Эйприл не помнила, как долго она бродила при свете луны, вдыхая пьянящие ароматы сада. Наконец ее догнал Родриго и озабоченно проговорил:

— Вы не должны упрекать Карлоса за то, что он оставил вас в одиночестве. Констанция так избалована! Наших девушек обычно так не балуют, как Констанцию, вряд ли какая-нибудь из них осмелилась бы повести себя подобным образом. Она просто с ума сходит по Карлосу.

— Я это поняла с первой же минуты, когда увидела ее, — ответила Эйприл сухо. — Но с ее стороны довольно неосмотрительно, если ее чувства настоящие, расстраивать его сегодня вечером, не так ли?

Родриго был с ней полностью согласен.

— И тем не менее ее чувства настоящие.

— Слишком настоящие, вы хотели сказать? — произнесла она, глядя ему прямо в глаза. — Чувства молодой девушки к отчиму обычно не охватывают ее тогда, когда он объявляет о своей помолвке. Не до такой степени, во всяком случае.

Родриго снова согласился. В лунном свете его темные глаза выглядели печальными, а уголки губ опустились вниз.

Эйприл дотронулась до его рукава.

— Извините, — мягко сказала она, вдруг поняв, что он разыскал ее не столько для того, чтобы утешить, сколько для того, чтобы самому получить утешение. Он и Констанция могли вечно препираться друг с другом, но Родриго слишком хорошо сознавал, насколько красива Констанция. Это была мятежная красота, которая так соответствовала его яркой внешности и живому характеру. Эйприл не сомневалась, что они могли бы быть очень счастливы вместе, если бы не дон Карлос.

Но для Констанции дон Карлос всегда был самым дорогим человеком, к тому же она знала, что ее мать, которую она так сильно напоминала, была самым дорогим человеком для него. Если у нее и возникло тайное желание занять место своей матери в его сердце, то это была не ее вина, так как никогда ни один отец не выказывал к своей дочери столько нежности, как дон Карлос. И сегодня за ужином он расстроился только потому, что расстроилась она. Эйприл видела, какое выражение было на его лице перед тем, как они с Констанцией покинули столовую. Его озабоченность почти испугала ее.

— Извините, — повторила девушка, заметив, что Родриго опечалился еще больше. — Я понимаю, что этот взрыв эмоций сильно подействовал на вас. У Констанции, наверное, и в мыслях не было огорчать вас, но ей это удалось, не так ли?

Родриго криво улыбнулся:

— Я знаю ее много лет и думаю, что ее не мешало бы отшлепать иногда, но… — На его лице появилась кислая мина. — Надеюсь, когда-нибудь я женюсь на ней и отшлепаю ее собственноручно. Карлос не считает меня достойным мужем для Констанции, но, если он передумает, я смогу ее приручить. В этом я совершенно уверен. Она не такая уж неуправляемая, и ей уже давно пора замуж.

— Но она еще так молода, — засомневалась Эйприл.

— Через две недели ей исполнится семнадцать, а в семнадцать лет девушка такого темперамента, как Констанция, уже вполне созрела для замужества. Ей необходим муж, который обуздает ее, и я бы смог это сделать.

Он говорил очень серьезно, поэтому Эйприл удержалась от невольной улыбки, которую вызывали его высказывания.

— Ее, как молодую лошадку, нужно приручить. Карлос ее погубит своим слепым обожанием, а я, наоборот, смогу ей помочь. Со временем мы могли бы быть очень счастливы, — заключил он.

— Тогда почему Карлос не позволит вам пожениться?

Родриго внимательно посмотрел на нее.

— А вы не знаете? — тихо спросил он. — О ее матери? Карлос бы женился на ней, только она выбрала другого. — Да, я все знаю, — вздохнула Эйприл и подумала, не померещился ли ей тот многозначительный взгляд, каким дон Карлос смотрел на нее в столовой.

Что-то кольнуло пальцы Эйприл, и, опустив глаза, она обнаружила, что все еще сжимает в руке подаренную доном Карлосом розу. Ее сердце забилось сильнее.

— Я… я полагаю, что мужчины со временем забывают о такого рода разочарованиях, — заметила она. Слабая надежда оживала в ее сердце каждый раз, когда она чувствовала, как острый щип вонзается ей в кожу. — Женщины тоже, если… если такое случается с ними.

— Боюсь, что тут я бессилен вам помочь, сеньорита, — сказал Родриго, и уголки его губ вновь опустились. — Надеюсь, мне не придется сталкиваться с подобного рода разочарованиями.

— Разумеется. — Она поспешно подняла на него глаза, симпатия и понимание сквозили в ее голосе. Он был очень молод — даже моложе, чем она, — но его боль была такой же сильной. Любовь без взаимности — слишком горькая пилюля, но, судя по сегодняшнему поведению Констанции, Родриго придется ее проглотить. Так же как и ей… но она никогда и не рассчитывала, что дон Карлос полюбит ее. По каким-то причинам ему было необходимо сделать ей предложение, но к чувствам это не имело никакого отношения.

Она постаралась ободрить Родриго:

— Констанция так молода, что, в конце концов она остановит свой выбор на таком же молодом человеке. Дон Карлос заботился о ней почти всю ее жизнь, естественно, что она привязана к нему. Но это привязанность дочери к родителю!

— Разве? — цинично спросил он. — Неужели вы видите Карлоса в роли отца такой молодой женщины, как Констанция? Он не настолько стар, чтобы быть ее отцом. Ее мать была несколькими годами старше его, когда он влюбился в нее, а сейчас вы едва ли найдете в Андалузии женщину, которая не хотела бы выйти за него замуж! Вы сами, хотя и младше его, согласились стать его женой. Понятно, почему Констанция надеется… или, лучше сказать, надеялась до сегодняшнего вечера.

Эйприл облизала пересохшие губы.

— Но теперь она знает, что он больше не свободен.

— Она знает? — переспросил Родриго. — Тогда почему он ни единым словом не упрекнул ее за эту сцену? Она устроила эту истерику исключительно ради него, а он оставляет гостей, чтобы проводить ее в комнату. Он позволяет вам — сразу после объявления о помолвке! — в одиночестве бродить по саду, а сам в это время пытается успокоить буйную девицу, которая, если бы не его постоянное потакание, знала бы, как вести себя сегодня вечером! — Его голос звучал обиженно. — И кажется, он до сих пор с ней, убеждает, успокаивает ее полу обещаниями, а может, это вовсе и не полу обещания! — Но тут Родриго заметил выражение лица Эйприл и, смутившись, пробормотал: — Ах, простите, Эйприл, сага! Я забыл, что вы… что вы действительно обручены с ним!

— Все в порядке, — хрипло проговорила Эйприл, — я понимаю, что вы расстроены.

— А вы?.. — Он осторожно коснулся ее руки. — У вас есть все основания для расстройства. Все эти чопорные старые дамы, наверное, сейчас обсуждают вас с ехидными улыбочками на лице. Констанция действительно заслужила, чтобы ее наказали, так как она поставила вас в невыносимое положение. Карлос должен понять…

В этот момент дон Карлос материализовался рядом с ними, и, что бы он там ни понял, это не помещало ему обратиться к своему сводному брату чрезвычайно холодно:

— Очень мило с твоей стороны было позаботиться о том, чтобы Эйприл не чувствовала себя покинутой, Родриго, но теперь ты можешь спокойно оставить ее на меня! Я думаю, было бы неплохо, если бы ты вернулся к остальным гостям. Они сейчас пьют кофе в столовой.

Родриго выглядел почти взбешенным. Казалось, он готов был открыто упрекнуть дона Карлоса в том, что он потакает причудам Констанции, но строгий взгляд брата явно изменил его намерения, и, поклонившись Эйприл, он удалился в дом.

Карлос протянул своей невесте руку и предложил ей продолжить прогулку.

— Я должен кое-что сказать тебе, и лучше это сделать не в доме, — заметил он.

Эйприл ощутила, как ее тело немеет, будто под наркозом, и, отклонив его руку, поинтересовалась:

— Надеюсь, Констанция уже отошла от своего волнения за столом? Ей нравится устраивать сцены, не так ли?

Дон Карлос молчал, закусив губу.

— Сейчас она вполне спокойна, — ответил он наконец. — Она приведет себя в порядок и снова выйдет к гостям. Я настоял на этом.

Эйприл почувствовала себя так же, как, вероятно, чувствовал себя Родриго незадолго до этого, — она задыхалась от негодования, но не была способна вымолвить ни слова.

— Я сожалею, что мне пришлось встать из-за стола так внезапно, — вымолвил дон Карлос.

Эйприл изо всех сил сжала кулаки.

— Я, наверное, не смогу стать вашей женой, дон Карлос. — У нее никак не получалось назвать его по имени. — Не существует ни малейшей причины, по которой мы должны сочетаться браком. А что касается Констанции, я уверена, ей станет намного лучше, если вы немедленно объявите ей, что…

— Я ничего ей не скажу, — спокойно возразил дон Карлос, решительно взяв Эйприл за руку и направляясь с ней в отдаленный уголок сада, где они уже беседовали однажды. — Я хочу, чтобы ты полюбовалась этой замечательной луной, она больше и ярче, чем ваша холодная английская луна. Я помню, когда я был в Англии, — а я учился там, ты знаешь, и потом несколько раз приезжал туда, — мне всегда казалось, что луна какая-то сморщенная. Здесь, в Андалузии, мы привыкли к резким контрастам, к сверкающему лунному свету и ярким солнечным лучам, которые подчас могут обжечь, если не обращать на них внимания.

Эйприл взглянула на луну, словно подчиняясь его приказу, и слушала, как он продолжал:

— Здесь, в Андалузии, много такого, что ты еще не видела и что я хотел бы тебе показать. Для меня Испания — это Андалузия. Сбор винограда, который теперь уже очень близко, весенняя ярмарка — Sevilla Feria, — которая длится три дня, с corridas каждый день и танцами до рассвета. Кордова… такое прелестное место, когда-то там было поселение мавров.

— Да, я знаю, — ответила она тихо, — я читала об этом.

Дон Карлос улыбнулся и посмотрел на ее блестящие волосы, слегка развевающиеся от дуновения ночного бриза.

— А когда ты читала об Испании? — спросил он. — Тогда, когда ты покидала Англию, или когда ты приехала сюда? В моей библиотеке найдется немало книг, которые помогут тебе узнать побольше об этой стране, если тебе интересно.

— О, мне очень интересно, — заверила его Эйприл. У нее вдруг перехватило дыхание. Луна начала околдовывать ее, и девушка почувствовала странное волнение. — Я читала об Испании перед тем, как покинуть Англию. Именно по этой причине я приехала сюда. Я мечтала увидеть все своими глазами.

— Но теперь, когда ты здесь, тебе хочется снова уехать отсюда?

Она, запрокинув голову, посмотрела на него, и их взгляды встретились, словно по сигналу.

— Нет. Нет, я не хочу уезжать… возвращаться туда, где никого нет.

— Ты имеешь в виду — никого, кто бы принадлежал тебе?

— Да.

Это слово прозвучало как легкий вздох. Дон Карлос погладил ее по щеке.

— Но здесь есть я! И очень скоро ты выйдешь за меня замуж. Так что больше не упоминай о том, что у нас нет оснований для женитьбы! Ты должна помнить, что здесь, в Испании, твой будущий муж! — Он нежно дотронулся до ее волос. — О, amada, почему ты не веришь, что мы можем быть очень, очень счастливы? — выдохнул он и приблизил свои губы к ее губам. Эйприл задохнулась от сладости того момента, когда их губы соприкоснулись, и прижалась к нему, повинуясь инстинкту, который был сильнее рассудка.

Поцелуй все длился и длился, принося глубокое удовлетворение, насыщая ту потребность, которая стала буквально наваждением — для нее, по крайней мере. Руки дона Карлоса сжимали ее так крепко, как будто она внезапно стала его частью, ее хрупкое тело слилось с ним, ее жаждущий рот восторженно отвечал на его поцелуи.

— Amada, amada, — прошептал он, прижавшись щекой к ее волосам, и Эйприл почувствовала биение его сердца, — моя маленькая любовь, мой бледный цветок.

В его голосе звучала страсть. Он говорил какие-то нежности по-испански, и Эйприл было жаль, что она так плохо знает этот язык. Мир, залитый лунным светом, кружился вокруг нее, звезды исполняли какой-то диковинный танец, и, если бы не его руки, она, наверное, упала бы, так как ее подхватил какой-то головокружительный вихрь экстаза, которого раньше она никогда не испытывала.

Но внезапно Эйприл почувствовала, как дон Карлос отстранился от нее, и ее восторг сменился стыдом и негодованием.

— Прости, — проговорил он, всматриваясь в неясные тени в конце мощеной дорожки, ведущей в беседку, — мне показалось, что я видел Констанцию!

Вдалеке мелькнуло белое платье, а рядом виднелась чья-то фигура в смокинге. Дон Карлос напрягся и отошел в сторону. Если бы Эйприл не была так растеряна и сбита с толку, то она бы заметила, как раздулись его ноздри и засверкали глаза. Звук его голоса вернул ее к реальности:

— Это действительно Констанция! Она обещала вести себя примерно, а сама разгуливает по саду с Родриго. Я не допущу этого!

Перед ней снова был тот дон Карлос, каким она впервые увидела его в Мадриде, — одержимый холодным гневом, до предела возмущенный поведением людей, которых он считал своими друзьями и чье поведение вдруг начинает расходиться с его собственным моральным кодексом.

— Жди здесь, — сказал он Эйприл и зашагал вперед по дорожке. Мужчина и женщина, испуганные его появлением, отпрянули друг от друга по меньшей мере на пару футов.

— Ступай в свою комнату! — приказал дон Карлос Констанции. — Ступай в свою комнату и не выходи из нее!

Девушка бросила на него робкий взгляд и упорхнула.

Родриго, оставшись лицом к лицу со своим сводным братом, попробовал возразить:

— Это уже чересчур! Карлос, у тебя нет права…

Вплотную приблизившись к Родриго, дон Карлос грозно промолвил:

— Констанция — моя воспитанница. Она делает то, что я ей скажу! А тебе, amigo, я бы посоветовал поступать точно так же! Оставь ее в покое. Уже довольно поздно, и, по-моему, твое пребывание здесь слишком затянулось. Отправляйся домой, а утром я заеду к тебе и мы поговорим.

Эйприл подумала, что на этот раз у Родриго хватит смелости противостоять своему брату, но тут же стало совершенно ясно, что такой смелостью он не обладает. Или он просто не смог преодолеть силу привычки?

Повернувшись на каблуках, Родриго зашагал прочь по дорожке.

В эту ночь Эйприл испытала самые противоречивые чувства. Ей довелось пережить минуты самого удивительного счастья, когда дон Карлос объявил о помолвке за ужином, затем он совершенно забыл о ее существовании на добрых полчаса, и она почувствовала себя отвергнутой. Когда он вновь появился, она забыла о своей обиде, вкусив чистейшего блаженства, а сейчас ее вновь отталкивают, убедительно демонстрируя, что только Констанция — только Констанция! — может так влиять на главу дома Формера, что он забывает обо всем.

На самом деле все остальное — и все остальные — не обладали в его глазах никакой значимостью по сравнению с Констанцией!

Спотыкаясь, Эйприл побрела по другой дорожке назад к дому, чтобы уединиться в своей комнате.