— Вы его убили. — Кассандра Котри осторожно перешагнула через разбитый стакан и оперлась на то, что осталось от оконной рамы. — Посмотрите. Вон он лежит и не двигается.
Мне хотелось сказать: «Я не нарочно». Но легкие были плотно зажаты в груди.
— Он мертв. — В ее голосе прозвучал благоговейный трепет. — Он точно мертв.
Вопреки доводам рассудка я глянул вниз. Большую часть пространства между «Лучшим будущим» и шоссе занимала широкая ухоженная лужайка. Но ее рассекала надвое узкая бетонная дорожка, и на ней лежал Менеджер. Меня подмывало списать случившееся на невезение. Но это было не важно, судя по тому, как запрокинулись его ноги за голову.
Контуры вдруг шагнули вперед, как будто хотели полюбоваться содеянным. Я покачнулся.
— Чарли… — пробормотала Кассандра Котри. Она не сводила глаз с крохотного изломанного тела Менеджера. — Ну вы и попали…
Контуры напряглись. Четыре секции сложились на два дюйма. Я не просил их об этом. Они должны были выказать реакцию страха: перепуганный мозг сыпал помехами. Но я ощущал другое. Я подозревал, что они действовали по своему усмотрению.
Позади меня кто-то ахнул. Красивая помощница Менеджера стояла с расширенными глазами; одна ладонь лежала на дверной ручке, другая — прикрывала рот. Стало ясно, что будет дальше: сирена, охрана. Я понял, что мои ноги были правы. Они просчитали все раньше меня. Я смерил расстояние, сделал глубокий вдох и прыгнул.
Пока я падал, Контуры вытянулись во всю длину. Копыта развернулись в три пальца, увеличивая площадь касания. Лужайка «Лучшего будущего» неслась на меня, и я закрыл глаза. Позвоночник едва не вонзился в череп. Когда я снова смог видеть, Контуры были трех футов длиной и без копыт. Я решил, что они сломались. Затем они начали вытягиваться, и я вспомнил, что именно так они делали при ударе: сжимались, чтобы смягчить торможение. Копыта утонули в земле. Я вытянул одно, потом второе и стряхнул грязь.
Менеджер лежал в нескольких ярдах от меня. При близком рассмотрении он выглядел не лучше, чем сверху. Меня затошнило, затем я озлился, так как будь у него Лучшие Органы, он остался бы цел и невредим. Ходил бы себе на механических ногах, а я бы не угодил в подобную ситуацию. Что это за главный администратор, который руководит производством искусственных органов, а сам их не имеет? Непостижимо. Я взирал на эту органическую кашу и пребывал в бешенстве. Не лучший момент в моей жизни.
Впереди раздвинулись двери вестибюля.
«Может быть, там не охранники», — подумал я и ошибся.
«Может быть, они не знают, кто это сделал», — подумал я, и они вытащили пистолеты.
«Может быть, они не станут стрелять, если не побегу», — подумал я и снова не угадал.
Первая пуля ударила меня в левый бицепс. Было не столько больно, сколько обидно. Я и не подозревал, что чужое желание тебя искалечить так оскорбительно.
— Эй! — крикнул я.
Мой голос сел от ярости. Я собирался промаршировать к этому охраннику и объяснить, что я, черт его побери, человек с мозгами, правами и пропуском и что нельзя так вот запросто стрелять в людей. Нельзя так запросто убивать. Немного лицемерно, если учесть тот факт, что я стоял близ изуродованного тела Менеджера, но мне это не пришло в голову. Я негодовал из-за поврежденного бицепса. Меня остановила лишь мысль, что на этой пуле сегодняшние оскорбления не закончатся, что мне грозят новые, если я не уберусь отсюда.
Так я и сделал. Ноги включились. Голова запрокинулась. Что-то пролетело так близко к ней, что задело волосы. Я вцепился в сиденье гнезда, дабы не выпасть, что было вряд ли возможно, но мне казалось иначе. При каждом шаге ноги взлетали передо мной во всю длину и копыта месили лужайку. Они поскользнулись на мокрой траве, затем мы достигли тротуара, и ноги вновь обрели устойчивость. Им нравился асфальт. Нам нравился асфальт. Я крепко держался, а мимо проносились машины и деревья, пока охранники не остались далеко позади, и вот я оказался в безопасности и осознал, что бросил кое-что важное.
Я не играю в лотерею. Мне все равно, что сказано в моем гороскопе. Я думаю, бо льшую часть вещей можно было бы исправить, если бы люди чаще задумывались о том, что они делают. Когда кто-то злится на компьютер, я склонен встать на сторону компьютера. Я считаю, что картины переоценивают, а мосты недооценивают. Честно говоря, я не понимаю, почему мосты не причисляют к объектам искусства. Мне кажется, что в наказание за пользу. Если построить мост, который заканчивается в воздухе, получится скульптура. Но если поставить его меж двух берегов и пустить по нему двести тысяч автомобилей в день, то выйдет инфраструктура. Это бессмыслица.
Я говорю об этом потому, что мой следующий поступок был не вполне логичен. И знаю: если бы услышал о ком-то, кто сделал так же, тот человек упал бы в моих глазах. «Просто глупость», — подумал бы я. Но я упустил бы из виду сложность срочной оценки критической ситуации изнутри. Когда в вас стреляют, гипоталамус шлет молнию клеткам нейроэндокринной системы, которая отвечает выбросом в кровь кортизола, адреналина и норэпинефрина, и вы перестаете быть машиной, годной для принятия продуманных решений. Вы становитесь машиной для принятия экстренных решений. И я не хочу прятаться за биологию, так как в какой-то момент за свою нейрохимию приходится отвечать, но хочу подчеркнуть, что это не я поддался реакции «бей или беги» — ее выбрало мое тело.
Я замедлил бег. Остановился. Пожилая латиноамериканка пыталась управиться на ходу с кучей пакетов из бакалеи. Увидев копыта, она вытаращила глаза.
— Дьябло.
Лола осталась там. В груди у нее было черт знает что. Кассандра Котри сказала, что о Лоле заботятся, но это могла быть ложь. Они вставили в Лолу устройство без ее ведома.
— Дьябло! — выкрикнула женщина.
Возможно, мне стоит обратиться в полицию. Рассказать им о женщине с неисправным Лучшим Сердцем, которого она не просила. Тут наверняка имеется состав преступления. К тому же в меня стреляла охрана, а потому полиция будет на моей стороне. У меня были металлические ноги, но это они как-нибудь переживут. Впрочем, я убил Менеджера. Не исключено, что, с их точки зрения, я окажусь душегубом. Сообщило ли уже обо мне «Лучшее будущее»?
— Дьябло!
— Тихо, — бросил я, так как крики мешали мне думать.
Комфортное онемение в моем раненом бицепсе начало сменяться болью, которая отвлекала и грозила перерасти в неизбежное мучение. Я попытался сосредоточиться. Мои ноги дрожали. Странно. Я не знал, что они на такое способны. Была бы рядом Лола, она бы сказала, что делать дальше. Мое слабое место: я не умел предсказывать людские поступки. Лола умела. Может быть, есть какой-нибудь задний вход. Путь в «Лучшее будущее» без охраны с оружием, которое та использовала не задумываясь. Я мысленно перебрал планировку этажей. Нет, ничего подобного не было.
— Дьябло! — визжала женщина. Она уронила свои пакеты и прижала ладони к щекам. — Дьябло!
— Тогда почему я иду обратно? — заорал я в ответ.
Я не сердился на нее. Я просто был взвинчен перед перспективой своей вероятной гибели. Контуры застучали по тротуару, унося меня к Лоле.
Я не дурак. Я не пошел с фасада. С «Лучшим будущим» соседствовал небольшой завод, так что я приставил копыто к его металлической сетке и толкнул. Сетка звякнула, взвизгнула и вылетела из рамы. Я побежал между резервуарами высотой с дом и оказался даже не перед одним, а перед двумя заборами, отделявшими меня от «Лучшего будущего», так как компании не доверяли друг другу. Забор со стороны «Лучшего будущего» был выше, прочнее и с большей вероятностью снабжен сигнализацией. Я поднял копыто и сокрушил первое препятствие, пересек восемь футов ничейной земли и прицелился копытом в ограду «Лучшего будущего». Все мои мускулы сократились. Я прикусил язык. «Бля!» — произнес я. Вибрировал каждый мой нерв, я отступил. Не знаю, почему мне не пришло в голову, что забор под током. Повезло, что моя электроника изолирована, иначе не избежать бы мне бесславного конца. Я огляделся в поисках чего-нибудь полезного — например, высокого дерева, которое можно было бы перекинуть через забор, но увидел лишь стойки, леса и прочие превосходные проводники. Я снова взглянул на забор. Футов двенадцать в высоту. Может быть, я смогу перепрыгнуть. Я ни разу не испытывал Контуры на предмет прыжков вверх в контролируемых условиях, но в тот раз они взмыли на шестьдесят футов. Я посмотрел на здание «Лучшего будущего». Сосредоточился на идеально подстриженном газоне по ту сторону. Мысленно приказал: «Перенесите меня туда».
Ноги присели. Я напрягся, как будто мышцы что-то решали, и ноги прыгнули. Торс сжало, словно гармонику. Я опять прикусил язык. Пролетая над забором, я отпустил сиденье и взмахнул руками, так как мое тело никак не могло смириться с фактом, что оно приторочено к двум тоннам титана. Контуры врезались в почву. Я завалился вперед на сиденье, выдохнул. Я был в порядке. На самом деле это оказалось не так уж плохо. Во всяком случае, я совершил наименее страшный и неприятный прыжок из всех, что выполнил в Контурах. «Похоже, я приловчился», — подумал я, посмотрел на здание «Лучшего будущего» и сказал себе: «О черт!» На лестнице с Контурами начиналась беда. Я не смогу носиться по этажам. Почему я не починил их? Почему не вспомнил об этом до того, как перенесся на лужайку? Я видел Лолин, насколько я понимал, балкон и размышлял: «Может, прыгнуть?» — и сразу же: «Рехнулся? Тут футов пятьдесят». Без особого воодушевления я направился к зданию. Я не знал, смогу ли это сделать. Я не видел никакой логической причины, почему бы и нет, но было очень высоко, и в случае ошибки я бы погиб. «Да тот ли это балкон?» — гадал я. «Мне неизвестно даже, там ли она». Я остановился, испытав облегчение, потом — стыд. Подумал: «Блядь, я сделаю это» — и вновь передумал. Пот щекотал ребра. Бицепс пульсировал. «Надо обратиться к врачу. Показаться, пока я не сделаю хуже». Балкон Лолы был высоко. Очень высоко.
Из-за угла с воем вылетел «хаммер» «Лучшего будущего». Его покрышки взрывали дерн и расшвыривали его по траве. Он вихлял из стороны в сторону. Его кенгурятник нацелился в меня. Я оцепенело стоял. Затем поднял руки. Мне не хотелось, чтобы меня застрелили. «Хаммер» прибавил скорость, и часть мозга уведомила меня, что подобный разгон избыточен, даже если он хочет подъехать ко мне побыстрее. Я проигнорировал это предупреждение, не в силах в него поверить, пока ситуация не стала очевидной и необратимой.
Есть такое присловье: если у тебя есть молоток, то все вокруг кажется гвоздем. Молоток у меня был. В моем распоряжении имелся титановый молоток на сервомагнитах и литиевых батареях. Поэтому когда «хаммер» наехал на меня, я его пнул. Он встал на попа. Передние колеса пронеслись над моей головой. Как пьяный, он одолел двадцать метров, балансируя на грани падения навзничь, — словно в цирке. Покуда он мчался, вихляя, к корпусу «Лучшего будущего», до меня дошло, что перед водителем встали две взаимоисключающие задачи: поставить автомобиль на все четыре колеса и не разнести находившийся на первом этаже конференц-зал. Это был выбор из выборов — так я считал, но водитель попытался сделать то и другое: «хаммер» врезался в здание под углом в тридцать градусов и наполовину скрылся внутри. Лужайку осыпало стеклом и кирпичной пылью.
Возможно, я был ни при чем. Моя вводная ограничивалась стойким нежеланием быть задавленным. Контуры позаботились об остальном: уперлись одной ногой в землю, рассчитали время размаха, отмерили силу удара. Однако опять же — код был мой. Я написал его, не имея в виду данную конкретную ситуацию, но факт оставался фактом: инструкции были мои. С этой точки зрения я заслуживал уважения даже большего, чем телесный носитель, доросший до Контуров. А потому я вскинул глаза. Я нашел балкон Лолы. Я прыгнул.
Перед лицом моим проносилось стекло. Ветер задувал в одежду. Я зажмурил глаза, сжал зубы и постарался не умереть. По ощущениям — вполне мог. Перегрузка пошла на нет; открыв глаза, я попытался определить, насколько был близок к цели, чтобы выжить, и обнаружил, что копыта летят в паре дюймов над балконными перилами. Я приземлился мягко, как будто сошел с нижней ступеньки лестницы. Я разбираюсь в физике, но все же. Я втянул в себя воздух. Я был жив. Я посмотрел на Контуры и понял, что никогда не испытывал столь сильной любви к неодушевленному предмету.
Балконная дверь отворилась внутрь.
— Чарли!
Из номера вышла Лола. Я попал на нужный балкон. Пространственные навыки — я ими обладал. Лола бросилась ко мне. Через стекло я видел, что внутри полно кошек в лабораторных халатах. Среди них были Джейсон и Мирка. Я заметил медсестру. Они начали спешно покидать помещение.
— Ты почувствовал? Я решила, что это землетрясение!
— Это был я.
Лола свесилась с балкона:
— Как ты сюда попал? Прыгнул? Ты что, действительно прыгнул?
— Нам нужно уходить.
— Что там за дым?
— Лола, очень важно, чтобы мы убрались отсюда как можно быстрее.
— Хорошо. — Она взяла меня за руку — живую. — Я знала, что ты вернешься. Я знала.
Я бросил взгляд на номер. Там было пусто. Чертовы кошки. Затем я понял, что не смогу прыгнуть с балкона. Только не с Лолой. Когда мои ноги коснутся земли и я начну тормозить, Лола будет весить около двух тысяч фунтов.
— М-да. У нас проблема.
— Какая? Идем.
— Я тебя не удержу.
— Да брось. — Она протянула ко мне руки. — Я маленькая.
— Когда мы приземлимся, ты будешь весить не меньше автомобиля. — Увидев ее лицо, я добавил: — Это не я так думаю. Это физика.
Я взглянул на свои металлические пальцы. Будь у меня цельные руки — дело стало бы осуществимым.
— У тебя кровь?
— Тьфу. Да. — Я показал ей бицепс. — Я поломался.
— То есть поранился.
— А я как сказал?
— Ты… — Она встряхнула головой. — Что случилось?
— Они стреляли в меня.
— Кто?
— Корпорация. Охранники.
— Нет!
— Да.
— Зачем им это, Чарли?
— Я пнул главного администратора.
Брови Лолы взлетели.
— О нет!
— Это был несчастный случай.
— Что за несчастный случай?
— Я потом объясню.
— Он сильно ранен?
— Видишь ли…
— У них очень хорошие врачи. Может быть…
— Он мертв.
— Ох, Чарли.
— Прости. — Я извинялся за то, что расстроил Лолу. На Менеджера я все еще был зол.
— И теперь они хотят тебя убить?
— Не знаю. Они стреляли в меня.
— Должно быть, они считают, что ты опасен. Это недоразумение.
— Что же мне, побеседовать с ними?
Лола нахмурилась:
— Ты сказал: «Это был я». Что ты имел в виду? Как ты устроил этот дым?
— Я пнул автомобиль. Он пытался меня задавить. Пришлось отфутболить. В здание.
— О господи.
— Плохо, по-твоему?
— По-моему, это очень плохо.
— Они вставляют людям органы. Военного назначения. Тебе поставили военное сердце.
— Какое?
— Военное…
— Что это значит? Что, черт побери, означает «военное сердце»?
— Я не… — Что-то звякнуло. — Это лифт?
— Уходим, — сказала Лола.
— Да.
— Бери меня и беги. Мы можем спуститься по лестнице.
— Контуры не дружат с лестницами.
— А это что значит?
— Баг какой-то. Не было времени разобраться с софтом…
— Я спрашиваю, что это значит для нас?
— То, что мы не сможем спуститься по лестнице.
— Ладно. Мы можем… давай попробуем на лифте.
— Лифты не заработают, пока…
Шаги. Лола сжала мне руку. Я вновь ощутил странное притяжение пальцев к ее груди.
— Чарли…
Я понял, что столкнулся с головоломкой. Вроде той, где даны мешок зерна, курица, лиса и лодка, которая может перевезти через реку зараз лишь что-то одно. Я мог прыгнуть, но Лола — нет. Она не могла и открыть дверь на лестницу, если предположить, что охрана заперла все, до чего дотянулась. Но Лола была в состоянии спуститься по ступенькам, чего не мог сделать я.
— Ты сумеешь пробить пол?
— Что? Он из армированного бетона.
— То есть нет?
— Конечно нет!
— Не смотри на меня так!
— Я всего лишь…
Пазл сложился. Все было просто. Я доведу Лолу до лестницы. Выбью дверь. Спрыгну на землю. Снова зайду в здание. Выбью дверь в цокольном этаже. Схвачу Лолу. Убегу. Это был хороший план. Простой. Он не исключал, что меня застрелят. Но это было решение. Я взял Лолу за руку и шагнул в номер.
В дверях появился человек. Охранник. И я стоял столбом, позабыв о плане, потому что передо мною был Карл.
Он изменился. Сперва я не понял разницы. Я был занят другими мыслями — например, зачем он здесь. Я думал, что больше его не увижу. Что от него избавились так или иначе. Но вот он стоял, перекрывая единственный выход, не требовавший падения с высоты восьмидесяти футов.
— Привет, Карл. — Свет в коридоре мешал мне видеть его лицо. — Как дела?
Он не шелохнулся. Лола выглянула из-за моего плеча.
Никакой реакции. Он был одет в форму охранника, хотя она тоже выглядела как-то иначе.
— Произошло странное стечение обстоятельств, — сказал я. — Не знаю, какую версию слышал ты, но…
Карл вошел в комнату. Стало ясно, что с ним не так. Я сообразил не сразу, потому что Карл всегда был большим. Но не таким большим. Не настолько, чтобы протискиваться в дверь боком.
Его руки скрывались под формой. Но когда они высунулись из рукавов, я узрел толстые балки из серого металла. Я видел их впервые.
— Мисс Шенкс, — произнес Карл, — вы всегда были очень добры ко мне.
Он перевел взгляд на меня. Я сразу понял, что ему известна моя просьба к Кассандре Котри избавиться от него.
— Чтобы выразить свою признательность, — продолжил Карл, — я дам вам фору.
Брюки Карла топорщились в необычных местах. Когда он шел, между брюками и ботинками поблескивала сталь. У него не было металлических ног. Но было что-то на ногах. Что-то вроде экзоскелета, какие-то подпорки. В этом был смысл. Нельзя приварить титановые щитки к человеческим плечам. Человека просто раздавит. Но я пришел в раздражение. Экзоскелет — порочная идея. Техника установлена поверх дефектной системы. Так расписываются в неспособности разобраться с главной проблемой.
Карл остановился у служебного лифта и прокатал свой пропуск. Это было любопытно, так как минутой раньше его руки представляли собой монолитные блоки. Теперь они расщепились на пальцы — достаточно ловкие, чтобы держать карточку. Похоже, они могли делиться как минимум на четыре пальца, а после снова сливаться для удара. Неплохая идея для рук охранника.
— Лифт откроется в гараже. Дальше сами по себе. Советую поторопиться.
Мы с Лолой втиснулись внутрь.
— Спасибо, Карл, — сказала Лола.
— Я не делаю одолжения. Я отдаю долг.
Лола взглянула на меня.
— Гм, — произнес я. — Спасибо. Извините меня.
Двери лифта начали закрываться. Карл поднял руку и заблокировал их. Его кулак вновь стал монолитным.
— Прошу прощения?
— Я извинился.
— За то, что потребовали избавиться от меня? Вы это имеете в виду? За то, что у меня отобрали руки, потому что вам было жалко поделиться органами? Вы об этом? За время, которое я провел в постели, где нажимал ногой кнопку, чтобы меня отвели в туалет? За это?
Он убрал руку. Я услышал тонкое пение сервомагнитов. Двери пришли в движение.
— Не извиняйтесь, — сказал Карл. — Теперь у меня собственные органы.
Пока лифт спускался, Лола молчала. Я рискнул взглянуть на нее: она смотрела прямо перед собой, руки были напряжены.
— Как по-твоему, мы и в самом деле приедем в гараж или это ловушка? — спросил я.
— Ты отнял у Карла руки?
— Мне кажется, сейчас не время это обсуждать.
— Ты заставил их отобрать его руки?!
— Это были не его руки, — возразил я, но Лола так красноречиво сжала губы, что я решил отказаться от этого довода. — Давай поговорим позже.
— Я разочарована, Чарли.
Мне стало не по себе. Действие тетродотоксина закончилось. Я знал, что есть вещи и поважнее, но мне не хотелось разочаровывать Лолу. Лифт с глухим стуком остановился. Казалось, что двери долго думали, прежде чем отвориться. Я простер руки:
— Иди сюда. — (Брови Лолы нырнули, как субмарины.) — Тебя придется нести.
Двери разъехались. Сначала я ничего не мог разглядеть. Слишком сильный контраст: светлый лифт, темный гараж и прямоугольник солнечного света на выходе с пандуса. Надо было носить Глаза. Но крики я расслышал отчетливо. До меня донеслись слова: «вон он» и «держите его».
Лола запрыгнула мне на руки. Я обхватил ее и ринулся в темноту. Дробный топот Контуров по бетону напоминал автоматные очереди. Лола выскользнула из моих объятий и пристроилась сбоку. Я до сих пор не понимал, насколько приспособился к Контурам: как наклонялся вместе с ними, когда они двигались; как узнавал по слабому щелчку на бедре об их готовности рвануть и необходимости компенсировать ускорение. С пассажиром такие вещи становятся намного труднее. Лола вцепилась в меня. Я придержал ее, затем Контуры увернулись от охранника, которого я даже не видел, и Лола, взвизгнув, перебралась мне за спину. Ее ноги сомкнулись у меня на поясе. Руки зажали шею в тиски. У меня заслезились глаза. Раздался шум, как будто на бетон обрушился металлический водопад, — звук, похожий на выстрелы из искрового пистолета, который я видел на прошлогоднем показе: оружия, по моему убеждению, не входившего ни в категорию «несмертельного», ни в разряд «нетравматического». Мы вырвались на солнечный свет. Лола переместилась вперед меня. Ее макушка билась мне в нос. Мы выскочили на дорогу, прижимаясь друг к другу, как вдрызг поссорившиеся влюбленные.
«В укрытие, — велел я Контурам. — Отнесите меня в какое-нибудь укрытие».
Спустя какое-то время мы остановились. Лола сползла с меня медленно и мучительно. Я увидел зеленую загородную улицу. Она выглядела странно, как будто явилась из телепередачи, и я сообразил почему: здесь я вырос. Контуры вернули меня в детство.
— У тебя кровь на подбородке, — сообщила Лола.
Я утерся рукавом. Крови было много. В основном, очевидно, из бицепса. Куда мне выстрелили. Куда мне выстрелили. Не новость, но меня снова накрыло. Я дрожал. Голова кружилась, меня бросало из жара в холод.
— Похоже, у меня шок, — проронил я. Точного определения не знал, но слово казалось подходящим.
Лола отошла на несколько шагов и села на траву. Казалось, она разглядывает свою обувь.
Я обхватил себя руками и стиснул. Интересно, кто теперь живет в этом доме? Может быть, если я постучусь, меня угостят какао и разрешат посмотреть телевизор.
— Ты эгоист, — объявила Лола.
Я взглянул на нее. Ее слова казались несправедливыми.
— Я не думал, что должен быть лучше всех. Я не считал, что это вопрос конкуренции.
Интересно, как поведут себя Контуры, если я упаду в обморок? Возможно, так и останутся стоять, пока я буду бессильно свисать с них.
— Ты хотел отомстить придуркам, которые обижали тебя в школе? Этим ты занимался?
Я прищурился. Странно, что Лола так сильно во мне ошибалась. Контуры понимали меня лучше.
— Мы призваны помогать людям, — сообщила Лола своим туфлям.
Действие тетродотоксина явно закончилось. Я решил вступить в спор. Первый поединок с девчонкой, не считая начальной школы.
— Я протезист, — сказала Лола. — Я даю людям органы.
— Скажи просто, что любишь Карла.
Она повернулась ко мне. В сумраке черты были чуть призрачными.
— Что?
— Ты любишь его. Карла и его новые руки.
— Карла люблю?
— Ф-фу… — произнес я, намереваясь начать этим некую фразу, но какую — забыл.
— Что?
— Раз так — ступай и выйди за него замуж.
— Ты спятил?
— Не, — буркнул я.
Голову повело. Все закружилось. В небе что-то пронеслось: птица или космический корабль. Мир набирал вес и темнел по краям. Я попытался рассчитать химические реакции, разгулявшиеся в моих венах, — взаимодействие адреналина, бета-блокаторов и анальгетиков, но уравнения ускользнули и перемешались. Что будет, если растворить формулу в формуле? Это был хороший вопрос.
«Чарли», — произнесла Лола. Я всматривался в нее, так как губы двигались, но беззвучно. Потом я понял, что звуки были, но я слушал не ту частоту в моей голове. Я откинулся в Контурах, взглянул на небо. Лола пыталась удержать меня в вертикальном положении.
— Чарли!
— Что? — проговорил я.
— Нужно отвезти тебя в больницу. — Она огляделась. — Черт? В больницу нельзя. Там нас найдут.
— Кто?
— Эти… «Лучшее будущее». Люди, которые убьют нас, чтобы скрыть незаконные испытания искусственных органов. Вспомнил?
— Мне… нужно… сесть.
— Ты уже сидишь.
Я посмотрел на Контуры. Это было так.
— Чарли, не уплывай.
Где-то залаяла собака. Ветер трепал каштановые пряди Лолиных волос.
— Я знаю место. Подруга из больницы. Она живет неподалеку.
— Подруга?
— Да. Чарли. Чарли.
— Что?
— Нужно пройти еще немного.
Я взглянул на нее. Сообразил, что наша ссора исчерпана.
— Хорошо.
— Точно?
— Точно.
Мы поднялись по ступенькам к уютному загородному дому и остановились на затененном крыльце. Лола подняла руку, чтобы позвонить, но замялась:
— Одно условие. Не ругай ее собак.
— С какой стати я буду ругать ее собак?
— Я не говорю, что ты будешь. Просто не трогай их.
Логическая непоследовательность на время затмила боль и усталость. Таким уж я уродился.
— Должно быть, ты догадалась, что буду. Иначе зачем об этом говорить?
— Забудь.
— С ее собаками что-то не так?
— Нет, но она их любит, и, если ты что-нибудь брякнешь, будет неудобно.
— Ладно. — Боль возвращалась. — Я ничего не скажу о собаках.
— Говори. Но только хорошее.
— Я скажу, что они прелесть.
— Не смей! Мурашки по коже.
— Но что же мне говорить? Лола! Объясни, что сказать!
Она позвонила.
— Скажи, что тебе нравятся их наряды.
Поднялся лай. Лола не уточнила, сколько собак, — их явно было много. И они были маленькие. Так я решил.
Фонарь на крыльце зажегся. Я несколько опешил от внешнего вида Лолы: глаза ее глубоко запали, свитер от «Лучшего будущего» испачкан грязью и кровью. Для встречи по одежке дела наши были плохи.
Дверь отворилась, на пороге стояла женщина в атласном халате, державшая, как мне показалось, сумочку, пока та не тявкнула. Другие собачки маячили при лодыжках и лаяли. Все они были одеты в красно-зеленые платьица. Женщина обняла Лолу свободной рукой. Лола ударилась в слезы. Через ее плечо женщина взглянула на мое лицо, тело, ноги. Я понял, что знаком с ней. Это была доктор Анжелика Остин.
— Можно нам войти?
Доктор Анжелика медлила. Она пыталась поставить мне психиатрический диагноз. Неплохо, если учесть, что дом ее был полон разодетых миниатюрных собачек.
— Конечно-конечно. — Она придержала дверь.
На секунду мне показалось, что доктор Анжелика захлопнет ее до того, как я успею последовать за Лолой. Возможно, она подумала о том же. Но губы ее дрогнули, и она разрешила мне войти. Едва я шагнул в прихожую, под ноги метнулась собачка, и я ее чуть не раздавил. Пришлось останавливать Контуры вручную. Собака была слишком мала, чтобы сработало автоматическое предупреждение столкновений. «Это чревато проблемами», — подумал я.
Доктор Анжелика закрыла дверь:
— Я не удивлена.
Собачка у нее на руках уставилась на меня. Не знаю, о чем она думала. Но о чем-то думала точно.
— Мы в беде, — призналась Лола. — Нам нужна помощь.
Я закрыл глаза. Я был готов. Я видел, как Менеджер спиной вперед летит из окна. Не сводя с меня глаз.
— Чарли.
Я открыл глаза. Рядом с Лолой стояла Кассандра Котри, плечом к плечу.
— Простите, — каркнул я.
— Он ныряет и выныривает, — сказала Лола.
Кассандра Котри кивнула. Это была не Кассандра Котри. Это была доктор Анжелика. Между ними не было ни малейшего сходства.
— Покажите мне эту руку.
— Не трогайте мои руки.
Глубокие карие глаза доктора Анжелики напоминали собачьи. И выражение тоже было одинаковым. Теперь я знал, о чем думала псина: «Этот тип приносит беду».
Я терял сознание и вновь его обретал. Я понимал, что Лола и доктор Анжелика отключают меня от нервного интерфейса, как будто получал на сей счет телеграммы. Это были данные без информации.
— Я тебя предупреждала, — произнесла доктор Анжелика.
— Знаю, — ответила Лола.
— То же самое, что с тем транстибиалом.
— Нет. Он меня любит. Ты не понимаешь, Анжелика. Он рисковал из-за меня жизнью.
— Ты первая, кто увидел в нем человека, когда он лишился ноги. Конечно, он тебя любит. Они все тебя любят. На первых порах.
— Давай не будем.
Я открыл глаза, так как в руке возникло тянущее ощущение. Доктор Анжелика зашивала кожу хирургической нитью.
Лола погладила меня по голове:
— Все хорошо, Чарли. — (Я возлежал у нее на коленях.) — Она тебя чинит.
Я прикрыл глаза.
— То, что у него, я вряд ли вылечу.
— Перестань.
— Он самострел. Я и выписывать его не хотела.
— Ты не понимаешь.
— В прошлый раз ты говорила то же самое. И в позапрошлый. И не говори, что «сейчас все иначе». Это я тоже слышала. Пока то безногое чудо не попыталось забить тебя стулом до смерти.
— У него были неприятности.
— И вечно это оказывается мужик без чего-то, и вечно ты собираешь его по частям, и это всегда кончается плохо. Объясни мне, Лола. Посмотри мне в глаза и скажи, чем он тебя обворожил. Тем, что остался без ноги?
— Хорошо. Это правда. Конечно, этим. Ну и что? Почему все не может пойти иначе? Почему не может быть хорошо?
— Это какая-то дикость, Лола. Я люблю тебя, но эта твоя тяга к ампутантам… тебе она не на пользу.
— Тебе нравятся мужики с сильными руками. Тебя привлекают… мышечные волокна. Это не дикость? Любить человека за структуру костей или цвет глаз? Разве не дико? Я люблю Чарли. И может быть, это было дико, когда началось, но дико всё. Сам поиск подходящего тебе человека — занятие дикое. Почему его запах влияет на чувства к нему? А голос? Овал лица? Я не знаю. Но вряд ли есть способ влюбиться так, чтобы это не было дико.
Мой мир, превратившийся в мыльный пузырь, пронзило острой болью.
— Уй, — произнес я.
— Осторожнее с ним.
— Царапина, — отозвалась доктор Анжелика. — Пуля едва его задела. — Тон ее, однако, смягчился. — Я все делаю аккуратно.
— Спасибо, — сказала Лола.