В доме семейства Герков проживал пес по кличке Роджер. Был этот Роджер случайным плодом многих поколений поспешных и внеплановых собачьих свадеб. И среди прочих особенностей обладал коротконогим телом бигля, острыми ушами немецкой овчарки, неутомимостью лабрадора-ретривера, обрубком хвоста боксера и интеллектом салатного сельдерея.

В тот вечер Роджер, как обычно, нес сторожевую вахту на заднем дворе, не представляя, впрочем, при этом никакой опасности для незваных двуногих гостей. Роджер обожал людей, всех без исключения. Ибо ни одному псу не дано знать, в какой момент человеческое существо из ниоткуда, словно по волшебству, извлечет на свет божий еду. А ее Роджер обожал еще больше, чем людей.

Вот что он ненавидел — так это жабу. Огромную жабу Bufo marinus родом из Южной Америки. Ее предки распространились в Южной Флориде с той поры, как в сороковые годы какие-то действующие из лучших побуждений идиоты завезли их в блаженной уверенности, что Bufo будет бороться с вредителями сахарного тростника. Жабы множились и благоденствовали на влажной, зловонной субтропической почве, так что вскоре сами перешли в разряд вредителей.

Та конкретная жаба, которую ненавидел Роджер, жаба-вражина, разжирела до трех фунтов. Это было приземистое, отвратительное, бородавчатое, грязно-бурого цвета, с глазами-бусинками существо размером с бейсбольную рукавицу. Что же до Роджера, то для него в этой жабе воплотилось все зло мира, потому что она пожирала его еду. Каждый день Нина, прислуга, наполняла его миску целой грудой собачьего корма и ставила во внутреннем дворике перед окном гостиной. И каждый день, как только Роджер был готов наброситься и проглотить еду, жаба ошеломляюще быстрым движением метала раздутую тушу в воздух и плюхалась в самом центре собачьей миски, где тотчас принималась наворачивать корм.

Когда это случилось впервые, Роджер, понятно, сделал попытку слопать вражину. В этом заключалась большая ошибка. В природе невозможно вырасти в огромную, жирную жабу, если нет механизма защиты от хищников, а у Bufo marinus этот механизм был что надо: за каждым глазом вражины находилась железа, выделяющая ядовитое вещество буфотенин. Буфотенин — галлюциноген, поэтому некоторые типы лижут жаб, чтобы забалдеть. И иногда от этого умирают. Но еще вопрос, не заслуживают ли они такой судьбы.

Итак, куснув жабу, Роджер получил полную пасть буфотенина. К счастью для себя, пес выплюнул больше, чем проглотил, поэтому не отправился на великую небесную псарню, а только тяжело заболел. И, хотя не обладал интеллектом ученого-ракетчика, твердо усвоил, что жабу лучше зубами не хватать. Жаба это понимала. И с тех пор часами сидела в миске Роджера, не спеша поедая его корм, а пес, устроившись поодаль ровно в тридцати дюймах, рычал на вражину. Это занятие отнимало у него большую часть рабочего времени, хотя он и урывал в своем расписании минутку для других нелегких забот: лаял на дверной звонок, вылизывал собственные интимные места и, в надежде, что разживется едой, приветствовал каждого двуногого, который осмеливался заглянуть во двор.

В ту ночь, когда двое неизвестных перебрались через ограду, Роджер, семеня лапами, подбежал к ним и дружески поприветствовал вилянием хвоста. И поэтому они решили в него не стрелять. Выяснив, что еды от гостей не дождаться, Роджер засеменил восвояси и у миски во дворе возобновил рычание на заклятую вражину. Нельзя же терять бдительность!

А в нескольких футах от Роджера, по другую сторону раздвижных стеклянных дверей, в семейной гостиной сидели рядышком на диване Анна Герк и ее дочь Дженни и смотрели «Друзей» — свою любимую программу. Они дружно хохотали и так же дружно замерли, услышав, как в комнату вошел Артур Герк. Неверными шагами он прошаркал к бару, в четвертый раз за вечер наполнил красным вином высокий стакан и теперь, покачиваясь, стоял с ним за спинами Анны и Дженни. Обе смотрели на экран, но чувствовали его присутствие.

— Зачем вы смотрите это дерьмо? — спросил он.

Дженни, редко говорившая с отчимом, ничего не ответила. Анна, стараясь, чтобы голос звучал спокойно, сказала:

— Нам нравится эта передача, Артур. А если тебе не нравится, можешь не смотреть.

— Я смотрю то, что хочу, — бросил Герк. Анну так и подмывало заметить, что в данной ситуации он неправ, но она удержалась и промолчала. Несколько секунд все трое смотрели, как сухопарые (кожа да кости) симпатяги — персонажи «Друзей» — сидели на диванах и зубоскалили.

— Все эти парни педики, — буркнул Герк.

Анна и Дженни не ответили.

— Да, да, педики экстра-класса. Я сам читал.

— Он умеет читать? — тихо проговорила Дженни, глядя прямо перед собой.

— Что ты сказала? — спросил Герк, обходя диван.

Анна заслонила дочь рукой.

— Артур, оставь ее в покое.

— Что ты сказала? — повторил Герк, становясь перед Дженни, качая головой и расплескивая вино.

Дженни все так же смотрела прямо перед собой, сквозь Герка, словно его и не было. Ей безумно хотелось раствориться в телевизоре, стать частью «Друзей», жить с забавными, милыми людьми, а не с этим пьяным ублюдком, который ее ненавидел, а мать колотил.

— Артур, — снова попросила Анна, прекрасно зная, что позже она за это расплатится, — оставь ее в покое.

Герк повернулся к жене, все так же качая головой и уставясь на нее расплывающимся взглядом покрасневших глаз. Анне не верилось, что когда-то этот тип мог казаться ей таким привлекательным. Артур нагнулся и снова расплескал вино. Анна не сводила глаз с его правой руки — той, в которой не было стакана. Заметив это, он сжал пальцы в кулак и замахнулся. Анна отпрянула. Герку это понравилось. И он замахнулся еще раз, заставив жену снова дернуться. Затем повернулся и подобрал пульт дистанционного управления.

— Давайте-ка посмотрим, что у нас по другим программам, — сказал он, переключая канал.

Сквозь раздвижные стеклянные двери из влажной темноты с противоположного конца двора за Герком наблюдали двое. Один из них держал винтовку, и оба то и дело отмахивались от москитов. Звали их Генри и Леонард, и было им заплачено по двадцать пять тысяч долларов каждому, плюс командировочные расходы, плюс билеты первого класса в оба конца из их уютных домиков в провинциальном городке в Нью-Джерси. Все для того, чтобы не понарошку, а самыми настоящими пулями пристрелить Артура Герка.

Их наняла компания «Пеналтимит Инкорпорейтед» из Майами, где Артур числился менеджером среднего звена. «Пеналтимит» была одной из самых крупных строительных фирм в Южной Флориде. Она специализировалась на строительных заказах и получала баснословные прибыли. Формула ее успеха была проста: напористость в управлении, строжайшая дисциплина для сотрудников и беспрерывная череда мошенничеств. Компания непомерно превозносила уровень своей технической квалификации; чтобы заполучить подряд, она определяла за выполнение работ нелепо низкие тарифы, которые, однако, впоследствии обрастали огромными дополнительными расходами. «Пеналтимит» могла проделывать такие штуки, потому что давала правительственным чиновникам недурные взятки. И была настолько же беспомощна в практическом строительстве, насколько преуспела в муниципальной коррупции. В политических кругах было хорошо известно: если требуется провалить какое-то дело, на «Пеналтимит» можно положиться. В Южной Флориде такой репутации нет цены.

Разумеется, не обходилось и без проколов, как в тот раз, когда «Пеналтимит» добилась крупного подряда на установку оборудования в тюрьме предварительного заключения в центре Майами. Предполагалось, что его изюминкой станет новейшая, по последнему слову науки, электронная система безопасности дверей, за которую налогоплательщики выложили сполна из своих карманов. Но как выяснилось, смонтировали не ее, а случайный набор примитивных «железок», который в качестве основного элемента включал открывающие приспособления гаражных ворот, купленные на распродаже в «Хоум Дипоу» по девяносто девять долларов девяносто семь центов за штуку. В результате, когда после сдачи системы в эксплуатацию разразилась сильнейшая гроза, часть главных дверей самопроизвольно открылась, предоставляя совести заключенных решать, сидеть им и дальше за решеткой или нет.

Сто тридцать два заключенных из ста тридцати семи решили, что у них нет желания оставаться в тюрьме. И Майами стал свидетелем потрясающего зрелища: в центре города бегали на свободе толпы преступников, в том числе и убийц. А за ними по пятам гнались отряды ошалевших полицейских и представителей прессы. Кульминационным моментом стал показ ареста сбежавшего преступника на всю страну в прямом эфире в вечерних новостях компании Эн-Би-Си. Репортер кричал заключенному, которого заталкивали в полицейскую машину:

— Кто разработал план побега?

— Да никто ни черта не разрабатывал, — орал ему в ответ арестант. — Эти долбаные двери сами открылись.

Даже по меркам Майами это посчитали полным провалом. Под сильнейшим нажимом прессы «Пеналтимит», окруженный непроницаемым огнезащитным кольцом высокооплачиваемых адвокатов, объявил, что вина целиком и полностью лежала на… субподрядчиках. И политики, которым вовсе не хотелось, чтобы компания расхлебывала неприятности, потому что почти все получали в свое время от нее деньги, обрадовались этому объяснению, как свора бродячих собак свиной отбивной: «Да! Именно так! Субподрядчики отвечают за все!»

К несчастью для правосудия, основные замешанные в этом деле субподрядчики или бежали из страны, или ушли из жизни, в большинстве своем утонув во время катания на лодках. В конце концов расследование выдохлось и превратилось в огромное курящееся болото судебных исков и встречных судебных исков, для рассмотрения которых вряд ли хватило бы текущей геологической эпохи. Общественность потеряла к делу всякий интерес, а фирма «Пеналтимит» вернулась к победному добыванию подрядов.

Один из таких подрядов был на строительство шестиэтажного гаража в центре города, окончательная стоимость которого в связи с тем-то и по причине того-то росла и росла, пока в четыре раза не превысила первоначально оговоренную сумму. Каждое ее увеличение одобрялось, в сущности, без обсуждения в политических кругах города. Зато все выдающиеся политические деятели были приглашены произнести речи на церемонии освящения объекта. Слава Богу, она происходила вне его стен. Лишь по этой причине только два человека получили ранения, когда во время молебна обрушилась вся центральная часть сооружения.

Снова вспыхнул взрыв возмущения; снова заслушивались показания и велись допросы, и снова закончилось тем, что осуждающий перст указал на… — ведь, право, так трудно отыскать порядочных помощников —…окаянных субподрядчиков, которые к тому времени, разумеется, начали исчезать быстрее, чем воскресные гости в каком-нибудь рассказе Агаты Кристи. А фирма «Пеналтимит» продолжала расти, процветать и извлекать выгоду из своей репутации компании, с которой только дурак и будет вести дело.

Артур Герк как раз и был не только алкоголиком, но и дураком. Чтобы расплатиться с игорным долгом, он позаимствовал у компании «Пеналтимит» пятьдесят пять тысяч долларов и пребывал в счастливом неведении, что его куда более умные и съевшие в мошенничестве не одну собаку начальники почти тут же обнаружили хищение. Растрата рассматривалась ими как серьезное нарушение корпоративной политики, которое непременно заслуживало смерти.

Поэтому фирма наняла специализировавшихся в столь пикантной области субподрядчиков — Генри и Леонарда. Это и были те двое, что стояли во влажной темноте за раздвижными стеклянными дверями гостиной семейства Герков, шепотом обсуждая план своих действий.

— Давай застрелим его прямо сейчас, — предложил Леонард. — Тогда успеем на рейс одиннадцать сорок до Ньюарка.

— Да не могу я стрелять сейчас, — возражал Генри. — Он стоит слишком близко от женщин. — Генри был человеком с винтовкой. А Леонард требовался главным образом как водитель и для компании.

— Если ты его по-шустрому не застрелишь, — пожаловался Леонард, — я сдохну от этих проклятущих москитов. — Он шлепнул себя по запястью и посмотрел на красное пятно размером с двадцатипятицентовик и остатки кровососа. — Глянь сюда. Он размером с ту чертову собаку.

— Она, — поправил Генри, продолжая следить за Герками.

— Она? — не понял Леонард. — Кто она?

— Москитиха, — пояснил Генри. — Это самка.

Леонард рассмотрел получше пятно на запястье, затем повернулся к напарнику.

— А ты-то почем знаешь?

— Да были передачи по «Дискавери». Оказывается, кровь сосут только женские особи.

— Сука! — Леонард снова покосился на пятно.

— Но вот чего не сказали, — продолжал Генри, — так это чем питаются самцы.

— А что это ты о них так беспокоишься?

— Ничего не беспокоюсь. Просто…

— Может, хочешь, чтобы я сбегал за вонючей пиццей и подал прямо в джунглях, чтобы москиты не голодали?

— Да нет, я только подумал, что же они едят, если кровь-то не сосут? Вот и все.

— Может, друг друга сосут?

Генри невольно ухмыльнулся, и Леонард воодушевился еще больше.

— О, Брюс-з-з, — передразнил он жужжание москита. — У тебя такое большое ж-з-ссало.

Генри затрясся от беззвучного смеха, и в темноте в такт ходуном заходил ствол его винтовки.

В гостиной Артур Герк методично и упорно переключал каналы телевизора. Делал он это частично из заложенной в генетическом коде любого индивидуума мужского пола инстинктивной тяги к переключению программ, частично — чтобы досадить жене и падчерице, потому что прекрасно знал, как они это ненавидят.

Несколько минут Анна и Дженни, не желая доставлять Герку удовольствие, смотрели на мелькавшую перед глазами мешанину кадров. Наконец Дженни вздохнула и встала.

— Пойду-ка я лучше к себе, — она повернулась к Анне. — Там не так, как бы это выразиться, тупо. Спокойной ночи, мамуля.

Герк без остановки переключал каналы.

— Пожалуй, впущу Роджера и тоже спать, — отозвалась Анна.

Артур, прекратив свое занятие, посмотрел на нее. Анна узнала этот взгляд. А она-то надеялась, что муж проведет ночь в гостиной и не заявится в спальню. Анна встала с дивана.

В саду Генри прошептал:

— Уходят.

— Уходят, — прошептал Мэтт. Обласканные теплым, хотя и коротким приветствием Роджера, они с Эндрю выбрали наблюдательный пункт в дальнем конце внутреннего двора за каким-то растением в горшке футах в тридцати от Генри и Леонарда.

— И что бум делать? — спросил Эндрю.

— Думаю, она сейчас впустит собаку, — предположил Мэтт. — Слушай, как только откроется дверь, оба влетаем — я пуляю, ты наблюдаешь.

— Я лучше буду наблюдать отсюда, — заявил Эндрю. — На случай, если ее папаша пульнет в нас.

— Из чего? Из пульта? Пойдешь со мной, чтобы Дженни видела, что ты можешь все подтвердить.

— У него наверняка есть какое-нибудь оружие, — заметил Эндрю. — Мы же в Майами.

С этим Мэтт не мог не согласиться. Но, стараясь казаться храбрее, чем на самом деле, прошептал:

— Пошли, — и двинулся через двор к стеклянным дверям. В нескольких футах за ним нехотя следовал Эндрю.

Генри и Леонард не сразу заметили мальчиков, поскольку сосредоточенно наблюдали, как к дверям через комнату шла Анна Герк.

— Красивая баба, — заметил Леонард.

— Заткнись! — ответил Генри. Подняв винтовку и сосредоточив взгляд на клиенте, он продумывал, как все лучше проделать. Если Герк останется в комнате перед телевизором, то это пара пустяков. Но следовало готовиться к тому, что Артур поднимется и потащится за женщинами. Генри очень не хотелось стрелять, пока они в комнате. Но ничего не поделаешь: надо так надо.

Анна подошла к ведущей во двор двери, отодвинула створку и позвала:

— Роджер, ко мне, мальчик!

И в этот самый момент произошел ряд событий, молниеносно сменявших друг друга.

Роджер, сообразив при помощи девяти функционировавших клеток своего серого вещества, что шансы раздобыть еду в доме двуногих много выше, чем во дворе у жабы-вражины, оставил свой наблюдательный пункт и летящим на малой высоте меховым снарядом ворвался в открытые двери гостиной.

Сразу вслед за ним бросился Мэтт, размахивая, совсем как настоящим, водяным пистолетом «Сквирт Мастер-9000». Он хотел заорать: «Эй, Дженни!», но на нервной почве вышло что-то похожее на «эйни!»

Анна, увидев, как из темноты на нее несется какое-то тело, вскрикнула и завизжала.

Стоявшая в двух шагах позади матери Дженни услышала ее визг, увидела несущееся тело и тоже завизжала.

Артур Герк, услышав женский визг, выронил пульт. Роджер мгновенно бросился на звук выяснить, не еда ли это.

Снаружи в темноте Леонард сказал: «Что за фигня?»

Примерно за то же время, которое потребовалось Леонарду, чтобы прийти к такому заключению, славившийся умением мгновенно переваривать информацию и принимать решения Генри — поэтому винтовка и была именно в его руках — пришел к мысли, что, с какой бы целью ни явился сюда другой киллер, он, Генри, здесь для того, чтобы застрелить Артура Герка, и лучше сделать это немедленно.

Пока он обдумывал этот ход, Мэтт прорвался в открытую дверь мимо визжащей Анны Герк и направил водяной пистолет на визжащую Дженни.

Увидев вбежавшего вооруженного человека, Артур нырнул с дивана и на свое счастье распластался на полу, потому что…

…может, одной десятой долей секунды позже пуля из винтовки Генри прошила воздушное пространство, в котором только что находилась голова Артура, и попала в тридцатипятидюймовый экран телевизора Герков. Он взорвался, издав при этом короткий, резкий звук «поп!». И в сверкнувшей голубоватой вспышке раздробилось и исчезло изображение президента мужского клуба «Волосы».

Услышав взрыв, окончательно потерявший голову Артур на четвереньках, по-крокодильи стремглав бросился из гостиной и оказался в коридоре, ведущем в комнату Нины.

Движимая материнским инстинктом, Анна Герк отважно бросилась на защиту своего дитяти: наскочила сзади на Мэтта, при этом толкнув его на Дженни, и все трое рухнули на пол, образовав живой бутерброд, в котором Мэтт оказался в середине, а визжащие женщины с обеих сторон осыпали его градом ударов.

В глубине коридора услышавшая вопли, взрыв и снова вопли Нина открыла дверь и увидела, как Артур поднимается с четверенек и с обезумевшим видом мчится по коридору к ней. Она захлопнула дверь, которая тут же распахнулась, и Артур ворвался. Уверенная в том, что ее сейчас изнасилуют, Нина вскочила на кровать, выкатилась из открытого окна, плюхнулась на лужайку и в одной голубой ночной рубашке, босая, не помня себя от ужаса, рванулась куда-то в ночь.

В глубине двора Леонард и Генри, услышав вой полицейской сирены, не говоря ни слова, начали быстро и профессионально убираться подобру-поздорову.

В тридцати футах справа Эндрю не так профессионально, но не менее быстро проделывал то же самое.

В миске Роджера жаба, которая никогда в жизни не достигла бы своего теперешнего положения, если бы отвлекалась по всяким пустякам, продолжала поедать собачий корм.

Нина добежала до стены первой; вернее, в темноте, под сенью огромных фикусовых деревьев, она буквально набежала на стену. Испустив резкий, пронзительный крик боли, она, заплетаясь, отступила назад и наткнулась на Леонарда, который вылетел из зарослей со всей скоростью, на которую только способен мужчина средних лет. Он наскочил на Нину — падая, та снова истошно заорала. А Леонард, запнувшись об нее, полетел головой вперед и здорово приложился о стену.

Тремя секундами позже из темноты, отдуваясь, выбежал Генри и застыл как вкопанный, увидев на траве у стены очертания двух стонущих переплетенных фигур. Припадая к земле, он приблизился к фигурам, перехватив винтовку за ствол, чтобы в случае надобности действовать ею как дубинкой.

— Леонард? — позвал Генри. — Леонард?

Одна из стонущих фигур медленно начала садиться. Но это был не Леонард. Генри поднял винтовку над головой и приготовился к удару. Он еще стоял в этой позе, когда сверху ему на голову свалился Пагги. Генри рухнул, уронив винтовку, которую подобрал тотчас вскочивший с земли Пагги.

Пагги никогда не стрелял из винтовки; он даже никогда не касался оружия, но по телевизору видел, что винтовку надо держать так, словно не спускаешь одного глаза со ствола. Это он и постарался изобразить, отступив на несколько шагов и направив дуло на Генри.

Если бы было посветлее и если бы шею и плечо Генри не обжигали волны режущей боли, он скорее всего заметил бы, что, кем бы ни был отнявший у него винтовку коренастый человечек, он так и не снял ее с предохранителя и не положил пальца на спусковой крючок. Если бы Генри был в себе, он сыграл бы с этим парнем какую-нибудь штучку: лягнул бы по ноге, откатился в сторону и, не теряя ни секунды, поднялся бы, одновременно выхватывая из кожаной кобуры на лодыжке револьвер.

Но Генри был не в себе и прекрасно это понимал. К тому же слышал, что вой сирен совсем уже близко. И, как бы ему ни хотелось узнать, что здесь собственно происходит, решил, что самое милое дело — продолжать убираться подобру-поздорову. Не спуская глаз с Пагги и держа руки на виду, он очень медленно приподнялся сначала на колени, потом встал. Коренастый человечек наблюдал.

— Я не хочу никаких неприятностей, — сообщил Генри.

— Я тоже, — согласился Пагги, который никогда не хотел никаких неприятностей.

— Только прихвачу с собой друга, — попросил Генри.

— Но девушку не трогай, — предупредил Пагги.

«Девушку?» — не понял Генри, но вслух сказал:

— Нет, нет, я только заберу друга. Порядок? — он медленно двинулся к стене и… — вот дьявол! — там действительно была какая-то девчонка. Что же здесь все-гаки произошло? Он схватил Леонарда за плечо и сильно встряхнул. — Пошли! Пошли! Черт тебя подери!

Леонард приподнялся. Глаза его начали приобретать осмысленное выражение. Первое, что он увидел, был Генри, рядом девчонка в ночной рубашке. Дальше парень с винтовкой. Голова раскалывалась, глаза заливала кровь, но вой сирены он слышал очень хорошо.

— Что за фигня?

— Пошли! — Генри дернул Леонарда, и тошнотворная боль пронзила его плечо. Он снова взглянул на коренастого парня, который все еще направлял в его сторону винтовку. Было ясно, что этот малый отнюдь не профи. Генри был уверен, что может отобрать у него оружие, — а ему очень не хотелось оставлять винтовку, — но Леонард уж слишком нетвердо держался на ногах. И смолкла сирена. Это означало, что полиция уже здесь.

Взгромоздив Леонарда на ограду и превозмогая резкую боль, он подставил плечо напарнику под задницу и перевалил его на другую сторону. Потом перелез сам. Как можно быстрее довел Леонарда до взятой напрокат машины и запихал на заднее сиденье. Сам устроился за рулем и, непрерывно поглядывая в зеркальце заднего вида, покинул квартал, на ходу продумывая, как бы это все сформулировать в предстоящем телефонном разговоре.