столами или даже в самом Карлтон-хаусе. Это обвинение более чем справедливо! На мой взгляд, обратное положение вещей сослужило бы нам прекрасную службу! Дорогая девочка, разве не лучше жилось бы нашим соотечественникам, намного лучше, если бы они имели множество соусов и одну простую религию? Чего нам недостает, так это кулинарного разнообразия; мы просто-таки отчаянно в нем нуждаемся! Сейчас я вверяю судьбу вечера твоим способным рукам и надеюсь сделать его изысканным, потому что не могу не замечать, что повар-француз слушается только тебя. Все это имеет решающее значение для нашего удовольствия, и ты, дитя мое, должна постараться. Что касается меня, то я взялась организовать вечеринку, достойную нашей славной новой гостьи. Ты же понимаешь, нам надлежит обласкать и выделить эту леди, обеспечить ей достойную компанию и остроумную беседу, к которым она привыкла. Мы должны очаровать ее нашим волшебным морским ландшафтом. Прежняя жизнь леди представится ей бледной в сравнении с нашей; встреча со сливками сандитонского общества может оказаться свежей струей, которая вольется в фантастический мир ее книг!

Ну и как могла Эммелин Тернер отвергнуть подобные инициативы? Хотя и неохотно, но она поразмыслила над альтернативой и решила, что ее стремление к покою и уединению не должно оскорбить тех, кто желал ей добра. Проявив терпение, она со всем согласилась.

Вечер оказался великолепен. Мисс Бреретон, которой наказали не щадить усилий, только бы доставить удовольствие драгоценной гостье, превзошла себя. Суматоха, царившая на кухне Сандитон-хауса, свидетельствовала о ее стараниях, а стол вполне можно было назвать творческим шедевром — он был украшен лепестками роз и полевыми цветами.

Сама компания была невелика. Избранная — вот наиболее подходящее определение. Мистер Паркер, один из отцов-основателей, наряженная в лучшее платье его супруга, его братья и сестры и Шарлотта Хейвуд, их подопечная. Со стороны высокопоставленной хозяйки леди Денхэм присутствовал сэр Эдвард в сопровождении своей сестры Эстер. Группу дополняли привлекательные молодые наследницы, опекаемые миссис Гриффитс.

Эммелин Тернер казалось, что, если она согласилась на подобное вхождение в местное общество, ей будет гарантировано уединение. Она ничего не подозревала о тех надеждах, которые обитатели Сандитона возлагали на ее приезд сюда, не говоря уже о том процветании местного курорта, на которое они рассчитывали, после того как заполучили такую благословенную отдыхающую.

Собравшись в гостиной и отдав должное красоте дома, гости затем переместились в столовую. Леди Денхэм возглавляла процессию, опершись на руку обласканного ею Сидни Паркера.

Всеобщие надежды оправдались: беседа продолжалась за восхитительным лососем-тайменем, за ним последовали фрикандо из телятины и пирог с гусиными потрохами, приготовленными поистине великолепно. Перемена блюд продолжалась — их было множество, самых разнообразных, соответствующих столь торжественному моменту, вплоть до того, что стол был застелен свежей льняной скатертью, когда были поданы фрукты, сложенные пирамидками на подносах, не считая непрерывного потока желе и засахаренных фруктов и конфет. Подобные излишества, имеющие целью подчеркнуть достаток леди Денхэм, производили впечатление.

Хозяйка долго и серьезно размышляла над распределением мест за столом. Она без колебаний усадила подающих надежды молодых джентльменов между собой и своей новой подругой, миссис Тернер. Чем меньше будет компания, тем лучше.

Что касается нашей героини, то ее посадили несколько на отшибе, так что ей не пришлось говорить спич; правду сказать, за столом ее было почти не слышно. Артур Паркер, также персона незначительная, присоединился к ней, где и обнаружил себя в счастливом окружении других молодых леди: мисс Ламб, обеих мисс Бофорт, мисс Бреретон и мисс Хейвуд. Соответственно моменту, он проявил недюжинное красноречие, обращаясь к своей аудитории, и не преминул вновь пуститься в рассуждения по поводу физических упражнений. Его поведение ясно показало, что в молодом человеке кипит энергия. Сегодня вечером это стало очевидным.

Шарлотта попыталась следить за ходом его рассуждений. Однако надо признать, что мысли ее витали далеко, пока он разглагольствовал, а взгляд ее неизменно возвращался к обществу, собравшемуся на другом конце стола. До нее доносились обрывки разговора. По мере того как сменялись вина и разливались по бокалам, в чем особенно усердствовал любящий пошутить сэр Эдвард, речь последнего становилась все громче. Посчитав своим долгом перед теткой поразить их знаменитую гостью своими знаниями, он пустился во все тяжкие.

Шарлотта посмотрела на Сидни Паркера, сидящего в своей обычной расслабленной позе этакого эпикурейца, внимавшего собравшимся со слегка изогнутой бровью, — выражение его лица должно было означать, что он искреннее наслаждается поэтическими экскурсами сэра Эдварда. Пребывая в явном изумлении, он сохранял некоторую отчужденность, даже отрешенность, чем разительно отличался от себя раннего, каким Шарлотта запомнила его. Кивая головой в нужных местах, он почти не вмешивался в разговор.

Что до миссис Тернер, то она теперь приветствовала каждое отступление от правил, предпочитая слушать, а не говорить. Она призналась, что поражена выступлением сэра Эдварда. Он с готовностью читал стихи своих любимых поэтов — Скотта, Байрона, Бернса, которые пользовались шумной известностью в то время. Именно тогда, когда его слушательница благосклонно внимала ему, он решил воспользоваться моментом. Ошеломленная, она услышала свои собственные стихи, причем в великолепном исполнении.

— Уважаемая леди, — начал он, — даже среди произведений таких бардов, которые поведали нам больше правды, чем вы сами, я отмечаю ваше стихотворение «Моей лире»! Как вам удалось описать нашу — нет, судьбу каждого мужчины! — После этого он негромко, но с чувством, процитировал:

И он продолжал далее, пребывая в восторженном состоянии. Каждая строчка, которую читал сэр Эдвард, воплотилась сейчас в сидящей перед ним леди. Он видел в авторе саму душу произведения, настоящую интимность, сулящую неземное наслаждение. Он смотрел и видел исследователя душ человеческих! Разве не проживала она каждый час в своем искусстве?

Миссис Тернер слушала его с растущим чувством неловкости. Разумеется, подобно всякому автору, она с радостью воспринимала похвалу в свой адрес, готовая выслушивать свои творения, срывающиеся с губ такого читателя! Тем не менее подобная лесть и даже низкопоклонство, с которыми она столкнулась здесь, показались ей чрезмерными — более того, абсурдными и нелепыми. Как мало понимал этот молодой человек!

По большей части то, что она написала, отражало ее меланхолию, разочарование, сожаление о потере. Ее ощущение правды имело мало общего с героинями ее романов. Точнее, не имело вообще ничего общего. И если бы ее мировоззрение было изложено должным образом, ей о многом бы еще хотелось сказать. А вот теперь ее обожатель выжидающе взирал на нее. Ей оставалось только принять его горячие похвалы.

— Вы слишком добры, — сказала она, — я не претендую на такие лавры. Если бы к литературному творчеству меня понуждали мои амбиции, а не необходимость, я бы с радостью согласилась с подобным превозношением своих заслуг. Может быть, во мне и теплится искорка гениальности, но я всего лишь обязана снабжать свежим материалом закоснелую ежедневную прессу. Боюсь, что вследствие этого я способна придумывать лишь небрежно состряпанные рассказы об отчаявшихся женщинах, которые, однако, живут надеждой, описывать их муки и страдания, а потом спасать их чудесным образом от гибели. Должна признаться, что я и в самом деле ощущаю их страдания, их отчаяние. Втайне я могу даже всплакнуть над их судьбой. Тем не менее я буду спасать своих подопечных — и в самом скором времени, — какими бы печальными ни были их жизненные обстоятельства. Потому что так и должно быть в моем творчестве, где небеса хмурятся на нас сверху, а потом солнечный луч прорывается сквозь тучи, оживляя пейзаж. Дорогой сэр, я обещаю вам, что внесу свою лепту в то, чтобы порадовать своих верных читателей, когда перед ними расстилается кажущийся безнадежным горизонт, вероятно, и на всех нас он производит столь же гнетущее впечатление. Пока что я вполне могу согласиться с вами.

И она умолкла с самым печальным выражением лица.

Эммелин Тернер чувствовала, что продолжать в том же духе не стоит; в конце концов, это не форум для душевных излияний. Она не будет говорить о своем творчестве и своих надеждах. И мы с вами, дорогой читатель, дабы сохранить беспристрастность, должны задать себе вопрос: не превосходило ли ее выступление то, что способен был понять молодой человек?

К счастью, за столом были и другие, более опытные слушатели. В частности, Шарлотта Хейвуд почувствовала, что ее тронул протест автора, и не смогла сдержаться, даже и сидя вдалеке. Несмотря на свое прежнее намерение воздерживаться от высказывания собственного мнения по любому вопросу, она заговорила.

— Но, дорогая леди, какой еще сюжет может быть более подходящим, чтобы привлечь внимание к высоким материям, к этим редким знаниям, которые мы ожидаем от настоящего художника? Состоявшийся писатель, такой, как вы, не обязан рассказывать читателям о побегах, похищениях, преследованиях, чтобы убедить в своей гениальности. Без сомнения, ваши характеристики, едва уловимые тонкости все равно оттеняют ваш художественный талант, о каких бы превратностях судьбы ни шла речь в ваших романах. Кроме того, для вашего собственного возвышения остается еще и поэзия: ни одной фальшивой ноты в описании этой самой меланхолии, которая приковывает внимание каждого из нас. Таким образом, ваш путь совершенно свободен от коммерческих расчетов, не так ли?

Миссис Тернер, впервые за весь долгий вечер взглянув на другой конец стола, устремила пристальный взгляд на молодую леди. Она была поражена и испытывала видимое облегчение, оттого что услышала свежий голос, в котором звучало сочувствие автору. После непрерывной пустой болтовни уже просто услышать его было отдохновением.

Но тут шумно вмешался мистер Томас Паркер, который, совершенно очевидно, не терпел серьезных разговоров. Он начал предаваться воспоминаниям о днях своей молодости, когда был студентом.

— Разве не верно, — гордо заявил он, — что поэт всегда должен помнить о том, «… что тот, кто берет на себя смелость написать живую строфу, должен обливаться потом… на наковальне музы»… или что-то в этом роде?

Это заявление вынудило даже внешне бесстрастного Сидни Паркера встать на защиту леди.

— Нет-нет, дорогой братец, — заявил он, — миссис Тернер вовсе не имеет в виду свой тяжелый труд, свои физические страдания, а говорит всего лишь о муках творчества. А услышала ее одна только мисс Хейвуд!

Он с самого начала вечера приметил за столом Шарлотту, но, сидя далеко от нее, до сих пор не имел возможности поздороваться с ней.

— Искусство, мадам, — заявил он, обращаясь к мисс Хейвуд, — это наше подлинное счастье — мы являемся его очевидцами, свидетелями, слушателями, читателями, созерцателями. Но какой ценой все это достается тем, кто создает для нас эти шедевры? Мы редко даем себе труд задуматься о тех требованиях, которые творчество предъявляет автору, о лишениях и тяготах — короче говоря, о страданиях, которые выносит автор ради нашего блага. Цена, которую платит наш творец, иногда высока, чрезмерно высока.

Шарлотта Хейвуд и миссис Тернер могли бы разразиться аплодисментами в адрес молодого человека за проявленные им сочувствие и симпатию. Потрясенная его словами, миссис Тернер испытала большой душевный подъем.

 

Глава девятнадцатая

Что же, вполне уместно задать вопрос: что сильнее способно подстегнуть воображение молодого человека, чем страдающая женщина? Что еще способно более выгодно послужить его героическому порыву? Что еще может сильнее подчеркнуть его важность? В наши просвещенные времена, когда женщин, похищенных жестокими и безжалостными тиранами, не так уж много, подобные джентльмены с романтическими наклонностями должны проявлять недюжинную ловкость. И наш отважный сэр Эдвард, например, действительно был способен сражаться во имя спасения вновь обретенной округи, роскошного побережья, на котором процветал бы их Сандитон.

И разве стоит тогда удивляться тому, что он сгорал от желания обеспечить будущее Сандитона? Его добрая тетка, более того — милые леди, его знакомые, будут восхищаться его предприимчивостью. Куда бы он ни взглянул, везде ожидал услышать одобрение и похвалу в свой адрес. Так что времени терять было некогда. Он должен попрощаться со всеми и отправиться в Лондон.

Какой бы важной ни представлялась ему его миссия, желание оповестить всех о ее важности оказалось сильнее. Главная задача сэра Эдварда заключалась в том, чтобы быть замеченным своей почитательницей, прелестной Кларой Бреретон. Он намеревался сделать так, чтобы его верная обожательница и потенциальная возлюбленная осознала всю важность и актуальность задачи, которую он возложил на себя.

Сэр Эдвард едва ли мог надеяться на то, что ему удастся проститься с леди наедине. Обязанности в Сандитон-хаусе требовали ее постоянного присутствия и внимания. Вот почему нежное прощание представлялось маловероятным. Какой повод мог подвернуться в течение нескольких ближайших часов, чтобы дать ему такую возможность? Сэр Эдвард был в отчаянии. Но все равно намеревался отыскать ее любой ценой, хотя бы только для того, чтобы уведомить о своем внезапном отъезде, — прощание, которое требовало пребывания вдали от любимой в течение неопределенного времени.

Как это часто случается с влюбленными, случай вскоре представился. Наш джентльмен вознамерился отправиться на Террасу, где, как он знал, она каждый вечер прогуливалась в обществе их родственницы. Каким-то образом он должен отвлечь внимание тетки, чтобы поговорить с мисс Бреретон наедине.

К счастью, вечер способствовал его планам. Повсюду виднелись гуляющие, переходящие от одного магазинчика к другому или рассаживающиеся по лавочкам, чтобы вдохнуть свежего, прохладного морского воздуха. Как обычно, мисс Бреретон сопровождала свою хозяйку, готовая выполнить любую ее прихоть. Казалось, нынче вечером все общество Сандитона решило насладиться лучами заходящего солнца.

Гуляя, леди Денхэм раскланивалась со своими многочисленными и вездесущими знакомыми. Она всегда могла сообщить кому-либо из них нечто важное, а также дать инструкции, как лучше приобрести что-либо или же более эффективно распорядиться собственностью Сандитона.

Обстоятельства предоставили горящему нетерпением сэру Эдварду возможность перекинуться словом с дамой сердца.

— Мисс Бреретон, — прошептал он, — мне очень не хочется этого делать, но я вынужден оставить вас, поскольку дела неотложной срочности призывают меня в Лондон! Увы, дорогая леди, судьба предназначила нам расстаться. Как долго продлится наша разлука, я не знаю. Тем не менее долг, который я обязан выполнить, представляется мне исключительно важным. От него зависят все надежды на будущее не только моей тетки, но и всех тех, кто нам дорог.

Здесь он сделал паузу, устремив на нее торжественный взгляд, полный скрытой боли; казалось, уныние почти лишило его куртуазной манеры изъясняться.

— Сейчас я не могу сказать, когда вернусь к своим друзьям в Сассексе и к вам. Во всяком случае, только после того как я смогу излечить экономические недуги, одолевающие нашу общину; короче говоря, когда у меня будет повод похвастаться своими успехами и этот наш маленький Эдем займет подобающее ему место в высшем обществе! Лучшего для Сандитона нельзя и желать.

Клара Бреретон молча смотрела на своего молодого героя. Что, во имя всего святого, скрывалось за этой страстной позой, что это могло быть? Правду сказать, она совершенно не представляла, что способно так взволновать его. Его поведение разительно отличалось от того, каким оно было всегда, от его волнения и восхищения идеалами, о которых он читал в романах. Речь больше не шла о героинях Вальтера Скотта, ожидающих отсрочки смертного приговора, или о сэре Чарльзе Грэндисоне, или обитателях Хедлонг-холла и замке Крочет.

Налицо было стремление к отчаянным действиям и поступкам. Реальность прочно взяла его в свои объятия, причем до такой степени, что он начал отдавать себе отчет в жизненных обстоятельствах вокруг себя. Сейчас он видел себя в роли, которой всегда искал. Баронет — современный человек, обладающий некоторыми достоинствами и связями, — почувствовал, что может сделать доброе дело для своих близких, он предвидел преимущества, которые могут принести ему его таланты в будущем.

Мисс Бреретон взяла себя в руки, сохраняя невозмутимость. Милый, глупый защитник, сколь драматичными были его страдания! Покинуть ее сейчас, не имея представления, на какое время? Что он мог иметь в виду под этими словами? Как мог такой экстравагантный темперамент послужить Сандитону? Какую практическую пользу способен принести этот нежданный воитель предприятию своей тетки?

Она огляделась по сторонам и увидела вокруг обычные лица завсегдатаев, обитателей коттеджей, владельцев лавок и магазинчиков, глав цеховых организаций, городских ремесленников, немногочисленных гостей — все они наслаждались вечерним воздухом. Такая мирная атмосфера мало подходила для отчаянного стремления совершать славные деяния. Какую цель он преследовал? Он что, намеревался организовать приезд сюда королевской фамилии из соседнего Брайтона, чтобы она могла открыть для себя это маленькое, скромное курортное местечко? Что может быть милее открытых пляжей, отсутствия большого скопления народа? Безмятежное спокойствие, свидетелями которого они были сейчас, могло прийтись по душе любому.

Она едва успела пробормотать слова ободрения, как леди Денхэм призвала ее к себе.

Когда они приблизились к лавке модистки, то столкнулись с выходящими оттуда миссис Паркер и мисс Хейвуд. Сэр Эдвард, сообщив свои новости, оставил их и обратился к новой парочке. Мисс Бреретон, несказанно удивленная его внезапным уходом, молча смотрела, как он хвастался перед ними.

— А, миссис Паркер, — с гордостью начал он. — Я пришел, чтобы заверить вас и вашего славного мужа в том, что поручение, с которым отправляет меня ваша сестра, приведет к прибыльной экспансии здесь, на побережье. Вам больше нет нужды беспокоиться на этот счет. Самые роскошные из ваших домов вскоре будут сданы на несколько сезонов вперед. И это сделаю я!

Все это время он не сводил глаз с молодой леди, стоявшей рядом с миссис Паркер. Это внушало ему чувство уверенности.

— Нашему Сандитону, мисс Хейвуд, до сих пор уделялось очень мало внимания, но теперь все изменится и изменит его будущее! Вскоре он станет модным; да-да, именно таким, как требуется разборчивому обществу. Я возложил на себя обязанность позаботиться о его репутации в среде тех, от кого зависит общественное мнение.

Шарлотта милостиво выслушала сэра Эдварда, даже улыбнулась его похвальбе, хотя, правду сказать, представления не имела, что у него на уме. Она сочла, что разумнее всего будет кивнуть в знак одобрения пылкости джентльмена, но не промолвила ни слова.

Сэру Эдварду не просто не понравилась реакция Шарлотты, ее невнимательность — он был сбит с толку ее невозмутимостью. Неужели молодую леди совершенно не заботила стратегия? Неужели она проигнорирует его грандиозные замыслы и его достижения?

Нет, этого нельзя было так оставить. Ему придется сначала объяснить величие своей миссии. Но в это самое время, заприметив проходящих мимо своих друзей, он обратился к ним за поддержкой.

— Господа, — сказал он, приветствуя обоих и призывая Сидни Паркера и лорда Коллинсворта подойти поближе, — вы появились как раз вовремя! Не будете ли вы столь любезны, чтобы объяснить этой молодой особе всю важность моей миссии, направленной на сохранение нашего дорогого Сандитона, более того — на то, чтобы вывести его в большой мир!

Его друзья неспешно прогуливались по Террасе, чтобы себя показать и на других поглазеть. Они казались беззаботными и, похоже, понятия не имели, о чем с такой горячностью рассуждает сэр Эдвард.

— Мне следует спешить, понимаете, чтобы рассказать о наших приморских прелестях во всех модных клубах Лондона. Я обязан позаботиться об имидже нашего местечка здесь, в Сассексе: о нем почти ничего не известно, тогда как разговоры об Истбурне и Брайтоне не смолкают даже среди непосвященных. Эти курорты навязывают всем подряд в качестве мест чудесного исцеления, туда отправляются молодые наследницы в поисках подходящих мужей. Мы остались позади, далеко позади, тогда как сезон уже в самом разгаре. А мисс Хейвуд не хочет понять, что необходимо предпринять незамедлительные действия!

Сидни Паркер счел его слова чересчур запальчивыми. Он обратился к леди с показной серьезностью, приличествующей случаю:

— Мисс Хейвуд, вы не станете отрицать, что Сандитон должен занять свое место в болтовне наших модных мыслителей? Один только Денхэм, похоже, осознает важность средств, с помощью которых можно заманить сюда отдыхающих.

— Едва ли, сэр, — ответила она, сохраняя непроницаемое выражение лица. — Мне нравится морской воздух и побережье, и я бы рекомендовала его всем желающим дышать им, но нестись из-за этого сломя голову в Лондон? Уговаривать людей приехать сюда? Я не понимаю, чего можно достичь подобной авантюрой. Но ведь мои рассуждения носят исключительно практический характер. Я согласна с вашим братом Томасом в том, что ему следует подыскать лекаря для Сандитона — это, на мой взгляд, гораздо более настоятельная необходимость для растущей общины. Когда страждущие приедут сюда, чтобы поправить свое здоровье, кто будет помогать им преодолеть их слабости и недомогания? Что касается вашего высшего общества, то мне о нем ровным счетом ничего не известно.

— Получается, что вы, мисс Хейвуд, предрекаете неудачу тем, кто приедет сюда в надежде излечиться? — поинтересовался Сидни Паркер. — А здесь, в Сандитоне, не захотите ли вы исполнить роль Кассандры и предречь, что нам следует ожидать только болезней и нищеты? Полноте, дорогая леди, неужели вы не верите в чудеса?

— Вы можете, — ответила она, — насмехаться над нынешней модой лечиться от всего, что угодно. Мне и в самом деле нравится то, что от природы я наделена крепким здоровьем, но я, как и всякий другой человек, вижу много преимуществ для тех, чье недомогание и болезни можно излечить здесь. Но как быть с теми несчастными, которые поверят дурному совету, будто любое их горе и несчастье исчезнут здесь, в Сандитоне? Они неизбежно причинят себе один только вред. Доктору, знакомому с действительными возможностями наших мест, следует выступать в роли гаранта успеха, чтобы не нанести еще большего вреда, а не искать во всем исключительно материальную выгоду. Нет, сэр, я считаю, что сдержанность и само лечение зависят в первую очередь от больного.

— Моя собственная сестра сочла бы, что в ваших мыслях чувствуется влияние пугливой натуры нашего брата Томаса. Диана первой скажет вам, что он был справедливо наказан, отправившись на поиски лекаря. Больше того, леди Денхэм полностью разделяет ее взгляды. Несмотря на все свои усилия, бедный Томас хромает и по сей день. Впрочем, я согласен с вами в том, что действительно глупо ожидать видеть вокруг одни жизнерадостные лица, когда повсюду распространятся приглашения всем страждущим прибыть в Сассекс для водных процедур. Где-то в этой головоломке, мисс Хейвуд, кроется некое ошибочное суждение, хотя сам я и не могу понять, какое и где именно.

Он добродушно рассмеялся. Но мисс Хейвуд не поддержала его. Она была не прочь повеселиться, ее привлекала добродушная улыбка, которой он одарил ее, но ей не нравились его равнодушие и насмешки — подобные вещи вызывали у Шарлотты только раздражение.

Он был несколько озадачен тем, что она не пожелала присоединиться к нему в его беззлобном подшучивании. Неужели эта серьезная молодая леди в конце концов окажется права? Его брат, убеждающий приехать сюда всех подряд — больных и здоровых, разве не приглашал он тех, с кем труднее всего было общаться в обществе, — тех, кто вечно беспокоился о своем здоровье и от чего-то страдал? И не придется ли им всем вскоре пожалеть о том, что они приехали? Может быть, ему следовало признать, что тревога мисс Хейвуд о судьбе Сандитона была не такой уж безосновательной?

Синди Паркер обратился к своей прелестной оппонентке уже более серьезным тоном:

— Я понимаю, что вы имеете в виду, мисс Хейвуд. Поиски моим братом лекаря были более мудрым поступком, нежели его последствия. В конце концов, он отделался лишь поврежденной лодыжкой. Но этим делом следует заняться, и безотлагательно.

Ему вдруг пришло в голову, что странности его собственного семейства до настоящего времени служили для него лишь источником развлечения, что он утратил чувство ответственности по отношению к своим родственникам. Он жил в мире, который настолько отличался от их мирка, что привык посмеиваться над их неудачами, не задумываясь об опасностях, которым они могут подвергаться. Он почувствовал укор совести.

 

Глава двадцатая

Ни должность, ни богатство не могут служить поводом для зависти. Во всяком случае, таково общее мнение. Однако же как отчаянно люди ищут средства для достижения того и другого! И наша Эстер Денхэм была далеко не чужда подобным соблазнам. Сия молодая особа удвоила свои усилия в этом деле, стоило ей убедиться в неприязни леди, чье благосостояние определяло ее будущее.

Итак, терзаемая нескончаемыми приступами ревности, сочетающая в себе подозрительность с наблюдательностью, мисс Денхэм не могла не чувствовать малейших изменений в атмосфере вокруг себя. Вскоре она сообразила, что над Сандитон-хаусом сгущаются тучи.

Когда-то — не так давно — она предвкушала визиты к состоятельной родственнице, к которой отправилась вместе с ослепительным баронетом, своим братом. Их уговаривали приехать в особняк на побережье. Там ожидания мисс Денхэм вполне оправдывались — они с братом находили самый сердечный прием, причем их только что возвысившаяся тетка иногда чрезмерно усердствовала в своем стремлении угодить. В то время она еще беспокоилась о том, чтобы закрепить свое положение в этом старинном семействе.

Короче говоря, наша мисс Денхэм позволила себе ожидать почтения от своей тетки. Во время прежних посещений Сассекса, вскоре после кончины их дяди сэра Генри, она последовательно выполняла свои обязанности, неуклонно соблюдая все традиции. После каждого приезда в Сандитон-хаус она ожидала новых инициатив своей тетки, тщательно изучая их, чтобы соответствовать им и приспособиться к ее порядкам.

Пока еще был жив дядя, она терпеливо сидела и ждала, наблюдая за тем, как ее дорогой эмоциональный сэр Эдвард пытался найти подходы к еще не заданному вопросу. Хотя она считала своего брата ловким и умелым в обращении с женским полом — как с молодыми, так и с пожилыми его представительницами — и была уверена, что, находясь в ударе, он способен очаровать любую женщину, она инстинктивно осознавала, что старания брата здесь никогда не увенчаются успехом. Только не с их хитрой и проницательной родственницей! Все его усилия, сколь бы пышным образом они ни обставлялись, не могли привести ни к чему хорошему. Увы, в обществе тетки чтение Эдвардом любимых стихов, его романтическая персона, вызывающая восхищение в любом другом месте, — все это обращалось против него самого.

Нет, если и оставалась надежда, именно она должна была взять в свои руки обхаживание их тетки. Она неустанно трудилась над этим во время каждого посещения особняка на взморье. И казалось, что в конце концов старая леди привыкла к ней и даже стала благосклонно относиться ко всем знакам внимания, отчаянной лести, ко всем этим охам и ахам, направленным непосредственно на нее. Мисс Денхэм взрастила субъект, не расположенный к ее энергичному обхаживанию. Ее тетку не удалось убедить открыто принимать все комплименты племянницы.

На самом деле леди Денхэм нуждалась в изящной речи. И слова Эстер Денхэм в то время проливались бальзамом на ее душу. Повзрослевшие вскоре после безвременной кончины ее дорогого Гарри, Эстер и Эдвард успокаивали леди Денхэм и подтверждали ее статус. Она с радостью привечала этих благородных молодых людей; она развлекала их; она прилагала все усилия, чтобы создать им комфортные условия; она буквально выставляла их напоказ и почти сожалела об их очередном отъезде в Денхэм-парк. Разве они не демонстрировали благородное происхождение и воспитание? Нося ее имя, разве не подтверждали и не утверждали ее притязания на отличие — на которое она так рассчитывала, выходя замуж во второй раз? Она с неохотой расставалась с ними; казалось, они увозили с собой большую часть этого благородства.

Но все пошло прахом. В последнее время леди Денхэм стала хозяйкой общества, пусть даже созданного ею самой. Перед ними предстала совсем другая женщина — законодательница вкусов, ее светлость Сандитона. Она превратилась в даму, к которой обращались взоры общины в поисках одобрения и примера благородного поведения. Теперь в ее статусе никто не мог усомниться! Итак, ее прежняя некоторая неуверенность в своем положении благородной дамы превратилась в смутные воспоминания.

Вернувшись в особняк в этом году, Эстер Денхэм была поражена происшедшими переменами. Расположение тетки сменилось хвастовством, которое обрело угрожающие размеры. Она привыкла к грубости и вспыльчивости старой леди, но как быть с вызывающим безразличием и равнодушием в ответ на ее самые теплые слова? Это уже слишком! Она приметила кое-кого, кто был расположен пренебречь их благородным происхождением.

Леди Денхэм с холодностью и даже с отвращением восприняла все попытки своей племянницы развлечь ее. Как бы теперь ни старалась молодая мисс Денхэм потакать прихотям тетки, тешить ее тщеславие, льстить, она не могла привлечь внимание леди Денхэм, не говоря уже о том, чтобы вернуть себе положение незаменимой помощницы. На ее долю все чаще выпадали вспышки раздражения.

Ее разочарование подобным приемом не знало границ. И как мало потребовалось для того, чтобы Эстер призналась в этом вслух! И это она, которая с такой щедростью отдавала всю себя! Подобное отношение к ней леди Денхэм представлялось ей верхом неблагодарности. Разве не была эта женщина случайным гостем в их старинном семействе, которая лишь благодаря замужеству обрела право на отдаленное родство с ним? Совершенно ничем не примечательная простолюдинка? Подумать только, какую чуткость и понимание проявили они с братом по отношению к амбициозной супруге своего дяди, а потом и к его безутешной вдове? Как охотно они приняли ее в свое избранное общество, как действовали в ее интересах, как поддерживали, обучали, обтесывали и полировали ее!

И вдруг среди толпы новых знакомых — этих преходящих лордов и леди, какой-то Эммелин Тернер, мистера и миссис Паркер, мисс Ламб и мисс Бофорт, не оказалось прежних друзей. Неужели леди в них больше не нуждается? Неужели они превратились в реликты былой привязанности, ненужные излишества, от которых необходимо избавиться?

Но это было еще не все. Словно бы из ниоткуда возникла Клара Бреретон и затмила восходящую звезду мисс Денхэм. Кто она была такая, как она могла овладеть вниманием их тетки? Наверняка не более чем зритель в высшем обществе, хуже того — представительница обнищавшего лондонского семейства. Но при всем при этом мисс Денхэм обнаружила, что эта незваная гостья великолепно устроилась в Сандитон-хаусе, заняла ее место, стала прислуживать старой леди, лишив ее возможности общаться и давать советы леди Денхэм.

Увидев такой оборот дела, мисс Эстер решила не обращать на них внимания, по крайней мере поначалу. Насколько она успела узнать свою тетку, леди была склонна к спонтанным вспышкам энтузиазма. Мисс Денхэм наблюдала, как они исчезали так, словно их и не было никогда. Обладая неуравновешенным характером, леди Денхэм пребывала в вечном состоянии беспокойства, и настроение ее менялось, переходя от неудовлетворенности к восторженности. Ей быстро надоедали те, кто прислуживал ей, так что ее недовольство должно было обратиться и на свою новую пассию. Причем она весьма решительно была способна продемонстрировать это свое неудовольствие. Не стоит обращать внимания. Права мисс Денхэм и ее брата как ближайших родственников должны оставаться неущемленными. Им не о чем волноваться.

Но неделя проходила за неделей, и леди Денхэм не могла нахвалиться мисс Бреретон. Ее «маленькое открытие», как оказалось, была не только весьма способной молодой особой, но и как раз той, кто требовался старой леди. Расстроенная и сбитая с толку, Эстер Денхэм размышляла над сложившейся ситуацией, планируя свои следующие шаги и намереваясь усилить натиск.

Но в один прекрасный день разговор с ее доброй теткой привел Эстер в столь дурное расположение духа, что она заподозрила предательство.

— Дорогая тетушка, — начала она как-то однажды, — вы так много говорите о гала-событии. Молодые леди всего графства, несмотря на все их старания, все равно не смогут превзойти вас в элегантности. Ваше платье затмевает даже мой лондонский туалет — а я должна признаться, что он казался мне верхом совершенства: из бледно-лилового крепа, с вышивкой серебром по поясу, причем фасон я специально подобрала из последнего журнала мод!

На ее слова последовал резкий ответ:

— Моя дорогая, я не вижу в этом ничего удивительного. Я пригласила портниху, которая шьет исключительно для королевской семьи, так что моего появления просто с нетерпением ожидает избранное общество здесь, в Сассексе. Если бы ты наблюдала за сегодняшним парадом щеголей и красавиц на Бонд-стрит, ты заметила бы, что никто из них не сравнится со мной. Можешь быть уверена, дорогая племянница, что хотя мы и живем в провинции, не ударим в грязь лицом. Нам вовсе не нужно приносить в жертву свое былое величие. Напротив, мы должны гордиться своим элитным обществом, подобранным по нашему вкусу!

Мисс Денхэм слушала, и внезапно ей показалось, что слова ее светлости переместили знак Зодиака из одного созвездия в другое! Ее брат мог не замечать происходящего, а даже если и заметил, то вряд ли дал бы себе труд задуматься о последствиях, но нашей внимательной слушательнице все стало предельно ясно. Возврата не было. Эстер Денхэм поняла, что они, прямые родственники старой леди, больше не могли ждать от нее милостей.

В такое отчаянное время требовались и отчаянные меры. Она должна внимательно обдумать изменившееся положение. Тем не менее вплоть до того вечера, когда в Сандитоне состоялся грандиозный бал, она ничего не могла предпринять. А тут ей сообщили, что из Лондона только что прибыл один джентльмен, мистер Сидни Паркер, в компании с благородным другом.

Первого из них она встречала достаточно часто. Невзирая на ее добродетели — которые наперебой расхваливали все, кто знал Эстер, — этот молодой человек почти не замечал ее. Поэтому она без труда убедила себя в том, что он неразборчив в знакомствах, что он лишен подлинного вкуса и что на него не следует обращать внимания в приличном обществе.

Но сейчас, когда он появился в обществе модного компаньона, лорда Коллинсворта, она вдруг решила воспользоваться представившейся возможностью.

Заранее предупрежденная, молодая женщина следила за ними с того момента, как они вошли в празднично убранную залу. Она с самого начала обратила внимание на новоприбывшего — на его развитую и стройную фигуру, джентльменское поведение, умелое обхождение. В его манере держаться она разглядела напускную значительность. Если кто-либо когда-либо и был рожден для беззаботной и праздной жизни, так это он. Затем она принялась изучать покрой его одежды. Здесь стильную мисс Денхэм тоже ожидали некоторые открытия, и то, что она увидела, лишь укрепило ее в прежнем мнении. Перед ней был мужчина, с которым следовало считаться!

Похоже, его костюм был скроен в Лондоне. Какое чудное платье для сельской местности! Как замечательно подходит темно-зеленый цвет его сюртука к позолоченным пуговицам, воротнику из черного вельвета, а они изумительно сочетаются с приталенными кашемировыми бриджами нежно-оливкового цвета. Подобный вызывающий наряд, знала она, можно встретить только в лучших клубах Сити — его фигура была слишком необычной для провинциального взора.

Наверняка никто из присутствующих, кроме нее, не заметил его отличия.

Тем не менее не прошло и нескольких минут, как в комнате пошли разговоры об этом незнакомце, заговорили и о его славном семействе, о его положении старшего сына и наследника богатого поместья на севере.

Мисс Денхэм решительно направилась к этому джентльмену. Слишком много времени он провел в обществе ее тетки, и словно не было других людей, способных оторвать их друг от друга. Она решила взять на себя обязанности такого человека и остановилась в ожидании рядом с ними. Тетушка должна была, по крайней мере, заметить ее присутствие. Как только прозвучали соответствующие случаю представления, изобретательная мисс увлекла его разговором.

Он выразил ей благодарность, за то что она пришла ему на помощь, поблагодарив ее словами:

— Некоторые женщины поистине способны сотворить чудо. Можно только восхищаться ими!

Удачное начало, оно только подстегнуло молодую леди. Она решила удержать его подле себя подольше.

— Я с удивлением гляжу по сторонам, — признался он. — Сегодня вечером, вы, молодые леди, здесь, в Сассексе, словно сошли с миниатюр классической вазы — облаченные в тончайшие греческие туники, восседающие на греческих стульях и ведущие себя с таким достоинством! Если бы я решил вообразить себе идеал, ах, мисс Денхэм, то сегодня сказал бы, что я вижу его перед собой.

Грациозно двигаясь по зале, демонстрируя свою неизменную приверженность античному стилю: в черном платье с глубоким вырезом, с лентами, ниспадающими от талии до подола — и небрежным жестом касаясь сделанной в форме тюрбана прически, украшенной перьями страуса, она запротестовала:

— Сэр, мы не можем даже надеяться сравниться с вашими стандартами моды; тем не менее делаем все, что можем. Некоторые из нас не позволяют себе отставать от моды, наша верность лондонской моде, как видите, преобладает. Мы стараемся выглядеть на уровне.

Слегка удивленный, джентльмен одарил ее насмешливым взором. Она наверняка возбудила его любопытство. А по выражению его лица она заключила, что он очарован. Настал нужный момент! Мисс Денхэм внесла мгновенные коррективы в свои планы на будущее. Состоятельный муж чина — лорд, следовательно, влиятельная особа. Это еще лучший вариант, поскольку его реакция на нее свидетельствовала об открывающихся перед нею возможностях.

Она быстро размышляла, взвешивая все «за» и «против». Ей больше не придется унижаться, добиваясь расположения ее светлости. Ей больше не нужно будет гнаться за все ускользающей целью.

Ей следует обратить свои взоры на что-либо другое, она изобретет новый план и претворит его в жизнь. Разве не желали наши молодые люди в течение всех этих прошедших лет добра леди Денхэм в надежде на то, что она поможет одному из них — сэру Эдварду, занять место, которое принадлежит ему по праву? И разве не прилагала сама Эстер все усилия, чтобы обеспечить его будущее? И даже в том случае, если бы их тетка завещала все ему, разве не сохранила бы Эстер привязанность к своему иногда неосмотрительному и неумелому брату? Но зависеть от милости такого человека, пусть даже это ее собственный брат, — слишком мрачная перспектива для женщины, лишенной всяческих средств.

Перед ней открывался намного более приятный пейзаж. Она увидела более удобную и прямую дорогу к тому, чтобы занять в жизни подобающее ей место. Именно лорд Коллинсворт должен стать тем человеком, кто поможет ей пройти этот путь. Мисс Денхэм всегда была предприимчивой особой. Вместо того чтобы вернуться домой в Денхэм-парк, она поведала всем желающим, что возвращается в свои апартаменты в Лондоне. Наш джентльмен, будучи достаточно благовоспитанным человеком, дал обещание навестить леди и ее брата, как только они прибудут в столицу.

Дальнейшие размышления в тот вечер укрепили Эстер в ее намерениях, когда она остановилась, чтобы повнимательнее рассмотреть нищую кузину своей тетки, Клару Бреретон. Для нее не было новостью, что это создание ухитрилось заманить в ловушку сэра Эдварда, однако же в последнее время поведение девушки изменилось, и теперь в ней чувствовалось радостное возбуждение. От нее исходило такое сияние, какое бывает, только если тобой восхищаются, тебя ценят, обожают и любят больше всех на свете.

Неужели ее брат оказался настолько очарован и околдован этой девушкой? Кто мог сказать, какую глупость он еще выкинул и какие необдуманные обещания успел дать?

Говоря правду, между нашей парочкой не произошло ничего экстраординарного. Но мисс Бреретон в ее отчаянном и одиноком положении была благодарна за любое проявление внимания, сколь бы ничтожным оно ни было. Не ожидая от жизни ничего, она довольствовалась тем малым, что выпадало на ее долю. Если знаки внимания этого джентльмена были всего лишь мимолетной прихотью, если он только развлекался от нечего делать, она все равно воспримет это с благодарностью. Если же дела сложатся так счастливо, что их отношения смогут перерасти в настоящую любовь, или хотя бы искреннюю привязанность, она должна будет попытаться стать счастливой.

Подобная скромность совсем не входила в планы мисс Денхэм, которая рассчитывала ни много ни мало на то, чтобы заполучить восхищенного ею и хорошо воспитанного лорда Коллинсворта.

Эстер Денхэм никогда не начинала действовать, не продумав своих планов до мельчайших подробностей; точно так же она никогда не отказывалась от свои намерений. Крайняя необходимость только укрепила ее в решимости действовать. Кости были брошены.