За завтраком Джеймс думал только о Харриет. Роза, ну просто английская роза. Но роза с шипами. Джеймс никогда не верил в любовь. Она делает мужчину уязвимым. Вот взять хотя бы его злейшего врага. Бретт Карвер всегда был человеком, которого боялись и которым восхищались. И вот пожалуйста — с ума сходит по Ванни Макаллен. Да как! Его ничего, кроме нее, не интересует. А вот сейчас и он, Джеймс Ларнер, сидит тут и не может дождаться, когда Харриет спустится вниз и он сможет побыть рядом с ней.

Джеймс мрачно вздохнул. Вот бы жениться на ней, увезти ее в Бостон, похвастаться ею перед друзьями, одеть в шелка и бриллианты. Какая чудная, заманчивая мысль. Горничная открыла дверь столовой, возле которой уже ждали три самые ранние пташки, и через пять минут в нее вошла Ванни.

— Привет, Джордж. Собираетесь на рыбалку? — спросила она мужчину средних лет, который ничем другим не интересовался.

— Конечно, дорогая.

Ванни устроилась за свободным столом, радуясь, что может побыть несколько минут одна. Вчерашний день был самым настоящим кошмаром — но кошмаром чудесным. Бретт не собирается сдаваться. Это она теперь знает точно. Он будет продолжать говорить ей о любви, пока она не уступит. А ей так отчаянно хочется ему верить. Убежать сейчас она не может. Она посмотрела, кто садится за стол за ее спиной. Но это был не Бретт. Лицо ее приняло холодное выражение.

— Привет, мистер Ларнер, — сказала она. Джеймс улыбнулся.

— Вам необязательно быть со мной вежливой, мисс Макаллен, если вам того не хочется, — сказал он устало. — Вас ведь воспитывали в ненависти ко мне.

Это было не так. Отец Ванни редко говорил о своем ушедшем в мир иной партнере или о его сыне. Джеймс вздохнул:

— Дело в том… что мне нужно вам кое-что сказать. Боюсь, что вам будет неприятно это услышать и поверить в это. Но… дело в том, что… — Он опять вздохнул и нерешительно провел рукой по волосам. Он выглядел как человек, перед которым стоит трудная задача.

Ванни молча смотрела на него, чувствуя, что по телу у нее пробежали мурашки.

— Ну говорите же! Неприятное лучше услышать сразу. Джеймс быстро взглянул на нее, не чувствуя в ней, несмотря на нелицеприятные слова, антипатии по отношению к себе.

— Хорошо. Я… я знаю Брегга Карвера лучше, чем вы думаете. — Джеймс намеренно запинался. — Мы с ним соперники, и вы знаете это, да и я не отрицаю, но я знаю его, знаю, какой он на самом деле. Я знаю… как он жесток. Как целеустремлен… — Он остановился, чтобы перевести дыхание.

— Уверена, что вы здесь не для того, чтобы раздавать характеристики, мистер Ларнер, — холодно сказала Ванни.

— Нет. Я просто стараюсь объяснить, почему я следил за ним, — сказал Джеймс с виноватым лицом, с трудом сглотнув. Он видел, как в ее глазах появился интерес. Все — она на крючке. — Когда… когда я узнал, что вы нашлись…

— Вы, похоже, очень неплохо информированы, — резко сказала Ванни, и Джеймс грустно улыбнулся.

— Да, мисс Макаллен, вы правы, — сказал он. Ну просто сама честность! — Но я понял, что это было не напрасно. Поэтому я знаю, что после того, как Бретту сообщили, где вы находитесь, он встречался в аэропорту со своими адвокатами. С документами определенного сорта.

Ванни пожала плечами:

— Ну и что? Думаю, что он часто с ними встречается.

— Да, я знаю. Но, мисс Макаллен, вы, видимо, не понимаете, что он за человек. Пожалуйста, не решайте ничего сгоряча. Я знаю, что он умеет уговорить.

Глаза Ванни сердито сверкнули.

— Осторожно, мистер Ларнер, — мягко сказала она. — Будьте очень осторожны. Вы говорите о человеке, которого я люблю.

Джеймс покачал головой:

— Я так и знал, что это бесполезный разговор. Но я должен был предупредить вас. Забудьте о том, что я сказал, — резко сказал он. — Забудьте, — повторил он с несчастным видом. Но когда он повернулся и ушел, то чувствовал себя кем угодно, но только не несчастным.

Ванни обескураженно смотрела ему вслед. Вот, значит, какой этот Джеймс Ларнер. Она представляла его себе каким-то дьяволом. А он вон какой честный.

Она постаралась забыть о том, что услышала. Но, когда села в автобус, слова Джеймса все еще звучали в ее памяти.

Она думала о них и когда Бретг Карвер взял ее руку в свою. Его серые глаза ласкали ее, но, куда бы она ни шла с экскурсией, она не могла забыть услышанное. «Вы, видимо, не понимаете, что он за человек». Но как она могла понять, если хотела лишь одного — верить, что он ее любит.

О! Она, конечно, может сопротивляться. Держать его на расстоянии. Она и с собой может повоевать — заставить себя не сдаваться. Но бороться одновременно и с Бреттом, и с собой… Наверное, это невозможно.

Харриет, войдя в комнату Фрэнки и закрыв за собой дверь, сделала глубокий вдох. Она день за днем откладывала это. Теперь же, когда грипп кончился и в работе все пошло своим чередом, у нее не было больше оправданий. Она должна перебрать вещи Фрэнки и решить, что с ними делать.

Она начала с одежды. Фрэнки всегда поддерживала Армию спасения, поэтому тут проблем не было. Книги Фрэнки отправятся в библиотеку. Ее немногочисленные украшения будут находиться в гостиной как напоминание о ней. После двух часов работы вещи были аккуратно сложены в большие картонные коробки. Осталась лишь маленькая тумбочка у кровати.

Вынув из нее маленькую коробочку с драгоценностями Фрэнки, она открыла ее, с улыбкой вспомнив камею, несколько колец, золотой с сапфирами браслет. Их, наверное, надо отослать в Пауэлл-Хаус. Может, вообще пора попробовать заключить мир?

Харриет открыла ящики стола, почувствовала сухой запах старой бумаги и вынула связку писем.

Сначала она подумала, что, может быть, это любовные письма, но нет, в основном это были письма старых друзей, некоторые носили деловой характер. Их нужно отослать позднее Гордону Килеру. На дне ящика лежало письмо, после прочтения которого по ее спине поползли мурашки. Письмо было от ее дедушки. Давно умершего лорда Пауэлла.

«Моя дорогая Фрэнки, спешу сообщить тебе, что сейчас, после моего недавнего флирта со смертью, чувствую себя немного лучше. Должен заметить, моя дорогая, что ни что так не прочищает мозги, как сердечный приступ.

И потому, что теперь они у меня несколько прояснились, я решил включить Марка в свое завещание».

Харриет задохнулась и на минуту остановилась. Дедушка умер за несколько месяцев до того, как погиб ее отец. Она стала быстро читать дальше.

«Я попросил Фаншо составить новое завещание. Я оставляю поместье Артуру, а половину денег Марку. Что бы там ни говорила Грей, это будет справедливо. Я не сказал ей об этом новом завещании и прошу тебя тоже не делать этого, Фрэнки. Ты же знаешь свою мать. Я не знаю, сколько мне осталось жить, но, если ты ей об этом расскажешь, моя жизнь превратится в пытку.

Я попросил двух садовников быть свидетелями составления этого нового завещания, и я рассердил своего адвоката, настояв, чтобы оно было в одном экземпляре. Я очень тщательно спрятал его в библиотеке и прошу тебя хранить его для меня, пока мы не встретимся снова. Но я подскажу тебе и дам совет: не спрашивай, по ком звонит колокол.

Как видишь, у твоего старого отца еще остались чувство юмора и дух авантюризма.

До скорой встречи, моя дорогая дочь».

Подпись была неразборчивой.

Харриет ничего не могла понять. Что все это означает? Почему ее мать не затребовала причитающееся ей наследство?

Она опустила руку, и письмо упало на пол. Она нагнулась, чтобы поднять его, и увидела, что на обратной стороне голубой шариковой ручкой нацарапано несколько слов. Другим почерком. Почерком Фрэнки. Подняв письмо, Харриет прочла их. Всего лишь два бессвязных предложения, но Харриет тут же поняла, о чем идет речь.

«Бедный папа. Второй сердечный приступ не заставил себя долго ждать. Роман Хемингуэя тут, но завещания в нем нет. Видимо, мать его уничтожила».

У Харриет на глазах выступили слезы.

Фрэнки догадалась, что речь идет о знаменитом романе Хемингуэя «По ком звонит колокол» и что именно в нем лорд Пауэлл спрятал свое завещание. Видимо, после смерти отца она пыталась найти его в библиотеке, но оно исчезло.

Леди Грейс была вне себя от ярости, когда сын поступил вопреки ее воле… и, конечно же, в приступе гнева уничтожила завещание.

На какое-то мгновение Харриет почувствовала злость, но она быстро прошла. Значит, дедушка все-таки любил ее отца. Это много значит. Но Харриет — она же живой человек — терзала мысль, что злая старуха лишила ее наследства отца. Однако если завещание было уничтожено… Со вздохом Харриет стала продолжать разбирать вещи тети. Фраза «не спрашивай, по ком звонит колокол» не выходила у нее из головы. Почему бы ей не попытаться самой найти завещание? Это будет такое оружие против Джайлза Пауэлла!

Может, все-таки где-то в фамильной библиотеке Пауэллов есть и второй экземпляр романа Хемингуэя? Может, самое первое издание все еще хранится там? Харриет пожала плечами. Почему бы ей не попробовать раздобыть его? Что она теряет?

Ванни прошла мимо заполненной столовой. Она не знала, что Бретт Карвер наблюдает за ней из бара. Она быстро поднялась по лестнице на второй этаж и остановилась в нерешительности. Затем, преодолев колебания, поднялась на последний этаж и направилась к комнате Бретта.

У нее в кармане был дубликат ключа. Она обычно не носила ключи с собой, но знала, где они лежат, и взяла ключ от комнаты Бретта, чувствуя и неизбежность этого поступка, и раскаяние.

Но она должна, должна все выяснить — раз и навсегда…

Она отперла дверь и вошла внутрь. Осмотрела карманы пиджаков и брюк, но нашла лишь кошелек и смятый авиабилет. Порылась в ящике, испытывая трепет, пока быстро просматривала его белье, но там ничего не было. Следующий ящик. Все то же. Ничего, только вещи.

«Глупость какая. Тоже мне сыщик. Мисс Марпл в молодости». И тем не менее она продолжала искать. Всю свою взрослую жизнь она любила Бретта Карвера и считала, что не может быть с ним. Поэтому, ненавидя себя, она продолжала поиски.

Бретт дошел до верхнего этажа и направился к своей комнате. Он был уже другим человеком, не тем, кто приехал в отель совсем недавно. Он уже не выглядел загнанным и сейчас счастливо насвистывал. Он вновь начал жить.

Подойдя к двери, он сунул руку в карман, чтобы достать ключ. Как много он ждет от вечера! Может, если удастся найти тихий уголок, он сможет опять поцеловать ее.

Ему не важно, как долго придется ее завоевывать. Как часто следовать за ней, куда бы она ни направилась. Сколько проявлять терпения. Теперь она в поле его зрения, и он не собирается…

Он вставил ключ в замок, повернул его и распахнул дверь. Она здесь. Ждет его в комнате. Сидит на кровати.

— Ванни, — мягко произнес он.

Ванни подняла голову. Зеленые кошачьи глаза странно туманны. На коленях у нее какие-то бумаги, а на ковре у ног валяется большой коричневый пакет. Бретт нахмурился: что-то было не так. Закрыв дверь, он подошел к ней.

— Ты был так уверен во мне? — спросила Ванни. Недоуменно посмотрев на нее, он опустился перед ней на корточки, положив руки на свои сильные бедра, и Ванни отвела взгляд. Его серые глаза потемнели.

— О чем ты? — спокойно спросил он, взяв ее ледяные руки в свои.

— Вот, Бретт, — сказала Ванни устало.

Ее голос никогда не звучал так тускло. Ему это не понравилось. Совсем не понравилось. На нее это не похоже. Где та полная огня девушка, которую он любит и так хорошо понимает?

— В чем дело? — мягко спросил он, взяв из ее несопротивляющихся пальцев бумаги. Наклонившись, он быстро просмотрел их.

Ванни напряженно смотрела на него, стараясь изо всех сил уловить выражение его лица. Удивление, потом гнев. Конечно же, он сердится, потому что она нашла это. Что он замыслил? Сделать предложение, а затем накануне свадьбы бросить эти документы ей на колени? И почему она не испытывает даже чувства гнева? Почему ей хочется протянуть руку и погладить его волосы? Хочется почувствовать ласку его серых глаз. Хочется, чтобы он касался ее…

Она закрыла глаза и, открыв их, увидела, что он смотрит на нее.

— Ванни, — сказал он. — Я никогда раньше этого не видел. И не я составлял этот документ. Это не моя подпись. Я отправлю ее на экспертизу и докажу тебе, что она подделана.

Ванни покачала головой. Какое это имеет значение? «О, Бретт, — думала она с отчаянием, — если бы я могла отдать тебе эти акции просто так, я бы это сделала. Мне они не нужны. И никогда не были нужны. Я так люблю тебя, что подарила бы тебе луну. То, что ты должен на мне жениться ради этих акций, — трагедия для нас обоих. И я никогда на это не пойду».

— Ванни? Она моргнула.

— Что?

— Ты ведь знаешь, кто стоит за всем этим. Не так ли? — возмущенно сказал Бретт, размахивая листом бумаги. — Джеймс Ларнер.

Ванни кивнула. Но она не верила ему по-настоящему.

— Подумай, Ванни, — сказал Бретт, так сжав ее руки в своих, что ей стало больно. — Я немедленно приехал сюда, как только узнал, что ты в Англии. Когда бы я мог подготовить этот контракт? — Голос его дрожал.

Ванни улыбнулась. Бедный Бретт. Он, должно быть, думает, что она не понимает, что эти бумаги у него заготовлены давным-давно и только ждали своего часа. А вообще это не важно… «В конце концов, из них ясно, на что готова любящая женщина, и это правда, — устало подумала Ванни. — Эта женщина может простить все».

А она действительно его любит. Он нужен ей. Она хочет его… А почему бы ей и не заполучить его — начал нашептывать внутренний голос. Она не замужем, ей больше двадцати одного года. Действительно, почему бы нет? На этот раз она не стала противиться желанию коснуться его, потому что ей казалось, что она умрет, если не позволит себе сделать это.

Его волосы были еще теплыми от солнца. Она нежно перебирала их. Щеки чуть колючими — ему нужно побриться. Ей казалось, что она заново изучает его лицо — чувством, а не зрением. Бретт замер, все в нем напряг лось. Ее пальцы казались ему бархатными. Он закрыл глаза, губы его раскрылись, когда она взяла его лицо в свои ладони.

— О, Бретт, — прошептала она. — Как я хочу, чтобы… чтобы ты любил меня так, как я люблю тебя. — Нет. Даже не так. На протяжении веков женщины любили и любят сильнее мужчин. Ей всего лишь хочется, чтобы он хотел ее больше, чем эти самые акции.

Бретт открыл глаза.

— Что, Ванни? — выдохнул он ее имя. — Что ты хочешь?.. — Он так долго ждал этого момента. Ждал так страстно, чтобы Ванни по собственной воле прикоснулась к нему. Чтобы она смотрела на него так, как смотрит сейчас. С любовью. Он бы все отдал за это…

— Займись со мной любовью, Бретт, — просто сказала Ванни.

Он шумно выдохнул воздух, и пока до его сознания доходил смысл сказанного ею, тело его уже отреагировало на ее слова. Он толкнул ее на кровать, лег на нее, слушая, как в его ушах звучат ее хрипловатые стоны. Торопливо и в то же время осторожно он расстегнул жемчужные пуговицы ее лимонно-желтого платья. Губы его двигались вслед за пальцами, целуя ее загорелое тело.

Ванни обхватила руками его голову. Из ее груди вырвался крик, когда он, сорвав с нее платье, прижался губами к ее пульсирующему соску. Тело ее выгибалось на кровати, темные волосы разметались по подушке. Она потянула его футболку, и он, послушно подняв руки над головой, помог ей снять ее. Ее пальцы касались темно-рыжих волос на его груди. Он испытывал невероятное наслаждение.

Пряжка от его ремня врезалась в ее тело. Она протянула руку, чтобы расстегнуть ее, чувствуя его горячую, возбужденную, пульсирующую плоть. Застонав, Бретт откинулся на кровать. Ванни, как тигрица, расстегнув пряжку, спустила с него джинсы и увидела первобытную бьющуюся мощь Бретта. Именно этого она и ожидала. Ноющая, требовательная пустота внутри ее жаждала, чтобы ее заполнили. Она вобрала его в себя, крича от боли, восторга, от жгучего удовольствия, пронзающего ее, уносящего туда, где она никогда не была… в небеса влюбленных.