Когда Себастьян постучался к ней в комнату, закат над морем догорал… мягкий оранжево-коралловый закат, казавшийся просто нереальным тому, кто только что приехал в Португалию.

Кэти, все еще сжавшись, сидела в кресле. Она смотрела на устилавшие берег странные скалы в форме доисторических чудовищ. Темнело, и разглядеть их было немного трудно. Сады под окном все больше и больше завораживали ее красотой. Она не ответила Себастьяну, и он вошел без разрешения. Кэти подняла на него глаза. Ее лицо уже не было распухшим от слез, но в усталых глазах осталась безутешная печаль.

Себастьян мягко сказал:

— Я не разрешил тебя беспокоить, хотя Роза хотела принести тебе чаю. — Он говорил о молодой португалке, которая должна была прислуживать Кэти. — Я почувствовал, что тебе нужно побыть одной. — Он внимательно посмотрел на Кэти.

В комнате сумерки приобрели привлекательный зеленый оттенок, потому что жалюзи были подняты наполовину. Сквозь жалюзи Кэти смотрела на море. Он заговорил резче:

— Но, по-моему, ты достаточно долго была в одиночестве! Переоденься, Кэти, спустись вниз, и мы что-нибудь выпьем!

Она чуть было не сказала, что не хочет переодеваться… не хочет пить… не хочет ничего. Но увидела выражение его лица и передумала.

— Хорошо, — еле слышно прошептала она. — Я постараюсь не задерживаться.

Он слабо улыбнулся и легко провел рукой по ее волосам:

— Молодец! И, Кэти… — Он внезапно заговорил спокойным и непонятным ей тоном. — Твой отец не захотел бы, чтобы ты погрузилась в глубокий траур. Надень что-нибудь новое и яркое!

Она уставилась на него с некоторым удивлением. Себастьян молча вышел, оставив ее одну в тишине комнаты. Комната действительно была на редкость тихой. На полу лежал ковер цвета слоновой кости, стены были оклеены зелеными обоями. Зеленые занавески мягко свисали на высоких окнах, а на овальном туалетном столике с зеркалом стояла хрустальная ваза с желтыми розами. На атласном диване с желтой обивкой лежало несколько желтых атласных подушек. У бархатного балдахина над кроватью был аметистовый оттенок. Засыпая в первый раз под этим балдахином, Кэти чувствовала, что ей немного не по себе, особенно когда она разглядела его позолоченный верх. Но, в конце концов, она приняла его как экзотическое добавление к элегантной простоте комнаты.

Ее ванная была столь же роскошной, а маленький будуар — такого же умиротворяюще-зеленого цвета. Все двери и деревянные части его были расписаны изящными фигурами в китайском стиле, которые Кэти могла подолгу рассматривать не отрываясь.

Тихо вошла Роза и открыла кран в ванной, — очевидно, Розу прислал хозяин, — и Кэти обрадовалась, что та почти не говорит по-английски. Сейчас она была не в состоянии принимать соболезнования.

Кэти почти ничего не делала с лицом, но далеко не сразу выбрала платье. Почему Себастьян попросил ее надеть что-нибудь яркое и новое? Какая разница, как она одета… если она одинокая сирота?..

Но ей хотелось доставить удовольствие Себастьяну. Она все же была не совсем одинока… А он был очень добрым! В нем чувствовалась некая спокойная твердость, но он хотел быть добрым. Она в этом не сомневалась.

Но яркое?.. Когда ее отец скончался!

После долгих колебаний Кэти наконец выбрала шифоновое платье мрачного черного цвета, совершенно не похожее на черное платье, которое было на ней в день знакомства с Себастьяном. Материнское платье, перешитое для Кэти, выгодно оттеняло ее кожу и волосы. Но в этом наряде, который отличался элегантной простотой, и который специально для нее выбрала леди Фитц, она напоминала юную маркизу де Барратейра. Несмотря на бледность — или, может быть, благодаря ей — и почти полное отсутствие косметики, в этом платье у Кэти был поразительно величественный вид. Она казалась такой изящной, что, взглянув на нее, муж подумал о хрупких фигурках из тонкого стекла. Себастьян вдруг понял, что не может оторвать глаз от Кэти с той самой секунды, как она вошла в большую sala, где он ее ждал. От внезапного волнения у него даже перехватило дыхание: ему вдруг показалось, что она не настоящая.

— Кэти! — Он направился к жене и взял ее руки в свои. — Ты была права, а я ошибся, — немного помолчав, тихо продолжил он. — Черный цвет как нельзя более уместен.

На ее заплаканных глазах снова выступили слезы.

— Я не могла… я не могла надеть… ничего другого!

— Конечно нет. — Он обнял Кэти одной рукой и повел к стулу. — А теперь я собираюсь угостить тебя бокалом хереса. Думаю, что ты предпочтешь именно это.

Кэти наблюдала за тем, как Себастьян подошел к небольшому столику, где на серебряном подносе стояли напитки. Он принес ей бокал хереса, она взяла его, но рука задрожала так, что Себастьян почти сразу же забрал бокал обратно. Несмотря на внешнее спокойствие, нервы ее были расшатаны. Он сел рядом с Кэти на маленький диван, обитый дамастом, привлек к себе, поглаживая ее волосы.

— Мне очень жаль, Кэти, — сказал он. — Плачь, если хочешь, милая.

И Кэти залилась слезами и прижалась к мужу.

Ей стало гораздо лучше после этих рыданий — не то, что после тихого плача у себя в комнате. Спустя некоторое время Кэти настолько пришла в себя, что смогла проговорить:

— Себастьян, ты такой добрый!.. А от меня одни только неприятности! Несправедливо, что тебе приходится мириться с… со всем этим… после того, как ты столько для меня сделал!

— Забудь о том, что я сделал, — тихо посоветовал он, — и постарайся вспомнить, что я твой муж.

Вошел хмурый слуга в безукоризненном черном костюме. Он собирался объявить насчет обеда, но Себастьян отослал его.

— Мы еще не готовы, — сказал он. — Когда мы захотим пообедать, я позвоню.

Слуга бесшумно вышел, и Кэти выпрямилась, забеспокоившись.

— Из-за меня все получается не так! — воскликнула она. — Очень трудно подогревать еду так, чтобы она не испортилась. Слуги подумают, будто я их ни во что не ставлю.

Себастьян улыбнулся с несколько капризным видом и коснулся пальцем ее мокрой щеки.

— Моя милая девочка, — ответил он с небрежностью человека, у которого всю жизнь было множество слуг, — честно говоря, не важно, что они подумают. Кроме того, разве у тебя нет серьезной уважительной причины? — Он взял ее бокал и поднес к губам Кэти. — Выпей немного, и ты наверняка почувствуешь себя лучше.

Кэти послушно сделала глоток. Когда она робко взглянула на Себастьяна, ее лицо окрасилось очаровательным румянцем. Теперь ей хотелось только одного: чтобы он не уходил. Его присутствие невероятно утешало Кэти. К тому же ей было необыкновенно хорошо, потому что он все еще обнимал ее одной рукой. Несмотря на свою трагедию, Кэти знала, что, если она осмелится положить ему голову на плечо, под твердый загорелый подбородок, и замереть, она почувствует себя очень довольной и сможет спокойно заснуть… Внезапно она поняла, что у нее больше нет сил.

Но Себастьян начал настаивать на том, что она должна поесть, напомнил, что она ничего не ела после второго завтрака. Наконец он убедил Кэти пойти в столовую и что-нибудь съесть. Себастьян заставил ее выпить до дна целый бокал вина. Потом им в sala подали кофе, и он уговорил Кэти забраться на небольшой диванчик и немного отдохнуть. Кэти лежала, обложившись подушками, и смотрела на Себастьяна. Она думала о том, как он красив. Несмотря на то, что его баловали всю жизнь, что ему легко все доставалось, у него было энергичное лицо. Энергичное и довольно красивое лицо, напоминающее лицо рыцаря. А у его волос был такой чудесный золотистый оттенок… совсем не подходящий португальскому маркизу!

И еще Себастьяну абсолютно шла вся окружающая его роскошь. Его элегантный вид сочетался с элегантностью огромных комнат, где в изобилии присутствовали бесценные антикварные вещицы, которым позавидовал бы любой знаток старины. Это были совсем не те древности, что пылились у них дома в Литл-Карриге, большей частью подделки… Здесь на всем лежала печать подлинности. Так блестеть могли только настоящий фарфор и настоящий хрусталь, так мерцать — только лучшая парча, так переливаться — только вытканные вручную ковры.

И обо всем заботилось бесчисленное множество слуг.

Кэти закрыла глаза, потом снова их открыла и с некоторой тоской посмотрела на мужа. Если бы только ему не пришлось так страдать из-за Хильдегард!.. Если бы только не существовало никакой австрийской баронессы, из-за которой разбились его мечты о счастье, о нежности, веселье, любви и страсти…

Лежа на диване, Кэти почувствовала, что дрожит. О чем она думает? Почему на нее внезапно нахлынули эти чувства… это желание снова оказаться в его объятиях, и не только для того, чтобы он осушил ее слезы? Она испытывала, чуть ли не мрачный гнев, потому что когда-то существовала некая Хильдегард, из-за которой ей никогда не придется узнать, что такое счастье!.. «О нет, нет!» — подумала она и решила, что рассуждает немного легкомысленно.

Себастьян оторвал глаза от книги, которую читал. Ему показалось, что Кэти заснула. Мягкий свет падал на нее, ласково касался нежных рыжих локонов на бледном изможденном лице.

Он подошел к ней, взял ее на руки и снова понес вверх по лестнице к ней в комнату. Снова позвонил ее горничной, а потом вернулся, чтобы посмотреть на Кэти, когда ее уложили в постель. На этот раз Кэти быстро заснула. Она выглядела юной, беспомощной и одинокой. Под глазами залегли пурпурные тени, уголки губ по-детски опустились.

Себастьян сел возле кровати Кэти и взял ее руку. Он держал ее очень осторожно. Во сне Кэти, ничего не сознавая, переплела их пальцы. Себастьян провел с ней не меньше часа. Потом накрыл шелковистой простыней ее обнаженное белоснежное плечо, с которого спустилась бретелька тонкой, как паутинка, ночной рубашки, одной из тех, что купила ей леди Фитц.

К себе в комнату Себастьян ушел с на редкость задумчивым видом. А Кэти спала с легкой улыбкой на губах. Ей снилось, что он все еще держит ее за руку.