Флейм проснулась и несколько секунд недоуменно разглядывала незнакомый, с причудливой лепниной, потолок. Смутилась, а потом вдруг вспомнила: Рис!

Повернувшись на бок, она молча посмотрела на него. Ее сердце сжималось от любви. Во сне он казался таким молодым и беззащитным. Она наклонилась и нежно поправила каштановый завиток на виске. Какие длинные ресницы и какие густые. От прикосновения ее ласковых пальцев Рис проснулся, открыл глаза. Улыбка совершенно изменила его лицо.

– Доброе утро, – сказал он.

– Доброе утро, – ответила она, вдруг оробев.

Флейм натянула простыню выше груди, огненный локон упал на глаза. Она хотела убрать его, но Рис оказался проворней. Нежной рукой он провел по ее голове и Флейм почувствовала, что ее сердце почти остановилось. Какой прекрасный миг – из тех, что не забываются!..

– Рис, – прошептала она и погладила его по груди, коснувшись шелковистых волос. – Я люблю тебя!

У Риса перехватило дыхание. Он вдохнул, потом выдохнул. Он и раньше просыпался рядом с женщинами, и некоторые говорили ему такие же слова. Но он никогда не отвечал. До этого момента…

– Спасибо, – сказал он и нежно погладил Флейм по щеке. – Я тебя тоже очень люблю.

Внезапно Флейм с тревогой посмотрела на него.

– Но если ты этого не чувствуешь, не говори.

– Я никогда не говорю того, чего не хочу сказать, – ответил он, склонив голову набок. – А что?

– Ничего. Просто… Мы так плохо начинали. Я и не поняла, что ты мне понравился. Да и ты намекнул, что не веришь мне. – Флейм робко улыбнулась.

Рис засмеялся.

– Я так прозрачно тебе намекнул?

– Да, прозрачно как хрусталь!

– Ну что ж, иногда я тоже ошибаюсь, – насмешливо сказал он.

Это прозвучало так надменно, что Флейм шутливо ударила его по плечу.

– Ох, не слишком умно портить принадлежащую тебе вещь, – упрекнул он ее, притворно потирая плечо.

Флейм заглянула ему в глаза.

– Ты мой, да, Рис? Ты, правда, мой?

Он кивнул и с радостью увидел, как из ее глаз исчезло беспокойство.

– А не думаешь ли ты теперь, – что тебе лучше пойти к себе, переодеться на случай, если мой отец или твоя мать придут нас звать к завтраку?

Флейм захихикала и на цыпочках пошла к себе, чувствуя себя ужасно порочной…

Рис тихо засмеялся и закинул руки за голову. Херувимы улыбались ему с потолка. Итак, наконец он отдался женщине. Впервые в жизни влюбился. Это ощущение явно нравилось ему!..

Вернувшись в свою комнату, Флейм быстро приняла душ и очень тщательно выбрала платье. Белое, из легкого прозрачного шифона. Фасон самый простой: без рукавов, с глубоким вырезом уголком спереди и сзади и пышной юбкой. Белые босоножки на каблучке подчеркивали красивые икры и щиколотки.

Она подошла к туалетному столику, немного подкрасилась. Нанесла коричневатые тени вокруг глаз, чуть коснулась тушью ресниц и прошлась по губам персиковой помадой. Итак, она готова отправиться в Вудсток.

Слегка вздохнув, она направилась в столовую. Франческа подняла глаза от чашки с кофе и утренней газеты. Оуэн поцеловал ее в щеку. Флейм взяла тарелку и положила себе кусочек жареного бекона и яичницу. Едва она села за стол, как на пороге появился Рис.

– Мне показалось, что запахло едой, – весело сказал он, а глаза его жадно метнулись в сторону буфета, уставленного яйцами, беконом, сосисками, копченостями, фруктами, кашами и еще Бог знает чем.

Он был в выцветших джинсах, белой рубашке и поношенных, но очень удобных на вид кожаных коричневых туфлях. Волосы влажные после душа, подбородок свежевыбрит. От него пахло хорошим мылом и лосьоном. С замиранием сердца Флейм наблюдала за его грациозными и ловкими движениями. Никогда раньше она не встречала мужчину, который источал бы такую первобытную силу. Рис Декстер напоминал ей тигра…

Рис сел рядом с Флейм, и она могла поклясться, что от него исходит жар. Она чувствовала это обнаженными до плеч руками: ей не надо было смотреть, она знала, что кожа их покрылась пупырышками.

Оуэн и Франческа наблюдали за ними через стол. Какая чудная пара! Флейм – юная, праздничная. Рис – красивый, спокойный, мощный. И все же Франческа ничего не могла с собой поделать – она волновалась за дочь. Боялась. Она знала, что это такое, когда мужчина действует на тебя вот так. Она не сравнивала Риса с Малколмом, но все-таки… Женщина так… беспомощна, когда ей приходится бороться с собственным сердцем.

На пороге, заколебавшись, остановился Роджер. Вчера он не спускался в столовую, потому что в доме появился незнакомец. Теперь он переминался с ноги на ногу.

– Роджер! – Франческа первая увидела его. Она поднялась из-за стола. – Роджер, это Рис. Сын Оуэна. Рис, это Роджер.

Флейм рассказывала Рису о Роджере в самолете, поэтому он медленно встал и протянул ему руку. Глаза Роджера расширились. Он, очевидно, никогда не видел такого высокого человека. Потом Рис сказал:

– Привет, Роджер! Я рад наконец познакомиться с тобой. Флейм и Франческа постоянно говорят о тебе.

Он произносил слова медленно, четко, а Роджер, пожав сутулыми плечами, робко опустил глаза и уткнулся подбородком в грудь, словно желая спрятаться. Рис все еще держал на весу протянутую руку. Наконец Роджер поднял глаза и медленно вложил в нее свою. Рукопожатие, видимо, было таким сильным, что, когда Рис отнял руку, Роджер с интересом уставился на свою. До сих пор он не знал, что руки могут быть такими твердыми. Рис озадаченно взглянул на Франческу, та улыбнулась и пожала плечами. Она знала, Роджер сам все объяснит в свое время.

Флейм обошла стол, помогая дяде положить еду. Как только они снова сели, Роджер сгорбился над тарелкой и, казалось, забыл обо всем на свете. Рис наблюдал за ним ласковым взглядом. А Флейм очень гордилась Рисом!..

В столовую вошли Джастин и Скотт. Джастин плохо спал в эту ночь, и, хотя как всегда был красив, Франческа забеспокоилась, не заболел ли он. По лицу Джастина никогда ничего нельзя было понять. Проклятая английская сдержанность! А сегодня к тому же Флейм собралась в «Альциону», что явно не радует Джастина…

Скотт обворожительно улыбнулся Флейм, а Рис напрягся, ощутив внезапный укол. Не надо быть психологом, чтобы понять причину его испуга. Быть влюбленным замечательно. Но и страшно. Рис понимал, весь мир перевернется, если Флейм вдруг оставит его. До сих пор такой страх был ему неведом. Новое ощущение не нравилось. Совсем.

– Ну как, у всех есть планы на сегодня? – спросил Оуэн, решив нарушить молчание. Что-то в этой тишине, очень напряженной, закручивалось мрачное и беспокоящее. Он хотел защитить Франческу.

– Да. Мы с Рисом сегодня едем в Вудсток, – первой заговорила Флейм. – Я думаю, мне давно пора взглянуть на «Альциону».

– Ты еще не была в магазине? – спросил Роджер так удивленно, что даже Джастин почувствовал неловкость.

– Пока нет, дядя Роджер, – призналась Флейм, пытаясь сообразить, как объяснить ему причину. – Я… – Флейм быстро посмотрела на Джастина и увидела его спокойное лицо. Она вдруг поймала себя на неожиданной жалости к нему. – Я была слишком занята своей работой.

– Хорошенькие картинки!

– Да. Хорошенькие картинки.

– Флейм делает эскизы ювелирных украшений, Роджер, – сказала Франческа. – О ней уже писали в нескольких самых лучших журналах. Ее вещи понравились английским аристократкам.

– А ты хранишь рисунки? – спросил Рис.

Флейм взглянула на него с внезапным беспокойством. Она покажет ему свои работы: пусть он посмотрит, исправила ли она ошибки, которые он нашел в ее первых рисунках. Она знала, что многое, связанное с техническими возможностями ювелирного производства, она уже освоила, но мнение профессионала ей было интересно.

– Я соберу их для тебя, – сказала Флейм, потом насмешливо добавила: – Но, мистер хозяин «Ридекса», их нельзя продать!

Франческа испуганно вздохнула. Зачем Флейм играет с ним, как с огнем? Но, к ее удивлению, Рис рассмеялся; он нисколько не рассердился на оскорбительный намек.

– Я запомню!

Рис выразительно посмотрел на нее. Она достойно выдержала его взгляд. Он заметил, что ее мать – его мачеха – почувствовала себя неуютно, и намеренно легким тоном заговорил совершенно о другом.

В десять утра все отправились по своим делам. Оуэн и Франческа уехали в Оксфорд. Оуэн влюбился в этот город с первого взгляда. Джастин и Скотт удалились в библиотеку обсудить дела. Флейм вышла в холл, позаботившись, чтобы Рис не отстал от нее. Она повернулась и выразительно посмотрела на него через плечо.

– Рисунки в моей комнате, – шепнула она.

– Я хочу их увидеть, Флейм, – с придыханием сказал он, а глаза его засветилась от смеха.

– Ох, ты просто невозможный! – Она легко побежала по ступенькам.

Он шел за ней, глядя, как красиво юбка играет вокруг стройных ног, как качаются бедра. Наступит ли время, когда он сможет удержаться и не хотеть ее? – подумал Рис.

Флейм открыла дверь, пропуская его первым. Ее сердце громыхало, как ополоумевший барабан. Едва она закрыла дверь, как Рис схватил ее в объятия и жадно прижался губами. Он заставил ее открыть рот и засунул язык. Она прижалась к нему, а руки заметались по сильной гладкой спине. Они долго молча целовались, наконец, запыхавшиеся, раскрасневшиеся, отстранились друг от друга.

– У вас все завтраки так проходят? – спросил он хриплым от страсти голосом.

– Надеюсь, нет, – рассмеялась Флейм и, отодвинувшись от него, облизала губы. На них все еще был его вкус – Рис!.. – сказала она, весело блестя глазами.

Он покачал головой.

– Ох-ох-ох. Если мы с этого начнем день, то мы никогда отсюда не выйдем.

– Ты все испортил! – выпалила она и пошла к запертому ящику, в котором хранила эскизы. – Вот они. – Она разложила все свои работы перед ним и стала молча наблюдать, как он сосредоточенно их рассматривает.

Он отметил техническую правильность рисунков и лишь потом стал смотреть с точки зрения формы и силуэтов. Камни, хорошо знакомые ему в первозданном виде – тяжелые, грубые, тусклые, – на рисунках становились произведением искусства. Хвост павлина из изумрудов и аквамаринов… Голова орла из янтаря, золота, оникса и агата. Рис рассматривал ожерелья, броши, кольца, серьги, колье, браслеты. Наконец он поднял голову и не мигая встретил ее взгляд.

– Они прекрасны, – просто сказал он. – Ты здорово продвинулась, нашла свой стиль. Это… – он перебрал листы, – именно Флейм Сирамор-Форбс!

Она кивнула, не в силах говорить, и молча убрала папку. Рис как деловой человек почувствовал сожаление: никогда, увы, эти работы не будут принадлежать его компании!.. Но тотчас отбросил эту мысль. Какого черта смешивать бизнес с любовью!

– Ты ведь поедешь со мной в Вудсток? – спросила Флейм. За завтраком она сказала это за него, не спросив. Но если честно, она и представить себе не могла, что он откажется. – Если у тебя нет других планов, естественно.

– Да, конечно, поеду, – почти с упреком в голосе ответил он и взял ее за руку…

Джастин полез в ящик письменного стола и вынул белый длинный конверт с королевским гербом. Молча он протянул его Скотту. Тот читал письмо со все нарастающим ликованием на лице.

– Мы его получили! – закричал он, быстро пробегая глазами последние строчки послания Софии Елены ди Маджори.

Ди Маджори сообщала, что после долгих размышлений, все взвесив, решила наградить «Альциону» заказом на изготовление праздничной коллекции в честь дня ее рождения. Дальше шел список старых, немодных уже украшений, которые следовало получить от нее и перечень того, что она хотела бы иметь в результате.

Быстро, жадно Скотт пробежался по списку и побледнел. Три диадемы, двенадцать ожерелий и колье с серьгами, браслеты и броши. Тридцать пар серег, двадцать колец, двадцать четыре браслета, десять брошей и множество предметов, включая пряжки к поясам, застежки для обуви, цепочки для дамских сумочек.

– Черт возьми! – воскликнул Скотт, и его акцент кокни от возбуждения стал еще заметнее. – Это должно стоить миллионы!

– Девять с половиной, если точно. Это ведь указано в конце списка, – равнодушно бросил Джастин.

– Странно, но ты не кажешься счастливым?! Когда ты получил это письмо?

– Вчера.

– Так почему не прыгаешь от радости?

– А ты почитай снова. Как следует.

Скотт прочитал и сразу все понял. София четко объясняла причины выбора «Альционы». Она упомянула не только безупречную репутацию фирмы, ее международный престиж, опыт, талант ювелиров, но и указала на растущую популярность дизайнера, являющегося владельцем половины «Альционы», – леди Сирамор-Форбс. Ди Маджори видела вещи Флейм, сделанные для друзей Джульетты. Старуха явно постаралась довести до сведения Софии, что новая коллекция Корральдо, завоевавшая успех, работа ее правнучки.

Итак, София хочет, чтобы Флейм сделала большую часть рисунков. Контракт будет подписан лишь после того, как заказчица увидит и одобрит эскизы.

– Это… создает некоторые трудности, – проговорил наконец Скотт, понимая, насколько приуменьшает проблему.

Джастин стоял у окна, прямой, как будто проглотил шомпол.

– Судебная тяжба невозможна. Малейший шум, и эта итальянская сука слиняет. – Информация, что «Альциона» получает контракт, уже просочилась. Если они вдруг потеряют его…

– Думаешь, Флейм знает? – задумчиво спросил Скотт. – Поэтому она решила сегодня поехать в магазин?

– А почему же еще? – холодно улыбнулся Джастин.

Скотт медленно сложил письмо и вернул Джастину.

– Что теперь?

Джастин снова повернулся к окну.

– Ждать. Я найду способ, как ее сломать. Разве до сих пор я не находил выхода в любой ситуации? – вкрадчивым голосом добавил он.

Скотт вспомнил о несчастном случае с Малколмом Сирамор-Форбсом. Он с трудом удержал дрожь. Спина похолодела.

– О'кей, Джаззер, как скажешь. И Скотт быстро вышел из комнаты.

Дела явно выходили из-под контроля!..

Флейм и Рис припарковались в городе и пошли к магазину. Здание было старое и, казалось, с усталой снисходительностью, накопленной веками, взирало на мир. Сердце Флейм переполнилось гордостью: оно выглядит так по-британски!

Витрина за стеклом была скромной и классической. Черный прекрасный бархат закрывал подоконник, и на единственной подставке из черного мрамора покоилось прекрасное бриллиантовое колье. Этот магазин – ее будущее. «Корральдо» не для нее, на «Ридекс» она не может работать. Но сможет ли она соответствовать уровню своей компании? У мастеров, что за этим элегантным фасадом, опыт столетий. Как они отнесутся к ее эскизам? Эскизам молоденькой американской выскочки?

Рис ласково положил руку на ее плечо, желая придать ей смелости. Взглянув в его серые глаза, увидев ласковую улыбку, Флейм покраснела от стыда за свою нерешительность и, глубоко вздохнув, открыла дверь своего будущего.

Каким бы оно не оказалось…