Глава тридцатая

А тем временем Генри Хейвуд с нетерпением ожидал, когда у него выдастся свободная минутка, чтобы отправиться на Слоун-сквер. Ему очень хотелось взглянуть на свою сестру в ее нынешнем высокопоставленном положении в Лондоне. Ее наставница уже давно стала для него кем-то вроде героини, и он горел желанием познакомиться с ней.

Генри ничуть даже не удивился тому, что столь известная леди решила взять с собой его дорогую Шарлотту. Было в характере его сестры нечто такое, что привлекало людей, — радость открытия мира, которая сочеталась с необычной способностью выразить то, что лишь она одна могла увидеть в причудливых сочетаниях событий. Нет, он ничуть не сомневался в правильности сделанного миссис Тернер выбора компаньонки: это говорило о проницательности самой леди!

Большое впечатление произвел на него тот факт, что миссис Тернер столь любезно предоставила в распоряжение Шарлотты все блага большого города. Это казалось ему очень необычным, поскольку свидетельствовало об исключительной щедрости. Он хорошо помнил, как в юности, в их почти монастырском заточении в Уиллингдене, они оба мечтали хотя бы одним глазком взглянуть на Лондон. И вот Шарлотта сейчас была рядом с ним, и весь Лондон находился в ее распоряжении.

Эммелин Тернер так искренне приветствовала молодого Хейвуда, словно тот был ее старым другом, и он сразу же ощутил себя как дома. Он чувствовал, что в их отношениях никогда не будет церемонности и чопорности. Шарлотта, стоя рядом, засветилась от радости, когда увидела, как скромно и по-джентльменски он держится с ее старшей подругой. Леди уже много слышала от его сестры о том, как устроился в Лондоне ее брат, о его надеждах и планах. Она не могла не сделать ему комплимента по поводу достигнутых им успехов и пожелать новых достижений.

Его естественное почтение, скромная манера держаться в сочетании со стремлением перевести разговор на ее собственные — настоящие — успехи были очаровательны. Генри с живостью рассказал им о том, как его семья отпраздновала это событие вечером, дома, и рассказ его получился веселым, смешным и в то же время трогательным. Он продолжал с чувством повествовать о том, какими добрыми друзьями оказались для его семьи ее произведения «Этелинда» и «Селестина» и как много они значили для них. Подобная похвала не могла бы доставить автору большего удовольствия, даже прозвучи она из уст ее любимиц, миссис Радклифф или Фанни Берни.

Их приятная беседа была внезапно прервана стуком в дверь. Вошла Салли и объявила, что пришли какие-то джентльмены, они ожидают ее внизу. Миссис Тернер прочла на карточке имя Сидни Паркера, и его незамедлительно провели в гостиную. Компанию ему составлял его добрый друг лорд Коллинсворт.

Молодой Паркер предстал перед ними в совершенно ином настроении. Не потеряв присутствия духа, он храбро приветствовал мисс Хейвуд. Поймав ее взгляд, он явно воодушевился и перенес свое внимание на хозяйку. Более старшая и опытная леди, как всегда, любезная, сразу же завела речь об интересующем их предмете.

— Уважаемый сэр, — осведомилась она, — удался ли вам ваш план направить специалиста-медика в городок вашего брата для ухода за больными? Увидим ли мы, как Сандитон превращается в место исцеления больных и немощных? Я надеюсь, что он станет раем, где можно будет ожидать естественного улучшения здоровья. Следует оградить себя от шарлатанов и знахарей. Сандитон должен гарантировать, что даже самые немощные и слабые здоровьем пациенты смогут рассчитывать на врачей, имеющих хорошую репутацию. Разве вы не согласны со мной?

Сидни Паркер выразил полное согласие с миссис Тернер. Он нисколько не сомневался в способностях мистера Портера, человека, преданного клятвам врача и своим обязанностям. Теперь опасность нежелательных инцидентов резко уменьшится, а людские потери не будут превышать естественное их количество. Нет-нет, он совершенно уверен в том, что присутствие врача убережет местечко и его обитателей от шарлатанства. Кроме того, он добавил, что у него имелись сведения не только о прибытии эскулапа в Сандитон, но и о том, что ему был обеспечен самый теплый прием со стороны тех, кто совсем недавно поселился в окрестностях Сассекса.

Если миссис Тернер — а состояние ее здоровья никак нельзя было назвать стабильным — с радостью узнала о таком событии, то она одновременно проявила и некоторый скептицизм. Леди с определенным недоверием отнеслась к тому, что проблемы Сандитона можно решить подобными скудными мерами.

— А вы, сэр, получается, составили уже бюджет такого мероприятия, как реабилитация? Вы можете представить себе полное выздоровление? Пока ваш честный молодой ученый будет сражаться с многочисленными телесными хворями и стараться излечить любое заболевание нашей человеческой натуры, вплоть до отказа от легкомысленного образа жизни, может быть, вам стоит задуматься над необузданностью и несдержанностью Сандитона?

Похоже, последнее замечание поставило его в тупик.

— Мой хороший мистер Паркер, как быть с буйными и упрямыми, непокорными людьми, которые непременно отыщутся среди вновь прибывших? Подумайте об их воображаемых болезнях, их сознательно преувеличенных фантазиях, о неуправляемой склонности многих отдыхающих к страху и истерии. Как вы намереваетесь бороться с таким бедствием?

— Мадам, — рассмеялся он в своей обычной беззаботной манере, — вы и в самом деле хотите слишком многого! Вы требуете не облегчения, а настоящего спасения! Я не стремлюсь к чудодейственной трансформации, не горю желанием изменить ход событий, даже не намерен бросать вызов подобным кратковременным тенденциям. И я совершенно не способен помешать тому, что неизбежно должно случиться, тому, что творят в нашей стране новые люди, то есть прогрессу. Это в большей степени относится к вам. Прогресса намного легче добиться через посредство тех эпических интеллектуальных открытий, которые совершают ваши героини — в своих неустанных поисках внутренней жизни. Вы решили приоткрыть в мужчине и женщине их лучшие стороны. Вы намерены вечно оказывать влияние и улучшать. Вы внушаете надежду на лучшее будущее даже отчаявшимся людям. Не поймите меня неправильно, дорогая леди, мое восхищение подобными попытками поистине не имеет границ. Но здесь, в нашем реальном мире, среди обычных людей, можем ли мы рассчитывать на подобные чудеса? В современном мире такие сказки редко сбываются.

Серьезность их беседы уже давно вынудила лорда Коллинсворта дезертировать, он подошел к молодому Хейвуду, и они погрузились в оживленный, счастливый разговор о нынешних чемпионах Эпсома. Сему джентльмену польстил искренний ответ молодого Хейвуда на вопрос о его новом положении.

Но миссис Тернер не возражала. Она обнаружила, что ей нравится философское мышление, которое продемонстрировал Сидни Паркер. Он не только понимал ее заботы в самом широком смысле, но и говорил о них, и говорил хорошо.

— Совершенно очевидно, мистер Паркер, — упорствовала она, — что у нас мало надежды засунуть обратно в ящик то, что уже выпустила Пандора. То, что началось с превращения мирной рыбацкой деревушки и ее окрестной фермерской общины в курорт на водах, теперь затронуло более фантастическую сферу — претенциозную и лихорадочную официальность, более всего обеспокоенную проблемами здоровья! Кто сумеет обратить вспять это спорное достижение? Мне кажется, дорогой сэр, что сама концепция Сандитона представляется сомнительной. Что же касается людей, которые устремились туда, то разве это не они пытаются убежать от самих себя, из реального мира в мир спасительных иллюзий?

Достопочтенная леди на мгновение умолкла, изумленная. Она вспомнила, как во время ее собственного кратковременного пребывания на курорте никто даже не упоминал о погоде, настолько все были увлечены малейшими намеками на испытываемый дискомфорт, вчерашнее недомогание, а также подробнейшими описаниями минутных слабостей.

— Нет, мой друг, хотя ваш брат, может статься, и мечтал об идеальном сообществе, но все, что он получил за свои хлопоты, — это всего лишь прибежище для инвалидов на их нескончаемом пути к спасению! Само по себе это неудивительно. Как может Сандитон не привлекать потакающих своим слабостям, людей не от мира сего, не имеющих ни корней, ни привязанностей, самых безответственных личностей? Вероятно, они полагают себя людьми «чувства», которые ищут тотального погружения, предпочитают тотальное забвение в своих заблуждениях? Ах, дорогой сэр, я вполне одобряю ваши последние попытки и желаю вам всяческих успехов. Тем не менее я не перестаю сомневаться в том, что в настоящий момент что-то способно изменить ход вещей.

Последовало молчание, поскольку молодой Паркер погрузился в некое подобие хандры. От миссис Тернер не укрылось и то, что обычно оживленная миссис Хейвуд, хотя и внимательно прислушивалась к их разговору, проявила гораздо меньше открытости и общительности, чем ей было свойственно. Она редко видела, чтобы Шарлотта не соблюдала правил вежливости; она просто сидела и молчала.

Как могла леди догадаться о причине подобного поведения? Молчание нашей героини было всего-навсего следствием манер мистера Паркера, после того как он вошел в комнату. То, что сей джентльмен открыто разыскивал ее, поразило и обескуражило Шарлотту. Она залилась краской; опустив голову, она ожидала, когда ее замешательство пройдет и к ней вернется хладнокровие.

С этого момента она больше не видела признаков ветрености и легкомыслия в мистере Паркере. Сегодня в его поведении проглядывали серьезность и уравновешенность, даже какое-то опасение, если хотите; в нем было заметно намерение говорить вслух о своих недавних раздумьях, о своих изменившихся взглядах. По правде говоря, его тяготило не только беспокойство о положении его брата и будущем семьи; в нем зарождалась какая-то пока еще ему самому не ясная тревога, нечто вроде разочарования в своем статусе. И это ощущение преследовало его вот уже несколько дней. Как бы Сидни Паркер ни старался, он не мог угадать его источник.

В некотором отчаянии он наконец заговорил о том, что занимало его мысли:

— Дорогая миссис Тернер, ваши страхи очень похожи на мои. Я не могу спокойно, без дрожи и волнения, думать о тех средствах, которые мой брат вложил в Сандитон. Вы должны понять: его сердце и ум заняты только тем, чтобы обеспечить успех Сандитону. Когда я думаю о том, сколько людей в наше время стремятся к быстрому обогащению, то мне остается только удивляться, как может он — самый простой изо всех людей — соперничать с ними? В его положении те, кто действительно откликнется на его предложение, вполне могут оказаться ленивыми бездельниками, не отказывающими себе ни в чем, самодовольными типами — теми, о которых вы так верно выразились, сказав, что они больны не телом, а духом. Мне остается только молиться, чтобы мой исполненный надежд, веселый и радостный брат не оказался раздавлен всем этим делом.

Шарлотта ощутила отчаяние, которое он испытывал. Его пылкие чувства глубоко тронули ее. Она почувствовала, что должна защитить его перед своей подругой.

— Послушайте, дорогая мадам, вы ведь наверняка питаете некоторые надежды на помощь всем страждущим в Сандитоне? — Повернувшись к удрученному джентльмену, она добавила: — Таким легковерным людям, как они, может грозить еще большая опасность от рук шарлатанов. Что до моего гостеприимного хозяина, Томаса Паркера, то вам не следует так волноваться, сэр. Если его Великая Спекуляция превратилась для него в нечто большее, чем простая карточная игра и ему изменили его обычные осторожность и дальновидность, все равно, я не думаю, что он настолько глуп, чтобы ради нее рискнуть лишиться всех своих достижений, да и ваших тоже. Его мечта об обществе, о здоровье и хорошей жизни не означает, как у других, стремления получить одну только прибыль. И, несмотря на все желание мистера Паркера увидеть Сандитон процветающим, он вряд ли решится подвергнуть опасности благополучие своей супруги и детей, а также ваших бедных больных сестер и их брата. У него настоящий характер. Он — джентльмен с нежным сердцем.

Сидни Паркер с глубочайшим вниманием вслушивался в ее слова.

— Сейчас он просто-напросто увлекся этой идеей, стал жертвой новых взглядов и ветров перемен, которые дуют вокруг нас в эти неспокойные времена. Подобно большинству современных мужчин, он гордится открывающимся будущим, преклоняется перед прогрессом и в то же время отворачивается от прошлых поколений и своей достойной прошлой жизни.

Глядя ему в глаза в поисках одобрения, она заключила со свойственным ей оптимизмом:

— Ваш брат, мистер Паркер, обладает неоспоримым очарованием, в отличие от многих мужчин, и всегда внушает доверие. Кто знает, может быть, перспективы нашей прибрежной колонии окажутся более радужными, чем мы ожидаем. В противном же случае он скоро поймет свою ошибку и начнет отличать реальное от фантастического; он даже может вернуться к преимуществам старой системы и вновь обрести удовлетворение в прелестях нашей сельской жизни. Теперь, с вашей помощью, после вашего вмешательства, со временем Томас Паркер обретет спасение, причем с позволения или без оного леди Денхэм.

Слушая мисс Хейвуд, Сидни не сводил с нее взгляда, в котором отражалась теплота. Какой исключительной казалась она ему в своей сердечности! Первостепенное значение для нее имела верность своему славному хозяину. Казалось, она очень обеспокоена тем, как предотвратить грозящие ему потери. Дальновидная и разумная, для его изнуренного духа она была как глоток свежего воздуха.

И разве не можем мы теперь предположить, что в последние дни Сидни Паркер сам страдал от заболевания, самого беспокойного заболевания, именуемого любовью? Он оставался равнодушным к царившему вокруг него сумасшествию. Она разогнала тучи, став лучом здравомыслия там, где раньше не было света. Он плутал в лабиринте, причем делал это с удовольствием, пока она не явила ему свою светоносную личность. Именно сейчас, в этот непредвиденный момент, ему стала ясна тайная природа его неослабевающей боли, и рядом с ним сидело существо, способное дать ему прекрасное средство от его болезни.

Все это время в другом углу комнаты другой джентльмен разглагольствовал о городских развлечениях, об успехах на скаковой дорожке, избранных чемпионах и шансах на победу. Его снедало горячее желание как-то утихомирить разыгравшееся в нем внутреннее волнение, поэтому он с благодарностью отнесся к тому, что лорд Коллинсворт взялся рекламировать ему лондонские развлечения, сопровождая свою рекламу предостережением о неизбежном в них разочаровании.

— Многие приезжают к нам с надеждой, с хорошими умениями и навыками. Однако через непродолжительное время они истощают свои сбережения и им приходится, разочаровавшись, возвращаться в свою родную сельскую местность.

Что же касается удачи, выпавшей на долю Генри Хейвуда в том, что он так быстро встретил в Лондоне единомышленников, то Коллинсворт выражал по этому поводу лишь восхищение. И только узнав о предстоящем отъезде молодого человека в свою сельскую общину, чтобы получить должность после сооружения новой скаковой дорожки в Сассексе, он сложил вместе два и два и открыто признался, что поражен.

Это было правдой. Всего лишь два дня тому назад молодой Хейвуд получил от Доусона распоряжение явиться к ним в Сандитон. Строительство дорожки подходило к концу, и в конюшнях будущим чемпионам требовались его услуги.

Услышав в первый раз имя его нового работодателя, лорд Коллинсворт вскрикнул от удивления.

— Мистер Мэттью Доусон? Тот самый? Тогда получается, что вы работаете на человека, которого сэр Эдвард Денхэм убедил привезти в Сассекс своих скаковых лошадей? И вы вскоре присоединитесь к ним на южном побережье?

— Это действительно так, — с энтузиазмом ответил молодой Генри. — Мне только что сообщили о ходе строительства в окрестностях курорта. Там все просто в восторге от нового предприятия. Полным ходом идет сооружение коттеджей и гостиниц, чтобы удовлетворить приток любителей соревнований. Вскоре, сэр, мы сравняемся с Эпсомом и, уверяю вас, станем конкурировать с Донкастером, Брайтоном и Саутгейтом. Мистер Доусон полон самых радужных надежд, он строит такие планы, перед которыми пасует воображение.

Эти слова Генри вернули Сидни Паркера к реальности. После того как он услышал мнение Коллинсворта, в нем с новой силой всколыхнулись дурные предчувствия относительно предприятия своего брата. Неужели судьба Томаса Паркера окажется в руках игроков и искателей приключений?

Лорд Коллинсворт продолжал:

— Сэр Эдвард Денхэм весьма рад тому, что сумел заполучить такой приз, как новенькая скаковая дорожка и персонал, который будет ее обслуживать; но что же касается самого мистера Доусона, молодой человек, то вот за него я бы не поручился.

Сидни хотелось узнать как можно больше, однако он передумал, поскольку леди тоже внимательно прислушивались к разговору. Только после того как он с другом удалился, Сидни смог поразмыслить и порасспросить его о том, что собой представляет мистер Доусон.

Известия о репутации этого джентльмена стали для Сидни Паркера неприятной неожиданностью. И, по его разумению, всему должна была найтись своя причина. Когда катастрофа уравняет всех, оставалось только вопросом времени.

Как бы ему ни хотелось задержаться в Лондоне, он сразу же понял, что для того, чтобы предотвратить неизбежное, ему следует немедленно отправиться в Сассекс. И чем скорее, тем лучше.

 

Глава тридцать первая

Верный своим причудам — в чем он походил на обожаемых им поэтов, — сэр Эдвард Денхэм больше не мог позволить себе колебаться. Он тоже должен поспешить в Сассекс, к некой леди, к дражайшему объекту своего обожания, — к Кларе Бреретон.

Он уже достаточно давно домогался этого приза. С их самой первой встречи он не сомневался в природе божественного экстаза, поскольку именно тогда его мечтательная натура разработала отчаянный план. Ангельская мисс Бреретон — само совершенство, в которой сочетались любезность, сила духа и восхитительные манеры, все еще дожидалась его.

Правда и то, что на этом пути его поджидали препятствия. От него требовались умело просчитанные и тонкие действия. К счастью, наш герой оказался достоин поставленной цели, сумев привлечь в Сандитон избранную публику из Лондона. Как же он мог теперь проявить нерешительность в предъявлении своих претензий и намерений? Невзирая на любые последствия, чего бы это ему ни стоило, подобное сокровище должно достаться только ему. Да, он позаботится о том, чтобы получить его. Ничто и никто не сможет встать у него на пути.

Это был мужчина, безудержный в своей страсти, ему на роду было написано наслаждаться удовольствиями, которые и не снились простым смертным!

Достаточно молодой и ветреный, не имеющий до настоящего времени ничего, что напоминало бы сколько-нибудь серьезное занятие в жизни, Денхэм мог беспрепятственно предаваться радикальным наслаждениям. Изо дня в день он роскошествовал, купаясь в сильных чувствах, относящихся исключительно к прекрасному полу, предлагая женщинам взамен нескончаемое обожание. Поэтому он считал себя опасным мужниной, что соответствовало исключительно реальности романов и поэзии.

Но даже при всем этом в последние месяцы оставался открытым вопрос о том, кто кого соблазнил? Не будет ли чересчур большой смелостью с нашей стороны предположить, что как раз он и пал жертвой?

Лишенное всяческих перспектив положение мисс Бреретон, та роль служанки и компаньонки леди Денхэм в Сассексе, которую ей приходилось играть, необходимость покорно сносить все выходки старой леди, могли породить у этой мисс любой трусливый и даже подленький план, осуществить который был способен как раз сэр Эдвард. В самом деле, ее красота, ее несчастное положение буквально взывали к изобретательному уму ловеласа — но кто мог предположить, что случится в действительности?

В этой простой леди, естественно, не было и намека на то, что она склонна к каким-либо хитростям или уловкам. Но даже если бы они и были, то разве стоило бы этому удивляться? В конце концов, молодая мисс, чье положение среди ее добрых, но нуждающихся родственников всегда оставляло желать лучшего, уже давно смирилась с тем, что ее ожидало далеко не блестящее будущее. Ради одного только выживания, из чувства самосохранения она выработала в себе достаточную прозорливость и дальновидность.

Методы, которыми действовала Клара Бреретон, не были отрепетированы заранее, но оказались хитроумными и изощренными. Их целью было поставить нареченного перед ситуацией, совершенно ему чуждой, которая именовалась супружеством. Сэр Эдвард Денхэм должен был овладеть своею леди, и, в конце концов, какое значение имели детали? При том что существование Сандитона столь явно менялось к лучшему, то почему бы этому не случиться благодаря супружескому благословению?

Денхэм изо всех сил спешил в Сассекс, к своей возлюбленной, чтобы защитить ее и соединиться с ней. Ее тамошняя жизнь, ее положение рядом с его теткой не играли никакой роли; значение имело только их счастье, если понадобится, то счастье в супружеском союзе. Придя к такому заключению, наш джентльмен отбросил ранее мучившие его сомнения. Кому теперь достанутся положение и деньги его тетки, как не ему? Сейчас, когда Сандитон стал избранным местечком среди всех приморских курортов, его положение в доме леди Денхэм уже не внушало опасений.

Въезжая в городок после чересчур долгого путешествия и глядя вокруг себя, он повсюду замечал лихорадочную деятельность — ему казалось, что все изменилось здесь буквально за одну ночь, — колесо фортуны повернулось, и богатство ждало его в самом недалеком будущем! Их рай действительно уловил ветер перемен. Сэр Эдвард не увидел никаких счетов в окнах, никаких объявлений. За столь короткое время на месте нескольких жалких рыбацких хижин и берлог контрабандистов выросли столь огромные и элегантные дома, что могли вместить в себя даже самые многочисленные семейства королевства!

По мере того как его экипаж продвигался к морю, он слышал все более возбуждающие звуки деловой активности, заметил рабочих, трудящихся над новыми сооружениями на холме. И вот, когда он оказался на самой вершине склона, то разглядел внизу скаковую дорожку, за строительством которой наблюдал не кто иной, как его мистер Доусон, и с этой точки перед ним открылся великолепный вид на величественный океан. Он почувствовал, как его охватывает восторженное ликование.

Сэр Эдвард с трудом узнавал знакомые с детства места, такими оживленными они теперь выглядели. На прежде тихое побережье приехало столько людей, что теперь оно буквально кишело отдыхающими. Продвигаясь вперед, он отметил, что открывающиеся перед ним виды требуют более пристального изучения. Проезжая, например, мимо библиотеки, он заметил перед ней стайку прогуливающихся разодетых модниц, хотя и не узнал никого из них. Вокруг них сновали джентльмены, подобно ему, только что приехавшие из Лондона. На Террасе ему попались на глаза несколько знакомых лиц из «Уайтса энд Брукса» — спортсмены, болельщики, игроки, картежники. Как высоко поднялся его маленький Сандитон в общественном положении!

Подобное бурное развитие свидетельствовало и об успехе его собственных усилий; сэр Эдвард ликовал. Он вообразил, как будет гордиться леди Денхэм его достижениями. Воображение унесло его еще дальше, и он представил себя ее спасителем, ее полноправным наследником. Да, решительно обстоятельства складывались в его пользу. Еще до конца дня он явится к тетке домой и предстанет перед мисс Бреретон.

В это мгновение, однако, рядом с его экипажем возникла знакомая фигура.

— Мой славный Денхэм, как я рад вашему возвращению, — прозвучали обращенные к нему слова. Это оказался мистер Мэттью Доусон. — Я ждал возможности показать вам, какого прогресса мы достигли в вашей округе. И это все было инспирировано вами. Совсем скоро наша скаковая дорожка будет признана лучшей из всех ныне существующих! Я хотел бы обратить ваше внимание еще и на то, что свежесть воздуха Сандитона выгодно отличает его от погруженных в вечную туманную дымку таких местечек, как Эпсом или Ньюмаркет. Более того, под соснами окажется достаточно тени для наших зрителей. Повороты на нашей скаковой дорожке будут такими аккуратными, расположенными в строгом порядке, такими плавными, что наши лошади продемонстрируют себя во всей красе во время скачек. Здесь, в Сассексе, и вправду всегда веет легкий ветерок, который приводит в полнейший восторг самых пылких любителей скачек. Ожидания собравшегося здесь общества, сэр Эдвард, так велики, что сами небеса распахивают нам свои голубые объятия.

Гордость Денхэма не имела границ. И если мысль о собственном неотложном деле и мелькнула у него в голове, то она исчезла очень быстро. «Дорогая, милая Клара, — сказал сам себе этот светский человек, — вам придется потерпеть еще немного». Ибо как он мог отказать своему другу, чей прием был искренним и радушным, а приглашение таким, что его невозможно было отклонить? Да и какое значение могут иметь несколько лишних часов? Леди была образцом добродетели, кроме того, она принадлежала ему одному. Он ощутил мгновенный укол сожаления, который, впрочем, быстро прошел.

Его сразу же провели на открытое место, чтобы продемонстрировать все преимущества дорожки, ее хитроумную конструкцию, ее великолепную открытость для ветра и моря.

Все свободное пространство уже было заполнено жокеями, выгуливающими своих жеребцов на обширных полянах. Лошади проявляли беспокойство после нелегкого переезда в Сассекс и прочих дорожных трудностей. Их вывезли из дома в прекрасной форме, а теперь конюхи громко сетовали на то, что животные испугались езды в фургонах, им приходилось передвигаться по усеянным камнями дорожкам, где они могли повредить себе ноги. Подобные страхи охватывали лошадей у каждого межевого столба. Денхэм внимательно вслушивался в их бормотания и бесконечные жалобы.

Ни чуточки не обескураженный, Доусон сохранял жизнерадостное настроение. Он решился на рискованное предприятие здесь, на южном побережье, чтобы привлечь в эту отдаленную деревушку всех коннозаводчиков, в вместе с ними и любителей конного спорта с разных концов Англии — и оно должно принести ему успех! Помимо всего прочего, он обрел здесь дополнительные стимулы.

Обращаясь к нашему хорошо осведомленному молодому баронету, Доусон признался:

— Наверное, вы не могли знать, что ваш трактат, повествующий о преимуществах этой земли, изменит все направление моей деятельности? Вы один, молодой сэр, побудили меня к знакомству со всем интересным, что выглядит столь многообещающим! Уладив здесь вопросы с моими конюшнями, я получил возможность в свободное время пообщаться с местными жителями, посидеть с рыбаками, выпить чаю со старожилами — и превосходного чаю, Денхэм. — Затем он продолжал уже шепотом: — Да, и он попадает сюда через вон ту гавань. Молодой человек, я посвящу вас в такие тайны, которые вы себе и представить не можете. Они совершаются прямо на ваших глазах. — Он сделал паузу. — Это веселые, общительные, отчаянные авантюристы в залитых лунным светом пещерах, они переигрывают таможню на каждом шагу. Храбрые парни! Свободные торговцы! Воры, можете вы сказать, — но честные воры. В конце концов, они ни у кого не воруют. Отчитываться перед финансовым управлением? Денхэм, да разве может существовать большая абстракция, чем эта? В самом деле, мне совершенно все равно, это они рискуют жизнями при каждой попытке. Стоит только взглянуть на приговоры в официальной печати о повешении! Пойдемте со мной нынче же ночью в пещеры, Денхэм, и вы своими глазами увидите совершаемое ими чудо. Кто знает, может быть, вас самого увлекут их отвага и бесстрашие? Что касается моих собственных намерений, то эти замечательные хитроумные ребята вполне меня удовлетворили.

Что еще могло распалить необузданное воображение нашего фантаста, нежели подобное предложение? Он пообещал, что с наступлением ночи присоединится к ним.

Сразу же после этого он смог наконец отправиться на поиски своей возлюбленной, чтобы припасть к ее ногам. Нежная сцена, которую мы намеревались описать здесь, была словно списана со страниц захватывающих романов, в большом достатке имеющихся у сего джентльмена.

— Мисс Бреретон, — началась его рапсодия, — вы — олицетворение божественного создания! Только сама судьба могла поместить вас среди смертных, и только ради меня одного. Потому что разве вы — не та материя, из которой сотканы мечты?

Теперь должна была последовать пауза, которая была необходима нашему джентльмену, для того чтобы настроиться на нужный лад и принять соответствующую позу. Кавалер должен стоять на коленях, цитируя строки из «Послания к Аугусте», переложенного на стихи лордом Байроном и заученного наизусть его почитателем:

Не стоит более говорить о том, как разворачивалась эта драматическая презентация. Предоставим остальное воображению, пребывая в уверенности, что представление получилось изумительным. Нашлось место и описанию страстного желания и терзаний, вызванных долгой разлукой. Короче говоря, декларация сэра Эдварда получилась столь же пламенной, как и его страсть, делая честь его искусству соблазнителя.

Достаточно будет упомянуть о том, что в тот же самый день дело было сделано, и его возлюбленная одарила его своим согласием, на что не могла и надеяться ни одна героиня из прочитанных им романов.

Сэр Эдвард, вдохновленный одержанной викторией, был готов встретить любое испытание лицом к лицу. Он уверенно шагал к жилищу Доусона, дабы сдержать свое обещание. Отсюда вместе с ним он намеревался отправиться в скрытые в темноте пещеры и насладиться чудесами ночи.

Не успела на пляж опуститься ночь, как перед ним предстал совсем иной мир, его глазам открылась такая панорама, о существовании которой он и не подозревал. В этот час берег превратился не просто в место, откуда можно было наблюдать впечатляющую игру стихии, но и в нечто большее. Пещеры вокруг внезапно ожили, как будто в мрачном и зловещем театре. Лабиринт и путаница тропинок и проходов, грубые природные арки, большие и малые углубления в скалах казались бесконечными. Проходы между ними были узкими, скудно освещенными, их специально держали в темноте, чтобы свет не был виден с моря. Пока сэра Эдварда вели вверх по лестнице, вырубленной в скале, в самые глубины утеса, он заметил в тени какое-то движение.

Для нашего далекого от реальности джентльмена это место представлялось живой сценой. Вечно ищущий приключений, молодой баронет пребывал в приподнятом настроении. Он чувствовал в себе новые силы, достаточные для того, чтобы осуществились его самые смелые мечты.

Картины кораблекрушения всегда будили его мальчишеское воображение, рисуя сцены боли, пафосной горечи и скорби по погибшим душам. В этот час ему предстояло лицезреть настоящий героизм. Из тайных туннелей спешили моряки-контрабандисты, чтобы отправиться в плавание на крохотных утлых суденышках. Одни, подобно дисциплинированным солдатам, направлялись к поджидающему их кораблю, другие, на вершине утеса, подавали сигналы, светя фонарями, или же просто сидели, привалясь спиной к скале и ожидая своей очереди.

А тем временем настроение Доусона, похоже, только улучшилось в предвкушении того, что он познакомит сейчас своего друга со сделанным им важным открытием.

— Есть многое, молодой человек, что вам предстоит понять, и еще больше того, что способно обеспечить получение дохода от этих берегов, — заметил он. — Но имейте немного терпения, вы все увидите сами.

К этому времени некоторые курьеры уже возвращались после ночного аврала с корабля, стоящего на якоре за пределами гавани. Когда эти одетые в тяжелые бушлаты люди начали в черноте ночи снимать свои робы, Денхэм увидел, что все они обвязаны пакетами. Отчаянные парни проделали это с такой ловкостью, что случайный взгляд ни за что не обнаружил бы их груз, а соленая вода не смогла бы его испортить.

Сэр Эдвард с величайшим удивлением наблюдал за тем, как они снимали с себя свои сокровища. Он увидел пачки лучшего индийского чая, восточных специй и даже несколько бочонков дистиллированного алкоголя.

Подобная интрига вдохновила впечатлительного молодого искателя приключений. Что еще могло главенствовать в этой сцене, как не победа добра над злом? Он понял побудительные мотивы этих людей: угнетенные, они боролись с жестокими и бессердечными властями! Вот здесь, прямо перед ним, был мужской ответ на бесчеловечные законы, несправедливо навязанные тем, чьи голоса даже не были услышаны! Что еще он мог подумать? Наш воин-защитник, без сомнения, был намерен присоединиться к их благородному делу!

Подумать только, во всем этом была своя тайная прелесть — скрытые сокровища, возникающие из глубины моря. Эту работу нельзя было не счесть рискованной, и вместе с Доусоном он отныне вознамерился посвятить себя ей.

 

Глава тридцать вторая

Возвращение Сидни Паркера в Сассекс было менее удачным и радостным. Поскольку именно в эти дни некое странное обстоятельство разрушило ту идиллию, которую мы наблюдали в последние дни.

Виновником этого обстоятельства стал как раз сэр Эдвард. Хотя с его стороны это был благотворительный поступок, совершенный от чистого сердца, наш новый партизан свободной торговли по наивности ускорил неизбежную развязку событий.

Энергичному Денхэму удалось буквально в одиночку потрясти до основания нашу процветающую общину, подвергнув опасности само ее существование. Блестящему центру моды и здоровья теперь грозила потеря репутации, и его добродетельность подверглась сомнению! И все потому, что сотрудники таможни и департамента государственных сборов были обязаны предпринять срочные меры!

Вернувшись на следующий же вечер к столь заинтриговавшим его пещерам, сэр Эдвард наткнулся на тяжело раненного моряка из группы высадившихся на сушу контрабандистов. Бедный молодой парень сидел на земле и жалобно стонал. Выполняя порученную ему работу, он упал со скалы и повредил ногу. Пытаясь ускользнуть от преследователей, он каким-то невероятным образом умудрился вскарабкаться по веревкам, сброшенным с вершины утеса, где находился его пост.

При виде раненого в Денхэме взыграла его героическая натура. Сэр Эдвард решил сам найти, кто бы мог оказать медицинскую помощь страдальцу. Совсем недавно он узнал о том, что из Лондона приехал очень знающий молодой врач. Он тайком переправит пострадавшего в приемную доктора Портера в Сандитоне.

Несмотря на поздний час, в который пара молодых людей появилась у дверей доктора, их стремление остаться незамеченными и приглушенные голоса, мистер Джеймс Портер проявил себя во всем блеске. Не говоря ни слова, он сразу же принялся за срочную операцию, быстро и умело оказав помощь пострадавшему.

— Советую вам, молодой человек, — промолвил он, помогая тому подняться на ноги, — более не рисковать и не совершать со своими сотоварищами подобных действий под покровом темноты. Ведь помимо бравады, другой выгоды от столь дикого поступка вы не ожидаете? Кроме того, должен вас предупредить, что некоторое время ваша нога не позволит вам передвигаться с той легкостью, которая потребна для такого деяния.

Услышав столь неутешительный прогноз, бедный юноша расплакался. Он запротестовал, говоря, что таким образом останется без средств к существованию. После чего он поведал им свою печальную историю: возвращение с войны, утрата перспектив заняться прежней работой в своей общине. Юноша рассказал также о том, как он случайно оказался в таком положении той ночью.

Несмотря на свое совсем еще недолгое пребывание в Сандитоне, к мистеру Портеру уже обращались несколько молодых людей с травмами подобного рода. Его приводили в замешательство эти ночные выходки. Пораженный, он дал юноше высказаться и узнал, что эти рискованные предприятия были повсеместными. И только тогда он начал догадываться о том, что являлось причиной всех этих подъемов на утесы, становившихся все более частыми. Разве не может это быть связано с новым притоком лондонцев в Сандитон? Само число молодых людей, вынужденных нарушать закон, не могло не привести в смятение этого честного человека от науки.

Вместо того чтобы бранить несчастного пациента, Портер накинулся с упреками на его компаньона — который, если судить по его внешнему виду, по крайней мере должен быть джентльменом.

— Этот бедный малый — ваш работник, сэр? — требовательно спросил он. — И какого рода честную работу смогли вы предложить этому ветерану, солдату Его Величества? Как долго, по-вашему, ему удастся избегать гнева таможенников или береговой охраны? — Покачав головой, он добавил: — Уверяю вас, сэр, он не сможет послужить своей семье, будучи заточенным в камеру нашей местной тюрьмы, как это неизбежно произойдет в самое ближайшее время!

Денхэм не стал вдаваться в объяснения относительно обстоятельств падения молодого человека, вместо этого он с достоинством принялся изображать доброго самаритянина, оказывающего услугу совершеннейшему незнакомцу.

— Терпение, мой дорогой доктор, — таков был его ответ. — Вы еще не знакомы с жизнью нашего южного побережья. Как мало вы знаете о нас, о нашей борьбе против несправедливости, о нашем упорном и открытом неповиновении. Силам, которые угрожают издалека, следует отважно противостоять. Представьте себе, что в старые времена, когда полуночные храбрецы с риском для жизни занимались своим промыслом у этих берегов, даже наш поэт Чосер воспевал их в своих «Сказаниях». Вы должны понимать, что мы страдаем от непомерных налогов, которые лишают нас немногих удовольствий в жизни. Вы назовете их роскошью? Это не так! Каждый честный человек должен бороться за то, чтобы обуздать эти налоги. Вы видите перед собой одного из многих. Эти молодые люди служат делу борьбы с невыносимыми поборами, которым мы подвергаемся. Уверяю вас, наши молодые искатели приключений делают славное дело, отважно спасая ценный груз и, дорогой сэр, не причиняя никому никакого вреда.

— Никакого вреда, говорите вы? — вскричал доктор, окончательно потеряв терпение. — Когда их работодатели берут то, что лежит под рукой, — готовых на все юнцов, чтобы в нарушение закона те работали по ночам, перебрасывая на сушу огромное количество «товаров»? За несколько шиллингов они рискуют жизнью и здоровьем, и перед вами живой пример этому! Такие, как они, получили незаконный пропуск на сушу; это неразборчивые в средствах, беспринципные людишки, готовые на все, чтобы сколотить состояние, эксплуатирующие моряков и прислугу, подкупающие таможню, убеждая даже респектабельных членов общества попустительствовать их преступлениям! Вся эта ваша романтическая аура — одно сплошное издевательство. Вы что, восхваляете порок и применение насилия против Блокады?

Перестаньте, дорогой сэр, неужели вы станете искать оправдания подобному сумасшествию, призывая к восстанию? Рисуя картины тайных полуночных сборищ с мерцающими фонарями и вскрытыми бочонками с вином? Неужели вы не знаете о том, что уже натворили в прошлом такие вот головорезы здесь, в вашем любимом Сассексе? О тех ужасах, которые совершили Хокхерст и его банда, а также другие, ничуть не лучше нравом? И это было здесь, совсем рядом с вами! Их гнусные подвиги известны всему южному побережью, вплоть до самого Корнуолла. Они несли обществу одни только убийства, хаос и разрушение.

Денхэм слушал его молча.

— Вы должны понимать, сэр, что этим беднягам, которые занимаются контрабандой, не перепадает ничего. Вместо этого на них наживаются работодатели, не рискуя ничем и платя им жалкие гроши. Кровавое, безжалостное занятие, и оно ни в коей мере не напоминает тот поход за свободой, о котором вы говорите. Во всяком случае, это не служение обществу. — Он с горечью заключил: — Иллюзии, подобные вашей, боюсь, когда-нибудь погубят нашу Англию!

Но, даже оставшись при своем мнении, честный доктор, испытывая сострадание к моряку, которому он оказал помощь, соблюдал конфиденциальность. Он не рассказал никому об их ночном визите. На его несчастье, к нему обратились таможенники, которые преследовали человека, ускользнувшего от них несколько дней назад. Когда они начали допрашивать мистера Портера, он обнаружил, что не может солгать.

Так началась цепочка катастрофических событий. Через некоторое время стали известны новые подробности. В ту же самую лунную ночь береговая охрана, пытаясь перехватить тендер, который приближался к берегу, высадила на его борт команду, и тут обнаружилось, что ее поджидают вооруженные головорезы. То, что последовало за этим, можно назвать одним словом — скандал. Вскоре пошли слухи о том, что кое-кто из находящихся на службе у Его Величества стражников был жестоко избит этими «честными ворами свободной торговли», которые всего лишь защищали свои запасы «ценного чая, табака, шелков и кружев».

Эта отвратительная история с нанесением увечья нарушила покой всей округи — сдержанное молчание, длившееся десятилетиями ко всеобщей выгоде. Получая вознаграждение за сотрудничество с ними, департамент финансов традиционно не обращал внимания на случаи тайной деятельности некоторых наиболее предприимчивых своих соотечественников.

Неожиданные провокации амбициозных приезжих сподвигли официальные власти на ответную реакцию. Они были обязаны защитить униженных и оскорбленных жителей. И вскоре береговая охрана начала активно преследовать не только местных, участвующих в этом бизнесе, но и бесцеремонных, развязных лондонцев, которые вздумали расширить масштаб проводимых операций!

Вот такие потрясения в обществе ожидали решительно настроенного Сидни Паркера по возвращении в Сандитон. Он прибыл, ожидая трудностей и неприятностей, но оказался не готовым к последнему шокирующему открытию — Сандитону как курорту грозил полный крах.

Некоторые семейства уже начали упаковывать вещи, готовясь уехать, некоторые поступали так из страха за своих дочерей, учитывая опасную близость «мародеров» в порту. Что же касается осторожных лондонских игроков, они не горели желанием связываться с полицией Его Величества; многие уезжали в страшной спешке. Вскоре о деревушке стала распространяться дурная слава. Статья в газете «Морниг пост» с сообщением об инциденте привлекла общественное внимание к «этим сомнительным интригам, разыгравшимся в некоем курортном местечке на нашем южном побережье». В ней восхвалялись предпринимаемые береговой охраной благородные усилия «искоренить преступное сообщество, возникшее среди невинных искателей удовольствий и респектабельных гостей, совсем недавно осевших на модном курорте».

Подобные откровения можно было счесть дурным предзнаменованием. Сидни застал своего старшего брата Томаса в страшной тревоге за судьбу поселения. Приезд Сидни несколько успокоил мистера Паркера. Его повторное появление было очень своевременным и трогательным: оно свидетельствовало об искреннем беспокойстве о благополучии семьи Паркеров. Он понял, что его младший брат всерьез намерен помочь ему.

— Мой дорогой братец, — уныло пробормотал он, — мы должны увидеть знамение в этих последних событиях. Я боюсь за наш Сандитон и открыто признаюсь в этом. Впервые за все время мне становится страшно за его будущее. Мне более чем когда-либо необходим твой совет, и меня несказанно радует твоя забота.

Что до его коадъютора, леди Денхэм, то ее ничто не могло утешить. Она старалась сохранять хладнокровие, но последний поворот событий привел ее в полное отчаяние. Ее репутация, ее положение в обществе, ее претензии на высокие нормы морали — все пошло прахом. Все ее старания облагородить это великолепное место действия, в котором когда-то доминировало поместье ее первого мужа, были ныне унижены скандалом и грязными обстоятельствами.

— Подумайте о моем положении после всего, что произошло, — жаловалась и стенала она. — Мое имя ассоциируется с преступными элементами! Одно только упоминание о том, что я могла потворствовать подобному беззаконию, поистине беспрецедентно!

Говоря правду, опасаться следовало гораздо большего. Как теперь могла леди заговорить о своих планах строительства Ватерлоо-крещента, как, в конце концов, можно было компенсировать весьма внушительные инвестиции? Она могла говорить и думать только о том, что все рухнуло.

— Что с нами станется, мистер Паркер? — причитала она. — Гости уезжают, и деловая активность угасает вместе с ними, комнаты освобождаются, кругом появились объявления о сдаче внаем, мне теперь некому сбывать бесценное молоко своих коз! Вы должны знать, — добавила она, оборачиваясь к Сидни, — что моих последних козочек только-только начали по-настоящему ценить. В самом скором времени мы стали бы свидетелями того, как многие инвалиды поправляются, как мое чудодейственное молоко вдохнуло в них новые силы.

Кроткая миссис Паркер тоже горько жаловалась Сидни, но ее сетования были вызваны, скорее, разочарованием, постигшим ее супруга. Теперь она видела, что его детище, все его мечты находятся под угрозой, и она столь же сильно опасалась за здоровье и благополучие семьи. Неужели им придется привыкать к мысли о том, что их дети будут расти в стесненных обстоятельствах, в той «дыре» в безветренной аллее, которая раньше была их домом?

Однако следует заметить (хотя сама она не хотела признаваться в этом даже себе), что ей никогда не нравился порывистый ветер, дувший на открытом пространстве, или пронизывающая сырость, от которой не было спасения в Трафальгар-хаусе. Откровенно говоря, она бы с радостью возвратилась в их старое, уютное жилище. И, кроме того, овощей там всегда было намного больше в любое время года.

Сидни с сочувствием выслушал их жалобы, изо всех сил стараясь приободрить свое несчастное семейство. Вероятно, самым необычным, несмотря на все другие обиды и огорчения, был тот эффект, который произвел приближающийся крах Сандитона на его добрую сестру Диану. Она недвусмысленно дала понять, что считает нелепые угрозы его респектабельности публичным оскорблением, нанесенным ей лично.

С того момента как она поселилась здесь, возложив на себя обязанность всегда выступать в роли защитницы Томаса — невзирая на беспокойство о своем собственном здоровье и здоровье Сюзанны, не говоря уже об опасениях, связанных с неминуемой кончиной Артура, — она обнаружила некоторые несомненные преимущества в переселении на побережье, о которых она даже не могла и мечтать! В сущности, благодаря своему переезду она обрела повышенную чувствительность и восприимчивость!

Она всегда стремилась делать добро своим современникам, но до настоящего времени ей не приходилось сталкиваться со столь многими людьми, подобно ей больными и нуждающимися. В этом братстве, в этих товарищеских отношениях она познала более утонченное удовольствие: удовольствие ежедневного близкого общения с родственными, страждущими душами. Леди обнаружила много других способов приносить пользу, а награда за это оказалась равной той, которую она получала от ухода за своей болезненной сестрой и младшим братом.

Она посвятила свой энтузиазм делу процветания Сандитона. Леди Диана превратилась в пламенную патриотку этого места, восхваляя прелести жизни у моря и его целительные свойства, а также обрела еще одно уникальное свойство: стала кем-то вроде эксперта по работе с грубыми и неприветливыми смотрителями купален. Каждый вновь прибывший, рискнувший испытать на себе чудотворное воздействие морских процедур, должен был сначала разыскать мисс Паркер, прежде чем решиться на погружение.

— Я служу, как могу и умею, дорогой брат, — заявила она ему со своей обычной сдержанностью. — Но я делаю это с такой преданностью, с которой ничто не может сравниться! Поскольку я сама испытываю страдания, то мне легче понять недомогания других людей.

Затем, обращаясь к нему за помощью, она взмолилась:

— Дорогой Сидни, теперь, когда ты приехал к нам, ты можешь оказаться полезным. Наши лечебные процедуры здесь действительно оказывают целительное действие, их ни в коем случае нельзя смешивать с чистой коммерцией в городке! Только представь себе, нечистоплотные и неразборчивые элементы способны перечеркнуть ту хорошую работу, которой я сейчас занимаюсь! Они просто расчетливые грабители! По моему мнению, к ним относятся и деятели из департамента финансов вместе со своими криминальными противниками. Дорогой брат, значение имеют лишь целебные, нравственные методы. И мы их нашли! Нужно лишь пресечь злоупотребления, избавиться от них, и снова вернуться к своим делам.

Со своей стороны Сидни Паркер пообещал любую помощь и содействие. Впрочем, он сам мог пребывать в некотором замешательстве относительно того, что способно помочь Шалтаю-Болтаю, вышедшему из доверия, но, как всегда, когда он имел дело со своей властной сестрицей, ему не оставалось ничего иного, кроме как слушать и повиноваться.

Кроме того, этот новый императив должен был влить в него свежие силы для выполнения стоящей перед ним задачи. Оказавшись, подобно Гамлету, в сложной ситуации, он должен был столкнуться со множеством проблем и спасти свою семью. Хотя наш Сидни Паркер оставался привычно бесстрастным, но, собираясь действовать, он должен был, пусть даже в шутку, по крайней мере признаться в одном: ему следовало попытаться изменить положение вещей хотя бы только ради одной мисс Хейвуд.

Сколь случайными ни были бы его любовные приключения, он все-таки помнил, что награда — любовь красавицы — всегда достается храбрейшему. Эта точка зрения отныне представлялась ему исполненной здравого смысла.

 

Глава тридцать третья

Впечатлительные молодые люди, как бы ни досаждала им пылкая страсть, редко бывают охвачены ею. Те, кто сохраняют ясность рассудка, полное самообладание, сопротивляются прелестям любви, только они проявляют подлинную силу характера. И если из уст такого молчаливого и сдержанного персонажа удается вырвать слова обещания, то к ним следует относиться как к величайшей ценности.

Среди этих заслуживающих уважения молодых людей оказался и Сидни Паркер, оказался с тех самых пор, как признался себе, что его влечет к Шарлотте Хейвуд: к ее необыкновенной самодостаточности, к ее природной уверенности в себе. Он выказывал неослабевающую привязанность к этой леди, лучше сказать — приверженность ей.

Очередная демонстрация его страсти состоялась в тот самый день, когда он узнал, что среди тех, кто попался в расставленные береговой охраной сети, оказался неизвестный, скромный, недавно прибывший в Сандитон молодой коннозаводчик и жокей, работающий на мистера Мэттью Доусона. Говорили, что против некоего Генри Хейвуда выдвинуты серьезные обвинения: он якобы принимал участие в недавних набегах контрабандистов. Его также обвиняли в ужасном преступлении — он обманывал департамент финансов Его Величества.

Хейвуд громко протестовал против предъявленных обвинений, заявляя, что он невиновен и даже не знал о существовании подобной незаконной деятельности. Он утверждал, что был настолько поглощен своими обязанностями конюха и жокея во время непродолжительного пребывания на побережье Сассекса, что ни на минуту не мог отлучиться, разве только для того, чтобы отдохнуть ночью. Его содержали под арестом, пока власти решали судьбу преступников, задержанных при недавних беспорядках.

Все это чрезвычайно озадачило Паркера. Он не мог не удивляться тому, что при столь незначительных уликах против Хейвуда его по-прежнему содержали среди обвиняемых. Проведя небольшое собственное расследование, он вскоре выяснил истинную причину его ареста. Очевидно, хотя самого Хейвуда и не задержали в ту ночь, береговая охрана получила конкретные сведения, касающиеся вины молодого человека. Ими оказались показания его доверчивого работодателя, который заявил теперь, что он чрезвычайно разочарован происшедшим.

Этот джентльмен, как сообщили Паркеру в полиции, разговаривал с ними свободно и открыто, правду говоря, он готов был разговаривать со всеми, кто согласен был слушать, о том, как его использовали самым бессовестным образом, и в особенности о своем разочаровании этим парнем.

— Он — всего лишь мальчишка, — объяснял джентльмен, — которого я взял к себе из чистого сострадания, будучи уверенным в его честности, поскольку у него не было других рекомендаций, кроме того, что он вырос в деревне и проявлял большой интерес к нашему спорту. Откуда мне было знать о его жадности и слабости духа? Я и представить себе не мог, там, в Лондоне, об искушениях на этом богатом побережье. Тому, кто рожден вором, перед ними не устоять!

Подобное обвинение привело Сидни Паркера в ярость. Едва он услышал его, как уже не мог удержаться. Брат Шарлотты! Оказаться замешанным, да еще так глупо, в подобном гнусном предприятии, наверняка задуманном этим беспринципным интриганом! Это недопустимо! Он догадывался, что в заявлении Доусона кроется нечто большее, чем можно было предположить на первый взгляд.

Сидни принялся вспоминать события последних месяцев, обдумывая этот абсурдный и нелепый донос. Постепенно все начало проясняться. Он подозревал, что этот конспиратор продумал весь план от начала и до конца — и еще до того, как приступил к расширению Сандитона. Это казалось очевидным: весь хаос возник благодаря задуманным Доусоном хитростям. Молодой Хейвуд оказался всего лишь прикрытием его планов и жертвой.

Сидни принялся выяснять, в чем заключался для Доусона соблазн этого отдаленного побережья и чем объяснялось его желание отправиться в такую даль, сойдя с роскошной лондонской спортивной сцены. Его больше не удивляла готовность этого человека вложить столько сил в сооружение новой скаковой дорожки. В сущности, предложение сэра Эдварда предоставило опытному и хитрому игроку великолепную возможность, и только сильный стратег мог разглядеть его выгоды.

В самом деле, вряд ли его могли привлечь всего лишь открытые пространства у моря, ожидающие его лошадей. И его совсем не прельщала перспектива прогуливаться по модному курорту, вдыхая соленый морской воздух. Для Доусона главный интерес представляли защищенные от непогоды пещеры и тайные порты, близость общины к континенту и ее возможности для незаконной торговли. Для того чтобы, не вызывая подозрений, самым законным образом оказаться в Сандитоне, поблизости от свободных торговцев прибыльных южных территорий, он пошел бы и не на такие жертвы.

Расследование, проведенное Паркером, привело его в такую ярость, что у него изменился характер. Он избавился от своего обычного равнодушия, которое до последнего времени являлось его отличительной чертой и которое вызывало неподдельное раздражение у Шарлотты. Его гнев вознес его почти на высоту мифологического персонажа — на такую высоту, которой мы вправе ожидать от смертного, самой судьбой предназначенного стать спасителем Сандитона. Глядя на опустошение вокруг себя, он понял, что терпение его закончилось; его же нетерпение не знало границ. Он добьется того, чтобы по отношению к его любимым восторжествовала справедливость, и постарается сохранить все, что дорого его семье.

Его первым побуждением было отправиться к Доусону и заставить его отказаться от клеветнических обвинений, выдвинутых им против молодого человека. Впрочем, он намеревался пойти еще дальше и вырвать у негодяя признание в организации махинаций, которые привели к столь плачевным последствиям для Сандитона.

Однако, поразмыслив, он решил отказаться от насильственных действий. В конце концов, тот джентльмен объяснил случившийся с ним казус чрезвычайно убедительно. Он приехал к ним на побережье сравнительно недавно, горя энтузиазмом, в надежде подыскать новое место для конных соревнований. Цель, достойная восхищения, разумеется; ей аплодировали все местные жители, которым так нужна была свежая коммерческая деятельность.

Действительно, сей джентльмен мог признаться, что испытал глубокое сожаление, узнав, что его предприятие стало прикрытием для различных нежелательных личностей: привлеченные благодатным климатом этого района, а также перспективами будущих зрелищ и роскошных показов, они ринулись в Сассекс вслед за ним — и здесь он вполне может остановиться, поскольку ему уже не нужно будет говорить ничего больше. То, что его сопровождал неуправляемый и сбившийся с пути человек, желающий обогатиться за счет таможни Его Величества, — это можно счесть досадным последствием. Как мог он — честный джентльмен — предвидеть подобное злоупотребление со стороны одного из своих самых доверенных людей?

Нет, Мэттью Доусон настолько втерся в доверие к береговой охране, буквально купил уважение к себе общины, так убедительного выглядел в роли обманутого работодателя, что молодой Паркер не мог и рассчитывать на то, что кто-либо поверит его показаниям.

Затем Сидни Паркер принялся обдумывать более осторожный и приемлемый подход. Он станет взывать к присущему мужчине чувству человечности, к его здравому смыслу. Неужели перспектива обмануть невинного молодого человека, лишить его всякой надежды на будущее способна являться разумной целью? Как может настоящий джентльмен злоумышлять подобным образом? Тем не менее, чем больше он размышлял об этом, тем больше склонялся к мысли, что все его усилия падут на неблагодарную почву. Очевидно, тайный план Доусона был совершенно беспринципным. Он будет иметь преимущественное значение, и, поскольку он сам является тайным лидером и вдохновителем, то один только намек на его участие в этом деле может повредить ему.

Но все-таки должно же существовать средство узнать правду! Необходимо, чтобы деятельность подобного человека стала достоянием гласности, причем по официальным каналам с последующим наказанием. Паркер пришел к заключению, что его собственного порицания явно недостаточно. Как только лондонская репутация Доусона будет известна всем и каждому, вряд ли кто-нибудь усомнится в его злонамеренных замыслах. В этом деле ему обязательно следует заручиться поддержкой своего друга Коллинсворта, ибо этот жизнерадостный молодой человек сам недавно попал в сети Доусона, и не только пострадал от мерзавца, но и располагает убедительными доказательствами, которые может представить провинциальным властям. Его друг должен засвидетельствовать изворотливость негодяя в нарушении закона, он может в подробностях описать его скользкие сделки, его хитрости и главное — его способность избегать ответственности за причиненное зло.

Для того чтобы представить дело о защите молодого Хейвуда перед управлением таможенных пошлин и акцизных сборов, Сидни Паркеру пришлось действовать рассудительно и благоразумно. Он начал с того, что изложил свои обвинения, пообещав через неделю представить свидетеля, который даст им нужные доказательства. Они заполучат настоящего преступника, человека, который стоит за колоссальными потоками контрабанды, выгружаемой по ночам на побережье.

Одновременно Сидни пытался разобраться с неотложными семейными делами. Больше всего его беспокоил старший брат, пребывающий в крайне подавленном состоянии духа. Увы, его прежнее положение создателя нового рая — его хорошую репутацию, которая когда-то так удачно работала на будущее процветание Сандитона, — оказалось не так-то легко восстановить. Даже после ареста и последовавшего наказания преступников слухи не прекращались; ядовитые последствия недавнего скандала оставались, о них не забывали.

Таким образом, массовый отъезд бывших поклонников кратковременного модного увлечения продолжался. Грязные сплетни, злобные шепотки и завистливые разговоры не могли не повлиять на тех, кто уже задумывался о целесообразности своего следующего приезда сюда; естественно, представители высшего света и те, кто искал респектабельности, не остались к ним равнодушными. Те же, кто намеревался в дальнейшем улучшить свое положение в обществе (в конце концов, разве благополучие самого лучшего из курортов не зависит от выбора отдыхающих?), теперь спрашивали себя, кто осмелится отныне показаться в Сандитоне? Что касается тех спортсменов и азартных игроков, которые ранее поселились поблизости, в особенности тех, чьи денежные ресурсы вряд ли выдержали бы повышенное внимание соответствующих властей, то они почувствовали себя под неусыпным наблюдением полиции и посему разбежались, как тараканы.

Основатели курорта впали в отчаяние. В течение какого-то времени Сидни не мог заставить себя принять неизбежное. Он совершенно не горел желанием открыть Томасу всю правду об их положении, и хотя он колебался, но все равно понимал, что должен прямо поговорить с братом. Скорый упадок Сандитона был очевиден. Семейству Томаса лучше всего было задуматься над тем, чтобы уехать с побережья и вернуться в свое прежнее скромное поместье.

Самое любопытное заключалось в том, что, когда он наконец собрался с духом и предложил им переехать, его брат не выказал особого уныния. Разочарование, да, отразилось на его лице, но все-таки Томас Паркер был человеком философического склада ума. Он уже успел испытать взлеты и падения; он умел отказываться от несбывшихся надежд и вполне был способен справиться с крушением иллюзий и поражением. Старший Паркер был прирожденным мечтателем и фантазером, и, хотя порой воображение брало у него верх над рассудком, его природный оптимизм было не так-то легко подавить.

— Мой славный брат, — вслух размышлял он, — самые великолепные проекты редко удается осуществить, хотя иногда у нас бывают причины поверить в возможность этого. Остается только грустить о том, что наши мечты недостижимы, они — всего лишь дымка в этом мире, которым отныне правит коммерция. Но это не имеет значения. Мы должны стремиться к Идеалу. Это рождает надежду. Меня утешает и то, что я попробовал свои силы на новой территории. Я понял, что Англия должна измениться.

— Нет, дорогой Сидни, ты не должен обо мне беспокоиться, или о моей сладкой Мэри. — Он вздохнул. — Потому что мы намерены вернуться к старому образу жизни, к знакомой местности наших отцов, где мы всегда были счастливы.

Радость, с которой его жена и дети встретили его решение, несмотря на серьезные изменения, которые оно за собой повлечет, рассеяли последние сомнения джентльмена. Более не стеная и не жалуясь, все семейство вскоре принялось упаковывать вещи, готовясь отправиться домой.

Покончив с этим делом, Сидни несколько успокоился и почувствовал облегчение. Теперь пришла очередь побеспокоиться о здоровье и благосостоянии его сестер и младшего брата. Хотя он рассчитывал, что уж они-то с радостью уедут из Сандитона, с его суматохой и тревожной атмосферой, ему пришлось признать, что он ошибался. То, что случилось потом, привело его в сильнейшее замешательство.

Диана Паркер и Сюзанна поразили своего брата тем, что проявили значительно меньшую охоту уезжать, чем Томас. Учитывая тот факт, что речь шла о месте, куда они приехали без малейшего желания! Как мог Сидни подозревать о последних успехах Дианы в общине?

Разумеется, она была исполнена страстного желания обратить вспять быстрый прогресс того, что она теперь называла нашим «грандиозным вложением». Тем не менее беспристрастность требовала объяснить то, что и так было слишком очевидно.

— Знаешь, Сидни, — начала она, — наш старший брат с самого начала не подходил для предприятия, которое занималось бы искусством исцеления. Такое дело требует сил и энергии, вплоть до безжалостности. А голова нашего Томаса была вечно заполнена бледными созерцаниями и размышлениями. В том Сандитоне, которому я приехала служить, мы никогда не испытывали зависимости от богатых приезжих франтов. Мы не тосковали по разговорам на возвышенные темы, не нуждались мы и в аристократических замашках. Нет, на самом деле, нет! Мы заботились о тех, кто действительно приехал сюда лечиться, о тех немощных людях, которые искали нас и вручали себя нашему попечению. Могу тебя уверить, здесь еще очень много работы! Какой бы ни оказалась судьба модников и модниц на нашем курорте, тем не менее наши успехи в исцелении слабых и отчаявшихся неоспоримы.

Диана овладела последними методиками реанимации и ежедневно применяла их, спасая бедняг, кто едва не утонул, проходя курс лечения. Можно сказать, что она превратилась в своего рода незаменимую деталь купального аппарата и стала частью обслуживающего его персонала — ценный вклад, сама хранительница жизни! Ничто не могло заставить ее покинуть эту сцену. В самом деле, как и другие люди из обслуживающего персонала, обливавшие водой своих подопечных, молодых и старых, она чувствовала, что ее вероотступничество станет самой большой потерей для их растущей популяции борцов за здоровье.

Более того, слухи о ее успехах, о ее замечательном восстановлении тех, кто погружался слишком активно, зачастую оказываясь без сознания, уже дошли до Лондонского Королевского общества спасения на водах. Его основатель, доктор Томас Коган, собственноручно написал леди, выразив восхищение ее мужественной работой. Он намеревался представить ее к самой высокой награде Общества, поскольку хотел, чтобы она и дальше совершенствовала свое мастерство в этой новой области. Помимо всего прочего, Общество было счастливо узнать, что такое удивительное мастерство продемонстрировала женщина, и это произвело большое впечатление. Действительно, не знающая устали мисс Паркер отважно производила растирание пострадавших. Она продолжала совершенствовать свою технику разогрева, не обращая внимания на усталость. После подобной похвалы, подобного признания ее успехов у нее появился более чем достаточный дополнительный стимул совершенствоваться в своей новой профессии, в служении которой она проявила настоящую силу духа. Ничто не должно было помешать раскрытию столь поздно обнаруженного таланта. Вскоре она привлекла помогать ей в этом достойном деле даже хрупкую Сюзанну, которая откачивала пострадавших.

Не мог Сидни предполагать и того, с чем ему придется столкнуться, когда он перенес внимание на своего брата. Совершенно очевидно, Артур теперь вел независимую от сестер жизнь. Возврата к прежней замкнутой жизни для него не было. Самый младший из Паркеров сделал предложение неотразимой старшей мисс Бофорт.

— Ах, дорогой Сидни, она стала инструментом моего возрождения, — заявил он. — Она — муза, которая вдохнула в меня жизнь и помогла обновлению моего истощенного духа. Она стала поистине моей жизненной силой. И как вовремя, — восторженно поведал он своему брату, — она предстала передо мной в самый последний час критической ситуации!

Их любовь развивалась необычайно быстро, и уже приближался день свадьбы. Оба поклялись навсегда хранить верность целительному воздуху Сандитона. Поскольку разве не была знаком свыше их встреча во время ледяных утренних омовений, с которой все и началось? Обливания не просто помогли им восстановить здоровье, их суровые оздоровительные процедуры вскормили то счастье, которое они обрели друг в друге! Обоим открылась настоящая любовь — и на открытом воздухе! С этого момента они не собирались рисковать, внося какие-либо изменения в свою жизнь. Вне всякого сомнения, они должны навсегда осесть здесь. Поскольку мисс Бофорт обладала значительным приданым, оно вместе с финансовым вкладом Артура должно было обеспечить им вечное благоденствие.

Нелегко ему пришлось и с леди Денхэм. Она и помыслить не могла о том, чтобы сбежать из Сандитона. Леди не имела ни малейшего намерения покинуть пост, который был и должен остаться ее домом. Перед ней лежала открытая дорога, более того, она ожидала, что завтра же наступит полное возрождение Сандитона. Она по-прежнему держала голову высоко поднятой, а ее обращения к береговой охране становились все более требовательными. Чего ради они подвергают опасности экономику городка и мешают благополучию своих собственных граждан? Да еще по таким нелепым причинам? Отказаться от перспектив знаменитого спорта только из-за того, что в округе было неспокойно? Никогда! Это было совершенно и окончательно неприемлемо. Леди Денхэм не допустит этого. Она ручалась, что ее дорогой сэр Денхэм — если бы он дожил до этого дня, — никогда не стал бы поощрять нарушение их ежедневного распорядка и ненужное возбуждение в обществе. Его известное семейство заслуживало некоторого уважения, разве не так?

Не сидел сложа руки и этот мошенник Доусон. Когда стали известны его прошлые интриги, чему нашлись кое-какие доказательства, его дурное обращение с лошадьми, махинации при заключении пари, он почел за лучшее убраться восвояси, особенно после того как узнал о скором приезде Коллинсворта. Доусон бежал на континент, где у него наверняка было подготовлено какое-нибудь убежище.

Но это было еще не все. Следователи береговой охраны дознались у тех несчастных, которых им удалось арестовать, о всей подноготной этой истории, так что стала ясна подоплека организации Доусоном лошадиных бегов. Эти бедные простаки признались, что платил им не слишком много, но достаточно, некий джентльмен из Лондона, который пообещал со временем увеличить им вознаграждение. С его помощью, уверил их сей джентльмен, все товары можно будет переправлять в Лондон и там продавать его сообщникам.

Невзирая на исчезновение самого предпринимателя, последовали громкие опровержения. Доусон подключил своих представителей в «Судебных Иннах». Их искусное вмешательство, сопровождающееся щедрыми вознаграждениями, позволило облегчить его собственное положение хотя бы в том, что касалось властей. Таким образом, поскольку дело было прикрыто, он готовился без опаски вернуться к своей собственности в возродившейся к новой жизни и процветающей общине спортсменов в Сассексе.

После того как все уладилось соответствующим образом, амбициозные планы леди Денхэм получили новый толчок к развитию. В конце концов, раз уж возрождение ее курорта на водах состоялось и его будущий рост был обеспечен, она намеревалась во чтобы то ни стало добиться успеха и процветания.

 

Глава тридцать четвертая

Все, на что мы надеялись, мы увидели в формальном предложении, сделанном сэром Эдвардом Кларе. Его предложение руки и сердца было благородным и великодушным. Но, после того что было сказано о нем, какое бы терпение ни явила целомудренная леди, неужели такой человек, как он — молодой джентльмен, фантазии которого щедро вскармливались совершенными образчиками распутства, в великом множестве описанными в его книгах, и которого всегда снедало желание испробовать уловки соблазнителя, — сможет погрузиться в глубины семейного счастья и обрести там успокоение? Неужели можно поверить в то, что из будущего повесы выйдет достойный муж?

Маловероятно. Тем не менее наша Клара самой судьбой была как раз и создана именно для такой роли. Она отдала бы все что угодно, лишь бы ее усилия склонить своего избранника к семейной жизни увенчались успехом! Она изменит в своем возлюбленном то, что она склонна была считать игрой его благородной крови, которая заставляла вечно рисковать всем ради завоевания предмета своей страсти. Это была черта, которую он полагал высшей мужественностью. Что бы он там ни заявлял, кем бы ни прикидывался, сэр Эдвард пребывал среди таких «чувствительных», чувствующих людей. Она же считала его покладистым, способным измениться человеком. Стоит только ему оказаться в нежных ручках мисс Бреретон! Для того чтобы приручить его, достаточно будет одного ее прикосновения.

С детства привыкшая к жестокости окружающего мира, она с улыбкой воспринимала старую поговорку: «Предавать леди из-за распутства так же естественно, как лисе охотиться на кур». Она вполне могла добавить: «Вряд ли имеет смысл ожидать чего-либо иного». Ее способности уже давно проявились в победе над бедностью; недавно она стала компаньонкой леди Денхэм, а потом была выбрана наследницей имущества своей хозяйки — и такого замечательного поместья.

Таким образом, их союз представлялся просто замечательным во всех отношениях. Как и в любом другом супружестве (по прошествии первых месяцев восторженного очарования), в нем не должно возникнуть слишком много проблем, даже когда жизнь вернется в нормальное русло. Еще меньше предстоит их решать нашему баронету. Если не считать недовольства супруги его своеобразными и эмоциональными манерами, он редко слышал протестующий голосок своей дражайшей Клары, поскольку она пребывала в постоянном довольстве.

Они удалились в его резиденцию в Денхэм-парк, расположенную поблизости, во всяком случае, они пребывали там, когда леди Денхэм могла освободить их от выполнения ее поручений, что случалось нечасто. Клара же настаивала на оказании старой леди всевозможных знаков внимания и этими своими стараниями успешно сохраняла привязанность ее светлости.

Мисс Бреретон, проявив рассудительность, выбрала из членов своего семейства в Лондоне молодую кузину Бреретон, которая могла бы продолжать ухаживать за леди. Таким образом, Пенелопа — податливое и послушное создание, почти столь же красивая, как и Клара, оказалась в Сассексе и приступила к выполнению своих обязанностей. Мисс Бреретон провела несколько недель в трудах, обучая девушку и передавая ей те сведения и знания, которые могли помочь той выполнять прихоти их патронессы.

Подобная замена оказалась чрезвычайно выгодной. С одной стороны, родственники Клары, влачившие почти нищенское существование, дети которых не имели никаких перспектив в жизни, будут ей вечно благодарны. С другой, юная Пенелопа, которой едва сравнялось четырнадцать, испытывая благоговейный трепет перед своей спасительницей, никогда не осмелится претендовать на привязанность, которую питала к мисс Бреретон ее светлость.

— Мисс Клара, — заявила леди Денхэм, — полагаю, мне придется довольствоваться обществом вашей девушки. Но имейте в виду, я ни за что не отпущу вас окончательно. Моя дорогая молодая леди, домашнее хозяйство должно вестись на должном уровне. Я полагаюсь на ваше благоразумие и надеюсь, что вы проследите за этим.

Клара любезно сносила все возрастающую эксцентричность своей стареющей хозяйки. С учетом частого отсутствия мужа — его неистребимой страсти к азартным играм и прочим искушениям, которые предлагал Лондон, — она с радостью согласилась терпеть все чудачества своей леди.

Дела же у Эстер Денхэм шли не столь гладко. Хотя сестра сэра Эдварда была решительно настроена завлечь в свои сети очаровательного Коллинсворта, этим планам не суждено было сбыться. Молодой лорд, подобно ей самой, не имел возможности самостоятельно вершить свой выбор.

Впрочем, нельзя сказать, чтобы эта леди была безразлична Коллинсворту. Ее любезность и манеры поведения в Лондоне вполне потрафляли его вкусам. Его сдерживали нынешние стесненные обстоятельства, вызванные по большей части собственной неумеренной игрой на бегах. Он слишком хорошо отдавал себе отчет в том, что его долг как сына и наследника пришедшего в упадок поместья не оставлял ему возможности самому выбрать себе невесту. И, совершенно очевидно, мисс Денхэм не принадлежала к числу тех, кто мог помочь ему возродить былое величие.

Вот в таком умонастроении сей джентльмен возвратился в Сассекс, чтобы послужить интересам своего друга Сидни Паркера, дав свидетельские показания против Мэттью Доусона. Там он случайно снова встретился с этим экзотическим застенчивым созданием и богатой наследницей мисс Ламб, с которой познакомился во время предыдущего посещения курорта. Однако молодая леди, прибывшая из отдаленного уголка, с другого континента, находилась под бдительным оком своей постоянной компаньонки, некой миссис Гриффитс.

Лорд Коллинсворт был отнюдь не новичком в искусстве обольщения. Прежде чем начать ухаживать за утонченной девушкой, он занялся ее защитницей. Его присутствие вскоре стало желанным, и манера поведения получила одобрение. Как только леди и ее поклонник стали появляться вместе, прошло совсем немного времени, и модные туалеты мисс Ламб в сочетании с исключительным поваренным искусством миссис Гриффитс продемонстрировали некоторые преимущества молодой женщины.

Остальное свершилось столь быстро, что могло бы польстить любому, стремившемуся к счастливому согласию. Его хорошее происхождение, его титул, его поместья на севере показались чрезвычайно привлекательными всегда остававшейся настороже миссис Гриффитс; соответственно, они должны были показаться таковыми и семейству молодой леди. Что касается весьма значительного состояния мисс Ламб, в полной безопасности пребывающего в чужедальней стране, то столь ценный вклад трудно было переоценить. Соглашение было заключено, и обе стороны остались довольны.

Разочарование Эстер Денхэм, узнавшей о столь поспешно заключенной помолвке, было неописуемым. Она уже давно поняла, что безразлична своей тетке, более того, с каждым сезоном она замечала, что ее шансы становятся все более призрачными. Однако тень надежды все-таки сохранялась, поскольку ее собственный брат вознамерился отстаивать их интересы. Разве его недавняя женитьба на Кларе, которую Эстер именовала не иначе как «узурпаторша» и простить которую не могла, не спасла их обоих? И если даже чувства, которые она испытывала к своей новой невестке, никогда не станут теплыми и между ними никогда не возникнет и подобия дружбы, эта временная передышка послужила ее интересам — вместе с тем пособием, которое позволяло ей поддерживать тот образ жизни, который она заслуживала по праву рождения и который всегда тщательно оберегала.

Сэр Эдвард со своей супругой так редко приезжал в Денхэм-парк, что ей предстояло взять на себя обязанности хозяйки и владелицы их пришедшей в упадок собственности. Эстер находила утешение в том, что, по крайней мере, наследство Денхэмов вернется к ним после смерти их тетки, даже если Клара Бреретон окажется формальной наследницей.

Поскольку супруга сэра Эдварда Денхэма вполне привыкла к жизни в прекрасном старом доме мистера Холлиса, несмотря на все тамошние сквозняки, она могла проявить некоторую любезность в отношении своей невестки, к счастью, пребывавшей от нее на значительном расстоянии. Кроме того, Сандитон теперь стал для нее настоящим домом. И она решила, что даже после смерти леди Денхэм не станет уезжать из Сассекса.

А как же наши главные герои? Как сказались на них последние неприятные события?

Время и расстояние развели молодых людей. Их чувство друг к другу осталось невысказанным, хотя они и признались в нем самим себе.

Мы оставили Шарлотту в Лондоне, когда она только что сделала свое открытие. Можно усомниться в том, что она долго сожалела об отъезде Сидни Паркера, поскольку вокруг было много всего, что занимало ее. Под руководством Эммелины Тернер Шарлотта могла бы счастливо продолжать свое образование, если бы взволнованное письмо отца в корне не изменило ее положения.

«Моя дорогая Шарлотта, — прочитала она. —

Нам только что сообщили о том, что наш Генри арестован гвардейцами Его Величества за преступления, совершенные им против короны. Мы были поражены этим известием. Молю тебя вернуться домой, чтобы ухаживать за своей матерью и младшими братьями и сестрами, а я мог отправиться в Сандитон и попытаться спасти Генри. С любовью, хотя и в большой спешке,

твой любящий отец».

Внимательно прочитав его, Шарлотта долго сидела не двигаясь, едва не лишившись чувств. Наконец, собравшись с силами, она отправилась к своей подруге за советом. Миссис Тернер оказалась так же ошеломлена этими новостями, как и она сама. Она заявила, что это просто не может быть тот самый молодой человек, с которым ее недавно познакомили, тот самый, который обзавелся полезными связями в Лондоне и получил хорошую работу!

Шарлотте оставалось только теряться в догадках. Ее славного брата содержат под арестом на курорте мистера Паркера? В какие неприятности он оказался замешан? Что могло навлечь такую беду на голову честного и открытого юноши? Она знала, что Генри обладал простым, мягким характером; он был достоин всяческого доверия, хотя сам был, пожалуй, чересчур доверчив.

Как только миссис Тернер сумела организовать переезд Шарлотты, девушка возвратилась к своей семье, где и оставалась, ожидая известий от мистера Хейвуда.

Вскоре пришли радостные вести о том, что Генри освобожден, оправдан и должен в самом скором времени вернуться в Уиллингден вместе с отцом.

А тот писал:

«Мои дорогие!

Спешу заверить вас, что наш Генри спасен от той несправедливости, которая едва не погубила его. Мои собственные протесты против выдвинутых обвинений ни к чему не привели, я уже отчаялся и потерял веру в удачный исход дела. Самое удивительное заключается в том, как открылась вся правда.

Нежданно-негаданно появился честный воитель. Этот молодой человек сумел доставить из Лондона свидетельства невиновности Генри. Он представил джентльмена, который предъявил доказательства того, что Генри попался в ловушку, расставленную его собственным нанимателем! Интерес этого молодого человека заключался в том (во всяком случае, именно так он заявил), чтобы восторжествовала справедливость. Таким образом он желал восстановить доброе имя и репутацию своего старшего брата и его курорта. Можете представить себе мое удивление, когда я узнал его имя. Он — некий мистер Сидни Паркер, родственник нашего дорогого друга и хозяина, принимавшего у себя Шарлотту все это длительное время!

Это был настоящий подвиг! Причем свершен он был поистине великолепно, поскольку молодой Паркер пребывал просто в ярости. Дорогие мои, благодаря его вмешательству мы с Генри сейчас благополучно направляемся домой.

Ваш отец и т. д.».

Во время чтения этого письма Шарлотта старалась сдержать волнение, поскольку в нем содержались известия о счастливом освобождении ее любимого брата и много чего еще. Наблюдая за тем, как ее мать, братья и сестры, взявшись за руки, радостно пустились в пляс, она сама пребывала в странном оцепенении.

То, что ее брат оказался в безопасности, уже само по себе было хорошей новостью и для нее, и для ее семьи. Да, но при каких обстоятельствах? Сидни Паркер, энергично выступивший на защиту справедливости? Приложить такие усилия, дабы противопоставить себя мошенникам, которые погубили все надежды на расцвет Сандитона? И не объяснялись ли его намерения желанием спасти и реабилитировать ее дорогого Генри?

Она не стала ничего никому объяснять. Но не стала отрицать и того, что тронута. Могло ли быть так, что кое-что из происшедшего сделано ради ее блага? Так или иначе, но поступок мистера Паркера привел расположенную к нему мисс Хейвуд в восхищение. Как бы там ни было, невиновность ее брата была доказана, а в ее семье вновь воцарилось спокойствие.

Но через несколько дней Сидни собственной персоной явился в Уиллингден, и мы не станем делать вид, будто Шарлотта была удивлена. Следует признать, что она даже питала некоторую надежду на то, что он появится и станет искать ее.

Сей джентльмен нанес визит с некоторой сдержанностью, по-видимому, в ответ на сердечное приглашение ее отца и брата, которые настаивали на нем из чувства благодарности. Но не прошло и часа, как его чувства к Шарлотте стали понятны каждому из Хейвудов, во всяком случае тем, кто был уже достаточно взрослым, чтобы замечать такие вещи.

Мистер Хейвуд дал свое благословение еще до того, как члены этого большого семейства успели пошептаться между собой, — как только он понял причину оживления собственной дочери. А он-то удивлялся тому, что такое рвение и усердие было проявлено ради курорта на водах! Теперь, по крайней мере, все встало на свои места.

— Дорогое дитя, он действовал, чтобы спасти жизнь твоего брата! Как мы можем не одобрять его — мы всем ему обязаны. И это было сделано ради тебя! — заявил мистер Хейвуд.

Но нашей героине больше по сердцу пришлось то, как Генри восхвалял отвагу Паркера.

— Можешь быть уверена, Шарлотта, я буду ему вечно благодарен. Какую энергию развил он в Сандитоне! Он казался человеком, не способным ни на какие компромиссы. Если это было сделано во имя любви, то ею следует восхищаться. Когда я впервые встретил его в Лондоне, то принял за человека совсем иного сорта. Его ум, непринужденные манеры и, прежде всего, немного ироническое и безразличное отношение ко всему заставили меня тогда увидеть в нем другого человека. Он никогда не критиковал абсурдные и нелепые поступки своих сестер и братьев, скорее, получал удовольствие от их странных суждений и смеялся над их глупостью. Но все-таки, дорогая сестричка, мне только что пришло в голову, что в вас двоих больше сходства, нежели различий. Ты тоже остаешься немножко в стороне, как беспристрастный наблюдатель. Ты можешь выглядеть заинтересованной, но я-то знаю, что ты держишься как-то особняком. Сидни Паркер может сделать тебя счастливой. И, что еще лучше, он заставит тебя смеяться!

У старшего Паркера подобные известия тоже вызвали радостное удивление. Томас был особенно счастлив тем, что сумел оказаться полезным семейству, которое спасло его после судьбоносного падения на пути в Сандитон.

— Видишь, Мэри, это спасение было ниспослано самими небесами, — заявил он. — Более того, оно случилось как раз вовремя, поскольку разве не стали мы свидетелями чудес, о которых и мечтать не могли?

Простодушный и прямой ответ Мэри Паркер заслуживает того, чтобы мы привели его здесь полностью.

— Это совершеннейшая правда, мой дорогой супруг: наш адвокат так замечательно добился того, что никогда не удалось бы нам! Шарлотта Хейвуд преуспела в том, чтобы вернуть твоего брата миру, чтобы он мог жить с нами, а не просто среди нас! Готова держать пари, он станет еще сильнее!

Для тех, кто любит, значение имеет любая подробность. Шарлотте предстояло узнать еще многие новости из Сандитона, услышать о каждом повороте событий в этой саге. Она и ее Сидни едва ли будут ждать подходящего случая, чтобы обсудить их. Они радовались возвращению Томаса Паркера к мирному образу жизни своих предков; изумлялись азарту Артура, с каким тот трудился над своим физическим преображением, и даже отпраздновали последние почести, которых были удостоены энергичные сестры Сидни. Они могли часами предаваться негромкому веселью и семейному счастью.

Более того, они продолжали открывать друг в друге все новые и новые качества. Он отошел от вынужденного, тоскливого смирения с абсурдным поведением своего семейства и забыл о бесконечных блужданиях по Лондону в компании своих друзей. Она же испытывала исключительный восторг, оттого что нашла в Сандитоне, в наиболее неподходящем для этого месте, понимающего мужчину, которому ей еще предстояло открыть окружающий его мир.

Но, тем не менее, кем бы он ни мог стать, Сидни Паркер продолжал оставаться самим собой, прямым и искренним. В свойственной ему иронической манере он заверил свою леди, что, на чем бы они ни остановились, он по-прежнему будет высмеивать глупцов, которые множатся, подобно сорнякам в заброшенном саду.

Он часто смотрел на Шарлотту обезоруживающей улыбкой, добавляя при этом:

— И все равно, в этом нашем огромном мире я никого не люблю так, как тебя.