Питер услышал легкий перезвон, а с ним — приятное известие:

«Я знаю, где тут еда».

— Да? — эхом откликнулся Питер, прятавшийся в темном уголке на корме. — И где же?

Динька указала вниз, на босые ноги Питера и потемневшую деревянную палубу под ними.

«Там!»

Питер вздохнул:

— Да, Динька, я знаю, что там еда есть. Но там ведь еще и люди. Меня заметят.

«Я могу принести тебе еды! Воду же я принесла!»

— Нет, Динька, еда для тебя слишком тяжелая, — прошептал мальчик.

Динька надулась, но спорить не стала. Она и сама прекрасно понимала, что вряд ли сможет донести что-то тяжелее виноградины.

— Я попробую прогуляться в сторону носа, — сказал Питер. — Может быть, нам все же удастся незаметно проникнуть в трюм…

«Я полечу вперед!»

— Ладно, только смотри, осторожней!

«Меня никто не увидит!»

И Динь-Динь полетела вперед, держась невысоко, на уровне колена. А Питер пополз за ней на четвереньках, радуясь, что ночное небо затянуто облаками. Откуда-то сверху справа доносились голоса двоих, разговаривавших между собой. Слов Питер разобрать не мог, однако, судя по их тону, это были просто два матроса, коротающие ночную вахту. Динька метнулась вперед, потом вернулась к Питеру.

«Там, впереди, есть люк и лестница, ведущая вниз!»

— Где? — шепнул Питер.

«Сразу за бочонком с водой».

— А что там, внизу?

Динька на мгновение исчезла и тут же вернулась снова.

«Коридор».

— В коридоре никого нету?

«Нет, зато там есть еда. Я чувствую ее запах. Пахнет из-за двери в конце коридора».

Еда! У Питера потекли слюнки от одного этого слова. Если только он сумеет как-то спуститься вниз…

— А что люди? — прошептал он.

Динька слетала вперед, потом вернулась.

«Они смотрят в другую сторону, — доложила она. — Они стоят у бочонка, но с противоположной стороны».

— Ладно! — шепнул Питер. — Идем!

И Питер следом за Динькой бесшумно пополз к краю похожего на сундук люка, где находился трап. Люк был нарочно так устроен для того, чтобы в бурю его не захлестывало водой. Динька выглянула из-за угла, потом поманила Питера за собой. Мальчик выполз на открытый участок палубы и взглянул направо. Да, как и говорила Динь-Динь, на дальнем краю палубы стояли двое матросов, которые смотрели на море, облокотясь на фальшборт. Динька стрелой пронеслась над палубой и исчезла во тьме люка. Питер последовал за ней.

В тот самый момент, как Динька с Питером исчезли в трюме, из люка на корме корабля возникла темная фигура. На палубе тут же заметно похолодало. Матросы, болтавшие у борта, почувствовали это и умолкли. Оба застыли и напряглись, неотрывно глядя на волны и молясь про себя, чтобы Омбра проскользнул мимо, а их оставил в покое.

Однако темная фигура остановилась прямо у них за спиной. Моряки, вспотевшие, несмотря на холод, в течение тридцати мучительных секунд пялились на воду, пока наконец хриплое стенание Омбры не нарушило тишину.

— Вы не видели ничего необычного?

— Н… н-нет, сэр, — выдавил один из матросов.

Второй был слишком напуган, чтобы ответить.

— Ничего странного на палубе не появлялось? — простенал Омбра.

— Н-нет, сэр.

— Давно ли вы тут стоите?

— С начала вахты, сэр.

Последовала еще одна мучительная пауза. Потом Омбра заскользил дальше. Матросы вздохнули с облегчением и боязливо оглянулись. Омбра не спеша двигался по палубе. Его голова, накрытая капюшоном, поворачивалась то направо, то налево.

— Что он делает? — прошептал один из матросов.

— Не знаю, старина, — ответил второй. — Ничего хорошего, это уж наверняка. У него такой вид… будто у охотничьего пса!

— Ага, точно, — подтвердил первый. — Как у ищейки, что напала на след!

Спустившись по трапу, Питер с Динькой очутились в темном коридоре. На первый взгляд коридор казался пустым, однако Питеру было не по себе. На палубе ему ничего не стоило ускользнуть, если его вдруг заметят: взмыть в небо — и привет! А тут лететь было некуда. Этот коридор легко мог стать для него ловушкой.

— И где еда? — шепнул он.

«Там!» — ответила Динька и крошечной светящейся кометой промелькнула по коридору.

Она остановилась перед закрытой дверью слева. Дальше коридор тянулся еще футов двадцать, а потом резко сворачивал налево.

Питер на цыпочках подкрался к двери, приложил к ней ухо и прислушался. Тишина. Мальчик осторожно повернул железную задвижку и отворил дверь. Дверь слегка скрипнула, но вряд ли этот звук мог привлечь чье-то внимание среди тысячи других скрипов и стуков, что наполняют трюм идущего корабля. Питер шагнул внутрь. Тьма там была непроглядная. Но, как и говорила Динька, сильно пахло едой.

— Динька, — шепнул Питер, — света бы мне…

Динька миновала дверной проем, нахмурилась, сосредоточилась и усилила собственное сияние от свечения потухающего уголька до яркого света свечи. Комната озарилась. Питер огляделся. Он увидел около десятка деревянных бочонков, несколько железных котлов и…

…и человека.

Человек был всего-навсего футах в трех. Он спал в гамаке, свисающем с потолка. Плотный, румяный дядька — должно быть, кок. Человек пошевелился. У Питера кровь застыла в жилах. Однако спящий просто перевернулся на другой бок и снова засопел.

Питер окинул взглядом бочонки. Все они были закрыты, чтобы внутрь не забрались крысы. Мальчик подошел к ближайшему бочонку и провел пальцами вдоль края. Крышка была пригнана туго. Мальчик попробовал еще один, и еще, и еще — все бочонки оказались запечатаны. Однако со следующим бочонком ему повезло: крышка шевельнулась.

Питер оглянулся на кока. Тот по-прежнему спал без задних ног. Мальчик подцепил крышку пальцами обеих рук, потянул, и она открылась.

Омбра, мрачная, зловещая ищейка, пробирался вдоль правого борта к носу корабля. Омбра был недоволен. Он ничего не нашел. Кого бы — или что бы — он ни почуял, у правого борта этого не было.

Он перетек к левому борту и, продолжая двигать головой из стороны в сторону, побрел к корме. Но внезапно остановился. Теперь Омбра снова почуял это: теплоту, сияние — нечто совершенно ему чуждое. Он снова устремился вперед, уже куда быстрее.

Динька издала слабый звук — не столько даже сказала, сколько поделилась чувством:

«Опасность!»

Питер поднял голову от бочонка: он доставал оттуда куски солонины и запихивал их себе за пазуху. Мальчик беззвучно, одними губами спросил: «Что такое?» Динь-Динь съежилась и обхватила себя за плечики, как будто замерзла.

«Не знаю, — ответила она. — Что-то страшное! Идет сюда!»

Питер вгляделся в ее личико и увидел на нем то, чего никогда прежде в Диньке не замечал, — страх.

Черный силуэт Омбры скользил вдоль борта в сторону кормы. Добравшись до люка, куда спустились Питер с Динькой, Омбра замедлил движение, потом остановился. Темный капюшон на миг склонился над люком.

Затем черная фигура принялась спускаться по трапу.

Звон Диньки превратился в тревожное дребезжание.

«Скорей!!!»

— Ладно, ладно! — шепнул Питер.

Сунув за пазуху последний кусок солонины, он торопливо опустил на место крышку бочонка. Слишком торопливо. Крышка съехала набок и с грохотом упала на пол.

Кок тут же проснулся.

— Эй! Чего… Ты чего делаешь, а?! — взревел он, пытаясь выбраться из гамака.

«Бежим!» — звякнула Динька в ухо Питеру, но того и уговаривать не пришлось. Мальчик в два прыжка выскочил из камбуза в коридор. И повернул направо, к трапу.

«Нет!!! — Динька крохотными ручонками ухватила Питера за волосы и рванула — на удивление сильно. — Не туда!»

Питер уже собирался спросить, почему не туда, но тут увидел: по трапу спускалось нечто… или некто, одетый в черное. Мальчик развернулся и помчался по коридору следом за Динь-Динь. Они круто свернули влево. Позади слышался рев разгневанного кока. Но помимо этого, за миг до того, как свернуть за угол, Питер почувствовал что-то еще — мертвящий холод, внезапно разлившийся в воздухе и пробирающий до костей. Оглянуться мальчик не осмеливался: кок уже с топотом мчался за ним по коридору, рыча от ярости.

— А ну, стой, вор-рюга! — рявкнул он.

«Сюда!» — подсказали Питеру колокольчики.

Они очутились в коридоре, идущем поперек корабля. Динька метнулась направо, в узкий проход, и Питер тут же понял почему: впереди виднелся трап, ведущий наверх, на палубу. Динька устремилась по нему, точно искорка по каминной трубе. Питер рванул следом и еле-еле успел выскочить наружу: кок, который для человека его комплекции двигался на удивление проворно, был уже у подножия трапа.

— Эй, на палубе! — прогремел он. — Остановите его! Держите вора!

Питер очутился на палубе у левого борта, почти у самой кормы. Откуда-то со стороны носа приближался топот босых ног. А в люке уже появилось разъяренное лицо кока.

Деваться Питеру было некуда. Во всяком случае, на корабле спрятаться уже не получится. Секунду поколебавшись, Питер выбежал на корму и ласточкой нырнул вниз.

— Человек за бортом! — заорал кок.

Мгновение спустя на корме появились три человека, потом шестеро — и все они смотрели на пенистый кильватерный след корабля, призрачно-белый на фоне черного ночного моря. Кто-то предложил было развернуть корабль и попытаться спасти несчастного, но кок был против.

— Избавились от него, оно и к лучшему, — сказал он. Остальные закивали. — Нам тут, на корабле, воришки ни к чему.

— Хотел закусить, да не тут-то было! Теперь им акулы закусят! — сказал какой-то остряк.

Матросы захихикали. Однако смешки тут же утихли. В воздухе похолодало, и из люка вытек черный силуэт Омбры. Моряки приумолкли.

— Кто это был? — осведомился стенающий голос. — Кто спрыгнул за борт?

Все обернулись к коку — единственному, кто видел вора своими глазами.

— Н-не могу сказать, сэр, — выдавил тот. — В лицо-то я его и не видел. Тощенький он был, это я точно знаю. Тощенький и шустрый. И… — заколебался кок.

— Что — «и»? — переспросил Омбра.

— Ничего, сэр, — ответил кок. Он решил, что будет умнее не сообщать о странном огоньке, метавшемся вокруг воришки. — Тощенький он был, вот и все, сэр. И шустрый.

— Вызовите капитана! — распорядился Омбра. — Скажите ему, что я требую собрать всех людей на корабле. Я хочу знать, кто именно спрыгнул за борт. Немедленно!

Один из матросов побежал к капитану, чтобы сообщить пренеприятное известие. Прочие остались стоять на корме, глядя на кильватерный след.

В небо никто из них не смотрел — зачем, собственно? Поэтому никто так и не увидел Питера с Динькой, которые, спрыгнув с кормы, пролетели до самого носа, держась вблизи ватерлинии, взмыли в темное небо и опустились обратно, в свое укрытие в свернутом парусе.

Оттуда они, постепенно приходя в себя, смотрели и слушали, что происходило дальше внизу, на палубе. Матросы, недовольные и заспанные, выстроились на палубе. Их пересчитали раз, потом еще раз. Капитан Нерецца смутился и рассердился: он вынужден был признать, что у него на корабле действительно был «заяц», неизвестный, который втайне мог наблюдать за всем и вся.

— А это кто такой? — шепнул Питер, указывая на закутанную в плащ фигуру Омбры.

Динь-Динь содрогнулась, и Питер вновь увидел на ее личике непривычный страх.

«Он плохой», — ответила она, обхватив себя за плечики.

Питер вспомнил могильный холод, который ощутил, когда был в трюме. Может быть, этот холод исходил от человека в плаще?

— Но кто же он такой? — переспросил Питер. — Откуда известно, что он плохой?

Динька только вздрогнула и покачала головой.

«Он плохой, — повторила она. — Держись от него подальше».

Питер забился поглубже в складки паруса. Он вытащил из-за пазухи кусок солонины, предложил его Диньке — та с отвращением помотала головой, — впился в него зубами и принялся жевать.

А в ста футах внизу сонных моряков снова отправили спать. Они, сердито бурча, разбредались по своим гамакам. Минуту спустя на палубе остались только Нерецца и Омбра.

— Значит, это был «заяц», — сказал Нерецца.

Омбра ничего не ответил.

— Ну кто бы это ни был, теперь он уже мертв, — продолжал капитан.

— Мертв ли он? — простенал Омбра. — Вы в этом уверены?

— Ну а как же иначе? — сказал Нерецца. — Он же спрыгнул за борт! Теперь он наверняка…

Капитан не договорил: Омбра исчез, попросту растаял в темноте.

Нерецца остался стоять один на палубе, гадая, кто же был этот непрошеный попутчик и отчего Омбра сомневается в том, что «заяц» погиб.