ОТ АВТОРА

Никогда раньше я не испытывал такого удовольствия от сбора материалов и самого процесса письма, как при работе над книгой, которую вы держите в руках. Если вы получите от ее чтения хотя бы половину того удовольствия, которое получил я от ее создания, то я буду счастлив.

Я давно предчувствовал, что напишу нечто подобное. Желание стать писателем впервые возникло у меня в детстве, когда я слушал рассказы дедушки о Бонни и Клайде. Мой дед Джон Вернон Барроу в молодости служил помощником шерифа на северо-западе Арканзаса, и ему доводилось участвовать в засадах, которые полиция устраивала на дорогах, чтобы арестовать эту парочку. Позднее он стал мэром городка Алма (Арканзас) — того самого, где Клайд Бэрроу, как считалось, убил одного из его предшественников. Рассказы дедушки звучали как легенды о Диком Западе. Едва ли я тогда понимал, что все это случилось не далее как сорок лет назад. Я рос в 1970-е годы, и главными событиями, которые повлияли на меня, были вьетнамская война, Уотергейт и кризис с американскими заложниками в Иране. Тогда мне просто не верилось, что Америка так переменилась за время, равное одной человеческой жизни.

Позднее я узнал, что Клайд Бэрроу застрелил двоюродного деда одного из моих друзей детства и что произошло это в моем родном городе Темпле (Техас). Вся эта история заинтересовала меня еще больше. Как-то раз в 1997 году я никак не мог заснуть ночью и стал смотреть по кабельному телевидению документальный фильм про Мамашу Баркер. У меня возник вопрос: кто действовал раньше — банда Баркеров или Бонни и Клайд? Я поднялся наверх к себе в кабинет, зашел в Интернет и с удивлением обнаружил, что пик деятельности обеих банд приходится на одни и те же годы — 1933-й и 1934-й. Захотелось узнать побольше, и я набрал имя Джона Диллинджера. То же самое — 1933-й и 1934-й. Красавчик Флойд, Малыш Нельсон, Автомат Келли — все в 1933 или 1934 году. Так я познакомился с тем периодом, который принято называть Войной с преступностью.

После этого я взял книгу Джона Толанда «Дни Диллинджера» — биографию знаменитого бандита, где даются и некоторые сведения о современных ему преступниках. Потом занялся поисками всеобъемлющей истории борьбы ФБР против Диллинджера и других известных бандитов той эпохи и с удивлением обнаружил, что таковой не существует. О каждом из этих преступников были написаны книги, но история в целом, по-моему, так и осталась никем не охваченной. Затем я узнал, что архивные материалы ФБР по всем этим делам были открыты для исследователей только в конце 1980-х годов. Вот тогда я и решил написать эту книгу.

Перед вами первая полная и связная история Войны с преступностью, которую ФБР вело с 1933 по 1936 год. На это время приходится взлет и падение шести важнейших уголовных объединений: банд Джона Диллинджера, Малыша Нельсона, Красавчика Флойда, Баркеров — Карписа, Автомата Келли, а также Бонни и Клайда. Это большая и разветвленная история с перестрелками и расследованиями в десятках американских городов, в которой были задействованы в главных и эпизодических ролях сотни людей, в том числе целая армия агентов ФБР, шерифов и полисменов.

Сложность и запутанность — вот причины того, что авторы до сих пор сосредоточивали внимание только на ком-то одном из «врагов общества». Однако шесть отдельных сюжетных линий можно собрать в единое повествование, поскольку у всех есть объединяющий элемент — участие ФБР.

Само бюро распространяло сильно отретушированную версию Войны с преступностью. С ней можно ознакомиться в целом ряде работ, начиная с сенсационной книги «Десять тысяч врагов общества», опубликованной в 1935 году, и заканчивая обобщающим трудом Дона Уайтхеда «История ФБР» 1956 года издания. Все они в лучшем случае дают неполную картину происходившего в действительности, а в худшем — вводят читателя в заблуждение. В них рассказывается о том, что хотел поведать Джон Эдгар Гувер, а не о том, что было на самом деле.

В течение многих лет главным препятствием для создания объективной истории была склонность ФБР к секретности. Гувер не желал предоставлять информацию тем, кто собирался рассказать всю правду. Этим объясняется тот факт, что, несмотря на огромное количество мифов и легенд о преступниках 1930-х годов, о них издано так мало книг, которым можно доверять. На протяжении четверти века истории из жизни бандитов эпохи Великой депрессии оставались вотчиной газетчиков и поставщиков бульварного чтива, и многие не стеснялись присочинять эффектные сцены и воображаемые диалоги. Только в конце 1950-х годов, после успеха телефильма «Неприкасаемые», серьезные авторы стали понемногу обращаться к теме Войны с преступностью. Об уже забытых Бонни и Клайде вновь напомнил триумфальный фильм 1967 года, после которого появилось не менее шести книг о них. Первая биография Автомата Келли была издана только в 2003 году.

Самой лучшей из всей этой литературы остается книга «Дни Диллинджера». Джон Толанд работал над ней спустя тридцать лет после описываемых событий и еще имел возможность беседовать со множеством их участников, в том числе и с некоторыми бывшими агентами ФБР. Он некритически принял на веру пару выдумок бюро (наиболее очевидная из них — это легенда о Мамаше Баркер как о криминальном гении), но все же работа Толанда остается эталоном.

Новый взгляд на историю Войны с преступностью стал возможен после открытия архивов ФБР. Не выдержав напора таких историков-краеведов, как Роберт Анджер из Канзас-Сити и Пол Мэккаби из Сент-Пола, бюро к настоящему времени сделало доступными все материалы по Диллинджеру, Флойду, Нельсону, Баркерам, Автомату Келли и бойне в Канзас-Сити. Взятые вместе, эти материалы составляют около миллиона листов ежедневных докладов, телеграмм и писем, а также сотни показаний свидетелей и участников событий — от сестры Диллинджера до портного, который шил одежду Нельсону.

Как и следовало ожидать, эти документы оказались настоящим кладезем новой информации. В них обнаружились десятки ранее неизвестных показаний самих бандитов и их подруг; неопубликованная автобиография Кэтрин Келли; документы, свидетельствующие о том, как Дока Баркера вызволяли из тюрьмы за взятки; подтверждение того, что Диллинджер за два месяца до смерти совершил еще одно, «пропущенное», ограбление. Но самое важное — это то, что архивы ФБР позволяют осветить деятельность самого ФБР. Они дают возможность шаг за шагом проследить, как росло и изменялось бюро: от группы неумех, которым не разрешалось носить оружие и у которых не было никакого опыта полицейской работы, до высокопрофессиональной команды, беспощадной к преступникам. Вот о чем Гувер совсем не хотел рассказывать. Как мы увидим, в первые месяцы Войны с преступностью фэбээровцы совсем не умели вести наблюдение, теряли подозреваемых во время слежки, забывали приказы и многократно ошибочно арестовывали людей. Их ошибки выглядели бы комично, если бы при этом не страдали невиновные. Если погрузиться в море докладов и служебных записок, многие из которых украшены раздраженными пометками, сделанными рукой Гувера, то можно воочию увидеть, как профессионально росло ФБР. Агенты учились стрелять из пистолетов, вести следствие и вербовать осведомителей. Эта книга посвящена прежде всего тому, как ФБР стало ФБР.

Архивные материалы позволили мне заняться еще одной важной для меня задачей: восстановить историческую справедливость по отношению к настоящим бойцам Войны с преступностью. Такие люди, как Чарльз Винстед и Кларенс Хёрт — агенты, застрелившие Диллинджера, — в течение долгого времени оставались совершенно безвестными, в то время как об убийцах, за которыми они охотились, снимали кинофильмы. Этого хотело само бюро. Критики объясняли такое положение вещей тем, что Гувер желал славы только для себя одного. Возможно, в этом есть доля истины, однако есть и другая причина: анонимность соответствовала планам Гувера по воспитанию единой команды и позволяла агентам выполнять тайные задания. После открытия архивов мы впервые можем понять, кто из фэбээровцев чем занимался, кто и когда совершал ошибки. В общем, эта книга содержит вовсе не милую и славную историю: прочитав ее, вы поймете, почему Гувер так не хотел показывать архивы.

Работа над книгой заняла четыре года, и за это время у меня была возможность дополнить материалы, почерпнутые из архивов ФБР, множеством другой информации, которую историки накопали за последние сорок лет. Среди важнейших источников — рукопись, обнаруженная в 1989 году двумя неутомимыми исследователями истории Диллинджера — Уильямом Хелмером и Томасом Смасином. Этот манускрипт проливает новый свет на последние недели жизни знаменитого бандита. Другим важным источником стали две тысячи страниц неопубликованных интервью, которые Элвин Карпис из банды Баркеров дал незадолго до смерти. Несколько агентов ФБР написали мемуары, которые я смог прочитать. Источники информации я указываю в сносках.

Очень прошу вас по ходу чтения помнить об одной важной вещи: эта книга не «плод воображения», как некоторые недавно вышедшие популярные истории. Это репортаж. Прямая речь и диалоги здесь взяты дословно из докладов ФБР, из записей Карписа, из статей 1930-х годов и из мемуаров участников событий. Если вы удивитесь: а откуда он это знает? — то взгляните на сноски. Если я чего-то не знаю, то я обязательно вам об этом скажу. Если есть тайна, которую я не могу разгадать (а там есть несколько), то я в этом признаюсь. Во всех фактических ошибках виноват я один.

Надеюсь, что вам понравится.

Брайан Барроу

Саммит, Нью-Джерси

Декабрь 2003 года

 

ПРОЛОГ

Торремолинос, Испания

26 августа 1979 года

Этот человек решил провести остаток жизни на солнечном испанском курорте. Американский дедушка с коротко стриженными седыми волосами и с огоньком в глазах цвета бирюзы. В свои 70 он еще строен и бодр. У него высокие скулы и острый подбородок, а очки без оправы делают его похожим на провинциального университетского преподавателя. Большую часть времени он сидит в своей захламленной квартире: смотрит Би-би-си по мигающему черно-белому телевизору, в окружении бутылок из-под виски «Джек Дэниелс», пилюль и воспоминаний. Если бы вы встретили его на пляже, он показался бы вам славным малым: он так добродушно смеется. Да, можно держать пари, что из всех бандитов и убийц, которых вы когда-либо видели, этот самый милый.

Десять лет назад, когда он только приехал в Испанию, ему поначалу показалось здесь скучновато. Правда, длилось это недолго, вскоре он нашел себе развлечение. Тогда с ним была эта старая растрепа-разведенка из Чикаго. Они катались на ее спортивном автомобиле вдоль берега, потягивали текилу, забыв о лекарствах, и устраивали громкие скандалы.

Теперь ее больше нет. Нет больше и писателей, и киношников-документалистов, приезжавших послушать его рассказы о прежних деньках. Из всей этой братии хуже других были канадские ребята — они заставляли его позировать на фоне стоящих на рейде кораблей в окружении актеров, на которых напяливали фетровые шляпы, а в руки им давали муляжи автоматов Томпсона. Он соглашался не только ради денег, но и из тщеславия — это для него всегда было не последнее дело. Ну а теперь… Теперь он много пьет. Сидя вечером в кафе после пары кружек пива, он становится очень словоохотлив. Но громкие имена, которые он небрежно роняет, испанцам ничего не говорят. А британцы и изредка попадающиеся американцы думают, что старик спятил: сидит себе и бормочет в свою кружку.

Когда он говорит, что был гангстером, они улыбаются: «Да, конечно был, отец!» Когда он говорит, что был «врагом общества номер один» — сразу после Джона Диллинджера, Красавчика Флойда и своего крестника Малыша Нельсона, — то люди поворачиваются к нему спиной и перемигиваются. А когда он говорит, что это он со своими ребятами создал Джона Эдгара Гувера и современное ФБР, — ну, тогда окружающим становится все ясно, они встают и пересаживаются за другой столик: старик точно с приветом. Посудите сами: вы бы поверили тому, кто хвастается, что он — единственный в мире человек, который встречался и с Чарльзом Мэнсоном, и с Аль Капоне, и с Бонни и Клайдом?

Очень немногие в Торремолиносе знают, что старик говорит правду. В 1960-е годы в тюрьме на Терминал-айленд он учил Мэнсона играть на гавайской гитаре. А до этого он провел двадцать одну сырую зиму в Алкатрасе. В 1963 году это место прикрыли, но еще раньше, за несколько лет до того, его перевели в Левенуэрт. Он был заключенным, который отсидел самый длинный срок в истории Скалы. Он знавал и Птичника и этого болтуна Автомата Келли. Он видел Аль Капоне во время одного из припадков, вызванных застарелым сифилисом, когда тот извивался на полу в тюремной столовой, как окунь на разделочной доске.

Было время, когда он был знаменит. И не «пятнадцать минут», а по-настоящему знаменит — так, что его имя печатали в «Нью-Йорк таймс» на первой странице самыми крупными буквами. Это было давно — еще до Нила Армстронга, до «Битлз», до «Американской эстрады», до войны. Это было, когда Гитлера считали всего лишь беспокойным психом с дурацкими усиками, а Франклин Делано Рузвельт еще не до конца усвоил расположение ванных комнат в Белом доме. Вот в те годы он и был самым знаменитым из американских налетчиков. А теперь никто и не знает, что такое настоящий налетчик. Вот Диллинджер — это был самый лучший из всех налетчиков. Красавчик Флойд был неплох. Бонни и Клайд старались, конечно, но у них не все получалось.

А что теперь? Теперь и он сам, и все его ровесники-бандиты стали персонажами мультиков или карикатурными гангстерами из идиотских фильмов, выходящих один за другим. Посмотрите на ту бодягу которую показывают вечером по ящику. Уоррен Битти в роли педика-заики Клайда Бэрроу и Фэй Данауэй в роли красотки Бонни Паркер (вот уж не сказал бы, что она была хороша). А вот Ричард Дрейфус, который представляет Малыша Нельсона болтливой задницей (ну ладно, здесь они правы). А вот Шелли Винтерс изображает, как Мамаша Баркер перевозила оружие, а рядом молодой Роберт де Ниро в роли одного из ее сыновей. Нет, это все — смешные голливудские фантазии, куклы из выдуманного мира.

Старик качает головой. Раздвигая на ночь свой диван, он прихлебывает виски и встряхивает таблетки. Желчь не дает ему спать: да поймите же, все это было на самом деле! Все это было! Не в вымышленном мире, не в кино, а прямо посреди Соединенных Штатов — в Чикаго, в Сент-Поле, в Далласе, в Кливленде. Все это было тогда, а теперь забыто так же прочно, как и он сам. Диллинджер, Флойд, Нельсон, Бонни и Клайд, Мамаша Баркер — он знал их всех. И всех их пережил. Он пережил даже самого Гувера.

Гувер.

Долбаный Гувер.

Старик наклоняется к столику и тянется к баночке с таблетками.

 

I

ПРЕЛЮДИЯ К ВОЙНЕ

Весна 1933 года

Вашингтон, округ Колумбия 4 марта 1933 года, суббота

Утро было блеклым, как вся эта эпоха. Над городом нависли серые тучи, их чуть трепал северный ветер. Моросил дождь. Сто тысяч человек молча стояли вокруг Капитолия в напряженном ожидании. Кто-то спросил, показывая на крыши домов: «Что там за штуки, птичьи клетки, что ли?» — «Пулеметы», — ответила одна из женщин.

Беспокойству способствовали и молодые солдаты, переминавшиеся на перекрестках и нервно теребившие свои винтовки.

«Атмосфера, — писал Артур Крок в „Нью-Йорк таймс“, — была как в осажденной столице во время войны».

Сказано верно: люди действительно чувствовали себя, как на войне; они и стояли, словно контуженные. Страна, к которой они привыкли — тучная и счастливая Америка века джаза, бутлегерства и самогона из терновых ягод, — исчезла разом, как после вражеской бомбардировки. Женщины, еще недавно отплясывавшие по вечерам чарльстон, теперь шаркали ногами в очередях за хлебом, — потерявшие всякую надежду. Отцы семейств, чьи сбережения испарились после краха биржи, теперь сидели на обочинах, выпрашивая милостыню.

Протрубил горн. Все повернули головы. Избранный президент, нетвердо ступая, прошел по пандусу, покрытому красной ковровой дорожкой, к кафедре. Председатель Верховного суда Чарльз Эван Хьюз прочел клятву.

Когда он закончил, Франклин Делано Рузвельт занял место за кафедрой и крепко ухватился за ее края. Лицо его было мрачно. Он заговорил:

— Позвольте мне выразить твердую уверенность, что единственная вещь, которой нам стоит бояться, — это сам страх. Именно этот, не имеющий названия, иррациональный, ничем не оправданный, ужас парализует наши усилия, направленные к тому, чтобы отступление превратить в наступление. — Рузвельт оглядел толпу и продолжил: — Народ хотел активных действий, и мы к ним приступим. Мы должны действовать как хорошо обученная, преданная, верная армия, полная готовности пожертвовать всем личным ради общего блага и дисциплины. Я буду просить конгресс дать мне последний недостающий инструмент для преодоления кризиса — широкие полномочия для ведения войны с опасностью. Я буду просить таких же полномочий, какие я получил бы в том случае, если бы мы были оккупированы врагом.

Когда Рузвельт скрылся в здании Капитолия, мало кто в толпе почувствовал себя успокоенным. Наоборот, слова о войне многих испугали. Говорили о введении военного положения, об анархии, о диктатуре. Никто толком не понял, какую войну имел в виду президент. Тогда все казалось возможным.

В то утро никто не мог предположить, что метафорическая «война», к которой призывал Рузвельт, действительно обернется выстрелами, кровью и смертью на американской земле. Эта битва разрежет страну, словно взмах косы. Она начнется на вокзале в Канзас-Сити, захлестнет улицы Чикаго, накроет своим саваном домики в Северном Висконсине, пыльной бурей пронесется по сонным фермам в Оклахоме. Поля битв окажутся разбросаны от Атлантик-Сити до Далласа и от Сент-Пола до Флориды. Но сражаться при этом будут не солдаты, а совсем другие люди — служащие пока не известного широкой публике подразделения Министерства юстиции, которое возглавляет пока мало кому известный чиновник по имени Джон Эдгар Гувер. Этот человек всего за двадцать месяцев обезвредит огромную преступную сеть, а потом реальные биографии бандитов превратятся сначала в общеамериканскую мыльную оперу, а потом в легенду.

В бульварных романах и фильмах о гангстерах события 1933–1934 годов неотличимы от фольклорных преданий и мифов. Для американцев, выросших после Второй мировой войны, такие бандиты, как Чарльз Флойд по прозвищу Красавчик, Малыш Нельсон, Мамаша Баркер, Джон Диллинджер и Клайд Бэрроу, реальны не более, чем Люк Скайуокер или Индиана Джонс. Они стали знамениты в одно и то же время — в 1933–1934 годах, — но после десятилетий, проведенных в стиральной машине массовой культуры, их биографии вылиняли так, что совсем немногие американцы знают, какими эти люди были на самом деле. А они были настоящими.

Бездельник и вор из Далласа, ставший серийным убийцей, Клайд Бэрроу родился в 1909 году — в том же году, что и Барри Голдуотер и Этель Мерман. Если бы его не убили, то ему стукнуло бы 65 в 1974 году, когда Ричард Никсон ушел с поста президента. Наверное, он превратился бы в пожилого рантье, жил бы где-нибудь в Баркалоунджере и посмеивался во время просмотра сериала с Арчи Банкером. Вдова Малыша Нельсона умерла только в 1987 году — и она много лет наблюдала, как ее внуки смотрят Эм-ти-ви, пристукивая пальцами в такт музыке. Вдова Автомата Келли провела двадцать пять лет в тюрьме и умерла в Талсе в 1985 году. Еще живы люди, которым приходилось пригибаться в окошках касс, когда Диллинджер грабил их банк, или наблюдать, как Бонни и Клайд палили в шерифов, или играть в бейсбол с Малышом Нельсоном. У Келли и Флойда остались дети, которые до сих пор не прочь поговорить о своих родителях.

Этими людьми, как буками, пугали детей того поколения, которое потом назвали величайшим. Весной 1933 года, когда бандиты вроде Джона Диллинджера становились известны всей стране, 22-летний парень по имени Рональд Рейган по радио вел репортажи об университетском бейсбольном чемпионате в Де-Мойне, а 20-летний Ричард Никсон играл в бейсбол за команду Витьер-колледжа из Южной Калифорнии. Третьеклассники Джеймс Эрл Картер из Плейнса (Джорджия) и Джордж Герберт Уокер Буш из Гринвича (Коннектикут) учили таблицу умножения. В Хобокене (Нью-Джерси) девчонки падали в обморок, заслышав пение 17-летнего Фрэнка Синатры. А в доме на Джадсон-авеню в Эванстоне (Иллинойс) гиперактивный девятилетний пацан по имени Марлон Брандо учился боксировать.

Сейчас, когда все это поколение сошло со сцены, трудно представить, что было время, когда знаменитые гангстеры гордо ступали по земле Америки. В мире мобильных телефонов, покупок по Интернету и ракет с лазерным наведением кажется абсурдом, что банды грабителей банков могли посеять панику по всей стране, — все это сродни историям о Диком Западе. Но это был не Дикий Запад. Это была Америка 1933 года, за восемь лет до Перл-Харбора, за двенадцать лет до Хиросимы, за двадцать три года до Элвиса, за тридцать шесть лет до Вудстока.

При всех очевидных различиях — ни Интернета, ни телевидения, ни инфракрасных камер, ни съемок со спутников — Америка в 1933 году несильно отличалась от современной. Междугородная телефонная связь стала уже привычной, как и путешествия самолетом: и полицейские, и грабители могли летать по своим делам, и иногда летали. Среди самых влиятельных СМИ уже числились газета «Нью-Йорк таймс» и журнал «Тайм». Люди одевались почти как сейчас, — пожалуй, самым большим отличием были шляпы. Мужчины носили мягкие фетровые шляпы или соломенные канотье, дамы из хорошего общества — отделанные кружевами шляпки, а девушки попроще — гиллигановские шляпки, закрывавшие челку. Голливуд задавал тон в массовой культуре. Самыми популярными фильмами весной 1933 года были «Франкенштейн» с Борисом Карлоффом, первый «Тарзан» с Джонни Вайсмюллером, а также «Доктор Джекил и мистер Хайд». Но всех популярнее был «Мятеж на „Баунти“». Бурно развивалось радио, но пока что едва ли в половине домов по всей стране были радиоточки.

Если говорить об отличиях, то в начале 1933 года большинство американцев не могло позволить себе наслаждаться всеми этими благами. Крах биржи в 1929 году перерос в экономическую депрессию. Сотни тысяч людей потеряли работу. С исторической дистанции именно весна 1933 года кажется самым тяжелым периодом. В больших городах — вдоль Потомака в Вашингтоне, на Риверсайд-драйв в Нью-Йорке, в Чикаго, Бостоне, Сан-Франциско — возникали лагеря переселенцев. Тысячи семей бросали свои дома и пускались в скитания по железным дорогам Среднего Запада. Люди переезжали из города в город в поисках лучшей жизни и нигде ее не находили. В Вашингтоне безостановочно шли марши протеста, которые иногда заканчивались тем, что солдаты при поддержке танков разгоняли отчаявшихся голодных людей, готовых на любую работу ради пропитания. Народ озлобился. Все проклинали правительство. Все проклинали банки.

Трансляцию инаугурационной речи, которую произносил тем дождливым утром Рузвельт, слушала группа правительственных чиновников, расположившаяся в кабинете на третьем этаже здания на углу Вермонт-стрит и Кей-стрит в центре Вашингтона. В чем состояла их работа, не знал почти никто, кроме членов их семей. Их боссом был приземистый человек 38 лет, с приплюснутым носом и вечными мешками под глазами-бусинками. Многие подмечали его сходство с бульдогом. В то утро Джон Эдгар Гувер был очень озабочен служебными делами.

Сейчас, когда после его смерти прошло более тридцати лет (он умер в 1972 году), трудно представить, что были времена, когда Гувер еще не превратился в монументальную «забронзовевшую» фигуру — в того, чьих секретных архивов боялись американские президенты, кто дал зеленый свет тирании сенатора Джозефа Маккарти, кто преследовал самых разных людей, вошедших потом в американскую историю: Мартина Лютера Кинга, Элджера Хисса, супругов Розенберг. В течение сорока лет он отвечал за обеспечение правопорядка в Америке — так долго, как никто ни до, ни после него, — и в одиночку создавал первую общегосударственную полицейскую машину. Его наследие столь же сложно и неоднозначно, как и он сам. До Гувера правоохранительные органы представляли собой мешанину из офисов шерифов отдельных округов и городских полицейских управлений. Очень часто и те и другие были коррумпированы. Именно Гуверу удалось добиться эффективности, профессионализма и централизованного управления, которые сохраняются по сей день. Но его достижения опорочены злоупотреблением властью: повсеместным подслушиванием телефонных переговоров, незаконными вторжениями в дома, а в поздние годы и преследованиями правозащитников.

Гувер добился власти быстро — и это произошло во время Великой криминальной волны 1933–1934 годов. До начала Войны с преступностью он был безвестным чиновником, а организация, в которой он служил, пыталась избавиться от шлейфа скандалов в прошлом. Через двадцать месяцев он стал национальным героем, прославляемым в кинофильмах, книгах и комиксах. Всего шестьсот дней потребовалось для создания нового ФБР. Мы расскажем о том, как это произошло.

В 1933 году Гувер был директором одного из департаментов Министерства юстиции — Бюро расследований (не «федерального» — этот статус организация получит только два года спустя) — и возглавлял его уже девять лет, с 1924 года. За это время он нажил себе великое множество врагов, и люди Рузвельта недвусмысленно давали понять, что очень скоро Гувер лишится своего кресла. Последнее слово оставалось за новым министром юстиции Томасом Уолшем, 72-летним сенатором из Монтаны, ярым врагом Гувера. Через два дня после речи Рузвельта, в четверг, Уолш сел в поезд, направлявшийся из Майами в Вашингтон. Его сопровождала новая жена, уроженка Кубы. В пятницу утром миссис Уолш проснулась в купе и обнаружила, что ее супруг мертв. Злые языки в столице поговаривали, что старик не выдержал слишком бурной ночи. Однако для Гувера это была только отсрочка. Гувера бесило, что после всего сделанного им за эти девять лет его судьба зависит от политических раскладов. ФБР держалось на одном Гувере: если бы не он, бюро давно бы уже упразднили. Это была мелкая и очень странная по своим функциям организация, «бюрократический ублюдок», как обозвал ее один из недоброжелателей. Функции бюро заключались в расследовании преступлений федерального значения — от подстрекательств к мятежу до поисков автомобилей, угнанных из одного штата в другой, побегов из федеральных тюрем и правонарушений, совершаемых в индейских резервациях. Один журналист назвал бюро «сыскным агентством с крайне неопределенными властными полномочиями и ответственностью». Агенты ФБР не имели права производить аресты. Если им требовалось арестовать преступника, они должны были прибегать к помощи местных полицейских. К тому же им не разрешалось носить оружие. Это были скорее сыщики, чем полицейские, что-то вроде Скотленд-Ярда, «искатели фактов», как любили повторять помощники Гувера.

История бюро пестрела позорными пятнами. Оно было основано в 1908 году в связи с расследованиями антитрестовских дел, а в последующие пятнадцать лет неуклонно деградировало и в конце концов превратилось в рассадник непотизма и коррупции. В начале 1920-х годов у ФБР было 50 отделений на местах, и сотрудники большинства из них набирались по рекомендациям политиков. Самым вопиющим был случай Гастона Минса. Этот человек зарабатывал деньги, шантажируя конгрессменов, продавал лицензии на торговлю спиртным бутлегерам и даже получал взятки за то, что обеспечивал осужденным президентское помилование. Когда в середине 1920-х годов конгресс затеял специальное расследование деятельности бюро, журналисты окрестили эту организацию «департаментом легкого поведения».

Юристу Джону Эдгару Гуверу исполнилось всего 29 лет, когда его назначили директором этой организации, с тем чтобы он вычистил авгиевы конюшни. Гувер был аскетом и человеком строгих правил. В свои 29 он все еще жил с любящей матушкой в родительском доме в Вашингтоне, неподалеку от Капитолийского холма (Сьюард-сквер, 413). В детстве он заикался, но сумел побороть этот недостаток, заставляя себя говорить отрывисто и очень быстро — так быстро, что за ним не могла поспеть ни одна стенографистка. Гувер был человеком аккуратным, целеустремленным и дисциплинированным — плотью от плоти вашингтонской бюрократии, среди которой он и вырос. Никто не сомневался, что он пойдет по стопам отца, чиновника Береговой и геодезической службы, и станет государственным служащим. Гувер учился на вечернем отделении Университета Джорджа Вашингтона и был активным членом студенческого братства «Каппа Альфа». Днем он работал клерком в библиотеке конгресса. Диплом бакалавра юриспруденции он получил в 1916 году, магистерскую степень — годом позже и сразу после этого вступил в коллегию адвокатов округа Колумбия.

В июле 1917 года его взяли на работу в Министерство юстиции. В то время многие подающие надежды молодые юристы ушли со службы, записавшись добровольцами в армию, и Гувер, всегда с иголочки одетый, пунктуальный и усердный, быстро пошел в гору. За первые полгода службы он получил два повышения. Сначала он перешел в отдел регистрации иностранцев, а затем был назначен начальником Разведывательного управления, нового департамента, который боролся с радикальными движениями в среде рабочих, с анархистами и коммунистами. Его деятельность на этом поприще получила самую высокую оценку, и он дал свое первое интервью «Нью-Йорк таймс». В январе 1920 года его управление организовало облаву на коммунистов в 33 городах, и в результате было арестовано более 3000 человек. А Гувер уже прощупывал возможности получения нового места. В августе 1921 года он этого добился: стал заместителем директора ФБР.

В 1924 году деятельностью бюро занялся сенат. В итоге были уволены и попали под суд и директор ФБР, и министр юстиции. Новый министр, Харлан Фиске Стоун, не знал, что ему делать с этой конторой. Сохранились его записи: «…в ее штате полно людей с самой дурной репутацией… не признает закона… агенты вовлечены в крайне жестокие и недостойные дела» и т. п. Стоун не знал, кому поручить реформирование такой организации, и один из его друзей предложил кандидатуру Гувера: молод, но честен, старателен и трудолюбив. Стоун поспрашивал коллег, получил самые лестные отзывы, и 10 мая 1924 года Гувер встал во главе ФБР, правда пока только в качестве исполняющего обязанности директора.

Первым делом он решил заменить агентов на местах (к 1929 году их насчитывалось 339 человек). Гувер твердо знал, кого он хочет видеть в штате: ему были нужны молодые, энергичные белые в возрасте от 25 до 35 лет, с юридическим образованием, смышленые, умеющие формулировать свои мысли, аккуратные и выросшие в приличных семьях. Словом, ему требовались люди такие же, как он сам. И он их нашел. Уже через несколько недель Гувер избавился от наследия прежнего руководства, положил конец протекционизму при приеме на работу и стал набирать сотрудников по способностям. Желавших служить в ФБР оценивали по критериям «уровень интеллекта», «поведение во время интервью», а также по «внешнему виду». Последняя графа предполагала оценки «опрятен», «вульгарно одет», «одет бедно» и, наконец, «неаккуратен».

В своей организации Гувер правил самовластно, и сотрудники боялись его как огня. Ревизоры могли нагрянуть в местные отделения в любой день без всякого предупреждения и записать всех, кто опоздал на работу хотя бы на минуту. Гувер не терпел бездельников и нерях, требовал строжайшего соблюдения новых правил поведения, которые он довел до общего сведения. Во главе региональных отделений он поставил руководителей, называвшихся «ответственными специальными агентами» (в 1929 году всего их было 25). Малейшее нарушение дисциплины влекло за собой увольнение. Когда глава Денверского отделения предложил посетителю выпить у себя в рабочем кабинете, его тут же отправили в отставку.

«Я хотел бы, чтобы Бюро расследований и Министерство юстиции в целом рассматривались как сообщество джентльменов, — объявил Гувер в 1926 году. — И если кто-то не умеет себя вести на службе, то мне придется с ним расстаться».

Те, кто удержался в бюро из прежнего состава, и новички, набранные Гувером, представляли собой однородную группу. Многие из них были родом с юга. Многие окончили тот же университет, что и директор, — Университет Джорджа Вашингтона, причем часть из них тоже принадлежала к братству «Каппа Альфа». Заместитель директора, служивший в ФБР с 1917 года, Гарольд Натан по прозвищу Папаша был именно из числа «каппаальфовцев». Кстати, Натан в течение многих лет был единственным евреем в бюро. Агенты, приезжавшие в Вашингтон в командировку, часто останавливались в доме «Каппа Альфа». Оттуда же пришел на службу в ФБР и молодой человек родом из штата Миссисипи, адвокат Хью Клегг, — в будущем еще один заместитель директора. В первые месяцы службы Клеггу, как и другим новым сотрудникам, пришлось поработать в нескольких местных отделениях. Таким новичкам зачастую приходилось сталкиваться с враждебностью местной полиции. Полицейские видели в безоружных людях Гувера жалких дилетантов, которые хотят захватить их поле деятельности, и прозвали фэбээровцев диджеями и ребятами из колледжа.

В чем-то копы были правы в своих насмешках. В ведомстве Гувера внешний вид, преданность делу и трудолюбие ценились выше, чем бойцовские качества. Почти ни у кого из новых сотрудников не было опыта столкновений с преступниками, и Гувер это с сожалением признавал. Поговаривали, что Гуверу нравятся мужчины «молодые и милые». Он заявлял во всеуслышание, что у него все сотрудники имеют юридическое образование, однако в то же время потихоньку набирал не только юристов, но и ветеранов полиции с юго-запада. Эти «ковбои» были людьми совсем другой породы. Они пили, жевали табак и сплевывали на пол, но на их поведение директор закрывал глаза, потому что они умели искать и находить преступников. В нарушение правил некоторые из них продолжали носить оружие. В Вашингтоне Джон Кит таскал с собой кольт 45-го калибра, в Далласе Чарльз Винстед не расставался с большой винной бутылкой, а в Чикаго бывший техасский рейнджер Джеймс Уайт по прозвищу Док носил за поясом кольт с костяной рукояткой, а в голенище — большой нож. Двое из тех, кому Гувер поручал расследование важнейших дел в первые годы своего руководства ФБР, были именно такими ветеранами-«ковбоями»: Гус Т. Джонс, глава отделения в Сан-Антонио, и старший брат Дока Уайта, тоже бывший рейнджер, — Томас Уайт, который возглавлял оклахомский офис.

Реформы Гувера изменили ФБР. Были закрыты плохо работавшие местные отделения, уничтожена бюрократическая волокита, построена вертикаль власти, стандартизована документация. Не прошло и полугода с момента назначения Гувера, как бюро превратилось в образцовую, современную и эффективную правительственную организацию. Вскоре статус «исполняющий обязанности» был изменен, и Гувер стал полноправным директором. Теперь, после всех преобразований, оставалось одно: найти свое поле деятельности. В первые шесть лет правления Гувера наиболее важными (хотя и не самыми громкими) оказались два дела: расследование коррупции в федеральной тюрьме в Атланте и дело об убийствах, связанных с захватами богатых нефтью земель, принадлежавших индейцам в Оклахоме. Этими расследованиями руководил «ковбой» Том Уайт. В 1927 году его назначили начальником тюрьмы в Левенуэрте, и главе нового расследования — дела о побеге опасных преступников — Гувер поставил Гуса Джонса.

Агенты ФБР выполняли всю работу по розыску бандитов, но, когда дело доходило до ареста, они были вынуждены уступать место полицейским сыщикам. «Помню, обнаружили мы дом, где скрывается преступник, — вспоминал Хью Клегг. — Звоню в полицию. Полицейский мне говорит: „Ты становись у задней двери, а я пойду через центральный вход. У тебя ведь револьвера нет, значит, внутрь идти должен я.“ Я подобрал кусок кирпича, стою у задней двери и молюсь, чтобы бандит не вздумал уходить этим путем. Думаю: если он выйдет и начнет стрелять, я пропал, — у меня же никакого оружия, я полностью в его руках…»

Гувер занимался только административной работой. Он редко покидал свой вашингтонский кабинет, уставленный красивыми китайскими безделушками. Хотя директор ФБР позиционировал себя как главного борца с преступностью, он лично не произвел ни одного ареста, не говоря уже о том, чтобы хоть раз выстрелить из револьвера. Расследования вели главы местных отделений, а директор наблюдал за их работой и, если ему что-нибудь не нравилось, отправлял им гневные послания. И он, и Папаша Натан бывали очень резки в своих суждениях и оценках. Они оба, разумеется, отдавали себе отчет в том, что по-настоящему компетентных сотрудников у них совсем немного. Натан писал Гуверу в июне 1932 года: «Мне кажется, что вся проблема в том, что у многих наших руководителей на местах в голове сплошной туман. Что ни говори, они плоховато шевелят извилинами».

Как и всякий умный чиновник, Гувер заботился о том, чтобы народ был в курсе деятельности его организации. Он выступал с речами, время от времени давал интервью газетам и всякий раз при этом подчеркивал монолитное единство бюро и приверженность его сотрудников тому, что он сам называл «научным подходом к борьбе с преступностью»: обвинение должно строиться на строгих доказательствах, отпечатках пальцев и свидетельствах очевидцев. Нельзя сказать, чтобы вся пресса ему верила. В 1932 году в журнале «Коллиерс» появилась статья, в которой ФБР называлось «личной политической машиной Гувера».

«Этот человек доступен посетителям меньше, чем президенты, — писал журналист. — Он держит своих агентов в страхе, под постоянной угрозой увольнения, перемещает их с места на место по первому своему капризу. Ни в одной другой правительственной организации нет такой чехарды с кадрами».

Именно эта статья впервые намекнула на ахиллесову пяту Гувера: пустила слух о его нетрадиционной сексуальной ориентации: «По своему внешнему виду мистер Гувер совсем не похож на полицейского сыщика, каким мы его себе представляем по детективным романам. Одевается он очень изящно, предпочитает, чтобы галстук, носочки и носовой платок всегда были выдержаны в голубом цвете… Он небольшого роста, полноват, деловит, манеры и походка у него несколько жеманные».

Первые восемь лет руководства Гувера ФБР занималось только мелкими делами. Шанс попасть в центр общего внимания появился лишь в июне 1932 года, после принятия так называемого закона Линдберга. За три месяца до этого в Хопуэлле (Нью-Джерси) был похищен, а впоследствии и убит маленький сын Чарльза Линдберга. По новому закону похищение человека стало рассматриваться как преступление федерального значения, но при условии, что похититель или его жертва пересекли границу штата. Дело Линдберга породило целый ряд сходных преступлений, но, к огорчению Гувера, за весь 1932 год ни одно из этих дел не подпало под новый закон. Однако преступный мир осознал, что при похищении людей можно с легкостью получать огромные выкупы, и количество таких преступлений стало стремительно расти. В 1933 году было совершено 37 громких похищений, в два раза больше, чем в любой из предшествующих годов. Их стало столько, что «Нью-Йорк таймс» завела для репортажей о них постоянную колонку. Начиная с февраля 1933 года, когда в Денвере был похищен миллионер Чарльз Бётчер III, агенты ФБР включились в расследования подобных дел и участвовали в раскрытии примерно десяти из них. Фэбээровцы наконец-то оказались причастны к делам, которые привлекали внимание широкой публики.

Когда Рузвельт приступил к исполнению президентских обязанностей, известия о похищениях постоянно мелькали на страницах газет по всей стране. В памяти людей еще были свежи 1920-е годы — та волна преступности, олицетворением которой стал Аль Капоне, — и репортажи о новом виде преступлений подливали масла в огонь дебатов на тему: нужна ли нам федеральная полицейская служба? Мнения разделились. С одной стороны, раздавались голоса сторонников реформ, обвинявших местную полицию в коррумпированности и неспособности справиться с новым, мобильным поколением преступников, для которых пересечь границу штата все равно что перешагнуть трещину на тротуаре. Но с другой стороны, сильны были и позиции местных — городских и окружных — властей, не собиравшихся отдавать федералам свою территорию. Их поддерживали и некоторые конгрессмены: они заявляли, что введение общенациональной полиции — это первый шаг к созданию американского гестапо. Антифедерализм в то время был все еще силен. Многие, особенно на юге и на Среднем Западе, и раньше мало доверяли Вашингтону, а с началом Великой депрессии эти настроения резко усилились: во всех бедах винили политиков. Споры обострились после избрания Рузвельта. Советники подталкивали нового президента к централизации власти, внушали ему, что только переход управления от отдельных штатов и городов к федеральному правительству может возродить экономику. В рамках этих дебатов обсуждалась и централизация правоохранительных органов.

За первые сто дней президентства Рузвельта через конгресс успешно прошли десятки законов, определивших его «Новый курс». В этот период главным сторонником учреждения федеральной полиции выступил помощник президента Луис Хоу. Не вызвало удивления и то, что на ту же точку зрения встал заменивший Томаса Уолша новый министр юстиции — бывший адвокат из Коннектикута Гомер С. Каммингс. Весной 1933 года Хоу и Каммингс готовили реформу Министерства юстиции и обсуждали вопрос о том, какое место может занять в нем федеральная полиция.

Для Гувера избрание Рузвельта означало, что он может либо все получить, либо все потерять. Большая часть знатоков правительственной политики была уверена в том, что Гувера уволят, и если бы сенатор Уолш не скончался, то скорее всего так бы и произошло. Но теперь положение изменилось: если бы Гуверу удалось убедить Белый дом в своей полезности, то у него мог появиться шанс, весьма небольшой конечно, что его маленькое бюро станет ядром будущей федеральной полиции. Разумеется, в правительстве были и другие люди, которые претендовали на ту же роль. Среди них выделялся Элмер Айри, глава следственной части Налогового управления. Активная работа этого ведомства в 1931 году привела на скамью подсудимых самого Аль Капоне.

Всю весну 1933 года Гувер занимался лоббированием своих интересов: ему нужно было если не продвинуть свое ведомство, то, по крайней мере, сохранить его в нынешнем виде. Главы отделений ФБР на местах получили задание добыть письма поддержки от видных политиков. Бывший начальник Гувера Харлан Фиске Стоун, ныне один из судей Верховного суда, обратился к своему коллеге Феликсу Франкфуртеру, а тот переговорил с самим Рузвельтом. Однако позиции противников Гувера были все еще сильны. Один из советников Рузвельта впоследствии писал, что на президента «оказывали огромное давление многочисленные политики, требовавшие одного: заменить Гувера одним из тех полицейских начальников, который будет мягче относиться к их протеже при поступлении на должности».

Судьба Гувера всю весну висела на волоске. Ему были необходимы ощутимые успехи, отраженные в газетных заголовках, уголовные дела, которые сделают его публичной фигурой и продемонстрируют, что ФБР неузнаваемо изменилось. И Гувер получил все это, однако способ оказался необычным: славу ФБР принесла борьба с теми преступниками, на деятельность которых юрисдикция бюро никак не распространялась, — с грабителями банков.

Первое достоверно известное ограбление банка в США (на самом деле, скорее, ночная кража со взломом) произошло в 1831 году. Некто Эдвард Смит проник в банк на Уолл-стрит и забрал оттуда 245 тысяч долларов. Его поймали и приговорили к пятилетнему заключению в тюрьме Синг-Синг. Это преступление заставило американские банки заняться вопросами безопасности: в 1834 году в них были установлены сейфы. Однако вплоть до Гражданской войны вооруженных ограблений не происходило. Во время войны налетчики из числа конфедератов ограбили несколько банков на севере страны, но первое ограбление банка гражданским лицом состоялось только 15 декабря 1863 года. В этот день некто Эдвард Грин, человек бешеного темперамента, вломился в банк в Мадлене (Массачусетс), выстрелил кассиру в голову и забрал 5000 долларов. В 1866 году этому первопроходцу накинули на шею петлю.

Первое организованное ограбление банка в мирное время произошло в 1866 году в Либерти (Миссури). Его совершила банда безработных, бывших партизан, воевавших на стороне конфедерации. Во главе банды стояли братья Джеймс — Фрэнк и Джесси. Банда Джеймсов занималась грабежами в течение последующих пятнадцати лет, ее дела постоянно муссировались прессой, и у бандитов появилось множество подражателей на западе: среди них были братья Дэлтон, Билл Дудлин, а также знаменитая банда «Дыра в стене» Буча Кэссиди и Малыша Санданса. После того как Кэссиди и его сообщник в 1901 году бежали в Южную Америку, а освоение Фронтира на западе страны было окончательно завершено, грабежи банков на время вышли из поля зрения прессы и широкой публики. Банки, конечно, продолжали грабить, но никто из бандитов не стал известен всей стране. Если верить статистике (впрочем, ненадежной), количество преступлений такого рода значительно упало в годы, предшествовавшие Первой мировой войне.

Однако и после войны их число не сильно увеличилось. По крайней мере до середины 1920-х годов бандиты предпочитали открытому грабежу ночные кражи. В это время получила известность банда Ньютонов — четырех братьев из Техаса, которые с 1919 по 1924 год обокрали десятки банков на Среднем Западе. Тактика у них была такая же, как у любых других взломщиков: они проникали в банки по ночам, «отпирали» дверцы сейфов при помощи нитроглицерина и уходили с добычей — обычно раньше, чем шерифы успевали организовать преследование. Все это работало до тех пор, пока в середине 1920-х годов банки не установили сверхпрочные сейфы и сигнализацию. Тогда Ньютонам и другим бандитам этого поколения пришлось заняться грабежами среди бела дня. Самой большой их добычей — крупнейшей за все десятилетие — оказалась сумма в 2 миллиона долларов, похищенная при ограблении почтового поезда в Раундауте (Иллинойс, неподалеку от Чикаго).

Когда в 1934 году правительство вдруг обнаружило, что в стране открыто орудуют банды до зубов вооруженных грабителей банков, то задалось вопросом: откуда они взялись? Большинство сошлось на том, что всему виной Великая депрессия. В принципе это было верно: значительную часть нового поколения бандитов составляли отчаявшиеся безработные. Однако, возлагая всю вину за Великую криминальную волну 1933–1934 годов только на экономику, забывают о том, что предшествующий период (1925–1932 годы) оказался золотым веком для такой категории грабителей, как налетчики. Эти люди совершали свои многочисленные грабежи в основном на территории от Техаса до Миннесоты, которую стали называть «криминальным коридором». Согласно статистике, опубликованной страховой компанией «Трэвелерс Иншурэнс Компани», с 1920 по 1929 год преступления с похищением собственности — от грабежей банков до налетов на аптеки — в среднем выросли: в Далласе с 17 до 965 в год, в городе Гэри (Индиана) — с 30 до 300, в Сагино (Мичиган) — с 9 до 836. Поэтому можно сказать, что преступления, которые в 1934 году прославили на всю Америку таких людей, как Джон Диллинджер, были не началом криминального бума, а его завершением.

Волна грабежей банков явилась и следствием технического прогресса, продемонстрировавшего несовершенство механизмов полицейской защиты. После войны у бандитов появилось гораздо более мощное оружие, чем прежде, — тут надо в первую очередь отметить автомат Томпсона, способный производить 800 выстрелов в минуту. Он давал бандитам преимущество в огневой силе по сравнению со всеми (исключение составляли специально вооруженные полицейские, в основном городские). Но особенно успеху грабежей способствовали автомобили, особенно новые модели с надежным и мощным восьмицилиндровым двигателем V-8. Пока деревенский шериф вручную заводил рукоятью свой старенький «Форд-А», бандит успевал укатить очень далеко. Интересно, что первым автомобиль при грабеже банков использовал не американец, а француз: это было еще в 1915 году. А одним из первых американцев, сделавших то же самое, стал опытный налетчик из Оклахомы Генри Старр: в 1921 году он ограбил банк в Гаррисоне (Арканзас) и ушел от погони на автомобиле марки «нэш». Такая практика скоро стала обычной.

«В 75 процентах всех преступлений сегодня задействуется автомобиль, — писал один из аналитиков в 1924 году. — Машины и хорошие дороги значительно увеличили количество некоторых видов преступлений. У нас теперь появился тип „бандита на автомобиле“, который действует только при помощи машины, независимо от того, собирается ли он грабить банк, жилой дом или просто обобрать пешехода».

Местная полиция оказалась к этому не готова: ей не разрешалось преследовать машины бандитов, пересекавшие границы штатов. Поэтому особенно привлекательными для преступников оказались именно границы штатов: самую печальную известность получил район, где сходились штаты Миссури, Оклахома и Канзас. Однако центральное правительство на помощь не спешило: ограбление банка не считалось федеральным преступлением. Координация между разрозненными местными полицейскими службами была очень слаба. Только в некоторых штатах уже возникли централизованные полицейские управления (полиция штата), но и у них недоставало ресурсов для расследования серьезных дел. Поэтому на борьбу с преступностью на Среднем Западе, как в старые добрые времена, выходили вооруженные граждане, составлявшие добровольческие «комитеты бдительности». Это, однако, не помогало: если налетчику удавалось целым и невредимым уйти с места преступления, то шансов его поймать почти не оставалось.

В такой ситуации грабежи банков становились все более заманчивым занятием для простого народа на Среднем Западе, тем более что деньги было на что потратить. В 1920-е годы развернулось производство товаров массового спроса: одежда, стиральные машины, радиоприемники — все это поступало в продажу. Однако засуха и последовавший за ней спад в сельском хозяйстве привели к тому, что очень немногие фермеры могли позволить себе приобрести то, что красовалось в витринах магазинов. А одно-единственное ограбление банка давало возможность изменить всю жизнь. В то время как средний доход на душу населения в штатах вроде Оклахомы или Миссури опустился до уровня 500 долларов в год, ограбление банка сулило 10 тысяч за одно утро.

Братья Ньютон в новую моторизованную эпоху оказались типичными непрофессионалами и скоро сошли со сцены: их арестовали после ограбления поезда в Раундауте. А бандитом, который первым вышел на новый уровень в деле грабежей банков, оказался Герман К. Ламм по прозвищу Барон, немецкий эмигрант, родившийся в 1880 году. Имя этого человека окружено множеством мифов. Говорили, что свою криминальную карьеру он начинал еще в банде «Дыра в стене». Однако достоверно известно, что примерно в 1917 году, сидя в тюрьме штата Юта, Ламм разработал целую теорию грабежа. Он первым догадался «выслеживать» банки, то есть, прежде чем идти на дело, устанавливать слежку за охранниками и кассирами, получать сведения о системе вызова полиции. Банки он именовал «кувшинами», а человек, ведущий слежку, назывался у него «маркировщик кувшинов». У каждого из членов банды Ламма была определенная функция: один стоял на шухере, другой сидел за рулем автомобиля, третий отвечал за ту часть помещения, где находились посетители банка, четвертый сразу направлялся в хранилище за деньгами. Самым важным изобретением Ламма были специальные дорожные карты («мерзавчики»), на которых размечались все возможные пути ухода. Наметив банк для грабежа, Ламм тщательно исследовал все ведущие к нему дороги («кошачьи тропы») на расстоянии в десятки миль. Он записывал все приметные ориентиры на местности и при помощи секундомера размечал временные отрезки. Явиться в банк с дробовиком и забрать деньги способен любой подросток, самое сложное — это уйти целым и невредимым. «Мерзавчики» Ламма, крепившиеся к приборной панели автомобиля, избавляли бандитов от необходимости выискивать пути отхода. Банда Ламма в 1920-е годы совершила десятки успешных ограблений, пока ее главаря в 1930 году не застрелили вблизи Клинтона (Индиана). Впоследствии его система нашла массу приверженцев. Двое из членов банды Ламма будут обучать ей заключенного тюрьмы штата Индиана по имени Джон Диллинджер.

Три человека из банды Ламма оказали большое влияние на знаменитых преступников 1933–1934 годов. Один из них — Эдди Бентц, уроженец Сиэтла, грабивший банки по всей Америке и обучивший основам ремесла и Автомата Келли, и Малыша Нельсона. Эдди был большим любителем чтения и считал себя интеллектуалом. Он разъезжал по стране с целой библиотекой классической литературы и в свободное от работы время его можно было увидеть с томиком «Путешествие пилигрима». Другой знаменитый налетчик «века джаза» — Харви Бейли, бывший бутлегер. Этот бандит вел себя как джентльмен: усаживая в свою машину взятых в банке заложниц, он именовал их «хозяйками». Бейли рассчитал и подготовил самый удачный налет 1920-х годов — ограбление инкассаторов неподалеку от Денвер-Минт в 1922 году. Это принесло ему столько денег, что он смог на время отойти от дел. Он открыл несколько бензоколонок и автомоек на юге Чикаго, однако в 1929 году, после краха биржи, потерял все свои сбережения и был вынужден начать карьеру с нуля. Бейли отправился Сент-Пол, где обучал начинающих грабителей банков, собиравшихся в пользовавшейся дурной славой таверне «Зеленый фонарь». Среди его «учеников» были Автомат Келли, Элвин Карпис и братья Баркер. В 1932 году Бейли арестовали в Канзас-Сити во время игры в гольф. Его отправили в тюрьму, однако 31 мая 1933 года он организовал массовый побег заключенных и снова занялся грабежами. Третий и последний из знаменитых налетчиков «века джаза» — Фрэнк Нэш по прозвищу Джелли. Именно он сумел пронести в тюрьму оружие, которое помогло его другу Харви Бейли вырваться на свободу. Нэш, здоровенный мужчина со смешной накладкой фальшивых волос, начинал преступную деятельность в родной Оклахоме: верхом на лошади грабил поезда. Впоследствии его арестовали и посадили в Левенуэрт, он сбежал оттуда и тоже подался в Сент-Пол, чтобы грабить банки вместе с Бейли и бандой братьев Баркер.

Всем троим — Эдди Бентцу, Харви Бейли и Фрэнку Нэшу — было суждено сыграть ключевые роли в Великой криминальной волне 1933–1934 годов. Именно Нэш, сам того не желая, запустил механизм войны преступного мира с ФБР и Джоном Эдгаром Гувером. И сделал он это не потому, что собрался ограбить банк или похитить какую-нибудь важную персону, а потому, что пожелал насладиться отдыхом на тихом курорте в Арканзасе.

 

II

БОЙНЯ,

УЧИНЕННАЯ НЕИЗВЕСТНЫМИ

8 — 15 июня 1933 года

С точки зрения газетного репортера, июнь выдался тихий. В Вашингтоне сенаторы обсуждали внесенный администрацией Рузвельта законопроект о восстановлении промышленности. Каждое утро приходили новые тревожные вести из Германии. Так, 6 июня был уволен дирижер Берлинского государственного оперного театра Отто Клемперер. Он был еврей, а по новому закону лицам «неарийского происхождения» запрещалось находиться на государственной службе. В Индии Махатма Ганди голодал в знак протеста против дурного обращения с «неприкасаемыми». Всю эту неделю читатели «Нью-Йорк таймс» следили за новостями о техасском летчике Джеймсе Маттерне, который пытался побить рекорд времени кругосветного перелета: как раз в эти дни он «покорял» Сибирь. В Чикаго пришла пыльная буря с долин. Она повалила деревья, оборвала провода и заставила тысячи посетителей только что открывшейся Всемирной выставки в панике искать укрытия.

Вечером 8 июня 1933 года, во вторник, школьный учитель из Оклахомы по имени Джо Гудиберг доигрывал партию в покер с друзьями в своем деревянном доме, находившемся в пригороде городка Кромвель. Когда игра была закончена, Гудиберг вышел на улицу и потянулся. Жара никак не спадала. Пока гости садились в свои машины, он не торопясь прошел к гаражу и закрыл его на засов.

В гараже находился отличный черный «понтиак», принадлежавший Гудибергу, а также бандит Чарли Флойд по прозвищу Красавчик, который забрался туда, чтобы эту машину угнать.

Оказавшись в темноте, Флойд выругался. Вот уже несколько месяцев ему постоянно не везло. Чарли Флойду — а никто, кроме газетчиков, не называл его Красавчиком — было 29 лет. Небольшого роста — всего пять футов восемь дюймов, со здоровенными ручищами и круглым плоским лицом, он напоминал молодого Бейба Рута. Глаза у Флойда были серые, а волосы он зачесывал назад, оставляя слева пробор. Вблизи него можно было уловить слабый запах сирени — это был запах препарата для укрепления волос.

Из всех преступников, именам которых предстояло прогреметь в это время в Америке, один только Флойд был уже знаменит — по крайней мере в Оклахоме, где он стал героем для тысяч недовольных властями жителей. Все знали историю его жизни. Сын довольно состоятельных родителей-фермеров, он с детства отличался редким упрямством. В своем родном городке Эткинсе он работал в поле и время от времени занимался мелкими кражами, пока в 1925 году не попался при взломе магазина Крогера и не угодил на пять лет в тюрьму штата Миссури. Выпущенный в 1930-м, Флойд переехал в Канзас-Сити и попытался начать новую жизнь. Однако его постоянно тревожила полиция, и потому он почувствовал себя жертвой несправедливости. Флойд возобновил знакомство с товарищами по тюрьме, перебрался в Огайо и вскоре был там арестован за ограбление банка. Когда поезд вез его в тюрьму, он сбежал, выпрыгнув из окна, и скрылся в Оклахоме. Осенью 1931 года Флойд взялся за грабежи банков в маленьких городках своего родного штата, и его имя стало появляться в оклахомских газетах. Однако на первые страницы он попал в связи с преступлением, к которому был непричастен. 2 января 1932 года двое бывших заключенных устроили засаду и убили шестерых полицейских неподалеку от Спрингфилда (Миссури). Эта резня остается до сего дня самым крупным преступлением подобного рода в американской истории. В сообщении Ассошиэйтед Пресс промелькнула гипотеза, что к этому делу причастен Флойд, а оклахомские газеты охотно подхватили новость, представляющую интерес для местных жителей.

Это была искра, от которой разгорелось пламя легенды. Газета «Маскоджи дэйли феникс» писала: «Флойд теперь вошел в число настоящих монстров, поскольку на его счету одиннадцать человек, и все убитые — полицейские. Подвиги Билли Кида бледнеют рядом с хладнокровными, однообразными убийствами светловолосого Красавчика Флойда, который научил плохих парней в Оклахоме пользоваться автоматом и бронежилетом».

Прозвание «современный Билли Кид» оказалось более чем привлекательной приманкой для газет. Только в январе 1932 года Флойду приписали ограбления банков в трех разных городах, хотя, по всей видимости, он был причастен только к одному из них.

Но это было уже не важно. Газета «Дэйли Оклахомэн» призвала к мобилизации Национальной гвардии. Страховые премии оклахомских банков, расположенных в маленьких городках, выросли вдвое — и в этом прямо обвиняли Флойда. Губернатор Уильям Мюррей по прозвищу Альфальфа Билл объявил награду в 1000 долларов за его поимку.

Это был классический случай медийной истерии, рекламной кампании, которая создает подобие реальности, а это подобие, в свою очередь, превращается в миф. Той зимой газеты каждое утро преподносили историю о новом подвиге Флойда: сообщение о том, что снова ограблен банк, и далее — свидетельства очевидцев и предположения, где грабитель может нанести следующий удар. Полицейские безуспешно прочесывали Восточную Оклахому в его поисках, Флойд понимал, что происходит, и потому сделал грубый, но смелый ход: попробовал заручиться поддержкой общества. Он направил письмо губернатору, требуя, чтобы тот отменил приказ о награде за его поимку, и добавлял: «Я никогда не грабил никого, кроме богачей». Такое заявление обеспечивало Флойду расположение жителей сельской Оклахомы: он представлялся гонителем «богачей», а губернатор тем самым превращался в их защитника. Поступая таким образом, Флойд провоцировал социально-экономический спор, в котором гарантированно выигрывал.

Слава Флойда упрочилась после того, как он вышел невредимым из пары перестрелок с полицией на улицах Талсы. Губернатор Мюррей назначил специального следователя по имени Эрв Келли, чтобы выследить бандита, но тот застрелил Келли в полуночной перестрелке. Однако к концу 1932 года Флойд начал уставать от жизни в бегах. Он укрылся у родственников и «ушел на пенсию». Точнее говоря, поначалу он хотел остаться заочным руководителем компании безработных, пытавшихся стать грабителями банков, которую возглавлял мрачный алкоголик по имени Адам Ричетти. Но эта банда оказалась совершенно бесталанной, и к весне 1933 года Флойд совсем отошел от дел. Теперь он проводил время на кухне в доме своих двоюродных братьев, занимаясь выпечкой пирогов. Однако, когда были арестованы несколько его родственников, Флойд решил, что надо на некоторое время покинуть Оклахому. В тот вторник он пробрался на ферму Джо Гудиберга, чтобы угнать машину и уехать.

Закрыв гараж, Гудиберг направился к своему дому. Вдруг он услышал позади себя скрежет и из гаража послышались звуки сильных ударов. Он повернулся, чтобы узнать, в чем дело, и увидел, как его черный «понтиак» вылетает на улицу, выбив деревянные двери. Ревущая машина пронеслась мимо ошарашенного учителя и вырулила на дорогу. Друзья Гудиберга вскочили в свои машины и бросились в погоню. Однако было поздно: Красавчик Флойд оторвался уже очень далеко.

Он взял курс на север, в Канзас-Сити.

Через два дня после того, как Флойд выбил двери в гараже оклахомского учителя, человек по имени Хорас Гриссо шел на работу по улицам городка Нью-Карлайл (Огайо), расположенного неподалеку от Дейтона. Гриссо служил бухгалтером в местном отделении Национального банка. Он остановился перед входом, достал ключи, открыл замок и направился к кассам. Его шаги по мраморному полу эхом отдавались под сводами банка. Как только он занял свое место за окошечком кассы, перед ним как из-под земли выросли три человека с лицами, завязанными платками. «А ну-ка, приятель, открывай сейф!» — приказал лидер этого трио, который в это утро впервые грабил банк.

29-летнего грабителя звали Джон Диллинджер. Не далее как три недели назад он был освобожден из тюрьмы штата Индиана. Как и Флойд, Диллинджер был никем в этом мире: еще один бывший заключенный, которого вышвырнули в охваченную кризисом страну, чтобы он сводил концы с концами как хочет. Это был стройный мужчина небольшого роста (пять футов семь дюймов), с коротко остриженными каштановыми волосами. Обычно он имел беззаботный вид, а с его лица не сходила усмешка бывалого человека. Он отсидел девять долгих лет за пьяное нападение на бакалейщика в своем родном городке неподалеку от Индианаполиса. Выйдя на свободу, Диллинджер пообещал своему отцу, фермеру с крепкими принципами, что больше не свернет с прямого пути, но втайне он лелеял другие планы. Друзей, кроме тех, с кем он познакомился в тюрьме, у него не было, и как раз в описываемое утро он пытался добыть денег на то, чтобы вытащить своих приятелей из-за решетки.

Хорас Гриссо потянулся к ящику, в котором лежала книга с кодами сейфов, но Диллинджер тут же схватил его за руку и только после этого позволил бухгалтеру медленно открыть ящик. Гриссо подошел к сейфу и стал возиться с кодовым замком. Он нервничал, и у него ничего не получалось.

— Давай я его продырявлю, — предложил подельник Диллинджера, Уильям Шоу, совсем молоденький паренек. — Он время тянет.

Диллинджер поднял руку, останавливая его.

— Эй, друг, поторопись, — сказал он Гриссо.

В этот момент входная дверь распахнулась и внутрь вошла одна из служащих банка. Диллинджер прыгнул вперед и перехватил ее. Он жестом приказал ей лечь на пол. «Я бы не хотел делать вам больно» — сказал он, а затем взял со стула рабочий халат и постелил его на полу, чтобы не было так жестко. После этого он связал служащую по рукам и ногам.

К этому времени Гриссо открыл сейф, и юные помощники Диллинджера — Шоу и еще подросток Пол Паркер по кличке Левша — принялись выгружать оттуда мешки с деньгами. Диллинджер оставался у выхода и за то время, пока его сообщники работали, успел уложить на пол еще двоих пришедших на работу клерков. «Нечего так рано на работу приходить», — приговаривал он с усмешкой.

Через несколько минут вся команда была уже в машине, которая на полной скорости неслась в сторону Индианы. На ходу они посчитали деньги. Получилось 10 600 долларов — очень неплохая добыча. Но Диллинджер на этом не успокоился.

В тот же день, ближе к ночи, двое бандитов вошли в аптеку Хаага в Индианаполисе. Шоу направился к большой кассе, а Диллинджер — к малой кассе возле автомата газированной воды. Он наставил револьвер на троих служащих. Те смотрели ему прямо в лицо, и Диллинджер крикнул:

— А ну-ка повернитесь в другую сторону!

Служащие отвернулись и стали смотреть на Шоу.

— Не смотреть на меня! — заорал тот.

Служащие снова повернулись к Диллинджеру.

— Я же сказал: на меня не смотреть! — повторил он.

Через минуту двое бандитов, прихватив выручку из обеих касс, вывалились из аптеки и обнаружили, что Левша Паркер запарковал их машину впритык между двумя другими. Пока Диллинджер осыпал его проклятиями, Паркер успел семь раз стукнуть впереди и сзади стоящие машины. Наконец он вырулил на дорогу. По пути Диллинджеру пришлось объяснять юноше, как паркуют машины, предназначенные для ухода грабителей.

Однако ночь еще не кончилась. Через полчаса Диллинджер показал Паркеру место, где надо остановиться: напротив супермаркета «Сити фудз». Ограбить этот магазин пришло в голову Шоу. Правда, при этом он забыл сообщить Диллинджеру, что один раз уже побывал здесь с той же целью. Когда они зашли в зал с пистолетами в руках, менеджер сразу понурился. «Вот черт, снова они тут», — сказал он. Диллинджер взглянул на Шоу. «Вас, ребята, хоть к нам на службу инкассаторами принимай, — продолжал менеджер. — А настоящие-то инкассаторы только что уехали…»

Действительно, денег в кассах не оказалось. Диллинджер сразу же вышел из магазина, а Шоу немного замешкался, чтобы стырить несколько пачек сигарет. Как только Диллинджер уселся на сиденье рядом с водителем, Паркер вдавил педаль газа, и машина рванула вперед. Шоу все еще оставался в магазине. «Стой! Стой!» — заорал Диллинджер. Но Паркер успел проехать уже целый квартал. Он ударил по тормозам и задним ходом двинулся обратно к магазину. Шоу, тяжело дыша, бежал к ним по улице. Он прыгнул на заднее сиденье, и они понеслись вперед. Паркер был в такой запарке, что даже проскочил знак «стоп». «Слушай, если ты не умеешь водить, — заметил на это старший товарищ, — то пусти за баранку другого парнишку». Они помчались дальше, направляясь к ферме отца Диллинджера.

Так начиналась преступная карьера человека, благодаря которому через несколько месяцев изменится ФБР.

Неподалеку от Веллингтона, Техас

10 июня, суббота

Тем же субботним вечером, когда Джон Диллинджер вернулся в отчий дом, Клайд Бэрроу и его подружка Бонни Паркер ехали на машине через техасский «отросток», направляясь на встречу с братом Клайда Баком. Встреча была назначена у моста на границе с Оклахомой. С ними был прыщавый паренек В. Д. Джонс, выполнявший при Клайде роль шестерки. Впрочем, всех троих на первый взгляд можно было принять за подростков. У Клайда, несмотря на его 23 года, было младенческое личико, а рост всего пять футов семь дюймов. Бонни не хватало одного дюйма до пяти футов, а весила она не более девяноста фунтов. Золотистые волосы, детские голубые глаза, 21 год.

Спустя десятилетия после гибели этой пары их образы в массовом сознании выросли до размеров супергероев — спасибо фильму 1967 года «Бонни и Клайд». В этом кино Клайд предстал вечным подростком с проблематичной сексуальной ориентацией, который все пытается справиться с прекрасной вспыльчивой Бонни. При всей своей привлекательности экранные Бонни и Клайд были всего лишь плодом фантазии сценариста и киношным гимном эпохе 1960-х, с ее излюбленной темой молодежного бунта против авторитарной власти. Герои фильма имели мало общего со своими прототипами, ленивыми бездельниками, которые убили почти дюжину ни в чем не повинных людей во время ограблений и в перерывах между ними.

В реальности эти люди не являлись ни бунтарями, ни философами. Клайд Бэрроу, грабитель из Далласа, был самовлюбленным типом с нестабильной психикой. Как рассказал впоследствии его приятель, Клайда неоднократно насиловали в тюрьме и он был готов пойти на что угодно, чтобы только не попасть снова в камеру. Что касается Бонни, то это была официантка с претензиями на то, чтобы стать королевой сцены. В прошлом у нее был неудачный брак, а встречу с Клайдом она рассматривала как возможность вырваться из тяготивших ее серых будней. Обоим жизнь разбойников казалась чем-то вроде игры. Это становится ясно, когда рассматриваешь их фотографии: они снимали друг друга в картинных позах, с большими револьверами и толстыми сигарами. Настоящие бандиты относились к этой паре с презрением. Один из них назвал Бонни и Клайда «парочкой дешевок, грабивших заправки и угонявших машины», и он был прав. В то время как опытные воры снимали урожай в 50 тысяч только с одного ограбления банка, самым большим кушем, который получили Бонни и Клайд за день работы, были 3800 долларов. Они ограбили гораздо больше заправок и аптек, чем банков.

Оба были родом из Далласа. Семейство Бэрроу, фермеры на субсидии из южных районов города, как и мать Бонни, вдова из Западного Техаса, в начале 1920-х годов влились в поток переселенцев, который двигался из сельской местности в юго-западные города. Бэрроу были так бедны, что в Далласе первое время ночевали под виадуком. Потом отец Клайда стал торговать металлоломом и сумел построить дом в бедном районе за чертой города. Этот район назывался Болото и располагался от центра на другом берегу реки Тринити. Его периодически затопляла река, пересекали линии железной дороги, воздух и вода были здесь отравлены цементными и литейными заводами. Болото представляло собой пыльную кучу унылых домишек, сараев, незаасфальтированных дорог и загаженных дворов.

Бросив школу в 16 лет, Клайд превратился в воришку-подростка, помогавшего своему старшему брату Ливану (все звали его Бак) забираться по ночам в магазины. Братцы представляли собой разительный контраст: апатичный, много пьющий и неразговорчивый Бак — и маленький, горячий, шустрый, розовощекий Клайд, который болтал без умолку, обожал револьверы и поигрывал на гитаре и саксофоне. Впоследствии далласские полицейские будут вспоминать, как задерживали братьев за кражу металлолома, — те, несомненно, пытались помочь отцу. Их сестра, Нелл, утверждала, что Бака и Клайда в первый раз арестовали за то, что они похитили индюшек с фермы в Восточном Техасе. Полиция остановила на дороге их грузовичок с кузовом, полным битой птицы. Бак провел несколько дней в тюрьме, а Клайда отпустили сразу.

Некоторое время Клайд пытался работать и сменил несколько занятий: мальчик на посылках, кассир в кинотеатре, потом рабочий на зеркальной фабрике. Годам к 18 у него стали появляться амбиции, и он решил, что рожден для чего-то большего, чем жизнь в Болоте. Острое желание перемен проявилось в том, что он поменял свое среднее имя с Честнат на Чемпион. Парень полагал, что если он будет именоваться Клайд Чемпион Бэрроу, то поднимется в жизни до тех высот, которых заслуживает. Однако этого не произошло: он так и остался грошовым воришкой. 1928 и 1929 годы он провел, очищая магазины в Северном Техасе вместе с Баком, пока полиция не арестовала Бака однажды ночью после долгой беготни по улицам городишка Дентон.

Клайд встретил Бонни Паркер январским вечером 1930 года в доме на западе Далласа, где она подрабатывала нянькой. Темпераментная девушка с артистическими наклонностями, Бонни рано выскочила замуж за бездельника-тинейджера, а после того, как брак развалился, впала в депрессию. Она была жадной читательницей детективов и киножурналов. Сохранился ее дневник, который рисует портрет молодой женщины, отчаявшейся вырваться из однообразных будней официантки или няньки. «Тоска зеленая, как всегда, — пишет она как-то вечером в 1928 году. — Ни хрена нельзя сделать. Не знаю, как быть». И далее: «Всю неделю ничего не происходило. Почему ничего не случается?»

Бонни и Клайда потянуло друг к другу сразу, как магнитом. Однако роман оказался коротким. Через несколько ночей далласская полиция арестовала Клайда за ограбление. Обвинения были отвергнуты судом, однако сразу вслед за этим его препроводили в Уэйко, чтобы предъявить новые. Бонни, помешавшаяся на Клайде и его захватывающих приключениях, отправилась в Уэйко и поселилась в доме своего двоюродного брата. В это время один из заключенных сказал Клайду, что у него дома есть револьвер. Клайд убедил Бонни пронести оружие в тюрьму. Этим револьвером Клайд и еще двое заключенных воспользовались через несколько дней для побега. Они рванули на север, через Оклахому и Миссури в Индиану, грабя по дороге магазины и угоняя машины. В конце концов полиция настигла их в Мидлтоне (Огайо), и после автомобильной погони Клайд был снова взят под стражу. Его вернули в Уэйко, где судья припаял ему четырнадцать лет, которые ему предстояло отсидеть в жуткой тюрьме штата в городе Хантсвилле.

Однако он не провел там и двух лет. Несколько месяцев Бонни забрасывала своего возлюбленного жалобными письмами, а затем стала встречаться с другими мужчинами. Однако, как только Клайда отпустили — это было в феврале 1932 года, — они немедленно воссоединились. Некоторое время Клайд никого не грабил и даже по протекции сестры устроился работать на стройку где-то в Массачусетсе. Но там он заскучал от одиночества и вскоре вернулся в Болото. Поначалу он отирался вокруг авторемонтной мастерской, которую его отец открыл на Иглфорд-роуд — главной дороге пригорода. Но не прошло и нескольких дней, как за ним явилась полиция Форт-Уэрта. Его арестовали, потом отпустили. Домой Клайд вернулся в ярости. «Мама, я больше никогда не пойду работать, — заявил он своей матери. — И я никогда не дам себя арестовать. Больше ноги моей не будет в этой хреновой тюрьме, клянусь. Лучше я умру. Пусть лучше меня убьют».

По-видимому, после этого ареста он еще более остро, чем раньше, почувствовал себя жертвой, которую преследуют и травят. Он решил, что ему открыт только путь преступления, другого выбора полиция не оставила. Вместе с приятелями он снова принялся за грабежи магазинов. Бонни не принимала в этом участия, как, впрочем, и в дальнейшем непосредственно никогда не участвовала в его делах, разве что иногда сидела в машинах, предназначенных для ухода. Во время одной из таких вылазок в городишке Кауфман (Техас) Клайда застукал ночной сторож, и он вынужден был бежать. Однако машина завязла в дорожной грязи, и тогда Клайд и Бонни увели где-то мула и двинулись верхом на нем по пересеченной местности. Когда наутро их взяли, Клайда отпустили, а Бонни арестовали. Он отправился домой, а она отсидела три месяца в тюрьме и была выпущена в июле 1932 года. В отсутствие Бонни преступления Клайда стали гораздо более жестокими. Он убил хозяина магазина в техасском городе Хилсборо, а уже после того, как Бонни вышла на волю, — шерифа в Оклахоме.

6 августа 1932 года Бонни и Клайд превратились в «Бонни и Клайда» — неразлучную парочку, которую будут всегда упоминать вместе. Именно в этот день подельник Клайда Раймонд Гамильтон тайно увез Бонни от матери к возлюбленному. С этого времени они начали вести образ жизни, который оставался неизменным на протяжении двух лет: они исчезали на несколько недель, иногда месяцев, а потом тайно пробирались домой в Даллас, чтобы встретиться со своими родичами. Эти встречи на обочине какой-нибудь заброшенной дороги в окрестностях города всегда проходили по одному и тому же сценарию. Клайд и Бонни давали знать о том, что вернулись, швыряя бутылку во двор одному из своих родственников. Иногда в бутылке была записка с сообщением, зашифрованным с помощью принятых в семье словечек. Например, фраза «Готовим красные бобы» означала, что встреча назначена на сегодня. С наступлением темноты члены семейства отправлялись на условленное место, расстилали на полянке одеяла, усаживались и принимались слушать рассказы Бонни и Клайда об их последних приключениях.

В этих передвижениях не было ни цели, ни постоянных маршрутов. Клайд просто катался из штата в штат, грабя по дороге заправки или аптеки, — а если на них не удавалось взять ничего ценного, то и банки. Все это делает их историю запутанной, прерывистой и ломаной линией разрозненных эпизодов. Но именно так они и жили, мотаясь по территории, ограниченной Миннесотой, Миссисипи, Колорадо и Нью-Мексико, и редко задерживаясь надолго в одном месте. В отличие от Диллинджера или Красавчика Флойда, Бонни и Клайд вплоть до последних дней своей жизни не пытались обосноваться где-нибудь надолго. В течение многих месяцев они не приближались к дому ближе заброшенного амбара на окраине далласского пригорода Гранд-Прери. Когда они стали более чем известны, им приходилось ночевать в машине, где в беспорядке валялось оружие, номерные знаки автомобилей и обертки от продуктов. Они перестали мыться и забыли о гигиене. Их одежда была грязной. От них воняло.

Клайд, очевидно, желал стать грабителем банков, но его первые шаги на этом поприще закончились позором. 30 ноября 1932 года он с подельником ворвался в банк местечка Ориного (Миссури, недалеко от Джоплина). Последовала перестрелка, во время которой приятель Клайда успел сгрести несколько купюр. Они прыгнули в машину и сумели уйти от плохо организованного преследования. Улов составил долларов 80. Всю зиму Бонни и Клайд продолжали путешествовать и убивать людей. На Рождество они убили в Темпле (Техас) человека, попытавшегося помешать им угнать свою машину. Убили сыщика, который как-то вечером наткнулся на них в Болоте. Взяли в заложники полицейского на мотоцикле в Спрингфилде (Миссури), когда он остановил Клайда за превышение скорости. Тем не менее их криминальная известность не выходила за границы Далласа. Там известия об их преступлениях печатали на первых полосах, но за пределами Техаса о них никто не слышал.

В марте 1933 года Бак был условно-досрочно освобожден из тюрьмы. Вместе со своей женой Бланш он встретился с братом в Джоплине. Они сняли квартиру с гаражом и принялись за грабежи ювелирных магазинов. 13 апреля в квартиру нагрянули полицейские, которых вызвал что-то заподозривший сосед. Клайд и Бак напали на них и двоих убили, а сами, целые и невредимые, скрылись. Это убийство впервые вывело упоминания о «банде Бэрроу» на первые страницы газет за пределами Техаса. В квартире были найдены стихи Бонни, а также фотографии, на которых парочка позировала с револьверами и сигарами, — и это сразу сделало Бонни известной, хотя ее настоящая слава оказалась уже посмертной.

Две недели спустя обе пары в сопровождении В. Д. Джонса ехали через город Растон в Северной Луизиане, присматривая очередной банк для грабежа. Джонс угнал машину у местного гробовщика, и хозяин вместе со своей подругой пустился за ними в погоню. Клайду пришлось взять их в заложники. Их везли целый день на машине (впоследствии этот эпизод послужил основой для весьма выразительной сцены в фильме 1967 года), а затем отпустили. Джонс соскучился по дому и сбежал. Клайд и Бонни повстречали его на обочине далласской дороги много позже, 9 июня. В этот день они втроем снова отправились в район «отростка», собираясь встретиться с Баком и Бланш Бэрроу.

Тем памятным субботним вечером Клайд вел машину по техасскому шоссе № 203 — проселочной дороге с многочисленными спусками и подъемами, редко посещаемой ремонтниками. Машина подъехала к разрушенному мосту над одним из рукавов Ред-Ривер, находившемуся в шести милях к востоку от деревушки Квейл. В темноте и на скорости 70 миль в час Клайд не заметил поваленный знак, предупреждавший об опасности, и помчался прямиком к обрыву. Тяжелый «форд» вдруг взмыл в воздух. Он пролетел над склоном, дважды перевернулся и врезался в песок обмелевшей реки. Несколько мгновений стояла полная тишина. Из разбитой машины поднималась струйка дыма. На песок стал капать бензин. Клайд, выброшенный из машины, но не получивший серьезных повреждений, очнулся первым. Он вскочил на ноги, почувствовал запах бензина и понял, что машина вот-вот взорвется.

В это время к ним подбежали двое фермеров — Стив Притчард и Лонцо Картрайт. Двор Притчарда выходил к обрыву как раз в этом месте, и оттуда они увидели аварию. Фермеры совместными усилиями вытащили Джонса с заднего сиденья — оглушенного, но невредимого. Притчард заметил разбросанное в машине оружие и взглянул на Картрайта, словно говоря: «Похоже, мы влипли». Бонни оставалась на переднем сиденье: она была без сознания и ее ногу зажало смятой дверцей машины.

Вдруг раздался звук вроде свиста, и бензин вспыхнул. Языки пламени охватили машину и принялись лизать ногу Бонни. Она очнулась и закричала. Клайд вместе с фермерами пытался вытащить ее, а Джонс тем временем собирал револьверы и забрасывал огонь горстями песка. Это не помогало: пламя охватило ноги Бонни и добиралось до ее головы и плеч. Чулки прикипели к ногам. Она была в ужасе и кричала, чтобы Клайд убил ее. Однако Клайд, не обращая внимания на огонь, обхватил Бонни и с помощью фермеров в конце концов сумел вытащить ее из машины.

Ее ноги были страшно обожжены. Клайд потащил ее вверх по склону к ветхому домику Притчарда. Сверху на них смотрели родители фермера и жена Картрайта, Глэдис. Клайд втащил Бонни в дом, уложил на кровать, и старая миссис Притчард осмотрела ее раны. Одна нога обгорела дочерна от лодыжки до бедра, в нескольких местах выступала кость. На лице и руках вздулись волдыри.

— Ей нужен врач, — сказала миссис Притчард, смазывая раны бальзамом.

— Нет! — хором ответили Клайд и Бонни.

— Врача нам не надо, — продолжил Клайд, — постарайтесь сделать, что можете, без него.

Он вышел во двор, посовещался с Джонсом и побежал назад к машине, чтобы забрать оружие. Притчарды в волнении бродили по дому, не зная, что делать. Лонцо Картрайт не знал точно, кто эти люди, но понимал, что это какие-то преступники. Как только Джонс отвернулся, Лонцо выскользнул в заднюю дверь и побежал через поле к соседнему дому, чтобы вызвать полицию.

— Где второй парень? — спросил Джонс минуту спустя.

— Не знаю, — ответил Притчард. — Должно быть, на заднем дворе.

Как раз в этот момент в дом ворвался Клайд. В руках у него была парусиновая сумка, набитая оружием. Он сразу заметил отсутствие Картрайта.

— Я тебе башку оторву за то, что ты выпустил этого парня! — гаркнул он на Джонса. — Не спускай глаз с этих людей!

Джонс навел свой револьвер на Притчардов. Клайд встал на колени возле Бонни и погладил ее по голове.

— Детка, я не знаю, как тебя вытащить отсюда, — сказал он.

— Я поеду, — прошептала Бонни. — Будет больно, конечно, но здесь нам нельзя оставаться.

Через несколько минут на дороге, которая вела через лес к дому, показались огни. «Всем на пол!» — приказал Клайд. Клайд и Джонс выскочили на улицу и исчезли в кустах. К дому подъехала машина. Из нее вышел Джордж Корри, шериф округа Коллингсуэрт. С ним был Том Харди, маршал городка Веллингтон: Лонцо Картрайт успел добраться до городской тюрьмы и рассказал им о том, что видел. Полицейские решили, что им предстоит иметь дело с тремя пьяными подростками. Клайд вышел из-за куста и навел на них автоматическую винтовку Браунинга. «Руки вверх!» — заорал он.

Вместе с Джонсом он разоружил полицейских и сцепил им руки их же наручниками. Пока они этим занимались, Джонс приметил какое-то движение в доме. Он быстро подбежал к окну кухни и увидел, что Глэдис Картрайт с четырехмесячным ребенком на руках подбирается к задней двери. Думая, что она пытается бежать, Джонс выстрелил и попал ей в руку.

Вся семья поспешила на помощь — руку забинтовали (впоследствии ее пришлось ампутировать), а Джонс гордо прошествовал к полицейской машине. «Поехали отсюда!» — сказал он.

Потом его взгляд упал на старенькую машину Картрайтов, стоявшую неподалеку. Он подошел к ней и прострелил все четыре шины.

Клайд направился в дом и вскоре вернулся с Бонни на руках. Он осторожно опустил ее на заднее сиденье полицейской машины. Затем Джонс помог ему затолкать туда же, на заднее сиденье, полицейских, и, не произнеся больше ни слова, они тронулись.

Они двигались вперед сквозь техасские сумерки. Все молчали. Тишину нарушали только стоны Бонни. Клайд взглянул в зеркало заднего вида и остался доволен увиденным: Том Харди пытался успокоить Бонни, поглаживая ее по голове. Спустя некоторое время ей стало полегче. Клайд приободрился и принялся болтать.

— А вы, ищейки, слыхали когда-нибудь о братьях Бэрроу? — спросил он среди прочего.

— Нет, вроде бы не слышали, — ответил Харди, стараясь не раздражать Клайда.

— У нас в офисе нет данных на таких, — добавил Корри.

— Вы, легавые, хоть бы раз газету прочли, — пробормотала Бонни.

На мосту в четырех милях к западу от города Сэйр Клайд остановил машину и просигналил. «Выметайтесь из тачки!» — приказал Джонс. Полицейские вышли и встали у перил. Джонс сходил к дальнему концу моста и поговорил с кем-то сидевшим в машине, припаркованной в темном месте. Клайд стерег полицейских. Джонс вскоре вернулся вместе с мужчиной апатичного вида — это был Бак Бэрроу.

— Ну, когда поедем? — спросил Бак.

— Что нам делать с этими копами? — поинтересовался Джонс. Клайд задумался. «Давай-ка свяжем их и пустим по реке», — предложил он.

Бак и Клайд согнали полицейских вниз к берегу. У самой кромки воды Клайд велел им остановиться. «Что вы будете делать, если мы вас выпустим?» — спросил он. Харди сказал, что отправится прямиком домой. Он старался держаться браво и не просил пощады.

— Ага, как же, — устало откликнулся Клайд. — Ты сейчас рванешь к телефону так, что ноги переломаешь.

— Ну, так что ты с ними хочешь сделать? Грохнуть? — спросил Бак и поднял свое ружье.

Клайд подумал еще немного. «Ну-ка, достань мне оттуда проволоки, — сказал он Баку, показывая на ограду из колючей проволоки. — Да, это были очень честные копы. Но нельзя подвозить копов, а потом отпускать их. Они тут же отправятся стучать».

Бак принес колючую проволоку, и братья привязали полицейских к дереву. Они постояли с минуту, а потом стали взбираться на склон. Однако тут Бак снова обернулся и навел винтовку на Харди. Повисла пауза.

— Да пошли, — сказал ему Клайд. — Пошли, тебе говорят.

Они оставили полицейских в живых.

То, что Клайда никак не могли поймать, объясняется скорее его умением обращаться с машинами, чем его способностями к стрельбе. Ему ничего не стоило преодолеть за день тысячу миль, если требовалось подальше уйти от правосудия. В ту ночь он проехал всю Оклахому и на рассвете достиг Арканзаса. Бонни стало хуже, она стонала непрерывно, даже во сне. Вскоре после восхода солнца они остановились в туристическом кемпинге «Твин-Ситиз» в Форт-Смите. Бланш зарегистрировалась, и Клайд отнес Бонни в кровать. Она хныкала и звала мамочку. Клайд в одиночку съездил в город и нашел врача по имени Уолтер Эберле. Он сказал доктору, что его жена получила ожоги при взрыве примуса, и Эберле проследовал за ним в мотель. Врач перебинтовал Бонни и объявил Клайду, что эту женщину надо госпитализировать.

Не зная, что делать, Клайд решил отправиться в Даллас, чтобы привезти сестру Бонни — Билли. До дома Паркеров он добрался вечером того же дня. И мать Бонни, и мать самого Клайда вызвались поехать в Форт-Смит, но Клайд стал дожидаться Билли, которая в это время была в кино. Он беспокойно мерил шагами гостиную Паркеров. Один раз даже расплакался. Он не спал два дня, и было заметно, как он устал. Наконец вернулась Билли. Она быстро упаковала кое-что из одежды и выехала вместе с Клайдом.

В эту ночь в Далласе дежурил Тэд Хинтон, помощник шерифа, хорошо знавший Клайда. Он заметил какую-то машину, направляющуюся на восток. Некоторое время полицейский колебался — ему показалось, что он узнал Клайда, но Билли он точно не признал. Когда он все-таки решил пуститься вслед за ними, Клайда уже след простыл. Одолев за ночь весь Восточный Техас, они с Билли достигли к утру Форт-Смита и застали Бонни на пороге смерти.

Миннеаполис, Миннесота

15 июня, четверг

12 часов 45 минут

Прошло пять дней после того, как Клайд вернулся в Арканзас и увидел, что Бонни при смерти.

У пивоваренного завода Хэмма в Миннеаполисе, как всегда, пахло свежим хмелем и ячменем. Украшенный флагами восьмиэтажный кирпичный дом, в котором помещался завод, построил в 1840-х годах немецкий эмигрант Теодор Хэмм, и он выделялся среди соседних зданий подобно европейскому средневековому замку. Над пивоварней, на крутом холме, высился особняк семейства Хэмм, построенный в тюдоровском стиле.

Возле старинного дома был припаркован черный «форд»-седан. В нем сидел 24-летний мужчина в шоферской кепке, поглядывавший по сторонам с выражением полного безразличия. Человека звали Элвин Карпис, но все называли его другим именем — Рэй. Холодный, отчужденный, ко всему равнодушный, точная копия Бориса Карлоффа, Карпис всегда вел себя так, что заслужил прозвище Старый Кошмар. Он был мозговым центром одной из самых кровавых банд эпохи Великой депрессии — банды братьев Баркер. Впрочем, сам он предпочитал называть ее бандой Баркеров — Карписа. Его подельники, братья-коротышки Фред и Аллен Баркеры, были родом из Талсы. Фреду было 29 лет, он был ростом пять футов четыре дюйма, худощавого телосложения, отличался грозным видом и редкой жестокостью. Во рту у него блестели три золотых зуба, а волосы были черные, сальные, коротко стриженные. Его старший брат Аллен по прозвищу Док имел особую примету — три родинки на лице. Это был весьма опасный кретин, неуравновешенный алкоголик, которого всего шесть месяцев назад выпустили из тюрьмы штата Оклахома.

Когда с ними будет покончено, Джон Эдгар Гувер назовет Баркеров «самой хитроумной и самой опасной» бандой из всех, с кем ФБР довелось вести войну. Тем не менее, пока они действовали, им доставалась лишь малая доля той известности, которой пользовались бандиты вроде Джона Диллинджера. Однако размах преступлений у Баркеров был такой, что другие бандиты казались рядом с ними карликами. А их связи с гангстерскими синдикатами на севере страны были и впрямь немалым достижением для тех, кто был, по существу, компанией недалеких парней из глубинки, превратившихся в убийц. Эти связи сделали банду Баркеров крепким орешком для ФБР.

Спустя годы от этой шайки осталась только одна легенда, пущенная в ход ФБР, — миф о матери Фреда и Дока 60-летней Кейт Баркер. В лучах посмертной славы она предстала кровожадной фурией, отлично владеющей автоматом и направлявшей преступную деятельность своих сыновей. Гувер писал в 1938 году: «Из всех преступных умов, какие только появлялись в Америке за многие годы, самым опасным и изобретательным обладала особа, которую звали „Мамаша Баркер“. Она породила и воспитала воистину адское потомство… Ее сыновья обращались к ней, чтобы наметить планы своих преступлений, чтобы набраться смелости и изобретательности. Они подчинялись ей без рассуждений».

Эту характеристику подхватили книги, которым в других отношениях можно верить, в особенности опубликованная в 1963 году книга Джона Толанда «Дни Диллинджера», а также фильмы категории «Б» вроде «Кровавой мамы» Роджера Кормана. Но мы должны констатировать, что легенда о Мамаше Баркер как о некоем гении преступного мира не имеет реальных оснований. Материалы архивов ФБР и рассказы тех, кто знал ее лично, свидетельствуют о том, что она не была даже преступницей, не говоря уже о том, чтобы быть вдохновительницей и тайным организатором преступлений.

Мамаша Баркер никогда не грабила банки и ни разу не нажимала на спусковой крючок. Ее никогда не арестовывали. Гуверовская характеристика «самой опасной женщины в американской уголовной истории» безосновательна. Пока она была жива, о ней не знал никто, кроме самих членов баркеровской банды.

Мамаша Баркер была полной женщиной небольшого роста, с виду — типичная неопрятная деревенщина. Волосы у нее были черные, тонкие, свисающие прядями, а по праздникам она их завивала в смешные кудряшки. Что касается ее интересов, то кроме собирания пазлов и радиопередачи «Эймос и Энди» ее волновало только одно — благополучие ее сыновей. Она прекрасно знала о том, чем они занимаются, и жила на деньги, полученные преступным путем, но сама мысль о том, что она была главарем банды, смешна. Об этом как-то раз высказался Карпис: «Это самая нелепая мысль в уголовной истории». Слухи о том, что Мамаша планировала грабежи, высмеивал и один из тех, кто действительно был наставником Баркеров, — уже упоминавшийся известный налетчик Харви Бейли. «Эта старуха, — сказал он как-то раз, — не могла даже придумать, что подать на завтрак».

Мамаша Баркер родилась примерно в 1873 году в пригороде Спрингфилда (Миссури), называвшемся Эш-Гров. Где-то в 1910 году они с мужем переехали в Талсу. К тому времени у них было четверо сыновей, и все они впоследствии стали бандитами. Старший, Герман, был туповатый малый, который занимался грабежами магазинов на западе страны. В 1927 году полиция накрыла его на одном пустыре в Уичито (Канзас), и он, видя, что уйти не удастся, покончил с собой выстрелом в голову. Преступная карьера второго сына, Ллойда, закончилась после ограбления почтового грузовика в Левенуэрте в 1921 году: его осудили на 25 лет. Младшие братья, Фред и Док, выросли в Талсе. Они рано связались с местной шпаной — воришками и угонщиками машин, известными как банда из Центрального парка. Некоторые из этих подростков пятнадцать лет спустя стали членами банды Баркеров — Карписа. ФБР впоследствии называло шайку из Центрального парка «школой преступности» и утверждало, что ею руководила Мамаша Баркер. Эти утверждения безосновательны. Роль Мамаши сводилась к тому, что она лаялась с полицейскими и прокурорами, которые задерживали ее мальчиков.

Делать это ей приходилось довольно часто. Док из угонщика машин превратился в домушника, а в 1922 году убил ночного сторожа и получил пожизненный срок, который должен был отбывать в оклахомской тюрьме. Фредди тем временем был арестован за грабеж в Канзасе, после чего попал в исправительное заведение для несовершеннолетних. Там он и познакомился с Карписом, сыном литовских эмигрантов, который вырос на улицах Уичито и стал там мелким воришкой. Весной 1931 года их освободили одного за другим, и Карпис отправился в Талсу, чтобы разыскать Фредди. Много лет спустя он вспоминал о своей первой встрече с Мамашей Баркер в ее домишке на заваленном мусором пустыре рядом со стоянкой грузовиков: «Я подошел и увидел эту полную старушонку. На ней был рабочий комбинезон, а под ним — мужской свитер. Она стояла на каком-то ящике». Мамаша пыталась починить сетку от комаров на окне. Карпис сказал, кто он такой, и она пригласила его зайти в дом. Войдя, он ужаснулся: в лачуге не было ни электричества, ни воды. Уборная оказалась на заднем дворе. Повсюду с жужжанием носились мухи. Мамаша послала телеграмму Фреду в Джоплин, и, пока его дожидались, Карпис подружился с ней. Со временем он станет ей едва ли не сыном. Фред даже говорил Карпису, что она любит его больше собственных детей. «Это потому, что ты ей не действуешь на нервы, как я», — добавлял он.

Баркер и Карпис занялись ночными кражами со взломом в окрестностях Талсы. Вскоре обоих задержали. Карписа отпустили, а Баркер попал в тюрьму. Оттуда он бежал, и ему пришлось скрываться от полиции. Друзья отправились на юг штата Миссури и взяли с собой Мамашу, а также ее сожителя, старого пьяницу по имени Альберт Данлоп. Там они впервые ограбили банк, а на полученные средства купили матери ферму. Все шло отлично вплоть до декабря 1931 года, когда за неделю до Рождества шериф городка Вест-Плейнс подошел к ним на бензозаправке, чтобы о чем-то спросить. Карпис запаниковал и застрелил шерифа.

Бандиты ускользнули буквально из-под носа у полиции. Они успели взять с собой Мамашу и направились к дому надежного человека Герберта Фармера по прозвищу Дэфи. У него была ферма в пяти милях к югу от Джоплина, представлявшая собой «малину» для преступников со всего округа. Фармер посоветовал Карпису и Баркеру поискать убежища в городе Сент-Пол (Миннесота). Этот тихий городок на берегу реки местная коррумпированная полиция превратила к тому времени в криминальную столицу всего Среднего Запада. Через несколько дней после Рождества парочка подающих надежды грабителей явилась в таверну «Зеленый фонарь» в Сент-Поле и вступила в высшую лигу местной преступности.

«Зеленым фонарем» владел маленький и толстенький ортодоксальный еврей по имени Гарри Сойер, а его кабак представлял собой штаб-квартиру всех городских банд. Сюда, как в клуб, тянулись все именитые местные грабители. Завсегдатаями были получившие известность в «век джаза» налетчики Харви Бейли и Фрэнк Нэш. Заходили гастролеры-убийцы из Чикаго и их подражатели, в том числе и Джордж Барнс, впоследствии известный как Автомат Келли. Карпис был ослеплен блеском заведения. Они с Фредди перевезли Мамашу и Альберта Данлопа в домик на юге Сент-Пола и принялись за работу: сопровождение незаконных партий сигарет, а иногда и кражи со взломом. В марте 1932 года их впервые пригласили поучаствовать в ограблении банка в центре Миннеаполиса.

Через несколько дней после этого преступления сын квартирной хозяйки увидел их портреты в полицейском журнальчике. Карпису и Фреду Баркеру тем не менее удалось скрыться: коррумпированные полицейские инспекторы, принявшие звонок, потянули время, чтобы дать им возможность уйти. Бандиты обвинили в предательстве пьянчугу Альберта Данлопа, отвезли его на озеро в окрестностях города и застрелили.

Переместившись в Канзас-Сити, они в том же июне ограбили вместе с Харви Бейли банк в Форт-Скотте (Канзас). Бейли был вскоре арестован, и Карпис с Фредом стали работать самостоятельно. Они взяли несколько банков на Верхнем Среднем Западе. К осени Фред скопил достаточно средств, чтобы за взятку вытащить из тюрьмы своего брата Дока, а также его приятеля из Талсы Волни Дэвиса. Док и Дэвис вышли на свободу и присоединились к банде.

Баркеры и Карпис подражали самым лихим налетчикам Сент-Пола и потому никогда не испытывали сомнений, пускать в ход оружие или нет. Во время ограбления, которое они предприняли в том же декабре, они застрелили из автомата двоих миннеаполисских полицейских. Во время побега с места преступления, когда они остановились, чтобы поменять машину, один прохожий задержал взгляд на Фреде Баркере на секунду дольше, чем следовало. Фред застрелил его.

Зимние каникулы они провели в Рино, и там Карпис подружился с гангстером-шофером по имени Джимми Бёрнелл. Этого человека он потом познакомил со всеми в Сент-Поле. Банда ограбила еще один банк в Небраске, причем грабеж сопровождался ураганной пальбой. Один из бандитов был убит, и Карпис стал подумывать о более безопасных способах делать деньги. Благодаря этим мыслям он оказался готов к идее, которую той же весной подкинул ему Гарри Сойер, — заняться похищениями людей.

Наконец Карпис дождался. 38-летний глава пивоваренной компании Уильям Хэмм вышел из двери черного хода навстречу полуденному солнцу. Он повернул было налево, чтобы направиться к своему особняку на холме, — было время ланча, но стоявший на противоположной стороне улицы Док Баркер уже поднял руку, подавая сигнал. Не успел Хэмм сделать и нескольких шагов, как к нему подошел один из членов банды — Чарли Фицджералд. На нем была фетровая шляпа с узкими полями и черный костюм. Чарли протянул Хэмму руку.

— Вы мистер Хэмм? — спросил он.

— Да, — ответил тот, пожимая руку незнакомцу.

Фицджералд вдруг стиснул его руку, крепко подхватил Хэмма под локоть другой рукой и потащил его к краю тротуара. В тот же миг подбежал Док и взял Хэмма под другой локоть. «Что вам надо?!» — вскричал пивовар.

Карпис мигом подогнал машину, и Хэмма втолкнули на заднее сиденье. Док Баркер сел рядом с ним и тут же натянул пленнику на голову наволочку от подушки. После этого он заставил Хэмма лечь на пол машины. «Вы уж извините, сэр, — сказал Фицджералд Хэмму, — но придется попросить вас держаться поближе к полу. Я не хочу, чтобы вы видели, куда мы едем. Надеюсь, вы не в обиде».

И они направились на восток. В тридцати милях от границы Сент-Пола их автомобиль подрулил к «шевроле», в котором находился Фредди, а с ним еще один человек. Это был чикагский гангстер, именовавший себя Стрелком Джорджем Циглером (его настоящее имя было Фред Гётц). Баркеры попросили его, а также его напарника Брайана Болтона помочь им в этой работенке.

Циглер сунул в руки Хэмму отпечатанную на машинке записку о выкупе. «Я думаю, вы знаете, о чем идет речь, — сказал он. — Подпишите эти бумаги, и побыстрее». Хэмм положил записку на колени и подписал. «К кому нам надо обратиться?» — спросил Циглер. Хэмм назвал Билли Данна, коммерческого директора пивоварни.

Карпис еле сумел скрыть улыбку. Это было именно то, что они хотели услышать. Билли Данн занимался в Сент-Поле распределением денег, полученных бандитами путем вымогательства. Это был приятель Гарри Сойера и человек, на которого можно было полностью положиться.

В 14 часов 40 минут зазвонил телефон в кабинете Билли Данна в здании пивоварни.

— Это мистер Данн? — спросил незнакомый голос. Это был Карпис.

— Да, сэр.

— Я хочу вам кое-что сказать. Не перебивайте меня, пока я не договорю. Мистер Хэмм у нас. И мы хотим, чтобы вы передали нам сто тысяч купюрами по двадцать, десять и пять долларов.

Впоследствии Данн скажет, что поначалу принял эти слова за розыгрыш.

— Эй, что вы там болтаете?

— А ну заткнись и слушай, что тебе говорят! — оборвал его Карпис.

Он дал Данну инструкции о том, как передать выкуп, и добавил: «Если хоть одна душа об этом узнает, то Хэмму придется кисло. И тебе тоже».

Данн принялся уверять, что ему негде набрать 100 тысяч, но, прежде чем он успел закончить фразу, послышались короткие гудки. Он сразу позвонил в офис Хэмма и в его особняк. Президента компании нигде не оказалось. Тогда Данн стал обзванивать его братьев. Около пяти часов братья Хэмма вместе с Данном подъехали в особняк и сообщили о случившемся престарелой матушке похищенного. Миссис Хэмм настояла на привлечении полиции. Встреча состоялась в гостинице «Лоури». Там Данн переговорил с Томасом Дэхиллом, главой полиции Сент-Пола. Это был честный человек, которого сильно беспокоила коррупция во вверенном ему подразделении.

Дэхилл связался с главой местного отделения ФБР Вернером Хэнни. Тот послал человека в дом Данна, находившийся на Саммит-авеню, чтобы установить на телефоне записывающее устройство — на случай, если похитители позвонят еще раз. Были мобилизованы двое полицейских, и они составили новый для сент-польской полиции отдел по борьбе с похищениями людей. Одним из них оказался Том Браун, бывший шеф полиции Сент-Пола, которому бандиты платили за инсайдерскую информацию.

Пока полицейские и люди из ФБР совещались в доме Данна, Уильяма Хэмма везли через Висконсин на севере Иллинойса. Машину вел Карпис. Фред Баркер и Джордж Циглер остались в Сент-Поле, чтобы вести переговоры о выкупе. Около полуночи Карпис остановился у двухэтажного дома в Бенсенвилле — северном пригороде Чикаго. Дом принадлежал начальнику местного почтового отделения, приятелю Циглера. Хэмма поместили в спальню, окно которой было наглухо забито досками. Карпис оставил ему пива, несколько журналов и ушел. Хэмму оставалось только сидеть, смотреть в стену и ждать.

Полночь

Билли Данн сидел дома и ждал звонка. Наконец телефон ожил.

— Отлично, Данн, до сих пор ты очень точно следовал инструкциям, — сказал голос. — Я дал тебе время оправиться от шока и понять, что это не розыгрыш, как ты подумал. Все, что ты должен делать, — это следовать инструкциям.

Данна поразил уверенный тон говорящего: было похоже, что этот человек знал все, что он, Данн, делал в течение дня, и при этом нисколько не волновался по поводу участия полиции. Данн позвонил Тому Брауну, который уехал домой поужинать. Около двух ночи Браун поехал назад. У дома Данна он заметил такси, которое подъезжало к уснувшим домам и высвечивало фарами их номера, явно разыскивая какой-то адрес. Браун подошел к таксисту, и тот отдал ему записку, адресованную Данну. Таксист сказал, что получил ее от какого-то человека, который остановил его при выезде из гаража в центре города. Там было написано:

Твой приятель теперь не будет выходить на люди. Ты должен передать 100 000 долларов, как тебе было сказано сегодня днем. Если наши требования не будут выполнены, то ты уже никогда не увидишь мистера Хэмма-младшего.

Браун зашел в дом и протянул записку Данну. Все шло по плану.

Вблизи Боливера, Миссури

16 нюня пятница

На рассвете

На следующее утро Красавчик Флойд и его закадычный друг Адам Ричетти попрощались с родными и друзьями и направились в Канзас. Когда взошло солнце, они ехали на север по довольно ухабистому шоссе № 16, которое начиналось у Спрингфилда (Миссури). «Понтиак», угнанный из гаража Джо Гудиберга, вел себя плохо: все время кашлял и хрипел. В конце концов он остановился как вкопанный. Разозленный Флойд тормознул проходящую машину, и местный фермер согласился отбуксировать их в близлежащий Боливер. В этом городке работал автомехаником брат Ричетти Джо. Приятели залезли в кабину фермерского грузовичка и поблагодарили хозяина за услугу.

Тихий городок все еще дремал: было десять минут восьмого, когда грузовичок остановился возле местного сервис-центра «Шевроле», принадлежащего Эрнсту Битцеру. Флойд дал брату своего приятеля пару банкнот и проследил за тем, как механики заталкивают «понтиак» в гараж. Оставалось только ждать. Джо Ричетти открыл капот и принялся за ремонт. Флойд просто бродил по гаражу. Адам открутил крышку у банки и стал прихлебывать контрабандную выпивку. Флойд посмотрел на него неодобрительно. Он много раз предупреждал Ричетти, что пора завязывать с пьянкой: от алкоголя тот становился неосторожен.

Очень скоро около машины собрались продавцы автомобилей — все, как один, в двухцветных кожаных туфлях и комбинезонах цвета хаки — и принялись восхищаться здоровенным новым «понтиаком». Похоже, никто из них не узнавал Флойда. Джо Ричетти продолжал возиться с машиной. Около одиннадцати в гараж вышел Эрнст Битцер, хозяин. Он подошел к Флойду, пожал ему руку и сел рядом с ним на лавочку.

— Похоже, машина у тебя шустрая, — заметил он.

— Может идти больше восьмидесяти пяти миль в час, — ответил Флойд.

Битцер почти сразу узнал это лицо: он видел фото в газетах и понял, что за клиент к нему пожаловал.

Однако, прежде чем он успел что-либо предпринять, в гараж зашел еще один человек. «Машина, похоже, скоростная», — сказал он, показывая на «понтиак». Флойд поглядел на незнакомца. Это был новый шериф округа Джек Киллингзуэрт. Раньше он работал у Битцера, но полгода назад получил место шерифа округа Полк. Он частенько заходил к старым приятелям выпить чашечку кофе. В то утро на нем не было ни формы, ни значка. Револьвера при нем тоже не было. Едва взглянув на Флойда, он тут же узнал того, кто красовался на фотографиях с надписью «Разыскивается преступник» у него в офисе.

Однако и Адам Ричетти, ранее бывавший в Боливере в гостях у брата, сразу узнал Киллингзуэрта. Он шагнул к «понтиаку», открыл заднюю дверцу и вытащил из-под одеяла автомат. «Это легавый!» — гаркнул Ричетти, наставив автомат на шерифа.

В гараже в эту минуту находилось человек шесть механиков и продавцов. «Выстроиться вдоль стены! — заорал им Ричетти. — Кто попытается бежать — убьем на месте!»

В этот момент Джо Ричетти встал между братом и Киллингзуэртом. «Если хочешь убить шерифа, сначала убей меня», — сказал он. Адам был изрядно пьян: перед этим он часа три потягивал алкоголь. Поступок брата привел его в смущение. «Ну ладно, пусть идет отсюда», — пробормотал он.

Киллингзуэрт направился к выходу из гаража. Адам шел за ним, подталкивая его в спину автоматом. Шериф уже дошел до двери и отворил ее, как вдруг почувствовал прикосновение холодного железа к виску.

— Еще один шаг, и ты мертвец, — сказал Флойд.

Адам Ричетти вдруг ни с того ни с сего начал ругать шерифа и подталкивать его к двери. Флойд резко оборвал его, сказав:

— Это пойло делает тебя лучше, чем ты есть.

Затем он развернул шерифа и втолкнул его в группу служащих, стоявших у стены. При этом Флойд даже извинился: «Ты же понимаешь, для нас это вопрос жизни и смерти. Ничего не поделаешь».

Ему пришлось действовать быстро. Ричетти держал всех под прицелом, а Флойд высунул голову из гаража на улицу и огляделся. Ни полицейских, ни какой-либо другой опасности заметно не было. Он вернулся назад и взял у Ричетти автомат. Адам подошел к новому седану «шевроле», принадлежавшему его брату. Флойд жестом велел Киллингзуэрту следовать за ним.

— Зачем вам меня забирать?! — спросил шериф.

— Ты тут знаешь все дороги и покажешь нам, как выбраться, не выезжая на шоссе, — ответил Флойд.

Скорая погоня была неизбежна. Преступники перегрузили все оружие в «шевроле». Флойд и Киллингзуэрт заняли заднее сиденье, а Ричетти сел за руль. Когда они тронулись с места, Флойд крикнул Джо Ричетти: «Можешь взять мою машину, Джо!»

Они помчались на запад, стремясь поскорее выбраться из города.

— Знаешь ты дороги или нет?! — гаркнул Флойд на шерифа. — Выводи нас отсюда!

— Куда вы хотите ехать? — спросил тот.

— В Канзас-Сити.

Хот-Спрингс, Арканзас

11 часов 30 минут

В то же утро, когда Красавчик Флойд спешил в Канзас-Сити, двое агентов ФБР кружили на машине по центральным улицам городка Хот-Спрингс в Арканзасе, разыскивая беглого преступника. За рулем сидел человек с римским профилем — агент Джо Лэки. Вместе с ним в машине находился похожий на старого ковбоя бывший далласский полицейский Фрэнк Смит. Они приехали из Оклахома-Сити проверить поступившую информацию о том, что в этом городке появился известный гангстер Фрэнк Нэш. Информация была верной: хотя Баркеры и Карпис и предлагали ему принять участие в похищении Хэмма, Нэш предпочел отправиться на отдых в Арканзас.

Летом 1933 года Хот-Спрингс представлял собой насквозь коррумпированный курортный городок, известный тем, что здесь принимали с распростертыми объятиями всех гангстеров, пожелавших отдохнуть и развлечься. Они съезжались со всей страны — искупаться в местных горячих источниках и поиграть в открыто действующих здесь казино. Среди гостей курорта, пользовавшихся сомнительной славой, можно было встретить самого Аль Капоне и других уголовных авторитетов из Нью-Йорка. Главная магистраль города — Сентрал-авеню — проходила между двумя поросшими лесом холмами. С одной ее стороны выстроились семь зданий купален с богато украшенными фасадами, а с другой — бильярдные и кабаки. Улица заканчивалась двумя казино — «Бельведером» и «Южным клубом». В окрестных домах располагались бордели и кабаре. Все эти заведения были нелегальными, однако власти, начиная с губернатора Арканзаса и заканчивая последним чиновником, закрывали на это глаза. Мэр городка и местная полиция владели ими, словно некая корпорация, и получали мзду с каждой шлюхи, с каждого держателя карточного стола и с каждой бильярдной акулы.

Неподалеку от табачного магазина «Уайт фронт» Лэки увидел Отто Рида и затормозил. Оклахомские полицейские приехали вместе с Ридом, шефом полиции из маленького городка Макалистер, потому что он следил за криминальной карьерой Нэша и хорошо знал его в лицо. Рид наклонился к окну автомобиля и тихо сказал: «Смотрите, вот это Нэш». Он показал на мужчину, стоявшего внутри магазина у стеклянной двери.

— Слушай, Отто, а ты уверен? — спросил Смит. — У этого парня усы и полно волос на башке, а Нэш — лысый.

— Да и выглядит он поздоровее, чем нам описывали, — добавил Лэки.

— Это Нэш, — повторил Рид. — Уж я-то его знаю.

Они решили взять гангстера своими силами. Рид сел в машину, Лэки сделал разворот и подъехал к самым дверям магазина. В первом зале этого заведения, которым владел аферист по имени Дик Галатас, торговали сигарами и наливали пиво, а дальняя комната служила бильярдной. «Уайт фронт» был постоянным местом сбора гангстеров, наведывавшихся в Хот-Спрингс.

Прежде чем выйти из машины, полицейские проверили пистолеты. Агентам ФБР не разрешалось носить оружие, но руководство бюро смотрело на это сквозь пальцы, когда правило нарушали старые сотрудники.

Первым в магазин вошел Лэки. Он приблизился к прилавку и попросил сигару. Нэша нигде не было видно. Вошли Смит и Рид. За столиками в зале сидело всего около дюжины посетителей, но было похоже, что в задней комнате у бильярдных столов их гораздо больше. Лэки заметил двустволку, прислоненную к стене. Отто Рид тоже покосился на нее.

В этот момент из двери, ведущей в бильярдную, показался Нэш и направился к выходу на улицу. В руке у него была кружка пива. Лэки и Смит выхватили пистолеты и шагнули к нему. Рид тоже достал оружие и направил его на посетителей. Все застыли. «Фрэнк Нэш, — сказал Смит. — А ну-ка, подними руки!»

Никто из них не объявил, что они агенты ФБР, никто не произнес слова «арест». Нэш не узнал Рида: он думал, что оклахомский шериф давно убит. Он только взвизгнул: «Не стреляйте!»

Его обыскали, а затем вытолкали наружу к машине. Рид усадил Нэша на переднее сиденье, а сам сел позади него, рядом со Смитом. Лэки занял место за рулем, и они двинулись на восток, к выезду на Литл-Рок.

Смит приказал Нэшу поднять руки и защелкнул на них наручники. Потом он легонько дернул его за волосы, и парик слетел. «Эй, полегче с волосьями, — запротестовал Нэш. — Эта штука обошлась мне в сотню баксов». Смит потянулся было к его усам, но Нэш прикрыл лицо руками. «Это мои собственные», — сказал он.

Когда Нэша забирали, хозяин заведения Дик Галатас был на месте и все видел. Как только за полицейскими закрылась дверь, он кинулся звонить шефу городской полиции Герберту Экерсу по прозвищу Голландец. Галатас объявил, что трое неизвестных на черном седане только что похитили Джорджа Миллера, бизнесмена из Чикаго. «Задержите их! Скорее!» — орал он. Экерс знал, кто на самом деле скрывается под именем Джорджа Миллера, однако тут же принялся обзванивать ближайшие отделения полиции.

Эти звонки скоро дали результаты. За поворотом в двадцати милях к востоку от Хот-Спрингса, в городке Бентон, агенты ФБР с удивлением увидели, что дорогу перекрыла шеренга вооруженных людей. Лэки был вынужден остановиться. К нему подошел человек и представился местным шерифом. Он объяснил, что ищет людей, которые похитили в Хот-Спрингсе мистера Миллера. Агенты предъявили свои удостоверения и объяснили, кого они арестовали. После нескольких минут напряженных переговоров шериф дал им проехать.

Об этой встрече тут же доложили Голландцу Экерсу, а тот позвонил Галатасу. К 1933 году коррупция в Америке приняла такой масштаб, что Галатас не только не успокоился, но даже удвоил свои усилия, направленные на освобождение Нэша, хотя теперь и знал, что тот находится в руках федеральных агентов. Галатас вышел из «Уайт фронта», сел в машину и отправился в кемпинг «Оак-парк», где находилась жена Нэша Фрэнсис. Та, услышав о случившемся, впала в истерику. Однако Галатас успокоил ее, пообещав обо всем позаботиться, и отвез Фрэнсис с дочерью в дом одного из своих друзей. Там и Галатас, и Фрэнсис принялись названивать по телефону. Они позвонили в бандитскую таверну под названием «Оупи-инн» в Чикаго. Хозяин кабака пообещал известить о случившемся всех, кто заинтересован в судьбе Нэша.

В это время сам Нэш все в той же компании уже въезжал в Литл-Рок. Лэки посмотрел на часы: они преодолели 55 миль за 58 минут. Здесь их снова остановила полиция. Лэки показал двоим полицейским свое удостоверение и объяснил, кто они такие. Полицейская машина сопроводила их до границы города, затем они расстались.

— Куда вы поедете дальше? — спросил один из полицейских.

— В Джоплин, — ответил Лэки.

Он выехал на шоссе № 64 и направился на северо-запад.

— Хотел бы я выбраться живым из этого штата, — сказал чуть погодя Нэш.

— И я тоже, — ответил Лэки.

Известие о том, что Нэша видели в Литл-Роке, а также что его собираются везти в Джоплин, быстро дошло до Хот-Спрингса и было передано Галатасу. Тот набрал домашний номер Дэфи Фармера — того самого мошенника-верзилы, который полтора года назад присоветовал Элвину Карпису и Фреду Баркеру отправиться в Сент-Пол. Галатас поговорил с Фармером примерно минуту, а потом положил трубку и повернулся к Фрэнсис. «Похоже, все будет в порядке, — сказал он. — Теперь ты встретишься с Фрэнком в Джоплине».

Вечером того же дня в двухстах милях к северу от Хот-Спрингса, среди бурых полей Западного Миссури, продолжалась совсем другая погоня. Полиция всего штата была поднята на ноги известием о том, что Флойд похитил шерифа Джека Киллингзуэрта, и приступила к поискам. Вскоре в них участвовали уже десятки местных шерифов и полицейских.

Машина Флойда и Ричетти приближалась к Канзас-Сити с севера, по шоссе № 83, а затем по проселочным дорогам округа Хикори. В тридцати пяти милях от Боливера Флойд решил сам сесть за руль, отстранив Ричетти. Тот не переставал прихлебывать из банки, и это нервировало Флойда. К удивлению шерифа, Флойд оказался довольно разговорчивым малым. Киллингзуэрт изо всех сил старался помогать преступникам. Он прекрасно себе представлял, какая начнется стрельба, если их поймают, и не хотел подставляться под пули. Кроме того, он видел, что Флойд держит пистолет всегда под рукой.

Когда они пересекли границу округа Генри, Флойд успокоился. Половина пути до Канзас-Сити была позади. В деревенском магазинчике они купили конфет и газированной воды, и Флойд спросил продавщицу, не слышала ли она что-нибудь про похищение человека в Боливере? Та ответила, что только что проезжала полиция и копы говорили, что Флойд, вероятно, направился к оклахомской границе. Флойд улыбнулся.

Ближе к полудню полиция получила известие, что машина Флойда промчалась через городки Уитленд и Квинси. Неподалеку от поселка Браунингтон Флойд наконец увидел в зеркале заднего вида полицейскую машину. Ричетти схватился за автомат. Флойд снял пистолет с предохранителя и спокойно сказал шерифу: «Помаши им шляпой, чтобы отстали».

Киллингзуэрт снял панаму, высунул ее в окно и принялся яростно махать. Прием сработал: вскоре полицейская машина исчезла.

Однако Флойд понимал, что их засекли, и не хотел рисковать. В двух милях к западу от Дипуотера он сбросил скорость и стал оглядываться на проходящие машины. Через несколько минут мимо них промчался «понтиак». «Машина, похоже, подходящая», — сказал Флойд и принялся ее догонять.

Жестами они попросили «понтиак» остановиться. За рулем оказался священник баптистской церкви по имени Уолтер Л. Гриффит. Он был немало удивлен, когда Флойд распахнул дверцу и рявкнул: «А ну, подвинься!» Гриффиту оставалось только подчиниться. Ричетти и Киллингзуэрт сели на заднее сиденье, и секунду спустя Флойд уже гнал «понтиак» на север. Гриффита он успокоил: «С виду ты отличный парень. Так что я тебя, скорее всего, отпущу».

В какой-то момент вдоль дороги пролетел, снижаясь, самолет. Флойд подался вперед и внимательно смотрел на него. Около шести вечера они съехали с дороги к востоку от Оттавы (Канзас) и остановились в овраге. Им надо было дождаться темноты, чтобы въехать в Канзас-Сити.

Фрэнк Нэш и трое его «похитителей» остановились перекусить в городке Конвэй (Арканзас). Здесь Джо Лэки позвонил по телефону-автомату своему боссу Ральфу Колвину в офис ФБР в Оклахома-Сити. Колвин не мог сдержать радости, услышав, что Нэш арестован, но ему совсем не понравился рассказ агента о том, как вооруженные полицейские останавливали их по всему провинциальному Арканзасу. Он приказал Лэки не ехать в Джоплин, а вместо этого отправляться в Форт-Смит и садиться там на ночной поезд, идущий в Левенуэрт. Колвин сверился с расписанием поездов. Вечерний поезд уходил из Форт-Смита в 8 часов 30 минут и прибывал в Канзас-Сити в семь утра. Дальше он шел в Левенуэрт. Колвин позвонил в Канзас-Сити и попросил прислать сопровождение на вокзал.

Тем временем в Хот-Спрингсе Дик Галатас отвез жену и дочь Нэша в аэропорт, откуда они должны были улететь в Джоплин. Фрэнсис боялась лететь, и Галатас, чтобы ее успокоить, сел вместе с ней в самолет. В 17 часов 45 минут самолет приземлился в Джоплине. Еще до наступления темноты они добрались до фермы Дэфи Фармера в южном пригороде.

«Это ад, а не жизнь, когда тебя травят, как волка, и надо все время прятаться», — жаловался Флойд. Он сидел на траве, укрывшись от посторонних глаз в овраге неподалеку от Канзас-Сити. Шериф Киллингзуэрт сидел рядом, прислонившись головой к скале. Уолтер Гриффит оставался в своем «понтиаке», словно охраняя его. Ричетти посапывал на заднем сиденье.

Чем больше Флойд говорил, тем больше портилось его настроение. «Мне пути назад уже нет, — говорил он. — Уж слишком много копов хотят меня заполучить. Я могу только пробиться сквозь них и уйти. Но я никогда не дамся им живым». Киллингзуэрт посмотрел на него, а Флойд продолжал: «Они меня, конечно, достанут. Рано или поздно они нашпигуют меня свинцом. Этим и кончится. А ведь я бы мог жить иначе, если бы не чертова полиция. Я мог бы жить нормальной жизнью, иметь семью, работать. Это вы довели меня до того, что я стал бандюганом, грабителем банков и все такое. Ну так пусть полиция на себя и пеняет».

Киллингзуэрт, в надежде вызвать сочувствие у Флойда, упомянул о своей семье — жене и маленьком сыне. Лицо Флойда омрачилось. «Не сбивайся с пути, — сказал он. — Разве тебе понравится, что за тобой охотятся днем и ночью? Разве тебе понравится спать с этой штукой на коленях? — И он показал на автомат, лежавший рядом на траве. — У меня тоже есть сын. И что ты думаешь, я не хотел бы его повидать? Вот ты вернешься домой и сможешь каждый день разговаривать со своим сыном. А я могу увидеть своего раз в год, и то только издали и на минуту».

Когда стемнело, они без приключений въехали в Канзас-Сити. Около десяти вечера Флойд остановился в районе консервного завода. Он вышел из машины и позвонил из автомата, а затем подъехал на угол Девятой улицы и Хикори. Вскоре появилась другая машина. Флойд и Ричетти перетащили в нее оружие. Киллингзуэрт смотрел, как они это делают, оставаясь в «понтиаке». Через минуту Флойд подошел и приказал заложникам выйти из машины. «Вы будете ждать пять минут, а потом пойдете вон туда и сядете в машину. — Он показал место, где собирался оставить „понтиак“. — После этого едете домой. Не вздумайте никуда звонить, за вами будут следить».

На прощание Флойд сказал Киллингзуэрту, что дарит ему клюшки для гольфа, оставшиеся в багажнике.

— Это на память обо мне, — сказал он.

— Я тебя и так не забуду, — ответил шериф.

Форт-Смит, Арканзас

20 часов 30 минут

Поезд в Канзас-Сити опаздывал на десять минут, и трое полицейских — Фрэнк Смит, Джо Лэки и Отто Рид — нервничали. Они стояли на платформе, то всматриваясь туда, откуда должен был подойти поезд, то поглядывая на выходы. Нэш в наручниках стоял рядом. Неожиданно к Лэки подошел какой-то человек. Все напряглись, но он представился корреспондентом Ассошиэйтед Пресс, случайно оказавшимся на вокзале, и напряжение прошло. Журналист показал на Нэша и спросил: «Кто этот арестованный?»

Джо Лэки давно зарекся не отвечать на вопросы репортеров. Однако кто-то другой ответил. Через полчаса, когда полицейские и Нэш уже ехали в поезде в Канзас-Сити, телеграмма журналиста дошла до корпункта Ассошиэйтед Пресс:

Фрэнк Нэш, один из последних оставшихся в живых членов печально известной гангстерской банды Аль Спенсера, которая действовала десять лет назад, был сегодня арестован в Хот-Спрингсе, штат Арканзас, тремя агентами Министерства юстиции. Они «похитили» гангстера на улицах курортного города.

Далее в шести абзацах описывалось похищение и «побег» агентов из Арканзаса и — как это ни покажется дико — указывалось, что агенты намерены доставить преступника ночным поездом в Канзас-Сити. Сообщение полетело в десятки офисов Ассошиэйтед Пресс, в том числе и в Хот-Спрингсе. В этом офисе у Дика Галатаса были друзья.

Полицейские тем временем уже забыли о встрече с репортером и спокойно ехали в Канзас-Сити в одиннадцатом вагоне, пристегнув Нэша наручниками к верхней полке. Поезд прибывал на вокзал «Юнион-стейшн» в семь утра.

Всего в двух милях от вокзала, на котором Нэшу пришлось сесть в поезд, идущий в Канзас-Сити, Бонни Паркер потихоньку приходила в себя. Впоследствии ее родственники будут вспоминать, что ей понадобилось шесть дней, чтобы узнать свою сестру Билли. Сестра сидела у изголовья ее кровати, вытирала испарину со лба и меняла повязки. Клайд тоже всю неделю почти ни на минуту не отходил от постели Бонни.

Они попали в переплет. Оставаться в Форт-Смите дольше было нельзя. Клайд напрягал мозг, пытаясь придумать, где бы он мог спрятать Бонни, пока она не поправится. Ехать в Даллас слишком рискованно. Кто им сейчас нужен, так это какой-нибудь солидный друг, который знал бы, как их укрыть. И чем больше Клайд думал, тем лучше он понимал, что помочь им может только один человек. Как только Бонни стало настолько лучше, что ее можно было перевозить, Клайд решил, что отправится на поиски Красавчика Флойда.

Джоплин, Миссури

22 часа 09 минут

В доме Дэфи Фармера раздался телефонный звонок. Звонили Галатасу из Хот-Спрингса. Тот выслушал сообщение и повесил трубку. Планы приходилось менять. «Они везут Фрэнка в Канзас-Сити поездом», — сказал Галатас.

Фрэнсис Нэш мучительно размышляла о том, кто мог бы спасти ее мужа. Надежда оставалась только на лучшего друга Фрэнка — бандита по имени Берн Миллер. Этот человек в прошлом служил шерифом в Южной Дакоте, но растратил деньги и после тюремного заключения встал на путь преступления. Миллер был редкой птицей среди налетчиков со Среднего Запада: удачливый грабитель банков, он в то же время подрабатывал на стороне в качестве киллера, которого нанимали гангстерские синдикаты Чикаго и Нью-Йорка. Стрелял он настолько метко, что, как говорили, мог при помощи автомата Томпсона написать свое имя. Это был одиночка, человек с нордическим характером. Раньше Миллер грабил банки вместе с Харви Бейли и Баркерами, но в настоящее время жил в Канзас-Сити со своей подружкой.

В 10 часов 17 минут Фрэнсис Нэш позвонила Миллеру в его дом на Эджвейл-роуд. Миллер уже знал, что Нэша арестовали: чуть раньше его приятель-бутлегер Фрэнк Маллой по прозвищу Фриц разыскал его на поле для гольфа и передал новость, пришедшую из Чикаго. «Что мне делать? — рыдала Фрэнсис. — Что мне делать?» Миллер заверил жену друга, что обо всем позаботится и повесил трубку.

Через два часа в доме Фармера еще раз зазвонил телефон.

— Давай-ка я подойду, — сказала Фрэнсис. — Это, должно быть, меня.

— Это Берн, — услышала она голос Миллера. — Я уже на вокзале «Юнион-стейшн».

Фрэнсис снова потеряла самообладание и зарыдала в трубку.

— Ну-ну, не принимай все так близко к сердцу, — сказал Миллер. — Скоро увидишь своего лапочку.

— Что мне делать? — всхлипывала Фрэнсис. — Где я могу с тобой повидаться? Я не могу вернуться домой. Мне некуда пойти.

Они поговорили еще пару минут. Миллер понимал, что не может взяться за спасение Нэша в одиночку. С вокзала он позвонил в «Зеленый фонарь» в Сент-Поле, надеясь разыскать Баркеров. Он не знал, что братья в это время были заняты похищением Хэмма. Времени оставалось совсем мало.

Канзас-Сити, Миссури

17 июня, суббота

7 часов 15 минут

Агент Джо Лэки, человек с римским профилем, отворил дверь вагона. Поезд приходил на двенадцатый путь вокзала «Юнион-стейшн». Джо не спал двое суток, и нервы его были на пределе. Все прекрасно знали, что за город Канзас-Сити: центр коррупции, магнит для налетчиков, сутенеров и мошенников, съезжающихся со всей страны, от Чикаго до Западного берега. Все, что сулило деньги — от полиции до выборов, — было сосредоточено здесь в руках политикана Томаса Дж. Пендергаста. Доходы этого человека от игорных заведений, проституции и наркотиков приближались к 30 миллионам долларов в год. (Заметим, что одним из винтиков в машине Пендергаста был 49-летний окружной судья по имени Гарри Трумэн. Через год его выберут в американский сенат.)

Прежде чем отправиться дальше, в Левенуэрт, поезд должен был простоять в Канзас-Сити целый час. Агенты полагали, что оставаться даже час в этом городе крайне опасно. Поэтому офис ФБР в Оклахома-Сити разработал план совместных действий с начальником отделения бюро в Канзас-Сити Ридом Веттерли, 29-летним мормоном с кукольным личиком. Веттерли было поручено собрать группу полицейских, которая отвезет Нэша в Левенуэрт, находящийся в тридцати милях от Канзас-Сити.

Лэки увидел одетого в черный костюм Веттерли в начале платформы. Рядом с ним стояли еще трое. Когда поезд остановился, Лэки соскочил с подножки и подошел к ним. Веттерли представил ему прибывших с ним людей. Агенту ФБР Рэю Кэффри исполнилось 30 лет, это был серьезный, но в то же время простодушный парень родом из Небраски. Шатен, волосы расчесаны на прямой пробор. Еще два человека, одетые неряшливо, оказались постарше и послабее на вид. Это были местные полицейские — кривозубый Фрэнк Хермансон и Билл Грумс по прозвищу Ред, которые приехали на вокзал в принадлежащем полицейскому управлению бронированном автомобиле.

Лэки переговорил с ними, а затем вернулся в поезд, чтобы вывести Нэша. Через минуту преступник стоял на платформе, а следом за ним вышли и трое сопровождающих. На Нэше была белая рубашка с незастегнутым воротником, наручники прикрывал носовой платок. Его собирались везти прямиком в Левенуэрт. Полицейские на бронированном автомобиле должны были обеспечивать прикрытие, они надеялись вернуться в город ко времени ланча.

Фэбээровцы и полицейские без лишних разговоров окружили Нэша и повели его к выходу с платформы. Они быстро поднялись по ступенькам и вошли в широкий зал вокзала «Юнион-стейшн». Он уже потихоньку заполнялся пассажирами ранних поездов. Агент Кэффри шел следом за Нэшем, сунув преступнику под ребра свой кольт 38-го калибра. Все оборачивались на эту странную группу, шагавшую через открытое гулкое пространство к арке выхода, за которым была автомобильная парковка.

Лотти Вест, сотрудница справочного бюро вокзала, стояла у входа в ресторан Фреда Харви и болтала с менеджером. Завидев идущих мимо восьмерых мужчин, она сказала, показав на Нэша: «Это, наверное, Красавчика Флойда поймали».

Утренние газеты сообщили, что Флойд прибыл в город накануне вечером, и теперь все только об этом и говорили.

Процессия вышла на площадь и приблизилась к двухдверному «шевроле», который подогнал на вокзал Кэффри. Машина стояла на парковке в первом ряду. Вокруг было уже оживленно: подъехало такси, мимо прошли три монахини.

Кэффри открыл дверцу со стороны пассажира, и Джо Лэки протиснулся на заднее сиденье. За ним последовал Рид. «Садись вперед, — приказал Лэки Нэшу. — Поедем так же, как из Хот-Спрингса. Так мы все будем тебя видеть». Нэш уселся на переднее сиденье. Фрэнк Смит втиснулся третьим на заднее. Грумс и Хермансон стояли у правого переднего колеса, лицом друг к другу, и ждали, пока все рассядутся. Рид Веттерли собирался сесть рядом с Нэшем. Рэй Кэффри протиснулся между Грумсом и Хермансоном и стал огибать машину, направляясь к водительской двери.

Внезапно раздался крик: «Руки! Руки вверх!»

Все семеро повернулись на крик. И тут кто-то из них выстрелил.

«Мочи их!» — крикнул неизвестный. И на машину со стороны лобового стекла обрушился целый град автоматных очередей. Двое полицейских, Билли Грумс и Фрэнк Хермансон, дернулись, как марионетки. Очереди прошили каждому из них голову и грудь, из ран хлынула кровь. Оба были убиты наповал. Пуля пробила голову Фрэнка Нэша, остававшегося на переднем сиденье. Та же участь постигла сидевшего сзади Отто Рида. Рэя Кэффри, которого выстрелы застали в момент, когда он обходил машину, бросило на капот, затем он рухнул на землю. Рида Веттерли ранило в правую руку, он упал рядом с машиной, но тут же вскочил и кинулся к вокзалу, петляя, чтобы избежать пуль, взбивавших пыль сразу за ним. Лэки, сидевший сзади, поднял револьвер, но тут же получил три пули, выронил его и упал головой вперед. Он был еще жив, но уже ни на что не реагировал. Не двигался и Фрэнк Смит, тоже сидевший сзади. Даже когда стрельба закончилась, они оба продолжали сидеть, уткнув головы между коленями.

Раздался звук приближающихся шагов. «Внутри все мертвы», — сказал чей-то голос.

Это событие назовут бойней в Канзас-Сити. До тех пор за всю историю Америки только однажды убийство полицейских было более кровавым. Событие потрясло нацию, тем более что оно произошло всего через двое суток после похищения Уильяма Хэмма. Волна возмущения расходилась по всей стране, шок испытывали и в Овальном кабинете.

Война с преступностью началась.

 

III

НА БОЙ ВЫХОДЯТ РЕБЯТА

ИЗ КОЛЛЕДЖА

17 июня — 22 июля 1933 года

Канзас-Сити

17 июня, суббота

7 часов 20 минут

— Один жив! Этот жив!

Пороховая дымка все еще висела над парковкой у вокзала «Юнион-стейшн», когда к фэбээровской машине подбежали люди. Рэй Кэффри лежал, распростертый на земле у крыла автомобиля, глаза его были открыты. Он пытался что-то произнести, но через несколько минут был уже мертв. В шести футах от него в расползающейся луже крови лежали друг на друге тела полицейских из Канзас-Сити. Голова Билла Грумса покоилась на груди Фрэнка Хермансона. Тело Нэша сползло на водительское место, рот был открыт, голова откинута назад, из нее на шею и грудь стекали ручейки крови. Тело Отто Рида на заднем сиденье выглядело еще страшнее.

Первым, кто подбежал к машине, когда убийцы уже скрылись, был Майк Фэннинг, дежурный полицейский с вокзала. Он успел несколько раз выстрелить в отъезжающий седан. Фэннинг понятия не имел, что здесь происходило. Он рывком распахнул дверцу машины, навел пистолет на сидящих в ней людей и крикнул, чтобы они выходили.

«Не стреляйте, я сотрудник федеральной службы», — сказал Фрэнк Смит, поднимая руки. Он посмотрел на своего старого друга Отто Рида, сидевшего рядом, и в глазах у него появились слезы: тот был мертв. Слева от Рида стонал от боли Джо Лэки: он был трижды ранен. «Держись, держись, — подбодрил его Смит. — Ты выкарабкаешься».

Подбежал спасшийся начальник отделения ФБР в Канзас-Сити Рид Веттерли и помог вытащить Лэки из машины. Его положили на землю. Смит поддерживал ему голову. «Со мной все будет в порядке, — прошептал Лэки. — Позаботься об остальных».

Собиралась толпа: бизнесмены в соломенных канотье, шоферы в кепках, несколько фермеров в комбинезонах. Люди поскальзывались на лужах крови. Взвизгнула женщина. Корреспондентка телеграфного агентства на цыпочках пробиралась к машине, пачкая в крови свои белые туфли. Через несколько минут подъехала «скорая помощь» и увезла Лэки в Исследовательскую больницу (он оправится через несколько недель и вернется на службу!). Веттерли, который был ранен в руку, помчался в офис ФБР, находившийся в здании Федерального резервного банка. Он схватил телефонную трубку и вызвал Вашингтон. Его соединили напрямую с директором ФБР.

— Это была бойня, мистер Гувер, — сказал Веттерли. — Рэй Кэффри убит. Джо Лэки ранен так, что может не выкарабкаться. Убиты двое полицейских из Канзас-Сити и шеф полиции из Макалистера, штат Оклахома. Нэш тоже убит.

Веттерли послушал, что говорит Гувер.

— Да нет, я ничего. Испортили хорошее летнее пальто и рубашку… Нет… В больницу я не ходил… Хорошо, сэр, я немедленно отправлюсь к врачу.

Одного из агентов послали на квартиру к Рэю Кэффри, чтобы сообщить о случившемся его жене. Остальные агенты спустились к парковке и принялись опрашивать свидетелей. Толпа не расходилась все утро, и недостатка в тех, кто считал, что видел убийц, не было. Но сведения, которыми заполняли свои записные книжки агенты, представляли собой полную неразбериху. Нападавшие приехали на одной машине — нет, на двух. Стреляли двое, а может быть, и трое. Некоторые утверждали, что видели пятерых. Убийцы были худощавого телосложения, высокого роста — нет, приземистые и толстые. Может быть, смуглые, а может быть, и нет. Такое начало расследования не обещало ничего, кроме разочарования, — так вскоре и вышло.

Однако один прорыв ФБР в это утро все-таки удалось совершить. Дик Галатас уже вернулся из Джоплина в Хот-Спрингс, но другие заговорщики — Фрэнсис Нэш, Дэфи Фармер и его жена, — услышав по радио о бойне, запаниковали. Фрэнсис была оглушена новостью. «Не может быть! — повторяла она. — Не может быть!»

Единственное, что могли сделать эти трое, — пуститься в бега. К двум часам дня они покинули дом, но это не осталось незамеченным. Одна из соседок услышала подозрительный разговор по телефону (телефон был общий у нескольких владельцев) и сообщила полиции в Джоплине. Полиция нагрянула на ферму в полдень. Они застали там только сторожа, но тем не менее позвонили в Канзас-Сити. Двое агентов ФБР немедленно сели в машину и отправились в Джоплин. На следующее утро они были уже на месте. Агенты устроили засаду и стали ждать, когда кто-нибудь из подозреваемых вернется.

В поддень (прошло только пять часов после того, как на вокзале прогремел последний выстрел) Гувер обдумывал, кому поручить следствие по этому делу, без сомнения самому важному в истории ФБР. Сотрудники Рида Веттерли были юнцами, только что выпущенными из колледжа. Хотя они и рвались в бой, никто из них не годился для того, чтобы возглавить серьезнейшее расследование. Гуверу требовался такой агент, каких у него было совсем немного: профессиональный следователь, человек дипломатичный, зрелый и бывалый. За все время существования ФБР при исполнении служебных обязанностей погибло только трое агентов (Рэй Кэффри был третьим), и Гувер решил ввести в игру того, кто справился с первым из подобных дел. Он взял телефонную трубку и набрал номер в Сан-Антонио. Это был номер Гуса Джонса.

Джонс служил начальником отделения ФБР в Сан-Антонио с 1921 года. Он оказался первым из тех «ковбоев» (их было человек двенадцать), которых Гувер привлек для обучения своих «студентиков» и которым поручал самые важные дела. Джонс был детищем старого техасского Фронтира. Ему исполнился 51 год, это был крепкий круглолицый мужчина с редеющими светлыми волосами, он носил очки в проволочной оправе и предпочитал огромные «стетсоновские» ковбойские шляпы.

Джонс родился в Сан-Анджело в 1882 году и был потомственным полицейским: его предки служили в Западном Техасе. Отец Джонса погиб в стычке с индейцами в самом конце XIX века. Будучи начальником отделения ФБР в Эль-Пасо во время Первой мировой войны, Джонс немало сделал для того, чтобы прекратить поставки оружия Панчо Вилье и другим мексиканским революционерам. Затем его перевели в Сан-Антонио, и к 1930-м годам он считался одним из лучших сотрудников ФБР.

Переговорив с Гувером, Джонс вылетел из Сан-Антонио и прибыл в аэропорт Канзас-Сити в ночь с субботы на воскресенье, в 2 часа 30 минут (через семнадцать часов после бойни). Он немедленно собрал совещание с участием Веттерли и его людей. В десять утра, взяв с собой двоих сотрудников ФБР, Джонс отправился на встречу с новым шефом полиции Канзас-Сити Юджином Реппертом. Этот человек был одной из пешек Пендергаста, и после бойни он больше всего беспокоился о том, чтобы свалить ответственность на других.

Репперт объявил репортерам, что арест Нэша был операцией ФБР. «Это вы втравили нас во все эти неприятности», — заявил Репперт Джонсу. Джонс сказал, что бюро готово во всем помогать полицейскому расследованию. На это Репперт ответил: «Это федеральное дело, и полиция тут ни при чем».

Впоследствии Джонс говорил, что ничего более странного из уст шефа полиции ему никогда не приходилось слышать: двое полицейских убиты, а босс не собирается заниматься расследованием.

ФБР оставалось только гадать о причинах и рассчитывать на собственные силы. Некоторые из людей Гувера сомневались в том, что им удастся справиться со столь сложным делом, хотя вслух об этом никто не говорил. До сих пор ФБР не приходилось оказываться в подобной ситуации. Гус Джонс спрашивал себя: а что будут делать безоружные агенты, если им доведется столкнуться с вооруженными до зубов убийцами? Когда Гувер прислал телеграмму, требуя задействовать все ресурсы для поимки бандитов, Джонс телеграфировал в ответ: «Как мы будем их ловить? С игрушечными ружьями?» После этого негласный запрет на ношение оружия в ФБР был отменен. Клайд Толсон, один из главных помощников Гувера, прислал из Вашингтона в Канзас-Сити два автомата.

Вернувшись в офис ФБР, Джонс собрал всех обсудить версии происшедшего. Некоторые агенты считали, что это была бандитская разборка и пули предназначались Фрэнку Нэшу. Но по мнению Джонса, это была неудачная попытка спасти Нэша. Сразу наметилось несколько подозреваемых. Две наиболее вероятные версии, впрочем, уже обсуждались городскими газетами. Одна из них состояла в том, что убийство — дело рук Красавчика Флойда. Шериф Киллингзуэрт дал несколько интервью газетчикам, и о прибытии Флойда в Канзас-Сити говорили повсюду. Проблема, однако, заключалась в том, что из нескольких десятков свидетелей только один опознал Флойда. Это была та самая дама из справочного бюро — Лотти Вест. Миссис Вест утверждала, что, придя в то утро на работу, она увидела Флойда, сидевшего за ее столом. Эта история получила широкую огласку, но ни один из агентов не принял ее всерьез.

Другая версия основывалась на слухах, будто именно Нэш устроил побег для Харви Бейли и еще десяти заключенных из тюрьмы штата Канзас 31 мая того же года. По мнению Джонса, группа Бейли попыталась спасти Нэша, но по каким-то причинам это закончилось его убийством. Версия Джонса получила развитие после того, как несколько свидетелей опознали на фотографиях Бейли и подтвердили, что этот человек был в числе стрелявших. Наиболее подробные показания дал бизнесмен Сэмюел Линк. Он рассказал, что в то утро поставил свою машину рядом с седаном «рео», а когда выходил из машины, то из седана тоже вышел человек, похожий на Бейли, и случайно сбил ему, Линку, шляпу. Потом Линк видел, как этот человек и еще один бандит открыли огонь по машине ФБР. Самое подкупающее в этих показаниях было то, что Линк в 1926 году служил помощником шерифа в Канзас-Сити и однажды видел Бейли на улице. Он опознал и второго убийцу, указав на фотографию одного из тех, с кем Бейли вместе бежал из тюрьмы: кровавого оклахомского бандита по имени Вилбур Андерхилл, которого газеты называли «ужасом трех штатов».

Самые ценные показания должны были, конечно, дать трое выживших агентов — Веттерли, Лэки и Фрэнк Смит. Однако тут следователей ждало разочарование. Лэки, еще остававшийся в больнице, показал, что видел двоих стрелявших, но опознать их не может: стекла машины были слишком грязными, поэтому он плохо разглядел стрелявших. Смит успел заметить только одного человека, но опознать его не в состоянии, потому что, как только началась стрельба, он нагнулся, спрятал голову и ничего уже не видел. Только Веттерли смог указать на конкретного человека: он утверждал, что узнал в одном из автоматчиков Боба Брэди по прозвищу Большой, грабителя банков из Оклахомы, который тоже бежал из тюрьмы вместе с Бейли. К вечеру воскресенья Джонс решил направить усилия агентов на поиски Бейли и других беглецов. Были подготовлены плакаты с фотографиями и надписями «Разыскивается преступник».

Через тридцать шесть часов после убийства офису ФБР в Оклахома-Сити удалось получить список телефонных звонков, поступавших из Хот-Спрингса на ферму Дэфи Фармера, находящуюся к югу от Джоплина. Логично было предположить, что некто из Хот-Спрингса просил Фармера спасти Нэша. Теперь требовалось узнать, кому в Канзас-Сити звонил Фармер. Номера исходящих звонков можно было получить в Сент-Луисе. Очень странно, но Рид Веттерли, вместо того чтобы просто позвонить в Сент-Луис, решил послать туда письмо. Список номеров пришел только через четыре дня, и этого времени Верну Миллеру и другим участникам убийства хватило, чтобы надежно спрятаться.

Вечером в субботу, через пятнадцать часов поле бойни, Билли Данн, посредник в деле Хэмма, выехал из Сент-Пола. В его «форде» были сняты все дверцы — очередная идея Джорджа Циглера: в автомобиле со снятыми дверцами нельзя поместить засаду. В машине находилась сумка со 100 тысячами долларов.

Поездке Данна предшествовали три записки, полученные им от похитителей Хэмма. Первую из них доставили в аптеку неподалеку от дома Хэмма:

Ты такой чертовськи умный, что допрыгаешься до того, что мы и тебя убьем, и его. Мы хотим, чтобы ты сам привез деньги; если ты устроишь патставу, то мы будем иметь удовольствие всадить тебе пулю в голову.

Вечером в субботу пришла вторая записка. Она была подброшена в машину одного из сотрудников пивоварни, и в ней содержались инструкции, как доставить выкуп. Данна предупреждали о том, что он должен приехать один:

Ты привлек ищеек к этому делу, теперь давай избавляйся от этих ублюдков.

Начальник отделения ФБР в Сент-Поле Вернер Хэнни все-таки подумывал о том, чтобы устроить ловушку похитителям в момент передачи выкупа. Купленный бандитами полицейский Том Браун сообщил об этом Баркерам, и Данн получил во второй половине того же дня еще одну записку:

Кончай трепаца с полицией, держись подальше от копов.

Поздно вечером Данн выехал на шоссе № 61 и направился к северу. Когда он миновал городок Уайт-Бэр-Лейк, было уже совсем темно. Неподалеку от Пайн-Сити, расположенного на полпути к Дулуту, его обогнала машина, ехавшая на скорости более 70 миль в час. За ней пронеслась еще одна. Увидев, что обе машины остановились у обочины, Данн притормозил. Машины дали ему проехать, а затем снова тронулись и обогнали его. Через несколько минут Данн увидел впереди огни фар. Они мигнули пять раз. Это был условный сигнал. Данн остановил машину и выбросил на дорогу сумку с деньгами.

Затем Данн отправился дальше — в Дулут. По словам бандитов, в «Новом дулутском отеле» его должен был ждать Хэмм. Однако там никого не оказалось. Вскоре к Данну присоединился секретный агент похитителей Том Браун вместе с еще одним полицейским. Они ждали в гостинице всю ночь, но Хэмм так и не появился.

Фред Баркер и Джордж Циглер приехали в свое укрытие в Бенсенвилле на следующее утро. Они швырнули сумку на кухонный стол. «Давай-ка по паре кружек пива с пивоварни Хэмма, — сказал Циглер. — Чувствую, этот сорт будет моим любимым еще долгое время».

Той же ночью Карпис отвез Хэмма в Миннесоту и рано утром оставил его с завязанными глазами в поле неподалеку от города Вайоминг. Через несколько минут Хэмм содрал повязку и с трудом направился к близлежащей ферме. Оттуда он позвонил своей матери в Миннеаполис. Вечером он уже был в своем особняке и, чуть живой, отвечал толпе репортеров.

Этим утром некоторые из членов банды вернулись в Твин-Ситиз, и если бы не помощь Тома Брауна, то карьера Баркеров в этот день и закончилась бы. Фред Баркер снимал дом на Вернон-стрит, и соседи обратили внимание на его странные привычки. Они видели, что к дому в разное время дня и ночи подъезжают большие машины, каждый раз разные, и посмеивались, что здесь, мол, живут гангстеры — может быть, похитители Хэмма. На этот раз, когда бандиты выходили из своего «бьюика», один из соседей пошутил: «Должно быть, выкуп привезли».

Но шутили не все. Один молодой человек заподозрил неладное и решил позвонить редактору «Сент-Пол пайонир пресс», а тот перезвонил в полицию. Дежурный полицейский, на счастье Баркеров, передал информацию Тому Брауну. Тот немедленно выскочил из своего офиса и позвонил из телефона-автомата приятелю, который и предупредил Баркеров. Весь вечер соседи наблюдали, как бандиты носятся по дому, хлопают дверями и швыряют чемоданы в машину.

Когда на следующее утро двое полицейских пришли осмотреть дом, он был пуст.

К тому времени, когда Баркеры выбрались из Сент-Пола, остальные члены банды уже успели добраться до чикагских квартир. Из газет они с изумлением узнали о бойне в Канзас-Сити. Все, кто был связан с бандой, понимали, что это дело рук Верна Миллера, который пытался спасти своего друга Фрэнка Нэша.

Этим утром в Мэйвуде, пригороде Чикаго, Волни Дэвис, приятель Дока Баркера, оставался дома, в своей квартире на втором этаже, и нервно шагал из угла в угол.

«После этой стрельбы начнется заварушка», — сказал он своей подружке Эдне Мюррей по прозвищу Кролик. Они принялись обсуждать, что теперь делать, как вдруг услышали гудок автомобиля. Эдна подошла к окну и, к своему ужасу, узнала в стоящем внизу блондине Верна Миллера.

— Кучерявый дома? — спросил он.

— Да, — ответила Эдна.

Дэвис тоже подошел к окну.

— Выйди-ка на минутку, — сказал ему Миллер.

Эдна видела, как Дэвис спустился, поставил машину Миллера в гараж на другой стороне улицы, а затем протянул Верну ключи от своей машины.

Немного погодя Миллер поднялся в квартиру и упал на диван. «Еле на ногах стою, — сказал он. — Выбраться из Канзас-Сити оказалось непросто. Есть у вас йод?» У него был поранен палец. Пока Эдна смазывала рану йодом, речь Миллера становилась все более фаталистической. «Я теперь человек, которого полиция хочет поймать больше всех на свете. Конечно, меня вздернут за это дело. Я ведь говорил с женой Нэша накануне и обещал ей помочь Фрэнку. Она даст против меня показания».

На следующий день Миллер уехал, а потом вернулся вместе со своей подругой Вайолой (или Вай) Матиас. Они оставались в квартире Дэвиса три дня, а потом исчезли.

Бойня в Канзас-Сити — десять секунд стрельбы из автоматов и гибель пяти человек — навсегда изменила американское законодательство. ФБР мобилизовалось и через несколько месяцев превратилось в главную федеральную полицейскую силу. Это позволило Гуверу сохранить рабочее место: через шесть недель после бойни его официально утвердили на посту директора на новый срок. Государство объявило Войну преступности, и через некоторое время людям Гувера действительно предстояло столкнуться с настоящими преступниками.

Однако все это происходило не сразу. Вопреки расхожим мифам надо сказать, что на следующее утро после бойни не было никакой пресс-конференции, на которой Гувер якобы объявил войну гангстерам. Он говорил с репортерами по телефону, оставаясь в своем офисе, но при этом ограничивался ответами на вопросы о происшедшем в Канзас-Сити. «Мы будем искать преступников до тех пор, пока не найдем их, даже если это займет годы, — сказал он корреспонденту „Канзас-Сити стар“ через несколько часов после события. — Мы никогда не оставим расследования этого дела».

На самом деле импульс для широкомасштабной Войны с преступностью исходил не от Гувера, а от его нового шефа — министра юстиции Гомера Каммингса. Он посвятил всю весну изучению возможности начать общегосударственную борьбу с криминальным миром. Бойня только дала администрации президента повод, необходимый для того, чтобы предъявить обществу эту идею. 29 июня, через двенадцать дней после преступления в Канзас-Сити, Каммингс объявил о ряде мер, которые и были главными составляющими Войны с преступностью: во-первых, назначение специального прокурора Джозефа Кинана; во-вторых, пакет законов, предусматривающих, среди прочего, квалификацию убийства федерального агента как федерального преступления; в-третьих, создание специальных подразделений внутри ФБР, которые должны заниматься особо важными делами. Каммингс предлагал изучить вопрос о возможности создания федеральной полиции на базе ФБР с привлечением сотрудников из Бюро по контролю за соблюдением сухого закона (которому оставалось существовать недолго). «Нью-Йорк таймс» поместила известие об этом на первую полосу.

Каммингс тем летом несколько раз давал интервью. «Рэкет стал настолько распространенным явлением, что правительство обязано принять меры по уничтожению всей этой армии преступников», — сказал он в первом из них. Выступая на встрече с представителями организации «Дочери американской революции», он заявил: «Мы сейчас ведем войну с теми, кто угрожает безопасности нашей страны, — войну с организованной преступностью».

Реакция общества на это была двойственной: с одной стороны, энтузиазм, с другой — сомнения. «Вашингтон пост» писала в передовой статье: «Редко, когда открытое пренебрежение законом проявлялось столь страшно, как в Канзас-Сити в эту субботу». Правительственные чиновники и раньше объявляли войны гангстерам, и многие не видели разницы в том, кто будет бороться с преступностью — ФБР или какое-то другое агентство. Один колумнист писал: «Министерство юстиции отлично проявило себя в ловле фальшивомонетчиков, почему бы ему не справиться с грабителями с большой дороги?»

В призыве к Войне с преступностью был и корпоративный интерес: до этого Каммингсу никак не удавалось найти способ удержать Министерство юстиции от постоянных сокращений. Нельзя сказать, что идея создания федеральной полиции немедленно нашла всеобщую поддержку, для этого потребовалось время. Да и главные преступления, которые ФБР выдвигало в качестве аргументов, — бойня в Канзас-Сити и похищение Хэмма, — интенсивно освещались прессой только на Среднем Западе, и резонанс, вызванный похищением сына Линдберга, в свое время был куда сильнее.

Но призыв Каммингса оказался созвучен намерениям «архитекторов» «Нового курса» из администрации Рузвельта. Они поддержали министра, связав его идею с усилиями правительства по преодолению Великой депрессии. К осени Война с преступностью стала центральным пунктом в рузвельтовской политике консолидации сил и одним из главных положений в президентском послании о положении в стране, которое Рузвельт направил в конгресс в январе. Благодаря этому малоизвестное бюро в составе Министерства юстиции превратилось в краеугольный камень «Нового курса». Если Гуверу и его новичкам-агентам удастся справиться с «именитыми» преступниками, это окажется веским доказательством правильности политики президента.

Такие соображения правительственных чиновников позволили Гуверу собрать значительные ресурсы в первые дни после бойни. Были зачислены на службу и отправлены в тренировочные классы десятки новых агентов. Было закуплено оружие, и приходилось учить людей с ним обращаться. Участники программы ФБР по обучению стрельбе поначалу представляли собой редкостных мазил. Нью-йоркские агенты тренировались на ферме, паля по тыквам и бутылкам из-под газировки, а отделение в Цинциннати призвало в качестве инструкторов местных полицейских. В Чикаго начальник отделения попросту роздал новичкам револьверы и сказал: «Вот вам пушки, ребятки, а теперь поучитесь-ка сами из них стрелять». Один из ветеранов ФБР вспоминал: «У нас в Канзас-Сити оказался только один пистолет 32-го калибра. Так вот, мне как-то приказали взять эту пушку и патроны к ней и отправиться в один офис. Я пошел, а когда дошло до дела, то оказалось, что патроны не того калибра». Такова была армия новичков, с которой Гуверу предстояло раскрыть два самых громких преступления и своими победами в Войне с преступностью поддержать Белый дом. Оба расследования вскоре оказались тесно связанными.

22 июня, во вторник, через пять дней после бойни в Канзас-Сити, агенту Гусу Джонсу позвонили из отделения ФБР в Сент-Поле: местные сотрудники бюро обыскали дом, который нанимал Фред Баркер. У них возникло подозрение, что этот дом как-то связан с похищением Хэмма. Кто там жил, они понятия не имели, но оказалось, что отпечатки пальцев на пивных бутылках принадлежали Фрэнку Нэшу. Люди Гувера чесали затылки: неужели Нэш каким-то образом причастен к похищению Хэмма?

Тем же утром отделение ФБР в Канзас-Сити наконец получило список номеров, по которым звонили из дома Дэфи Фармера. Эти данные изменили направление расследования: оказалось, что ряд звонков был сделан по адресу: Эджвейл, 6612, в Канзас-Сити. Сотрудники ФБР быстро разыскали этот дом, но бандитов там не оказалось. Агент Дуайт Брентли в сопровождении домовладельца и полицейского провел обыск. В ящике стола они нашли кипу бумаг — в основном счета за телефон и электричество, выписанные на имя членов семьи Винсента Мура. В погребе Брентли обнаружил пустые пивные бутылки, а также четырехгаллонную канистру из-под молока, заполненную кровельными гвоздями. Подъехал специалист по дактилоскопии и через час дал заключение, которое уже предчувствовали те из агентов, кто сталкивался с Фрэнком Нэшем: под именем Винсента Мура скрывался Верн Миллер. 6 июля газеты Канзас-Сити раструбили об этом, назвав Миллера и еще троих местных хулиганов виновными в бойне на вокзале. Теперь Миллер стал самым разыскиваемым преступником в стране.

Через несколько дней агенты стали подбираться к конкретным людям. Дэфи Фармер и его жена были арестованы 7 июля, после того как они по каким-то непонятным причинам вернулись в Джоплин. Фрэнсис Нэш выследили в доме ее родственников в Иллинойсе и тоже арестовали. После нескольких дней допросов эта троица раскололась и рассказала все: и о перелете из Хот-Спрингса, и о телефонных звонках Миллеру. Однако никто не мог ответить на вопросы, которые теперь занимали ФБР больше всего: где сейчас Миллер и кто были его соучастники?

Гус Джонс составил список подозреваемых. В нем значились Красавчик Флойд, Бонни и Клайд, Элвин Карпис и братья Бэрроу. Однако сам Джонс оставался убежден в том, что сообщниками Миллера были бандиты, которым Нэш помог удрать из канзасской тюрьмы: Харви Бейли, налетчик из Оклахомы по имени Вилбур Андерхилл и еще несколько беглецов.

Бейли догадывался, что его подозревают, и, желая доказать свою невиновность, пошел на невиданный шаг. Однажды утром Джонс распечатал письмо и застыл от изумления: это было послание от Бейли и его товарищей. Они заявляли, что никак не могли участвовать в бойне, поскольку в то самое утро ограбили банк в Блэк-Роке (Арканзас). «Мы, нижеподписавшиеся, признаем, что совершили ограбление», — писал Бейли. В качестве подтверждения к письму прилагались отпечатки пальцев всех членов банды.

Письмо было получено утром 20 июля, в четверг. Джонс все еще сидел в офисе ФБР в Канзас-Сити и изучал это послание, когда пришло известие о том, что ночью на окраине города произошла перестрелка с бандитами.

Этими бандитами оказались Бонни и Клайд.

Платт-Сити, Миссури

16 июля, вторник

Около десяти вечера банда Бэрроу приехала в мотель на окраине городка Платт-Сити, находящегося в нескольких милях к северу от Канзас-Сити. Они покинули Форт-Смит три недели назад, после того как Бак и Джонс во время ограбления бакалейного магазина в Файеттвилле (Арканзас) наткнулись на полицию и попали под пули. Не сумев найти Красавчика Флойда — им удалось отыскать только его брата Брэдди, — они переждали некоторое время в мотеле в Грейт-Бенде (Канзас). Единственное совершенное ими за это время преступление, о котором стоит упомянуть, был налет на арсенал Национальной гвардии в Эниде (Оклахома). Там им удалось захватить пять автоматических винтовок Браунинга, полдюжины кольтов 45-го калибра и десять тысяч патронов. «Теперь у нас на заднем сиденье столько оружия, что сесть негде», — шутил Клайд.

Судя по всему, Грейт-Бенд они покинули накануне, 17 июля, и переночевали в поле на севере Канзаса. Во вторник утром местный фермер нашел на месте их ночевки окровавленные бинты и позвонил в местную полицию. Полицейские знали, что среди бандитов была раненая — Бонни, — и объявили тревогу в нескольких соседних штатах. Шерифам предписывалось следить, не сделает ли кто-нибудь необычные покупки в аптеках.

Той же ночью банда Клайда выехала к окраинам Канзас-Сити, ограбив по пути три заправочные станции в Форт-Додже, и остановилась на ночлег у развилки шоссе в Платт-Сити. Компания сняла в мотеле два кирпичных домика, которые стояли отдельно от прочих позади таверны «Красная корона». Бак и Бланш на следующий день пошли в эту таверну пообедать, но тут же покинули ее, завидев местного шерифа, — его звали Холт Коффи. Во второй половине дня Бланш съездила в город и купила в аптеке шприцы для подкожных инъекций и сульфат атропина. Аптекарь посчитал покупку подозрительной и позвонил шерифу Коффи. Делая покупки, Бланш обмолвилась, что остановилась в «Красной короне», и аптекарь сообщил об этом шерифу. Коффи тут же позвонил в мотель и получил подтверждение: там недавно поселились две супружеские пары. Он припомнил полицейские циркуляры и убедился, что это банда Бэрроу. Шериф связался с дорожной полицией Миссури, и ему прислали из Канзас-Сити подкрепление, в том числе был предоставлен бронированный автомобиль. На бандитов решили напасть той же ночью. К вечеру Коффи собрал тринадцать помощников шерифа и полицейских. В полночь все они собрались у «Красной короны», вооруженные автоматами Томпсона, металлическими щитами и специальными винтовками для противодействия массовым беспорядкам.

Около часа ночи полицейские и добровольцы заняли позиции напротив двух домиков, соединенных небольшим гаражом. Свет в окнах уже не горел. Двое полицейских забрались на крышу таверны и взяли под прицел оба выхода. Бронированный автомобиль, потихоньку подъехав вплотную, заблокировал выезд из гаража. После этого шериф Коффи подкрался к левому домику, который занимали Бак и Бланш, и постучал в дверь.

— Да? — откликнулась Бланш. Она стирала какие-то вещи Бонни в раковине. — Кто там?

— Мне бы поговорить с ребятами, — сказал Коффи.

— Подождите, — ответила Бланш. — Мы только оденемся.

Клайд лежал в кровати рядом с Бонни в соседнем домике и слышал этот разговор. Он тут же вскочил и схватил свою винтовку. «Это полиция, — прошептал он Джонсу. — Беги заводи машину!»

Джонс проскользнул в гараж. Клайд подошел к двери и приоткрыл ее. Он увидел, что выезд из гаража перекрыл бронированный автомобиль. Тогда он кинулся в гараж к Джонсу, вскочил на заднее крыло «форда» и заглянул в окно, расположенное над дверцей. Не далее чем в десяти футах от него перед вторым домиком стоял шериф. Клайд поднял винтовку и выстрелил через окно. Пуля слегка задела шею Коффи. Тот упал, затем сразу вскочил и побежал к таверне.

Полицейские открыли огонь. Пули защелкали по кирпичным фасадам и разнесли оконные стекла. Клайд как бешеный рванул обратно в домик и принялся отстреливаться через окна. Полицейские рассредоточились. Зеваки, собравшиеся в таверне, полезли под столы. Клайд перезарядил оружие, а затем ногой распахнул дверь и высадил всю обойму в бронированный автомобиль. Пули со звоном отскакивали от его бортов, но одна ранила в колено шофера — помощника шерифа Джорджа Хайфилла. Другая пуля заклинила автомобильную сирену, и та стала пронзительно и непрерывно реветь. Хайфилл запаниковал и дал задний ход. Машина отъехала от гаража.

Бак и Бланш оказались в ловушке: вокруг них свистели пули, но они не могли добраться до машины, потому что из их домика не было входа в гараж. Они решили попробовать перебежать к нему, прикрывшись матрасом. Матрас оказался слишком громоздким, и его пришлось тут же бросить. Бак успел пробежать пару шагов и споткнулся. Его автоматическая винтовка выстрелила, и пуля 45-го калибра впилась ему прямо в висок, прошла через голову и вышла изо лба. Бланш подняла его: он был жив. Она крикнула Клайду, чтобы тот открыл дверь в гараж.

Не боясь пуль, Клайд распахнул дверь и помог им войти. Бака положили в машину. Бонни забралась туда сама, несмотря на больную ногу. Клайд вскочил на водительское место и задним ходом выехал навстречу шквалу пуль. Одна из них задела лоб Бланш. В левый глаз ей впился осколок стекла. «Боже, я ослепла!» — крикнула она.

Джонс, стоя на боковой подножке, палил из своего браунинга, а Клайд гнал машину сквозь стену огня. Пули впивались в машину со всех сторон. «Форд» пронесся по двору, перескочил через канаву и вылетел на шоссе. Помощники шерифа и дорожные полицейские ринулись к телефону, чтобы организовать погоню. Трое из них оказались легко ранены.

Банда уходила на север. Бланш умоляла Клайда остановиться, чтобы оказать помощь умирающему Баку. «Нет, — ответил Клайд. — Мы не остановимся. И не заикайся об этом».

Джон Диллинджер съездил ненадолго на Всемирную выставку и 7 июля вернулся в Индианаполис с намерением поскорее взяться за дело. Своему партнеру тинейджеру Уильяму Шоу он первым делом рассказал о планах устроить побег для своих приятелей-заключенных из местной тюрьмы. Вместе с Шоу они купили для Диллинджера первый автомобиль — красно-коричневый спортивный «шевроле» 1928 года выпуска. Диллинджер не умел водить, и Шоу пришлось его учить.

Диллинджеру не терпелось заняться делом, и он стал строить планы ограбления банка, о котором упомянул в разговоре Шоу, — этот банк находился в центре Индианаполиса на Массачусетс-авеню.

Однако Шоу вдруг куда-то исчез. Через несколько дней он прислал письмо о том, что скрывается в Манси — городе, расположенном в пятидесяти милях к востоку от Индианаполиса. Оказывается, полиция выслеживала Шоу по делу об ограблении, совершенном в то время, когда Диллинджер был еще в тюрьме.

14 июля Диллинджер отправился на машине в Манси и отыскал Шоу вместе с двумя его приятелями в квартире на Каунсил-стрит. Одним из этих приятелей оказался бывший заключенный, алкоголик по имени Гарри Коупленд. Этого остолопа Диллинджер впоследствии не раз брал с собой грабить банки. Вместе с Коуплендом подельники отправились на запад и, проехав десять миль, остановились в городке Дейлсвилл. Диллинджер осмотрел местный банк и решил, что в понедельник его надо брать.

По всей видимости, у них совсем не было денег, поскольку той же ночью они ограбили придорожную закусочную под названием «Подожди маленько». В полночь Диллинджер с партнером вошли в заведение, вооруженные пистолетами и повязав на лица платки, а через несколько минут вышли, забрав около 70 долларов. В дверях бандиты столкнулись с супружеской парой. Диллинджер усмехнулся и ущипнул женщину ниже талии. Мужчина заступился, и бандит ударил его кулаком.

Ограбление закусочной было ошибкой. На следующее утро, в субботу, Диллинджер и Коупленд вышли из мотеля, чтобы поставить «шевроле» в гараж на заднем дворе, и вдруг услышали где-то неподалеку крик: «Руки вверх!» Оказалось, что в переулке за мотелем двое местных полицейских вместе с сотрудникам дорожной полиции арестовали Шоу с подельниками. Полиция получила сведения, что у налетчиков, ограбивших ночью закусочную, был зеленый седан с желтыми колесами — машина, принадлежавшая Коупленду. Диллинджер увидел полицейских, когда вывел свой новый «шевроле» в переулок. Не говоря ни слова, он дал задний ход и скрылся. Полицейские его просто не заметили. Шоу и остальные были отправлены в тюрьму Манси. На допросах они назвали своего подельника. Имя Джон Диллинджер ничего не говорило следователям.

Придя в себя после ареста подельников, Диллинджер решил все-таки ограбить банк в окрестностях Дейлсвилла. В помещении оказалась только кассирша, 22-летняя Маргарет Гуд. Диллинджер, в серых летних брюках и соломенном канотье, зашел банк в 12 часов 45 минут и заявил, что хочет поговорить с начальником отделения. Мисс Гуд ответила: «Начальника нет на месте». Тогда Диллинджер улыбнулся и просунул пистолет в окошко кассы: «Сейчас мы вас немножко ограбим. Гони деньги, детка».

Мисс Гуд дважды за последние два года сталкивалась с ограблениями. Поэтому она молча открыла хранилище и подняла руки. Гарри Коупленд взял ее на мушку, а Диллинджер легко перескочил через ограждение и направился к хранилищу. Коупленду пришлось держать под прицелом еще и троих клиентов банка, которые появились за то время, пока Диллинджер выгребал из сейфа примерно 3500 долларов наличными и несколько колец с бриллиантами. Когда дело было закончено, Диллинджер загнал мисс Гуд и клиентов в помещение хранилища, запер и вышел на улицу, где его поджидал автомобиль — зеленый седан «шевроле». Вся операция заняла не больше десяти минут.

Работа была выполнена легко и чисто, и Диллинджер сумел все сделать своими силами. У него росла уверенность в себе.

После месяца поисков похитителей Уильяма Хэмма следствие зашло в тупик. В Сент-Поле агенты опросили множество темных личностей, но так и не нашли доказательств, что это дело рук Элвина Карписа и братьев Баркер. А тем временем эта банда поселилась в коттеджах на берегу озера неподалеку от Чикаго. Мамаша Баркер оставалась в своей чикагской квартире, не в силах оторваться от собирания пазлов.

В среду 19 июля в чикагском офисе ФБР раздался звонок. Секретарша соединила звонившего с начальником отделения. Эту должность занимал 29-летний уроженец Южной Каролины Мэлвин Пёрвис — человек, которому предстояло стать ключевой фигурой во всей Войне с преступностью. Он был похож на подростка: ростом пять футов семь дюймов, с тонким лицом и высоким гнусавым голосом. Карьера адвоката в родном городе у него не сложилась, и в 1926 году он поступил на службу в бюро, где быстро пошел вверх по служебной лестнице.

Пёрвис был любимчиком Гувера. По сохранившейся переписке видно, что директор ФБР обращался к нему в гораздо более дружеском тоне, чем к другим агентам. Гувер начинал свои письма с «дорогой Мэл» и подписывался «Дж. Э. Г.» или «Джэйи». Пёрвис обращался к нему «мистер Гувер» до тех пор, пока тот не велел ему «прекратить употреблять слово „мистер“». Излюбленной темой Гувера было то, что Пёрвис очень нравится женщинам. В одном из писем Гувер приглашал Пёрвиса приехать в Вашингтон на костюмированный бал и обещал дать ему в сопровождение секретаршу из управления ФБР «в целлофановом халате». Гувер шутил, что газеты описывают внешность Пёрвиса так, будто он звезда Голливуда: «Не понимаю, как киношники могут упустить такого парня: „стройный светловолосый джентльмен с карими глазами“. Всю власть Кларку Гейблу нашей службы». Секретарша Пёрвиса Дорис Роджерс рассказывала: «Мы все подозревали, что Мэлвин — фаворит Гувера, папочкин любимчик. Конечно, директор считал его очень утонченным, своего рода украшением бюро, но в то же время понимал, что Пёрвис чрезвычайно умен и всегда готов заниматься делами».

Что действительно отличало Пёрвиса от невозмутимых агентов в черных костюмах и начищенных до блеска ботинках, так это его аура превосходства, присущая джентльменам из южных штатов. Самоуверенный до дерзости, он в то же время обладал развитым вкусом, был хорошо воспитан и не стеснялся все это демонстрировать. Обычно он носил стильный двубортный костюм, из кармана которого торчал воздушный носовой платочек, и соломенное канотье. Как правило, неженатые агенты снимали квартиру на шестерых и ездили на работу надземной железной дорогой. Пёрвис привез в Чикаго собственную лошадь, которую поместил в конюшню в Линкольн-парке, и по выходным занимался верховой ездой. Он привез с собой чернокожего слугу по прозвищу Президент, и тот отвозил Пёрвиса на службу в ослепительной «пирс-эрроу» — «машине старомодной, но весьма престижной», вспоминала Дорис Роджерс. «Это была машина из тех, которым оборачиваются вослед. И это вполне в духе Мэлвина. В нем сразу угадывался джентльмен из Южной Каролины».

Ко времени описываемых событий Пёрвис занимал место начальника Чикагского отделения всего восемь месяцев и, как будет видно по его дальнейшим поступкам, еще не полностью уяснил тонкости тайной политики преступного мира Чикаго. По телефону звонил главный следователь из управления прокурора штата — бывший чикагский полицейский Дэн Гилберт по прозвищу Туббо. Вместе с этим человеком Пёрвис занимался расследованием странного похищения одного из членов гангстерского синдиката — мошенника Джейка Фэктора по кличке Парикмахер. Многие в Чикаго полагали, что это похищение было не более чем мистификацией, с помощью которой Фэктор пытался избежать экстрадиции в Британию, где его ждал суд. Но Пёрвис все же полагал, что его действительно похитили. Это было одно из первых громких дел, связанных с похищением людей.

В то утро Туббо Гилберт сообщил, что дела Фэктора и Хэмма неожиданным образом пересеклись. Две недели назад Гилберт рассказал журналистам, что Джейка Фэктора скорее всего похитил ирландский гангстер Роджер Тохи — человек, владевший в пригородах Чикаго бутлегерской и игровой империей и соперничавший с самим Аль Капоне. После того как Капоне попал за решетку по обвинению в уклонении от уплаты налогов, Тохи вступил в борьбу с его наследником Фрэнком Нитти за контроль над несколькими крупными бандитскими кланами. Теперь Гилберт нашел доказательства, что именно Тохи похитил Хэмма. Более того, Гилберт только что узнал, что Тохи и еще троих из его банды арестовали этим утром после автомобильной аварии в Элкхорне (Висконсин).

Неизвестно, звонил ли еще раз в тот день Гилберт Пёрвису, однако к вечеру Пёрвис был уже совершенно уверен, что Тохи виновен в похищении Хэмма. Никакого независимого расследования в отношении Тохи Пёрвис не предпринял. Одного слова Гилберта оказалось достаточно, чтобы ФБР ему поверило.

В пятницу утром Гилберт и два человека Пёрвиса прибыли в Элкхорн. Арестованных доставили в Чикаго, и там были сняты их отпечатки пальцев. После этого Тохи привели в кабинет Пёрвиса, и тот объявил гангстеру:

— Вы арестованы в связи с похищением Хэмма.

— Что, мистер Пёрвис? Я что, украл сандвич с ветчиной? Или, может, целую отбивную? — пошутил Тохи.

На следующий день в Чикаго прибыли Уильям Хэмм и несколько очевидцев его похищения. Они должны были опознать бандитов, глядя на них с тыльной стороны специального зеркала. Как Хэмм ни всматривался в лица этих людей, уверенности в том, что это его похитители, у него не прибавлялось. Так он и сказал репортерам. Но один из очевидцев, таксист Лео Эллисон, опознал преступников, и Пёрвису этого оказалось достаточно.

Он вышел из своего кабинета к журналистам и объявил, что бюро собрало «железные доказательства» того, что Хэмма похитил именно Тохи. «Все четверо арестованных были опознаны, — сказал Пёрвис. — Сотрудники федеральной службы проделали свою работу тщательно и основательно, и мы уверены в результатах».

Гувер в Вашингтоне был взволнован. «Это отличная работа, которая была доведена до конца только благодаря неустанным усилиям и изобретательности всех сотрудников Чикагского отделения», — писал он Пёрвису.

На самом деле все было прямо наоборот. Пёрвис оказался обманут и способствовал аресту человека, не совершавшего того, в чем его обвиняли. И виноват в этом был коррумпированный следователь, имевший тесные связи с чикагским гангстерским синдикатом. Это подтвердит двадцать лет спустя федеральный суд. Роджер Тохи, осужденный за похищение Джейка Фэктора, только после двадцати лет тюремного заключения сумеет убедить судью в том, что его оклеветали. В 1954 году судья Джон Варне вынес определение, согласно которому Тохи был освобожден. В нем он отмечал, что управление государственного прокурора Иллинойса, где задавал тон Туббо Гилберт, ни разу не предъявило обвинения никому из членов гангстерского синдиката. Судья Варне усмотрел «злонамеренность в желании капитана Гилберта и членов уголовно-политического синдиката навсегда убрать со сцены Тохи». Пёрвис в данном случае оказался виновен в непредумышленном пособничестве: судья нашел, что «Гилберт и ФБР старались обвинить Тохи в чем-нибудь». «То, что Тохи был обвинен в похищении Хэмма, — заключал судья, — является нарушением закона, за которое несет ответственность Министерство юстиции». Министерство, конечно, никакого наказания не понесло.

Вскоре после того, как Тохи был обвинен в похищении Хэмма, сразу несколько обвинителей, привлеченных к делу, выразили сомнения в основательности доказательств. Однако в бюро об этом тогда не думали. В ту субботу Гувер и его ребята из колледжа праздновали победу. На одном из фронтов сражений этой новой Войны с преступностью была одержана победа. Никто не подозревал, что той же ночью откроется еще один фронт.

Оклахома-Сити

22 июля, суббота

23 часа 15 минут

Всего в двух милях от оклахомского Капитолия, в большом бежевом особняке, крытом красной крышей в стиле миссионерских построек, шла игра в бридж. Игроки — две семейные пары — сидели в плетеных креслах за карточным столом на веранде. Хозяин дома, флегматичный 43-летний нефтепромышленник но имени Чарльз Ф. Уршел, играл в паре со своей женой Беренис. На нем были летние льняные брюки, рубашка с галстуком, волосы были причесаны и напомажены. Его супруга считалась одной из самых богатых женщин на юго-западе страны, вдовой знаменитого «дикого» нефтеразведчика Тома Слика, который к концу жизни стал совладельцем самой большой в мире независимой нефтедобывающей компании. Чарльз Уршел при жизни Слика был его компаньоном, а после смерти — душеприказчиком. Имущество Слика до краха биржи оценивалось в 50 миллионов долларов. Когда жена Уршела умерла, все сочли вполне естественным, что он женился на Беренис. Их партнерами в карточной игре были упитанный лысеющий нефтяник Уолтер Джарретт и его жена.

Игра в бридж уже заканчивалась, когда вдруг откуда-то из темноты сада послышался шум. Беренис повернулась в кресле. «Это я, Бетти», — услышала она знакомый голос. Джарретт встал и отодвинул дверь-ширму. Вошла 16-летняя Бетти Слик, дочь миссис Уршел. Девочка была в гостях у друзей. Немного поговорив с гостями, она ушла к себе наверх.

Миссис Джарретт посмотрела на часы.

— Уже почти половина двенадцатого, — сказала она. — Уолтер, нам пора домой.

— Да-да, пора. — Джарретт принялся подниматься из кресла.

— Ну посидите еще немного, — попросила Беренис, дотрагиваясь до запястья Джарретта. — Сыграем еще один роббер!

Как раз в это время к дому подъехал большой «шевроле» и осветил первый этаж желтыми фарами. За рулем был Альберт Бейтс — человек с лицом мопса, мастер на все преступления, с длинным криминальным прошлым. Он держался за руль так крепко, что костяшки его пальцев побелели. Сидевший рядом с ним крепкий красивый мужчина заметил это: «Успокойся, Эл, остынь. Дельце будет легкое».

Этот красавец носил панаму с загнутыми полями. Ростом он был пять футов девять дюймов, а весил не менее 180 фунтов. У него были сочные и румяные щеки, как у юного студента, и похотливые глаза. В руках он держал автомат Томпсона.

Бандиты вышли из машины. Ночь выдалась тихая, все в этом фешенебельном районе давно спали. «О'кей», — сказал красавец. Они прошли по дорожке к гаражу, увитому виноградом. Отсюда была видна освещенная веранда, где за карточным столом сидели две пары. Однако, как Бейтс ни щурился, рассмотреть игроков ему не удавалось. «Черт подери, — выругался он шепотом. — Кто из них Уршел?» Красавец тоже не мог этого различить. «Пошли!» — скомандовал он, и они направились к крыльцу.

Беренис Уршел вытащила карту, осторожно подняла ее над столом — и вдруг остановилась и нахмурилась.

— В чем дело? — спросил ее муж.

— Кажется, какой-то шум, — ответила она. — Какое-то движение там, снаружи.

Уршел отворил дверь и выглянул. Они услышали, что подъехала машина. По всей видимости, соседи.

Они закончили партию, затем сдали карты по новой и принялись делать ставки. Беренис произнесла «двойка червей» — и в этот момент кто-то сдвинул дверь-ширму. Все повернули головы. На веранду вошли двое мужчин с оружием. Беренис вскрикнула и подняла руки.

«А ну не двигаться! Сидите тихо, а то продырявим вам головы! — скомандовал красивый мужчина. — Кто из вас Уршел?» Никто не ответил. Бандит повторил свой вопрос. Ответа снова не последовало. Красавчик чуть улыбнулся: «Ну как хотите. Тогда заберем обоих мужчин». И он навел на них автомат.

Уршел и Джарретт стали медленно подниматься из кресел. «А ну поживей!» — скомандовал тот же бандит. Нефтепромышленники подчинились. Их вывели наружу. Налетчик чуть задержался в дверях и сказал, обращаясь к женщинам: «Сидите как сидели. И не вздумайте подходить к телефону».

Через минуту Беренис услышала, как завелся мотор, и машина отъехала. Обе дамы вскочили. «Скорей! — кричала Беренис. — Скорей наверх!»

Они взбежали по лестнице и закрылись в спальне. Беренис схватила телефонную трубку, набрала номер полиции и рассказала обо всем, что произошло. Уже повесив трубку, она вспомнила статью в последнем номере журнала «Тайм», которую они с мужем обсуждали сегодня днем. Там говорилось о похищении людей. Журнал лежал у нее на туалетном столике. Беренис схватила его, нашла статью и позвонила по телефону горячей линии, который в ней был указан. Ей ответил женский голос:

— Здравствуйте, это семь-один-один-семь.

— Мне нужно сообщить о похищении, — сказала Беренис. Через несколько секунд ей ответил мужской голос:

— Семь-один-один-семь.

— Это миссис Чарльз Ф. Уршел из Оклахома-Сити. Я хочу сообщить о похищении.

— А это Джон Эдгар Гувер, миссис Уршел, — ответил голос. — Рассказывайте, и как можно подробнее.

 

IV

ЛАЙ ГОНЧИХ ПСОВ

22 июля — 25 августа 1933 года

Оклахома-Сити

22 июля 1933 года

«Я не смогла их как следует рассмотреть, но мне кажется, что они оба были смуглые и круглолицые, — говорила Беренис Уршел. — Похоже, это иностранцы». Был час ночи. Прошло уже полтора часа после того, как похитили ее мужа. Миссис Уршел снова сидела за карточным столом, излагая в мельчайших подробностях все, что она запомнила, начальнику отделения ФБР в Оклахома-Сити Ральфу Колвину.

— Поверьте мне, миссис Уршел, мы думаем прежде всего о возвращении вашего мужа, — мягко сказал он. — Все шоссе на расстоянии ста миль от города будут контролировать наши люди. А теперь нам с вами надо проехать в полицейское управление и попробовать опознать преступников по фотографиям.

— Хорошо, я сейчас, — встала миссис Уршел. — Подождите, я только пальто надену.

В этот момент раздался телефонный звонок. Беренис хотела взять трубку, но Колвин остановил ее.

— Есть здесь другой аппарат? — спросил он.

— Да, в коридоре.

Это был Уолтер Джарретт, звонивший из управления полиции. Похитители отпустили его, как только их машина выехала за пределы города. Бандиты заглянули в его бумажник и убедились, что он не Уршел. «Чарли они увезли, — говорил Джарретт. — Но он в порядке, не ранен. Сказали, что свяжутся с тобой. Ну а я поймал попутную машину и поспешил в полицию».

Миссис Уршел тоже отправилась в управление и встретила там супругов Джарретт. Они принялись вместе листать альбомы с фотографиями. Некоторые лица казались знакомыми, но уверенности не было. Следы возле террасы ничего не дали. Отпечатков пальцев на дверях в доме не оказалось. Когда рассвело, Джарретт в сопровождении агентов ФБР проехал по маршруту, которым его везли на северо-восток, но в десяти милях от города след обрывался.

«Похоже, работали профессионалы и похищение было хорошо подготовлено, — сказал Колвин миссис Уршел. — Эти люди не местные, иначе они знали бы, как выглядит ваш муж. Что ж, то, что они профессионалы, — тоже своего рода утешение. Меньше вероятность, что они нанесут похищенному какой-то вред».

Утром Гувер позвонил в Канзас-Сити и приказал Гусу Джонсу отправиться в Оклахома-Сити и возглавить расследование. Колвин встретил Джонса в аэропорту. По пути к дому Уршелов они наметили круг подозреваемых. Джонс подозревал Уолтера Джарретта или кого-то из служащих Уршела. Но оба агента были согласны в том, что если это дело рук чужих, то надо искать Харви Бейли и других бандитов, которые бежали из канзасской тюрьмы в мае этого года.

Когда они прибыли на место, Джонс в отеческом тоне прочитал миссис Уршел целую лекцию о том, чего теперь следовало ожидать. Похитители, несомненно, выйдут на связь. Придется отдать им выкуп. Мужа ей вернут. «А вот когда мистер Уршел окажется на свободе, — заключил Джонс, — тогда мы и возьмемся за работу».

Можно сказать, что ФБР сильно повезло в том, что Чарльза Уршела похитил самый бестолковый бандит из всех, кто действовал в эпоху Великой депрессии. Это был красавчик Джордж Ф. Барнс, более известный под кличкой Автомат Келли. Сейчас, спустя десятилетия после того, как он прославился, на слуху осталось только это зловещее прозвище. Но его носитель не очень ему соответствовал. Келли был человек легкий и беззаботный, мечтатель, игрок и бездельник, из тех, кто любит хвастать, что ничего тяжелее ручки в руках никогда не держал. И вряд ли он стал бы столь знаменит, если бы не его жена Кэтрин, весьма пронырливая блондинка, которую Гувер впоследствии постоянно демонизировал в своих интервью.

Никакими талантами Автомат Келли не отличался, но его судьба по-своему уникальна на фоне биографий бандитов 1933–1934 годов: он был единственным, кто вышел из среднего класса и даже учился в колледже. Он родился в 1900 году в Чикаго, а через два года родители переехали в Мемфис. Отец был достаточно успешным человеком, страховым агентом, так что Келли вырос в богатом квартале, ходил в католическую церковь Сердца Господня и подрабатывал, развозя почту и поднося клюшки и мячи играющим в гольф. В школе его звали «Желе-боб», он был пижоном, гонялся за каждой юбкой и любил швырять деньги на ветер.

Когда мать умерла, отец стал жить с другой женщиной, а сына оставил без средств. Тогда Келли бросил школу и сделался бутлегером: перепродавал партии виски, которые покупал в Миссури и Кентукки. Он пытался учиться, поступил в сельскохозяйственно-механический колледж, но после первого семестра бросил его. Отец от него отрекся. Келли был парнем с большими амбициями, хотел жить хорошо и вскоре женился на дочке мемфисского миллионера — Джиниве Рамсей. Тесть взял его к себе в строительную фирму. У супругов родилось двое детей. Но вскоре отец Джинивы погиб в аварии, и жизнь Келли снова покатилась под откос.

Теща купила для него автостоянку и молочную ферму, но Келли предпочел другой бизнес — бутлегерство. В 1924 году, в возрасте 24 лет, он был впервые арестован. Судья приговорил его к шести месяцам трудового лагеря. Джинива от него ушла. Келли впал в депрессию и решил покончить с собой: выпил пузырек сулемы. Однако не умер и, поболев какое-то время, оправился. Когда ему вновь грозило тюремное заключение, он сбежал в Канзас-Сити и устроился работать клерком в супермаркет. Вскоре он заработал достаточно денег, чтобы купить грузовичок.

На этом грузовичке Келли возил виски аж в Нью-Мексико — и там в 1927 году его ненадолго посадили в тюрьму. А когда его поймали на продаже алкоголя в индейской резервации, судья закатал его на полную катушку: он получил пять лет с отбыванием наказания в Левенуэрте. Там Келли подружился с налетчиками из Сент-Пола. Известно, что он оказал помощь пытавшимся бежать заключенным во главе с Фрэнком Нэшем. В 1930 году его освободили условно-досрочно. Келли направился в Миннесоту, и его приняли как своего в таверне «Зеленый фонарь». Вскоре он уже начал грабить банки.

В сентябре того же года Келли женился на Кэтрин Торн, дамочке не слишком строгой морали, родом из Оклахомы. Ее второй муж (Келли был третьим) умер при загадочных обстоятельствах. Кэтрин была заносчива, самоуверенна и любила выпить. У нее росла дочь, которую она отдала на воспитание своей матери. Из всех женщин, на которых охотилось ФБР в 1933 и 1934 годах, она бесила Гувера больше, чем кто-либо. «Кэтрин Торн Келли была одной из самых хладнокровных и расчетливых преступниц, с которыми мне когда-либо приходилось сталкиваться», — писал он в книге «Те, кто в бегах», изданной в 1936 году. Для Гувера Кэтрин была Свенгал Автомата Келли, он называл ее «свихнувшейся на мужчинах и тряпках… коварной и сообразительной преступницей-артисткой», которая сама создала своего муженька и нашла ему применение, причем он подчинялся ей беспрекословно. «Не было на свете подкаблучника хуже, чем Джордж [Автомат] Келли», — писал Гувер.

Как бы убедительно ни звучали эти слова, в архивах ФБР нет никаких документов, которые могли бы подтвердить, что Кэтрин была больше чем просто пособницей Автомата Келли. Она не смогла бы научить его грамотнее совершать преступления. Келли был паршивым грабителем: он так волновался, когда шел на дело, что иногда его даже тошнило. В конце концов налетчики из Сент-Пола — Харви Бейли, Берн Миллер и другие — отказались с ним работать. Ничуть не лучше удавались ему и похищения людей. В январе 1932 года Автомат Келли вместе с подельником похитил бизнесмена из Индианы по имени Говард Вулвертон. Этого человека Кэтрин попросту нашла в телефонной книге. Однако семья бизнесмена отказалась платить выкуп, и Келли пришлось его отпустить.

Если не считать отлучек в Чикаго и Сент-Пол на поиски партнеров, Келли постоянно проживал в доме Кэтрин на Ист-Малки-стрит в Форт-Уэрте (Техас). Супружеская пара скоро привлекла внимание местной полиции. Однако добродушный Келли сумел подружиться с копами и однажды даже помог им задержать местного взломщика. Но ему очень хотелось стать грабителем банков. Если верить Гуверу, то Кэтрин играла роль как бы пресс-атташе Автомата Келли: она повсюду похвалялась его подвигами, надеясь, что серьезные бандиты предложат ему работу. Это похоже на правду: она действительно любила хвастаться своим мужем, особенно когда перебирала лишнего. В конце концов Келли удалось войти в компанию известного в 1920-е годы налетчика Эдди Бентца, и, взяв с собой еще жулика по имени Альберт Бейтс, в 1932 году они принялись грабить банки в Вашингтоне, Техасе и Миссисипи.

Некоторое время спустя хвастовство Кэтрин достигло ушей весьма проницательного сыщика из Форт-Уэрта Эда Везерфорда, и он втерся к ней в доверие, заверив, что работает на бандитов. Когда стало ясно, что бойню в Канзас-Сити в июле 1933 года устроил Берн Миллер, Везерфорд вспомнил среди имен налетчиков, знакомством с которыми хвасталась Кэтрин, и это имя. Он позвонил в ФБР.

Глава Далласского отделения Фрэнк Блейк передал информацию в Канзас-Сити, и, таким образом, Автомат Келли впервые оказался в поле зрения бюро.

«Люди из Форт-Уэрта говорят мне, что Келли отлично управляется с ручным автоматом, — писал Блейк. — Говорят, что он может написать очередями свое имя».

Келли сразу стал одним из подозреваемых в деле о бойне в Канзас-Сити: тамошние агенты запросили его дело из Левенуэрта. Блейк тем временем отправился на Ист-Малки-стрит к дому Кэтрин и наблюдал за ним в течение нескольких часов. Он записал номер «кадиллака», стоявшего возле дома. 13 июля агент Чарльз Винстед был отправлен в техасский городок Парадайз, расположенный к северу от Форт-Уэрта. Неподалеку от этого городка находилась небогатая ферма, на которой жила мать Кэтрин вместе со своим сварливым мужем Робертом Шэнноном по прозвищу Босс. Винстед отыскал ферму, договорился с начальником местной почтовой станции о том, что тот будет вскрывать приходящие этому семейству письма, и вернулся в Даллас. Поскольку ничего, что доказывало бы причастность Келли к бойне в Канзас-Сити, так и не всплыло, ФБР потеряло к нему интерес.

Именно на ранчо Шэннона девять дней спустя супруги Келли привезли человека с завязанными глазами — Чарльза Уршела. Они пообещали хозяевам фермы часть выкупа, и Босс вместе со своим сыном Армоном согласился постеречь похищенного, пока Келли будет вести переговоры. Кэтрин забрала свою дочь Полину и вернулась в Форт-Уэрт. Утром 23 июля, в воскресенье, она позвонила Эду Везерфорду и попросила его приехать: если кто-то и видел их во время похищения, думала она, то Везерфорд об этом предупредит.

Везерфорд подъехал и увидел Кэтрин сидящей на крыльце дома. Настроение у нее было прекрасное. Она сказала, что только что вернулась из Сент-Луиса. Разговор получился коротким. Когда Везерфорд шел к своей машине, он успел обратить внимание на автомобиль Кэтрин. Сыщик заметил, что на переднем сиденье валяется оклахомская газета, причем на первой странице сообщалось о похищении Уршела. Кроме того, ему в глаза бросилась красная глина, налипшая на колеса. «А в Оклахоме-то красноземные почвы», — подумал Везерфорд на обратном пути. Вернувшись домой, он внимательно изучил все, что писали о похищении Уршела в «Форт-Уэрт стар телеграм». И чем больше он читал, тем больше усиливались его подозрения насчет супругов Келли. На следующее утро он снова позвонил в офис ФБР в Далласе. Агенты передали его информацию Гусу Джонсу в Оклахома-Сити. Однако Джонс это сообщение проигнорировал.

Декстер, Айова

23 июля, воскресенье

В то же воскресенье, когда Гус Джонс возглавил расследование дела о похищении и прибыл в дом Уршелов в Оклахома-Сити, Генри Най прогуливался в окрестностях своей фермы неподалеку от городка Декстер, что в двадцати милях к западу от Де-Мойна (Айова). Проселочной дорогой он добрался до широкого поля, где десять лет назад был парк аттракционов под названием «Дексфилд-парк». С трех сторон поле скрывали высокие клены и густой подлесок, а четвертая сторона выходила к реке Мидл-Ракун. В последние годы сюда приезжали в основном влюбленные на своих машинах. Сквозь лесные заросли Най увидел на поле новый «форд» 1933 года выпуска, а рядом с ним каких-то людей. Сначала он решил, что они приехали на пикник, но затем заметил валявшуюся на траве рубашку, которая была покрыта пятнами засохшей крови. Най побежал домой и немедленно позвонил дежурному в полицию.

Клайд отыскал это поле три дня назад, в четверг, на следующий день после побега из Платт-Сити. Импровизированный лагерь банды Бэрроу — разбросанные по траве одеяла и автомобильные сиденья — напоминал полевой госпиталь. Бак все еще каким-то образом оставался в живых. Тяжело раненный, с забинтованной головой, он лежал на траве в полубессознательном состоянии, почти при смерти. Бланш ослепла на один глаз. Бонни едва могла передвигаться. Останавливаться в мотеле было опасно, а вызывать врача — тем более. Изрешеченный пулями «форд» заметил бы даже самый близорукий шериф. Джонс замазал кузов грязью, чтобы скрыть повреждения, а потом ему удалось угнать еще одну машину в городке Перри.

На этой новой машине Клайд в пятницу съездил в Декстер. В мясном магазине Блома он купил пять готовых обедов из курицы и большой кусок льда, в аптеке Пола — марлю и спирт, а в магазине готовой одежды — рубашки и ботинки. На следующий день он снова приехал за покупками. В воскресенье утром Бак был все еще жив. Никто не мог понять, как ему удается продержаться так долго. Время от времени Бланш сжимала ему голову руками, чтобы мозг не вытекал сквозь рану в виске. В любом случае ему оставалось жить недолго.

В воскресенье во второй половине дня известие о «туристах» в Дексфилд-парке дошло до шерифа городка Эдел. Он читал в сводке о перестрелке в Платт-Сити и сразу предположил, что это банда Бэрроу. Шериф поехал в Декстер и опросил владельцев магазинов, которые продавали вещи Клайду. Их описания совпадали с теми, что были написаны на плакате «Разыскивается преступник», висевшем в его кабинете. Шериф позвонил в полицию штата в Де-Мойне и попросил прислать подмогу. К вечеру подъехали двое полицейских. К тому времени по округе прошла молва о предстоящем захвате бандитов. Со всех сторон на своих старых грузовичках стали прибывать фермеры-добровольцы с охотничьими ружьями. С наступлением темноты на дороге, ведущей к Дексфилд-парку, выстроились уже десятки машин. Царила странная, праздничная атмосфера. Некоторые молодые люди привезли своих подружек, многие прихватили с собой спиртное. В темноте около сорока вооруженных мужчин отправились в лес дожидаться рассвета.

Декстер, Айова

24 июля, понедельник

Поле было влажным от росы. Клайд вскочил в пять утра и увидел, что Бланш уже на ногах. Она носила все те же узкие брюки для верховой езды, в которых бежала из Платт-Сити, ослепший глаз скрывали солнечные очки. Джонс поджаривал на костре сосиски. Клайд сел рядом с Бонни на сиденье, вытащенное из машины. Он был готов отправляться дальше. Машину они с Джонсом проверили накануне вечером и тогда же почистили оружие.

— Куда мы поедем? — спросила Бонни. Она была еще в ночной рубашке.

— Мы никуда не едем, — ответил Клайд. — Еду я. Я должен отвезти Бака домой к маме.

Клайд и Бак пообещали своей матери, Ками Бэрроу, что если с одним из них что-нибудь случится, то раненого привезут домой.

— Нет, ты без меня не поедешь! — зашептала Бонни. — И зачем тебе ехать так далеко, а потом обратно? Дорогой, ты же видишь, что он умирает. Он умрет к вечеру.

— Я везу его домой именно потому, что он умирает, — ответил Клайд.

В этот момент Клайд заметил какое-то движение в чаще деревьев. Приближались люди, человек пять-шесть. Клайд схватил свою любимую автоматическую винтовку Браунинга, прицелился поверх голов и принялся стрелять, надеясь отпугнуть пришельцев. По-видимому, он решил, что это фермеры вышли на утреннюю прогулку. Однако ему немедленно пришлось убедиться в своей ошибке. Неизвестные спрятались за деревьями и открыли ответный огонь. Джонс все еще стоял у костра со сковородкой в руках. Заряд дроби попал ему в грудь и сбил его с ног. Клайд, отстреливаясь, крикнул, чтобы все забирались в новую машину, угнанную в Перри.

Пока Клайд палил по деревьям, Джонс, спотыкаясь, добрался до машины. Он пробовал завести мотор, но у него ничего не получалось. Клайд, не прекращая стрелять, толкнул Джонса и протиснулся на водительское место. Джонс перебрался на заднее сиденье. Бонни, хромая, дошла до машины и села рядом с Клайдом. Наконец, Бланш почти что волоком втащила туда Бака. Как только все сели, Клайд дал задний ход, направляясь к единственному выходу с поля — узкой тропинке, которая выводила к асфальтовой дороге вдоль края пашни. Пули щелкали о кузов машины, стекла вылетели. Клайд увидел, что выход блокируют человек пять. Он погнал в обратную сторону, к центру поля, продираясь сквозь кустарник и подлесок. Тут пуля ударила его в плечо, он потерял управление, и машина наехала на пенек и застряла.

Джонс выпрыгнул и попытался столкнуть машину с пня. У него ничего не вышло. «Все вон из машины! — крикнул Клайд. — Валите! Ради бога, валите!»

Он побежал к той машине, на которой они удирали из Платт-Сити. Но от черного «форда» к тому времени почти ничего не осталось: потом посчитали, что в него попало 64 пули. Шины были разорваны в клочья, стекла выбиты, и даже двигатель поврежден. Клайд огляделся в поисках пути к отступлению. Позади их лагеря, в ста ярдах к северу, росли какие-то приземистые деревья, а дальше за ними была уже река. Оттуда, похоже, никто не стрелял. Клайд двинулся в этом направлении. Остальные, как могли, поспешили следом за ним. Пуля чуть задела лоб Джонса, он упал, но тут же встал и двинулся дальше. Бонни получила ранение дробью в живот, она упала на траву. Джонс схватил ее в охапку и нырнул в овраг, который спускался к реке. Бак тоже упал, Бланш закричала. Клайд вернулся назад, чтобы помочь брату. «Возьми Бланш и беги, — прохрипел Бак. — Со мной все кончено». Клайд, не обращая внимания на слова брата, схватил его и волоком потащил в густой подлесок на берегу реки.

Клайду чудом удалось найти путь к отступлению, который не был блокирован полицейскими и их добровольными помощниками. Здесь, в прибрежных зарослях, в них никто не стрелял. Бандиты направились к шоссе, надеясь захватить там машину. Несколько минут они шли вдоль реки, потом начался подъем. Бак не мог больше идти и свалился без сил. «Забери Бланш, — прошептал он Клайду. — Я больше не могу».

Клайд поглядел вперед. Там смутно вырисовывались очертания моста. «Я пошел за машиной, — сказал он. — Сидите здесь. В этих зарослях вас не найдут». Они послушно спрятались в кустах.

Клайд взобрался на холм и стал пробираться к мосту. Едва выйдя из леса, он сразу увидел двоих помощников шерифа. Они стояли на дороге возле бетонной арки, которая когда-то служила входом в парк аттракционов, один из них облокотился на нее. Клайда сразу заметили. Помощники шерифа вытащили пистолеты и выстрелили в него. Клайд отступил назад и спрятался за дерево. «Эй, не стреляйте! — крикнул он. — Я ваш, из полиции!» Помощники опустили оружие, Клайд выступил из-за дерева и выстрелил. Они ответили. Пуля выбила из рук Клайда винтовку. Он выхватил из-за пояса пистолет и, отстреливаясь, отступил в лес.

Минуту спустя он добежал до своих. «Ты в порядке?» — спросил он Бонни. Та кивнула и обняла его. «Мост блокирован, — сказал Клайд, обращаясь к Джонсу. — Ты можешь помочь Бонни переплыть реку? Придется выбираться вплавь».

Они оставили Бака и Бланш дожидаться своей судьбы и кинулись в речку. Она была мелководной и узкой — около двадцати ярдов в ширину. Бонни держалась за шею Джонса. Когда они перебрались, Клайд огляделся и увидел за деревьями ферму. Он направился к ней, приказав остальным подождать у реки.

Сын фермера, 18-летний Марвелл Феллер, вышел из дому, чтобы задать корма скоту. В этот момент их немецкая овчарка зарычала, оскалила зубы и, сорвавшись с места, бросилась через кукурузное поле. Феллер увидел, что на поле вышел какой-то человек. Его рубашка была разорвана, вся в грязи и крови. Неизвестный подошел к ограждению из колючей проволоки и выхватил пистолет. «А ну отзови собаку! — крикнул он. — Отзови, или я ее пристрелю!» Феллер бросился к овчарке и схватил ее за ошейник. На шум из дому вышли отец Феллера и наемный работник. «Подошли сюда!» — скомандовал им Клайд, наводя пистолет. Те подчинились.

Клайд приложил пальцы к губам и громко свистнул. Через несколько секунд показались Джонс и Бонни. Джонс вытирал кровь со лба, он был ранен в нескольких местах. Ночная рубашка Бонни спереди была вся в крови. «А ну помоги ей перебраться через ограду!» — велел Клайд старшему Феллеру. Тот подошел поближе и перенес Бонни через ограждение из колючей проволоки.

В этот момент из дому выбежали жена и дочь фермера. «Послушайте! Передают, что в парке поймали целую банду преступ…» — выпалила миссис Феллер и осеклась.

«Мы вам ничего не сделаем, — успокоил всех Клайд. — Нам нужна только машина». У Феллеров оказалось три машины, но с двух из них были сняты колеса. Клайд показал дулом пистолета на третью — стоявший в гараже «плимут»: «Выведите ее». Феллеры вывели машину и усадили Бонни на заднее сиденье. Марвеллу пришлось сначала объяснить Клайду, как заводится «плимут», а потом указать дорогу. Клайд погнал машину на север, подальше от Дексфилд-парка.

Часом позже полиция, прочесывая лес, обнаружила в зарослях Бака и Бланш. Они были арестованы. Бака отвезли в больницу «Кингз-Доутерс» в городке Перри. Вскоре туда приехала его мать и другие родственники. Он продержался еще почти неделю и умер в следующую субботу, 29 июля. Его тело перевезли в Даллас и там похоронили. Бланш посадили в тюрьму.

А Бонни и Клайд благополучно миновали все полицейские посты на дорогах и скрылись. Позднее Бонни говорила матери, что они угнали еще одну машину в Полк-Сити (Айова) и направились на запад — в Денвер. Они снова дадут о себе знать еще нескоро.

Всю эту неделю, пока полиция по всей Айове искала Бонни и Клайда, в Оклахома-Сити репортеры и фотографы толпились возле дома Уршелов. Похищение нефтяного короля оказалось самым громким делом подобного рода с тех пор, как год назад был украден маленький сын летчика Чарльза Линдберга. Оклахомское дело привлекло гораздо больше внимания, чем история Уильяма Хэмма, которая продолжалась всего одни выходные. Дом-дворец, миллионы, прерванная игра в бридж — мимо всего этого американская пресса никак не могла пройти.

Утром в среду 26 июля, через два дня после того, как Бонни и Клайд скрылись из Дексфилд-парка, Джон Кэтлетт, нефтепромышленник из Талсы, брился у себя дома в ванной комнате. В примыкающую к ней спальную вошел слуга с желто-коричневым конвертом: его принес курьер из «Вестерн Юнион». «Положи на стол», — велел Кэтлетт, продолжая бриться.

Закончив, он ополоснул лицо, вытерся, вошел в спальную и вскрыл конверт. Из него выпали три визитки Уршела. В конверте оказалось три отпечатанных на машинке письма. Одно было от Уршела, который просил передать два других своей жене. Кэтлетт оделся, сунул письма в карман пальто, спустился к машине и выехал в направлении Оклахома-Сити.

Беренис Уршел вскрикнула, когда увидела письма от мужа. Похитители требовали 200 тысяч долларов. К письму прилагался текст фиктивного объявления о продаже ранчо, которое следовало публиковать каждый день в течение недели в отделе объявлений газеты «Дейли Оклахомэн». Увидев это объявление, похитители должны были выйти на контакт еще раз. Один из друзей Уршелов, высокий, здоровый нефтепромышленник по фамилии Киркпатрик, вечером того же дня дал это объявление в газету.

На следующий день в редакцию газеты пришло письмо от похитителей. В нем Киркпатрику предлагалось в субботу вечером сесть на поезд, который отправлялся в 22 часа 10 минут в Канзас-Сити: по пути он увидит сигнальный огонь, а потом еще один, по второму сигналу надо выбросить из окна поезда саквояж «гладстон» с выкупом. На случай, если что-то сорвется, ему надлежало следовать в гостиницу «Мюльбах» в Канзас-Сити и там ожидать дальнейших указаний.

Прочитав письмо у себя в гостиной, миссис Уршел задумалась над суммой: 200 тысяч долларов.

— Сумасшедшие деньги, — сказал находившийся рядом агент ФБР.

— Да. Но мы должны их заплатить, — ответила Беренис. — У нас нет другого выхода: речь идет о жизни Чарли.

Пока шли переговоры о выкупе, Эд Везерфорд, сыщик из Форт-Уэрта, продолжал докучать офису ФБР в Далласе предложениями заняться расследованием в отношении супругов Келли. Если бы далласские агенты предприняли в этом направлении более серьезные усилия, они раскрыли бы дело. Но они и так были почти у цели. 24 июля, через два дня после похищения, Везерфорд и далласский агент Дуайт Маккормак договорились о прослушивании телефонных разговоров в доме Кэтрин на Ист-Малки-стрит. Однако ФБР не придавало этому большого значения: прослушивать разговоры должен был не агент, а телефонистка из «Саутвестерн белл». Ее просили позвонить в бюро, если она услышит что-нибудь подозрительное.

Везерфорд, однако, продолжал наблюдать за домом. Кэтрин куда-то исчезла. Сыщик не сомневался, что она уехала на ранчо Шэннона. Он попросил далласский офис ФБР начать прослушивание телефона на ранчо, но там оказался сдвоенный телефон, и агенты посчитали, что по нему супруги Келли вряд ли станут обсуждать что-либо серьезное. Еще одна возможность была упущена, когда ФБР не смогло получить фотографию Келли. Полиция в Форт-Уэрте располагала только одной его любительской карточкой, снятой в декабре 1930 года, и агенты попросили прислать ее, чтобы показать миссис Уршел. Если бы она опознала преступника, дело было бы быстро завершено. Но фото оказалось потеряно. «Везерфорд утверждает, что в последний раз видел фотографию на столе у одного из офицеров, — писал агент. — Он предполагает, что кто-то из ребят взял эту карточку и позабыл вернуть». Исчезновение этой фотографии стоило ФБР нескольких лишних недель.

В субботу в восемь вечера Киркпатрик и с ним еще четверо друзей семьи Уршел и помощник шерифа стояли, спрятавшись за кустами, в саду особняка. Беренис показалась в окне и зажгла прожектор. По этому сигналу к дому подъехала машина, и из нее вышел банкир из Оклахома-Сити. Он подошел к поджидавшим его людям и передал им саквояж «гладстон», в котором находились 200 тысяч долларов наличными.

Через два часа Киркпатрик и нефтепромышленник из Талсы Джон Кэтлетт сели на скорый поезд, направлявшийся в Канзас-Сити. Они прошли в самый конец поезда и сели на откидные стулья у последней двери. У них было два одинаковых саквояжа: один с деньгами, а второй — набитый газетами. Такая предосторожность понадобилась на случай, если бы кто-то попытался их ограбить: тогда грабителю всучили бы второй саквояж.

Поезд задерживался с отправлением: к нему присоединяли еще два вагона для пассажиров, ехавших в Чикаго посмотреть Всемирную выставку.

— Ну что, Кирк, как ты думаешь, они от этого поменяют план? — спросил Кэтлетт.

— Откуда мне знать, — ответил тот.

Наконец раздались свистки к отправлению, и поезд двинулся к канзасской границе. Он набрал скорость, и за темным окном проносились пришедшие в полный упадок пыльные городишки Северной Оклахомы: Витчер, Аркадия, Лютер, Фоллис, Трайон. Киркпатрик сильно волновался. Кэтлетт выглядел спокойным, он рассуждал о рыболовных приманках и охоте. На каждой станции Киркпатрик выходил на платформу, становился под фонарем и закуривал. Они согласились, что наиболее вероятное место, где потребуется сбросить саквояж, — это дикие холмы Осейдж. Киркпатрик думал о бандитах, которые промышляли на этих дорогах в прошлом, — о Дэлтонах, братьях Джеймс, Дудлин, Але Спенсере, Фрэнке Нэше. Ничего не менялось в этих краях.

Время шло. Позади остался Бартлсвилл, потом Дьюи. Дальше начинался Канзас. Условленных огней не было видно. К Канзас-Сити подъехали уже на рассвете. Киркпатрик совсем расстроился, он не знал, что и думать. Или они пропустили сигнал и все испортили, или вся эта история была какой-то мистификацией. В Канзас-Сити они сошли с поезда и устало потащились в гостиницу «Мюльбах», как предписывали похитители. Вскоре посыльный принес им телеграмму:

Не смог с вами встретиться вчера вечером из-за непредвиденных обстоятельств. Выйду на связь около 6 часов.

Э. В. Мур. [56]

Почему Келли не выполнил то, что хотел, так и осталось неизвестным. Есть версия, что у него сломался двигатель в машине.

Все воскресенье Киркпатрик и Кэтлетт сидели в гостиничном номере и слушали, как в холле пианист наигрывает нежные мелодии: «Весеннюю песню» Мендельсона, «Мелодию фа минор» Рубинштейна и «Серенаду» Шуберта. В 17 часов 40 минут наконец раздался телефонный звонок. «Это Мур, — сказал мужской голос. — Вы получили телеграмму?»

Киркпатрик ответил «да», и неизвестный приказал ему подойти — одному, без сопровождающих — к гостинице «Ла-Саль» на бульваре Линвуд. Возле входа в отель его встретят. Они договорились на 18 часов 20 минут.

Киркпатрик сунул за пояс автоматический кольт, взял гладстоновский саквояж и вышел. Он поймал такси и доехал до гостиницы. Потом прошелся вдоль нее, закурил и тут увидел широкоплечего мужчину, который шел к нему по тротуару. На незнакомце был хорошо отглаженный летний костюм, галстук, завязанный маленьким узлом, на голове — панама.

— Я беру эту штуку, — сказал Келли, показывая на саквояж.

Киркпатрик смотрел на него, стараясь запомнить все до мельчайшей детали.

— Побыстрее, — сказал Келли.

— Откуда я могу знать, что вы тот самый человек? — спросил Киркпатрик.

— Ха! Еще бы вы не знали!

— Двести тысяч долларов — большие деньги. Каковы гарантии, что вы сделаете то, что обещали?

— Слушай, хватит болтать, — сказал Келли. — Ребята ждут.

— Погодите. Скажите мне определенно — что я должен передать миссис Уршел?

— Что ее муж будет дома через двенадцать часов.

Келли сделал шаг вперед, вырвал саквояж и тут же исчез в толпе. Вернувшись в гостиницу, Киркпатрик тут же позвонил миссис Уршел.

— Я закончил сделку с фермой, — сказал он. — Потребуется часов двенадцать, чтобы юристы изучили документы, после этого она ваша.

— Спасибо, — ответила Беренис и положила трубку.

В понедельник в Оклахома-Сити весь день шел дождь. Беренис ходила из угла в угол по гостиной, ожидая известий.

Как только Киркпатрик вернулся из Канзас-Сити, Гус Джонс немедленно отвез его в офис ФБР для опознания преступника по фотографии. Везерфорд присутствовал при этом. Однако Киркпатрик никого не опознал. Вместе с Джонсом они поехали в дом Уршелов.

— Ну и что будет дальше? — спросил Киркпатрик у Джонса. — Отпустят они его?

Тот с сомнением покачал головой и ответил:

— Вряд ли… Если Уршел может указать место, где его держали, то его дела совсем плохи. Вам сказали, что он будет дома через двенадцать часов. Это время прошло, и его нет. В письме говорилось, что его продержат до тех пор, пока не проверят и не обменяют все деньги. Но это может занять несколько недель. И чем дольше его держат, тем опаснее становится ситуация.

— Значит, вы думаете, что он никогда не вернется? — спросил Киркпатрик.

— Я этого не говорил, — ответил Джонс. — Но я скажу это, если Уршел не будет дома до завтрашнего утра.

С наступлением ночи обстановка стала еще более напряженной, все нервничали. Был только один момент разрядки — когда один из адвокатов заметил в доме мышь. Он принес из кухни мышеловку и поставил ее под диван. Вскоре все забыли об этом. Дождь стучал по крыше. Вдруг раздался громкий щелчок. Миссис Уршел вскочила в испуге. «Что это?!» — вскрикнула она. Адвокат улыбнулся. «Это мышка попалась, Беренис», — сказал он.

Около одиннадцати вечера вдруг отворилась дверь и вошел Чарльз Уршел. Он был небрит и щурился от яркого света. Беренис бросилась ему на шею. Оказалось, что бандиты высадили его из машины в Нормане (пригороде Оклахома-Сити) и он на такси добрался домой.

Позвонили Гусу Джонсу, тот немедленно приехал. Уршел не хотел разговаривать, ссылаясь на усталость, но руководитель расследования настоял на своем. Уршел сказал, что не может опознать похитителей и понятия не имеет, где его держали. Джонс взял его под руку и постарался успокоить. Потом отвел в кабинет, закрыл дверь и начал задавать вопросы.

После того как Гус Джонс занялся делом Уршела, расследование бойни в Канзас-Сити забуксовало. Никто из арестованных не дал никаких сведений о том, где сейчас может находиться Берн Миллер и кто были его пособники. Дик Галатас, аферист из Хот-Спрингса, исчез. Потерялся и след Красавчика Флойда — он по-прежнему оставался подозреваемым, хотя многие не верили в его причастность к бойне. Харви Бейли и другие беглецы из канзасской тюрьмы находились на свободе и грабили банки в Оклахоме. Бюро не предприняло достаточных усилий для их поимки.

В день, когда был освобожден Уршел, 31 июля, пришло срочное известие из Нью-Йорка: обнаружена подруга Верна Миллера — Вай Матиас. Она жила под именем Вивиан Аллен в шикарной квартире неподалеку от Центрального парка. Первое сообщение прислал глава Нью-Йоркского отделения ФБР Фрэнк Фэй. В нем указывалось, кому принадлежит квартира, — это был 36-летний «Луис (он же Филип) Бакуолт, также известный как Бачолтц, Бачоуз или Бухгалтер», а также говорилось, что «предварительное расследование показало: этот человек занимает роскошную квартиру и вызывает серьезные подозрения». То, что Фэй не смог сразу понять, о ком шла речь, можно объяснить только скудостью знаний ФБР об американском преступном мире в 1933 году.

Хозяин квартиры, в которой поселилась Вай Матиас, в криминальной истории лучше всего известен под именем Луиса Лепке (Бухгалтера). Вместе с Мейером Лански и Чарльзом Лучано по прозвищу Счастливчик он был одним из основателей нью-йоркского гангстерского синдиката. Помимо продажи наркотиков и рэкета, этот человек возглавлял еще и вооруженную группу синдиката, совершавшую убийства. Как Бухгалтер познакомился с Верном Миллером, до сих пор неизвестно, но впоследствии ФБР установило, что он не раз давал Миллеру заказы на убийства гангстеров из конкурирующих банд. Как бы там ни было, он достаточно хорошо знал Миллера, чтобы предоставить убежище его подруге.

Нью-йоркские агенты вышли на след Вай Матиас еще 19 июля. Отделение ФБР в Сент-Поле перехватило почту, приходившую на имя ее родителей, и сообщило, что дочь Вай Матиас — Бетти — получила коробку ирисок, присланную из Атлантик-Сити. Один из нью-йоркских агентов вычислил магазин, где были куплены конфеты, и сумел получить там чек, которым за них расплатились. Экспертиза подтвердила, что подпись на чеке принадлежит Матиас, однако на этом след оборвался.

22 июля — в день, когда похитили Чарльза Уршела, — Бетти получила еще одну посылку, на этот раз набор письменных принадлежностей. Он был приобретен в мелочной лавке в Лейк-Плэсиде (штат Нью-Йорк). Уже через несколько часов агенты приехали в этот магазин. Они узнали, что подарочный набор купили неделю назад две хорошо одетые дамы. Одна из них «крупная, с очень широкими плечами и большой грудью, смуглая, с черными волосами, возможно, еврейка. На ней был желтый шерстяной костюм и очень большая зеленая брошка». Это была жена Бухгалтера Бетти. Вторая женщина, худощавая блондинка с «соломенными» волосами, была одета в синий шелковый костюм и белый шотландский берет. По фотографии продавщица опознала Вай Матиас.

Агенты исколесили все окрестности Лейк-Плэсида, проверяя каждый отель, курорт и все отделения «Вестерн юнион», однако не нашли ничего конкретного. Они получили только одну зацепку: по словам одной из продавщиц, женщина, похожая на Матиас, обмолвилась, что собирается в Монреаль. Агенты расширили зону поиска, сообщив об этом канадским коллегам. Наконец 27 июля сыщик из Монреаля прислал известие, что дама, похожая на Матиас, несколько часов назад покинула отель «Монт-Рояль». Потом он опознал по фотографиям Вай и Бетти. Оказалось, что они уехали из гостиницы в сопровождении двух мужчин: служащего «Коламбиа пикчерс» и владельца туристического кемпинга в Адирондакских горах. Местопребывание последнего из них было установлено на следующий день. Владелец кемпинга рассказал о том, как они вчетвером целую неделю весело и пьяно проводили время в монреальских ночных клубах и в отелях на севере штата Нью-Йорк. Вай Матиас была без ума от деятеля кинобизнеса. Никого из этой четверки, похоже, не заботило отсутствие их постоянных спутников жизни.

Владелец кемпинга указал, где искать Матиас: в гостинице «Нью-Шервуд» в Берлингтоне (Вермонт). Двое агентов из Нью-Йорка немедленно отправились туда. В воскресенье 30 июля, в 11 часов, фэбээровцы наконец увидели Вай Матиас. Она вышла из отеля в зеленом платье с большим декольте и села за руль черного «линкольна». Полногрудая Бетти уселась рядом с ней. «Линкольн» направился на юг по нью-йоркскому шоссе, и агенты двинулись следом. Все шло хорошо, пока не проехали город Трой (штат Нью-Йорк). Здесь у машины ФБР прокололась шина, и автомобиль с Вай и Бетти растворился в жарком вечернем воздухе.

Это была одна из тех грубых ошибок, которые тогда часто допускали люди Гувера. Пока что они только учились азам полицейского дела. Но вскоре им удалось исправить свой промах. Нью-йоркскому офису ФБР удалось выяснить местожительство Бетти. Она занимала квартиру 17-J в многоквартирном доме «Маджестик» неподалеку от Центрального парка. Группа агентов получила задание круглосуточно наблюдать за домом. На следующий день, 31 июля, Бетти вышла оттуда одна. Агенты прошли за ней несколько кварталов, но дальше следить не стали. Ее телефон уже прослушивался, а кроме того, для слежки завербовали одного из служащих. Если бы Вай была в Нью-Йорке, она обязательно вернулась бы в эту квартиру.

Через три дня служащий из «Маджестика» позвонил в офис ФБР и сообщил, что супруги Лепке собираются отправиться отдыхать и уже отослали чемоданы на вокзал «Пенсильвания-стейшн». Два агента немедленно поехали туда, и успели как раз вовремя. Семь человек, среди которых были супруги Лепке и «мисс Вивиан Аллен», садились в поезд, направлявшийся в Вермонт. Агенты заняли места в этом поезде. Тем же вечером они прибыли в Вермонт. Но на вокзале сотрудники ФБР почему-то потеряли своих подопечных, и те уехали в неизвестном направлении.

Расследование остановилось. Вот уже несколько недель агенты из Нью-Йорка обзванивали все гостиницы в Атлантик-Сити: по не подтвердившимся впоследствии сведениям, Верн Миллер прятался где-то в этих местах. Наконец вечером 4 августа помощник менеджера отеля «Ритц-Карлтон» в Атлантик-Сити позвонил в бюро: Лепке вместе со своим сыном и в сопровождении «мисс Вивиан Аллен» только что зарегистрировались в этой гостинице.

В полночь пять агентов ФБР собрались в «Ритц-Карлтоне». Лепке занимали номер 1519-й, а «мисс Аллен» — 1520-й, окна обоих номеров выходили на океан. Помощник менеджера сказал, что компания зарезервировала пляжные стулья на выходные. На следующее утро агенты надели купальные костюмы и отправились на пляж. Они расположились неподалеку от объектов наблюдения: Лепке Бухгалтера с женой, их сына-подростка и еще трех мужчин «еврейского происхождения». В компании, кроме миссис Лепке, была еще одна женщина — однако не блондинка. Агенты в своих донесениях писали, что у нее «прическа на манер Греты Гарбо, волосы покрашены хной». Это и была Матиас: она только что покрасила волосы.

Выходные прошли без всяких событий, и утром в понедельник Лепке выехали из гостиницы. Вместе с Матиас они сели в черный «линкольн»-седан. Нью-йоркские агенты последовали за ним на двух машинах: двое на «паккарде» и еще один — на лимузине с шофером. Лепке двигались на север, по-видимому в Нью-Йорк. Вскоре «паккард» вышел из строя: у него перегрелся двигатель. Лимузин продолжал следовать за супругами Лепке. Они прибыли в Ньюарк и остановились у гостиницы «Роберт Трент» в центре города. Швейцар выгрузил их чемоданы и отнес в гостиницу. Семья Лепке, Матиас и еще один неизвестный зашли в отель.

Через несколько минут Лепке вышли и снова сели в «линкольн». Матиас не появлялась. Агенту в лимузине надо было быстро решить, что делать: ехать за «линкольном» или вести наблюдение за Матиас. Он подумал, что Матиас остановилась в этой гостинице, и выбрал «линкольн». Агент следовал за супругами, пока не убедился, что они направляются домой на Манхэттен: «линкольн» заехал в туннель Холланд. Агент велел шоферу поворачивать назад и вернулся в «Роберт Трент». Он поспешил к стойке регистрации, и, к его ужасу, выяснилось, что Матиас не зарегистрировалась. Помощник менеджера рассказал, что эта женщина погуляла по холлу минут двадцать, а затем ушла.

В гостиницу прибыли шесть агентов. Они опросили носильщиков, шоферов такси и всех, кто мог видеть Вай Матиас, однако это не дало никаких результатов. Она исчезла, и ФБР снова потеряло ее след.

За закрытыми дверями особняка Уршелов Гус Джонс медленно и последовательно вытягивал из Чарльза все, что тот мог припомнить о своем похищении. Манера Джонса расспрашивать была неторопливой и успокаивающей. Поначалу Уршел повторял, что ему нечего сказать: пока он находился в руках похитителей, у него были постоянно завязаны глаза. Но Джонс попросил его исходить из того, что у человека, лишенного одного из чувств, всегда обостряются оставшиеся. За несколько часов разговора Уршел убедился в справедливости этих слов.

Он припомнил, что через час после того, как выехали из Оклахома-Сити, хлынул сильный ливень. Вспомнил, что останавливались на заправке и работник, заливавший бензин, что-то сказал про «сорго» — а эти зерновые выращивают преимущественно в Южной Оклахоме. Припомнил, что машина проезжала по длинному деревянному мосту. Джонс знал этот мост, который пересекает Ред-Ривер вблизи Ардмора. Значит, похищенного везли в Техас.

Было ясно, что Уршела прятали на какой-то ферме: он слышал кукареканье петухов, хрюканье свиней. Ему давали воду в мятой жестяной кружке. Вода, по всей видимости, была колодезной: Уршел слышал скрип ворота и у воды был сильный минеральный привкус. Через несколько дней после похищения повязка на глазах ослабла, и Уршел сумел осмотреться: это была какая-то жалкая лачуга. Уршел описал комнату, и Джонс набросал ее план. Уршел взглянул на рисунок и кивнул.

Джонс продолжал расспросы. Выяснилось, что дважды в день над фермой пролетал самолет: утром, часов в девять, и во второй половине дня, часов в пять-шесть. Это было очень важно: теперь оставалось свериться с расписанием самолетов в ближайших аэропортах. Наконец Уршел вспомнил, что накануне его освобождения, в субботу, разразилась ужасная гроза. Он даже спросил того человека, который его охранял (а это был молодой человек, не из тех, кто его похищал), не торнадо ли это? Тот ответил: «Нет. Вот в Оклахоме, говорят, есть это дело».

Джонс улыбнулся: «Ну, это он мог сказать нарочно. Вы не были в Северной Оклахоме, это точно, но на юге штата — вполне возможно».

Джонс наклонился поближе к Уршелу и сказал: «Теперь я хочу задать вам очень важный вопрос, мистер Уршел. Подумайте хорошенько, прежде чем ответить. Этот вопрос важнее всего, что я спрашивал вас сегодня. Слышали ли вы, как пролетал самолет в этот последний вечер, когда была гроза?» Уршел закрыл глаза, подумал, а потом покачал головой: «Нет. Самолета точно не было».

Джонс улыбнулся. «Для человека, который был связан и ничего не видел, — сказал он, — вы видели чертовски много».

О том, как Джонс провел допрос Чарльза Уршела, узнали все сотрудники бюро. И много лет спустя Гувер, упоминая имя Джонса (а делал он это редко), неизменно указывал на этот случай как на пример «научного» подхода ФБР к раскрытию преступлений. Но на самом деле, сколь бы хитроумно ни была проведена эта работа, она в конечном счете оказалась невостребованной. Пока Джонс с большим рвением разыскивал ферму в Северном Техасе, которая соответствовала бы описанию, данному Уршелом, сыщик из Форт-Уэрта Эд Везерфорд все-таки сумел убедить далласских агентов, что похитителями были супруги Келли.

На следующее утро после освобождения Уршела Везерфорд уговорил агента Келли Дедрика отправиться вместе с ним в Парадайз и допросить женщину, работавшую на местном коммутаторе. Она сообщила, что Кэтрин Келли, ее хорошая знакомая, всю неделю провела с матерью на ранчо Шэннона. Жители городка подозрительно косились на супругов Келли — на их шикарные машины и манеру швырять 20-долларовые купюры, как конфетти. Работник местной телеграфной станции сказал почти то же самое и добавил: «Кэтрин хвасталась, что муж у нее — грабитель банков».

Агент Дедрик вернулся в Даллас, убежденный, что напал на след. Он позвонил Гусу Джонсу и доложил о результатах поездки. Но Джонс продолжал игнорировать версию о причастности супругов Келли к похищению. Фирма «Филлипс петролеум» предоставила в его распоряжение самолет, и агенты совершали полеты над Северным Техасом, пытаясь обнаружить ферму, соответствующую описаниям Уршела. Несмотря на все сведения, собранные Везерфордом, в отчете о ходе расследования, подготовленном ФБР 5 августа, супруги Келли вообще не упоминались. Далласские агенты были в отчаянии, и два дня спустя второй человек в их отделении, Дуайт Маккормак, написал рапорт, суммировав все доказательства. Вместо заголовка на этом рапорте стояло: «Расследование деятельности Джорджа Келли и банды из Форт-Уэрта и Парадайза (Техас) указывает на высокую степень вероятности того, что они причастны к похищению Уршела».

Но Джонс никого не слушал. Он продолжал засыпать далласский офис приказами выяснить расписание самолетов и состояние погоды по всей Оклахоме и Северному Техасу. По легенде ФБР, а также и по представленной позднее самим Джонсом версии развития событий, только после тщательного анализа этих данных район вокруг городка Парадайз был локализован как возможное место сокрытия Уршела. Но в действительности дело обстояло несколько иначе: каждый раз, когда Джонс запрашивал сведения о погоде в Парадайзе, далласский офис в своем рапорте подчеркивал, что они подходят под описание Уршела. Решающим доводом стало сообщение от 9 августа: Даллас прислал диаграмму дождей, шедших в Парадайзе. Она полностью совпадала с тем, что запомнил Уршел.

После этого Джонс наконец прозрел и приказал Далласскому отделению произвести разведку на ранчо Шэннона. Рано утром 10 августа Эд Везерфорд привез агента ФБР по имени Эд Доуд в городок Декейтер, находящийся в пяти милях от Парадайза. Там они поговорили со служащим банка, в котором держал деньги Босс Шэннон. Доуд убедился в честности клерка и решил пойти на риск. Он объяснил, что Шэннон, возможно, причастен к похищению Уршела. Клерк вызвал своего коллегу, кредитного следователя, и они вместе посмотрели план, нарисованный со слов Уршела. Следователь подтвердил, что такая лачуга точно есть на ферме у Шэннона.

Тут же был составлен план дальнейших действий. Клерк написал какой-то ничего не значащий документ, который должен был подписать Шэннон, а кредитный следователь, сопровождаемый Доудом в роли банковского ревизора, взялся отвезти документ на ферму. Они сели в «форд» следователя и по ухабистой проселочной дороге добрались до ранчо Шэннона. Сам Босс и его сын Армон оказались на месте: они вышли к нежданным гостям во двор дома. Пока служащий банка разговаривал с Армоном, Доуд попросил воды. Армон набрал ведро из колодца, и Доуд заметил, что ворот скрипит. У воды оказался минеральный привкус. Из дому вышла жена Армона и вынесла приезжим нарезанный арбуз. Немного погодя Доуд невзначай зашел в дом. Его обстановка полностью соответствовала описанию Уршела. Доуд поспешил в Даллас и сообщил о результатах разведки Гусу Джонсу в Оклахома-Сити.

Джонс назначил захват фермы Шэннона на следующий день — пятницу, 11 августа. Уршел попросил взять его с собой, и Джонс согласился, хотя и без особой охоты. Участники операции собрались во второй половине дня в Дентоне, городке к северу от Далласа. Всего их было 14 человек: Джонс, трое агентов из Далласского отделения ФБР, четверо сыщиков из Форт-Уэрта во главе с Эдом Везерфордом, четверо полицейских из Далласа, Уршел, а также следователь из Оклахома-Сити. К Декейтеру подъехали уже к концу светового дня. Джонс дал сигнал всем машинам остановиться и собрал участников операции вокруг себя.

«Вот что я скажу вам, ребята. Нам осталось двадцать шесть миль, и по этой дороге быстро не поедешь. Может быть, мы и доберемся до места до наступления темноты, но завершить операцию засветло все равно никак не успеем. — Он встал на одно колено и нарисовал на земле план фермы Шэннона. — Вот как там все расположено. К ферме подходит только одна дорога, а вокруг равнинная местность. Незаметно подобраться нельзя, потому что там муравья видно за милю. Значит, надо нападать в открытую и внезапно, а для этого надо что-то видеть. Я на своем веку не раз побывал в перестрелках и не буду вламываться в незнакомое место в момент, когда все шансы на стороне противника. Так что мое решение такое: мы сейчас разворачиваемся и отправляемся в Форт-Уэрт. Там поспим немного, а брать их будем на рассвете».

Глава Оклахомского отделения ФБР Ральф Колвин был настолько уверен в успехе операции, что тем же вечером отправил Гуверу телеграмму: «Неудачи быть не может. Ждите важных известий в субботу до полудня».

В Форт-Уэрте Джонс и его команда поужинали и поспали несколько часов в гостинице «Блэкстоун». В четыре утра они собрались на парковке у отеля, сели в машины и направились в городок Роум, расположенный в семнадцати милях от Декейтера. Там они полтора часа прождали местного шерифа, который должен был к ним присоединиться, но так и не подошел, и в шесть часов Джонс решил отправляться без него.

На далласском радио утренняя программа началась с веселой песенки Сесилии Джилл про ковбоя. Небо на востоке порозовело. Три машины, поднимая тучи пыли, пробирались по проселочным дорогам на север, к Парадайзу.

Когда первая из них с визгом затормозила у входа на ферму, свет в окнах еще не горел. Джонс выскочил с автоматом наперевес. За ним последовал Чарльз Уршел: как это ни удивительно, агенты позволили нефтяному королю взять с собой обрез. Они обежали дом вокруг и увидели Босса Шэннона. Он пристегивал подтяжки к штанам.

— Эй, вы что это тут делаете? — спросил он.

— Это тот самый старик, который меня стерег! — торжествуя, выкрикнул Уршел.

Агенты взяли Шэннона на мушку. Джонс огляделся и увидел нечто странное на заднем дворе: на козлах для распилки дров было устроено некое подобие кровати и в ней кто-то спал. Джонс подошел ближе с автоматом на изготовку. Он увидел, что там спит мужчина в нижнем белье. У него в ногах лежали брюки и белая рубашка, а на земле около него — винчестер и кольт 45-го калибра. Мужчина не двигался. Джонс на цыпочках подошел ближе и вгляделся в его лицо. Вьющиеся волосы, квадратная челюсть… Джонс узнал эти черты и тихо выругался от изумления.

Он приблизил свой автомат к лицу спящего и пощекотал дулом его нос. Мужчина поморщился. Его ресницы дрогнули. Джонс смотрел прямо в глаза человеку, который был наставником и Верна Миллера, и Автомата Келли, и Элвина Карписа, и братьев Баркер. Человеку, который был главным подозреваемым по делу о бойне в Канзас-Сити. Этого человека звали Харви Бейли. Несколько секунд бандит и фэбээровец глядели друг другу в глаза при тусклом свете утра и молчали. Потом Бейли перевел взгляд на автомат, который теперь упирался ему в грудь. Кольт лежал на земле всего в нескольких дюймах от его правой руки. Агент из Далласа Чарльз Винстед подошел поближе и показал на кольт.

— Ну, давай, — подначил он Бейли. — Возьми его!

Бейли не двигался.

— Вставай, Харви, — сказал наконец Джонс. — Кто здесь еще с тобой?

Бейли не ответил.

— Послушай, Харви, — продолжил Джонс, — я тебе обещаю: если откуда-нибудь высунется твой приятель или раздастся хоть один выстрел, я тебя разрежу очередью на две части.

— Я тут один. Все, сдаюсь. — Бейли медленно сел и потянулся. На его губах показалась улыбка. — Вот черт! И поспать не дадут парню.

Агенты толпой ворвались в дом, потом прочесали все пристройки. Всем членам семьи Шэннон надели наручники. Ора Шэннон (мать Кэтрин) яростно протестовала и кричала, что ни в чем не виновата. «А ты им ничего не говори!» — крикнула она мужу.

Но это было бесполезно. Джонс отвел в сторонку сына Шэннона Армона и поговорил с ним, как он выразился, «по-отечески». Молодой человек быстро раскололся и рассказал все: да, похищение совершили супруги Келли, а помогал им Альберт Бейтс, все они давно отсюда уехали.

Харви Бейли и Шэннонов доставили в далласскую тюрьму. Босс Шэннон вскоре последовал примеру своего сына и полностью во всем признался. Чтобы супруги Келли не узнали о происшедшем, Джонс в течение семидесяти двух часов скрывал арест от журналистов. Но в понедельник вечером новость появилась в «Даллас таймс геральд», а на следующее утро о ней уже знала вся страна. Большинство газет объявили Бейли организатором и похищения, и бойни в Канзас-Сити, но на самом деле он не имел отношения к делу Уршела. Бейли просто заехал на ранчо Шэннона, как уже делал пару раз до того по просьбе Келли. Он просто решил там переночевать. ФБР повезло, причем на этом везение в выходные не закончилось. Вечером в субботу, через несколько часов после операции на ферме, полиция арестовала Альберта Бейтса на автомобильной стоянке в Денвере. Однако Бейтс не мог сказать ни о том, где находятся супруги Келли, ни куда делась его доля добычи.

Охота на Келли начиналась весьма неплохо — во многом благодаря Эду Везерфорду. В течение двух недель один из агентов переписывал обратные адреса со всех писем, которые приходили на имя Шэннонов, — заметим, что только теперь ФБР догадалось делать это. Два письма пришли от Кэтрин: одно 4 августа из Сент-Пола, а второе — тремя днями позже из Мэдисона (Висконсин). В качестве обратного адреса было указано: «Индианаполис. До востребования». На почтамте в этом городе стал дежурить агент. Кроме того, по всей стране было распространено описание автомобиля Келли.

След Келли впервые обнаружился в Кливленде. В воскресенье 13 августа агенты допросили продавца в местном агентстве «Кадиллака» по поводу счета, найденного на ферме Шэннона. Тот сообщил, что супруги Келли были здесь три дня назад, 10 августа. Они выплатили остаток по кредиту за свой «кадиллак» и обсуждали возможность покупки новой машины, но так ее и не осуществили. По словам продавца, Келли направлялись в Чикаго. Агенты в Чикаго и Кливленде тут же побывали в гаражах и офисах авиакомпаний.

Охота на Автомата Келли началась.

Годы спустя Келли будет рассказывать своему сыну о чудесных днях, которые они с Кэтрин провели после того, как получили выкуп. Он говорил, что они пересекли мексиканскую границу и отправились в Чихуахуа и там десять дней не вылезали из постели и попивали текилу, а об аресте Бейли он узнал из сообщения по радио в мексиканском отеле.

Вся эта история, как и многие другие рассказы Келли, представляет собой чистейший вымысел. Скорее всего, он сочинил ее, чтобы произвести впечатление на сына. В действительности все было иначе. Супруги Келли освободили Уршела в пригороде Оклахома-Сити 31 июля. Затем они направились на север, в Сент-Пол, и сняли там квартиру. Им требовалось каким-то образом отмыть полученные деньги, и они пытались выйти на кого-либо из темных дельцов. Партнер Гарри Сойера, владелец казино Джек Пейфер, обменял им 7000 долларов и при этом взял 20 процентов комиссионных. После этого Пейфер, в свою очередь, роздал полученные от Келли деньги шести своим людям, чтобы они разменяли их в окрестных банках. На ту сумму, которая оказалась у него в руках, Келли накупил подарков для Кэтрин: шубу и драгоценности. Он заплатил 1150 долларов за браслет, в котором было 234 крошечных бриллианта, и 850 долларов за набор колец с восьмью круглыми бриллиантами.

Из Сент-Пола они отправились на машине в Кливленд и жили там, пока не услышали, что ФБР арестовало несколько помощников Пейфера, обменивавших деньги. Тогда супруги Келли купили «кадиллак» и направились в Чикаго, а оттуда — в Де-Мойн. В отеле «Форт Де-Мойн» до них дошло известие о рейде ФБР на ранчо Шэннона. Кэтрин была в ярости оттого, что арестовали ее мать, и поклялась сделать все возможное, чтобы ее освободить. Начиная с этого времени Кэтрин куда больше думала о благополучии матери, чем о муже.

Она хотела нанять матери адвоката, и потому супруги отправились в Западный Техас, где жили родственники Кэтрин. 16 августа они прибыли на полуразвалившуюся ферму, принадлежавшую 43-летнему дядюшке Кэтрин Кэссу Коулману. Племянница вынесла из машины два кожаных саквояжа с деньгами, полученными в качестве выкупа. С помощью дяди они уложили пачки купюр в кувшин для воды, а кувшин положили в корзину и закопали все это под ивой, которая росла за амбаром.

На следующее утро, пока Автомат Келли спал, его жена отправилась в город Браунвуд, чтобы приобрести новую машину. Она вернулась во второй половине дня на потрепанном «шевроле». Эту машину она оставила мужу, а сама сказала, что наутро отправляется в Даллас нанять адвоката для матери. Кэтрин обещала вернуться через два дня. Кэсс Коулман, напуганный тем, что ему приходится оставаться вдвоем с человеком, которого разыскивает вся американская полиция, переправил Келли на другую ферму — в окрестностях соседнего города Санта-Ана. 60-летний фермер Уилл Кейзи согласился предоставить Келли пустой дом, стоявший на его земле.

Коулман оставил Келли постельное белье, посуду и отправился домой дожидаться возвращения Кэтрин.

Как раз в это время в город прибыли агенты ФБР из Далласа. Они узнали, что у Кэтрин здесь есть родственники, и решили задать им несколько вопросов. На следующий день о приезде фэбээровцев узнал Келли. 23 августа около полудня он примчался к Коулману.

— Дай лист бумаги! — крикнул он с порога.

— Да что с тобой? — спросил Коулман.

Келли объяснил, в чем дело. Коулман дал ему бумагу, Келли что-то написал, сунул лист в конверт и запечатал. «Отдай это Кэтрин, — велел он. — И скажи ей одно слово: „Миссисипи“». Потом он сел в машину и уехал в восточном направлении.

Через несколько дней Кэтрин вернулась, она прочла записку и выругалась. «Чертов идиот!» — вот и все, что услышал дядюшка. Племянница тоже села в машину и отправилась на поиски своего неуправляемого муженька.

Жаркие летние дни сменяли друг друга. Пока вся страна следила за охотой на Автомата Келли, Джон Диллинджер занимался своими делишками, на которые пока что мало кто обращал внимание. Он объездил десятки городков в Индиане, Огайо и Северном Кентукки. Он грабил банки, успевая в перерывах посещать Всемирную выставку в Чикаго и навещать двух подружек. Он был всегда в движении и не имел постоянного убежища, хотя иногда и снимал квартиры то в Ист-Чикаго, то в Гэри.

Широкой публике имя Диллинджера оставалось неизвестным, однако его деятельность привлекла внимание сыщика по имени Мэтт Лич. Он служил в полиции штата Индиана, которая была организована совсем недавно и только училась бороться с серьезными преступлениями. Впоследствии упорство, с каким Лич преследовал Диллинджера, станет легендой штата. Этот человек происходил из семьи сербских иммигрантов, прибывших в Западную Пенсильванию в 1907 году. Мэтту тогда было 13 лет. Три года спустя они переселились в Индиану, где отец Лича получил работу на сталелитейном заводе в Гэри. Мэтт тоже работал там некоторое время, пока в 1915 году не ушел в армию. Он был в составе экспедиции Першинга и воевал на Западном фронте во время Первой мировой войны.

Затем он вернулся в Гэри и поступил на службу в полицию. Лич прошел путь от рядового до заместителя главы департамента. Он принимал участие в деятельности Американского легиона, и, когда председателя этой организации Пола Макнатта в 1932 году избрали губернатором Индианы, Лич был назначен первым капитаном вооруженных сил полиции штата, которую сформировал Макнатт. Только полицейский суперинтендант Эл Фини стоял выше Лича по служебной лестнице.

Как и ФБР, полиция Индианы оказалась недостаточно подготовленной к Войне с преступностью. В 1933 году в ней числился 41 человек (включая клерков), и большинство из них, подобно Личу и Фини, были назначены сверху, политиками. В распоряжении полицейских имелось лишь несколько старых машин, и им приходилось патрулировать дороги на мотоциклах. Радиосвязи у них тоже не было. До начала охоты на Диллинджера полиция штата более всего беспокоилась о том, как организовать огромные потоки транспорта, направлявшегося на Всемирную выставку, а также ловила банду похитителей кур. Но Лич, человек серьезный и даже мрачный, намеревался заняться более существенными преступлениями. Он читал книги по психологии и считал себя большим знатоком уголовных типов. К сожалению, большинство окружающих его людей замечало не это, а его заикание, которое становилось особенно сильным в минуты волнения.

Когда газеты красочно описали, как неизвестный грабитель перепрыгнул через высокое заграждение, чтобы добраться до хранилища в Дейлсвилле, Лич заинтересовался этим бандитом: в нем была какая-то живинка, и Лич, как психолог, подумал, что этот парень может нацелиться на большие дела. Повинуясь своей интуиции, Лич съездил в Манси и поговорил с отбывавшим там тюремное заключение подельником Диллинджера юным Уильямом Шоу. Шоу назвал имя Диллинджера. Лич связался с полицейским чиновником, надзирающим за условно-досрочно освобожденными, и тот подтвердил, что такой человек существует и сейчас он скрывается от полиции.

Вечером в пятницу 4 августа, через две недели после ограбления в Дейлсвилле, фермеры из городка Монпелье (Восточная Индиана) заметили темно-синий «крайслер», мчавшийся по дороге вдоль зеленых кукурузных полей. Ровно в 14 часов 40 минут машина остановилась напротив отделения Первого Национального банка на Мейн-стрит. Это отделение три года назад уже было ограблено.

Диллинджер, в своем неизменном канотье, зашел в банк, вытащил револьвер и улыбнулся. «Сейчас мы вас немножко ограбим!» — объявил он, не переставая жевать резинку.

Его подельник Гарри Коупленд приказал трем служащим банка лечь на пол, а Диллинджер перескочил через ограждение. Он спросил управляющего Мерла Тьюксбери, сколько денег наличными хранится в банке. Пока Диллинджер сгребал деньги из всех касс, в помещение зашли еще три клиента, и Коупленд заставил их лечь на пол.

Тут Диллинджер заметил, что одна из служащих тянется к кнопке тревоги.

— Эй, ты что там собираешься делать? — спросил он, продолжая жевать резинку. — Не тревогу ли поднять?

— Подняла бы, если бы могла, — огрызнулась женщина. Ограбление было совершено безупречно. Грабители заперли клерков и клиентов в хранилище и вышли на улицу. Операция заняла десять минут и принесла им 10 110 долларов в банкнотах и монетах. Вся добыча поместилась в один мешок. В банке они оставили ровно 40 центов.

«Смотри-ка, похоже, опять этот банк грабанули», — сказал какой-то старик, стоявший на тротуаре. Диллинджер посмотрел на него и улыбнулся: «И ничего удивительного».

Грабители сели в свой «крайслер» и скрылись.

Мэтт Лич тоже не удивился, услышав про этот случай. Важная деталь — бандит перепрыгнул через ограждение — свидетельствовала о том, что грабеж в Монпелье — дело рук Диллинджера. Лич удвоил усилия по поимке этого человека: он отрядил людей следить за домами его отца и сестры. Через несколько дней Лич получил неожиданную помощь от частного детектива по имени Форрест Хантингтон: он работал на страховую компанию, в число клиентов которой входил и банк в Монпелье. Хантингтон съездил в тюрьму в Манси и вытянул из Уильяма Шоу имена тех, с кем Диллинджер мог быть связан. Шоу назвал одного бывшего заключенного, теперь жившего в Лебаноне (Кентукки), а от этого человека Хантингтон получил адрес квартиры, которую снимал Диллинджер в Ист-Чикаго (Индиана).

В понедельник 14 августа Лич с группой полицейских совершил рейд на квартиру в Ист-Чикаго и арестовал находившихся там троих бывших заключенных. Один из них рассказал, что Диллинджер время от времени наезжает в город и останавливается в «Инланд-отеле». Еще через несколько дней осведомитель сообщил, что Диллинджер перебрался в Гэри, и назвал его тамошний адрес. Лич захватил и эту квартиру, но преступника там снова не оказалось: он переехал в Чикаго.

В конце августа охота на Диллинджера пошла в полную силу. К расследованию подключились новые сыщики, нанятые страховщиками, и 25 августа один из них, начальник отделения агентства Пинкертона в Цинциннати, передал в дейтонское полицейское управление информацию, что Диллинджер встречается с девушкой — сестрой заключенного по фамилии Дженкинс, отбывающего срок в тюрьме штата. Полицейские позвонили в Мичиган-Сити и узнали имя девушки — Мэри Лонгнейкер. На Фёрст-стрит, в доме, где она снимала квартиру, появились двое дейтонских сыщиков. Они договорились с квартирной хозяйкой и потихоньку обыскали комнату Мэри. Там было найдено письмо от Диллинджера.

Хозяйка рассказала, что мистер Диллинджер регулярно присылает письма мисс Лонгнейкер, и пообещала позвонить сыщикам, как только придет новое письмо. Через несколько дней она выполнила обещание. В нем Диллинджер обещал подружке вскоре ее навестить. Обрадованные сыщики попросили квартирную хозяйку сдать им комнату. Она согласилась. Они въехали туда и принялись ждать Диллинджера.

 

V

МАЛЫШ ДЖИММИ

18 августа — 25 сентября 1933 года

На лето Элвин Карпис снял дом. К нему вела проселочная дорога, огибавшая южный берег озера Мичиган, к востоку от Мичиган-Сити (Индиана). В лесу за дюнами стояли многочисленные одноэтажные домики, летом в них жили состоятельные жители Чикаго. Дача, которую снял Карпис, принадлежала политику из города Сисеро, связанному с гангстерским синдикатом. Это был возвышавшийся над озером особнячок в испанском стиле, с белыми оштукатуренными стенами и крышей из красной черепицы. В запущенной столовой на столе стояли канделябры, а в углу пылился рояль «Стейнвей».

Карпис и его несовершеннолетняя подруга Делорес Делани большую часть времени валялись на пляже или вместе с друзьями занимались приготовлением барбекю. Самым заметным из их друзей был старый налетчик Эд Бентц. Он работал с Автоматом Келли, но расстался с подельником незадолго до похищения Уршела. Среди развлечений, которым предавалась компания, можно отметить уроки грабительского мастерства: Бентц давал их одному из соседей — низкорослому 24-летнему блондину, родом из опасного в Чикаго района, Гумбольдт-парка, где селились польские эмигранты. До весны 1933 года этот паренек был шофером в банде из города Рино, а потом Карпис ввел его в криминальные круги Сент-Пола. Парнишку всегда называли Джимми, какую бы фамилию он себе ни брал: Бёрнелл, Бёрк, Вильямс и т. д. А на самом деле его звали Лестер Джозеф Джиллис. В историю он войдет как Малыш Нельсон.

Сейчас, спустя столько лет после того, как Малыш Нельсон получил общеамериканскую известность, его судьба по-прежнему остается загадкой на фоне биографий знаменитых преступников того времени. Он оказался в тени Диллинджера, своего напарника, к которому было приковано внимание прессы, пишущей о криминальных происшествиях. Поэтому подлинная жизнь Малыша Нельсона скрыта в тумане мифов и полуправд, придуманных журналистами.

Джон Толанд в книге, изданной в 1963 году, говорит о Нельсоне как о всего лишь «молодом человеке, которого он [Диллинджер]… встретил в каком-то бандитском кабаке». В действительности к 1934 году — когда Нельсон присоединился к Диллинджеру — наш герой был уже главарем своей собственной банды и совершил немало преступлений. Они отличались как географическим размахом (Нельсон чувствовал себя как дома и в Сан-Франциско, и в Рино, и в Чикаго), так и редкой, ничем не оправданной жестокостью.

Это была противоречивая личность. Как человек семейный, он разъезжал по стране с супругой, а иногда и с двумя маленькими детьми — и при этом преступник, которого называли самым жестоким бандитом эпохи Великой депрессии. Кровавый маньяк, повинный во множестве убийств, он заслужил у современников только презрение, в то время как Диллинджер и Красавчик Флойд стали едва ли не фольклорными персонажами. Нельсона изображали как какую-то карикатуру на «врага общества»: бесчувственный убийца с остекленевшими глазами, который хохочет, паля из автомата в присутствии женщин и детей (такое действительно имело место, по крайней мере во время двух его ограблений). Поведение Нельсона было таким клишированным, будто он разыгрывал сцены из какого-нибудь гангстерского фильма вроде «Врагов общества» 1931 года с Джимми Кэгни в главной роли.

Джиллис, или Нельсон (будем называть его в дальнейшем этим последним именем), был человеком крошечного роста, чуть выше пяти футов четырех дюймов. Комплексом, связанным с ростом, по-видимому, объясняется его характер: он, что называется, лез в бутылку по малейшему поводу. Нельсон родился 6 декабря 1908 года и был младшим, седьмым, ребенком в семье бельгийских эмигрантов Джозефа и Мэри Джиллис. Отец, угрюмый пьяница, работал в кожевенной мастерской. Джиллисы известны как честные люди: никаких нарушений закона за ними не числится. Наверняка родители возлагали большие надежды на своего светловолосого малыша, но жизнь опровергала эти надежды многократно. С самых ранних лет обнаружились упрямство и агрессивность Нельсона. Он был из тех детей, кто готов ринуться в драку с подростками на голову выше себя. К 11 годам он уже верховодил бандой хулиганов. Они угоняли машины и отнимали деньги у продавцов газированной воды. Из друзей детства с Нельсоном до 1934 года останется Джек Перкинс. Школу наш герой прогуливал так часто, что в конце концов его отправили в специальное учебное заведение для трудных подростков.

4 июля 1921 года — Нельсону к этому моменту исполнилось 12 лет — он залез в машину отца одного из своих приятелей и забрал оттуда пистолет. Затем решил попугать детей, игравших в переулке, и выстрелил поверх голов. Пуля отрикошетила и попала одному мальчику в челюсть. Полиция арестовала Нельсона. Это было его первое столкновение с законом и первое проявление его одержимости оружием. (Позднее, когда ФБР буквально наступало ему на пятки, Нельсон не упускал возможности купить новый номер журнала «Филд энд стрим», где печатали статьи о новинках в области огнестрельного оружия.) Суд по делам несовершеннолетних не принял объяснения Нельсона о том, что выстрел произошел случайно, и приговорил его к 12–15 месяцам заключения в исправительном заведении.

Он отсидел один год, а вернувшись домой, вовсю предался своей второй большой страсти — автомобилям. Впоследствии он буквально помешался на машинах: если Нельсон не был занят грабежом, то, значит, он околачивался в какой-нибудь автомастерской, болтая с механиками. Но 13-летним подростком он мог покататься на машине, только украв ее, — что частенько и делал. Полиция снова арестовала его в октябре 1922 года, и на этот раз его упекли в спецшколу штата Иллинойс, находившуюся в городе Сент-Чарльз. Через полтора года Нельсона освободили условно-досрочно. На свободе он пробыл всего пять месяцев, а затем был снова задержан в угнанном автомобиле и в сентябре 1924 года отправлен обратно в Сент-Чарльз.

Следующим летом он опять вышел на свободу. К тому времени его отец уже умер. Джозеф Джиллис бросил свою работу, чтобы открыть закусочную, но разорился и впал в отчаяние. Он отравился газом на кухне. Мэри Джиллис осталась без денег и была вынуждена пускать жильцов. Нельсон пытался помогать семье: устроился механиком в агентство «Крайслер». Однако через три месяца полицейские снова поймали его на угоне машины, и он опять оказался в исправительном учреждении. Еще через девять месяцев его освободили, и он вернулся на прежнюю работу.

В начале 1927 года Нельсона уволили. Ему было уже 18 лет: худосочный подросток с избытком энергии. Он связался с компанией парней, занимавшихся кражей автомобильных покрышек, и однажды ночью полиция накрыла их всех в автомагазине. Нельсону дали годичный испытательный срок, и он сумел получить работу в автомастерской на Коммонвелф-Эдисон. Именно в это время Нельсон влюбился. Девушку звали Хелен Вавжыняк, но ее родители переделали фамилию на английский манер: Варвик. Это была обыкновенная 15-летняя девчонка из предместья, которая училась в школе, а после занятий подрабатывала продавщицей в отделе игрушек универмага Голдблатта на Вестерн-авеню. После того как Хелен забеременела, они расписались. Регистрация состоялась 30 октября 1928 года в суде округа Портер, в городе Вальпараисо (Индиана). В апреле следующего года Хелен родила сына, которого назвали Рональд. Еще через два года родилась дочь Дарлин. Семья жила в доме Джиллисов.

В 1928 году Нельсон устроился работать на заправку «Стэндард ойл» — это было постоянное место сборищ окрестной шпаны. Через два дома от нее находился магазин запчастей, владельца которого звали Джордж ван де Хутен. Его 28-летний сын Альберт начал собирать местных подростков, болтавшихся без дела на заправке, в шайки для воровства автомобильных шин. Нельсон не замедлил к ним присоединиться. Юных бандитов называли «стрипперами». Они шлялись по улицам Чикаго и крали шины, чтобы потом перепродать их ван де Хутенам и другим скупщикам. Занимаясь этим делом, Нельсон познакомился со множеством жуликов. Один из них доверил ему работу: возить запрещенный виски в чикагские пригороды, а иногда даже в Айову. Во время своих поездок Нельсон хорошо освоил окрестные дороги и кабаки таких городов, как Саммит, Сисеро и Уитон. Кстати, именно в это время он принял участие в гонках, которые по выходным устраивались в окрестностях Чикаго. Один из помогавших ему механиков, паренек польского происхождения по имени Кларенс Лидер, станет впоследствии его постоянным подельником.

Нельсон искал способы зарабатывать побольше денег, чтобы содержать жену и детей. Он познакомился с бандой взломщиков, в которую входил вор Гарри Льюис. Нельсон подружился с ним, и они решили вместе приняться за большие дела. Это было в 1930 году — именно тогда Нельсон превратился из мелкого воришки в вооруженного грабителя.

Долгое время считалось, что в 1930 году Нельсон совершил четыре ограбления: двух ювелирных магазинов и двух банков. Однако, как свидетельствуют материалы архивов ФБР, это была только малая часть того, что натворил Нельсон за весь безумный год.

Все началось с ограбления кирпичного особняка на Лейк-Шор-драйв 6 января — в день, когда Нельсону исполнился 21 год. Пять человек во главе с Нельсоном ворвались в дом журналиста Чарльза Рихтера. Они собрали всех членов его семьи в одной комнате и заклеили им рты скотчем. Затем оборвали телефонные провода и обыскали все двадцать две комнаты. Им достались драгоценности на 25 тысяч долларов. Две недели спустя банда Нельсона снова совершила ограбление. На этот раз они проникли в загородный дом, принадлежавший одному адвокату, представившись мастерами по отделке помещений. Бандиты связали скотчем двух служанок и унесли ювелирные изделия на 5000 долларов. Чикагские газеты окрестили их «грабителями со скотчем».

Еще через два месяца Нельсону и его банде довелось поучаствовать в сущей мыльной опере, которую чикагское общество обсуждало еще очень долго. Их жертвой оказалась Лотта Бреннер фон Бюлов. Вдова богатого фабриканта, она во время отдыха в Мексике познакомилась с неким загадочным немецким графом и вышла за него замуж. Граф оказался мошенником, и миссис Бреннер подала на развод. Дело уже рассматривалось в суде, когда 31 марта Нельсон и двое его помощников постучались в дверь кирпичного особняка по адресу: Шеридан-роуд, 5539. Они представились сотрудниками службы переписи населения, и их пустили в дом. Войдя в прихожую, бандиты тут же вытащили пистолеты, затем вбежали по лестнице наверх и связали миссис Бреннер, ее сестру и четырех слуг. Всем им заткнули кляпами рты. Грабители обыскали спальню хозяйки и обнаружили там драгоценности на сумму 50 тысяч долларов. Они уже собирались уходить, но тут явился «граф» фон Бюлов. Его также связали и ограбили. Добыча пополнилась 95 долларами и двумя часами.

Преступления Нельсона с каждым разом приобретали все больший размах. 21 апреля бандиты впервые ограбили банк, забрав 4000 долларов. 16 мая ими был ограблен ювелир Уолтер Линн Экерс. Он вернулся с работы в свой дом в чикагском пригороде Дэнвилл и обнаружил там четырех вооруженных мужчин. Его жена и двухлетний сын сидели, накрытые одеялами. Очевидно, бандиты хорошо знали, к кому пришли: они называли мистера и миссис Экерс по именам.

«Я думаю, ты понимаешь, зачем мы пришли, — сказал один из бандитов Экерсу. — Если ты выдашь нам ключи от магазина и скажешь комбинацию цифр в сейфе, мы никому не причиним вреда». Экерс сделал и то и другое. Двое бандитов отправились в магазин, а двое других остались стеречь семью Экерс. Грабители очистили сейф и выудили оттуда 25 тысяч долларов. После этого они вернулись в дом и приказали всем садиться в машину.

Машина направилась в Чикаго. По дороге главарь банды (по всей видимости, Нельсон) заметил, что ребенок дрожит от страха. «Не бойтесь, малышу мы зла не причиним, — сказал он. — У меня у самого двое таких».

Они высадили Экерсов на Маннхейм-роуд и сказали ювелиру на прощание: «Ну, Линн, извини, что причиняем тебе такое неудобство, но дальше мы вас не повезем».

Семья Экерс вернулась домой без всяких происшествий.

Первые тучи стали сгущаться над бандой после того, как арестовали подружку одного из ее членов. Девушка рассказала полиции про все их подвиги. Были выписаны ордера на арест всех бандитов. С тех пор Лестер Джиллис и стал почти постоянно называть себя Джорджем Нельсоном. Ордера его не испугали и не заставили бросить грабежи. 3 октября был ограблен банк в Итаске, неподалеку от Чикаго, откуда бандиты забрали 4600 долларов. Ограблением руководил Нельсон — один из кассиров впоследствии опознал его.

А три дня спустя Нельсон совершил одно из самых дерзких нападений в истории: ограбил прямо на улице жену мэра Чикаго Уильяма Томпсона, прозванного Большим Биллом. Вечером 6 октября Мэри Уокер Томпсон пешком возвращалась из кинотеатра к себе домой на Шеридан-роуд. Подошли двое мужчин, приставив к ней пистолеты. Третий грабитель сначала сильно ударил сопровождавшего ее охранника, а затем направил пистолет ему в живот.

Кстати говоря, никто точно не знает, как Нельсон получил прозвище Малыш, но, скорее всего, оно восходит к описанию грабителя, которое дала миссис Томпсон. Подошедший к ней паренек показался ей совсем юным. Он ткнул ее в грудь пистолетом и гаркнул: «Руки вверх!»

8 октября в «Чикаго геральд» появилась статья, где приводились слова миссис Томпсон: «У него было совсем детское лицо. Симпатичный, ростом совсем малыш. Черные волосы. Одет в серое пальто и коричневую фетровую шляпу с опущенными полями».

Нельсон затолкал миссис Томпсон в подъезд и потребовал снять все драгоценности: кольцо с шестикаратовым бриллиантом, браслет с 40 драгоценными камнями и брошь со 140 мелкими камешками. Эти украшения впоследствии были оценены в 18 тысяч долларов. Когда Нельсон, схватив драгоценности, кинулся к машине, миссис Нельсон упала в обморок.

Только годы спустя, после допросов подельников Нельсона, выяснилось, что он был участником еще двух кровавых преступлений, совершенных в конце ноября 1930 года. В 1934 году Стэнтон Рэндалл, один из членов нельсоновской банды, дал показания о побоище в баре на Арчер-авеню в пригороде Чикаго Саммите, в воскресенье 23 ноября. Бандитами (их было восемь человек), которые учинили это, руководил Нельсон. Вооруженные пистолетами, они ворвались в бар под утро, когда собравшаяся в прокуренном зале публика танцевала под песню «Вальс поцелуев», — ее пела Мэри Брининг, 22-летняя студентка университета штата Иллинойс. Главарь был без маски, и газеты писали о нем как о «парне лет восемнадцати». Грабители затолкали бармена и еще одного посетителя в дальнюю комнату, а Нельсон, встав посреди зала, заорал: «Руки вверх! Лицом к стене!»

Пока его люди грабили посетителей, Нельсон припер хозяина бара к стене и крикнул одному из бандитов: «Включи свет!» Но тот в суматохе перепутал рубильники и случайно выключил все освещение. Зал погрузился в темноту. В этот момент пес хозяина по кличке Большой Дейн набросился на Нельсона и укусил его за ногу. Нельсон выстрелил в собаку. Бандиты запаниковали и принялись в полной темноте палить куда попало.

В это утро одним из посетителей бара оказался полицейский Джеймс Майкус, служивший на железной дороге, — он выбежал из туалета и открыл огонь по бандитам. Начался полный хаос. Три девушки были убиты (среди них оказалась и певица, Мэри Брининг), еще трое посетителей тяжело ранены. «Валим отсюда!» — крикнул Нельсон.

Майкус, несмотря на ранение, доковылял до своей машины и попытался преследовать бандитов, однако упустил их в транспортном потоке.

Через три дня банда Нельсона ворвалась в таверну по дороге на Уокиган в северном пригороде Чикаго. В помещении оказалось только три человека: владелец заведения Фрэнк Энгель, официант, а также приятель хозяина Эдвин Р. Томпсон — 27-летний биржевой маклер, человек из известной на Северном берегу семьи. Этот последний заехал к Энгелю на ужин по дороге из больницы, он ездил навещать жену. Нельсон приказал всем троим поднять руки, и тут Томпсон совершил большую ошибку: он улыбнулся, по-видимому от нервов.

— Ну ты, брось скалиться! — рявкнул Нельсон и тут же выстрелил Томпсону в грудь.

Молодой человек был убит на месте.

— Вы думаете, с вами тут шутки шутят? — крикнул Нельсон остальным. — Он повернулся к Энгелю, который стоял ни живой ни мертвый. — А ну, открой этот сейф! — приказал Нельсон.

Энгель открыл и передал бандиту все находившиеся там деньги — 125 долларов.

— Все, пошли! — крикнул Нельсон своим людям. И грабители выбежали из бара.

Большая часть банды была арестована в феврале 1931 года. Нельсона взяли в его квартире в Сисеро. Единственная заметка об этом появилась в «Чикаго трибюн». Это был первый случай, когда имя Джорджа Нельсона по прозвищу Малыш попало в печать.

Его обвинили только в одном ограблении и осудили на год тюремного заключения с отбыванием срока в тюрьме штата, в городе Джолиет.

В феврале 1932 года Нельсона доставили в наручниках в городок Уитон (западный пригород Чикаго) и после быстрого суда приговорили еще к одному году заключения. Вечером 17 февраля, в среду, тюремщик Р. Н. Мартин отвез заключенного на вокзал и через час доставил поездом в Чикаго. Там они пересели на поезд, идущий в южном направлении. Прибыв в Джолиет, Мартин усадил своего подопечного в такси. Ехать оставалось совсем немного. Когда такси уже повернуло на Коллинз-стрит, где находилась тюрьма, в руках у Нельсона вдруг откуда-то оказался пистолет. По-видимому, кто-то потихоньку сунул ему оружие еще в поезде. «Двинешься — убью, — сказал он Мартину. — А ну-ка, расстегни наручники». Затем Нельсон приставил пистолет к виску водителя и сказал: «Езжай в Чикаго. Будешь делать все, что я скажу».

Когда они добрались до Саммита, Нельсон приказал шоферу остановиться на обочине дороги возле кладбища. Он забралу Мартина бумажник и велел и ему, и таксисту выметаться из машины.

Оставаться в Чикаго было опасно. Нельсон связался со старыми приятелями из банды Роджера Тохи, и они дали ему телефон человека, который мог ему помочь, — Уильяма Грэма, хозяина игорных заведений. Вместе со своим партнером Джеймсом Маккеем Грэм едва ли не управлял городом Рино (Невада).

Через несколько дней, в начале марта 1932 года, Нельсон сошел с поезда в Рино. Он позвонил Грэму, представившись Джимми Джонсоном, а потом рассказал, кто он такой. Через несколько недель Грэм отослал Нельсона в Калифорнию, дав ему работу у бутлегера в Сосалито (пригороде Сан-Франциско). В течение полугода Нельсон занимался охраной транспортировок нелегального алкоголя. Вместе с другими охранниками он должен был встречать грузовики в отдаленных местах округа Мэрии, смотреть, чтобы ящики не оказались распечатанными, а потом доставлять груз в Сан-Франциско. В этих поездках он приобрел двоих друзей. Одного — симпатичного простого парня — звали Джонни Чейз, а второго — коротышку-итальянца — Джозеф Негри по прозвищу Фацо. В 1934 году, когда известность Нельсона достигла апогея, эти двое стали его ближайшими партнерами.

Осенью 1932 года Нельсон уехал из Калифорнии. Как впоследствии рассказывал Негри, причиной послужило то, что он, Негри, увидел фотографию Нельсона в полицейском журнале. Нельсон сбежал обратно в Рино, где Билл Грэм взял его к себе в шоферы. Именно в этом городе Нельсон зимой познакомился с отдыхавшим от дел Элвином Карписом. Карпис много и живо рассказывал о том, как банда Баркеров целый год грабила банки по всему Верхнему Среднему Западу, и пообещал познакомить Нельсона с правильными людьми, когда они вернутся в восточные штаты.

В мае Нельсон поехал в Чикаго, а позднее снял номер в отеле «Инленд» в Ист-Чикаго. Интересно, что в том же самом отеле летом неоднократно останавливался Джон Диллинджер. У двух бандитов, которым в будущем предстояло стать подельниками, уже было несколько общих знакомых, и, значит, они могли встречаться. Однако сведений об их встречах в это время у нас нет. С Карписом Нельсон виделся в таверне Луиса Черноцки «Кристалл-боллрум» в северном пригороде Чикаго, Фокс-Ривер-гроув. По-видимому, он надеялся, что его пригласят участвовать в ограблении.

Но Карпис к тому времени уже был наслышан о характере Нельсона от своих приятелей из Рино и совсем не жаждал брать такого человека в свою банду. Вместо этого он познакомил Нельсона с Эдом Бентцом, известным в «век джаза» налетчиком. Бентц взялся научить Нельсона технике ограбления банков. Через несколько дней Нельсон вместе с женой и матерью поселился в домике на берегу озера Мичиган. Его ближайшим соседом был Бентц, а белый особняк, стоящий напротив, занимал Карпис.

Через двадцать лет Бентц вспоминал о разговоре, который произошел у него с Нельсоном во время прогулки в дюнах.

— Я знаю, что у тебя лучшая команда во всей стране и чужаков вы к себе не пустите, — говорил Нельсон. — Но я об этом и не прошу. Мне надо просто приобрести опыт…

— По какой части? — поддразнил его Бентц.

Нельсон засмеялся:

— Да по твоей же части, черт, будто не знаешь.

— Значит, хочешь заняться банками?

— Ну да.

— Банки в одиночку не грабят, — сказал Бентц. — Первым делом тебе надо набрать команду. Потом купить машину и все, что может понадобиться. Чтобы начать, нужно не меньше трех тысяч.

— Ну, насчет машины можно не беспокоиться. Машину я подыщу в Чикаго. А сколько будет стоить остальное?

— На машине, которая числится в угоне, банк лучше не грабить, — предупредил Бентц. — Лучше купить ее, как делают порядочные бизнесмены. Но вообще-то, поступай как хочешь, твое дело. Только помни, что с угнанной машиной дело становится опаснее.

— Да, я понимаю, — ответил Нельсон. — Но я хочу рискнуть.

— Как знаешь. В этом случае можно обойтись тысячей долларов за всё про всё. Ну а команда — где ты возьмешь ребят?

Нельсон сказал, что у него есть друзья в Сент-Поле.

— Ну ладно. А как насчет «мерзавчиков»? — спросил Бентц. — В смысле маршруты для отхода вы можете подобрать?

— Нет, вот с этим туго. Дорог из нас никто не знает.

Бентц вздохнул:

— Значит, ты собираешься брать банк с командой из четырех парней, которые никогда не были в настоящем деле и ни хрена в этом не понимают. Знаешь что, если не хочешь получить пулю, лучше займись чем-нибудь другим.

— Нет, погоди, — не согласился Нельсон. — Я ведь пока только про себя говорил. А теперь давай про тебя. Ты можешь нам помочь. Наметить цель, продумать путь для отхода, подготовить все необходимое. И при этом сам на дело не пойдешь, только составишь план. А добычу делим пополам.

Бентц подумал и согласился.

Он присмотрел банк, а 8 июня Нельсон отправился в Сент-Пол. Там он договорился с тремя бандитами. Все они приехали на берег Мичигана, показались Бентцу, и тот отнесся к выбору Нельсона скептически. Бентц предложил заменить их на двоих ребят, выпущенных условно-досрочно из тюрьмы Мичиган-Сити, с которыми он недавно встретился в порту Индиана-Харбор в юго-восточном пригороде Чикаго.

— Хотя эти молодцы ничуть не лучше твоих, — добавил с ухмылкой. — Никакого опыта.

— Как их зовут? — спросил Нельсон.

— Одного Гомер Ван Митер, — ответил Бентц. — Он схлопотал восемь лет за убийство копа в Саут-Бенде. А фамилия второго Диллинджер.

— Нет, — сказал Нельсон. — Чужих нам не надо.

Гранд-Хейвен, Мичиган

18 августа 1933 года, пятница

Пока агенты ФБР разыскивали по всему юго-западу Автомата Келли, им удалось составить довольно длинный список пособников этого бандита. Первым в списке значился партнер Келли по грабежам банков Эдди Бентц. 18 августа, когда телетайпы ФБР рассылали агентам по всей стране имена и адреса братьев и сестер Бентца, сам он находился в рощице на окраине курортного городка Гранд-Хейвен, расположенного на берегу озера Мичиган. Вместе с ним были его новые протеже — человек, раньше носивший имя Лестер Джиллис, и другие участники собранной им банды. В этот день Малышу Нельсону предстояло в первый раз совершить настоящее ограбление банка.

«Значит, так, — объявил Бентц. — Все собрались, и теперь я объясню каждому, что он должен делать». И он принялся распределять роли. Нельсон должен был первым войти в помещение банка. Однако начинающего главаря что-то беспокоило.

— Погоди, — прервал он Бентца. — Мне кажется, что мы не сумеем взять большие деньги, если ты не пойдешь с нами.

— Это еще что значит?! — изумился Бентц.

— Ну, ты понимаешь, нужно ведь суметь заставить их открыть сейфы, а для этого нужен твой опыт.

— Послушай, — сказал Бентц, — я ввязался в дело, которым не хотел заниматься. И я согласился только стоять на шухере и вести машину. А теперь ты хочешь, чтобы я пошел внутрь. Хорошо, а кто тогда останется на улице?

Нельсон показал на шофера — человека из банды Тохи по фамилии Монахэн.

— Фредди останется в машине и последит за шухером.

— Еще чего! — вспыхнул Бентц. — Поручить это дело совсем зеленому парню? Да он понятия не имеет, что такое «чистить улицу»! Нет, я не согласен. Может быть, в другом городе — да, но не в этом.

— А если мы оставим на улице двоих, ты согласишься? — спросил Нельсон.

Разозленный Бентц долго сопротивлялся, но в конце концов сдался.

— Ладно, — сказал он. — Но тогда мы возьмем с собой автомат. Ты его и понесешь.

— Конечно понесу, — ответил Нельсон.

Бентц вытащил свои «мерзавчики», и бандиты еще раз обговорили все действия.

С озера Мичиган дул прохладный ветерок. Бентц и Нельсон вошли в помещение «Народного банка» за несколько минут до закрытия — до трех часов дня. В руках Нельсон держал корзину, с какой обычно отправляются на пикник. Он прошел к последнему окошку, подсунул под решетку 20-долларовую купюру и попросил разменять ее монетами по 5 центов. Нельсон явно нервничал. Кассир высыпал ему кучу мелочи. Нельсон забрал монеты и попросил разменять еще 2 доллара по 10 центов. Бентц, стоявший позади него, еле удержался, чтобы не рассмеяться. Нельсон и кассир поглядели друг другу в глаза. Тогда Нельсон очень неловко вытащил из корзины автомат Томпсона и заорал: «Руки вверх!» Кассир успел нажать кнопку тревоги.

В банк ворвались остальные бандиты. Бентц приказал служащим и двоим посетителям лечь на пол. Нельсон держал их на мушке, а другие тем временем быстро задернули занавески. Шофер оставался сидеть в машине, припаркованной в переулке рядом с банком. Грабители начали обыскивать кассы, а Бентц велел главному кассиру открыть хранилище. Он зашел туда и стал сбрасывать пачки денег в мешки из прачечной.

Сигнал тревоги прозвучал в мебельном магазине (он же выполнял в городе функции похоронного бюро), расположенном напротив банка. Его владелец Эдвард Кинкема тут же схватил пистолет и выбежал на улицу. Он увидел стоявшую возле банка машину и прицелился в нее. Шофер дал по газам, и машина скрылась. Кинкема закричал: «Банк грабят!» Этот крик услышал Нельсон. «Шухер! — заорал он. — Сматываемся отсюда!» Бентц выглянул в окно и увидел, что по улице носятся люди. «Только не стреляйте первыми», — предупредил он грабителей.

Нельсон подхватил под руку главного кассира и, прикрываясь им, первым вышел на улицу. Кинкема, стоя на тротуаре с противоположной стороны улицы, выстрелил в него. Нельсон пригнулся, а затем ответил очередью из автомата. Пули разнесли стекла в машинах, припаркованных напротив банка. Вторым вышел Бентц, он также прикрывался одним из кассиров. За ним последовали другие бандиты: все они толкали перед собой заложников.

И тут бандиты увидели, что их машина исчезла: «Где она? Где машина?!» Бентц был так ошарашен, что на миг потерял дар речи. Тут он увидел Кинкему, который прятался за одной из машин на противоположной стороне улицы, и несколько раз выстрелил из пистолета, выбив еще несколько автомобильных стекол. Кинкема кинулся к своему магазину и скрылся там. Бандиты принялись беспорядочно палить во все стороны, заставляя людей спасаться бегством и прятаться. Бентц и Нельсон согнали вместе всех заложников и, прикрываясь ими, стали отходить от банка. Когда они подошли к перекрестку, Бентц выскочил на проезжую часть и, размахивая пистолетом, остановил проезжавший «шевроле». За рулем оказалась женщина. Она не желала покидать машину до тех пор, пока Бентц не сунул ей оружие прямо в лицо. Банда Нельсона влезла в автомобиль, но один из грабителей не успел: Эрл Дойл был схвачен управляющим банка и арестован. Нельсон хотел его выручить и потребовал, чтобы Бентц развернул машину, но опытный бандит не собирался ни из-за кого терять время.

«Мерзавчик», нарисованный Бентцем, остался в машине, на которой скрылся Монахэн, и теперь ему приходилось вспоминать дорогу. Еще хуже было то, что в «шевроле» заканчивался бензин. Отъехав от Гранд-Хейвена на восемь миль, бандиты увидели на обочине дороги машину. Они приказали сидевшим в машине двум женщинам выметаться и пересели в нее. Однако не успели незадачливые грабители тронуться с места, как прокололи сразу две шины. Пришлось менять машину в третий раз: теперь им достался автомобиль, из которого они выгнали четверых студентов. До Лонг-Бича грабители добрались только утром, на рассвете.

Они остановились около местной школы верховой езды и посчитали добычу. Она оказалась ничтожной: набралось всего около 3500 долларов, и, следовательно, на каждого приходилось примерно по 600.

На следующее утро Бентц оставил свой домик и уехал из Лонг-Бича. Его достало общение с Малышом Нельсоном и его бандой гангстеров-любителей. В дальнейшем их пути уже никогда не пересекались.

А Нельсон отправился рассказать Элвину Карпису о первом в своей жизни настоящем ограблении банка. Однако Карписа дома не оказалось. У него тоже появилась работенка.

Сент-Пол, Миннесота

30 августа, 8 часов 30 минут

— Ты все проверил? — спросил Фредди Баркер. — Медикаменты взял?

— Да, — ответил Карпис. — Всё на месте.

Они сидели в гостиной. Лица у всех были серьезные. Банда собралась в полном составе: Фред и Док Баркеры, Элвин Карпис, Билл Уивер и старый Чак Фицджералд. Все было готово: револьверы смазаны, амуниция проверена. Никому не хотелось браться за эту новую работу, но были нужны деньги. Выкуп, полученный за освобождение Хэмма, Карпису удалось сбыть в Рино с потерей 7,5 процента. 95 тысяч долларов, разделенные на четырнадцать долей, даже в 1933 году не были суммой, на которую можно долго прожить.

— Есть алкоголь, — продолжал Карпис, — на случай, если кто понаделает нам дырок и надо будет промыть рану. Еще я прихватил пузырьки с морфием. Вот, в этом четверть грана, а в этом полграна. А также кучу бинтов и все остальное.

Баркер усмехнулся:

— Да, сегодня может получиться так, что нам всем это понадобится.

Все встали и направились к машинам.

Южный Сент-Пол

9 часов 30 минут

Каждую среду утром Миннеаполисское отделение Федеральной резервной системы доставляло заработную плату служащим мясокомбината Свифта и К°. Деньги отправляли железной дорогой в депо, расположенное на юге Сент-Пола. Там инкассаторы забирали тяжелые мешки с деньгами и в сопровождении двух полицейских относили их на почтамт, который находился рядом, в переулке. На почтампте они забирали еще часть наличных денег.

Этим утром поезд прибыл в 9 часов 19 минут. Карпис и Баркеры сидели в машине и ждали. Инкассаторов было двое — Джо Гамильтон и Герберт Чейн, первому из них исполнился 21 год, второму — 20. Они взяли мешки, вышли со станции и свернули в переулок. Их сопровождали двое полицейских в форме: Лео Павлак, недавно поступивший на службу в полицию, отец двух детей, и Джон Йемен — отец троих детей.

В кафе на углу переулка и Норт-Конкорд-стрит их поджидал приятель Дока Баркера Билл Уивер. Он первым увидел приближающуюся цель и от волнения чуть не выронил пивную кружку. В правой руке он держал завернутый в газету пистолет. Уивер увидел, что Йемен сел в полицейскую машину, стоявшую в переулке напротив него. Бандиты уже две недели наблюдали за полицейскими и потому знали, что Йемен будет ждать в машине, пока остальные не выйдут из соседнего дома — почтамта. В задачу Уивера входило следить за тем, чтобы Йемен не двигался с места.

Павлак и инкассаторы свернули за угол и зашли в здание почтамта. Через несколько минут они вышли. В тот же момент к ним подкатил черный седан. За рулем сидел Карпис. Из машины выскочил человек в хлопчатобумажном комбинезоне — это был Док Баркер — и направил на Павлака обрез. Следом за ним из машины вышел мужчина в сером костюме — Чак Фицджералд. В руке он держал пистолет.

— А ну, поднял руки! — гаркнул Баркер.

Павлак сначала опешил, а потом медленно поднял руки над головой. Фицджералд забрал его оружие.

— Бросьте мешки на землю! — приказал Док. Инкассаторы подчинились. Из машины вышел Фред Баркер с автоматом. Он огляделся по сторонам — нет ли опасности.

Тем временем Йемен завел машину и стал выезжать из переулка на Конкорд-стрит. Тогда Билл Уивер сорвал газету, прикрывавшую пистолет, и выстрелил в лобовое стекло. Пуля попала Йемену в голову, его фуражка слетела, и он сполз на своем сиденье. Полицейский был тяжело ранен.

Док Баркер испугался звука выстрела и решил, что на них напали. Он поднял обрез к лицу Павлака и с криком «Сволочь!» нажал спусковой крючок. Полицейскому почти что снесло голову, он был убит на месте. Фред Баркер тоже принялся стрелять из автомата. Он дал очередь по полицейской машине, в которой находился раненый Йемен, и пули попали офицеру в голову и грудь. Фред резко развернулся, продолжая стрелять, и автоматные очереди стали крошить витрины вокруг. Прохожие прятались кто где мог. Инкассаторы бросились на землю, а потом ползком забрались под припаркованный рядом грузовик.

Карпис, все это время остававшийся за рулем машины, тоже решил, что банду кто-то атаковал, хотя на самом деле ни один из полицейских ни разу не выстрелил.

И тут одна из пуль рикошетом попала в Фицджералда. «Я ранен!» — крикнул он.

Оба Баркера подумали, что в Фицджералда стреляли из здания почтамта. Док вытащил из карманов комбинезона два кольта 45-го калибра и присоединился к брату, который уже палил по фасаду почтамта. Разлетались стекла, визжали женщины.

Через минуту братья прекратили огонь, подхватили мешки с деньгами и бросились к машине. «Возьмите меня!» — крикнул им Фицджералд, лежавший на тротуаре. Баркеры забросили мешки в машину, затем вернулись, подобрали раненого и уложили его на заднее сиденье. Подбежал Билл Уивер и тоже забрался в машину. Карпис вдавил педаль газа до отказа. Машина сорвалась с места и ринулась вперед, едва успев свернуть, чтобы не врезаться в трамвай. Фредди смотрел в заранее приготовленный «мерзавчик» и командовал, куда ехать. Машина поднялась на холм и уже через несколько минут покинула пределы города.

— Черт! Черт! — сквозь зубы ругался Фицджералд с заднего сиденья. Кровь стекала у него по ногам.

— Куда ты ранен? — спросил Фредди. — В ногу?

— В пах! — ответил Фицджералд.

У первой же заправки они остановились, сделали Фицджералду укол морфия и промыли рану алкоголем. Потом Карпис погнал машину в Чикаго. По пути Фицджералду сделали еще два укола, но, когда пересекали границу штата Иллинойс, он все еще корчился от боли. Карпис проехал через центр Чикаго, выехал с хайвея и наконец подъехал к дому своего приятеля в Калумет-Сити — грязном промышленном пригороде на границе с Индианой.

Карпис отыскал врача для раненого, а затем направился на озеро, к себе домой. Там они с Делорес Делани просидели на кухне допоздна. Он сказал, что был в деловой командировке в Нью-Йорке. Она знала о нем достаточно, чтобы не задавать лишних вопросов. Разговор зашел о другом.

— Послушай, мне надо с тобой поговорить, — сказала вдруг Делорес.

Карпис насторожился.

— Что случилось? — спросил он.

— Я беременна.

— Ты — что?

— Что слышал. Я беременна.

— Черт! Да как это могло случиться?

— Послушай, Элвин, ты уже взрослый и знаешь, как это обычно случается.

— Тебе надо было быть поосторожнее, — заметил Карпис и сразу же понял, что сказал что-то не то. Он потянулся к ней и поцеловал. — Ну ладно, все в порядке, — произнес он спокойно. — Давай подумаем, что теперь делать. Ты ведь не хочешь сейчас ребенка, правда?

Делорес посмотрела на него исподлобья.

— Послушай, — продолжал Карпис, — давай я отвезу тебя в Сент-Пол к твоей сестре и подготовлю все, чтобы сделать аборт. Хочешь?

Она сначала ничего не ответила, но потом кивнула. Карпис приободрился и заговорил бодрым тоном:

— Раз уж все равно придется идти к врачу, так, может быть, тебе и миндалины сразу удалить? Все сразу и сделаешь.

Они оба знали, что их знакомый доктор из Сент-Пола, Ниле Мортенсен, занимается и этим тоже.

— Договорились? — спросил Карпис.

— Да, — ответила она. — Хорошо.

На следующий день Карпис заглянул к Фреду Баркеру, жившему на юге Чикаго.

— Джордж Циглер хочет с тобой встретиться, — сказал Фред.

Карпис отыскал Циглера в таверне в городе Сисеро.

— В чем дело, Джордж? — спросил он. — Ты хотел меня видеть?

— Ну, на самом деле это не я хотел тебя видеть, — ответил тот. — Но есть кое-какие люди из центрального офиса, которые хотели бы задать тебе пару вопросов.

«Центральный офис» могло означать только одно — гангстерский синдикат. Карпис насторожился.

— А что ты такое натворил? — поинтересовался Циглер.

Этот вопрос значил: «Что ты натворил такого, что разозлил мафию?»

— Да я вообще не понимаю, о чем речь, — ответил Карпис.

— Ну, в общем, что-то ты им перестал нравиться. Спрашивали меня тут, не связан ли ты с Тохи и все такое.

Чикагский гангстерский синдикат, возглавляемый Фрэнком Нитти, по-прежнему вел войну с правившим в пригородах Тохи.

— Послушай, ты же отлично знаешь, что я с ним ничего общего не имею, — сказал Карпис.

— Ну да. Я им тоже так сказал, но только… — Циглер помолчал. — Ну, как бы там ни было, отправляйся в центр, тебя ждут в доме деятелей кино. Найдешь там наших.

Пока Карпис ехал в центр, он утешал себя мыслями о том, что если бы Нитти хотел его убить, то давно уже убил бы. В дальней комнате дома деятелей кино его ждали трое. Двоих Карпис знал: Вилли Уайт по прозвищу Трехпалый и Клондайк О'Доннел. Третьим был Фил Диндр, он придвинул Карпису стул и спросил, связан ли тот с людьми Тохи?

— Вы же знаете, что нет, — ответил Карпис.

О'Доннел улыбнулся.

— Да, знаем, — сказал он.

Разговор зашел о Малыше Нельсоне — у того-то как раз были старые связи с Тохи, и теперь Нитти по каким-то своим причинам хотел убрать Нельсона.

— Мы знаем, что люди Тохи болтаются рядом с тобой там на озере, — сказал Диндр. — И мы собираемся стереть их в порошок. А все, что от тебя требуется, — это поскорей убираться оттуда. Скоро там будет очень жарко, и как бы тебе тоже не обгореть.

Карпис пообещал немедленно уехать с озера и встал, чтобы уйти. Диндр предупредил его, чтобы он ничего не говорил Нельсону. Потом похлопал Карписа по плечу и сказал:

— Ты отличный парень. Жаль только, что занялся грабежами и за тобой охотится полиция. Тебе бы с нами работать. Нам такие нужны.

Карпис поспешил домой. Приехав на Лонг-Бич, он немедленно заказал для Делорес авиабилеты в Сент-Пол. На следующий день, когда она уже благополучно туда добралась, он постучал в дом, где жил Нельсон.

— Выйди-ка, поговорить надо, — сказал он.

Они пошли подышать вечерним воздухом. Озеро Мичиган было чернее ночи.

— Скажи, у тебя сейчас живет кто-нибудь из людей Тохи? — спросил Карпис.

— Ты о чем вообще говоришь? — удивился Нельсон.

— Послушай. Это уже даже не важно, живет у тебя кто-то из них или нет. Вам всем надо убираться отсюда как можно скорее.

— Да в чем дело? Ты что, собрался учить нас жить?!

Карпис рассказал о намерениях Нитти.

— Мне бы не хотелось, чтобы с тобой и твоими ребятами что-то случилось, — сказал он напоследок. — Мне не велено ничего тебе говорить, но я не хочу, чтобы вас всех перерезали. Вы ведь, кроме грабежей, ничего плохого не сделали. Так что я уезжаю и вам советую сделать то же самое. Иначе оба этих дома взлетят на воздух.

Нельсон немного подумал. «Хорошо, — сказал он наконец. — Сегодня до полуночи мы тоже уедем». Он предложил держать связь через таверну Луиса Черноцки в Фокс-Ривер-гроув. Карпис ответил, что это небезопасно: жену Фрэнка Нэша арестовало ФБР, а она бывала у Черноцки.

Карпис собрал вещи и переехал на новую квартиру, которую он снял в здании «Саут-шор кантри клаб» в Чикаго. Через несколько дней к нему явился Циглер с неприятным известием: с Карписом желал переговорить сам Фрэнк Нитти, причем немедленно. Карпис тяжело сглотнул. Встречу назначили в баре в центре города. Карпис приехал несколько раньше времени. В зале никого не было, кроме бармена, который нервно на него поглядывал. Нитти явился в сопровождении Трехпалого Вилли Уайта и поприветствовал Карписа очень холодно. Они прошли в отдаленную комнату. Когда все расселись, повисла долгая пауза.

— Послушай, Рэй, — сказал наконец Уайт, обращаясь к Карпису по его прозвищу, — я поручился за тебя перед товарищами. А теперь у нас возникли к тебе вопросы.

— Ну так говорите, — сказал Карпис. — Какие вопросы?

— Вопросов два, — ответил Уайт. — Первый: говорил ли ты что-нибудь тем ребятам, которые жили по соседству с тобой на озере? А второй такой: можешь ли ты объяснить, почему они смылись сразу после того, как мы переговорили с тобой?

Карпис уже давно решил, что он ответит.

— Я вам скажу правду, — начал он. — Я с ними говорил, и Нельсон мне поклялся, что среди них нет тех, кто занимается рэкетом, и нет никого, кто связан с Тохи. Все они просто грабители банков. И поэтому я решил рассказать им все, чтобы они поскорее убрались и не попали в беду. Так что это я виноват, что они уехали.

Повисла еще одна пауза. Нитти не отрываясь смотрел на Карписа.

— Послушай, а разве ты нам не обещал, что не будешь с ними говорить? — спросил Уайт.

— Обещал, — ответил Карпис, — но потом решил поступить иначе.

Тут заговорил Нитти:

— У тебя, наверное, есть при себе оружие?

— Есть. Сорок пятый калибр, — ответил Карпис.

Нитти попросил Карписа подождать снаружи, пока они переговорят. Карпис вышел в бар и присел за столик. Прошла минута, потом другая. Карпис смотрел на часы. Через пять минут дверь комнаты отворилась. «Заходи, Рэй», — позвал Уайт. Карпис вошел, сел и посмотрел в глаза Нитти.

— Мы решили ничего с тобой не делать за это, — сказал Нитти. — Потому что мы знаем: сам ты рэкетом не занимаешься. Мы знаем Фредди и других — Фрэнка Нэша, Харви Бейли. Никто из вашей компании нам дорогу не переходил. Среди вас есть только один парень, который ввязывался в рэкет, и ты знаешь, о ком я говорю. Этот сукин сын Берн Миллер.

— А я не знал, что у вас на него зуб, — сказал Карпис.

— На этого ублюдка у всех есть зуб, — ответил Нитти.

Карписа еще раз предупредили, чтобы он не совал нос в дела синдиката, и отпустили.

До дому он доехал спокойно. Там оказалась Делорес: она вернулась из Сент-Пола, где ей удалили миндалины и сделали аборт. После этого она провела пять дней в чикагской больнице, потому что после операции у нее воспалилось горло.

Когда они легли в постель, Карпис потянулся к ней, но она состроила недовольное лицо.

— Ты же знаешь, что сегодня у нас ничего не будет, — сказала Делорес.

— Это почему?

— Доктор сказал, что еще тридцать дней будет нельзя.

— Ну ни фига себе! — присвистнул Карпис.

Они лежали обнявшись, до тех пор пока Делорес не уснула. Обниматься Карпис не очень любил, но сейчас, глядя на нее в полутьме, он чувствовал, что это ему нравится. Утро наступило очень скоро.

На следующий день Карпис поехал поблагодарить Джорджа Циглера. Тот предложил прокатиться.

— А чем вы с ребятами собираетесь теперь заняться? — спросил по дороге Циглер.

— Что значит «чем заняться»? — не понял Карпис.

— Я имею в виду: как будете деньги добывать? Вы же давно ничего не делали, правда?

Карпис не рассказывал Циглеру про ограбление в Сент-Поле, на которое они его не взяли.

— Слушай, а почему ты спрашиваешь? Тебе разве сейчас деньги нужны?

— Еще как нужны, — ответил Циглер. — Я занялся торговлей зерном и просадил все капиталы. Все полетело к черту, ничего не осталось. Теперь собираюсь кое-что заработать.

— И каким образом? Снова похищение?

— Нет. Штука посильнее.

И Циглер рассказал свой план: он собрался ограбить Федеральный резервный банк в Чикаго. Этот банк занимал здание в самом центре деловой части города, рядом со зданием Бэнкерс-билдинга, в котором на девятнадцатом этаже находился чикагский офис ФБР.

Погода в День труда в Вашингтоне выдалась сырой, но теплой. В офисах ФБР на Вермонт-авеню и Конститьюшн-авеню подчиненные Гувера продолжали заниматься делом Автомата Келли. Они проследили путь супругов Келли до Де-Мойна, но дальше их след терялся. Агенты продолжали кружить вокруг тех мест, которые Кэтрин Келли раньше посещала в Западном Техасе, и наладили сотрудничество с ее отцом: он разрешил обыскать дом на Ист-Малки-стрит. Но все усилия найти хотя бы фотографию Джорджа Келли ничем не увенчались: для преследователей он все еще оставался не более чем именем.

Сотрудники Гувера расставили ловушки по всей стране, и супруги Келли были в замешательстве. Последствия их преступления не походили ни на что, с чем они сталкивались прежде. Заголовки в центральных газетах, федеральные агенты из неведомого им до сих пор ведомства, поиски по всем штатам, отсутствие покоя и днем и ночью. Улизнув из-под носа у ФБР в Западном Техасе, Автомат Келли направился в город Билокси (Миссисипи). Вечером 24 августа, в четверг, он остановился там в отеле «Авилез», а через три дня переехал в гостиницу «Эйвон» на бульваре Вест-Бич и зарегистрировался как Дж. Л. Бейкер.

Вскоре Келли, никогда не отличавшийся большим умом, совершил серьезную ошибку. Он обналичил пачку дорожных чеков «Америкэн экспресс», и служащий банка опознал его. Агенты ФБР из Нового Орлеана тут же ринулись в Билокси, но слухи об их прибытии просочились в прессу. В понедельник, идя по улице, Келли услышал крики мальчишки, продававшего газеты: «Автомат Келли в нашем городе!» Он в панике побежал на автобусный вокзал и купил билет до Мемфиса. Весь свой багаж — и одежду, и кольт 45-го калибра — Келли оставил в гостиничном номере.

Как бы ни были неопытны тогдашние сотрудники ФБР, они к тому времени уже научились раскручивать старые связи преступников. Если бы Гувер хорошо знал прошлое Келли, то агенты, несомненно, поджидали бы его в Мемфисе. Но их там не было. Вечером того же дня он позвонил с мемфисской автобусной станции брату своей бывшей жены — подающему надежды адвокату Лэнгфорду Рамсею. Этот человек был в то время самым молодым юристом, допущенным к адвокатуре в штате Теннесси. Он понятия не имел о том, что Джордж Барнс, которого он знал восемь лет назад, превратился в Автомата Келли и что его разыскивает вся американская полиция. Рамсей пристроил Келли у своего приятеля-инвалида, служившего сторожем в гараже в центре города.

Тем временем Кэтрин, проехав через два штата — Техас и Луизиану, — прибыла в Билокси и обнаружила исчезновение своего супруга. Она решила, что муженек смылся с какой-то местной девицей, и пришла в ярость. Не зная, как быть дальше, она вернулась в Техас и в субботу вечером 2 сентября заехала к своей бывшей служанке Джуни, жившей недалеко от Темпла. Расположившись у нее, Кэтрин намазала лицо толстым слоем крема и принялась поносить мужа. «Я не знаю, куда он делся, — говорила она, — но я обязательно отыщу этого сукина сына и заставлю его сдаться полиции, чтобы с меня и с моей матери сняли обвинение».

На следующий день она купила рыжий парик, доехала до города Уэйко и заняла там номер в отеле «Хилтон». Целый день Кэтрин думала о суде, предстоявшем ее матери. Она уже передала адвокату матери — Сэму Сейерсу из Форт-Уэрта — предложение выдать мужа, и теперь ей не терпелось узнать, сдвинулось ли от этого дело. На следующее утро она позвонила Сейерсу в Форт-Уэрт.

— Привет, это твоя подружка, — сказала Кэтрин.

— Какая еще подружка? — спросил адвокат.

— Самая лучшая — та, у которой пекинесы. Я хочу с тобой немедленно встретиться. — И она назначила ему место встречи в Уэйко.

— Я сейчас не могу разговаривать, — ответил Сейерс. — Надо быть осторожнее, когда звонишь по этому телефону. — И он повесил трубку.

Кэтрин опять не знала, что делать. Она села в свой пикап и помчалась в Форт-Уэрт, хотя и не представляла, каким образом можно безопасно переговорить с Сейерсом. Проехав Хилсборо и добравшись до деревни Итаска, она заметила возле заправки семью с крайне несчастным видом, которая пыталась поймать какую-нибудь машину. Кэтрин остановилась. Ей пришла в голову одна идея. «Подвезти вас?» — спросила она.

Это были типичные беженцы времен Великой депрессии, переезжавшие с места на место: фермер из Оклахомы по имени Лютер Арнольд, его жена Флосси Мэй и их 12-летняя дочка Джералина. Ферма неподалеку от Ардмора, принадлежавшая дяде Арнольда, была сначала заложена, а потом отобрана банком за неуплату, и вся семья оказалась на улице. Теперь они ездили по Техасу, брались за разную случайную работу или просто просили подаяния. Они с радостью согласились на предложение рыжеволосой женщины, одетой в шикарное синее платье в полоску.

— Чем занимаетесь? — поинтересовалась Кэтрин.

— Просто переезжаем с места на место, — ответил Арнольд. — Ищем работу, которая накормит троих голодных.

Кэтрин отнеслась к ним с сочувствием и пониманием и сказала, что может помочь. Они доехали до городка Клебурн и переночевали в мотеле. Кэтрин заплатила за всех. На следующее утро она отвезла Флосси Мэй и Джералину в город и купила им платья. Когда они вернулись в мотель, она отозвала в сторонку Арнольда.

— Вы мне нравитесь, — сказала она. — И я могу устроить так, что вы заработаете немного денег. Но могу ли я вам доверять?

— Конечно, — сказал Арнольд.

— А что, если я расскажу, кто я на самом деле?

— Валяй, — ответил бывший фермер. — Можешь на нас положиться.

— Хорошо. Я — Кэтрин Келли, и вы наверняка читали обо мне в газетах. Мистер Арнольд, вы видите, как я вам доверяю…

И она протянула ему 50 долларов, а затем попросила сесть на автобус, доехать до Форт-Уэрта, найти там адвоката Сэма Сейерса и разузнать, как идут его переговоры о сделке с государственным обвинителем.

Арнольд согласился. Он добрался до офиса адвоката и узнал, что сделка никак не двигается. Вернувшись в Клебурн, он передал это Кэтрин. Та стала думать, что делать дальше. Сейерс был техасский адвокат, он не знал пригородов Оклахома-Сити, где собирались судить ее мать. Кэтрин спросила Арнольда, нет ли у него какого-нибудь знакомого юриста в Оклахоме, которого можно нанять для этого дела. Арнольд ответил, что знает одного в Иниде.

На следующее утро Кэтрин подвезла Арнольда до окраины Форт-Уэрта. Она дала ему 300 долларов и записку, адресованную Сейерсу, с просьбой выдать бывшему фермеру ту машину, которую она ранее оставляла. Арнольд должен был доехать до Инида, нанять нового адвоката для ее матери, а потом отправиться на юг, в Сан-Антонио, и там получить от нее на почте письмо «до востребования» с новыми инструкциями.

Но на этот раз все пошло не по плану. Сейерса Арнольд не застал. Однако нельзя сказать, что он от этого сильно расстроился. Наоборот, он был просто счастлив: после месяца блужданий по Техасу, когда ему приходилось выпрашивать пропитание и бриться в туалетах на бензозаправках, он оказался в большом городе совершенно свободным человеком, да еще и с карманами, набитыми деньгами. Арнольд сел в такси на автобусной станции и спросил шофера, где тут можно промочить горло. Таксист привез его в бар, и бывший фермер заказал себе пиво. Выпив, он почувствовал себя еще лучше и спросил у бармена, нельзя ли тут подыскать какую-нибудь подружку. Бармен позвонил куда-то по телефону, и очень скоро явилась девица, назвавшаяся именем Мэй. Арнольду она так понравилась, что он купил целый ящик пива. Этот ящик он взял с собой на квартиру Мэй, где почувствовал себя как дома. Немного погодя он набрался так, что спросил у Мэй, нет ли у нее подружки. Вскоре подошла и подружка по имени Хильда. Арнольд провел с этими леди и ящиком пива незабываемый вечер.

На следующий день он все-таки добрался до Сейерса. Тот приехал на встречу на «шевроле», который оставляла ему Кэтрин. Арнольд взял машину, посадил в нее двух своих девиц и отправился в Инид. Там он, как и договаривались, нанял нового адвоката для матери Кэтрин. После этого Арнольд и обе его дамы перебрались в Оклахома-Сити, где остановились в лучшем отеле — «Скирвин» — и устроили там гулянку. На следующее утро в гостиницу подъехали еще несколько адвокатов, которых Кэтрин также наняла для защиты матери.

В тот же день, 9 сентября, Гус Джонс получил донесение, что адвокаты встречаются с человеком, посланным Кэтрин Келли, в отеле «Скирвин». За Лютером Арнольдом установили слежку. Разумеется, возникли большие сомнения в том, что этот забулдыга причастен к делу Автомата Келли. По-видимому, эти сомнения сказались и на качестве наблюдения: утром 11 сентября агенты с изумлением обнаружили, что объект исчез. Правда, в гостинице остались две девицы, но прекрасный шанс выйти на супругов Келли был уже потерян самым глупым образом.

В то время, когда фэбээровцы разыскивали Автомата Келли, Джон Диллинджер получил плохое известие. Оказалось, что оружие, которое он перекинул через тюремную ограду в Мичиган-Сити, нашла и забрала охрана. Он решил попытать счастья еще раз, но для этого ему требовались деньги.

В полдень в среду 6 сентября Диллинджер и его партнер Гарри Коупленд вошли в помещение Государственного банка на Массачусетс-авеню в центре Индианаполиса. На Диллинджере было его неизменное соломенное канотье, легкомысленно сдвинутое набок. Не говоря ни слова, он ловко взобрался на семифутовое ограждение, отделявшее кассиров от зала для посетителей, и с высоты прицелился в помощника менеджера Ллойда Рейнхарта.

«Это ограбление!» — объявил Диллинджер. Рейнхарт был занят разговором по телефону, смотрел в бумаги и не отреагировал на эту реплику, приняв ее за глупую шутку. «А ну брось этот долбаный телефон!» — прикрикнул Диллинджер.

Рейнхарт поднял глаза, увидел наставленное на него дуло пистолета и понял, что это не шутка. И он, и кассир подняли руки, а Диллинджер спрыгнул и принялся выгребать деньги из касс и складывать их в белый мешок. Коупленд, чье лицо прикрывал платок, внимательно следил за происходящим. «Быстрей, быстрей!» — поторапливал он Диллинджера.

Прошло всего несколько минут, и оба грабителя выскочили из банка и запрыгнули в ожидавшую их машину. Позднее они посчитали свою добычу: в мешке оказалось 24 тысячи долларов. В криминальной истории штата Индиана это ограбление было вторым по масштабу.

Никто до сих пор точно не знает, каким образом Диллинджеру удалось во второй раз передать оружие в тюрьму Мичиган-Сити. Один из планировавших побег заключенных впоследствии показал, что револьверы доставили в ящике с нитками, предназначенными для тюремной швейной мастерской. По другой версии, Диллинджер снова перебросил оружие через ограду тюрьмы. Как бы там ни было, но пистолеты наконец-то попали в руки его друзей.

Сделав то, что он считал своим долгом, Диллинджер решил пару дней отдохнуть. Он сел в свою новую машину — скоростной «эссекс-терраплейн» — и отправился в Дейтон, чтобы повидать девушку, за которой ухаживал все лето, — Мэри Лонгнейкер. Он не знал, что за ее квартирой непрерывно наблюдают двое полицейских.

Расставшись с Лютером Арнольдом, Кэтрин Келли отвезла его жену и дочь на ранчо своего дядюшки в Западном Техасе. Это был рискованный шаг: агенты ФБР уже несколько недель кружили в этом районе. Но это оставалось единственное место, где у Кэтрин имелся шанс узнать что-нибудь о своем блудном муже. Когда она приехала, Кэсс Коулман сказал ей, что не видел ее мужа уже две недели. Кэтрин пробыла у дяди не более 30 минут — ровно столько потребовалось ей для того, чтобы покидать несколько нужных вещей в пикап и нацарапать Келли записку. Она попросила Коулмана в случае, если муж появится, тут же написать ей до востребования в Сан-Антонио.

Через четыре дня, в субботу 9 сентября, Келли наконец-то появился. До этого он десять дней проболтался в Мемфисе, опорожняя бутылки с джином. Он боялся, что за фермой Коулмана следят, и потому пошел не к нему, а без предупреждения заявился на кухню к его соседу, перепугав при этом жену фермера. Одни только его волосы могли теперь напутать кого угодно: Келли покрасился в светло-желтый цвет. Кроме того, он набрал не менее десяти фунтов веса и выглядел, как распухшая канарейка. Соседка, которая слышала разговоры о преступлениях Келли, немедленно поехала к Кэссу Коулману и в гневе потребовала, чтобы он сплавил своего родственника куда подальше. Но Коулман вместо этого тут же отправил телеграмму Кэтрин: «Мамочке лучше».

Кэтрин получила эту телеграмму через два дня. Она подъехала к почте в Сан-Антонио вместе с женой Арнольда и попросила ее забрать почту. «Мама хотела сама распечатать телеграмму, — рассказывала позднее Джералина Арнольд, — но не стала этого делать и вернулась в машину, где сидела Кэтрин. А та просто выхватила телеграмму из маминых рук и сказала, что это не ей». Прочитав послание Коулмана, Кэтрин тут же отправилась к нему на ферму, прихватив с собой Джералину. Флосси Мэй она не взяла.

Супруги не виделись три недели, но их воссоединение, состоявшееся тем же вечером, едва ли можно назвать трогательным. Как вспоминала Джералина, Кэтрин «подошла к нему [Келли] и объявила: „Не знаю, что с тобой сделать — поцеловать или убить“.» Кэсс Коулман впоследствии рассказывал агентам ФБР: «Кэтрин, как только приехала, сказала Джорджу, что он чертов идиот и что только такой кретин, как он, мог додуматься отправиться в Миссисипи, где она не могла его найти, в то время как ей были нужны деньги, и он знал об этом. И она добавила, что Келли погнался туда за какой-то бабой. А Джордж ответил, что просто спасался и не мог найти ее. На это Кэтрин назвала его чертовым лжецом, а Джордж в свою очередь обозвал ее чертовой лгуньей».

Не переставая пререкаться, супруги сели в пикап и отправились в Сан-Антонио, где Кэтрин сняла пятикомнатный дом с мебелью. Флосси Мэй и маленькая Джералина слышали, как они обсуждают, что делать дальше. Келли хотел ехать на восток, в Нью-Йорк или Чикаго, где можно надолго спрятаться. Но Кэтрин была озабочена только тем, как освободить мать. Она сказала, что Келли должен сдаться ФБР и в обмен на это они отпустят ее мать. К большому удивлению Кэтрин, Келли согласился: «Хорошо, только торгуйся с ними сама. А когда заключишь сделку, дай мне знать. Я готов это сделать, но ты же знаешь, что торговаться я не могу».

На следующий день, в четверг 12 сентября, в Сан-Антонио приехал Лютер Арнольд. Он рассказал со всеми подробностями о своей поездке в Оклахома-Сити, не упомянув только, насколько близко он был от ареста. Кэтрин дала ему еще денег, чтобы он заплатил адвокатам матери. Наутро Арнольд снова отправился на север. По дороге он заехал в Форт-Уэрт, где целую ночь шлялся по барам. Под конец он был совсем пьян, и ему пришлось нанять некоего молодого человека, чтобы тот отвез его в Оклахома-Сити. Вечером следующего дня, 14 сентября, как только Арнольд переступил порог отеля «Скирвин», его арестовали люди Гуса Джонса.

К этому времени агенты ФБР уже теряли терпение. В одном не предназначенном для посторонних глаз донесении говорится, что сотрудники применяли к Арнольду «сильные, но приемлемые» методы, чтобы заставить его говорить. Это выражение впоследствии получит в бюро широкое распространение и будет использоваться как обозначение избиений подследственных. Арнольд раскололся очень быстро, и Гус Джонс немедленно позвонил в Сан-Антонио. Через несколько часов полицейская команда, возглавляемая агентами ФБР, направилась к жилищу Келли. Но когда они ворвались в дом, то нашли там только Флосси Мэй Арнольд. Она рассказала, что супруги уехали накануне на ранчо Кэсса Коулмана. Флосси Мэй была напугана: Келли взяли с собой ее дочь.

Далласское отделение ФБР в ту же ночь направило всех агентов, находившихся в Западном Техасе, к Коулману. Один из агентов оказался в ближайшем к ферме городке уже в то время, когда туда прибыли супруги Келли вместе с Джералиной, — через несколько часов после захвата дома в Сан-Антонио. Однако удача снова улыбнулась этой паре. Сосед Коулмана Кларенс Дёрхэм пришел домой с работы и обнаружил спящих супругов Келли в своей кровати. Он потребовал, чтобы они немедленно убирались вон. Супруги уехали, а Дёрхэм направился к шерифу и все ему рассказал.

Все полицейские Западного Техаса были подняты по тревоге. Донесения людей, видевших преступников, поступали из Абилина, Сан-Анджело и других маленьких городков. Келли явно направлялись в Уичито-Фолс и оттуда, очевидно, в Оклахому. Сотрудники дорожной полиции получили задание перекрыть мосты через Ред-Ривер, но слишком поздно. Рано утром Келли пересекли границу Оклахомы и продолжали двигаться на север.

Усталые и голодные, они прибыли в Чикаго в воскресенье 17 сентября. Им требовалась новая, не числящаяся в полицейских сводках машина. Чтобы ее добыть, Келли попытался дозвониться из телефона-автомата владельцу автомастерской в городе Сисеро. Однако к телефону никто не подошел: как раз в этот момент автомеханик заканчивал работу над бронированной машиной, предназначенной для предстоящего налета на Федеральный резервный банк, который задумал Элвин Карпис и банда Баркеров. Супруги Келли доехали до центра, сняли там квартиру и, распаковав багаж, вышли в город, чтобы где-нибудь поужинать.

За ужином Келли нервничал: двое посетителей ресторана, как ему показалось, слишком пристально на него смотрели. Испугавшись, что их засекли, супруги решили не возвращаться в только что снятую квартиру и примерно час гуляли вместе с Джералиной по центральным улицам. Потом Кэтрин послала девочку на квартиру уложить и вынести вещи. Келли она отправила в кинотеатр «Пикадилли», чтобы он там растворился в толпе, посмотрел фильм и выждал время. Неизвестно, действительно ли их кто-то заподозрил, но в любом случае это были не агенты ФБР. Поздним вечером супруги сняли меблированную комнату в Ближнем Норт-сайде. Хозяйке они сказали, что приехали на Всемирную выставку.

На следующий день, в понедельник, 18 сентября, в Оклахома-Сити начались слушания по делу о похищении Уршела. Перед судом предстали Альберт Бейтс, Харви Бейли и супруги Шэннон. В чикагских газетах процесс освещался на первых полосах. Читая газеты, Кэтрин кипела от гнева, топала ногами и клялась отомстить и Уршелу, и государственному обвинителю Джозефу Кинану. Она дошла до того, что даже написала письмо Кинану.

Письмо с чикагской маркой пришло в Оклахома-Сити на следующий день.

Все семейство Уршел вместе с их друзьями, а также и вы все будете скоро уничтожены. Это я не могу предотвратить. Но я с удовольствием и немедленно выдам вам Джорджа Келли, если вы спасете мою мать, не виноватую ни в каком плохом деле.

Затем пришло еще одно письмо, на этот раз подписанное самим Келли и адресованное Уршелу. Оно начиналось словами:

«Невежда Чарльз!»

Далее следовало:

Пишу несколько строк, чтобы дать тебе знать, что я собираюсь уничтожить твой так называемый особняк, а также тебя и все твое семейство сразу после суда. И ты, молодой человек, наверное, уже понимаешь свою ошибку… Ты теперь живешь временем, взятым в долг… У меня есть друзья в Оклахома-Сити, которые следят за каждым твоим шагом, а ты такой тупой, что до сих пор не догадался, кто был наводчиком. Если бы у меня были мозги размером с твои, то правительство меня давно поймало бы.

Но я все еще пью хорошее пиво и точно увижу тебя и твое семейство в таком виде, в каком вас и надо было оставить с самого начала, — мертвыми, как камни.

<…>

Adios, умный малый. Твой злейший враг, Джор. Б. Келли.

<…>

До встречи в аду.

Письма супругов Келли произвели в зале суда эффект разорвавшейся бомбы. Там было полно журналистов из центральных газет. Второй человек в ФБР Гарольд Натан по прозвищу Папаша, прибывший в Оклахому, чтобы следить за ходом судебного процесса, приказал агентам выяснить, откуда пришли письма, но это ни к чему не привело.

Однако не все письма супругов Келли из Чикаго оказались крепкими орешками. Прежде чем покинуть Техас, Кэтрин отправила по почте письмо, адресованное Флосси Мэй Арнольд, в котором давала ей указания: поселиться в меблированных комнатах в Оклахома-Сити и ждать дальнейших инструкций. Это письмо было перехвачено агентами ФБР в Сан-Антонио и переправлено Натану в Оклахома-Сити.

Натан велел привезти Флосси Мэй в город, воссоединить ее с мужем, поселить обоих в меблированных комнатах и ждать вестей от Кэтрин. В четверг 21 сентября наконец пришло письмо с такой информацией: контакт с супругами Келли можно поддерживать через экспресс-почту, доставляемую в таверну «Мичиган», находящуюся в чикагском Саут-сайде по адресу: Саут-Мичиган-авеню, 1150.

«Я забочусь о девочке, дорогая, — писала Кэтрин, имея в виду Джералину. — Она у меня всегда на глазах. Обращайся аккуратнее с моей одеждой, это все, что у меня есть, так что не потеряй ее».

Теперь Келли оказались почти в руках у ФБР. Натан позвонил в чикагский офис и переговорил с Мэлвином Пёрвисом. Все, что оставалось сделать Пёрвису, — это послать людей в таверну «Мичиган» и, как только Келли там появятся, арестовать их. Пёрвис выслушал Натана и пообещал все устроить. Однако дальше произошло нечто из ряда вон выходящее: он просто забыл об этом. Несколько недель спустя, когда Гувер понял, что произошла крупная ошибка и потребовал объяснений, Пёрвис не нашел никаких оправданий. «Я припоминаю, что после получения этой информации я забыл записать ее себе на память, возможно, потому, что в это время было очень много разных важных дел…» — ответил он Гуверу.

Келли тем временем собрался уезжать из Чикаго — очень вовремя. До сих пор он, помимо сочинения язвительных писем, был занят только тем, что бродил по улицам Норт-сайда, останавливаясь у телефонов-автоматов, чтобы позвонить и попросить у кого-нибудь помощи. Он дозвонился одному гангстеру из числа людей Фрэнка Нитти, однако тот сказал, что связываться с Келли слишком опасно, и добавил, что не стал бы встречаться с ним и за 10 тысяч долларов. В конце концов Келли удалось купить машину через посредника — Эйба Каплана, который владел таверной «Мичиган».

Бросив свою старую машину на улице, Келли взял Кэтрин и Джералину, погрузил багаж в такси и прибыл в этот бар. Они расположились в дальней комнате. Каплан появился через пятнадцать минут и выставил на стол бутылку виски. Он начал было говорить, но потом остановился и с сомнением посмотрел на Джералину. «Она хорошая девочка, — успокоил его Келли, доставая пачку денег. — С ней все в порядке».

Случилось так, что около девяти утра, как раз в то время, когда Келли ехали в «Мичиган», Мэлвин Пёрвис вдруг вспомнил о звонке Натана. Но направил двоих своих агентов не прямиком в таверну, а на почтамт в центре города с заданием разыскать почтальона, который носит в «Мичиган» письма. Агентам сказали, что почтальон как раз туда и отправился. Тогда они подъехали к таверне. Было примерно четверть одиннадцатого, и Келли все еще сидели там в дальней комнате. Агенты нашли почтальона, и он сказал: «Я никогда не слышал, чтобы сюда или отсюда доставляли экспресс-почту». Вместо того чтобы обыскать таверну, агенты вернулись в Бэнкерс-билдинг.

Супруги Келли вышли из таверны сразу после их ухода. Они взяли такси и поехали в город Сисеро. Там они зашли в автомастерскую, сели в свою новую машину — и около полудня их уже и след простыл. Не прошло и часа, как Пёрвис понял свою ошибку. В два часа он послал людей в таверну «Мичиган». Они следили за этим местом еще в течение недели.

Несколько недель спустя, когда Гувер осознал, что произошло, он написал в служебной записке: «Это была очень плохая работа».

Дейтон, Огайо

22 сентября, пятница

13 часов 05 минут (восточное время)

Через несколько часов после того, как супруги Келли снова ускользнули из-под носа у ФБР в Чикаго, Джон Диллинджер приехал в Дейтон в надежде возобновить свой роман с Мэри Лонгнейкер. По случайности как раз в этот вечер два сыщика, следившие за ее квартирой в меблированных комнатах, прекратили свое наблюдение и вернулись в офис.

Как только Диллинджер появился, квартирная хозяйка позвонила в полицию.

— Он здесь! — объявила она ночному дежурному, сержанту Олдриджу.

— Кто здесь? — не понял Олдридж.

— Джон Диллинджер, тупица!

Не прошло и часа, как дом был окружен. Сержант Олдридж и двое детективов — Расселл Пфауль и Чарли Гросс — подошли к черному ходу, где их уже ждала хозяйка. Она шепнула им, что Диллинджер наверху, в комнате Мэри Лонгнейкер. Пфауль с пистолетом и Гросс с автоматом крадучись поднялись по ступеням покрытой ковром лестницы. Они постучали в дверь. Мэри открыла почти сразу. Сыщики вошли в комнату — сначала Гросс, затем Пфауль. Диллинджер, в ночной сорочке и серых брюках от костюма, стоял посреди гостиной и рассматривал фотографии, которые он сделал на Всемирной выставке.

— Подними руки, Джон, — сказал Гросс. — Мы из полиции.

Диллинджер медленно поднял руки. Фотографии рассыпались по полу. Руки преступника дрогнули, словно он хотел их опустить.

— Не надо, Джон, — предупредил Пфауль, наводя автомат. — Я тебя убью.

Центр Чикаго

00 часов 15 минут (центральное время)

Сразу после полуночи, почти в то же время, когда в Дейтоне был арестован и препровожден в тюрьму Джон Диллинджер, Элвин Карпис и братья Баркер сидели в «Гудзоне» с затемненными стеклами, припаркованном в финансовом центре Чикаго, на Джексон-стрит. В непосредственной близости от них возвышалось здание Бэнкерс-билдинга, и, подняв головы, они могли бы увидеть на девятнадцатом этаже окно кабинета Мэлвина Пёрвиса. Однако бандиты смотрели не туда, а вперед — на здание Федерального резервного банка, которое в потемках вырисовывалось в квартале от них. Из дверей этого дома появились два человека. Один из них толкал перед собой тачку, нагруженную пухлыми мешками. Следом шли двое вооруженных охранников.

«О'кей», — сказал кто-то из грабителей. Карпис нажал на педаль газа и одновременно нажал на кнопку на приборной доске. Из выхлопной трубы автомобиля повалил густой дым. По расчетам Карписа, дымовая завеса должна была блокировать движение на улице. Карпис опасался, что им помешает смыться после ограбления слишком большой поток автомобилей туристов, отъезжающих от павильонов Всемирной выставки с берега острова Мичиган. Он позаботился также о том, чтобы установить в машине пуленепробиваемое стекло со стороны водителя и укрепить весь ее корпус бронированным листом.

Через секунду машина остановилась у тротуара — ровно посредине между курьерами Федерального резервного банка и их охранниками. Фред Баркер и Джордж Циглер выскочили из машины. Их лица были скрыты платками, в руках они держали автоматы. Курьеры без сопротивления отдали им свой груз — пять объемистых мешков. Менее чем через минуту грабители сели обратно в машину. Карпис погнал ее по заранее размеченному на «мерзавчике» маршруту. Рядом с Циглером сидел, держа на коленях автомат, его приятель — высокий, туберкулезного вида человек по имени Брайан Болтон. Через два квартала машина свернула на Франклин-авеню, миновала еще два квартала, затем повернула налево, вылетела на Адамс-авеню и прогрохотала по мосту через реку.

Доехав до Хэлстед-стрит, Карпис собирался сделать еще один поворот — и тут врезался во встречный двухместный «форд». Столкновение было сильным: машину грабителей занесло, она налетела на телефонный столб, стоявший на перекрестке, и вся ее передняя часть оказалась смята. На противоположном углу того же перекрестка по случайности оказались двое полицейских, совершавших обход района. Одного из них звали Морис Фицджералд, ему было 46 лет. Он бросился через улицу к «форду», из которого доносились испуганные женские крики. Второй полицейский — 35-летний Майлс Каннингем, отец двоих детей, — направился к машине бандитов. Ему навстречу уже шел Док Баркер, в его руке был кольт 38-го калибра. «Копы!» — заорал он.

Брайан Болтон поднял автомат и прошил очередью полицейского. Каннингем был убит на месте. Док внезапно вскрикнул: одна из пуль рикошетом задела его мизинец, украшенный новым кольцом с бриллиантом. Карпис и другие бандиты выбрались из покореженной машины и захватили другую. Болтон выстрелил в Фицджералда, но тот успел спрятаться за столбом с дорожным знаком.

Бандиты быстро перекидали в захваченную машину все свои вещи и двинулись дальше, взяв курс на юг. Тут Карпис заметил, что бензобак почти пуст. На Эшланд-авеню им пришлось бросить эту машину и остановить еще одну: они снова выгнали владельцев и перегрузили свои мешки и оружие. После этого они без приключений доехали до намеченного места — гаража в юго-западной части города. Едва закрыв за собой двери, бандиты тут же вытряхнули мешки. И тут они увидели, что похитили почту — пятьдесят фунтов писем.

Братья Баркер были в ярости. «Кто придумал все это дело?!» — орал Док, глядя на раненую руку. Циглер сидел потупившись. Док повернулся к Болтону:

— А ты понимаешь, что мог отстрелить мне всю руку?!

Тут вмешался Фред Баркер:

— Ладно, ничего, бывает. Нечего об этом толковать. Сейчас вот что важно: не оставил ли кто из нас отпечатков пальцев в том чертовом «Гудзоне»?

Перестрелка в самом центре Чикаго попала на первые полосы газет по всей стране. На следующее утро, сидя на кухне своей квартиры в Саут-сайде, Карпис разложил на столе местную прессу и принялся читать. Около десяти утра к нему зашел Фред Баркер и тоже взялся за чтение. Поначалу они были поражены и заголовками, и масштабами охоты, которую разворачивали полиция и ФБР. В «Чикаго америкэн» красовалось объявление: «10 тысяч долларов за сведения о банде, убившей полицейского».

Однако, внимательно прочитав статьи, Карпис понял, что дела не так плохи. В брошенном «Гудзоне» сыщики обнаружили несколько пистолетов, но отпечатков пальцев, скорее всего, на них не оказалось. По версии полиции, в банду грабителей входили Автомат Келли, Верн Миллер и Красавчик Флойд.

«Прямо не знаю, что об этом думать, — сказал Карпис Фреду. — Все может обернуться либо очень плохо, либо очень хорошо. Но одно я знаю точно: вам с Доком, не теряя ни минуты, надо забирать вашу мать и менять адрес. Слишком много людей знает, где вы живете». Фред поморщился. Ему явно не хотелось сталкиваться с матерью. «Ну ладно, если хочешь, я с тобой пойду, — сказал Карпис. — Я же тебя знаю. Ты станешь с этим тянуть».

Они сняли для Мамаши Баркер новую квартиру на Саут-Шор-драйв и взяли в аренду мебель. Пока полиция совершала набеги на разные злачные места города, пытаясь отыскать налетчиков, Карпис и Фред выбирали для Мамаши столы и стулья. После этого они перевезли ее саму. Только войдя в квартиру, Мамаша Баркер поняла, что ее сыночек Фред не собирается жить здесь вместе с ней. Значит, она окажется одна — впервые с того времени, как уехала из Оклахомы. Карпис впоследствии вспоминал, что в этот момент она показалась ему сильно постаревшей и маленькой.

Карпис и Баркер спустились к своим машинам. Фред был явно зол на Циглера за плохо продуманный план нападения на Федеральный резервный банк.

— Этот стервец наверняка нам и в следующий раз подсунет такую же работенку, — говорил он.

— Слушай, не наезжай на парня, — ответил Карпис. — Он же не шутки шутил, а тоже рассчитывал на добычу. Все мы рассчитывали. Я так вообще собирался уехать в Австралию, если бы все получилось, как мы задумали.

Баркер уставился на него в недоумении.

— Куда? В Австралию? — переспросил он.

— Ну да. А что ты думал — если бы у меня оказалась куча денег, я не свалил бы из этой страны? После той бойни в Канзас-Сити, когда Берн Миллер замочил копов вместе с Нэшем, для таких ребят, как мы, настали самые хреновые времена. Еще год-другой, и они наладят дело так, что грабежи банков совсем прекратятся. Так что ты учти: времени на то, чтобы схватить хороший кусок и свалить, у нас совсем немного.

Баркер поморщился: он не любил, когда друг начинал разглагольствовать. Но было похоже, что Карпис прав: полиция наступала им на пятки. К концу недели сыщики установили происхождение машины и арестовали автомеханика, обслуживавшего бандитов, — того самого, который помогал и Автомату Келли. Задержание механика, в свою очередь, привело к аресту Гуса Винклера — он отмывал деньги мафии, и с ним в свое время имели дело и Келли, и Карпис. Обоих передали ФБР.

Однако в понедельник утром произошло довольно странное событие. Мэлвин Пёрвис созвал репортеров и объявил: пули, которыми был убит Каннингем, выпущены из того же автомата, что использовался бандитами во время бойни в Канзас-Сити, а кроме того, восьмиугольные очки, которые носил Гус Винклер, очень похожи на те, что носил Келли. «Возможно, Келли и Винклер как-то связаны, — заключил Пёрвис. — Может быть, они вместе выбирали такие очки, чтобы выглядеть серьезными людьми. А может быть, они даже менялись очками».

Снова в преступлениях, совершенных бандой Баркеров, подозревали других людей. Но Карписа беспокоило другое: на подозрении у полиции оказались люди из синдиката. Он вспомнил свою встречу с Фрэнком Нитти и подумал, что из Чикаго пора сваливать.

В пятницу вечером, когда Карпис собирал вещи, чтобы поскорее убраться из Чикаго, Автомат Келли вместе с Кэтрин и 12-летней Джералиной Арнольд прибыли в Мемфис. Дорога от Чикаго заняла целый день. В Мемфисе Келли сразу же направился на Ист-Рейнор-стрит, в дом сторожа, у которого он прятался в свой прошлый приезд. Это был человек небольшого роста, инвалид: левая сторона тела у него была частично парализована. Он пустил Келли с семьей пожить у себя без лишних расспросов.

На следующий день Келли позвонил брату своей бывшей жены Лэнгфорду Рамсею. Тот устроил Келли встречу с сыновьями — Брюсом и Джорджем-младшим. Много лет спустя Брюс Барнс будет вспоминать, каким он запомнил отца в этот день: улыбчивый человек со светлыми волосами, в темно-сером костюме, под которым была надета наплечная кобура с револьвером. Келли объяснил сыновьям, что он — агент ФБР, выполняющий секретную миссию, а потом достал толстую пачку денег и выдал каждому из них по 20 долларов.

С утра пораньше супруги Келли принялись распивать джин в компании Рамсея и закончили это занятие только поздно вечером. По ходу пьянки Келли проболтался, что он и есть знаменитый Автомат. Впоследствии Рамсей в течение многих лет уверял, что принял эти слова за шутку. Как бы там ни было, но он согласился оказать своему бывшему шурину важную услугу. У супругов заканчивались деньги, и они хотели забрать часть той суммы, которую припрятали на ранчо дяди Кэтрин в Западном Техасе. Сами они опасались туда ехать, и Рамсей взялся им помочь.

Следующим утром рано на рассвете Рамсей отправился на машине на запад. Рядом с ним сидела уставшая от путешествий и скучающая по дому Джералина Арнольд: Кэтрин заставила ее поехать и показать дорогу на дядюшкину ферму. Сами же супруги остались в доме на Ист-Рейнор-стрит. Рамсей проехал через весь Арканзас, пересек техасскую границу, миновал сначала Даллас, а затем Форт-Уэрт. Солнце уже показалось на востоке, когда он остановился у ворот фермы Кэсса Коулмана. Был понедельник, около пяти утра. Коулман услышал шум двигателя и вышел во двор.

— Я приехал по поручению… — начал было Рамсей.

Но Коулман резко оборвал его: «Я знаю, зачем ты приехал».

После последней встречи с супругами Келли Коулмана допрашивали агенты ФБР, и он думал, что за его фермой ведется наблюдение. На самом деле он ошибался: Далласское отделение бюро собиралось установить такую слежку, но для этого не хватило сотрудников.

— В общем, меня просили заехать Джордж и Кэтрин Келли, — сказал Рамсей. — Меня зовут…

— Я знать не хочу, как тебя зовут, — снова оборвал его Коулман. — Я с этими людьми больше никаких дел не имею.

— Но могу я забрать меха миссис Келли? — спросил Рамсей.

— Нет. Если не хочешь неприятностей, то ты не будешь ничего отсюда забирать и ничего сюда привозить, — ответил Коулман. — Тебя арестуют, прежде чем ты проедешь [сто ярдов]. Тут полно полицейских.

— Но меня-то они не ищут, — возразил Рамсей.

— Начнут искать, как только ты отъедешь отсюда. Сядут на хвост твоей машине.

Рамсей поспешил убраться. Он направился в близлежащий город Гейнсвилл. Прибыв туда около полудня, Рамсей заехал в офис «Вестерн юнион» и послал оттуда телеграмму Келли:

Не повезло. Дело сорвалось. Пытался назначить встречу на более позднее время. Клиент боится. Ничего нельзя сделать. Он изменил решение. Не хочу возвращаться с пустыми руками. Могу попробовать еще раз, если считаете нужным. Телеграфируйте инструкции сюда.

Джералина все время просила отпустить ее к родителям, и Рамсей не выдержал. По дороге в Гейнсвилл он высадил девочку на вокзале в Форт-Уэрте и купил ей билет до Оклахома-Сити, где ее отец и мать оставались под наблюдением ФБР. Это решение определило дальнейшее развитие событий. Как только Рамсей уехал, Джералина сразу же послала телеграмму отцу: «Встречай меня на вокзале „Рок-Айленд“ в 10.15 сегодня вечером. Джерри».

Чета Арнольд встретила Джералину в Оклахома-Сити вместе с агентами ФБР. Девочка рассказала Натану все, что знала. Теперь бюро имело точные сведения, где находятся Келли, — в доме на Ист-Рейнор-стрит в Мемфисе.

На этот раз Гувер был уверен: бандитам не удастся уйти. Сразу после разговора с Натаном он позвонил Уильяму Роуреру, начальнику отделения ФБР в Бирмингеме (Алабама). Этому красивому стройному человеку исполнился тогда 31 год. Ветеран Первой мировой войны, он служил в бюро уже четыре года — с 1929-го. Гувер приказал ему на рассвете следующего дня захватить дом, в котором скрываются Джордж и Кэтрин Келли. Однако в Алабаме было уже за полночь, и Роурер не успел бы к рассвету добраться до Мемфиса на машине. Надежда оставалась только на самолет. Роурер позвонил человеку, в ведении которого находилась единственная в Бирмингеме служба чартерных рейсов, разбудил его и попытался договориться. Однако тот твердо стоял на том, что ночные рейсы запрещены. Он посоветовал Роуреру обратиться за помощью к Национальной гвардии, которая располагала самолетами на летном поле «Робертс Филд». После нескольких звонков фэбээровцу удалось связаться с полковником Национальной гвардии из города Монтгомери. Тот ответил, что рад бы помочь, но не имеет на это полномочий. В конце концов Роурер дозвонился до генерала в форте Макферсон (Джорджия) и «после долгих убеждений», как он вспоминал, получил в свое распоряжение самолет для полета в Мемфис.

В 3 часа 20 минут Роурер вместе со своим помощником сел в военный самолет в Бирмингеме, в аэропорту Мемфиса они приземлились в половине шестого. Их встретил местный агент ФБР и шестеро полицейских, которых он собрал для предстоящего рейда.

Группа захвата выехала на Ист-Рейнор-стрит, где их ждали заранее выставленные на пост полицейские в форме. Это была тихая улочка, застроенная типовыми кирпичными домиками. Неподалеку от нее пролегало оживленное Спидвей-авеню, одна из магистралей южной части Мемфиса. Дом под номером 1408 был шестым от этого проспекта. Свет в окнах не горел, на улице едва рассвело. Роурер решил не терять времени на разведку. Он приказал двум мемфисским сыщикам занять позиции с боковых сторон дома, а сам вместе с полицейским Уильямом Рейни ступил на крыльцо. Оба сжимали в руках револьверы.

Из дома не доносилось ни звука. Роурер коснулся сетчатой рамы для защиты от насекомых, висящей в дверном проеме, — она подалась. Он оглянулся на Рейни, а затем попробовал открыть саму входную дверь. Та оказалась не заперта. Роурер на цыпочках вошел в дом. В полумраке он различал, что находится в гостиной, сильно захламленной. На тахте валялся номер журнала «Мастер-детектив». Он был открыт на статье под названием «Моя кровь сворачивается от ужаса». Рейни вошел в гостиную вслед за фэбээровцем. Справа от них была открыта дверь, которая вела в спальню. На кровати спали двое мужчин, но ни один из них не был похож на Келли. Роурер крадучись двинулся через прихожую вглубь дома и вышел к веранде. На полу валялись пустые бутылки из-под бурбона. Справа в коридоре оказалась еще одна спальня. Он заглянул туда и увидел спящую женщину в зеленой шелковой пижаме. Это была Кэтрин.

Рейни тем временем вошел в ту спальню, где находились двое мужчин. По-видимому, Келли услышал звук его шагов и тоже пошел в эту спальню из своей, располагавшейся напротив. Рейни увидел его тень на стене и поднял оружие. Келли вошел в комнату и буквально наткнулся на два заряженных ствола в руках у полицейского.

Келли стоял в одном нижнем белье, светлые волосы были всклокочены, в руке он сжимал кольт 45-го калибра.

— Брось пушку! — скомандовал Рейни.

— А я вас всю ночь ждал, — ответил Келли с улыбкой.

— Ну что ж, — ответил Рейни. — Значит, дождался.

Келли медленно положил револьвер на швейную машинку и поднял руки. Дело было сделано. В дом вошли остальные полицейские, на арестованных — супругов Келли, сторожа гаража и его друга, ночевавшего в доме (этот человек, как выяснилось впоследствии, не был причастен к делу), — надели наручники. Прежде чем надеть наручники на Кэтрин, Роурер дал ей пятнадцать минут, чтобы одеться. Она вышла в элегантном черном платье с эполетами из обезьяньего меха и оранжевыми пуговицами и направилась к машинам. Одному из агентов Кэтрин сказала, что ожидает молодого человека, который должен вернуться из Техаса с ее мехами и собачками-пекинесами, и попросила позаботиться о них.

Келли не сопротивлялся. Когда его доставили в полицейское управление, сержант спросил, как полагается:

— Как вас зовут?

— Джордж Келли.

— Сколько вам лет и где вы живете?

— Мне тридцать семь лет, а живу я везде, — ответил тот.

К полудню слух об аресте преступников распространился по городу, и более 300 человек съехались к тюрьме поглазеть на супругов Келли. Полицейским пришлось заняться регулировкой движения, чтобы очистить улицу.

В тюрьме сияющий Келли приветствовал полицейских — с дюжиной из них он был знаком в прошлом по разным поводам, от совместной учебы в школе до предыдущих арестов. «Привет, Билл! Здорово, Гэри!» — радостно выкрикивал он, когда офицеры подходили к клетке, чтобы на него посмотреть. Он тут же начал болтать и шутить. «Эй, парень, одолжи-ка мне свой автомат», — сказал он одному агенту ФБР. А Роуреру посоветовал: «Вам надо поставить лоток с гамбургерами возле тюрьмы. С этой толпы можно взять кучу денег».

Кэтрин поместили в другом крыле тюрьмы. Она тут же принялась валить все на своего мужа. «Я ни в чем не виновна и докажу это, — объявила она репортерам, которые столпились возле ее камеры. — Наконец-то я избавлюсь от него и от всей компании». Кэтрин изображала несчастную женушку, которая жила в постоянном страхе перед мужем-убийцей. «Я сама собиралась завтра же ехать в Оклахома-Сити сдаваться властям, — настойчиво повторяла она. — Келли обещал убить меня, если я это сделаю, но я все равно собиралась».

Если Кэтрин думала, что такими разговорами она добьется своего освобождения, то она жестоко ошибалась. На следующей неделе ее вместе с мужем посадили на военный самолет и отправили в Оклахома-Сити. В октябре они предстали перед судом. Так же как Альберт Бейтс, Харви Бейли и чета Шеннон, Джордж и Кэтрин Келли получили пожизненные сроки. Кэтрин назначили местом отбывания наказания тюрьму в Милане (Мичиган). В течение нескольких лет она была там осведомителем ФБР, пытаясь выслужить сокращение срока. Самого Келли, а также Бейтса и Бейли отправили в Левенуэрт, а затем, когда на следующий год открылась тюрьма Алкатрас, перевели туда.

Автомат Келли стал первым из числа известных всей стране преступников, кого ФБР удалось взять, и его арест был важной вехой в истории бюро. В обществе это событие укрепило представления о том, что по всей Америке скрываются опаснейшие суперзлодеи и что страна находится в состоянии Войны с преступностью, а ФБР — именно та организация, которой народ доверил вести эту войну. Интересно, что бойня в Канзас-Сити, хотя она также попала на первые страницы газет, не повлияла на общественное сознание подобным образом.

История о том, как брали Келли, для Гувера стала одной из любимых: сорок лет он вновь и вновь возвращался к ней. По версии директора ФБР (которая перекочевала во множество одобренных бюро книг, журнальных статей и фильмов категории «Б»), во время своего ареста Келли умолял агентов: «Не стреляйте в меня, люди правительства!». На то, что это чистой воды вымысел, указывал еще в 1946 году журнал «Харперс»: в первые недели после ареста Келли появились сотни статей и нигде ничего подобного не упоминалось. Сам Келли через несколько лет в разговоре с сыном тоже утверждал, что такого не говорил. Эта фраза впервые появилась в серии очерков, спонсированных ФБР и написанных журналистом Рексом Коллиером спустя девять месяцев после ареста Келли — в июле 1934 года, и у многих возникли подозрения, что выражение «люди правительства» (G-men) — изобретение не Келли, а многомудрых гуверовских пиарщиков.

Но все же исследование, которое я провел, пока готовил эту книгу, показало: похожая фраза действительно прозвучала во время ареста Келли, но совсем не так, как ее пересказывал Гувер. В единственном и всеми забытом телефонном интервью для «Чикаго америкэн» Роурер упомянул, что эти слова произнесла Кэтрин. По словам фэбээровца, в момент ареста «жена Келли плакала, как ребенок. Она обняла своего мужа и сказала: „Дорогой, мы пропали. Теперь эти люди правительства от нас не отстанут. Я все время этого боялась“».

Так и родилось прозвище сотрудников ФБР: «джи-мен» — «люди правительства».

Дейтон, Огайо

Во вторник утром, когда за Автоматом Келли захлопнулась решетка клетки в Мемфисе, Джон Диллинджер сидел в камере в Дейтоне (Огайо). В течение четырех дней шерифы и их помощники из Восточной Индианы и Западного Огайо доставляли в тюрьму людей, которые могли опознать Диллинджера как человека, грабившего этим летом банки. Его узнало более десятка свидетелей — из Нью-Карлайла и Блафтона (Огайо), из Миннеаполиса и Дейлсвилла (Индиана). Сыщик Мэтт Лич был в числе первых посетителей: он прибыл через несколько часов после ареста Диллинджера — в пятницу утром. Лич допросил бандита в его камере, надеясь узнать о нескольких нераскрытых ограблениях. Однако расспросы сыщика вызывали у Диллинджера только ухмылку: «Я вообще не понимаю, о чем ты говоришь».

Однако во вторник в тюрьме говорили не только о грабежах банков. Газеты передали, что накануне ночью из тюрьмы штата Индиана в Мичиган-Сити сбежали десять заключенных — и среди них старые приятели Диллинджера. Мэтт Лич был убежден, что они попытаются освободить своего друга.

 

VI

УЛИЦЫ ЧИКАГО

12 октября — 20 ноября 1033 года

Лима, Огайо

12 октября, четверг

Джон Диллинджер сидел за столом в помещении тюрьмы и играл в пинокл с тремя другими заключенными. Вооруженные полицейские привезли его в Лиму — город на пересечении нескольких важных дорог в Огайо, — чтобы он предстал перед судом по обвинению в незначительном ограблении, совершенном в августе в близлежащем Блафтоне. Это была не регулярная тюрьма, а всего лишь крыло дома шерифа Джесса Сарбера на городской площади. Напротив, через переулок, было видно здание суда округа Эллен. Сарбер, кругленький человечек самого добродушного вида, пошел служить в полицию после того, как разорился в самом начале Великой депрессии, а до этого занимался торговлей подержанными автомобилями. Его жена прекрасно готовила, и заключенные получали на обед отличные свиные отбивные и жареные ребра с пюре.

Диллинджер не ожидал, что для него все так закончится. К моменту ареста он довольно долго не грабил банки, поскольку у него началась депрессия вроде той, что постоянно была у Красавчика Флойда. Но внешне он почти всегда оставался бодрым и веселым.

Именно это люди в нем и запомнят: вежливость, озорное подмигивание, мужественность, неизменное жизнелюбие. Подавленное настроение возникало только тогда, когда он вспоминал о своей семье. Ему было 30 лет, но он все еще ценил чужое мнение о себе, нуждался в одобрении своего отца и сестры. И если уж быть преступником, считал он, то таким, каким люди будут восхищаться. Семья переживала тяжелые времена, и ему хотелось ей помочь. А больше всего Диллинджеру хотелось внимания и уважения со стороны других людей, может быть, потому, что его отец был человеком суровым и уделял сыну мало внимания.

В отличие от Малыша Нельсона и других бандитов эпохи Великой депрессии, Диллинджер не был выходцем из самых низов. Он родился 22 июня 1903 года в Индианаполисе, в районе, где жили люди, принадлежащие к среднему классу. Его отец, Джон Вильсон Диллинджер, занимался торговлей бакалейными товарами. Это был мрачный человек, равнодушный к любым соблазнам. Его жена, Молли, умерла от сердечного приступа, когда сыну исполнилось всего четыре года. Семья была достаточно обеспеченной: отец владел собственным магазином. Он развозил бакалею по всей округе и зарабатывал так хорошо, что мог вкладывать деньги в недвижимость: он купил четыре дома. При этом, по любым меркам, он очень много работал и очень мало занимался сыном. Как и Клайда Бэрроу, Диллинджера-младшего вырастила старшая сестра. Сестру Диллинджера звали Одри — рыжеволосая девушка, на тринадцать лет старше его. Она вышла замуж в 1906 году, но жила с мужем у своего отца еще несколько лет, вплоть до 1912 года, когда старший Диллинджер женился во второй раз.

Как и у Автомата Келли, отношения с мачехой у Диллинджера не сложились. Взаимная неприязнь усилилась, после того как у нее появились свои дети. В Диллинджере росло чувство подростковой непокорности, хотя ни друзья, ни учителя пока не видели особых причин для беспокойства. Но ухудшающиеся с каждым годом отметки вызывали все более серьезные столкновения с отцом: в средней школе № 38 Диллинджер считался забиякой и никудышным учеником.

В шестом классе Джонни был вожаком компании хулиганов, называших себя «Грязная дюжина». Они крали у фермеров арбузы и воровали ведра с углем, чтобы потом перепродать их кому-нибудь по соседству. Однажды Диллинджера арестовали за кражу угля, но судья только прочитал ему нравоучение и отпустил восвояси. Отец был куда менее снисходителен. Согласно Джону Толанду, который в начале 1960-х годов беседовал с друзьями детства будущего знаменитого бандита, Диллинджер-старший, чтобы обуздать сына, пытался заставить его заниматься торговлей и чуть ли не привязал к своему фургончику. Но тяжелая отцовская рука не исправила Джона. Наоборот, он совсем вышел из-под контроля. Один из его приятелей рассказывал Толанду, что Диллинджер совершил в это время несколько мелких преступлений: например, воровал виски, а какого-то мальчишку терроризировал, угрожая распилить циркулярной пилой. Однако к ответственности его ни за что не привлекали. В 16 лет Диллинджер бросил школу и стал работать в разных местах в Индианаполисе.

На следующий год, в марте 1920 года, вся семья переехала на ферму, находившуюся на окраине городка Морсвилл, в пятнадцати милях к юго-западу от Индианаполиса. Сначала у них была маленькая ферма, но вскоре они приобрели довольно большое ранчо — 60 акров к северу от Морсвилла, возле шоссе № 267. Морсвилл — это крошечный сонный городишко, и юному Диллинджеру было там скучно до одури. Работать в поле он не желал и проводил время, охотясь на белок или играя в бейсбол. По ночам пропадал в бильярдной под названием «Час отдыха» и подобных ей заведениях в Мартинсвилле (городе в пятнадцати милях к югу от Морсвилла). Как и Красавчик Флойд, Диллинджер вскоре подружился в бильярдных с людьми много старше себя — крутыми парнями, которым он силился подражать.

Так прошло несколько лет. Диллинджер продолжал жить в Морсвилле, играя в кости, катая шары, охотясь, транжиря деньги, которые его отец наживал тяжким трудом, и изредка принимаясь за случайную работу. В 1923 году ему исполнилось 20 лет, но он не имел ни малейшего понятия о том, чем бы заняться в жизни. Тогда Диллинджер, как и Флойд, решил пойти в армию. У Флойда дальше намерений дело не пошло, а Диллинджер действительно записался во флот. Он прошел учебку и 4 октября 1923 года получил назначение на военный корабль «Юта», стоявший в бостонской гавани. Как и Клайд Бэрроу, в Массачусетсе Диллинджер заскучал по родным краям. Не прошло и трех недель после начала службы, как он сбежал в самоволку. По возвращении трибунал осудил его на десять Дней одиночки и сделал вычет из его жалованья. Как только Диллинджеру разрешили сойти на берег, он снова ушел в самоволку. Его снова судили, и после этого Диллинджер сбежал совсем. Он был внесен в список дезертиров, и за его поимку впервые назначили вознаграждение — 50 долларов.

В начале весны следующего года он снова появился в Морсвилле, объяснив родным, что был комиссован из-за последствий лихорадки. В это время он захотел испытать себя в семейной жизни и женился на 16-летней девушке по имени Берил Ховиос. Некоторое время молодожены прожили на ферме родителей Верил, а потом сняли квартиру в Мартинсвилле. Семейная жизнь не утихомирила Диллинджера. У него по-прежнему не было ни работы, ни цели в жизни, и он быстро вернулся к старым занятиям — околачивался в бильярдных.

Жизнь его круто переменилось в субботу 6 сентября 1924 года. В этот день он пьянствовал с одним из своих приятелей по бильярдной — недавно вышедшим из заключения 31-летним Эдом Синглтоном. Винные пары и собственный идиотизм подтолкнули собутыльников ограбить пожилого местного бакалейщика — друга семьи Диллинджер Фрэнка Моргана. Джон слышал где-то, что Морган имеет привычку по вечерам относить домой заработанные за день деньги. Бакалейщик шел домой, и тут из переулка у церкви вылетел Диллинджер и ударил его по голове железным шкворнем, обернутым в платок. Морган упал и закричал, призывая на помощь. Тогда Диллинджер потянул из кармана пистолет. Тот вдруг самопроизвольно выстрелил, и незадачливый грабитель пустился бежать. Синглтон, ожидавший в припаркованной неподалеку машине, скрылся с места преступления, бросив своего подельника. В воскресенье помощник шерифа приехал на ферму Диллинджеров и арестовал Джона. Прокурор сказал Диллинджеру, что судья, возможно, окажет снисхождение, если подсудимый признает свою вину и извинится перед потерпевшим. Диллинджер пропустил это мимо ушей. Он даже не позаботился нанять адвоката — и это оказалось серьезной ошибкой. Судья Джозеф Вильямс решил в назидание другим упечь парня на полную катушку и приговорил к небывалому для таких случаев сроку — от 10 до 12 лет. Семья была в шоке, особенно когда узнала, что Эд Синглтон, нанявший адвоката и сумевший договорится с новым судьей, получил (несмотря на показания Диллинджера против него) срок от 2 до 14 лет. В конечном итоге Синглтон отсидел два года. «Когда мы услышали приговор, — вспоминала Одри, — отец чуть не потерял сознание. Я подумала, что у него разрыв сердца случится. А Джон после этого приговора покатился дальше под гору: от плохого к худшему».

В конце 1924 года Диллинджера доставили в тюрьму штата Индиана в городке Пендлтон. Он был ожесточен и рвался на свободу.

За первые несколько недель в тюрьме он дважды пытался сбежать. Один раз спрятался в куче мусора, предназначенной на вывоз. А во второй раз, когда его привезли в Морсвилл для дачи показаний против Синглтона, просто пустился бежать по улице, но тут же был пойман.

На его дальнейшую жизнь сильное влияние оказали новые знакомые, с которыми он встретился и вскоре подружился в Пендлтоне. Один из них — Гарри Пирпонт, или просто Пит. Этот красавец с проницательными серыми глазами был закоренелым преступником. Он отбывал срок от 10 лет до 21 года за ограбление банка в Кокомо (Индиана). Другим был долговязый и неуклюжий парень родом из Форт-Уэйна (Индиана), по имени Гомер Ван Митер. Он будет дольше всех помогать Диллинджеру в его преступлениях.

Детство Ван Митера было гораздо тяжелее, чем у его будущего напарника. Еще в шестом классе Ван Митер бежал из родного города в Чикаго. Там он работал посыльным в гостинице, а в 17 лет был арестован за угон машины. Через год его освободили условно-досрочно. Ван Митер пробыл на свободе два месяца: вместе с еще одним парнем его взяли за ограбление пассажиров поезда в Толедо. «Этот человек принадлежит к типу крайне опасных преступников, — писал о нем начальник тюрьмы в Пендлтоне. — У него совершенно извращено моральное чувство, и он не собирается заниматься ничем, кроме преступной деятельности. <…> Это убийца по призванию, и если общество заботится о своей безопасности, то его следует держать в тюрьме до конца жизни».

Дружба с Пирпонтом и Ван Митером способствовала «закалке» Диллинджера. Когда обоих его приятелей перевели в тюрьму города Мичиган-Сити, он тоже подал прошение о переводе туда. 15 июля 1929 года его желание было исполнено. На новом месте 26-летний Диллинджер оказался среди «высшего света» преступного мира. Зэки из Пендлтона — угонщики машин и мелкие грабители — казались детьми рядом с новыми знакомыми. В Мичиган-Сити сидели люди куда старше и с куда более серьезным криминальным прошлым: уже изрядно постаревшие грабители банков из Техаса и Оклахомы, убийцы из гангстерского синдиката и мошенники.

Диллинджер не был образцовым заключенным, но тем не менее за три года в Мичиган-Сити крупных нарушений он не совершил. Несколько раз его наказывали, в том числе дважды карцером: за кражу арбуза и за найденную в его камере опасную бритву. А один раз его наказали, застукав в кровати с другим заключенным, — как и Элвин Карпис, Диллинджер не брезговал гомосексуальными связями, когда оказывался за решеткой.

В тюрьме Мичиган-Сити он стал настоящим преступником, хотя при этом оставался неконфликтным человеком и легко завязывал дружбу со всеми.

Его приятель Пит Пирпонт уже несколько раз пытался бежать: прятался в мусорных баках и т. п. В середине 1932 года Пирпонт стал поговаривать о другом способе побега — вооруженном нападении на тюремщиков. Возможно, на него повлияли разговоры с Чарльзом Мэкли — 43-летнем бутлегером, превратившимся в грабителя банков. Этот человек отбывал 15-летний срок, начавшийся в 1928 году после ареста в Хаммонде. Мэкли был здоровенный мужчина с квадратной челюстью и блестящими глазами. Он призывал Пирпонта набраться терпения и тщательно спланировать побег.

Мэкли и Пирпонт хотели бежать большой компанией, и вскоре к ним присоединились еще двое грабителей банков. Первым был красавчик и краснобай Расселл Кларк — бандит из Детройта, отбывавший 20-летний срок за ограбление, совершенное в 1927 году. Вторым — Джон Гамильтон по кличке Ред, 34-летний рассеянный человек, родом из Северного Мичигана. Он был приговорен к 25 годам. У Гамильтона на правой руке не хватало двух пальцев (он утратил их в детстве в результате несчастного случая, когда катался на санках). Впоследствии он станет одним из ближайших помощников Диллинджера. В течение нескольких месяцев эти четверо строили планы, как вырваться на свободу. Но все их расчеты упирались в одно: чтобы бежать, требовалось достать оружие. Без пистолетов ничего бы не получилось, а пронести их в тюрьму было очень трудно. Тут мог помочь только надежный человек на воле.

И тогда — это было, скорее всего, в конце 1932 года — они подумали о Диллинджере. Он подходил по всем статьям. Весь свой срок Диллинджер строчил прошения о досрочном освобождении, и теперь оно уже близилось. Как-то раз Пирпонт отозвал Диллинджера в сторонку. Через тридцать лет тюремное начальство будет строить догадки, что именно он тогда наговорил: наверное, рассказывал про шикарную жизнь грабителей банков, которые носят шелковые костюмы, останавливаются в лучших отелях и спят с самыми дорогими шлюхами. Пирпонт пообещал, если Диллинджер поможет задуманному им с товарищами побегу, взять его в банду — поначалу как шофера. Диллинджера, скорее всего, долго уговаривать не пришлось. Он ведь читал газеты, а они каждое утро приносили известия о том, что бандиты опять взяли банк где-нибудь на Среднем Западе. Одна только банда Баркеров-Карписа ограбила семь банков. Все вокруг говорили, что это легкий способ заработать деньги.

Что бы ни двигало Диллинджером — преданность друзьям, амбиция или просто отсутствие цели в жизни, — но он согласился помочь. Взамен Пирпонт поделился с ним своими профессиональными знаниями. Он написал два списка. В первом перечислялись банки, которые Диллинджер, как считали его старшие друзья-бандиты, сумеет ограбить. Возможно, они научили его и другим вещам, необходимым для того, чтобы «разбить кувшин», как они говорили: в какое время дня лучше совершать нападение, как управиться с посетителями банка, как заставить служащих открыть сейф. Во втором списке были имена надежных людей, которые могли бы работать с ним в паре. Пирпонт и Мэкли рассудили так: если Диллинджер ограбит пару банков, то у него хватит денег на то, чтобы купить оружие и каким-то образом передать его в тюрьму. Заметим, что все это не более чем предположения, не подтверждающиеся никакими документами из архивов ФБР или тюрьмы в Мичиган-Сити.

В конце апреля семья Диллинджера подала прошение о его условно-досрочном освобождении. К петиции присоединился судья, который девять лет назад вынес приговор, а также пострадавший — бакалейщик Фрэнк Морган. Они писали о том, что семье нужна помощь Диллинджера. Трое из четырех судей, решавших вопрос, проголосовали «за», четвертый воздержался. 10 мая губернатор Пол Макнатт подписал решение об условно-досрочном освобождении Диллинджера, и тот вышел на свободу.

Как мы уже видели раньше, Диллинджер не стал терять время и сдержал слово, данное Пирпонту. Он выждал три месяца, а после того как Пирпонту отказали в досрочном освобождении, со второй попытки переправил в тюрьму оружие. Благодаря этому побег прошел по плану. Но по иронии судьбы, как только его приятели оказались на свободе, сам Диллинджер угодил за решетку. Теперь ему предстояло просидеть в тюрьме не менее двадцати лет.

Четверг 12 октября был уже вторым днем, который Диллинджер проводил в Лиме. Вечером он поужинал свиной отбивной с пюре и сел играть в карты. Пришел шериф Сарбер, сел за свой стол в конце коридора и развернул газету «Лима ньюс». На первой странице крупным шрифтом было напечатано известие о продолжающемся суде над Автоматом Келли в Оклахоме. Жена Сарбера Люси устроилась напротив мужа и принялась разгадывать кроссворд. Часов в шесть подошел помощник шерифа Вилбур Шарп. Он снял пояс, на котором висела кобура с пистолетом, кинул его на стол, а сам плюхнулся на кушетку. К нему подошел пес Сарбера по кличке Брауни. Шарп почесал собаку за ухом.

В 18 часов 25 минут дверь вдруг отворилась и вошли три человека в костюмах. Миссис Сарбер была так увлечена своим кроссвордом, что даже не подняла на них головы.

— Чего вам? — спросил шериф у одного из пришедших.

Этот человек был одет в пальто поверх темно-серого костюма, на голове фетровая шляпа.

— Мы из Мичиган-Сити, — ответил тот. — Нам нужен Джон Диллинджер.

— Покажите свои удостоверения.

— Сейчас покажем, — ответил неизвестный.

Его пронзительные серые глаза были последним, что увидел Джесс Сарбер, прежде чем этот человек вытащил пистолет и выстрелил шерифу в грудь.

Побег группы заключенных из тюрьмы в Мичиган-Сити, состоявшийся 26 сентября, попал на первые полосы газет по всей стране. В этот дождливый день Пирпонт, Мэкли и еще восемь заключенных, вооруженные тремя кольтами 45-го калибра, которыми их снабдил Диллинджер, взяли в заложники несколько тюремщиков. Затем они прошли в здание администрации: часовые на стенах тюрьмы видели, что заключенные идут в сопровождении конвоя, который возглавляет дежурный офицер, и не заподозрили ничего неладного. Здесь четверо бандитов захватили приехавшего в тюрьму шерифа и вместе с ним сели в его машину. Сразу после их отъезда Пирпонт и пятеро оставшихся перебежали через улицу к заправке «Стэндард ойл» и угнали один из стоявших там автомобилей.

Им удалось объехать заставы, выставленные полицией Индианы на дорогах по всему штату. Группа Пирпонта, в которую входили Чарльз Мэкли, Расселл Кларк, Джон Гамильтон, а также мошенник по имени Эд Шоуз и бывший сокамерник Диллинджера Джим Дженкинс, без приключений добралась до Индианаполиса, где жила подруга Пирпонта Мэри Киндер. Этим людям повезло, а в первой группе трое из четверых беглецов были убиты или возвращены в тюрьму уже через несколько дней.

Бандиты приоделись — за одеждой сбегала одна из подруг Мэри. На следующий вечер к ним приехал напарник Диллинджера по грабежам Гарри Коупленд. Он сказал, что нашел для них надежное убежище: снял дом в городе Гамильтон (Огайо), к северу от Цинциннати.

Как только Мэри Киндер рассказала, что Диллинджер арестован, Пирпонт и другие твердо решили его освободить. Их приготовления, однако, начались не совсем гладко. Шестеро беглецов угнали машину, чтобы ехать в Гамильтон, и на окраине Индианаполиса за ними погналась полиция. Во время погони Джим Дженкинс каким-то образом выпал в открывшуюся дверцу, вскочил и попытался спастись бегством. Но его заметили и застрелили вооруженные жители деревни Бин-Блоссом. Другие пятеро добрались до Гамильтона тем же вечером.

Там они стали строить планы спасения Диллинджера. В первую очередь требовались деньги на текущие расходы — на еду, сигареты и бензин, — и потому решено было ограбить банк. Во вторник 3 октября (через неделю после побега), во второй половине дня, бандиты вломились в отделение Первого Национального банка в Сент-Мэри (Огайо) — родном городке Чарльза Мэкли, находящемся совсем недалеко от Лимы, где содержался Диллинджер. На этот раз обошлось без стрельбы, и той же ночью бандиты вернулись в Гамильтон. Они стали богаче на 11 тысяч долларов. Банкноты, похищенные из банка, оказались новенькими, только что отпечатанными, и расплачиваться ими было опасно. Мэри Киндер трудилась несколько дней, высушивая бумажки на солнце и разглаживая утюгом, чтобы они выглядели потрепанными. Когда деньги приняли такой вид, что их можно было тратить без опаски, бандиты наведались в Лиму на разведку. Как мы помним, сыщик Мэтт Лич предупреждал полицию, что бежавшие из Мичиган-Сити преступники попробуют освободить своего дружка, но к его словам никто не прислушался, и дополнительную охрану в тюрьме не выставили. Бандиты решили напасть на следующий день — в День Колумба, 12 октября.

Шериф Сарбер был смертельно ранен. Кровь лилась из раны на его груди, но он все-таки пытался подняться с пола. Пирпонт, стоявший перед ним, заорал: «Давай ключи от камер!» Сарбер не ответил, и тогда Мэкли наклонился к нему и ударил по голове рукояткой пистолета. Тот неожиданно выстрелил, все перепугались. Пирпонт навел свой кольт на Сарбера.

— Дай ключи, — повторил он.

— Не стреляйте в него больше! — крикнула миссис Сарбер.

Она вытащила из ящика стола ключи и кинула их Пирпонту. Тот направился к решетке, отделявшей тюрьму от полицейского офиса. Один из арестованных высунул голову из-за угла. Пирпонт выстрелил поверх его головы. «А ну назад, сукины дети! — крикнул он. — Нам нужен только Джон».

Диллинджер кинулся в свою камеру, схватил пальто и шляпу и направился к выходу. Умирающий Сарбер лежал в луже крови. Диллинджер посмотрел на шерифа, но ничего не сказал и поспешил выйти. «Зачем вы это сделали со мной? — простонал Сарбер. Он повернул голову к жене, которая склонилась над ним, и сказал: — Похоже, мать, мне придется тебя покинуть».

Через полтора часа Джесс Сарбер умер в местной больнице. Весь вечер на улицах Лимы завывали сирены. Полиция и высыпавшие из своих домов вооруженные граждане устанавливали заставы на дорогах. А бандиты тем же вечером добрались до арендованного ими дома в Гамильтоне. Теперь у Диллинджера был выбор. Он мог бы оставить банду и уехать туда, где его никто не знает, однако предпочел остаться со своими приятелями и превратиться в грабителя банков — на этот раз уже профессионального.

Для того чтобы заняться грабежами, было необходимо оружие, причем не только пистолеты, но и автоматы Томпсона, а также бронежилеты. В субботу вечером в Оберне — городке, находящемся сразу за границей штата Индиана, — офицер по имени Фред Крюгер вернулся в здание полицейского управления. Он сел на место дежурного и развернул пакет с попкорном. В этот момент вошли двое в костюмах. В руках у каждого из них было по два пистолета.

— Можешь не вставать, — сказал один из них. — Мы не собираемся никого убивать, если только нас не заставят это сделать. Есть у вас оружие?

— Есть, — ответил Крюгер и потянулся к пистолету.

— Не беспокойся, — вежливо сказал бандит. — Я его сам возьму.

Они разоружили Крюгера и дежурного полицейского и заперли их в камере предварительного заключения. Открыв оружейную комнату, бандиты выволокли оттуда и погрузили в машину целый арсенал: автомат Томпсона, смит-вессон 38-го калибра, два винчестера, в том числе один 16-зарядный, кольт 45-го калибра, несколько сотен патронов и три бронежилета.

Из Оберна бандиты направилась в Чикаго, рассчитывая затеряться там. Следующие несколько дней они подыскивали съемную квартиру. 20 октября, через четыре дня после налета в Оберне, снова вышли на дело с целью добыть еще оружия и боеприпасов. В эту пятницу вечером трое бандитов явились в муниципалитет городка Перу (Индиана), находящегося в часе езды к северу от Индианаполиса, и направили пистолеты на дежурных полицейских.

«Целую неделю ни в кого не стрелял, — сказал один из бандитов (Пирпонт — впоследствии он был опознан). — Продырявить, что ли, кого-нибудь из вас, копы?» Он держал полицейских на мушке, а двое его сообщников (одним из них был Диллинджер) ворвались в комнату, где хранилось оружие, выложили его на одеяло, завязали в узел и оттащили в машину. Им досталось шесть бронежилетов, два обреза, два винчестера и шесть пистолетов 38-го калибра. Прежде чем уйти, бандиты отобрали у полицейских личное оружие и сорвали с них значки.

Только теперь Пирпонт и Диллинджер почувствовали себя готовыми взять банк. Их выбор пал на отделение Центрального Национального банка в Гринкасле (Индиана), к западу от Индианаполиса. Этот город известен тем, что там расположен Университет Де По. В субботу в нем состоялся вечер встречи выпускников, и Мэкли уверял, что банки должны просто лопаться от наличных денег. В понедельник в 14 часов 45 минут в центре Гринкасла, на Джексон-стрит, появился черный «студебекер». Он остановился прямо напротив банка. Из машины вышли пять человек: Диллинджер. Пирпонт, Мэкли, Джон Гамильтон и еще один бандит, чье имя осталось неизвестным. Скорее всего, это был либо Гарри Коупленд, либо Расселл Кларк. Все они были одеты в пальто, под которыми прятали оружие.

Войдя в банк, Пирпонт прошел к одному из окошек и попросил разменять 20-долларовую купюру. Кассир отослал его к другому окошку, и тогда Пирпонт вытащил автомат.

Диллинджер, с пистолетом в руке, перепрыгнул через ограждение и, угрожая кассирам оружием, загнал их всех в хранилище. Впоследствии банковские служащие и присутствовавшие при нападении клиенты будут дружно выражать свое удивление тому, как хладнокровно и методично действовали грабители. Бандиты выгребли всю наличность из ящиков и касс в миткалевые мешки. Никто не подал сигнала тревоги: в офисе шерифа, располагавшемся напротив банка, ничего не заметили.

Когда все было закончено, грабители взвалили тяжелые мешки на спины, как злобные Санта-Клаусы, и проследовали к «студебекеру». Через несколько секунд их и след простыл, запоздалая погоня ни к чему не привела. Из Гринкасла банда направилась в Чикаго. Им досталось 75 тысяч долларов, по 15 тысяч на каждого. О дерзком грабеже говорили повсеместно, в течение двух недель это была одна из главных тем для обсуждения. А для бандитов пришло время передохнуть и развлечься.

Диллинджер и его приятели вернулись в Чикаго как раз в то время, когда банда Баркеров бежала оттуда, спасаясь от облав, которые начались после неудачного ограбления Федерального резервного банка. По одному и по двое они пробирались через Великие равнины в Рино (Невада). Первыми туда приехали Карпис и Делорес Делани, — это было 27 сентября. По дороге они останавливались переночевать в Каунсил-Блафсе (Айова) и в Ролингсе (Вайоминг). В Рино Карпис поставил машину недалеко от «Банк-клуба», выдал Делорес 20 долларов на игровые автоматы, а сам отправился на встречу с местным преступным авторитетом Биллом Грэмом.

После горячих приветствий Карписа отозвал в сторонку партнер Грэма Джим Маккей. «Слушай, — сказал он, — ты помнишь того пацана, который тут околачивался, Джимми этого?» — «Ну да», — ответил Карпис и рассказал о том, что познакомил Малыша Нельсона с преступным миром Сент-Пола и Чикаго.

— Послушай, — сказал Маккей, — этот парень очень опасен. Он скоро много лишнего наделает. Я надеюсь, вы его к себе в банду не взяли, а? И сюда он снова не собирается?

Карпис улыбнулся:

— Слушай, Джим, но это же всего лишь бешеный пацан…

— В том-то и дело! Он вообще никогда не думает, стрелять или не стрелять. Я ехал с ним как-то вместе на север Калифорнии, и там у озера Тахо останавливает нас полицейский патруль, просто чтобы фары проверить. Так что ты думаешь? Он их чуть не перестрелял Уже готов был начать палить.

Остальные члены банды подтянулись в Рино спустя несколько дней. Док Баркер приехал не один: с ним был его друг детства, сильно пьющий мужчина по имени Гарри Кэмпбелл. Мамаша Баркер осталась в Чикаго. Она угрюмо выслушала сообщение о том, что ее дети собираются уезжать, и даже не подняла головы от своих пазлов, когда Карпис пришел попрощаться. В Рино потянулись долгие дни и недели безделья. Карпис и Делани проводили уик-энды на ранчо одного «дуда». Они охотились на калифорнийских зайцев-чернохвостиков, много ходили пешком и рано ложились спать. Остальные расслаблялись в казино и посещали кинотеатры.

Однажды Карпис решил отвезти Делорес в Сан-Франциско. Они взяли с собой Дока Баркера, у которого загноился раненый палец, и ему нужно было в больницу в Вальехо (Калифорния). Этой больницей заправлял примечательный тип из бывших уголовников Тоби Вильямс. Некогда он был медвежатником, а затем завел больницу, где нанятые им доктора делали операции гангстерам со всей страны.

В Сан-Франциско они повидались с компанией бутлегеров, известной Карпису по рассказам Билла Грэма, и оказалось, что эти люди — бывшие члены банды, в которую входил Малыш Нельсон. Потом познакомились с барменом, тот хвастался своими связями в Голливуде. После этой встречи Делорес уже ни о чем, кроме Голливуда, говорить не могла. «А давай возьмем его с собой, этого бармена! — приставала она к Карпису. — Как ты думаешь, он познакомит нас со звездами?»

Когда они вернулись в Рино, Делорес по-прежнему говорила только о Голливуде, и в конце концов Карпис согласился отвезти ее в Лос-Анджелес. Они пообещали товарищам вернуться через неделю и двинулись на юг. Сначала они попали в сонный, затерянный в пустыне городок, называвшийся Лас-Вегас. Здесь Карпис повидался с парой приятелей Гарри Сойера — они владели маленьким и плохо посещаемым казино. Карпису Лас-Вегас показался настоящим краем света. Через несколько дней они с Делорес продолжили путь и вскоре прибыли в Лос-Анджелес. Пожили в отеле в самом центре, а потом направились в Беверли-Хиллс в надежде увидеть кого-нибудь из звезд. Карпис долго гонял машину туда-сюда по усаженным пальмами проспектам, пытаясь разглядеть какое-нибудь знакомое лицо, но все без толку. У Делорес вконец испортилось настроение. «Ну конечно, — ворчала она, — как можно увидеть знакомое лицо, если тут все ходят в черных очках? Кинозвезду, наверное, только тогда и отличишь, когда все столпятся вокруг нее и станут просить автографы».

Они поехали на Голливудские холмы, чтобы отыскать дом Кларка Гейбла. Карпис несколько раз сбивался с дороги. Немного погодя он заметил следующую за ним патрульную машину. «А ну его к чертовой матери, мотаем отсюда, — пробормотал он. — А то они нас, чего доброго, остановят».

Напуганный этим случаем, Карпис поскорее рассчитался в отеле и двинулся в Рино самым коротким путем — через Долину Смерти. Воссоединившись с другими членами банды, парочка втянулась в их обычную жизнь: они околачивались в казино, играли в кено, мечтали о поездке на Гавайи (куда им попасть было не суждено) и подумывали о том, не ограбить ли банк на окраине Сан-Франциско. Эту размеренную жизнь нарушило только одно происшествие: Гарри Кэмпбелл неудачно засунул себе в карман пистолет — и тот чуть не отстрелил бандиту мошонку. В конце концов все члены банды пришли к единому решению: пора возвращаться в Чикаго.

На Среднем Западе уже начался листопад, а загадка — кто устроил бойню в Канзас-Сити — все еще оставалась не решенной. 13 сентября прокуратура штата Миссури предъявила обвинение нескольким фигурантам, но в ее действиях ощущалась неуверенность. Это был компромисс: федеральная власть требовала поскорее завершить дело, а местные прокуроры вообще не находили состава преступления в действиях подозреваемых. В результате обвинили преступников, косвенно причастных к убийству, — Дэфи Фармера и его товарищей наряду с шестью возможными убийцами — Красавчиком Флойдом, а также Харви Бейли и его бандой. Но обвинили только в препятствовании правосудию. ФБР по-прежнему считало, что преступление совершил Берн Миллер вместе с Бейли и беглецами из канзасской тюрьмы. А Бейли, арестованный по делу Уршела и заключенный в тюрьму Левенуэрта, разумеется, решительно отрицал свою причастность к бойне.

У Бейли было алиби, и люди Гувера ничего не могли с этим поделать. За три месяца они так и не нашли никаких доказательств, подтверждающих, что Бейли или кто-то из его бандитов находился: в день убийства на вокзале в Канзас-Сити. Правда, один свидетель по имени Сэмюел Линк показал, что Бейли там был, но этого человека вскоре совершенно дискредитировал один из его приятелей, заявивший следствию: «Линка иногда заносит, и тогда он принимается болтать, будто ездил вместе с Тедди Рузвельтом в Южную Америку и будто знаком со всеми коронованными особами Европы». Кроме того, оказалось, что из оружия, принадлежавшего Бейли, ни как не могли быть выпущены пули, найденные на месте преступления. Почти после каждого ограбления банка на Среднем Запад бандитские пули отправляли в полицейскую лабораторию в Канзас-Сити. Здесь изучали пули Бонни и Клайда, оставшиеся в Платт-Сити, а также пули, выпущенные Малышом Нельсоном в Гранд-Хейвене, но ни одна не соответствовала пулям из Канзас-Сити.

Понимая, что дело против Бейли разваливается, агенты ФБР сосредоточились на поисках так и не найденных соучастников преступления. Хозяин игорного заведения в Хот-Спрингсе Дик Галатас исчез бесследно. Оставшиеся на свободе члены банды Бейли грабили банки по всей Оклахоме. В начале октября один из них — Большой Боб Брэди — был ранен и взят под арест в Нью-Мексико, однако выживший после бойни фэбээровец Рид Веттерли (к тому времени он уже вышел из больницы, но все еще пребывал в состоянии депрессии) этого бандита не опознал. Самым печальным было то, что у бюро не осталось никаких ниточек, ведущих к Верну Миллеру или его подруге Вай Матиас. Агенты в Сент-Поле, Чикаго и Канзас-Сити теперь перебирали версии, отвергнутые в начале расследования.

Через три недели наметился выход из тупика, в который зашло следствие. Чикагские агенты вспомнили, что еще несколько месяцев назад информатор сообщил: в одном из ночных клубов работает официанткой лучшая подруга Вай Матиас по имени Бобби Мур. Летом Мэлвин Пёрвис установил было за ней наблюдение, но, после того как ФБР вышло на след самой Матиас и принялось гоняться за ней по всему Восточному побережью, слежку за ее подругой прекратили. Трудно объяснить, почему в течение нескольких месяцев никому не пришло в голову снова заняться Бобби Мур. Последним ее местожительством, известным бюро, был дом со съемными квартирами под названием «Шэрон» на Шеридан-роуд. Управляющую этим домом вызвали в офис ФБР 26 октября, и она опознала по фотографиям не только Мур, но и Матиас. Подруга Верна Миллера (или женщина, очень на нее похожая) сняла одну из квартир в этом доме еще в конце августа.

В конце 1933 года ФБР было еще далеко до той организации профессиональных борцов с преступностью, какой оно стало позднее. Поимку Автомата Келли можно назвать скорее случайной удачей, чем закономерным следствием проделанной работы. «Ребята из колледжа», служившие в ведомстве Гувера, отличались редкостной энергией, но опыта у них было маловато. Это подтверждала практика: подозреваемых вроде Вай Матиас сначала находили, а потом теряли, многообещающие версии игнорировались и погребались в архивах, многие агенты все еще плохо умели обращаться с оружием.

Сейчас, годы спустя, вполне очевидно, что Чикагское отделение, руководимое Мэлвином Пёрвисом, работало даже хуже других. Они вроде бы раскрыли два дела о похищении людей — Уильяма Хэмма и Джейка Фэктора, — но в обоих случаях арестованы невиновные. А когда представилась возможность взять серьезного преступника — Автомата Келли, — Пёрвис просто забыл о полученном задании.

Отделение, которому предстояло сыграть ведущую роль в Войне с преступностью, занимало весь девятнадцатый этаж Бэнкерс-билдинга в финансовом центре Чикаго. В приемной при входе в офис вдоль стен обычно сидели репортеры из телеграфных агентств и шести городских газет. Они проводили время за чтением, курили и надоедали секретарше Пёрвиса, 24-летней Дорис Роджерс. Эту девушку Пёрвис взял с собой в Чикаго, когда перевелся сюда из Бирмингема (Алабама), и она стала настоящим цербером у дверей в его кабинет. Без ее разрешения никто не смел туда войти.

Дорис Роджерс вспоминала: «В кабинете Мэлвина не было ничего лишнего. Стандартный деревянный стол, как у всех начальников отделений. Никаких картин или сувениров. Нет, это не было уютное гнездышко, как, знаете, у тех, кто вешает фотографии своих детей и прочее. Все крайне аскетично, все говорило о дисциплине».

Рядом с кабинетом Пёрвиса был вход в святилище девятнадцатого этажа: комнату, где хранились папки с делами. Каждая докладная записка, каждая телеграмма или телетайпная лента копировались в семи экземплярах. Любая опечатка влекла за собой дисциплинарное взыскание. Папки с делами хранились в казенных серых металлических шкафах. Агенты в эту комнату не допускались. Туда имела право входить только служащая Хелен Данкел или ее заместительница. Если агенту требовался определенный документ, он обращался к одной из них.

На этаже имелся всего один конференц-зал с самой спартанской обстановкой. В нем же обычно проводили допросы. Слева от Дорис Роджерс находился общий зал, который агенты в шутку называли «КПЗ». Там стояла почти сотня одинаковых деревянных столов для агентов. У каждого был черный телефон и письменный прибор. Личные фотографии и сувениры не разрешались. По окончании рабочего дня никаких бумаг на столах не оставалось: сотрудники либо сдавали документы в хранилище, либо брали их для работы на дом. Докладные записки агенты сами не печатали, а диктовали двум стенографисткам — сестрам-двойняшкам Барбер. За своим рабочим столом обедал один только Пёрвис: за крошки и пятна полагалось наказание. Большинство агентов — а их было 40 человек — в перерыв перехватывали сандвич стоимостью 35 центов в буфете, располагавшемся в холле. Дорис вспоминала: «Помню, Мэлвин говорил: „Я буду дьявольски счастлив, если меня переведут в такое место, где сандвич с ветчиной не считается обедом для джентльмена“».

Внешне агенты так же походили друг на друга, как их рабочие столы: темные костюмы, черные носки, начищенная до блеска обувь, напомаженные волосы. Входя и выходя из офиса, они расписывались в специальном журнале. Если агент опаздывал на работу хотя бы на минуту, Пёрвису следовало объяснять причины опоздания вашингтонскому начальству. За два опоздания могли отстранить от работы. Многие из сотрудников были южанами и имели университетское образование: среди них сам Пёрвис и его заместитель — добродушный арканзасец по имени Дуглас О. Смит. Женатых было немного, и молодые агенты снимали квартиры на несколько человек.

Через семьдесят лет Дорис Роджерс, конечно, помнила уже не всех. Но один из сотрудников произвел на нее незабываемое впечатление: Джонни Мадала — энергичный юноша из Саут-сайда, поляк по происхождению. Он без конца просил Пёрвиса дать ему какое-нибудь серьезное поручение. «Джонни был мой любимчик, — рассказывала Дорис. — Веселый, улыбчивый, всегда готовый помочь, в делах беспристрастный, в жизни скромный. Его все любили».

Судьба распорядилась так, что и Дорис Роджерс, и Джонни Мадала оказались участниками охоты за Верном Миллером. В тот день, когда сотрудники узнали, где искать Вай Матиас, Мэлвина Пёрвиса не было в городе. Джонни вызвался следить за Матиас. На выходных он, представившись приезжим аудитором, снял квартиру в том же доме, что и она. Вход в квартиру № 211, где поселился Джонни, располагался в нише в шестидесяти футах по коридору от квартиры подруги Миллера. За дверью Матиас можно было наблюдать через зарешеченное вентиляционное отверстие в кухоньке Джонни.

Девушку, за которой ему предстояло следить, Джонни впервые увидел внизу, на улице, через три дня после того, как въехал в квартиру. Он узнал ее по описанию: рост пять футов шесть дюймов, стройная блондинка, на левой щеке — родинка. В тот же день он с удивлением увидел, что в ее квартиру заходят дети, но потом понял: она празднует Хеллоуин. В половине пятого он услышал какой-то шум в коридоре. Джонни подкрался к вентиляционному отверстию и увидел бежавшую по коридору Бобби Мур. Она позвала Матиас. Та вышла из квартиры и встала в дверях.

— Он здесь, Вай, он здесь! — с восторгом повторяла Бобби.

Матиас передалось ее волнение.

— Где он, Бобби? — спросила она. — Ну, говори скорее!

— Внизу. Я ему сказала, что у тебя в квартире сейчас куча детей и что ты спустишься, как только они разойдутся.

— Скажи, что я спущусь через несколько минут, — ответила Вай и исчезла в своей квартире.

В этот момент Мадала увидел, что со стороны лифтов в коридор входит некий человек со светло-рыжими усами и в очках в роговой оправе. Бобби Мур подбежала к нему, обняла и поцеловала. Затем они направились обратно к лифтам. Мадала отошел от вентиляционного отверстия.

Этот человек был похож на Миллера. Джонни позвонил в Бэнкерс-билдинг и доложил об увиденном старшему агенту Эду Гинейну. В четверть седьмого Гинейн прибыл на место лично руководить операцией. Агенты и полицейские окружили дом. Шесть человек ждали в квартире Мадалы. Чтобы убедиться, что появившийся здесь неизвестный действительно Верн Миллер, Гинейн привез с собой Дорис Роджерс: она была уроженкой Гурона (Южная Дакота) и видела Миллера, когда он был там помощником шерифа. Дорис принялась наблюдать у вентиляционного отверстия. По плану Гинейна, после того как. Миллер выйдет из квартиры Матиас, агент, стоявший рядом с Дорис, должен махнуть рукой и по этому сигналу полицейские выбегут из квартиры в коридор. Сигналом для тех, кто оставался на улице, должен был послужить брошенный на подоконник пиджак.

Телефон Матиас прослушивался, и примерно через час агент услышал, что она звонит Бобби Мур, жившей этажом ниже.

— Мисс Мур? — спросила Вай.

— Слушаю.

— Он сказал, чтобы ты отогнала свой «оберн» [машину] от входа, — сказала Матиас и повесила трубку.

Похоже, Миллер решил остаться у нее на ночь.

После этого звонка между агентами, находившимися в квартире № 211, разгорелся спор. Джонни Мадала убеждал Гинейна, что надо немедленно начинать штурм квартиры Матиас. Однако тот отказался это сделать: он хотел убедиться, что они действительно вышли на Миллера.

1 ноября

Наступил рассвет, день обещал быть холодным. Агенты, дежурившие на улице, сменяли друг друга на постах и продолжали наблюдение. Те, кто оставался в квартире № 211, по очереди ложились ненадолго поспать. Миллер все не выходил. Часов около десяти из Сент-Пола приехал агент Эдвард Ноутстин — еще один человек, который знал Миллера в Южной Дакоте. Теперь он и Дорис Роджерс сменяли друг друга у наблюдательного пункта на кухне.

Время шло. Было уже за полдень, но подозреваемые не появлялись. Во второй половине дня Гинейн позвонил в Бэнкерс-билдинг и спросил, как быть дальше. Пёрвис перезвонил Гуверу в Вашингтон. Директор ФБР приказал ждать до тех пор, пока не будет твердой уверенности, что это Миллер. Потянулись новые часы ожидания. Только в 20 часов 15 минут дело сдвинулось с мертвой точки: Матиас еще раз позвонила Бобби Мур и попросила подогнать машину к боковому входу в дом.

Напряжение в квартире № 211 достигло высшей точки. Агент Ноутстин — он незадолго до этого вздремнул и не успел одеться — вернулся к месту наблюдения на кухне. Шесть агентов и полицейских нервно переминались с ноги на ногу у выхода из квартиры, готовые в любой момент выбежать и кинуться на Миллера. На улице двое агентов наблюдали из машины за тем, как Бобби Мур выводит свой «оберн» из гаража и паркует его возле бокового входа в «Шэрон». Поставив машину, она просигналила автомобильным гудком.

Сразу после этого из квартиры Матиас вышли мужчина и женщина. Ноутстин и Дорис Роджерс припали к вентиляционному отверстию. Женщина в зеленой шелковой пижаме была, несомненно, Вай Матиас. На мужчине была широкополая фетровая шляпа, низко надвинутая на лоб.

— Это Миллер, — шепнула Роджерс. — Я его узнаю. Это Миллер.

— Погоди, пока не видно, — ответил Ноутстин.

Пара двинулась по темному коридору. Сверху их высвечивали тусклые лампочки. Когда мужчина приблизился к первой из них, Ноутстин все еще плохо различал его лицо.

— Да Миллер это! — шепотом убеждала его Дорис. — Миллер!

Мужчина двигался прямо по направлению к наблюдавшим за ним фэбээровцам. Он прошел под второй лампочкой. Ноутстин все еще колебался.

— Он, он! — повторяла Дорис.

Агенты у двери стояли неподвижно, готовые броситься в коридор. Джонни Мадала даже чуть приоткрыл дверь и заглянул в щель. «Это Миллер! — шепнул он. — Миллер!»

Только когда мужчину осветила третья лампочка, находившаяся в пятнадцати футах от Ноутстина, тот узнал знакомые черты лица: сильно развитую челюсть и приплюснутые скулы. Это был Берн Миллер.

Ноутстин махнул рукой. Но как раз в этот момент Гинейн отошел в гостиную и не увидел сигнала. Миллер замедлил шаг, явно что-то почувствовав, и вдруг кинулся бежать. Он мгновенно скрылся за углом в той стороне коридора, где располагались лифты. Ноутстин крикнул во все горло:

— Это он! Он!

— Он там! — кричал Мадала, распахивая дверь.

Агенты все разом кинулись вперед, и в двери образовался затор, стоивший еще нескольких долей секунды. Первым в коридор вывелся Фрэнк Фримут, здоровенный сержант полиции. Вслед за ним кинулись остальные. Они завернули за угол, ожидая столкновения с Миллером возле лифта. Но их ждал сюрприз: Миллера там не было. «Лестница!» — крикнул кто-то. Сержант Фримут вышиб дверь на лестницу, скатился по ступеням и первым выбежал в холл. Здесь он кинулся к человеку в коричневом костюме, стоявшему у стойки администратора. «Как вас зовут?» — крикнул Фримут. Один из агентов ткнул пистолет этому человеку под ребра. Тот повернулся, и все увидели, что это не Миллер.

«Он пошел на улицу к машине!» — закричал кто-то. Тем временем агенты, дежурившие снаружи и следившие за Бобби Мур, — Аллен Локерман и Джулиус Райс — увидели, что из дверей выходит человек в фетровой шляпе. Он быстро пошел по направлению к ожидавшей его машине, держа руки в карманах широкого плаща.

«Похоже, это тот самый», — сказал Локерман. Но все же агенты решили, что это не Миллер: сигнала, о котором они договаривались с Гинейном, — пиджака или рубашки в окне — так и не появилось. В суматохе Гинейн просто забыл об этом. Как только неизвестный подошел к машине Бобби Мур, из дверей дома вывалилась толпа агентов и полицейских.

Миллер хлопнул дверцей, и большой «оберн» двинулся вперед — по Гэлт-стрит, которая вела на восток, к озеру. Агент Лью Николс побежал за машиной. Он был все еще не уверен, что ее пассажир — это Верн Миллер. «Стойте!» — кричал он. Миллер повернулся и дважды выстрелил по Николсу, но не попал. Николс упал на одно колено и выстрелил в ответ. Локерман выскочил из машины и тоже принялся стрелять. Прохожие прятались кто где мог, а машина удалялась по Гэлт-стрит. Один из бойцов Национальной гвардии дал по ней две очереди из автомата. Заднее стекло «оберна» разлетелось вдребезги. Бобби Мур вскрикнула, но не потеряла управления. Она резко закрутила руль влево, и машина со скрежетом свернула на Шеридан-роуд. Агенты бросились к автомобилям, чтобы пуститься в погоню, но было уже поздно.

Гинейн кинулся в близлежащую аптеку, растолкал посетителей и добрался до телефона. По радио была объявлена общегородская тревога и названы приметы машины, в которой уехал Миллер. Двадцать минут спустя «оберн» нашли брошенным в тупике всего в нескольких кварталах от «Шэрона». Прохожие рассказали, что видели, как какой-то человек выскочил из машины и перепрыгнул через забор, за которым был задний двор многоквартирного дома, выходившего фасадом на Кларендон-авеню. (По странному совпадению это был дом, где как раз в это время жил Джон Диллинджер.) Кузов машины в семи местах был пробит пулями, внутри обнаружили следы крови. Всю ночь полиция проверяла места сборищ преступников и городские больницы, но не нашла никаких следов Миллера. Вай Матиас арестовали. Через несколько дней сдалась полиции и Бобби Мур. Однако эти женщины не рассказали ФБР ровным счетом ничего.

После того как банда Диллинджера совершила дерзкие налеты в Перу, Оберне и Гринкасле, полиция штата Индиана пришла в состояние, близкое к истерии. Бандиты и беглые заключенные были не в новинку, но подобных преступлений Средний Запад никогда раньше не знал: вооруженные до зубов головорезы разъезжают на автомобилях по всему штату и грабят склады оружия и банки там, где захотят. К новостям такого рода привыкли читатели газет в Техасе и Оклахоме, но никак не в Индиане. Губернатор Пол Макнатт, пытаясь обуздать грабителей, распорядился приставить к складам оружия на всей территории штата 700 бойцов Национальной гвардии. Руководство Национальной гвардии объявило, что готово пустить в ход танки, самолеты и даже использовать отравляющие газы, лишь бы только уничтожить банду. Охваченные воодушевлением гвардейцы выставили столько заслонов на дорогах, что боссу Мэтта Дича пришлось обратиться к гражданам, отправляющимся праздновать Хэллоуин, с просьбой не делать ничего такого, что даст повод принять их за бандитов Диллинджера. Отделение Американского легиона в штате Индиана объявило о готовности направить 30 тысяч членов своей организации для патрулирования дорог.

Редактор «Индианаполис ньюс» телеграфировал хозяевам своей газеты в Вашингтон: «Банда беглых преступников окончательно распоясалась». Он обращался с вопросом к властям: «Может ли министр юстиции Гомер Каммингс предложить федеральную помощь Индиане? Один шериф убит, другой взят в заложники, в двух полицейских участках похищено оружие, один банк ограблен». Министр юстиции переправил это требование Гуверу, но тот отреагировал холодно. Даже если у него и имелись полномочия на оказание федеральной помощи полиции штата (что оставалось не совсем ясно), Гувер знал, что силы ФБР ограничены, и потому предпочитал вмешиваться только в те дела, в которых вероятность успеха была высока. А в Индиане поиски бандитов требовали больших затрат и, скорее всего, закончились бы ничем. «Я сообщил заместителю министра юстиции, что мы уже оказали помощь полиции Индианы, предоставив ей материалы по отпечаткам пальцев преступников, — ответил Гувер в докладной записке. — Но что касается помощи в поисках преступников, то мы не имеем возможности этим заниматься».

После того как ФБР отказалось принимать участие в расследовании, вся ответственность за поимку банды ложилась на Мэтта Лича и полицию штата Индиана, организованную всего год назад. Они быстро стали объектом насмешек. «Индианаполис ньюс» поместила карикатуру, на которой вооруженный бандит гонялся за полицейскими по всему штату. Подпись гласила: «Отличное место для охоты». Лич просил больше оружия, и губернатор Макнатт обещал выделить 10 тысяч долларов на бронежилеты, автоматы и десять новых автомобилей. Но для того чтобы получить их, Лич должен был сначала поймать Диллинджера. Полиция не знала, где бандиты нанесут свой следующий удар, и потому капитан полиции решил прибегнуть к психологическому приему: посеять раздор между главарями банды.

Лич, который всегда был в центре внимания журналистов, собрал репортеров из Индианаполиса и попросил их о помощи. «Самый главный мерзавец в этой компании, конечно, Пирпонт, — сказал он. — Этот человек — законченный эгоист. И мы на этом сыграем: сознательно унизим его так, чтобы он стал завидовать другому. Будем называть его банду бандой Диллинджера. Пирпонта это сильно заденет. Да он просто в ярость придет. Пора положить этому конец: сколько людей уже убито, сколько банков ограблено. Надеюсь, мы скоро закончим это дело, и Пирпонт получит свою пулю».

Эта наивная уловка, конечно, не могла вызвать у Диллинджера и Пирпонта, когда они проглядывали газеты в своей новой чикагской квартире, ничего, кроме усмешки.

В жизни Диллинджера не было более счастливого периода, чем эти несколько недель, проведенных в Чикаго: он лег на дно и мог пожить без забот. У него имелись деньги, надежные партнеры. И, главное, впервые с тех пор, как он вышел из тюрьмы, у него появилась подруга.

26-летнюю подругу Диллинджера звали Эвелин Фрешетт, но все называли ее Билли. Она была ростом пять футов и два дюйма и весила 120 фунтов. Иссиня-черные волосы, завязанные в пучок на затылке, карие глаза, высокие скулы, припудренные пудрой «Макс фактор», чтобы скрыть следы прыщей. Как и большинство любовниц бандитов вроде Диллинджера, она бежала из родных мест с началом Великой депрессии, когда люди покидали нищие городки и деревни и устремлялись в большие города навстречу неизвестности. Фрешетт была полукровкой — в ее жилах текла индейская кровь. Она выросла в резервации Меномини в Висконсине, и среди ее предков были канадцы французского происхождения и индейцы. Она закончила католическую школу для детей индейцев в 1924 году и, скорее всего, тогда же переехала в Чикаго. Она обладала спокойным характером и питала слабость к дешевому виски.

В начале 1932 года она работала гардеробщицей в чикагском ночном клубе, где танцевала в кордебалете ее лучшая подруга — пышная рыжеволосая Патрисия Черрингтон. Эта девица, грубоватая и в то же время склонная к мелодраматической риторике, приехала в Чикаго из Техаса, мечтая о шикарной жизни: ездить по вечеринкам и почаще менять мужчин. Как и Фрешетт, она покинула родные места в тяжелые времена. В 13 лет ее выгнали из школы, в 15 лет она была невестой, а к 20 годам — разведенкой и матерью-одиночкой. Билли и Патрисия работали одно время в ночных клубах со стриптизом и там прониклись симпатией к суровым мужчинам со шрамами на лицах, которые часто посещали подобные заведения. В июне 1932 года их арестовали вместе с их приятелями — бандитами Уэлтоном Спарком и Артуром Черрингтоном. Девушек вскоре отпустили, а мужчин отправили в Левенуэрт за вооруженное нападение на почтальона. Накануне их отъезда Билли и Патрисия под влиянием минутного порыва вышли за них замуж. Однако воссоединиться с мужьями им было уже не суждено.

Летом 1933 года Фрешетт и Черрингтон вели веселую жизнь, встречаясь с разными плохими парнями и ночуя в грязных гостиницах. Патрисии пришлось оставить карьеру танцовщицы из-за инфекционного заболевания желчного пузыря, и она поселилась у своей младшей сестры — Опал Лонг. Это была толстушка, носившая очки с сильными линзами. Зад у нее был такой пышный, что ее прозвали Мэк Трак. Как эти три девицы оказались в поле зрения Диллинджера, никто толком не знает. Много позже Фрешетт рассказывала, что встретила будущего возлюбленного в ночном клубе в ноябре 1933 года. Скорее всего, это произошло раньше — в августе, когда Диллинджер в первый раз снял квартиру в Чикаго. Именно тогда его напарник Гарри Коупленд познакомился с Черрингтон, и та в каком-то кабаре представила Диллинджера своей подруге как Джека Гарриса.

Билли впоследствии говорила, что никогда не забудет первых слов, которые он ей сказал. Диллинджер стоял возле ее столика и смотрел на нее сверху вниз со своей неизменной ухмылкой. «Привет, детка! — сказал он. — Где же ты была всю мою жизнь?» Потом они танцевали. Вежливость Диллинджера — этого было более чем достаточно для Фрешетт. Если ей требовалась еще какая-то причина, чтобы в него влюбиться, то толстая пачка денег у него в кармане подходила вполне. «Я ни о чем его не спрашивала, — писала она несколько месяцев спустя. — А почему я должна была спрашивать? С того самого вечера, когда я его встретила, все остальные мужчины для меня перестали существовать. Он обращался со мной как с леди».

Диллинджер и Пит Пирпонт решили поселиться в Чикаго на одной квартире вместе со своими подругами — Билли Фрешетт и Мэри Киндер. Они сняли четырехкомнатную квартиру в Норт-сайде по адресу: Кларендон-авеню, 4310. Швейцар в этом доме вспоминал, что багаж у новых жильцов был на редкость тяжелым. Спали они обычно долго — до десяти, а то и до одиннадцати. Оружие Диллинджер держал в особой запертой кладовке. У него обнаружилась склонность к наведению порядка: обернув бедра полотенцем, он без конца драил полы шваброй и отмывал посуду. А Билли и Мэри стояли и с благоговением взирали на него. Диллинджер объяснил им, что привычку все чистить он приобрел в тюрьме. В квартире имелся телефон, но жильцы так и не собрались его подключить. В двери постоянно звонили посыльные, доставлявшие готовую еду из близлежащих ресторанов и располагавшейся на первом этаже кулинарии. Всякий раз, когда раздавался звонок, Диллинджер прятался.

Почти каждый день обе парочки выезжали за покупками. Они заходили во все магазины на Стейт-стрит и выбирали одежду. Диллинджер приобрел себе несколько новых синих костюмов и один коричневый. Он убеждал остальных не покупать ничего слишком роскошного, хотя сам потратил 149 долларов на новую шубу для Билли. Как и многие пробившиеся в город деревенские парни, Диллинджер был немного помешан на модной одежде. Костюмы он часто гладил, а шляпы всегда надевал на болванки. Мэри Киндер поразилась, узнав, что он меняет белье каждый день.

Если они не занимались покупками, то почти наверняка их можно было найти у зубного врача на Вашингтон-авеню. С зубами были проблемы у всех четверых. Как вспоминала Мэри Киндер, в течение двух недель по крайней мере один из них каждый день садился в кресло дантиста.

По вечерам они отправлялись развлекаться. Первым делом ехали в кино. Диллинджер сел в тюрьму еще до того, как начали снимать звуковые фильмы, и теперь стал киноманом. Он затаскивал друзей в кинотеатр по три-четыре раза в неделю, так что вскоре они посмотрели все фильмы, которые шли в их районе. После кинотеатра посещали ресторан, а затем ночной клуб, обычно «Колледж-инн» на Террас-гарден. От крепких напитков все воздерживались, предпочитали пиво, и Диллинджер пил меньше других. Танцевать он толком не умел, но все же позволял Билли вытаскивать себя на танцпол, чтобы она научила его нескольким па. Пирпонт хохотал, глядя на них, но сам танцевать отказывался наотрез. Мэри Киндер сидела рядом с ним и наблюдала, каким джентльменом ведет себя Диллинджер с Билли. Она думала о том, как тяжело жили эти двое до сих пор, сколько у них было разных бед — и вот теперь наконец они нашли друг друга и счастливы.

Как ни странно, эти две пары очень редко виделись с остальными членами банды — Расселлом Кларком, Чарльзом Мэкли и Джоном Гамильтоном, — но временами, когда те и другие уставали от развлечений, собирались все вместе сыграть партию в покер. Мужчины поедали орешки целыми горстями и рассказывали друг другу истории из своего тюремного прошлого. Если вспомнить, что все они были убийцами и беглыми заключенными, то нельзя не удивиться дружелюбному настроению, царившему в компании: ссор здесь почти не возникало. «Они были друзьями, — признавала впоследствии Опал Лонг. — Больше всего они походили на компанию одноклассников, встретившихся после долгой разлуки. Только их школой оказалась тюрьма, и вспоминали они не о футбольных матчах и вечеринках, а о том, как обманывали тюремщиков и неделями сидели в карцере на хлебе и воде. Благодаря этим воспоминаниям они и держались вместе, хотя им было бы куда безопаснее разойтись в разные стороны. Они общались только друг с другом, потому что боялись чужаков».

Диллинджер со всеми поддерживал дружеские отношения, за одним исключением: он терпеть не мог шестого члена банды — Эда Шоуза. Этот скользкий тип, как казалось Диллинджеру, клеился к Билли. Остальные не раз замечали, что Джон отпускает по адресу Эда саркастические замечания, однако не обращали на это особого внимания. Когда выяснилось, что Шоуз собрался ограбить банк в одиночку, это привело к его изгнанию. Мэри Киндер случайно подслушала, как Шоуз уговаривает Гамильтона отправиться с ним на дело. «Ты не должен этого делать! — сразу вспыхнула Мэри. — У нас компания друзей, и нельзя ее раскалывать, чтобы ты один или двое-трое грабили банк». Члены банды, тем же вечером обсудив ситуацию, решили избавиться от Шоуза. На следующее утро, когда тот приехал на квартиру к Диллинджеру, каждый из бандитов швырнул ему по пачке денег. «Забирай свои бабки и вали отсюда», — процедил Диллинджер.

Бандиты с большой осторожностью относились к новым знакомым в Чикаго. Как и Элвин Карпис, Диллинджер опасался, что полиция может попытаться настроить против них Фрэнка Нитти и натравить мафию на грабителей банков. Поэтому те, с кем общались члены банды, по большей части принадлежали к числу бывших заключенных тюрьмы штата Индиана — а их в городе становилось все больше. Бывшие зэки ютились в переполненных квартирах, кантовались в ночлежках или у своих подружек и всегда были готовы заработать по-быстрому. За этой пестрой публикой пристально наблюдала чикагская полиция, и именно из этой среды растущая команда преследователей узнала о том, что Диллинджер находится в Чикаго.

Форрест Хантингтон — один из следователей, нанятых страховщиками, сумел внедрить в среду бывших индианских зэков платного агента по имени Арт Магиннис. Этот человек знал Диллинджера еще по Мичиган-Сити. В Чикаго Магиннис распустил слух, будто он занимается отмывкой денег и скупает похищенные ценные бумаги. Однако у Диллинджера и Пирпонта уже был посредник, пытавшийся сплавить бумаги, взятые при ограблении банков в Гринкасле и Сент-Мэри. Еженедельно Магиннис докладывал Хантингтону о том, что он узнал, — и каждый раз это оказывались слухи, которые было трудно проверить. Он сообщал, что Диллинджер задумал купить с военного склада минометы или что тот планирует грабеж банка в Индианаполисе или говорил о планах нападения на Федеральный резервный банк. Мэтт Лич постоянно ссорился с Хантингтоном из-за Магинниса: он сам хотел контролировать этого шпиона, а Хантингтон ни в какую не соглашался. Хантингтон считал, что Лич озабочен только саморекламой, и впоследствии обвинял коллегу в срыве попыток ареста Диллинджера тем летом. «Я пытался сотрудничать с капитаном Личем, — докладывал Хантингтон своему начальству, — и два месяца назад передал ему информацию, которая могла бы привести к аресту Джона Диллинджера, если бы ее правильно использовали. [Однако] Лич повел себя неблагоразумно: он выдавал материалы следствия прессе, рассчитывая на сенсацию. Это обстоятельство, а также его высокомерная манера обращения с полицией города и округа и другие неразумные и ошибочные поступки послужили причиной напряженных отношений между ним и большинством офицеров и вызвали у них нежелание сотрудничать с ним в дальнейшем».

Работа Хантингтона с Магиннисом осложнилась еще и тем, что чикагская полиция, также охотившаяся за Диллинджером, установила за шпионом собственную слежку. Хантингтону пришлось вступить в переговоры с Джоном Хау — главой секретного отдела чикагского полицейского управления. Они пришли к компромиссу: если люди Хау на время оставят в покое Магинниса, то потом они смогут арестовать всех, на кого этот агент укажет. После этого Хантингтон потребовал от Магинниса подстроить ситуацию, при которой Диллинджер может быть схвачен.

В понедельник 13 ноября Магиннис позвонил Хантингтону в состоянии крайнего возбуждения. Оказывается, Диллинджер только что был у него и разузнавал, не возьмет ли тот восемь 1000-долларовых облигаций «Займов Свободы». Они договорились встретиться на автостоянке в центре города тем же вечером. Однако при этом Магиннис поставил фэбээровцам условие: он хотел получить деньги, назначенные в качестве награды за поимку всех членов банды, а не одного только Диллинджера. Кроме того, он отказывался назвать местонахождение автостоянки, если Хантингтон не пообещает, что сегодня полиция не будет арестовывать Диллинджера. Хантингтон позвонил сержанту Хау, тот связался со своим начальством и получил право действовать по собственному усмотрению. Хау пообещал Хантингтону, что полиция только понаблюдает за происходящим — арестов не будет.

Во второй половине дня Хантингтон и Хау засели в кафетерии «Петля». Вскоре они увидели подъезжающую машину, которой управлял человек, очень похожий на Диллинджера. Магиннис сел в нее, и машина скрылась за углом. Через три часа Магиннис перезвонил. Все это время он колесил по Чикаго в компании Диллинджера, и у него было что рассказать. Среди прочего он обмолвился, что бандит заболел, — у него обнаружилось заболевание луковиц волос, которое называется паразитарный сикоз. Магиннис договорился о встрече с врачом по имени Чарльз Ай, офис которого находился неподалеку от его дома, на Келлер-авеню, вблизи бульвара Ирвинг-парк. Магиннис снова потребовал, что Диллинджер не будет арестован и на этот раз.

Хантингтон отправился с этой новостью в офис Хау и застал там Двух сотрудников Мэтта Лича. Они немедленно позвонили Личу в Индианаполис. Тот пришел в ярость и принялся названивать Хау и Хантингтону. Лич требовал, чтобы Диллинджера взяли сегодня же вечером, потому что другой возможности может не представиться. Хантингтон, как и его платный агент, рассчитывал арестовать всю банду, и сержант Хау его в этом поддерживал. Однако, вопреки своему желанию, они были вынуждены согласиться на то, чтобы два человека Лича отправились на операцию вместе с ними.

В 19 часов 15 минут Хау, Хантингтон и сотрудники Лича, сидя в машине с поднятыми стеклами, увидели, как Диллинджер прибыл в офис доктора Ая на своем «эссексе-терраплейне». Он зашел в дом, а в машине остались мужчина и женщина, предположительно Пит Пирпонт и Мэри Киндер. Через пятнадцать минут Диллинджер вышел, и «эссекс» уехал. Полицейские дали им уйти.

На следующее утро подул холодный ветер, температура упала до 15 градусов по Фаренгейту. Магиннис еще ночью позвонил Хантингтону и сказал, что доктор назначил Диллинджеру прием на вечер. Шпион убеждал полицию: в этот раз они сумеют проследить, куда поедет Диллинджер, и наверняка выйдут на его квартиру, где можно накрыть всю банду. У сыщиков снова разгорелся спор, в котором сержанту Хау пришлось выступать третейским судьей. Хантингтон соглашался со своим осведомителем и хотел выследить квартиру Диллинджера. Однако Лич, срочно приехавший в Чикаго из Индианаполиса, требовал немедленно арестовать или застрелить бандита. В конце концов спор выиграл Лич. Решающим оказался аргумент, высказанный одним полицейским, прибывшим из Лимы: Диллинджера следует взять, чтобы отомстить за смерть шерифа Сарбера.

К семи вечера три группы захвата расположились в переулке в двух кварталах от офиса доктора Ая. Мэтт Лич прыгал с ноги на ногу, пытаясь согреться. Рядом ежились от холода Хау и Хантингтон. Поскольку Диллинджер был объявлен в розыск в Индиане, общее командование взял на себя Лич. Примерно в 19 часов 05 минут Хантингтон и один из чикагских полицейских подошли поближе к дому, где находился кабинет врача. В 19 часов 25 минут прибыл на своем «эссексе» Диллинджер. Рядом с ним сидела Билли. Полицейские видели, как бандит зашел в дом, оставив девушку в машине.

Хантингтон быстро вернулся в переулок и рассказал об увиденном. Полицейские приготовились к операции: сели в четыре машины и выехали на заранее оговоренные позиции. Три автомобиля припарковались у тротуара на тихой улочке Келлер-стрит, перед машиной Диллинджера. Четвертая машина, которую вел чикагский сыщик Ховард Хардер, остановилась напротив — на бульваре Ирвинг-парк, в пятидесяти ярдах позади машины бандита. Диллинджер был в ловушке. Лич отвел в сторонку одного из своих подчиненных — Арта Келлера — и сказал ему, что вовсе не заинтересован взять Диллинджера живым. Келлеру поручалось застрелить бандита. (О том, как изменилось представление о правах человека за последние семьдесят лет, можно судить по тому, что оба участника этого эпизода охотно рассказывали о своем договоре еще многие годы спустя.)

Время шло. Полицейские ежились в холодных машинах. Все они одновременно увидели, как Диллинджер выходит из дома. Бандит ступил на тротуар и выдохнул морозный пар. Он взглянул на автомобили и сразу заметил, что некоторые из них припаркованы против направления движения. Диллинджер быстро скользнул на водительское место и крикнул Билли: «Держись!» Прежде чем кто-либо из полицейских сумел среагировать, он дал задний ход, со скрежетом развернулся и въехал в плотный поток транспорта, двигавшийся по бульвару. Хардер, сидевший в машине, припаркованной на противоположной стороне улицы, крикнул своему водителю, чтобы тот протаранил машину Диллинджера. Водитель стал спешно заводить автомобиль, но мотор заглох. Диллинджер, едва не вылетев на встречную полосу, выровнял машину и двинулся вперед по бульвару.

Только одной из полицейских машин — той, которую вел чикагский сыщик Джон Артери, — удалось сразу пуститься в погоню. Рядом с Артери сидел Келлер — человек, получивший приказ убить Диллинджера. Водитель дал полный газ — и через несколько секунд полицейская машина почти поравнялась с «эссексом» бандита. «Пригнись!» — крикнул Диллинджер девушке. Билли съежилась на полу машины. Келлер высунулся из окна и открыл огонь. Он расстрелял всю обойму своего кольта 38-го калибра, а затем достал винтовку. Диллинджер со скрежетом свернул вправо, на Элстон-авеню. Полицейская машина не отставала. Впоследствии участники этой погони будут представлять ее как целый марафон, утверждая, что она растянулась на полчаса. На самом деле они проехали не больше мили. Келлер, высунувшись из окна, продолжал стрелять по машине, но так никого и не задел. Диллинджер вдруг сделал резкий поворот вправо, в тупик. Артери не успел среагировать и промчался дальше по Элстон-авеню. Диллинджер тут же дал задний ход, развернулся и на полной скорости двинулся в обратном направлении. Преследователи отстали. «Да, этот паренек умеет водить машину», — вздохнул Келлер.

Диллинджер и Билли бросили изрешеченную пулями машину в Норт-сайде и на такси добрались до квартиры Расселла Кларка. Там в это время собралась на импровизированную вечеринку вся банда. Они танцевали под музыку из радиоприемника. Мэри Киндер услышала, как кто-то колотит в дверь. Она открыла, и в квартиру ввалились запыхавшиеся Диллинджер и Билли. Диллинджер был уверен, что его пытались убить люди из чикагской мафии. Только на следующее утро они узнали из газет, что их преследовала полиция.

Сообщение о перестрелке попало на первые полосы, и тысячи чикагцев впервые услышали о Джоне Диллинджере. «Чикаго трибюн» писала, что «лихость этого парня сравнима с наглостью бандитов Джеймсов и Харви Бейли» и что огонь по машине полиции вел автоматчик, спрятанный в «специальном невидимом укрытии» в автомобиле Диллинджера. В действительности бандит сидел за рулем и потому не сделал ни одного выстрела. Некоторые из шести городских газет сравнивали происшествие с побегом Верна Миллера, случившимся всего шестнадцать дней назад.

У бандитов были разные версии того, кто их предал. Диллинджер и Пирпонт считали, что виновный — Арт Магиннис. Они немедленно убрались из квартиры на Кларендон-авеню и перебрались к Расселлу Кларку. И очень вовремя: чикагская полиция захватила их квартиру уже на следующий день. В тот же день к вечеру был арестован старый сообщник Диллинджера — Гарри Коупленд. Его подвело пьянство: повздорив с какой-то женщиной в баре в Норт-сайде, он не нашел ничего лучшего, как вытащить пистолет. После ареста Коупленда Пэт Черрингтон стала любовницей Джона Гамильтона. А ее сестра Опал Лонг к тому времени уже занимала место в постели Расселла Кларка.

Диллинджер не собирался менять свои планы из-за преследования полиции. Члены банды пытались продать похищенные ценные бумаги через своего скупщика из Милуоки и одновременно подыскивали новую цель для грабежа. Ею оказалось отделение банка «Америкэн бэнк энд Трест-компани» в маленьком городке Расин (Висконсин), расположенном на берегу озера Мичиган. В конце недели бандиты сняли квартиру в Милуоки и проехались по центральным улицам Расина, приглядываясь к банку и оценивая возможные отходные пути. Деньги потихоньку заканчивались, а Диллинджер строил грандиозные и дорогостоящие планы. Он то собирался купить самолет и научиться его водить, то мечтал надолго поселиться во Флориде и отдохнуть. Банк было решено брать в понедельник.

 

VII

ЗАСАДЫ

20 ноября — 31 декабря 1933 года

Расин, Висконсин

20 ноября, понедельник

14 часов 30 минут

Холодный атмосферный фронт ушел из Висконсина, но с озера Мичиган, на которое выходило здание банка тыльной стороной, по-прежнему дул холодный ветер. Машину вел Расселл Кларк. Он высадил четырех своих подельников на перекрестке в центре города, а машину поставил на парковке позади банка. Это была ошибка: из здания банка не было выхода на парковку. Кроме того, бандиты то ли не заметили, то ли не придали значения тому, что полицейское управление города Расин находилось всего в трех кварталах от избранной ими цели.

Первым в банке появился Пит Пирпонт. На нем было серое пальто и такого же цвета фетровая шляпа. Он развернул большой плакат, рекламирующий Красный Крест, и, не говоря ни слова, прикрепил его к окну с видом на улицу. Теперь снаружи нельзя было увидеть, что происходит возле касс. Сразу после этого в банк вошли Диллинджер, Мэкли и Гамильтон. В этот момент главный кассир Гарольд Грэм пересчитывал деньги из толстой пачки. Перед его окошком стояла табличка: «Пройдите, пожалуйста, к следующему окну». «Руки вверх!» — услышал кассир.

Грэм не подчинился приказу и даже не поднял головы: он решил, что кто-то шутит. «Руки!» — повторил Мэкли. — «Пройдите к следующему окошку, пожалуйста», — сказал Грэм, не отрываясь от банкнот. Бандитам показалось, что он им грубит. Мэкли без единого слова поднял свой пистолет и выстрелил. Пуля задела правую руку Грэма и засела у него в бедре. Кассир откинулся назад. Из раны хлестала кровь, он был ошарашен, но каким-то образом сумел сохранить присутствие духа и нажать кнопку тревоги. Снаружи, на Мейн-стрит, раздались звонки сигнализации. Диллинджер обернулся и прислушался. Прислушались и прохожие на улице. В помещении полицейского управления раздались два звонка.

Диллинджер и Пирпонт устремились к кассам и приказали всем кассирам — их было восемь или девять человек — лечь на пол. Диллинджер заставил президента банка Гровера Вейланда открыть дверь хранилища. Затем он вошел туда и принялся сгребать в мешок пачки денег. Пирпонт не спускал глаз с входной двери. Все, кто видел его в тот день, — и перепуганные кассиры, и посетители банка, — впоследствии говорили, что этот здоровенный красавец явно был главарем.

В управлении полиции на помощь не спешили: из этого банка уже много раз поступал ложный сигнал тревоги и офицер Честер Боярд решил, что и на этот раз сигнализация сработала зря. Тем не менее он взял с собой двух человек, сел в полицейскую машину и подъехал к банку. Боярд первым вошел в помещение и тут же услышал команду: «Руки вверх!» Прежде чем он успел как-либо среагировать, один из бандитов (позднее выяснилось, что это был Расселл Кларк) направил ему дуло автомата прямо в лицо. Следующим в банке появился сержант Вилбур Хансен. Он был вооружен автоматом, но держал его не наготове, а опущенным вниз. Завидев его, Пирпонт крикнул: «Коп с автоматом!»

Мэкли, остававшийся в операционном зале, тут же повернулся и выстрелил. Пуля задела правую руку Хансена, не повредив кости. Он упал лицом вперед. Тут же тяжело осела на пол и одна из женщин: с ней случился обморок. Упал горшок с цветами. Мэкли подошел к Боярду и попытался вытащить у него из кобуры пистолет, однако та не поддавалась. Бандиту понадобилось несколько секунд, чтобы расстегнуть замок и забрать оружие. Третий полицейский, услышав выстрелы, не стал заходить в банк, а бросился за подмогой.

В зале рассеивался пороховой дым. Снаружи стала собираться толпа. Подбежал менеджер из обувного магазина Гольдберга, находившегося в четырех домах от банка. Он заглянул в дверь, но Боярд, поймав его взгляд, помотал головой. Менеджер подошел к окну и стал смотреть внутрь. Мэкли, заметив это, тут же дал очередь из автомата. Осколки стекла полетели на улицу. Любопытный пустился бежать.

Тем временем Диллинджер выгреб все деньги из хранилища и посмотрел в окно, выходящее на задний двор. Прыгать из него было опасно — слишком высоко. «Будем выбираться, как пришли!» — крикнул Диллинджер.

Он махнул пистолетом, приказывая Гроверу Вейланду идти вперед, а потом велел выходить трем кассиршам, прятавшимся за стойкой. Вейланд замешкался, и Пирпонт ударил его так, что у того очки полетели на пол. Вейланд зло посмотрел на бандита и сказал: «А если бы у тебя не было этой пушки, ты был бы такой же храбрый?»

В этот момент в банк вбежал полисмен. «Заходи, гостем будешь», — ухмыльнулся Диллинджер. Тот не сразу все понял. «Что здесь происходит?» — спросил было полисмен, но тут же увидел Боярда и смолк.

Каждый из пяти грабителей выбрал себе одного или двух заложников, и банда двинулась на улицу. У входа к тому времени собралось уже столько народу, что им пришлось буквально пробиваться через толпу зевак. Некоторые из них, увидев Боярда, решили, что полиции удалось арестовать бандитов. Они пытались рассмотреть грабителей и придвигались все ближе и ближе. «Назад! Сдайте назад!» — кричали из первых рядов. Люди поняли, в чем дело, и толпа стала редеть.

Тут из-за угла дома, находившегося примерно в двадцати ярдах, неожиданно вышли двое полицейских. «Мэк!» — крикнул Пирпонт. Мэкли обернулся и дал автоматную очередь. Полицейские кинулись искать укрытия в шляпном магазине Вайли.

Люди продолжали толпиться на тротуаре, а бандиты, прикрываясь заложниками, осторожно продвигались к парковке на берегу озера, где их ждала машина. Нескольким заложникам удалось смешаться с толпой, одного из зевак по ходу дела захватили в заложники. Царил полный хаос. Когда банда добралась до парковки, Пирпонт заметил, что двое полицейских снова появились в близлежащем переулке. «Там опять эти ребята с пушками! — крикнул он Мэкли. — А ну-ка, сделай их!» Мэкли дал очередь, и полицейские бросились к черному входу магазина одежды. Пули выбивали фонтанчики пыли и асфальтовой крошки прямо у них под ногами.

Бандиты подошли к машине, и Диллинджер сел за руль. Пирпонт сказал Вейланду: «Залезайте, мистер президент, поедете с нами». Затем он посмотрел на кассиршу Анну Патцке и добавил: «И вот эта, в красном платье, тоже поедет». Этих заложников поставили на подножку автомобиля со стороны водителя. Боярду приказали встать с другой стороны.

Диллинджер нажал на газ, машина проскочила мимо двоих полицейских. Вейланд махал рукой, показывая им, что стрелять нельзя. Гамильтон указывал путь для отхода по заранее начерченному «мерзавчику». Бандиты промчались по центральным улицам, направляясь на запад. Диллинджер дважды проехал на красный свет, но затем был вынужден остановиться, потому что машина попала в пробку. Тогда бандиты приказали Боярду убираться, а двоих оставшихся заложников, чтобы не привлекать внимания, втащили с подножек внутрь машины.

Пробка рассосалась очень быстро, и уже через несколько минут машина бандитов выбралась за город. Мимо мелькали желтые поля Висконсина. Бандиты останавливались дважды: первый раз — чтобы заменить номерные знаки, а второй раз — чтобы долить в бак бензина из заранее приготовленной канистры. Миссис Патцке пожаловалась на холод, и Пирпонт отдал ей свое пальто. Вейланду он дал свою шляпу. Нервное напряжение разрядилось. Диллинджер был в прекрасном настроении. Они выбирались по проселочным дорогам, проехали несколько ферм и обогнали старика на тракторе. «Привет, Джо!» — окликнул его Диллинджер и помахал рукой. Наконец они остановились на лесной поляне. Здесь заложников привязали к дереву. Пирпонт сдернул свою шляпу с головы президента банка, и на этом они расстались.

К вечеру банда добралась до Милуоки, где их ждала Мэри Киндер. Диллинджер подкалывал Пирпонта, вспоминая, как тот одолжил свое новое пальто миссис Патцке. Добыча составила примерно по 5000 долларов на каждого.

Полиция и вооруженные граждане до поздней ночи колесили по всему югу Висконсина, тщетно пытаясь выйти на след грабителей. В Расин съезжались репортеры и полицейские чины отовсюду — от Милуоки до Индианаполиса. Приехал и один из сотрудников Мэтта Лича, и благодаря ему вскоре стало ясно: ограбление совершила банда Диллинджера. Когда репортеры спросили Гровера Вейланда, каким ему показался Диллинджер, тот ответил, что бандит выглядел весьма веселым и общительным. Он рассказал, что, когда их везли в машине, один из грабителей (это был Мэкли) выругался и Диллинджер велел ему прекратить браниться, поскольку с ними находится дама.

Эти черты — вежливость и учтивость в мелочах — стали «визитной карточкой» Диллинджера. Как и большинство известных бандитов того времени, Диллинджер жадно выискивал в газетах все, что о нем писали, и потому можно предположить, что он совершал все эти любезности не от хорошего воспитания: он начинал понимать, каким он выглядит в глазах публики. Он знал, что народ склонен поэтизировать отважных налетчиков, и был не прочь, чтобы ему поклонялись. Так и получилось. Если Красавчик Флойд сумел вызвать народные симпатии на земле пыльных бурь — в Оклахоме, то для жителей Среднего Запада Диллинджер скоро стал возмездием за грехи тем, кто думал только о своем обогащении и привел страну к Великой депрессии. В газеты Индианы стали приходить письма в поддержку Диллинджера. «Почему законники объявляют Джона Диллинджера в розыск за ограбление банков? — писал один из таких поклонников бандита. — Чем он хуже банкиров и политиков, которые ограбили народ? Диллинджер, по крайней мере, не грабил бедняков. Он грабил только тех, кто сам разбогател на грабеже народа. Я за Джонни».

И это было только начало.

Бонни и Клайда никто не видел уже больше трех месяцев — с тех самых пор, как 24 июля им удалось уйти живыми с места кровавого побоища в Дексфилд-парке. Никто не знал, где они прятались, хотя косвенные свидетельства позволяют предположить, что несколько недель они провели у двоюродных братьев и сестер Клайда на фермах в сосновых лесах Восточного Техаса. Несколько десятилетий спустя дальних родственников семьи Бэрроу опросили местные школьники, выполнявшие задание по истории, и те вспомнили эпизод, относящийся к этому времени: Бонни стала учиться стрелять из пистолета и чуть не отстрелила себе палец на ноге.

Где бы ни прятались Бонни и Клайд, искать их было почти некому: по существу, их поиск вели только два человека. Агент ФБР из Далласа Чарльз Винстед время от времени пытался что-то разузнать о них, однако его все время отвлекали другие дела, и заниматься этим постоянно он не мог. Поскольку ФБР самоустранилось, руководство следствием по делу Бонни и Клайда перешло к шерифу округа Даллас Смуту Шмиду. Он передал дело опытному следователю по имени Боб Элкорн. Той осенью Элкорн стал работать в паре с молодым помощником шерифа Тэдом Хинтоном. Они оба встречали Бонни в ту пору, когда она работала официанткой в центре Далласа, оба знали в лицо Клайда и были осведомлены о тех местах в западной части города, которые он часто посещал в прошлом.

К началу октября Элкорн и Хинтон пришли к убеждению, что Бонни и Клайда нет в городе и что они скрываются где-то за пределами Далласа. Боясь примелькаться, полицейские воздерживались от постоянного наблюдения за членами семей Бэрроу и Паркер. Вместо этого они пытались найти другие источники, проверяя все сообщения о том, где прячется Клайд. Дни и ночи они мотались по дорогам вокруг города, останавливались на склонах холмов и оттуда наблюдали за проходящими мимо машинами. Однажды им показалось, что они заметили «Форд V-8» Клайда и пустились в погоню, но подозрительная машина оказалась мощнее полицейской и легко оторвалась от преследователей. Нуждаясь в более скоростном автомобиле, Хинтон обратился к фирме «Бен Гриффин мотор» с просьбой одолжить ему новый седан «корд». Торговец машинами заверил его, что если есть на свете автомобиль, способный нагнать Клайда Бэрроу, то это именно «корд».

Как-то поздно вечером Хинтон сидел за рулем «корда» и следил за проходящими машинами со склона холма, откуда открывался вид на город Дунканвилл. Полиция получила известие, что кого-то из семьи Бэрроу видели в этом районе. Вдруг Элкорн показал на проезжавший «форд» и заорал: «Это он!» Хинтон включил первую передачу и тронулся с места. «Вперед, быстрее!» — кричал Элкорн. Колеса скользили по щебеночно-асфальтовому покрытию. Хинтон включил вторую передачу, но сделал это слишком резко: рычаг сломался, машина дернулась и встала.

Полицейские вернули «корд» продавцу и взяли мощный «кадиллак»-лимузин. Как-то вечером на 12-й развязке в Восточном Далласе Хинтон заметил проходящий мимо «форд» и решил, что за рулем находится Клайд. Он вдавил педаль газа до отказа и погнался за ним. «Форд» снова оказался быстрее. Уже через несколько минут он оторвался от полиции и исчез в ночной темноте. Лимузин тоже вернули. Полицейские уже были готовы прибегнуть к любому средству, которое поможет остановить Клайда. Они договорились с компанией, занимавшейся земляными работами, что им дадут на время здоровенный грузовик, предназначенный для вывоза гравия. Полицейские хотели поймать Клайда в ловушку. План состоял в следующем: Элкорн останется в полицейской машине, припаркованной на том участке дороги, где последний раз видели Клайда, и, как только увидит машину бандита, подаст сигнал Хинтону, который будет сидеть за рулем грузовика, стоящего на поперечной дороге. Хинтон же немедленно въедет на главную дорогу и либо заблокирует Клайда, либо врежется в его «форд».

Этот план почти сработал. Тем вечером с ними был шериф Шмид. Именно он заметил машину с Бонни и Клайдом и подал сигнал Хинтону. Хинтон выкатил грузовик на дорогу, но вокруг оказалось слишком много других машин. Врезаться в «форд» не получилось: полицейскому пришлось затормозить, чтобы не задавить пешехода. Все, что ему оставалось, — это провожать уходящую машину взглядом до тех пор, пока она не скрылась из виду.

В окрестностях Далласа, Техас

22 ноября, среда

После двух месяцев работы со своими информаторами Элкорн и Хинтон наконец вышли на правильный путь накануне Дня благодарения. Хинтону позвонил фермер, державший молочное хозяйство неподалеку от городка Соуэрс (в четырнадцати милях к северо-западу от Далласа): он видел, как Клайд останавливался рядом с его фермой, на 15-м шоссе. Машина помигала фарами, подавая знак другой, в которой находились родственники Бонни и Клайда. Этот рассказ обнадежил сыщиков. Хинтон получил и другие сообщения. Он никогда не раскрывал свои источники информации, но кто-то из числа людей, близких к семье Бэрроу, сказал ему, что в эту среду вечером Бонни и Клайд встречаются с родственниками.

Когда полицейские доложили о полученном известии шерифу Шмиду, разгорелся спор. Элкорн и Хинтон говорили о необходимости устроить засаду и застрелить бандита, ведь Клайд поклялся, что не дастся полиции живым, — и потому другого способа его обезвредить не существует. Однако Шмид живо представлял себе фотографии, где он стоит рядом с закованным в наручники Клайдом Бэрроу. Он настаивал на том, что надо все-таки попробовать арестовать грабителя. Победа в споре осталась за честолюбивым начальником, а его подчиненные решили, что Шмид хочет баллотироваться в губернаторы штата.

В тот же день после заката солнца (через два дня после того, как банда Диллинджера ограбила банк в Расине) Шмид, Элкорн, Хинтон и еще один помощник шерифа припарковались в полумиле от того места, где должен был появиться Клайд. Они вышли из машин, сделали несколько шагов в обратном направлении и залегли в канаве примерно в семидесяти пяти футах от той точки, где фермер видел бандита. В половине седьмого, когда уже совсем стемнело, подъехала какая-то машина. Она съехала на обочину и остановилась. Несмотря на темноту, полицейские узнали родственников Бонни и Клайда.

Полицейские продолжали прятаться в густой траве и без четверти семь услышали звук мотора приближающегося с севера автомобиля. Через несколько секунд показался «Форд V-8». За рулем был Клайд. Впоследствии бандит говорил, что в тот день у него были нехорошие предчувствия. Он хотел проехать мимо, но, как только его машина оказалась футах в семидесяти пяти от полицейских, шериф Шмид вдруг встал во весь рост и крикнул: «Стой!»

Шериф действовал в соответствии со своим планом — взять Клайда живым, однако его подчиненные решили выполнять собственный план: открыли огонь по приближающемуся «форду». Пули изрешетили дверь со стороны водителя. Точнее всех стрелял Хинтон из автомата. Клайд пытался удержать машину на дороге, хотя сразу три шины оказались разорваны пулями. Вылетели лобовое и боковые стекла. Пули попали в руль, и в руках у Клайда остались его обломки. Куски ткани свисали с потолка машины у него над головой. Тем не менее Клайд вдавил педаль газа, и поврежденная машина, дрожа и виляя, двинулась дальше по дороге. Она поднялась на холм и пропала из виду. Вторая машина, в которой сидели Паркеры и Бэрроу, тут же сорвалась с места и скрылась. Шмид и его помощники остались одни. Отправляться в погоню было поздно. «Это я виноват, ребята, — сказал шериф, помолчав немного. — Надо было вас послушаться».

Клайд понимал, что на трех спущенных шинах он далеко не уедет. Через четыре мили он заметил идущий навстречу «форд» и развернулся, перегораживая ему дорогу. Встречная машина была вынуждена съехать в канаву на обочине. Клайд выскочил из машины с винтовкой в руке и крикнул водителю: «Выметайся!» Однако ни водитель Томас Джеймс, ни его пассажир Пол Рейх не реагировали. Клайд приставил винтовку к стеклу со стороны водителя, так чтобы пуля никого не задела, и нажал на спусковой крючок. В крыше «форда» появилась дыра. Джеймс и Рейх вылезли из машины с противоположной от Клайда стороны. Их лица были поцарапаны осколками стекла. Они подняли руки. Клайд сел за руль, Бонни подбежала к машине и заняла свое место. Можно было ехать, но Клайд никак не мог завести мотор.

— Где ключ? — спросил он.

— Ну, если ты такой умный, — ответил Джеймс, — то сам и найди.

Тут Клайд наконец увидел ключ зажигания. «Форд» рванул с места и исчез в техасской ночи.

Всю эту осень Гувер сопротивлялся усилиям полиции и прессы привлечь ФБР к розыскам банд Диллинджера и Бэрроу. Он оставался непреклонен даже после того, как в середине ноября бюро получило один за другим два сильнейших удара. Два главных судебных дела в объявленной правительством Войне с преступностью — о похищении Хэмма и о бойне в Канзас-Сити — развалились.

Суд по делу о похищении Хэмма начался в Сент-Поле 17 ноября. Обвинялись босс чикагской мафии Роджер Тохи и его бандиты, но доказательства их вины были очень слабыми, и прокуроры это понимали. Почти все очевидцы не могли с уверенностью опознать предполагаемых преступников, а защита предоставила неопровержимые сведения об их алиби. Сам Хэмм, который так и не оправился от потрясения, не смог узнать ни одного из похитителей и, похоже, вообще не желал выступать в качестве свидетеля. Папаша Натан сказал в это время своему помощнику, что поведение Хэмма кажется ему отвратительным, и добавил: «Все это дело выглядит подозрительно, особенно если поверить в то, что Хэмм использовал связи в преступном мире, торгуя пивом». Государственный обвинитель Джо Кинан пришел в кабинет к Гуверу, плотно закрыл за собой дверь, а потом высказался напрямую: «У нас нет доказательств». Их действительно не оказалось. После недели слушаний Тохи и других обвиняемых освободили за недоказанностью их участия в преступлении. В газетных передовицах этот вердикт осуждали: похитители людей теперь станут действовать смелее. Гувер был на грани апоплексического удара.

Дело о бойне в Канзас-Сити двигалось еще хуже. Верн Миллер исчез. Правда, после его побега в конце октября агенты узнали много нового о его передвижениях. В машине, которую он бросил в Чикаго, нашли бриджи для верховой езды. Они были куплены в шикарном отеле «Гринбрайер» на курорте Уайт-Салфер-Спрингс в Западной Вирджинии. Квитанция из гостиницы свидетельствовала о том, что Миллер останавливался там 13 августа, назвавшись врачом из Мэплвуда (Нью-Джерси). Затем он переехал в отель «Грейстоун-инн» в Роаринг-Гэп (Северная Каролина). Его партнеры по игре в гольф жаловались агентам ФБР, что этот человек — плохой спортсмен: однажды во время игры в «Гринбрайере» он ушел с поля после неудачного удара.

Миллер разъезжал, представляясь окулистом: в чемоданчике, найденном в его машине, хранились очки, оправы, линзы и визитные карточки. Этот чемоданчик привел ФБР в магазин оптики Мейсона в городе Ньюарк (Нью-Джерси). Владелец подтвердил, что действительно продал все это человеку по имени Ирвин Сильверс. Как выяснила ньюаркская полиция, доктор Сильверс был родным братом гангстера по имени Эл Сильверс, члена банды Долговязого Цвильмана, которая играла важную роль в преступном мире Нью-Джерси. Агенты задержали доктора Сильверса 15 ноября. Он признал, что покупал оптику для своего брата, но отрицал знакомство с Верном Миллером. На следующее утро Гувер написал на отчете агентов: «Лжет, конечно».

Был выписан ордер на арест Эла Сильверса, и уже на следующий день пришла хорошая новость: этого бандита нашли в Коннектикуте. Однако была и плохая новость: его нашли мертвым. Обнаженный труп Сильверса обнаружили в поле близ городка Сомерс. Гангстера задушили бельевой веревкой, а его лицо представляло собой кровавое месиво — по-видимому, от ударов молотком. На следующий день один из информаторов нью-йоркской полиции сообщил: Сильверса убили люди Цвильмана за то, что тот оказал помощь Миллеру, хотя ему на это никто не давал разрешения, и из-за его поступка вся банда оказалась в опасности. По сей день это убийство так и остается нераскрытым.

До ФБР уже несколько месяцев доходили слухи, что преступный мир хотел бы поскорее положить конец охоте на Миллера: после этого прекратились бы политическое давление и дополнительные меры по борьбе с бандитизмом. Теперь получалось, что бюро соревнуется с боссами мафии в том, кто быстрее доберется до Миллера. Гувер понимал: если синдикат опередит его, то дело о бойне в Канзас-Сити останется нераскрытым, именно поэтому вечером 28 ноября, через восемь дней после убийства Сильверса, четверо фэбээровцев собрались в центре Манхэттена в офисе некоего юриста, чтобы задать несколько вопросов Лепке Бухгалтеру.

Что агенты ожидали услышать от этого учтивого главаря убийц, нам неизвестно, но по ходу разговора выяснилось, что Бухгалтер много знает. Он охотно признал свое знакомство с Миллером и рассказал о том, как праздновал День благодарения в 1932 году в компании с Миллером, его подругой, а также четой Нэш, и о том, как играл с Миллером в гольф в Хот-Спрингсе прошлой зимой. Он даже рассказал, как ухаживал за Вай Матиас этим летом. Агенты записали слова Бухгалтера: «Сейчас с Миллером никто не хочет иметь дела. Но если он появится в Нью-Йорке, вы об этом узнаете». Когда агенты стали добиваться от него ответа на вопрос, может ли Миллер быть «устранен» в ближайший месяц, Бухгалтер «улыбнулся с понимающим видом и сказал, что он ничего про это не знает, но попробует расспросить кое-кого в городе».

Уже на следующий день, 29 ноября, ФБР получило ответ на все вопросы. Некто Вернон В. Нортроп ехал домой с работы по дороге на окраине Детройта и заметил что-то подозрительное на близлежащем пустыре. Выйдя из машины, он увидел, что это обнаженное мертвое тело, сброшенное в дренажную канаву. Труп был связан веревкой и лежал в позе эмбриона. Вызвали полицию и произвели замеры. Рост убитого был пять футов и пять дюймов, вес — 150 фунтов, волосы и усы выкрашены в рыжий цвет. Ему нанесли восемь или десять сильных ударов в лоб, предположительно столярным молотком. На шее была веревка, затянутая так туго, что она раздавила ему кадык. Двадцатифутовый конец этой веревки тянулся по всему пустырю.

Это был Миллер. Кто его убил, никто так и не узнал, но все понимали: Лепке выиграл гонку. Гувер был вне себя. «Удостоверьтесь, что это действительно Миллер, — приказал он агентам. — Не полагайтесь на слова полиции».

Однако полиция оказалась права. Миллер умер, и вместе с ним умерла надежда на быстрое раскрытие дела о бойне в Канзас-Сити. Агенты снимали с полок старые папки и принимались обдумывать отвергнутые версии и допрашивать людей, которые уже давали показания. Но никто из арестованных не сказал ничего полезного для дела. По большому счету оставались только двое подозреваемых: Красавчик Флойд и один из тех, кто бежал из тюрьмы вместе с Харви Бейли, — оклахомский бандит по имени Вилбур Андерхилл. Люди Гувера прочесывали восточную часть Оклахомы в поисках обоих, но до сих пор не нашли никаких следов.

После убийства Миллера в расследовании дела о бойне в Канзас-Сити появились самые причудливые новые версии. Следующим утром Тэд Конрой, новый начальник отделения ФБР в Канзас-Сити, написал письмо Гуверу. Основываясь на результатах допросов, которые его агенты провели в тюрьме штата Канзас, он сообщал «жизненно важную» информацию о соучастниках Миллера. Конрой утверждал, что это не кто иные, как Фред и Док Баркеры.

Это было своего рода движение вперед. ФБР теперь искало тех, кого следовало искать, хотя и подозревало их в преступлении, которого они не совершали.

В конце ноября банда Баркеров вернулась из Невады. Бандиты восстановили силы и были готовы приняться за работу. Как только они сняли новые квартиры в Чикаго, Фред и Карпис отправились в Сент-Пол, чтобы повидаться с хозяином «Зеленого фонаря». Гарри Сойер отвез их на свою ферму, где они могли спокойно побеседовать. Им было о чем поговорить. Только что завершился суд над Тохи, и бандиты от души посмеялись над неудачей ФБР. Больше часа они обсуждали смерть Верна Миллера, строя догадки о том, кто его убил.

В конце разговора Карпис спросил Сойера, не может ли он подкинуть им какую-нибудь работенку. К удивлению Карписа, тот предложил еще одно похищение. Речь снова шла о миллионере из Твин-Ситиза — 37-летнем Эдварде Бремере. Этот человек был сыном Адольфа Бремера — одного из главных спонсоров президентской кампании Рузвельта. Бремеры владели пивоваренной компанией «Шмидт». Карпис сказал Сойеру, что тот сошел с ума: «Да ты понимаешь, какая охота на нас начнется после такого похищения?!»

— Ну какая охота? — спокойно ответил Сойер. — Ты же знаешь, у меня тут есть хорошие связи. Послушайте, ребята, вы запросто заработаете на этом деньги. Все будет точно так, как с этим Хэммом. Разве у вас были проблемы, когда вы его похищали или когда забирали деньги?

— Это совсем другая штука, — сказал Карпис. — Ты не хуже меня знаешь, сколько денег этот парень вбухал в хренову президентскую кампанию. Я слышал — триста пятьдесят тысяч долларов. И его теперь должны назначить послом в Германию.

Сойер засмеялся: «Ну, сколько он вложил, я не знал, но послом он теперь может стать, это точно».

— Все это будет совсем не похоже на историю с Хэммом, — продолжал Карпис. — За нами пойдет такая охота, что только держись. И сколько, ты думаешь, надо запросить за этого парня? Я бы меньше чем за полмиллиона и думать про это не стал.

— Ого! — присвистнул Сойер. — Такие деньги никто никогда не даст. Давай-ка поговорим как разумные люди.

— Ну и сколько?

— Я думаю, две сотни можно получить без всяких проблем.

— Хватит болтать о проблемах, — отрезал Карпис. — Проблемы — это все, что можно от этого дела получить.

Сойер поглядел на Баркера, который до этого момента хранил молчание.

— А ты, Фредди, что про это думаешь? — спросил он.

— Две сотни тысяч — это, по-моему, совсем неплохо, — ответил ему Фред. Затем он обратился к Карпису: — Что ты все тут поешь про охоту? Да за нами с тридцать первого года только и делают, что охотятся.

— О'кей, Фредди, — ответил Карпис. — Я только говорю вам, что если мы затеем такое дело, то оно окажется не похоже на все то, что мы делали раньше. Если вам так хочется, я готов за это взяться, но я бы лучше ограбил банк. Я бы лучше что хотите сделал вместо того, чтобы похищать этого парня. Если обязательно надо кого-то похищать, то давайте кого-нибудь другого здесь похитим, только не его. Или поехали в какой-нибудь другой город.

Они поговорили о том, чем можно было бы заняться в Чикаго или Индиане, но тамошние перспективы представлялись безрадостными: грабежи банды Диллинджера привлекли туда толпу полицейских. Сойер стоял на том, что Сент-Пол — идеальное место: полиция коррумпирована, состоит из отличных ребят, с которыми можно работать, и никакого Диллинджера. Уже на рассвете они пришли к компромиссному решению: если Джорджу Циглеру понравится идея похищения, то Карпис согласится участвовать.

Карпис и Фред продолжали спорить о выгоде похищения Бремера и по пути в Чикаго. У Карписа были тысячи аргументов против. Среди прочего он указал на то, как легко ФБР выследило, куда Автомат Келли спрятал деньги, полученные в качестве выкупа. «Слушай, ты совсем распсиховался», — сказал наконец Фред.

Это была правда. Карпис осознал, насколько он разволновался в последние дни, только когда его подружка заметила, как сильно он похудел. Он пообещал ей съедать каждый день по пинте мороженого, чтобы снова набрать вес.

«Давай-ка подзаработаем денег, — сказал Карпис Фреду Баркеру, — а потом уберемся подальше из этой страны. Тут дела становятся совсем плохи. Ты же читаешь газеты и видишь, что говорит Гувер, что говорит министр юстиции. Они хотят протолкнуть новые законы и набрать кучу новых ребят в это ФБР… Так что чем бы ни заниматься — делать это надо поскорее, до лета, а потом мотать отсюда. Иначе нас или убьют, или посадят».

Баркер ничего не ответил. «Кстати, я подумал о твоей мамочке, — продолжал Карпис. — Я уже говорил тебе не раз, что тебе пора что-то для нее сделать. Нам нельзя останавливаться в ее квартире. Понимаешь ты это или нет?»

Баркер набычился — как всегда, когда Карпис заводил разговор о его матери.

— А что, я ей квартиру не снял? — спросил он.

Он действительно недавно снял для матери новую квартиру.

— Ну да, снял. Но ты пойми, тебе нельзя там находиться. Ты должен у себя дома жить.

Фред часто оставался ночевать у матери — даже в те дни, когда он выезжал в город со своей подругой, вечно пьяной гарпией по имени Паула Хэрмон. Карпису скоро пришлось прекратить разговор. С Фредом было невозможно говорить про его мать. А она была невыносима. Она постоянно ругала их подружек и, если бы не Фред, давно бы их поубивала. А если нагрянет ФБР — какое сопротивление сможет оказать 60-летняя старуха?

— Ладно, хватит болтать про нее, — сказал Фред, когда они въезжали в Чикаго. — Ей там одиноко. Она все время спрашивает, почему ты так редко к ней заходишь.

На следующий день Карпис посетил Мамашу Баркер и застал ее за собиранием пазлов. Она возилась с ними каждый день по многу часов и всякий раз, когда Карпис к ней заглядывал, привлекала его к сортировке фрагментов головоломки. Карпис сидел с Мамашей Баркер за столом, и в этот момент из дверей своей спальни появился Фред. Было видно, что он только что встал.

— Я вчера у Паулы был, — шепнул он Карпису.

— Ну и что матушка на это сказала? — спросил тот. — Наверное, что поздно домой приходишь?

Фред боялся своей матери больше, чем полиции.

Еще через несколько дней Карпис приехал к Джорджу Циглеру и вкратце передал ему разговор, состоявшийся в Сент-Поле. Идея похитить Бремера Циглеру понравилась. «Отличное дело, можно много наварить, — сказал он. — Я, пожалуй, подпишусь». Но следом за этим Циглер заговорил о том, что есть и другая работенка. Тоже похищение, только здесь, в Чикаго.

— И кого похищать? — спросил Карпис.

— Одного парня из синдиката.

У Карписа екнуло сердце.

— Из синдиката? — переспросил он.

— Ну да. А что, нельзя, что ли?

Карпис ничего не сказал о своей встрече с Фрэнком Нитти.

— Ты слышал когда-нибудь о парне по имени Деннис Куни? — спросил Циглер.

— А, это главный сутенер? Начальник над всеми шлюхами и бардаками?

— Ну да, он самый. Его жена хранит в банковском сейфе триста тысяч долларов наличными. Дело верное, верные деньги.

По заданию Циглера Карпис целых две недели следил за Деннисом Куни, выбирая лучший способ похищения. Сидя как-то вечером в машине у дома Куни, Карпис поймал себя на мысли о том, что лучше: чтобы за тобой охотился Джон Гувер или Фрэнк Нитти?

В конце концов выбор сделал Циглер. Однажды они ехали вдвоем за город. Циглер всю дорогу молчал. В конце концов он сказал:

— Я сегодня с ними встречался.

— С кем?

— С теми, на кого работаю. Ты знаешь с кем.

Карпис покосился на него: «Ну и что?»

— Они спросили меня, не доходили ли до меня слухи, что кто-то хочет похитить Денниса Куни?

Циглер рассказал, что боссы мафии поручили ему проверить этот слух и, если он подтвердится, отыскать возможных похитителей и убить их. Он не мог понять, откуда пошел слух. Но кто бы его ни пустил, от плана похищения Куни пришлось отказаться.

— Ну, что делать, — сказал Циглер. — Теперь мы можем отправляться в Сент-Пол и посмотреть на парня, про которого ты говорил.

На этом и порешили. Несмотря на предчувствия Карписа, следующее похищение было намечено провести в Сент-Поле. Карпис понимал, что этого делать не стоит, но скрепя сердце согласился. При этом он пообещал сам себе: если дело выгорит, он из банды уйдет.

Сан-Франциско

Конец декабря

Из густого тумана, постепенно сползавшего с берега в залив Сан-Франциско, появлялись яркие неоновые огни — красные, голубые и желтые. В полумиле от залива, на Пасифик-стрит, в небольшом квартале с массой питейных заведений, гуляки, отмечавшие Рождество, переходили из бара в бар, громко смеясь и похлопывая друг друга по спинам. Из бара под названием «Паук Келли» слышались звуки джаза. Коротышка-итальянец зазывал туристов. Этого человека звали Фацо Негри, и он был старым приятелем Малыша Нельсона — еще с тех пор, когда оба занимались бутлегерством.

Вдруг кто-то взял Негри за локоть. Он обернулся, готовый к драке, и застыл в изумлении. Под надвинутой на самые глаза кепкой он узнал лицо Нельсона.

— Как… Джимми Бёрнелл?! — воскликнул Негри, называя Нельсона одним из его прежних фальшивых имен. — Откуда ты тут взялся?

Нельсон ухмыльнулся: «Только что приехал с Восточного побережья. Слушай, а ты все жиреешь. — Он обернулся к стоявшей позади него женщине и представил ее: — Моя жена Хелен».

— Рад познакомиться, — ответил Негри, протягивая руку.

Они зашли в бар, и Нельсон рассказал Негри о своей новой банде и о том, что она уже успела совершить.

После того как в сентябре Нельсон убрался из домика на озере в Индиане — прямо из-под носа у бандитов Фрэнка Нитти, — ему пришлось поселиться в Сент-Поле. А когда они с Эдди Бентцем ограбили банк в Гранд-Хейвене (Мичиган), Нельсон решил, что вполне может возглавить собственную банду. В таверне «Зеленый фонарь» он нашел подходящих талантливых ребят. Одним из них был Гомер Ван Митер, длинный угрюмый парень, приятель Диллинджера по тюрьме. Другим был Томми Кэрролл, один из участников нападения на банк в Гранд-Хейвене в августе. Красивый парень (несмотря на расплющенный нос), высокий (пять футов десять дюймов), с крутым характером, Кэрролл был пьяница и бабник, не вылезавший из ночных клубов в Сент-Поле. У него была жена и постоянная любовница, а кроме того, он крутил любовь с новой девушкой по имени Джин Делани — старшей сестрой подруги Элвина Карписа, юной Делорес Делани.

В качестве своей первой цели трио бандитов выбрало отделение Первого Национального банка в Брейнерде, в двух часах езды от Сент-Пола. В октябре они нашли себе двух помощников из числа местных бандитов и сняли домики на курорте Себаго, в тринадцати милях к северу от Брейнерда. В течение десяти дней они кружили на машинах по улицам городка и не раз заходили в банк, чтобы осмотреться. Они разузнали имена всех служащих. Нельсон даже нанял одного из местных жителей, чтобы тот показал им округу под предлогом покупки недвижимости. Вечером накануне грабежа Нельсон перерезал все телефонные провода, которые шли в банк.

23 октября, в понедельник, банда отправилась на дело. Без пяти минут шесть к двери, ведущей в подвал, подошел дворник. Ему приставили к спине револьвер и приказали открыть дверь. Он ответил, что у него нет ключа. «Ага, ключа у него нет, — фыркнул один из грабителей. — Ты открывал эту дверь каждое утро последние десять дней». Дворнику ничего не оставалось, как отпереть дверь. Кэрролл махнул рукой, подзывая своих. Подошли двое с автоматами (одним из них был Нельсон). Трое грабителей заняли позиции в вестибюле, а Ван Митер, одетый в охотничий костюм и с большой корзиной в руках (в ней лежал автомат), остался снаружи. Служащие один за другим заходили в помещение банка — и их тут же заставляли лечь на пол. Одного из клерков — 17-летнего паренька по имени Зейн Смит — Нельсон приподнял с пола, ударил в челюсть и потащил за собой в боковую комнату. Там он спросил, сколько денег находится в хранилище. Смит сказал, что не знает. Тогда Нельсон пообещал засунуть ему в ухо зажженную сигарету, «чтобы услышать ответ получше».

В конце концов кассир отпер хранилище. Вытряхнув все из сейфов и касс, бандиты согнали служащих в мужской туалет и оставили там, пригрозив застрелить первого, кто высунется наружу. После этого они стали выбираться из банка. Нельсон, пятясь, вышел последним. Оказавшись на тротуаре, он выстрелом высадил стекло из двери банка, затем дал несколько очередей по сторонам, причем пули отлетали рикошетом во всех направлениях. Бандиты запрыгнули в машину и поехали. Нельсон выставил дуло автомата в окно и принялся палить в воздух. Пули попали в дом, где помещалось местное отделение Ассоциации молодых христиан, однако никто не пострадал.

Добыча оказалась богатой: бандиты взяли в общей сложности 32 тысячи долларов, и на каждого пришлось более 6000. Они вернулись в Сент-Пол и остались там. Через три недели полиция штурмом взяла квартиру Кэрролла. Хотя самому Кэрроллу удалось уйти после перестрелки, Нельсон приказал всем убираться из города. Маленькую дочку он отвез к своей матери в Чикаго, а Хелен и четырехлетнего сына Рональда взял с собой. Нельсоны перебрались в Сан-Антонио и 22 ноября зарегистрировались в мотеле «Джонсон-кортс» на Преса-стрит. Вскоре подъехали и другие. Бандиты решили устроить себе длительные каникулы. Нельсон проводил большую часть времени в соседнем гараже или в подвальной мастерской оружейника в центре города. Остальные шатались по публичным домам и барам.

Проблемы начались две недели спустя. Хозяйка борделя, в который часто захаживали Кэрролл и еще один бандит по имени Чак Фишер, заметила в их машине автомат. 9 декабря она позвонила в полицию: она подозревала, что это «влиятельные гангстеры с севера». Полицейский передал информацию начальнику местного отделения ФБР Гусу Джонсу. Никто не знал, кто эти люди. Но даже если бы фэбээровцы и располагали какой-то информацией, имя Малыша Нельсона пока никому ничего не говорило. Хозяин дома, в котором жил Фишер, был приятелем Джонса, и тот воспользовался этим: приехал и осмотрел квартиру. Ничего особенного там обнаружить не удалось.

Два дня спустя, вечером в понедельник 11 декабря, хозяйка борделя снова позвонила в полицию Сан-Антонио и сообщила, что один из гангстеров хочет взять барышню из ее дома на конную прогулку. Двое сыщиков — X. С. Перрин и Эл Хартман — подъехали к борделю и стали ждать. Вскоре показалось такси, и из него вышел Томми Кэрролл. Он направился в дом и вскоре появился с девушкой. Такси тронулось, и полицейские двинулись за ним.

Кэрролл взглянул в зеркало заднего вида и понял, что его преследуют. Когда такси проезжало по Коммерс-стрит в самом центре города — в полумиле от Аламо, — Кэрролл внезапно приказал шоферу остановиться. Он выскочил из машины и кинулся в переулок. Перрин и Хартман, один с обрезом, другой со служебным револьвером в руках, тоже выскочили из машины и пустились за ним.

Оказалось, что из переулка не было выхода. Перрин уже почти добежал до него, когда оттуда вышел Кэрролл. Бандит сразу выстрелил. Пуля попала полицейскому в голову, он упал как подкошенный. Двумя следующими выстрелами Кэрролл ранил Хартмана в правое запястье и в локоть. После этого Кэрролл выбежал на проезжую часть и, пригрозив пистолетом водителю грузовика, вскочил в него и скрылся. К вечеру никого из банды Нельсона уже не было в Сан-Антонио, кроме Чака Фишера, которого Гус Джонс арестовал у него на квартире.

Члены банды разъехались в разные стороны. Ван Митер и Кэрролл вернулись в Сент-Пол, а Нельсоны направились на запад. Они пересекли штаты Нью-Мексико и Юта и за несколько дней до Рождества прибыли в Сан-Франциско. Тогда-то Нельсон и встретил Фацо Негри у бара на Пасифик-стрит. В течение следующих нескольких дней Нельсон разработал план серии ограблений банков на Среднем Западе. Этим он собирался заняться весной. Негри согласился участвовать.

Отдых банды Диллинджера в Чикаго внезапно прервался 14 декабря. В этот день чикагская полиция отправила одного из детективов проверить донесение о том, что в мастерской на Бродвее ремонтируется бандитская машина. Как раз в этот день туда заглянул Джон Гамильтон. Когда сыщик Уильям Шенли заговорил с ним, Гамильтон запаниковал и выстрелил. Шенли был убит наповал. Гамильтон выбежал на улицу и скрылся. Новость об убийстве полицейского попала на первые страницы газет. Через два дня чикагская полиция сформировала специальное подразделение для поимки банды Диллинджера. В него вошло 40 человек.

Диллинджер решил, что пришло время осуществить давно задуманное — отправиться на каникулы во Флориду. Бандиты выехали из Чикаго на четырех машинах. Диллинджер и Билли Фрешетт первыми прибыли в Дейтона-Бич — 19 декабря. Вскоре они сняли большой двухэтажный дом на берегу. Там было достаточно комнат для того, чтобы разместить всех бандитов. Всю следующую неделю они гуляли по пляжу, удили рыбу и радовались тому, что благополучно удрали из Чикаго. Большинство членов банды впервые попало на берег океана. Вскоре они съездили на пару дней в Майами. Там они посетили собачьи бега и прошлись по ночным клубам.

Вскоре после Рождества Билли вдруг решила отправиться к родителям в Висконсин и провести там праздники. Говорили, что это было следствием ее ссоры с Диллинджером. Тридцать лет спустя Мэри Киндер рассказала, что Диллинджер подбил своей подруге глаз, — однако других свидетельств этого у нас нет. Как бы там ни было, Билли уехала, а Диллинджер остался во Флориде. Они пообещали друг другу встретиться после Нового года.

Шоуни, Оклахома

20 декабря, суббота

1 час 45 минут

Из всех навыков, которые люди Гувера постепенно приобретали этой зимой, вооруженный захват преступников давался им труднее всего. Стрельбу по мишеням практиковали почти во всех отделениях ФБР, но бутылки из-под газировки и картонки не стреляли в ответ. Захватывать вооруженных бандитов фэбээровцы научились только после того, как им пришлось похоронить многих своих товарищей.

После неудачной попытки поймать Верна Миллера следующее испытание для ФБР пришлось на холодный, дождливый декабрьский день. Это было в Шоуни, маленьком городке к востоку от Оклахома-Сити. В ту ночь Ральф Колвин, начальник местного отделения ФБР, и его подчиненные пробирались через густой туман к деревянному домику, в котором, по донесению осведомителя, прятался бандит Вилбур Андерхилл. Колвин шел по следу Андерхилла уже несколько недель. Красавчик Флойд куда-то исчез, а Андерхилл продолжал грабить банки по всему штату. Поимка этого человека, по всей вероятности, дала бы хорошие шансы на раскрытие дела о бойне в Канзас-Сити.

Колвин подошел к дому с тыльной стороны. Когда он приблизился, залаяла собака. Вместе с Колвином был полицейский из Оклахома-Сити по имени Кларенс Хёрт. Этот человек нравился Колвину, и он уже давно уговаривал Хёрта перейти на службу в ФБР. Они прошли через грязный задний двор и подошли к окну спальни. Ставни оказались открыты. Внутри был виден человек в одном белье. Он стоял посреди комнаты, а рядом с ним на постели сидела женщина.

Это был Андерхилл. «Руки вверх, Вилбур! — крикнул Хёрт. — Это полиция!» Андерхилл замер. Он начал медленно поднимать руки, а потом вдруг метнулся вперед. Хёрт выстрелил из газового пистолета. Заряд разбил стекло, ударил бандита в грудь и упал на пол. Послышалось шипение газа. Колвин вскинул автомат и дал три очереди подряд. Остатки стекол разлетелись. Андерхилл упал.

Услышав выстрелы, полицейские, находившиеся со стороны фасада дома, открыли огонь из пистолетов и автоматов. Дом сотрясался от пуль. Колвин и Хёрт пригнулись, затем отступили назад. Полицейские, которые залегли позади дома, тоже принялись стрелять. Посыпались стекла. По дому распространился слезоточивый газ.

Внезапно центральная дверь распахнулась и на пороге появился Андерхилл. Он был в носках и нижнем белье. Сразу трое агентов выстрелили. Новобранец ФБР, Тайлер Бёрч, выпустил всю обойму. Андерхилл был ранен. Он повернулся вокруг своей оси, спрыгнул с крыльца, побежал, затем упал, поскользнувшись на грязном дворе. Вокруг него свистели пули. Он встал, потом опять упал, опять вскочил и скрылся в соседнем дворе. По совершенно непонятным причинам фэбээровцы продолжали палить по дому. По-видимому, Андерхиллу помог скрыться густой туман.

Наконец стрельба прекратилась. В доме кто-то двигался. Колвин крикнул всем выходить наружу. На пороге показался один из подручных Андерхилла. Он еле шел, ослепленный газом и раненный в локоть и в плечо. Следом за ним вышла женщина. Она пронзительно кричала от боли: две пули попали ей в живот. Еще через несколько минут Хёрту удалось убедить выйти жену Андерхилла.

Всех троих поместили в машину «скорой помощи». Полицейские принялись прочесывать город в поисках Андерхилла: израненный, он не мог далеко уйти. Колвин позвонил в тюрьму штата, находившуюся в городе Макалистер, в ста милях к востоку, и попросил прислать собак-ищеек. Однако к утру бандит все еще не был найден.

Около семи утра в полицию позвонил владелец магазина подержанной мебели и сказал, что Андерхилл находится у него на Мейн-стрит. Восемь полицейских из Шоуни, а также помощники шерифа из числа добровольцев помчались по указанному адресу. Андерхилл лежал на кровати. На этот раз он не оказал никакого сопротивления полиции. Простыни промокли от крови, а на бандите буквально не было живого места. Он был ранен в голову: пуля прошла по касательной и оторвала левое ухо, еще несколько пуль попало в живот, причем одно ранение оказалось сквозным.

— Похоже, мне конец, — просипел Андерхилл.

Стенли Роджерс, шериф Оклахома-Сити, наклонился к бандиту.

— Да, похоже, ты сильно вляпался, Андерхилл, — сказал он.

— Всего продырявили, — отозвался тот. — Пять раз в меня попали. Я считал, когда попадали.

Андерхилла отправили в больницу, и там он в течение дня несколько раз терял сознание и снова приходил в себя. Агенты толпились у его кровати и задавали вопросы, стараясь воспользоваться последней возможностью узнать что-нибудь про бойню в Канзас-Сити. Получить ответ от Андерхилла удалось Фрэнку Смиту — старому «ковбою», который выжил после бойни. Гувер получил донесение: Андерхилл, «зная, что умирает, твердо заявил агенту Фрэнку Смиту, что ни он, ни Харви Бейли не имеют никакого отношения к убийствам в Канзас-Сити».

На следующий день Андерхилла перевели в тюремную больницу в Макалистере, и он умер там 7 января. Гуверу не оставалось ничего другого, как только поверить предсмертным словам бандита. После шести месяцев попыток раскрыть дело о бойне в Канзас-Сити расследование зашло в тупик.

Год заканчивался, и объявленная правительством Война с преступностью длилась уже шесть месяцев. Сейчас, оглядываясь назад, становится ясно, что 1933 год был только прелюдией, чем-то вроде затянувшейся тренировки и для ФБР, и для всей страны. Несмотря на все усилия, которые предпринимал министр юстиции Гомер Каммингс, чтобы придать борьбе с бандитизмом общенациональное значение, к концу года она имела большой резонанс только в отдельных регионах. Если в Чикаго и Канзас-Сити газеты помещали на первые полосы кричащие заголовки, например о побеге Верна Миллера в конце октября, то в «Нью-Йорк таймс» той же новости было отведено всего восемь абзацев где-то в середине номера.

Чего не хватало гуверовской общенациональной полиции, так это сети преступных банд, которая бы представляла угрозу для всей страны. 1934 год заполнил этот пробел: все заговорили о пяти таких бандах. Каждая из них обладала своими легкоузнаваемыми особенностями и превращалась в медийный фантом: харизматичный и артистичный грабитель, легко уходящий от преследования, семейка похитителей людей, убийца-психопат, беглецы-любовники, обиженный деревенский паренек. Для всех банд рождественские праздники были минутой передышки перед приближающейся бурей.

Как провели праздники Бонни и Клайд, точно неизвестно. Впоследствии сестра Клайда Нелл рассказывала, что они встретили Рождество вдвоем в заброшенном доме в Гранд-Прери. Семья Красавчика Флойда, которая жила в оклахомских горах, так и не узнала, чем он занимался в это время. Малыш Нельсон провел праздники в Сан-Франциско. Капризная Мамаша Баркер удивила всю банду тем, что затеяла в своей чикагской квартире рождественский ужин. Все дарили друг другу подарки — духи, одеколоны и сияющие бритвенные наборы.

Мамашу было прямо не узнать, она сияла и милостиво обращалась к подружкам бандитов. «Приходи ко мне в любое время, — объявила она Делорес Делани в конце ужина. — И почему бы нам вместе не прогуляться по магазинам?» По дороге домой Делорес и Карпис ломали головы над ее поведением.

— Что за черт в нее вселился? — недоумевал Карпис.

— Просто одиноко старушке, — ответила Делорес.

В Дейтона-Бич банда Диллинджера отрывалась вовсю. По словам самих бандитов, это был единственный раз, когда они видели своего главаря пьяным. Стрелки часов приблизились к полуночи, пошли последние секунды 1933 года. Диллинджер и Мэри Киндер вышли на балкон, в руках он держал автомат. Он направил оружие на луну. «Спорим, попаду?» — сказал он. Когда часы пробили полночь и зазвонили колокола городской церкви, Диллинджер нажал на курок — и пули с оглушительным звуком рассыпались над Атлантическим океаном.

Бандиты встречали Новый год в разных местах — в Сан-Франциско, в Чикаго, во Флориде, — но тем не менее их всех объединяло одно: это было последнее празднование Нового года в их жизни.

 

VIII

«НАПАДЕНИЕ НА ВСЕ, ЧТО НАМ ДОРОГО»

2 — 28 января 1934 года

В первые дни нового года все банды — Диллинджера, Бонни и Клайда, Баркеров — стали готовиться к новым серьезным делам. Карпис и Баркеры приступили к работе первыми: уже 2 января они перебрались из Чикаго в Сент-Пол и собрались на снятой Фредом квартире. В похищении Эдварда Бремера должны были участвовать семь человек: Карпис, братья Баркер, Джордж Циглер, старые приятели Дока — Билл Уивер и Волни Дэвис, а также новичок — бандит из Талсы Гарри Кэмпбелл.

В течение следующей недели Карпис и Фред Баркер неустанно следили за Бремером. Они пришли к выводу, что лучшее время для похищения — это утро, когда молодой президент банка подвозит свою девятилетнюю дочь к школе на Гудрич-авеню. После этого он оставался один, а улицы возле школы были безлюдны. Карпис, всегда все тщательно обдумывавший, беспокоился о машинах, которые им предстояло использовать во время похищения. В январе в Сент-Поле очень холодно, температура каждую ночь падает до 10 градусов ниже нуля по Фаренгейту. Бандиты купили два новых «бьюика», и Карпис позаботился о том, чтобы на них установили радиоприемники, самые мощные печки и стеклообогреватели. Меньше всего им хотелось, чтобы в ответственный момент машина заглохла и отказалась заводиться на морозе.

Каждый вечер Карпис и Баркер собирали всю банду в квартире Билла Уивера на втором этаже кирпичного дома в Кенсингтоне, на Портланд-авеню. Они рассказывали о том, что удалось узнать за день, и уточняли план. В пятницу 12 января Карпис и Фред вернулись на квартиру уже после наступления темноты. Они припарковали машину и направились было к дому, но внезапно остановились. У соседнего дома какой-то человек, забравшись на ящик, заглядывал в окно. Увидев их, он соскочил на землю и скрылся за углом.

Карпис и Баркер переглянулись: похоже, это был полицейский, который искал их не в том доме. Они поднялись наверх и рассказали об увиденном Доку. Тот согласился, что это подозрительно. «Плохо дело, — сказал он. — Пойду посмотрю, что делается в округе».

Док вернулся через несколько минут. «Там на углу стоит какой-то парень, — рассказал он. — Стоит без пальто, и это в такую-то погоду».

Бандиты посовещались о том, что предпринять. В конце концов Карпис решил съездить к Гарри Сойеру в «Зеленый фонарь». Если за их домом ведется наблюдение, то Сойер позвонит своим приятелям из полиции и узнает, в чем дело. Из дома решили уходить по двое, но сначала Док сходил на разведку. Вернулся он озабоченный:

— Там в переулке стоит полицейская тачка, и в ней двое копов.

— Плохо дело, — сказал Карпис.

Решили, что Док еще раз сходит вниз и переставит машины так, чтобы они находились напротив двери. Вернувшись в очередной раз, Док сказал, что полицейские никак не отреагировали. Похоже, они следили за соседним домом.

— Тогда пошли!

Выйдя на улицу, они нырнули в машины. Полицейских поблизости видно не было. До квартиры Фреда добрались без приключений. Фред остался недоволен. Он хотел немедленно знать, лопнул ли их план, и не собирался дожидаться известий от Сойера: если полиция за ними следит, то им надо быть в Чикаго еще до рассвета. Фред решил вернуться в квартиру Уивера.

«Ну что ж, — сказал Карпис, — если надо туда вернуться, то придется захватить кое-какое оборудование. Не стоит ходить туда с одним пистолетом». Баркер отправился в кладовку и вытащил оттуда автомат с двумя 50-зарядными барабанами. Они с Карписом вышли на улицу и сели в «шевроле» Дока. Фред вел машину, а Карпис с автоматом на коленях сидел рядом с ним. Когда они доехали до дома Уивера, было уже за полночь.

— По переулку ехать? — спросил Баркер.

— Давай по переулку, — ответил Карпис.

Они двинулись по темному переулку. Полицейская машина уже уехала. Они миновали переулок и оказались на улице, застроенной одинаковыми многоквартирными кирпичными домами. У домов стояли машины с потушенными огнями. Когда они свернули за угол, позади них зажглись фары. Баркер посмотрел в зеркало заднего вида: одна из припаркованных машин тронулась. Карпис повернулся и взглянул на нее:

— Они едут за нами!

— Ну да, — ответил Баркер. — Вижу.

Они несколько раз сворачивали, все время двигаясь медленно. Машина держалась за ними. Карпис вглядывался, пытаясь понять, кто в ней сидит. Там было два человека. Карпис разглядел высокую фуражку шофера: полицейский в форме.

— Это копы, точно, — сказал Карпис. — Что будем делать?

— А что мы с ними можем сделать? Только одно.

Они снова свернули — на этот раз в узкую улочку. Тут приходилось пробираться между двумя рядами припаркованных машин.

— Ну и как мы это сделаем?

— Я сверну за угол как можно быстрее и тут же остановлюсь. А ты выпрыгивай из машины с автоматом и, как только они появятся, стреляй.

У Карписа все похолодело внутри. Они приближались к повороту. Баркер резко свернул и затормозил. Карпис выскочил на холод с автоматом в руках, Баркер — со своим кольтом 45-го калибра. Как только из-за угла показалась машина, они открыли огонь. Темнота разорвалась пополам. Карпис разряжал в полицейскую машину весь 50-зарядный барабан, а Баркер палил из пистолета. Машина сотрясалась от пуль. Когда заряды кончились, бандиты вгляделись в машину: за разбитым лобовым стеклом никого не было видно. Они сели в свой «шевроле» и укатили. Приехав на квартиру к Фреду, они включили радио и стали ждать последних известий. Однако, просидев у приемника всю ночь, они так ничего и не узнали. Утром Док сбегал за газетой, и выяснилось, что человек, в которого они стреляли, был всего лишь служащим авиакомпании «Нортуэст эрлайнс». На нем была авиационная форма.

Этого человека, радиста авиакомпании, звали Рой Маккорд. Он увязался за Баркером и Карписом, потому что принял их за людей, подглядывавших в окно его дома. В тот вечер Маккорд вернулся домой с работы, и его жена сказала, что какой-то тип подглядывал в окно, — возможно, это был человек, чуть раньше замеченный бандитами. Маккорд, даже не сняв авиационную форму и фуражку, вышел на улицу, вызвал приятеля и стал поджидать. Увидев машину Баркера, он поехал за ней — и эта поездка закончилась для него в больнице. Он получил три пулевых ранения, но выжил. Его приятель не пострадал.

Весь день бандиты думали, не бросить ли затею с похищением Бремера? В конце концов они решили подождать еще пару дней — до среды 17 января.

В эти несколько дней начали осуществлять свои планы Диллинджер и Бонни с Клайдом.

Ист-Чикаго, Индиана

15 января, понедельник

Погревшись три недели на солнышке во Флориде, Диллинджер решил, что пора наконец возвращаться на Средний Запад. Он выехал вместе с Джоном Гамильтоном. Остальные решили продлить отдых в Тусоне (Аризона). Диллинджер сказал, что заберет Билли, а затем присоединится к банде в Тусоне. Кроме того, в Чикаго он хотел попробовать обналичить ценные бумаги, от которых бандитам так и не удалось избавиться. Гамильтон же надеялся воссоединиться с Пэт Черрингтон.

Как рассказывала впоследствии агентам ФБР сама Черрингтон, Диллинджер и Гамильтон выехали из Флориды в воскресенье 14 января. В тот же день Гамильтон послал ей телеграмму из Саванны и назначил встречу в чикагской гостинице. Диллинджер провел всю ночь за рулем и прибыл в Чикаго на следующее утро. В тот же день он решил ограбить банк, — по-видимому, у него закончились наличные и ему так и не удалось продать ценные бумаги. Это было внезапное решение. Некоторые считают, что Диллинджер к тому времени окончательно поверил в свою неуязвимость, другие объясняют это его неугомонным характером или желанием снова оказаться в центре внимания: он ведь не грабил банки уже два месяца.

Как бы то ни было, но в тот день Диллинджер действовал словно театральный актер, долго не выступавший и наконец дорвавшийся До ярко освещенной сцены. Банк, который он выбрал, находился в Ист-Чикаго, промышленном городе с коррумпированной властью. Диллинджер уже бывал здесь прошлым летом. По некоторым сведениям, он знал кого-то из офицеров местного полицейского управления. Некоторые историки предполагают, что его решение ограбить Первый Национальный банк было подготовлено заранее. Если это так, то, значит, за этим стоял кто-то из полицейских — кто, разумеется, не поставил в известность своих коллег.

В 14 часов 45 минут Диллинджер и Гамильтон вышли из машины, припаркованной напротив банка. В машине остался водитель (кто это был — неизвестно). Войдя в отделанный мрамором операционный зал, Диллинджер вытащил автомат из футляра, который потом несколько свидетелей называли футляром от тромбона. «Это ограбление! — крикнул он десятку посетителей. — Все подняли руки!» Вице-президент банка Уолтер Спенсер нажал бесшумную кнопку тревоги, находившуюся у него под столом. В полицейском управлении — в квартале от банка — раздался звонок.

Посетители, подняв руки, выстраивались у стены. Один из них оставил деньги в окошке кассы. «Эй, подбери-ка свои деньги, — сказал ему Диллинджер. — Нам твоего не нужно, мы грабим только банк».

Гамильтон стоял в стороне, по-видимому не зная, что делать. «Вперед, — подбодрил его Диллинджер. — Собирай бабки!» Гамильтон подошел к кассам и принялся перекладывать наличные в кожаную сумку.

В этот момент к банку подошел полицейский Хобарт Вилгус. Он еще не знал, что здесь происходит ограбление. Диллинджер увидел его первым и предупредил Гамильтона: «Коп идет». Гамильтон колебался, не зная, как поступить. «Не спеши, — сказал ему Диллинджер. — Мы не торопимся».

Когда Вилгус вошел в банк, Диллинджер вежливо предложил ему разоружиться. Он вытряс патроны из револьвера, а потом кинул его обратно полицейскому. Вилгус поглядывал на автомат, и Диллинджер это заметил. «Да ты не бойся этой штуки, — сказал он. — Может, сегодня и стрелять не придется».

Гамильтон продолжал очищать кассы. Диллинджер увидел несколько человек в костюмах, они быстрым шагом направлялись к банку. Это были полицейские в штатском, спешившие по вызову сигнализации. Гамильтон тоже их увидел. Диллинджер продолжал играть на публику. Ему нравилось показывать всем свою беззаботность. «Ты о них не беспокойся, — сказал он Гамильтону. — Не спеши и смотри ничего не оставляй. А с этими птенчиками мы разберемся, когда выйдем отсюда».

Через несколько секунд Гамильтон закончил свою часть. Диллинджер наставил автомат на Уолтера Спенсера, вице-президента банка. «Пошли с нами, мистер президент», — сказал он. Спенсер спросил, можно ли ему захватить пальто. Диллинджер покачал головой. «Вы далеко не пойдете, — ответил он. После этого он подхватил Вилгуса под руку. — Ты пойдешь первым, — приказал он. — Они могут и тебя застрелить, и меня. Так что давай попрощаемся».

Так же как и два месяца назад в Расине, Диллинджер использовал заложников в качестве живого щита. Правда, на этот раз ему не пришлось встретиться с толпой любопытных. Снаружи, спрятавшись за припаркованными автомобилями, а также у витрин магазинов по обе стороны от входа в банк расположились семеро полицейских. Диллинджер ступил на тротуар, пригнувшись за Вилгусом. Гамильтон держал под руку Уолтера Спенсера.

Несколько долгих секунд все четверо двигались по тротуару к поджидавшей машине. Все молчали. Диллинджер был полностью закрыт по крайней мере от одного из полицейских, но он шел под пристальными взглядами нескольких полицейских, находившихся от него на расстоянии не более двадцати футов. До машины оставалось буквально несколько шагов, и казалось, что Диллинджер выйдет сухим из воды. Но тут один из полицейских, 43-летний Патрик О'Мэлли, закричал: «Вилгус!» Вилгус обернулся, открывая Диллинджера. О'Мэлли выстрелил из пистолета четыре раза подряд, и по крайней мере одна из пуль попала в бронежилет Диллинджера.

Диллинджер разозлился. Это был первый случай в его криминальной карьере, когда он вышел из себя. «Убирайся! — крикнул он, отшвыривая от себя Вилгуса. — Я этого гада достану!» Он поднял автомат и дал очередь по О'Мэлли. Полисмен — отец трех маленьких дочерей — был убит на месте: восемь пуль попали ему в грудь.

Как только О'Мэлли упал, другие полицейские открыли огонь. Пули летели со всех сторон. Диллинджер и Гамильтон бросились к своей машине, виляя между автомобилями, припаркованными У банка. Гамильтону добежать не удалось. В него попали несколько пуль, одна из них пробила бронежилет. Бандит упал. Диллинджер остановился и помог ему забраться в машину. При этом он успел забросить туда и сумку с деньгами. Каким-то чудом они оба сумели нырнуть в открытую дверцу, не получив больше ни одной пули. Автомобиль помчался по Чикаго-авеню, вслед ему раздавались выстрелы. Бандитам удалось оторваться от погони и скрыться.

Очевидцы опознали грабителя, и вечерние газеты объявили на весь мир: Джон Диллинджер, человек, которого многие в Индиане считали благородным разбойником и грозой жадных банкиров, сделался убийцей. Воспоминание об этом случае тяготило Диллинджера до конца жизни. Он много раз отрицал, что убил О'Мэлли, доказывал это и судьям, и полицейским, и своим друзьям. Несколько раз заговаривал об этом с совершенно незнакомыми людьми. Скорее всего, его нежелание признавать свою вину было обусловлено не столько страхом перед обвинением в убийстве, сколько заботой о своем публичном имидже. Он понимал, что люди относятся к нему с симпатией и видят в нем веселого Робин Гуда и простого парня, который стал разбойником, потому что ему ничего другого не оставалось в это трудное время. Диллинджер не хотел быть плохим парнем. Он хотел, чтобы люди вроде его сестры Одри и ее родных могли им гордиться.

После убийства О'Мэлли Диллинджер отвез тяжело раненного Гамильтона в гостиницу, где его ждала Пэт Черрингтон. Весь вечер они вместе искали врача, который мог бы заняться ранами: одна пуля попала Гамильтону в живот, другая — в левое плечо. В течение нескольких недель Гамильтон оставался в Чикаго, и Черрингтон выхаживала его.

Диллинджер тем временем разделил с Гамильтоном вырученные 20 тысяч долларов и отыскал Билли. Они оставались в Чикаго еще довольно долго и за это время посетили адвоката — специалиста по разводам. Билли было нужно аннулировать брак, потому что они с Диллинджером собирались пожениться. После этого они поехали в Сент-Луис: Диллинджер хотел посмотреть большое автошоу. Там они купили новый «Форд V-8», сняли номер в шикарной гостинице в центре города и по вечерам ходили в дансинг, расположенный в саду на крыше этого отеля. Затем они направились на восток по шоссе № 66. Впереди их ждало солнце Аризоны.

Восточный Техас, вблизи Хантсвилла

16 января, вторник

На рассвете

Прошли сутки после налета Диллинджера на банк в Ист-Чикаго. По ухабистой проселочной дороге, идущей через сосновые леса вдоль реки Тринити в отдаленном уголке Восточного Техаса, ехал черный «форд». С реки поднимался густой туман, и вести машину было нелегко. За рулем сидел Клайд Бэрроу, рядом с ним — Бонни. На заднем сиденье устроился мертвенно-бледный немолодой мужчина. Это был 48-летний Джимми Маллинс, наркоман-героинщик.

Машина переехала хлипкий деревянный мостик и остановилась. Клайд вышел и достал автоматическую винтовку Браунинга. То же сделал Маллинс. Оставив Бонни в машине, они направились в лес и пропали в тумане.

В течение шести месяцев Бонни и Клайд разъезжали одни. Они ночевали в машине или в убежищах, которые им предоставляли родственники и друзья. Теперь, когда нога Бонни зажила, Клайд хотел снова приняться за работу. Для этого требовался напарник, а к тому времени парочка так прославилась, что Клайд не решался обратиться к незнакомому человеку. Единственным, кому он мог доверять, был его старый партнер Раймонд Гамильтон, а он содержался на ферме при тюрьме Истхэма. Этим утром Клайд собирался устроить ему побег.

Эта идея пришла в голову не Клайду, а самому Гамильтону. В начале января он пообещал 1000 долларов Маллинсу (человеку крайне ненадежному, его восемь раз освобождали досрочно и потом опять сажали), если тот отыщет Клайда и сумеет вместе с ним пронести на ферму оружие. Освободившись в очередной раз, Маллинс направился в Даллас и нашел там Флойда, брата Раймонда. Флойд Гамильтон принадлежал к числу людей, которые регулярно оказывали помощь Бонни и Клайду: оставляли пищу и другие необходимые припасы где-нибудь за городом. Он взял Маллинса с собой, чтобы встретиться с Клайдом. Встреча произошла на обочине дороги неподалеку от Ирвинга, в десяти минутах езды на запад от Далласа.

Клайда Маллинс сразу узнал, он видел его раньше в тюрьме. Вид Бонни его удивил: она хромала, была очень грязна и весила на вид не более 80 фунтов. Нога у нее была по-прежнему забинтована. Сидя в машине в темноте, Клайд выслушал план Маллинса. Работать вместе с Раймондом Гамильтоном — это звучало заманчиво. В этом случае Клайд мог из попрошайки превратиться в грабителя банков. Но Клайд не доверял Маллинсу. Братья Гамильтон хотели, чтобы оружие доставили в тюрьму в воскресенье вечером. Клайд подозревал, что здесь кроется какая-то ловушка, и потому пообещал все сделать вечером в субботу. Он велел Флойду Гамильтону не спускать глаз с Маллинса.

На следующий день, купив в ломбарде пистолет, Гамильтон и Маллинс встретились с Бонни и Клайдом на дороге восточнее Далласа. С заходом солнца все они отправились на юг, доехали по шоссе До Мэдисонвилла, затем долго кружили по проселочным дорогам. Им нужно было выбраться на ту дорогу, которая привела бы их к месту, где следовало спрятать оружие. Около половины второго машина добралась до тюремной фермы. Маллинс взял револьвер, две обоймы, прихватил один из кольтов 45-го калибра, принадлежавших Клайду, уложил все это в автомобильную покрышку и двинулся в направлении тюрьмы. Он спрятал оружие под водопроводной трубой примерно в 100 ярдах от барака, в котором содержался Гамильтон.

На рассвете они приехали в Даллас. По воскресеньям в тюрьме Истхэма заключенным давали свидания с родственниками, и Флойд Гамильтон пошел сообщить Раймонду, что оружие готово. Тем временем Бонни и Клайд вернулись в район фермы. Они долго разыскивали то поле, на котором бригада Гамильтона должна была на следующей неделе выкорчевывать кусты. Еще несколько часов ушло на составление плана побега. День был дождливый, и все проселочные дороги развезло. Несколько раз им приходилось пробираться на машине прямо по полям.

Наступило утро вторника — дня, назначенного для побега. Клайд и Маллинс оставили Бонни в машине, а сами спрятались на краю поля в подлеске. Они прождали целый час, но ничего не произошло. На тот случай, если Гамильтону придется отложить выполнение плана, они договорились ждать на том же месте по утрам еще в течение трех дней. Клайд и Маллинс уже собрались уходить, как вдруг услышали два выстрела.

Клайд прислушался. Два выстрела были принятым у охраны сигналом — просьбой о подмоге. Прошло несколько минут. Клайд и Маллинс двинулись к машине. Когда они дошли до нее, неподалеку раздались чьи-то голоса. Кто-то приближался к ним в тумане. «Возьми другого!» — крикнул один из подходивших. Это был голос Раймонда Гамильтона. «Что ты говоришь?» — окликнул его Клайд. Он не понимал, что происходит. Возможно, Гамильтона преследовала охрана. Клайд принялся стрелять из винтовки, целя в верхушки деревьев. Маллинс последовал его примеру. Расстреляв все патроны, они передали оружие Бонни, чтобы она его перезарядила. Но в этот момент из тумана показались четверо: Гамильтон, осужденный за убийство заключенный по имени Джо Палмер, а также еще двое, которые просто воспользовались возможностью для побега и увязались за ними. Все четверо тяжело дышали: им пришлось пробежать почти милю.

— Никого не возьмем в машину, кроме Раймонда и Палмера, — заявил Маллинс. — Остальные ступайте назад.

— А ну заткни глотку, Маллинс! — перебил его Клайд. — Машина моя, и я тут главный. Трое поедут в багажнике, а четверо в салоне.

Полиция выставила заставы на всех дорогах в округе в течение часа. Клайд поехал проселочными дорогами. Он взял курс на северо-запад и через маленькие городки: Сентервилл, Джуэтт, Тиг, Уортхэм и Мексиа — добрался до Хилсборо, находящегося в тридцати милях от Уэйко. Когда они заехали на бензозаправку, к ним обратился старик, работавший там: «А что, ребятки, слышали, что сегодня утром натворил Клайд Бэрроу?» Они поговорили некоторое время на эту тему, а потом Клайд попросил старика залить бензин в бак.

Клайд не решился ехать из Хилсборо в Даллас, опасаясь, что повсюду, где он обычно прятался, сейчас усиленно ведется наблюдение. Бандиты двинулись на юг, в направлении Хьюстона. В Даллас они заглянули только через три дня — 20 января. Клайд и Бонни, как всегда, повидались с родственниками на дороге в окрестностях города. Им было что рассказать родным и было о чем задуматься на ближайшее будущее. Впервые за последние семь месяцев у Клайда Бэрроу собралась собственная банда.

Начальником всех техасских тюрем в это время был Ли Симмонс — худощавый немногословный и серьезный мужчина 50 лет, из той же породы одиноких «ковбоев», что и его друг, фэбээровец Гус Джонс. Утром он был в тюрьме в Хантсвилле, в сорока милях к югу от Истхэма. Около девяти утра он получил известие о побеге, а в десять уже приехал на ферму. Двое тюремщиков получили ранения, причем один из них — майор Кроусон — очень серьезные. Стреляли совершившие побег заключенные, но Симмонс был уверен, что за этим делом стоит Клайд Бэрроу. Его подозрения подтвердились на следующий день, когда одного из бежавших задержали и он рассказал, как было дело.

Целый день Симмонс устраивал засады на дорогах и общался с газетчиками. Только к вечеру он смог добраться до больницы в Хантсвилле, где лежал майор Кроусон: пуля попала в живот, и жить майору оставалось недолго.

— Мистер Симмонс, не держите на меня зла, — с трудом проговорил Кроусон. — Я виноват, что не исполнял ваши инструкции как надо, простите меня.

— Не думайте об этом, — ответил Симмонс. — Этим ребятам повезло, но на нашей улице тоже будет праздник. Я вам обещаю, что так просто они не отделаются.

Кроусон умер на следующий день, и Ли Симмонс поклялся за него отомстить. Чего бы это ни стоило, Клайд Бэрроу должен быть взят живым или мертвым. Симмонс несколько дней обдумывал, как лучше подойти к этой задаче, и в конце концов понял, кто может помочь ему справиться с ней.

Сент-Пол, Миннесота

17 января, среда

На следующий день после налета Клайда Бэрроу на тюрьму Истхэма температура в Сент-Поле опустилась ниже нулевой отметки. Этим утром Эдвард Бремер, как всегда, выехал на своем черном «линкольне» из особняка на бульваре Миссисипи-ривер, чтобы подвезти дочь в школу. Бремер, богатейший человек, родился в одной из самых известных семей Твин-Ситиза. Его отец Адольф Бремер в 1896 году женился на дочери немецкого пивовара Якоба Шмидта и после смерти тестя возглавил «Пивоваренную компанию Шмидта». Он был другом и спонсором президента Рузвельта. Времена «сухого закона» прошли для него относительно спокойно: он сумел наладить производство безалкогольных напитков и эрзац-пива а также вложить средства в другие виды производства. Его сын Эдвард возглавлял крупнейший из принадлежащих семье банков — Коммерческий государственный банк, имевший отделения в Вашингтоне и других городах.

Однако, как впоследствии выяснило ФБР, Бремеры не были столь кристально чистыми коммерсантами, какими хотели казаться. Как и в случае Уильяма Хэмма, их интересы были тесно связаны с преступным миром Сент-Пола. Пивоваренный завод снабжал эрзац-пивом многие распивочные, в которых собирались бандиты, в том числе и таверну Гарри Сойера. Жена Сойера Глэдис впоследствии дала ФБР письменные показания о том, что Бремеры тайно поставляли в эту таверну настоящее пиво с 1926 по 1932 год, а Сойер перепродавал его по всей Миннесоте. Более того, Глэдис показала, что «Зеленый фонарь» на самом деле принадлежал Бремерам.

Чем Бремеры рассердили бандитов, осталось неизвестным, но что-то между ними произошло. Банк, которым руководил Эдвард Бремер, пропускал через себя деньги Гарри Сойера и других бутлегеров и помогал им отмывать краденые ценные бумаги, в том числе и те, что достались Харви Бейли после ограбления монетного двора в Денвере в 1922 году. Несогласия между Сойером и Эдвардом Бремером, несомненно, носили чисто финансовый характер. Однако сыграл определенную роль и «колючий» характер Бремера. В одной из служебных записок ФБР читаем: «Бремера терпеть не могут не только его родственники, но и многие другие люди. Он может вспыхнуть в любой момент, очень эгоистичен и безрассуден, друзей у него почти нет».

В это морозное утро Эдварду Бремеру, который всю жизнь воспринимался окружающими только как тень своего отца, предстояло прославиться. Он высадил дочь возле школы и поехал дальше. На перекрестке Гудрич-стрит и Лексингтон-паркуэй он остановился у знака «стоп». В ту же секунду на перекресток выехал Джордж Циглер и перегородил Бремеру путь своей машиной. Сзади вплотную подъехал автомобиль, за рулем которого был Карпис. Бремер оказался в ловушке.

Док Баркер и Волни Дэвис выскочили из машины. Док открыл дверцу со стороны водителя и навел револьвер на молодого наследника Бремеров. «Не двигайся, а то застрелю», — предупредил он.

Однако Бремер запаниковал и схватился за рычаг переключения передач. Тогда Док ударил его в лоб ручкой пистолета. Бремер рванулся к дальней дверце, но там уже был Дэвис: он первым распахнул ее и тоже ударил Бремера. Тот все равно пытался вырваться из машины, и тогда Дэвис резко захлопнул дверь, прищемив Бремеру ногу в колене. Борьба продолжалась всего несколько секунд, однако к моменту, когда Бремер прекратил сопротивляться, он уже был весь в крови: она текла из глубокой раны на голове. Карпис следил за дракой с раздражением. «Появись тут патруль, — пробормотал он, — и начнется такое, что не дай бог».

В конце концов Доку удалось загнать Бремера вниз, на пол машины, так что его не было видно снаружи. Дэвис сел за руль и повернул ключ зажигания. Машина не заводилась. «Эй, ты, давай по-хорошему, — обратился Док к Бремеру. — Заводи давай!»

Бремер вытер кровь со лба, нагнулся вперед и нажал кнопку. Машина завелась. Док надел на Бремера мотоциклетные очки с заклеенными скотчем стеклами. Теперь он ничего не видел.

Похищения никто не заметил, погони не было. Три машины отъехали на несколько миль от границы города и остановились на обочине. Так же как в случае похищения Хэмма, Джордж Циглер протянул Бремеру заранее заготовленные записки о выкупе, которые надо было только подписать. Бремер пожаловался на страшную боль в голове и колене. Карпис ответил, что тот сам виноват — нечего было сопротивляться. «Ну да, — согласился Бремер. — Я перенервничал». Карпис повез похищенного по направлению к Чикаго, а Циглер и Фред Баркер вернулись в Сент-Пол с записками о выкупе.

Через два часа после похищения в офисе делового партнера и друга семьи Бремеров Уолтера Мэйджи раздался звонок. Звонивший назвал себя Макки. «Добрый день, — сказал „Макки“. — Мы захватили вашего друга Эда Бремера. Нам нужно двести тысяч». Потом он объяснил, что машина Бремера стоит у водонапорной башни на Эджкамб-роуд. Под крыльцом дома, в котором находится офис Мэйджи, лежит записка с инструкциями. Затем «Макки» повесил трубку. Мэйджи вышел из офиса и отыскал записку. Там было сказано:

Вам предстоит очень опасное дело. Не пытайтесь с нами встретиться. Речь идет о жизни — и вашей, и вашего друга Б. Следуйте инструкциям, изложенным в этом письме. Полиция в таких делах никогда не помогала, не поможет и на этот раз. Сначала заплатите выкуп, а потом привлекайте полицию — пусть расследуют. Полиция только мешает, стараясь помочь, а вашему другу сейчас совсем нехорошо. Так что не тяните с выкупом.

Мы требуем 200 тысяч долларов.

Деньги должны быть в купюрах по 5 и 10 долларов. Новых купюр быть не должно. Последовательных номеров у купюр быть не должно. Деньги разных лет выпуска.

Положите деньги в две большие картонные коробки, чтобы все туда вошло, и перевяжите веревкой.

Никаких контактов между нами не будет до тех пор, пока вы не дадите знать, что деньги готовы.

Как только они будут готовы, поместите в «Миннеаполис трибюн» объявление. В разделе частных объявлений напишите: «Мы готовы. Элис». После этого вы получите окончательные инструкции. Будьте готовы к тому, что придется выехать с выкупом через несколько минут после того, как получите инструкции.

Не пытайтесь протянуть время или обмануть нас. Поторговаться не выйдет. И нечего жаловаться на бедность — мы знаем, сколько у этих людей денег в их банках. Не пытайтесь выйти с нами на связь — мы сами объявимся.

Угрожать ни к чему. Если вы сделаете, что вам сказано, — мы гарантируем, что все будет хорошо.

Мэйджи позвонил в офис Бремера, чтобы проверить, не розыгрыш ли все это. Эдварда не было на месте. Тогда Мэйджи позвонил в пивоваренную компанию и оставил послание Адольфу Бремеру — просил его о встрече в отеле «Райан». Затем он позвонил шефу полиции Сент-Пола, а тот в свою очередь — Вернеру Хэнни, главе местного отделения ФБР. Хэнни отправился прямиком в отель, где Бремеры уже беседовали с шефом полиции. Шеф привез с собой начальника отдела по расследованию похищений людей Тома Брауна — того самого полицейского, который был тесно связан с бандой Баркеров. Присутствие Брауна означало, что теперь бандиты будут в курсе всех действий полиции.

Встреча проходила в деловом ключе: Адольф Бремер был не из тех людей, кто легко поддается панике. Вместе с Уолтером Мэйджи он отправился искать машину сына. Где-то через полчаса они ее отыскали. Переднее сиденье оказалось все в крови. Мэйджи попросил Бремера не подходить к машине и отогнал ее к ближайшей автомойке. Кровь смыли — и вместе с ней уничтожили и все отпечатки пальцев, оставленные бандитами. Другие родственники Бремера тем временем договорились об объявлении от имени Элис в местной газете.

Уже поздно ночью Карпис доехал до дома в Бенсенвилле, в котором семь месяцев назад держали Уильяма Хэмма. Там на кухне их ждал один из приятелей Циглера. Бремера отвели в спальню, окно которой было забито досками.

Охраняли его по очереди. Около одиннадцати Карпис просунул голову на кухню, где приятель Циглера Гарольд Альдертон слушал радио.

— Ну что, есть новости? — спросил Карпис.

— Да уж, — ответил тот. — Такие новости, что не дай бог.

— Что случилось?

— Они думают, что мы убили парня. Нашли машину, а она вся в крови. Вот они и решили, что его замочили.

— Н-да… — протянул Карпис. — Дело плохо.

Сент-Пол, Миннесота

20 января, суббота

В течение двух дней члены клана Бремеров в нетерпении расхаживали по комнатам принадлежащего им особняка, расположенного напротив пивоваренного завода Шмидта. Они ждали вестей от похитителей. Объявление от имени Элис появилось в газете еще во вторник утром, однако ответа все не было. Известия о похищении просочились в прессу, и в четверг вечером Адольф Бремер сделал заявление перед репортерами. Он пообещал похитителям, что его семья не будет помогать полицейскому расследованию. «Мы хотим одного: чтобы Эдди вернулся домой целым и невредимым», сказал он.

Агенты ФБР заняли посты в обоих особняках Бремеров.

Вернер Хэнни, начальник отделения бюро в Сент-Поле, сделал отводы для подслушивания разговоров на восемнадцати телефонных линиях — в офисах и в домах Бремеров. Хэнни так закрутился с делами, что забыл отослать очередной отчет о ходе расследования в Вашингтон, хотя Гувер неоднократно давал ему указания делать это регулярно.

«Похоже, мне придется полагаться на газетную информацию в важнейших делах, которые расследуются подчиненными мне структурами, — писал Гувер Хэнни, после того как прочитал в „Вашингтон пост“ о том, что в машине Бремера оказалась кровь. — И это несмотря на ясные, определенные и неоднократно повторенные инструкции. Мне непонятно, почему вы ими пренебрегаете и не ставите меня в известность обо всем, особенно при расследовании столь важного дела». Гнев Гувера, подогретый еще и давлением со стороны Белого дома, достиг пика на выходных, когда Хэнни не отправил ему какую-то бумагу. «Позвонить и сказать ему, что я требую документ немедленно и чтобы он прекратил уклоняться и мешкать», — приказал Гувер помощникам.

Бремерам поступало множество писем и телефонных звонков. Большинство из них выражали сочувствие и поддержку, но были и послания от различных психопатов. В пятницу пришла открытка, в которой сообщалось, что Эдвард Бремер убит и похоронен вблизи города Анока (Миннесота).

Рано утром в субботу, около шести часов, раздался какой-то грохот в доме доктора Нипперта, семейного врача Бремеров. Доктор еще лежал в постели. Он решил, что разбилась тарелка, и не торопился вставать. Через час, когда он уже брился в ванной, зазвонил телефон. «Пройдите в прихожую, — сказал незнакомый голос. — Посмотрите, что там лежит».

Нипперт спустился вниз и обнаружил бутылку, которую кинули в прихожую его дома, разбив одно из стекол двери. Под дверью лежало три письма. Одно из них, написанное Эдвардом Бремером, было адресовано доктору и содержало просьбу доставить два письма отцу. Доктор Нипперт поехал в особняк Бремеров и заперся с Адольфом в библиотеке. Агенту ФБР Эдварду Ноутстину, сидевшему в прихожей, никто не объяснил, в чем дело. Когда Ноутстин сам спросил, что происходит, ему ответили, что старому Бремеру стало плохо с сердцем. Однако через полтора часа, когда старик вышел из библиотеки, вид у него был совершенно здоровый. Ноутстин заметил в поведении Адольфа Бремера озабоченность, которая отличалась от беспокойства за судьбу сына. Поговорив с членами семьи Бремер, он понял, что больше всего старика беспокоил размер выкупа. В последнее время он несколько раз неудачно вкладывал деньги, и теперь у него недоставало наличных. Один из родственников объяснил Ноутстину: если выплатить все 200 тысяч сразу, то Бремерам придется продавать свою компанию. Как впоследствии выяснит ФБР, Адольф Бремер подозревал, что похищение было устроено президентом одного из местных банков с целью взять под свой контроль принадлежащий Бремерам Первый Коммерческий банк.

По всей видимости, старый Бремер думал в первую очередь о размере выкупа и тогда, когда отправлялся к губернатору Миннесоты Флойду Олсону, — это было уже во второй половине дня. В полученной утром записке похитители приказывали налепить на окно в офисе Мэйджи четыре синих рекламных плаката «Национальной стрелковой ассоциации» с изображением орла. Это должно было означать, что выкуп готов. Бремер честно рассказал Олсону о состоянии своих финансов, и губернатор посоветовал налепить оторванные до половины плакаты, давая понять, что семья хочет поторговаться относительно размера выкупа.

На следующий день с Адольфом Бремером встретился заместитель директора ФБР Гарольд Натан. Во время встречи присутствовали финансовые советники Бремера — два нью-йоркских банкира. Бремер спросил Натана, как он думает, примут ли похитители сумму 50 тысяч долларов? Эту цифру банкиры посчитали «максимально возможной». Натан, который по-прежнему ничего не знал о записках, доставленных доктором Ниппертом, сказал, что в аналогичных случаях в прошлом переговоры не приводили к снижению суммы выкупа. Он пообещал, что бюро не станет предпринимать активных действий до тех пор, пока деньги не будут выплачены. Однако, после того как Эдвард окажется на свободе, он надеется на полноценное сотрудничество всех членов семьи Бремер с властями.

В воскресенье утром в особняк Бремеров была подброшена еще одна записка. Ее оставил возле офиса служащий местной угольной компании.

Хотите ждать — мы тоже подождем. Копы используют чертову уйму уловок, чтобы человека убили, а они потом назовут себя героями, но жертвой будет Эдди. Копам этого только и надо, но Эдди хочет жить.

Нам надоело все это, пеняйте на себя. Теперь сами ищите на нас выход, но лучше бы вам этого не делать, пока за вами тянется хренова куча копов, газетчиков и радио. С сегодняшнего дня объявляем вам бойкот, и ищите нас сами. И лучше не затягивайте.

Записка привела Адольфа Бремера в растерянность. Самим отыскать похитителей? А как? Он был в страшном гневе на полицию. В газеты постоянно просачивалась информация, которая злила похитителей, и он подозревал, что источником является кто-то из полицейских. Бремер решил поговорить с ФБР начистоту. Он попросил Натана приехать. Тот прибыл в особняк в три часа. Бремер увел его в свою библиотеку, отделанную красным деревом, и там отдал все записки, полученные от похитителей. Натан обернул их в целлофан, отнес в офис бюро в центре города, а оттуда отправил авиапочтой в Вашингтон.

Через полчаса Натану принесли вечерний выпуск «Сент-Пол дейли ньюс»: к своему изумлению, он увидел, что большая статья о деле Бремера содержит массу подробностей о записках похитителей. Натан позвонил шефу полиции Дэхиллу и попросил зайти к нему в гостиничный номер. «У вас происходят утечки, — сказал Натан, — и очень неприятные». Дэхилл ответил, что у него есть подозреваемый: сыщик Том Браун. Более того, Дэхилл пошел даже дальше. «Я уверен, — сказал он Натану, — что Том Браун замешан и в похищении Хэмма, и в похищении Бремера».

В доме на окраине Чикаго, где прятали похищенного, росло напряжение. В отличие от сдержанного Уильяма Хэмма, Эд Бремер оказался нытиком: то ему было холодно, то у него болела голова, то колено. Карпису все это изрядно надоело. Бремер сидел напротив забитого досками окна, с заклеенными очками на носу. История с Хэммом длилась всего четыре дня, а здесь дело затягивалось, и Карпис не мог понять почему. Как-то он спросил об этом Бремера.

— Ну, чтобы ответить, мне прежде всего надо знать, сколько денег вы запросили, — ответил тот.

— Я не о том спрашиваю, — сказал Карпис. — Я спрашиваю: могут ли быть проблемы с доставкой денег? Что ты думаешь?

— Это зависит от суммы.

— Черт побери, твоя семья — самая богатая на всем северо-западе страны, а ты мне тут говоришь «зависит от суммы»! Сколько у тебя денег в банке?

— Иногда бывает одновременно двадцать пять — тридцать тысяч сразу, — ответил Бремер. — В самые удачные месяцы.

— Похоже, надо было тебя выпустить. Ты бы тогда сходил и принес нам эти деньги.

Бремера очень волновали такие разговоры с Карписом. Он предлагал различные планы, как добыть деньги. Однажды, к изумлению Карписа, предложил похитить крупного чиновника на железной дороге в Сент-Поле. Пытаясь втереться в доверие к похитителям, Бремер охотно рассказывал о своих связях в преступном мире. В частности, о том, как отмывал ценные бумаги, похищенные Харви Бейли. Однажды спросил, знает ли Карпис Гарри Сойера и его партнера Джека Пейфера? Карпис ответил, что не знает.

— Ну так познакомься, — сказал Бремер. — Эти люди заправляют всем в Сент-Поле, и если ты с ними познакомишься, то поймешь и кто я такой. Просто спроси у них про меня. Спроси, сколько раз я отмывал для них грязные бумаги. Я свой парень. Если бы вы, ребята, вместо того чтобы меня похищать, просто пришли ко мне за советом, Я вам подсказал бы кое-кого, и вы получили бы гораздо больше денег.

— Ну ладно, подождем пока, получим ли мы те двадцать пять тысяч, о которых ты тут болтал, — сказал Карпис. — А может быть, и тысяч сорок получим.

Бремер нахмурился: «Вряд ли они столько соберут». Как-то вечером вдруг без предупреждения приехали из Сент-Пола Фред Баркер и Джордж Циглер, усталые и злые. Они видели плакаты, порванные пополам, и решили, что Бремеры предлагают заплатить только половину из назначенной суммы.

— Там так стремно в этом городе, ты не представляешь, — говорил Циглер. — Каждый раз, когда надо передать записку, полиция висит у нас на хвосте. Каждый раз, когда ты им звонишь, полиция тебя слушает. Похоже, они просто не хотят платить. Они вообще ничего не хотят. Слышал, что Рузвельт сказал?

— Президент? — изумился Карпис.

Президент Рузвельт в радиообращении назвал похищение Бремера «нападением на все, что нам дорого».

— Ну да, президент. Он объявил, что Бремер ему друг и что он лично проследит за тем, чтобы это преступление не осталось безнаказанным. Я говорю: это самое стремное дело, с тех пор как похитили сына Линдберга.

— Ну, так что ты предлагаешь: ждать, пока они заплатят, или выпустить этого парня без всякого выкупа?

— Ну, про это я не говорил, — ответил Циглер. — Я говорю только, что на нас идет такая охота — мама не горюй. Так что, когда все кончится, легче нам не станет. А если прикончим этого парня, будет только хуже.

Дни проходили за днями, и настроение у Карписа становилось все мрачнее: в лучшем случае так и играть тут роль няньки с автоматом, в худшем — придется убить безоружного. Карпис думал о том, что он вовсе не для этого стал преступником.

Тусон — городок с населением 30 тысяч человек, расположенный в Аризоне, в насквозь пропеченной солнцем пустыне, — был весьма далек от родного для членов банды Диллинджера Среднего Запада. Именно в такую даль им и хотелось уехать. Диллинджер проделал большой путь из Сент-Луиса и прибыл в Тусон в воскресенье. Он чувствовал себя совсем другим человеком: вся самонадеянность и высокомерие, которые он выказывал в Ист-Чикаго, вдруг куда-то исчезли. Последняя перестрелка преподала ему хороший урок. Теперь он не хотел рисковать и стремился жить потише. Стрельбы из автомата по луне в его жизни больше не будет.

Диллинджер и Билли присоединились к остальным членам банды, которые уже вовсю наслаждались местными радостями: борделями и ночными клубами — и попивали текилу. Расселл Кларк и Чарльз Мэкли жили в самой лучшей гостинице в городе — «Конгресс-отеле». Мэкли закрутил роман с певичкой, исполнявшей романтические баллады, все остальные тоже радовались жизни. Диллинджер и Билли сняли номер в мотеле на Шестой улице, зарегистрировавшись как «мистер и миссис Фрэнк Салливан из Грин-Бэя (Висконсин)». Через несколько часов подъехали Пит Пирпонт и Мэри Киндер — они задержались, потому что посетили родственников в Альбукерке.

Члены банды Диллинджера мало что видели в жизни, кроме сельской местности на Среднем Западе и тюремных камер, и потому Тусон показался им сказочным раем. Здешние жители носили ковбойские шляпы и высокие сапоги. По вечерам на улицах звучала мексиканская музыка — марьячи. Вокруг города высились горы, росли кактусы, в зарослях водились гремучие змеи. Возле домов центре города были коновязи, к которым привязывали лошадей, бандиты словно попали в вестерн, и Чикаго казался далеким сном. Атмосфера города завораживала, и они потеряли бдительность. В первый же день по приезде Пирпонт совершил странный, необъснимый поступок. Он остановил машину посреди улицы и принялся болтать с двумя полицейскими. Представившись туристом из Флориды, он указал на какую-то машину и пожаловался, что та его преследует. Один из полицейских отправился проверить этот автомобиль, а второй тем временем разговорился с Пирпонтом. Бандит принялся хвастать оборудованием, установленным на его новом «бьюике»: спидометром, усилителем руля. Потом они поболтали о погоде, о местном климате, и Пирпонт договорился до того, что назвал свой отель. Первый полицейский вскоре вернулся и сказал, что машина, на которую указал Пирпонт, никакой опасности не представляет. Бандит поблагодарил его, помахал на прощание рукой и уехал. Зачем ему понадобилось совершать этот идиотский поступок, так и осталось непонятным.

Днем члены банды осматривали местные достопримечательности, а вечера проводили в клубах. Все шло прекрасно вплоть о вторника: утром, часов в шесть, из-за утечки масла в системе отопления загорелся «Конгресс-отель». Огонь из подвала проник в шахту лифта, и вскоре все здание окутал дым. Пожарные прибыли через несколько минут. Один из них, Уильям Бенедикт, очень дивился, когда двое мужчин приставили лестницу к окну третьего этажа и попытались туда забраться. Это были Мэкли и Кларк. Они объяснили пожарному, что хотят спасти свои вещи. Огонь вскоре локализовали, и Бенедикт поднялся в 329-й номер, выбил дверь и вытащил на улицу тяжелую коробку, обернутую тканью. Пожарный, конечно, не подозревал, что в коробке лежали автоматы бандитов. Мэкли поблагодарил Бенедикта и дал ему пару долларов.

Прошло еще три дня. Утром в пятницу 25 января тот же пожарный, который помог Мэкли и Кларку, просматривал новый номер журнала «Тру детектив». Вдруг он вздрогнул: со страницы на него смотрел тот самый «мистер Дэвис», чьи вещи он вытащил из 329-го номера. Мимо пожарной части в это время проезжал помощник шерифа. Бенедикт окликнул его и показал фотографию. К полудню эта история стала известна в управлении полиции.

Там ее сопоставили с рассказом, который полицейский Гарри Лесли тем же утром услышал от местных туристов. Вечером накануне пожара они сидели в ночном клубе, и к ним подсел человек по имени Арт Лонг. Мистер Лонг (в действительности — Расселл Кларк) несколько перебрал текилы и пустился в рассуждения о том, что человеку, умеющему управляться с автоматом, никакая экономическая депрессия не страшна. Кроме того, туристы заметили, что друзья мистера Лонга, похоже, носили под пиджаками наплечные кобуры.

Прослушав обе истории, сыщики принялись листать материалы о находящихся в розыске преступниках. «Мистер Дэвис», как выяснилось, был чрезвычайно похож на фотографию Чарльза Мэкли. Полицейские позвонили в «Конгресс-отель» и выяснили, куда перевезли вещи мистера Дэвиса. Оказалось, что этот человек снял одноэтажный дом с верандой на Второй улице. Уже в 13 часов 30 минут трое полицейских прибыли к этому дому. Они припарковали машину напротив и стали наблюдать. Вскоре Мэкли вышел вместе со своей певичкой, сел в «студебекер» и поехал по направлению к центру. Полицейская машина двинулась за ним.

В центре города Мэкли остановился возле здания «Грейб электрик компани» и зашел внутрь. Полицейские последовали за ним. Мэкли стоял у окошка и расплачивался. Полицейские подошли сзади и объявили, что он арестован. Мэкли принялся возмущаться и кричать, что он бизнесмен из Флориды, приехавший сюда на отдых. Офицер полиции ответил: «Все недоразумения разъяснятся в полицейском участке».

В управлении полиции Мэкли отвели сразу к начальнику С. А. Волларду.

— Как вас зовут? — спросил Воллард.

— Джей-Си Дэвис, — ответил Мэкли. — Давайте поедем ко мне домой, у меня там все документы. Все сразу разъяснится.

Шеф полиции тем временем разглядывал фотографию разыскиваемого преступника. Потом он сказал, что ему нужно получить отпечатки пальцев задержанного. Мэкли бурно запротестовал. «Да ладно, Мэкли, — сказал ему Воллард. — Мы все равно снимем твои отпечатки, хочешь ты этого или нет».

Бандит был помещен в камеру.

Один арестован, трое — на свободе. Шеф полиции вызвал к себе трех своих лучших сотрудников: сержантов Фрэнка Аймана и Далласа Форда и сыщика Чета Шермана. Он сказал, что, по всей вероятности, где-то в городе скрываются члены банды Диллинджера, и дал полицейским фотографии бандитов, приказав взять под наблюдение дом, который снимал Мэкли на Второй улице, — возможно, кто-то из этих людей там появится.

Полицейские подъехали к дому и принялись наблюдать. Никто не появлялся, и где-то через час им надоело сидеть сложа руки. Посовещавшись, полицейские решили, что лучше всего проверить, нет кого-нибудь внутри дома. Для этого они прибегли к нехитрой уловке. Шерман вышел из машины и направился к дому, на ходу вынимая из кармана пиджака конверт. Он позвонил в дверь. Открыла какая-то женщина (это была Опал Лонг, подруга Расселла Кларка). «Что вам нужно?» — спросила она. Шерман представился посыльным и протянул ей письмо. Когда она приоткрыла дверь пошире, полицейский резко толкнул дверь плечом, шагнул внутрь — и столкнулся лицом к лицу с Расселлом Кларком. Шерман выхватил служебный револьвер и приказал Кларку поднять руки. Однако тот не послушался и вместо этого ухватил револьвер за ствол. Началась борьба за оружие: каждый тянул его к себе. Они кружили по гостиной, постепенно перемещаясь в сторону спальни. Услышав шум доме, Айман и Форд выскочили из машины и влетели на крыльцо, Опал Лонг увидела их и захлопнула дверь — как раз в тот момент, когда Форд протянул руку, чтобы дернуть дверь на себя. Дверь защемила ему палец, кость оказалась сломана.

Форд вышиб дверь, отбросил Опал Лонг в сторону и ворвался в спальню. Там он увидел, что Кларк и Шерман продолжают бороться упав на кровать, причем рукой Кларк тянется под подушку. Форд ударил Кларка ручкой револьвера по голове, а Айман ухватил его за плечи и стащил с кровати. На бандита тут же надели наручники, под подушкой оказался кольт 38-го калибра. При обыске были найдены также два автомата Томпсона, автоматическая винтовка, два пистолета, два пуленепробиваемых жилета и 4526 долларов 68 центов наличными. Полицейские усадили Кларка и Лонг в машину и отвезли в управление. О том, что кому-то надо остаться в доме, полицейские не подумали. Двое арестованы, еще двое — на свободе. Шеф полиции Воллард провел совещание со своими людьми. Было ясно, что Диллинджер и Пирпонт где-то в городе, однако если они узнают об арестах, то им потребуются считаные минуты, чтобы сесть в автомобили и исчезнуть. Предчувствия шефа оправдались: как раз в тот момент, когда в управлении полиции проходило совещание, Пирпонт поднимался по ступенькам крыльца дома на Второй улице. Он увидел следы крови и, не заходя в дом, кинулся к машине. Вернувшись в мотель, он приказал Мэри Киндер срочно собирать вещи.

Тем временем в кабинет Волларда зашел тот полицейский, с которым Пирпонт так мило беседовал под видом туриста из Флориды. Полицейский рассказал про этот случай. Описание «туриста» полностью совпадало с приметами Пирпонта. Шеф направил сержанта Аймана и двух полицейских проверить мотель, где жил этот «флоридец». Когда они добрались до места, то увидели, что от мотеля отъезжает новый «бьюик». За рулем сидел Пирпонт. Полицейские поехали следом, на ходу обсуждая, что делать дальше. Они решили задержать автомобиль Пирпонта за нарушение правил, в надежде захватить бандита врасплох. Сержант Айман дал звуковой сигнал и помахал рукой Пирпонту, приказывая остановиться. Тот подчинился.

Сержант вышел из машины. «Добрый день, — приветствовал он Пирпонта. — Ваши права, пожалуйста». Тот протянул ему права (поддельные, разумеется). Айман взглянул на них, потом вернул и, извинившись за придирки, объяснил, что отсутствует некая наклейка об осмотре машины, которую требуют правила. Но получить такую наклейку легче легкого, заверил Айман Пирпонта. Для этого надо только заехать в полицейский участок. Все дело займет несколько минут. Сбитый с толку потоками речи полицейского, Пирпонт согласился. «Да я сам с вами поеду», — вызвался Айман и тут же забрался на заднее сиденье. Пирпонт повернул зеркало заднего вида так, чтобы видеть Аймана, и поехал к центру города. Айман продолжал непрерывно болтать, восхищаясь отличной погодой, которая стояла в Тусоне. Пирпонт в ответ кивал и улыбался. Мэри Киндер сидела, сжавшись в комочек. Сержант Айман потихоньку достал свой пистолет и зажал его между коленями, так чтобы Пирпонт этого не увидел. Потом вытащил пачку сигарет и предложил бандиту закурить. Тот отказался.

В полицейском управлении Айман провел Пирпонта и Киндер прямиком в кабинет Волларда. На столе у шефа лежало отобранное у Мэкли и Кларка оружие, и Пирпонт в ту же секунду, как вошел в кабинет, понял, что его обманули. Он потянулся к наплечной кобуре, но Айман его опередил. Он ткнул Пирпонта пистолетом в спину и сказал: «Брось!»

Пирпонт не послушался, выхватил пистолет, но было поздно: Айман и еще двое полицейских бросились на него и повалили на пол. «Брось оружие! — крикнул Айман. — Брось, а то убью!» Пирпонт выпустил пистолет. Один из полицейских тут же заломил ему руку. Другие обыскали его.

— Грубовато вы со мной обращаетесь, — заметил Пирпонт, пытаясь выдавить улыбку.

— А ты чего хотел? Чтобы мы с тобой целовались?! — ответил Айман.

Трое арестовано, один — на свободе. Джон Диллинджер по-прежнему находился где-то в Тусоне — в этом полиция была уверена. Приближался вечер. Поскольку никаких новых сведений о местонахождении бандита не поступало, полицейские решили продолжать наблюдение за домиком на Второй улице и за мотелем на Шестой. К домику Мэкли выехали двое полицейских в форме и сыщик Джеймс Херрон — коренастый, приземистый ирландец. Когда они прибыли на место, солнце только начинало садиться. Полицейские проникли внутрь дома через заднюю дверь, а Херрон остался у машины: он хотел припарковать ее подальше, чтобы не спугнуть Диллинджера.

Как раз в этот момент к дому подъехал сияющий новенький «гудзон». Херрон спрятался в кустах. Из машины вышел мужчина в коричневом костюме. В «гудзоне» осталась какая-то женщина. Как только незнакомец приблизился к крыльцу, Херрон вышел из укрытия. Человек в костюме задержался и посмотрел на пятна крови на ступеньках. Потом резко обернулся, намереваясь идти к машине, — и столкнулся лицом к лицу с Херроном.

Расстояние между Диллинджером и Херроном не превышало пяти футов. Это был момент, достойный фильмов о Диком Западе. Херрон выхватил пистолет первым. «Подними руки!» — приказал он. Диллинджер молча смотрел на него и не двигался. Херрон сделал шаг вперед и ткнул револьвер бандиту под ребра. «Подними руки, кому говорю, или я тебя продырявлю!» Диллинджер медленно поднял руки. «А в чем дело?» — спросил он.

В этот момент на крыльце показались двое полицейских. «Прикройте машину!» — крикнул им Херрон. Полицейские кинулись к автомобилю. Херрон взял Диллинджера за воротник пальто и повел. Только в этот момент бандит понял, что он попался всерьез и разговорами дело не обойдется. Он потянулся к наплечной кобуре. Херрон с силой вонзил пистолет в спину Диллинджеру, а подоспевший на помощь полицейский наставил свое оружие прямо в лицо преступнику. Диллинджеру оставалось только сдаться.

Четыре — ноль, победа полиции Тусона.

Аресты в Тусоне стали сенсацией, облетевшей всю страну. На следующий день толпы любопытных окружали тюрьму округа Пайма, куда поместили четырех бандитов и их подруг. В кабинет шефа полиции Волларда непрерывным потоком шли телеграммы, постоянно раздавались телефонные звонки. С каждым самолетом в Тусон Прибывали репортеры и фотографы из Нью-Йорка, Чикаго и других городов. Стоило любому полицейскому выйти из здания управления, и он тут же попадал под перекрестный огонь фотовспышек.

В десять утра всех семерых задержанных в наручниках привели в заполненный публикой до отказа зал суда для предъявления обвинения. Диллинджер с хмурым видом шлепнулся на стул.

— Встаньте! — приказал судья.

— Я не Диллинджер, — пробурчал Диллинджер, оставаясь сидеть.

Судебный пристав взял его за шиворот и поставил на ноги.

Все члены банды были объявлены арестованными при залоге 100 тысяч долларов на каждого. Когда их уводили из зала, вспышки сверкали непрерывно. Билли улыбнулась Диллинджеру, и тот ответил улыбкой. Потом он наклонился вперед и поцеловал ее.

Арестованных поместили в тюремные клетки, и перед ними прошла целая процессия репортеров, местных политиков и полицейских: их рассматривали, как обезьян в зоопарке.

Внимание публики льстило Диллинджеру. Он наконец признался, что он Диллинджер, и принялся играть свою любимую роль — симпатичного, общительного налетчика. «Я свое дело знаю хорошо, — заявил он столпившимся у его клетки репортерам. — Я могу сыграть в салочки с полицией в любое время. Никого эти ищейки ловить не умеют — только бегают по старым тропам. А самые тупые копы в Чикаго. У этих умников нет никаких доказательств, что я кого-то убил или взял какой-нибудь банк».

Остальные бандиты брали пример с Диллинджера — принялись улыбаться и позировать перед камерами. Пит Пирпонт даже выдал остроту, обращаясь к губернатору Аризоны. «У вас-то копы получше, чем в Индиане, — сказал он. — Отнеслись к нам со всем вниманием».

Однако, после того как газетчики ушли, эйфория у заключенных быстро закончилась. Утром в воскресенье прибыли прокуроры из Огайо, Висконсина и Индианы. Они собирались требовать экстрадиции преступников в свои штаты. Теперь бандитам было не до шуток.

В тюрьму явился Мэтт Лич — человек, который осенью на короткое время засадил в тюрьму мать Пирпонта. Завидев его, Пирпонт пришел в ярость. «Жаль, я не убил тебя, сволочь, пока была возможность! — орал он. — Ты мою мать в тюрьму посадил! Если я отсюда когда-нибудь выберусь, первое, что я сделаю, — пришью тебя, крыса!» Лич молча рассматривал Пирпонта несколько секунд, а потом повернулся к репортерам: «Вот, полюбуйтесь, перед вами человек, который действительно любит свою мать». Потом Лич подошел к клетке Диллинджера и протянул руку сквозь прутья. Диллинджер после некоторого колебания пожал ее. «Значит, снова встретились с тобой, Джон», — сказал Лич. Он отступил на шаг назад и внимательно осмотрел Диллинджера. Потом похвалил усики, которые отпустил бандит. Спросил, готов ли он к поездке в Индиану. «А я не тороплюсь, — ответил Диллинджер. — Мне там делать совершенно нечего».

Итак, в очередной раз всем казалось, что преступная карьера Диллинджера закончилась. Но как вскоре выяснилось, она только начиналась.

 

IX

РОЖДЕНИЕ ЗВЕЗДЫ

30 января — 2 марта 1934 года

Погода во вторник 30 января в Чикаго выдалась пасмурной и снежной. Вечером, в 18 часов 10 минут, в аэропорту Мидуэй приземлился самолет, которым прибыл Диллинджер. Полет был долгим, а пассажир впервые путешествовал по воздуху. Перед этим шла напряженная двухдневная борьба между юристами из Висконсина, Индианы и Огайо. Каждый требовал, чтобы процесс над бандой начался в его штате. В конце концов губернатор Аризоны решил отправить Диллинджера в Индиану, чтобы он предстал перед судом по обвинению в убийстве полицейского О'Мэлли, которое было совершено в городе Ист-Чикаго. В случае обвинительного приговора бандита там ждал электрический стул. Пирпонта, Мэкли, Кларка и Мэри Киндер отправили в Огайо, чтобы судить за убийство шерифа Сарбера (Киндер впоследствии была освобождена). Билли Фрешетт и Опал Лонг выпустили на свободу, и они приехали в Чикаго на автобусе.

Диллинджер не хотел ехать и оказал сопротивление. В понедельник весь день толпы любопытных, допущенных в тюрьму, простаивали возле его клетки, а во вторник помощникам шерифа пришлось насильно вытаскивать его оттуда. «Они не повезут тебя в Индиану! — кричал Диллинджеру Пирпонт. — Они тебя просто прикончат, парень!» Диллинджер сопротивлялся и не давал надеть на себя наручники. «Вы дурите меня! — кричал он. — Меня не должны переводить на восток без суда здесь!»

В Чикаго Диллинджер спустился по ступеням трапа навстречу огромной толпе фотографов. Его встречали 85 сотрудников чикагского полицейского управления. «Чикаго трибюн» писала, что «такого приема не удостаивался еще ни один преступник в этом городе». Мелькали фотовспышки, репортеры вставали на цыпочки, лишь бы увидеть, как двое полицейских заталкивают Диллинджера на заднее сиденье автомобиля.

Были приняты повышенные меры безопасности: чикагская полиция вооружилась автоматами и надела бронежилеты. Тринадцать машин и дюжина мотоциклистов под вой сирен помчались из аэропорта по улицам Чикаго, которые заполонила публика. Караван пересек границу с Индианой и направился к городку Кроун-Пойнт — административному центру округа Лейк, где Диллинджер должен был предстать перед судом. У тюрьмы округа поджидала очередная группа газетчиков и фотографов. В 19 часов 40 минут Диллинджер вошел в здание тюрьмы.

Там его отвели к местному шерифу — Лилиан Холли. Эта женщина возглавила полицию, после того как был убит прежний шериф — ее муж. Ее неопытность в полицейских делах вскоре будет широко обсуждаться прессой. Вслед за Диллинджером в ее кабинет набилось около тридцати репортеров. Они сыпали вопросами, стараясь перекричать друг друга.

— Рады ли вы тому, что снова в Индиане?

— Я рад Индиане так же, как она рада мне, — отвечал Диллинджер.

Он жевал жвачку и, казалось, был совершенно равнодушен к такому скоплению народу.

— Говорят, вы пронесли оружие в тюрьму штата Индиана, перед тем как оттуда сбежала группа заключенных двадцать шестого сентября?

Диллинджер усмехнулся: «А я этого и не отрицаю».

— Как вам удалось его туда пронести?

Диллинджер широко улыбнулся: «Много будете знать — скоро состаритесь».

Репортеры переглядывались. Тут происходило что-то совершенно новое: появился знаменитый преступник, обладающий шармом. Грабитель банков, который спокойно шутит, хотя ему грозит электрический стул. Рядом с Диллинджером стоял Роберт Эстил, прокурор округа Лейк. Эстил сопровождал Диллинджера из Аризоны и уже успел оценить его обаяние. Один из фотографов попросил Эстила немного приобнять Диллинджера. Прокурор всего на одно мгновение забыл о том, что он прокурор, и послушался. Это мгновение оказалось в его жизни роковым. Диллинджер, позируя, положил руку Эстилу на плечо. Вспыхнул магний. Получившаяся фотография обошла затем все газеты Америки. Она привела в ярость многих, в том числе и Гувера. Директор ФБР публично осудил Эстила за то, что тот братается с человеком, которого по долгу службы должен обвинять в тяжких преступлениях.

Видя, как расположены к нему репортеры, Диллинджер принялся рассказывать о своей жизни. «Мне просто не повезло, ребята, — говорил он. — Там, в Морсвилле — это мой родной город, — я как-то раз выпил лишнего и грабанул бакалейный. Это было десять лет назад. Меня посадили в тюрьму, а там я встретил массу отличных ребят. Ну и мне захотелось им помочь оттуда выбраться. Я не отрицаю, что это я устроил побег в Мичиган-Сити прошлым сентябрем, когда сбежали десять парней. А что тут такого? Один за всех и все за одного».

Репортеры приходили в восторг от каждой реплики Диллинджера. Один из них спросил:

— Сколько времени вам надо, чтобы ограбить банк?

— Ровно одна минута и сорок секунд.

Он неторопливо жевал жвачку, легко отпускал остроты, обаятельно усмехался, держался с достоинством — словом, обладал несомненной харизмой, которая не могла не произвести впечатления на газетчиков, привыкших иметь дело с тупорылыми гангстерами из чикагской мафии. Из всех бандитов времен Великой депрессии Джон Диллинджер, несомненно, в наибольшей степени обладал качествами суперзвезды.

На следующий день очарованный им репортер из «Чикаго дейли ньюс» писал:

«Он совершенно не похож на убийцу и бандита, какими мы привыкли их себе представлять. У него нет ни одной бандитской черты. Если бы до суда оставалось больше времени и если бы у него было побольше знакомых, то мы могли бы стать свидетелями общенациональной кампании (преимущественно женской) в поддержку Джона Диллинджера, чтобы он избежал поджаривания на электрическом стуле за убийство полисмена Патрика О'Мэлли».

Далее в статье говорилось:

Диллинджер был одет в жилетку поверх рубахи с расстегнутым воротником, он общался с прессой так же свободно, как если бы рассказывал гостю на отцовской ферме о видах на урожай. Он и есть сын фермера из Морсвилла, штат Индиана, но при этом произношение у него отличное — куда лучше, чем у тех, кто задавал ему вопросы. И держался он с большим достоинством.

Руки его, только недавно освобожденные от наручников, двигаются свободно. Стоит он так, как предписывает военный устав, — перенеся тяжесть тела на кончики пальцев. Подбородок у него волевой, на лице двигаются желваки, когда он пережевывает жвачку.

Трудно осознавать, что перед нами один из самых безжалостных убийц, появившихся во времена, когда их стало столько вокруг. Ничего жестокого в его облике нет, — пожалуй, только плотно сжатые губы. И ничто не говорит о его тюремном прошлом, кроме присутствия вооруженных полицейских. В нем нет ничего от «крутых парней». Похоже, к делу, которым он занимается, он относится как к игре…

Человек, повидавший на своем веку разных убийц, взглянув на Диллинджера, вряд ли поверит в то, что пройдет месяц-другой — и этот неунывающий и приветливый человек будет казнен (и слава богу, что будет казнен). Конечно, мистеру Диллинджеру не избежать своей судьбы, но для давно ко всему безразличных репортеров он останется удивительным феноменом. Таких людей увидишь разве что в кино.

Для американской прессы, которая всегда единодушно именовала преступников «хладнокровными убийцами» и «крысами», подобные репортажи были делом неслыханным. А для криминальной карьеры Диллинджера этот день оказался решающим: он перестал быть бандитом, известным в ряде штатов, и стал фигурой общенационального значения — простым, добродушным, своим парнем, за которого жители северных штатов, непривычные к самоотождествлению с преступниками, вскоре начнут болеть душой. Даже такая газета, как «Нью-Йорк таймс», в заметке о Диллинджере называла его приезд в Индиану чем-то вроде «современной версии возвращения блудного сына».

Диллинджер проболтал с репортерами в тюрьме Кроун-Пойнта всего полчаса, но эти полчаса задали тон всем медийным известиям о его будущих подвигах. Диллинджера стали воспринимать как человека, случайно ставшего грабителем, как не понятого окружающими паренька с фермы, который и банки-то начал грабить только для того, чтобы помочь своим друзьям. Сам Диллинджер, похоже, понимал, что выбрал правильную роль, и старался вызвать к себе побольше симпатии. Когда его уводили в камеру, он сказал: «Леди и джентльмены, я вовсе не плохой парень. Я всего лишь встал на неверную дорожку, и я заслуживаю сочувствия». «Чикаго трибюн» на следующее утро замечала, что «в глазах некоторых репортеров, покидавших помещение, как будто даже навернулись слезы». Это был незабываемый спектакль.

Вот уже семь дней семейство Бремер бродило по особняку в ожидании известий от похитителей. К субботе 3 сентября они уже впали в отчаяние: никто не надеялся, что Эдвард все еще жив.

Утром заместитель директора ФБР Гарольд Натан получил приглашение прибыть в отель «Лоури» на встречу с двумя банкирами из Нью-Йорка, работавшими на Альфреда Бремера. Они объявили Натану, что семья собирается в последний раз обратиться к похитителям. Это было вызвано даже не столько заботой о жизни Эдварда, сколько давлением прессы. Среди журналистов ходили крайне неприятные слухи, которые могли попасть в печать. Во-первых, слух о том, что банк, возглавляемый Эдвардом Бремером, находится на грани банкротства, и потому сынок просто разыграл спектакль с похищением, чтобы выманить деньги у папаши. Второй слух касался мошенника по фамилии Вундерлих: якобы он обвинил Эдварда в своих финансовых неудачах и похитил его.

Банкиры показали Натану письмо, которое Адольф Бремер собирался передать журналистам. Натан попросил изменить только одну строчку: о том, что семья обещает не сотрудничать с ФБР. «Я объяснил им: это совершенно неприемлемо для бюро», — писал Натан Гуверу. Однако банкиры игнорировали его просьбу.

В воскресенье вечером Адольф Бремер вышел из своего особняка к репортерам и передал им текст заявления. В нем он открыто предупреждал похитителей о том, чтобы они не пытались выйти на связь с семьей напрямую, поскольку все телефоны прослушиваются. Вместо этого он предлагал выбрать нового посредника в деле. Если эти условия будут приняты, семейство Бремер готово отдать выкуп. «Если вы согласитесь, я не буду содействовать расследованию, после того как моего сына освободят, — писал Бремер. — Но если в течение трех дней я не получу от Эдварда никаких известий, то буду считать, что сделка не состоялась и я свободен от всех обязательств, принятых в этом заявлении».

В Вашингтоне Гуверу крайне не понравилось заявление Бремера, а в Чикаго, в доме, где прятали похищенного, оно вызвало ликование. Фред Баркер велел пленнику написать пару записок отцу и предложить двух посредников в деле. «Если мы на этот раз получим деньги — очень хорошо, — сказал Баркер Карпису. — А если не подучим, то все, хватит».

На следующий день игра возобновилась. Вечером Лилиан Дикман, кассирша в банке Эдварда Бремера, сидела в доме родителей на Кортланд-стрит в Сент-Поле. Около половины восьмого раздался звонок в дверь. На пороге стоял незнакомый человек.

— Вы Лилиан Дикман? — спросил он.

— Да.

Мужчина протянул ей два конверта. Лилиан тут же поспешила в особняк Адольфа Бремера и отдала ему письма. В первом, написанном от руки, Эдвард просил отца о выкупе: «Пожалуйста, сделай все так, как эти ребята тебе скажут. Не тяни дальше. Чем скорее, тем лучше. Папа, я только на тебя надеюсь, тут жить совсем невыносимо, это сущий ад. Я держусь, как могу, надеюсь, что мы увидимся…» Второе письмо, отпечатанное на машинке, было от похитителей. Они соглашались принять выкуп и предупреждали, что это последняя попытка. Инструкции, как передать деньги, они собирались доставить позже.

Через час после того, как Адольф Бремер получил эти письма, один из банкиров постучал в дверь номера Натана в «Сент-Пол-отеле». Чтобы не привлекать внимания репортеров, Натан и банкир спустились по черной лестнице в номер, где их ждал Адольф Бремер. Он хотел получить гарантии невмешательства ФБР в процесс передачи выкупа. Натан это пообещал. Теперь Бремеры могли действовать по своему усмотрению.

Кроун-Пойнт, Индиана

5 февраля, понедельник

14 часов 00 минут

Диллинджер вошел в зал суда, спотыкаясь и шаркая: он был скован по рукам и ногам. Тем не менее с его лица не сходила все та же усмешка, здание уголовного суда округа Лейк в день первого слушания охраняли сорок помощников шерифа. Газеты распространяли слухи о том, что Джон Гамильтон — единственный остававшийся на свободе член банды — может попробовать освободить Диллинджера, и полицейские обыскивали всех, кто заходил в здание. В коридорах толпились сотни людей: всем хотелось хотя бы взглянуть на знаменитого бандита.

Диллинджер был одет в голубую рубашку и синий пиджак от своего саржевого костюма. Он спокойно слушал адвоката — однорукого Джозефа Райена, которого нанял его отец. Адвокат просил отсрочки слушаний, для того чтобы суметь подготовиться к процессу. Говорил он очень тихо — многие его просто не слышали. Было заметно, что адвокат Диллинджеру совсем не нравится. Судья Уильям Мюррей, выслушав защиту, постановил отложить заседание на четыре дня. Чтение обвинительного заключения назначили на пятницу 9 февраля.

Среди множества людей, присутствовавших в зале, был и седовласый 49-летний чикагский адвокат Луис Пикетт. Этот человек неоднократно выступал в судах, защищая различных мафиози. Его манера говорить походила на карикатуру: выспренняя, мелодраматичная, с размахиванием руками. Бывший владелец распивочной, Пикетт в начале 1920-х годов сблизился с большими людьми в Демократической партии и сумел через них получить место главного чикагского прокурора. Однако вскоре, в 1923 году, его убрали с этой должности, обвинив в коррупции (обвинения впоследствии были сняты). Пикетт занялся частной адвокатской практикой, и его клиентами стали мафиози, врачи, делавшие незаконные аборты, бутлегеры и наемные убийцы. В свободное от основной работы время он занимался мелкими спекуляциями на бирже.

Как опытный адвокат по уголовным делам, Пикетт сразу понял, что дело Диллинджера может принести славу, и еще неделю назад ухитрился сунуть знаменитому бандиту свою визитную карточку. Диллинджер захотел с ним повидаться, и они дважды встретились в тюрьме. Разговор, однако, не клеился, стороны только прощупывали друг друга, и все кончилось тем, что отец Диллинджера нанял Джо Райена.

В понедельник после заседания суда к Пикетту подошел главный тюремщик Льюис Бейкер и передал пожелание Диллинджера снова поговорить с ним. Они встретились в тюремной камере. Пикетт боялся, что разговор подслушают, и поэтому заглушал его, громко стуча монетой по прутьям решетки.

С Диллинджера к тому времени слетел весь задор, который он выказывал журналистам. Перед адвокатом сидел человек, который испытывал ужас от одной мысли об электрическом стуле.

— Мистер Пикетт, — говорил Диллинджер, — мне совсем не нравится этот Райен. Я чувствую, что он приведет меня прямиком на сковородку. Он сегодня просил отсрочки, а сам меня чуть ли не обвинял.

— Да нет, ничего, нормальный защитник, — сказал Пикетт.

— Я хочу, чтобы вы стали моим адвокатом. Как вы на это смотрите?

— Ну что ж, — ответил Пикетт, — это можно. Но только скажу вам честно: это будет стоить вам хороших денег.

— Ладно.

Диллинджер пообещал собрать деньги на гонорар адвокату, и Пикетт стал его официальным защитником, а вскоре — и самым важным для Диллинджера человеком.

Пикетт не только защищал его в суде, но и сделался пламенным выразителем чувств растущего сообщества фанатов Диллинджера. А за кулисами, в закрытом для публики пространстве, он выполнял все поручения заключенного — от доставки секретных записок до различных покупок. Без Пикетта и его помощника Артура О'Лири оказались бы невозможными все будущие преступления Диллинджера. С течением времени эти двое стали тайными партнерами бандита, вдохновителями его деятельности и посредниками, которые помогали ему во всем.

Пикетт вернулся в свой чикагский офис и с жаром занялся подготовкой к слушаниям по делу. Он чувствовал, что этот суд окажется высшей точкой в его карьере юриста, принесет ему и славу, и богатство. Однако, как мы скоро увидим, этого не произошло.

Сент-Пол, Миннесота

16 часов 30 минут

Отец Дир, католический священник, живший на окраине Сент-Пола, услышал звонок в дверь. На пороге стоял человек с одутловатым лицом, не смотревший собеседнику в глаза.

— Вы отец Дир?

— Да.

— Вы можете подъехать в центр города к шести часам?

— Могу. А в чем дело?

Незнакомец молча протянул священнику запечатанный конверт, повернулся, сел в машину (это был коричневый седан) и уехал. Отец Дир прочитал адрес на конверте: письмо было адресовано Альфреду Бремеру, его хорошему знакомому. Он вернулся в дом и набрал телефонный номер.

К шести часам письмо доставили адресату. В нем оказались подробные инструкции о том, как передать выкуп. Деньги, 200 тысяч долларов мелкими купюрами (ФБР все-таки переписало их номера), были упакованы в две большие коробки. В семь часов Уолтер Мэйджи погрузил их в свою машину и повез. До Юниверсити-авеню ехать было недалеко, но, опасаясь, что его ограбят по дороге, Мэйджи выбрал обходной путь. Как и говорилось в записке похитителей, в назначенном месте Мэйджи поджидал припаркованный «шевроле». К дверцам автомобиля была прикреплена реклама компании «Шелл», как будто он принадлежал этой фирме. Мэйджи перенес коробки в «шевроле» и сел за руль. Окна оказались затемнены каким-то химическим составом, и происходившее снаружи было плохо видно.

В кармашке на левой дверце Мэйджи нашел ключи и записку, отпечатанную на машинке. Следуя инструкциям, он направился в город Фармингтон, находящийся в двадцати милях к югу от Сент-Пола. Там ему следовало ждать автобус на Рочестер, который уходил с автобусной станции в 9 часов 15 минут. Мэйджи дождался автобуса и двинулся за ним. Он проехал города Кэннон-Фоллс и Замброта. Всякий раз, когда автобус делал остановку, Мэйджи тоже приходилось тормозить. В четырех милях к югу от Замброты он увидел на холме в стороне от дороги четыре красных огня. Это был знак, что пора сворачивать. Через 300 футов Мэйджи повернул на грунтовую дорогу.

Было уже темно. Мэйджи проехал еще полмили и увидел двигавшийся навстречу автомобиль. Он мигнул фарами пять раз. Мэйджи вылез из машины, обошел ее, открыл дверцу со стороны пассажира, достал коробки и поставил их на дорогу. Затем он сел обратно за руль и двинулся вперед — в направлении маленького городка Мазеппа.

7 февраля, среда

Фред Баркер явился в дом, где прятали Бремера, с улыбкой до ушей.

— Получил! — орал он, втаскивая на кухню две картонные коробки.

— Сколько получил? — спросил Карпис.

— Все бабки получил! Двести тысяч долларов!

Отвезти и выпустить Бремера поручили Карпису. Бандиты заставили своего пленника побриться и выдали ему новый костюм. Карпис объяснил это, сославшись на статью о том, что ФБР может снять отпечатки пальцев даже с одежды, и потому Бремер должен переодеться во все новое, чего никто никогда не касался. Всю старую одежду, даже белье, бандиты сожгли. Бремер просил оставить ему хотя бы старые подтяжки, но Карпис отказал.

С наступлением темноты похитители завязали Бремеру голову платком, вывели его из дома и посадили в «бьюик», стоявший в ближайшем переулке. Карпис сел за руль, Док Баркер на переднее сиденье, а Бремеру велели спрятаться на полу между передним и задним сиденьями.

Когда они проехали половину штата Висконсин, им потребовалось заправиться. На этот случай Фред Баркер припрятал в условленном месте канистры с бензином. Карпис держал воронку, а Док заливал топливо в бензобак. Было темно, и немного холодного бензина из первой канистры выплеснулось Карпису за перчатку.

— Ты меня заморозить решил? — спросил тот, отряхиваясь.

— Ну что делать, я себе тоже перчатки залил, — ответил Док. Он снял одну перчатку и взялся за вторую канистру.

— Ты что, с ума сошел?! А ну надень! — сказал Карпис.

— Да она вся в бензине.

— Да плевать на бензин! Ты что, дубина, не понимаешь, что ты отпечатки оставишь?

— Да ладно тебе. Никто эти канистры не найдет. А если и найдет — откуда им знать, что это наши канистры?

Было так холодно, что Карпис не стал спорить. Они доехали до Рочестера (Миннесота) и около восьми вечера остановились в самом центре города. Док сунул Бремеру в руку пару купюр, вывел его из машины и велел досчитать вслух до пятнадцати и только после этого снимать повязку с глаз. Дрожа от холода, Бремер принялся считать. «Мы еще не уехали, — услышал он. — Давай начинай сначала».

На обратном пути в Чикаго Док не мог сдержать свою радость. «Ну, что ты будешь делать со своей долей? — спрашивал он Карписа. — Наверное, возьмешь Делорес — и во Флориду, а?» Док старался расшевелить Карписа, но тот оставался мрачен: «Знаешь, что я тебе скажу, Док? Мы еще очень долго не сможем потратить ни цента из этих денег».

Сент-Пол, Миннесота

8 февраля, четверг

Последние гости из числа сочувствующих горю Бремеров покинули особняк около полуночи. Адольф Бремер отправился в свою контору, располагавшуюся в доме напротив, чтобы доделать кое-какую работу. В доме остался агент ФБР Фортенберри. Внезапно он услышал, что кто-то колотит во входную дверь. Фортенберри открыл, и в особняк, пошатываясь, ввалился Эдвард Бремер. Лицо у него было мертвенно-бледное, он дрожал от холода.

Фортенберри сходил в контору и привел старого Бремера. Последовали объятия, слезы и смех. Фортенберри попросил «оказать ему честь» первым сообщить Натану о возвращении пленника. Неожиданно выяснилось, что Эдвард Бремер против. Как оказалось, он обещал похитителям, что новость о его освобождении не появится в утренних газетах. Отец и сын Бремеры принялись уговаривать Фортенберри подождать до утра. Тот с неохотой согласился. Эдвард выпил одну за другой две кружки пива и только после этого стал способен рассказывать.

Фортенберри спросил его, может ли он опознать своих похитителей? «Это, наверное, прозвучит совершенно абсурдно, — ответил Бремер, — но нет, не могу. Они продержали меня двадцать два дня, и за это время я не видел лица ни одного из них». Как впоследствии сообщал в рапорте Фортенберри, Эдвард постоянно твердил отцу, что они «не должны принимать участие в расследовании». В противном случае бандиты угрожали расправиться с его женой и дочерью. Около трех часов ночи Эдвард наконец отправился спать. Как только он ушел к себе наверх, Фортенберри кинулся к телефону.

На следующее утро Натан позвонил личному врачу Эдварда Бремера и попросил о встрече с его пациентом. Доктор сказал, что побеседовать можно, но не более получаса, и назначил время — два часа дня. Натан поставил об этом в известность Вашингтон и отправился в особняк Бремеров.

Вся семья собралась на кухне. Старик Бремер спросил мнение Натана о словах Эдварда про то, что тот не может опознать похитителей. Натан ответил резко: «Полная чушь, явный отказ помогать следствию». Тогда старик попросил фэбээровца «быть помягче» с его сыном: он сейчас в очень плохом состоянии, может быть, через пару дней ему станет получше. Натан ответил, что не может ждать пару дней: с точки зрения следствия свидетельские показания с каждым днем будут становиться менее ценными.

В два часа Натан повидался с Эдвардом Бремером. Молодой человек показался ему запуганным и явно не решившим до конца, надо ли помогать следствию. «С полицией я готов говорить, — сказал он. — Но с федеральными агентами обсуждать это я бы не хотел». Натан спросил почему. Бремер уклонился от ответа: дескать, пошутил. Натан вышел из себя и объявил, что Бремер многое недоговаривает. Однако тот настаивал на своем: он не может никого опознать, потому что все эти дни «ни черта не видел».

Натан был в полной ярости: теперь он убедился, что молодой Бремер просто не хочет говорить правду.

Тем же утром, пока Папаша Натан пикировался с Эдвардом Бремером, Луис Пикетт занял место защитника на открывшемся процессе по делу Диллинджера. Зал суда снова был полон, вдоль стен стояли помощники шерифа с автоматами, газетчики строчили в блокнотах, то и дело вспыхивал магний. Среди присутствующих находились и двое полицейских из Аризоны, которые арестовали Диллинджера. Они рассказали репортерам, что получили предложения от киношников и театральных деятелей, но пока не заключили контракты, надеясь на больший гонорар.

Как только судья Мюррей навел тишину в зале, Пикетт вскочил с места и громким голосом обратился к суду: «Ваша честь! Что здесь происходит? Где мы находимся? На судебном заседании, которое проходит в соответствии с законами этого штата и этой страны, или же мы видим перед собой издевательство над законом? Доколе будет продолжаться нагнетание атмосферы ненависти и предубеждения? Весь воздух здесь пропитался злобой и нетерпимостью! Звон этих кандалов приводит на ум ужасы застенков русских царей, и он никак не должен раздаваться в зале суда, украшенного американским флагом! Я прошу, чтобы с подсудимого были немедленно сняты оковы».

Это был Пикетт в своем излюбленном стиле — патетическом и агрессивном. Прокурор Роберт Эстил вряд ли мог с ним соперничать.

— Это очень опасный человек, ваша честь, — только и сказал он.

— Снимите наручники с подсудимого, — постановил судья Мюррей.

Но Пикетт еще только разогревался.

— Благодарю вас, ваша честь, — сказал он. — Могу ли я также напомнить, что мы находимся в гражданском суде, а не в военном трибунале? Есть ли что-либо более противное духу закона, чем автоматы, нацеленные в спину обвиняемого? И для чего этот зал заполнен целой армией вооруженных охранников? Я прошу вынести вон все оружие из зала суда.

Со своего места поднялся Кэрролл Холли, племянник и помощник шерифа.

— Я отвечаю за охрану этого обвиняемого, — заявил он.

— А кто вы такой?! — взвился Пикетт. — Вы что, юрист? Какое право вы имеете обращаться к суду?

Судья Мюррей приказал вынести оружие из зала. Пикетт снова взял слово и принялся пространно объяснять, что для знакомства с делом и подготовки к защите ему понадобится не менее четырех месяцев. Эстил попросил всего десять дней.

— Суд, подготовленный за десять дней, — это линчевание под маской закона! — закричал Пикетт. — Мы не дадим линчевать этого несчастного! Линчевание запрещено в этом штате!

— Убийство тут тоже запрещено, — парировал Эстил.

— А тогда почему вы к нему призываете? Почему бы вам просто-напросто не поставить Диллинджера к стенке без всякого суда? Это обойдется штату гораздо дешевле, не надо будет выбрасывать деньги на этот спектакль! Ваша честь, суд над Иисусом Христом был более справедливым, чем то, что мы видим здесь.

Эстил собирался что-то ответить, но тут судья велел обоим юристам успокоиться. Пикетт извинился перед судом и повернулся к Эстилу.

— Мы с Бобом уважаем друг друга, — сказал он.

— Ну да, он скоро вас обнимать начнет, — съязвил судья Мюррей.

По залу прокатился смех. Стороны поспорили еще немного, и судья постановил дать Пикетту месяц на подготовку. Следующее заседание назначили на 12 марта. Эстил был обижен и раздосадован. «Ваша честь, — сказал он, — а почему бы вам тогда не позволить мистеру Пикетту забрать Диллинджера к себе домой и привести обратно в день суда? Кроме этой, вы выполнили все его просьбы».

Диллинджер слушал перепалку юристов со своей обычной ухмылкой. Когда на него надевали наручники, чтобы вести обратно в тюрьму, он наклонился к Пикетту и шепнул: «Молодчага, адвокат!»

Гувер поручил расследование дела Бремера Уильяму Роуреру — тому самому красавцу, ветерану Первой мировой войны, который сумел арестовать Автомата Келли. Теперь он был в чине инспектора. Роурер приехал в Сент-Пол в субботу 10 февраля, на следующий день после первого заседания суда по делу Диллинджера. В течение одного дня он читал материалы дела Бремера, а в воскресенье отправился в особняк, чтобы поговорить с Эдвардом.

Беседы не получилось. Как только они расположились на террасе, Роурер потребовал от Бремера рассказать все, что тот знает. Однако Бремер снова заупрямился и ответил, что уже и так все рассказал Натану. Роурер возразил: нет, не все. «Вы что, утверждаете, что я лгал? — взвился Бремер. — В таком случае я вообще отказываюсь с вами разговаривать». Роурер напомнил ему о долге перед правительством и народом Соединенных Штатов. «А к черту ваш долг», — отвечал Бремер. Разговор кончился тем, что молодой президент банка убежал с террасы в слезах.

О случившемся было доложено в Вашингтон. Гувер не испытывал никакой симпатии к Бремеру и решил сам предпринять некоторые шаги. Он задумал выпустить специальное заявление с критикой в адрес Бремера за отказ сотрудничать с ФБР. Натан просил Гувера воздержаться от этого, однако директор уже принял решение и вскоре отослал черновой вариант заявления министру юстиции Каммингсу. Документ начинался с рассуждения о том, что жертва преступления обязана помогать властям в нейтрализации преступников, и заканчивался так: «Несмотря на то что сотрудники Федерального бюро расследований согласились на время прекратить свою работу, для того чтобы обеспечить безопасное освобождение мистера Бремера, его помощь следствию оставляет желать лучшего… Ни безрассудство, ни страх, ни безразличие не могут служить оправданием для отказа от всестороннего, полезного и чистосердечного сотрудничества со следствием…»

Утром в понедельник, когда Бремер явился по вызову в офис ФБР для дачи показаний, Роурер зачитал ему это заявление. Как ни странно, оно возымело действие. Бремер вдруг начал многое припоминать. На этой неделе его допрашивали каждое утро, и каждый раз его память все более прояснялась. Он вспомнил, что похитители давали ему курить «Честерфилд». Нет, на сигаретной пачке не было акцизной марки. Вспомнил, каким был рисунок на обоях в комнате, где его держали. Вспомнил, что на тарелках, с которых он ел, были нарисованы красные цветы. Наконец, вспомнил, что везли его около восьми часов.

В те же дни были найдены и некоторые вещественные доказательства. Уже в пятницу агенты ФБР вместе с Уолтером Мэйджи проехали по всему пути, который тот проделал, чтобы доставить выкуп. На шоссе № 55 к югу от Замброты Мэйджи показал холм, где он видел красные огни. С трудом забравшись туда по мокрой траве, фэбээровцы обнаружили три большие медные лампы и вращающийся фонарь. Все это завернули в целлофан и отправили в Вашингтон на экспертизу.

Тем временем шериф из городка Портедж (Висконсин) позвонил агенту Сэму Макки и сообщил, что у него находятся подозрительные канистры из-под бензина. Макки приехал в Портедж и осмотрел четыре пятигаллоновые канистры и шланг. Шериф привел к фэбээровцу человека, который их нашел, — местного фермера по имени Рубин Гроссман. Тот показал, что впервые увидел канистры и шланг в ту же ночь, когда был освобожден Бремер. Они лежали на обочине грунтовой дороги неподалеку от шоссе № 16. В тот раз Гроссман не стал их брать, но наутро увидел их на том же месте и отнес их к себе в гараж. Потом он подумал, что эти вещи могут быть как-то связаны с делом Бремера, и позвонил шерифу. Макки отослал канистры и шланг в Вашингтон. Через несколько дней пришел ответ экспертов. На одной из канистр был обнаружен отпечаток пальца, который удалось идентифицировать.

Он принадлежал Доку Баркеру.

Канзас-Сити, Миссури

12 февраля, понедельник

Пока ФБР предпринимало усилия, чтобы поймать Баркеров, дело о бойне в Канзас-Сити не двигалось с мертвой точки. Гувер призывал офисы в Канзас-Сити и Оклахома-Сити постоянно держать его в курсе дела. «Я особенно удивлен тем, что не имею от вас никаких сведений о продвижении дела Флойда, — писал Гувер новому начальнику Оклахомского отделения Дуайту Брентли. — Я получаю больше информации об этом от частных лиц в Нью-Йорке, чем от вас».

Расследуя это преступление, агенты разрабатывали слишком далекие друг от друга версии, и это привело к определенным трениям. Новичок в ФБР, агент А. Фарланд по прозвищу Джип допрашивал в Левенуэрте заключенных, знавших Баркеров. 29 января он подал Гуверу служебную записку о том, что бюро «ошибалось в установлении личностей тех, кто участвовал вместе с Верном Миллером в бойне в Канзас-Сити». По утверждению Фарланда, этими людьми были Фред Баркер и Элвин Карпис. Другие агенты с ним не соглашались.

Гувер прочитал записку Фарланда с раздражением. Эта версия выглядела не до конца продуманной, и по ней было сразу видно, какими кривыми путями идет расследование. Гувер поручил вмешаться в это дело своему заместителю Хью Клеггу. В тот же день Клегг доложил Гуверу: «Я позвонил главе отделения бюро в Канзас-Сити М. С. Спиру и сказал ему, насколько вы недовольны отсутствием энергичных действий в расследовании дела о бойне в Канзас-Сити; судя по отчетам, местные сотрудники пустили дело на самотек, им время от времени занимаются разные агенты, и не видно, чтобы следствие двигалось к логическому завершению». Спир сказал Клеггу, что его агенты выдвигают противоречащие друг другу версии преступления. «Я объяснил Спиру, — продолжал в своей докладной записке Гуверу Клегг, — что все эти версии не помогают раскрытию преступления и что не в традициях агентов ФБР вступать в дискуссии по поводу версий: мы ищем только факты, любые факты. Кроме того, я объявил ему о необходимости устранить все трения между сотрудниками». Гувер вскипел. «Это должно быть прекращено немедленно, — написал он на докладе Клегга. — Никаких склок между агентами. Немедленно прекратить».

Гувер назначил нового человека, который должен был заняться делом о бойне в Канзас-Сити, — Гарольда Андерсона. Ему предписывалось разобрать все архивные материалы, скопившиеся по этому преступлению. А документов скопилось огромное количество — два шкафа, каждый с четырьмя выдвижными ящиками, — и хранились бумаги в полном беспорядке. Андерсону понадобилось десять дней, чтобы как-то их рассортировать. По ходу работы он сделал поразительное открытие. В одном из ящиков он нашел фотографии отпечатков пальцев, снятых в доме Верна Миллера. Отпечатки, которые остались на пивных бутылках, найденных в подвале этого дома, были сличены с дактилоскопической картотекой отделения ФБР в Канзас-Сити, но так и не были отправлены в Вашингтон, где хранилась общенациональная картотека. Андерсон сразу понял, что за эту серьезнейшую ошибку кому-то придется поплатиться.

В понедельник утром фотографии отправили в Вашингтон на экспертизу. Гувер потребовал немедленно узнать, почему эти важнейшие материалы провалялись в ящике семь месяцев. Из офиса в Канзас-Сити пришел ответ: «Похоже, всему виной суматоха, царившая в нашем отделении сразу после того, как произошло преступление. В это время папке с фотографиями отпечатков пальцев не придали должного значения».

Работа Андерсона в архивах дала расследованию десятки новых ключей к разгадке тайны. Он продолжал заниматься этим делом, а лаборатория ФБР, уже загруженная экспертизами по делу Бремера, принялась изучать отпечатки, оставленные в доме Миллера.

В тот же понедельник Луис Пикетт вернулся в Кроун-Пойнт. Пресса продолжала раздувать слухи: Джон Гамильтон готовит налет на местную тюрьму, чтобы освободить своего партнера. Тогда шериф Лилиан Холли потребовала перевести Диллинджера в тюрьму Мичиган-Сити. Диллинджер просил Пикетта воспрепятствовать этому. «Да ладно, не волнуйся, — успокоил его Пикетт. — Никуда ты не поедешь». Он отправился к судье Мюррею и выслушал аргументы шерифа. Лилиан Холли уверяла судью: только Мичиган-Сити может дать гарантию, что Диллинджер не сбежит. Пикетт заставил ее отказаться от своего требования при помощи самого коварного средства — лести.

— Я полагал, — сказал он миссис Холли, — что у вас тут прекрасно оборудованная тюрьма. Вы считаете, что она не очень надежная?

— Она абсолютно надежна, — ответила Холли. — Во всей Индиане нет более укрепленной тюрьмы.

— Ну да, так я и думал, — подхватил Пикетт. — Но при этом я не хотел бы ставить миссис Холли в неудобное положение. Она дама, а если дама боится, что Диллинджер сбежит…

— Ничего я не боюсь, — заявила женщина-шериф. — Никто у меня не сбежит, ни Диллинджер, ни кто бы то ни было другой.

Дело было уже сделано, но тем не менее Пикетт, рассчитывая окончательно закрепить успех, заявил, что в случае, если Диллинджера отправят в Мичиган-Сити, он будет ходатайствовать о переводе слушаний в другой судебный округ. Мюррею, разумеется, льстило то внимание, которым пресса окружала его в связи с делом Диллинджера. Он постановил, что заключенный должен остаться в Кроун-Пойнте.

Пикетт явился в тюрьму через три дня, в четверг 15 февраля, и в первый раз привел туда своего помощника Арта О'Лири. Пикетт собирался отправить О'Лири во Флориду для обеспечения своему подзащитному алиби: Диллинджер утверждал, что находился в Дейтона-Бич в то время, когда свидетели якобы видели его грабящим банк в Ист-Чикаго. Когда посетители уже собирались уходить, Диллинджер остановил их: «Погодите-ка! Я напишу записку для Билли».

Пикетт и О'Лири заглянули в эту записку на обратном пути в Чикаго. Диллинджер нарисовал план тюрьмы и изложил Гамильтону план своего освобождения. Гамильтону предлагалось взорвать угол тюрьмы динамитом, потом с помощью паяльной лампы разрезать стальную стену, которая прикрывала ту камеру, где сидел Диллинджер. О'Лири только присвистнул. Оба юриста тут впервые поняли, что Диллинджер ни за что не хочет предстать перед судом. Записка их перепугала: план был совершенно безумным, не было никаких сомнений, что всех, кто попробовал бы его исполнить, ждала смерть. Однако, поколебавшись, Пикетт все-таки передал записку Билли Фрешетт, а та отдала ее Гамильтону.

Но Гамильтон в тот момент был не в состоянии кого-либо спасать. Он все еще не оправился от раны в живот, полученной месяц назад в Ист-Чикаго. С тех самых пор он прятался в чикагской квартире, и его выхаживала Пэт Черрингтон. В отчаянии, что не может помочь Другу, Гамильтон связался с единственным бандитом, которому доверял, — Гомером Ван Митером. Этот последний находился в Сент-Поле, где судьба связала его с самым неуравновешенным из всех преступников эпохи Великой депрессии — Малышом Нельсоном.

После налета в Истхэме вокруг Клайда Бэрроу впервые за поздние семь месяцев собралась банда, и, судя по всему, он желал воспользоваться этим, чтобы стать настоящим бандитом: теперь он мог грабить банки. Возможно, грабежи пугали Клайда. По крайней мере в те времена, когда у него были напарники, он предпочитал грабить ювелирные магазины и бензозаправки. Но теперь, вообразив себя новым Диллинджером — главарем опытных налетчиков, — Клайд обманывал сам себя, и вскоре это стало очевидно. Проблема была в его новом партнере — Раймонде Гамильтоне. Этот наглый и неуживчивый парень стремился быть первым и никому не собирался уступать.

О том, чем занимались Клайд и его бандиты в первые недели после побега из Истхэма, мы знаем немного. Сведения об этом восходят к путаному и обрывочному рассказу Джо Палмера. Это был тощий лопоухий малый, страдавший от прободения язвы и прочих хронических болезней желудка. Его осудили за убийство, потом он бежал вместе с Гамильтоном, был пойман в августе 1934 года в Падьюке (Кентукки) и умер на электрическом стуле. Согласно версии Палмера, он и еще трое беглецов после побега решили составить банду вместе с Бонни и Клайдом: Раймонд Гамильтон, Хилтон Байби, осужденный за убийство двух человек, а также прыщавый паренек из Луизианы 21-летний Генри Мэтвин.

Они собрались в Далласе, а затем отправились в Луизиану к родителям Мэтвина, жившим в отдаленном округе Бьенвилл, к востоку от города Шривпорта. В Шривпорте они купили одежду и оружие. Затем поехали на север с намерением ограбить банк в Айове (вскоре этот штат станет излюбленным местом Клайда). 25 января, через восемь дней после побега, они взяли банк в Рембрандте, городке на северо-западе Айовы, и сразу после этого в банде начались разборки. Ограбление прошло гладко, но добыча составила всего 3800 долларов. Палмер утверждал, что сам он в это время был болен и в грабеже не участвовал, а сидел вместе с Бонни в машине, подготовленной для отхода. Однако, несмотря на это, Клайд решил, что Палмер получит равную со всеми долю. Гамильтон запротестовал, но Клайд настоял на своем. Эта ссора была не последней: между Гамильтоном и остальными явно наметился разлад. Хилтон Байби, чуя неладное, покинул банду сразу после ограбления в Рембрандте. Его арестовали через пять дней в Амарилло. Ссоры продолжились спустя несколько дней, после того как банда отправилась на юг через Миссури. Они почти доехали до Джоплина, когда Палмер и Гамильтон, сидевшие на заднем сиденье, вступили в перепалку. Палмер, по его словам, обозвал Гамильтона «грязным жирным хвастуном». Затем Палмер накинул себе на голову одеяло и заснул на полу между передним и задним сиденьями. Клайд, который вел машину, увидел, что Гамильтон достает пистолет, собираясь пристрелить Палмера. Тогда Клайд перегнулся назад и ударил Гамильтона в лицо. При этом он потерял управление, и машина съехала в канаву, левое переднее колесо было повреждено. Палмер поблагодарил Клайда за то, что тот спас ему жизнь. С Гамильтоном он больше ничего общего иметь не хотел и попросил высадить его у отеля «Коннер» в Джоплине. Клайд пообещал вернуться за Палмером через несколько недель.

Если банда и уехала из Миссури, то вскоре она туда возвратилась: 12 февраля Бонни и Клайд устроили там перестрелку. Газета «Спрингфилд пресс» на следующий день поместила об этом репортаж. Все началось с того, что одна женщина из Спрингфилда увидела утром, как какой-то мужчина угоняет ее машину, стоявшую на Уолнат-стрит. Полиция объявила тревогу, и вскоре после полудня эту машину засекли: она проезжала через городок Гэлина, расположенный к югу от Спрингфилда. Потом ее видели в Ридс-Спринге, к востоку от Брэнсона.

Клайд попал в ловушку. Выехав из Ридс-Спринга, он посадил в машину человека, голосовавшего на обочине, пригрозил ему револьвером и велел показывать дорогу в Берривилл — городок, находящийся уже в Арканзасе. Мужчина, попавшийся Клайду, — 40-летний фермер Джо Ганн, — сидел на заднем сиденье, рядом с Гамильтоном и Генри Мэтвином (а этот последний расположился на груде винтовок и патронов). Ганн проехал вместе с бандитами минут пять, как вдруг Клайд увидел, что впереди дорога перекрыта полицейской машиной. Это был шеф полиции Ридс-Спринга. Клайд свернул на грунтовую дорогу, но вскоре увидел, что она ведет в тупик, и вернулся к заставе. «Придется их замочить», — сказал он, останавливая машину.

Клайд выхватил автоматическую винтовку и выпрыгнул на дорогу. За ним вышли Гамильтон и Мэтвин. Все трое открыли огонь по полиции. В это время сзади подъехала еще одна полицейская машина, в которой сидели двое помощников шерифа из Спрингфилда. Гамильтон повернулся и стал стрелять по ним. Клайд сменил два магазина. При этом Ганн заметил, что, когда заряды заканчивались, Клайд отдавал винтовку Бонни и та ее перезаряжала. Огневое преимущество бандитов было подавляющим, и через несколько минут обе полицейские машины отъехали за подмогой. По словам Ганна, Бонни пришла в восторг. Гамильтон тоже был доволен: когда он вернулся на заднее сиденье, на его лице сияла улыбка. «Надо было все-таки пристрелить этого ублюдка из второй машины», — сказал он.

Банда направилась к арканзасской границе. За восемь миль до Берривилла они остановились, чтобы выпустить Ганна. Клайд наклонился к Бонни, щелкнул ее по носу и сказал: «Ну что, детка, дальше не повезем этот мертвый груз?» Ганн пешком добрался до Спрингфилда и вечером того же дня рассказал о случившемся журналистам.

Из Арканзаса Клайд повез свою банду в Даллас. Там они с Гамильтоном стали присматриваться к нескольким местным банкам. Как им казалось, оружия у них было маловато, и потому в понедельник 19 февраля они ограбили арсенал Национальной гвардии в Рейнджере (Техас, к северу от Форт-Уэрта). Им досталось множество автоматических винтовок Браунинга, кольтов 45-го калибра и тысячи патронов. Все это было доставлено в Даллас.

В это время — между 12 февраля и началом марта — в жизни Бонни и Клайда наступил один из самых странных периодов. У Гамильтона не было подружки, и он сошелся в Далласе с Мэри О'Дэр, 19-летней женой его приятеля, сидевшего в тюрьме. Впервые с тех пор, как арестовали Бланш Бэрроу, в этой компании появилась еще одна женщина, кроме Бонни. И если по отношению к Бланш Бонни дурных чувств не питала, то густо накрашенную стерву Мэри она сразу возненавидела. Впрочем, ее терпеть не могли все знакомые Бонни и Клайда. Она была глупой, насмешливой и болтливой девчонкой. Например, она никак не могла понять, почему Бонни и Клайд предпочитают ночевать в машине и мыться в ручьях с ледяной водой, а не возьмут номер в приличном отеле. Брат Раймонда Гамильтона, Флойд, называл Мэри «золотоискательницей» и «шлюхой» и утверждал, что при таком слое косметики можно сеять на лице пшеницу. За глаза Бонни и Клайд называли ее «прачкой». Мэри О'Дэр присоединилась к банде в тот момент, когда Клайд и Гамильтон решили ограбить банк «Р. П. Генри и сыновья» в Ланкастере — городе, находящемся в двадцати пяти милях к югу от Далласа.

Утром 27 февраля, во вторник, они оставили свой «форд» и девушек на севере Далласа, взяли с собой Генри Мэтвина и отправились в Ланкастер. До банка они добрались незадолго до полудня. Клайд в этот день явно решил сыграть роль перворазрядного грабителя банков. Он снял видавший виды костюм, в котором всегда разъезжал, и нацепил отличное клетчатое пальто и стетсоновскую шляпу. На Гамильтоне было пальто, пошитое портным. Мэтвина они оставили в машине.

В помещении банка оказалось пять человек. Клайд вошел, вытащил из-под пальто обрез и объявил: «Всем на пол!» Один из клиентов банка — старичок по фамилии Брукс — не понял, в чем дело. «Что такое? Что случилось?» — спрашивал он. Другой клиент — рабочий Управления общественных работ по имени Олли Уорли, только что обналичивший чек на 27 долларов, — ответил ему: «Мы должны лечь на пол». Брукс продолжал стоять.

— Эй, старина! — окликнул его Клайд. — Ты бы лучше лег!

— Пожалуйста, лягте, — попросил один из сотрудников банка.

Старичка пришлось укладывать насильно, и это заняло целую минуту. Когда тот улегся, Гамильтон стал обходить кассы, сгребая наличные в мешок. Потом он заставил кассира открыть хранилище и стал сбрасывать туда пачки банкнот с полок. Вскоре он был готов к отъезду. Но еще до того, как грабители покинули банк, произошел интересный случай. Пока Гамильтон чистил хранилище, Клайд выхватил у Олли Уорли все деньги, которые тот только что получил, — 27 долларов. Уже собравшись уходить, он вдруг повернулся к Уорли и спросил:

— Ты ведь, наверное, работал как черт за эти деньги?

— Да, сэр, — ответил Уорли. — Копал канавы.

— Ну тогда держи, — сказал Клайд, запихивая доллары ему в карман. — Нам твоя зарплата не нужна. Мы грабим только банки.

До нас дошли десятки рассказов очевидцев о поступках Клайда Бэрроу, но этот случай уникален. Возможно, Уорли подвела память — он рассказал эту историю далласскому историку Джону Нилу Филлипсу только в 1984 году. Однако если это правда, то перед нами единственный эпизод, когда Клайд выказал какие-то альтруистические чувства по отношению к своим жертвам. Примечательна и речь Клайда: он сказал почти то же самое, что, по сообщению газет, говорил шестью неделями раньше Диллинджер во время ограбления Первого Национального банка в Ист-Чикаго. Вообще весь этот эпизод, особенно если учесть шикарную одежду и странно вежливое поведение Клайда, говорит о том, что он явно подражал Диллинджеру. Во всяком случае из этого можно заключить, что он знал о подвигах знаменитого грабителя и пытался с ним соперничать. Скорее всего, он мечтал о славе Диллинджера и потому резко изменил манеру поведения.

Однако все надежды Клайда на то, что они с Гамильтоном смогут основать банду, способную соперничать с бандой Диллинджера, оказались разбиты в тот же день.

Они благополучно выбрались из Ланкастера, заехали за девушками и направились на север, в Оклахому. Клайд вел машину, Бонни сидела рядом, а Гамильтон, Мэри О'Дэр и Генри Мэтвин — сзади. Гамильтон принялся делить добычу — около 4000 долларов — на три части. И тут вдруг вмешалась Мэри О'Дэр.

— А мне? — спросила она.

— А тебе ничего, — отрезал Клайд.

Как впоследствии рассказывал Клайд своим родственникам, он увидел в зеркало заднего вида, как Гамильтон сунул несколько купюр в руку Мэри. Тогда Клайд остановил машину, взял Гамильтона на мушку и обыскал. Нашлось лишних 600 долларов. Возможно, этот анекдот и недостоверен, но, что бы ни случилось на самом деле, Клайд Бэрроу и Раймонд Гамильтон в этот день перестали быть партнерами.

По одной из версий, Бонни и Клайд бросили Гамильтона и Мэри О'Дэр тут же на дороге. Скорее всего, все было не так. Бонни говорила своей матери, что окончательный разрыв произошел через несколько дней, во время тяжелого переезда банды на север, в направлении Среднего Запада. Они доехали до Индианы. Там мужчины купили модные новые костюмы, шляпы и пальто, а девушки — платья. Потом они пару раз сходили в кино. Напрашивается предположение, что Клайд направился в Индиану потому, что это была территория Диллинджера, однако точный маршрут банды остался неизвестным. Во время этой поездки Мэри О'Дэр ссорилась со всеми по очереди, даже с молчуном Мэтвином. Последней каплей стала жуткая ссора Бонни, но не с Мэри, а с Клайдом. В чем была причина, Бонни не рассказывала, однако, по-видимому, ссора была достаточно серьезной. Бонни выскочила из машины, вся в слезах, и заявила, что отправляется «домой к маме». Мэри О'Дэр выразила ей сочувствие.

— Я бы такого не потерпела, — сказала она. — Я бы ему показала.

— Все, я домой еду, — рыдала Бонни. — Ненавижу его!

— Я бы тоже уехала, — сказала Мэри, — но перед этим показала бы ему, что почем.

— Уеду, вот увидишь!

— Я бы его отравила, — объявила Мэри.

От этих слов Бонни очнулась:

— Кого бы ты отравила? Клайда?!

— Ну ладно, не отравила, а усыпила бы. Смотри: как только он уснет, ты можешь забрать его долю и смыться. Ты подумай, как здорово можно зажить на такие деньги.

Бонни потом рассказывала матери: «Если бы я в тот момент не была так зла на Клайда, то я убила бы ее на месте. После этого я с ней больше ничего общего иметь не хотела. Я сказала Клайду: или я, или она. А он поговорил с Раймондом. Они разругались, и мы вернулись в Техас втроем с Генри».

Учитывая любовь Бонни к мелодрамам, к этому рассказу надо относиться осторожно: возможно, Мэри О'Дэр и не предлагала отравить Клайда. Как бы там ни было, она всех достала: Бонни, Клайд и Мэтвин, по словам Палмера, всерьез обсуждали, не убить ли ее. После того как банда распалась, Клайд уже никогда не работал в паре с Раймондом Гамильтоном.

Каждая пара вернулась в Даллас своим путем. Гамильтон вместе со своим братом занялся грабежами банков в Техасе. У Клайда было достаточно денег, и он уступил просьбам Генри Мэтвина отправиться к его родителям в Луизиану. Мэтвин выполнял роль «шестерки» при Клайде — ту же роль, которую раньше играл Джонс. В начале марта они поехали в Луизиану и вскоре по ухабистым проселочным дорогам добрались до соснового бора, в котором стоял ветхий дом Айверсона и Эвы Мэтвин. Айви Мэтвин, пьяница, всегда ходивший в спецовке, и его молчаливая жена встретили гостей неприветливо, но, несмотря на это, Клайду здесь понравилось.

Несколько дней Бонни и Клайд прожили в родных краях Мэтвина в блаженном безделье. Они подолгу гуляли в сосновых лесах. Места были на редкость малообитаемыми: ни асфальтовых дорог, ни городов вблизи и никакой полиции. В этих глухих краях почти не было домов с водопроводом и канализацией, а тем более с телефоном и радио. Клайд говорил Бонни, что ему по душе здешняя атмосфера. Неподалеку находилось озеро, в котором водились большеротые окуни. И Бонни, и Клайд сильно устали. После перестрелки в Платт-Сити, которая произошла восемь месяцев назад, им наконец-то довелось поспать в постели. В какой-то момент Клайд спросил: а может быть, им приискать тут какую-нибудь избушку? Они ее починят и будут приезжать сюда на отдых. Бонни понравилась эта идея: иметь домик в лесах, где не будет никого, кроме них. Это звучало прекрасно.

Но на самом деле все было далеко не так прекрасно. Отдыхая в лесах, Бонни и Клайд не знали о том, что впервые за последние два года по их следу идет профессиональный сыщик и что в настоящее время он уже колесит по проселочным дорогам Луизианы. Этого человека нанял Ли Симмонс, начальник техасских тюрем. Он горел желанием отомстить за налет, который Клайд совершил на тюремную ферму, а поскольку ни ФБР, ни шериф округа Даллас либо не хотели, либо не могли отыскать Бонни и Клайда, Симмонс решил взяться за это сам. 1 февраля, через две недели после побега заключенных в Истхэме, он явился в губернаторский особняк в Остине и изложил свою идею Милдред Фергюсон по прозвищу Матушка — женщине-губернатору Техаса. Рядом с Милдред восседал ее супруг — бывший губернатор Джим Фергюсон. Два года назад его сместили с должности, обвинив в коррупции, и после этого его супруга баллотировалась под лозунгом «Два губернатора по цене одного». Симмонс объявил чете Фергюсон, что хочет взять на службу человека, который сумеет уничтожить Клайда Бэрроу. Когда губернатор спросила, кого он имеет в виду, Симмонс ответил: «Фрэнка Хеймера».

Ничего добавлять было не нужно. Все в Техасе знали, кто такой Фрэнк Хеймер: живая легенда Штата одинокой звезды, неуживчивый 49-летний бывший рейнджер, который провел большую часть жизни в преследованиях угонщиков скота и в перестрелках с мексиканскими бандитами на Рио-Гранде. Хеймер был здоровенным мужчиной — рост шесть футов два дюйма, вес больше 200 фунтов. А вид он имел такой, словно перед вами живое воплощение техасского духа: всегда спокойный одинокий охотник, не ладящий с властями и имеющий привычку сначала стрелять, а потом уже задавать вопросы. В течение долгого времени Хеймер был любимчиком техасской прессы, чем-то вроде знаменитого полицейского, который водит дружбу с кинозвездами (в случае Хеймера — со знаменитым актером немого кино Томом Миксом). Дружил он также и с фэбээровцами, в том числе с главой отделения ФБР в Сан-Антонио Гусом Джонсом. Однако после некоторых неприятных эпизодов, в том числе после того, как одно из дел было прекращено из-за незаконного обыска, Хеймер в ноябре 1932 года ушел из конной полиции. Про этот уход много говорили, приводили разные версии, но, по существу, дело было в том, что рейнджеры становились все менее эффективной силой и сильно политизировались. К тому же Хеймер недолюбливал Матушку Фергюсон и ее коррумпированного мужа. Уйдя из полиции, он без особой охоты взялся за работу охранника в нефтяной компании, базировавшейся в Хьюстоне.

Симмонс был приятно удивлен: несмотря на то что между Хеймером и Фергюсонами давно пробежала черная кошка, губернаторская чета не стала возражать против его предложения. «Мы к Фрэнку относимся нормально, — сказала миссис Фергюсон, — зла на него не держим».

Симмонс покинул губернаторский особняк, унося в портфеле кипу подписанных разрешений и одобрений. После этого он отправился прямиком домой к Хеймеру и предложил условия сотрудничества: работать в одиночку, миссия засекречена. Никто, кроме Симмонса и губернатора, не должен знать о том, чем занимается Хеймер. Все, что требуется от Хеймера, — это добыть Бонни и Клайда живыми или мертвыми. Никакие политики и бюрократы в его дела вмешиваться не будут, никто не будет стоять над Душой.

— Ну и как ты думаешь, сколько времени потребуется на эту работу? — спросил Хеймер.

— Вот этого никто не знает, — ответил Симмонс. — Может быть, полгода, а может, и больше. А может быть, понадобится целый месяц, только чтобы понять, как за это взяться. Во всяком случае, я по времени не ограничиваю и буду поддерживать до конца. — Ну, раз такое дело, я за это возьмусь.

Симмонс позволил себе дать только одно указание. «Послушайте, капитан, — сказал он, — конечно, не мне вас учить, но мне кажется, что самое лучшее, что можно сделать, — это выследить их, убедиться, что это именно они, а потом перестрелять к чертовой матери». Хеймер ничего не ответил, но эти слова, конечно, запомнил. На следующий день он приступил к работе.

О том, чем он занимался в первые недели своей миссии, мы почти ничего не знаем. Хеймер так и умер, толком не рассказав о своей охоте. В единственном пространном интервью, которое он дал по этому поводу историку техасских рейнджеров Уолтеру Прескотту Веббу, Хеймер говорил о том, как он изучал личности Бонни и Клайда:

Я побеседовал со многими людьми, которые их знали, посмотрел множество фотографий и его, и ее. Я все про них знал: размер одежды, рост, особые отметины. Но всего этого было мало. Сыщик должен понимать мышление преступника: что у него в голове, как он будет действовать в той или иной ситуации. Когда я понял, что там в голове у Клайда Бэрроу, у меня стало кое-что получаться… А к концу этой охоты я уже знал не только как они выглядят и как думают, но и какой виски они пьют, что едят, какого у них цвета и фактуры одежда.

10 февраля, через два дня после перестрелки, которую Клайд устроил в Ридс-Спринге, Хеймер сел в свой «Форд V-8» и отправился в Даллас. Там он допросил Джонса, арестованного еще в ноябре, а также Джимми Маллинса, к тому времени посаженного за решетку совместными усилиями далласской полиции и ФБР. Хеймер посетил офис бюро в Далласе и поговорил с агентом, который занимался делом Бонни и Клайда, — Чарльзом Винстедом. Это дело ФБР считало не слишком важным, однако Винстед все-таки несколько месяцев кружил по Восточному Техасу, выискивая следы бандитской парочки. Однажды он нашел одну из брошенных ими машин на окраине Джилмера, неподалеку от Далласа. В другой раз он вместе с шерифом обнаружил чемодан с одеждой, который родственники оставили Бонни и Клайду на дне высохшего ручья возле Этенса. Но в целом ФБР не желало заниматься этим делом. Хеймеру больше повезло, когда он встретился с шерифом округа Даллас Смутом Шмидом. Смут согласился помочь Хеймеру и дал ему двух своих помощников — Боба Элкорна и Тэда Хинтона. Они обсудили, как отыскать Бонни и Клайда, и втроем отправились на восток. Исследование маршрутов Клайда показало, что он постоянно курсирует между тремя точками — Далласом, Джоплином и Шривпортом, и Хеймер принялся через своих друзей в полиции прощупывать почву в этих местах, в особенности в Восточном Техасе, где у Клайда были родственники.

В первый раз он напал на их след в Тексаркане, затем проследил их путь в Западную Луизиану, в городок Логанспорт; затем — севернее, в Китчи: там они заправлялись на бензоколонке; затем в Шривпорт, где Клайд покупал себе брюки, белье, перчатки и пистолет. Хеймер обнаружил одну из их стоянок на берегу реки Уичито, вблизи города Уичито-Фолс в Техасе. Там он нашел чек из магазина в Далласе: Бонни покупала платье. «Я ясно видел, что следы ведут обратно в Луизиану, — рассказывал Хеймер в интервью Веббу. — Всего через неделю после начала поисков, 17 февраля, я разыскал их берлогу».

Хеймер, конечно, мог выдавать желаемое за действительное или просто бахвалиться: самолюбие у него было огромное. Про «берлогу» он никаких деталей не сообщил, сказал только, что в том округе на шерифа полагаться было нельзя. «Пришлось подождать, пока Бэрроу переберется в места, где полиция понадежнее», — продолжал Хеймер. Как он обнаружил эти «места», Хеймер не сказал. Однако, по его словам, очень скоро Бонни и Клайд обосновались в округе Бьенвилл, который он хорошо знал. Хеймер рассказывал, что он несколько дней кружил по проселочным дорогам, прежде чем отыскал местного шерифа — немногословного человека по имени Хендерсон Джордан. Нашел он его как раз вовремя: Джордану только что передали предложение от супругов Мэтвин. Они предлагали сделку: если их сын Генри получит амнистию, то они готовы выдать властям Бонни и Клайда.

В последнюю неделю февраля все трое членов банды Малыша Нельсона собрались в Сент-Поле. Приближалась весна, а это значило, что пора грабить банки: по отдаленным проселочным Дорогам скоро снова можно будет проехать на машине. Нельсон обсудил план будущего ограбления с одним из подручных Гарри Сойера — рыжим бандитом по имени Эдди Грин. Именно Грин в прошлом составил план для Баркеров, и в результате они в 1932-м и в начале 1933 года успешно ограбили несколько банков. На весну 1934 года Грин наметил три банка для банды Нельсона: один в Су-Фолсе (Южная Дакота) и еще два в Айове — в Мейсон-Сити в Ньютоне. Не хватало только людей: нужно было не меньше трех человек, а после ареста Харви Бейли и других число опытных бандитов в Сент-Поле резко уменьшилось. Новичков же брать на дело не хотелось.

Решение подсказал телефонный звонок. Звонил Джон Гамильтон со странным предложением к банде Нельсона — освободить Диллинджера из тюрьмы в Кроун-Пойнте. Судя по всему, Нельсона это предложение заинтересовало. Гамильтон хотел передать Диллинджеру револьвер. Нельсон не представлял, как это можно было сделать, однако знал человека, который мог помочь. Однажды Элвин Карпис рассказывал ему, как передавали оружие Харви Бейли в канзасскую тюрьму. Пистолет обнаружила охрана, но все-таки его туда как-то пронесли. Нельсон через Гарри Соейра вызвал Карписа из Чикаго.

Карпис приехал в Сент-Пол с Доком Баркером. Он был слегка зол на Нельсона, потому что тот не объяснил, в чем дело. С наступлением темноты они встретились в шикарном ресторане-казино Джека Пейфера. Ресторан назывался «Холлихокс-клуб» и располагался в скалах на берегу реки. Карпис и Док оставили машину на попечение лакея и поднялись наверх. В отдельном кабинете их ждала вся банда Нельсона.

— Ну, — сказал Карпис, — и чего вы от нас хотите?

— Давай-ка объясни ему, — обратился Нельсон к Гомеру Ван Митеру.

— Да нет, давай ты, Джимми, — ответил тот.

Нельсон улыбнулся.

— Помните ли вы, ребята, как брали банк в Форт-Скотте в Канзасе? — спросил он.

— Ну да, помним, — ответил Карпис. — И что?

— Тогда вы помните, что Бейли в то время был в тюрьме. И когда его камеру перетряхнули, там нашли кольт сорок пятого калибра в матрасе. Это ведь ты, Рэй, подкинул ему тогда пушку?

— Да, я, — признал Карпис.

Он рассказал о плане побега Бейли и о том, как от него пришлось отказаться из-за слишком серьезной охраны.

— Так как же ты туда пронес пушку? И почему Бейли ею не воспользовался? — допытывался Нельсон.

Карпис сказал, что за Бейли постоянно присматривали.

— А почему ты спрашиваешь? Что случилось?

Нельсон взглянул на Ван Митера.

— Ну ладно, смотри, — сказал он Карпису. — Мы знаем одного парня в Чикаго, он очень хороший адвокат. А у него есть связи в Индиане, и он может помочь подкинуть револьвер Диллинджеру. Но он при этом хочет знать о наших планах, как мы это все провернем. И еще хочет пять тысяч долларов за работу. Вот мы и подумали, что, может быть, и без него обойдемся?

Карпис только вздохнул:

— Стало быть, ты меня вызвал сюда из Чикаго, чтобы поболтать об этой ерунде?

Нельсон извинился. Стремясь умиротворить Карписа, он спросил, не хочет ли кто-нибудь из банды Баркеров сходить на дело вместе с ним? Карпис отказался. Ему нравился Нельсон, но работать с таким психованным малым он не хотел.

— Жаль, — сказал Нельсон. — Нам нужны такие ребята, как вы. А как насчет тебя, Док?

— Ну а что, я бы мог, — ответил тот. — Сколько вам нужно человек?

— Двое.

Док повернулся к Карпису:

— А что ты думаешь насчет Билла Уивера?

— Ну да, Билл бы согласился, — ответил Карпис.

— Когда вы собираетесь на дело? — спросил Док.

— Ну, во-первых, мы хотим вытащить Диллинджера. Уже приготовили кое-что в Чикаго. Если бы он вырвался, то оказался бы в Сент-Поле через десять часов. И тогда мы взяли бы этот хренов банк в Южной Дакоте.

— Смотрите, тут в последнее время стало стремно, — заметил Карпис.

Все знали, что после похищения Бремера в Сент-Поле полно агентов ФБР. Ему ответил Ван Митер: «Мы тоже так думали, но, черт побери, я же хожу в „Зеленый фонарь“, к Сойеру, и никто меня не трогает».

Бандиты вышли на воздух.

— В общем, ты был прав, Рэй, — сказал Нельсон Карпису. — Если б я тебя слушал, то не вляпался бы в дерьмо.

Карпис засмеялся.

— Я помню, ты мне говорил, — сказал он, — что если бы у тебя были десять тысяч долларов, то ты вернулся бы в Рино. Так в чем дело? Ты же взял больше десяти тысяч.

— Ну да, — усмехнулся Нельсон, — но, как только у меня появилось десять, я захотел двадцать. А появилось двадцать — захотел сорок. Сам знаешь, как это бывает.

Вернувшись на следующий день в Чикаго, Карпис упомянул о возможном освобождении Диллинджера в разговоре с Фредом Баркером.

— Ну дай бог, — ответил тот. — Надеюсь, им повезет больше, чем нам с Харви Бейли.

— Не знаю, не знаю, — сказал Карпис. — У меня такое предчувствие, что Диллинджера грохнут при попытке побега. Вряд ли он оттуда выберется. Но они-то твердо решили попробовать его вытащить.

 

X

ДИЛЛИНДЖЕР И НЕЛЬСОН

3 — 29 марта 1934 года

Кроун-Пойнт, Индиана

3 марта, суббота

Утро выдалось холодным, сырым и ветреным. Со стороны озера Мичиган надвигались низкие серые тучи. В Кроун-Пойнте дождь лил как из ведра. Вода бурлила в дождевых стоках позади тюрьмы на Джолиет-стрит. Сэм Кэхун, 64-летний уборщик, пробирался к тюрьме, обходя лужи. Было около восьми утра, начинало светать. Сэм отряхнул пальто от дождевых капель и помахал рукой, приветствуя охранника. Сегодня ему первым делом предстояло вымыть помещение, где содержались заключенные, в том числе и Диллинджер. Кэхун миновал комнату тюремщика и вышел в коридор длиной семьдесят два фута. В конце этого коридора, за железной дверью, находился отсек с камерами-клетками.

Кэхун взял швабры и ведро. Затем он позвал охранника Вина Брайанта, чтобы тот выпустил заключенных из камер и дал Сэму возможность вымыть там пол. Брайант открыл металлический шкафчик в стене и повернул рычаг, который отпирал клетки. Диллинджер и еще четырнадцать заключенных вышли в отсек, ограниченный железной дверью. Двое служащих тюрьмы внесли туда коробку с туалетной бумагой, мылом и моющим средством. Вслед за ними зашел Кэхун.

Как только он оказался внутри, Диллинджер кинулся к нему и приставил к его животу какой-то предмет, видимо пистолет. Затем он развернул уборщика спиной к себе. В помещение вошел Брайант.

— Спокойно, Сэм, все в порядке, — сказал Диллинджер. — Ты ведь не будешь дергаться, ты ведь хороший парень?

— Я никогда не дергаюсь, — пробурчал сбитый с толку уборщик.

Рядом с Диллинджером встал здоровенный негр Герберт Янгблад. В руке он держал металлический плунжер, оторванный в туалете. Янгблад был единственным заключенным в тюрьме, который поддался на уговоры Диллинджера и согласился бежать вместе с ним. «Пушка у тебя есть?» — спросил он у Брайанта. Тот покачал головой. Тюремные правила запрещали кому бы то ни было находиться вблизи камер с оружием.

Диллинджер показал на открытую клетку. «Вперед, ребятки, — сказал он. — Заходите туда». Брайант и двое служащих подчинились. Кэхун тоже собрался зайти внутрь, но Диллинджер захлопнул решетку у него перед носом: «Нет, тебе не туда. Ты мне поможешь отсюда выбраться».

Диллинджер вытолкал уборщика за железную дверь. В семидесяти футах от них, в противоположном конце коридора, находилась комната тюремщика, где охранники в этот момент пили утренний кофе. Это был единственный путь наружу. К этой комнате спускалась лесенка из четырех ступенек, отделявшая старое здание тюрьмы от новой пристройки. Охранники, таким образом, находились ниже коридора и не могли видеть, что в нем происходит.

«Сколько дверей отсюда до улицы?» — шепотом спросил Диллинджер Кэхуна. Сэм прикинул в уме и ответил: «Четыре». Диллинджер понимал, что времени у него совсем мало. Скорее всего, через пару минут кто-нибудь из охраны подойдет к камерам. Он быстро задал Кэхуну несколько вопросов, выясняя расположение людей, дверей и оружия. Потом достал карандаш и набросал на бетонной стене план тюрьмы. Кэхун кивнул: рисунок был точен.

Затем Диллинджер, подталкивая уборщика перед собой пистолетом в спину, приблизился к лестнице и остановился на верхней ступеньке. Следом подошел Янгблад. Они присели на корточки и заглянули вниз. Там проходил какой-то человек.

— Кто это? — спросил Диллинджер шепотом. Голос его был совершенно спокоен.

— Эрнст Бланк, — ответил Кэхун.

32-летний Бланк был помощником шерифа.

— Позови его сюда, — велел Диллинджер.

Кэхун крикнул: «Эй, Бланк! Пойди-ка сюда на минутку!» Бланк подошел к нижней площадке лестницы, поднял голову и увидел Диллинджера. «Поднимайся наверх, сукин сын, а не то я тебя убью», — сказал бандит.

Бланк оторопел. Диллинджер держал в руке пистолет, направлений на него: «Ты на мушке, не вздумай бежать». Диллинджер отвел Бланка в конец коридора и втолкнул в клетку, где находились остальные. Когда бандит пошел обратно, Бланк спросил у Вина Брайанта, разглядел ли тот пистолет? Брайант ответил, что это вроде бы кольт 45-го калибра. «Сегодня этого сукина сына наконец-то убьют», — выругался Бланк.

Диллинджер тем временем снова пригнал Кэхуна к верхней площадке лестницы и велел позвать надзирателя Лью Бейкера. Но Сэм больше не желал подчиняться. «Черт меня возьми, если я стану помогать тебе бежать, — заявил он. — Все, больше не дождешься. Стреляй, и будь проклят!» Янгблад сделал шаг вперед и поднял свою железяку, намереваясь прикончить старика. Но Диллинджер его остановил: «Не надо. Управимся без него». Он повел Кэхуна назад к камерам.

— Вопреки тому, что обо мне говорят люди, — заметил Диллинджер, — я не убийца. Но я должен отсюда выбраться.

— Тебя убьют раньше, чем ты половину коридора пройдешь.

— А вот посмотрим.

Он втолкнул Кэхуна в клетку и приказал выходить Эрнсту Бланку. Затем Диллинджер повел помощника шерифа назад к лестнице.

— Сегодня я отсюда выберусь, — сказал он.

— Не выберешься, — отвечал Бланк. — Они тебя прикончат.

— Терять мне нечего, а приобрести я могу все. А у тебя выбор такой: либо быть мертвым героем, либо живым трусом.

Бланк сказал, что не будет помогать ему бежать.

— Но у тебя ведь есть жена и ребенок, — продолжал Диллинджер, — и ты же их любишь, правда? Ты же хочешь их увидеть?

Бланк сдался.

— Ладно, помогу, — сказал он.

— Сколько охранников в той комнате? — спросил Диллинджер.

— Я не знаю.

— Ты не лги мне, гад, а то получишь пулю.

— Я правда не знаю, — сказал Бланк.

— Тише говори!

Диллинджер помедлил немного, раздумывая, как быть, а потом решительно подтолкнул Бланка к лестнице: «Посмотрим, что получится. Зови Бейкера!» Бланк мешкал. Диллинджер ткнул его пистолетом в спину.

— Эй, Лью! — крикнул Бланк.

— Чего? Сейчас, — откликнулся надзиратель. Через мгновенно он показался на нижней площадке лестницы.

— Пошли, посмотришь!

Бейкер прошел за Бланком по коридору до камер, прошел за железную дверь и вдруг почувствовал, что ему в лопатку уперся пистолет. Диллинджер сгреб его за рубашку и втолкнул в клетку. «Сиди тихо — и останешься цел», — напутствовал он смотрителя, захлопывая клетку.

Таким же образом при помощи Бланка Диллинджер заманил еще четырех охранников из нижней комнаты. Каждый раз, когда они заходили в отсек, он наводил на них пистолет и заталкивал в камеру. Только один тюремщик — Кеннет Хаук по прозвищу Бутч — попытался выхватить у Диллинджера оружие, однако бандит оказался более ловким. Когда был заперт четвертый, и последний, тюремщик, Диллинджер кинулся в комнату охраны. Там нашлись два автомата — один он взял себе, а второй отдал Янгбладу. Теперь они были вооружены и готовы вырваться на свободу.

Напоследок Диллинджер не удержался от театрального жеста. Он подошел к клетке и достал пистолет, которым путал охрану. Бейкер и остальные тюремщики посмотрели и схватились за головы: это был деревянный муляж. «Вот такие тюремщики в этой лавочке, — усмехнулся Диллинджер. — Деревяшки испугались». И он постучал «пистолетом» по прутьям решетки. Затем Диллинджер обратился к надзирателю Бейкеру:

— Где у вас стоят машины?

— В гараже позади тюрьмы.

— А ключи где?

— Ключи в машинах.

Из здания тюрьмы входа в гараж не было, требовалось выйти во двор и пробираться вдоль стены. Со слов Кэхуна Диллинджер знал, что во двор можно попасть через кухню, находившуюся дальше по коридору за комнатой охраны. Прихватив с собой Эрнста Бланка, вооруженные автоматами Диллинджер и Янгблад направились к кухне. У двери они остановились. Диллинджер посмотрел на негра. Тот кивнул: он был готов.

Диллинджер втолкнул Бланка в кухню и влетел следом. Там оказались два охранника и тюремный повар Уильям Цигер. Повар, задиристый малый, искоса взглянул на Диллинджера с его автоматом и пригрозил: «Вот я сейчас отберу у тебя эту игрушку и засуну ее тебе в задницу». Бланк покрылся холодным потом. «Билл, опомнись! — крикнул он. — Он не шутит!» Цигер понял, в чем дело, и поднял руки. Бланк по приказу Диллинджера подошел к охранникам, забрал у одного из них пистолет и положил его на стол. Бандит прибрал оружие, потом открыл кладовку, взял оттуда плащ и шляпу и направился к выходу на улицу. За ним следовала уже целая процессия: Янгблад, наставивший автомат на Бланка, дальше повар и двое охранников, а также еще трое заключенных, решивших все-таки бежать. Этих шестерых человек никто под прицелом не держал.

Диллинджер быстрым шагом прошел вдоль красной кирпичной стены и вошел в дверь гаража. Служащий тюрьмы Джон Гудак, склонившись над капотом, ремонтировал двигатель «нэша» 1927 года выпуска. Машина принадлежала шерифу Холли. Внезапно Гудак почувствовал, как что-то уперлось ему в спину. Он выпрямился и увидел Диллинджера.

— Забирайся в машину и поехали, — велел тот.

— У меня ключей нет, — пробормотал ошеломленный Гудак.

— А где ключи?

— В комнате охраны, наверное.

Диллинджер подтолкнул Бланка к машине, велел залезть в нее и поискать ключи. Тот осмотрел машину и сказал, что ключей нет. «Сукин сын Бейкер обманул меня, — сказал Диллинджер. — Надо было его грохнуть».

Он постоял, раздумывая, как быть дальше. Ключи от машины требовалось добыть во что бы то ни стало. Он велел Янгбладу сторожить толпу в гараже, а сам погнал Бланка и Гудака обратно к дверям кухни. На кухне оказались новые люди, целых четверо, и один из них — боец Национальной гвардии. Они были захвачены врасплох, и Диллинджер с помощью Бланка разоружил их и запер в одной из соседних комнат. Однако Гудаку так и не удалось найти ключи в комнате охраны. «Что ж, придется угнать где-нибудь машину, — сказал Диллинджер Бланку. — Где тут ближайшая автомастерская?» Они побежали обратно в тюремный гараж.

Тем временем надзирателю Бейкеру и другим охранникам удалось открыть клетку и выйти в отсек коридора, ограниченный железной дверью, — дальше они вырваться не могли. Бейкер решил воспользоваться своим секретом: в стене тюремного коридора было маленькое отверстие, которое вело в находившуюся рядом кладовку в его квартире. Через эту дыру он подсматривал за заключенными. Бейкер ринулся туда и принялся кричать в дыру и колотить в стену. С противоположной стороны подошла его жена. «Ирен, скажи, выезжала из гаража машина?» Супруга ничего не поняла. «Скорей зови на помощь, Джон Диллинджер сбежал!» — крикнул ей Бейкер.

Миссис Бейкер заметалась. Она схватила телефонную трубку, но гудка почему-то не было. Тогда она распахнула окно и крикнула проходившему мимо почтальону: «Господи боже! Джон Диллинджер сбежал!» Почтальон стоял, открыв рот. Миссис Бейкер, не зная, что делать, выбежала из квартиры и ринулась по лестнице вниз, в гараж.

Там она налетела на Эрнста Бланка. Рядом с ним стоял еще какой-то мужчина, которого она не узнала. «Джон Диллинджер сбежал!» — крикнула супруга надзирателя. Неизвестный шагнул поближе, и она увидела, что в руках он держит автомат, а за поясом и в карманах у него четыре пистолета.

— Не может быть, — прошептала миссис Бейкер. — Диллинджер? Нет!

Диллинджер только улыбнулся и поддержал ее за локоть, чтобы она не упала.

— Миссис Бейкер, — сказал Бланк, — делайте то, что он окажет, и никто не пострадает.

Диллинджер запер всю толпу — 12 человек — в боковой комнате гаража. Можно было отправляться дальше. Пустив Бланка впереди себя, Диллинджер и Янгблад выскользнули из гаража на улицу и стали огибать с тыла здания тюрьмы и уголовного суда. На их счастье, на задворках суда этим утром не оказалось ни охранников, ни помощников шерифа. Сразу за судом находилось приземистое кирпичное здание — автомастерская, выходившая фасадом на Мейн-стрит. Беглецы кинулись к боковому входу. Трое работавших в мастерской механиков недоуменно покосились на них и продолжили заниматься своими делами.

— Мне нужна машина! — объявил Диллинджер Бланку.

— Здесь полно машин, — ответил тот. — Бери какую хочешь.

Они подошли к механику, копавшемуся в моторе. Это был 30-летний Эдвин Саагер. «Какая машина у вас самая скоростная?» — спросил Диллинджер. Саагер увидел, что на плече у этого человека висит автомат, и решил, что это помощник шерифа. «Форд V-8», — ответил он и снова занялся своей работой.

Диллинджер вскинул автомат и скомандовал: «Поехали!» Саагер копался в моторе. Он, похоже, не расслышал этих слов. «Поехали, говорю!» — повторил Диллинджер. Саагер повернулся и увидел дуло автомата, наставленное ему в лицо. «Он не шутит», — предупредил Бланк. До Саагера наконец дошло, что этот человек не помощник шерифа. Диллинджер подвел заложников к «Форду V-8». Эта машина также принадлежала шерифу Холли.

— Мне сесть за руль? — спросил Саагер.

— Нет, машину поведет мистер Бланк, — ответил Диллинджер. — А ты садись сзади.

Янгблад устроился рядом с Саагером, а Диллинджер занял переднее сиденье. Он положил автомат на колени и крикнул механикам: «Эй, вы, там, откройте двери кто-нибудь!» Один из работников нажал на кнопку, и задняя дверь гаража автоматически отворилась. Бланк вывел машину на Джолиет-стрит и двинулся в западном направлении. Дождь лил по-прежнему.

«Не гони», — сказал Диллинджер. Однако Бланк спешил и, проезжая центральную городскую площадь, едва не столкнулся с другой машиной. Диллинджер предупредил, что если случится авария, то Бланк умрет первым. Они выехали из города, и бандит приказал продолжать двигаться на запад, не выезжая на большие дороги. Вскоре они пересекли границу Миссури и оказались в Иллинойсе. Так же как несколько месяцев назад в Расине, Диллинджера при виде сельской местности обуяла радость. Он принялся напевать — мурлыкал мелодию из «Сочтенных дней», повторяя «Живем, щеночки, живем!».

Пение внезапно оборвалось: «форд» не удержался на скользкой дороге и съехал в канаву. Целых десять минут Янгблад и Саагер выталкивали машину на дорогу. Потом Саагеру потребовалось не менее получаса, чтобы устранить поломку.

После этого они продолжили путь на запад, и Диллинджер разговорился. Бланк спросил его, не собирается ли он попробовать выручить Пирпонта и других своих товарищей в Огайо? «Они бы тоже это сделали для меня», — ответил Диллинджер.

Когда проехали городок Пеотон, Диллинджер велел Бланку остановить машину. Диллинджер решил отпустить заложников, предварительно убедившись, что поблизости у них не будет возможности позвонить в полицию. После этого он достал из кармана пачку банкнот и отсчитал четыре купюры по одному доллару. Он протянул их Бланку, но тот покачал головой. Тогда Диллинджер предложил деньги Саагеру, и тот взял.

— Ну, ребятки, мне незачем вам говорить, что не надо обращаться в полицию, поскольку вы все равно туда обратитесь, — сказал Диллинджер на прощание.

— А ты бы на нашем месте не обратился? — спросил Бланк.

— А ведь я мог бы сейчас заставить тебя заткнуться, если захотел бы, — сказал Диллинджер, выставляя вперед автомат.

— Вряд ли ты станешь убивать безоружных.

Диллинджер только усмехнулся. Он сел за руль «форда», и машина тронулась. Бланк и Саагер стояли в грязи, провожая ее взглядом. Она направлялась в сторону Чикаго.

К полудню имя Диллинджера занимало первую строчку в списке разыскиваемых преступников.

Рано утром в кабинет к Пикетту пришел его помощник Арт О'Лири, чтобы вместе с боссом ожидать новостей о Диллинджера Около восьми утра появилась Билли Фрешетт, а еще чуть позднее подошел бывший заключенный, которого Пикетт использовал как мальчика на побегушках, Мейер Боуг.

В половине десятого они уже принялись за джин, как вдруг позвонил племянник Пикетта и сказал, что услышал по радио сообщение: Диллинджер сбежал из тюрьмы. «Похоже, все получилось, — объявил Пикетт, кладя трубку. — Остается позвонить надзирателю Бейкеру». Он набрал номер в Кроун-Пойнте:

— Алло! Мистер Бейкер? Это Лу Пикетт из Чикаго.

— Да, добрый день, Лу.

— Правду говорят по радио, что мой клиент сделал ноги?

— Да, это правда. Он нас покинул.

— Есть убитые и раненые?

— Нет, никто не пострадал.

— Ну что ж, слава богу, рад это слышать. Адреса для связи он, само собой, не оставил, нечего и спрашивать…

Положив трубку, Пикетт обернулся к собравшимся: «Черт побери! Правда! Он смылся!» Билли вскрикнула и закрыла лицо ладонями.

— Бедный Джонни! — воскликнула она. — Господи, они же его убьют!

— Кончай скулить, — весело сказал Пикетт. — Они и следов его больше не увидят.

Джин хлынул рекой: несколько часов собравшиеся отмечали радостное событие. Боуг сбегал на улицу и принес специальные выпуски газет со срочными сообщениями, которые зачитывались вслух в промежутках между тостами. В городе повсюду сновала полиция, южные въезды перекрывались нарядами. Пикетт подумал о том, что за его офисом наверняка установят слежку, и решил перебраться к своей бывшей секретарше Эстер Андерсон, которая жида в Норт-сайде, на Веллингтон-авеню. Сначала он отослал туда Билли, а потом приехал на такси сам. О'Лири остался в офисе на случай, если туда позвонит Диллинджер. Звонок раздался в три часа.

— Куда ехать? — спросил Диллинджер.

— Веллингтон-авеню, четыреста тридцать четыре, — ответил О'Лири. — Пикетт будет ждать.

Когда Диллинджер подъехал, Пикетт стоял возле дома, надвинув шляпу на глаза и засунув руки в карманы. «Привет, адвокат!» — помахал рукой Диллинджер. Пикетт подошел к машине. На ее заднем сиденье распластался Герберт Янгблад. В руках он сжимал два автомата.

— Я здесь жить буду? — спросил Диллинджер, оглядывая дом.

— Нет, — ответил Пикетт. — Я просто хотел, чтобы ты сюда подъехал, нам надо переговорить.

Они вошли в прихожую дома, и Билли бросилась в объятия Диллинджеру. Вышла Эстер Андерсон. Едва взглянув на бандита, она приказала ему немедленно убираться. Диллинджер, взяв под руку Билли, направился обратно к машине. Пикетт вышел минутой позже.

«Билли говорит, что мы можем отправиться к ее сестре на Хэлстед-стрит, — сказал Диллинджер Пикетту. — Давай встретимся там сегодня вечером. Скажем, в половине седьмого. Но мне нужны деньги. А ну-ка, выгребай карманы!» Пикетт пошарил по карманам и протянул Диллинджеру пачку банкнот — около 300 долларов. «Спасибо, адвокат, — сказал тот. — До скорого!» По пути Диллинджер выдал Янгбладу 100 долларов, поблагодарил его и посадил на трамвай.

Сестра Билли занимала квартиру на втором этаже дома 3512 по Хэлстед-стрит. Пикетт явился туда в назначенное время и застал Диллинджера уютно расположившимся с Билли на софе. Бандит Рассказал обо всем, что произошло в Кроун-Пойнте. «А скажи-ка мне, — прервал его рассказ Пикетт, — когда я увижу свои деньги? Я ведь еще и доллара с тебя не получил». По лицу Диллинджера пробежала тень. «Как? Значит, этот адвокат, которого нанял мой отец, не отдал тебе денег? Он же взял у папаши пятьсот долларов. Скажи ему, чтобы живо подогнал их, если не хочет со мной встретиться».

На следующий день Диллинджер не выходил из квартиры. Там его посетил Джон Гамильтон и рассказал о договоренности с бандой Нельсона. Все было улажено. Вечером того же дня подельник Нельсона Томми Кэрролл подъехал на зеленом «форде» к дому, где скрывался Диллинджер. Джон и Билли, с чемоданами в руках, выскользнули через черный ход и сели на заднее сиденье. Под плащами у обоих были автоматы.

Бандиты направились на северо-запад, выехали из города и двинулись в Сент-Пол, где Диллинджеру предстояло встретиться со своим новым партнером — Малышом Нельсоном.

Пока политики и прокуроры в Индиане пререкались, обвиняя друг друга в его побеге, Диллинджер прибыл в Миннесоту. Был воскресный вечер. С того времени, как он покинул тюрьму, прошло уже тридцать шесть часов. Диллинджер забросил свои вещи в дом со съемными квартирами под названием «Санта-Моника» на Жирар-авеню в Миннеаполисе. Он занял там 106-й номер. Эту квартирку снял для него Эдди Грин, и Диллинджер с Билли фигурировали в договоре как мистер и миссис Ольсон. Билли сунула дворнику 50-долларовую купюру, после чего они поднялись в квартиру и задернули шторы.

О том, встретился ли Диллинджер с бандой Нельсона на следующий день, ничего не известно. Возможно, оба главаря знали друг друга и раньше: есть неподтвержденные сведения, что они виделись в Ист-Чикаго в июне предыдущего года и договорились вместе ограбить поезд осенью. Но в любом случае они знали друг о друге по слухам. Теперь Диллинджер был благодарен Нельсону: тот приютил его после побега. Он еще долго будет повторять знакомым, что Нельсон оказал ему важную услугу.

Что касается самого Нельсона, то для него работать с Диллинджером было большой честью — а Нельсон всегда добивался уважения к своей персоне. В конце концов, ему исполнилось только 24 года, и еще год назад он был всего-навсего шофером у бандитов. Теперь же он превратится в налетчика, грабителя банков, которого считали одним из самых опасных в стране. Диллинджер охотно принял роль второстепенного члена банды Нельсона, но беда заключалась в том, что все эти внутренние различия оказались совершенно непонятны прессе. Когда двух бандитов упоминали вместе, их обычно называли «второй бандой Диллинджера», что бесило Нельсона. Очень скоро его раздражение перерастет в черную зависть.

Не совсем понятно, понимал ли Диллинджер, что связался с человеком психически неуравновешенным. Как раз тем вечером, когда Диллинджер прибыл в Твин-Ситиз, Нельсон ехал по Миннеаполису вместе со своим «шестеркой» Джонни Чейзом и чуть не столкнулся с машиной, за рулем которой сидел 35-летний торговец красками Тэд Киддер. Он возвращался домой с празднования дня рождения вместе со своей женой и тещей. Нельсон резко свернул прямо у него под носом. «Черт побери, я этого так не оставлю!» — объявил разгневанный Киллер. Он резко увеличил скорость и подрезал «гудзон» Нельсона. Тогда разозлился Нельсон. Он догнал машину Киддера и попытался прижать ее к тротуару. Киллер, однако, дал газу и ушел вперед. Нельсон поехал за ним. Они добрались до дома Киддера в Сент-Луис-парке. Не желая показывать преследователям, где его дом, Киддер остановился у аптеки, чтобы вызвать полицию. Он вышел из машины, и тут подъехал Нельсон. Бандит что-то выкрикнул, а потом раздались три выстрела. Две пули попали Киддеру в живот, и он упал на тротуар, истекая кровью. К машине Нельсона подбежала жена Киллера Беренис.

— Ты его убил! — кричала она.

— А ну заткнись, — прорычал Нельсон, — или я и тебя грохну!

Он дал задний ход и скрылся.

Таков был новый партнер Джона Диллинджера.

Су-Фолс, Южная Дакота

8 марта, вторник

С утра было холодно, температура держалась на точке замерзания. Без пяти десять к зданию местного отделения «Национального банка ценных бумаг и Трест-компании» подъехал зеленый «паккард». Из него, оглядываясь по сторонам, вышли шесть человек в темных пальто. Изо ртов у них шел пар. Вид у этой компании был неприветливый и даже страшноватый: суровые, небритые, неулыбчивые, все, как один, в фетровых шляпах, надвинутых на лоб. Стенографистка из банка поглядела на них через окно и пошутила, обращаясь к одному из клерков:

— Вон, смотри, банда грабителей приехала.

— Что-то они мне не нравятся, — откликнулся клерк.

Всего через три дня после побега из тюрьмы в Кроун-Пойнте Джон Диллинджер собрался ограбить банк. Один из его сообщников остался возле машины, а другой — это был Томми Кэрролл — занял позицию на улице возле входной двери. Под пальто Кэрролл прятал автомат. Остальных, в том числе Нельсона, Диллинджер повел внутрь.

Войдя в зал, Нельсон распахнул пальто и выхватил автомат Томпсона. «Это ограбление! — крикнул он. — Все на пол!» Кто-то из клерков тут же нажал кнопку, и, пока служащие и посетители (их было более десятка) ложились на пол или становились к стене, на улице уже вовсю звенел сигнал тревоги. Нельсон вздрогнул от этого звука. Диллинджер, привыкший работать под такой звон, спокойно подошел к окошкам касс и с помощью Ван Митера принялся сгребать наличные.

Сигнал тревоги — бесил Нельсона. Все его сообщники оставались спокойны, он один нервно расхаживал по залу и тыкал дулом автомата в людей. «Хотел бы я знать, кто его включил! — орал Нельсон. — Кто это сделал? Ты?» Тем временем Диллинджер и Ван Митер уже подталкивали начальника отделения к двери хранилища. Нельсон довел себя криками до исступления. Он совал автомат под нос всем служащим по очереди. «Только дернись, получишь пулю! — кричал он. — Только дернись!»

Через несколько минут после начала тревоги появилась полиция. Первым к банку подбежал Гомер Пауэрс, дорожный полицейский. Томми Кэрролл достал автомат, и Пауэрс замер с поднятыми руками. Следующими оказались шеф полиции Парсонс и один из его полисменов. Кэрролл разоружил их, и они заняли место рядом с Пауэрсом. Стала собираться толпа местных жителей — их привлек и звук тревоги, и небывалое зрелище: трое полицейских стоят с поднятыми руками.

Тем временем Нельсон все метался по помещению банка и уже чуть ли не пускал пену изо рта. По прилегающей улице к банку подъехал на мотоцикле полицейский Хейл Кит. Нельсон увидел его из окна, перескочил через перила ограждения, запрыгнул на стол одного из клерков и дал оглушительную очередь. Зеркальное стекло разлетелось вдребезги, завизжали женщины. Полицейский упал, получив четыре пули. «Один есть! Есть один!» — орал Нельсон.

Диллинджер и Ван Митер заканчивали опустошать хранилище.

Толпа на улице все росла. Люди высовывались из окон второго этажа, чтобы разглядеть Томми Кэрролла, который расхаживал перед входом в банк, переводя автомат то на одного, то на другого из заложников-полицейских. Шериф и несколько его помощников полезли на крыши домов, надеясь подстрелить оттуда кого-нибудь из грабителей, когда те выйдут из банка.

Наконец Диллинджер и Ван Митер закончили свое дело. Дальше они действовали так же, как «первая банда Диллинджера» при ограблении в Расине: они взяли в заложники управляющего отделением банка и четырех кассиров и, прикрываясь ими, вышли на улицу. Нельсон автоматной очередью разнес витрину банка.

Управляющего Лео Ольсона и четырех кассиров поставили на боковые подножки автомобиля. С крыш раздалось несколько выстрелов. Машина тронулась, и в этот момент пуля полицейского попала в радиатор. Из капота повалил пар. «Паккард» остановился, заложники спрыгнули с подножек. Одна кассирша убежала. «А ну встать обратно!» — рявкнул кто-то из грабителей. Заложники подчинились. Машина медленно двинулась по улицам, направляясь к южному выезду из города, — сразу за ним начинались подернутые инеем поля. Когда они выехали на шоссе № 77, Диллинджер приказал кидать позади машины на дорогу кровельные гвозди: двигатель «паккарда» кашлял и шипел, и бандит понимал, что их вскоре нагонят полицейские. Через несколько миль двигатель заглох окончательно. Грабители выскочили из машины и перегородили дорогу приближающемуся «доджу». Машина была захвачена, а перепуганного водителя отпустили — он кинулся бежать в поля. Бандиты велели заложникам стоять на дороге, а сами принялись перетаскивать в «додж» канистры с бензином.

Как раз в это время шериф Мэлвин Селлс, пустившийся в погоню вместе с тремя полицейскими, увидел на шоссе две машины. Селлс остановился в ста ярдах от них: он не хотел подвергать опасности заложников. Один из бандитов — скорее всего, Нельсон — дал очередь в сторону полицейских. Диллинджер схватил Нельсона в охапку и затолкал в машину.

Грабители двинулись дальше на юг. Много лет спустя шериф Селлс клялся, что гнался за ними целых два часа и потерял их из виду уже где-то в Айове. На самом же деле, как сообщали на следующее утро газеты, шериф и еще две машины преследователей повернули назад сразу после того, как налетчики открыли огонь. В последний раз машину бандитов видели в Юго-Западной Миннесоте, она направлялась в Сент-Пол. Местные шерифы преследовали ее, но не догнали.

Заголовок на первой странице газеты «Дейли Аргус-лидер» из Су-Фолса, вышедшей тем же вечером, гласил: «Это Диллинджер?» Несколько свидетелей, среди них и управляющий банком, уверяли, что это был именно он. Однако им никто не верил, в том числе и ФБР. Сама мысль о том, что Диллинджер может нанести удар в трех штатах от Кроун-Пойнта и всего через три дня после побега, казалась абсурдной. Агент ФБР из Сент-Пола прибыл в Су-Фолс на следующий день после ограбления, но расследование не принесло ощутимых результатов.

Банда вернулась в свою берлогу в Твин-Ситиз и пересчитала добычу. Всего им досталось 46 тысяч долларов, то есть около 8000 на каждого. Что думал Диллинджер о ярко проявившейся в деле психопатии Нельсона, мы не знаем, но события этого дня ясно показали, что у двух главарей были серьезные расхождения. Однако, что бы Диллинджер ни думал, он нуждался в союзе с Нельсоном. Он должен был оплачивать свои счета, платить Пикетту, платить адвокатам, которые защищали Пита Пирпонта, Чарльза Мэкли и остальных членов его прежней банды. Они обвинялись в убийстве шерифа Джесса Сарбера, и на следующей неделе в Лиме (Огайо) начинался суд. Деньги были нужны Диллинджеру в большом количестве и немедленно.

Дело Джона Диллинджера станет самым важным в истории ФБР. Оно в большей степени, чем какое-либо другое, оправдывало идею администрации Рузвельта о необходимости федеральной полиции. Обычно историки подчеркивают, что Гувер, понимая это, с жаром принялся за преследование Диллинджера. Однако, как показывают архивные материалы, на самом деле директор ФБР смотрел на это дело как на трясину, в которой можно легко завязнуть, и долго не соглашался за него браться.

После убийства шерифа Сарбера губернатор Индианы напрямую обратился к ФБР с призывом заняться расследованием, но Гувер проигнорировал этот призыв. Когда министр юстиции указал ему на необходимость взяться за дело Диллинджера, он разослал главам отделений в Чикаго, Детройте и Цинциннати приказания «оказывать всю возможную помощь» полиции, и эта помощь ограничилась несколькими интервью для газет. Мэлвин Пёрвис и другие начальники отделений съездили на пару заседаний с участием местных властей, но только для того, чтобы быть в курсе событий. Предпринимать решительные действия Гувер явно не хотел.

Гувер не проявил желания заняться охотой на Диллинджера и после его побега из Кроун-Пойнта. Дела о бойне в Канзас-Сити и о похищении Бремера все еще оставались нераскрытыми, и ими занимались десятки агентов: только в Чикаго дело Бремера расследовало 14 человек.

В субботу Пёрвис съездил в Кроун-Пойнт, чтобы познакомиться с ситуацией на месте, но, когда газетчики призвали бюро направить усилия на поимку Диллинджера, его представители только недоуменно пожимали плечами: «[Репортеры] интересовались, почему мы так мало занимаемся этим [побегом], — писал Гуверу в докладной записке его заместитель, — и я сообщил им, что Диллинджер не был арестован по федеральному делу».

Однако, когда в понедельник выяснилось, что имя Диллинджера заполонило все центральные газеты, Гувер позвонил Пёрвису. Он не то чтобы приказал своему подчиненному немедленно заняться Диллинджером, а, как показывают записи, скорее пытался оценить шансы на успех в том случае, если бюро примется за этого бандита. Среди прочего Гувер спросил Пёрвиса, есть ли у его осведомителей информация, которая может привести к аресту Диллинджера. Как отметил Гувер на следующий день, ответ Пёрвиса был неутешительным. «После нашего вчерашнего разговора, — писал Гувер Пёрвису, — я понял, что у вас практически нет осведомителей в преступной среде или каких-то иных связей, к которым ваш офис может прибегнуть в случае крайней необходимости… это меня несколько беспокоит».

Здесь было о чем беспокоиться. Пёрвис не только не имел осведомителей, способных добыть информацию, но и вряд ли знал, что делать дальше, если бы такая информация появилась. Увы, те вопросы, которые Пёрвис посылал в центральный офис ФБР, показывают, что он был никудышным следователем. Он считал необходимым начать прослушивать телефоны подозреваемых, но не был уверен, разрешается ли это делать в штате Иллинойс. Он дважды звонил начальнику следственной части ФБР Сэму Коули и спрашивал, должен ли он привлекать чикагскую полицию, если хочет устроить облаву. Коули подтвердил: этого требует закон. Гувер саркастически заметил, что Пёрвису нужен полицейский эскорт, чтобы приобрести уверенность в себе. «Без ребят с медными пуговицами Пёрвис и шагу ступить не может», — нацарапал Гувер на докладной Коули в среду.

Пёрвиса явно задела за живое критика Гувера, и потому он нанял платного осведомителя — человека, который уже работал на него ранее, — за 5 долларов в день и во вторник вечером совместно с чикагской полицией предпринял попытку задержать подозреваемых. Они вломились в квартиру, где, по указанию осведомителя, проживала некто Энн Бейкер, якобы приютившая у себя Диллинджера после побега. Однако в указанном месте не оказалось никого с фамилией Бейкер. Только на следующее утро Пёрвис понял, что отправился по неверному адресу.

Лавина газетных сенсаций заставила Гувера приступить к действиям. В среду, 7 марта, на следующий день после ограбления в Су-Фолсе, он разослал телеграммы во все отделения ФБР, приказывая их руководителям «обратить первостепенное и пристальное внимание» на дело Диллинджера. Единственным поводом к вмешательству ФБР в это дело было то, что Диллинджер после побега угнал машину и пересек на ней границу штата Иллинойс, — преступление, предусмотренное федеральным законом Дайера. Это был, конечно, не более чем крошечный фиговый листочек. Гувера заставило вмешаться в расследование его собственное честолюбие: если бы ФБР не приняло участие в преследовании самого опасного преступника в стране, то у людей возник бы вопрос: а для чего вообще существует это бюро?

Поскольку не имелось никаких сведений о том, что Диллинджер покинул Чикаго, гуверовская директива была адресована прежде всего блестящему Пёрвису. Не зная, с чего начать, начальник отделения ФБР обратился за советом к руководителю группы, занимавшейся делом Диллинджера в чикагском полицейском управлении, Джону Стиджу. Однако тот «не выразил желания предоставить какую-либо информацию относительно своей деятельности никому, в том числе и другой полицейской силе», — как писал Пёрвис Гуверу. Поэтому Пёрвис начал с нуля: он снял пятерых агентов с расследования дела Бремера и приказал им заняться Диллинджером. Трудно сказать, чем оказалась обусловлена их неудача в последующие недели — двойственным отношением бюро к этому делу или же некомпетентностью Пёрвиса. Агенты отправились в тюрьму Кроун-Пойнта и записали показания всех, кто имел отношение к делу. Затем они посетили тюрьму в Мичиган-Сити и побеседовали с бывшим сообщником Диллинджера Эдом Шоузом, и тот впервые назвал им имя Билли Фрешетт. В течение последующих десяти дней, когда отовсюду — от Лос-Анджелеса до Сиэтла — поступали сведения о появлениях Диллинджера, люди Пёрвиса изучали связи Билли Фрешетт и выясняли, чем занимались родственники тех сообщников Диллинджера, которые уже сидели в тюрьме. Результат этой работы был нулевым.

Диллинджер будет главным героем газетных заголовков по всей стране в течение еще нескольких недель. Поскольку о нем самом никаких новых известий не поступало, толпы репортеров отправились в Лиму (Огайо), где должен был состояться суд над членами диллинджеровской банды — Питом Пирпонтом, Чарльзом Мэкли и Расселлом Кларком. Во всех репортажах муссировалась одна и та же тема: а не попробует ли Диллинджер освободить своих друзей?

Власти штата Огайо на всякий случай подготовились как следует. Лима напоминала военный лагерь. Губернатор Джордж Уайт призвал на помощь Национальную гвардию, и гвардейцы днем и ночью патрулировали городские улицы. Их воинственный командир, бывший артиллерист Гарольд Буш, превратил здание суда округа Аллен в настоящее военное укрепление: обложил его мешками с песком и устроил три пулеметных гнезда. А после того как прошел слух, что Диллинджер собирается похитить губернатора, два взвода гвардейцев заняли позиции у губернаторского особняка.

Что касается самих судебных заседаний, то они прошли очень быстро. Из Индианы привезли под охраной Эда Шоуза, и его краткого рассказа о событиях, приведших к убийству шерифа Сарбера, присяжным оказалось вполне достаточно. Три суда заняли две недели. Сначала был осужден Пирпонт, потом Мэкли, а затем Расселл Кларк. Пирпонта и Мэкли приговорили к смертной казни, Кларк получил пожизненный срок. Диллинджер так и не объявился.

Мейсон-Сити, Айова

13 марта, вторник

Хлопья мокрого снега заваливали желтые поля Северной Айовы. На южной окраине города, у песчаного карьера, остановились две машины. Из одной, темно-синего «бюика», вышли Гомер Ван Митер и Эдди Грин. Резкие порывы ветра раздували полы их длинных пальто. Из второй машины появились другие члены банды — Диллинджер, Малыш Нельсон, Джон Гамильтон и Томми Кэрролл. Они встали полукругом, отвернувшись от ветра, и принялись обсуждать предстоящее дело.

На выходных Ван Митер и Грин обследовали отделение Первого Национального банка в Мейсон-Сити: оно располагалось в одном здании с Ассоциацией молодых христиан. Теперь они рассказывали об этом остальным, только что приехавшим из Сент-Пола. Все понимали: дело очень опасное. Ограбления на Среднем Западе стали так часты, что многие банки превратились в маленькие крепости, и отделение в Мейсон-Сити, находившееся на главной городской площади, было своего рода Форт-Ноксом штата Айова. На втором этаже двухъярусного операционного зала, в пятнадцати футах над входом, в стальной будке за пуленепробиваемым стеклом, сидел охранник, вооруженный винтовкой и пистолетом, стрелявшим баллонами со слезоточивым газом. Грин сообщил об этом своим товарищам, но прибавил, что добыча обещает быть немалой. По его прикидкам, в хранилище находилось до 250 тысяч долларов. Если дело выгорит, они могут отдыхать несколько месяцев.

Бандиты совещались до двух часов. После этого они переложили все оружие в «бьюик» и двинулись в город. За рулем сидел Томми Кэрролл. Когда они проезжали по Пенсильвания-авеню, на них обратили внимание прохожие, мистер и миссис Барр.

— Смотри, — сказала супруга, — у них выбито заднее стекло.

— Жарко им, наверное, — пошутил мистер Барр, окидывая взглядом хорошо одетых мужчин в машине. — А много их там. И вид у них такой, как будто сейчас будут гроб выносить..

Еще через минуту их заметил и запечатлел киношник-любитель по фамилии Канкельман. Он заснял, как «бьюик» подъехал к семиэтажному кирпичному зданию, в котором располагался Первый Национальный банк. Канкельман стоял рядом со своей камерой и с любопытством наблюдал, как из машины выходят серьезные мужчины. Один из них заметил камеру. «Эй, парень! — гаркнул он. — Убери-ка эту пушку, сегодня мы здесь будем стрелять». Канкельман испугался и прекратил съемку.

Кэрролл остался в машине, при нем была винтовка. Нельсон, в темно-серой кепке, черных кожаных перчатках и пальто из верблюжьей шерсти, прошелся по тротуару возле банка и занял позицию на углу соседнего переулка. На Диллинджере была серая фетровая шляпа, такого же цвета пальто и полосатый шарф. Он помедлил в дверях банка, пропуская вперед Ван Митера, Гамильтона и Эдди Грина. Толкая друг друга в дверях, бандиты ввалились в банк.

Двухъярусный операционный зал был полон посетителей, их было человек 25, и они образовывали небольшие очереди к окошкам касс. Бандитам следовало прежде всего управиться с ними — и они этого достигли самым простым способом. Один из налетчиков вскинул автомат и дал оглушительную очередь в потолок. Посыпалась штукатурка. Бандиты принялись орать: «Руки вверх! Руки вверх! Всем на пол!»

Эффект был такой же, как если бы трое берсерков ворвались на молитвенное собрание. Том Уолтерс — тот самый охранник, который сидел в стальной клетке, — через сорок лет вспоминал, с какой мощью звучали приказы грабителей: «Я готов поклясться, что они все были накачаны наркотиками или что-то в этом роде. Лица у них были багровые, глаза так и сверкали. Орали они не переставая. Я в жизни ничего подобного не видел».

Кассиры оторвались от работы и ошеломленно смотрели на грабителей. Другие служащие банка залезали под столы и прятались в боковых помещениях. «На пол! На пол! — орал Эдди Грин. — Все на пол!»

Один из бандитов, крайне возбужденный, — скорее всего, это был Ван Митер — направился к главе отделения банка Виллису Бэгли, который до прихода грабителей беседовал с одним из посетителей, сидя за столом у входа. Бэгли был ошарашен, когда увидел, что на него надвигается человек с автоматом, но сохранил достаточно самообладания, чтобы действовать: он кинулся в свой кабинет и попытался захлопнуть дверь. Ван Митер успел сунуть дуло автомата в дверной проем. Бэгли держал дверь изо всех сил. Ван Митер выдернул автомат, сделал шаг назад и прошил дверь автоматной очередью. Завизжали женщины. Одна из пуль ранила Бэгли в грудь, он упал. Ван Митер оставил его и принялся носиться по залу с криками, чтобы все ложились на пол.

Тем временем оправился от первого шока охранник Том Уолтерс. Он выстрелил через прорезь в своем укрытии из газового пистолета, и в зал полетел восьмидюймовый баллон со слезоточивым газом. Уолтерс целил в Эдди Грина, находившегося на первом этаже в зале, прямо перед ним. Баллон ударил Грина в спину, а затем упал в гущу перепуганных посетителей банка, лежавших на полу. Из баллона валил дым. Один из лежавших отбросил его, и баллон откатился к другому посетителю. Тот швырнул его назад первому. «Все это, наверное, выглядело забавно, — вспоминал в 1982 году кассир Эммет Райан. — Но тогда нам было не до смеха».

Грин, стоявший посреди зала, увидел клубы дыма и почувствовал запах газа. Он выругался и поглядел вверх на охранника. Уолтерс возился с заклинившим газовым пистолетом. Грин ухватил за воротник одного из банковских служащих, Р. Л. Стивенсона, прикрылся им, как живым щитом, и принялся стрелять в Уолтерса. Пуленепробиваемое стекло пошло трещинами. Одна из пуль попала в прорезь в стекле и рикошетом прошла вскользь по лицу Уолтерса — у него оказались задеты подбородок и правое ухо. Разъяренный Грин крикнул Гамильтону, который в это время сгребал выручку у кассиров: «Сделай этого гада в клетке!»

Гамильтон взглянул вверх и увидел, что Уолтерс, скорчившись, пытается управиться с газовым пистолетом. Ничего не получалось. Охранник отбросил бесполезную вещь и схватил свой винчестер. Несколько секунд Гамильтон и Уолтерс смотрели друг на друга. Бандит понимал, что нет смысла палить в пуленепробиваемое стекло, а охранник не решался стрелять, боясь задеть людей в зале. «Гамильтон осыпал меня самой грязной бранью. Он провоцировал меня, чтобы я начал стрелять, — вспоминал Уолтерс. — Но я не мог этого сделать, ведь тогда я бы перестрелял половину народа».

Слезоточивый газ валил клубами, а вскоре его стало еще больше: служащий банка по имени Том Баркли, находившийся на галерее второго этажа, швырнул вниз еще один баллон. Газ поднялся уже до галереи. В этот момент девушка, работавшая на банковском коммутаторе, Маргарет Джонсон, подкралась на коленях к окну и распахнула его. Она выглянула вниз и увидела какого-то человечка в верблюжьем пальто, который неподвижно стоял в переулке. «Эй, ты! — крикнула Маргарет. — Ты что, не слышишь, что банк грабят! Беги за помощью!» Человечек обернулся. «Вы это мне говорите, леди?» — откликнулся он. Это был Нельсон.

В банке у всех першило в горле, все кашляли. Дым был таким плотным, что почти ничего не было видно. Грин и Ван Митер ходили между лежащими на полу служащими и следили, чтобы никто не попытался бежать.

Гамильтон тем временем оставил в покое охранника и схватил заместителя главного кассира — 59-летнего Гарри Фишера. Не выпуская из рук белый холщовый мешок с деньгами, которые он набрал в кассах, Гамильтон приставил пистолет к спине Фишера и подтолкнул его к двери, ведущей в хранилище. Фишер был сильно напутан, но при этом не забывал, что в хранилище лежит не менее 200 тысяч долларов наличными. Ему совсем не хотелось отдавать их бандитам. «Пока я шел туда [к хранилищу], я думал только о том, как бы сделать так, чтобы не отдать ему все эти деньги, — рассказывал Фишер журналистам в 1942 году. — Я, должно быть, шел очень медленно, поскольку он пнул меня ботинком, чтобы я поторапливался».

Они подошли к решетке, за которой было хранилище. В этот момент Фишер придумал, что делать. Он достал ключ из кармана, отпер решетку, а затем сунул в дверной проем мешочек с мелкими монетами, чтобы она не закрылась, и прошел внутрь. Гамильтон схватил мешочек, и решетка захлопнулась — на что и рассчитывал Фишер. Теперь их разделяла решетка: Гамильтон держал Фишера на мушке, просунув автомат сквозь прутья. Фишер подошел к двери в хранилище. Она была открыта, но Гамильтон этого, конечно, не мог знать. Фишер набрал комбинацию цифр на кодовом замке и тем закрыл дверь. Он вытер слезы с глаз и повернулся к Гамильтону:

— Ничего не вижу, не могу набрать номер.

— А ну живо открывай эту чертову дверь! — взревел Гамильтон.

Фишер возился с кодовым замком, а Гамильтон вытирал слезы. Наконец огромная дверь отворилась. Фишер сделал шаг назад и сказал: «Решетку мне теперь никак не открыть». Гамильтон велел ему передавать мешки с деньгами через прутья. Фишер, стараясь двигаться как можно медленнее, прошел в хранилище, набрал там побольше мешков с купюрами по одному доллару и с трудом потащил их к решетке. Там он стал передавать их по одному в руки Гамильтону. «Если ты не поторопишься, я тебя пристрелю!» — пригрозил бандит.

Пока хитроумный Гарри Фишер тянул время, на улице собралась большая толпа. Услышав выстрелы, люди выходили из своих домов и магазинов и устремлялись к главной площади. Некоторое время они принимали происходящее за шутку, раздавался смех. Видя, что на площади расположился оператор с камерой на треноге, они решили, что снимается кино. «Здорово, Хэнк!» — громко кричал кто-то, увидев в толпе знакомого.

Диллинджер стоял на тротуаре у входа в банк и улыбался; вся толпа была у него под прицелом. В это время Ван Митер вывел из здания банка десятерых заложников. Бандиты выстроили их как живую стену перед входной дверью. После этого Диллинджер зашел в здание, чтобы посмотреть, почему там так долго возятся. «Еще три минуты!» — крикнул ему Гамильтон.

Тогда Диллинджер приказал выходить наружу еще нескольким служащим банка. После случая в Ист-Чикаго он стал осторожнее и не хотел рисковать. Стенографистке банка Лидии Кросби он велел приблизиться вплотную к нему и двигаться вместе с ним. Когда они вышли на улицу, Диллинджер построил новых заложников рядом с теми, кто уже стоял с поднятыми руками. Теперь вход заслоняли человек пятнадцать, однако и этого бандитам показалось мало: Ван Митер сбегал в соседний обувной магазин и, пригнав оттуда шестерых продавцов, поставил их в один ряд с заложниками из банка.

Вдруг справа от них раздались выстрелы. Стрелял Нельсон. Он выпустил очередь в зашедшего в переулок журналиста из местной «Мейсон-Сити глоуб газетт». Репортер укрылся в книжном магазине Йелланда и Хейнса. Вслед за ним в переулке, который контролировал Нельсон, показалась машина — большой «гудзон». «Назад!» — крикнул Нельсон водителю и тут же выстрелил. Пули попали в радиатор. Машина остановилась со скрежетом тормозов, а затем сразу дала задний ход и пронеслась по главной площади, едва не сбив кого-то из зевак. В толпе зашелся плачем испуганный ребенок.

Нельсон угрожающе поводил дулом автомата по сторонам, ожидая появления полиции. Несколько очевидцев утверждали впоследствии, что он при этом хохотал. Он дал очередь сначала по припаркованным в переулке автомобилям, а потом по окнам второго этажа в магазине скобяных товаров. Людям, видевшим его в этот момент, казалось, что перед ними сумасшедший.

Вдруг в переулке показался человек с портфелем — это был Р. Л. Джеймс, секретарь местного школьного совета. Он понятия не имел о том, что грабят банк. «А ну стой!» — крикнул ему Нельсон. Джеймс был глуховат и не услышал его слов. Он продолжал идти по переулку. Нельсон выстрелил и попал ему в ногу. Джеймс упал на тротуар, из раны текла кровь. Нельсон подошел к нему, выхватил портфель и заглянул в него.

— Я думал, что ты коп, мать твою! — выругался он.

— Я не полицейский, — сумел выговорить Джеймс.

К ним подбежал Диллинджер. Увидев раненого, он спросил у Нельсона:

— Тебе очень надо было это делать?

— Я думал, что он коп! — огрызнулся Нельсон.

Диллинджер вернулся к шеренге заложников.

Городской судья Джон Шипли, человек уже немолодой, наблюдал за происходящим из своего окна на третьем этаже дома, расположенного прямо напротив банка. В руке у него был револьвер. Наконец Шипли прицелился в Диллинджера и нажал спусковой крючок. Пуля чуть задела плечо бандита. Диллинджер развернулся, взглянул вверх, затем поднял пистолет и несколько раз выстрелил по окну судьи. Однако Шипли успел пригнуться, и пули не причинили ему вреда.

Диллинджер повернулся к заложникам и увидел, что на площадь влетела полицейская машина. Из нее выскочил полисмен Джеймс Бьюкенен. Он тут же спрятался за большим камнем — памятником героям Гражданской войны. Диллинджер выстрелил в полисмена, пуля отрикошетила от камня.

— Эй, выходи оттуда и сражайся, как мужчина! — крикнул Диллинджер.

— А ты отойди от людей, тогда и я выйду, — крикнул в ответ Бьюкенен.

Он выглянул из-за камня, но стрелять не стал.

Диллинджер понимал, что ситуация выходит из-под контроля. Ван Митер вбежал в банк и, отгоняя от лица клубы слезоточивого газа, заорал:

— Всё, сматываемся!

— Подожди, еще три минуты! — откликнулся Гамильтон.

Гарри Фишер двигался в хранилище уже не просто медленно, а черепашьим шагом. «Большие купюры давай!» — орал ему Гамильтон. Однако Фишер словно не слышал: он продолжал прилежно перетаскивать мешки с 1-долларовыми банкнотами.

— Сматываемся! — снова крикнул Ван Митер.

— Минуту еще! — ответил Гамильтон.

Он разрывался между желанием бежать и желанием набрать как можно больше. Фишер слышал, как он пробормотал: «Нельзя же столько оставлять…»

К этому моменту в мешке Гамильтона лежало уже около 52 тысяч долларов, но в хранилище оставалось еще 200 тысяч. Но дольше мешкать было нельзя. Гамильтон схватил кого-то из банковских служащих и поволок к выходу.

Через мгновение все шестеро грабителей были на улице. Их окружали около двадцати пяти заложников, и каждый из бандитов подталкивал свою группу к «бьюику». Налетчики были злы и готовы в любой момент выместить на других свою неудачу. Эдди Грин заметил человека (это был местный ювелир), который смотрел на него из-за припаркованной машины, и гаркнул: «А ну убери башку, а то я тебе ее оторву!» Он выстрелил, но ювелир успел пригнуться.

Судья Шипли выпрямился и снова взглянул вниз из своего окна. Он увидел, что один из бандитов — Гамильтон — держит мешок с деньгами, и выстрелил в него. Пуля попала Гамильтону в правое плечо. Он, шатаясь, дошел до машины и повалился в нее. Впоследствии оказалось, что рана Гамильтона не была серьезной, как и рана Диллинджера.

Пятерым заложникам приказали встать на боковые подножки автомобиля, еще двоим — уцепиться за передние крылья и двоим — за задние. «А ну залезай быстрей, сволочь, а то пулю получишь!» — орал один из бандитов (по-видимому, Нельсон), когда кассир Ральф Уайли забирался на заднее крыло. Нескольких женщин втолкнули на заднее сиденье. Из окон торчали руки и ноги. Сидевший за рулем Томми Кэрролл завел машину, и она тронулась с места. Свидетели потом утверждали, что в машине, внутри и снаружи, было от 20 до 26 человек.

«Бьюик» полз по городу на скорости 15 миль в час. Он лавировал по улицам, пробираясь к границе города. Когда они проезжали дом Кирка, одна из женщин — Минни Пим — закричала: «Выпустите меня! Я тут живу!» Как ни странно, машина остановилась, и мисс Пим отправилась домой. Один из кассиров хотел последовать за ней, но бандиты не позволили: «Сядь на место, гад!»

Заложникам, балансировавшим на подножках и крыльях «бьюика», было совсем невесело. Один из бандитов постоянно повторял: «Не смотреть на меня, а то убью!»

Поскольку машина двигалась очень медленно, шеф городской полиции Э. Дж. Пэттон сумел организовать погоню. За бандитами отправились две машины, за рулем одной из них сидел сам Пэттон. Он держался на безопасном расстоянии от «бьюика», который повернул на шоссе № 18 и стал набирать скорость.

Когда машина бандитов преодолела подъем, Нельсон сказал Кэрроллу: «А ну-ка притормози. Сейчас копы выедут на верхушку холма, и я их прикончу». Нельсон, не целясь, на ходу сделал несколько выстрелов по машине Пэттона. «Бьюик» остановился сразу за городской чертой. Нельсон выскочил и принялся стрелять в полицейский автомобиль. Пэттон остановился. Нельсон разбросал по дороге кровельные гвозди, причем часть из них попала под колеса «бьюика», и Диллинджер спокойным голосом сказал: «Смотри, куда кидаешь».

Нельсон вскочил обратно в машину, и бандиты двинулись дальше в южном направлении на скорости около 30 миль в час. Снег все еще шел, было холодно, и заложники на подножках мерзли. Один из кассиров, Эммет Райан, отдал свой пиджак женщине. Это почему-то не понравилось Диллинджеру, который бросил на кассира холодный взгляд. «Совершенно ледяной взгляд, — вспоминал Райан годы спустя. — И лицо бледное, как смерть».

Райан имел неосторожность разозлить Диллинджера еще раз. Когда машина свернула на грунтовую дорогу, бандиты освободили часть заложников, в том числе и Райана. Он уже уходил, однако увидел, как замерзли те из остававшихся, кто был без пальто, и предложил бандитам обменять кого-либо другого на себя. «Кто главный в этом шоу — ты или я?» — спросил его Диллинджер.

Машина шефа полиции Пэттона все еще следовала за ними. Когда бандиты остановились, чтобы отпустить заложников, полицейская машина тоже притормозила на обочине. Нельсон выстрелил по ней еще несколько раз: попал в машину, но не попал в Пэттона.

«Эй! — крикнул Нельсон уходящим заложникам. — Когда будете звонить в полицию, скажите им, чтобы перестали нас преследовать, а то мы перебьем всех, кто остался!»

Бандиты двигались три четверти часа по направлению к тому песчаному карьеру, где они оставили свою вторую машину. У карьера почти все заложники, за исключением двоих, были отпущены, и грабители двинулись на север. Последних двух пленников отпустили только тогда, когда Пэттон прекратил преследование и повернул назад к Мейсон-Сити. Убедившись, что полицейские отстали, бандиты остановились и перевязали раны Диллинджера и Гамильтона.

В Сент-Пол они вернулись уже в сумерках. Усталые, все в крови, бандиты ввалились в таверну Гарри Сойера «Зеленый фонарь». Самого хозяина не оказалось на месте, но бармен сказал, что знает, как помочь.

Тем же вечером в доме доктора Нилса Мортенсена на Фэрмаунт-авеню раздался звонок. Этого худощавого седовласого 50-летнего врача хорошо знали в Сент-Поле: он был начальником отдела здравоохранения местной администрации. В то же время он был другом Гарри Сойера и не раз помогал бандитам, в частности лечил Фреда Баркера от сифилиса и делал операцию на миндалевидной железе подруге Элвина Карписа. Доктор раздвинул шторы на окне первого этажа и увидел, что у дома стоят две машины. Он открыл дверь и впустил нежданных гостей.

Бармен из «Зеленого фонаря» объяснил, что привез двух человек, только что раненных в перестрелке в центре города. Мортенсен ответил, что у него нет с собой саквояжа с медицинскими принадлежностями, но он тем не менее осмотрит раненых. Прямо в прихожей доктор сорвал бинты с плеча Гамильтона и взглянул на рану: она была неопасной. Когда от присохшей раны Диллинджера отдирали рубашку, он чуть не упал в обморок: пришлось усадить его в кресло, и Мортенсен дал ему стакан воды. Рана Диллинджера оказалась чуть серьезнее, чем у Гамильтона, но тоже совсем неопасной. Мортенсен сказал, что если они хотят получить дополнительную помощь, то могут утром приехать к нему в офис. Когда ночные посетители уходили, доктор заметил, что из-под пальто у Ван Митера торчит автомат. Доктор отправился спать, так никому и не сказав об этом происшествии.

Месяц спустя об этом узнали фэбээровцы, и Гувер решил примерно наказать доктора Мортенсена в назидание другим. Врач получил год тюрьмы. Однако до самой своей смерти в 1971 году Мортенсен уверял, что он понятия не имел о том, кто были его пациенты.

После посещения врача банда принялась за дележку денег. Тут у нас есть редкая возможность бросить взгляд на внутренние отношения между членами банды благодаря рассказу Пэт Черрингтон, которая была арестована ФБР той же весной. Нельсона, говорила она, «никто в банде не любил… Они его боялись, были все время в страхе, когда он находился рядом, особенно сразу после дела. В это время они должны были поделить добычу, и обычно это происходило так: Нельсона сажали в центре (хотя он не знал, что это делается специально) и поручали ему отсчитывать каждому его долю. Ребята располагались так, чтобы не спускать глаз с Нельсона… потому-что опасались, что он их всех перестреляет и заберет все деньги».

Поделив добычу, бандиты разъехались. Ван Митер и его подруга Микки Конфорти отправились в свою квартиру на Жирар-авеню в Сент-Поле. Диллинджер и Билли к тому времени переехали: они сняли квартиру в южной части Лексингтон-авеню. Со старой квартиры в Миннеаполисе пришлось съехать после того, как у Гамильтона случайно выстрелил пистолет. Диллинджер стал осторожен и не хотел рисковать. На новой квартире Гамильтону и Черрингтон приходилось спать на диване. Однако после дележа добычи Гамильтон и Черрингтон на некоторое время получили всю квартиру в свое распоряжение: Диллинджеру понадобилось уехать.

В среду утром, после посещения доктора Мортенсена, он взял Билли и отправился в Чикаго. Арт О'Лири был в офисе Пикетта, когда раздался телефонный звонок. «Жди напротив, на углу Уэкер-драйв, — услышал он. — Я тебя подберу минут через пятнадцать».

Встреча была недолгой. Диллинджер катался по улицам и говорил. Он просил Пикетта помочь Билли с разводом, чтобы они могли пожениться. О'Лири пообещал передать это боссу. Услышав, что хочет Диллинджер, Пикетт только развел руками. За свою работу — защиту в суде самого опасного преступника Америки — он до сих пор не получил ни цента.

Эту и следующую ночь Диллинджер и Билли провели в подвале таверны Луиса Черноцки, которая называлась «Кристалл-боллрум» и находилась в Фокс-Ривер-гроув. Во второй половине дня в воскресенье Диллинджер снова повидался с О'Лири, и помощнику адвоката довелось выполнять приятнейшее задание своего босса: объяснять Диллинджеру, что Пикетт не специалист по разводам. Однако О'Лири пообещал подыскать для Билли нужного юриста.

На следующее утро Диллинджер передал О'Лири пакет с деньгами. Там было 2300 долларов. 1000 долларов предназначалась Пикетту, а 1000 — родителям Пита Пирпонта. После этого Диллинджер отвез Билли в аэропорт — она улетела в Индианаполис, чтобы встретиться с отцом Диллинджера. В Морсвилле Билли передала Диллинджеру-старшему несколько пачек банкнот и деревянный муляж пистолета, с помощью которого его сын вырвался из тюрьмы в Кроун-Пойнте. Кроме того, Билли передала записку, адресованную сестре Диллинджера Одри:

Дорогая сестренка!

Джонни. [208]

Решил написать тебе пару строк, чтобы сказать, что я все еще жульничаю. Не волнуйся за меня, детка, это без толку, а кроме того, я живу весело. Посылаю Эммету [муж Одри] деревянный пистолет, пусть сохранит его. Я читал, что Бланк говорит, будто у меня был настоящий сорок пятый калибр, но это он брешет, чтобы оправдаться, они не хотят признаваться, что я запер восемь помощников шерифа и еще дюжину ихних ребят с одной только деревяшкой, а уже потом добрался до автоматов. Видела бы ты их рожи! Ха-ха-ха! Провернуть такое дельце было нелегко. Я обязательно наведаюсь к вам, когда дороги станут получше, сейчас в Индиане стремно, можно попасться, так что пока пусть съездит моя жена Билли… Детка, если кто из вас в чем нуждается, дайте мне знать, а если не скажете, я вам не прощу. Меня тут задело неделю назад, но теперь я уже в порядке, это просто царапина. Я в нашей семье сущее наказание. Ха-ха!..

С любовью твой

В пятницу, пока Билли гостила у отца Диллинджера в Индиане, он сам решил повидать родителей Пита Пирпонта в Огайо. Он убедился, что деньги, отправленные им, были получены, — теперь Пирпонт мог оплатить работу адвоката. Затем Диллинджер вернулся в Чикаго, где его уже ждала Билли. Достойно удивления то, что ФБР так и не взяло под наблюдение родственников Диллинджера и Пирпонта.

Пока один главарь банды пересекал штаты Иллинойс, Индиана и Огайо, другой — Малыш Нельсон — отправился на запад, в Рино. Там он дал выход своей агрессии в деле, которое ФБР не могло распутать многие годы.

Два уголовных авторитета города Рино — Билл Грэм и Джим Маккей — оказались под следствием за то, что поддерживали банду жуликов, занимавшихся почтовыми мошенничествами. Эти двое каким-то образом узнали, что главным свидетелем обвинения выступает Роу Фритч, контролер в банке, который принадлежал Грэму и Маккею. 22 марта, в четверг, через неделю после ограбления в Мейсон-Сити, Фритч приехал домой, поставил машину на стоянку, а потом вдруг исчез. Свидетель рассказал ФБР, что он видел, как двое неизвестных ударили Фритча по голове и оттащили в ожидавшую неподалеку машину. Это преступление так и осталось нераскрытым, однако, как позднее сообщали осведомители, это было дело рук Нельсона и его приятеля Джона Чейза. В архивах ФБР есть материалы, позволяющие сделать вывод, что Нельсон убил Фритча и сбросил труп в шахту. Тело так и не нашли.

Пока ФБР разворачивало самую масштабную охоту за бандитами из всех, какие когда-либо предпринимались властями, появились новые данные, которые позволили открыть новый фронт в Войне с преступностью. В феврале офис ФБР в Канзас-Сити с большим опозданием направил в Вашингтон одиннадцать образцов отпечатков пальцев, снятых в доме Верна Миллера вскоре после бойни в Канзас-Сити. Экспертам потребовалось несколько недель, чтобы сличить их с отпечатками десятков подозреваемых. Наконец 14 марта, как раз в день ограбления в Мейсон-Сити, они дали потрясающее заключение: отпечаток, оставшийся на бутылке пива, найденной в подвале у Миллера, принадлежал Адаму Ричетти, закадычному другу Красавчика Флойда. Это означало одно: несмотря на сомнения фэбээровцев, именно Ричетти и Флойд были вместе с Миллером на вокзале в Канзас-Сити.

Это открытие вызвало целый поток служебных бумаг, направлявшихся Гувером в офис ФБР в Канзас-Сити. Он требовал выяснишь, кто виноват в халатности, в результате которой просмотрели эти отпечатки. Однако куда важнее было то, что новые данные позволяли пересмотреть все следственнное дело о преступлении на вокзале. Версия о причастности Баркеров была отброшена. ФБР не делало публичных заявлений о своей находке, но агенты, занятые этим делом, получили указание сосредоточить усилия на поисках Флойда и Ричетти.

Проблема заключалась только в том, что вот уже в течение полугода этих двоих никто не видел. Было очень похоже, что Флойда просто давно нет на свете. В феврале более тысячи оклахомских полицейских и бойцов Национальной гвардии прочесали Куксон-Хиллз, но не обнаружили никаких следов Флойда. Собственные поиски, предпринимавшиеся бюро, были спорадическими: до тех пор пока не обнаружилось участие Флойда в бойне на вокзале, он не входил в список преступников федерального уровня. Агенты в Оклахома-Сити и Канзас-Сити фиксировали сведения о нем, когда они поступали, но всерьез не копали. В феврале офис в Канзас-Сити даже не смог опознать подругу Флойда, которая была с ним много лет, — Хуаниту Бэрд.

14 марта все изменилось. Флойд вдруг в одночасье вошел в список самых важных для ФБР преступников, скрывающихся от правосудия, где уже числились Баркеры и Диллинджер. Ответственность за его поимку ложилась прежде всего на отделение в Оклахома-Сити, а между тем сотрудники этого офиса изнемогали под тяжестью работы — на них было возложено 31 важное дело, в том числе дела Баркеров и Бонни и Клайда. Гувер послал в Оклахому Гарольда Натана, чтобы тот оценил ситуацию. Доклад Натана был безрадостным. По его словам, глава отделения Дуайт Брентли работал в офисе каждый день до двенадцати ночи. И тем не менее Натан своими глазами видел множество новых документов, касающихся банды Баркеров, а также Бонни и Клайда, которые непрочитанными пылились в папках. Брентли жаловался на нехватку сотрудников.

Натан полагал, что проблема не в количестве, а в качестве. Только двое из десяти агентов в Оклахома-Сити, писал он Гуверу, достаточно «компетентны», чтобы заниматься особо важными делами. Лучше всех был Фрэнк Смит, который остался жив после бойни на вокзале. Ему поручили постоянно заниматься поисками Флойда. Смит начал объезжать оклахомских шерифов и беседовать с осведомителями, пытаясь нащупать в их сообщениях нить, ведущую к Флойду. Однако Натан понимал, что эти поиски обречены на неудачу. Если уж тысяча полицейских не смогла отыскать Красавчика Флойда, то стоило ли надеяться, что это сделают молодые и неопытные агенты ФБР, которые к тому же обременены поисками Баркеров, Диллинджера и многих других? Шансы на успех были близки к нулю.

Чикаго, Иллинойс

Отель «Ирвинг», номер 234

Фред Баркер сидел за столом одетый в пижаму. Доктор Джозеф Моран, человек с красными слезящимися глазами, наклонился к нему и принялся ощупывать его пальцы. В руках у доктора был скальпель.

— Ну, ты готов? — спросил он Фреда.

Рядом с ними сидел Карпис и наблюдал, не в силах оторвать взгляд. Они приехали в кабинет доктора Морана после ужина. Привезли с собой все необходимое для длительного пребывания, в том числе смены белья и свежие рубашки. Доктор выглядел ненадежно: красноносый пьяница с тоскливыми глазами, все время кашляет. Моран воевал во время Первой мировой войны, потом учился на медицинском факультете Университета Тафтса в Бостоне. Потом карьера прервалась: он отсидел небольшой срок за нелегальные аборты. Его выпустили из тюрьмы в 1931 году, тогда он и стал работать на людей Роджера Тохи в Сисеро и сделал многим из них пластические операции. Когда следующей весной Аль Капоне взял контроль над бандитами Тохи, Моран занялся частной практикой.

Всегда осторожный, Карпис выспрашивал у знакомых, не знают ли они врача, который может сделать операцию на подушечках пальцев по изменению отпечатков пальцев, и в одной бандитской таверне ему указали на Морана.

Моран замотал Баркеру суставы пальцев резиновой лентой, затем смешал какой-то багровый антисептический раствор и смазал им подушечки его пальцев. Когда пальцы онемели, Моран сделал в каждый из них укол кокаина. Баркер глубоко вздохнул. «Готов», — ответил он. Моран нагнулся над его рукой и принялся скоблить ножом один из пальцев. Карпис не верил своим глазам: это было похоже на то, как точат карандаш. Благодаря резиновой ленте, стягивавшей палец, кровь почти не шла, но, когда кожа была удалена, Карпис заметил, что даже доктор побледнел. Веснушчатый лоб Баркера вспотел. Закончив с пальцами правой руки, доктор извинился и вышел из комнаты.

— Ну, как ты? — спросил он, вернувшись через минуту. — Выпить хочешь?

От доктора пахло, он явно только что выпил сам.

— Да, я бы выпил глоток, — ответил Баркер. — Выпил бы чего угодно, чтобы полегче стало.

Моран протянул ему бутылку виски, и Баркер, приняв ее левой рукой, отхлебнул изрядную дозу. Еще через десять минут Моран обстругал подушечки пальцев на второй руке. Закончив, он приложил к ранам ватные тампоны и сделал перевязку.

— Я тебе сейчас сделаю укол морфия, — сказал он. — Через несколько часов начнет болеть.

Доктор отвел Баркера в соседнюю комнату и уложил его в кровать. Тот почти сразу заснул. «Ну, теперь твоя очередь», — сказал Моран Карпису. Карпис сел за стол.

— Что ты делать-то собираешься? — спросил он.

— Ну, лицо у тебя малость кривовато, — ответил Моран. — А я его подправлю.

Он рассказал, что собирается сделать надрезы у висков и подтянуть кожу. Карпис ничего не понял из его рассказа. «Ладно, раз ты знаешь, что надо делать, то делай», — решил он. Моран вколол Карпису морфий. Через минуту Карпис вдруг почувствовал, что взмывает в небеса. Все, что доктор делал дальше, его уже не волновало. Моран вколол малые дозы кокаина по овалу его лица и принялся надрезать кожу. Карпису было так хорошо, что он всего этого почти не заметил.

— Нормально себя чувствуешь? — спросил врач.

— Да, — пробормотал Карпис.

Больше он ничего не помнил. Какое-то время спустя Моран с помощью своего ассистента уложил пациента в кровать в другой комнате.

На следующее утро Карпис проснулся от невыносимой боли. Ассистент доктора объяснил ему, как держать руки и как унять дрожь.

— Как там Фредди? — спросил Карпис.

— Ну, он проснулся среди ночи и стал орать от боли. Я вколол ему хорошую дозу морфия. Он еще пару часов не очухается.

В течение трех дней Баркер и Карпис пребывали в полубессознательном состоянии. Когда Карпис приходил в себя, он почитывал газеты. В четверг 15 мая он наткнулся на статью, которая его потрясла: ФБР объявило, что банда Баркеров подозревается в похищении Бремера. Как говорилось в статье, бюро обнаружило отпечатки пальцев Дока Баркера на канистрах из-под бензина, найденных в Висконсине. Карпис выругался.

— Слушай, нам надо убираться из Чикаго, — сказал он Фреду.

Баркер был в полусне.

— Не понимаю, чего ты там говоришь, — пробормотал он. — Вот проснусь, тогда поговорим. Я спать хочу.

Карпис сел в кресло и смотрел на спящего Фреда до тех пор, пока не задремал сам. Незадолго до рассвета Баркер разбудил его.

— Ты говорил, что нам сматываться пора? — спросил он.

— Ну да. Только что ты имеешь в виду под «мы»? «Мы» — это кто?

— Ну как кто? Я, ты и мамочка.

— Нет. Только не мамочка, — отрезал Карпис. — Она с нами не поедет, Фредди. Я тебе это уже раньше говорил. Из-за нее тебя пристрелят, попомни мои слова.

Баркер скривился:

— Ну, может быть, ты и прав. Наверное, лучше оставить ее здесь. А как ты думаешь, она останется?

— А куда она денется?

— А как бы ей это сказать?

— Значит, ты хочешь, чтобы я с ней поговорил? — спросил Карпис.

— А ты можешь?

— Конечно могу.

Вскоре они переехали в пансион на Уинтроп-авеню, чтобы окончательно прийти в себя. Бинты еще не были сняты, и бандиты не хотели, чтобы кто-то заметил их в таком виде. Это оправдывало Карписа перед Мамашей, которой он побаивался. Он откладывал встречу с ней на потом в течение нескольких дней, пока вдруг не получил второй сильный удар: ему сообщили, что Джордж Циглер убит. Это случилось в Сисеро. Циглер выходил из бара, и из проезжавшей мимо машины кто-то выстрелил. Циглеру снесло полчерепа. Карпис всерьез испугался — впервые за много месяцев. Похоже, это были люди из синдиката. Неужели Фрэнк Нитти задумал с ним расправиться?

На следующее утро приехал Док Баркер. Они поговорили и пришли к выводу: убийство Циглера означает, что в Чикаго оставаться опасно. Если они чем-то навлекли на себя гнев синдиката, то счет идет на минуты. Док предложил уехать в Толедо, где жили знакомые знакомых. Карпис и Фред согласились: им было все равно, куда ехать. На следующий день Док отправился в Огайо и снял там квартиру. После его возвращения наступил момент, которого страшился Карпис: надо было поговорить с Мамашей.

Они отправились к ней с Доком: Фред побоялся идти.

— Господи Иисусе! — воскликнула старуха, завидев Карписа в бинтах. — Ты что, был с Циглером?

— Да нет, а что?

— Да ты только посмотри на свое лицо! А что с тобой случилось?

— Да ничего особенного, попал в аварию.

— А где Фредди? — продолжала спрашивать Мамаша. — Что случилось с Фредди? Почему он не пришел?

Она требовала, чтобы к ней немедленно привели ее сына.

— Ну, он тоже в аварию попал, — сказал Карпис. — Его поцарапало чуть побольше моего, а сейчас он в надежном месте, отлеживается.

Мамаша пришла в ярость:

— Нет для него места надежнее, чем у меня!

Карпис пытался ее успокоить. Он не сразу заговорил о том, что они уезжают, а сначала только обмолвился, что некоторое время, не очень долгое, они не смогут к ней приходить. Мамаша впала в истерику и примерно час сетовала и бранилась. Она желала ехать вместе с Фредди во Флориду. А если никто не хочет везти ее во Флориду, то она сама вернется в Оклахому. Карпис дал ей выговориться. Док просто смотрел на эту сцену, за все время он не сказал ни слова.

— Ну, вы все сказали? — спросил наконец Карпис. — А теперь послушайте меня. Мы уезжаем, и куда уезжаем, я вам не скажу. Будем держать связь. А денег у вас до хрена.

— А зачем мне эти деньги, если я должна тут одна сидеть? — снова взвилась Мамаша.

Потребовался еще час, чтобы она наконец смирилась. «Ну ладно, — сказала она с горечью. — Но только при условии, что вы, детки, будете приезжать в Чикаго и навещать меня. И чтоб все это продолжалось недолго. Этим летом мы должны снять дачу на озере. Правильно?» Карпис пообещал ей дачу, хотя понимал, что обманывает. Он был готов сказать что угодно, лишь бы угомонить Мамашу.

На следующий день бандиты уехали в Толедо, а Мамаша осталась в Чикаго. После этого о банде Баркеров долго никто ничего не слышал.

К тому времени, когда банда Баркеров покинула Чикаго, расследование их дела, которое вело ФБР, стало выдыхаться. В отличие от бандитов Диллинджера, имевших множество болтливых сообщников, Баркеры были скорее замкнутым кланом, непроницаемым для чужих. Даже спустя месяц после того, как было установлено, что это они похитили Бремера, ФБР не могло найти о них надежных источников информации. Все, чем располагало бюро, — это плакаты «Разыскиваются преступники», развешенные от Оклахомы до Миссури, и осведомители в тюрьмах.

Потребовалось несколько недель для составления списка их родственников и тюремных приятелей. Братья и сестры, а также подруги некоторых из членов банды были взяты под наблюдение. Следили и за родителями Карписа в Чикаго. В офисы ФБР поступали письма от людей, утверждавших, что они знают, где находятся Баркеры, или же видели их. Но только один источник дал серьезную информацию. Это был заключенный техасской тюрьмы Генри Халл — тюремный приятель Дока Баркера, однажды посетивший своего друга в Неваде. Агенты ФБР отправились в Рино и побывали во всех квартирах, магазинах, химчистках и игорных домах, где бывали бандиты во время двух своих визитов в этот город. Агенты добыли номера телефонов, по которым те звонили, и множество других сведений. Так, например, от портного, который шил костюм Фреду Баркеру, они узнали, что окружность его шеи составляет 13,5 дюйма. Но эти сведения ни к чему не вели. Последний раз бандитов видели в Рино полгода назад.

Гувер, со своей стороны, был одержим идеей найти тот дом, где держали Бремера. Агенты потратили тысячи часов на поиски города в Висконсине или Иллинойсе, который подходил бы под описания, данные Бремером. Были осмотрены сотни городков, и в каждом из них опрашивались полицейские и почтальоны, но ни один не соответствовал тому, что запомнил Бремер. Один из агентов Пёрвиса, Ральф Браун, проверял тот городок, который они и искали, — Бенсенвилл, — но не сумел его распознать.

Как бы плохо ни продвигалось дело Баркеров, в деле Диллинджера подвижек было еще меньше. К концу марта Пёрвис и его агенты вели следствие уже четыре недели, но все еще не могли выйти на след банды и не располагали ни единой уликой, подтверждающей причастность Диллинджера к ограблениям в Су-Фолсе и Мейсон-Сити. После того как шумиха, вызванная побегом Диллинджера из Кроун-Пойнта, улеглась, расследование потеряло импульс, который им двигал. Глядя на происходившее тогда с большой временной дистанции, можно сказать, что действия Пёрвиса были лишены всякой логики. Он даже не побеспокоился установить наблюдение за фермой отца Диллинджера в Морсвилле — а если бы он это сделал, то приехавшую туда 19 марта Билли встретили бы агенты ФБР.

Появилась только одна ниточка, которой бюро было обязано людям Мэтта Лича. Они отыскали подружку Расселла Кларка Опал Лонг: она жила у своей матери в Детройте. Детройтское отделение заставило полицию Индианы установить за Лонг слежку в надежде выйти на Диллинджера. Однако и эту ниточку Пёрвис ухитрился порвать. 29 марта, в четверг, агенты в Детройте проследили, как Опал Лонг садится на центральном вокзале в поезд, направляющийся в Чикаго. Когда она туда прибыла, люди Пёрвиса довели ее до отеля «Коммонуэлф». Гувер дал санкцию на прослушивание телефонных переговоров. Однако Лонг почувствовала слежку. Вечером она села в такси и увидела, что следом двинулись двое агентов. По словам Пёрвиса, такси ехало «зигзагами» по центральным улицам и вскоре оторвалось от машины ФБР. Гораздо позже стало известно, что Лонг из Чикаго направилась прямиком в Сент-Пол — встретиться с Диллинджером.

К концу марта нетерпение Гувера достигло максимума. Разгневанный газетными статьями, в которых описывались полицейские рейды в Чикаго, связанные с поисками Диллинджера, директор ФБР послал Пёрвису резкое письмо: «Центральный офис не был поставлен вами в известность о деталях этого рейда и о причинах, по которым он был предпринят. У нас вызывают удивление действия вашего отделения, связанные с продвижением поисков Диллинджера в Чикаго».

Но никакого продвижения не было. После целого месяца поисков ни Пёрвис, ни какой-либо другой агент ФБР не имел ни малейшего понятия, где может находиться Диллинджер. И тогда случилась забавная вещь. Диллинджер сам нашел их.

 

XI

КРЕЩЕНДО

30 марта — 10 апреля 1934 года

Пока ФБР занималось поисками Диллинджера, он отдыхал и залечивал свою рану в «Линкольн-корте» — небольшом новом доме с 32 съемными квартирами, расположенном в южной части оживленной Саут-Лексингтон-авеню, в самом что ни на есть фешенебельном районе Сент-Пола. Комфорт нарушали только ночевавшие в гостиной Гамильтон и Пэт Черрингтон. Нельсон исчез, отправившись, как он это часто делал, в длительную поездку на запад. Ван Митер периодически появлялся и исчезал, как привидение. У него постоянно был бегающий взгляд: он осматривал машины во дворе, нет ли на них правительственных номеров.

Недалеко от дома находился кинотеатр, и Диллинджер несколько раз выводил Билли в кино. Один раз им довелось посмотреть киножурнал, в котором было заснято интервью с отцом Диллинджера. «Джон совсем неплохой парень, — говорил старик. — Ему просто не дали возможности жить по-человечески. Ну а что он сделал? Ограбил пару банков…» Диллинджер улыбнулся. Это были, вероятно, самые добрые слова, которые отец когда-либо про него сказал.

31 марта, в пятницу вечером, прожив в Сент-Поле уже две недели, Диллинджер повел Билли посмотреть шоу «Моды 1933 года», где были представлены последние коллекции дизайнеров из Нью-Йорка и Парижа. Как раз этим вечером в город приехала ускользнувшая от фэбээровцев Опал Лонг. Она заверила Диллинджера, что не привела за собой хвост. Диллинджер в эту ночь заснул вполне довольный жизнью. Наступали выходные, надо было подумать о поездке за город.

В пятницу Сент-Пол завалило снегом. Ближе к вечеру некая Дейзи Коффи поднялась по мраморной лестнице здания Федерального суда и постучалась в комнату № 203 — в местное отделение ФБР. Начальник отделения Вернер Хэнни и его агенты занимались в основном делом Бремера, но тем не менее Хэнни внимательно выслушал посетительницу. Миссис Коффи сказала, что она заведует съемными квартирами «Линкольн-корта» на Лексингтон-авеню и что ей кажется подозрительным поведение семейной пары, занимающей 303-й номер. Эти новые жильцы, записанные как мистер и миссис Карл П. Хеллман, слишком часто принимают гостей, и гости всегда выходят через черный ход. Шторы в квартире по утрам всегда задернуты до половины одиннадцатого. Этот рассказ не произвел большого впечатления на Хэнни. Он записал в протоколе: «Ей кажется, будто во всем этом есть что-то загадочное и подозрительное».

После ухода миссис Коффи начальник отделения отдал ее заявление двум молодым агентам — Россеру Нэллсу по прозвищу Расти и Руфусу Коултеру. В тот же день они заехали в «Линкольн-корт» и показали миссис Коффи фотографии тех, кто интересовал сент-польский офис ФБР, — Карписа и братьев Баркер. Она, разумеется, их не знала. Однако при этом она сообщила агентам, какой номерной знак стоит на машине мистера Хеллмана. Вернувшись в офис, агент Нэллс проверил этот номер и узнал, что машина зарегистрирована на имя Карла Хеллмана в Северном Сент-Поле. Но когда он позвонил в почтовое отделение для выяснения адреса мистера Хеллмана, оказалось, что такой человек в городе не проживает. Похоже, имя было фальшивым.

«Линкольн-корт» представлял собой трехэтажное здание из красного кирпича. Перед ним располагались жилые дома, а тыльной стороной здание выходило на заасфальтированный проулок. Вечером Нэллс и Коултер проехали мимо «Линкольн-корта» и остановились неподалеку, на одной из боковых улочек. Шторы в 303-м номере были опущены, но это было в порядке вещей: иначе кто угодно мог заглянуть в квартиру с улицы. По движению теней на шторах агенты определили: в квартире находятся мужчина и женщина. Понаблюдав за квартирой часа три, агенты вернулись в офис и доложили, что не заметили ничего необычного. Тем не менее утром, в девять часов, они отправились побеседовать с жильцами 303-й квартиры. Инспектор Уильям Роурер, который вел в Сент-Поле дело Бремера, решил, что их должна сопровождать полиция. Агент Коултер поехал разыскивать полицейского, а Нэллс прибыл к «Линкольн-корту» около десяти часов, припарковался возле дома и стал наблюдать. Через несколько минут из дома вышли две женщины. Они направились к стоявшей неподалеку машине, поговорили с водителем, сели и уехали. Нэллс на всякий случай записал их приметы. Еще очень нескоро ФБР поняло, что агент видел Опал Лонг, Пэт Черрингтон и Гамильтона. Эта троица поехала позавтракать и пройтись по магазинам. Нэллс их не узнал.

В четверть одиннадцатого прибыл агент Коултер в сопровождении полисмена. Они оба зашли в дом. Еще через минуту-другую Нэллс увидел, что какой-то худощавый человек, приехавший на зеленом «форде», заходит в дом. Нэллс по-прежнему сидел в машине. Вдруг он увидел, что Коултер бежит к нему по скользкому снегу, с пистолетом в руке. Затем Коултер обернулся и выстрелил в того самого человека, который приехал на «форде». Неизвестный бежал за ним и стрелял на ходу.

Агент Коултер и 65-летний сент-польский полицейский Генри Каммингс остановились у двери в квартиру № 303 и постучались. Прошла минута или больше. Дверь приоткрылась на цепочку, выглянула женщина. Каммингс представился и спросил, может ли он поговорить с Карлом?

Билли не помнила, под каким именем Диллинджер зарегистрировался в этом доме.

— Карл? — переспросила она. — Какой еще Карл?

— Карл Хеллман.

Билли взяла себя в руки:

— А! Он только что ушел. Будет вечером. Приходите вечером.

— Простите, вы — миссис Хеллман?

Билли кивнула.

— Мы бы хотели с вами поговорить.

— Я не одета, — ответила Билли. — Приходите вечером.

— Мы подождем, пока вы оденетесь, — сказал Коултер.

Билли попросила их подождать минутку и закрыла дверь. Коултер услышал, как лязгнул второй засов.

Диллинджер все еще валялся в кровати. Билли влетела в комнату: «Это копы! Что мне делать?» Диллинджер вскочил и принялся одеваться. «Не дергаться, — ответил он. — И сложи все, что нужно, в мою большую сумку». Билли стала кидать туда одежду. Диллинджер выдвинул ящик комода и достал разобранный автомат. Быстро собрав его, он направился к входной двери.

Коултер и Каммингс все это время продолжали ждать. Коултеру не нравилась ситуация.

— Надо вызвать подмогу, — шепнул он. — Давай-ка сходи позвони. Или я могу позвонить.

— А кого ты хочешь вызвать? — спросил Каммингс. — Полицию или своих из ФБР?

— Лучше наших, — ответил Коултер.

Коултер спустился в кабинет управляющего и позвонил в свой офис. Когда он вернулся, Каммингс все еще стоял перед дверью. Они прождали, по прикидкам Коултера, еще минут девять.

Вдруг на черной лестнице, которая вела на задний двор, появился человек — тот, что приехал на зеленом «форде». Это был Гомер Ван Митер. Он увидел, что перед дверью Диллинджера стоят двое, и сразу все понял. Опустив голову, Ван Митер прошел мимо полицейских — даже задел их плечом — и направился к парадной лестнице. Там он остановился и спросил у Коултера:

— Ваша фамилия не Джонсон?

— Нет, — ответил Коултер.

Ван Митер стал спускаться. Коултер подошел к нему поближе и спросил: «А ваша фамилия как?» Ван Митер, уже спустившийся на площадку ниже этажом, остановился и обернулся к нему.

— Я мыло рекламирую, — ответил он.

— А образцы товара где? — спросил Коултер.

— Внизу, в машине.

Ван Митер продолжал спускаться по лестнице. Коултер, помешкав пару секунд, решил пойти за ним. Он прошел через вестибюль и выглянул наружу. Рекламный агент исчез. Коултер развернулся, чтобы идти назад, и увидел Ван Митера. Тот стоял на ступеньках лестницы, ведущей в подвал. В руке у него был пистолет. «Хочешь этого, сволочь? — гаркнул бандит. — Получай!» Прежде чем он успел поднять пистолет, Коултер отпрыгнул назад, вылетел из двери на Улицу и побежал по заснеженному двору. Ван Митер погнался за ним, стреляя на ходу. Пули попадали в снег, взбивая фонтанчики грязи. В тишине субботнего утра в Сент-Поле эта канонада звучала как-то нереально, как будто кто-то пускал шутихи. Коултер на ходу выхватил пистолет, вильнул, обернулся и выстрелил. Ван Митер бросился назад к дому.

Наверху, в квартире № 303, Билли умоляла Диллинджера не начинать стрельбу. Но тот, едва заслышав выстрелы на улице, тут же поднял автомат и дал очередь по двери. Потом он приоткрыл ее, высунул дуло в щель и стал поливать свинцом лестничную площадку. Каммингс спрятался в нишу, пули свистели у его лица. Как только Диллинджер прекратил пальбу, Каммингс бросился вниз по лестнице к парадной двери.

Билли вышла из спальни и увидела, что Диллинджер улыбается. Сквозь пулевые отверстия в двери пробивались солнечные лучи. «Не дергайся, — повторил он, когда Билли снова стала умолять его не стрелять. — Ты поедешь со мной. Закрывай чемодан и пошли». Он вышел за дверь и сразу дал еще одну очередь вдоль коридора. Билли последовала за ним с тяжелым чемоданом в руках. В чемодане было оружие.

Вся округа уже была охвачена паникой. Останавливались автомобили, люди высовывались из окон. Агент Нэллс показал Коултеру на какой машине приехал напавший на него человек, и Коултер прострелил «форду» шину. Нэллс побежал в аптеку, чтобы позвонить по телефону и вызвать подкрепление.

Никто из агентов не подумал о том, что в доме есть черная лестница, выходящая на задний двор, а именно по ней спустились Билли и Диллинджер. По ней же несколькими минутами позже слетел Ван Митер. Диллинджер был в светло-сером костюме, без галстука. Он спокойным шагом прошел по переулку, держа автомат дулом вниз и изредка оглядываясь назад. Потом он протянул Билли ключи от машины, а сам взял чемодан. Билли кинулась в гараж, где стоял их черный «Гудзон», и быстро вывела оттуда машину задним ходом. Диллинджер бросил чемодан на заднее сиденье и сел туда сам. Билли вдавила педаль газа, и «Гудзон» с ревом рванул вперед по переулку. «Тише! Тише! — приказал Диллинджер. — Ты же привлекаешь к нам внимание».

Ни один из агентов ФБР или сент-польских полицейских не имел ни малейшего понятия о том, кто в них стрелял. Кто-то из фэбээровцев позвонил в Вашингтон и доложил, что преступники, похоже, не имеют отношения к банде Баркеров. Только через два часа, когда агенты вошли в квартиру № 303, они поняли, кого упустили. Там обнаружился целый арсенал пистолетов и автоматов, мужские костюмы и женское белье, а также три фотографии. На первой был младенец, на второй подросток, а на третьей — военный моряк с короткой стрижкой и очень знакомой ухмылкой. Это был Диллинджер. Отпечатки пальцев на бутылке листерина это подтвердили. На поду были капли крови, и агенты решили, что Диллинджер ранен.

Когда они ехали на машине, у Диллинджера на брючине стала проступать кровь. Его задела рикошетом пуля, выпущенная им же самим. Она вырвала кусок мяса из левой икры, не задев кости. По всему Сент-Полу слышались звуки сирен. Диллинджер велел Билли ехать на квартиру Эдди Грина. Ему был нужен врач.

Грин направил их к доктору по имени Клейтон Мэй, его кабинет находился в здании в центральной части Миннеаполиса. Мэй, 46-летний терапевт, делал аборты за 50 долларов и лечил венерические заболевания, которые были совсем не редкостью у бандитов Сент-Пола. Приехав к Мэю, Грин поведал ему, что его друга ранило при взрыве самогонного аппарата, и Мэй вышел вслед за ним на улицу: Диллинджер оставался на заднем сиденье машины, рядом сидела Билли. Все вместе они отправились в южную часть города, где доктор обычно принимал пациентов, у которых были проблемы с законом. Билли обняла Диллинджера одной рукой и помогла ему дохромать до квартиры, располагавшейся на первом этаже.

Впоследствии доктор Мэй утверждал, что Диллинджер угрожал его жизни, но на самом деле Мэю вовсе не требовалось никаких угроз. Ему было достаточно пачки банкнот, показанной преступником. Рана оказалась неопасной. Мэй продезинфицировал и забинтовал ее, а потом велел Диллинджеру отдыхать: чтобы прийти в себя, необходимо несколько дней. Сделав напоследок укол от столбняка, доктор ушел. Диллинджер заснул.

В окрестностях Далласа, Техас

11 апреля, воскресенье, Пасха

15 часов 30 минут

Утром того же дня, когда ФБР разыскивало Диллинджера по всему Сент-Полу, Бонни Паркер сидела рядом с машиной, стоявшей на холме у городской черты на севере Далласа. В руках у нее был белый кролик, которого она купила в подарок своей маме, и Бонни ласково его поглаживала. Клайд вытянулся на заднем сиденье машины, чтобы немного вздремнуть. Генри Мэтвин вышагивал вокруг автомобиля. После затянувшегося визита к родителям Мэтвина в Луизиане они вернулись в Джоплин и забрали оттуда страдавшего от язвы Джо Палмера. В Далласе они послали Палмера к своим родным, чтобы предупредить их о своем приезде.

Около половины четвертого Бонни взглянула вниз, на шоссе, и увидела, что по нему движутся трое полицейских на мотоциклах. Это были патрульные. Как раз в этот момент двое из них, заметив стоявший на склоне холма «форд», притормозили, а затем развернулись и направились к въезду на грунтовую дорогу, примыкавшую к шоссе № 114, на которой находились Бонни и Клайд.

По той версии событий, которую Клайд рассказывал своим родным, Бонни подошла к машине и разбудила его. Он вскочил и схватил обрез. Мэтвин уже стоял возле машины с автоматической винтовкой Браунинга в руках. Клайд сказал Мэтвину: «Давай их возьмем», имея в виду «возьмем в заложники», как он уже неоднократно делал в прошлом. Однако Мэтвин понял его неправильно.

Этими патрульными были 26-летний Э. Б. Уилер и 22-летний новобранец X. Д. Мёрфи. Мёрфи служил в полиции первый день. Они приближались к «форду», ничего не подозревая, их пистолеты оставались в кобурах.

Мэтвин поднял винтовку и выпустил очередь в грудь Уилеру. Полицейский был убит на месте. Мёрфи резко затормозил и потянулся к оружию, но Клайд, заметив это, тут же сделал три выстрела подряд. Мёрфи был также убит. Проезжавший по шоссе мотоциклист видел, как троица вскочила в «форд» и скрылась.

Об убийстве, совершенном Клайдом, тут же сообщили шерифу округа Даллас Смуту Шмиду. «Это не человек, — сказал Шмид. — Это зверь». Губернатор Фергюсон объявила награду 500 долларов за арест Клайда или его неопознанного сообщника.

Когда на стол директора ФБР положили первые донесения о перестрелке в Сент-Поле, Гувера чуть не хватил апоплексический удар. Все в действиях его людей выглядело абсурдом. Почему рейд совершали всего два человека? Почему одним из них был полицейский из Сент-Пола — города, где вся полиция коррумпирована? Почему фэбээровцы были вооружены пистолетами, а не автоматами? Почему ему не сообщили об этой операции заранее? И наконец, почему, черт возьми, его люди дали уйти Диллинджеру? В телефонном разговоре с Пёрвисом Гувер проклинал Сент-Польское отделение за «чудовищно плохо проведенный вчерашний рейд». С сегодняшнего дня, указал Гувер, любая информация по делу Диллинджера — не важно, насколько ничтожной она покажется, — должна передаваться в центральный офис. Гувер несколько раз повторил агентам в Сент-Поле, что полиция не должна принимать участие в операциях ФБР, за исключением случаев, когда агенты «нуждаются в технике, например в автоматах или газовых пистолетах».

Перестрелка в Сент-Поле произвела большое впечатление на Гувера. По тону его записок чувствуется, как он был удивлен тем, что Диллинджер имел наглость стрелять в его людей. Именно тогда Гувер решил, что арест Диллинджера должен стать главным делом бюро. Во вторник он приказал всем отделениям отдать делу Диллинджера «приоритет перед всеми незаконченными делами». В Сент-Пол были направлены новые агенты. В помещении отделения ФБР поставили несколько коек, чтобы круглосуточно работающие сотрудники могли прикорнуть в промежутке между телефонными звонками.

В понедельник вечером наметился прорыв. Все та же миссис Коффи из «Линкольн-корта» позвонила в офис ФБР с новой информацией. Ее муж нашел адрес одного из гостей Диллинджера — человека, который стрелял в агента Коултера: он арендовал квартиру по адресу: Маршалл-авеню, 2214. Через час дом был окружен сотрудниками ФБР. Но никаких следов Диллинджера или других подозреваемых там не обнаружилось. Однако управляющий узнал по описанию человека, напавшего на Коултера. Этот человек жил в квартире № 106. Договор аренды заключил две недели назад другой человек, которого звали Д. Стивенс. Ни того, ни другого управляющий не видел уже очень давно.

В квартире № 106 окна были закрыты, снаружи она выглядела как пустая. В конце концов агенты решили, что их подозреваемый слишком умен, чтобы вернуться сюда, и попросили управляющего открыть квартиру. Это было сделано в половине восьмого утра. Квартира оказалась самым настоящим бандитским логовом. Здесь обнаружили детали от автомата Томпсона, двухфутовый запал для динамитной шашки, дорожные карты и расписания самолетов, автомобильные номера, три записные книжки, заполненные схемами отходных маршрутов, а также большое количество патронов. Сняв отпечатки пальцев, подобрав все разбросанные чеки и квитанции из прачечных, фэбээровцы покинули квартиру, оставив в ней, однако, двух молодых агентов.

Через несколько часов, незадолго до полудня, когда находившиеся в квартире агенты просто расхаживали по ней туда-сюда, не выпуская из рук автоматов, вдруг послышался скрип ключа во входной двери. Агенты бросились к двери и застыли по обе стороны от нее. В квартиру вошла молодая «негритоска» (как было сказано в рапорте агентов). Едва переступив порог, она увидела направленный ей в лицо автомат.

Эта женщина сказала, что ее зовут Люси Джексон и что она горничная. Ее попросила заехать сюда и прибраться ее сестра — Леона Гудмен. Сестра сейчас сидит в машине на улице. Агенты сходили на улицу и привели сестру. История, которую рассказала Леона Гудмен, оказалась самой интересной из всего, что сотрудникам бюро довелось услышать за последний год.

Леона сказала, что работает у человека, которого знает как мистера Стивенса, и занимается уборкой в разных домах. Как позднее убедились агенты, это были дома разных преступных авторитетов, от Ван Митера до Фрэнка Нэша и Гарри Сойера. Сегодня утром мистер Стивенс заехал к ней домой, дал ей ключи от этой квартиры и попросил там прибрать. Она плохо себя чувствовала и потому попросила помочь сестру. Сестра должна была забрать кое-что из одежды и сложить в желтый чемодан, а мистер Стивенс обещал подъехать за чемоданом сегодня вечером.

Агенты отвезли миссис Гудмен в свой офис. Чемодан набили старыми плакатами «Разыскивается преступник». Инспектор Роурер побеседовал с Эдом Ноутстином — агентом, который занимал наблюдательный пост во время неудачной охоты на Верна Миллера в Чикаго в конце октября. Он попросил Ноутстина отвезти миссис Гудмен вместе с чемоданом к ней домой, взять с собой двух агентов и ждать появления таинственного мистера Стивенса. Уходя, Ноутстин спросил инспектора, что ему следует делать, когда появится Стивенс. Согласно отчету, представленному впоследствии Ноутстином, ответ был поразительный: «Застрелите его».

Часов около двух Ноутстин и еще двое агентов расположились в стареньком, обшитом вагонкой домике миссис Гудмен, расположенном на тихой улице в квартале, где проживали чернокожие. Из описания событий, которое Ноутстин дал впоследствии, видно, что ему не нравилось ни это место, ни приказ, который он получил. Агент Джордж Гросс сидел у окна, с автоматом на коленях, и смотрел на улицу. Некоторые из проезжавших машин казались ему подозрительными. Ноутстин позвонил инспектору Роуреру и попросил прислать еще людей. Его просьба была выполнена: через некоторое время он с облегчением заметил, что по прилегающим улицам проезжают машины ФБР. Разговаривая с Роурером по телефону, Ноутстин попросил еще раз повторить приказ. Инспектор ответил: миссис Гудмен должна подтвердить, что это именно тот человек, который известен ей как мистер Стивенс. «А если она подтвердит, что это тот самый человек, — сказал Роурер, — то вы должны его убить».

Время тянулось медленно. Ноутстин расхаживал по дому и думал о том, что все это совершенно неправильно. Они не имеют ни малейшего понятия, кто такой этот мистер Стивенс. Это может быть сотрудник агентства недвижимости, это может быть кто угодно. Ноутстин несколько раз спросил сидевшую на кухне миссис Гудмен, точно ли она сумеет узнать этого Стивенса. «Конечно я его узнаю», — заверила она.

Прошло три часа. Около половины шестого агент Гросс увидел, что к дому подъезжает зеленый «терраплейн». «Подъехала машина, — сообщил он Ноутстину. — Остановилась напротив дома». Из автомобиля выскочил человек в пальто и широкими шагами направился ко входу со стороны кухни. Миссис Гудмен видела, как он подходит. Она открыла дверь, выставила на крыльцо чемодан и, ни слова не сказав, захлопнула дверь перед носом у посетителя.

Ноутстин был уже в кухне.

— Это тот человек? — спросил он.

— Да, — ответила миссис Гудмен. — Это тот человек, который приходил сегодня утром. Это человек из той квартиры.

— Давай! — крикнул Ноутстин агенту Гроссу.

Раздалась автоматная очередь, посыпалось стекло. Ноутстин подбежал к окну. На тротуаре лежал человек с чемоданом. К удивлению Ноутстина, рядом с ним оказалась еще и женщина. Она склонилась над телом и горько рыдала.

— Вы уверены, что это был тот самый человек? — еще раз спросил Ноутстин у миссис Гудмен, которая тоже плакала.

— Да, — наконец смогла выговорить она. — Это он самый и был.

Ноутстин позвонил инспектору Роуреру и кратко сообщил о случившемся. Затем он вышел на улицу. Агенты уже подбежали к лежащему человеку. Он был тяжело ранен в голову, и было не ясно, жив ли он или умер. Никто этого человека раньше не видел. Рыдающая женщина не могла говорить. Но в любом случае это был не Диллинджер. В кармане у него оказалось водительское удостоверение на имя Кларенса Лео Коултера, но оно было поддельным.

На следующий день ФБР выяснит, что «мистер Стивенс» — на самом деле Эдди Грин, а рыдавшая над ним женщина — его жена. Они оба знали, где прячется Диллинджер.

Эдди Грин был еще жив, когда агенты доставили его в больницу «Энкер» в Сент-Поле. Он то приходил в сознание, то снова его терял и бредил. Пуля, пробив шляпу, вошла в голову и застряла над правым глазом. Врачи объявили, что он вот-вот умрет. Двое агентов встали возле кровати Грина и принялись записывать все, что он говорил.

Всю ночь Грин звал какого-то Джима (впоследствии агенты узнали, что это имя одного из его братьев). Потом он просил привести Фреда, Джорджа, Люси, потом сказал: «Дорогая, подгони машину к двери». Утром агенты засыпали его вопросами о Диллинджере. Ответы были в основном невнятными. Только один раз удалось разобрать:

— У меня есть ключи, он их хочет…

— Чьи это ключи? — спросил агент.

— Джона.

— Какого Джона?

— Диллинджера.

Однако, когда его спрашивали, где находится Диллинджер, Грин не давал осмысленных ответов. Правда, один раз упомянул доктора, которому он заплатил. Агенты спросили: значит, кто-то был ранен в «Линкольн-корте»? Грин ответил:

— Джек… В ногу…

У него спросили, где живет доктор, и он сказал:

— Вабаша-стрит.

— Какой дом? Какой дом на Вабаша-стрит?

— Девять восемьдесят…

Агенты тут же проверили информацию. Никакого дома № 980 на этой улице не было.

Взошло солнце. Грин все еще был жив, более того, его состояние стабилизировалось. Однако его речь оставалась бессвязной. Вечером в среду 4 апреля Грин еще говорил. Приехали другие агенты. Стараясь направить его беспорядочный монолог в нужную сторону, они принялись разыгрывать из себя врачей и бандитов. К их удивлению, этот трагикомический маскарад принес результаты. Агент Рой Нунэн, представляясь доктором, выспрашивал у Грина, не знает ли он, кто был за рулем зеленого «форда» и стрелял в агента Коултера?

— Док, ты слишком любопытный, — отвечал Грин. — Сделай мне укол, я посплю.

— Я сделаю тебе укол, если ты скажешь, кто приехал на зеленом «форде», — ответил Нунэн.

— Ты и сам знаешь.

— Нет, не знаю.

— А зачем тебе знать?

— Ну, просто хочется узнать. Это был Джек?

— Ну да.

— Какой Джек?

— Сам знаешь.

— Нет, не знаю. Кто это был?

— Диллинджер, — ответил Грин. — Док, сделай мне укол.

Это продолжалось долго. Агенты постепенно выведывали нужную им информацию у умирающего. Прорыв случился около одиннадцати вечера. Грин назвал адрес в Миннеаполисе, где скрывался Диллинджер: Парк-авеню, 635. В офисе ФБР все ощутили прилив адреналина. По указанному адресу немедленно направили людей, но такого дома на Парк-авеню не оказалось. Агент, разговаривавший с Грином, перезвонил через несколько минут и сообщил, что правильный адрес — Парк-авеню, 1835, квартира № 4. Такой адрес существовал — это был двухэтажный жилой дом в трущобном районе. Как стало известно впоследствии, именно в этом доме доктор Клейтон Мэй устроил тайный кабинет, чтобы делать незаконные аборты.

Заместитель директора ФБР Хью Клегг, прибывший в тот же День из Вашингтона, чтобы руководить поимкой Диллинджера, приказал всем имеющимся в его распоряжении агентам окружить дом № 1835 по Парк-авеню. В доме было тихо. Свет горел только в одной квартире на первом этаже. Агент постучал в дверь и сказал, что разыскивает человека, который только что здесь поселился. Какой-то мужчина ответил: здесь все живут не меньше полугода, и в основном рабочие, многие из них с женами и детьми. Фэбээровцы поняли, что их поиски снова зашли в тупик. Клегг вернулся в офис, оставив группу агентов следить за домом. Утром подъехала еще одна группа. Агенты внимательно следили за всеми, кто входит и выходит из дома, но знакомых лиц не было. В квартире № 4 было по-прежнему тихо.

Во второй половине дня Клегг решил, что пора брать квартиру. Расставив людей вокруг дома, он сам вместе с тремя вооруженными автоматами агентами подкрался к двери и постучал. То, что произошло дальше, Клегг описывал так: «Мы постучали в дверь, и ее открыл человек лет 45–50. Автоматы были направлены прямо ему в живот. Ему приказали поднять руки вверх. Рук он не поднял, по-видимому от потрясения. Его жена, маленькая женщина, была вне себя и хотела выстрелить [в агентов]. Однако перестрелки не произошло. В комнате находилась еще маленькая девочка». Квартира оказалась не та.

Только через несколько дней агенты узнали, что убежище Диллинджера находилось этажом ниже. Но эти сведения делу все равно бы не помогли: Диллинджер покинул этот дом накануне около шести вечера — часов за пять до того, как Эдди Грин открыл в полубреду, где он прячется.

В понедельник Фрэнк Хеймер прибыл в Даллас вместе с Мэнни Голтом — сотрудником дорожной полиции, который был назначен для расследования дела об убийстве. Клайда давно и след простыл, но Хеймер интуитивно чувствовал, что он где-то неподалеку. На следующий день он вызвал Боба Элкорна и Тэда Хинтона и приступил к поискам.

Из прошлого опыта Хеймер сделал заключение: после каждого происшествия в Далласе Клайд отправляется на север. Во вторник утром полицейские поехали по шоссе № 77 в направлении Шермана, по дороге показывая фотографии Бонни и Клайда всем работникам бензозаправок. В среду около полудня они добрались до оживленного города Дюрант, центра одного из округов штата Оклахома. Было время ланча, и полицейские попали в большую пробку.

О дальнейшем рассказывал Тэд Хинтон. Когда они стояли в пробке, Элкорн обратил внимание на машину, которая двигалась по встречной полосе. К своему изумлению, он узнал Бонни и Клайда. «Вон они!» — заорал Элкорн. Машина Клайда прошла бок о бок с ними. Хинтон вытащил пистолет, но Элкорн покачал головой. Они были со всех сторон окружены машинами, а существовал строгий приказ не открывать огонь в случаях, если в перестрелке могли пострадать мирные граждане. Хинтон проводил взглядом Клайда, а затем просигналил Хеймеру. Машины полицейских выбрались из пробки и ринулись в том направлении, куда уехал Клайд. Однако к тому времени он уже давно скрылся.

Днем 5 апреля, в четверг, Элкорн и Хинтон связались со своим офисом и узнали, что Бонни видели в Тексаркане, в аптеке. Они прибыли туда с Наступлением сумерек. Здесь им сообщили, что Клайда заметили возле ларька, где продаются хот-доги, в пяти милях к северу от города. Когда они доехали до этого места, появились новые сведения: парочка пересекла мост с платным проездом в десяти милях к северу, не заплатив въездную плату. Мост вел в юго-восточную часть Оклахомы.

Клайд ехал весь вечер под моросящим дождем, проехал Талсу и направился в отдаленную северо-восточную часть штата. После полуночи он свернул с шоссе № 66 на окраине городка Коммерс и выбрался на грунтовую дорогу. Через четверть мили он остановился для ночевки. Место было укромное: неподалеку располагались две шахты, а до границ и Канзаса, и Миссури было минут по десять езды. Бонни и Клайд закутались в одеяла и заснули на переднем сиденье. Генри Мэтвин спал сзади.

К утру место, где они остановились, превратилось в настоящее болото. Клайд проснулся первым, вышел на дорогу и потянулся. Мимо проехала машина, за рулем которой был Дж. Кокс, торговец скотом. Клайд помахал ему рукой. Через полчаса Кокс поехал назад по той же дороге и увидел «форд» на том же месте. Он подумал, что машина, наверное, завязла в грязи, и на всякий случай записал ее номер. В Коммерсе он отыскал шефа местной полиции — худощавого 37-летнего Перси Бойда. Тот сидел у парикмахера. Бойд решил, что в завязшем «форде», скорее всего, каталась какая-нибудь пьяная шпана, — его в последнее время несколько раз вызывали по таким поводам, — и отправился посмотреть, в чем дело. С собой он взял местного полисмена, 60-летнего неторопливого и добродушного Кэла Кэмпбелла.

Полицейские прибыли к месту, где стояла машина Клайда, около девяти утра. Бонни и Мэтвин все еще спали, но Клайд бодрствовал. Увидев полицию, он тут же сел за руль и дал задний ход. Бойд и Кэмпбелл как раз вышли из машины. «Форд» задним ходом выбрался на раскисшую дорогу. Бойд направился к нему, но машина уже набирала ход. Однако Клайд не проехал и ста ярдов, как «форд» провалился в яму на дороге, и его задние колеса прочно увязли в грязи.

Бойд и Кэмпбелл приближались к нему, и тут Клайд вышел из машины с автоматической винтовкой Браунинга в руках. «Берегись, Перси!» — успел крикнуть Кэмпбелл, прежде чем Клайд начал стрелять. Первую очередь он дал над головами полицейских, по всей видимости желая их отпугнуть. Однако Бойд и Кэмпбелл выхватили свои пистолеты и открыли ответный огонь. Клайд прицелился и выстрелил уже по ним. Одна из пуль задела голову Бойда, и он упал, оглушенный.

Мэтвин проснулся от звуков выстрелов и схватил свою винтовку. Он выскочил из машины с правой стороны, прицелился в Кэмпбелла и выстрелил. Пуля попала Кэмпбеллу в грудь. Он упал на колени, попытался подняться, а потом рухнул на спину, уже мертвый.

«Приведи вон того сюда», — приказал Клайд Мэтвину. Тот подошел к лежащему в грязи и стонущему Бойду. «Встань и иди за мной», — сказал ему Мэтвин. Бойд встал, поднял руки над головой и направился к «форду». Мэтвин держал его под прицелом.

Трое мужчин попытались вытолкнуть «форд» из ямы, но у них ничего не получилось. Тогда Клайд взял винтовку, вышел на дорогу и принялся останавливать проезжавшие мимо машины. Когда набралось несколько человек, Клайд сказал им, продолжая держать всех под прицелом: «Ребята, посмотрите: один добрый человек уже убит, и если вы не будете меня слушаться, то с вами произойдет то же самое».

Теперь почти дюжина мужчин пыталась сдвинуть машину с места, но «форд» завяз крепко. Наконец Клайд остановил грузовик, и тот быстро выдернул машину из грязи.

Клайд приказал Бойду сесть на заднее сиденье: его взяли в заложники. Бандиты направились к северу и, ускользнув от погони, пересекли границу штата Канзас. Клайд поддерживал разговор с раненым полицейским, а один раз даже остановился, чтобы забинтовать ему голову. Вечером они заехали в Форт-Скотт купить продукты. Мэтвин сбегал в магазин и вернулся с четырьмя тарелками еды и вечерними газетами. На первых страницах были заголовки о перестрелке с их участием. «Я извиняюсь за то, что старика убили», — сказал Клайд тихо. После этого он стал молчалив.

Сразу за городской чертой Форт-Скотта они отпустили Бойда. Клайд протянул ему 10-долларовую купюру и пожал на прощание руку.

— Возьми эти деньги на автобус и на доктора, — сказал он.

— Бонни, — спросил вдруг Бойд. — А что бы ты хотела, чтобы я передал журналистам?

Бонни немного подумала. Ее давно бесило, что газеты на юго-западе постоянно перепечатывали печально известные фотографии, сделанные в Джоплине в прошлом году, на которых она позировала с сигарой. «Скажи им, что я не курю сигары».

Диллинджер покинул Сент-Пол всего за несколько часов до того, как ФБР окружило его убежище. Рана на ноге все еще давала себя знать, но он сам повел машину в Айову, затем через Восточный Иллинойс в Центральную Индиану. С ним была Билли. Через пару часов после того, как агенты ворвались в дом № 1835 на Парк-авеню, он остановился в поле позади отцовской фермы в окрестностях Морсвилла. Было чуть за полночь — как раз то время, когда в Оклахоме Клайд взял в заложники Перси Бойда.

Как это ни странно, ФБР до сих пор не установило наблюдения за фермой Диллинджеров. Начальник отделения в Цинциннати Эрл Коннелли, в ведение которого входила Центральная Индиана, занялся делом Диллинджера только в начале этой недели, после прямого указания Гувера. Ветеран Первой мировой войны, человек с тонкими усиками, Коннелли был одним из лучших следователей бюро. Он поступил на службу в ФБР в 1920 году и принимал участие во всех облавах, которые в это время организовывал Гувер. В начальники отделения его произвели в 1927 году, и он руководил последовательно офисами в Сиэтле, Сент-Луисе и Нью-Йорке. В Цинциннати он приехал в прошлом году. Его агенты одновременно работали во многих местах, от Огайо до Кентукки, проверяя десятки разных версий. Но у Коннелли не хватало людей для того, чтобы установить постоянную слежку за определенным местом. Он уже просил У Гувера расширения штата.

У Губерта, 21-летнего сводного брата Диллинджера, уже в пятницу утром возникло предчувствие, что приехал его знаменитый братец. И действительно, когда Губерт зашел в дом, Диллинджер выскочил из-за двери, наставил на него палец и заорал: «Руки вверх!» Начались объятия и смех: и Губерт, и отец были счастливы видеть Джона живым. Диллинджер представил им Билли как свою жену, назвав ее «Энн». Похоже, однако, родные не верили, что Джон состоит в браке: ему пришлось подтверждать это несколько раз. Диллинджер поставил свой «гудзон» в сарай на заднем дворе, а после завтрака Губерт помог ему снять колеса, отчистить их и выкрасить в черный цвет.

Вечером Джон объявил, что они с Губертом должны ненадолго уехать, но до рассвета обязательно вернутся. Губерт сел за руль «Гудзона», и они отправились на восток — через Индиану в Огайо. По пути Джон подробно рассказал о том, как он сбежал из Кроун-Пойнта и из Сент-Пола. Губерт среди прочего спросил брата, не был ли он удивлен поведением Герберта Янгблада в Кроун-Пойнте? В ответ на это Диллинджер вздохнул и сказал: «Ну, ты же знаешь этих черномазых».

Около полуночи они добрались до фермы в окрестностях городка Липсик, где жили родители Пита Пирпонта. Губерт остался в машине, а Джон зашел в дом и передал им деньги на адвокатов. Он пробыл там не более пятнадцати минут. На обратной дороге в Морсвилл Джон задремал. Около трех ночи, когда они проезжали Ноблсвилл (городок к востоку от Индианаполиса), Губерта тоже потянуло в сон. «Гудзон» вильнул и задел небольшой грузовичок, перевозивший хрен. Затем машина сошла с дороги, сбила проволочное ограждение и врезалась в дерево. «Гудзон» был сильно помят, но братья Диллинджер не пострадали. Грузовичок тоже оказался поврежден. Его водитель Джо Мэннинг, прихрамывая, направился к ним и увидел Джона Диллинджера, снимающего номерные знаки с машины. Губерт заверил Мэннинга, что с ними все в порядке, и тот ушел к своей машине.

Джон достал из «Гудзона» автомат и завернул его в одеяло. Затем они с Губертом пошли через поля — подальше от этого места. Пройдя три мили, они выбрались на дорогу. Здесь Джон велел Губерту ловить попутку, ехать в Индианаполис, а там достать другую машину и возвращаться. Сам он собирался пересидеть это время в стоге сена.

Когда на место аварии прибыли полицейские, братьев Диллинджер там давно не было, но они забыли в машине магазин от автомата Томпсона. Офицеры заподозрили неладное и позднее, вернувшись на свои посты, позвонили Мэтту Личу. Случилось так, что во время этого звонка в кабинете у Лича как раз сидели агенты ФБР: узнав, в чем дело, они немедленно выехали на место аварии. Там они записали номер двигателя на разбитой машине. Этот номер был передан в Цинциннати, а оттуда — в Сент-Пол. ФБР в это время полагало, что Диллинджер все еще находится в Миннесоте. Каково же было удивление агентов, когда обнаружилось, что номер двигателя совпадает с тем, который установлен на машине, купленной две недели назад «Карлом Хеллманом». Лич приказал выставить посты на всех дорогах в Центральной Индиане.

Таким образом, все внимание ФБР переместилось на Индианаполис. Эрл Коннелли перенес свой штаб в отель «Спинк армс». Он попросил Гувера прислать еще десять человек, и в течение выходных агенты по одному и по двое прибывали в аэропорт Индианаполиса, а оттуда — в штаб Коннелли. Впервые с начала расследования ФБР стало всерьез присматриваться к семье Джона Диллинджера. К полудню субботы Коннелли распорядился отправить агентов к дому отца Диллинджера, к дому его сестры Одри, а также к заправке Диллинджеров, на которой работал Губерт. Для того чтобы установить там постоянные посты наблюдения, не хватало людей, и поэтому агенты курсировали на машинах между этими точками.

Пока в Индиану прибывали новые агенты, Губерт забрал брата и вернулся на ферму. Джону Диллинджеру пришлось провести несколько не самых приятных часов в стоге сена, и он все время почесывался. Если он и беспокоился о том, что полиция узнала о его приезде в Индиану, то он никак этого не показывал. Он лег на диван в гостиной, чтобы дать отдых раненой ноге, а автомат положил рядом с собой, прикрыв одеялом. Больше всего ему теперь была нужна новая машина. Часов в десять он дал брату денег и послал его вместе с Билли в Индианаполис, чтобы они ее купили. Губерт и Билли приобрели новый «форд» за 722 доллара и оставили его на стоянке в Морсвилле.

Морсвилл, Индиана

8 апреля, воскресенье

Диллинджер лежал на диване в гостиной и громко смеялся, читая о своих подвигах в газетах, — их собирал его отец. После того как в церкви закончилась служба, стали подъезжать члены семьи. Первой приехала любимая сестра Диллинджера Одри, вырастившая его. С ней прибыл ее муж Эммет и их дочери-подростки. Они привезли большое блюдо жареной курятины и три торта с кокосовым кремом, который Диллинджер обожал. Дорогой гость вышел им навстречу и перецеловал всех женщин. Чуть позже подъехали сыновья Одри — Норман и Фред Хэнкоки.

Диллинджеры по природе были не из тех, кто любит показывать свои чувства, но тут не обошлось без объятий и похлопываний по плечу. При этом в атмосфере встречи чувствовалась горечь — все втайне понимали, что это, может быть, последний раз, когда они видят своего Джонни. Одри с облегчением увидела, что жизнь в бегах мало изменила брата. Он все так же весело улыбался и все так же охотно острил. Родственники присматривались к Билли, которая вела себя тихо. Одри лицо невестки показалось неприятным: было похоже, что под густым слоем макияжа она скрывает шрам. Диллинджер снова объявил, что Билли — его жена.

Поскольку в комнате находились дети, взрослые не могли обсуждать похождения Джона и потому принялись болтать о всякой всячине: о том, что двоюродный брат отправился в Техас искать работу, о том, как Губерт вкалывает на бензоколонке. Пока взрослые болтали, любимая племянница Диллинджера, 18-летняя Мэри Хэнкок, подстригала ему ногти. Она случайно задела его раненую ногу, и он сморщился от боли. Затем муж Одри, Эммет Хэнкок, отозвал Джона в сторонку и принялся расспрашивать о том, что произошло в Кроун-Пойнте.

— Старина, послушай-ка, что я тебе скажу, — ответил Диллинджер. — Если ты ничего не знаешь, то ты ведь и другим ничего рассказать не сможешь, правда?

— Ну да.

— То-то. И пусть это послужит тебе уроком.

Когда же его отозвала в сторону Одри, он оказался более разговорчивым: подробно описал свой побег из тюрьмы и даже нарисовал схему. Потом он зажег спичку и сжег этот клочок бумаги.

Все устроились на открытом воздухе, на заднем дворе, и принялись за курицу. Был чудесный весенний день, солнышко припекало, и небо было почти безоблачным. После обеда вся компания отправилась гулять в лес. Джон взял под руку свою племянницу Мэри. «Ты, конечно, можешь верить всему, что пишут в газетах, — сказал он ей, — но вот что я тебе скажу. Я не убил ни одного человека. И никогда не стану убивать. — Диллинджер улыбнулся. — В общем, если что услышишь про меня, дели все надвое, а потом еще надвое — вот тогда будет похоже на правду».

После прогулки они вернулись к дому, и Диллинджер позволил сделать несколько фотографий, принимая для этого клоунские позы то со своим автоматом, то с деревянным муляжем пистолета из Кроун-Пойнта.

Внезапно над фермой появился и стал кружить самолет (впоследствии ФБР определило, что это был какой-то показательный полет). Диллинджер скрылся в доме. В этот момент родственники впервые заметили, что он обеспокоен. Иллюзия беззаботного воскресного пикника исчезла.

Диллинджер заметно нервничал. Он постоянно подходил к окну и следил за самолетом. Губерт и Фред Хэнкок тем временем запускали во дворе воздушного змея для детей. Некоторое время спустя, около трех часов, Мэри Хэнкок зашла в гостиную и сказала: «Там машина мимо ездит с какими-то двумя парнями». Значит, в дополнение к загадочному самолету появилась еще и подозрительная машина. Диллинджер решил, что пора убираться. Он попросил Губерта взять Фреда Хэнкока и перегнать из Морсвилла тот «форд», который они купили накануне.

15 часов 00 минут

Пока Диллинджер отдыхал в кругу семьи, мимо фермы, по двухполосной дороге № 267, шел непрерывный поток автомобилей. Среди проезжавших было много любопытных, которые вытягивали шеи, чтобы разглядеть родной дом знаменитого бандита Диллинджера.

В этом потоке был и автомобиль с двумя агентами ФБР — Герахти и Донеганом. Они оба только что прибыли в Индиану. Донеган приехал из Цинциннати накануне. Его провезли по этим местам в два часа ночи, но в темноте он мало что сумел разглядеть. За последние сутки он спал всего два часа и теперь пытался сосредоточиться, чтобы не завести машину куда-нибудь не туда. Его напарник, Герахти, был тоже не в своей тарелке. Его выдернули из Нью-Йорка и отправили в Морсвилл сегодня утром.

Около трех часов они проезжали мимо фермы отца Диллинджера и заметили, что у дома стоят три машины: два седана и «шевроле»-купе. Последняя соответствовала описанию машины Губерта. Это была удача: им как раз приказали отыскать Губерта и проследить за ним. Отъехав от фермы на пару миль, агенты развернулись и Двинулись обратно. Проехав мимо фермы во второй раз, они заметили во дворе нескольких детей и двоих мужчин.

Затем Донеган и Герахти снова развернулись и стали искать точку, с которой был бы виден подъездной путь к дому Диллинджеров. Однако такой точки не находилось. Они проехали мимо фермы в третий раз и заметили, что машина Губерта исчезла. Агенты отправились на поиски. Едва въехав в Морсвилл, они увидели нужную им машину — она двигалась им навстречу, по-видимому обратно на ферму. Перед ней шел черный «форд». Через два квартала агенты развернулись и поехали назад, стараясь двигаться медленно, чтобы не вызвать подозрений.

Тем не менее Губерт заметил их и решил, что это ФБР. Он вернулся на ферму, поставил «форд» и побежал сказать брату, что за ними следят. Затем Губерт вместе с Фрэнком Хэнкоком сел в свой «шевроле», пообещав Джону еще встретиться сегодня вечером. Когда Донеган и Герахти проезжали мимо дома в четвертый раз, машина Губерта снова исчезла. Они помчались дальше, рассчитывая нагнать Губерта на дороге № 267, доехали до самого Плейнфилда и только там поняли, что упустили своего подопечного. Решив, что Губерт свернул на боковую дорогу, они ринулись назад в направлении фермы.

Диллинджер тем временем придумал план, как можно обмануть преследователей. До этого он хотел уехать с наступлением темноты, однако теперь, когда ему действовали на нервы и самолет, и подозрительные машины, был вынужден отправляться немедленно. Из ворот фермы выехал целый караван — три машины. В первой сидела Одри с мужем, эта машины свернула влево, на Морсвилл. Отец Диллинджера вел вторую, которая повернула направо. За рулем третьей, только что купленной, была Билли. Рядом с ней сидели дочери Хэнкоков. Диллинджер спрятался между передним и задним сиденьями, прикрывшись одеялом. В руке он сжимал автомат. За этим выездом, однако, никто не наблюдал.

Билли свернула направо, в сторону Плейнфилда. Спустя некоторое время Диллинджер решил, что им ничто не угрожает, и попросил Билли притормозить. Как только машина встала, на дороге показались Донеган и Герахти — они приближались с юга. Увидев на обочине сверкающую новую машину, они вспомнили, что уже видели ее сегодня.

Фэбээровцы подъехали ближе и увидели сидящих в ней трех женщин и мужчину. Когда они проезжали мимо, мужчина вышел и стал обходить машину сзади. Агенты хорошо его рассмотрели: на вид лет 35, ростом чуть меньше шести футов, хорошо сложен, одет в серый летний костюм и такого же цвета шляпу. Это был Диллинджер. Но они его не узнали.

Впоследствии агенты будут клясться перед своим начальством, что это был не он. Но это был именно он. Диллинджер повернулся и проводил агентов взглядом. Затем, быстро попрощавшись с родными на обочине дороге, они с Билли направились в Чикаго.

На следующей неделе местные газеты подтвердили слухи о том, что Диллинджер на выходных гостил у своих родственников. Эта новость попала на первые страницы центральных газет. Осаждаемая репортерами, Одри подробно рассказала о теплой семейной встрече. Кое-кто поговаривал, что поблизости от фермы находились агенты ФБР, однако бюро это не комментировало. Только в наше время, после открытия архивов, стало ясно, какое поражение потерпели фэбээровцы в тот день. Двое агентов проехали мимо Диллинджера ясным весенним днем и не смогли его узнать.

Чикаго, Иллинойс

9 апреля, понедельник

На следующий день Диллинджер и Билли проснулись поздно. Лежа в постели, они стали строить планы на будущее. Диллинджер был в хорошем настроении. Он говорил о том, что надо бы подыскать тихое местечко где-нибудь в деревне, осесть там и жить, как люди живут. Билли его поддерживала. Диллинджер сказал также, что подумывает о пластической операции: в наше время врачи могут сделать человека совершенно неузнаваемым.

До Чикаго они добрались около полудня. Диллинджер позвонил помощнику Пикетта Арту О'Лири, которому полностью доверял. В ближайшие недели им предстояло много общаться. Они встретились в три часа дня на углу Сакраменто и Огасты, а затем покатались по близлежащим улицам. Диллинджер рассказал, что произошло в Сент-Поле и Морсвилле. «Кстати, — сказал он между прочим, — нет ли у Пиквэта доктора, который может сделать пластическую операцию?» Фамилию адвоката он часто произносил как «Пиквэт».

— Зачем тебе?

— Хочу сделать операцию, зачем еще? Хочу жить как обычные люди. Мы с Билли собираемся пожениться и осесть где-нибудь.

О'Лири пообещал спросить у Пикетта про доктора. Затем Диллинджер отправился на Стейт-стрит, в таверну «Ю»: Билли беседовала там с бывшим приятелем Опал Лонг — Ларри Стронгом. Она спрашивала его о надежном месте, где можно пожить. Стронг обещал поискать, и они договорились встретиться в тот же день в восемь вечера в баре под названием «Тамбл-инн».

Чего Билли не знала, так это того, что Стронга уже допрашивали в ФБР. Как только она ушла, он снял телефонную трубку и позвонил Мэлвину Пёрвису. Впрочем, возможно, это сделал другой человек, с которым поговорил Стронг.

Таверна «Тамбл-инн»

20 часов 00 минут

Пёрвис толкнул дверь и вошел в этот темный грязный кабак. Он специально оделся победнее по такому случаю. Ларри Стронг сидел у барной стойки, уже изрядно выпивший, и беседовал с пожилым барменом. Кроме них в зале был только какой-то старик и с ним мальчик. Пёрвис уселся на высокий стул у стойки и перекинулся парой слов со Стронгом и барменом. Эти двое его не узнали. Через несколько минут зашел еще один человек. В разговоре выяснилось, что он музыкант, и Стронг попросил его сбацать что-нибудь на фортепиано. Однако инструмента в таверне не оказалось — такое уж это было место.

На улице в окрестностях кабака тем временем пряталось более десяти агентов. Примерно в половине девятого показался «форд» — это прибыл Диллинджер. Он проехал по Остин-стрит и припарковал машину у тротуара рядом с таверной. Ее хорошо видел стоявший на углу агент Джеймс Меткаф. Этот всегда спокойный, небольшого роста человек родился в Германии, а вырос в Техасе. В ФБР он входил в так называемую «группу Диллинджера», ставшую впоследствии знаменитой. Меткаф писал стихи и, после того как вышел в отставку, прославился как журналист и поэт, постоянно печатавшийся в газетах по всей стране. К несчастью, поэт Меткаф был куда лучше агента Меткафа. Рассматривая машину в сгущавшихся сумерках, он так и не сумел разглядеть черты лица человека, сидевшего за рулем. Из машины вышла женщина — это была Билли. После того как она зашла в «Тамбл-инн», Меткаф решил получше разглядеть оставшегося в машине мужчину. Он прошел по тротуару мимо «форда». Диллинджер по-прежнему сидел за рулем. На коленях у него лежал автомат Томпсона. Меткаф прошел не далее как в пяти футах от него.

Пёрвис увидел, что в зал входит Билли. Она приблизилась к стойке и остановилась между Пёрвисом и пьяным Ларри Стронгом. Пёрвис предложил ей стул. Она отрицательно покачала головой, потом заказала пиво и, наклонившись к Ларри Стронгу, стала ему что-то говорить. Пёрвис напрягал слух, чтобы расслышать, но она говорила очень тихо. Посидев еще примерно минуту, он вышел на улицу. Неподалеку стоял его агент. Пёрвис кивнул ему. Ральф Браун выхватил из-под пальто автомат и ворвался в таверну. Вслед за ним вбежали другие фэбээровцы. Билли и Стронг были арестованы.

Как это ни удивительно, никто не вспомнил про человека, сидевшего в машине напротив. Вместо этого Пёрвис по каким-то одному ему известным причинам (он ничего не написал о них в своих отчетах) взял двоих агентов и пошел осматривать подвал таверны. Только после возвращения оттуда он вдруг задался вопросом: а на чем Билли сюда приехала? «На машине», — ответил кто-то из сотрудников. Сразу несколько агентов кинулись на улицу, но Диллинджер уже ускользнул из-под носа у ФБР — вот уже второй раз за сутки.

Когда через несколько дней Билли привели в суд, чтобы предъявить обвинение, она открыто насмехалась над ФБР перед репортерами. Она утверждала, что Диллинджер был в таверне, когда ее арестовали. «Такое смехотворное заявление я комментировать не собираюсь», — ответил на это Пёрвис.

Да, Диллинджера, разумеется, не было в баре, но Пёрвис слишком поздно сообразил, что он был за рулем машины, которая привезла Билли. Что касается отчетов агентов по этому поводу, то они являют собой настоящие шедевры самооправдания. Двое писали, что хорошо разглядели мужчину в «форде» и что это был точно не Диллинджер. Агент Меткаф, который прошел чуть ли не в нескольких дюймах от Диллинджера, оправдывался тем, «что тротуар в том месте, где стояла машина, был необыкновенно высок, и пришлось бы очень сильно наклониться, чтобы заглянуть в нее».

Арт О'Лири был у себя дома, когда зазвонил телефон. Звонил Диллинджер.

— Фэбээровцы только что забрали Билли, — сказал он.

— Как это случилось?

— Я сидел в машине на углу. Там было слишком много копов вокруг, я не мог ее выручить. Это все эта крыса Ларри Стронг. Где мистер Пикетт? Все еще в Вашингтоне?

— Да, — ответил О'Лири.

— Позвони ему прямо сейчас, пусть он сделает все возможное, чтобы ее отпустили.

Билли Фрешетт в наручниках привезли в Бэнкерс-билдинг. Агенты усадили ее под очень мощной лампой посреди конференц-зала. Всю ночь и весь следующий день они засыпали ее вопросами, но она отказывалась говорить о Диллинджере. Билли просила дать ей поспать, но агенты не разрешали. В какой-то момент секретарша Пёрвиса Дорис Роджерс принесла ей сандвич. Дорис была потрясена увиденным. Семьдесят лет спустя она вспоминала:

— Я вышла оттуда, а потом зашла к Мэлвину и сказала ему: это бесчеловечно!

— А что, по-твоему, мы должны делать? — спросил Пёрвис.

— Вы должны дать ей поспать.

— Где?

— Я отведу ее в дамскую комнату.

Пёрвис согласился. Дорис вернулась в конференц-зал и пригласила Билли следовать за ней.

— Я не могу, — ответила та. — Они мне не разрешают.

— Пойдем, — сказала Дорис.

В дамской комнате был кожаный диван. Дорис дала Билли стакан воды и велела ложиться. Билли заснула. Через час Дорис ее разбудила. Билли умоляла секретаршу не вести ее в конференц-зал и говорила, что все расскажет ей здесь. Но Роджерс ничего не могла поделать. Билли пришлось идти обратно и садиться под слепящую лампу.

«Мне всегда было жалко этих женщин, — говорила Дорис Роджерс в старости. — Обычно у них вся жизнь была разрушена, и им приходилось бегать с бандитами, потому что иначе они не могли прокормиться. И у каждой обязательно был ребенок или двое, и с ними обращались бог знает как… Нет, я вам скажу: Депрессия — это было ужасное время».

В тот же день, когда агенты ФБР рыскали по всей Центральной Индиане в поисках Диллинджера, заместитель директора ФБР Хью Клегг в офисе бюро в Сент-Поле приступил к допросу жены Эдди Грина — Бет. Газеты в Твин-Ситиз вовсю трубили о какой-то таинственной рыжеволосой женщине, арестованной ФБР. Клеггу предстояло убедиться, что Бет Грин не собирается ничего говорить. Не собиралась поначалу, по крайней мере.

Эти двое представляли собой разительный контраст. Клеггу было 35 лет, но выглядел он старше. Это был коротенький и толстенький человек, бывший адвокат из сельских районов штата Миссисипи. В то время он только начинал свою долгую и успешную карьеру в ФБР. Он послужил агентом, но настоящий его талант был бюрократический. Гувер показывал инспекторские отчеты Клегга другим сотрудникам в качестве образца. Клегг был образцовым подхалимом, таких, как он, особенно много появилось вокруг Гувера в последующие годы. Директора он обожал и называл «мой герой». Гувер, со своей стороны, ценил Клегга за преданность и за ту живость, с которой этот южанин общался с вашингтонской элитой. Заместителем директора он был назначен в прошлом году, после того как Гувер получил от вице-президента письмо с пышными похвалами в адрес Клегга. Клегг сопровождал вице-президента в поездке по западному берегу.

Через сорок пять лет Клегг будет вспоминать Бет Грин как единственную понравившуюся ему преступницу из всех, с кем довелось общаться в жизни. Они несколько раз подолгу беседовали, но Грин отказывалась выдать Диллинджера. Во вторник 10 апреля Эдди Грин впал в кому, а на следующий день умер. Он прожил семь дней после фатального ранения. Узнав о его смерти, Бет Грин вдруг стала рассказывать Клеггу все, что знала. Она называла массу имен и мест. Именно от нее ФБР впервые услышало имена всех членов банды Диллинджера: Ван Митер, Томми Кэрролл, некто по кличке Ред (это был Джон Гамильтон), а также страшный маленький человечек Джордж Нельсон по кличке Малыш. Хотя Нельсону было уже 24 года, Бет Грин сказала про него: «такой… пацаненок».

При этом Бет Грин знала не только членов банды Диллинджера. Ее супруг имел дела с Баркерами, и Бет была знакома с ними очень хорошо. Ее показания дополнили уже имеющуюся у ФБР информацию. Бет назвала всех бандитов и всех их подруг, в том числе несовершеннолетнюю «Дульсинею» Карписа — Делорес Делани, которую Бет охарактеризовала как «дурочку тупоумную». От нее же фэбээровцы впервые услышали про Гарри Сойера: про его роль в уголовном мире Сент-Пола и про то, что именно он был наводчиком при похищении Бремера. Бет Грин указала также на таверну Луи Черноцки как на место встреч обеих банд.

Все эти сведения пригодились ФБР не сразу: Гувер просто не располагал таким количеством людей, чтобы немедленно начать раскручивать все ниточки. Силы бюро и так были напряжены до предела: на это указал Натан в телефонном разговоре с Гувером на той же неделе. Гуверу не оставалось ничего, кроме как положиться на Мэлвина Пёрвиса. Сохранилось письмо, которое Гувер написал ему от руки: «Ну, сынок, сожми зубы и добывай мне Диллинджера. И тогда мир будет у наших ног».

 

XII

СМЕРТЬ В СЕВЕРНЫХ ЛЕСАХ

10 — 23 апреля 1934 года

Диллинджер был потрясен арестом Билли Фрешетт и искал способ ее выручить. Он понимал, что в Бэнкерс-билдинге Билли очень хорошо охраняют, однако, по сообщениям газет, ее скоро должны были перевезти в Сент-Пол, чтобы предъявить обвинение в укрывательстве преступника. И он решил попытаться освободить ее по дороге туда. Предстояла перестрелка, и ему необходимо было раздобыть бронежилеты.

В тот вечер, когда Билли арестовали, Диллинджер доехал до таверны Луиса Черноцки в Фокс-Ривер-гроув и вошел через черный ход. Черноцки поджарил ему бифштекс и выдал бутылку виски. Диллинджер забрал все это и спустился в свою подвальную комнату. У бандитов была договоренность держать связь через таверну Черноцки. На следующий день здесь появились Нельсон с женой и Томми Кэрролл со своей подругой. Еще через день, вечером в среду 11 апреля, появились Ван Митер и Гамильтон с Пэт Черрингтон. Нельзя сказать, что кому-нибудь из бандитов понравилась идея Диллинджера освободить Билли. Но Ван Митер сказал, что знает, где достать бронежилеты.

В пятницу в четверть второго ночи 54-летний полицейский Джадд Питтенджер стоял на перекрестке в городке Варшава (Индиана). Варшава — маленький тихий городок в тридцати милях от Форт-Уэйна, и Питтенджер совершал ночной обход в полусонном состоянии, не ожидая встретить никаких нарушителей порядка, серьезнее бродяг или пьяных хулиганов, которые иногда попадались на улицах в такие часы. Тут позади него послышался звук шагов. Питтенджер обернулся и увидел двоих мужчин в длинных плащах. Они распахнули плащи и наставили на него автоматы. Впоследствии полисмен утверждал, что узнал их: это были Диллинджер и Ван Митер. «Нам нужны бронежилеты, — сказал Диллинджер. — И мы не шутим».

Питтенджер стал сопротивляться: он ухватился за ствол автомата Диллинджера и попытался его вырвать. Ван Митер ткнул дуло своего автомата полицейскому в спину. «Эй, расслабься, — сказал Диллинджер. — Мы совсем не хотим тебя убивать». Но полицейский не слушал. Тогда Ван Митер вытащил из кобуры Питтенджера пистолет и дважды ударил им полицейского по голове. Тот сразу запросил пощады:

— Не надо, не бей меня!

— Не бей его больше, — сказал Диллинджер.

Затем он приказал Питтенджеру отвести их в полицейский участок и открыть комнату, где хранилось оружие.

— У меня ключа нет, — сказал Питтенджер.

— А у кого он? — спросил Диллинджер.

— Не знаю.

— Послушай, не дури. Я же говорю: нам совсем не хочется тебя убивать.

— Мне тоже не хочется, чтоб меня убили. У меня двое детей малолетних дома.

— Вот поэтому мы и не хотим тебя убивать, — сказал Диллинджер.

Питтенджер со вздохом полез в карман и извлек оттуда ключ. Они отправились в участок, где в это время никого не было, и поднялись наверх, в оружейную. Ван Митер держал на мушке Питтенджера, а Диллинджер забрал три бронежилета и два пистолета.

Через несколько часов после этого по приказу Мэтта Лича были выставлены засады на дорогах по всей Северной Индиане. Добровольцы вскакивали с постелей, хватали оружие и отправлялись на посты ловить Диллинджера. Но их усилия ни к чему не привели. На рассвете Диллинджер, целый и невредимый, добрался до Чикаго. Вечером он прочел в газетах, что Билли могут перевезти в Сент-Пол в любой момент.

Билли продолжали держать в чикагском офисе ФБР, на девятнадцатом этаже Бэнкерс-билдинга, и каждый день допрашивали под слепящей лампой в конференц-зале. Однако Билли ничего не говорила, и в конце концов Пёрвис с облегчением отослал ее в Сент-Пол, где она должна была предстать перед судом. Ничуть не лучше обстояли дела в Индианаполисе у Эрла Коннелли, который работал с родственниками Диллинджера. Он задержал его брата Губерта и еще нескольких двоюродных братьев, долго их запугивал, но они, похоже, не имели понятия о том, где прячется бандит. Один из родственников, Фрэнк Хэнкок, предположил, что Джон сейчас в Аризоне.

Пёрвис понимал: нужны более надежные информаторы, чем те, что уже были. Шпионы давали массу наводок, но после проверки все они оказывались ложными. Начальник отделения ФБР в Детройте Билл Ларсон всю эту неделю работал с одним словоохотливым информатором в Манси. Чтобы проверить его сведения, Пёрвис посылал своих людей в Манси, Форт-Уэйн, Элкхорн и Саут-Бенд, но ничего не подтверждалось. Эрл Коннелли нанял в качестве информатора Арта Магинниса, работавшего в страховой компании. Его направили на бензоколонку Диллинджеров, но никаких интересных сведений ему получить не удалось. В тот день, когда Диллинджер ограбил полицейский участок в Варшаве, Коннелли по наводке Магинниса устроил бесполезную засаду в Луисвилле (Кентукки). Пёрвис предложил назначить за сведения, которые приведут к аресту Диллинджера, награду 5000 долларов, однако Гувер эту идею отверг.

Налет в Варшаве свидетельствовал, что Диллинджер все еще где-то поблизости. В отсутствие Билли он вряд ли отправился бы снова на отдых во Флориду или Аризону. На выходных Пёрвис опять съездил в Саут-Бенд, а затем и в Манси, проверяя сведения, предоставленные информаторами, но безрезультатно. В понедельник 16 апреля Гувер стал проявлять нетерпение. Его подчиненные мотались по разным городам без всякого плана. Нужна была система правильной отработки версий. И в среду Гувер приказал Пёрвису прекратить разъезжать по Индиане и оставаться в Чикаго. Коннелли и других начальников отделений он обязал звонить Пёрвису хотя бы раз в день и сообщать обо всех своих версиях и находках. А на следующее утро фэбээровцы узнали, что Диллинджера видели в Су-Сент-Мари.

Пока Пёрвис, Коннелли и их люди обшаривали Индиану и Северный Кентукки в поисках Диллинджера, сам бандит оставался в Чикаго. В субботу, дождливым днем, следующим утром после налета в Варшаве, Арт О'Лири отправился на встречу с Диллинджером на углу Белден и Кэмпбелл-авеню. Увидев Диллинджера в автомобиле на противоположной стороне улицы, О'Лири поправил свою шляпу — это был знак, что за ним не следят. Диллинджер сделал то же самое, и О'Лири перешел улицу и сел к нему в машину.

Диллинджер сидел за рулем, шляпа у него была надвинута так низко, что почти скрывала лицо. Сзади расположились еще два человека, которых О'Лири не знал. На какую-то долю секунды помощнику адвоката показалось, что он попал в ловушку.

— Джонни, это ты? — испуганно спросил он.

— Конечно я.

— А ну-ка, сними шляпу.

Диллинджер рассмеялся и снял промокшую шляпу. Он представил О'Лири Джона Гамильтона. О'Лири пожал ему руку и заметил при этом, что на ней не хватает пальцев. Ван Митера Диллинджер представлять не стал. Встреча была короткой. Диллинджер просил выяснить, когда Билли отвезут в Сент-Пол, и сказал, что позвонит в понедельник, чтобы узнать все подробности. Идея спасать Билли никому не казалась здравой. И Гамильтон, и Ван Митер пытались отговорить Диллинджера от этого дела. Еще меньше горели желанием помогать ему в этом Пикетт и О'Лири. Они решили между собой, что не будут ничего узнавать о переводе Билли в Сент-Пол.

В понедельник в 16 часов Диллинджер и сильно нервничавший О'Лири снова встретились, на этот раз на углу Норт и Кедзи-авеню. Договариваясь об этой встрече по телефону, Диллинджер произнес нечто загадочное: «32 запад и 16 север», но О'Лири понял, какое место он имеет в виду. В машине оказалась также Пэт Черрингтон. Она перебралась на заднее сиденье, чтобы О'Лири сел впереди. Позади него снова расположился Гамильтон, на коленях у него лежал покрытый одеялом автомат. О'Лири сообщил, что ничего узнать не удалось. Диллинджер был сильно разочарован. О'Лири сказал, что остается надеяться на суд.

— Мистер Пикетт поедет в Сент-Пол, чтобы ее защищать? — спросил Диллинджер.

— Я поговорю с ним об этом. Думаю, что да.

— Отлично, Арт. Тогда передай ему вот это: тут пятьсот долларов. — Диллинджер протянул пачку банкнот. — Кстати, узнал ты что-нибудь про врача, который делает пластические операции?

— Да. Лу говорит, что есть такой. Его зовут Ральф Робинд.

— А сколько он возьмет?

— Это будет тебе стоить пять тысяч долларов.

— Пять штук? А это не слишком жирно?

— Совсем нет, если учесть степень риска, — ответил О'Лири. — Слушай, а ты понимаешь, что ты считаешься самым опасным преступником во всех Соединенных Штатах?

Диллинджеру пришлось смириться с тем, что он никак не сможет помочь Билли, и ФБР вскоре перевезло ее в Сент-Пол. Пикетт отправился туда, чтобы защищать ее в суде. Одинокий, лишенный возлюбленной, на которой он собирался жениться, Диллинджер все больше впадал в депрессию. Его настроение стало бы еще мрачнее, если бы он узнал, что ФБР уже проверяет анонимный донос о деятельности доктора Ральфа Робинда.

Диллинджер пребывал в весьма угнетенном душевном состоянии, но у Джона Гамильтона настроение было еще хуже. С каждым Днем он смотрел на вещи все пессимистичнее и часто говорил о смерти. Несколько раз он упомянул, что очень хотел бы перед смертью повидаться со своей сестрой, жившей в Су-Сент-Мари. Диллинджер отговаривал его от этой поездки, но чем больше Гамильтон мрачнел, тем больше ему хотелось туда съездить. Ведь Диллинджер попрощался с семьей, а чем он хуже? Вздохнув, Диллинджер согласился составить ему компанию.

Во вторник 17 апреля Диллинджер надел один из новых бронежилетов, сунул в наплечную кобуру пистолет, сел в свой «Форд V-8» и отправился из Чикаго в Индиану. Гамильтон ехал впереди на своей машине, а Диллинджер следовал за ним, поглядывая на обочины проселочных дорог в поисках скрытой засады. Весь этот день, пока они добирались до Северного Мичигана, он был погружен в свои мысли. Рядом с ним, на сиденье, где обычно сидела Билли, лежали бинокль и термос с холодной водой. На заднем сиденье громоздилась куча оружия в чехлах.

Уже в сумерках они остановились у бензоколонки на окраине Су-Сент-Мари — городка на самой северной оконечности штата Мичиган. Пока работник заправки заливал бензин в бак, Диллинджер, стоя под дождем в пальто и низко надвинутой на лоб серой фетровой шляпе, следил за каждым его движением. Ему здесь не нравилось: ехать сюда было глупо.

— А далеко вы забрались, — заметил работник, показывая на номера из штата Миннесота. — Чем занимаетесь?

— Одежду продаю, — ответил Диллинджер.

С наступлением темноты бандиты въехали в город. Деревянный домик 39-летней сестры Гамильтона стоял на Четырнадцатой улице, на вершине крутого холма. В половине девятого в дверь со стороны кухни постучалась Пэт Черрингтон.

— Вы миссис Стив? — спросила она. Сестра Гамильтона кивнула.

— Не бойтесь, пожалуйста, и ничего не говорите, — продолжала Пэт. — У меня для вас есть сюрприз. Тут кое-кто хочет с вами повидаться.

Из темноты вышел Гамильтон, в руках у него был завернутый в одеяло автомат. За ним показался Диллинджер с автоматической винтовкой. Узнав брата, которого она не видела семь лет, миссис Стив расплакалась. Они обнялись. Гамильтон сказал, что приехал ненадолго. Миссис Стив утерла слезы и собралась в магазин — купить бифштексы для праздничного ужина. Однако Диллинджер, покачав головой, уговорил ее приготовить ужин из того, что было в доме. Миссис Стив велела своим троим детям сидеть в верхних комнатах, а сама принялась жарить яичницу с беконом и тосты. Они поужинали на кухне, вспоминая детство Гамильтона. Потом гости побрились, а миссис Стив достала ножницы и наскоро их подстригла.

Гамильтон впервые за последнее время выглядел счастливым, дом сестры — это все, что у него оставалось дорогого, здесь он был как будто у себя дома. Часов в десять дверь, которая вела из кухни во двор, вдруг распахнулась. Оба бандита тут же схватились за орудие. Однако это оказался всего лишь 18-летний сын миссис Стив — Чарльз Кэмпбелл. Диллинджер опустил винтовку. «Чарли, это Джонни», — представил друга Гамильтон. Больше ничего прибавлять было не нужно.

Все перешли в гостиную. Юный Кэмпбелл не сводил глаз с гостей. У Гамильтона при каждом выдохе из груди вырывался хрип — последствие ранений. Диллинджер все еще прихрамывал. Ему явно не терпелось поскорее уехать отсюда. Говорил он мало, а больше сидел у окна, читал газету и посматривал на улицу. Немного погодя Гамильтон послал племянника за своим другом детства, Полом Паркеттом. Тот явился и был совершенно ошарашен, столкнувшись лицом к лицу с человеком, объявленным самым опасным преступником в стране. Все чувствовали себя как-то неловко, встреча напоминала скорее пародию на семейный вечер. Никто не знал, что сказать, и Гамильтон принялся демонстрировать старому другу, как работает его автомат. Для Диллинджера это было уже слишком: около одиннадцати он встал и объявил, что пора уходить. Гамильтон уговаривал его остаться: разве нельзя провести всего одну ночь в доме сестры? Но Диллинджер не согласился: он заметил в окно что-то подозрительное и решил, что за домом наблюдают агенты ФБР.

Они стали собирать оружие, а миссис Стив снова заплакала. Она молча обняла брата и дала ему с собой в дорогу кувшин с олениной. Гамильтон обнял сестру и нежно поцеловал в щеку. «Пока, — сказал он. — Скоро встретимся». Однако встретиться им было уже не суждено. Анна Стив смотрела, как ее брат спускается с холма по раскисшей тропинке, еще не зная, что больше его не увидит. Гамильтон направился к машине Диллинджера — свою он решил оставить сестре в подарок.

Они поехали в городок Сент-Игнас и там обнаружили, что опоздали на последний паром через озеро Мичиган. Диллинджер отыскал гостиницу, чтобы переночевать, и Пэт Черрингтон зарегистрировала их там.

Один из соседей миссис Стив позвонил людям Пёрвиса, но, когда на следующий день агенты добрались до Су-Сент-Мари, Диллинджера уже и след простыл. Фэбээровцы при содействии местных помощников шерифа ворвались в дом миссис Стив и увели сестру Гамильтона и ее сына в наручниках. Гувер не испытывал к ним ни малейшего сочувствия: ему было нужно преподать урок всем, кто осмелится дать пристанище опасным преступникам. За яичницу с беконом, стрижку и три часа, проведенные с братом, миссис Стив поплатилась тремя месяцами в федеральной женской тюрьме.

В пятницу, пока агенты Пёрвиса допрашивали миссис Стив, Диллинджер вернулся в Чикаго и остановился там, где для него уже было небезопасно: в таверне Луи Черноцки «Кристалл-боллрум» в Фокс-Ривер-гроув. За неделю до этого Бет Грин сообщила ФБР, что там бывают члены банд и Баркеров, и Диллинджера, и рассказала о последнем посещении таверны Диллинджером несколько недель назад.

На самом деле бюро присматривалось к этому месту уже с прошлого лета, после того как вдова Фрэнка Нэша упомянула, что ее муж там часто бывал. Имя Черноцки несколько раз всплывало во время расследования дела Бремера, и в марте Гувер дал добро на подслушивание телефонных разговоров хозяина таверны. Фэбээровцы опросили соседей Черноцки, а группа следователей, занимавшихся делом Бремера, в последний раз побывала здесь всего неделю назад. Тем не менее постоянной слежки за ней Пёрвис не установил. Если бы он это сделал, то сбылась бы его розовая мечта, потому что в четверг и пятницу, 19 и 20 апреля, здесь собралась вся банда Диллинджера.

Это случилось впервые за три недели, после того как бандиты разъехались, поделив награбленное в Сент-Поле. Теперь они снова были вместе, а кроме того, Нельсон привез с собой бармена из «Зеленого фонаря» — Пэта Рейли. Побеседовав, гангстеры решили, что им нужно уехать туда, где они могли бы отдохнуть, расслабиться и спокойно обдумать свои планы. Впереди был уик-энд, оставалось выбрать место для отдыха — они надеялись, что это улучшит настроение Диллинджера. Черноцки сказал, что знает одну подходящую туристическую гостиницу на севере Висконсина, которой владеет его старый и надежный друг. Черноцки заверил Нельсона, что там их никто искать не будет. Затем он написал записку своему приятелю, запечатал ее в конверт, а конверт вручил Нельсону.

К тому времени в отношениях бандитов явно чувствовалось напряжение, источником которого был по большей части Нельсон. Мы немного знаем о том, как относились друг к другу члены банды: многие из них были убиты в том же году, а тех, кто оказался в тюрьме, ФБР не очень-то расспрашивало об их взаимных чувствах. То немногое, что нам известно, восходит к нескольким отступлениям в показаниях, данных несколько месяцев спустя Пэт Черрингтон и еще некоторыми арестованными. По ним можно заключить, что Нельсон одновременно и завидовал Диллинджеру, и затаил на него обиду. Нельсон считал — и не без оснований, — что Диллинджер ему многим обязан. Это он укрыл Диллинджера после побега из Кроун-Пойнта, потом — позвал принять участие в ограблениях в Су-Фолсе и Мейсон-Сити, а теперь еще договорился с Черноцки и организовал эту встречу. И что он получил за все свои хлопоты?! Ничего хорошего. Газеты только и делают, что пишут о Диллинджере. Нельсону хотелось, чтобы банду называли по его имени: «банда Малыша Нельсона», однако он по-прежнему оставался совершенно неизвестен широкой публике. Он завидовал, но это было еще не все. И Нельсон, и его жена Хелен считали, что Диллинджер ведет себя безрассудно. В пятницу арест миссис Стив стал газетной сенсацией, и Нельсоны решили, что рано или поздно Диллинджер наведет на всю банду агентов ФБР. Такую плату за все оказанные им услуги Нельсон воспринимал как черную неблагодарность и потому затаил обиду.

Диллинджер, со своей стороны, видел, что Нельсон психически неуравновешен, и общался с ним только по делу, когда они вместе планировали ограбления или совершали их. Пэт Черрингтон будет говорить об этом так: «Все в [банде] знали, что Нельсон — ужасный человек, кровопийца, что он готов убить любого, кто встанет у него на пути… никто не хотел водить с ним дружбы, но в деле Нельсон был необходим».

Как бы там ни было, но по крайней мере в этот период времени члены банды как-то уживались с Нельсоном. В пятницу рано утром Черноцки разбудил их, приготовил завтрак и около семи часов выставил всех за дверь. Сделал он это очень вовремя: всего через несколько часов наряд чикагских полицейских (правда, ничего не знавших о том, что эта таверна была одним из пристанищ на преступном пути Диллинджера) заехал сюда пообедать.

А бандиты на четырех машинах отправились на север через весь Висконсин. Первой отбыла машина, за рулем которой сидел Диллинджер, затем та, которую вел Ван Митер. Дальше ехали Нельсоны, а вслед за ними Кэрролл. Поездка шла без приключений до тех пор, пока Нельсон не добрался до восточной окраины города Мэдисон. Там, на шоссе № 51, он проехал на красный свет, и в его «форд» со стороны водителя врезалась машина. Никто не пострадал: Нельсона и его жену сильно тряхнуло, однако они не были ранены, как и водитель другой машины, принадлежавшей местному консервному заводу. Нельсон на этот раз сумел сдержать свои эмоции и никого не застрелил. Повезло и в том, что подъехал на своей машине Томми Кэрролл и помог им оправиться. Нельсон испугался полиции, которая вскоре должна была появиться на месте аварии, и предложил водителю второй машины отправиться вместе в автомастерскую. Там он сунул пострадавшему 83 доллара, а сам двинулся дальше. Кэрролл ехал позади него. Они добрались до следующего городка — Портеджа (того самого, где два месяца назад Док Баркер оставил свои отпечатки пальцев на канистре из-под бензина). Здесь Нельсон бросил в автомастерской свой «форд». Менеджер, осмотрев машину, отправился за карандашом и бумагой, а когда вернулся, то обнаружил, что вежливый молодой человек в коричневом замшевом пиджаке исчез.

Ван Митер первым добрался до места назначения — отдаленного района с густыми сосновыми лесами и озерами, соединенными реками. Это было около часа дня. Не доезжая до городка Манитовиш, он свернул налево с ухабистого гравийного шоссе № 51 и проехал под внушительной бетонной аркой, на которой белыми буквами было написано название гостиницы: «Маленькая Богемия».

В начале XIX века в сосновых лесах вокруг Манитовиша жили лесорубы, однако в 1920-е годы лесная промышленность стала приходить в упадок, и местные жители (многие из них были детьми франко-канадских и скандинавских иммигрантов) занялись туристическим бизнесом. Крошечные курорты — часто всего лишь несколько деревенских домишек — возникли здесь уже в 1908 году. Сюда приезжали люди из более южных штатов, в том числе из Чикаго, чтобы искупаться в сверкающих голубых озерах с каменистыми пляжами, заняться рыбной ловлей и поохотиться. Весной 1934 года Манитовиш был самой настоящей захолустной деревней, где все знали всех, состояли в родстве с соседями, а на каждом озерке непременно действовал нелегальный винокуренный заводик, работавший с утра до ночи.

Самым известным семейством в Манитовише были Ла Порты. Старшая дочь в семье, Рут, вышла замуж за печатника из Милуоки по имени Генри Восс, который начал строить коттеджи для туристов еще в 1912 году. К 1928 году Воссы закончили строительство лучшей в округе туристической гостиницы «Бёрчвуд-лодж», стоявшей непосредственно на шоссе № 51. Хозяева гордились современной кухней, роскошной столовой с видом на озеро Спайдер-лейк и ярко пылающим огромным камином в фойе. В семье Ла Порт было трое сыновей: Ллойд, который водил туристов на рыбалку, худенький и упрямый Джордж, который владел продовольственным магазином, и Луис — «паршивая овца в стаде», бутлегер, во время Великой депрессии державший два подпольных винокуренных заводика на озере Грэнтс-лейк.

Младшая дочь Ла Портов, Нэн, развозила производимую ее братом выпивку по всей округе и продавала ее барам, где незаконно торговали спиртными напитками. В городе Расине она познакомилась с Эмилем Ванаткой, приземистым и общительным толстяком австро-венгерского происхождения, который занимался ресторанным бизнесом. Они поженились, переехали в Чикаго и там открыли закусочную «Маленькая Богемия», охотно посещаемую бандитами. В 1926 году супруги Ванатка вернулись в Манитовиш, и Эмиль купил участок земли на озере Стар-лейк, неподалеку от «Бёрчвуд-лоджа», чтобы выстроить собственную туристическую гостиницу. Она была закончена в 1931 году и получила то же название, что и закусочная, — «Маленькая Богемия». Это был скорее мотель, чем гостиница: двухэтажный деревянный дом с баром, кухней, танцзалом на первом этаже и несколькими спальнями на втором. На заднем дворе стоял еще флигель-коттедж. С шоссе № 51 здание не было видно: к нему, мимо высоченных сосен, как туннель, вела дорога в двести ярдов. При постройке гостиницы Ванатка влез в долги и теперь, чтобы заработать побольше, держал ее открытой для туристов всю зиму. Он заманивал местных жителей вкусными обедами и надеялся вскоре расплатиться со всеми кредиторами.

Вечером в пятницу Ванатка возился в баре и был немало удивлен, когда туда вошел незнакомец (это был Ван Митер), приветствовавший его по имени. Гость объяснил, что за ним едет компания из десяти человек, направляющаяся в Дулут, и что они решили тут остановиться на некоторое время. Ванатка обрадовался постояльцам и приготовил из свиных отбивных ужин на троих — с Ван Митером приехала его подруга Микки Конфорти. А ее щенок бульдога по кличке Рекс получил миску молока. Ван Митер полдня бродил по окрестностям, на всякий случай прикидывая в уме отходные пути из этого места. В гостинице не было постояльцев, а место оказалось диким — словом, то, что нужно.

Около пяти вечера подъехали Нельсоны и Томми Кэрролл, а чуть позже — Диллинджер. Шестеро мужчин (Диллинджер, Нельсон, Ван Митер, Кэрролл, Гамильтон, Рейли) и четыре женщины (Хелен Джиллис, Микки Конфорти, Пэт Черрингтон и Джин Делани) оказались здесь единственными гостями. Поначалу Ванатка испугался. Однако он был совсем не дурак. Он, конечно, заметил, что Нельсон, дав ему прочитать письмо от Черноцки, затем порвал его. Прислуживавший в гостинице 16-летний Джордж Бачо отнес багаж бандитов наверх. Чемоданы оказались совершенно неподъемными. «Там свинец, должно быть, — пошутил слуга, когда спустился вниз к Ванатке. — А чем эти парни занимаются? Скобяными товарами торгуют?» Ванатка кивнул. Он знавал таких парней в Чикаго. Дай бог, чтобы они не обосновались тут надолго. Жена Ванатки Нэн разделяла его подозрения. Бандиты разместились на втором этаже, кроме четы Нельсон и Кэрролла, которым достались места во флигеле. Нельсон злился, что Диллинджер занял комнату получше. «Да что он о себе воображает?! — ругался он. — А ну, давай-ка его во флигель поселим».

На ужин Нэн Ванатка пожарила бандитам бифштексы.

— Ты в карты играешь? — спросил Томми Кэрролл хозяина, когда все поели.

— В пинокл играю, — ответил тот.

— А в покер?

В баре остались пятеро: Ванатка, Кэрролл, Диллинджер, Нельсон и Гамильтон. Они сели за карты. После третьей или четвертой сдачи совокупность ставок поднялась до 34 долларов — немалая сумма для эпохи Депрессии. Последними ставки делали Ванатка, у которого были на руках четыре шестерки и король, и Диллинджер, у которого оказались король и четыре восьмерки. Когда ставки были сделаны, Ванатка потянулся к своему выигрышу.

— А ну-ка, погоди, — сказал ему Диллинджер. — Что там у тебя?

— Король и шестерки.

— Плохо твое дело, Эмиль. У меня король и восьмерки.

Когда Диллинджер сгребал деньги, его пальто распахнулось, и Ванатка заметил наплечную кобуру. А когда Диллинджер сдавал карты в следующий раз, хозяин гостиницы оглядел Нельсона, сидевшего слева от него, и всех остальных: у каждого под одеждой что-то топорщилось.

После окончания игры Диллинджер спросил, где здесь ванная. Ванатка показал ему, а сам направился в кухню. Все оказалось еще хуже, чем он думал. Шестеро мужчин с оружием в отдаленной гостинице на выходных в конце зимы. Он сразу подумал о банде Диллинджера. В кухне лежал номер «Чикаго трибюн». На первой странице красовалась фотография Диллинджера. Это был тот самый человек. Сердце Ванатки сильно забилось.

Он вернулся к столу, но интерес к картам у него совсем пропал. Теперь он внимательно изучал своих гостей. Похоже, это были две отдельные группы. Славный Джонни дружил с тем парнем, у которого не хватало пальцев на руке, — Редом. Болтливый крошка Джимми корешился с курносым Томми. Тощий немногословный Уэйн Хантер (так назвал себя Ван Митер) был одиночкой.

Из «Бёрчвуд-лоджа» пришла сестра Нэн Рут Восс вместе с дочерью, просто чтобы поболтать. Диллинджер расспросил Ванатку, кто это такие, а потом угостил их напитками. Дочка Рут спросила, а почему у этого дяди волосы и брови разного цвета? Взрослые шикнули на нее.

Около десяти вечера Ванатка, желая поскорее выйти из карточной игры, стал притворно зевать. Потом объявил, что отправляется спать. Он поднялся наверх, позвав за собой двух своих собак колли, Шэдоу и Принса, и лег в постель. Вскоре к нему присоединилась Нэн и принялась забрасывать его вопросами: «Кто это такие? Грабители банков? Что нам теперь делать?» Ванатка глубоко вздохнул. «Я думаю, что этот, крашенный в рыжий цвет, — Джон Диллинджер», — сказал он. Они лежали в постели без сна, глядя в потолок. В конце концов Эмиль задремал, но Нэн так и не смогла заснуть. Она все прислушивалась и каждый раз, когда лаяли собаки или, скрипнув, отворялась дверь, замирала от ужаса. Она слышала, как кто-то прошел по коридору, по-видимому мужчина.

Эмиль проснулся первым, часов в шесть, и спустился вниз, чтобы выпустить собак. В баре уже сидел, потягиваясь, Томми Кэрролл. «Доброе утро, Эмиль, — приветствовал он хозяина. — Ну я и поспал! Как насчет завтрака?» Ванатка ответил, что все будет готово к моменту, когда гости проснутся. Кэрролл отправился будить остальных, и вскоре вся банда, позевывая и шаркая, спустилась на завтрак. Женщины были в халатах. Поели на кухне.

Когда завтрак закончился, Ванатка обратился к Диллинджеру: «Джонни, можно с тобой поговорить?» Они прошли в офис, и Ванатка прикрыл за собой дверь.

— Ну, Эмиль, что случилось? — спросил Диллинджер.

Ванатка не мог больше выносить неопределенности, он хотел знать правду.

— Ты — Джон Диллинджер, — сказал он.

На лице бандита не дрогнул ни один мускул.

— Ну и ты меня не боишься?

— Нет, — солгал Ванатка. — Но все, что у меня есть, вся моя семья — все находится здесь. А тебя ищет вся полиция Америки. И я бы не хотел, чтобы тут начались соревнования по стрельбе.

Диллинджер положил руку ему на плечо: «Послушай, Эмиль. Все, что нам нужно, — это еда и отдых в течение нескольких дней. Мы тебе отлично заплатим и уедем. Проблем не будет».

После этого разговора настроение гостей «Маленькой Богемии» резко переменилось: Диллинджер, очевидно, передал своим товарищам, что Ванатка их узнал. С этого момента Диллинджер и Нельсон не спускали глаз с гостиничного телефона и прислушивались к каждому разговору. Когда во двор въезжала какая-нибудь машина, Диллинджер тут же спрашивал, кто приехал.

После завтрака Диллинджер отослал Пэта Рейли в Сент-Пол. Бандитам не хватало патронов, а кроме того, Ван Митер хотел забрать у Гарри Сойера часть своих денег. Пэт Черрингтон тоже вызвалась ехать. Они отправились около восьми, пообещав вернуться на следующий день.

После их отъезда Диллинджер взял автомат и вместе с Ван Митером и Нельсоном пошел во двор пострелять по банкам. Они устроили мишени в сугробе на расстоянии ста ярдов. Ванатка присоединился к ним и впоследствии хвастал, что никто, кроме него и Ван Митера, в цель не попал. Ван Митер захватил автомат — постреляли и из него. Потом восьмилетний сын Ванатки, Эмиль-младший, притащил свою бейсбольную рукавицу. Диллинджер и Нельсон стали играть с мальчишкой, но тот быстро убежал, обидевшись, что Нельсон кидает мяч слишком сильно.

Это было уже чересчур для Нэн. Ей совсем не хотелось, чтобы ее сын находился рядом с такими людьми: кто знает, что им придет в голову? К тому же в утренних газетах она прочла про арест Анны Стив. Значит, всех их тоже посадят в тюрьму. После ужина Нэн сказала, что Эмиль-младший идет к кому-то на день рождения. Диллинджер сначала дал мальчику 25 центов на мороженое, а потом, увидев, что отец и сын уже собрались в дорогу, решил послать с ними Ван Митера — так, на всякий случай. К вечеру уже за всеми членами семьи Эмиля Ванатки следили. Нэн отправилась в магазин за продуктами и заметила на парковке машину Нельсона.

Вечер субботы прошел спокойно, но к утру Нэн решила: все, хватит. Она отвела в сторонку сестру и сказала, что пора вызывать полицию. Тем же утром она написала записку своему зятю Генри Боссу и засунула ее в пачку папирос. Писала она следующее:

Генри,

Отправляйся в Райнлендер и позвони, как мы договорились. Не говори никому ни слова об этом. Пусть перекроют дороги. Завтра тут будет больше народу, не говори никому, куда едешь и зачем. Скажи полицейским, что мы просим защиты. Пусть сделают все, что могут. Скажи им об этом. [253]

Около десяти часов утра Диллинджер заплатил Ванатке 500 долларов наличными и сказал, что завтра они уезжают. Чуть позже в баре появился Ллойд Ла Порт — тот человек, который водил туристов на рыбалку. И Диллинджер, и Нельсон прислушивались к разговору Нэн с братом. «Блин! — выругался Ла Порт. — Папиросы дома забыл. Нэн, у тебя нет лишней пачки?» Нэн отдала ему пачку, в которой лежала записка. Ллойд сел в машину и поехал в «Бёрчвуд-лодж». Там Генри Босс прочитал записку. Телефон в гостинице был сдвоенный, и говорить по нему они оба опасались. Поэтому они отправились в город Райнлендер, чтобы оттуда позвонить в ФБР.

Это был один из редких выходных дней, и Пёрвис сидел дома и читал газеты. Вдруг вошел его слуга по прозвищу Президент и позвал к телефону. Звонили из офиса федерального маршала в Чикаго с просьбой срочно перезвонить некоему Генри Воссу из Северного Висконсина. Пёрвис набрал номер, который ему дали, и соединился с Боссом.

— Человек, которого вы хотели бы поймать больше всего, находится здесь, — загадочно объявил тот.

— Вы имеете в виду Диллинджера?

Восс не хотел произносить этого имени. Но Пёрвис настоял — он подумал, что звонить мог и псих, — и Восс подтвердил: да, Диллинджер и еще четверо скрываются в гостинице «Маленькая Богемия» в Манитовише. Пёрвис тут же спросил, где находится ближайший к этому месту аэропорт. Восс ответил: в Райнлендере — городке, откуда он звонит. От Райнлендера до гостиницы пятьдесят миль в южном направлении. Пёрвис назначил Воссу встречу в аэропорту в 18 часов. В качестве опознавательного знака он намотает на шею платок.

После этого Пёрвис позвонил в Вашингтон и доложил об услышанном Гуверу. Тот согласился, что звонивший, скорее всего, говорит правду, и приказал тут же мобилизовать кого только можно и вылетать в Райнлендер. Пёрвис позвонил в Сент-Пол и передал Хью Клеггу приказ директора ФБР — собрать людей и лететь на север. В обоих отделениях бюро началась суматоха. Настроение было воинственное, все суетились. Летчики запрашивали посадочную полосу. В квартирах агентов, не успевших порадоваться выходному дню, один за другим раздавались телефонные звонки. Некоторые вскакивали в машины, даже как следует не одевшись, и, со скрежетом колес сорвавшись с места, устремлялись в офис. Сам Пёрвис вошел туда, застегивая на ходу рубашку и подтягивая галстук. Агенты открывали ящики, в которых хранилось оружие, и вытаскивали все, что у них было, — от автоматов до пистолетов со слезоточивым газом.

В Сент-Поле Клегг заказал в компании «Нортуэст эрвейз» чартерный рейс по 35 центов за милю. Он вылетел вместе с инспектором Роурером и тремя агентами. Вернер Хэнни и еще трое, боявшиеся летать, устремились в Райнлендер на машине. В Чикаго Пёрвис заказал два самолета и отобрал одиннадцать агентов. Целый час заняли сборы всех участников рейда в муниципальном аэропорту. Когда все сели в самолеты, Пёрвис заметил, что пилот смотрит на дорожную карту, пытаясь сориентироваться, куда лететь. Пёрвис сложил пальцы крест-накрест. До Райнлендера было три часа полета.

Приближался воскресный вечер, и члены банды Диллинджера начинали беспокоиться. Что-то было явно не так, это чувствовали все. Слишком многие заходили в «Маленькую Богемию» и видели их там. А этим вечером народу должно было прибавиться: по воскресеньям Ванатка давал ужины, на которых каждое блюдо стоило всего 1 доллар. Диллинджер позаботился о том, чтобы машин не было видно, — их поставили в гараж за домом. Ван Митер даже поинтересовался у Ванатки, нет ли тут поблизости гостиницы потише, куда они могли бы переехать. После ланча явился один из местных жителей. Он уселся на табурет у стойки бара и принялся пить, причем несколько раз звал Гамильтона составить ему компанию.

Диллинджер решил, что все, хватит. Часа в четыре он сказал хозяину, что их планы поменялись и сегодня вечером, как только Пэт Рейли вернется из Сент-Пола, они покинут гостиницу. Диллинджер заказал ужин — бифштексы с чесноком — и попросил подать его пораньше.

Нэн Ванатка принялась готовить. Она сильно нервничала. В кухню вошла ее сестра Рут и с порога стала говорить о том, что ее муж поехал в Райнлендер позвонить в ФБР. Нэн шикнула на нее. «Мы закупили слишком много мяса на выходные, — громко сказала Нэн, поглядывая через кухонную дверь в бар на бандитов. — Ты не хочешь взять пару кусков? — Она поманила сестру за собой в кладовку, где хранилось мясо, и там шепнула: — Они уезжают сразу после того, как Рейли вернется!»

Когда Рут ушла, Нэн зашла в бар и налила себе стопку — уже не первую за вечер. Ее муж был сильно удивлен. «Нэн, ты что, пьешь?» — спросил он. Она хотела что-то ответить, но осеклась, встретившись взглядом с Нельсоном. Нэн проглотила комок в горле. Эмиль заставил себя улыбнуться. Нельсон ничего не сказал, но по нему было видно: он что-то заподозрил. Нэн вернулась в кухню. Нельсон хотел пойти за ней, но потом передумал и сел рядом со своей женой.

Из окна кухни Нэн увидела, что к дому подъезжает машина Пэта Рейли. Рядом с ним сидела Черрингтон. Диллинджер и остальные бандиты были заняты ужином и не заметили их. Похоже, Рейли не знал, как быть: перед домом не было машин — Диллинджер спрятал их в гараж, — и Рейли решил, что банда уже уехала. Нэн видела, как он развернулся и направился назад к шоссе.

Хью Клегг и пятеро его агентов прилетели в Райнлендер первыми: самолет приземлился около пяти вечера. На взлетной полосе их встретили Джордж Ла Порт и Генри Восс. Появление самолета было здесь редкостью, и вокруг стали собираться любопытные. Чтобы не привлекать внимания, Клегг велел двум своим людям спрятаться в прилегающем к аэропорту лесу. Клегг достал фотографии членов банды Диллинджера и показал их Воссу. Тот смог узнать только человека с приплюснутым носом — Томми Кэрролла. Но Восс уверял, что в любом случае это бандиты.

Восс набросал план-схему «Маленькой Богемии» со всеми ее пристройками и соседними участками. По озеру, находящемуся позади гостиницы, преступники сбежать не могли: там не было лодки, да и лед еще оставался у берега. Между гостиницей и озером была только тонкая полоса галечного пляжа. Супруги Ванатка разработали даже план нападения. Банда готовилась уезжать только завтра утром. Хозяева и слуги в четыре утра спрячутся в погребе, а затем ФБР может начинать атаку. Энтузиазм Восса произвел впечатление на Клегга.

Первым делом фэбээровцам требовались машины. Восс довез Клегга до автомагазина «Форд» в Райнлендере, и тот поговорил с менеджером. Клегг объявил, что они федеральные агенты и им нужно взять в аренду три автомобиля. Менеджер ответил, что у него нет лицензии на сдачу машин в аренду и все, чем он может помочь, — это дать один «форд»-купе. Потом он спросил у Клегга, кого они тут собираются ловить — не бутлегеров ли? Если да, то менеджер отказывался помогать: как только по округе распространится слух, что он содействовал такому рейду, он сразу потеряет половину своего бизнеса. Клегг ответил, что бутлегеров они ловить не собираются. Тогда менеджер спросил, не за Диллинджером ли они явились? Клегг еще раз повторил, что им нужны машины, и побыстрее. Менеджер пообещал достать их через час-два.

Пока они разговаривали, Клегг заметил низко летящий самолет: это прибыл Пёрвис. Они встретились в аэропорту. У Пёрвиса кружилась голова (самолету пришлось дважды заходить на посадку), однако агенты были готовы немедленно следовать на место. Предстояло проехать пятьдесят миль, но в запасе у фэбээровцев была еще масса времени. Пока ждали машин, Пёрвис послал агента Рэя Сурэна на разведку. Тот отправился с Боссом на его машине, однако неподалеку от Райнлендера им встретилась Рут. Она выехала навстречу предупредить о том, что Диллинджер собрался уезжать сегодня вечером, после ужина. Теперь надо было торопиться.

Сурэн и Восс вернулись в аэропорт. Пёрвис был очень удивлен, увидев Восса, несущегося к нему с криком: «Мистер Пёрвис! Мистер Пёрвис!» Узнав, что Диллинджер поменял свои планы, Пёрвис и Клегг решили действовать. Машины уже пришли, а кроме того, Пёрвис убедил местного 17-летнего паренька уступить ему свой «форд»-купе, так что всего у них оказалось пять машин. В 19 часов 15 минут караван направился к «Маленькой Богемии».

Как только позади исчезли огни Райнлендера, дорога стала хуже: незаасфальтированная, ухабистая и скользкая от тающего снега. Машины продвигались на север, скользя и подскакивая на буграх. Наконец сначала одна, а потом другая съехали в придорожные канавы и застряли. Вытаскивать их не было времени. Восемь агентов из этих машин взяли свое оружие и перебрались в оставшиеся три. Температура опустилась ниже 30 градусов по Фаренгейту, агенты ежились от холода, но старались не подавать виду. Пёрвис посмотрел на часы: скоро они должны быть на месте.

Было почти девять часов, когда машины ФБР подъехали к старой гостинице «Бёрчвуд-лодж», принадлежавшей Генри Боссу. До «Маленькой Богемии» оставалась всего миля. В гостинице Восс застал Нэн Ванатку и ее дочь: они улизнули, не дожидаясь нападения на свой дом. Нэн сказала, что Диллинджер все еще в «Богемии» или, по крайней мере, был там полчаса назад, и умоляла Клегга поспешить: банда могла уехать в любую минуту. Клегг решил отправляться немедленно, а план нападения составить уже на месте. Он велел своим людям затушить папиросы и проверить оружие.

Три машины ФБР с выключенными фарами медленно продвигались по шоссе № 51 мимо ярко освещенных домов. Наконец они добрались до небольшой дороги длиной двести ярдов, которая вела в «Маленькую Богемию». Нельзя сказать, что агенты были уверены в успехе. ФБР никогда еще не доводилось проводить рейдов такого масштаба, агентов не учили, как действовать при интенсивных перестрелках, да и вообще едва ли кому-то из участников операции до сих пор приходилось стрелять в человека. Все знали, что в боях ФБР зарекомендовало себя не лучшим образом. Трижды за последние полгода агентам приходилось сталкиваться с вооруженными бандитами, и каждый раз их поджидала неудача. Так было во время засады на Верна Миллера в Чикаго, при попытке арестовать Диллинджера в Сент-Поле и при задержании Вилбура Андерхилла. Только в последнем случае дело закончилось арестом, но после того, как Андерхиллу удалось сбежать из окруженного агентами ФБР дома.

В тот момент, когда машины свернули на дорогу, ведущую к «Маленькой Богемии», никому не нужно было напоминать, что они в четвертый раз за последние двадцать три дня находятся в непосредственной близости от Диллинджера, но до сих пор так и не сумели его арестовать. Машины свернули со скользкого шоссе и двинулись между двумя рядами сосен. Было уже совсем темно, луна спряталась за облаками. Слышалось только завывание ветра в верхушках деревьев. На обочинах среди прошлогодней листвы виднелись грязно-белые пятна нерастаявшего снега и льда. Впереди виднелся только один огонек, освещавший двор «Маленькой Богемии». Он отражался в задних крыльях автомобилей, припаркованных у дома. Пёрвису, который вел вторую машину, показалось, что условия для нападения идеальные. Если Диллинджер все еще находится в гостинице, они застанут его совершенно врасплох.

Не выезжая из леса на открытое место, Клегг остановил машину, которая шла первой, и вышел на дорогу. Пёрвис также остановился и вышел. Как только они открыли дверцы машин, послышался собачий лай. Про собак никто из местных раньше ничего не говорил. Пёрвис посмотрел на здание гостиницы и увидел, что во двор выходят человек пять. Трое из них сели в «шевроле»-купе. У Пёрвиса ёкнуло сердце. Это был худший вариант из всех возможных для начала захвата: лай собак, тревога, бандиты садятся в машину, чтобы уехать.

Спустя годы после этой холодной ночи в Висконсине участники рейда будут пространно объяснять все свои действия. По словам Джона Толанда, который беседовал с несколькими из них, Клегг «наметил план захвата» еще в Райнлендере. На самом деле, как выясняется из архивных материалов ФБР, никакого плана не существовало вообще. Было только смутное представление о том, что дом следует окружить. Инспектор Роурер впоследствии докладывал Гуверу, что они «не могли составить план из-за недостатка времени, но намеревались заняться этим, прибыв на место». Еще хуже было другое: хотя заместитель директора ФБР Клегг был старшим по званию среди участников рейда, оставалось неясно, кто на самом деле командует операцией. На разных этапах Клегг, Пёрвис и инспектор Роурер отдавали каждый свои приказы.

Когда люди, вышедшие из гостиницы, сели в «шевроле», Роурер (которому слава человека, захватившего Автомата Келли, придавала некоторый авторитет) крикнул Пёрвису: «Скорей! Скорей!» Пёрвис надеялся успеть окружить гостиницу и потому сказал Роуреру взять двоих человек и обходить ее слева по лесу. Клегг велел другой группе агентов отправляться с той же целью направо. Тем временем «шевроле» зажег фары, и фэбээровцы услышали музыку, которая звучала в холодном ночном воздухе просто зловеще. Машина тронулась и отъехала от дома задним ходом. Потом водитель резко развернулся. Яркий свет фар оказался направлен прямо туда, где стояли замершие Клегг и Пёрвис.

Теперь уже точно не было времени составлять планы. Не было времени даже подумать, что делать. Повинуясь инстинкту — при этом никто, похоже, не давал команды, — Клегг, Пёрвис и агент Картер Баум ринулись к автомобилю с автоматами в руках. Машина двинулась на них.

«Полиция! Стой! Федеральные агенты!» — кричали Пёрвис и Клегг. К ним присоединились голоса других фэбээровцев, пробиравшихся через лес, чтобы окружить дом: «Стой! Федеральные агенты!» Однако «шевроле», вместо того чтобы остановиться, резко рванул вперед. На двор гостиницы с криками выскочили еще два человека, но в общем шуме их слов было не разобрать. Машина двигалась прямо навстречу агентам.

«Огонь!» — одновременно крикнули Пёрвис и Клегг. Звуки выстрелов эхом разнеслись по всей округе. Автомат Пёрвиса заклинило, но агент Баум прошил «шевроле» очередью. Вылетело лобовое стекло, лопнули передние шины. Машина осела на передние колеса и остановилась.

Сразу после этого какая-то темная фигура выбежала из флигеля справа от гостиницы. Этот человек выстрелил из пистолета, целя в Пёрвиса, — пуля ушла в землю прямо у фэбээровца под ногами, — а потом исчез в лесу. В суматохе никто не стал его преследовать. Роурер потом писал, что все это заняло не более десяти секунд. После того как началась стрельба, Роурер и с ним агенты Мелвин и Николс почти бегом обошли гостиницу с левой стороны. По дороге Роурер велел своим людям держаться друг от друга на определенной дистанции. Он зашел за угол здания и увидел в окне второго этажа человека, который явно собирался прыгать вниз. «Полиция! Стой!» — крикнул Роурер и выстрелил. Ему ответили очередью из автомата. Пули просвистели мимо и ударили в деревья. При вспышках выстрелов Роурер разглядел, что в проеме окна стоят двое. Агент Мелвин трижды выстрелил в ответ. Несколько секунд спустя Роурер поднял голову и увидел, что в окне уже никого нет. Бандиты, очевидно, спрятались в доме.

Тем временем стрельба на дороге смолкла. Пёрвис и Клегг крикнули людям в покореженном «шевроле» поднять руки и выходить. Водительская дверца вдруг открылась. «Стреляй!» — крикнул кто-то из фэбээровцев. Но прежде чем кто-либо успел среагировать, водитель выскочил из машины и ринулся вправо, в лес, — туда, где полдюжины агентов пробирались по направлению к озеру. Первые из них уже добежали до деревянного гаража гостиницы, но там их остановила ограда из колючей проволоки. В темноте они пытались выпутаться из нее.

Агент Гарольд Рейнеке бежал позади этой группы. Человек, выскочивший из машины, налетел прямо на него. «Стой!» — крикнул Рейнеке. Но тот не послушался и побежал дальше. Рейнеке дважды выстрелил ему вслед, но оба раза промахнулся. Мужчина уже почти исчез в темноте. Рейнеке еще раз выстрелил вдогонку и снова промазал. Пока Рейнеке преследовал неизвестного в лесу, из машины вышел еще один человек. Он прошел, покачиваясь, несколько шагов и рухнул на землю. По-видимому, он был ранен.

— Подними руки! — крикнул ему Клегг.

— Как ваше имя? — спросил Пёрвис.

Лежавший простонал: «Джон».

«Подними руки и иди сюда!» — крикнули Пёрвис и Клегг лежащему человеку. Но тот не слушался. Было так темно, что на расстоянии пятидесяти футов Пёрвис не мог разглядеть его лица. Он приказал Сэму Харди подвести поближе третью машину и включить в ней фары, чтобы осветить этого человека. Харди забрался в машину, но там не оказалось ключей. Водитель, агент Артур Маклохон, был в группе, окружавшей гостиницу справа. Харди крикнул ему, чтобы тот принес ключи. Прошло несколько драгоценных минут, пока Маклохон наконец не подошел и не протянул ключи. Харди подвел машину поближе.

Когда фары осветили лежащего, все сразу поняли, что это не Диллинджер. Этот человек был гораздо старше и более плотного телосложения. Пёрвис крикнул ему, чтобы он подходил ближе и сдавайся. Неизвестный, похоже, решил послушаться, поднялся на ноги, но тут же пошатнулся назад и грузно осел на землю. Он достал из кармана фляжку и сделал большой глоток. «Не стрелять!» — крикнул Пёрвис.

В гостинице было тихо. Фэбээровцы заняли позиции слева и справа от дома. Теперь они контролировали и участок пляжа позади гостиницы. По цепи передали приказ оставаться на местах. Лежавший на земле пожилой человек поднялся и, покачиваясь, направился через двор назад в гостиницу. Пёрвис и Клегг, не зная, как поступить, смотрели, как он проходит в здание. Вдруг на подъездной дороге к «Маленькой Богемии» показалась еще одна машина. Она подъехала почти вплотную к машинам фэбээровцев. Агенты, остававшиеся с Пёрвисом, — Картер Баум и Сэм Харди, — крикнули водителю, чтобы тот назвал себя. Но вместо этого машина дала задний ход и со всей возможной скоростью стала выбираться на шоссе. Баум дал по ней автоматную очередь, а Пёрвис кинулся следом, стреляя на ходу. Он метил в шины и радиатор. Машина исчезла в темноте.

Пёрвис понял, что они заняли опасную позицию. Агенты стреляли наугад во все, что двигалось, и при этом понятия не имели, в кого именно. Чтобы узнать, не ранен ли кто-нибудь из своих, Пёрвис приказал сделать перекличку. Каждый из агентов выкрикнул свое и имя, и местоположение.

Тут к Пёрвису подбежал Харди и сказал, что огни машины, в которую они только что стреляли, все еще видны на дороге. Пёрвис приказал Харди и еще двоим агентам бежать ей наперерез через лес и попытаться захватить. Агенты оказались у выезда на шоссе как раз в тот момент, когда неизвестная машина туда доехала. Они снова приказали сидевшим в ней людям выйти и назвать себя. В ответ водитель увеличил скорость. Агенты открыли огонь. С громким хлопком лопнула шина. Тем не менее машина удалялась по шоссе на ободе колеса, и остановить ее было уже невозможно. Фэбээровцы, торопясь добраться до «Богемии», не позаботились о том, чтобы выставить посты на дорогах. Местный шериф вообще не знал о том, что в его округе находятся агенты ФБР.

Инспектор Роурер вышел на участок дороги, ведущий к гостинице, чтобы обсудить с Пёрвисом и Клеггом, как быть дальше. Они уже пять раз открывали стрельбу по машинам и людям, не зная, в кого целят, а только что происшедший случай был уже шестым. В поврежденном автоматными очередями «шевроле» оставался человек. Мотор работал, по радио все еще звучала музыка. Пёрвис окликнул сидевшего в машине, но тот не двигался. Роуреру поручили добраться до него и посмотреть, в чем там дело. Пёрвис прикрывал инспектора, а тот ползком подобрался к «шевроле». На переднем сиденье, уронив голову, сидел молодой человек. Правая сторона груди и плечо были залиты кровью. Роурер пощупал пульс: его не было. Инспектор выключил мотор и радио, потом вытащил из кармана убитого бумажник. Он вернулся к Клеггу и Пёрвису и сказал: «Этот молодой человек мертв». В бумажнике оказались водительские права, и, взглянув на них, три фэбээровских начальника выяснили, кого они только что убили: это был 35-летний рабочий Юджин Буасно из близлежащего федерального рабочего лагеря.

Агенты продолжали выжидать. В здании гостиницы не было видно никого, кроме раненого по имени Джон: пошатываясь, он ходил по вестибюлю. Пёрвис старался не думать о том, что они убили ни в чем не повинного человека. Диллинджер и его банда оказались в ловушке, и, значит, они попытаются из нее вырваться, поэтому Пёрвис и Клегг решили пока что не пытаться штурмовать гостиницу. Кроме того, не у всех агентов были надеты бронежилеты, а гранат со слезоточивым газом не имелось вовсе. Пёрвис по какой-то непонятной причине не захватил их из Чикаго, а те, что приказал взять Клегг, должны были подвезти агенты из Сент-Пола — Вернер Хэнни и его люди, — которые все еще находились в пути. Время шло. Окружившие здание фэбээровцы прятались за деревьями и, пытаясь согреться, дышали на руки.

Прошел час. Около одиннадцати вечера на подъездной дороге снова показались огни фар. Это была «скорая помощь» из федерального рабочего лагеря Кэмп-Мерсер. Пёрвис удивился: ее никто не вызывал. Доктор Роберте, приехавший на этой машине, объяснил: позвонили из гостиницы и сообщили, что ранен рабочий Джон Моррис. Пёрвис догадался, что это и был тот Джон, который ушел в гостиницу. Значит, дело обстояло еще хуже, чем он думал. Как только подъехала «скорая», из леса вышел еще один человек. Он назвался Джоном Хофманом, работником местной бензозаправки. Хофман был водителем обстрелянного «шевроле», и это его агент Рейнеке преследовал в лесу. Он был ранен в правую руку, а его лицо было в порезах от разбитого стекла машины.

Хофман и доктор Роберте стали вместе звать Морриса, чтобы он вышел из гостиницы. Тот вышел. К удивлению Пёрвиса, Моррис был не один: вслед за ним показались еще три человека с поднятыми руками. Это были хозяин гостиницы Эмиль Ванатка, его бармен и мальчик-слуга. Ванатка сказал, что Диллинджер все еще прячется в здании, в спальнях на втором этаже в левом крыле.

Эту обнадеживающую новость агенты, окружившие гостиницу, передали друг другу по цепочке. Однако при этом они шепотом передавали и другую новость: в «шевроле» убит человек, по всей видимости ни в чем не повинный местный житель. Это известие особенно близко к сердцу воспринял Картер Баум — красивый 39-летний агент, который и застрелил Буасно. Баум сидел в одной из машин, остановившихся на подъездной дороге, пытаясь согреться. На душе у него было очень скверно. К нему подсел агент Кен Макинтайр.

— Похоже, убили парня в машине, — сказал он.

— Убили, — ответил Баум. — Я убил.

Макинтайр попробовал успокоить Баума, снять чувство вины: стреляли сразу несколько человек, было темно и никто не знает, кто именно убил человека в машине. «Лучше не думай об этом», — говорил Макинтайр. Но Баум не мог успокоиться: он был уверен, что убил невинного человека. «Больше никогда не смогу стрелять из этой пушки», — сказал Баум, показывая на свой автомат.

Пёрвис и Клегг, стоя на дороге, продолжали решать: штурмовать гостиницу или нет? Решили подождать приезда Вернера Хэнни, который должен был привезти гранаты со слезоточивым газом. Дом окружен, и Диллинджеру некуда деться. Пёрвис подозвал агента Джея Ньюмана и велел ему взять одну из машин, доехать до «Бёрчвуд-лоджа», позвонить оттуда в аэропорт и оставить сообщение Для Хэнни: сразу по прибытии немедленно отправляться в «Маленькую Богемию». Ньюман, мормон по вероисповеданию, видел, как расстроен Картер Баум, и попросил Пёрвиса разрешить ему взять этого агента с собой: может быть, по дороге его удастся успокоить. Пёрвис разрешил.

Ньюман довез Баума до «Бёрчвуд-лоджа», позвонил в Райнлендер и передал остававшемуся в аэропорту агенту сообщение для Хэнни. Когда он положил трубку, телефонист сообщил ему новость: в Манитовише угнали «паккард». Ньюман подумал, что это мог сделать кто-то из банды Диллинджера, и вместе с Баумом отправился в город. По дороге туда они проехали мимо «Маленькой Богемии». В Манитовише Ньюман переговорил с местным полисменом Карлом Кристиансеном и, захватив его с собой, вернулся в «Бёрчвуд-лодж». Они намеревались оповестить по телефону полицию.

Там их ждала еще одна новость. Только что звонил некто Элвин Кернер — его дом находился между двумя гостиницами. Он сообщил, что возле его дома остановилась подозрительная машина. Ньюман решил узнать, в чем дело. Он вернулся к своему автомобилю и сел за руль. Рядом с ним сидел Баум, а третьим, у окна, сел Кристиансен. До дома Кернера было не больше минуты езды. На шоссе, у гравийной дорожки, ведущей к дому, они увидели припаркованную машину. «Приготовьте оружие!» — скомандовал Ньюман.

Подъехав, полицейские обнаружили, что машина пуста. Агент Баум записал ее номер. Они свернули на дорожку, огражденную белым частоколом. У дома стоял «форд». Когда фары полицейской машины осветили его, Ньюман увидел, что в «форде» многовато людей. Полицейские остановились позади него и открыли окно со стороны водителя. «Мне нужен мистер Кернер», — сказал Ньюман. Никто не ответил. Ньюман насторожился. «Эй там, в машине, назовитесь!» — приказал он.

Из «форда» выскочил маленький человечек в замшевом пиджаке. Он подошел к открытому окну Ньюмана. «Вы, суки, всегда в бронежилетах ходите! — гаркнул он. — Но я-то буду стрелять выше и ниже!»

Малыш Нельсон поднял пистолет.

Пёрвис и Клегг слишком поздно поняли, что все их предположения были неверны. Они простаивали на подъездной дороге к «Маленькой Богемии», всматриваясь в окна гостиницы, где, как они считали, находились бандиты, но там давно не было ни Диллинджера, ни Ван Митера, ни Гамильтона, ни Кэрролла, ни Нельсона: всем им удалось сбежать еще в первые минуты нападения. Эта неудача станет кошмарным воспоминанием для фэбээровцев на долгие годы.

Впоследствии, когда бюро удалось собрать воедино все свидетельства, сложилась следующая картина происшедшего.

Когда три машины с агентами выехали на дорогу, ведущую от шоссе к «Маленькой Богемии», все бандиты, кроме Нельсона, находились в своих комнатах на втором этаже гостиницы. Они готовились к отъезду. Нельсон был во флигеле, на заднем дворе. В баре оставались только трое посетителей: 28-летний работник бензозаправки Джон Хофман и двое его приятелей из рабочего лагеря — 59-летний повар Джон Моррис и 35-летний Юджин Буасно. Когда подъехали фэбээровцы, эти люди, надев пальто, вышли во двор. Они собирались уезжать. Их провожали бармен и мальчик-слуга. «Шевроле» принадлежал Хофману. Он завел мотор и включил радио. Никто из них не видел машин ФБР, приближавшихся с потушенными фарами по темной дороге. Хофман тронулся с места и направился к шоссе. Он не увидел агентов и из-за громко включенной музыки не услышал их приказа остановиться. Таким образом, автоматные очереди, обрушившиеся на лобовое стекло их машины, оказались для этой троицы полной неожиданностью. Бармен и слуга кричали: «Стойте! Это наши посетители!» — но за грохотом выстрелов их никто не слышал.

Зато Диллинджер и другие бандиты, бывшие с ним на втором этаже, услышав автоматные очереди, тут же схватили оружие, распахнули окно, выходившее на задний двор, и приготовились прыгать. Именно в этот момент инспектор Роурер и его люди обогнули здание слева, увидели их и открыли огонь. Диллинджер ответил автоматной очередью. Роурер совершил фатальную для всей операции ошибку. Он решил, что своими выстрелами заставил бандитов отойти от окна и спрятаться в гостинице. Но все было наоборот. В тот момент, когда Роурер и его люди уткнулись в землю, спасаясь от ответного огня, Диллинджер, Ван Митер, Гамильтон и Кэрролл спрыгнули с высоты второго этажа в десятифутовый сугроб. Когда Роурер снова взглянул на окно, их там уже не было. Роурер, конечно, посмотрел и в сторону озера, но убегавших он не увидел. Ему помешал склон высотой восемь футов, по которому постояльцы гостиницы спускались с заднего двора на пляж. На схеме, нарисованой Генри Боссом в аэропорту, этот склон не был обозначен. Бандиты слетели по деревянным ступеням на пляж, потом сразу свернули направо и побежали вдоль берега озера. С того места, где находился Роурер, их не было видно из-за склона. Что касается Нельсона, то он выскочил из своего флигеля, выстрелил в Пёрвиса и пулей помчался в лес. Пока агенты возились с колючей проволокой, он успел убежать уже далеко.

Машину, которая после первой перестрелки показалась на дороге к гостинице, вел «шестерка» бандитов Пэт Рейли — они с Черрингтон решили все-таки вернуться. Девушка уже открыла дверцу машины, как вдруг услышала приказ «Стой!» «А иди ты к черту!» — ответила она и, захлопнув дверцу, велела Рейли пошевеливаться. Рейли доехал до шоссе и там притормозил, не зная, как быть дальше. Когда раздались выстрелы, он запаниковал, потерял управление и наскочил на пень. Рейли выскочил, чтобы вытолкнуть машину, а два своих пистолета бросил на колени Черрингтон, сказав ей: «Если что — стреляй!» Та послала его к черту. Рейли высвободил машину, они выбрались на шоссе, но тут снова раздались выстрелы, и пуля пробила одну из шин. В этот момент открылась дверца, Пэт Черрингтон вывалилась и сломала левую руку. Тем не менее им удалось уйти, и поздно ночью они поменяли колесо на бензозаправке. Однако на этом все не закончилось: злополучные беглецы ухитрились завязнуть в большой луже на дороге. Они уселись на обочине и принялись за виски, пока не напились допьяна. Только на следующий день, после еще нескольких таких же неудач, они добрались до Сент-Пола.

Тем временем Диллинджер и остальные бандиты пробирались сквозь сосновый лес в надежде отыскать дом, где они могли бы забрать машину. В темноте потерялся Томми Кэрролл. Надо сказать, что именно Кэрролл отделался лучше всех: он дошел пешком до Манитовиша, угнал там «паккард» и благополучно доехал до Сент-Пола. А Диллинджер, Ван Митер и Гамильтон вышли из леса в четверти мили от «Маленькой Богемии». Если бы ФБР оставило пост на дороге или патрулировало шоссе № 51, их заметили бы. Но фэбээровцев на дороге не было, и Ван Митер попытался остановить проезжавшую машину. В ней ехал брат Нэн Ванатки, Джордж Ла Порт, — он следовал за «скорой» в гостиницу и проехал мимо.

Диллинджер заметил на противоположной стороне дороги какие-то домики. Это был «Митчеллз Рест-лейк ризорт» — еще одно место отдыха, деревянный дом с несколькими флигелями для туристов, которым владел 70-летний Эдвард Митчелл. Его жена в это время болела гриппом и лежала на диване в гостиной, а старик пытался что-то втолковать своему работнику из немецких иммигрантов. Вдруг раздался стук в дверь — это был Гамильтон. Он попросил стакан воды, как бы ненароком прошел в гостиную, а там первым делом сорвал со стены телефон. Следом вошли остальные. До Митчеллов уже дошли слухи, что в «Маленькой Богемии» прячутся бандиты, и они, разумеется, слышали выстрелы.

— Неужели вы Диллинджер? — спросила миссис Митчелл.

Диллинджер усмехнулся. «Совершенно верная догадка», — ответил он. Лицо Эдварда Митчелла исказилось от ужаса. «Ну-ну, не бойся, старик, — продолжал Диллинджер. — Мы и волоска на голове не тронем».

— Жена только стала оправляться от гриппа… — пробормотал Митчелл.

Диллинджер взял плед и накинул его на миссис Митчелл. — Так будет лучше, матушка, — сказал он.

После этого он объявил, что им нужна только машина, и ничего больше. Митчелл ответил, что у него есть «Форд-Т», но у него сняты на зиму колеса. Ван Митер вышел из дома и обнаружил стоящий неподалеку пикап «Форд-А». Однако машина не завелась. Тогда он спросил Митчелла, кому принадлежит припаркованный рядом зеленый «форд»-купе. Старик ответил, что плотнику, который у него работает. Плотник, Роберт Джонсон, жил в одном из флигелей. В это время он уже спал. Его разбудил стук в дверь. Джонсон набросил на себя одежду, взял фонарик и в домашних тапочках прошлепал к двери. На пороге стояли Диллинджер, Ван Митер и Гамильтон. Они сказали, что им надо съездить за доктором для миссис Митчелл, однако кольт 45-го калибра в руке Диллинджера указывал на более серьезную причину. Джонсон открыл им свою машину.

Хуже всех в тот вечер пришлось Малышу Нельсону. Он с самого начала оторвался от банды и побежал в другую сторону — вдоль берега озера на юг. В течение получаса он плутал в подлеске, пока не увидел огни домика в полумиле от «Маленькой Богемии». Там жила еще одна пожилая пара — мистер и миссис Ланге. Нельсон не стал стучаться, он просто распахнул дверь и вошел в дом с пистолетом в руке. «Спокойно, — сказал он супругам Ланге. — Ничего я вам не сделаю. Но тут речь о жизни и смерти». Он рухнул на кушетку и некоторое время сидел, пытаясь отдышаться. Пистолет он сунул в карман пальто. Нельсон погладил хозяйскую собаку, которая начала лаять.

Отдохнув пару минут, он навел пистолет на перепуганных стариков и потребовал, чтобы они отвезли его на своем «шевроле». Миссис Ланге заплакала. Нельсону надо было ее успокоить, но человеческие чувства ему, в отличие от Диллинджера, были недоступны. «Эй там, а ну заткнись!» — вот и все, что он произнес. Супруги Ланге оделись и вышли к машине. Мистер Ланге сел за руль, Нельсон Уселся рядом с ним, а миссис Ланге — на заднее сиденье. Фары не включались, но Нельсон все равно велел ехать. Ланге выбрался на шоссе и свернул направо, по направлению к «Бёрчвуд-лоджу», которая находилась всего в полумиле от их дома. Однако машина, пройдя несколько сот ярдов, остановилась. Нельсон оказался в очень опасном положении: здесь в любой момент могла проехать машина ФБР. Он взглянул на ярко освещенный дом, стоявший слева о дороги.

— Кто там живет? — спросил он у Ланге.

— Элвин Кернер.

Кернер работал в Манитовише на коммутаторе. В этот момент они с женой сидели в гостиной, парализованные страхом, и прислушивались к перестрелке, которая доносилась со стороны «Маленькой Богемии» и последовала сразу после звонка раненого Джона Морриса. Служанка и двое детей Кернера спали в дальней комнате. Он взглянул в окно, заметил автомобиль Ланге и тут же позвонил в «Бёрчвуд-лодж», чтобы сообщить об этом.

Нельсон приставил пистолет к спине Джорджа Ланге и заставил обоих супругов пройти к дому. Кернер не увидел Нельсона, спрятавшегося за стариками, и открыл дверь. Бандит заявил, что Кернер должен довезти его до городка Вудрафф. Кернер, выискивая повод отказаться, ответил, что не может оставить детей. Нельсон, настает на него пистолет, ответил, что его это не волнует. Они все еще переговаривались, когда подъехала машина.

— Чья это? — спросил Нельсон.

— Понятия не имею, — ответил Кернер.

Это был Джордж Ла Порт со своим приятелем Карлом Кристиансеном (полным тезкой полисмена). Не остановившись на жест голосующего Ван Митера, они заехали в «Маленькую Богемию» и подобрали там Эмиля Ванатку и двух его служащих. Эти люди выскочили из гостиницы без пальто и теперь завернули к Кернеру, чтобы одолжить какую-нибудь одежду. Кристиансен остался в машине а остальные постучались в дом. Нельсон впустил их.

— Привет, Джимми! — сказал бармен. У него с Нельсоном сложились хорошие отношения, потому что бандит щедро давал на чай.

— А ну без болтовни! — ответил Нельсон, наводя на них пистолет. — Становитесь все к стене!

Ванатка шагнул вперед и сказал, показывая на оружие:

— Убери пушку, Джимми. Это мои друзья.

Нельсон отступил на шаг назад.

— Кто остался в машине? — спросил он у Ванатки.

— Никто, — ответил тот, совсем забыв про Кристиансена.

— Копы там?

— Нет.

— Так, теперь я выхожу, и вы двое пойдете со мной. — Нельсон показал на Ванатку и Кёрнера.

Они вышли на улицу под дулом пистолета. Миссис Кернер заплакала. Нельсон велел Ванатке сесть за руль, а сам сел рядом, продолжая держать того на мушке. Кернер забрался на заднее сиденье рядом с Карлом Кристиансеном.

— Джимми, у меня ключей нет, — сказал Ванатка.

Сразу после этих слов перед ними затормозила новая машина. За рулем сидел агент Джей Ньюман.

Адреналин так и переполнял Нельсона в тот момент, когда он направил пистолет в лицо Ньюману. «Я тебя убью! — орал он. — Вылезай из машины!» Ньюман откинулся на спинку сиденья, давая возможность выстрелить либо Картеру Бауму, у которого на коленях лежал автомат, либо полисмену Карлу Кристиансену. Но те сидели не шевелясь. Тогда Ньюман сунул руку за пазуху. «А ну убрал руку! — гаркнул Нельсон. — Убью! Выходи из машины!» Ньюман убрал руку. Картер Баум — тот самый агент, который так переживал, что убил невинного человека, — вдруг спрятал голову у него за плечом. Он даже не попытался поднять свой автомат. Кристиансен прижался к Бауму.

Ньюман медленно открыл дверцу машины и ступил на землю. Как только его нога коснулась земли, Нельсон выстрелил. Пуля задела голову Ньюмана по касательной возле правого глаза. Фэбээровец упал лицом в грязь, оглушенный, но живой. Нельсон повернулся и выстрелил по сидевшим в машине. Они вывалились наружу, Баум упал на Кристиансена. Баум поднялся, чтобы бежать, но Нельсон успел выстрелить раньше. Три пули попали Бауму в шею. Он схватился за белые колья ограждения, с выражением муки на лице. Из его горла вырывался хриплый стон. Кристиансен рванулся вперед, под свет фар. Нельсон повернулся к нему. Две пули попали Кристиансену в бедро, и он упал в канаву. Нельсон продолжал стрелять и задел его еще три раза.

При первых звуках выстрелов Эмиль Ванатка ринулся бежать. Нельсон был совсем не в себе — он палил во все, что двигалось. Ванатка упал в сугроб, и пули прошли совсем рядом с ним. Элвин Кёрнер вбежал в дом и запер дверь.

Не видя перед собой движущихся целей, Нельсон как будто бы опомнился. Он запрыгнул в машину ФБР, развернулся и выжал педаль газа так, что гравий из-под колес «форда» долетел до самого Дома Кернера. Когда Нельсон выезжал на шоссе, Ньюман сумел подняться. В руке у него был пистолет, и он принялся стрелять в уходящую машину. Ньюман расстрелял всю обойму, но без толку: Нельсон скрылся по шоссе № 51.

Ньюман поднялся на ноги. У него кружилась голова — пуля задела ему лоб, кровь струилась по лицу и заливала глаза. Нетвердо ступая, он дошел до припаркованной у дома машины и увидел скорчившегося на заднем сиденье Карла Кристиансена, приятеля Джорджа Ла Порта.

— Выходи с поднятыми руками! — приказал Ньюман.

— Не стреляйте! — взмолился тот. — Я местный житель.

Ньюман услышал стон и, обернувшись, увидел лежащие на земле тела. Он подтолкнул Кристиансена к двери дома Кернера: даже в полубессознательном состоянии он понимал, что нужна срочная медицинская помощь. Кристиансен заколотил в дверь: «Элвин! Отвори!» Однако Кернер не отвечал. Они обошли дом и заглянули в окно кухни: там сидели люди. Ньюман принялся колотить в стекло, прижимая к нему свой полицейский жетон. Никто из сидевших не шевелился. Махнув на них рукой, Ньюман объявил Кристиансену:

— Я еду к Воссу, а ты со мной.

— Черта с два! — ответил тот. — Я остаюсь здесь.

— Ты поедешь, мать твою! — сказал Ньюман, ткнув пистолетом Кристиансену под ребра.

Они сели в машину и выехали на дорогу.

Вернер Хэнни и трое его агентов из Сент-Пола направлялись по шоссе № 51 к «Бёрчвуд-лоджу». Когда подъехали уже очень близко, Хэнни увидел двигавшийся навстречу черный «форд» и переключил фары с дальнего света на ближний. Возможно, это была машина ФБР Водитель встречной машины, подъехав поближе, наоборот, включил дальний свет, и Хэнни на секунду ослеп. Агенты повернули головы, чтобы посмотреть, остановится ли машина. Минуту спустя Хэнни припарковался у «Бёрчвуд-лоджа» и подождал, не вернется ли она. Машина не вернулась. Гораздо позже той же ночью Хэнни узнал, что за рулем ослепившего его автомобиля сидел Малыш Нельсон.

Пока Хэнни и его люди стояли у обочины, подъехала еще одна машина. Из нее вышли двое помощников шерифа: они слышали выстрелы. Еще через минуту показалась третья машина.

— Вы полицейские? — спросил кто-то из нее.

— Я Хэнни.

Из машины вышел человек, по лицу которого текла кровь.

— А я Ньюман. Где здесь ближайший врач?

Пёрвис все еще стоял на дороге, ведущей в «Маленькую Богемию», вглядываясь в окна гостиницы, где давно не было бандитов. Первым предвестием грядущей беды стало для него появление Эмиля Ванатки. Он бежал от самого дома Кернера и так запыхался, что не мог поднять рук, когда агенты приказали ему это сделать. «Всех ваших убили, — наконец выговорил он. — У Кернера».

Пёрвис смотрел на него с недоверием. Он спросил у Ванатки, как его зовут и где он живет. Ванатка не мог произнести слова «Манитовиш». Пёрвис начал придираться к нему, и Ванатка выпалил: «За кем вы сюда приехали? За мной или за Диллинджером?» Пёрвис велел двум агентам съездить к дому Кернера и проверить, правду ли говорит Ванатка.

Но первыми туда подъехали люди Хэнни, это было примерно через полчаса после побоища, учиненного Нельсоном. Раненый полисмен Карл Кристиансен сидел, опершись на изгородь. Агент Томас Додд взял у Кристиансена фонарик и вскоре обнаружил Картера Баума, лежавшего лицом вниз в луже крови. Фэбээровец был мертв. Никто так и не вышел из дома, чтобы помочь раненым, — все были слишком напуганы.

После того как Кристиансена отправили в больницу, Пёрвис и Клегг решили оставаться у «Маленькой Богемии». Вопреки очевидности они были убеждены, что по крайней мере кто-то из бандитов продолжает прятаться в гостинице. Прошел еще час. После полуночи они так замерзли, что открыли гараж и зашли внутрь. Остальные агенты мерзли в лесу до самого утра. Около четырех часов небо на востоке порозовело. В это время Клеггу сообщили, что прибыл местный шериф и группа его помощников. Они хотели присоединиться к операции. Клегг подозвал их и обсудил план действий. Они хотели начать штурм прямо сейчас, но Клегг настоял на том, что надо подо ждать, когда подвезут гранаты со слезоточивым газом.

Но даже это не получилось так, как планировали. В их распоряжении оказалось только одно устройство, стрелявшее газовыми гранатами, и, как агенты ни старались, им не удалось пробить противомоскитные сетки на окнах. Ударившись о сетку, заряд летел назад и, шипя, падал на землю. Группа из пяти агентов стояла за гаражом и обсуждала, как быть дальше. Было решено, что единственный выход — это чтобы кто-то подбежал к гостинице и швырнул гранату в дверь. Если бы Диллинджер был внутри — а все верили, что это так и есть, — то затея могла кончиться смертью нападавшего. В качестве добровольца вызвался агент Джон Маклафлин. «Я из всех вас единственный бессемейный», — объяснил он свое желание. Присутствовавший при этом агент Роберт Гиллеспи писал годы спустя: «Это был самый смелый поступок, который я видел за все эти дни, и для меня Джон Маклафлин навсегда остался героем».

В начале пятого Маклафлин подбежал ко входу в гостиницу и швырнул внутрь две гранаты. Помощники шерифов стреляли по окнам до тех пор, пока Клегг не велел им прекратить. Как только из дома повалили клубы дыма, оттуда раздался крик женщины:

— Мы выйдем, если вы перестанете стрелять!

— Выходите и выводите за собой всех! Руки держать поднятыми! — крикнул в ответ Пёрвис.

Из гостиницы вышли подруги бандитов — Джин Делани, Хелен Джиллис и Микки Конфорти. У последней из них на руках был щенок бульдога. Агенты ринулись в гостиницу, но никого там не нашли. Зато на пляже за домом они обнаружили следы, ведущие в лес. Теперь-то наконец Пёрвис понял масштабы катастрофы. Пока уводили женщин, он стоял как оглушенный, прокручивая в голове все события минувшей ночи, — это он будет делать теперь до самой смерти. Два человека погибли, а Диллинджер ушел.

 

XIII

«И ЭТО СМЕРТЬ ДЛЯ БОННИ И КЛАЙДА»

23 апреля — 23 мая 1934 года

23 апреля, понедельник

Утром пошел снег. Агенты по одному подъезжали в «Бёрчвуд-лодж», чтобы позавтракать. Пёрвис не смог заставить себя ничего съесть. Даже в самых кошмарных снах ему не могло привидеться то, что случилось: Диллинджер скрылся, один из его людей убит, агенты застрелили ни в чем не повинного человека. И виноват во всем этом был он, Пёрвис.

По пути в аэропорт начальник Чикагского отделения думал об отставке. Стоя на взлетной полосе в ожидании самолета на Чикаго, он услышал, как местные жители бранят его за то, что пресса уже окрестила «битвой в „Маленькой Богемии“». Во второй половине дня, когда Пёрвис вернулся в Бэнкерс-билдинг, ситуация стала еще хуже. В Висконсине начали собирать подписи под петицией с просьбой о его отставке. «Чикаго америкэн» вышла с броским заголовком: «Заставьте Пёрвиса уйти. Требуем отставки Пёрвиса после фиаско с арестом Диллинджера».

Уже к полудню перестрелка в «Маленькой Богемии» превратилась в общенациональный скандал. В Вашингтоне Гуверу пришлось выйти с объяснениями к толпе журналистов, хотя в этот момент он сам еще толком не понимал, что произошло. Во второй половине дня Гомер Каммингс выступил в комитете палаты представителей. Он просил выделить ФБР бронированные автомобили и самолеты: «Если бы на операции в Висконсине у нас была бронированная машина, то наши люди смогли бы вплотную подъехать к Дому, где скрывался Диллинджер, и не случилась бы эта ужасная трагедия».

Однако слова Каммингса потонули в потоке едких комментариев, в большинстве своем касавшихся того, что бюро всегда стремится работать в одиночку. Политики из Висконсина повторяли заявления чинов чикагской и индианской полиции: ФБР не желает сотрудничать с местными властями. Сенатор Ройал Коупленд, председатель комитета по борьбе с рэкетом, отметил, что видит «прискорбное отсутствие совместных действий федералов, властей штатов и местной администрации». Специальный прокурор Джо Кинан ответил на это резко: «Я не знаю, когда и где мы до него [Диллинджера] доберемся, но мы до него доберемся. И я очень надеюсь — доберемся при таких обстоятельствах, что правительству не надо будет тратиться на судебный процесс».

Впервые в своей истории бюро стало объектом массированной атаки со стороны прессы. Именно в этот день многие американцы услышали про Федеральное бюро расследований, Джона Эдгара Гувера и Мэлвина Пёрвиса: некоторые газеты посвятили специальные статьи рассказу о том, кто это такие. Многие полагали, что Гуверу следует уйти в отставку. «Милуоки сентинел» назвала фэбээровцев «полицейскими из комической оперы». «Чикаго трибюн» писала в передовой статье: «Правительственные органы… превратили [преследование Диллинджера] в трагифарс, который сейчас обернулся трагедией: вместо того чтобы убить головореза, они убивают ни в чем не повинных людей». Популярный журналист Уилл Роджерс в своей колонке присоединился к тем, кто глумился над ФБР: «Ну, значит, они окружили Диллинджера и стали ждать, когда он выйдет, чтобы его застрелить. Но вот незадача — вышли совсем другие люди, и пришлось застрелить их. Диллинджер ведь иногда прячется в толпе зевак, так что, если стрелять по зевакам, можно и его убить».

Пёрвис хотел спрятаться от репортеров у себя на девятнадцатом этаже, но это оказалось невозможно: они заполонили всю приемную, где сидела Дорис Роджерс. Дойти до лифта стало все равно что пройти сквозь строй. В понедельник вечером журналисты буквально зажали Пёрвиса в углу, и он, не в силах отвертеться от интервью, попытался представить ситуацию в хорошем свете: «Сейчас у нас гораздо больше фактов и улик, чем раньше, когда мы начинали охоту на Диллинджера. Очень скоро мы его поймаем. Мы уже наступаем ему на пятки».

Дорис Роджерс поразил измученный вид агентов, вернувшихся в офис за свои столы: они были словно контуженные. Многие из этих молодых людей осознали, что их могли убить и что работа, за которую они взялись после окончания колледжа, вовсе не игра. Поначалу никто из них не мог заставить себя рассказать о случившемся. Никто не упоминал ни имени Джея Ньюмана, который остался в больнице в Висконсине, ни имени любимца Чикагского отделения Картера Баума. Тело Баума перевезли в Вашингтон и похоронили на кладбище Рок-Крик.

«Настроение у меня не лучшее, — сказал репортерам министр юстиции Гомер Каммингс после панихиды, — однако случившееся должно заставить весь народ осознать серьезность проблемы, с которой мы столкнулись. Как я уже говорил, люди, полагающие, что победа над организованной преступностью достанется нам легко, плохо понимают ситуацию. По мере продвижения вперед нас ждут разочарования, неудачи и потери. На этот раз мы потерпели неудачу и понесли прискорбные потери. Однако мы продолжаем двигаться вперед, и война с грабителями и убийцами будет выиграна».

В самом ФБР все прошло относительно тихо: реакция Гувера на случившееся в «Маленькой Богемии» оказалась на удивление спокойной. Директор, метавший громы и молнии в агентов, опоздавших на работу всего на минуту, на этот раз не высказал почти никакой критики в адрес Клегга и Пёрвиса. В деле участвовало слишком много высокопоставленных чинов ФБР, принятых на работу самим Гувером, и он не стал искать козла отпущения. Из всех служебных записок, посланных им в течение двух недель после событий, нота недовольства звучит только в одной, написанной через три дня после рейда и излагающей разговор с Пёрвисом. В ней Гувер в нехарактерной для него манере, не договаривая до конца, сообщает, что потребовал от Пёрвиса «совершать поменьше рейдов и вербовать побольше надежных информаторов».

Чем больше Гувер разбирался в случившемся, тем больше склонялся к защите своих сотрудников. В докладе министру юстиции он писал: «Мне кажется… что факты, представленные мне до сего дня, [не подтверждают] критику, которой подвергаются агенты, принимавшие участие в операции. Они приблизились к дому, где, как было точно известно, скрываются гангстеры, и увидели трех человек, покидающих этот дом. Этим троим было приказано остановиться, но те не подчинились, сели в автомобиль и попытались скрыться — и агенты, разумеется, открыли огонь». В том же докладе Гувер всеми силами старался защитить Пёрвиса, указывая, что Клегг, как заместитель директора ФБР, «нес ответственность за все происходящее во время операции».

Однако в таком сдержанном тоне Гувер высказывался недолго.

Пока директор ФБР выяснял, что же привело к срыву операции, пятеро бандитов из диллинджеровской банды пробирались на юг в свои укрытия. Для каждого из них возвращение оказалось нелегким. Когда рассвело, полиция выставила посты на всех дорогах Висконсина и Миннесоты. Сотни вооруженных лесорубов покидали свои дома, садились в машины и отправлялись прочесывать проселочные дороги в поисках банды. Первым добрался до места Томми Кэрролл. Его машина завязла в грязи на лесной дороге, однако ему удалось поймать попутку и доехать до Сент-Пола.

Тем временем Диллинджер, Ван Митер и Гамильтон продвигались на юг в угнанном «форде». В девять утра они высадили хозяина машины неподалеку от деревни Парк-Фолс в Висконсине. Как и Кэрролл, они направлялись в Сент-Пол. Бандиты ехали только по проселочным дорогам, и потому им удалось обойти полицейские заставы и без инцидентов пересечь границу с Миннесотой. Диллинджер решил, что въезд в город с севера будет обязательно перекрыт, и стал огибать его с юга.

Утром, в половине одиннадцатого, они подъехали к мосту через Миссисипи в Хейстингсе. До Сент-Пола оставалось двадцать миль. У южной стороны моста стояла полицейская машина, в которой находились полисмен Фред Макардл и трое помощников шерифа. Они внимательно проверяли номера всех едущих мимо автомобилей, сверяясь со списком, составленным ФБР. Макардл вздрогнул, увидев, что номер подъехавшей машины числится в списке. Он тут же собрался выехать на дорогу, намереваясь пуститься в погоню, но как раз в этот момент проезд загородил грузовик, перевозивший скот. Когда полицейская машина миновала мост, Диллинджер был уже далеко впереди.

Макардл и трое помощников шерифа помчались на север, к Сент-Полу, надеясь нагнать преступников. У них не было радиосвязи, и они не могли предупредить никого в городе о появлении Диллинджера. Через десять миль Макардл снова увидел «форд» бандитов, который двигался со скоростью примерно 40 миль в час, по-видимому стараясь не привлекать к себе внимания. Когда расстояние сократилось, один из помощников выстрелил, целя в шину, но промахнулся. «Форд» рванулся вперед. Диллинджер вышиб заднее стекло и открыл огонь по полицейским.

Сумасшедшая пальба продолжалась на скорости более 80 миль в час. Когда машины ворвались в южные пригороды Сент-Пола, Джон Гамильтон, находившийся на переднем сиденье «форда», был тяжело ранен. «Форд» оторвался от преследователей на довольно большое расстояние, и после резкого изгиба дороги Ван Митер свернул направо, в проулок, называвшийся Симетри-роуд. Макардл не успел среагировать и пронесся дальше. Когда он развернулся, бандиты уже скрылись.

Ван Митер отыскал закрытый со всех сторон пустырь и остановился. У Гамильтона было сильное кровотечение, ему срочно требовался врач. Однако Диллинджер сообразил, что первым делом надо поменять машину. Они кружили по немощеным дорогам южных окраин города около часа, но так и не нашли подходящего автомобиля. Около полудня Ван Митер припарковался на обочине гравийной дороги в трех милях от границы города.

Без четверти двенадцать показался другой «форд». За рулем сидел Рой Фрэнсис, районный менеджер местной электрической компании. У Фрэнсиса был перерыв на ланч, и он заскочил домой, взял жену и маленького ребенка и поехал покатать их, чтобы младенец заснул. На обочине дороги он увидел человека с пистолетом в руках. Это был Ван Митер. «Извини за беспокойство, — сказал он Фрэнсису, когда тот остановился, — но нам придется забрать твою машину». Фрэнсис вышел с поднятыми руками. «Да опусти ты руки, — сказал Ван Митер. — Никто не будет в тебя стрелять». Миссис Фрэнсис тоже вышла из машины. На руках у нее был ребенок. Диллинджер помог Гамильтону сесть на заднее сиденье. Ван Митер тем временем разглядывал супругов Фрэнсис. По-видимому, он чувствовал что-то вроде зависти.

— Чем занимаешься? — спросил он у Роя.

— Работаю в электрической компании, — ответил тот.

— Счастливый ты человек, — сказал Ван Митер. — Хорошая работа, хорошая семья…

Диллинджер, перед тем как уехать, погладил младенца по головке. «Не волнуйтесь, — сказал он миссис Фрэнсис. — Мы любим детишек».

Бандиты уехали на двух автомобилях. За рулем одного был Диллинджер, второй вел Ван Митер. Фрэнсисы прошли две мили до ближайшего автосервиса и позвонили в полицию.

Гамильтон испытывал невыносимую боль. Бандиты оставили первый «форд» и перетащили оружие в машину Фрэнсиса. Они понимали, что после перестрелки с полицией весь Сент-Пол будет переполнен агентами ФБР, и Диллинджер решил ехать в Чикаго, несмотря на то что на заднем сиденье лежал умирающий человек.

Индейская резервация у города

Лак-дю-Фламбо, Висконсин

14 часов 00 минут

Возле крытой толем хижины в северных лесах 15-летняя Дороти Шрёдер развешивала белье. Вдруг она увидела, что через подлесок к дому продирается какой-то человек. Он был одет в коричневый замшевый пиджак и серые широкие брюки, на голове — зеленая фетровая шляпа. Это был явно неместный.

— Далеко отсюда Вудрафф? — спросил он, подойдя ближе.

Дороти поняла, что незнакомец заблудился, зашла в дом и позвала маму. Миссис Шрёдер вышла во двор.

— Можно купить у вас чашку кофе? — спросил Малыш Нельсон.

На машине ФБР он проехал недолго: через час езды на запад от «Маленькой Богемии» она сломалась. Нельсон решил, что голосовать на дороге опасно, и двинулся через лес куда глаза глядят. Прежде чем наткнуться на эту хижину, он прошел целых двадцать миль.

Миссис Шрёдер пригласила его в кухню, сварила кофе и намазала маслом кусок хлеба. Нельсон, невзирая на ее протесты, всучил ей 3 доллара. Он сел пить кофе, и в этот момент в дом вошли еще двое: дядя миссис Шрёдер — Оул Сом по прозвищу Олли — и его жена Мейджи. Сом, 68-летний морщинистый индеец из племени оджибуэев, говорил на ломаном английском. Они с женой жили в семи милях отсюда, в городке Лак-дю-Фламбо, а в хижину заходили, когда собирали в округе кленовый сок с деревьев. Нельсон сказал, что он егерь и что он хочет пожить у них денек-другой. Сом не возражал, и ночью Нельсона положили спать на широкой кровати рядом с пожилыми супругами. До Чикаго было очень далеко, но Нельсон уже знал, как он туда доберется.

Вся страна жадно следила за охотой ФБР на Диллинджера, но и время относительной безвестности банды Баркеров-Карписа тоже подходило к концу. Большая часть ее членов пряталась в Толедо. В Чикаго оставался только Док Баркер вместе со своим старым приятелем Волни Дэвисом. Их обоих злило то, что банде никак не удавалось отмыть деньги, полученные в качестве выкупа от Бремеров. Скупщики краденого в Рино и Сент-Поле боялись их брать, ссылаясь на то, что это слишком опасное дело.

В начале апреля у Дока заканчивались средства, и он отправился в Толедо посовещаться с Карписом и своим братом Фредом. Перед этим он переговорил с доктором Мораном — тем самым пьяницей, специалистом по незаконным абортам, который сделал двум бандитам пластические операции. Моран уверял, что может разменять деньги Бремеров, и Док предлагал рискнуть. Карпис и Фред с неохотой согласились.

Доктор Моран чуть не упал в обморок от счастья, когда 15 апреля Док Баркер явился к нему в кабинет в отеле «Ирвинг-парк» и выложил на стол завернутые в газету 10 тысяч долларов. Бандиты предложили ему 6,25 процента за каждый доллар, который он разменяет в местных банках. Моран принялся собирать людей из числа своих пациентов, принадлежащих к преступному миру. Среди них оказались приятель Дока по Оклахоме Расселл Гибсон по кличке Скользкий Грей (лечившийся у Морана от гонореи), старый тюремный друг доктора по имени Иззи Берг (страдал от невралгии), а также бывший член Законодательного собрания штата Джон Маклафлин по прозвищу Босс (диабетик). Маклафлин привлек и других людей: своего шофера, своего 17-летнего сына Джека и 34-летнего букмекера Уильяма Видлера.

Поручив прием больных своему помощнику Джимми Вильсону, Моран заперся в 201-м номере гостиницы, находившемся прямо над его кабинетом. Деньги лежали кучей на кровати. В какой-то момент Вильсону, ничего не знавшему о планах шефа, понадобилось с ним переговорить. Он поднялся и постучал в дверь. Моран открыл. Он был пьян и держал в руке бутылку пива. Вильсон увидел в номере Босса Маклафлина, Иззи Берга и Расселла Гибсона. Они стояли возле кровати и пересчитывали целую гору банкнот. Вильсон заметил, что Маклафлин положил в свой портфель довольно увесистую пачку.

— Сколько ты еще возьмешь? — спросил Берг Маклафлина.

— Что тут происходит? — спросил Вильсон шефа.

— Не суй свой нос в чужие дела, — ответил Моран заплетающимся языком.

— Эй там, а ну закройте дверь! — гаркнул Маклафлин.

10 тысяч долларов удалось разменять довольно быстро. После этого Док Баркер заехал в гостиницу и забрал «чистые» деньги.

— Проблемы были? — спросил он.

— Не-а, — ответил Гибсон.

— Ну и хорошо. Возьмете еще?

Обмен следующей партии (20 тысяч долларов) занял несколько дней. Босс Маклафлин и его люди ходили по банкам, а Моран сидел в номере и напивался до бесчувствия. Все шло как по маслу вплоть до понедельника 23 апреля. Наутро после «Маленькой Богемии», когда агенты ФБР еще проветривали бар Эмиля Ванатки от слезоточивого газа, кассир чикагского банка обнаружил, что принял купюру, номер которой значится в фэбээровском списке банкнот. Менеджер банка вызвал агентов ФБР. А на следующий день, когда люди Пёрвиса допрашивали кассира, Доку Баркеру позвонили и сказали, что с ним хочет встретиться Диллинджер.

Во вторник утром, пока полиция и вооруженные добровольцы все еще прочесывали Миннесоту и Висконсин в поисках Диллинджера, сам он уже добрался до пригородов Чикаго. Положение его было самым отчаянным с тех самых пор, как он сбежал из Кроун-Пойнта. Умирающий Гамильтон лежал на заднем сиденье; вся машина была залита кровью. В Дубьюке (Айова) купили бинты и лекарства, но этого было мало: требовалось срочно найти доктора, чтобы использовать те немногие шансы выжить, которые еще оставались у Гамильтона. По дороге бандиты украли несколько номерных знаков, но Диллинджер понимал, что долго ездить по улицам Чикаго у них не получится: кто-нибудь обязательно заметит на заднем сиденье человека в крови.

Доктор, к которому направился Диллинджер, был не кто иной, как Джозеф Моран. В это время Моран сидел, запершись, в номере отеля, озабоченный только отмыванием денег Бремера. Не сумев его найти, Диллинджер отправился в ночной клуб «Хай-Хоу-инн» в Сисеро. Это заведение принадлежало братьям Бобби и Джоуи О'Брайен, членам преступного синдиката. Они пообещали найти доктора Морана и устроить с ним встречу сегодня же вечером, но попросили Диллинджера немедленно уехать из их клуба. После его отъезда начались телефонные звонки. О'Брайены позвонили Элмеру Фармеру — человеку, в доме которого Баркеры держали похищенного Бремера. Тот в свою очередь перезвонил Доку Баркеру. Баркер попытался найти Морана, но не смог. Тем временем Джоуи О'Брайен поехал в Аврору, пригород в тридцати милях к западу от Чикаго, и вызвал снимавшего там в последний месяц квартиру Волни Дэвиса. Все бандиты съехались на парковку за рестораном «Сифорд-инн» в Элмхерсте.

Диллинджер впервые встречался с членами банды Баркеров, однако всем было не до болтовни. Дэвис помог перенести Гамильтона на заднее сиденье своего «бьюика», а затем вместе с Доком, Диллинджером и Ван Митером вернулся на квартиру в Авроре. Эдну Мюррей Дэвис отправил пожить у друзей, а Гамильтона перенесли в гостиную и положили на диван. Все понимали, что долго он не протянет: уже началась гангрена и даже врач не смог бы теперь помочь. Члены обеих банд ухаживали за умирающим товарищем всю ночь и весь следующий день, пытаясь, как могли, облегчить его страдания. Гамильтон продержался два дня и умер около 15 часов в четверг 26 апреля.

В сумерках Док Баркер и Волни Дэвис съездили на карьер в шести милях к югу от Авроры и вырыли яму. С наступлением темноты они отнесли тело Гамильтона в машину, довезли до карьера и положили в могилу. Перед этим Дэвис купил несколько канистр щелока, чтобы сделать труп неузнаваемым. Диллинджер склонился над телом товарища и негромко проговорил: «Ред, старина, мне противно это делать, но я знаю, что ты сделал бы это для меня». С этими словами он вылил щелок на голову трупа. Баркер и Ван Митер забросали могилу землей, а Дэвис обозначил ее мотком колючей проволоки.

Они вернулись на квартиру. Там был полный разгром, и Дэвис вызвал Эдну Мюррей, чтобы она навела порядок. Девушка чуть не упала в обморок, когда вошла туда: пол в спальне засыпан белым дезинфицирующим порошком, окровавленные простыни, которые бандиты собирались сжечь, свалены большой кучей, раковина наполнена тарелками, медикаментами и использованными бинтами.

Эдна открыла кладовку и взвизгнула: оттуда вывалилась кладбищенская лопата. Все в квартире пропахло запахом гангрены и смерти.

Меньше всего в это утро Пёрвис думал о деле Бремера, хотя дюжина агентов все еще продолжала заниматься исключительно этим расследованием. Повинуясь приказаниям Гувера, они продолжали изнурительные, занимавшие сотни человеко-часов поиски дома, где держали похищенного. Половина Чикагского отделения искала Диллинджера, а вторая половина моталась по городкам между Джолиетом и Центральным Висконсином в поисках места, подходящего под все полученные от Бремера сведения: о расписании поездов, звоне церковных колоколов и заводских гудках. Агенты исписывали отчетами горы бумаги, но ничего не находили. Некоторые ворчали, что их заставляют заниматься бессмысленными упражнениями. Глава отделения в Сент-Поле Хью Клегг подумывал о том, не подключить ли к этим поискам бойскаутов.

Списки номеров банкнот, выплаченных Бремерами похитителям, были разосланы банкам по всей стране. В то утро, когда усталые агенты возвращались в свои офисы из «Маленькой Богемии», менеджер «Аптаун-стейт банка» на Вильсон-авеню обнаружил, что кто-то разменял у его кассира 900 долларов из списка ФБР. Посетитель скрылся, однако во второй половине дня агенты отправились во все банки, расположенные в этом районе, чтобы проверить, не было ли и там аналогичных случаев. К вечеру деньги Бремеров обнаружились в «Мейн-стейт банке» на Милуоки-авеню и в некоторых других.

В течение двух следующих дней фэбээровцы продолжали проверять банки в Норт-сайде. Утром 26 апреля, в четверг (когда умер Гамильтон), в бюро позвонили из отделения «Национального банка ценных бумаг и Трест-компании», расположенного на Ласалл-стрит, всего в нескольких кварталах от Бэнкерс-билдинга. Там снова оказались приняты деньги Бремеров. Агенты допросили кассира, который проводил операцию, и он вспомнил, что клиент обмолвился о своей работе в букмекерской конторе. Агенты вместе с кассиром пошли в контору, находившуюся на втором этаже здания по адресу: Саут-Уэллс-стрит, 226, и кассир опознал своего клиента. Это был Уильям Видлер, приятель Босса Маклафлина. Его привели в наручниках в Бэнкерс-билдинг и обыскали. В бумажнике Видлера нашлось еще 2200 долларов из числа выплаченных Бремерами. Вилдер раскололся сразу.

В пятницу в 10 часов 30 минут началась операция по захвату преступников, которую возглавил сам Натан. Босс Маклафлин был арестован в своей квартире на Джексон-бульваре. Вместе со старым политиканом фэбээровцы увели в наручниках и его сына. Вечером, когда в новостях на первых страницах газет появилось сообщение об этих арестах, Маклафлина допрашивали уже в тюрьме округа Кук. Агенты надеялись, что он выведет их на банду Баркеров. Никто из них и не подозревал, что та же ниточка может вывести их и на Диллинджера.

27 апреля, пятница

В то утро, когда Папаша Натан арестовал Босса Маклафлина в Чикаго, Оул Сом проснулся рано. Нельсон еще спал. За эти три дня в хижине не произошло никаких событий. Женщины готовили Нельсону еду, а он проводил дни в молчании, поглядывая в окно, не появится ли кто-нибудь из леса. В пятницу, примерно в полдень, сюда забрел охотник, ставивший неподалеку капканы, и разговорился с Сомом. Нельсон спрятался на кухне и оттуда следил за ними. Когда охотник ушел, он спросил Сома, кто это был. Во второй половине дня Нельсон занервничал и в шесть вечера объявил Сому, что ему пора уходить. Он потребовал, чтобы старый индеец проводил его до ближайшего города. Сом отказался, ссылаясь на недомогание. Тогда Нельсон достал пистолет и скомандовал: «А ну двигай ногами!»

Они пошли по старому железнодорожному полотну. Мейджи, жена Сома, увязалась за ними, но Нельсон велел ей убираться. Они Долго шли по лесу, сумерки постепенно сгущались. Сом жаловался на слабое сердце, и несколько раз приходилось останавливаться. Наступила ночь, поднялась полная, яркая, как прожектор, луна.

Примерно в 21 час, пройдя девять миль, они увидели огонь костра. Около него сидели три рыбака, знакомые Сома. Нельсон подошел к костру и погрел руки. Через несколько минут подъехала какая-то машина. Она остановилась примерно в пятидесяти ярдах от них. «А ну-ка пойдем посмотрим, что это за люди», — сказал Нельсон Сому.

У «шевроле» 1928 года выпуска стояли два индейца. Тут же подъехал еще «плимут» с двумя местными жителями, собравшимися на рыбалку. Пока все разговаривали, Нельсон внимательно осмотрел «плимут». «Твоя машина?» — спросил он у водителя. Один из приехавших окинул Нельсона хмурым взглядом и спросил, какое право тот имеет рыбачить в индейской резервации? В ответ Нельсон выхватил пистолет. «Вот мое право, — ответил он. — А ну-ка встань вон с теми индейцами в одну шеренгу!»

Он подошел к старому «шевроле» и вырвал у машины провода зажигания. После этого Нельсон приказал Сому залезать в «плимут». Старый индеец скорчился, как будто от сильной боли. «Мой болен», — сказал он. Нельсон ткнул старику пистолет под ребра и повторил приказ. Когда тот подчинился, бандит сел за руль. Он поглядел на сидевшего рядом Сома, а потом резким движением сорвал нож, висевший у индейца на шее. «Это чтобы ты меня не прирезал, пока я рулю», — пояснил он.

Сом показывал Нельсону дорогу вплоть до шоссе № 70, после чего бандит высадил его и отправился дальше один, держа курс на юг. Он проехал весь Висконсин и на следующее утро уже входил в таверну Луиса Черноцки в Фокс-Ривер-гроув. Черноцки поприветствовал его и приготовил поесть. Нельсону опять повезло. Несмотря на наводку, которую дала Бет Грин, несмотря на сообщение Эмиля Ванатки, что именно Черноцки направил Диллинджера в «Маленькую Богемию», несмотря на подслушивание телефонных переговоров и допросы соседей, Пёрвис так и не установил за таверной наблюдения.

В то время, когда Нельсон ехал в Чикаго, Диллинджер сидел у радиоприемника в квартире Волни Дэвиса в Авроре. Он крутил ручку, отыскивая полицейские новости. Эдна Мюррей внимательно рассматривала его. Обаяние Диллинджера на нее не действовало. Ей казалось, что у этого человека глаза убийцы, а его постоянная усмешка выражает самодовольство. Диллинджер не обращал на нее никакого внимания, разговаривал редко, но часто ругался вслух. Ругань в основном была адресована Луису Черноцки: Диллинджер считал, что трактирщик навел ФБР на «Маленькую Богемию», и был согласен с Доком Баркером, что именно Черноцки дал толчок событиям, которые привели к бойне на вокзале в Канзас-Сити, и потому виновен в смерти Фрэнка Нэша. Диллинджер и Ван Митер не снимали бронежилетов и держали автоматы под рукой. Они были вымотаны, озлоблены и грязны. Смерть Гамильтона для обоих стала сильным ударом, в особенности для Диллинджера. Им бы не хотелось самим так умереть.

Они ненадолго расслабились, когда услышали по радио, что Нельсон скрывался у индейца по имени Сом. «Ну, Малыш точно не голоден, — пошутил Ван Митер. — У него там было до хрена сомов».

Самое сильное потрясение ждало их в пятницу вечером. Газеты вынесли на первые полосы сообщения об аресте Босса Маклафлина. Это было очень плохо. Маклафлин знал, что Дэвис живет в Авроре, и Док Баркер тут же сказал об этом Диллинджеру. Если Маклафлин раскололся, то фэбээровцы будут у их дверей через несколько часов. Диллинджер отозвал в сторону Ван Митера и поговорил с ним с глазу на глаз. Они не могли уехать на старой машине и потому решили пока остаться. Диллинджер сказал, что если сюда заявится ФБР, то они будут готовы к бою.

Вечером они заняли позиции у трех окон в гостиной. Квартира располагалась на первом этаже, и из каждого окна можно было выскочить прямо на улицу. У первого сел с автоматом на коленях Док Баркер, у второго — Ван Митер, у третьего — Диллинджер. Волни Дэвис прохаживался по улицам, высматривая фэбээровцев.

Прошел час, потом другой. Эдна Мюррей сидела в спальне и сходила с ума от волнения. Вдруг Дэвис влетел в квартиру. «Док, по-моему, они здесь, — шепнул он Баркеру. — На Четвертой улице встала машина, вышли двое, сейчас идут сюда. И еще одна тачка на Фокс-стрит, из нее вышли четверо».

Дэвис открыл кладовку, вытащил оттуда чемодан и поставил посреди гостиной.

— Заяц, беги отсюда, — сказал он Эдне. — Возьмешь мою машину. А вы все готовьтесь!

Док Баркер отреагировал очень спокойно.

— Заяц, ты остаешься там, где была, — сказал он. — Из квартиры не выходи. Если начнется фейерверк, положись на меня. Мы с «Томми», — и он показал на автомат Томпсона, — вытащим тебя отсюда.

Вдруг Баркер выругался и поднял автомат, взяв кого-то на прицел. На противоположной стороне улицы показались двое. Один из них закурил. Баркер решил, что это сигнал к нападению для фэбээровцев, и приготовился стрелять. «Стой, Док! — резким шепотом остановил его Диллинджер. — Надо точно знать, что это они. Вот тогда они получат!» Все замолчали, в комнате стало очень тихо. Эдна Мюррей слышала собственное дыхание. Те двое на улице, которых держал на мушке Баркер, свернули за угол. Док опустил автомат. Напряжение разрядилось: это не были люди из ФБР.

До поздней ночи бандиты оставались у окон, держа наготове оружие. Наконец у входа остановилась машина приятеля Дока, Расселла Гибсона. На подходе к дому Гибсон сильно перепугался, увидев, что Диллинджер целит ему в лицо из автомата. Он вошел и сказал, что все в порядке: Маклафлин не раскололся. Но как долго он будет молчать, никто не знает, и потому надо как можно скорее уходить.

Диллинджер снова переговорил с Ван Митером, и они решили остаться в квартире еще на одну ночь.

В тюрьме округа Кук люди Пёрвиса допрашивали Босса Маклафлина до самого утра. Увертливый старый политикан заговорил только после того, как фэбээровцы пригрозили выдвинуть обвинения против его сына. Маклафлин рассказал, что три недели назад один знакомый мошенник познакомил его с двумя людьми. Те представились как Смит и Джонс. Маклафлин уверял, что ничего больше об этих людях не знает, а членов банды Баркеров никогда не видел. Однако при этом он добавил, что эти Смит и Джонс как-то связаны с отелем «Ирвинг-парк» и что они, кажется, из Толедо. Это был первый намек, полученный ФБР, на то, что Баркеры находятся в Толедо, но в суматохе, в которой проходило расследование дела Диллинджера, Пёрвис не нашел времени проверить эту версию. В списке телефонных переговоров доктора Морана значилось несколько звонков из Толедо, однако люди Пёрвиса смогли заняться ими только через несколько месяцев.

Агенты были перегружены. Пёрвис барахтался в потоке новой информации, хлынувшей в ФБР после «Маленькой Богемии». Постоянно поступали новые сигналы: Диллинджер мертв, Диллинджер в Калифорнии, Диллинджер в Канаде. Репортеры устроили в приемной у стола Дорис Роджерс военный лагерь, и Пёрвис не мог спокойно сходить в туалет, чтобы за ним не погнался, выкрикивая вопросы, кто-нибудь из журналистов. Каждый шериф в Индиане был убежден, что Диллинджер скрывается в его округе, и все они просиди их выслушать. Пока Диллинджер сидел у постели умирающего Гамильтона в Авроре, Пёрвис каждый день посылал агентов в какой-нибудь город, чтобы проверить новое сообщение. В среду это был Ист-Чикаго, в четверг — Манси, в пятницу — Форт-Уэйн, в субботу — Саут-Бенд. Поездки ни к чему не приводили.

Трех подруг бандитов, арестованных в «Маленькой Богемии», доставили в Мэдисон (Висконсин), однако они не оказали помощи расследованию. Их обвиняли в преступном сговоре и укрывательстве беглых заключенных. Поначалу они назвались выдуманными именами и категорически отказывались отвечать на вопросы. Через несколько дней Джин Делани и Микки Конфорти стали сотрудничать со следствием, но при этом не сказали ничего полезного. Конфорти назвала свое настоящее имя, но заявила, что понятия не имела, что ее друг Уэйн Хантер был на самом деле Гомером Ван Митером. Агенты отыскали мать Конфорти — женщину-инвалида, жившую в санатории под Чикаго, — и забросали ее вопросами, но она в ответ молола полную чепуху. То обстоятельство, что ФБР удалось арестовать только женщин, да еще вслед за тем, как была взята под стражу Билли Фрешетт, вызвало насмешки. Остряки писали, что с мужчинами агентам ФБР не справиться, зато им неизменно достаются их женщины.

Пёрвису достались еще и машины бандитов. Агенты нашли те, на которых удирали Нельсон и Томми Кэрролл: обе были брошены на проселочных дорогах в северных лесах. Нашли и ту, что разбил Нельсон на пути в Висконсин. Проследили происхождение машин, оставленных Диллинджером в гараже «Маленькой Богемии». Однако все это ни к чему не привело.

Пёрвис возлагал большие надежды на багаж из шестнадцати мест, брошенный преступниками в гостинице: может быть, там найдется что-нибудь полезное для следствия. Там оказалась огромная коллекция оружия и номерных знаков, а также вещи, доказывавшие только то, что бандиты одевались весьма безвкусно: черные костюмы, зеленые галстуки и синие халаты. Кроме того, там нашлись листочки со стихами Микки Конфорти, а также роман, взятый в библиотеке Сент-Пола и не возвращенный вовремя. Наиболее перспективной находкой с точки зрения следствия была визитка, обнаруженная в чемодане Нельсона. Она принадлежала священнику по имени Филип Кафлин, старому другу семьи Нельсона. Агенты отыскали священника в Уилметте, пригороде Чикаго. Кафлин охотно ответил на вопросы следователей, значительно пополнив досье, которое ФБР завело на Нельсона. Пёрвис установил наблюдение за матерью и сестрой бандита.

В ночь с субботы на воскресенье, когда фэбээровцы допрашивали Босса Маклафлина, Волни Дэвис съездил в Чикаго и угнал машину для Диллинджера. На следующий день Диллинджер и Ван Митер поблагодарили Дока Баркера за помощь, бросили свою старую, залитую кровью машину в Норт-сайде и отправились на новой в Ист-Чикаго. Там через два дня им удалось воссоединиться с Томми Кэрроллом.

Следующим вечером, в среду 2 мая, машина с тремя бандитами остановилась у деревянного дома в Форт-Уэйне. Дом принадлежал рабочему-строителю Одри Расу, знакомому семьи Ван Митера. Увидев на своем пороге самого разыскиваемого преступника Америки, Расс сильно перепугался, однако согласился пустить приехавших переночевать. Его жена и 11-летний сын с изумлением смотрели, как Диллинджер втаскивает в дом четыре автомата, несколько бронежилетов и две дюжины номерных знаков.

Как отмечалось потом в отчете ФБР, Диллинджер на этот раз был разговорчив. Он уселся на кухне у Рассов и принялся угощать перепуганных хозяев рассказами о своих побегах из Кроун-Пойнта и «Маленькой Богемии». В отчете говорилось: «Диллинджер объявил, что никогда не дастся живым и что, когда его убьют, он захватит с собой на тот свет несколько человек. Он имел в виду, что убьет столько полицейских, сколько сможет. Диллинджер также сказал, что его бесят утверждения газет, будто бы он вырвался из тюрьмы в Кроун-Пойнте при помощи подкупа. Тем самым ставят под вопрос самую лучшую его проделку: он сумел загнать за решетку десять служащих тюрьмы и семерых помощников шерифа еще до того, как ему в руки попало настоящее оружие».

Диллинджер насмехался над полицейскими, которые за ним охотились, и называл их «мокрыми курицами». Однако «федералов» он опасался: эти люди могли появиться в любом месте, потратить сколько угодно денег и даже арендовали самолеты. Во время разговора Диллинджер потирал ногу, раненную в Сент-Поле, и говорил, что пару дней назад с ними случилась маленькая авария — Томми Кэрролл не справился с управлением и врезался в дерево — и после этого нога побаливает.

На следующее утро Диллинджер и Ван Митер попросили подать им на завтрак бифштексы. Они были голодны, а день намечался трудный. Впервые за почти два месяца они решили ограбить банк.

К понедельнику 30 апреля Пёрвис, хотя он и упустил шанс поймать Диллинджера в Авроре, почувствовал, что расследование сдвинулось с мертвой точки. После допроса Босса Маклафлина агенты направились в отель «Ирвинг-парк», и им удалось выяснить, что таинственные Смит и Джонс были на самом деле Расселлом Гибсоном и Иззи Бергом. Портье сказал, что эти двое работали над чем-то в последние недели с доктором Мораном. К сожалению, Моран и его приятели бесследно исчезли еще в минувшую пятницу — как раз в тот день, когда газеты раструбили об аресте Маклафлина. Агенты разъезжали по всему Чикаго, беседовали со всеми, кто знал Морана, в надежде напасть на его след и на следы бездельников из его шайки.

Тем временем в Индиане Эрл Коннелли усиливал давление на членов семьи Диллинджера. Его люди допрашивали Губерта Диллинджера и других родственников целыми неделями. Наиболее сговорчивым оказался племянник бандита Норман Хэнкок. В этот день Коннелли уговорил Хэнкока поехать к Диллинджеру-старшему, чтобы помочь тому в строительстве какой-то ограды. Фэбээровец условился со своим информатором, что если бандит прячется в отцовском доме, то Хэнкок вытащит носовой платок и вытрет лицо. Более двадцати полицейских из Индианаполиса прятались вокруг в ожидании сигнала. Коннелли и человек пять агентов затаились в стогах сена и сараях. Хэнкок подъехал и прошел в дом. В 14 часов 10 минут они со старым Диллинджером вышли во двор. Хэнкок вытащил платок и дважды обтер лицо. Как только Хэнкок и Диллинджер-старший отошли от дома по дороге к месту, где строилась ограда, возле них со скрежетом тормозов остановилась вереница машин ФБР. Агенты выскочили из них, окружили старика и Хэнкока и отвели их в сторонку для допроса. Хэнкок был ошеломлен. Когда они отошли подальше, он объяснил Коннелли, что произошла ошибка: Диллинджера на ферме не было. Как раз этим утром старик получил анонимное письмо из Миннесоты, где говорилось, что его сын прячется в этом штате. И он, Хэнкок, дал условленный сигнал только для того, чтобы сообщить ФБР об этом письме.

Коннелли был вне себя от гнева. Агенты сели в машины и уехали. Ретировалась и полиция Индианаполиса. На следующий день Мэтт Лич жаловался репортерам на то, что неловкость Коннелли уничтожила все шансы поймать Диллинджера в штате Индиана. Взаимная неприязнь между ФБР и местной полицией еще больше усилилась.

Через два дня, в среду 2 мая, была найдена машина, которую Диллинджер угнал на окраине Сент-Пола. Ее обнаружили на улице в Норт-сайде. По засохшей крови на заднем сиденье Пёрвис заключил, что один из бандитов ранен. Вечерние чикагские газеты объявили, что Диллинджер снова в городе и что он, возможно, оправляется от огнестрельных ранений. Пёрвис был в этом совсем не уверен. Даже напротив, он считал, что эта машина оставлена специально для того, чтобы ввести ФБР в заблуждение и агенты сосредоточились бы на поисках бандитов в Чикаго. На этот раз Пёрвис был прав.

Фостория, Огайо

3 мая, четверг

Прихлебывая кофе из термосов, Диллинджер, Ван Митер и Томми Кэрролл ехали в западном направлении от Толедо. В этом городе они снова угнали машину. Денег у троицы почти не было, и Ван Митер сказал, что знает банк, который можно ограбить.

Жители Фостории, железнодорожного узла в сорока милях от Толедо, никогда не думали, что кто-то будет грабить банки в их городе. Здесь постоянно ходили поезда, и полиция полагала, что грабителям не удастся составить удачную карту для ухода. Однако Ван Митер знал эти места с детства, когда проводил тут каникулы. Они с Диллинджером не стали тратить время на слежку за отделением Первого Национального банка и на вычерчивание карт. Им хотелось поскорее добраться до денег.

В 14 часов 50 минут, за десять минут до закрытия, они вошли в банк. Каждый через руку перекинул пальто, под которым был спрятан автомат. Операционный зал почти пустовал, но бандиты поняли, что ограбить этот банк будет нелегко. Над залом проходила галерея, а кроме того, помещение имело два боковых выхода. Один из них вел в ювелирный магазин Хардинга, другой — в аптеку. Томми Кэрролл оставался в машине на улице. Ван Митер перевесил пальто на ограждение и навел автомат Томпсона на кассиров. «Руки вверх!» — крикнул он.

Диллинджер в этот день был мрачен, никто из свидетелей потом не вспомнил, чтобы второй грабитель улыбался или говорил какие-то любезности. Он уже не перепрыгивал через высокие ограждения, его движения были какими-то грозными, точными, словно механическими. Как только клерки подняли руки, Диллинджер прошел через открывающуюся в обе стороны дверь и принялся сгребать наличные из касс в свои мешки. Ван Митер согнал кассиров и других служащих в одну группу. Две женщины заплакали.

— Не убивайте меня, — просила одна из них Ван Митера.

— Будешь вести себя тихо, не убью, — ответил тот.

Бандиты не заметили, как за дверь выскользнул один из кассиров — Фрэнсис Хиллиард. Он кинулся к местному шефу полиции Фрэнку Калпу. Тот сразу побежал к банку, придумывая по дороге, что предпринять. Калп решил войти через боковой вход и подняться на галерею, расположенную высоко над залом. Стреляя с этой позиции, можно было заставить бандитов покинуть помещение. Однако, ворвавшись в зал, он обнаружил, что лифт, поднимающий посетителей на галерею, находится на втором этаже. Ван Митер выстрелил в него, и пуля ранила Калпа в грудь, задев легкое. Несмотря на рану, шеф полиции сумел уйти через ювелирный магазин и позвать подмогу.

Услышав выстрелы внутри банка, Томми Кэрролл вышел из машины и принялся беспорядочно палить во все стороны. Пули разбивали окна по всей улице, прохожие прятались кто где мог. Те, кто оказался неповоротлив, получили ранения: одному пуля попала в ногу, другому в ступню. Диллинджер поспешно заканчивал сгребать деньги из касс. Президент банка впоследствии оценил ущерб, нанесенный грабителями, в 17 тысяч долларов. Один из посетителей слышал, как Ван Митер сказал: «Всё, сматываемся, больше нельзя. Уходим через аптеку!»

Они схватили двоих служащих, мужчину и женщину, и, подталкивая их впереди себя, вышли на улицу через аптеку. Двоих заложников поставили на подножки автомобиля, и машина двинулась по Тиффлин-стрит. Ван Митер крепко держал заложницу за руку. Они удалялись от города на запад, бросая за собой на дорогу кровельные гвозди. Вскоре заложники были отпущены.

Тем временем старый знакомый Ван Митера из Форт-Уэйна, Одри Расс, не находил себе места при мысли, что Диллинджер может вернуться в его дом. Расс обратился к своему начальнику по службе в «Западной газовой строительной компании», рассказал ему все, что произошло, и попросил совета. Босс однажды встречался с резидентом ФБР в Саут-Бенде — агентом Деверо. В четверг, когда Диллинджер трудился в Фостории, начальник Расса позвонил Деверо и, не называя своего имени, описал ему ситуацию в самых общих словах. Деверо показалось, что он узнал голос этого человека. Агент перезвонил в Чикаго, доложил о разговоре Пёрвису и спросил, как быть. Пёрвис приказал пока ничего не предпринимать.

Об этом приказе он скоро будет сожалеть.

Тем временем в самом ФБР закипала свара. Давно копившееся недовольство после неудачи в «Маленькой Богемии» вылилось в открытое противостояние отдельных начальников. Такие истории случались в других федеральных ведомствах, однако бюро до сих пор избегало раскола. За все время напряженной охоты за преступниками в 1934 году пререкания, начавшиеся после «Маленькой Богемии», оказались единственными.

Как ни странно, зачинщиком ссоры оказался начальник отделения в Сент-Поле Вернер Хэнни, человек вполне уравновешенный. Ему явно не нравилось, что в его офисе распоряжаются инспектор Роурер и заместитель директора ФБР Хью Клегг, и после неудачи в Висконсине недовольство превратилось в ярость. Последней каплей стала его встреча на темной дороге с Малышом Нельсоном: бандит проскочил в двух шагах от Хэнни, и тот не мог себе этого простить. Клегг узнал о чувствах, обуревавших Хэнни, когда разбирал бумаги и обнаружил ранее неизвестную ему служебную записку, адресованную Гуверу (впрочем, она, по-видимому, не была отправлена). Для Клегга это было как гром с ясного неба: «Нет никаких оправданий тому, что мы упустили Диллинджера и его сообщников. Совершенно очевидно, что рейд был организован из рук вон плохо, и отсутствие профессионализма и здравомыслия нельзя скрыть. Автор настоящей записки и все, кто сопровождал его в „Богемию“, попали в самую настоящую западню. Не было сделано никаких приготовлений к захвату гостиницы, несмотря на то что карта местности была начерчена еще до того, как агенты туда отправились. Если бы водитель встречного автомобиля, на наше счастье, не ослепил нас дальним светом, то, несомненно, еще четверо агентов не вернулись бы из „Маленькой Богемии“».

Хэнни обрушился с критикой буквально на всех. Он бранил инспектора Роурера за то, что тот не помог поднять и перенести в машину мертвое тело Картера Баума. Роурер, по словам Хэнни, отказался помогать, ссылаясь на «ломоту в пояснице». При этом Хэнни не ограничился случаем в «Маленькой Богемии». Он критиковал Хью Клегга (не называя его по имени) за то, что тот ранее задерживал охоту на Диллинджера, без конца докучая сент-польским агентам вопросами по поводу смерти Эдди Грина: «Вечером 3 апреля, когда все сотрудники отделения в Сент-Поле, включая автора этих строк, были перегружены работой, руководители расследования могли бы выйти непосредственно на преступников, если бы не отвлекали агентов вопросами, насколько оправданно было убийство Грина. Это воспрепятствовало получению информации, которая могла привести к аресту Диллинджера».

Все, кто был причастен к расследованию, в ответ на записку Хэнни написали свои — с резкими возражениями. Когда Гувер читал эти доклады, он получил гораздо более тревожное сообщение. Специальный прокурор Министерства юстиции Джо Кинан передал ему следующую информацию: в «Маленькой Богемии» агенты подняли бунт против Пёрвиса и Клегга и даже заперли их в сарае в то время, когда Диллинджер убегал из гостиницы. Гувер потребовал у Прокурора указать источник информации, Кинан назвал бывшего агента Томаса Каллена. Фэбээровцы побеседовали с Калленом и подтвердили, что он распространял такие слухи. Гувер поручил разбираться со всем этим Натану, дав указание «провести тщательное и всеобъемлющее расследование». Нет ничего удивительного в том, что заместитель директора в докладе, представленном через три недели, защищал действия агентов и не оставлял мокрого места от бедного Хэнни. Обвинения, выдвинутые Хэнни, «показывают беспорядочное и, возможно, истерическое состояние ума писавшего» — Натан отвергал их как «явно абсурдные». Хэнни убрали с руководящего поста в Сент-Поле и перевели в Омаху.

После этого ни один агент еще очень долго не осмеливался критиковать действия руководства бюро.

После «Маленькой Богемии» Диллинджер убедился в том, что в настоящее время для него нет абсолютно безопасных мест, где можно укрыться. Несколько ночей они с Ван Митером провели в хижине с протекавшей крышей на окраине Ист-Чикаго. Потом им на помощь пришел Малыш Нельсон. В понедельник 7 мая, через четыре дня после ограбления в Фостории, Нельсон устроил им покупку небольшого красного автофургона, «Форда-А». Такие грузовички обычно использовали владельцы продовольственных магазинов для перевозки товаров: крытый кузов с окнами с задней стороны и раздвижная дверь сбоку. Диллинджер задумал использовать эту машину как передвижное укрытие. Бандиты положили в кузов два матраса и спали там на них. Следующие несколько дней Диллинджер и Ван Митер провели в пути. Грузовичок кружил по проселочным дорогам Индианы, а его хозяева размышляли, что предпринять дальше. Больше всего Диллинджеру хотелось сделать наконец пластическую операцию, вопросами о которой он докучал Луису Пикетту уже долгое время.

Поздно ночью в среду 9 мая проголодавшиеся Диллинджер и Ban Митер остановились у дома Одри Расса в Форт-Уэйне. Если бы Пёрвис обратил внимание на наводку, которую дал начальник Расса неделю назад, бандитов могли бы там встретить агенты ФБР. Но этого не случилось. Разбуженный Расс открыл дверь, а его жена приготовила поесть. И Диллинджер, и Ван Митер показались хозяевам уставшими. Оба были одеты в плащи из грубой хлопчатобумажной ткани и поношенные кепки. Миссис Расс заметила, что Диллинджера все еще беспокоит рана: он с трудом поднимался по лестнице, хватаясь за ногу. Гости были неразговорчивы и уехали сразу после того, как поели.

На следующее утро Одри Расс снова пошел к своему начальнику. На этот раз они вместе позвонили в ФБР и, не скрывая своих имен, рассказали о втором посещении Диллинджера. Это была лучшая возможность для ареста бандитов после «Маленькой Богемии». У Пёрвиса не хватало людей, но он все же послал в дом Расса троих агентов. Если Диллинджер вернется, его будут ждать.

Индианаполис, Индиана

10 мая, четверг

На бензоколонке семейства Диллинджер на Ласалл-стрит этим весенним днем было тихо. Неподалеку маленький мальчик нарезал по грязи крути на велосипеде. В 15 часов 45 минут Фред Хэнкок обслуживал клиента. Вдруг он заметил незнакомца, стоявшего рядом с металлической бочкой с керосином в углу двора. Хэнкок его не узнал: небритый человек, одетый в рабочую спецовку и куртку без рукавов, на носу очки без оправы. Когда клиент отъехал, незнакомец подошел к окошку бензоколонки и постучал в стекло. Хэнкок посмотрел ему в глаза и вздрогнул: это был Диллинджер. Фэбээровец по фамилии Уайтсон, сидевший в машине, припаркованной на противоположной стороне улицы, тоже увидел незнакомца.

Диллинджер протянул Хэнкоку пакет. Там оказалось четыре свертка с деньгами, всего 1200 долларов мелкими купюрами. Из них 300 предназначалось отцу, 300 — матери Хэнкока, Одри, а самому Хэнкоку и Губерту — по 100. «Скажи отцу, — сказал Диллинджер, что если со мной что-то случится, то пусть отдаст остальные деньги Билли». Сразу после этого он ушел.

Уайтсон видел, как незнакомец пересек Ласалл-стрит и направился к Вашингтон-стрит. Агенту показалась знакомой ямочка на подбородке. Он вышел из машины и последовал за этим человеком. Тот шел быстро и уже, пройдя тридцать ярдов, сворачивал за угол Вашингтон-стрит. Когда Уайтсон добежал до угла, там никого не оказалось. Незнакомец исчез. Агент прошел по улице, вглядываясь в припаркованные машины. Никого. Немного погодя он вернулся к автомобилю, записал о случившемся в блокнот и забыл об этом человеке — бродяге, скорее всего.

Легенда о Диллинджере росла. В середине мая, когда достоверных сведений о том, что его кто-то видел, не было уже три недели (с «Маленькой Богемии»), большинство американских газет ежедневно печатали истории об охоте на знаменитого бандита, а чикагские газеты публиковали по три-четыре репортажа в день. Если кто-то заявлял, что видел Диллинджера, это становилось поводом для статьи, даже если заявление было совершенно абсурдным.

«Мистер Диллинджер, — писал колумнист „Чикаго трибюн“ в момент высшего накала истерии, — вчера подбирал себе новые перчатки в магазине на Стейт-стрит в Чикаго, торговался по поводу 12-цилиндрового автомобиля в Спрингфилде (Иллинойс), покупал полдюжины галстуков ярких расцветок в Омахе (Небраска), приценивался к пригородному дому с верандой и пожимал руки старым друзьям в своем родном Морсвилле (Индиана), пил минеральную воду в аптеке Чарлстона (Южная Каролина), а также прогуливался по Бродвею в Нью-Йорке, помахивая тросточкой из ротанга. Кроме того, он покупал рыболовную удочку в магазине спортивных товаров в Монреале и давал ужин в отеле в Юкатане (Мексика). При всем этом, однако, мистер Диллинджер, похоже, склонен держаться в стороне от Лондона, Берлина, Москвы и Вены. Если же он все-таки посетил вчера эти города, то предпочел путешествовать [инкогнито]». Журнал «Тайм» замечал: «Если Джон Диллинджер действительно побывал во всех тех местах, где его видели за последний месяц, то, значит, он прыгал через Центральные равнины Америки, как привидение безумного индейца».

Большая часть прессы трактовала охоту на Диллинджера как остросюжетную авантюрную новеллу. В выпуске от 7 мая «Тайм» представил ее как настольную игру в антураже Среднего Запада — «Диллинджерландии». Возле Кроун-Пойнта было написано «Начало игры». Однако дальше «Тайм» сбивался с шутливого тона и характеризовал Диллинджера как американского антигероя. «Из маленьких пострелов вырастают большие головорезы, — писал журнал. — Когда Джону Диллинджеру было десять лет, он, как Том Сойер, был бедным мальчишкой из провинциального захолустья. Возможно, он иногда мечтал о том, что, когда вырастет, станет вторым Авраамом Линкольном или Джесси Джеймсом… но его жизнь превратилась в еще не написанную одиссею „Через Средний Запад с автоматом“». Тон этой и других статей предполагал, что Диллинджер — это безобидная бегающая кукушка, которую преследует злополучный федеральный койот-неудачник.

Неудивительно, что это нравилось детям. Однажды бойскаута по имени Ричард Нефф пригласили к губернатору Индианы, и журналист спросил у мальчика, что тот думает о Диллинджере. «Я лично за него», — ответил скаут. Он заметил изумленный взгляд губернатора и поправился: «Ну… я имею в виду, что я всегда стою за слабых».

Этот образ слабого и гонимого, утвердившийся благодаря многочисленным публикациям фотографий и интервью, данных в Кроун-Пойнте, тронул сердца американцев, считавших себя обиженными правительством. В Чикаго и Нью-Йорке посетители кинотеатров принимались аплодировать, когда на экране появлялось лицо Диллинджера. Журнал «Детектив» провел опрос среди владельцев кинотеатров, и оказалось, что Диллинджер вызывает больше аплодисментов, чем Рузвельт или Чарльз Линдберг. «По части популярности, — писал редактор журнала, — эти люди располагаются в следующем порядке: первым идет Диллинджер, потом президент Рузвельт, а затем полковник Линдберг. Следовательно, этот печально известный вор, головорез и хладнокровный убийца стал общенациональным героем нашего времени!»

Слава Диллинджера росла, и его имя неизбежно должно было стать объектом политических дебатов. Он уже был любимым персонажем лондонских таблоидов, а в Германии нацистская пропаганда приводила его имя в качестве аргумента за то, что преступников следует повсеместно стерилизовать. В Вашингтоне министр юстиции Гомер Каммингс использовал имя Диллинджера для проталкивания ряда антикриминальных законов, в том числе закона о том, что убийство федерального агента является федеральным преступлением (принятия такого закона Гувер добивался много лет). Законы прошли через палату представителей конгресса 5 мая, хотя некоторые сенаторы-республиканцы и продолжали критиковать ФБР. Давление на администрацию Рузвельта росло. Уилл Роджерс писал: «Похоже, демократы не выиграют осенние выборы, если Диллинджер не будет пойман».

Дело дошло до самого президента. Не упоминая имени Диллинджера, Рузвельт призвал радиослушателей к сотрудничеству с властями в целях искоренения бандитизма: «Укрепление правопорядка и уничтожение гангстеров не может проводиться эффективно, если значительная часть публики благоволит известным преступникам или аплодирует тем, кто пытается романтизировать преступления».

Каждый день приходили новые сообщения о том, что кто-то видел Диллинджера, и почти все они были ложными. Луис Пикетт 4 мая просто пошутил в интервью с репортером, и сразу после этого обрушилась лавина сообщений о том, что Диллинджер собрался уехать в Англию. Канадские, британские и американские власти обыскали десятки трансатлантических пароходов, и, конечно, никого не нашли. Каждое утро люди Пёрвиса отправлялись в очередной город проверить сообщение о том, что там находится Диллинджер, и каждый вечер возвращались к себе на девятнадцати этаж, вымотанные и мрачные. Двое агентов расследовали ограбление в Фостории, но так и не пришли к убеждению, что это было дело рук Диллинджера; его участие в этом преступлении ФБР подтвердило только через два месяца. Неизвестный сообщил, что Диллинджер получает кодированные послания с пиратской радиостанции, и агенты принялись за проверку. Потом подобных сообщений стало много, но ФБР так и не нашло никакой радиостанции.

Пёрвис возлагал самые большие надежды на засаду, оставленную в доме Одри Расса в Форт-Уэйне. Для агентов, которые там по очереди сменяли друг друга, пребывание в этом доме стало настоящим кошмаром. Сложности создавала миссис Расс с ее, как писал один из агентов, «неприятным и алчным характером». Джон Маклафлин в одном из докладов называет ее «безумной». Миссис Расс жаловалась: то фэбээровцы плюнули на пол в ее доме, то поцарапали ее рояль, то якобы стреляли через окно. Ей платили 2 доллара 50 центов в день за проживание, однако она в какой-то момент потребовала повысить плату до 3 долларов, и это требование было удовлетворено. «Ее главное желание, похоже, состояло в том, чтобы получить с агентов как можно больше денег и при этом давать им как можно меньше еды», — жаловался Маклафлин. День проходил за днем, но ни Ван Митер, ни Диллинджер не появлялись, и фэбээровцы заподозрили, что миссис Расс нарочно выдумала всю эту историю, чтобы привлечь богатых постояльцев из правительственной организации.

В Морсвилле люди Эрла Коннелли держали ферму Диллинджеров под круглосуточным наблюдением, но никто уже не верил в то, что бандит скоро сюда вернется. Отчаявшийся Пёрвис разослал агентов допросить всех, кто когда-либо знал Диллинджера, в том числе и его напарника по преступлениям прошлого лета, несовершеннолетнего Уильяма Шоу, а также Мэри Лонгнейкер — девушку из Дейтона, у которой был с Диллинджером роман. Другие агенты отыскивали дружков детства Малыша Нельсона и бывших подружек Томми Кэррблла. Но ничего полезного у них узнать не удалось. В настоящий момент в руках Пёрвиса не было ни одной нити. Абсолютно ничего.

В течение двух недель Диллинджер и Ван Митер разъезжали, ночуя в своем передвижном укрытии — красном фургоне. Если они хотели помыться или просто уставали от ночевок в грузовике, то останавливались в туристических кемпингах. Однажды они провели несколько ночей в коттедже в пригороде Кроун-Пойнта.

Путешествия на красном грузовике все еще продолжались, когда 19 мая Диллинджер возобновил утерянный было контакт с О'Лири. Помощник адвоката приехал в таверну на окраине Чикаго, а с наступлением темноты там появился и Диллинджер. О'Лири ехал за грузовиком, пока тот не остановился у обочины в пустынном месте. Диллинджер был болен. О'Лири показалось, что у него была температура около 104 градусов по Фаренгейту. Помощник адвоката пересел в грузовик, и они некоторое время кружили по проселочным дорогам. Диллинджер вел машину и говорил, а Ван Митер сидел с автоматом в руках и посматривал в окна. Настроение Диллинджера было безрадостное. Ему требовался врач, но он не решался пойти ни к одному знакомому доктору. Он спросил о том, как дела у Билли Фрешетт. Суд по обвинению ее в укрывательстве преступника как Раз шел в Сент-Поле. Он спрашивал и о возможности сделать пластическую операцию, по-прежнему надеясь, что Пикетт может ему это устроить. Когда они вернулись к месту, где стояла машина О'Лири, он попросил помощника адвоката приехать завтра еще раз на это место с лекарствами и сиропом от кашля.

На следующую ночь О'Лири купил Диллинджеру сироп и пинту виски. И здоровье, и настроение бандита улучшились. А потом он и вовсе воспрянул духом, потому что О'Лири вручил ему записку от Билли, которая находилась в тюрьме в Сент-Поле. Как вспоминал О'Лири, в этом письме она умоляла Диллинджера не предпринимать попыток ее освободить. Если он рискнет — ее точно убьют. Она обещала обязательно вернуться к нему, после того как отбудет свой срок. Диллинджер передал О'Лири письмо к Билли, а также 600 долларов для Пикетта. О'Лири, расставшись с бандитом, открыл и прочел письмо. Диллинджер писал Билли о своей любви и снова предлагал спасти ее, он говорил, что хочет умереть в ее объятиях.

В то время как вся Америка, замирая, следила за подвигами Диллинджера, на юго-западе шла другая охота. Фрэнк Хеймер неумолимо приближался к Бонни и Клайду. Если о Диллинджере газеты от Чикаго до Лондона писали как о международном феномене, брали интервью у психологов и социологов, чтобы узнать их мнения о нем, то Бонни и Клайда практически все журналисты на севере страны игнорировали. В Далласе их имена по-прежнему встречались на первых полосах газет, однако в чикагских и нью-йоркских изданиях сообщения о преступлениях этой пары занимали обычно пять-шесть строк. Воскресные выпуски газет в таких городах, как Питтсбург или Буффало, давали большие статьи о Диллинджере, а где-нибудь сбоку — небольшие врезки о Клайде или Красавчике Флойде: и того и другого воспринимали как второстепенных преступников, грабителей бензоколонок, воюющих с деревенскими шерифами. О Бонни вообще редко упоминали, ее слава оказалась посмертной. Никто, даже из числа «врагов общества», не питал к Бонни и Клайду уважения.

Газеты, по существу, отражали приоритеты правоохранительных органов. Гувер пару раз отправлял своих агентов проверить сведения о появлении в определенных местах Бонни и Клайда, но он никогда не относился к этому делу серьезно. На ловлю Диллинджера были мобилизованы все отделения ФБР, а эта пара удостоилась внимания четырех полицейских.

И преследователи, и преследуемые не стояли на месте. В начале апреля, убив трех полицейских в течение пяти дней, Клайд, Бонни и Генри Мэтвин бежали на север, в Канзас, а потом вернулись обратно в Техас — встретиться со своими родственниками. Они приехали в Уичито-Фолс и отправили Мэтвина договориться о встрече. Мэтвин сел в поезд, идущий в Даллас. Его попутчиками оказались двое техасских рейнджеров, которые без конца болтали о Бонни и Клайде. Прибыв на место, Мэтвин явился в отель «Сангер», чтобы поговорить с сестрой Клайда Нелл, работавшей там в магазине. Это была та самая гостиница, где останавливался Хеймер, когда бывал в Далласе. Мэтвин не нашел там Нелл и отправился домой к Паркерам. Те собрали родственников и поехали к назначенному месту встречи возле города Маунт-Плезант.

Они расположились на одеялах, постеленных на скрытой от посторонних глаз лужайке. И Паркеры, и Бэрроу изо всех сил старались убедить Клайда и Бонни покинуть страну. «Если не хотите попасться, — говорила миссис Паркер, — то бегите в Мексику. Мчитесь стрелой к границе». Клайд возразил, что если они убегут в Мексику, то уже никогда не увидят своих родных. «А видеть вас — это единственная радость в жизни, которая у нас с Бонни осталась, — сказал он. — Кроме друг друга и вас, нам не для кого теперь жить. Куда бы мы ни приехали, мы не можем встретиться со знакомыми. И ничего не поделаешь: чтобы покончить со всем этим, можно только умереть. Мы держимся поближе к дому и приезжаем, пока живы».

Затем Клайд рассказал о своем плане. Когда они были у Мэтвинов в Луизиане, то видели там дом, который можно купить. Бонни хотела бы отремонтировать его, заделать крышу, повесить кружевные занавески. А когда они там устроятся, родственники будут приезжать в гости. Миссис Паркер в ответ покачала головой: понятно, чем это все закончится. Однако серьезный разговор скоро всем надоел. Оставшуюся часть вечера Клайд провел, рассматривая карикатуры в далласских газетах и смеясь.

Из Далласа пара вернулась на север. Деньги заканчивались, и Клайд отправился в свои излюбленные охотничьи угодья — в Айову. Он собирался приискать там банк. В понедельник 16 апреля Клайд и Генри Мэтвин ограбили отделение Первого Национального банка в Стюарте (Айова) — городе, расположенном в пяти милях к западу от Декстера (того самого места, где в июле прошлого года был смертельно ранен Бак). Из Айовы Клайд поехал на юг и в Джоплине подобрал Джо Палмера, который прятался там все время после перестрелки, происшедшей в пасхальное воскресенье. Из Джоплина они двинулись дальше на юг — в Луизиану, где Бонни и Клайд намеревались отдохнуть в доме родителей Мэтвина. Однако у Айви Мэтвина (к тому времени он уже несколько раз встречался с шерифом Хендерсоном Джорданом) были другие планы. Он смертельно боялся Клайда и предложил парочке пожить где-нибудь в другом месте.

Поддавшись уговорам Мэтвинов, Бонни и Клайд поселились в том самом доме, о котором рассказывали своим родителям: заброшенное жилище в десяти милях к югу от городка Гибсланд. Местные жители называли его «домом Джона Коула» — по имени последнего владельца. Этот человек, его жена и две дочери умерли там от туберкулеза четыре года назад. Некрашеный дом в четыре комнаты стоял в конце проселочной дороги в сосновом лесу. На каждую сторону выходило по две комнаты, а между ними было что-то вроде внутреннего дворика. Сохранилась и кое-какая мебель. Крыша была железная, но во время дождя она протекала. Домом никто не занимался после смерти семейства Коул, но для Бонни и Клайда это был их первый дом, и он казался им райским жилищем.

На каких основаниях они там поселились, не совсем ясно. Клайд объявил своим родным, что арендовал или даже купил дом у родственников Коула. Однако местный краевед Кэрролл Рич считает, что Бонни и Клайд въехали туда без всякого разрешения владельцев. Как рассказывал Ричу много лет спустя сын Коула, Отис, он посетил дом, когда ему сказали, что там кто-то незаконно поселился. Он пришел туда пешком и увидел во дворе пьяного Айви Мэтвина. Было видно, что в доме ходят еще двое. Мэтвин спросил, у кого из бутлегеров можно достать еще виски, на что Отис Коул ответил: «Я этой дурью не занимаюсь» — и отправился домой. Никаких вопросов он не задавал.

Вскоре, однако, по округе прошел слух: в брошенном доме поселились не кто иные, как Бонни и Клайд. Кэрролл Рич, сам уроженец округа Бьенвилл, оставил красочные воспоминания о том, как эти слухи распространялись среди жителей лесного края. В передававшихся из уст в уста историях о Бонни и Клайде не было никакой романтики, ничего про свободных людей или бунтарей, ничего трогательного и волнующего. Для местных жителей эти люди были убийцами, современными чудовищами, чей приезд предвещал только смерть. Вот что вспоминал Рич: «Деревенские ребятишки дрожали, слушая рассказы стариков о тех людях, которые приехали в их сосновые леса. По вечерам семьи собирались во дворах, смотрели на кукурузные поля… и гадали, чьи это фары движутся среди деревьев. Иногда вечером в пятницу приходили в гости двоюродные братья, и тогда детям приходилось спать впятером на одной кровати. Старшие дети по ночам рассказывали истории о том, как Бонни и Клайд убивали полицейских выстрелом в лицо, или о том, как связанные шерифы, обливаясь кровью, молили о пощаде. Эти истории выдумывались для того, чтобы малыши хныкали от страха и наконец, усталые, забывались тяжелым сном».

Если Клайд и знал, что о его приезде прослышали местные жители, то он, во всяком случае, не выказал никаких признаков беспокойства. В те годы округ Бьенвилл все еще жил как бы в XIX столетии. В деревнях люди еле-еле сводили концы с концами, надрываясь на фермах или перевозя бревна на ветхих разваливающихся грузовичках. Почти ни у кого не было ни телефонов, ни водопровода. Не было ни кинотеатров, ни газет, многие не умели читать.

Дождливой весной 1934 года рассказы про Бонни и Клайда распространялись, как утренний туман, поднимавшийся с болот. Люди шепотом передавали друг другу, что парочку видели в магазине Сэйлеса на перекрестке дорог. Бонни и Клайд покупали сыр, крекеры и холодную кока-колу. А потом какой-то человек в солнцезащитных очках приехал на большом «понтиаке», остановился возле фермы и спросил, нельзя ли здесь купить курицу, — никто не сомневался, что это был Клайд. Один фермер клялся, что видел Бонни и Клайда, лежавших на стеганом одеяле под соснами, совсем голых, и их тела ритмично двигались. Возможно, все эти истории были выдумками, а может, и нет. Однако никто не обратился в полицию: никому не хотелось быть убитым в собственной постели.

Весенняя идиллия Бонни и Клайда длилась недолго. Деньги заканчивались, и в пятницу 27 апреля они снова пустились в путь. После остановки в Мемфисе Клайд направился на север, пересек Арканзас и Миссури и въехал в Канзас. В субботу во второй половине дня они достигли города Топик, где принялись ездить по улицам, высматривая машину, о которой мечтал Клайд. Скоростной желто-коричневый «Форд V-8 дилакс» обнаружился у дома № 2107 по Гейбл-стрит. Бонни и Клайд угнали этот автомобиль и направились в Северо-Западную Айову. Они долго ехали вдоль зеленеющих полей, выбирая банк, чтобы его ограбить. Ограбление произошло 3 мая. Клайд взял с собой на дело Мэтвина и Палмера, а Бонни осталась в машине. Однако улов оказался мизерным: всего около 700 долларов.

4 или 5 мая они высадили Палмера в Уичито, а сами поехали в Джоплин. Там Клайд черкнул письмо своей матери: он сообщал, что снова едет в Луизиану. Но если Клайд полагал, что не увидит родственников недели две, то Бонни думала иначе. Она уговорила его довезти ее до Далласа, чтобы повидаться с матерью. В воскресенье 6 мая они проехали мимо бензозаправки семьи Бэрроу и бросили на ходу бутылку. В ней назначалась встреча тем же вечером в четырех милях от Далласа.

Вечер был теплый, веял легкий ветерок. Бонни и ее мать сидели на одеяле и разговаривали часа два. Они посмотрели новые фотографии: Клайд и Палмер в изящных весенних костюмах, причем Клайд обнимает Бонни. Вид у него крутой, а на коленях винтовка.

— Мама, — сказала вдруг Бонни, — когда они нас убьют, не отдавай нас похоронному бюро. Привези меня домой.

Миссис Паркер сжала запястье дочери:

— Бонни, не надо, пожалуйста!

Бонни улыбнулась:

— Ну, мама, не расстраивайся. Почему бы нам об этом не поговорить? Скоро это уже случится. И ты это знаешь, и я знаю. Весь Техас это знает. И я тебя прошу: не отдавай мое тело гробовщикам. Привези меня домой, когда я умру. Я так давно не была дома. Я хочу лежать у нас на дворе и чтобы ты сидела рядом. И чтобы была длинная прохладная тихая ночь, прежде чем мы расстанемся. Это было бы так прекрасно и спокойно. — Она показала на фотографию, где Клайд ее обнимал. — Вот эта мне нравится. И вот еще что, мама. Когда они нас убьют, не говори никогда ничего плохого о Клайде. Пожалуйста, пообещай мне и это тоже.

Прежде чем уехать, она отдала матери свое новое стихотворение, потом обняла ее и пообещала вернуться через две недели. После этого она села в машину рядом с Клайдом, они двинулись в восточном направлении и исчезли. В течение двух недель о них ничего не будет слышно: ни подтвержденных сведений об ограблениях банков, ни писем, ни слухов об их местопребывании. Возможно, они ездили по Арканзасу, Миссисипи и Теннесси, но это только догадки.

Точно известно только то, что вечером в понедельник 21 мая Клайд снова подъезжал к их ветхому новому жилищу в округе Бьенвилл. Желто-коричневый «форд» трясся по ухабистым проселочным дорогам среди высоких сосен. Все трое радовались возвращению, в особенности Генри Мэтвин: он все время повторял, что соскучился по родителям. Бандиты были грязны, они устали, им надоело мыться в ручьях и ночевать в машине. Бонни говорила, что ни разу не спала в настоящей постели со времени перестрелки в Дексфилд-парке, то есть с прошлого лета. Теперь у них был какой-никакой дом, и Клайду очень хотелось поскорее добраться до места и улечься спать. А потом он займется охотой и рыбалкой.

Однако все это было им уже не суждено. Их ждал Фрэнк Хеймер.

Война с преступностью времен Великой депрессии окружена легендами, но не многие истории получали столь противоречащие друг другу трактовки, как история западни, которую подстроил Бонни и. Клайду Фрэнк Хеймер. Когда все было кончено, Хеймер рассказал собственную версию происшедшего. Однако в 1979 году вышла книга умершего за два года до этого далласского помощника шерифа Тэда Хинтона, где нарисована совсем другая картина. Каждая из книг, посвященных Бонни и Клайду (а за последние сорок лет их вышло не менее полудюжины), по-своему представляет эти решающие дни в лесной глуши Луизианы. Одни считают, что Генри Мэтвин предал Бонни и Клайда. Другие доказывают, что это утка, сочиненная впоследствии для того, чтобы юный Мэтвин мог избежать тюрьмы.

Но если отбросить мифы и полуправды, которыми обросли события этого дождливого мая в Луизиане, и обратиться к фактам, то все окажется на удивление просто и ясно. Эти факты мы находим во всеми забытых документах суда над Мэтвином, состоявшегося в 1936 году, по обвинению его в убийстве Кэла Кэмпбелла, а также в новонайденных документах ФБР и рапортах полицейских, помогавших Хеймеру. И если сопоставить их, то окажется, что ключевой фигурой был вовсе не Хеймер, а шериф округа Бьенвилл Хендерсон Джордан.

Джордан был типичным шерифом из лесной глуши: спокойный загорелый мужчина в светлой ковбойской шляпе. Впоследствии он Редко рассказывал о случившемся и никогда не давал подробных интервью о своей роли в этом деле. Однако в 1958 году, незадолго до смерти, он согласился поговорить на этот счет со своим племянником — профессором истории Гленном Джорданом. Бывший шериф утверждал, что финал истории Бонни и Клайда наметился еще в первых числах марта, когда они впервые приехали в дом Мэтвинов. Неизвестно, кто именно — сам Генри Мэтвин или его отец — предложил план спасения Генри, но в любом случае они были заодно. Старик обратился к своему соседу по имени Джон Джойнер с просьбой передать шерифу следующее предложение: если штат Техас амнистирует молодого Мэтвина за все его преступления, то семья Мэтвин выдаст властям Бонни и Клайда. И Джойнер отправился с этим посланием к шерифу — за пятьдесят миль от дома, в Аркадию.

По словам Хендерсона Джордана, он знал, что у Генри Мэтвина были проблемы с законом в Техасе. Однако он понятия не имел, что этот парень — сообщник Бонни и Клайда: «В начале весны 1934 года мне передали, что со мной хочет поговорить Айви Мэтвин, живший в южной части округа. Он просил о разговоре с глазу на глаз, чтобы никто про это не узнал. О чем он хочет говорить, я понятия не имел. Я знал, что у него есть сын Генри и что у парня проблемы с законом в Техасе и еще в паре мест… Встретиться мы смогли только через несколько дней. Я выполнил его просьбу, встретились потихоньку. Да, это было в начале марта. Там были только Прентисс Оакли, мой первый помощник и друг, я и Мэтвин».

Поздно вечером на поляне у обочины лесной дороги Айви Мэтвин рассказал шерифу, что его сын бежал из тюрьмы при содействии Бонни и Клайда и теперь ездит вместе с ними. По словам Мэтвина, они приехали к нему в феврале, примерно через две недели после побега сына, и впоследствии появлялись еще пару раз — всякий раз без предупреждения, жили несколько дней, а потом исчезали. Айви Мэтвин страшно боялся Клайда. Он был уверен, что тот убьет его сына.

Вот как Джордан вспоминал тот разговор: «Я сказал: так пусть Генри просто сдастся властям. Тогда ему придется ответить за свои преступления в Техасе, он отсидит положенное, но он же останется жив! Но старший Мэтвин не хотел об этом и слышать. Он говорил, что тогда Бонни и Клайд убьют его самого и его жену. И единственный способ сделать так, чтобы все Мэтвины остались живы, — это убить Бонни и Клайда. И он говорил, что поможет властям изловить Бонни и Клайда при условии, если мы заключим договор насчет его сына. А условия такие: отец помогает закону, а его сын не возвращается в тюрьму. Он говорил, что хочет дать сыну шанс начать новую жизнь».

Джордан ответил Мэтвину, что у него нет полномочий принимать подобные решения, но он подумает, к кому можно обратиться. Шериф думал несколько дней, а потом позвонил в отделение ФБР в Новом Орлеане. Его соединили с агентом Лестером Киндейлом. Они разговаривали несколько раз, и в конце концов фэбээровец предложил встретиться с Хеймером. Документы суда над Генри Мэтвином показывают, что встреча состоялась на отдаленной дороге в округе Бьенвилл. Присутствовали шериф Джордан, агент Киндейл, Хеймер, далласский помощник шерифа Боб Элкорн и посредник Мэтвина — Джон Джойнер.

Шериф вспоминал эту встречу: «Хеймер согласился, что семье Мэтвин надо уступить… Он не обещал прямо, что обвинения против Генри будут сняты, но вел дело к этому. Прежде чем встреча закончилась, я понял, что именно следовало предложить Мэтвину. Если он поможет захватить Бонни и Клайда, то Генри не вернется назад в тюрьму».

Хеймер отправился в Даллас и рассказал о предложении Мэтвина Ли Симмонсу, а тот поехал в губернаторский особняк. Матушка Фергюсон дала принципиальное согласие. Она написала письмо, где открытым текстом говорилось, что если Генри Мэтвин окажет помощь в аресте Бонни и Клайда, то он будет освобожден от ответственности за все преступления, совершенные в штате Техас. Симмонс передал письмо Хеймеру.

Все эти переговоры заняли неделю или чуть больше, и за это время Джордан еще несколько раз встречался с Айви Мэтвином. Шериф вспоминал: «Все наши встречи происходили поздно вечером на проселочных дорогах в лесу. Наконец я сказал ему, что дело в шляпе». Айви, в свою очередь, сообщил Джордану тревожную новость: Бонни и Клайд снова появились. Это было в тот раз, когда Мэтвин уговорил пару остановиться в заброшенном доме Джона Коула.

Когда ту же историю излагал Хеймер, он ни разу не упомянул ни шерифа Джордана, ни Айви Мэтвина. Хеймер рассказывал историку техасских рейнджеров Уолтеру Прескотту Веббу, что ему удалось обнаружить укрытие Бонни и Клайда в округе Бьенвилл. О каком укрытии шла речь, он не уточнил, но это мог быть только дом Джона Коула. Вот что вспоминал Хеймер: «Я несколько раз в одиночку пробирался в это потайное место. Мне очень хотелось взять Бонни и Клайда живыми, а это можно было сделать, только если они спали. Тогда достаточно было бы просто оглушить их ударами по голове, отбросить подальше оружие и надеть наручники. Они и проснуться бы не успели… Там повсюду были следы их пребывания: окурки „Кэмела“, который курила Бонни (Клайд предпочитал „Булл Дарэм“), листья салата, которыми они кормили своего белого кролика, объедки сандвичей, пуговица с пальто Клайда. Я нашел место, где они устроили себе постель».

Хеймер и шериф решали, стоит ли брать дом Джона Коула штурмом, когда бандиты в него вернутся. По словам Джордана, Айви Мэтвин был против: он считал, что это приведет только к гибели полицейских. Джордан вспоминал: «Мэтвин начинал меня беспокоить: он был перепуган просто до смерти. Боялся и Бонни и Клайда, и того, что мы попытаемся взять их живыми. Все время повторял: „Вы не понимаете, во что ввязались“… Он говорил, что для этих бандитов человеческая жизнь не стоит ни гроша. Если мы попробуем их захватить, они просто всех перебьют».

Мэтвин предложил шерифу несколько мест для засады. Он знал, что у Клайда в Шривпорте есть свой почтовый ящик, а сдавать одежду в прачечную они ездили в Боссиер-Сити. Из дома Джона Коула в ближайший городок Гибсланд ведет единственная проселочная дорога. На ней их и надо поджидать. После каждой встречи с Мэтвином Джордан звонил Хеймеру, который пока что искал бандитов в Техасе.

Прошло две недели, а о Бонни и Клайде не было ни слуху ни духу. К середине мая вот уже месяц их никто не видел, и Хеймер решил обосноваться в Шривпорте и ждать, когда они вернутся в округ Бьенвилл. Он хотел, чтобы ФБР участвовало в операции. 11 мая Хеймер заехал в далласский офис и попросил начальника отделения Фрэнка Блейка дать в его распоряжение Чарльза Винстеда. Блейк отказал. Хеймеру не удалось уговорить приехать в Шривпорт и агента ФБР из Нового Орлеана Лестера Киндейла.

Поэтому вечером в субботу 19 мая Хеймер и трое его техасских помощников зарегистрировались в отеле «Шривпортс-инн» одни, без фэбээровцев, с намерением дожидаться известий о возвращении Бонни и Клайда. В воскресенье утром, позавтракав овсянкой и яичницей с беконом, полицейские расположились в номере и принялись за покер. Подъехал шериф Джордан со своим помощником Прентиссом Оакли, и все стали обсуждать план действий в случае, если появятся преступники.

Во всей этой истории нет более запутанной и противоречивой части, чем рассказы участников о том, что происходило в следующие два дня. Годы спустя они расходились даже в вопросе о том, сколько времени провели в засаде — один день или два. Однако если внимательно прочитать судебные документы, то становится ясно, что последняя глава двухлетней криминальной эпопеи Бонни и Клайда началась вечером в понедельник, 21 марта, через два дня после того, как полицейские Хеймера прибыли в Шривпорт.

Именно в этот вечер Бонни, Клайд и Генри Мэтвин вернулись в округ Бьенвилл. Прежде чем отправиться спать в дом Джона Коула, Генри попросил заехать к его родителям. Клайд остановился возле дома Мэтвинов уже в сумерках. Они с Бонни сидели в машине, а Генри зашел внутрь и пошептался с матерью. Он спросил, договорились ли родители с шерифом. Мать ответила: да, всё в порядке. Генри сообщил, что завтра утром Клайд, скорее всего, отправится в Шривпорт за сандвичами и тогда он, Генри, попытается сбежать. Он просил предупредить шерифа и убедиться, что засада устроена. Эва Мэтвин пообещала все исполнить.

На следующее утро, во вторник 22 мая, Клайд поехал в Шривпорт. Он поставил свой желто-коричневый «форд» возле кафе «Маджестик». Мэтвин вбежал в помещение и заказал сандвичи и минералку. Он сел у стойки дожидаться выполнения заказа. В это время Клайд заметил, что к ним приближается полицейская машина. Бросив Мэтвина на произвол судьбы, он выжал педаль газа так, что на скрип колес обернулись прохожие. Мэтвин увидел, что остался один, — это было именно то, что ему требовалось. Он осторожно выбрался из кафе, так и не забрав заказ, посмотрел на дорогу и, убедившись, что Клайд действительно уехал, пустился бежать. На окраине города он поймал попутку и вскоре после полудня был Уже в доме своего брата в отдаленном районе округа Бьенвилл.

Генри Мэтвин выполнил свою часть договора, но его родители медлили с выполнением своих обязательств. Айви не хотел, чтобы его видели вместе с шерифом Джорданом. Поэтому только в понедельник утром он отыскал своего посредника Джона Джойнера и попросил его съездить в Аркадию к шерифу и сообщить, что Бонни и Клайд вернулись. В свидетельских показаниях на суде 1936 года Джойнер рассказал, что искал шерифа до самого вечера 22 мая. Тем временем Бонни и Клайд наведались в дом Мэтвинов в поисках Генри и до смерти перепугали хозяев. Когда они уехали, старший Мэтвин сам отправился искать шерифа.

К тому времени, когда Джордан позвонил Фрэнку Хеймеру в Шривпорт, полицейские уже знали о возвращении бандитов. Тэд Хинтон вспоминал, что он позвонил шефу городской полиции, чтобы познакомить того с Хеймером. Шеф удивил Хинтона: похоже, утром двое его полисменов видели Клайда возле кафе «Маджестик» и какой-то молодой человек убежал из кафе, не взяв своего заказа. Хинтон переглянулся с Бобом Элкорном. «Это Генри Мэтвин», — сказал Элкорн.

Они поехали в «Маджестик», нашли там официантку, которая взяла заказ у Мэтвина, и разложили перед ней на столе несколько фотографий.

— Похож ли кто-нибудь из этих людей на человека, который не дождался приготовления сандвичей? — спросил Хинтон.

Официантка указала на фото Мэтвина:

— Вот этот. Такие же глаза, такая же прыщавая рожица. Это точно он.

Только к вечеру шериф Джордан, предупрежденный Джоном Джойнером, добрался до Хеймера. Пора было устраивать засаду. Они договорились встретиться в Гибсланде. Прежде чем уйти из гостиницы, Хеймер позвонил Ли Симмонсу в Остин и оставил следующее загадочное сообщение: «У старой курицы скоро появятся цыплята. Думаю, это произойдет завтра».

По словам шерифа Джордана, участники операции съехались в Гибсланде вскоре после полуночи. Их было семеро: Джордан и его помощник Прентисс Оакли, Хеймер и Мэнни Голт, Боб Элкорн и Тэд Хинтон, а также Айви Мэтвин. Они взяли с собой сандвичи, проверили оружие и по темной проселочной дороге направились к месту, которое выбрали Джордан и Хеймер. Это были всего лишь заросли кустов над ограждением дороги, среди покрытых мхом дубов и сосен. Единственным преимуществом этого места был вид, открывавшийся на дорогу между Гибсландом и домом Джона Коула: укрывшись в кустах, полицейские могли просматривать ее на полмили в каждую сторону. Хеймер остался доволен. Они спрятали машины в лесу, замаскировали их ветками и принялись ждать. Если Клайд и Бонни отправятся в свой дом или двинутся куда-то из него, то обязательно проедут мимо.

Время тянулось медленно. «Это была самая длинная ночь в моей жизни», — вспоминал Джордан. Полицейские по очереди спали в машинах, меняясь на посту по двое. Бодрствовавшие все время охлопывали себя, борясь с клещами и комарами. Айви Мэтвин уехал домой и вернулся на своем хлипком грузовичке только перед самым рассветом. Он умолял отказаться от этой затеи. «Говорил, что нас всех убьют, — вспоминал Джордан. — Было уже тепло, и комары ели нас поедом. Все волновались, конечно, а тут еще приходилось слушать разговоры Мэтвина, который все твердил, что нас убьют. В конце концов я велел ему заткнуться».

Нытье Мэтвина только подогрело споры о том, как поступить, когда появятся Бонни и Клайд. Джордан настаивал на том, что надо предложить им сдаться, но Хеймер не хотел об этом даже слышать. «Мы с Хеймером уже давно спорили по этому поводу, — вспоминал Джордан двадцать пять лет спустя. — Я хотел выйти на дорогу и крикнуть, чтобы они сдавались, а он говорил, что если я это сделаю, то меня точно убьют». Но Джордан не боялся. На рассвете он по-прежнему был настроен дать преступникам последний шанс.

Поднялось солнце. Хеймер задумался о том, как остановить машину Клайда: вряд ли полицейским удастся подстрелить его, если он пронесется мимо на скорости 50 миль в час. Мэтвину велели выехать на грузовике на дорогу и снять левое переднее колесо, поставив машину на домкрат. Хеймер рассчитывал на то, что Клайд решит помочь Мэтвину.

Семь часов утра, восемь… За все это время мимо проехали только один лесовоз и одна легковая машина. «После каждой проехавшей машины Мэтвин подбегал к нам и снова просил бросить всю эту затею, — вспоминал Джордан. — Я его каждый раз терпеливо выслушивал, а потом твердо приказывал вернуться на место. Один раз я ему сказал, что если он сейчас же не отойдет к грузовику, то Бонни и Клайд не смогут его убить, потому что это сделаю я». К девяти часам полицейские обсудили, не отказаться ли и впрямь от этой затеи. Кто-то предложил подождать еще полчаса. Все вернулись по местам и в течение нескольких минут продолжали хлопать комаров и подергиваться от укусов.

В 9 часов 15 минут послышался звук мотора. С восточной стороны на большой скорости приближалась машина. Все с нетерпением смотрели на дорогу. Машина преодолела подъем, и они увидели желто-коричневый «форд». Автомобиль приближался к ним, и полицейские пытались разглядеть, кто сидит за рулем. «Это он! — шепнул Хинтон. — Точно. Это Клайд». Боб Элкорн выждал еще мгновение, чтобы как следует разглядеть лицо водителя: «Это он, ребята!»

Никто не знает, где Бонни и Клайд провели свою последнюю ночь, но точно не в доме Джона Коула, поскольку ехали они из Гибсланда. В восемь утра Клайд остановился у кафе «Кэнфилд». и они с Бонни позавтракали пончиками и кофе. Бонни была в том самом красном платье, в котором ее уже много раз видели раньше. На Клайде был синий шелковый костюм и галстук. Они взяли сандвичи навынос, и, как только сели в машину, чтобы ехать к дому Джона Коула, Бонни принялась их поедать. Клайд сбросил ботинки и положил солнцезащитные очки на приборный щиток.

Через восемь миль к югу от Гибсланда они увидели Айви Мэтвина, который стоял возле грузовичка со снятым колесом. Бонни положила сандвич на журнал, разложенный на коленях. Под журналом был кольт 45-го калибра. Клайд отпустил педаль газа и затормозил рядом с грузовиком. Он посмотрел вправо, в сторону Мэтвина, тем самым отвернувшись от шести стволов, направленных ему в голову.

«Привет!» — сказал он Мэтвину. Мэтвин тут же перегнулся пополам, словно от резкой боли, и отскочил назад. В двадцати футах слева от Клайда шериф Джордан хотел было опустить револьвер и что-то крикнуть — он сам не знал что: «Стой!» или «Сдавайся!» — но тут Клайд на долю секунды снял ногу с педали тормоза, и машина чуть подалась вперед.

В то же мгновение помощник шерифа Прентисс Оакли выстрелил. За ним принялись палить остальные пятеро полицейских. По словам Джордана, Бонни испустила вопль, «как пантера». Первые пули попали Клайду в голову и в плечо. Он отпустил тормоз, и машина медленно покатилась вперед. Но стрельба не прекращалась. Полицейские стреляли снова и снова — канонада, казалось, никогда не кончится, пули за пулями впивались в медленно катящийся «форд» и в тела бандитов. Впоследствии подсчитали, что всего по машине было выпущено 150 пуль. Наконец «форд» уткнулся в ограждение дороги в тридцати ярдах от засады. И наступила тишина.

Хинтон первым подбежал к дверце со стороны водителя. Зрелище, которое ему открылось, он не мог забыть всю оставшуюся жизнь. «Это было как на бойне», — вспоминал он потом. Клайд сидел, откинувшись на сиденье, его волосы свалялись в кровавый ком. Хинтон попытался открыть дверь, но места было слишком мало — машина стояла, уткнувшись в ограждение. Тогда он перелез через капот и открыл дверь со стороны пассажира. Бонни выпала ему в руки. Она показалась Хинтону очень легкой и теплой. Он почувствовал запах ее духов. Правая рука была почти оторвана пулями, все тело залито кровью. Хинтон переложил ее на заднее сиденье и взял пистолет, лежавший рядом с Клайдом. Он оказался холодным на ощупь. Ни Клайд, ни Бонни не сделали ни одного выстрела.

Подбежал Айви Мэтвин. На заднем сиденье лежало одеяло, и под ним что-то было. «Вы убили моего мальчика!» — крикнул Мэтвин. Шериф Джордан сдернул одеяло — под ним оказался целый склад оружия. «Мы не убивали вашего мальчика, мистер Мэтвин», — ответил он.

Вызвали коронера, округа. К тому времени, когда он приехал, уже распространились слухи о смерти бандитов и на дороге выстроилась длинная вереница старых легковых автомобилей и грузовиков. Десятки любопытных во все глаза таращились на изрешеченную пулями машину и тела Бонни и Клайда. Тэд Хинтон прошел сквозь толпу, снимая ее на заранее припасенную кинокамеру. Шериф Джордан схватил за руку человека, который достал ножницы и пытался отрезать ухо Клайда на память, но ему не удалось остановить тех, кто с той же целью отстриг локоны Бонни.

Вскоре пришел эвакуатор и утащил поврежденную машину. К полудню тела убитых доставили в мебельный магазин Конджера в Аркадии: он одновременно выполнял функции похоронного бюро округа. Собралась толпа — по имеющимся сведениям, 16 тысяч человек. Люди заполонили все прилегающие улицы и проталкивались вперед, чтобы хоть краем глаза увидеть убитых. Когда тело Клайда положили на носилки, кто-то выкрикнул: «Он был никто, просто маленький засранец!»

На следующий день приехали родственники и отвезли тела в Даллас. В родном городе убитых Бонни и Клайда встречали огромные толпы народа. Тело Бонни выставили в похоронном агентстве Маккейми — Кэмпбелла, и всего задень мимо нее прошли, глазея, 20 тысяч человек. В сопровождении целой армии газетчиков и фотографов Бонни похоронили на кладбище Фиштрэп. Клайда опустили в могилу рядом с его братом Баком на кладбище Вестерн-Хайтс, в миле от нее. Ранее в похоронном бюро, где происходило прощание с телом Клайда, какой-то пьяный человек подошел к самому гробу, выплюнул окурок на ковер, затоптал его и объявил: «Я рад, что он подох!»

Смерть принесла Бонни и Клайду куда большую известность, чем та, которой они пользовались при жизни. История их убийства выплеснулась на первые полосы десятков газет на севере страны, в том числе «Нью-Йорк таймс». В первый и последний раз их подвиги получили такое освещение в массмедиа. Стремительный рост их популярности во многом объяснялся истерией вокруг Диллинджера. Редакторы охотно ухватились за новый тренд: в американской провинции кроме Диллинджера действуют и другие подобные ему головорезы. Однако уже через несколько дней интерес к Бонни и Клайду упал — отчасти потому, что Фрэнк Хеймер, шериф Джордан и другие полицейские отказались рассказать о подробностях устроенной ими засады.

В течение последующих тридцати лет Бонни и Клайд будут оставаться смутным воспоминанием, материалом для детективных журнальчиков и криминального чтива. Все изменится, когда двое голливудских сценаристов прочтут о них в книге Джона Толанда «Дни Диллинджера», опубликованной в 1963 году. Тогда появится сценарий, по которому в 1967 году будет снят фильм, заново открывший для Америки эту преступную парочку. Искусство даст Бонни Паркер и Клайду Бэрроу то, чего они не могли добиться в жизни: оно превратит серийного убийцу с глазами акулы и его суетную подружку в симпатичных киногероев, наделив их привлекательностью, которой они не обладали, и культурной значимостью, которой они не заслуживают.

 

XIV

НОВЫЕ ЛИЦА

24 мая — 30 июня 1934 годе

На следующее утро после убийства Бонни и Клайда Диллинджер все еще разъезжал по проселочным дорогам Северо-Западной Индианы на своем красном фургоне. Они с Ван Митером жили в нем уже три недели, и Диллинджер понимал, что долго так продолжаться не может. При последней встрече О'Лири сказал ему, что Луис Пикетт нашел пластического хирурга, который сделает лицо Диллинджера неузнаваемым. Теперь бандит готовился к операции.

Поздно вечером, после одиннадцати, двое сыщиков из полицейского управления Ист-Чикаго, Мартин О'Брайен и Ллойд Малвихилл, получили задание проверить очередное сообщение о появлении Диллинджера. Они занимались расследованием ограбления банка в Ист-Чикаго с января того же года и периодически соприкасались с делом знаменитого бандита. Примерно через два часа после того, как они покинули полицейский участок, их Нашли мертвыми в машине на безлюдной дороге за городом. Причиной смерти были многочисленные пулевые ранения в голову и шею — по-видимому, из автомата.

Впоследствии Диллинджер рассказал О'Лири о том, что тогда произошло. По его словам, сыщики заметили красный фургон, догнали его и приказали Диллинджеру съехать на обочину и остановиться. Он подчинился, а затем Ван Митер, сидевший на пассажирском месте, расстрелял полицейских из автомата еще до того, как те успели выйти из машины.

Судя по некоторым замечаниям Диллинджера, это убийство было связано с деньгами, которые он платил полицейским из управления полиции Ист-Чикаго. Единственным копом, имя которого назвал бандит, был Мартин Заркович. Диллинджер сказал, что те двое полицейских приехали, чтобы «вытрясти из меня побольше денег». Однако в другой раз он предположил, что это были честные люди, которые заподозрили связь Зарковича с Диллинджером. По словам бандита, Заркович отправил их искать красный фургон, зная при этом, что они будут убиты. О'Лири цитировал слова Диллинджера: «Не надо было убивать этих копов. Они просто выполняли свою работу, и ничего в этом плохого не было. Но они стали слишком любопытны, и Зарк задергался. Их послали, чтобы заставить раскошелиться пару подозрительных парней, которые ездили по округе в красном фургоне. Я думаю, Вану вся эта история тоже была неприятна, но что же мы могли поделать? А Зарк знал, что должно было случиться». Был ли Мартин Заркович причастен к убийствам или нет, но, во всяком случае, этот человек не в последний раз появляется на сцене в диллинджеровской драме.

На следующее утро чикагские газеты обвинили Диллинджера в убийстве полицейских. В Бэнкерс-билдинге Пёрвис прочитал рапорты об этом деле и решил ничего не предпринимать. Когда один из помощников Гувера спросил почему, Пёрвис ответил, что «практически невозможно определить личности убийц, поскольку не было никаких очевидцев, кроме самих убийц».

ФБР не проявило интереса к этому делу, зато Диллинджер убедился в том, что вести жизнь на колесах стало небезопасно. Той же ночью они с Ван Митером приехали в Чикаго и отыскали Малыша Нельсона и Томми Кэрролла. Эти двое жили в коттедже в Воконде, на севере города, и иногда заезжали поесть в таверну Луиса Черноцки в Фокс-Ривер-гроув. Нельсон весь май обдумывал, как освободить свою жену Хелен, которая все еще оставалась под арестом в Мэдисоне, но в конце концов решил нанять адвоката.

Кроме Пикетта и О'Лири, Диллинджер не знал в городе никого, кому он мог бы доверять. Однако у Нельсона такие знакомые были. Той же ночью, спрятав красный фургон в гараже у своего приятеля, Нельсон отвез Диллинджера и Ван Митера в гостиницу «Рейн-Боу-инн» и уговорил ее хозяина — своего старого знакомого, скупщика краденого Джимми Мюррея, — приютить бандитов в мансарде. Мюррей поначалу согласился, но потом передумал. Уже следующим вечером он объявил Нельсону, что так дело не пойдет. Диллинджер не сдержал своего обещания не высовываться и, к ужасу Мюррея, спустился вниз, стал прохаживаться среди постояльцев, и некоторые из них заметили, до чего этот человек похож на Джона Диллинджера.

Все сообщники Диллинджера — Нельсон, Мюррей и Пикетт — поняли, что его надо куда-то надежно спрятать. У Мюррея и Пикетта оказался общий знакомый — 68-летний смуглый, невысокого роста итальянец по имени Джимми Пробаско. Он оказывал различные услуги людям из уголовного мира: перевозил краденые товары и торговал незаконным алкоголем. Пробаско как раз собирался купить таверну, но не мог набрать достаточную сумму. В воскресенье 27 мая к нему приехали гости.

Чикаго, Иллинойс

27 мая, воскресенье

Обшарпанный деревянный дом Джимми Пробаско находился рядом с заправкой «Шелл» в промышленном районе чикагского Норт-сайда, по адресу: Кроуфорд-авеню, 2509. Перед входом росла чахлая живая изгородь, а задний двор окружал деревянный забор. На дворе Пробаско держал двух темпераментных немецких овчарок — Короля и Королеву. Соседи часто слышали, как он ругает собак. В доме было два этажа, и верхний хозяин сдавал.

Пикетт и О'Лири поджидали Диллинджера и Ван Митера на улице, возле автозаправки. Открыв входную дверь и увидев Пикетта с двумя незнакомцами, Пробаско вздрогнул. Из соображений конспирации ему не сказали, кто именно приедет. «Знакомься, Джимми, — сказал Пикетт. — Это мой знаменитый клиент Джон Диллинджер. Где бы мы могли присесть и поговорить?» Диллинджер и Ван Митер вошли в дом. Там имелись гостиная и две спальни, окно одной из них выходило на улицу, а второй — на задний двор. Пробаско пожал гостям руки и отвел их в кухню. Он явно нервничал.

— Значит, вот как это выглядит, — начал Диллинджер, оглядывая помещение. — Решили ли вы вопрос с платой, мистер Пикетт?

Адвокат сказал, что это будет им стоить 50 долларов в день.

— Дороговато, — сказал Диллинджер.

— Ну, вы же знаете, насколько это опасно, — ответил Пробаско — Но я хочу, чтобы вы остались довольны. Какая ваша цена?

— Тридцать пять в день, — предложил бандит.

Сошлись на этой сумме. Диллинджер спросил Пикетта про докторов. Все было готово. Врачи приедут сюда следующим вечером и сделают операцию. Диллинджер достал бумажник и отсчитал 3000 долларов. «Остальное — после операции», — сказал он.

В этот момент в кухню вошла дородная черноволосая женщина. Диллинджеру это не понравилось. «Кто она такая?» — спросил он. Пикетт объяснил, что это подруга хозяина и что она живет тут вместе с ним. По профессии она медсестра, и в дневное время всегда на работе. Пробаско добавил, что она отлично готовит, и Диллинджер разрешил ей остаться в доме. Затем хозяин отвел Диллинджера в спальню, выходившую окном на улицу, и показал, как раскладывается диван. Диллинджер сказал, что все в порядке. Вскоре после этого он лег спать.

28 мая, понедельник

Следующим вечером Арт О'Лири привез в дом двоих врачей. Они вошли в спальню бандитов и огляделись: Пробаско приготовил кушетку для операции. Худощавого врача, который должен был изменить лицо Диллинджера, звали Вильгельм Лёзер, но он скрывался под именем Ральфа Робинда.

Лёзер был уже известен ФБР: Оклахомское отделение бюро разыскивало его по другому делу и этой весной просило помощи в поисках у чикагских коллег. Этот солидный на вид 58-летний доктор происходил из семьи немецких иммигрантов, его привезли в Америку в возрасте 12 лет. Он изучал медицину в университете Канзаса и в Северо-Западном университете. В середине 1920-х годов Лёзер зарабатывал на жизнь продажей незаконных лекарств в своей чикагской аптеке, был арестован и в 1931 году приговорен к трем годам заключения в Левенуэрте. Его освободили условно-досрочно, и вскоре после этого он скрылся: оказавшись под угрозой повторного ареста, бежал в Мексику. Пикетт защищал его в суде. В начале 1934 года Лёзер вернулся в Чикаго под именем Ральфа Робинда, и Пикетт дал ему работу: сделать пластическую операцию мошеннику по имени Уильям Элмер Мид.

Помощником Лёзера тем вечером был 32-летний Гарольд Кэссиди, двоюродный брат Арта О'Лири, человек трусоватый и к тому же горький пьяница. Кэссиди закончил медицинский факультет университета штата Иллинойс семь лет назад. Ему все время не хватало денег, а бывшая жена донимала его исками об алиментах. Его дело также вел Пикетт. В своем кабинете, расположенном над одним из баров, принадлежавших клану Аль Капоне, Кэссиди делал незаконные аборты и брался за любые дела, которые могли принести деньги. Он уже помогал Лёзеру во время предыдущей пластической операции, а за нынешнюю ему пообещали 600 долларов.

Диллинджер объяснил Лёзеру, что он хочет от операции. Тот ответил, что не видит никаких препятствий, а потом спросил:

— Какую анестезию вам делать — местную или полную?

— Полная — это значит, что я вырублюсь совсем? — спросил Диллинджер.

— Да.

— Арт, ты останешься здесь? — обратился бандит к О'Лири.

— Если ты этого хочешь, Джонни, то останусь, — ответил тот.

— Хочу.

Лёзер спросил, что Диллинджер сегодня ел. Пациент ответил, что только грейпфрут и пару тостов на завтрак. Это была неправда. На самом деле Диллинджер весьма плотно поужинал всего час назад, но ему не терпелось поскорее начать. Лёзер пошел мыть руки в ванную, а Диллинджер снял рубашку и лег на кушетку. Кэссиди разложил инструменты, а затем положил пациенту на лицо полотенце и принялся поливать его эфиром.

— Ты здесь, Арт? — спросил Диллинджер.

— Стою рядом с тобой, Джонни, — ответил тот.

Прошла минута, потом другая, но Диллинджер все еще находился в полубессознательном состоянии. Устав ждать, Кэссиди вылил на полотенце весь остававшийся в банке эфир. Вдруг он заметил, что цвет лица пациента меняется: Диллинджер синел на глазах и вдруг перестал дышать. Кэссиди в ужасе отступил назад и прижался к стене.

— Что случилось? — спросил О'Лири.

— Он не дышит! — взвизгнул Кэссиди.

То обстоятельство, что Диллинджер плотно поел перед операцией, сказалось на результатах анестезии. Лёзер стрелой влетел в комнату и бросился делать искусственное дыхание. За ним появился Пробаско, его лицо было искажено паническим страхом. «О господи, умер! — кричал он. — Умер! О господи!» О'Лири распахнул окно, чтобы выветрились пары эфира. Лёзер продолжал делать Диллинджеру искусственное дыхание. Прошло еще несколько тяжелых мгновений, и пациент задышал. О'Лири и Пробаско облегченно вздохнули и переглянулись. Они отлично понимали, что сделали бы с ними Ван Митер и Нельсон, если бы Диллинджер умер. В несчастный случай бандиты не поверили бы.

Когда состояние Диллинджера стабилизировалось, Лёзер склонился над его лицом и приступил к делу. Операция шла медленно. Несколько раз Диллинджера рвало, раны сильно кровоточили, и вся кушетка была залита кровью. Лёзер вытирал рвоту и кровь и продолжал работу. В первую очередь он удалил три родинки на лице. Затем занялся подтяжкой: сделал надрезы и подтянул кожу так, чтобы исчезли морщины. Кожей от надрезов он заполнил ямочку на подбородке. Затем наложил швы и забинтовал голову пациента.

Когда все было кончено, Диллинджер выглядел как окровавленная мумия. Где-то через час он пришел в себя. О'Лири рассказал ему, что он чуть не умер во время операции. Диллинджер нашел в себе силы ухмыльнуться: «Мог бы сейчас помереть, а мог бы и раньше».

Диллинджер лежал в маленькой спальне и приходил в себя в течение двух дней. В четверг 31 мая Кэссиди заехал к нему и снял бинты. Диллинджер взглянул на себя в зеркало. Предательская ямочка на подбородке исчезла, родинок тоже не было. На него смотрел другой человек.

Весь май Гувер размышлял о том, что Война с преступностью заходит в тупик. «Маленькая Богемия» сделала ФБР посмешищем для всей страны. Диллинджер исчез, как, впрочем, исчезли и Баркеры. Загадка бойни в Канзас-Сити так и осталась нерешенной, а о новых появлениях Красавчика Флойда не было подтвержденных сведений в течение вот уже нескольких месяцев. Уничтожение Бонни и Клайда никто не связывал с ФБР, и правильно, ФБР было здесь действительно ни при чем. Фрэнк Хеймер в одном интервью сказал, что готов заняться охотой на Диллинджера, если ФБР его об этом попросит. Позиция Гувера в этом вопросе оказалась предсказуемой: «только через мой труп».

После «Маленькой Богемии» директору стали ясны некоторые вещи. Этот случай ярче других показал, насколько его люди не готовы к перестрелкам. Несколько месяцев интенсивных тренировок ни к чему не привели: ребята из колледжа по-прежнему не умели обращаться с оружием и совершенно терялись в боевой обстановке. Гувер хотел, чтобы в следующий раз агенты могли принять бой. А это означало только одно: надо привлекать настоящих «ковбоев». Гувер поручил Натану поискать в юго-западных отделениях хороших стрелков. Несколько человек нашлось, и в мае они начали съезжаться в Чикаго.

Одним из первых прибыл 38-летний Чарльз Винстед — суровый техасец, который преследовал Автомата Келли, Бонни и Клайда, а также принимал участие в аресте Харви Бейли. Он прилетел 12 мая из Лав-Филда в Далласе. Явившись на девятнадцатый этаж, Винстед возобновил знакомство с другим старым техасцем — бывшим рейнджером Дж. С. Уайтом по прозвищу Док (младшим братом Тома Уайта, лучшего агента Гувера в 1920-е годы). В свои 55 лет Док Уайт был самым старшим по возрасту среди сотрудников, расследовавших дело Диллинджера, и он стал учителем для многих сотрудников.

Не все новые агенты, приехавшие в Чикаго, были техассцами. 31-летний Герман Холлис ранее работал агентом-резидентом ФБР в Талсе и месяцами кропотливо изучал старые связи банды Баркеров в Восточной Оклахоме. Холлис, которого все звали «Эд», был из тех немногих «ребят из колледжа», кто хорошо владел пистолетом. Этот длинноносый выпускник юридического факультета из Де-Мойна получил медаль на соревнованиях по стрельбе из автомата Томпсона.

Энергичный и трудолюбивый, Холлис считался одним их лучших следователей ФБР. Однако у Холлиса были и недостатки. Он работал начальником отделения в Детройте, но затем во время очередной аттестации его административные способности оказались под сомнением. Он постоянно просил бюро перевести его в Калифорнию или Аризону: у его жены Женевьевы были «расшатаны нервы» и доктора утверждали, что ей нужен более благоприятный климат. Дамский угодник, частенько болтавший со стенографистками, Холлис еще любил покрасоваться. «Он слишком любуется своими аккуратными нарядами, — писал Хью Клегг в одной из служебных записок, — в особенности когда проходит мимо зеркала». Но при этом он был талантливым следователем, умел обращаться с оружием, а Гуверу не хватало именно таких людей. Поэтому, когда Папаша Натан составил список агентов, «пригодных в особенности… для работы в опасных обстоятельствах», он включил имя Холлиса в число одиннадцати избранных.

Нехватка кадров была катастрофическая, и Гувер решил их поискать в юго-западных полицейских управлениях. Из Далласа он взял шефа следственной части Боба Джонса. Из Уэйко переманил сыщика Бака Бьюкенена, а из Оклахома-Сити — двух членов сборной полицейского департамента по стрельбе: 30-летнего сыщика Джерри Кэмпбелла и 39-летнего шефа ночной полиции Кларенса Хёрта, который принимал участие в перестрелке с Андерхиллом. Они оба потом очень долго служили в ФБР. Заметим, что Хёрт ранее подавал заявление о приеме на службу в бюро, но оно было отвергнуто: Натан отметил, что «не видит у претендента никаких признаков сколько-нибудь конструктивного воображения». Но пистолетом Хёрт владел отлично, и теперь этого оказалось достаточно.

Эти люди составили костяк усиленной группы по поиску Диллинджера. Новых сотрудников отправили на месяц в Вашингтон на переподготовку, по окончании которой Кларенс Хёрт писал приятелю, что он и его партнер Джерри Кэмпбелл оказались в своем классе единственными, у кого не имелось юридического образования. В этом-то было все дело: новых агентов приняли в ФБР не для того, чтобы арестовывать таких, как Диллинджер, а для того, чтобы их уничтожать. «Они меня взяли точно так же, как я беру свой пистолет, об этом нечего и спорить; слишком много бухгалтеров и юристов из числа их сотрудников было уже убито» — так говорил своим друзьям принятый в ФБР чуть позже бывший оклахомский полицейский Д. А. Брайс по прозвищу Джелли (по словам его биографа Рона Оуэнса).

Однако набрать хороших стрелков еще не значило поймать Диллинджера, и Гувер это понимал. Другая проблема заключалась в руководителях. Прежде всего в Пёрвисе. В последующие годы опалу начальника Чикагского отделения приписывали зависти директора. Целое поколение авторов писало, что Гувер не мог смириться со славой Пёрвиса: его подчиненный, преследовавший Диллинджера, привлек внимание всей американской прессы. Возможно, это в какой-то мере и соответствовало действительности, однако подлинная причина падения Пёрвиса заключалась не столько в его жажде славы, сколько в постоянных, повторявшихся в течение года грубых просчетах. Достаточно вспомнить арест невиновного по делу о похищении Хэмма или то, как Пёрвис «забыл» о приказе арестовать Автомата Келли. Несмотря на все это, Гувер долго продолжал любить своего «маленького Мэла» и даже оправдывал его поведение в «Маленькой Богемии». Но нельзя было отрицать того, что Пёрвис продемонстрировал свою неспособность решить дело Диллинджера. Найденные им подозреваемые исчезали. Его информаторы оказывались бесполезны. Он брал штурмом не те квартиры. Он не сумел наладить отношения с чикагской полицией и вызывал раздражение других полицейских департаментов. Наконец, его машину угнали прямо от подъезда дома.

Недовольство Гувера усилилось, когда в руках Пёрвиса появилась: самая лучшая приманка за все время расследования. 26 мая федеральный судья в Висконсине назначил женщинам, задержанным в «Меленькой Богемии», — Хелен Джиллис, Джин Делани и Микки Конфорти — наказание в виде пробации. Перед освобождением их допросили в Бэнкерс-билдинге. Пёрвис отрядил для слежки за ними шесть агентов. Конфорти отправилась к своим приемным родителям, а Джиллис и Делани поселились в квартире сестры Нельсона, Джульетты Фицсиммонс, на Маршфилд-авеню. Все три женщины вели себя тихо. Они знали, что за ними следят.

Пёрвис искал способы сделать своих агентов незаметными. Напротив дома, где жила Фицсиммонс, находилась бензозаправка, и он заставил владельца взять на работу своего человека. 29 мая, во вторник, через три дня после освобождения Хелен Джиллис, Пёрвис позвонил этому агенту и был совершенно ошарашен его докладом. Оказалось, что агент видел, как Нельсон накануне посещал свою жену. Бандит четыре раза проехал мимо дома, очевидно высматривая шпиков, а потом зашел внутрь и исчез.

Терпение Гувера лопнуло. Он написал Пёрвису грозное письмо: «Я в высшей степени озабочен положением дел в Чикаго. Мы стали свидетелями целого ряда случаев, когда наружное наблюдение проводилось в корне неправильно и лица, за которыми мы следили, скрывались… Я не могу долее терпеть деятельность следователей, оставляющих версии неразработанными или, по крайней мере, плохо разработанными. Я требую, чтобы вы приложили все усилия для эффективного руководства данным делом».

Позиции Пёрвиса еще больше ослабли после того, как чикагская газета сообщила о том, что вдова Эдди Грина приехала в город и побеседовала с агентами ФБР. Один из помощников Гувера спросил Пёрвиса об источнике утечки, и тот ответил, что репортер, скорее всего, «выдумал» все это. «Очень странно, что журналисты выдумывают правду», — черкнул Гувер на докладной помощника. Затем он послал Пёрвису краткую телеграмму, требуя объяснений, почему многие газеты, вышедшие на следующее утро, цитируют слова Пёрвиса: «Я думаю, что Диллинджер мертв». Гувер снова требовал объяснений, а Пёрвис снова утверждал: все это плоды воображения репортеров. «Я не мог сделать заявления о смерти Джона Диллинджера хотя бы потому, что не верю в его смерть», — ответил Пёрвис Гуверу.

Решающим для директора ФБР стал вечер следующего дня — четверга 31 мая (это был тот самый день, когда на другом конце города Диллинджер снял бинты). Агенты, следившие за Хелен Джиллис, занимали пост в квартире через улицу от дома, где она жила. Старшим Пёрвис назначил Эда Холлиса. Слежка с самого начала была малоперспективной затеей: как писал Пёрвис Гуверу, Хелен «прекрасно знает, что за ней постоянно следят». Но тем не менее он заверял шефа: «Я уделяю этому делу самое пристальное внимание».

Пёрвис решил, что нужно подослать к Хелен человека, который сумеет втереться к ней в доверие. Он подыскал человека, но выбор оказался крайне неудачным: эту роль согласился сыграть ранее осужденный за мошенничество и условно-досрочно освобожденный Джордж Нельсон. Он утверждал, что знал Диллинджера в тюрьме Мичиган-Сити. Кроме того, он заявлял, что Малыш Нельсон «украл» его имя. Пёрвис согласился платить осведомителю 20 долларов в день и в четверг вечером отправил его в дом на Маршфилд-авеню. Со своего поста на другой стороне улицы Холлис и его агенты видели, как Джордж Нельсон подъехал к дому. Как раз в этот момент Хелен Джиллис и Джин Делани вышли на улицу. Осведомитель подошел к ним и сказал, что его прислали с сообщением Диллинджер и Малыш Нельсон. Обе женщины видели его впервые и, как впоследствии сами рассказывали, сразу догадались о провокации. Они пошли дальше, свернули за угол и скрылись в здании кинотеатра. Нельсон тоже свернул за угол. Холлис и его люди, вместо того чтобы следовать за женщинами, решили подождать, когда они вернутся. Прошло пятнадцать минут, никто не возвращался. Агенты выскочили на улицу и побежали за угол. Там они увидели Джорджа Нельсона, сидевшего в машине. К их удивлению, он узнал фэбээровцев и вышел поговорить. Нельсон сказал, что Хелен и Джиллис в кино, и заверил их, что контролирует ситуацию. На самом деле ничего он не контролировал. Холлис и его люди вернулись в квартиру и стали ждать. Они прождали до самого рассвета. Женщины исчезли.

Пёрвис сообщил эту новость Гуверу по телефону утром в субботу 2 июня. В тот же день директор ФБР вызвал одного из своих главных помощников, Сэма Коули, и сказал ему, что пришла пора кое-что переменить. Коули, работавший последний год в главном управлении бюро, был направлен в Чикаго, чтобы возглавить расследование по делу Диллинджера.

Сэмюел П. Коули, который неожиданно стал звездой третьего акта гуверовской войны с преступностью, был полной противоположностью Мэлвину Пёрвису. Человек с грустными глазами и двойным подбородком, спокойный, строгий — настоящий клерк, лицо безликой вашингтонской бюрократии. Коули происходил из известной в штате Юта мормонской семьи. Его отец Мэтиас Коули был одним из двенадцати правящих апостолов мормонской церкви вплоть до 1903 года, когда его вынудили покинуть этот пост (Сэму в это время исполнилось четыре года). Причиной ухода была приверженность Мэтиаса к многоженству, отвергнутому церковью. Сэм рос в одной из четырех семей, которые его отец создал с четырьмя женами. Окончив школу в 1916 году, Сэм Коули служил в миссии мормонской церкви на Гавайях, там он выучился свободно говорить на местном языке. Он вернулся домой в 1920 году и поступил в сельскохозяйственный колледж штата Юта. Играл в футбольной команде колледжа, а летом подрабатывал — развозил для продажи вязаные изделия по Небраске и обеим Дакотам. Ему хотелось стать юристом, однако в то время в Юте не было юридического факультета, и потому в 1925 году Коули поступил в альма-матер Гувера — Университет Джорджа Вашингтона. После получения диплома в 1929 году Коули намеревался заняться юридической практикой в Юте, но не смог найти там работу. Тогда он решил пока что поработать в ФБР и сказал своим родным, что вернется на запад, как только улучшится экономическая ситуация.

Он стал специальным агентом в возрасте 29 лет. На протяжении следующих трех лет Коули перебрасывали из офиса в офис: он служил в Детройте, Чикаго, Бьютте, Солт-Лейк-Сити и под конец в Лос-Анджелесе, где он встретил свою будущую жену Лэвон Чипмен — девушку родом из Юты. Коули был основательным, трудолюбивым, но ничем не выдающимся следователем, который отличался только в канцелярской работе. Он забрасывал центральный офис предложениями по улучшению системы регистрации документов. Гувер был впечатлен этими предложениями и в октябре 1932 года Перевел его в Вашингтон, поручив ему только что созданный отдел по борьбе с похищениями людей.

Коули был ростом пять футов девять дюймов, весил 170 фунтов, у него был серо-желтый цвет лица, он всегда ходил в мешковатых костюмах, и его вечно недооценивали. «Этот служащий, честно говоря, не производит сильного впечатления своими личными качествами, да к тому же небрежен или беспечен при выборе портного», — писал о нем инспектор в начале 1934 года. Однако тут же продолжал: «Коули весьма уравновешен и уверен в себе… Этот сотрудник имеет привычку всегда все делать правильно».

Вежливый и трудолюбивый Коули всегда находился на своем рабочем месте — и рано утром, и поздно вечером, и по воскресеньям, и в праздники. Это был настоящий автомат по написанию служебных записок, способный переработать гору папок в связный текст, помещавшийся на одной страничке. Он настолько прикипел к своему столу, что так и не побеспокоился получить зачет по стрельбе в новом фэбээровском тире. Винсент Хьюз, начальник следственной части, оценил рвение Коули и в конце 1933 года сделал его своим заместителем. Это ввело Коули в суть дел, касающихся Войны с преступностью. Он каждый день по многу часов беседовал по телефону с местными отделениями — передавал их сообщения, версии, просьбы и проблемы Гуверу. Его работа оказалась столь впечатляющей, что, когда Хьюз скоропостижно скончался в январе 1934 года (говорили, что он переработал), Коули получил его место. Обязанностей стало еще больше, и это явно шло не на пользу его молодой семье. В марте жена родила ему второго сына, но Коули не смог приехать в роддом. Он был до того занят, что никак не мог найти времени придумать имя для мальчика. Лэвон шутила, что если бы Сэм так и не предложил имя, то ей пришлось бы называть сына просто Младший. В мае, когда отношение директора к Пёрвису стало совсем кислым, Коули превратился в одного из самых доверенных помощников Гувера. Сотни звонков от начальников отделений по делам Бремера и Диллинджера прошли через его пишущую машинку, прежде чем лечь на стол к директору.

Никто не объявлял — ни во всеуслышание, ни приватно, — что Коули назначен руководителем Пёрвиса, и это привело к долгому непониманию роли Коули. В ближайшие месяцы газеты будут постоянно называть его «первым заместителем Пёрвиса». Поначалу Пёрвису сказали, что Коули приедет в Чикаго с инспекцией, — чтобы дать помощнику Гувера возможность понять и оценить структуру организации, созданной Пёрвисом для поимки Диллинджера. Но как только Коули прибыл в Чикаго, всем сразу все стало ясно. «Никто ничего не говорил, но все понимали, — вспоминает Дорис Роджерс. — Это был, знаете ли, такой офисный способ общения — щепотки и взгляды. Тебе говорят: „Коули приезжает“, а ты просто киваешь. Мы понимали, что это значит, без всяких слов».

Коули сразу взялся за дело. Он прилетел в Чикаго утром в воскресенье 3 июня, а к полудню был уже в Бэнкерс-билдинге. Когда он явился на девятнадцатый этаж, Пёрвиса не оказалось на месте, и Коули принялся допрашивать агентов, потерявших след Хелен Джиллис. Вывод его был однозначным: они сработали отвратительно, и он так и сказал вслух. Когда Пёрвис появился, он стал защищать своих людей, но Коули объявил, что слежка попросту провалена. Из четырнадцати агентов, постоянно занимавшихся делом Диллинджера, четверо следили за домом сестры Нельсона. Коули немедленно дал троим из них другие задания.

Внешне Пёрвис принял свое понижение в должности сдержанно, но по тону его докладных записок видно, что его отношения с Коули не отличались теплотой. В своей книге 1936 года «Американский агент» Пёрвис сознательно не упоминает ни Коули, ни своего понижения в должности.

«Они оба были внутренне напряжены, — вспоминает Дорис Роджерс. — Мне было жаль Коули. Он ведь всего лишь выполнял свою работу. Но он чувствовал себя так же неловко, как и Пёрвис. Достаточно было посмотреть на их лица, чтобы понять: им обоим не по себе. Мэлвина в каком-то смысле предали. Мы все ощущали себя преданными, побежденными. Это угадывалось в походке [Пёрвиса], в том, как он надевает шляпу. Теперь он ходил немного сгорбившись. Мы все чувствовали себя как во время осады. Нас постепенно окружали враги. Все наши друзья [в Вашингтоне] вдруг превратились во врагов».

Боевой дух обитателей девятнадцатого этажа пал. И дело было не только в том, что люди Пёрвиса вымотались и что их доверие к вашингтонским руководителям пошатнулось. Изменилось само их отношение к работе. Немногие из них сознательно выбрали службу в правоохранительных органах как главное дело жизни. Для большинства ФБР было всего лишь временным пристанищем, приключением после окончания учебы или вынужденным занятием, пока не кончилась Депрессия и не появилась настоящая работа. Они не искали такой службы, на которой можно погибнуть. У Дорис Роджерс бывали романы с некоторыми из агентов, и они поверяли ей свои сомнения. Она вспоминала: «Когда мы почувствовали, что под Пёрвисом зашаталась земля, всем агентам захотелось уйти со службы. И причина заключалась не в преданности Мэлвину. К тому времени все устали, вымотались. Хотелось уехать домой и заниматься чем угодно, хоть разливать газированную воду в аптеках. Все были готовы на что угодно, чтобы только вырваться отсюда. Агентов постоянно бросали на операции, где можно было в любой момент погибнуть. А никто этого не хотел. Все равно бы за это не дали Почетную медаль конгресса. Просто убили бы — и все. И они это понимали. Это не была их цель в жизни. Все задавались одним и тем же вопросом: что мы делаем на этой жуткой работе?»

Ситуация накалилась в воскресенье, когда Пёрвис и Коули отправились в Форт-Уэйн, чтобы проверить второй по значимости наблюдательный пост, устроенный Пёрвисом в доме Одри Расса. Однако и тут их поджидал провал. Оказалось, что трое агентов оставили пост и переехали в гостиницу за двенадцать миль от дома, поскольку воинственная миссис Расс в этот день ожидала гостей. Она великодушно согласилась позвонить, если Диллинджер появится. После допроса, который длился полночи, Коули приказал незадачливым агентам возвращаться в Чикаго. Они с Пёрвисом прибыли в Бэнкерс-билдинг в четверть шестого утра.

Коули, чья работоспособность была воистину феноменальной, провел весь понедельник в беседах с остальными агентами Пёрвиса. Он выспрашивал об эффективности информаторов и о том, что предпринимается для ускорения дела Бремера, которым постоянно занимались шестеро агентов. Вечером того же дня он поехал в Индианаполис, где на следующее утро вместе с Эрлом Коннелли осмотрел окрестности Морсвилла. У Коннелли вокруг Индианаполиса работало 16 агентов, наблюдавших за фермой и другими домами семьи Джона Диллинджера, еще двое находились в Дейтоне и один в Коламбусе (Огайо). Коули сомневался в том, что засады, организованные Коннелли, принесут какой-либо результат. Гувер писал в служебной записке тем же вечером: «По замечанию [Коули], наблюдение ведется уже от одного до полутора месяцев, и маловероятно, что об этом никто не знает. Вряд ли [Диллинджер] станет контактировать [с родственниками], которым известно, что за ними наблюдают».

Но при всем этом Коули доложил Гуверу, что не видит причин что-то кардинально менять. Гувер впервые за последнее время был доволен. Через два дня он позвонил Коули. О содержании этого разговора мы знаем из письма Гувера: «Я выразил мнение, что [новая] ситуация в Чикаго пойдет на пользу дела, и сказал, что я сообщил мистеру Пёрвису: до тех пор, пока дело Диллинджера не будет завершено, я хотел бы, чтобы мистер Коули осуществлял полновластное руководство».

Коули стал руководителем расследования, но на этом несчастья Пёрвиса не закончились. Мэри Киндер, бывшая подруга Пита Пирпонта, обручилась с новым женихом. Коннелли нашел выход на этого парня, и он сообщил, что Мэри собирается вскоре встретиться с Диллинджером. Во вторник Пёрвис отправился в город Мишавок (Индиана), где родители Пирпонта открыли закусочную. Агенты проследили, что Мэри направилась туда. Пёрвис и его люди вели ночью наблюдение за домом, как вдруг подъехали восемь полицейских машин. Оттуда выскочили двенадцать полицейских в бронежилетах и с автоматами и подступили к Пёрвису с вопросом, кто он такой. Тот покорно объяснил, в чем дело, и извинился за то, что не предупредил о своем приезде местные власти. После этого ему снова пришлось плестись к телефону и сообщать в Вашингтон плохие известия. Помощник сообщил Гуверу: «Мистер Пёрвис сказал, что дело, разумеется, „провалено“ — с нашей точки зрения». Гувер «согласился, что наблюдение теперь надо передать полиции», и просил предупредить полицию о неразглашении всей этой истории.

В то воскресенье, когда Сэм Коули прилетел в Чикаго, Ван Митер последовал примеру Диллинджера и попытался путем пластической операции начать новую жизнь. Он заплатил за это 5000 долларов. Доктор Лёзер и его ассистент Кэссиди снова побывали в доме Пробаско и сделали операцию. На этот раз все прошло гладко. Доктор обработал нос Ван Митера, удалил горбинку и уменьшил основание, а потом укоротил верхнюю губу. С помощью кислоты Лёзер уничтожил татуировку «Надежда» на правом предплечье бандита — и это, по всей видимости, никто не принял за плохое предзнаменование.

Через два дня Лёзер вернулся и с помощью раствора соляной кислоты удалил рисунок на подушечках пальцев и у Диллинджера, и у Ван Митера. Диллинджер перенес операцию молча, хотя лицо его кривилось и на лбу выступал пот. Ван Митер же громко ругался, прыгал по комнате и хлопал в ладоши, словно хотел уменьшить боль. После этого к ним заехал Малыш Нельсон. Он плюхнулся на диван в гостиной и, ухмыляясь, посмотрел на физиономии своих партнеров:

— Стало быть, вы, ребята, решили прикупить себе новые рожи? Ну что ж, возможно, они вам пригодятся.

— По крайней мере я теперь смогу ходить по улицам, — ответил Диллинджер.

Заехал Пикетт и сказал Диллинджеру, что нужны деньги для адвокатов, защищающих Билли на суде в Сент-Поле. Ожидалось, что ее осудят на год женской федеральной тюрьмы. Диллинджер отправил О'Лири за деньгами к своему отцу.

Вечером в среду 6 июня О'Лири зарегистрировался в отеле «Клейпул» в Индианаполисе. На следующее утро он отыскал на заправке Губерта Диллинджера. Губерт показал взглядом на Арта Макгинниса — шпиона ФБР, который околачивался на заправке уже месяц.

— Говори осторожнее, — предупредил Губерт.

— Что эта крыса тут делает? — спросил О'Лири.

— Мне лучше, если он тут ошивается, по крайней мере знаешь, кто за тобой следит, — ответил Губерт.

— Я привез записку от Джонни твоему отцу, — сообщил О'Лири.

Губерт сказал Макгиннису, что О'Лири — агент ФБР, которому надо повидаться с Диллинджером-старшим, а затем отвез гостя на ферму в Морсвилле. Диллинджер-старший встретился с ним на обочине дороги. О'Лири отдал ему записку, в ней, в частности, говорилось:

Папа,

Джонни. [329]

Я тут в порядке, и даже оказалось, что у меня еще есть друзья, которые не продадут. Хотелось бы пожить в этом доме подольше. Очень здорово было повидаться с тобой и с девчонками. Я уже полстраны объехал, но дома лучше всего… Приходится много переезжать, ничего не поделаешь. Я скоро отсюда уеду, и тебе не надо будет обо мне больше беспокоиться. Передай привет девочкам. Надеюсь, что у вас все хорошо.

— Как он там? — спросил отец у О'Лири.

— У него все в порядке, мистер Диллинджер, — ответил тот. Старик зашел в амбар и вернулся с завернутым в газету свертком. В нем О'Лири обнаружил 3000 долларов — деньги, которые Диллинджер отправил отцу после ограбления в Фостории. «Если увидишь Джонни, — сказал на прощание Губерт, — то скажи ему, что Арт Макгиннис у меня на бензозаправке». О'Лири обещал передать.

В архивах ФБР нет сведений о том, что агенты, наблюдавшие за фермой Диллинджеров, заметили посещение О'Лири. В противном случае они могли бы той же ночью проследить его до дома Джимми Пробаско в Чикаго. Арт Макгиннис, однако, что-то заподозрил. На следующий день Эрл Коннелли позвонил в Вашингтон и сообщил, что «некий человек, пытавшийся выйти на Диллинджера, представился его брату Губерту федеральным агентом. Информатор сообщил, что этот неизвестный вчера увез Губерта для разговора на несколько часов». Фэбээровцы так и не узнали, кто был этот человек. Будем считать, что это был О'Лири.

Вернувшись в Чикаго той же ночью, О'Лири приехал в дом Пробаско и увидел Диллинджера шагающим по дому из комнаты в комнату. Настроение у него было отвратительное. «Только что по радио передали новость», — сказал он.

Новость была о Томми Кэрролле.

Ватерлоо, Айова

7 июня, четверг

Кэрролл и его подруга Джин Делани отправились в путешествие по Айове, надеясь в конечном итоге добраться до дома родителей Джин в Сент-Поле. Они переночевали неподалеку от Сидар-Рапидса и поехали дальше. В городке Ватерлоо у них случилась небольшая поломка, и, чтобы ее устранить, они остановились у бензоколонки. Около полудня местный полисмен Эмиль Стеффен принял звонок от механика из автомастерской. Тот сообщил, что только что чинил «Гудзон» бронзового цвета и заметил в машине автоматическую винтовку и целую коллекцию номерных знаков под ковриком на полу. Клиент, по его словам, был «крутой парень».

Стеффен взял с собой еще одного полицейского, Уокера, и отправился искать машину на улицах городка. Они кружили около часа, однако так ничего и не нашли и вернулись к полицейскому участку в центре города. Там, прямо напротив их дверей, стояла эта машина. Полицейские припарковались рядом и решили ждать. Через некоторое время они увидели, что к «Гудзону» подходят молодой человек и симпатичная блондинка. Кэрролл открыл дверцу со стороны пассажира, и Делани села в машину. Бандит направился к водительской дверце.

Полицейские вышли из машины.

— Эй! — окликнул неизвестного Уокер. — Погодите-ка минутку. Кто вы?

— А вы кто?

— Полицейские.

Кэрролл сделал шаг назад и сунул руку под полу пальто. Уокер тут же выхватил пистолет. Пока Кэрролл вытаскивал свой, Уокер размахнулся и ударил его кулаком в лицо. Тот упал спиной на тротуар, но в ту же секунду вскочил и бросился бежать. Пистолета он не выпустил. Стеффен выстрелил ему вслед с расстояния примерно пятнадцать футов. Пуля попала в спину бегущему, девушка вскрикнула. Кэрролл выронил оружие, но не упал, а пошатываясь двинулся к переулку. Стеффен выстрелил еще трижды и два раза попал. Кэрролл, дойдя до переулка, упал на бок.

Стеффен подбежал к нему и потребовал назвать имя. «Томми Кэрролл», — чуть слышно ответил раненый. На другие вопросы он не отвечал. «У меня с собой семьсот долларов, отдайте их девчонке, — попросил он полицейских. — Она ни при чем».

Джин Делани арестовали. Кэрролла отвезли в больницу, и во второй половине дня туда приехали двое агентов из сент-польского офиса ФБР. Врачи предупредили, что Кэрролл долго не протянет. Агенты в течение сорока пяти минут забрасывали раненого вопросами, но он ничего не сказал. Томми Кэрролл умер в 18 часов 55 минут тем же вечером.

Ни Диллинджер, ни Ван Митер пока не могли выйти из дому. Их реакция на смерть друга оказалась совершенно различной. Ван Митер клялся, что никогда так не умрет. Чтобы его застрелили на какой-то грязной улице?! Ну нет, он теперь до конца жизни будет держаться подальше от людей. Диллинджер смотрел на вещи совсем иначе. Как только с него сняли все повязки, его обуяла жажда жизни.

Уже на следующий день после смерти Кэрролла, в пятницу 8 июня, он отправился смотреть бейсбольный матч с участием команды «Чикаго кабз» на стадион «Ригли». Пикетт пошел вместе с ним и потом утверждал, что видел на стадионе Джона Стиджа из фэбээровской группы по розыску Диллинджера. «Легавый, — шепнул Пикетт Диллинджеру, когда они сидели на трибуне. — Большой легавый».

Однако Диллинджера не беспокоило, что его видят другие, или, по крайней мере, не подавал виду, что боится. Он явно испытывал эйфорию от самой возможности ходить в уличной толпе, в которой его никто не узнавал. Впоследствии причины такого поведения Диллинджера одни будут объяснять удачной пластической операцией, другие — его возросшей самоуверенностью. К концу недели Диллинджер осмелился даже посетить ночной клуб и, возможно, бордель. Не позднее понедельника 11 июня он познакомился с симпатичной официанткой по имени Полли Гамильтон и намеревался встречаться с ней и дальше. «Эта девушка мне напоминает Мари», — заметил Ван Митер. Он имел в виду свою бывшую подружку Микки Конфорти, которую не видел два месяца, с тех самых пор, как сбежал из «Маленькой Богемии», бросив ее там.

В среду 13 июня Ван Митер почувствовал себя настолько хорошо, что решил пуститься на поиски своей прежней возлюбленной. Он встал рано утром, надел свой лучший черный костюм и белые башмаки, а потом добавил к новому облику последний штрих: нацепил на нос тонкое пенсне, крепившееся длинной черной ленточкой к пуговице пиджака. В таком виде он спустился к своему малиновому «форду» и сел за руль. При этом Ван Митер, разумеется, сильно рисковал: ФБР давно следило за Конфорти.

Убийство Томми Кэрролла наконец-то дало людям Гувера новые улики — чего не происходило уже давно. Однако источником была не Джин Делани. После смерти Кэрролла ее допрашивали до четырех утра, но она не сказала почти ничего полезного для следствия. Даже настойчивость Хью Клегга не помогла выудить из нее какие-либо сведения. Делани приговорили к одному году и одному дню лишения свободы и отправили в федеральную женскую тюрьму в Западной Вирджинии.

Улики содержались в черном гладстоновском саквояже, принадлежавшем Кэрроллу. Две его рубашки были завернуты в упаковки из прачечной, находившейся в Найлс-Центре — пригороде Чикаго.

Когда хозяйке показали фотографию Кэрролла, она тут же узнала клиента: он был здесь пару раз. Она узнала по фотографиям и других членов банд Диллинджера и Баркеров. Малыш Нельсон оказался ей известен как «мистер Коуди, прекрасный молодой джентльмен», который пользовался услугами прачечной с начала мая. Хозяйка вспомнила, как однажды он приехал, чтобы забрать свои рубашки, а они еще не были готовы, и тогда он, забыв о приличиях, заорал: «Да ведь я ехал пятьдесят миль ради них!»

Прогресс в следствии был налицо, но Коули требовалось еще многому учиться. Самой большой его ошибкой стал приказ о снятии наблюдения с Микки Конфорти. Девушка знала, что за ней следят, и Коули решил не тратить время даром: все равно она не решится встретиться с Ван Митером. Он ошибался. Ночью 14 июня в Чикагское отделение ФБР позвонила приемная мать Конфорти и сообщила, что та исчезла. Коули едва не кусал локти от злости. Ван Митер попросту заехал к одной из подруг Микки и попросил отнести той записку о том, что хочет воссоединиться. Микки побросала несколько вещей в дорожную сумку, вышла на улицу, села в машину и уехала. Прошло всего две недели с того дня, когда Пёрвис позволил Малышу Нельсону увезти Хелен Джиллис, — эта промашка и привела к назначению Коули, и вот теперь сам Коули повторил ошибку предшественника. Последний прямой выход на банду Диллинджера был утерян.

Потеря Микки Конфорти нанесла удар по следствию. Но самой необъяснимой оплошностью Коули в эти жаркие июньские дни было то, что он не стал следить за Луисом Пикеттом. Люди Коули изучили прошлое адвоката и раскопали некоторые грязные делишки, связанные с мошенничеством на бирже. Кроме того, они допросили его бывшую секретаршу Эстер Андерсон — ту самую женщину, которая указала Диллинджеру на дверь сразу после его побега из Кроун-Пойнта. Ее спрашивали о событиях того дня, однако она не пожелала сотрудничать со следствием. Несмотря на все это, Пикетту позволили передвигаться свободно.

В результате Пикетт и О'Лири продолжали помогать Диллинджеру прямо под носом у ФБР. Они бывали в доме Пробаско почти каждый день. У Пикетта возникало множество планов того, как можно нажиться на славе Диллинджера. Он предложил журналисту из «Чикаго америкэн» сделать интервью с Диллинджером за 50 тысяч долларов, но газета отказалась. Пикетт обсуждал с журналистами из «Чикаго америкэн» и возможность того, что знаменитый бандит сдастся не полиции, а редакции этой газеты. Но Диллинджер мог стать предметом любой игры, кроме сдачи. Например, он мог опубликовать автобиографию. Пикетт предлагал принести диктофон, и Диллинджер надиктует свои мемуары.

Сам Диллинджер больше всего загорелся идеей сняться в кино. Пикетт предложил купить камеру и все необходимое для записи, а Диллинджер и Ван Митер прочтут перед объективом лекции о порочности преступления. Ван Митер пришел в восторг:

— Я произнесу послание к американской молодежи!

— Ну нет, Ван, — охладил его пыл Диллинджер. — Мы им скажем только, что рано или поздно все равно попадешься.

— Ладно, — согласился Ван Митер. — Ты им скажешь, что рано или поздно попадешься, а я произнесу послание к американской молодежи.

Когда Диллинджер не обсуждал подобные бредовые идеи, он по большей части сидел в гостиной у Пробаско и читал газеты. Ван Митер, не будучи любителем чтения, проводил время, слушая по радио новости полиции. Все услышанное он с жаром пересказывал Диллинджеру. Они от души хохотали над непрерывным потоком сообщений об их появлении в разных местах, которые ФБР и чикагской полиции приходилось каждый раз проверять. Приходили известия о том, что Диллинджера видели в Кентукки, в Висконсине. Его видели даже прячущимся на плато Озарк вместе с Красавчиком Флойдом. Над большей частью этих новостей Диллинджер просто смеялся. Но один раз он вышел из себя: когда одна радиостанция передала ложное известие о том, что министр юстиции разрешил каждому, кто увидит Диллинджера, убить его на месте.

Когда О'Лири в очередной раз заехал в дом Пробаско, Диллинджер протянул ему лист бумаги. На нем были написаны домашние адреса Мэлвина Пёрвиса и агента Гарольда Рейнеке (гнев Диллинджера на последнего был вызван газетными сообщениями о том, что он угрозами выбивал показания из Билли Фрешетт). «Ты не мог бы проверить, правильные ли это адреса?» — спросил Диллинджер. О'Лири помчался к Пикетту. Укрывательство преступника — это было одно дело, убийство — совсем другое. Пикетт на следующий же день приехал убеждать Диллинджера отказаться от опасной идеи.

— Что ты задумал, Джонни? — спросил он.

— Ну, они же хотят меня убить? Хотят или не хотят? А почему я должен сидеть и ждать, когда меня убьют?! Мы просто припаркуем машины возле их домов как-нибудь ночью и прикончим их раньше, чем они прикончат нас.

— А ты понимаешь, что будет дальше? — спросил Пикетт. — Они призовут армию и объявят в городе военное положение. А меня повесят на фонаре.

Пикетт победил в споре, но эта стычка заронила между ним и Диллинджером семена раздора. Расхождение усилилось, когда Диллинджер и Ван Митер в шутку объявили Пикетту, что собираются ограбить «все банки» в его родном городке, в Висконсине. Пикетт не понял шутки. Он вышел из себя и поклялся — как уже делал после угрозы убить Пёрвиса, — что если Диллинджер это сделает, то «между ними все будет кончено».

Пикетту не нравились и прогулки Диллинджера по улицам Чикаго. Он отправлялся на них почти каждый вечер, а иногда и днем. Посетил еще пару игр «Чикаго кабз», снова зашел на Всемирную выставку и, по всей видимости, регулярно навещал бордели в Норт-сайде. Никто его пока не узнавал. Вслед за операцией Диллинджер еще больше изменил свою внешность: покрасил волосы в черный цвет, отрастил усы и купил очки в золотой оправе. После жутких недель, проведенных в красном фургоне, он снова почувствовал уверенность в себе.

Ван Митер снял для Микки Конфорти комнату в Саут-сайде. Он полагал, что Диллинджер сошел с ума, раз так скачет, и свое мнение высказывал прямо. «Если ты будешь так резвиться, то тебя грохнут очень скоро», — ворчал он.

Еще одна тема для разговоров возникла 23 июня, когда Гомер Каммингс объявил новую награду за поимку Диллинджера — 15 тысяч долларов. За выдачу Нельсона давали 7500.

— Смотри-ка, на меня цена растет, — говорил Диллинджер Ван Митеру. — Вот увидишь, как вскипит Джимми, когда узнает, что на него повесили меньший ценник, чем на меня. А тебя-то, Ван, тебя вообще не ценят!

— Псих ты, — отвечал Ван Митер. — Ты бы лучше смотрел, чтобы кто-нибудь не обналичил чек от этой награды.

Коули отправил агентов сразу в несколько новых засад. Он просил у Вашингтона больше людей, и ему их дали. За один месяц в группу по поиску Диллинджера пришло восемь новых агентов, и, таким образом, общее число тех, кто занимался его делом в Чикаго, выросло до двадцати двух. Но тем не менее к среде 27 июня Коули был все так же далек от цели, как три недели назад, когда он только приехал в город. В этот день он провел в Бэнкерс-билдинге совещание по стратегии расследования. Из Индианаполиса приехал Эрл Коннелли, из Сент-Пола — Хью Клегг, а из Вашингтона прилетел осуществлявший координацию расследования в центральном офисе Эд Тэмм.

Они обсудили все версии и оценили эффективность всех засад. В Индиане агенты следили за десятком разных мест, а сам Коннелли регулярно созванивался с Артом Макгиннисом. Тэмм считал, что надо усилить давление на родственников Диллинджера. Агенты Клегга устраивали рейды в Индианаполисе и Сент-Поле; как раз в этот день они добились первого успеха, арестовав бармена из «Зеленого фонаря» — Пэта Рейли, который был в «Маленькой Богемии». Рейли заявил, что Диллинджер, скорее всего, мертв, и эти слова вызвали массу публикаций. Журналисты нагрянули в Морсвилл — услышать, что скажет отец бандита. Старик заверил их, что его сын жив и здоров.

Наиболее многообещающей засадой, устроенной Коули, был восстановленный пост в доме Одри Расса в Форт-Уэйне. Супруги Расс уверяли, что Ван Митер может заехать к ним в любой день. Коули отменил собственный приказ и послал четырех человек круглосуточно дежурить в их доме. Среди агентов были двое его лучших стрелков — «ковбои» Чарльз Винстед и Кларенс Хёрт. Они целыми днями сидели в доме, вызывая гнев воинственной миссис Расс.

Коули в это время был доволен ходом расследования. В половине городов, расположенных между Индианаполисом и Чикаго, работали его агенты. К сожалению, никого из них не оказалось в городе Саут-Бенд в Северной Индиане, а именно там в следующее воскресенье Диллинджер нанес очередной удар.

Ограбление отделения Коммерческого национального банка в Саут-Бенде было самым бестолковым и хаотичным из всех дел Диллинджера. О его подготовке сохранилось мало достоверных сведений. Бандиты собирались для обсуждения планов в заброшенной школе, находившейся в одном из северо-западных чикагских пригородов — в излюбленных местах Нельсона. В течение июня Ван Митер и Диллинджер несколько раз приезжали туда ночью, чтобы встретиться с Нельсоном, которого обычно сопровождала его постоянно растущая «собственная банда». В это время в нее входили приятель Нельсона по Калифорнии Джонни Чейз, толстый хвастун из Сан-Франциско Фацо Негри, друг детства Нельсона рэкетир Джек Перкинс и чикагский механик, с которым Нельсон познакомился на скачках, — Клэри Лидер. Об этих встречах впоследствии рассказывал только Негри, и его рассказы с годами сильно менялись.

До сего дня никто так толком и не знает, кто принимал участие в ограблении в Саут-Бенде. Очевидцы говорили то о четырех, то о пяти, то о шести грабителях. Большинство версий сходится на цифре пять. Участие Диллинджера, Ван Митера и Нельсона подтверждено. Джека Перкинса впоследствии привлекали к суду по этому делу и оправдали: его участие не было доказано. Возможно, хотя это и малоправдоподобно, что четвертым и пятым грабителями были Джонни Чейз и Фацо Негри.

Предлагалась и весьма интригующая версия событий: оставшимися двумя грабителями были Красавчик Флойд и его подручный Адам Ричетти. Эти двое давно исчезли из поля зрения ФБР, надежных сообщений о них не имелось в течение года. Один свидетель твердо опознал Флойда в «толстяке» со смуглым лицом, который действовал в тот день бок о бок с Диллинджером. Через несколько месяцев после ограбления на участие Флойда указывал и Фацо Негри: на допросе в ФБР он сообщил, что подслушал разговор бандитов о том, что на этот раз с ними будет работать «знаменитый налетчик с юго-запада». Если это был действительно Флойд, то он, скорее всего, связался с Диллинджером через Ричетти, который сидел вместе с ним в тюрьме города Пендлтон в Индиане. Но возможно, Негри придумал все это, чтобы скрыть собственное участие.

Кто бы ни помогал Диллинджеру в тот день, отношения между членами банды становились все более напряженными. Как всегда, возмутителем спокойствия был Нельсон. Он постоянно повторял, что Диллинджер и Ван Митер живут слишком открыто. Это вызвало стычку между Нельсоном и Ван Митером во время одной из сходок в школе, когда Нельсон узнал, что Ван Митер воссоединился с Микки Конфорти. Этой девушке Нельсон не доверял. Вот что говорил об этом Негри: «Джимми [Нельсон] вступил в спор с Ван Митером, вроде бы как тот живет с девчонкой, а девчонка эта нехорошая. А Ван Митер сказал, что девчонка хорошая, и тогда Джонни [Чейз] мне сказал: „Пошли погуляем“. Ну, я и пошел погулять, потому что они могли начать стрелять в любую минуту. В общем, они договорились между собой, и Джонни мне говорит немного погодя: „Слышишь, Ван Митер обещал Джимми грохнуть эту бабу — раз, и все…“ Спорили они так, что я все слышал, потому что был недалеко… [Ван Митер] пообещал грохнуть девчонку, а если бы не пообещал, то Джимми его наверняка бы убил… я уже думал, сейчас такая пальба начнется…»

Этот анекдот иллюстрирует не только психическую неустойчивость Нельсона, но и то, как Диллинджеру и Ван Митеру приходилось приспосабливаться к нему: конечно, Ван Митер совершенно не собирался убивать Микки Конфорти. В такой обстановке и проходили сходки, на которых банда обсуждала свое очередное дело. Если верить Негри, они обследовали несколько банков в Иллинойсе и Индиане, прежде чем выбрали наконец банк в Саут-Бенде. Ван Митер, надев пенсне, съездил туда на разведку. Вечером в субботу 29 июня бандиты собрались в школе в последний раз и проверили оружие и бронежилеты. Последние им особенно пригодились.

Саут-Бенд, Индиана

30 июня, суббота

Было жаркое, ясное летнее утро. В половине двенадцатого машина бандитов подъехала к перекрестку Уэйн-стрит и Мичиган-стрит в самом центре города Саут-Бенд. Туда-сюда по Мичиган-стрит сновали трамваи, по тротуарам шла людская толпа. На перекрестке 29-летний полисмен Говард Вагнер регулировал движение транспорта. Алекс Слейби, боксер-любитель, припарковал машину на Уэйн-стрит.

Вдруг бок о бок с ним, вторым рядом, встал коричневый «гудзон», и из него вышли четверо мужчин. Один из них показался Слейби знакомым. Он был в комбинезоне и соломенном канотье, а в правой руке держал что-то завернутое в платок. Слейби внимательно глядел на него, пытаясь вспомнить, где он видел это лицо. Диллинджер быстро развернул платок и направил на Слейби пистолет. «Ты бы лучше сматывал», — сказал он.

Ошарашенный Слейби смотрел, как бандиты сворачивают за угол, направляясь к Коммерческому банку. Он вздрогнул, осознав, что банк сейчас будут грабить.

Слейби вышел из машины и взглянул на стоящий рядом «гудзон»: его двигатель работал, ключ зажигания был на месте. Слейби потянулся к ключу. «Эй, ты что это делаешь?» — окликнули его. Слейби выпрямился и увидел молодого блондина. Под плащом у него явственно просматривался автомат. Это был Нельсон. «Да так, ничего», — пробормотал Слейби. Бандит дал ему уйти беспрепятственно. Слейби побежал к телефону-автомату, чтобы вызвать полицию.

Ван Митер остался у входа в банк с автоматической винтовкой в руках, а Диллинджер и «толстяк» зашли внутрь. В тот день Диллинджер не тратил времени на любезности. В операционном зале было около двух десятков посетителей, они стояли в небольших очередях к кассам. Диллинджер выхватил автомат и крикнул: «Это ограбление!»

Большинство посетителей тут же подняли руки. Люди стали пятиться к стенам. Вице-президент банка спрятался под столом. Человек десять кинулись в зал заседаний, они захлопнули за собой дверь. Не обращая на все это внимания, Диллинджер прошел сквозь низкую вращающуюся дверку за ограждение и принялся сгребать пачки банкнот со столов кассиров к себе в мешок. Второй грабитель — тот самый «толстяк» — вдруг дал оглушительную очередь в потолок. Посыпалась штукатурка, завизжали женщины. «Толстяк» ухмыльнулся.

Услышав выстрелы, люди на улице останавливались и недоуменно оглядывались: может быть, это фейерверк? Полисмен Вагнер — регулировщик, стоявший на перекрестке, — тоже слышал пальбу, он вынул свисток изо рта и побежал к банку. Ван Митер увидел его, поднял винтовку и выстрелил. Пуля попала Вагнеру в грудь. Полисмен упал на спину, но все еще пытался открыть кобуру и достать пистолет. Он умер через полчаса.

Началась паника. Повсюду кричали и бежали люди. Из дома, находившегося неподалеку от банка на Уэйн-стрит, выскочил ювелир Гарри Берг с пистолетом в руках. Он увидел Нельсона, стоявшего с автоматом на углу, и выстрелил. Пуля попала бандиту в грудь, и его спас только бронежилет. Нельсон развернулся и дал очередь. Берг стремглав вбежал обратно в свой магазин. Пули Нельсона попали в припаркованный автомобиль, разбили лобовое стекло и ранили сидевшего в машине человека. Еще один человек был ранен в живот отрикошетившей пулей — он ввалился в ювелирный магазин и упал.

Нельсон палил как сумасшедший, люди прятались, спасаясь от пуль. В этот момент 17-летний юноша по имени Джозеф Павловски вдруг перебежал через улицу и кинулся на бандита сзади. Они боролись несколько секунд, но потом Нельсону удалось ударить напавшего прикладом в висок. Тот упал на тротуар, но тут же поднялся и побежал.

Ван Митер, стоявший перед входом в банк, понимал, что он уязвим для выстрелов со всех сторон. Он вошел в соседний обувной магазин Нисли и вывел находившихся там людей на улицу. Затем он выстроил их как живой щит перед входом в банк. Трое патрульных дорожной полиции, услышав стрельбу, подбежали к банку и увидели на тротуаре людей с поднятыми руками. Ван Митер дал очередь, полицейские укрылись за припаркованными машинами. В этот момент Диллинджер и его неизвестный партнер вышли из банка с полотняными мешками в руках. Там было более 28 тысяч долларов. Они вели перед собой заложников, в том числе президента банка Делоса Коэна.

Полицейские, прятавшиеся за машинами на другой стороне перекрестка, открыли огонь. Коэн упал, раненный в лодыжку. Другому заложнику, кассиру, пуля задела ступню.

— Я ранен! — крикнул он бандитам.

— А ну, иди вперед! — ответил Диллинджер, подтолкнув его автоматом.

Когда Диллинджер, Ван Митер и «толстяк» подвели заложников к машине, завязалась бешеная перестрелка. Укрывшиеся за машинами полисмены стреляли не переставая. Нельсон, стоя возле «гудзона», поливал очередями все вокруг. Пули крушили витрины магазинов и шатер кинотеатра.

Вдруг Ван Митер упал. Диллинджер обернулся и увидел, что у того голова в крови. Бросив двоих заложников, он подхватил Ван Митера под руки и потащил к машине. «Гудзон» был уже изрешечен пулями, и, пока он отъезжал, в него непрерывно стреляли. Впоследствии шестеро полисменов рассказывали, что они преследовали бандитов до восточного выезда из Саут-Бенда. «Гудзон» нашли брошенным на окраине городка Гибсланд.

Бандиты вернулись в здание бывшей школы во второй половине дня. У Ван Митера было сильное кровотечение. Приехал Фацо Негри и увидел Ван Митера лежащим на полу, всего залитого кровью. Негри рассказывал об этом на допросе в ФБР: «Он лежал на полу, и мне показалось, что у него уже агония, что он помирает». Негри хотел съездить за доктором, но Нельсон его не пустил. Кто-то предложил похитить врача. Диллинджер и Нельсон вступили в жаркий спор по этому поводу. В конце концов Диллинджер решил довезти Ван Митера до дома Джимми Пробаско. Туда они могли вызвать врача.

Диллинджер повез истекающего кровью Ван Митера в Чикаго. До съемной квартиры он добрался уже с наступлением темноты. Пробаско пытался дозвониться до анестезиолога Гарольда Кэссиди, но того не оказалось дома. Тогда Пробаско сам забинтовал раненому голову.

Следующим вечером прибыли Пикетт и О'Лири. Пробаско расхаживал по дому и ругался: «Где этот чертов Кэссиди? Я звонил ему уже сто раз, но сукин сын как в воду канул. Если бы мы его дожидались, Ван был бы уже мертв. Скажите спасибо, что я оказался таким хорошим врачом. А ну-ка, покажи им свою голову!» Ван Митер сидел на диване, ему было явно лучше. «Я тебе жизнь спас, — продолжал Пробаско. — Всю ночь сидел и вытаскивал волоски из раны». Чуть позже Кэссиди все-таки приехал. Пока Пробаско и Ван Митер бранили его, он вычистил рану и заново ее забинтовал.

Диллинджер рассказал всей компании про сумасшедшую перестрелку, особо задержавшись на эпизоде, как еврей-ювелир нагло пальнул в Нельсона.

— Слушай, Джонни, — сказал Ван Митер, — а давай вернемся в Саут-Бенд на той неделе и поквитаемся с этим еврейчиком?

— Конечно вернемся, — ответил со смехом Диллинджер. — Конечно вернемся.

 

XV

ЖЕНЩИНА В ОРАНЖЕВОМ

1 — 27 июля 1934 года

К концу той недели, когда произошло ограбление в Саут-Бенде, Диллинджер решил покинуть дом Джимми Пробаско. Хозяин много пил и буянил, и бандит опасался, что он может про них разболтать. Один источник сообщает, что Диллинджер и Ван Митер подслушали телефонный разговор Пробаско. Он сначала с кем-то горячо спорил, а потом сказал: «А мне все равно, приводи копов. Давай приводи, посмотришь, что будет!» Диллинджера это совсем не позабавило. Последней каплей стал случай в среду, 4 июля, когда они с Ван Митером вернулись домой и обнаружили там совершенно пьяных Пробаско и Пикетта. Когда те ушли, бандиты собрали свои вещи, положили их в машину Ван Митера и уехали из этого места навсегда.

В тот же день Диллинджер поселился по адресу: Халстед-авеню, 2420. Это был квартал в Норт-сайде, населенный иммигрантами из Германии. В квартире жили еще трое, из них две женщины. Их отношения друг с другом, с Диллинджером и с одним полицейским из Индианы в конечном итоге и привели к гибели знаменитого бандита. Одной из этих дам была новая подружка Диллинджера, 26-летняя Полли Гамильтон. Она уже побывала замужем и развелась, а в то время работала официанткой в кафе «Эс-энд-Эс» на Вильсон-авеню. Второй была Анна Сейдж, крупная 42-летняя женщина из румынских иммигрантов, которая после приезда в Америку в 1908 году занималась в основном содержанием борделей. Третьим жильцом квартиры был ее 23-летний безработный сын Стив.

Как Диллинджер с ними познакомился, осталось неизвестным. По наиболее распространенной версии, восходящей к интервью Полли Гамильтон, опубликованному сразу после смерти Диллинджера, они встретились в чикагском ночном клубе под названием «Бочонок удовольствий». Диллинджер представился Джимми Лоуренсом, клерком из чикагской Торговой палаты. Но более вероятно, что их познакомила Анна Сейдж, которая уже много лет была вхожа в уголовные круги Северо-Западной Индианы — мир, хорошо известный Диллинджеру. У них было по крайней мере два общих приятеля.

Анна Сейдж (в девичестве Кампанас), вошедшая в уголовный фольклор как «женщина в красном», родилась в 1892 году в деревне Комлос в Румынии, неподалеку от порта Констанца на Черном море. В 17 лет она вышла замуж за человека по имени Майк Чиолек. Они эмигрировали в Чикаго, и у них родился сын Стив. В 1917 году, когда Анне было 25 лет, пара развелась. Оставшись одна с восьмилетним сыном, она переехала в Индиана-Харбор — район, населенный румынскими иммигрантами. Это было место на берегу озера Мичиган, густо заполненное рядами обветшалых домов и кабаков. В городе Ист-Чикаго этот район считался одним из самых опасных. Здесь она занималась проституцией и работала официанткой во многих барах, а в конце концов осела в гостинице «Харбор-Бэй», где услуги проститутки стоили 2 доллара.

Когда хозяин борделя угодил на полгода в тюрьму за торговлю алкоголем, Анна заняла его место. Это было ее призванием. Она выглядела довольно колоритно: рост — пять футов семь дюймов, вес — 165 фунтов, плюс сильный восточноевропейский акцент. С помощью хозяина Анна постепенно превратила «Харбор-Бэй» в самый известный из всех городских притонов. Для соблюдения порядка она заискивала перед ист-чикагскими полицейскими и пыталась с ними подружиться. По общим отзывам, ее самым близким другом и благодетелем стал весьма импозантный — и весьма коррумпированный — полисмен Мартин Заркович (тот самый, которому, со слов Диллинджера, он платил деньги за прикрытие).

Заркович в Индиана-Харборе был легендарной личностью. «Самый настоящий павлин» — как определил его позднее один индианский журналист. Заркович разъезжал по улицам Ист-Чикаго в фетровой шляпе и костюмах такой расцветки, что заслужил прозвище Шейх. Он был в молодости хорошим патрульным, ретиво поддерживал порядок в местных игорных домах и борделях и в 1926 году был назначен начальником полиции. Во второй половине 1920-х годов ему трижды предъявляли обвинение в коррупции и один раз осудили — в 1929 году — за нарушение законов о запрете алкоголя. Однако по тому же самому делу оказалась за решеткой чуть ли не половина властей Ист-Чикаго, и никого не удивило, что Заркович сумел вернуться в полицию. Более того, пребывание в тюрьме даже укрепило его связи с политиками округа Лейк. В начале 1930-х годов Заркович знал всех, кто что-то значил в политической жизни Северо-Западной Индианы, а также многих других, начиная с Уильяма Мюррея (судья на процессе Диллинджера в Кроун-Пойнте) и до помощника Луиса Пикетта — Арта О'Лири. С последним они были знакомы много лет.

Анна Кампанас познакомилась с Мартином Зарковичем очень давно, в самые первые дни после своего приезда в Ист-Чикаго. Материалы бракоразводного дела супругов Заркович 1920 года показывают, что она знала полицейского даже слишком близко. В заявлении, поданном в суд миссис Заркович, супруга полисмена обвиняет Анну в «более чем дружеских» отношениях со своим мужем. Заркович остался главным покровителем Анны, после того как она открыла в 1921 году свой первый бордель в близлежащем городе Гэри. К 1923 году ее дела пошли так хорошо, что она арендовала отель на 46 номеров под названием «Костур». Это было на редкость злачное место, в котором постоянно случались перестрелки и поножовщины, и полиция окрестила его «Ведро крови». Анна вела бизнес под именем Кэтти Браун и получила известность в криминальных кругах как Кэтти из «Костур-хауса».

Связи Зарковича с властями округа Лейк помогли Анне выйти сухой из воды после нескольких арестов. Ее дважды осуждали, но оба раза губернатор Индианы подписывал ей помилование. Везение закончилось в 1932 году: после ее очередного ареста новоизбранный губернатор-реформатор Пол Макнатт отказал ей в помиловании. «Ведро крови» прикрыли, и перед Анной замаячила грозная перспектива — федеральные иммиграционные власти собрались депортировать ее из Америки.

Потерпев поражение, она отступила на заранее подготовленные позиции — переехала в Чикаго. Там она имела связи еще с 1928 года, когда вышла замуж за румынского иммигранта Александра Сачу, который переделал свою фамилию на английский лад: Сейдж. У Анны Сейдж оказалось достаточно денег на то, чтобы купить в северной части города дом для сдачи квартир внаем. Впрочем, возможно, этот дом функционировал как бордель. В 1933 году супруги развелись, и дом был продан. Анна сменила несколько мест жительства и в конце июня 1934 года вселилась в квартиру на Халстед-авеню. Она по-прежнему занималась сводничеством, хотя уже не посвящала этому все свое время. Ее беспокоил процесс рассмотрения документов о депортации, длившийся уже давно.

Подругой этой женщины и была Полли Гамильтон — девушка из Северной Дакоты, переехавшая в 1920-е годы в Гэри, где она вышла замуж и потом развелась с местным полицейским. Муж Полли каким-то образом был связан с отелем «Костур». В каком качестве Гамильтон жила в квартире Анны на Халстед-авеню, не совсем ясно. Практически во всех рассказах о последней любви Диллинджера ее называют официанткой. Однако в материалах ФБР она неоднократно квалифицируется как проститутка: возможно, Сейдж использовала свою квартиру в качестве притона, а Гамильтон подрабатывала проституцией. Таким образом, Диллинджер мог познакомиться с ней, когда она оказывала ему услуги этого рода. Позднее Сейдж на допросах в ФБР признавала, что пускала проституток в свободные комнаты своих квартир и делала это вплоть до июня 1934 года. Документы бюро показывают, что Полли Гамильтон до 1 июля снимала номер в одном из чикагских отелей, а затем жила у Сейдж.

Каким образом Диллинджер познакомился с Анной Сейдж? Прямых источников на этот счет у нас нет, но можно предположить, что их представил друг другу Мартин Заркович, хорошо знавший Арта О'Лири — посредника в делах и Сейдж, и Диллинджера. Имеется достаточно свидетельств, которые позволяют заключить, что Заркович знал Диллинджера и непосредственно. В интервью, взятых у Зарковича после убийства бандита, он изображал из себя отважного полисмена, который поклялся привлечь Диллинджера к ответственности за убийство своего друга Патрика О'Мэлли во время январского ограбления банка в Ист-Чикаго. Заркович утверждал, что выкраивал время от основной работы и в одиночку занимался поисками Диллинджера.

Все это может быть и правдой, однако не отменяет того факта, что некто оказывал помощь бандиту в Ист-Чикаго и в том числе обеспечивал безопасность его укрытия в мае. Диллинджер намекал О'Лири, что это был Заркович, которого он называл Зарк. Как мы уже отмечали, Диллинджер, не говоря прямо, что ему помогал именно этот полицейский, намекнул О'Лири: Заркович несет ответственность за убийство двух полисменов из Ист-Чикаго 24 мая. Какими бы интригующими ни казались связи между Диллинджером и Зарковичем, не существует неопровержимых доказательств, что полисмен общался с бандитом в Ист-Чикаго или что он устроил Диллинджера на постой к Анне Сейдж. ФБР — единственная организация, способная пролить свет на эти вопросы, — даже не пыталось это расследовать. По причинам, которые скоро станут ясны читателю, бюро не горело желанием заниматься деятельностью Зарковича.

Определенно известно, что в конце июня Диллинджер проводил много времени с Полли Гамильтон. Девушка будет потом упорно повторять (вопреки свидетельствам других), что понятия не имела о том, кем в действительности был ее новый друг «Джимми Лоуренс». Диллинджер по уши влюбился в Полли — она оказалась первой женщиной, сумевшей отвлечь его мысли от Билли Фрешетт. Теплые июльские дни они заполняли бейсбольными матчами, аттракционами и кинофильмами, а ночи — ужинами и танцевальными клубами. Диллинджер был учтив и сорил деньгами направо и налево. Полли, правда, казалось странным, что он всегда носит один и тот же светло-серый костюм. Диллинджер отвечал, что всегда носит одежду до тех пор, пока она ему не надоест, а потом выбрасывает. Когда она спросила его о свежих шрамах на лице, то он ответил, что попал в автомобильную аварию.

Они разъезжали повсюду на такси. В Ривервью-парке они без конца катались на русских горках, и Диллинджер орал во все горло на спусках и целовал Полли на поворотах. Он обожал тиры, и другие посетители останавливались посмотреть, как он стреляет. В ночных клубах «Большая терраса» и «Французское казино» они отличались в танцах. Диллинджер любил танцевать кариоку и всегда просил оркестрантов сыграть ее для него. Когда исполняли его любимые песни «Я только и мечтаю о тебе» и «Все, что мы знаем», он склонялся к уху Полли и принимался тихо напевать. Пил он немного — обычно один-два коктейля с джином за вечер, зато, возвращаясь домой, каждый раз обязательно останавливался у палатки, чтобы съесть хот-дог. Свою подругу Диллинджер называл «контесса», или «графиня», а на день рождения подарил ей кольцо с аметистом. Она в ответ дала ему золотое кольцо с надписью внутри: «Со всей моей любовью. Полли», а также часы со своим портретом на тыльной стороне.

В воскресенье 1 июля Анна Сейдж въехала в квартиру на Халстед-авеню, следом за ней там поселилась Полли Гамильтон, а через три дня к ним присоединился Диллинджер. Хозяйка дала ему два ключа — от комнаты и от кладовки, куда он поместил оружие и бронежилет. Диллинджер обернул ключи резиновым бинтом и носил их в кармане. В тот день, когда он въехал в квартиру, Полли позвонила своему начальнику в кафе «Эс-энд-Эс» и сказала, что попала в аварию и не сможет несколько дней ходить на работу. Затем она взяла отпуск на три недели и все время проводила с Диллинджером.

Бандит оказался очень милым постояльцем. На вопросы о еде Диллинджер отвечал женщинам, что он, в конце концов, всего лишь сельский паренек из Индианы, и они скоро пристрастились к его излюбленному меню: пресным лепешкам с куриной подливкой, бифштексам, клубнике и иногда лягушачьим лапкам. После ужина Диллинджер, как и во времена, когда он жил с Билли, надевал фартук и мыл посуду. Когда было нечем заняться, играл в карты с Анной и ее сыном Стивом — обычно в пинокл. Несколько раз они с Полли садились играть пара на пару против Стива и его подруги. Ходили вчетвером в кинотеатр «Гренада» на фильм «Вива Вилла» с Уоллесом Бири и в «Марбро» на фильм «Ты говоришь мне» с Уильямом Клодом Филдсом. Стив Чиолек считал «Джимми» отличным парнем.

Впервые за последние несколько месяцев Диллинджер отдохнул. Ему нравился этот район. Он купил новую белую рубашку в магазине Уорда Митчелла, сделал несколько ставок в букмекерской конторе, которая находилась в помещении над кинотеатром «Биограф», и подстригся в парикмахерской в том же здании. Много позже газета «Чикаго дейли ньюс» выяснила, насколько Диллинджер чувствовал себя уверенно: он четыре раза заходил в дом, где располагалось чикагское сыскное бюро. Полли хотела получить новое место официантки, и ее будущий работодатель требовал медицинскую справку. Медосмотр проводился в том же доме, что и сыскное бюро. Диллинджер четыре раза ждал свою подругу на тринадцатом этаже, а двумя этажами ниже чикагская полиция занималась его Розыском.

Привыкая к новому образу жизни, Диллинджер тем не менее не порывал связей с О'Лири и Ван Митером. Вечером во вторник 10 июля Диллинджер и Ван Митер взяли своих подружек и отправились на Всемирную выставку, где долго бродили в толпе на берегу озера. Через два дня Диллинджер встретился с О'Лири, и они вдвоем отправились в южные пригороды, где возле некоей закусочной их поджидал Ван Митер. Двое бандитов поговорили полчаса в машине Ван Митера, а потом вернулись к О'Лири. Этот последний слышал, как Ван Митер жаловался на Нельсона. По всей видимости, несогласия возникли по вопросу о том, как распорядиться какими-то ценными бумагами.

— Я говорил об этом с Джимми, — рассказывал Ван Митер, — и сказал, что не собираюсь платить ему двадцать пять сотен баксов. Пошел он к чертовой матери!

— Он на тебя тоже всегда жалуется, — сказал Диллинджер.

— У нас получился тяжелый разговор. Я думал, мы сейчас достанем пушки и начнем палить друг в друга.

— Плюнь на это, Ван, — посоветовал Диллинджер. — С Нельсоном все равно покончено. Он больше не в нашей команде.

— Вот это правильно, — ответил Ван Митер. Уходя, он напомнил Диллинджеру: — Не забудь про «суп».

По дороге в Чикаго Диллинджер рассказал О'Лири о деле, которое они задумали. Речь шла об ограблении поезда. Это было предложение приятеля Нельсона, Джимми Мюррея, который десять лет назад разработал план, осуществленный братьями Ньютон в Раундауте. Мюррей клялся, что поезд, который предстоит ограбить, тоже будет перевозить миллионы. «Это будет самое громкое дело в мире! — восклицал Диллинджер. — И сделаем его мы с Ваном. Больше никого не возьмем. Мы сами этот поезд нашли, мы за ним неделями следили, все остановки его знаем. Нужен только „суп“ — нитроглицерин, чтобы взорвать дверь в почтовом вагоне. Мы даже знаем, сколько там будет денег, а их там будет до черта. Нам хватит до конца жизни. А как только покончим с этим, валим из страны».

Скаредность Ван Митера заставила Диллинджера через два дня, в субботу 14 июля, еще раз встретиться с О'Лири. Ассистент хирурга Гарольд Кэссиди добивался платы за лечение раны, полученной Ван Митером в Саут-Бенде. Диллинджер, О'Лири и Кэссиди встретились во второй половине дня на углу Кедзи и Норт-авеню. Диллинджер отдал врачу 500 долларов, сказав, что это от Ван Митера. Скорее всего, он отдал свои деньги. Таким образом он хотел разрядить напряжение: ему было совсем не нужно, чтобы кто-то рядом остался недоволен.

Воскресенье Диллинджер провел с Полли Гамильтон. Во время прогулки она с подругой отлучилась — поехала покататься на велосипедах, а он несколько часов наблюдал за тем, как Стив Чиолек играет в софтбол. Вернувшись, Полли увидела, что Диллинджер угощает пивом обе команды. Он, похоже, совсем ничего не боялся. К ночи они вернулись в квартиру на Холстед-авеню. А на следующее утро Диллинджер прочел в газетах о страшной перестрелке на северо-западе города. Это было дело рук Нельсона.

16 июля, понедельник

2 часа 00 минут

Этой ночью Нельсон устроил сходку «своей собственной» банды на лесной дороге в отдаленных северных пригородах. Первыми приехали Джонни Чейз и Фацо Негри, потом Джек Перкинс. Они потушили фары своих черных «фордов» и вышли поговорить. Хелен оставалась в машине и при свете фонарика читала журнал.

Бандиты увлеклись разговором и не услышали, как около двух часов ночи рядом с ними оказались двое патрульных — Фред Макалистер и Гилберт Кросс. Полицейские проезжали мимо, направляясь домой после долгого рабочего дня. Макалистер заметил в лесу машины с потушенными огнями и решил узнать, в чем дело. Он свернул на отрезок проселочной дороги, остановился и вышел. Он увидел четырех мужчин.

— Что случилось? — спросил Макалистер.

— Ничего не случилось, — ответил кто-то из них.

Вслед за этими словами раздалась автоматная очередь, по всей видимости из автомата Нельсона. Макалистер получил рану в плечо и упал, пули полетели в полицейскую машину. Шесть из них попали в Кросса. Он сумел открыть дверцу и скатился в канаву. Неизвестные сели в «форды» и уехали, бросив истекающих кровью полицейских на произвол судьбы. Макалистер расстрелял вслед отъезжавшим машинам всю обойму своего пистолета. У него хватило сил довезти товарища до больницы. Они оба выжили.

На следующее утро эта перестрелка попала на первые полосы чикагских газет. Журналисты предполагали, что это дело рук Диллинджера. ФБР послало агента Артура Маклохона в больницу Де-Плейнса, чтобы опросить раненых полицейских. Он показал им фотографии Хелен Джиллис и Микки Конфорти, но полицейские их никогда не видели. В полиции Маклохона стали уверять, что стреляли бутлегеры, охранявшие незаконный алкогольный завод на 2000 галлонов, — он был обнаружен в двухстах пятидесяти ярдах от места перестрелки. Поговорив с несколькими полицейскими, Маклохон написал Коули: «Все они абсолютно уверены, что банда Диллинджера не имеет отношения к этому делу».

На том и кончилось. Коули посвящал большую часть времени делу Нельсона. Агенты арестовали приятеля бандита — автомеханика Клэри Лидера, но отпустили его, после того как Лидер сказал, что не видел Нельсона несколько лет. Самая интересная ниточка расследования завязалась в понедельник 9 июля. За несколько дней до этого бюро внедрило информатора в офис Луиса Пикетта. Имя осведомителя вымарано в архивных документах ФБР, но кто бы это ни был, он попросил агентов взять Пикетта в этот день под наблюдение. Фэбээровцы последовали за адвокатом и увидели, что на углу одной из улиц он вступил в оживленный разговор с неизвестным человеком. Агенты проследовали за этим неизвестным и довели его до двухэтажного дома в Оак-парке. Из разговора с хозяином дома выяснилось, что они вышли на таинственного Ральфа Робинда, или Вильгельма Лёзера, — того самого врача, который делал операцию Диллинджеру. Агент ФБР снял квартиру в соседнем доме и принялся наблюдать за ним.

Надо признать, Ван Митер был прав: Диллинджер действительно поступал глупо, ведя столь открытый образ жизни. К третьей неделе июля не менее десяти человек знали о том, что он жил у Джимми Пробаско, а сейчас живет у Анны Сейдж. Если бы кто-нибудь заключил пари, что никто из них не поддастся искушению получить награду 15 тысяч долларов за голову Диллинджера, то, учитывая реалии Великой депрессии, такой спорщик, безусловно, проиграл бы. На неделе, начавшейся 16 июля, Диллинджер продолжал резвиться с Полли Гамильтон и готовиться к ограблению на железной дороге. И на этой же неделе по крайней мере три человека намерились его выдать.

Архивы ФБР показывают, что первым из них был Вильгельм Лёзер. Доктор опасался снова попасть в тюрьму — из-за пластической операции, которую он сделал Диллинджеру. Но он был слишком слабым человеком, чтобы самому пойти в полицию и донести. Вместо этого Лёзер, стараясь смягчить удар в случае своего ареста, послал в ФБР два анонимных письма. В одном из них, отправленном ранее тем же летом, он описывал операцию, за которую ему заплатил Пикетт и которая не имела отношения к Диллинджеру. В документах ФБР нет сведений о том, что этому делу был дан ход. Второе письмо рассказывало о пластической операции Диллинджера. Лёзер, однако, не отправлял этого письма вплоть до 23 июля, а после этой даты оно уже не могло повлиять на судьбу бандита. О других, более серьезных планах предательства узнал Арт О'Лири. В четверг 17 июля он заехал в дом Пробаско — забрать оставленные там Диллинджером винтовку и радиоприемник. Пробаско взял с О'Лири честное слово, что он будет молчать, и рассказал ему о предложении Пикетта выдать Диллинджера. Более того, словам Пробаско, адвокат предложил также убить О'Лири, то есть убрать единственного человека, который может в своих показаниях сказать нечто противоречащее той запутанной истории, которую он сочинил для ФБР.

О'Лири ушел от Пробаско, потрясенный до глубины души. Тем же вечером, в шесть часов, он встретился с Диллинджером в парке на углу Кедзи и Норт-авеню. Диллинджер дожидался его, сидя на большом белом камне. Когда О'Лири подъехал, он встал, подошел к машине и сел на переднее сиденье.

— Привет, Арт, — сказал он. — Ну что, видел Пробаско?

— Я только что был у него.

— Говорил он тебе про Пикетта?

Значит, Диллинджер уже все знал.

— Да, — ответил О'Лири. — Но я не верю в эту чушь.

— Ты не веришь, — сказал Диллинджер, — а я верю.

— Послушай, не надо обращать внимания на Пробаско. Ты же знаешь, что он пьет круглые сутки. Он сам не понимает, что несет.

— Ну… — протянул Диллинджер. — Ван Митер уже предупреждал меня насчет него. Ван говорит, что Пробаско часто болтал, что пора, мол, сдаваться. — Диллинджер помолчал, задумчиво глядя вдаль. — Арт, давай-ка уезжай из города, — сказал он вдруг. — Бери семью и отправляйся куда-нибудь на север, в леса.

— А ты что собрался делать?

— А я навещу Пикетта в его офисе и оставлю ему на память свою визитку.

— Ты с ума сошел, Джонни! — воскликнул О'Лири. — Ты оттуда не уйдешь живым. Да и потом, послушай, Лу вовсе ничего не замышляет против тебя. Он совсем не такой.

— Слушай, что тебе говорят: уезжай из города на неделю. А потом я с тобой свяжусь. Когда ты сможешь уехать?

— Могу сегодня же, наверное.

— Ну вот и отлично. Как у тебя с деньгами?

— Хватает.

Диллинджер достал бумажник и отсчитал О'Лири 500 долларов.

— На это время хватит, — сказал он.

Диллинджер вышел из машины и исчез в парке. О'Лири доехал до дому, велел семье собираться, и вскоре они уже мчались в Северный Висконсин. Позднее он утверждал, что Диллинджер звонил Пикетту в офис в его отсутствие. По словам О'Лири, бандит объявил адвокату, что хочет поговорить с ним о возможности сдачи. Они назначили день встречи — понедельник 23 июля. Однако на эту встречу Диллинджер уже не пришел.

Было еще третье предательство, и гораздо более серьезное, чем первые два.

21 июля, суббота

Это была еще одна тяжелая суббота в Бэнкерс-билдинге. Коули и группа агентов занимались проверкой сообщений о местонахождении Диллинджера, которые дал брат старого налетчика Эдди Бентца. Ни одно из них ни к чему не привело. Между тем информатор Мэтта Лича прислал известие, что Диллинджер находится в Калвере (Индиана) и готовится ограбить там банк. Репортеры прознали об этом и теперь бомбардировали агентов телефонными звонками.

В 16 часов Пёрвис сидел у себя в кабинете. Вдруг раздался звонок: это был капитан Тимоти О'Нил из полиции Ист-Чикаго. Пёрвис немного знал его. Капитан сказал, что у одного из его подчиненных, сыщика Мартина Зарковича, есть «настоящая» информация о том, где находится Диллинджер. Они просили о немедленной встрече.

Пёрвис встретился с О'Нилом и Зарковичем у Бэнкерс-билдинга в шесть вечера. Они доехали до отеля «Грейт-Нортерн», поднялись на лифте и вошли в номер 712, где жил Коули. Здесь Заркович рассказал, что у него есть информатор — женщина, которую он знает много лет, — и подруга этой женщины встречается с Диллинджером. Завтра вечером они втроем идут в кино в Норт-сайде. Его знакомая готова назвать кинотеатр, и тогда там легко будет справиться с Диллинджером. Все, что хотели получить за информацию О'Нил и Заркович, — это обещанную награду 15 тысяч долларов.

Прежде чем на что-то соглашаться, Коули потребовал встречи с доносчицей. Заркович ответил, что все уже согласовано: Анна Сейдж готова увидеться с ними сегодня же. Немного погодя все четверо вышли из гостиницы. Пёрвис и Заркович сели в одну машину, Коули и О'Нил — в другую. Заркович показывал дорогу. Они проехали по Норт-сайду и через полчаса остановились напротив Детской мемориальной больницы по адресу: Фуллертон-стрит, 707.

Вечер был душный, температура приближалась к 90 градусам по Фаренгейту, в Чикаго был самый пик серии температурных рекордов. На пляжах вдоль озера все еще гуляли люди в надежде, что подует ветерок. На крылечках домов в Норт-сайде сидели, обмахиваясь газетами, матери семейств, а их дети клянчили мороженое. Полицейские и фэбээровцы ждали в машинах. Примерно в половине десятого показалась Анна Сейдж. Сначала она прошла мимо по тротуару, осматриваясь по сторонам, но через минуту вернулась и села в машину Пёрвиса. Они поехали в восточном направлении, к озеру, и через некоторое время остановились в безлюдном месте у воды. Коули был в машине О'Нила. Анна Сейдж попросила Пёрвиса предъявить какое-нибудь доказательство, что он агент ФБР. Пёрвис вынул свой жетон. Удовлетворенная этим, Анна подтвердила свою готовность рассказать все, что знает. За это она хотела только одного: остаться в Америке. Она спросила, может ли ФБР прекратить процедуру ее депортации? Пёрвис ответил, что его возможности в этой сфере ограниченны, но, если она поможет арестовать Диллинджера, он сделает все от него зависящее, чтобы ее не депортировали. Для Сейдж этого было достаточно. Свой рассказ Пёрвису она на следующей неделе повторила стенографистке из ФБР. Как явствует из этой записи, она привирала, о не слишком сильно: сказала, что Диллинджер только бывает в ее квартире, навещая Полли Гамильтон, но не живет там. «Он жил в моем доме, пока Полли была больна после аварии, недели две назад, а потом только приходил ночью и уходил рано утром, часов в пять-шесть» — говорится в ее показаниях. По словам Сейдж, которая старалась отвести от себя обвинения в сокрытии преступника, она впервые увидела Диллинджера в июне, когда Полли Гамильтон привела его к ней в квартиру и представила как Джимми Лоуренса.

Она рассказывала: «Он все время ходил опустив голову, но я как посмотрела на него в профиль, так и поняла, что это Диллинджер. Я ему сразу сказала, что никакой он не Джимми Лоуренс, а Джон Диллинджер. Полли при этом была. А потом я отозвала Полли в ванную и говорю: твой дружок-то — сам Джон Диллинджер. И я ей сказала: пусть он сам признается, кто он такой, а не то пусть уходит». Этот рассказ малоправдоподобен и совершенно противоречит показаниям Гамильтон, которая якобы не подозревала, что встречается с Диллинджером. Скорее всего, лгали обе женщины. Далее Сейдж рассказывала, что вернулась в гостиную и снова потребовала от гостя признания, кто он такой. Диллинджер опять не сознался: «Я ему сказала: подожди минутку, а сама вышла в другую комнату и взяла газеты. А там были его фотографии. Я ему показала, а потом говорю: если ты Джон Диллинджер, то у тебя в кармане должен быть пистолет. А если нет пистолета — значит, ты не Диллинджер. А у него был в кармане пистолет».

Если верить Сейдж, то они в тот день так ничего и не выяснили. По ее словам, только следующей ночью Диллинджер признался Гамильтон, кто он на самом деле. Но Полли, говорила Сейдж, было все равно, Диллинджер он или нет, — она ведь его любила. После этого случая Анна стала думать о том, что надо сообщить в полицию. Если это правда, то она набиралась храбрости недели две. По всем имеющимся сведениям, Сейдж предприняла первые шаги, чтобы выдать Диллинджера, не ранее 13 или 14 июля. О чем Сейдж не сказала Пёрвису, так это о письме из Службы иммиграции США, которое она получила 12 июля. В письме ее информировали, что ей отказано в возможности остаться в Америке, — был подписан приказ о депортации. Нет никаких сомнений, что именно это письмо и подтолкнуло ее к решению выдать Диллинджера.

По словам самой Сейдж, она не знала, как нужно действовать. Поначалу она хотела обратиться к адвокату, который вел ее дело об иммиграции, и уже назначила встречу, но потом, не доверяя ему, отказалась от этой идеи. После этого она вспомнила про Зарковича. «Я позвонила Мартину Зарковичу и поболтала с ним о том о сем, а потом сказала, что надо тут поговорить, давай встретимся», — рассказывала Сейдж. Заркович пообещал перезвонить в воскресенье 15 июля — в тот день, когда Диллинджер смотрел, как сын Анны играет в софтбол. Сейдж утверждала (и это опять противоречит показаниям Гамильтон), что Полли Гамильтон была в курсе ее переговоров с Зарковичем: «Я сказала Полли, что мне должен позвонить Мартин, и она попросила не говорить об этом Джону. Еще она просила, чтобы Мартин не приезжал сюда и чтобы мы встретились где-нибудь в другом месте».

Все это не имело значения: Заркович так и не позвонил в воскресенье. Во вторник вечером Диллинджер, велев Арту О'Лири уезжать из города, сам покинул Чикаго. По словам Сейдж, он сказал, что уезжает в Висконсин по делам и вернется через два-три дня. На следующее утро, 18 июля, Сейдж снова позвонила Зарковичу. Тот обещал заехать к ней завтра — и действительно приехал в 15 часов. Сейдж утверждала, что только тогда рассказала ему об отношениях Полли с Диллинджером и о том, что Диллинджер вернется на следующий день. «Я ему сказала, что позвоню в субботу и точно скажу, вернулся ли Диллинджер в Чикаго, а если нет, то попробую узнать у Полли, где он находится».

Утром в пятницу Диллинджер вернулся. По всей вероятности, он ездил вместе с Ван Митером готовить задуманное ограбление на железной дороге. В тот же день бандиты заглянули к Джимми Мюррею в «Рейн-Боу-инн», где передали Фацо Негри, что хотят следующим вечером встретиться с Нельсоном. Оставшуюся часть дня Диллинджер играл в карты с Полли. Утром он отправился вместе с ней, Стивом Чиолеком и его подружкой на пляж. Как только Диллинджер ушел, Анна Сейдж позвонила Зарковичу и дала ему сигнал начинать переговоры с ФБР.

Сидя в машине Пёрвиса, она сказала, что завтра они с Диллинджером и Полли собираются в кино. Скорее всего, отправятся в кинотеатр «Марбро» на Мэдисон-стрит. Как только это будет известно точно, она позвонит. Пёрвис дал ей свой частный номер — А2330. Сейдж сказала, что наденет оранжевое платье, — так ее можно будет легко различить в толпе.

Уже через несколько дней фэбээровцы выявят существенные противоречия и искажения фактов в ее рассказе. Когда Пёрвис слушал Сейдж в машине, у него возникали сомнения, но он не подавал виду. Ему был нужен Диллинджер, а Анна Сейдж подносила его на блюдечке.

В ту ночь, когда Анна Сейдж сговорилась с Пёрвисом, Диллинджер поехал на северные окраины города, чтобы обсудить идею ограбления поезда с Нельсоном. Неизвестно, действительно ли раньше Диллинджер собирался совершить это преступление только с Ван Митером, но сейчас он ничего об этом не сказал. Нельсон пришел от идеи в восторг (он будет думать о ее осуществлении все оставшиеся ему дни жизни). Как и о подготовке ограбления в Саут-Бенде, об этой встрече Диллинджера и Нельсона мы знаем только из показаний Фацо Негри, на этот раз весьма кратких.

Негри говорил, что приехал поздно. Нельсон, Диллинджер и Джимми Мюррей уже были на месте и с нетерпением ждали Ван Митера. Нельсон ругался. По ходу разговора Негри упомянул о своем желании вернуться в Калифорнию. Нельсон был не против, однако Диллинджер возразил:

— Нет, нельзя. Он слишком много знает. — Потом улыбнулся и посмотрел на Негри: — Слушай, а почему бы тебе не остаться здесь и не поработать с нами? У нас же будет куча денег. Сделаем дело — и поезжай домой, занимайся своими делами, и никто тебя не найдет. У тебя же будут настоящие бабки! Я слышал, Джонни говорил, что родители у тебя бедные. Ну так ты сможешь им подкинуть деньжат, когда мы все провернем. Ты ведь подкинешь им деньжат, а, Фац?

— Конечно подкину, — ответил Негри. — Ладно, я останусь.

Прошел целый час, а Ван Митер так и не появился. Бандиты решили разъезжаться. Последними словами, которые Диллинджер услышал от Нельсона, было пожелание отыскать Ван Митера и «пнуть его костлявую задницу». Бандиты договорились встретиться через два дня, в понедельник.

22 июля, воскресенье

День снова выдался жаркий и душный. Уже рано утром столбик термометра преодолел отметку 90 градусов по Фаренгейту и стал подбираться к 100 градусам. Коули и Пёрвис приехали на работу рано. Они обзвонили большинство членов группы по поиску Диллинджера, велев всем регулярно звонить в офис: что-то может произойти. Немного погодя появились ист-чикагские полицейские Заркович и О'Нил и привели с собой двоих коллег. Коули и О'Нил подробно обсудили предстоящую операцию. Коули хотел отправить на нее группу человек пятнадцать, но капитан твердил, что для задержания Диллинджера этого мало. На следующее утро помощник докладывал Гуверу: «Капитан О'Нил хотел привлечь чикагскую полицию, но [Коули] решительно этому воспротивился. О'Нил говорил, что, если все сорвется, ФБР может просто забыть об участии полиции. Другими словами, если бы все сорвалось, то это была бы [ошибка ФБР], а если бы получилось, то О'Нил приписал бы успех себе…»

Коули решил не обыскивать квартиру Анны Сейдж и не следить за ней. Он не хотел рисковать: если бы Диллинджер заметил слежку, он сбежал бы. Это был бенефис Анны Сейдж, и ФБР старалось его не испортить. Предыдущим вечером, после встречи с ней, Коули взял одного агента и поехал осмотреть кинотеатр «Марбро». Он нарисовал план здания со всеми входами и выходами. Затем он позвонил Гуверу, и директор сказал, что Диллинджера предпочтительнее взять живым, если только это возможно.

Около 14 часов Коули и Пёрвис еще раз обзвонили всех агентов, задействованных в операции, и приказали прибыть в офис к 15 часам. Сотрудники подъезжали по одному и по двое. Было очень жарко, пот проступал даже на их пиджаках. Агентам пока никто ничего не говорил, никаких приказов не поступало. Они расположились в приемной. Однако скоро среди них распространился слух: появился новый информатор и на этот раз все может состояться. Слабея от жары, агенты проверяли оружие и ждали.

Диллинджер очень внимательно относился к своей одежде, особенно если рядом была Полли Гамильтон. В то утро он надел свежие трусы от «Хейнс» (34-й размер), легкие серые брюки, черные носки, красные парижские подтяжки и белые туфли из оленьей кожи от «Нанн Буш». Он застегнул пуговицы белой рубашки из тонкого сукна и повязал галстук с красным тиснением. Затем положил в правый карман ключи от квартиры Анны Сейдж, сигару «Корона Бельведер» и бумажник.

Днем он оставался дома, играя в пинокл с Полли (она неважно себя чувствовала). Этим он занимался и в пять часов, когда Сейдж начала готовить ужин. Сегодня она собралась подать любимых Диллинджером жареных цыплят. Вдруг Анна спохватилась, что у нее нет масла, и решила сбегать в магазин. Однако, выйдя из дому, она поспешила к телефону-автомату.

Пёрвис поднял трубку. Сейдж сказала, что все идет по плану, но при этом умолчала о том, что Диллинджер сейчас сидит у нее в квартире. После ужина они собираются в кино. Выйдут, видимо, около восьми. «Я позвоню, как только буду что-то знать точно», — сказала она и, повесив трубку, поторопилась назад в квартиру.

Пёрвис и Коули нервно расхаживали по кабинету. В шесть часов Сейдж все еще не звонила. Не позвонила она и в половине седьмого, и в семь. Пёрвис занервничал: времени совсем не оставалось. Наконец в начале восьмого раздался звонок. «Он здесь, — сказала Анна. — Мы скоро выходим. Но я все еще не знаю, куда мы пойдем — в „Марбро“ или в „Биограф“».

Она повесила трубку, прежде чем Пёрвис успел задать какой-либо вопрос.

Пёрвис испугался: про «Биограф» до сих пор не говорилось ни слова. Этот кинотеатр находился на узкой Линкольн-авеню, буквально за углом от дома, где была расположена квартира Сейдж. Коули немедленно послал двоих агентов его осмотреть. Дело принимало плохой оборот. Коули и Пёрвис посовещались о том, как действовать дальше. В конце концов, у них не было выбора: к обоим кинотеатрам следовало посылать людей, и побыстрее.

В четверть восьмого Коули созвал всех агентов в кабинет Пёрвиса. В комнату набилось около двадцати пяти человек. Коули представил собравшимся Зарковича, и тот провел инструктаж. Он сказал, что сегодня вечером Диллинджер будет смотреть кино либо в «Марбро», либо в «Биографе». Бандит сделал пластическую операцию и потому не похож на фотографии с плакатов, распространенных ФБР. Лицо у него теперь круглее, приметные родинки удалены, ямочки на подбородке нет, волосы покрашены в черный цвет. Кроме того, он отрастил усы. По словам осведомителя, на нем будет серый в клетку пиджак, белые ботинки и соломенная шляпа. Затем Заркович описал внешность двух женщин, которые придут с Диллинджером, не называя их по именам. Старшую он охарактеризовал как даму «крепкого телосложения» — весом примерно 160 фунтов. На ней будет яркая оранжевая юбка.

Когда Заркович закончил, вперед выступил Пёрвис. Он был очень хорош в однобортном синем пиджаке, белых брюках и канотье. «Джентльмены, — сказал он, — все вы знаете характер Джона Диллинджера. Если он действительно появится в одном из этих кинематографов, и если мы его там увидим, и если ему при этом удастся уйти, то это будет позор для нашего бюро. Возможно, Диллинджер отправится в кино с подругами без оружия. Но возможно так-же и то, что он будет вооружен и придет в сопровождении других членов банды. Мы бы хотели по возможности взять его живым, и при этом без ущерба для агентов бюро. Но, джентльмены, помните: сегодня у нас появилась возможность, которую мы ждали очень долго, и уйти он не должен. Не надо без необходимости рисковать жизнью. Если Диллинджер окажет какое-либо сопротивление, то каждый будет сам за себя, пусть каждый сам себя защищает». Затем перешли к обсуждению плана действий. Было отобрано пять человек, которые должны были попытаться задержать Диллинджера. Эту группу возглавил Пёрвис, и в нее вошли двое лучших стрелков — Чарльз Винстед и Кларенс Хёрт, а также двое чикагских полицейских — Глен Стретч и Питер Сопсик. Пёрвис сказал, что будет ждать появления бандита возле кинотеатра «Биограф». Когда покажется Диллинджер, Пёрвис даст сигнал к началу действий — прикурит сигару. Если бандиту удастся уйти от группы свата, то остальные агенты должны действовать по собственному усмотрению.

— Какое оружие нам брать? — спросил кто-то из присутствующих.

— Только пистолеты, — ответил Пёрвис.

Собрание было окончено. Пёрвис взял с собой агента Ральфа Брауна и поехал в «Биограф». Коули остался в офисе, чтобы координировать действия: Пёрвис обещал звонить ему каждые пять минут, Заркович и Винстед отправились в «Марбро». Из-за того что Сейдж не могла точно назвать место, фэбээровцы не могли сосредоточить свои силы у одного кинотеатра. Им оставалось только брать Диллинджера после сеанса, на выходе (если только он появится!).

Пёрвис и Браун подъехали к «Биографу» в 19 часов 37 минут. Браун сидел в машине, а Пёрвис подошел к кассе. Этим вечером шла «Манхэттенская мелодрама» — фильм про гангстеров с Кларком Гейблом и Уильямом Пауэллом. Следующий сеанс начинался в половине девятого. Пёрвис вернулся к машине и сел рядом с Брауном. Было очень жарко. Пёрвис сильно волновался и оглядывался по сторонам, но потом подумал, что так на него могут обратить внимание, и заставил себя сидеть спокойно и внимательно смотреть на прохожих.

В четверть девятого начали собираться зрители. Через каждые пять минут Браун бегал в соседний бар и звонил из автомата Коули. Если Диллинджер и его дамы действительно вышли из дому в восемь, как собирались, то их надо было ждать с минуты на минуту. Прошло пять минут, десять, пятнадцать. Диллинджера не было.

Винстед и Заркович в это же время стояли, переминаясь с ноги на ногу, у кинотеатра «Марбро». В Вашингтоне Гувер сидел в библиотеке у себя дома и с перерывами в несколько минут принимал звонки Коули. Когда Коули не говорил по телефону, он шагал из угла в угол по кабинету в Бэнкерс-билдинге. В приемной агенты снова и снова проверяли свое оружие. Они молчали: говорить было не о чем.

Что-то было не так — Пёрвис это чувствовал. В 20 часов 25 минут он уже считал, что выходные пропали зря: еще один жаркий вечер, проведенный в засаде по наводке психа-осведомителя, а впереди — новая неделя поисков. Как все это глупо. Никогда не надо доверять полицейским из Ист-Чикаго.

20 часов 36 минут. Пёрвис посмотрел вправо и увидел на тротуаре двух женщин и мужчину. Он вздрогнул, узнав Анну Сейдж. Девушка была, несомненно, Полли Гамильтон, а рядом — Диллинджер! На Сейдж была оранжевая юбка и белая шляпка — точь-в-точь как говорил Заркович. Ральф Браун тоже их увидел. Как только они прошли мимо, он выскочил из машины и кинулся звонить Коули. Диллинджер тем временем подошел к кассе и протянул несколько купюр. Ошеломленный тем, что видит наконец человека, за которым столько времени охотился, Пёрвис рассматривал профиль Диллинджера, его серые брюки, чистую белую рубашку и темные очки. Пиджака бандит не надел, и это хорошо, — значит, при нем не больше одного пистолета. И он один: ни Нельсона, ни Ван Митера. Свершилось! Пока все эти мысли проносились в голове Пёрвиса, сидевшего в машине в двадцати футах от своей цели, Диллинджер купил билеты и повел своих дам в зал. Народу было много, но Диллинджер отыскал два места в третьем ряду. Сейдж пришлось сесть сзади. Диллинджер прижался к Полли и театральным шепотом попросил его поцеловать. Она чмокнула его. Позднее Полли скажет, что в тот вечер Диллинджер был с ней необыкновенно нежен.

Пёрвис вышел из машины, подошел к кассе и купил билет. Вместе с толпой зрителей он зашел в зал и стал осматриваться. Зал был почти заполнен. Пёрвис подумал: если бы удалось занять три места позади Диллинджера, то его можно было бы попытаться схватить прямо во время сеанса. Он двинулся по одному проходу, потом прошел по другому. Нет, свободных мест почти нет. Диллинджера он не увидел. Все-таки придется брать его на выходе.

Пёрвис вернулся в машину. Браун доложил, что Коули и агенты уже выехали. И Пёрвис, и Браун нервничали. А что, если Диллинджер выйдет раньше, чем прибудет подкрепление? Что, если он уже заподозрил неладное и решил уходить? Тогда придется брать его самим. Пёрвис посмотрел на часы, потом пошел переговорить с девушкой, продававшей билеты. Она сказала, что фильм идет девяносто четыре минуты, но вместе с журналом и анонсами других фильмов сеанс продлится два часа четыре минуты. Значит, если бандит не выйдет раньше, то его надо ждать на выходе в 22 часа 35 минут.

Время шло, и беспокойство Пёрвиса усиливалось. Минут через двадцать он наконец увидел, что первая пара агентов заняла позицию на улице. Пёрвис и Браун с облегчением переглянулись. Подъехал Коули, и Пёрвис вполголоса переговорил с ним. Они решали, как распределить силы. Двое полицейских из Ист-Чикаго — Стретч и Сопсик — встали с правой стороны от входа в кинотеатр. Когда подъехали Винстед и Хёрт, им приказали встать слева — в этом направлении Диллинджер пойдет, если решит вернуться в квартиру Сейдж. Других агентов Коули рассредоточил парами вдоль улицы. В «Биографе» было два боковых выхода и один задний. Боковые выходы вели в переулок, по которому можно было коротким путем дойти до квартиры Сейдж. Там Коули оставил четырех агентов. К половине десятого все сотрудники были на местах. Пёрвис ждал в дверях возле кассы, недалеко от Винстеда и Хёрта, и покусывал кончик сигары. В горле пересохло, но он не решался отойти, чтобы попить воды. Когда Пёрвис не переминался с ноги на ногу и стоял неподвижно, то чувствовал, что у него трясутся колени. Миновало десять часов. Из кинотеатра пока не выходил ни один зритель. По мере того как приближался конец сеанса, напряжение росло. Агенты прохаживались, стараясь смотреть в землю, чтобы не привлекать к себе внимания. Но это не помогло.

В 22 часа 20 минут в переулок въехали две машины. Из них выскочили люди с пистолетами в руках. У одного был обрез. «Полиция! — крикнул один из них. — Поднимите руки!» Агент Конрой вынул свой значок и показал полицейским. То же сделали еще трое фэбээровцев, стоявшие в переулке. «Федеральные агенты», — сказал Конрой и объяснил, что они ведут здесь наблюдение. Коп спросил за кем, но Конрой не стал отвечать. По словам полицейского, было получено сообщение о том, что вокруг кинотеатра бродят подозрительные люди. Потом он спросил, не могут ли они чем-то помочь. Конрой ответил отказом и попросил полицейских удалиться. Те, недовольно ворча, сели в машины и уехали.

Прошло еще десять минут, кино заканчивалось. Вдруг у входа в кинотеатр остановилась еще одна машина, и из нее вышли двое. Один из них перешел улицу, направляясь к агенту Джерри Кэмпбеллу, а второй подошел к Стретчу и Сопсику. Оказалось, что это одетые в штатское сыщики из чикагской полиции, приехавшие всё по тому же вызову. Кэмбелл и ист-чикагцы попытались сразу прогнать их, но те не отставали. Прошло пять минут, а сыщики все продолжали задавать вопросы.

Из кинотеатра наконец показались первые зрители. Пёрвис сосредоточился. Он встал на тротуаре у кассы, на пути у выходившей публики. Сигара у него во рту подрагивала. Народу вокруг становилось все больше. Пёрвис заметил, что в толпе было много женщин и детей. Он старался выглядеть спокойным.

И вот в 10 часов 40 минут показался Диллинджер. Полли Гамильтон держалась за его левую руку, Анна Сейдж шла слева от нее. Они были зажаты в толпе и передвигались маленькими шагами. Пёрвис сделал над собой усилие, чтобы казаться внешне совершенно спокойным. Диллинджер находился менее чем в пяти футах от него, достаточно было сделать шаг вперед — и Пёрвис смог бы дотянуться до руки бандита. Их глаза встретились, и на долю секунды Пёрвису показалось, что тот его узнал. Диллинджер отвел взгляд и двинулся дальше.

Пёрвис достал книжечку с картонными спичками, чиркнул и поднес огонек к сигаре. Диллинджер и женщины свернули налево — в ту сторону, откуда пришли. Там, в двадцати футах от выхода, стояли Хёрт и Винстед. Они заметили сигнал Пёрвиса. «Вот он, Диллинджер. В канотье и очках», — шепнул Хёрт Винстеду. В ту же секунду бандита увидел и Джерри Кэмпбелл, стоявший на противоположной стороне улицы. «Вон они», — сказал он своему напарнику, и они двинулись вдоль по улице параллельно Диллинджеру.

Однако из всех агентов, находившихся возле кинотеатра, только немногие заметили сигнал Пёрвиса — из объяснительных записок видно, что таковых было не более шести. Пёрвис оказался в самой гуще толпы и слишком далеко от них. Так, Коули, стоявший в квартале от выхода, не видел, как Пёрвис прикурил сигару. Не видели этого и двое полицейских из Ист-Чикаго, бывшие всего в двенадцати футах от Пёрвиса: он с удивлением заметил, что они продолжают разговаривать с любопытными чикагскими сыщиками. Мартин Заркович, занимавший пост на противоположной стороне улицы, сам узнал Диллинджера. Он двинулся к своим коллегам из полиции Ист-Чикаго, чтобы позвать их.

Пёрвис не знал, что делать. Он прошел два-три шага вслед за Диллинджером, потом оторвал вторую спичку, чиркнул и поднес ее к сигаре. Он надеялся, что теперь его жест увидит больше агентов. Но Пёрвис не был уверен даже в том, что Винстед и Хёрт заметили сигнал, он выругался: «Проклятие! Давайте!»

Впереди него, в каких-то десяти футах, Диллинджер и две женщины продолжали двигаться вперед. Теперь их окружало только шесть-семь посетителей кинотеатра. Толпа редела, и Диллинджер увеличил шаг. Пёрвис двинулся за ним. Диллинджер достиг подъезда дома, где были Винстед и Хёрт. Пропустив его вперед, Хёрт пристроился сзади. Рядом с ним оказался агент Эд Холлис: он стоял у края проезжей части возле фэбээровской машины. Диллинджер глянул вправо, на Холлиса. Винстед сделал еще шаг вперед. Диллинджер вдруг обернулся вполоборота и посмотрел прямо в глаза Винстеду. Бандит все понял.

Как рассказывал молодой агент Джек Уэллс, видевший происходящее с другой стороны улицы, «Диллинджер, похоже, понял, что попал в ловушку, — лицо его напряглось». Впоследствии агенты будут многие годы вспоминать эти несколько секунд, представавшие в их памяти, как в замедленном кино. Диллинджер сделал шаг вперед, чуть согнулся, и его рука нырнула в карман брюк за кольтом 38-го калибра. В ту же долю секунды Винстед выхватил свой пистолет. То же сделали Хёрт и Холлис.

Диллинджер рывком высвободился от женщин и кинулся вперед, в направлении переулка, начинавшегося в десяти футах от него. Но было поздно. Не было возгласов «Стой!» или «Стоп!», никто из агентов не крикнул, что они из ФБР. Все произошло мгновенно. Как только Винстед увидел, что Диллинджер потянулся к оружию, он выстрелил три раза подряд из кольта 45-го калибра. Прохожие вздрогнули и обернулись. Дважды выстрелил Хёрт, один раз — Холлис. В Диллинджера попали четыре пули: две из них только задели его, третья ранила в бок, но четвертая ударила в основание шеи, перебила позвонок и, пройдя через голову, вышла через правый глаз.

Диллинджера бросило вперед, он налетел на идущую впереди женщину, сделал еще два шага и повалился лицом на тротуар у самого поворота в переулок. Первым к нему подбежал Винстед, следом — Пёрвис, который сразу вырвал пистолет из руки бандита. Новичок Джек Уэллс подскочил в тот момент, когда губы Диллинджера дернулись, словно он хотел что-то сказать. «Не двигаться!» — крикнул кто-то из фэбээровцев. Но Диллинджер и не двигался. Он был мертв.

Началось столпотворение. Женщины визжали. Одна из них, Этта Наталски, крикнула: «Я ранена!» Ее задело рикошетом в ногу. То же случилось с домохозяйкой Терезой Паулус — пуля попала ей в колено, она упала, и по платью начало расползаться пятно крови. Как оказалось впоследствии, раны этих женщины не были серьезными. Когда стрельба прекратилась, прохожие подходили поближе. Они стояли вокруг тела и тянули шеи, чтобы разглядеть убитого. Агенты сдерживали толпу. Раздались восклицания: «Диллинджер! Они убили Диллинджера!»

Позвонили в «скорую». Пока ее ждали, подъехали две полицейские машины, которых вызвали местные жители, услышав выстрелы. Полицейские растолкали собравшихся и установили оцепление. Наконец прибыла «скорая». Санитары перенесли тело в машину и отвезли его в больницу «Алексиан-бразерз». Там труп положили на газоне перед входом. Вышел коронер и засвидетельствовал смерть Диллинджера. После этого тело отправили в морг округа Кук.

Одной из загадок, много лет волновавшей знатоков истории Диллинджера, было исчезновение 1200 долларов, которые были при нем в момент смерти. Эти деньги первоначально обнаружил агент Дэн Салливан. В письме Салливана ветеранам ФБР, написанном в 1978 году, он рассказал, что был одним из двоих агентов, которые сопровождали тело Диллинджера в морг. Когда подъехала «скорая», собралась уже большая толпа. К Салливану подошли два человека и назвались чикагскими сыщиками. Далее он вспоминал: «Один из них спросил: правда ли, что там, в фургоне, сам Диллинджер? Я сказал, что правда. Тогда они спросили: нельзя ли залезть туда и посмотреть на тело? В фургоне они пробыли не более минуты, потом сразу ушли. А когда мы приехали в морг, санитары стали снимать с трупа одежду и нашли что-то вроде 57 центов у него в карманах. Я сидел, вытаращив глаза от изумления». На самом деле в карманах оказалось 7 долларов 70 центов — одна 5-долларовая банкнота, две по 1 доллару и 70 мелочью.

Как только известие об уничтожении Диллинджера передали по радио, к «Биографу» стали съезжаться сотни чикагцев. Люди толпились у переулка почти до рассвета. Все, что они могли там увидеть, — это лужу крови. Однако и она скоро исчезла: и мужчины, и женщины макали в нее носовые платки, чтобы привезти домой родным такие жутковатые сувениры. На следующее утро к Пёрвису явился человек, предложивший купить у него рубашку, на которую попали капли крови Диллинджера.

Поздно ночью один из журналистов добрался до отца Диллинджера и сообщил ему о смерти сына. Старик упал в кресло. «Это правда? — спросил он. — Ошибки быть не может?» Журналист подтвердил, что все так и есть. «Ну что ж, значит, Джон умер, — сказал Диллинджер-старший. — Значит, это все-таки случилось… А я все время молился, чтобы этого не произошло. Я хочу, чтобы тело привезли сюда. Не могу говорить, мне плохо».

В Вашингтоне репортеры преградили дорогу Гуверу, когда он спешил на работу. Он не стал провозглашать полную победу, а, наоборот, подчеркнул, что охота за Ван Митером и Нельсоном продолжается: «Это еще не конец дела Диллинджера. И всякий, кто окажет какую-либо помощь членам диллинджеровской банды, дорого за это поплатится».

Министра юстиции Гомера Каммингса журналисты настигли на вашингтонском вокзале «Юнион-стейшн»: он садился в поезд, направляясь на тихоокеанское побережье и далее на Гавайи. Каммингс подошел к вопросу более широко, дав понять, что уничтожение Диллинджера стало результатом объявленного в рамках «Нового курса» федералистского мышления: «Это конец преступного пути Джона Диллинджера, но это не конец пути для Министерства юстиции. Для нас уничтожение Диллинджера — только один из эпизодов тщательно спланированной кампании против организованной преступности. И этот план мы будем выполнять в течение длительного времени». Без всякой иронии — а она могла иметь место, если принять во внимание полное отсутствие взаимодействия между ФБР и чикагской полицией, — Каммингс добавил: «То, что произошло, наглядно показывает, каких успехов можно достичь совместными усилиями федеральных и местных властей. Осуществление плодотворного товарищеского сотрудничества между ними является одним из условий нашего продвижения к конечной цели — уничтожению преступности».

На следующее утро смерть Диллинджера стала главной новостью в мире. О ней сообщали заголовки газет Нью-Йорка, Лондона, Москвы и Берлина. В Европе акцентировали то, что Диллинджеру никто не предложил сдаться и что стреляли ему в спину. В Германии нацистская газета использовала это как повод для новых нападок на Америку. «Разве полицейский, который окликает преступника по имени, а потом стреляет в него, — это настоящий суд? — вопрошала редакционная статья. — Разве страна, в которой случается такое, заслуживает названия страны порядка и законности?»

У американских газетчиков подобных сомнений не возникало. Большинство их материалов касалось Пёрвиса. Весь понедельник начальник Чикагского отделения ФБР принимал поздравительные телеграммы, давал интервью и позировал перед фотокамерами в своем кабинете. Под его фотографией в «Чикаго дейли таймс» красовалась надпись: «Он сделал это». И такое отношение к Пёрвису было типичным для прессы. «Нью-Йорк ивнинг джорнал» представил несколько фотографий Диллинджера как бы в виде сцен из фильма, назвав их «Уголовная мелодрама (производство США, реж. Мэлвин Пёрвис)». Журнал «Тайм» поместил фото Пёрвиса, пожимающего руку Гомеру Каммингсу, с подписью: «Мэлвин Пёрвис и его знакомый». Сэм Коули, которого «Чикаго трибюн» продолжала называть «первым заместителем Пёрвиса», избегал журналистов, а Пёрвис, его подчиненный, раздавал интервью, в которых вся его суетность видна как на ладони. В беседе с репортером из «Дейли таймс» он назвал осведомителя ФБР своим информатором и рассказал историю о том, как закуривал сигару, дополнив ее красочными деталями: «Я видел, что мои люди не реагируют. Признаюсь, в этот момент я почувствовал себя совсем неуютно, особенно когда Диллинджер увидел мой сигнал и злобно на меня посмотрел… Как только я его увидел, сразу же узнал, — у него были глаза убийцы».

Это было совсем не то поведение, которого Гувер ждал от своих сотрудников, и Пёрвис это вскоре почувствует. Оставалось еще очень много работы, и Коули фактически отстранил от нее Пёрвиса. В понедельник вечером, когда Коули был просто завален срочными делами, Пёрвиса отправили на железнодорожный вокзал позировать перед фотокорреспондентами с Гомером Каммингсом. На следующий день он улетел в Вашингтон, где позировал уже вместе с Гувером. Коули не поехал, извинившись и сославшись на срочные дела. Гувер объявил о повышении и Пёрвиса, и Коули. На некоторое время всем показалось, что начальник Чикагского отделения вышел из немилости у директора ФБР.

Наутро после событий Гувер писал Пёрвису: «Уничтожение Джона Диллинджера агентами вашего отделения под вашим превосходным руководством, а также составленный вами отличный план операции еще раз доказывают, что вы обладаете высокими лидерскими и исполнительскими качествами. Это снова укрепляет меня в той вере, которую я всегда питал к вам… Это событие не произошло бы без вашей постоянной и безграничной настойчивости, способности к эффективному планированию и без вашего интеллекта…»

Лучи славы, в которых купался Пёрвис, коснулись и полицейских из Ист-Чикаго. Заркович дал несколько интервью, и в них он изо всех сил старался приписать все заслуги своему департаменту. Как и Пёрвис, он приукрашивал случившееся: например, сказал, что видел Диллинджера несколько раз, когда тот посещал кинотеатр «Биограф». Он также объявил, что ист-чикагская полиция вела слежку за Ван Митером и Нельсоном. Но все это было бесполезно: пресса уже выбрала героя, «который победил Диллинджера», и этим героем был Пёрвис. Что бы теперь ни говорили полицейские из Ист-Чикаго, настроение публики уже не могло измениться. В конце недели капитан О'Нил сказал репортерам, что совершил «большую ошибку», позволив Пёрвису сразу захватить внимание журналистов. О'Нил ворчливо жаловался: «История, которую рассказывает Пёрвис, — будто бы его контора вечером в воскресенье получила некую частную информацию о том, что Диллинджер собирается в „Биограф“, — это все брехня. Просто у ист-чикагской полиции было предчувствие, что этим вечером Диллинджер туда отправится, и мы передали эту информацию Пёрвису, чтобы он действовал».

Пока Пёрвис купался в славе, Коули доделывал работу. В понедельник он предстал перед коронером для дознания по делу о насильственной смерти — и при этом отказался назвать имена агентов, застреливших Диллинджера. После этого ему пришлось долго возиться с обезумевшей Анной Сейдж: она уверяла, что ее преследуют бандиты из диллинджеровской банды. Когда Диллинджер был убит, Сейдж и Полли Гамильтон бежали с места происшествия. Через два дня мальчик, купавшийся в озере Мичиган, обнаружил на мелководье у Линкольн-парка автомат, пистолет и бронежилет. Это было оружие Диллинджера: автомат Томпсона опознали как похищенный во время налета на отделение полиции в Варшаве (Индиана). Чикагская полиция объявила журналистам (хотя это так и не было доказано), что подозревает Анну Сейдж в том, что после убийства Диллинджера она поспешила избавиться от его вещей — бросила оружие и бронежилет в воду. После этого Полли Гамильтон спряталась у подруги, а Сейдж закрылась в своей квартире и никого не пускала.

В понедельник начали распространяться слухи о загадочной «женщине в красном», которая предала Диллинджера. Пёрвис и Заркович отказались их комментировать, но некоторые подлинные детали все же просочились в прессу. «Диллинджер предан девушкой в красном» — напечатала крупным шрифтом «Чикаго дейли таймс» в вечернем выпуске. Сейдж запаниковала. Заркович довез ее до Бэнкерс-билдинга, и Сэм Коули, побеседовав с ней, пришел к выводу, что у нее «тяжелая истерика». Обливаясь слезами, она умоляла спрятать ее где-нибудь. Коули обещал помочь и отослал ее домой. На следующее утро он поговорил с Гувером. «[Коули] полагает, что если мы не спрячем Сейдж, то газетчики отыщут ее, и это привлечет общественное внимание, — писал Гувер в служебной записке. — Я спросил мистера Коули, может ли он спрятать ее так, чтобы с ней не могли общаться посторонние? Он ответил, что может, и я приказал ему заняться этим».

Тем же утром Коули позвонил Сейдж и назначил ей встречу в отеле «Стивенс». Там он велел ей отправляться домой, укладывать вещи, а затем покинуть город и дать ему знать, куда она уедет. Сейдж вернулась в квартиру и принялась складывать одежду в чемодан. Вдруг раздался звонок в дверь. Она посмотрела в глазок и увидела каких-то мужчин. Сейдж страшно перепугалась и позвонила Пёрвису, чтобы он прислал к ней кого-нибудь из своих агентов. Незваные гости оказались сыщиками из чикагской полиции. Они увезли ее к себе для допроса.

В шеффилдском полицейском участке капитан Томас Даффи допрашивал Сейдж в течение нескольких часов. Как ни странно, он позволил присутствовать при этом нескольким журналистам. Сейдж оказалась умелой лгуньей и все отрицала. Она повторяла как заведенная, что она, дескать, шла из кино, а тут ни с того ни с сего налетели вооруженные люди и убили приятеля ее подруги. Коули, узнав, что Сейдж задержали, лично приехал в полицейский участок. Они сделали вид, что видят друг друга впервые. Коули спросил у Даффи, выдвигает ли он какие-то обвинения против Сейдж? Даффи ответил, что хочет только допросить ее. Тогда Коули попросил сыщика уведомить его об окончании допроса и уехал. Позднее Коули писал Гуверу, что полицейские задержали Сейдж по настоянию своих приятелей из «Чикаго дейли ньюс», которым очень хотелось послушать ее рассказ.

Вечером газеты раструбили, что полиция нашла «женщину в красном». Коули позвонил в полицейский участок: Сейдж была все еще там. Капитан Даффи собирался держать ее до следующего дня. «Ну нет, этого не будет», — ответил Коули. Он набрал номер комиссара полиции и сумел убедить его, что Анну Сейдж следует передать в руки ФБР. Двое агентов перевезли ее из полицейского участка в Бэнкерс-билдинг. Репортеры последовали за ней и накинулись на Коули с вопросами. Он твердо ответил «нет» на вопрос, не Сейдж ли «стукнула» на Диллинджера.

Закрыв наконец двери, Коули велел Сейдж позвонить Полли Гамильтон, которую никак не могли разыскать сотрудники бюро. В два часа ночи обе женщины оказались в офисе ФБР. Их допрашивали всю ночь. Гамильтон упорно повторяла, что не знала о том, что под именем Джимми Лоуренса скрывался Диллинджер, хотя это явно не совпадало с показаниями Сейдж. Коули не стал на нее давить. На следующий день Гувер написал: «Он уверен, что она знает не больше, чем осведомительница. Мистер Коули полагает, что она не лжет».

Обеих женщин решили выслать из Чикаго. В среду утром, через три дня после смерти Диллинджера, двое агентов отвезли Сейдж на ее квартиру. Там оказалась толпа репортеров, приведенная услужливой чикагской полицией. Анна Сейдж паковала чемодан, отпуская по адресу журналистов самые витиеватые выражения. Затем агенты отвезли ее и Полли Гамильтон в Детройт. Там они прожили несколько дней в гостинице.

Пока Сэм Коули разбирался с женщинами, его сотрудники добрались до пособников Диллинджера. Первым был арестован Вильгельм Лёзер. Когда подтвердилось, что Диллинджер сделал пластическую операцию, Коули ни минуты не сомневался, чьих рук это дело. Агенты позвонили в дверь Лёзера во вторник утром. Никто не ответил, и тогда шестеро агентов выломали дверь. Взбегая по лестнице, они услышали мужской голос: «Кто это?» На площадке лестницы появился заспанный Лёзер, без рубашки. Его доставили в Бэнкерс-билдинг. Лёзер рассказал все, что знал, и вечером следующего дня Чарльз Винстед возглавил группу, направленную в дом Джимми Пробаско.

К полуночи Пробаско был заперт в конференц-зале Бэнкерс-билдинга. При обыске дома Пробаско агенты обнаружили его записку, которую потом описывали как предсмертную. Коули велел не спускать глаз с Пробаско всю ночь. Его остался сторожить 25-летний агент, новичок в бюро, по имени Макс Чафетц. В девять часов утра он снял у Пробаско отпечатки пальцев, а затем отвел его обратно в конференц-зал. Чафетц вышел на несколько минут, а вернувшись, обнаружил, что комната пуста. Окно было открыто, а перед ним стоял стул. Джимми Пробаско покончил жизнь самоубийством. В половине одиннадцатого тем же утром Гувер писал: «Мистер Коули [позвонил и] сообщил, что Пробаско выбросился из окна чикагского офиса, который находится на девятнадцатом этаже. Я сказал ему, что это вопиющая халатность». Смерть Пробаско породила слухи о том, что агенты выбросили его из окна или что он выпал, когда следователи подвесили его вниз головой. Удрученный случившимся, Коули просил у Гувера отстранить от работы на две недели и его самого, и Чафетца. Гувер решил наказать только Чафетца. И Гувер, и Коули были весьма озабочены реакцией прессы. Они помнили о Боссе Маклафлине, который сбывал деньги из выкупа Бремера: потом он жаловался репортерам, что во время допросов агенты подвешивали его в окне девятнадцатого этажа. Однако журналисты в целом обошли историю с Пробаско вниманием.

Вскоре были арестованы Луис Пикетт, Арт О'Лири и Гарольд Кэссиди. Теперь главной задачей Коули стало преследование Малыша Нельсона, Гомера Ван Митера, Красавчика Флойда и банды Баркеров. Но и дело Диллинджера было все еще не завершено.

Как следует из протоколов, составленных самими фэбээровцами, история предательства Диллинджера, основанная на показаниях Анны Сейдж и Полли Гамильтон, хотя ее и принимали два поколения историков, звучит сегодня столь же неправдоподобно, как она звучала в 1934 году. Эти женщины рассказали две совершенно противоречащие друг другу версии — поставить их достоверность под сомнение было только делом времени.

Уже в пятницу 27 июля Мэтт Лич явился в Бэнкерс-билдинг и за закрытыми дверями поделился своими сомнениями с Коули. Отношения между ФБР и полицией штата Индиана давно были напряженными, а после этой встречи взаимная неприязнь значительно возросла. Лич сказал Коули, что у него есть информатор, который утверждает, что, во-первых, Мартин Заркович прикрывал Диллинджера в Ист-Чикаго в течение по крайней мере двух месяцев, во-вторых, Заркович, заметая следы, организовал убийство двух полицейских 24 мая и, наконец, в-третьих, Заркович специально выдал Диллинджера ФБР, чтобы украсть деньги бандита. Требуется «серьезное расследование», и Лич предложил ФБР им заняться.

Коули отнесся к его словам скептически, — возможно, Гамильтон и Сейдж прятали Диллинджера — бюро рассматривает эту версию, но никакой суд не признает Зарковича виновным в укрывательстве, поскольку тот участвовал в операции по уничтожению Диллинджера; а если Заркович действительно организовал убийство полицейских, то это преступление местного значения, на уровне штата, и оно не подпадает под юрисдикцию ФБР.

Лич ушел, очень недовольный, а Коули позвонил Гуверу. Директор писал в тот же день: «Мистер Коули полагает, что все это провокация. Я ответил, что придерживаюсь того же мнения. Я полагаю, они завидуют, потому что не сумели сами его поймать…» ФБР совсем не хотелось заводить дела в отношении Гамильтон и Сейдж, а тем более в отношении Зарковича. Эта загадочная троица стала фактически союзницей бюро, и Гувер считал, что если кто-то бросает тень на них, то, значит, он бросает тень и на ФБР. В первые несколько недель после смерти Диллинджера агенты допросили Сейдж только однажды и ни разу не допрашивали Гамильтон и Зарковича.

Правда, двое сотрудников бюро побеседовали с Гамильтон в Детройте 2 августа и по ее уклончивым ответам поняли, что она что-то скрывает. В отчете одного из них говорилось: «Совершенно очевидно, что она говорит не все и ее информация прямо противоречит показаниям миссис Сейдж. Мы оба пришли к мнению, что от нее не удастся получить новой информации о том, жил ли Диллинджер в квартире миссис Сейдж, поскольку последняя подговорила Полли ничего не рассказывать. При этом миссис Сейдж очень старается, чтобы мы не спрашивали Полли ни о чем в ее отсутствие».

Этим закончилась последняя попытка провести допрос Гамильтон со стороны ФБР. И она, и Сейдж были отпущены после недолгого пребывания в Детройте. Гамильтон спряталась у своих родителей в Южной Дакоте. Сейдж по настоянию Коули переехала в Лос-Анджелес. В октябре Коули навестил ее там и вручил ее долю награды за выдачу Диллинджера — 5000 долларов.

Вместо того чтобы начать расследование данных, предоставленных Мэттом Личем, ФБР взялось за самого Лича. Эрл Коннелли вынюхивал, не водится ли за полицейским каких-нибудь грязных делишек в Индианаполисе, и в середине августа сообщил Коули, что Лич оказывает «определенные знаки внимания» некоей даме (не своей жене), которая живет в отеле «Спинк армс». Однако Лич не испугался. «Мы хотим вычерпать всю эту грязь до дна», — заявил он «Чикаго трибюн». Однако сделать этого он так и не смог.

Джона Диллинджера похоронили на старом кладбище Кроун-Хилл в Индианаполисе. Во время похорон вдруг послышались раскаты грома и начался нежданный летний ливень. Когда отец вез тело сына из Чикаго, за катафалком тянулась целая процессия машин с репортерами. За высокой каменной оградой кладбища, в непосредственной близости от могилы, собралась толпа пять тысяч человек. Когда гроб опускали в землю, рядом в одиночестве стоял Джон Диллинджер-старший. По лицу его стекали капли дождя, выглядевшие издали как слезы. Потом он вернулся в свой пустой дом, а репортеры — в свои редакции.

Спектакль был окончен.

 

XVI

СХВАТКА

23 июля — 12 сентября 1934 года

Малыш Нельсон не поддался панике, но понял: надо срочно уезжать из Чикаго. В ночь после убийства Диллинджера он встретился в ресторане в Норт-сайде со своим приятелем Джеком Перкинсом. Нельсон сказал, что пора уезжать на запад, и предложил Перкинсу захватить с собой жену и трехлетнего сына: с ребенком они будут выглядеть менее подозрительно. Своего ребенка Нельсон взять не мог из-за слежки ФБР. Перкинс согласился.

Через два дня банда Нельсона выехала из Чикаго на двух автомобилях и направилась на запад через Айову. Они ночевали в придорожных кемпингах и еще через два дня добрались до Рино. Объехав город по окружной, Нельсон прибыл в гостиницу «Кэл-Невада», где потревожил своего старого приятеля Тэда Холла. Нельсон спросил, не спрячет ли он их? «Нет, не могу, Джимми, — ответил Холл. — С тобой связываться слишком опасно».

Разозленный Нельсон отправился дальше, рассчитывая найти приют в местах, где он раньше бывал многократно, — в районе залива Сан-Франциско. В Калифорнию машины въехали по отдельности: Нельсон подумал, что два автомобиля с иллинойсскими номерами могут показаться подозрительными таможне, досматривавающей ввоз сельскохозяйственной продукции из штата в штат. На следующее утро бандиты встретились в старой гостинице «Пэрент» — в виноградарской деревушке Эль-Верано, недалеко от Сономы. Гостиница принадлежала Луису Пэренту, двоюродному брату того бутлегера, на которого Нельсон работал в Сосалито два года назад. Нельсон сомневался, можно ли доверять Пэренту, однако Негри заверил его, что «это парень что надо». Негри хорошо знал преступный мир Северной Калифорнии, и для Нельсона он стал своего рода проводником.

Пэрент сидел возле своей гостиницы, когда увидел, что подъехала машина. Из нее вышел человек в белых фланелевых брюках и соломенной шляпе.

— Здравствуй, Луис! — сказал Нельсон. — Нет ли у тебя свободных номеров?

Пэрент молча смотрел на него.

— Ты что, не помнишь меня? — спросил Нельсон. — Я работал у твоего двоюродного брата.

Пэрент молча показал на конторку портье. Нельсон подошел к ней, что-то недовольно бормоча сквозь зубы про холодный прием. Портье Гус Заппас дал Нельсону ключи от номеров на первом этаже.

— Ты меня не помнишь? — спросил у него Нельсон.

— Помню. Ты Джимми.

— Что, сильно я изменился?

— Да нет, не очень.

После ланча Нельсон послал Перкинса на почту — посмотреть, не висят ли там плакаты «Разыскивается преступник» с их портретами. К их большому облегчению, плакатов не оказалось. После этого он отправил Негри в Сан-Франциско, чтобы отыскать и привезти сюда своего бывшего босса по бутлегерской работе Соупа Марено. Бутлегер без особой охоты согласился проехаться с Негри в Эль-Верано. Они прибыли около полуночи. Нельсон с Марено вышли погулять по неосвещенным местам возле гостиницы, и бандит спросил, может ли Соуп предоставить им убежище, желательно ранчо где-нибудь подальше от других жилищ. Через час Марено вернулся в Сан-Франциско, а Нельсон в расстройстве жаловался Негри: «Ты представляешь, Соуп вообще ничего не захотел для меня сделать!»

Остаться подольше в гостинице тоже не получилось. На следующий день, когда бандиты выходили из кафетерия, они услышали: «Эй, Фацо!» Негри обернулся и увидел Дэвида Диллона, сотрудника полиции Сан-Франциско. Он обедал здесь с женой. Негри подошел к ним поболтать. Когда он вернулся, Нельсон накинулся на него: «Кто это? Кто это такой?» Негри сказал, что волноваться нечего: это друг, он никому ничего не скажет. Нельсон только посмотрел на него со злобой, а потом повернулся и направился прямиком к конторке портье — выписываться из гостиницы.

Нельсон задержался еще на некоторое время в виноградных краях, пытаясь найти убежище у старых друзей. Следующим вечером, после ужина в деревне Агва-Калиенте, он встретился с бутлегером из Сан-Франциско Луисом Тамбини по прозвищу Боунз. Тамбини тоже сказал, что прятать Нельсона «слишком опасно». Нельсон с женой заночевали в поле, а Негри остановился в отеле в городе Напа.

Негри сильно скучал по дому и потому позвонил матери из телефона-автомата в холле бассейна. На следующее утро Негри упомянул об этом в разговоре с Нельсоном. Тот разъярился: «Разве я не говорил тебе, что нельзя никому звонить и никому писать?!» Нельсон велел Негри отправляться домой к мамочке. Если он понадобится банде, то узнает об этом из «Чикаго трибюн»: там будет напечатано объявление, содержащее слово «Нондо».

Старые друзья отвернулись от Нельсона, и у него не было другого выхода, кроме как ездить из одного туристического кемпинга в другой по всей Северной Калифорнии. Он побывал в Каспаре, Скоуше, Юрике, Вивервилле и Сакраменто, а потом направился на юг, где останавливался в мотелях на окраинах Салинаса и Стоктона. Нельсон понимал, что во время этих переездов банду видит слишком много людей. Надо было осесть где-то в одном месте, пусть даже в чистом поле.

9 августа банда Нельсона пересекла границу с Невадой и заехала в магазин в Фэллоне — городке к востоку от Рино. Сам Нельсон остался в машине, а Перкинс и другие закупили все необходимое для постоянной жизни в кемпинге: газовую походную плитку за 5 долларов 55 центов, походную лампу за ту же сумму, палатку за 18 долларов, кухонную утварь, запас провизии, а также винчестер. Перкинс расплатился за все, отсчитывая купюры из толстой пачки однодолларовых банкнот. Хозяин магазина предложил поднести покупки до машины, но Перкинс вежливо отказался, взял тележку и вывез все на улицу. Там они погрузили купленное в автоприцеп, приобретенный накануне в Рино.

На следующий день Нельсон остановился в кемпинге «Маунт-Грант» в четырнадцати милях к югу от Хоторна (Невада), на берегу озера Уокер, и решил здесь обосноваться. Кемпинг представлял собой всего несколько жалких домишек, но зато тут были водопровод и электричество, а на ближайшие дни Нельсону ничего больше и не требовалось. Сложности возникали только с Джонни Чейзом. Он оказался в их компании единственным мужчиной без пары и — нельзя подобрать другого выражения — томился по возлюбленной.

В Сан-Франциско работала в газетном киоске его подружка Салли Бэкман, и Чейз постоянно упрашивал Нельсона разрешить ему взять ее сюда. Все были против, а сам Нельсон не доверял никому из неизвестных ему людей, о чем он и объявил Чейзу.

Но Чейз не отказался от своего замысла. Однажды вечером он отправился в Сан-Франциско, позвонил Салли и попросил о встрече. Негри подобрал ее у газетного киоска возле парома на Сосалито, где она работала, и отвез на пляж: там ее ждал Чейз. Они провели ночь в гостинице на Мишн-стрит. Чейз рассказал подруге, что ездит вместе с парнем, которого считают опасным преступником, и если она хочет, то может поехать с ними, но только это небезопасно. Салли попросила дать ей время подумать, и Чейз вернулся в пустыню.

Прошло две недели. Чем дольше Чейз оставался в Неваде, тем больше ему не хватало его Салли. В конце концов Нельсону надоели жалобы приятеля, и он сказал: «Ладно, привози ее!» В четверг 14 августа Чейз съездил в Сан-Франциско и привез свою подругу.

Это было самое ошибочное решение, которое Нельсон принял в своей жизни.

В среду 15 августа глава отделения ФБР в Сан-Франциско Эд Гинейн получил сообщение от полицейского из Окленда, что в окрестностях видели Нельсона. Гинейн поехал на другую сторону залива, чтобы лично поговорить с информатором. Оказалось, жена полицейского была племянницей Луиса Пэрента: накануне вечером Пэрент сказал ей, что три недели назад в его отель заезжал Нельсон.

На следующее утро Гинейн собрал совещание агентов ФБР и сыщиков из полицейских департаментов Окленда и Сан-Франциско. Посовещавшись, они поехали в Эль-Верано допросить Луиса Пэрента. И хозяин, и менеджер рассказали все, что знали. Они оба опознали Фацо Негри (так ФБР впервые услышало об этом бандите), а также описали внешность и Чейза, и Перкинса. Кроме того, они хорошо запомнили «Гудзон» Нельсона, хотя упустили из виду его номера.

В пятницу вечером Эд Гинейн послал донесение Гуверу, изложив все, что стало известно о пребывании Нельсона в округе Напа. Телеграмма легла на стол Гувера следующим утром. Директор написал на ней: «Свяжитесь с Коули. Пусть отправляется в Сан-Франциско и возьмет 4–5 агентов, занимающихся делом Нельсона». Пять человек, ранее входивших в группу по поиску Диллинджера, тем же вечером вылетели в Сан-Франциско.

Поработав с полицейскими из Сан-Франциско и Сосалито, эти люди быстро нашли то, за чем приехали. Один из осведомителей сообщил, что у Чейза есть подружка по имени Салли Бэкман и что недавно она исчезла.

В субботу 18 августа, когда агенты ФБР прибыли в Сан-Франциско, Чейз подъехал к домикам на озере Уокер вместе с Фацо Негри и Салли Бэкман. Жара в пустыне была страшная, температура приближалась к 100 градусам по Фаренгейту. Чейз представил Салли банду, называя каждого только по имени: Джек и Грейс с ребенком, Джеки и Хелен. Салли понравилась жена Нельсона — спокойная женщина в хлопчатобумажном домашнем платье. Зато Салли сразу невзлюбила маленького нагловатого блондина, которого Чейз представил как Джимми. Нельсону она тоже не глянулась, но он постарался скрыть свои чувства и стал притворным голосом говорить, что они все тут должны очень постараться, чтобы Салли чувствовала себя как дома. Хозяин гостиницы Джон Бенедикт сразу заметил напряженность, возникшую между этими двумя постояльцами. Нельсон ему казался «угрюмым», но остальные нравились. Когда он заметил Чейзу, что Салли тут, кажется, не по себе, тот ответил: «Ну, она же городская девчонка. Конечно, к такой жизни не привыкла».

Банда занимала три домика: в одном жили Нельсоны, в другом семья Перкинс, а в третьем поселились Чейз и Салли. Негри спал на топчане под открытым небом. Кроме них, в кемпинге не было никаких постояльцев. Время они проводили праздно. Женщины купались в озере. Нельсон подолгу спал. Иногда они с Чейзом рыбачили, но, впрочем, клевало у них плохо. Нельсон ходил в своих излюбленных потертых вельветовых брюках и белой рубашке с открытым воротом. Ему очень нравилось стрелять из винчестера по зайцам и белкам. По утрам Негри отправлялся в Фэллон или Хоторн — купить еду и газеты, которые Нельсон с жадностью читал. Он почитывал также журнал «Филд энд стрим»: ему нравились статьи про оружие.

Иногда по вечерам вся компания, кроме Нельсона, отправлялась в Хоторн, чтобы поужинать в ресторане «Оазис». Хелен обычно привозила мужу оттуда поднос с закусками. Она заставала его сидящим в машине: Нельсон слушал новости по радио. Если банда ужинала в кемпинге, то Хелен стряпала, сверяясь с домашними рецептами, карточки с которыми возила с собой в маленькой коробочке.

Салли ей не помогала и даже не предлагала помочь — и это тоже вызывало трения. Когда Салли и Чейз оставались одни, она все время ныла, уговаривая его уехать отсюда. Чейз отвечал, что скоро они уедут, — надо только «дождаться новостей». При этом Салли не была дурочкой. Она вскоре потребовала у возлюбленного открыть, кто такой на самом деле этот Джимми. Чейз отмалчивался день-другой, но потом все-таки сказал ей правду. Салли перепугалась и стала еще сильнее просить его поскорее увезти ее отсюда.

Нельсон же собирался на восток. Однажды утром «гудзон» отогнали в Рино для осмотра. На следующий день Нельсон отвез в Хоторн автоприцеп, чтобы починить у него стоп-сигнал: ему совсем не хотелось, чтобы его задержала дорожная полиция. В четверг 23 августа Нельсон, сгорбившись, сидел в машине и слушал радио.

И вдруг он услышал новость о Ван Митере.

В тот вечер, когда был убит Диллинджер, Ван Митер взял свою подругу Микки Конфорти и отправился в Сент-Пол. Там он надеялся найти убежище либо у Гарри Сойера в «Зеленом фонаре», либо у своего бывшего подельника Джека Пейфера в клубе «Холлихокс». Однако выяснилось, что Сойер исчез еще весной, а Пейфер испугался, что Ван Митер приведет к нему на хвосте агентов ФБР. Не зная, как быть, Ван Митер снял номер в туристическом кемпинге на окраине городка Уокер (Миннесота). По вечерам он ездил в Сент-Пол, надеясь отыскать кого-то, кто спрячет его понадежнее. Весь следующий месяц Ван Митер и Конфорти провели в туристических домиках в сосновых лесах к северу от Сент-Пола. ФБР подозревало, что они находятся в этом районе, но не получило ни одной наводки, где именно они прячутся. Коули писал Гуверу в это время:

«Около 75 процентов чикагских гангстеров и мафиози поспешно бежали из города. Их телефоны или не отвечают, или отключены совсем. Все прячутся, зная, что их привлекут для допросов».

Кто именно выдал Ван Митера, точно неизвестно. Если верить рассказу осведомителя, которого ФБР допросило пять лет спустя, это был Джек Пейфер. Согласно этой версии, утром в четверг 23 августа Ван Митер заехал в «Холлихокс» и поговорил с Пейфером. Рассказывали (может быть, это и неправда), что у Пейфера хранилось несколько тысяч долларов Ван Митера, а также деньги Фреда Баркера и Элвина Карписа. Сразу после визита Ван Митера Пейфер позвонил своему старому другу-полицейскому Тому Брауну — тому самому, который прикрывал банду Баркеров в делах о похищениях Хэмма и Бремера. Браун был в полиции Сент-Пола под сильным подозрением, и, по всей видимости, ему очень кстати пришлась возможность отличиться, арестовав известного налетчика.

В 17 часов Ван Митер вышел из машины возле автомагазина в центре Сент-Пола. На нем были синий костюм и такого же цвета галстук, белые оксфордские туфли и соломенная шляпа, — по-видимому, он собирался с кем-то встретиться. Но когда через двенадцать минут он возвращался из магазина, его встретили Том Браун, шеф полиции Фрэнк Каллен и двое полицейских, все с пистолетами в руках. «Руки вверх!» — крикнул кто-то из полисменов. Ван Митер выхватил пистолет из-за пояса и побежал по Юниверсити-авеню. Он обернулся и дважды выстрелил на ходу. Шляпа ему мешала, он сорвал ее с головы, но не выпустил. Полицейские открыли ответный огонь, но между ними и бандитом появилась женщина, и они, прекратив стрелять, побежали следом. Увертываясь от встречных машин, Ван Митер пронесся по Мэрион-стрит, а затем свернул в переулок.

Это оказался тупик. Ван Митер остановился и обернулся. Полицейские приближались. Первым выстрелил Том Браун. Ван Митера подкинуло в воздух, и он рухнул возле кирпичной стены гаража. Бандит попытался встать, но полицейские открыли огонь на поражение и буквально изрешетили его пулями. Гомер Ван Митер, который часто повторял, что не хотел бы умереть в каком-нибудь грязном переулке, умер именно так.

Через час новость передали Гуверу, и тот пришел в бешенство. Агент из Сент-Пола писал на следующий день:

«Директор очень разочарован тем, что все это могло случиться в Сент-Поле без нашего ведома».

Было ясно, что местная полиция не стала сообщать о своей засаде ФБР в отместку за то, что ФБР ничего не сообщило чикагской полиции о ловушке, подстроенной Диллинджеру. Гувер написал на рапорте сент-польского офиса:

«Я полагаю, что отделение в Сент-Поле проявило в данном случае полное отсутствие инициативы».

Микки Конфорти арестовали несколько дней спустя. Она сообщила ФБР, что у Ван Митера при себе было 6000 долларов. Однако полиция Сент-Пола утверждала, что обнаружила при нем только 923 доллара. Возможно, разница досталась Тому Брауну. Если это действительно так, то он удачно компенсировал свои потери: когда Элвин Карпис и братья Баркер узнали, что Браун принимал участие в засаде, они единогласно постановили лишить его 5000 долларов — доли Брауна в деньгах, полученных за освобождение Бремера. На следующий день тело Ван Митера отвезли в его родной город Форт-Уэйн (Индиана). Там его не ждал никто, кроме владельца похоронного бюро и кучки репортеров. Ван Митера похоронили без всяких обрядов на лиденвудском кладбище в Форт-Уэйне.

Наутро после смерти Ван Митера Нельсон послал Фацо Негри в город за газетами. Как и Баркеры, Нельсон был поражен участием в деле Тома Брауна. «Сукин сын, — сказал он. — И этому парню мы заплатили тысячу долларов!» Затем он велел банде собираться в Чикаго. Они уложили в прицеп пятигаллоновые канистры с бензином и маслом: Нельсон не хотел светиться на бензоколонках. Хозяевам кемпинга осталась куча почищенной форели. Бандиты выехали и через Неваду и Колорадо направились в Канзас. Нельсон позволил своей банде ночевать в автокемпингах, но никогда не приближался к ним раньше одиннадцати вечера.

В «плимуте» Негри кроме хозяина ехали супруги Перкинс, а в машине Нельсона — Джонни Чейз и Салли Бэкман. В тесном пространстве «Гудзона» долго копившееся взаимное раздражение между Салли и главарем банды наконец выплеснулось наружу. Нельсон был лихим водителем, «гудзон» заносило на присыпанных песком дорогах, и Салли попросила его ехать тише. Нельсон пропустил мимо ушей ее просьбу, но время от времени стал обращаться к ней вопросами, не страшно ли ей и удобно ли ей. Иногда на него находили приступы агрессии, и тогда он в присутствии Салли говорил Чейзу, что эту девушку надо бросить, — все равно она с ним соскучится через полгода и отправится домой.

Если верить рассказу, который Негри сочинил для журнала в 1941 году, напряженность отношений между Салли и Нельсоном достигла пика, когда они остановились на обочине дороги где-то в Небраске. Хелен приготовила ланч на походной плитке, а после еды принялась мыть посуду. Нельсон налетел на Салли:

— А ты почему не работаешь?

— А иди ты к черту! — ответила Салли.

Негри пишет, что всех «словно током дернуло»: никто никогда не осмеливался бросать открытый вызов Нельсону, этого не делал даже Диллинджер. Нельсон посмотрел на Салли долгим взглядом, а потом молча отошел в сторону. Всю вторую половину дня они проехали в молчании. С наступлением темноты банда прибыла на окраину еще одного городка в Небраске. Все, кроме Нельсона, собрались в ресторан, но Негри главарь приказал остаться. Наедине Нельсон сказал ему: «Я грохну эту Салли».

Негри особенно поразило выбранное Нельсоном слово. «Это было самое убийственное слово, какое он мог произнести, — вспоминал он семь лет спустя. — Когда Нельсон сказал „грохну“, я почувствовал — вот самое худшее слово, какое один человек может сказать про другого. Оно было холодное, как он сам».

— За что? — спросил Негри.

— Она слишком много знает. Я ее боюсь… Она на меня плохо смотрит.

Нельсон ждал, как отреагирует Негри.

— Джимми, это все не так просто, — начал тот. — Подумай о Джонни. Он же влюблен в нее по уши.

Потом Негри сказал, что банда в этом случае расколется, а Чейз знает слишком много и лучше не делать его врагом. Нельсон подумал минуту:

— Ну ладно. Я грохну сначала ее, а потом Джонни.

Негри был поражен:

— Джимми, ты что, убьешь такого отличного парня, как Джонни, из-за девчонки?! Послушай, они сегодня вместе, а завтра разбегутся. А Джонни был с тобой столько лет! Он тебе предан больше всех. Ты другого такого не найдешь.

Негри долго повторял одно и то же, чтобы его слова звучали более убедительно.

— Ну ладно. Я поговорю с Джонни насчет этого, — сказал наконец Нельсон.

Когда остальные члены банды вернулись из ресторана, стало понятно, что Чейз попросил Салли загладить свою вину. Она привезла Нельсону поднос с закусками. «Вот, Джимми, держи, тут отличная еда для тебя», — сказала она. Нельсон, не сказав ни слова, выбил ногой поднос у нее из рук. Закуски рассыпались по земле. Чейз шагнул вперед.

— В чем дело? — спросил он.

— Не надо мне ничего от этой суки, — ответил Нельсон.

— Я твою жену так не называю, — сказал Чейз.

По словам Негри (который, впрочем, любит преувеличивать) Чейз и Нельсон выхватили пистолеты. Все стояли не двигаясь. Первой решилась подойти к Нельсону Хелен — она положила руку ему на плечо. «А ну отойди! — рявкнул Нельсон. — Сами разберемся». Несколько долгих секунд они стояли друг против друга с оружием в руках. Затем все прошло само собой. Они опустили пистолеты и отошли в сторонку, чтобы поговорить. На следующий день Салли и Чейз перешли из машины Нельсона в машину Негри. Банда продолжила путь уже по Айове.

Вечером 29 августа они пересекли реку Миссисипи и остановились в Ист-Бёрлингтоне (Иллинойс). Перкинсы хотели побыстрее добраться домой и потому поехали дальше в Чикаго. Негри они взяли с собой. В течение следующих трех дней Нельсон кружил по западным пригородам Чикаго, ночуя в придорожных мотелях. Он разыскивал старых друзей, пытался понять, насколько опасно тут находиться, и нащупывал надежные связи.

Вечером 2 сентября он подъехал к таверне Хобарта Хермансона в городке Лейк-Джинива (Висконсин). Шел сильный дождь. Весной того же года Нельсон провел несколько недель в коттедже другой гостиницы Хермансона — «Лейк-Комо». Теперь он хотел снова пожить здесь. Чейз пошел на разведку и вскоре вернулся, сказав, что хозяина нет дома, но, скорее всего, Хермансона или его помощника Эдди Даффи можно будет разыскать в загородном доме. Под сильным дождем они отправились за город. Даффи оказался дома и радостно их приветствовал. Хелен сходила в погреб и принесла замороженных цыплят, чтобы приготовить на всех ужин. Нельсон почувствовал облегчение. Однако натянутость в отношениях между ним и Салли никак не исчезала, и в конце концов девушка сказала Чейзу, что больше так жить она не может. Если он останется с Нельсоном, то она уедет домой в Сан-Франциско. Чейз переговорил с Нельсоном, и две пары расстались. Вечером в четверг 4 сентября Нельсон высадил Чейза и Салли в Элджине (Иллинойс). Следующие три дня молодые любовники просыпались не раньше полудня. Затем они съездили на поезде Чикаго и посетили там танцевальный зал. На четвертый день заехал Нельсон, отдал Чейзу 3500 долларов и объяснил, как его найти: этого надо было поместить условленное объявление в одной из газет Рино. Однако Чейз пообещал Салли, что никогда уже не будет работать с Нельсоном.

Несмотря на всю свистопляску вокруг Диллинджера, этим летом бюро продолжало и расследование бойни в Канзас-Сити. В марте было установлено, кому принадлежат отпечатки пальцев на бутылке из-под пива, найденной в подвале дома Верна Миллера. Их оставил Адам Ричетти — и потому главным объектом поисков стал его приятель Красавчик Флойд. Известия о том, что его видели, приходили со всех концов страны: из Монтаны, Нью-Мексико, Майами, Нью-Йорка, Нового Орлеана. Жена Флойда Руби (давно проживавшая отдельно от мужа) ездила с гастролями, показывая эстрадное представление под названием «Как веревочке ни виться». Агенты устанавливали подслушивающие устройства в номерах гостиниц, где она останавливалась, но не могли собрать доказательств, что она поддерживает связь с мужем.

16 мая Дуайту Брентли, главе отделения ФБР в Оклахома-Сити, позвонил 76-летний адвокат из города Похашка (Оклахома) по фамилии Комсток. По его словам, к нему обратился Флойд и просил начать переговоры о своей сдаче. Комсток объяснял это тем, что Флойд тяжело ранен, — он получил пулю в спину от неизвестных. Флойд поставил два условия, на которых он был готов сдаться: во-первых, что его не убьют, а во-вторых, что ему окажут медицинскую помощь. ФБР дало согласие. Гувер позвонил в тюремные больницы в Левенуэрте (Канзас) и Спрингфилде (Миссури) и договорился, что они смогут принять Флойда, если он придет сдаваться. Переговоры с Комстоком продолжались неделю, потом вторую. Адвокат требовал назвать сумму вознаграждения, которую он получит, а также предоставить ему информацию о том, какие обвинения выдвигаются против Флойда в Огайо. Гувер терял терпение. «Это дело надо ускорить, и ускорить немедленно, — писал он Коули 31 мая. — Оно тянется уже несколько недель, и мы нисколько не приблизились к аресту Флойда по сравнению с началом переговоров». Брентли еще две недели продолжал беседы с Комстоком, пока наконец не пришел к выводу, что адвокат знаком только с Руби Флойд, но не с ее мужем. 15 июня Брентли писал Гуверу, что Комсток кажется ему «почти впавшим в старческий маразм» и что «иметь с ним дело дальше — это бессмысленная трата времени, сил и денег».

Следующие переговоры велись с энергичным священником из Техаса по имени Дж. Фрэнк Норрис, и поначалу они показались ФБР куда более многообещающими. Норрис был пастором Первой баптистской церкви в Форт-Уэрте. Кроме того, он был необыкновенно темпераментным радиопроповедником. В прошлом его дважды судили — один раз по обвинению в убийстве — и оправдали, а второй раз осудили за поджог собственной церкви. Руби Флойд была одной из его прихожанок, и 17 июня, в День отца, принесла к нему крестить своего сына Джеки. Репортаж об этой церемонии шел по радио в программе отца Норриса, и его слушали пять тысяч человек. Четырехминутный ролик о крещении сына Руби включила в свое представление, которое шло в эти дни в «Пэлэс-театре» Форт-Уэйна. Гастроли Руби продолжались десять дней, и все это время за ней следили агенты ФБР. Норрис позвонил начальнику отделения в Далласе Фрэнку Блейку и предложил начать переговоры о сдаче Флойда. Гувер, скептически настроенный после случая с Комстоком, отреагировал жестко. В записке от 23 июня он писал: «Я сказал мистеру Блейку, что мы можем согласиться на условие не убивать Флойда. Однако при этом я напомнил, что приказ убить его на месте при любой встрече уже отдан и, если он не сдастся в ближайшее время, наши люди его, без сомнения, уничтожат». В тот же день Гувер велел Натану направить все усилия исключительно на поимку Флойда. «Я полагаю, что уже пора… сосредоточиться на завершении этого дела», — писал Гувер Натану, а в отдельной записке добавлял: «Его надо убить при задержании».

Выступления Руби в «Пэлэс-театре» закончились 27 июня, и она вернулась в Оклахому. Однако его преподобие не собирался опускать руки. Он обратился к Натану с просьбой дать ему одного из агентов ФБР, с тем чтобы они вместе съездили в Оклахому и поговорили с матерью Флойда. Как ни странно, священник выполнил свое намерение. 10 июля Норрис в сопровождении агента ФБР встретился с миссис Флойд, а также с братьями и сестрами бандита. Родственники Флойда отвечали на вопросы с раздражением и обвиняли полицию в том, что ее преследования сделали из их мальчика преступника. Однако встреча принесла и позитивный результат: после почти года расследования бюро наконец узнало имена и адреса ближайших родственников бандита.

В целом же ФБР так ничего и не достигло. Агенты месяцами прочесывали городки в Восточной Оклахоме и Северном Арканзасе, но верных сведений о появлении Флойда не имелось с прошлого лета. К началу июля, через четыре месяца после обнаружения отпечатков пальцев Ричетти и через год после бойни в Канзас-Сити, у ФБР была только предварительная версия о том, что Флойд и Ричетти каким-то образом соучаствовали в преступлении Верна Миллера. Но, кроме отпечатков пальцев, в суде предъявить было нечего. Фэбээровцы допрашивали десятки людей, хоть как-то связанных с Миллером или Флойдом, но никто из них не слышал, чтобы эти двое бандитов знали друг друга.

Дело сдвинулось с мертвой точки 10 июля — в день, когда у входа в отель «Сентрал-парк» в Канзас-Сити был застрелен босс местной мафии Джонни Лациа. Поначалу ФБР не обратило внимания на это убийство, поскольку оно находилось вне его юрисдикции. Однако 6 августа в больницу попал с ранениями гангстер Джек Гриффин — один из убийц Лациа, и тогда бюро зашевелилось. Офис ФБР в Канзас-Сити разыскивал Гриффина, подозревая его, правда необоснованно, в том, что он является членом банды Баркеров. К тому моменту бюро не располагало сведениями о причастности Гриффина к бойне в Канзас-Сити.

Двое агентов явились в Гриффину в больницу. Покушение на его жизнь сорвалось, но он получил множественные пулевые ранения. Гриффин отказался отвечать на вопросы, однако попросил агентов прийти через несколько дней: может быть, тогда он что-нибудь и скажет. Фэбээровцы прождали семнадцать дней. Они явились в больницу только 23 августа и обнаружили, что Гриффин исчез. Где он находился, никто не знал. Правда, в тот момент это никого особенно и не интересовало: Гриффина не считали серьезным бандитом, для ФБР он был одним из многих.

Затем одну из тех пуль, которыми был убит Лациа, послали на экспертизу в баллистическую лабораторию в Канзас-Сити. Там обнаружилось, что она выпущена из того же автомата, из которого стреляли во время преступления на вокзале. Фэбээровцы вдруг поняли, что Джек Гриффин мог стать ключевой фигурой в раскрытии этого дела. Новый глава отделения ФБР в Канзас-Сити, Брюс Натан, сообщил новость начальнику следственной части местной полиции Томасу Хиггинсу. В ответ Хиггинс сказал ФБР о том, что знал уже весь преступный мир города: Гриффин и еще трое его приятелей убили Лациа из-за карточного спора и с этого дня их преследуют люди Лациа. Если ФБР считает, что Гриффин и его ребята помогут решить загадку бойни в Канзас-Сити, то агентам придется поторопиться: ФБР надо найти этих гангстеров раньше, чем их найдет мафия.

Таким образом, бюро снова оказалось в ситуации соревнования с гангстерским синдикатом. Пусть и с запозданием, отделение в Канзас-Сити мобилизовалось. Первой задачей было найти Гриффина. Фэбээровцы навели справки и узнали, что бандит был выписан из больницы и отдан под присмотр сыщику по имени Джефф Райан. Этот полицейский пользовался дурной славой: его подозревали в связях с мафией. Во всяком случае, Гриффина после выписки никто не видел. Исчезли и трое его партнеров: рэкетир из Сент-Луиса Эл О'Брайен, хозяин ночного клуба в Канзас-Сити Наджент Ла Пламма, а также законченный наркоман по имени Майкл Ла Капра, известный также под именем Джимми Нидлз.

Целую неделю отделение ФБР в Канзас-Сити занималось поисками этой четверки. 31 августа им удалось задержать подругу Гриффина. Агенты только начали ее допрашивать, как вдруг в «Канзас-Сити джорнал пост» появилось сенсационное сообщение: Джимми Нидлз, он же Майкл Ла Капра, арестован в Уичито (Канзас) вместе с тремя местными гангстерами, которые пытались его убить.

Двое агентов из Канзас-Сити — Гарольд Андерсон и Уолтер Трейнор — добрались до Уичито тем же вечером. Капитан полиции рассказал им о том, что произошло. Ла Капра скрывался в своем родном городе Аргония, в двадцати милях к юго-западу от Уичито. Прошлой ночью он просто ехал по дороге, как вдруг с ним поравнялся черный «форд». Находившиеся в нем три человека открыли огонь из автоматов. Ла Капра пригнулся, и пули в него не попали. «Форд» промчался мимо. Ла Капра добрался до полицейского управления в Уичито и попросил спрятать его. Тем временем люди, пытавшиеся его убить, попали в аварию и были арестованы дорожной полицией штата Канзас. Теперь все четверо сидели в камерах.

Андерсон и Трейнор поговорили сначала с несостоявшимися убийцами. Свежие синяки на их лицах не оставляли сомнений о методах допроса, которыми пользовались канзасские полисмены. Трейнор писал в рапорте: «Все они сидели молча и на наши вопросы или не отвечали вовсе, или в один голос твердили, что всего лишь выехали с друзьями покататься. По их внешнему виду было заметно, что к ним применяли физическое насилие. По-видимому, так сработала канзасская дорожная полиция».

Джимми Нидлз оказался куда разговорчивее. Этот нервный, истощенный наркотиками человек лет сорока был едва ли не счастлив, когда в его камеру-клетку явились агенты ФБР. Он принялся выкладывать все с такой скоростью, что агенты поначалу даже с трудом его понимали. Трейнор писал об этом: «Показания Ла Капры были очень путаными и беспорядочными. Похоже, он находился в состоянии нервного потрясения, но я бы не назвал его выжившим из ума. Он просил у агентов защиты: якобы мафия может убить его в любую минуту… Он говорил, что жить ему, скорее всего, осталось недолго, но если правительство окажет ему помощь, то он готов отплатить, рассказав все, что знает».

И затем он произнес слова, которые ФБР жаждало услышать уже больше года: «Бойня. Берн Миллер. Красавчик Флойд. Джонни Лациа».

Он мог рассказать всю историю бойни в Канзас-Сити от начала до конца.

Кливленд Огайо

3 сентября

Элвин Карпис лежал на теплой крыше своего «форда», глядя в небо. Был прекрасный, все еще по-летнему теплый день. По бирюзовому небу плыли ватные облака. Рядом с Карписом лежала Делорес Делани, он слышал ее дыхание. Она была на четвертом месяце беременности, и это уже становилось заметно. Над ними развертывалось, подходя к своей кульминации, кливлендское авиа-шоу. Самолеты ныряли вниз и взмывали вверх. Сотни пар сидели на одеялах и, задрав головы, наблюдали.

Прошло уже пять месяцев с тех пор, как банда Баркеров сбежала из Чикаго после смерти Джорджа Циглера. Пять блаженных тихих месяцев, в течение которых не было даже намека на то, что ФБР знает о их местонахождении. У Карписа появилась новая работа и новые друзья. Он не совершал сколько-нибудь приметных преступлений, с тех пор как в феврале избавился от Эда Бремера. За последние семнадцать месяцев он не ограбил ни одного банка. За это время банда едва не развалилась. Карпис старался держаться подальше от остальных: они были туповаты, много пили и легко шли на риск. А он с Делорес жил тихой жизнью и спать ложился не позже одиннадцати вечера. Они с Делорес расслабились.

Напряженные отношения внутри банды возникли после переезда в Толедо. Жили скромно. Глава местной мафии Джо Роско им покровительствовал. Но деньги вскоре стали заканчиваться. Правда, при этом у бандитов в запасе имелись 150 тысяч долларов, полученных в качестве выкупа, и они понемногу, малыми суммами тратили их в чикагских супермаркетах. После того как операция с отмыванием денег, затеянная старым пьяницей доктором Мораном, провалилась, они так и не нашли возможности сбыть основную сумму. Док Баркер съездил в Рино, но его тамошние приятели отказались связываться с таким делом. Истерия вокруг Диллинджера изменила настроение людей, теперь даже старые друзья бандитов сторонились их. Больным вопросом для Карписа оставались отношения с мафией. Диллинджеромания поставила ее операции под удар, и Карпис опасался, что Фрэнк Нитти захочет устранить банду Баркеров.

В общем, они проводили время в беспокойном ожидании, попивали пиво, рыбачили в озере Эри, катались на русских горках в парке аттракционов «Уиллоу бэй» и заказывали свои любимые песни в «Казино-клубе» — главном толедском притоне. Все они были там завсегдатаями. Карпис и Баркеры обычно сидели в углу, потягивая напитки, а старый Чарли Фицджералд ругался с официантками, если они разбавляли ему бурбон. Всех веселил «шестерка» Вилли Харрисон — паренек, которого они привезли с собой из Чикаго, ранее бывший профессиональным игроком в гольф. Он всех передразнивал. Однажды певец-шотландец, одетый в килт, не попал в тон, и тогда Харрисон подошел и ударил его. Началась потасовка. Кончилась она, только когда Фред Баркер молча приставил пистолет к виску Харрисона. Фредди не любил скандалов: они привлекали внимание.

Если не считать таких дурацких случаев, то в целом жилось скучновато. Делать было особенно нечего, оставалось только пить. Подруга Фреда, Паула Хэрмон, целыми днями глушила виски, она стала самой настоящей алкоголичкой. Один из членов банды — Гарри Кэмпбелл — купил своей 19-летней подружке Вайноне Бёрдетт сварливого пекинеса. Однажды Карпис сидел у Фредди, и вдруг они услышали выстрелы.

— Слышал? — спросил Карпис.

— Ну да. Из автомата стреляют.

Тут на лестнице послышались шаги: кто-то бежал к их квартире. В дверь позвонили. Потом неизвестный стал колотить ногами в дверь. Карпис кинулся в спальню, схватил автомат и встал возле двери. Он жестом показал Фредди, чтобы тот открыл ее. В квартиру ввалился Кэмпбелл. Рука его была замотана окровавленным полотенцем.

— Что случилось? — спросил его Карпис. — За тобой кто-то гонится?

— Да нет, нет, — успокоил его Кэмпбелл. По его голосу было понятно, что ему больно. — Это все хренов пес. Он пошел погулять на двор к соседям, а я полез за ним, чтобы его забрать. На голос он не шел, а только крутился вокруг. А потом взял и тяпнул меня за руку. А потом еще. Три раза меня укусил.

Карпис засмеялся. Они размотали полотенце и увидели глубокие укусы на руке Кэмпбелла.

— Теперь мне надо какие-то уколы делать, — сказал тот.

— Я свяжусь с Джо Роско и спрошу, нет ли у него доктора, — сказал Карпис.

Вошел Док Баркер.

— А чего искать? — спросил он. — Есть же доктор Моран. Он хочет смыться из Чикаго и поселиться здесь. Почему бы ему не сделать уколы Кэмпбеллу? Давайте я съезжу в Чикаго и привезу его сюда.

Через пару дней Док действительно привез Морана, его ассистента и их приятеля Олли Берга. Всем им давно хотелось убраться из Чикаго. Троица остановилась в отеле и принялась за виски.

Карписа все это начинало злить. В мае он сказал Фреду: «Я здесь, наверное, долго не останусь. Тут слишком много народу, и этот народ слишком много пьет». Желание поменять образ жизни совпало с предложением работы, которое он получил от двух новых друзей: здоровенного мафиози по имени Шимми Пэттон и его партнера — худощавого блондина Арта Гебербранда. Они открывали в пригороде Кливленда Ньюберг-Хайтс навороченное казино под названием «Гарвард-клуб» и боялись наездов со стороны конкурентов. Карпису предложили взять на себя охрану клуба. Карпис как раз думал, чем бы заняться, а кроме того, ему хотелось убраться подальше от остальных членов банды, поэтому он согласился. Фред обиделся, потому что его туда не позвали.

Карпис собрал вещи и вместе с Делорес переехал в кирпичный одноэтажный дом возле кливлендского аэропорта. Место было тихое, вокруг зеленели лужайки, на улицах играли дети. Делорес нашла себе дело — принялась покупать мебель. Карпису все очень нравилось. Работа в казино оказалась не бей лежачего. По вечерам Карпис облачался в смокинг, доезжал до клуба и просто прогуливался между столами, за которыми шла игра. Он посматривал, не жульничает ли кто, изредка пресекал потасовки и выставлял на улицу пьяных. После полуночи следил, как бухгалтеры считают выручку. Платили хорошо, и иногда Карпис ловил себя на мысли, что зря не нашел такую работу пораньше, прежде чем стал грабителем банков. Он составил список адресов мафиози из числа конкурентов, а также список их детей и через посредника передал им эти списки, добавив на словах: «Если кто побеспокоит „Гарвард-клуб“, то эти дома сожгут, а детей изобьют». После этого никаких проблем не возникало.

Он довольно часто заезжал в Толедо, чтобы поговорить с Фредом. Ситуация там осложнялась с каждым днем. Пьяный доктор Моран предпринял «хирургическое удаление» рисунка на подушечках пальцев Дока Баркера и теперь требовал за это долю из денег Бремера. Вечера доктор проводил в толедском борделе, и его хозяйка Эдит Бэрри как-то раз, отведя Дока Баркера в сторонку, сказала, что Моран хвастался успешно проведенными операциями для бандитов. «Парень с каждым днем становится все хуже и хуже, — сказал Док Карпису. — Прямо не знаю, что с ним делать». Но они нашли, что с ним сделать. Несколько дней спустя Фред и Док вытолкали Морана из «Казино-клуба», убили его выстрелом в лицо, а потом закопали в Мичигане, не отметив могилу никаким знаком. ФБР в течение многих месяцев будет продолжать поиски доктора Морана, а потом весьма неохотно признает, что он умер. Тело его так и не найдут.

Однако смерть Морана не успокоила Карписа. Несмотря на все его старания уединиться, люди липли к нему, как смола. Им не сиделось в Толедо, и они, один за другим, стали переезжать к нему в Кливленд. Фредди и Паула Хэрмон сняли домик в восточной части Сто семьдесят первой улицы. Гарри Кэмпбелл поселился в квартире: на бульваре Франклина. Приехали даже Гарри Сойер и его жена Глэдис и теперь жили в пустующей спальне у Фреда Баркера. Сойеры весной бежали из Сент-Пола, из-под носа у ФБР, и с тех пор мотались по туристическим кемпингам в Неваде. К ужасу Карписа, они притащили с собой пятилетнюю приемную дочь Франсину. Карпису было до того неприятно их присутствие, что он переехал на новое место — в дом на Сто сороковой улице. Свой новый адрес он сказал только Фреду, а Делорес запретил встречаться с женами и подругами других членов банды: от них можно было ждать только беды.

О делах пришлось задуматься, когда из Чикаго приехал Волни Дэвис и стал требовать свою часть выкупа. Деньги постоянно создавали проблемы. Сначала они хранились у Дока, но потом банда решила поместить их в доме Билла Уивера на берегу озера. Весь выкуп влезал в два гладстоновских саквояжа. Карпис передал их Уиверу и предупредил, чтобы тот не спускал с них глаз и не оставлял дом без присмотра. Уивер не был паинькой, и когда Карпис и Фред заехали к нему в следующий раз, то обнаружили, что дом открыт и внутри никого нет. Уивера они нашли загорающим на пляже. Как следует обругав его, Карпис и Фред забрали деньги и закопали их в мягкой земле за гаражом Карписа.

К середине лета в Чикаго осталась только Мамаша Баркер: она была не в силах оторваться от своих пазлов. Карпис заглянул к ней как-то на выходных и нашел, что она поживает на удивление хорошо. Они с Доком сводили ее в кино. Перед фильмом показывали журнал, и в нем кинозрителей предупреждали, что надо быть бдительными и искать опасных преступников: Диллинджера, Нельсона, Красавчика Флойда, Карписа и Баркеров. Когда на экране замелькали их фотографии, Карпис съежился и сполз вниз в своем кресле. «Один из них, может быть, сидит рядом с вами», — объявил диктор. Карпис надвинул шляпу на глаза. После фильма он проехался по тавернам в Сисеро, пытаясь разведать, не охотится ли за ними гангстерский синдикат. Один старый приятель посоветовал ему поскорее сматываться отсюда. Карпис послушался и быстро вернулся в Кливленд.

Дни проходили за днями. Фред и Карпис обсуждали, не ограбить ли банк в Огайо, но, пока не вышли деньги, торопиться было некуда. Делорес забеременела и спросила Карписа, делать ли ей еще один аборт. Ему не захотелось снова подвергать ее этому мучению, и потому теперь он готовился стать отцом. Как-то раз в июле Карпис приехал на работу, и его отозвал в сторонку Арт Гебербранд.

— Через час сюда подъедет пара ребят, — сказал он. — Поговори-ка с ними.

Карпис спросил, ожидаются ли проблемы.

— Нет-нет, никаких проблем, — успокоил его Арт.

Они ждали в офисе до наступления темноты. Потом Гебербранд встал с кресла. «Пойдем пройдемся до парковки», — сказал он. Карпис пошел за ним. Они присели на боковую подножку автомобиля и стали ждать дальше. Оба недоумевали, почему никто не едет. В конце концов появился какой-то человек и сказал:

— Они приехали.

— Пошли! — откликнулся Гебербранд.

Карпис подошел вместе с ним к подъехавшему «форду». В нем находились двое, и водителя Карпис узнал сразу. Он не верил своим глазам: это был Красавчик Флойд. Рядом с ним сидел Адам Ричетти. Гебербранд представил всех друг другу.

Они пошли под навес в конце парковки и присели. Флойд был мрачен. «Дела пошли такие, что нас всех или пришьют, или повяжут, — сказал он. — Я бы предпочел, чтобы пришили». Карпис кивнул. Эти мысли были ему знакомы. Флойд некоторое время покашливал и что-то мямлил, прежде чем приступить к цели разговора, но потом объяснил: он хочет взять банк вместе с бандой Баркеров. Выразил он это так:

— Нам тут деньжонки понадобились. В общем, если у вас что-то есть на примете, то мы вам подойдем.

Карпис подумал о банке в Кливленде, который Фред уже осматривал.

— Ну, кое-что может найтись недели через две, — ответил он. — Хотя я пока точно сказать не могу. Но вы же знаете, как все это бывает: может получиться, а может и нет. Если вы захотите сходить туда вместе и если нам будут нужны люди, то дадим знать. А как вас найти?

— Найдешь через этих ребят, — кивнул Флойд в сторону Гебербранда. — Они знают, как меня найти.

После этого он уехал.

— Я надеюсь, ты не сказал им, что мы тут живем? — спросил Карпис у Гебербранда.

— А почему бы нет? Я думал, вы заодно.

— А ты не верь всему, что говорят, — осадил его Карпис. — Мы могли работать с Диллинджером, мы могли работать с этим парнем или с другими, но они нам были не нужны. Этих ребят теперь заставляют прыгать чуть ли не каждую неделю. Я каждый день жду новостей, что Диллинджера повязали, а может, и убили. И ждать уже недолго осталось. Где бы эти ребята ни появились, там сразу стремно становится.

Больше Карпис никогда с Флойдом не встречался. А через несколько дней он вышел из кино и услышал, как газетчики выкрикивают новость о том, что в Чикаго уничтожен Диллинджер. Карпис считал, что это заранее рассчитанное убийство. Он сам легко мог оказаться на месте Диллинджера: несколько дней назад они с Делорес смотрели ту же самую «Манхэттенскую мелодраму». Месяц спустя пришло известие о смерти Ван Митера в Сент-Поле. Карпис прочитал в газетах об участии Тома Брауна и понял, что Ван Митера предали. Все это было очень плохо. В Чикаго и Рино они уже давно не могли вернуться. Теперь еще и Сент-Пол.

«Нам с тобой теперь надо ждать того же самого, — сказал он Фреду. — Никто не станет нас прятать». Чем больше Карпис думал о своем положении, тем больше оно его беспокоило. Он слишком долго прожил на одном и том же месте. Давно пора оторваться от банды. Но прежде надо было разобраться с остававшимися от выкупа деньгами — это 100 тысяч долларов. В августе им наконец удалось найти человека, который обещал разменять эти деньги. Это был очень состоятельный бандит из Детройта по имени Кэш Макдоналд. Он сказал, что может сбыть деньги через друзей, которые занимаются игорным бизнесом в Гаване. Они пристроят эту сумму в банки Мексики и Венесуэлы.

Карпис и Фред пошли откапывать деньги, и их ждал неприятный сюрприз. Оказалось, что в гладстоновские саквояжи просочилась вода и банкноты насквозь промокли. Приятели, ругаясь, развешивали купюры у Карписа по всему дому и сушили их с помощью вентилятора как раз в тот день, когда Макдоналд уже собирался уезжать на Кубу. Макдоналду, конечно, не понравилось, что ему вручили 100 тысяч долларов еще влажными банкнотами, но все же он их взял. Чтобы проконтролировать его действия, с ним поехали Гарри Сойер и Вилли Гаррисон. Макдоналд обещал вскоре вернуться через Майами.

Лежа на крыше автомобиля и наблюдая за самолетами, Карпис уже знал, что уедет из Кливленда, как только Макдоналд вернется с отмытыми деньгами. Солнце припекало. Карпис стал следить за бипланом, который пилотировал немецкий ас, ветеран Первой мировой войны. Странно наблюдать за немцем тут, в Огайо. Бывшему врагу Америки теперь позволено свободно летать над городом на Среднем Западе. Каких-нибудь шестнадцать лет назад он старался сбить американских пилотов, а те старались сбить его. А теперь — вон, порхает, как птица. Немецкий самолет носился вокруг, как комар: он то пролетал над самыми деревьями, то взмывал к солнцу. В это время другой самолет почти прижался к земле, и Карпису пришлось сесть, чтобы за ним проследить. Вдруг он увидел, что самолет ткнулся носом в землю. Пилот, видимо, погиб на месте. К небу стал подниматься черный дым. Карпис не отрываясь смотрел на место катастрофы. На душе было тяжело.

Смерть Гомера Ван Митера для ФБР обозначила поворотный момент в Войне с преступностью: с бандой Диллинджера было покончено; с точки зрения Гувера, оставалось произвести лишь некоторые зачистки. Он неоднократно говорил, что «крысам» теперь негде спрятаться, и по большому счету он был прав. Диллинджеровская истерия способствовала тому, что «враги общества» оказались в центре общественного внимания. Их хмурые физиономии теперь регулярно появлялись на страницах газет от Майами до Сиэтла.

Гувер безгранично доверял Сэму Коули. 6 сентября директор официально закрепил положение Коули как главнокомандующего ФБР на время военных действий, дав ему неограниченные полномочия в преследовании Нельсона, Флойда, Карписа и братьев Баркер. Теперь Коули мог отправлять агентов в любой конец страны, отдавать приказы и принимать руководство любым местным отделением бюро. «Я хотел бы, если это возможно, чтобы данные три дела были завершены в течение следующих 30–45 дней», — писал Гувер Коули 5 сентября.

Полномочия и влияние Коули росли, в то время как положение Пёрвиса было крайне незавидным. После смерти Диллинджера начальник Чикагского отделения с каждым днем все больше и больше впадал в немилость директора. Дважды Гувер посылал ему подчеркнуто сухие записки, когда не мог дозвониться по телефону. Малейшие просчеты вызывали гнев начальника: однажды он отправил Пёрвису письмо, требуя ответа, почему в Вашингтон так поздно прислали вырезки из чикагских газет. Пёрвис был практически отстранен от следственной работы. Под сочувственным взглядом своей секретарши Дорис Роджерс Пёрвис целыми днями возился с личными делами агентов, проводил собеседования с поступающими на службу и чистил свои ботинки.

Коули понимал, что директор недооценивает всю сложность задачи — арестовать Нельсона, Флойда и Баркеров. Он сосредоточил усилия на поиске банды Баркеров: двенадцать агентов, занимавшиеся Диллинджером, теперь принялись за них. Но, к сожалению, следствие не располагало достаточным количеством улик. Засиживаясь допоздна за своим столом в Бэнкерс-билдинге, Коули написал несколько пространных докладов, в которых давал характеристику всем членам банды, их подругам, родителям и родственникам. Об отношениях внутри банды было почти ничего не известно. Баркеры, похоже, были куда более замкнутыми, чем Диллинджер. Они никогда не пытались пообщаться с родственниками — в этом ФБР убедилось, установив наблюдение за отцом Фреда и Дока. Агенты без всякой пользы для дела несколько месяцев околачивались вокруг авторемонтной мастерской старого Джорджа Баркера в штате Миссури. Не имелось сведений и о подругах бандитов, которых можно было бы допросить. За полгода только Бет Грин дала ФБР хоть какую-то информацию из первых рук о том, что это за люди.

И все-таки 18 августа фэбээровцам повезло: неожиданно появилась новая осведомительница. Они арестовали в Чикаго женщину по имени Хелен Фергюсон. В свое время она встречалась с одним из членов банды, которого потом убили во время ограбления в Небраске. Она и дала ФБР точные сведения, так необходимые бюро. Однако Хелен, к сожалению, не видела никого из бандитов уже больше года. После недели допросов Коули отпустил ее, но велел оставаться на связи. Она могла еще пригодиться в дальнейшем.

А между тем ключевая информация, которая сразу подсказала бы, что бандиты живут в Толедо, давно лежала в папках с делом Баркеров в чикагском офисе. Это был список телефонных звонков, сделанных доктором Мораном из его кабинета. В суматохе охоты на Диллинджера агентам просто не хватило времени отследить все номера в этом списке. Лишь после смерти Диллинджера детройтский офис обнаружил, что Моран звонил в Толедо аферисту по имени Тэд Энгус, владельцу любимого Баркерами ночного заведения «Казино-клуб». Вечером во вторник 4 сентября начальник Детройтского отделения ФБР Уильям Ларсон решил на свой страх и риск позвонить Энгусу в его клуб.

Ларсон представился «другом Дока Баркера» и сказал, что ему надо срочно разыскать Дока. «Ну… Дока разыскать непросто», — ответил Энгус. Ларсон ответил, что, конечно, знает, как непросто разыскать Дока, но дело срочное: надо рассказать Доку о чикагских делах. «Ладно, я перезвоню завтра, — сказал Энгус. — Куда мне позвонить?» Ларсон ответил, что говорит их автомата, а своего телефона у него нет. Он обещал позвонить сам на следующий вечер.

Он положил трубку, уже уверенный, что Энгус знает, где находятся Баркеры. Теперь нужен был человек, которому Энгус поверит. Ларсон позвонил в Чикаго и попросил людей Коули как можно скорее прислать в Детройт Хелен Фергюсон.

Кливленд, Огайо

5 сентября, среда

Наутро после хитроумного звонка Ларсона в Толедо некий человек пришел в полицейское управление Кливленда и попросил показать ему фотографию Малыша Нельсона: он вроде бы может указать, где тот прячется. Его отвели в отдел опознаний и показали фото. Но он только покачал головой: нет, это не тот, кого он видел. Потом попросил показать фотографии других преступников, находящихся в розыске, однако нужных фотографий в отделе не оказалось. Тем не менее пришедший с уверенностью объявил, что разыскиваемый преступник живет в Кливленде по адресу: Западная Сто семьдесят вторая улица, 4419. Затем этот человек ушел. Никто не спросил, как его зовут.

Почти в то же самое время неподалеку от указанного адреса, в доме на Сто семьдесят первой улице, три женщины готовились выйти вечером в город. Жизнь в бегах казалась Пауле Хэрмон, Глэдис Сойер и Вайноне Бёрдетт очень скучной, и они старались сделать ее повеселее как умели — пьянством. В тот день они надели свои лучшие наряды, нацепили драгоценности и, взяв с собой приемную дочку Соейров Фрэнсин, отправились в отель «Кливленд» и уселись за столик в баре «Бронзовая комната».

Уже к пяти часам все они были совершенно пьяны и громко шумели. Менеджер попросил их уйти, и Хэрмон послала его подальше. Менеджер вызвал охранника, тот явился и, не обращая внимания на громкую ругань Хэрмон, вывел их в гостиничный вестибюль. Там Глэдис Сойер вырвало на мраморный пол. Вызвали полицию. В половине шестого прибыла женщина-полицейский Милдред Вилкокс и объявила им, что они задержаны за нарушение общественного порядка. Хэрмон сняла браслет с бриллиантами и попыталась всучить его Вилкокс, чтобы та их отпустила. Вилкокс отказалась. Женщины на некоторое время притихли. Глэдис Сойер была так пьяна, что ее пришлось вывозить из гостиницы на кресле-каталке. Их посадили в полицейскую машину, и тут они наконец осознали, в какую попали беду.

Глэдис накинулась на Вилкокс с руганью и ударила ее в лицо. Вилкокс ответила, и началась потасовка: женщины сцепились и покатились по тротуару. Хэрмон и Бёрдетт бранились и пинали Вилкокс под ребра. Та звала на помощь. Двое патрульных полицейских услышали ее крики и поспешили к месту происшествия. Завидев их, Хэрмон пыталась сбежать. Полицейские совместными усилиями утихомирили хулиганок и затолкали их в машину. Маленькую Фрэнсин пришлось взять с собой. Двое патрульных встали на боковые подножки автомобиля, и они двинулись по центру города. По дороге Хэрмон открыла окно и выбросила что-то из сумочки. Полицейские остановили машину и подобрали эти вещи.

В женском отделении кливлендской тюрьмы все три дамы назвались выдуманными именами и отказались отвечать на вопросы. Их посадили в камеры, причем Хэрмон кричала и ругалась, требуя позвонить Шимми Пэттону, хозяину «Гарвард-клуба». Глэдис Сойер плакала, волнуясь за дочку. Вайнона Бёрдетт молча стояла в углу камеры, размышляя. «Надо молчать, ничего не говорить, — сказала она Глэдис. — Вообще ничего не говорить».

Около 23 часов

Карпис сидел на кровати, рядом на тумбочке лежал автомат Томпсона. Делорес уже забралась под одеяло. Вдруг раздался громкий стук в дверь. Карпис напрягся: никто, кроме Фредди, не знал его нового адреса. Он надел брюки, ботинки и схватил автомат. «Подойди к двери и, если это неизвестный, просто пусти его в комнату, — шепнул он Делорес. — Об остальном я позабочусь». Делорес набросила пальто поверх ночной рубашки, прошла в гостиную и открыла дверь. Карпис услышал голос Фредди. В квартиру ввалились Фред, Док и Гарри Кэмпбелл.

— Что случилось? — спросил Карпис. — Вы что, охренели?

— Давай одевайся скорей, — сказал Фредди. — Дело плохо.

Делорес и Карпис оделись, потом все сели в гостиной. Фредди рассказал о случившемся. За женщин он не волновался, проблема была в другом. «Они станут расспрашивать девчонку, и она им все расскажет, — сказал он. — И тогда они вызовут ФБР».

Однако полицейские этого не сделали: они понятия не имели, кто такие эти три пьяные женщины, которых к ним привели в тот вечер. Хэрмон назвалась миссис Эрл Мэттерсон, Бёрдетт — Вайноной Уолкотт. Только Глэдис Сойер почему-то назвала свое настоящее имя и даже дала свой адрес в Сент-Поле. Ни одно из этих имен ничего не говорило дежурному, который запер их на ночь в камеры. И все-таки женщина-полицейский Милдред Вилкокс заподозрила неладное. Драгоценности, драка с воплями, попытка всучить взятку, — похоже, эти женщины что-то скрывали. Милдред позвала следователя и вместе с ним стала осторожно расспрашивать маленькую Фрэнсин, усадив ее в кресло.

— А чем твой папа занимается? — спросила она.

— Кабак держит, — ответила девочка. — В Сент-Поле.

— А какие у твоего папы друзья?

— Крутые. Они никогда не работают, а денег у них всегда куча.

— А на чем твоя мама приехала в гостиницу?

— На «паккарде».

Фрэнсин рассказала о том, где припаркована машина.

— А друзья твоего папы тоже на «паккарде» ездят? — спросил следователь.

— Нет, они ездят на такой маленькой машинке. Они ее купили за городом. А прежде чем поехать, надели на нее синий номер.

— А какой номер, ты не помнишь?

— Нет, сэр, — ответила Фрэнсин. — Я пока только до тринадцати считать умею.

Один из следователей вспомнил про человека, который якобы видел в городе Малыша Нельсона, и тогда полицейское начальство почувствовало запах жареного. Взяв с собой Фрэнсин, сыщики отправились на парковку у отеля и нашли там «паккард». В нем был обнаружен кольт 38-го калибра, а также листок бумаги с двумя адресами. Один из домов оказался всего в квартале от того, который называл человек, сообщивший о Нельсоне. В четыре утра наряд полиции под командованием лейтенанта Кирка Глёкнера прибыл на Сто семьдесят первую улицу.

6 сентября, четверг

Бандиты засиделись в гостиной Карписа: было уже за полночь. Они обсуждали, сколько времени у них есть на сборы. Все понимали, что надо убираться немедленно, но как раз это было невозможно: требовалось, по крайней мере, оружие. Сейчас на четверых они располагали только одним автоматом, не считая пистолетов, которые имелись у каждого. Кроме того, Фредди хотел забрать свою одежду.

Они поехали к дому Фреда на Сто семьдесят первой улице и покружили немного, высматривая полицию. Потом Фред забежал домой и вынес несколько саквояжей с оружием. Оттуда бандиты отправились на квартиру к Гарри Кэмпбеллу: там можно было взять еще один автомат. Однако, подъехав, они увидели с улицы, что внутри кто-то есть. Карпис выругался. Автомат, оставшийся в квартире, был тот самый, который они использовали при ограблении инкассаторов в Южном Сент-Поле. Если автомат опознают, то сомнений, кем являются его владельцы, не будет. Бандиты вернулись в дом Карписа и стали решать, что делать дальше.

Полицейская машина лейтенанта Глёкнера подъехала к дому на Сто семьдесят первой улице примерно в четыре утра. Копы постучали в дверь. Никто не ответил. Тогда дверь выломали. Глёкнер и его люди обнаружили там документы, из которых следовало, что жильцами были мистер и миссис Эрл Мэттерсон, Глэдис Сойер и еще один мужчина. Больше всего полицейских заинтересовало содержимое ящика комода. Там нашлась записная книжка. На одной из страниц карандашом была нарисована карта дорог, соединяющих два города. ФБР позднее установит, что это «мерзавчик» — карта пути отхода бандитской машины после грабежа банка. Помимо записной книжки, Глёкнер нашел в доме клочок бумаги, оторванный от плаката «Разыскивается убийца Фред Баркер». На нем оказались отпечатки пальцев. В тот же день чиновник в полицейском управлении подтвердил: это отпечатки пальцев Фреда.

Начальник Глёкнера капитан Фрэнк Стори понял, что банда Баркеров прячется где-то в Кливленде. Рано утром он собрал всех сыщиков на совещание. Он спросил, не видел ли кто-нибудь из них в городе новых подозрительных личностей. Один из полицейских вспомнил: его невестка что-то рассказывала о человеке со Сто сороковой улицы. Подчиняясь интуиции, Стори велел показать этой женщине фотографии членов баркеровской банды. Она тут же узнала Элвина Карписа. Капитан направил своих людей к дому на Сто сороковой улице.

Полиция сжимала кольцо вокруг бандитов, а они тем временем сидели в доме Карписа и почти до рассвета решали, что делать дальше. «Самое лучшее сейчас — это послать кого-нибудь в Толедо снять квартиру, — говорил Карпис. — Утром надо где-то спрятаться, а там посмотрим. Но попомните мои слова: отсюда надо валить». Док и Кэмпбелл сели в машину и отправились в Толедо. Они обещали вернуться во второй половине дня и подъехать к «Казино-клубу». Карпис позвонил хозяину этого заведения Шимми Пэттону и попросил разузнать, как обстоят дела у арестованных женщин. Затем они с Фредди потушили все лампы и стали ждать в темноте. Делорес как-то удалось уснуть.

На рассвете Карпис расхаживал по дальней комнате. Вошла Делорес и сказала, что у входа стоит какая-то машина. Карпис посмотрел сквозь жалюзи: это был «форд». Он узнал сидящих в нем людей — Пэттона и Арта Гебербранда. Карпис вышел к ним, оглядываясь по сторонам. «Вам, ребята, надо уматывать отсюда срочно, — предупредил Пэттон. — У вас есть полчаса». Оказывается, он позвонил знакомому в полицию и выяснил, что женщины ничего не рассказали, но маленькая Фрэнсин наговорила много чего. Теперь полицейским достаточно один раз позвонить в Сент-Пол — и фэбээровцы будут здесь.

— Так что поторопитесь, пора сматываться, — добавил Гебербранд. — Через несколько недель, если захотите, можете позвонить, мы вам расскажем, что здесь и как.

— А сегодня как? — спросил Карпис.

— Ну, там на улице, недалеко от вас, стоит полицейская машина, и в ней сидят двое копов. Но насчет них не волнуйтесь. Им надо убедиться, что вы отсюда смылись. Вот тогда они вызовут силы для захвата дома.

Буквально через несколько минут Карпис и другие уже мчались на машине в Толедо. Около десяти утра они встретились с Доком и Кэмпбеллом. Те сняли квартиру, но Карпису хватило одного взгляда, чтобы понять: нет, не подойдет. Это была потрепанная комната в бедном районе. Карпис придерживался мнения, что квартиры надо арендовать в самых дорогих местах. Богатые соседи сплетничают меньше, чем бедные, — в этом его убедила жизнь.

— Но сразу бросать эту квартиру не будем, — все же сказал он. — Если тут подождать до вечера, ничего плохого не случится.

— А что нам потом делать? — спросил Фредди.

— Я думаю вот что. Вы с Доком отправитесь в Чикаго и заберете мамочку из ее квартиры. Поселите ее на недельку в гостинице. В хорошей гостинице. Можно даже меньше чем на неделю. Но в любом случае из квартиры ее надо вытащить. А мы с Кэмпбеллом и с Делорес подъедем в Чикаго чуть попозже, вечером.

Больше всего Карписа беспокоило то, что Кэш Макдоналд, вернувшись в Кливленд из Гаваны с отмытыми деньгами, может попасть в полицейскую ловушку. «Если такое случится, то, значит, прощайте денежки», — говорил он. Надо было как-то предупредить Макдоналда.

Бандиты поделили оружие. Баркеры взяли два автомата из саквояжа, а Карпис оставил себе свой прежний. После этого Фред и Док уехали в Чикаго. Карпис последовал за ними вечером, и они встретились у Мамаши. Ее уже перевезли в отель. Мамаша Баркер была почти что в истерике: она, похоже, только сейчас стала понимать, в каком положении они все находятся. «А что дальше будет?» — спрашивала она. Карпису она вдруг показалась маленькой и беззащитной. С нее слетел весь задор.

Карпис все время думал о Кэше Макдоналде. Его следовало как-то предупредить о том, что нельзя возвращаться в Кливленд. Внезапно Карписа осенило. Можно оставить сообщение менеджеру отеля «Эль Коммодоро», в который Макдоналд заедет на пути из Гаваны. Передать Кэшу, чтобы отправлялся сразу в Детройт. Потом, когда все будет готово, Вилли Харрисон подъедет в Чикаго и вызовет их. Карпис вышел на Семьдесят девятую улицу, отыскал телефон-автомат и позвонил. Через несколько минут он вернулся и сказал Фредди: «Они в Гаване, и менеджер говорит, что ждет их обратно со дня на день. Я его просил передать Кэшу, чтобы в Кливленд он не ехал, там изменились обстоятельства. И оставил сообщение для Гарри: ждем в Чикаго, когда все будет готово».

Оставалось только ждать.

Кливленд, Огайо

7 сентября, пятница

ФБР ничего не знало о событиях в Кливленде вплоть до утра пятницы, когда известия появились в газетах. К этому моменту полиция определила личности преступников и захватила дом Карписа. Там, правда, не нашли ничего, кроме разбросанной повсюду грязной одежды. На следующее утро Сэм Коули вылетел в Огайо, чтобы допросить женщин, которые по-прежнему сидели в кливлендской тюрьме. Поначалу они рассказывали сказки о том, что познакомились друг с другом в ночном клубе. Паула Хэрмон изображала судороги, а когда помощник шерифа попытался схватить ее, ударила его и укусила.

В воскресенье троицу отвезли в Чикаго, и их боевое настроение упало. Они принялись во всех подробностях рассказывать о своих долгих отношениях с бандой Баркеров. Несколько дней спустя Хэрмон даже вызвалась показать фэбээровцам, где именно в Северном Иллинойсе прятали Бремера, но эта поездка ни к чему не привела.

Карпис и братья Баркер тем временем исчезли. Последней надеждой Коули была Хелен Фергюсон, хотя он и писал Гуверу, что вряд ли ей удастся возобновить контакт с бандитами после столь долгого перерыва. Фергюсон отвезли в Толедо, она зашла в «Казино-клуб» и оставила записку для Баркеров. Ей велели подождать ответа. Хелен сняла номер в гостинице, а рядом поселился агент ФБР. Прошло два дня. В воскресенье 9 сентября агента отозвали. Он уехал, сказав Фергюсон, чтобы она держала ФБР в курсе. Похоже, это снова была неудача. Коули забыл о Хелен Фергюсон.

В течение трех дней Карпис и Баркеры жили у Мамаши в Чикаго, ожидая известий, что деньги обменяны в Гаване. Во вторник утром Док вдруг сказал Карпису: «А ну-ка взгляни на это!» Карпис подошел к окну и глянул вниз. На углу стоял, с газетой под мышкой, Вилли Гаррисон.

Фред побежал за ним, и через минуту радостные бандиты приветствовали Гаррисона. Тот сказал, что все получилось очень хорошо. Старые банкноты обменяли в Гаване, и Макдоналд с чистыми деньгами ждет их в Детройте. Карпис и Фредди немедленно отправились туда. По дороге они сделали одну остановку: зашли в «Казино-клуб» в Толедо. Там им передали записку от Хелен Фергюсон — она просила о встрече.

Бандиты вполне могли попасть в ловушку ФБР. Но когда Хелен вызвали в «Казино-клуб», она уже два дня не видела агентов. Она пришла в «Казино-клуб», ее встретил Энгус. Он попросил ее присесть и подождать. Затем пришел Фред Баркер. Если верить показаниям Фергюсон, разговор получился короткий. Хелен сказала, что очень нуждается в деньгах. Баркер сказал, что у него их сейчас нет. Она спросила, можно ли его еще раз увидеть. Фред назначил встречу через три дня напротив магазина «Сирз» на Семьдесят девятой улице в Чикаго. После этого Баркер вышел, сел в машину, в которой его ждал Карпис, и уехал. Поблизости от места встречи Фреда и Хелен не было ни одного агента ФБР на расстоянии пятидесяти миль.

Хелен Фергюсон побежала в отель звонить пропавшим фэбээровцам, а Карпис и Баркер покинули Толедо и направились к дому Кэша Макдоналда в детройтском пригороде Гросс-Пойнт. Там их ждали сам Кэш и Гарри Сойер. Деньги — почти 66 тысяч долларов — лежали на столе. Макдоналд взял себе 15 процентов за операцию. Он настоял на том, чтобы Карпис пересчитал купюры. Тот пересчитал, а потом спросил:

— Ты точно уверен, что те деньги окажутся в Каракасе и Мехико?

— Ну да, без вариантов, — ответил Макдоналд.

— Ну хорошо. Мне это надо было знать.

— А тебе зачем? — прищурился Макдоналд. — Ты, может, собираешься пожить на Кубе?

— Я пока не знаю, куда поеду, — солгал Карпис.

— Нет, правда, куда ты собрался? — вмешался Гарри Сойер.

— Я же говорю — не знаю. А тебе это зачем?

— Ну так, на всякий случай, — ответил Сойер. — Если вдруг ты захочешь меня найти. Или я тебя захочу найти.

— Знаешь что, Гарри, — сказал Карпис, — ты лучше нас не ищи. Я бы на твоем месте думал сейчас только об одном: куда бы смыться. Дело совсем худо, и ты это тоже скоро почувствуешь. Лучше забудь про старых знакомых. А если хочешь остаться здесь, то вообще ни с кем не встречайся.

Карпис и Фред переночевали у Макдоналда, а на следующее утро попрощались со всеми и поехали в Чикаго. Там они разыскали Брайана Болтона, закадычного друга Циглера, и передали ему долю покойного из выкупа Бремера. Болтон должен был отдать эти деньги вдове Циглера. Затем они вернулись к Мамаше.

«Я уезжаю сегодня же ночью, — объявил Карпис. — Ни минуты не хочу больше оставаться в этом хреновом городе». Он не сказал, куда едет. Док и Кэмпбелл собрались в Толедо: может быть, удастся что-то узнать про женщин. Они уехали. Оставшись вдвоем с Фредди, Карпис сказал, что отправится в Майами. Он нарочно не договорил до конца: в его плане Майами был только промежуточным пунктом. «А как я тебя найду?» — спросил Фред. Карпис предложил обмениваться посланиями через все тот же отель в Майами «Эль Коммодоро». Менеджеру можно было доверять. «Но больше никому об этом не говори», — добавил Карпис.

Они доехали до отеля, где жила Мамаша. Карпис велел Делорес собирать вещи. Она сначала не поняла, в чем дело, — было около полуночи.

— Мы уезжаем, — сказал Карпис. — Уезжаем прямо сейчас.

— А скоро приедете? — спросила Мамаша.

— Не знаю, — ответил Карпис. — Но сейчас мы с Делорес едем во Флориду. Если наведаетесь туда, то буду рад видеть вас с Фредди. А вот всех остальных — глаза бы мои не видели.

Карпис пожал Мамаше руку, а затем вернулся на ее прежнюю квартиру: он оставил свой «форд» возле того дома. Он положил в машину портфель, в котором лежали кольты 45-го калибра и обоймы. В квартире оказался Вилли Харрисон, и Карпис согласился подвезти его до Гэри, где у того жила жена. После этого их дороги разошлись.

Чикаго, Иллинойс

14 сентября, пятница

Этим вечером Хелен Фергюсон стояла в одиночестве у магазина «Сирз». Ей было очень страшно. Коули не разрешил агентам следовать за ней или наблюдать из укрытия: если бы Баркеры это заметили, то жизнь Хелен оказалась бы в опасности. Снова ей приходилось полагаться только на саму себя.

Около 22 часов мчавшийся на большой скорости «шевроле» неожиданно затормозил возле нее. Хелен села на переднее сиденье, и машина сорвалась с места. В течение суток Фергюсон не выходила на контакт с фэбээровцами. Затем она позвонила в чикагский офис. Она сообщила, что встретилась, но не с Фредом, а с Доком Баркером и его приятелем Расселлом Гибсоном. В течение двадцати четырех часов они безостановочно ездили по улицам Чикаго. По словам Фергюсон, за рулем был Гибсон, а Док Баркер сидел позади нее, положив на колени автомат. Бандиты сказали, что Фредди уехал в Канзас-Сити, но больше никаких деталей не раскрыли. Док один раз спросил про слухи о том, что ее завербовало ФБР. Она уверила его, что это ложь.

Коули не знал, что в рассказе Фергюсон правда, а что нет. По ее словам, она назначила новую встречу с бандитами на следующей неделе. В условленное время Хелен снова пришла к «Сирзу», но никто не подъехал. На этом и кончилось ее сотрудничество с ФБР. Месяц спустя Коули получил известие, что она купила долю в толедском борделе.

Приближался октябрь, а ФБР было не ближе к поимке Карписа и Баркеров, чем месяц назад.

 

XVII

ПОЛЕ В ОГАЙО И ШОССЕ В ИЛЛИНОЙСЕ

18 сентября — 27 ноября 1934 года

История преступления на вокзале в Канзас-Сити, рассказанная Майклом Ла Капрой (он же Джимми Нидлз), — это именно то, что Гувер хотел услышать. Шагая по камере в Уичито в предрассветные часы 1 сентября, Ла Капра изложил агентам то, что знал от своего зятя, который считался правой рукой крестного отца местной мафии Джонни Лациа. История этого преступления, по словам Ла Капры, была следующей.

Поздно ночью 16 июня 1933 года (всего через два часа после того, как он узнал, что фэбээровцы привозят Фрэнка Нэша в Канзас-Сити следующим утром) Верн Миллер был на вокзале «Юнион-стейшн». ФБР имело подтверждение этого факта: агенты проследили звонки, сделанные Миллером из телефона-автомата возле вокзала около полуночи. Миллер приехал на разведку, чтобы наметить план спасения Нэша, но не только за этим. Он встретился там с Джонни Лациа, который держал под своей «крышей» вокзальный ресторан «Харви». По словам Ла Капры, Миллер попросил Лациа дать ему людей, чтобы выручить Нэша. Лациа колебался, ссылаясь на то, что все подозрения падут на него. Вместо этого Лациа вдруг предложил совсем другое. Он сказал, что в Канзас-Сити несколько часов назад приехал со своим напарником один очень известный человек — Красавчик Флойд. Он ночует в отеле «Секстон», где один из мафиози Лациа владеет игорным залом. Как утверждал Ла Капра, Лациа отвез Миллера к Флойду. У Флойда как раз было туго с деньгами, и он согласился помочь, по всей видимости, после того, как Миллер пообещал, что перестрелки не будет. Ла Капра не знал третьего бандита, который участвовал в бойне, — он назвал его «маленький итальяшка», но агенты поняли, что речь шла об Адаме Ричетти. Именно Флойд, по словам Ла Капры, крикнул: «Руки вверх!» В ответ на это из полицейской машины раздался выстрел, и вот тогда началась пальба. Флойд во время перестрелки был ранен в плечо, по-видимому рикошетом. Когда бандиты уже оказались в безопасном месте, ему нашли врача, который вылечил эту рану. Миллер после случившегося отыскал Лациа и извинился за то, что навлек на город такое внимание полиции. Потом Миллер исчез. Флойда, с забинтованным плечом, тайно от всех вывезли из города люди Лациа.

Эта история была непротиворечива и объясняла почти все: и каким образом незнакомые друг с другом Миллер и Флойд составили одну банду, и как Адам Ричетти оказался в доме Верна Миллера, где и были обнаружены его отпечатки пальцев на пивной бутылке. Гувера беспокоило лишь одно: рассказу перепуганного наркомана, который к тому же не присутствовал на месте событий, могла не поверить коллегия присяжных. Для подтверждения показаний Ла Капре нужен был еще какой-то свидетель. Под стражей в это время находился только один человек, способный все подтвердить, — Вай Матиас, подруга Верна Миллера.

Матиас томилась в федеральной женской тюрьме в Милане (Мичиган) с прошлого ноября. 18 сентября ее должны были условно-досрочно освободить — обстоятельство, о котором чикагский офис вспомнил только незадолго до этой даты. За несколько месяцев к Матиас подсадили Кэтрин Келли, и та пыталась выудить из подруги нужную информацию, но так ничего и не выудила.

Теперь Матиас выходила на свободу, и Коули предложил смелый, хотя и незаконный план: когда она выйдет из тюрьмы, нужно, чтобы при этом не присутствовал ни один охранник, чтобы никому не позволили ее встречать и чтобы в это время там не было ни автобусов, ни такси. Когда Матиас окажется совершенно одна, писал Гувер в центральный офис ФБР, и «рядом не будет ни адвокатов, ни других людей… агенты бюро поместят ее в полной изоляции на какой-нибудь квартире, где мы сможем как следует допросить ее по делу о бойне». Другими словами, речь шла о похищении. Коули был уверен: с течением времени Матиас расколется. По словам «мистера Коули, успехи чикагского офиса при допросах женщин были результатом того, что им не называли срока содержания под стражей и следователи, преодолевая психологическое сопротивление, постепенно, эпизод за эпизодом, вытягивали всю историю их деятельности», — писал помощник Гуверу. План Коули был одобрен.

Во вторник вечером Вай Матиас освободили, и трое агентов немедленно похитили ее на улице и отвезли в Детройт, на квартиру, снятую специально для допросов. Агенты приступили к делу немедленно. Матиас была совершенно одна и не знала своего юридического статуса, но тем не менее оказалась крепким орешком. Она признала, что знакома с Баркерами и со множеством других преступников, но за неделю допросов так ничего и не сказала о бойне в Канзас-Сити.

Новый Орлеан, Луизиана

22 сентября, суббота

Дик Галатас, жулик из Хот-Спрингса, который увез жену Фрэнка Нэша в Джоплин накануне бойни в Канзас-Сити, исчез пятнадцать месяцев назад. Всем уже казалось, что он пропал так же безнадежно, как и Красавчик Флойд. Люди Гувера предполагали, что именно Галатас был организатором массового убийства на вокзале, и проверяли все версии о его местонахождении: от Сент-Луиса, где у него были друзья-бандиты, до Лос-Анджелеса, где он владел участком земли за городом. Они допрашивали его родственников: дядю и тетю, живших в северной части штата Нью-Йорк, брата из Чикаго, дальних родственников в Калифорнии. Пасынок Галатаса учился в Алабамском университете, и ФБР подселило осведомителя к нему в общежитие. Однако все эти усилия ни к чему не привели. Галатас и его жена Элизабет исчезли бесследно.

Утром в субботу 22 сентября в новоорлеанском офисе ФБР раздался телефонный звонок. Звонил федеральный прокурор округа Рене Виоска. Он сообщил начальнику отделения Дэвиду Мэйджи, что у него сидит человек, утверждающий, что видел в городе Галатаса. Мэйджи прибыл в офис Виоска и поговорил с этим неизвестным (в архивных материалах ФБР его называют «тайным информатором № 1»). Он сказал, что увидел в номере «Либерти мэгазин» от 15 сентября фотографию Галатаса с обещанием выплатить 1000 долларов за информацию, которая приведет к его аресту. И человек на этой фотографии один в один похож на Эдвина Ли — юго-восточного дистрибьютора лакокрасочной компании «Ликвид селофейн корпорейшн». Офис Ли находится в Стерн-билдинге в центре города. По субботам он обычно сидит на работе до 14 часов.

Мэйджи позвонил в Вашингтон и спросил, следует ли ему установить наблюдение за Ли. Ему ответили: нет, если этот Ли действительно Галатас, то его надо немедленно арестовать. В 13 часов Мэйджи взял с собой двух человек и отправился в Стерн-билдинг — здание на Кэнэл-стрит, напротив французского квартала. Одного агента он оставил в машине, а со вторым поднялся в комнату № 503 — офис «Ликвид селофейн». Когда фэбээровцы входили туда, они столкнулись с тремя агентами по продажам, отправлявшимися обедать. Вошедших приветствовала женщина, и Мэйджи сразу узнал в ней Элизабет Галатас. Не представившись, он спросил, на месте ли мистер Ли. Женщина провела его в соседний кабинет.

Хозяин кабинета, согнувшись, красил лежащий на полу образец товара. Он мельком взглянул на агентов и снова занялся своей работой. «Вы — Ричард Тэллмен Галатас?» — спросил Мэйджи. Фэбээровцы схватились за пистолеты. Галатас поднял голову и посмотрел на них долгим оценивающим взглядом. «Я знал, что вы придете, — сказал он. — Но сам бы я вам никогда не сдался». Он отвернулся и снова стал красить.

Дика Галатаса и его жену сначала отвезли в отделение ФБР, а потом по приказу из Вашингтона поместили в изоляции на квартире Мэйджи. Как и в случае Вай Матиас, о задержании преступника не были извещены ни прокурор, ни суд. Гувер сообщил новость Коули: «Я хочу, чтобы Галатас оставался в распоряжении бюро до тех пор, пока мы не получим от него информацию. Это ключевая фигура в деле, он может рассеять многие сомнения и подтвердить те сведения, которыми мы владеем». Гувер позвонил Дуайту Брентли, главе отделения в Оклахома-Сити, и сказал: «Мне кажется, это решит все вопросы по делу о бойне в Канзас-Сити».

К моменту своего ареста Галатас был уже надломленным человеком. Его приковали наручниками к стулу и стали допрашивать. Он отвечал апатичным, монотонным голосом, полностью признавая свою роль в организации преступления. Когда его спросили, зачем он это сделал, Галатас ответил со вздохом: «Да просто с ума сошел».

После бойни в Канзас-Сити он все время находился в бегах: Сент-Луис, Рино, Сакраменто, Лос-Анджелес и, наконец, Новый Орлеан. Галатас клялся, что не знает, кто были партнеры Миллера. Вместо этого он рассказал агентам то, чем они не очень интересовались: предысторию событий, которые привели к бойне в Канзас-Сити, а значит, и к гуверовской Войне с преступностью.

Все началось весной, когда он купил табачный магазин «Уайт фронт». Ни для кого не было секретом, что магазин служил хозяину только для прикрытия, а на самом деле он занимался разными темными делами и имел большие доходы. Поэтому Галатас все время боялся, что его похитят. В мае к нему явились двое здоровенных мужчин из Чикаго и спросили, не поможет ли он убедить городские власти позволить им заняться продажей в Хот-Спрингсе пива «Блю риббон»? Через пару дней эти люди пришли еще раз и потребовали, чтобы Галатас пошел с ними в отель «Истмен». Он испугался, увидев, что у них есть оружие, и подчинился. Но когда они вместе зашли в гостиничный лифт, Галатас выскочил, побежал обратно в «Уайт фронт» и спрятался. Он решил, что эти люди собрались его похитить. Дня два спустя один из чикагцев снова появился в магазине. С ним был Фрэнк Нэш, которого Галатас раньше встречал, но знал плохо. Галатас подозревал, что Нэш и задумал его похищение. Напуганный, он переговорил со своим приятелем Голландцем Экерсом, шефом полиции Хот-Спрингса. Они решили сдать Нэша федеральным властям. Экерс позвонил в ФБР. Когда Нэша арестовали, Галатас испугался еще больше: теперь «мафия» заподозрит его в том, что он подставил бандита, — и тогда он постарался помочь Фрэнсис Нэш, чтобы отвести от себя эти подозрения.

История была интересная, но она не приближала ФБР к цели — поимке Красавчика Флойда. Гувер приказал усилить давление на Галатаса. В понедельник 24 сентября в Новый Орлеан был отправлен из Нью-Йорка агент Р. Дж. Харви.

Помощник Гувера Эд Тэмм велел Харви «хорошенько поработать» с Галатасом, поскольку тот «трусоват, а с такими людьми всегда можно найти способ справиться». Тэмм дал Харви ясно понять, что к Галатасу надо применить насилие. «Что нам нужно, — писал Тэмм Гуверу 24 сентября, — так это хороший допрос с применением методов физического воздействия». Для Харви было решено подобрать помощника. Тэмм позвонил в Сент-Луис и сказал, что «нужен физически сильный агент для командировки в Новый Орлеан на несколько дней». Агент Харви прибыл на новое место во вторник. Тем же вечером он и еще двое взялись за Дика Галатаса. На следующее утро Харви писал Гуверу: «Подозреваемого Галатаса привели в кабинет вечером и увели только перед рассветом. Допрос был продолжительным и энергичным».

Два месяца спустя в прошении, поданном в суд адвокатом Галатаса для того, чтобы отказаться от прежних показаний, подследственный объяснил, что на языке ФБР называлось «энергичным допросом». В дневное время его держали пристегнутым наручниками к стулу в квартире Мэйджи. Есть ему давали мало или вообще не давали. Лечь, а тем более заснуть не разрешали. По ночам его возили в отделение ФБР. На первом допросе ему сказали: «Ты расскажешь нам все, что мы хотим знать… У тебя нет никаких прав, и ты не получишь адвоката, пока мы не закончим… Мы выбьем из тебя информацию любым способом». Затем последовали угрозы: «Надо тебя прикончить… Тебя пристрелят на улице, а мы просто-напросто скажем, что ты пытался бежать». Через несколько дней Галатаса перевезли в Чикаго и поместили на девятнадцатом этаже. Тут угрозы стали серьезнее: «Я буду использовать все необходимые методы, чтобы заставить тебя говорить… Если тебя найдут мертвым на улице, как уже находили других, то никто даже не начнет расследование, все подумают, что тебя убили бандиты». Наконец, по словам Галатаса, фэбээровцы начали его бить. Били кулаками по лицу, вырывали волосы, били по голове так, что он терял сознание. Били резиновыми шлангами и ногами. В конце концов вошел агент, стоявший за дверью, и сказал: «Все, хватит!»

На суде никто не обратил особого внимания на эти заявления Галатаса. Однако он говорил правду. По словам секретарши Пёрвиса Дорис Роджерс, в первые месяцы Войны с преступностью агенты редко применяли насилие к арестованным. Но в середине 1934 года давление на фэбээровцев сверху усилилось, и тогда они действительно стали избивать некоторых подозреваемых во время допросов в конференц-зале. В статье, напечатанной в 1935 году в «Чикаго трибюн», Роджерс писала: «Агенты слышали о „допросах третьей степени“ и попытались применить их в своей практике, не очень понимая, как это делается. Эти попытки были и глупыми, и бесполезными. Они хватали непричастных к преступлению и били их, не получая при этом нужной информации. Однако случаи физического воздействия были единичны. Более опытные агенты быстро поставили этих энтузиастов на место».

В результате «энергичных допросов» ФБР получило от Галатаса и его жены некоторые показания, но с каждым допросом они становились все более пространными и не проливали света на то, какую роль играл в преступлении Красавчик Флойд. Реакция на те же методы ведения следствия со стороны Вай Матиас, которую в это время допрашивали в Детройте, оказалась совершенно иной. В течение одиннадцати дней ее держали в потайной квартире, и агенты, сменяя друг друга, бранили ее и запугивали. Наконец 30 сентября ее привезли в Чикаго, чтобы взять показания. Она подтвердила буквально каждую деталь в истории, рассказанной фэбээровцам Ла Капрой. Вай Матиас узнала по фотографиям Флойда и Ричетти и сказала, что этих людей Миллер привез в их дом после бойни в Канзас-Сити. У Флойда было ранено левое плечо. Он и Ричетти пробыли в доме всего несколько часов, затем уехали, и она их больше никогда не видела.

Это было все, чего добивался Гувер. 10 октября он выступил перед толпой журналистов и объявил о поимке Дика Галатаса. Он также сказал, что у бюро есть версия происшедшего в Канзас-Сити, и назвал имена убийц — Верна Миллера, Красавчика Флойда и Адама Ричетти. На следующий день эту новость напечатали крупным шрифтом на первых страницах газеты Оклахомы, Канзаса и Миссури — штатов, где Флойда хорошо знали. Шрифт был гораздо мельче в газетах на востоке страны, где о Флойде писали как об «известном на юго-западе преступнике». Широкая известность, несомненно, пришла к Флойду посмертно: при жизни о его подвигах знали немногие, — и его слава была несравнима со славой Диллинджера.

В некоей гостинице, находившейся в бедном районе города Буффало (штат Нью-Йорк), человек, известный соседям как Джордж Сэндерс, прочел утренние газеты и нахмурился. Соседи замечали, что мистер Сэндерс большой домосед и весь прошлый год почти не выходил из дому. Он отложил в сторону газеты, посмотрел на свою подругу и вздохнул. «Ты не хочешь поехать домой?» — спросил Красавчик Флойд.

ФБР сосредоточило все свое внимание на Флойде, а тем временем Малыш Нельсон все еще оставался в невадской пустыне, занимаясь починкой машин и постреливая в калифорнийских зайцев. Расставшись в пригороде Чикаго с Джоном Чейзом, Нельсон вместе с женой Хелен и Фацо Негри вернулись в Рино. Целую неделю они ездили по Неваде в поисках кемпинга, где можно было бы выждать время. Нельсону не нравилось то одно, то другое: в хороших местах было слишком много народу, а в менее многолюдных не имелось электричества и водопровода. Однажды Нельсон на скорости 80 миль в час попал колесом в яму и повредил машину, вечером 21 сентября он добрался до Рино, чтобы починить ее у знакомого механика по имени Фрэнк Кочрэн.

«Гудзон» поставили в гараж за домом Кочрэна, а оружие и прочие вещи перенесли в старый «бьюик», который механик одолжил бандитам на время ремонта. По просьбе Нельсона Кочрэн даже установил на эту машину сирену. Банда продолжила кочевать по проселочным дорогам Невады и добралась до Лас-Вегаса. Ночевали на открытом воздухе. Неделю спустя вернулись в Рино, чтобы забрать «гудзон». Проезжая через центр города, бандиты увидели его припаркованным возле кинотеатра. Нельсона это взбесило: ФБР могло заметить машину. Когда Кочрэн вышел из кино, они вернулись в его дом и перетащили в «гудзон» свои вещи. Механик получил за работу 250 долларов.

Только 1 октября Нельсон нашел место, где можно было надолго поселиться: кемпинг в Уолли-Хот-Спрингсе (Невада), в пятнадцати милях к югу от Карсон-Сити. Хелен сняла двухкомнатный коттедж: ни с Нельсоном спали в одной комнате, другую занимал Негри. Каждое утро Нельсон посылал Негри в город за едой и газетами. Они просматривали раздел объявлений «Рино ивнинг газетт», ожидая послания от Чейза. 11 октября Нельсон его увидел: Чейз возвращался.

Но ФБР тоже знало о его возвращении.

Весь сентябрь Эд Гинейн, глава отделения ФБР в Сан-Франциско, плел хитроумные сети, используя знакомства Нельсона в Калифорнии. Были установлены подслушивающие устройства на телефоны матери Фацо Негри и братьев Джонни Чейза. Были направлены агенты в бандитскую больницу, которую держал в Вальехо Тоби Вильямс. Плакаты «Разыскивается преступник» были развешены повсюду в городках на границе Калифорнии и Невады. Гинейн считал, что Нельсон все еще находится в этих местах. 26 сентября бандита видел в Вальехо человек, который год назад продал ему машину. А 29 сентября его заметили в таверне в Рино.

Однако самые большие надежды Гинейн возлагал на то, что найдется пропавшая подруга Джонни Чейза — Салли Бэкман. Агенты обыскали ее квартиру и допросили ее родственников. Те хором твердили, что вряд ли она исчезнет, так и не подав им весточки. Гинейн был готов держать пари, что рано или поздно она вернется в Сосалито. И он был прав. Дело сдвинулось с мертвой точки в субботу 6 октября. В этот день шеф полиции Сосалито Мануэль Менотти увидел Бэкман на улице. Он немедленно задержал ее и позвонил Гинейну, а тот поспешил допросить ее тем же вечером.

Салли раскололась далеко не сразу. В течение нескольких дней она отказывалась рассказывать про свои путешествия с Нельсоном. Тогда Гинейн решил сыграть на ее любви к Чейзу. Он стал говорить о том, что Чейза почти наверняка убьют, если он останется с Нельсоном. Единственный шанс выжить для него — это бросить Нельсона. Салли потребовала от агентов ФБР обещания, что они не будут стрелять в Джонни при аресте. И Гинейн обещал сделать все возможное, чтобы взять Чейза целым и невредимым.

Это сработало. В понедельник 8 октября Салли Бэкман доставили в номер гостиницы «Шоу» в Сан-Франциско, и она начала давать показания. По ее словам, после того как они расстались с Нельсоном в пригороде Чикаго, Чейз отвез ее в Нью-Йорк. Там они сняли номер в отеле «Сент-Эндрюс» на углу Бродвея и Семьдесят второй улицы, назвавшись мистером и миссис Джон Мэдисон. Три дня парочка гуляла по Манхэттену, любовалась новыми зданиями — киноконцертным залом «Рэдио-сити» и Эмпайр-стейт-билдингом. Их безмятежное настроение нарушилось только один раз. Через несколько дней после приезда Чейз отправился в парикмахерскую, и там его вдруг кто-то окликнул: «Джонни Чейз!» Это оказался старый приятель Чейза по бутлегерству — Артур Пратт по кличке Толстый. В свое время этот человек уехал из Сан-Франциско, чтобы вернуться в семейный бизнес, — его родители держали ювелирный магазин в Хелене (Монтана). Пратт со своей подружкой тоже прибыл в Нью-Йорк как турист. Они с Чейзом и Салли съездили на Кони-айленд, несколько раз поужинали вместе и сходили на фильм с Мэй Уэст «Красотка девяностых». Бэкман часто просила Чейза совсем бросить Нельсона, и Чейз, похоже, стал поддаваться уговорам. Он был простой парень и мечтал купить где-нибудь бензоколонку и зажить нормальной жизнью. Салли ему верила. Оставаться в Нью-Йорке долго они не могли. Они обсуждали, не опасно ли для Салли вернуться в Сосалито? Чейз предупреждал, что ФБР обязательно задержит ее и станет допрашивать. Салли обещала ничего не рассказывать. Чейз объяснил ей, как с ним связаться через объявление в «Сан-Франциско игзэминер», и сказал, что после ее возвращения из Сосалито они заживут честной жизнью. 30 сентября Джонни посадил ее на автобус, идущий в ньюаркский аэропорт. В Сан-Франциско Салли в течение пяти дней переезжала с квартиры на квартиру, ночуя у друзей, пока ее не задержал шеф Менотти.

В рассказе Салли Бэкман было множество ниточек, за которые могли ухватиться следователи. В Нью-Йорке агенты посетили отель «Сент-Эндрюс» и выяснили, что Чейз купил седан «де сото эрфлоу». Номер машины передали во все отделения ФБР и полицейские участки на западе страны. Пригодились и сведения о том, что Чейз отправил Артуру Пратту посылку в Хелену (Монтана). 9 октября об этом сообщили в отделение бюро в Бьютте, а оттуда агенты позвонили шерифу в Хелену и попросили проверить, не останавливался ли в местных гостиницах человек по имени Джон Мэдисон. Спустя несколько часов пришел ответ: Чейз, он же Мэдисон, уехал из города только сегодня утром.

Чейз забрал в Хелене пакет с деньгами, который ранее переправил по почте на хранение Пратту. После этого Чейз поехал на юг, в Неваду, и во второй половине дня — как раз когда ФБР узнало, что он был в Монтане, — уже находился в Рино. Он отогнал машину в мастерскую Фрэнка Кочрэна на Вирджиния-авеню и попросил механика кое-что исправить. Сам же дошел до центра города и зарегистрировался в отеле «Эль Кортез», снова назвав себя Джоном Мэдисоном. ФБР неотступно следило за ним.

На другой день, 10 октября, полиция Рино обнаружила машину в мастерской. Тем же вечером Гинейн и группа его агентов приехали в Рино. Утром они допросили Кочрэна. Тот сказал, что машину ему дали ремонтировать во вторник, а хозяина ее он не знает. «Нет, не знаю его, — солгал Кочрэн. — Наверное, турист». Гинейн решил устроить засаду. «В вашей мастерской будут находиться несколько вооруженных людей, — сказал он Кочрэну. — Когда Чейз вернется за машиной, мы его арестуем».

Гинейн привлек к операции шефа полиции Сосалито Мануэля Менотти, который знал Чейза много лет. «Ваша задача следующая, — объявил ему Гинейн. — Когда Чейз зайдет в гараж, вы подойдете к нему и попробуете уговорить его порвать с Нельсоном. Нам нужно, чтобы Чейз выдал Нельсона».

Однако всем этим планам было не суждено осуществиться. Утром, как раз в то время, когда агенты Гинейна заняли позиции, Чейз вышел из гостиницы немного размяться. Он решил прогуляться до автомастерской и посмотреть, что там с машиной. За квартал до места он заметил двоих мужчин в костюмах. Они просто стояли и разговаривали, но Чейз сразу заподозрил, что это полицейские в штатском или агенты ФБР. Остановившись так, чтобы его не видели, он расслышал слова «федеральные агенты» и «машина».

Стараясь сохранять спокойствие, Чейз пошел вперед. В редакции «Рино ивнинг газетт» он поместил объявление, которое на следующий день прочитал Нельсон. В ту же ночь Нельсон взял Хелен и Фацо Негри и подъехал к дому Кочрэна, чтобы забрать Чейза. Машина Кочрэна стояла во дворе — это был сигнал опасности. Хелен умоляла Нельсона уезжать. Нельсон направился за город, но потом остановился.

— Давай-ка наденем бронежилеты, — сказал он Негри.

— Разве ты не видел сигнала? — запротестовал тот.

— А наплевать на сигнал! — отрезал Нельсон. — Ты сейчас наденешь бронежилет, а потом подойдешь ко входной двери.

Они вернулись в Рино, и Нельсон припарковал машину напротив дома Кочрэна. Затем он снова приказал Негри:

— Подойди к двери, позвони и спроси у Фрэнка, где Джонни.

Негри был страшно перепуган.

— Джимми, ты же меня на смерть посылаешь! Перейти улицу! Позвонить в звонок! Там же полно фэбээровцев, они меня просто изрешетят. Нет, я не пойду.

— Пойдешь, — сказал Нельсон. — Мне отсюда все видно. Если там окажется кто-нибудь из них, то получит пулю. Отсюда хорошо целиться.

Негри покрылся холодным потом:

— Я все понимаю, Джимми, но это же смерть моя! Они наверняка нас уже заметили. Будь человеком, Джимми! Я не пойду туда!

Но Нельсона ничто не могло остановить.

— Вперед, Фацо! Не бойся! Я выстрелю первым.

— Ну, пошли вдвоем!

Нельсон вышел из себя:

— Нет! Иди вперед! Я тебя прикрою.

Негри вылез из машины и поплелся через двор Кочрэна к крыльцу. Он позвонил. Кочрэн приоткрыл дверь всего на несколько дюймов.

— Убирайся отсюда! — прошипел он. — Я что, не говорил тебе, что значит, если машина во дворе стоит?! Уходи скорее!

— Где Джонни Чейз? — спросил Негри.

— Идет пешком по шоссе, — ответил Кочрэн. — Убирайся!

И он захлопнул дверь.

Негри благополучно вернулся к машине. ФБР понятия не имело, что Кочрэн тайно помогает Нельсону, и не установило наблюдения за домом. Нельсон поехал по шоссе по направлению к городу Спаркс, высматривая по дороге Чейза. Немного погодя их догнала красная машина: за рулем сидел Кочрэн, а рядом — Чейз. Нельсон крикнул: «За нами езжайте!» — и повел их в пустыню.

Остановились в зарослях полыни. Вечером похолодало, и на полянах резвились зайцы. Кочрэн рассказал Нельсону о засаде ФБР у него в мастерской.

— Ах вон оно что! — рявкнул Нельсон. — А я вот сейчас туда поеду и нашпигую их свинцом. Надо забрать машину Джонни.

Кочрэн стал просить Нельсона не делать глупостей.

— Я знаю, как управляться с автоматом, — сказал ему Нельсон. — Я твой гараж сильно не забрызгаю.

Вмешался Чейз и сказал, что от убийства фэбээровцев они ничего не выиграют. Нельсон успокоился только тогда, когда Кочрэн пообещал сказать ему номера фэбээровских машин. Бандит решил, что если не может перестрелять агентов сейчас, то сделает это позже.

По пути в Уолли-Хот-Спрингс Чейз рассказал Нельсону о своей поездке в Нью-Йорк.

— Стремно повсюду, — говорил он. — И в Нью-Йорке, и в Чикаго, и в Сан-Франциско, и в Рино, и во всех других местах. В Нью-Йорке я поговорил с ребятами, которые рэкетом занимаются, и все мне дали от ворот поворот. Хоть и вежливо, но послали.

— Да они там все трусы, эти рэкетиры с востока, — хмыкнул Нельсон. — Нет, нас эти ищейки из правительства не обманут. Все, что нам надо сейчас, — это сделать пару хороших налетов, вроде как на поезд в Милуоки. А потом можно мотать в Европу и уже не волноваться.

Негри узнал знакомую песенку. Нельсон всегда говорил: «Вот еще один налет — и на пенсию». Всю ночь Нельсон, Чейз и Негри по очереди дежурили с автоматами, ожидая рейда ФБР. Однако он так и не произошел.

В это же время Сэм Коули прибыл в аэропорт Рино. Он приехал из Лос-Анджелеса, где накануне вручил Анне Сейдж деньги за выдачу Диллинджера, — 5000 долларов. Всю пятницу 12 октября Коули просидел вместе с агентами в засаде, устроенной в автомастерской. Кочрэн сделал вид, что не узнал на фотографиях ни Нельсона, ни Чейза, и Коули был расстроен. Вечером он позвонил в Вашингтон и доложил, что «ситуация не внушает больших надежд».

Тем же вечером Кочрэн встретился с Нельсоном на окраине Рино и передал ему список номеров машин ФБР. Он даже назвал адрес, по которому жили несколько агентов. Нельсон хотел немедленно ехать в город и перебить столько фэбээровцев, сколько сумеет найти. Чейзу удалось его успокоить.

Ни Малыш Нельсон, ни Сэм Коули так никогда и не узнали о том, что могли столкнуться в этот день лицом к лицу. Коули уехал на следующее утро. Он направился в Солт-Лейк-Сити, а затем в Монтану, где агенты допрашивали Артура Пратта, друга Чейза. В это время никто не знал, что день, когда Коули наконец столкнется с Нельсоном, уже близок. Гораздо ближе, чем кто-нибудь мог ожидать.

20 октября

Когда стемнело, Красавчик Флойд, Адам Ричетти и их многострадальные подружки — сестры Хуанита и Бьюла Бэрд — покинули Буффало. Ночью они пересекли Пенсильванию и въехали в Огайо, а затем повернули на юг. У Ричетти были родственники в Диллонвейле — городке неподалеку от Уилинга (Западная Вирджиния), и, скорее всего, бандиты направлялись именно туда. Проехали Янгстаун и около трех ночи добрались до реки Огайо у Ист-Ливерпуля. Там свернули на шоссе № 7 — двухполосную дорогу с щебеночно-асфальтовым покрытием, которая шла вдоль западного берега реки. Погода была скверная: шел дождь, с реки поднимался туман. На выезде из Уэлсвилла, деревни в четырех милях от Ист-Ливерпуля, Флойд не справился с управлением на повороте и врезался в столб.

Из-под капота поднимался дым. Флойд вышел из машины, взглянул на капот и выругался. Потом осмотрелся вокруг. Справа в темноту уходило заброшенное здание кирпичного завода. Слева поблескивала луна на глади реки. Примерно на расстоянии мили на той стороне реки можно было различить огни Западной Вирджинии. Машину вытолкали обратно на дорогу, но Флойд видел, что без ремонта она далеко не уедет. Он велел сестрам Бэрд отогнать ее в Уэлсвилл и найти там автомеханика. Девушки уехали.

Траву покрыл иней. Флойд и Ричетти взяли одеяла и оружие и поднялись на поросший лесом холм, чтобы там дожидаться возвращения подруг. Оттуда хорошо просматривалось шоссе № 7. Вдоль него тянулось железнодорожное полотно, а дальше протекала река. В нескольких десятках ярдов позади них, на вершине холма, стояла маленькая деревенька — несколько домов с темными окнами, по большей части жалкие лачуги. Было холодно. Флойд и Ричетти набрали веток и разожгли костер.

Прошло несколько часов. На рассвете в домах зажглись первые огоньки. Девушки все еще не появлялись. Около десяти утра один из жителей деревни — Джо Фрайман — вышел из дому и стал спускаться с холма к огороду, находившемуся у реки. Фрайман дошел до шоссе и вдруг заметил что-то на холме среди деревьев. Он решил узнать, в чем дело, и направился туда. На холме он увидел сидящих на одеялах Флойда и Ричетти и поначалу подумал, что это бродяги, но потом увидел, что эти люди одеты хорошо: на Флойде был темно-синий костюм без галстука. «Мы тут фотографируем, — сказал Флойд. — Девушки наши потерялись, мы их ждем».

Все это показалось Фрайману подозрительным. Он вернулся домой и посоветовался с соседом, Лоном Израэлем. «Что-то тут не так», — согласился Лон. Он пошел в магазин и позвонил оттуда шефу полиции Уэлсвилла. В поселке было всего двое полицейских, и шефом считался Джон Фулц, задиристый паренек небольшого роста. В четверг произошло ограбление банка в Тилтонсвилле — городе в часе езды от этих мест, — и Фулц заподозрил, что эти люди к нему причастны. Фулц взял в помощники двоих местных жителей, Уильяма Эрвина и Гровера Поттса, и отправился в деревню посмотреть на незваных гостей. Полицейской формы на Фулце не было. Помощники пришли безоружными, но шеф полиции захватил кольт 38-го калибра.

— Где они сидят? — спросил Фулц у Лона Израэля.

— Я точно не знаю, — ответил тот. — Но вроде совсем близко отсюда.

Он повел их по скользкой тропинке. Спустившись до середины холма и обогнув заросли кустарника, они вдруг налетели на Флойда. «Чего вам надо? — спросил тот, но тут же, не дожидаясь ответа, выхватил пистолет и навел его на Фулца. — Руки вверх!» — приказал бандит. Фулц решил прикинуться рабочим с кирпичного завода.

— А вот не подниму, — ответил он.

— Я тебе сказал — подними руки!

— Не подниму, — упорствовал Фулц. — Я на работу иду, на завод, и с какой это стати я стану руки поднимать?

И он шагнул вперед.

— Эй, парень, еще шаг — и я тебя продырявлю, — предупредил Флойд.

— Не станешь ты стрелять в рабочего человека, — ответил Фулц.

Флойд подошел поближе и ткнул пистолет в живот полицейскому. Фулц нахально отвел его руку и пошел дальше. За ним двинулись Лон Израэль и двое помощников. Флойд дал им пройти и двинулся следом. Он по-прежнему держал на мушке Фулца.

— А ну не бегите, а то выстрелю, — сказал он.

— А никто и не бежит, — откликнулся Фулц.

Они спустились по тропинке еще на сотню футов, причем полицейский не переставал пререкаться с Флойдом. Тропинка вывела их к месту, где лежал на одеяле Ричетти.

— Здорово, приятель, как поживаешь? — приветствовал его Фулц. — Ты, я смотрю, отдохнуть тут решил?

— Ага, — ответил Ричетти.

Флойду все это надоело.

— Он тебе голову дурит! — крикнул он Ричетти. — Это коп! Стреляй!

Ричетти послушно вытащил кольт 45-го калибра, прицелился в Фулца и нажал на спусковой крючок. Пистолет дал осечку. Фулц тут же вынул свой, повернулся к Флойду и крикнул: «Ах ты, гад трусливый!» Фулц выстрелил, но промахнулся. Потом мгновенно обернулся и пальнул в сторону Ричетти, но снова промазал: бандит, воспользовавшись суматохой, уже бежал к лесу. Фулц перезарядил кольт. Когда он обернулся, Флойда уже тоже не было. Фулц увидел, что Ричетти мелькает среди деревьев, и кинулся за ним.

Ричетти добежал до деревни, перепрыгнул через ограду и бросился к одному из домов. Фулц оказался во дворе в ту секунду, когда бандит схватился за ручку двери. Полицейский выстрелил, и пуля попала в стену в двух футах от головы Ричетти. «Сдаюсь!» — крикнул тот. Фулц надел на него наручники.

Тем временем Флойд вернулся на поляну и вытащил из-под одеяла автомат Томпсона. Лон Израэль с двумя помощниками Фулца добежал до своего дома. Как только они вышли во двор, с обрезами в руках, слева от них из леса показался Флойд и дал очередь. Одна пуля попала в плечо Поттсу, он упал. Второй очереди не последовало: у бандита заклинило автомат. Эрвин пальнул из обреза и тут же спрятался за дом. Флойд скатился в канаву, вскочил и помчался к лесу, начинавшемуся сразу за деревней. Автомат он выбросил на ходу.

Леса, по которым предстояло блуждать Флойду, покрывали холмы, принадлежащие к северным отрогам гор Аппалачи. У западного берега реки Огайо эти холмы обрывались крутыми каменистыми уступами. Между холмами текли мелководные мутные речушки, а по их склонам были разбросаны крытые толем хижины и валялись кучи мусора. На противоположной стороне того холма, по которому бежал Флойд, в эти минуты происходило следующее. 31-летний автомеханик Теодор Петерсон и его младший брат Уильям стояли у своего гаража и беседовали с местным парнишкой лет девятнадцати Джорджем Макмилленом. Парень приехал, чтобы купить запчасти для своего «Форда Т». Вдруг Макмиллен увидел, что с холма, оскользаясь, спускается человек в измазанном грязью синем костюме.

Флойд приблизился к ним и спросил, не довезут ли они его до Янгстауна за 5 долларов? «А что с тобой случилось?» — услышал он в ответ. Бандит объяснил, что охотился в здешних местах, а потом у него сломалась машина.

— А что сломалось-то? — спросил автомеханик. — Может, мы тебе ее починим?

— Не почините. Передняя ось сломалась. Да и потом, мне срочно надо в Янгстаун. Деловая встреча у меня там. За десять долларов повезете?

Он вытащил из кармана ворох однодолларовых купюр и показал их собеседникам. «Ладно, поехали», — сказал Тэд Петерсон. Они сели в машину, и Петерсон стал выезжать на дорогу. В этот момент из окна дома высунула голову его мать.

— Эй, ты куда собрался? — крикнула она.

— Да вот подброшу человека до Янгстауна, — ответил Петерсон.

— Не повезешь ты никакого человека в Янгстаун! Тебе же к часу надо за рекой быть, забыл?

Петерсон посмотрел на часы: 12 часов 40 минут, — значит, через двадцать минут ему надо быть в другом месте.

— Извини, приятель, — сказал он Флойду.

— Ладно, ничего, — ответил бандит. Флойд обратился к парнишке, Джорджу Макмиллену: — Поедешь за десять баксов?

— Еще бы! — ответил тот и сразу забрал деньги.

Когда они тронулись, Флойд велел Джорджу не выезжать на шоссе и двигаться по проселочным дорогам.

— Ты уже, наверное, узнал меня? — спросил он у Макмиллена.

— Не-а, вроде не признаю.

— Я Флойд. Красавчик Флойд. Макмиллен посмотрел на него с недоумением.

— По радио про меня каждый день говорят, в газетах только про меня и пишут!

— Не знаю, не слыхал, — ответил Джордж. — Я в газетах только байки иногда читаю. Ну и еще объявления про работу.

Минут через пять у Макмиллена кончился бензин. На холме, выше того места, где они остановились, находились теплицы, которыми владел Джеймс Баум. У этого человека был цветочный магазин в Уэлсвилле, и его товар охотнее всего покупало местное похоронное бюро. Баум со своим приятелем в этот момент складывали дрова в поленницу. Вдруг во двор вошли двое — это были Флойд и Макмиллен.

— Бензина не найдется? — спросил Флойд, показывая на стоящий неподалеку «Форд Т». — Я заплачу.

— Нет у меня бензина, — ответил Баум.

Флойд взглянул на его машину:

— А может быть, из бака отольешь немного?

Баум покачал головой:

— Нечем оттуда достать.

Тогда Флойд попросил отвезти их до бензоколонки, и на это Баум согласился.

Флойд и Макмиллен забрались в «нэш», Баум сел за руль. Когда они отъехали подальше, бандит достал пистолет. «Ну, папаша, — сказал он хозяину машины, — теперь будешь делать только то, что я скажу». Он велел Бауму ехать на север, к Янгстауну, по проселочным дорогам. Они тряслись почти два часа и в конце концов выехали на шоссе в десяти милях к северу.

Как только машина набрала скорость, впереди, у железнодорожного переезда, они увидели полицейский заслон. Помощники шерифа перекрыли дорогу, поставив на переезде железнодорожный вагон. Там уже скопилось множество автомобилей. Помощники шерифа Джордж Хейес и Чарли Пэттерсон заметили, что подъезжавший «нэш» вдруг стал разворачиваться. Это выглядело подозрительно. «А ну поехали!» — сказал Хейес Пэттерсону. Они сели в машину с намерением догнать «нэш», но из образовавшейся на дороге пробки удалось выбраться не сразу. Флойд посмотрел в заднее стекло и увидел преследователей. «Кто-то гонится, — сказал он Бауму. — А ну-ка, поддай газу!»

Слева показалась проселочная дорога — такая ухабистая, что местные жители называли ее «русскими горками». Флойд велел свернуть на нее. «Нэш» стал с ревом пробираться по ней в лес, простиравшийся оттуда до северной окраины Ист-Ливерпуля. Преследователи не отставали. Через полмили езды по «русским горкам» помощники шерифа начали громко и непрерывно сигналить. Джеймс Баум решил, что с него хватит, и остановил машину. Преследователи затормозили в пятидесяти ярдах. Флойд выстрелил. Пуля выбила заднее стекло «нэша» и попала в лобовое стекло полицейской машины. Помощники шерифа пригнулись. Флойд тут же выскочил и побежал в лес.

К вечеру весь округ Колумбиана был в волнении. Фермеры с белыми нарукавными повязками, означавшими, что они являются добровольными помощниками полиции, съезжались в Уэлсвилл и толпились у здания тюрьмы на берегу реки. В тюрьме Фулц допрашивал Адама Ричетти. Попав в камеру, Ричетти поначалу назвался Ричардом Замбони, а о своем приятеле сказал, что это один парень из Толедо, занимающийся игорным бизнесом. Неизвестно почему, но Джордж Макмиллен никому не сказал, что «владелец игорного бизнеса» сам себя назвал Красавчиком Флойдом.

В воскресенье утром охота на «бизнесмена» продолжилась. Всю ночь шел дождь, и следы Флойда размыло. Он скрылся в самых диких местах округа Колумбиана — в лабиринте высоких, поросших лесом холмов на берегах речки Литл-Бивер-Крик.

Около часа дня в Уэлсвилл приехал, чтобы присоединиться к преследователям, шериф из города Стьюбенвилл (Огайо) Рэй Лонг. Его провели в тюрьму, и он сразу опознал задержанного по плакату «Разыскивается преступник». «Это Адам Ричетти, — сказал шериф Фулцу. — Его ищут в связи с бойней в Канзас-Сити». Он окликнул задержанного по имени, и тот признался, что он Ричетти.

Шериф Лонг сказал, что надо позвонить в ФБР. Однако Фулц отказался: он чувствовал, что наступил его момент славы, и не желал ею ни с кем делиться. Лонг тем не менее позвонил самостоятельно. Дежурный в отделении бюро в Цинциннати передал информацию старшему по званию агенту, находившемуся в регионе. Этим начальником оказался Мэлвин Пёрвис.

Пёрвис находился в Цинциннати с группой агентов, занимавшихся расследованием похищения одной женщины в Кентукки. Это дело не имело большой огласки, но требовало постоянного составления отчетности для Гувера. Их отношения с Пёрвисом из прохладных уже превратились в ледяные. В одном странном письме, отправленном в середине сентября, Гувер отчитывал своего подчиненного за то, что тот невнятно говорил по телефону: «Я приказал проверить телефоны, стоящие здесь, и они оказались технически исправны. Желательно также, чтобы вы говорили в трубку несколько громче».

Утром в воскресенье Пёрвис был еще в своем гостиничном номере, когда ему позвонили и сообщили о Флойде. Он сразу перезвонил в Вашингтон, и директор одобрил, хотя и без большой охоты, план Пёрвиса: взять людей и немедленно вылетать в Уэлсвилл, чтобы возглавить операцию. В 14 часов Пёрвис и его люди были уже на борту самолета и летели над ослепительно-прекрасной желтой листвой Южного Огайо. Глядя на бесконечные леса, Пёрвис невольно вспомнил перелет в «Маленькую Богемию». Никто из агентов, конечно, не произнес слов «искупление вины», но все думали именно об этом.

В тюрьме Уэлсвилла Пёрвис сцепился с шефом полиции Фулцем. Было уже поздно, и собравшиеся на поиски Флойда добровольцы разошлись по домам поужинать. О бандите не поступало новых сообщений уже более суток. Пёрвис сказал, что нужно выставить заставы повсюду, где Флойд может появиться. Фулц ответил, что это невозможно. Более того, он отказался передать Ричетти в руки ФБР: у полиции есть все данные для того, чтобы возбудить против этого человека дело о покушении на убийство. Пёрвис позвонил Гуверу и сказал, что «ситуацию невозможно держать под контролем».

Из тюрьмы Пёрвис направился в Ист-Ливерпуль и устроился в гостинице «Трэвелерз». В его номере к трем часам ночи собрались более двадцати агентов из Питтсбурга, Кливленда и Цинциннати. Пёрвис разбил их на пять групп по три-четыре человека. Две из них он отправил захватить дома родственников Ричетти в Диллонвейле — до этого города был час езды в южном направлении. Другие три группы должны были патрулировать шоссе № 7 и всю паутину примыкающих проселочных дорог к северу от Ист-Ливерпуля. Пёрвис полагал, что Флойд ранен, и потому агенты должны были также проверить больницы, кабинеты практикующих врачей и таксомоторные компании. Более двухсот полицейских и помощников шерифов, прибывшие со всего штата, установили посты на мостах в долине реки Огайо.

13 часов 00 минут

В понедельник, когда о Флойде уже два дня не было новостей, после полудня наконец пришло долгожданное сообщение. К троим агентам, которые прочесывали фермы к северу от Ист-Ливерпуля, подъехал полисмен. По его словам, Флойда только что видели на ферме к северу от речки Литл-Бивер-Крик. Жена фермера дала ему сандвич и позволила умыться. Новость передали Пёрвису. Ему как раз в это время звонил Гувер. Узнав, в чем дело, директор приказал немедленно отправляться на указанное место. Гувер хотел, чтобы Флойда арестовало ФБР.

Пёрвис встретился со своими людьми на проселочной дороге в семи милях к северу от Ист-Ливерпуля. Он был готов поспорить, что Флойд держит путь на север, в Янгстаун. Агенты разбились на две группы и принялись проверять все окрестные фермы и отдельно стоящие здания. В одном из амбаров Пёрвис поднялся на чердак и вдруг услышал какой-то шум внизу. Он достал кольт 45-го калибра: кто-то ступал по лестнице наверх. Пёрвис приготовился стрелять. В дверях показался один из агентов. Нервы у всех были на пределе.

Около 15 часов фэбээровцы ехали по проселочной дороге, вглядываясь в окрестные поля. Им встретилась машина, в которой был шеф полиции Ист-Ливерпуля и трое его людей. Фэбээровцы решили объединиться с полицией.

14 часов 50 минут

Как раз в это время Флойд вышел из леса севернее речки Литл-Бивер-Крик. Его белая рубашка была в пятнах пота, а к пиджаку прилипли репейники и сосновые иглы. С тех пор как Флойд двадцать восемь часов назад удрал от помощников шерифа, ему пришлось преодолеть восемь миль и при этом стараться держать курс строго на восток. Позади него журчала речка. Она текла мимо водяной мельницы и каких-то давно заброшенных шлюзов, оставшихся еще от прошлого столетия. Однако Флойд не замечал этой поэтической обстановки: ему хотелось только поесть горячей пищи и поскорее выбраться из Огайо. Он увидел впереди одиноко стоящий фермерский дом. За ним начинались зеленые поля.

Фермой и пятьюдесятью акрами земли владела вдова Эллен Конкл. Поле ей помогали обрабатывать родственники покойного мужа. В этот момент она занималась чисткой коптильни. В дверь постучали. На пороге стоял неизвестный. «Леди, я заблудился и хочу есть, — сказал Флойд. — Вы не дадите мне чего-нибудь? Я заплачу». Миссис Конкл никогда не слышала о Красавчике Флойде и не знала о переполохе, начавшемся в округе. «Может быть, я вам кажусь каким-то дикарем? — продолжал бандит. — Да нет, я просто тут на белок охотился с братом вчера вечером и вот заблудился. Шел, шел и заплутал. Теперь совсем без понятия, где нахожусь». Миссис Конкл подумала, что никто не охотится на белок по ночам в хороших костюмах и черных оксфордских туфлях, и сказала это вслух. Флойд притворился смущенным: «Ну… если правду вам сказать, выпили мы тут, вот я и заблудился».

В последующие годы миссис Конкл будут изображать простушкой, которая оказала радушный прием заблудившемуся человеку. Но на самом деле она не была так наивна. Она была, скорее, напугана. Несколько дней спустя она говорила следователям, что побоялась отказать этому человеку. Миссис Конкл решила приготовить на скорую руку еду, надеясь поскорее избавиться от своего гостя.

Она спросила, что бы он хотел съесть. «Мяса, — ответил Флойд. — Целый день не ел ничего, кроме яблок и имбирного печенья. Мяса хочу». Он сел в кресло-качалку на заднем дворе и стал читать воскресный выпуск «Ист-Ливерпуль ревью». Миссис Конкл отправилась в коптильню, достала оттуда свиные ребрышки и удалилась в кухню. Через несколько минут она появилась с тарелкой, на которой лежали кроме ребрышек свежий хлеб и пудинг. Флойд с жадностью съел все, кроме пудинга. Вдова предложила ему кофе и тыквенного пирога, и он ответил согласием. Насытившись, Флойд сказал, что угощение было «королевское».

После этого он попросил подбросить его до Янгстауна. Миссис Конкл сказала, что сама этого сделать не может, но скоро вернутся ее деверь Стюарт Дайк и его жена, которые сейчас работают в поле, и они, может быть, его захватят. Флойд забрался в кабину «Форда А», принадлежащего Дайку, и принялся ждать. Ключ зажигания находился в машине, но бандит не стал ее угонять.

Около 16 часов Дайк и его жена вернулись. Флойд попросил подвезти его до Янгстауна и пообещал заплатить. Дайк ответил, что он сейчас слишком устал, но тем не менее может подбросить до Кларксона, а оттуда в Янгстаун идет автобус. Прежде чем снова залезть в машину, Флойд попросил у миссис Конкл насыпать на ватку пудры и припудрил себе лицо, — видимо, это была слабая попытка замаскироваться. Дайк сел за руль. Машина стала выезжать, и Флойд помахал миссис Конкл рукой на прощание.

И тут Стюарт Дайк увидел, что к дому приближаются две машины.

16 часов 10 минут

Машины проехали по длинному изгибу дороги, поднялись на холм и направились к последней необследованной ферме на спрюсвейлской дороге — ферме миссис Конкл. Один из полицейских из Ист-Ливерпуля, Гленн Монтгомери по прозвищу Кёрли, первым увидел Флойда. «Стой! — крикнул он. — Вон он!»

Но Флойд заметил полицейских на минуту раньше, чем они его. Он пригнулся и выхватил пистолет. «Заезжай вот за то строение! — приказал он Дайку. — Это они меня ищут». Дайк подчинился и завел машину за амбар — большой, шириной пятнадцать футов, приподнятый над землей на сваях. Дайк перегнулся через Флойда и открыл дверцу со стороны пассажира. «Вылезай, гад!» — сказал он. Флойд выскочил из машины и встал за амбаром.

Ист-ливерпульские полицейские во главе с Монтгомери первыми въехали на двор фермы. Фэбээровская машина подошла второй. Из нее вышли четверо агентов. «Вон он, за амбаром!» — крикнул один из полицейских. Все вынули оружие. Амбар был приподнят на сваях на двенадцать дюймов над землей, и они видели, как Флойд ходит за ним туда-сюда, видимо не зная, что делать.

«Флойд, выходи на дорогу! — крикнул Пёрвис. — Выходи, или будем стрелять!» Флойд вышел из-за амбара и со всех ног кинулся через открытое пространство по направлению к гаражу.

— Смотрите, он убежать хочет! — крикнул кто-то из полицейских.

— Стой! — крикнул Пёрвис.

Раздавались крики: «Стой!», «Сдавайся!», но Флойд продолжал бежать. Миновав гараж, он пустился в открытое поле. На его дальнем краю, ярдах в двухстах, начинался лес. Флойд несся к нему, петляя по полю.

«Огонь!» — крикнул Пёрвис. Раздались выстрелы. У фэбээровцев были пистолеты и автоматы Томпсона. Некоторые пули попали в яблоню на дворе фермы, с нее полетели листья и ветки. Флойд бежал через поле, оглядываясь то через правое, то через левое плечо. Выстрелы раздавались все чаще. Некоторые полицейские стреляли, не сходя с места, другие на ходу — они бежали за Флойдом. Когда бандит поднялся на небольшую возвышенность, его правая рука вдруг взметнулась вверх, и он рухнул в траву.

Первыми к нему подбежали трое ист-ливерпульских полицейских. Увидев их, Флойд хотел поднять кольт 45-го калибра и прицелиться. Полисмен Честер Смит схватил его за запястье и, выкрутив руку, отнял пистолет. Одновременно другой полицейский упал на Флойда и прижал его к земле. Флойд пытался дотянуться до второго пистолета, заткнутого за пояс, но третий полицейский — Герман Рот — забрал его. «Лежи тихо! Тихо лежи!» — кричали они. Флойд прекратил сопротивляться.

Подбежал шеф полиции Ист-Ливерпуля Хью Макдермотт.

— Сильно ты ранен? — спросил он у бандита.

— Со мной кончено, — прохрипел Флойд. — Дважды попали.

Это была правда: одна пуля попала ему в левое предплечье и застряла в грудной клетке. Другая пуля ударила в правый бок и остановилась у сердца. Легкие, ребра, сердце — все было повреждено.

— Как тебя зовут? — спросил Монтгомери.

В этот момент подбежали Пёрвис и другие фэбээровцы.

— Мёрфи, — ответил тот. — Где Эдди?

Он спрашивал об Адаме Ричетти, которого иногда называли этим именем.

— Какой Эдди?

— Где Эдди?

— Я не знаю, — сказал Монтгомери.

— Черт!..

— Как тебя зовут? — повторил полицейский.

— Мёрфи! — яростно прохрипел Флойд.

— Тебя зовут Флойд! — сказал Пёрвис.

Бандит посмотрел на него и ничего не сказал.

— Как твое имя? Тебя зовут Чарльз Флойд по прозвищу Красавчик? — спросил Пёрвис.

По губам бандита пробежало что-то вроде улыбки.

— Ну да, я Флойд, — ответил он.

Пёрвис бегом направился к своей машине. Он хотел вызвать врача и известить Вашингтон о том, что Флойд пойман, но на ферме не было телефона, и пришлось съездить в Кларксон. После отъезда Пёрвиса агент Сэм Макки стал говорить с Флойдом. Он наклонился поближе и стал задавать вопросы. Первым делом Макки спросил о том, причастен ли Флойд к бойне на вокзале «Юнион-стейшн» в Канзас-Сити.

— К дьяволу «Юнион-стейшн», — ответил бандит.

— Ты же умираешь, — сказал Макки.

— Да, я знаю, все кончено, — ответил Флойд.

Он быстро слабел.

— Тогда сделай доброе дело и скажи мне, что ты знаешь о преступлении на «Юнион-стейшн»?

Флойд ничего не отвечал.

— Скажи: правда ли, что стреляли ты, Адам Ричетти и Берн Миллер?

Глаза Флойда блеснули.

— Я тебе ничего не скажу, сволочь, — ответил он.

Секунду спустя он впал уже в полубессознательное состояние. Макки перестал задавать вопросы. Флойду становилось хуже с каждым мгновением. Он был уже близок к смерти.

— Кто вам стукнул, что я здесь? — спросил он в секунду просветления.

Полицейские из Ист-Ливерпуля продолжали держать его.

— Мать твою! — сказал Флойд.

В 16 часов 25 минут он произнес: «Все, я умираю». И умер.

Тело Флойда перевезли в похоронное бюро Стурджиса в Уэлсвилле, и вскоре там уже толпились репортеры и любопытные. Журналистов привлекал не столько Флойд, сколько Пёрвис, и это вызвало раздражение Гувера. Около половины шестого вечера директор ФБР подъехал к похоронному бюро и увидел Пёрвиса в окружении репортеров. Гувер писал об этом: «Пёрвис спросил, следует ли ему позволять делать фотографии и отвечать на вопросы, на что я ответил, что журналистам надо сказать: [все] комментарии последуют из Вашингтона». Пёрвис согласился не общаться с прессой, добавив, что «не хотел бы повторять прежнее».

Весь вечер Гуверу звонили с поздравлениями друзья и журналисты, но мысли директора постоянно возвращались к Пёрвису. Около девяти вечера Пёрвис и Сэм Коули, приехавший из Чикаго, позвонили Гуверу и сообщили, что Ричетти будет передан ФБР примерно через час. Когда Пёрвис передал трубку Коули, директор сказал, что Пёрвиса надо немедленно удалить из Уэлсвилла. «Он должен уехать, и вся эта реклама должна прекратиться, — писал Гувер своему помощнику. — Я снова указал [Коули], что желателен отъезд мистера Пёрвиса и его людей оттуда сегодня же, иначе подъедут киношники и тому подобное».

Но Пёрвис ничего не мог с собой поделать. Три месяца он был в опале у директора — и вот снова стал звездой. Когда журналисты попросили его дать интервью, он все-таки рассказал о событиях. На следующее утро газеты, все, как одна, представили «человека, который уничтожил Диллинджера», героем-фэбээровцем: теперь он справился еще с одним «врагом общества». Заголовок в «Чикаго америкэн» гласил: «Пёрвис рассказывает о засаде». «Чикаго трибюн» писала: «Мэлвин Пёрвис, молодой юрист, ставший сыщиком, [сегодня] сделал еще одну зарубку на своем пистолете. Тихий человек в повседневной жизни, Пёрвис превращается в яростного воина, когда имеет дело с преступниками. На сегодняшний день он — самая большая гроза для головорезов».

Гувер в Вашингтоне не находил себе места от злости. Он хотел похвал, но не Пёрвису, а ФБР. Операции по поимке и Диллинджера, и Флойда были поручены Коули, а газеты изображали Коули заместителем Пёрвиса. Через два дня инспектор из центрального управления ФБР по имени Боб Ньюби посетил Пёрвиса в его доме в Чикаго и передал, что ему пока не следует появляться в офисе и лучше вообще сделать вид, что его нет в городе. Пёрвис, которого приглашали для принятия почестей в Вашингтон, спросил, может ли он туда ехать? Ньюби ответил, что не стоит. Отношения между Гувером и Пёрвисом были испорчены уже безнадежно.

После уничтожения Диллинджера и Флойда Сэм Коули сосредоточился на деле Нельсона. К нему поступала масса новой информации: это расследование велось гораздо более продуманно, чем предыдущие. В сущности, как подчеркивали скептики, с Диллинджером и Флойдом ФБР просто повезло: успех обеспечили в одном случае предательство, а в другом — автомобильная авария. Коули старался, чтобы в третий раз все зависело не от случайностей. Архивы по делу Нельсона показывают, насколько вырос профессионализм фэбээровцев за несколько месяцев. Неудачи, случавшиеся во «времена Пёрвиса», вроде историй с Роджером Тохи, Верном Миллером и «Маленькой Богемией», превратились в воспоминания. Военные условия заставили мобилизоваться многие организации, и ФБР не было исключением.

Коули велел агентам проверить все прежние контакты Нельсона. Были опрошены его партнеры по преступлениям 1930 года. За домами братьев и сестер самого бандита и его жены установили наблюдение. Кое-кто из родственников втайне сотрудничал с ФБР — среди них был зять Нельсона Роберт Фицсиммонс. Его жена (сестра Нельсона) взяла к себе сына бандита — Рональда. 9 октября Фицсиммонс позвонил Коули и сказал, что уезжает с семьей в гости к родным в Бремертон (штат Вашингтон). Поездка через всю страну заняла неделю, и двое агентов ФБР сопровождали Фицсиммонсов на протяжении всего пути.

Самой большой надеждой Коули по-прежнему оставалась подруга Джонни Чейза — Салли Бэкман, которую все еще держали под арестом в Сан-Франциско. Коули не давал покоя ее невнятный рассказ о некоем месте в Висконсине, где Нельсон собирался провести зиму. Агенты в Сан-Франциско проводили вместе с ней долгие часы за разглядыванием карты, но безрезультатно: как Салли ни старалась, она так и не вспомнила названия.

На следующий день после уничтожения Флойда, во вторник 23 октября, Коули приказал посадить Салли Бэкман на самолет и отправить в Чикаго. Оттуда он отправил ее в сопровождении агентов в поездку по Иллинойсу и Висконсину, надеясь, что на месте она вдруг вспомнит. Салли повез Чарльз Винстед и с ним еще двое агентов. Они выехали из Чикаго на север по шоссе № 12, через городки Иллинойса: Кристалл-Лейк, Гарвард и Вудсток. Затем пересекли границу Висконсина и обследовали Делавэн и Уолуэрт.

В Элкхорне (именно там год назад Роджер Тохи разбился на машине) Салли вдруг узнала таверну. Но когда Винстед завел ее внутрь, на том месте, где, по воспоминаниям Салли, должен был находиться бар, оказалась буфетная стойка. Винстед понял, что это может продолжаться бесконечно, и пошел посоветоваться со своим знакомым — помощником шерифа в Элкхорне. Он описал ему деревню, которую помнила Бэкман: там была гостиница, рядом — два маленьких озера, а также железный мост. Кроме того, Салли сказала, что они встретили там какого-то человека по имени Эдди. И тут фэбээровцам повезло. Помощник шерифа сразу назвал это место: курорт Лейк-Джинива, где действительно живет некто по имени Эдди Даффи. Этот Эдди работал на посылках в гостинице «Лейк-Комо» — той самой, которую агенты осматривали прошлым летом после того, как обнаружили в чемодане Томми Кэрролла наволочку оттуда.

Винстед вернулся к машине, и они отправились в Лейк-Джиниву. Там Салли сразу же указала таверну, где бандиты завтракали, а потом повела Винстеда к домику на берегу озера, где они и встречались с Эдди. Удача не отвернулась от фэбээровцев и на этот раз. Час спустя Салли заметила Эдди Даффи на улице. Она была абсолютно уверена, что видела именно этого худощавого 26-летнего человека.

В пятницу 2 ноября, посадив Салли Бэкман на самолет, вылетавший в Сан-Франциско, Винстед вернулся в Лейк-Джиниву и нагрянул к Даффи в его гостиничный номер в отеле «Гаргойл». В докладе агента говорится, что Даффи вел себя «очень нервно», но при этом объявил, что ничего не знает о Нельсоне. Он признал свое знакомство с Джонни Чейзом, но только как с одним из постояльцев гостиницы «Лейк-Комо». И, по словам Даффи, говорить надо с хозяином гостиницы Хобартом Хермансоном, у которого он работал на посылках — подвозил пиво на грузовичке.

Коули позвонил Хермансону, и тот уже вечером в воскресенье 4 ноября добровольно явился в чикагский офис ФБР для допроса. Ему грозили обвинения в укрывательстве Нельсона, и Хермансон все признал: подтвердил, что Нельсон посещал его гостиницу и что бандиты собирались перезимовать в Лейк-Джиниве. На следующий день туда выехали Коули, Винстед и Эд Холлис. Хермансон предоставил фэбээровцам коттедж в «Лейк-Комо». Сам Коули поселился в находившемся неподалеку доме хозяина. К концу недели Винстед и еще двое агентов тоже перебрались к Хермансону, заняв спальню на втором этаже. ФБР было готово к появлению Нельсона.

Весь октябрь Нельсон прожил в холодном домике в Уолли-Хот-Спрингсе (Невада). К концу месяца он стал проявлять беспокойство. Ночи стали холоднее, а отопление отсутствовало. Кроме того, заканчивались деньги, и это сильно злило Нельсона. Из кемпинга он выезжал редко. Он знал, что ФБР ищет его в Рино, но пока не было признаков того, что поиски вышли за границы города.

Однажды ночью механик Фрэнк Кочрэн заехал к Нельсону и рассказал о виденной им машине ФБР: «Она была вся в грязи и глине. Похоже, они ездили по автокемпингам и по проселочным дорогам». Эти слова Кочрэна подтолкнули Нельсона сняться с места. Бандиты положили на задние сиденья машин пятигаллоновые канистры с бензином, прикрыли их брезентом и тронулись в путь. Это было где-то в середине ноября. Нельсон вел «гудзон», Фацо Негри — грузовичок. Около города Дьюранго (Колорадо) у «Гудзона» сломалась коробка передач. Его отогнали в автомастерскую, и там механик сказал, что запчасти надо заказывать. Нельсон думал бросить машину, но Негри вызвался остаться и после ремонта доехать на ней до Чикаго. Нельсон согласился и вместе с Чейзом и Хелен пересел в грузовичок.

Через несколько дней они добрались до пригородов Чикаго. Как всегда, в родном городе было и все, в чем нуждался Нельсон, и все, чего он боялся. Доверять следовало только отдельным людям, все остальные могли донести. При этом ФБР было только одной из забот: Нельсон знал, что преступный синдикат все еще жаждет его крови. Нельсон и Хелен, скитаясь по предместьям, ночевали в машине — где-нибудь в поле за бензоколонкой. Чейз каждую ночь выбирал гостиницу в каком-нибудь маленьком городке: Моррисе, Элгине или Палестайне. Наутро его подбирал Нельсон. В течение всего дня они ехали, останавливаясь у придорожных закусочных, чтобы позвонить по телефону. Почти каждый вечер где-нибудь за городом они встречались с Клэри Лидером. Если у Нельсона и был какой-то план кроме смутных намерений бежать в Европу, то он об этом никому не говорил. Правда, он месяцами обдумывал план Джимми Мюррея по ограблению поезда. Для этого нужны были и люди, и деньги. Первым, с кем Нельсон увиделся в Чикаго, был Мюррей.

В понедельник 26 ноября бандиты отважились въехать в город. Хелен высадили на перекрестке в Норт-сайде: она говорила, что хочет сходить в кино. Однако вместо этого, не сказав никому ни слова, она отправилась гулять по местам, где жила раньше, — мимо домов родителей, братьев и сестер, надеясь увидеть кого-то из знакомых. Хелен была довольно простодушна, и нетрудно представить, что она чувствовала, когда смотрела в освещенные окна домов, где жили ее родные.

Пока она гуляла, Нельсон и Чейз угнали из автосалона блестящий черный «Форд V-8». На этой машине они отправились за город, чтобы встретиться с Клэри Лидером, а также с Фацо Негри, приехавшим на «Гудзоне». «Ну что, парни, почти всю нашу банду прикончили, — сказал им Нельсон, — так что надо собирать новую банду. Работы для нас полно, но в таком составе ничего грабануть мы не сможем. Нужны хорошие надежные ребята вроде Рэя Карписа». Получается, Нельсон хотел того же, что и в начале своей карьеры грабителя, — работать вместе с Баркерами и Карписом. Однако найти их он не мог. Негри предложил взять в долю чикагских гангстеров. «Ни за что на свете! — ответил Нельсон. — Я знаю этих крыс. Я тут вырос, в Чикаго. Думаешь, ФБР много времени понадобится, чтобы найти такую крысиную шайку? Да любой из них тут же подожмет хвост и сдастся».

Тем же вечером Нельсон подобрал Хелен в Норт-сайде. Ночь они провели, как всегда, в машине. Нельсон нуждался в отдыхе. На следующий день, во вторник, ему требовалось повидаться с людьми в Висконсине, после чего он собирался заехать к Джимми Мюррею и поговорить об ограблении поезда. Если повезет, то день будет богат событиями.

Лейк-Джинива, Висконсин

27 ноября, вторник,

14 часов 00 минут

Вот уже три недели Чарльз Винстед сидел в спальне на втором этаже дома Хермансона и ждал. Люди приезжали и уезжали. Многие из них останавливались здесь по пути к гостинице «Лейк-Комо». Агент Меткаф (подающий надежды поэт) сидел в кухне на первом этаже. С ними был новобранец по имени Колин Макрей — его послали в магазин. Около двух часов дня Винстед увидел, что к дому подъезжает большой «Форд V-8». «Приготовиться, машина!» — крикнул он Меткафу. Тот не особенно волновался: случалось, что за день к Хермансонам заезжало до дюжины туристов. Он выглянул в окно. Машина вся забрызгана грязью. Похоже, это «форд» самих Хермансонов: в прошлую субботу они уехали по делам и должны были вернуться со дня на день. «Все в порядке! — крикнул Меткаф Винстеду. — Это миссис Хермансон».

Меткаф вышел на крыльцо, на случай если хозяйке понадобится поднести какие-нибудь вещи. Полуденное солнце отражалось от лобового стекла машины, и ни Меткаф, ни Винстед не могли различить лица женщины, сидевшей на переднем сиденье. Она показалась ему совсем юной, лет двадцати, и на ней было пальто с меховым воротником.

Водитель, не выходя из машины, спросил, дома ли Хермансон.

— Нет, — ответил Меткаф. — Нет дома.

— А Эдди?

— Тоже нет.

— А где он?

— Поехал в город за покупками, — ответил Меткаф.

Водитель поблагодарил его и стал выезжать на дорогу. Винстед, находившийся наверху, поднял винтовку и, хотя не мог разглядеть лица, прицелился водителю в голову. Когда «форд» отъезжал, Меткафу удалось мельком взглянуть на человека за рулем: он был в темных очках и кепке.

— Кто это был? — крикнул Винстед.

Меткаф стоял молча, как оглушенный, пока машина не скрылась из виду.

— Малыш Нельсон, — выдохнул он наконец и бросился в гостиницу к телефону.

«Да, конечно, это были фэбээровцы, мать их так, — говорил Нельсон. — Мы их врасплох застали». Машина неслась прочь от этого места. На коленях у бандита лежал кольт 38-го калибра: во время разговора с Мэтвином Нельсон был готов в любую секунду выстрелить. Взвинченный этой встречей, он гнал машину в Лейк-Джиниву, надеясь увидеть там Эдди Даффи. Однако по дороге Нельсона самого увидели: Макрей как раз возвращался в дом Хермансона из магазина и заметил, что оттуда движется чужая машина. На всякий случай он записал ее номер: Иллинойс 639578.

Нельсон, все еще вне себя от случившегося, поездил по улицам Лейк-Джинивы, а затем взял курс на юг. Ему казалось, что весь городок кишит фэбээровцами. Он выехал на шоссе и двинулся на юго-восток, к чикагским пригородам.

Коули принял звонок из Лейк-Джинивы в 14 часов 45 минут. Время для объявления сбора было неудачное: большинство сотрудников находилось в разъездах. Коули позвонил двум агентам и приказал немедленно отправляться в Лейк-Джиниву, высматривая по дороге машину Нельсона. Затем ему позвонил Билл Райан, который в это время вместе с новым сотрудником Томом Макдейдом устанавливал подслушивающее устройство на телефоне одного из подозреваемых. Эти двое агентов также были направлены в Лейк-Джиниву.

Коули задумался: если водитель той машины действительно Нельсон, то четырех агентов явно недостаточно. В офисе в это время находился также Эд Холлис. Коули позвал его и сказал, что они поедут вместе. Перед выходом Коули зашел в кабинет к Пёрвису.

— Малыш Нельсон только что выехал из Лейк-Джинивы, — сообщил Коули.

— Поехали, — откликнулся Пёрвис, вставая из-за стола.

— Нет, не нужно, — ответил Коули. — Мы с Холлисом проедем по шоссе и попробуем засечь его машину. Если что-то увидим, я вам позвоню.

Пёрвис вызвался позвонить в Вашингтон, однако Коули сказал, что пока этого делать не стоит: «информация слишком неопределенная». Пёрвис тем не менее позвонил и доложил о происшедшем помощнику Гувера.

Агенты Райан и Макдейд где-то через полчаса первыми выехали на шоссе № 12 — четырехполосную дорогу, которую посредине разделяла полоска травы. Они двигались в северо-западном направлении, к границе с Висконсином, и внимательно осматривали все идущие навстречу машины. Райан записал номер «форда» Нельсона — 639578 — и прикрепил бумажку к солнцезащитному козырьку машины. Макдейд сидел за рулем. Когда они проезжали через Фокс-Ривер-гроув, Райан велел задержаться у таверны Луиса Черноцки. Ни Нельсона, ни его машины там не оказалось, и агенты снова взяли курс на Висконсин. Сразу после выезда из Фокс-Ривер-гроува впереди показался черный «форд». Он двигался навстречу им — на юго-восток, к Чикаго. Агенты впились глазами в номер.

— Пятьсот семьдесят восемь! — крикнули они едва ли не в один голос.

— Разворачивайся! — приказал Райан.

Он вытянул шею, пытаясь разглядеть сидящих в «форде» людей. «Там двое мужчин и женщина», — сказал Райан. Это совпадало с описанием машины из Лейк-Джинивы. Макдейд развернулся через разделительную полосу и помчался следом за «фордом».

Нельсон увидел, как какая-то машина затормозила и развернулась. «Это еще что? — спросил он Чейза, сидевшего на заднем сиденье, с автоматической винтовкой Браунинга на коленях. — А ну-ка, посмотрим, что это за птички». Нельсон притормозил и тоже развернулся через разделительную полосу.

«Уходят!» — сказал Райан Макдейду. Агенты увидели, что машина Нельсона пролетела мимо них и затем снова повернула в обратную сторону. «Снова развернулись!» — сказал Райан. Теперь уже Нельсон гнался за фэбээровцами.

— Будем держаться впереди них? — спросил Макдейд.

— Нет. Подпустим поближе и поглядим, кто такие.

Райан достал кольт 38-го калибра. Нельсон держался в нескольких сотнях ярдов позади на скорости около 40 миль в час. Водители следили за действиями друг друга. Внезапно Нельсон без предупреждения выжал педаль газа, и большой «форд» рванул вперед. Райан увидел, что он приближается. «Они прямо за нами!» — предупредил он Макдейда.

Нельсон поравнялся с фэбээровцами и просигналил. «Тормози!» — крикнул он.

Райан и Макдейд увидели, что Чейз целится в них из автоматической винтовки. «Гони!» — крикнул Райан. Макдейд пригнулся к рулю и ударил по газам. Машина ФБР вырвалась вперед.

«Стреляй!» — крикнул Нельсон, одновременно правой рукой нагнув голову Хелен. Однако Чейз колебался: он не знал, кто сидит в той машине. Райан ждать не стал. Он прицелился и выпустил в машину Нельсона семь пуль подряд. Гильзы летели в Макдейда. Нельсон выхватил пистолет и, продолжая рулить левой рукой, открыл ответный огонь. В обеих машинах вылетели стекла. Чейз все еще не решался. «Какого черта ты ждешь! — заорал Нельсон. — Они же в нас палят!» Чейз принялся стрелять в уходившую вперед машину ФБР. Пули прошли мимо. Фэбээровцы значительно оторвались от преследователей. Нельсон пытался увеличить скорость, но ничего не выходило. «Они повредили машину! — крикнул он. — Мы скорость теряем!»

Макдейд взглянул в зеркало и не увидел «форда» Нельсона.

— Где они? — спросил он.

— Отстают, — ответил Райан.

Как раз в этот момент на встречной полосе показалась машина Сэма Коули и Эда Холлиса. Они проскочили мимо Нельсона, а затем Холлис развернулся и погнался следом. Райан и Макдейд проехали еще какое-то расстояние, пытаясь различить в обгонявших их машинах знакомый «форд», а затем остановились. Оба агента выскочили на обочину, залегли в высокой траве и приготовились стрелять, когда появится Нельсон.

«Форд» Нельсона стал терять скорость, и в этот момент бандиты увидели, как машина Коули делает разворот. Нельсон поглядывал в зеркало. ФБР снова нагоняло их. «Смотри на этот „Гудзон“, — сказал он Чейзу. — Он нас догоняет». Нельсон жал на газ, но был поврежден двигатель. Коули и Холлис приближались. Когда они подобрались уже совсем близко, справа показалась парковка у окраины городка Бэррингтон. Нельсон резко свернул с шоссе на проселочную дорогу, начинавшуюся за парковкой. Там он затормозил и велел всем выходить из машины. Хелен скатилась в канаву.

Холлис не видел, куда делась машина Нельсона, пока не оказался рядом с ней. Он ударил по тормозам так резко, что на скрежет обернулись не только клиенты бензозаправки «Стэндард ойл» на другой стороне шоссе, но даже те, кто стоял у заправки «Шелл» в семистах пятидесяти футах дальше по дороге. Машину ФБР занесло, и она остановилась поперек правого ряда, проскочив «форд» бандитов примерно на сто пятьдесят футов. Нельсон и Чейз уже стояли у своей машины с оружием в руках.

Нельсон вскочил на боковую подножку и открыл огонь из автоматической винтовки раньше, чем Холлис и Коули успели выйти из машины. Пули прошли по фэбээровскому автомобилю сзади. Чейз положил винтовку на капот «форда» и тоже принялся стрелять. Тут винтовку Нельсона заклинило. Он швырнул ее Чейзу, велев перезарядить, а сам схватил автомат Томпсона.

Коули выпрыгнул из машины с автоматом в руках. Толстенький человек с двойным подбородком, который всю жизнь провел за письменным столом, мирный мормон, — наверное, из всех своих агентов Гувер выбрал бы его в последнюю очередь для прямой схватки с Нельсоном. Коули, как и Холлис, в этот день не надел бронежилет: он всегда жаловался, что эти штуки слишком тяжелые. Несмотря на все настояния администрации бюро, Коули так и не собрался получить зачет по стрельбе в фэбээровском тире. Однако он действовал. Встав за машиной, Коули дал очередь по Нельсону. Бандит тут же ответил. Коули попал: не менее шести его пуль впились Нельсону в живот и грудь.

Нельсон согнулся от боли, но бушующий в нем адреналин заставил его тут же выпрямиться и продолжить стрелять в Коули. Две пули попали в цель: Коули тяжело осел на асфальт, а затем скатился в придорожный ров. Одна пуля поразила его в грудь, другая прошла через живот навылет. Бронежилет, вероятно, уберег бы его от обеих.

Холлис выскочил через водительскую дверь на шоссе и пальнул из дробовика с обрезанным стволом. Дробь ударила Нельсона по ногам, но он удержался и не упал. Бандит сделал шаг вперед и дал очередь по Холлису, который уже бежал через шоссе в надежде найти хотя бы слабое укрытие за телефонным столбом. Дробовик он отбросил и, обернувшись на бегу, выстрелил из пистолета. В этот момент пуля из автомата Нельсона попала ему в голову. Холлис рухнул на асфальт возле столба.

Тяжело раненный Нельсон, шатаясь, пошел к Холлису. Клиенты обеих бензозаправок, онемев от ужаса, смотрели, как бандит, едва не падая, идет к лежащему человеку. Несколько свидетелей потом показали, что Нельсон еще раз выстрелил в Холлиса, но это неправда — он не стрелял.

Не обращая внимания на Коули, Нельсон дохромал до фэбээровского «Гудзона» и тяжело опустился на водительское место. Он дал задний ход и подогнал машину к своей. «Кидай пушки сюда и поехали!» — прохрипел он Чейзу. Чейз подчинился: быстро подобрал с земли винтовки и кинул их в «гудзон». Он хотел было забраться на пассажирское место, но Нельсон сказал: «Ты поведешь. Я ранен». Чейз обежал машину, открыл дверцу со стороны водителя и сдвинул Нельсона на пассажирское место. Все внутри уже было в крови.

— А что Хелен? — спросил Чейз, садясь за руль.

— Нельзя ждать, — ответил Нельсон. — Придется ее бросить.

Но тут Чейз увидел, что Хелен бежит к машине. Она запрыгнула на заднее сиденье, и машина тронулась с места.

Первым к месту происшествия подбежал Уильям Галлахер из дорожной полиции штата Иллинойс. Он был на заправке «Шелл» — продавал там билеты благотворительной лотереи в пользу Американского легиона. Услышав выстрелы, Галлахер взял у хозяина заправки винтовку и бросился к месту перестрелки. Бандиты уже отъезжали, и он успел только выстрелить вслед их машине. Галлахер подбежал к Холлису одновременно с еще одним человеком, остановившим свою машину на шоссе. Холлис лежал с простреленной головой лицом вниз возле телефонного столба. Его повернули и увидели на груди золотой полицейский жетон. Галлахер попробовал поговорить с ним, но Холлис уже умирал. Он хрипло дышал, глаза его блуждали.

Тогда Галлахер кинулся к Коули. Вся правая половина лица у него оказалась в крови, — похоже, еще одна пуля попала ему в глаз. «Не стреляйте, я федеральный агент», — еле слышно сказал Коули. Галлахер наклонился к нему поближе.

— Холлис ранен? — спросил Коули.

Галлахер кивнул.

— Позаботьтесь сначала о нем.

Потом Коули попросил Галлахера позвонить в Чикагское отделение ФБР по номеру R6226 и сообщить о случившемся. Он попросил также позвонить своей жене и сказать, что его послали в командировку и к обеду он домой не успеет.

На дороге уже образовался затор. Люди выходили их машин, собиралась толпа. Галлахер взял первую же машину, отнес туда Холлиса, сел рядом и велел водителю ехать в центральную больницу Бэррингтона. Холлис умер по пути. Галлахер достал из кармана у мертвого четки и вызвал священника. Еще через несколько минут подъехала «скорая», которая отвезла Коули в больницу городка Элгин.

Агенты Райан и Макдейд все еще лежали в засаде дальше по шоссе № 12. О случившемся они ничего не знали: когда в 16 часов 15 минут Райан позвонил Пёрвису по таксофону, то сообщил только об их с Макдейдом действиях. А когда Пёрвис через пять минут передавал его слова Гуверу, позвонил шеф полиции из близлежащего городка Стэмфорд с известием о том, что Холлис убит, а Коули ранен.

Пёрвис немедленно отправился в больницу Элгина. Он вошел в тот момент, когда Коули на каталке везли в операционную. Коули спрашивал врача, умрет ли он. Тут он увидел Пёрвиса. Какими бы сложными ни были отношения между этими людьми, на эти мгновения напряженность исчезла.

— Здравствуй, Мэлвин, я рад, что ты пришел, — прошептал Коули.

— Лежи спокойно, все будет в порядке, — сказал Пёрвис.

— Тебе так кажется?

— Да.

— Я разрядил в них целый магазин из автомата, — сказал Коули.

— Кто это был?

— Нельсон и Чейз.

Нельсон умирал, это понимала даже Хелен. У него было семнадцать больших и малых огнестрельных ранений. Пять пуль попали в живот и в бок, две — в грудь и по пять крупных дробинок из дробовика Холлиса — в каждую ногу. Самой страшной оказалась рана в левую сторону живота: одна из пуль 45-го калибра, выпущенная Коули, застряла в брюшной полости. Из раны потоком лилась кровь — в крови были и брюки Нельсона, и сиденье.

С шоссе № 12 Чейз повернул на шоссе № 22 — двухполосную дорогу, которая шла через густой лес к северным чикагским пригородам. Добравшись до уокиганской дороги, машина свернула на юг и ненадолго остановились у монастыря Течни. Нельсон все это время сохранял ясность сознания. Он искал своего старого друга — священника, отца Кафлина. Проехав Уилметт, они нашли дом сестры священника — Мохок-стрит, 1115. Дом сохранился до нашего времени: двухэтажное кирпичное строение, к центральному входу ведет аллея.

Отец Кафлин находился в доме своей сестры. Как он рассказывал, около 16 часов 45 минут раздался звонок в дверь. Горничная спросила, кто там, а затем позвала его. В дверях он увидел Хелен. Она сказала, что «Джимми» ранен и ему нужна помощь. Отец Кафлин накинул пальто, надел шляпу и пошел за ней к гаражу, у которого Чейз поставил машину. Нельсон стоял, прислонившись к «форду», Чейз его поддерживал.

Кафлин сказал, что им нельзя здесь оставаться: сестра ушла играть в бридж и с минуты на минуту должна вернуться. «Он умирает, — взмолилась Хелен. — Нам нужно место, где его можно положить». Кафлин сказал, что знает такое место. Он сядет в машину и поедет впереди, а они должны следовать за ним. «Вы ведь не обманете нас, отец?» — спросил Чейз. Кафлин помог ему положить Нельсона на переднее сиденье «форда». Нельсон почти не мог говорить, он еле слышно пробормотал: «Здрасте». Отец Кафлин сел в свою машину, и Чейз двинулся за ним. Позднее священник говорил агентам ФБР, что сам не знал, куда едет. Это было не важно.

Проехав так несколько минут, Нельсон заподозрил неладное. «Отрывайся от него, это предатель, — сказал он Чейзу. — Поворачивай и езжай обратно». Увидев в зеркало, что машина Нельсона исчезла, отец Кафлин вернулся в дом сестры и позвонил в ФБР. Это было в 18 часов 15 минут. Через час с ним беседовали фэбээровцы.

Тем же вечером Гувер распорядился обыскать дома всех знакомых и родственников бандитов. Троих агентов направили в таверну Черноцки в Фокс-Ривер-гроув. Райан повел группу чикагских полицейских в дом и автомастерскую Клэри Лидера — механик был арестован. Еще двое агентов в сопровождении четырех отрядов полиции ворвались в дом Джимми Мюррея, в дом его родителей и в гостиницу «Рейн-Боу-инн», однако самого Мюррея нигде не нашли. Был захвачен и дом сестры Нельсона на Маршфилд-авеню. Еще десять агентов проверили коттедж Мюррея в городке Воконд. Однако никаких следов Нельсона нигде не обнаружилось. Рейды продолжались всю ночь.

Тем временем Коули сделали операцию. Гувер сообщил брату Коули, что доктора «считают его состояние, разумеется, тяжелым, однако у него есть шанс выжить, если не начнется перитонит». Но в действительности все обстояло иначе: Гувер признался своему помощнику, что, по словам врачей, у Коули есть один шанс из двадцати пяти дожить до утра.

К сожалению, даже в тот момент, когда Коули умирал, Гуверу пришлось разбираться с оглаской и освещением дела прессой. Снова отличился Пёрвис. Гувер просто не мог понять этого: словно журналисты были наркотиком, от которого Пёрвис не мог отказаться. Начальник Чикагского отделения остался в больнице и дал интервью репортеру «Чикаго америкэн» прямо у постели лежавшего без сознания Коули, причем рядом присутствовали его жена Лэвон и двое маленьких сыновей. «Чего бы это ни стоило, я добуду Малыша Нельсона живым или мертвым, — шепотом говорил Пёрвис репортеру Эдгару Брауну. — Пусть Нельсон знает, что ему не уйти… Мы не будем думать о том, как его брать — живым или мертвым». Гувер был вне себя. Он принялся немедленно искать человека, который поможет решить ему эту проблему. Заместители директора — Клегг и Натан — были в командировках, один в Питтсбурге, другой в Тусоне. Гувер приказал обоим отправляться в Чикаго. Он требовал, чтобы Пёрвиса удалили из больницы и от репортеров. Он поручил Клеггу «убедить мистера Пёрвиса в необходимости не посещать ни офис, ни любое другое место, где может оказаться публика». Клегг предложил: пусть Пёрвис работает в офисе, но в самой дальней комнате, но Гувер отверг даже это. Через несколько дней «Чикаго америкэн» поместит заметку о том, что Пёрвис «переработался и находится в отпуске по болезни… Информированные источники сообщают, что он, скорее всего, больше не будет возглавлять Чикагское отделение ФБР».

К ночи состояние Коули ухудшилось. Вскоре после полуночи один из агентов подслушал, как доктора говорили, что Коули не дотянет до утра. Часом позже Пёрвис, вернувшийся в офис, позвонил в Вашингтон и сказал, что «Коули быстро слабеет и вряд ли проживет больше двух часов». После этого Пёрвис опять приехал в больницу. Коули умер в 2 часа 17 минут 28 ноября, накануне Дня благодарения. Его жена Лэвон совершенно изнемогла от слез, и врачи сделали ей успокаивающий укол.

Пять часов спустя, в 7 часов 30 минут, полиция в чикагском пригороде Уиннетка обнаружила в придорожной канаве машину ФБР, которую угнал Нельсон. Агенты выехали в этот район. Затем неизвестный позвонил в похоронное бюро в городке Найлс-Центр (теперь он называется Скоки) и сообщил владельцу, Филипу Садовски, что возле городского кладбища лежит мертвое тело. Садовски передал информацию ФБР. Около полудня полиция нашла пропитанные кровью брюки и нижнее белье в канаве рядом с кладбищем. Еще через полчаса в другой канаве на углу Найлс и Лонг-авеню было найдено изрешеченное пулями обнаженное мужское тело, завернутое в одеяло. Это был Нельсон.

Чейз вез умирающего Нельсона по улицам Уилметта, следуя его еле слышным указаниям. Около половины седьмого они свернули в переулок позади дома на Уолнат-стрит и поставили машину в закрытый гараж. Дом принадлежал Рою Хендерсону, который, судя по всему, был знакомым скупщика краденого Джимми Мюррея. Чейз внес Нельсона в дом и положил на кровать. Хелен стащила с него одежду и обернула в полотенца, безуспешно пытаясь остановить кровь. Нельсон быстро слабел, сознание помутилось. Его последние мгновения, как и последний бой, очень напоминают сцену из столь любимых им гангстерских фильмов.

«Темнеет, Хелен, — прошептал он. — Попрощайся за меня с матерью». Потом он назвал имена своих братьев и сестер. Когда он попросил Хелен проститься с их детьми, она зарыдала. Через несколько минут Нельсон сказал: «Темнеет, Хелен. Я тебя уже не вижу». Он умер в 19 часов 35 минут.

На следующее утро Чейз положил тело Нельсона в канаву, а сам пустился в бега. Хелен, напуганная, не зная, что ей делать, спряталась в доме своих родственников, где ее и арестовало ФБР два дня спустя. На похороны Нельсона она не попала. Нельсона похоронили рядом с его отцом на кладбище в пригороде Чикаго, и его могила цела до сих пор.

За самым кровавым днем в короткой истории ФБР последовали две печальные церемонии. Герман Холлис по прозвищу Эд был похоронен в своем родном Де-Мойне, а Коули — в Солт-Лейк-Сити. Гроб с телом Коули поставили под куполом капитолия штата Юта, и тысячи людей прошли мимо в молчании.

Натан произнес панегирик в честь Коули: «Сегодня мы возвращаем [штату Юта] злодейски убитого национального героя. Страницы газет наполнены описаниями его подвигов. Мужчины, женщины и дети по всей стране повторяют его имя. Он стал знаменит, и он заслужил свою славу. Но при всем том Сэм Коули был самым простым человеком из всех, кого я знал. Он был великим в своей простоте. Он обладал простотой святых, пророков и героев древности — истинной простотой, в которой были подлинные достоинство и честь. Мы, сотрудники Федерального бюро расследований, гордимся им. Грядущим поколениям агентов, которые придут к нам на службу, старшие товарищи будут рассказывать о жизни и смерти Сэма Коули. Он станет нашей легендой и обретет земное бессмертие».

Эти слова Натана оказались пророческими. В течение многих десятилетий Гувер указывал на Коули как на идеального сотрудника ФБР: спокойного, трудолюбивого, преданного делу. Он до сего дня остается самым старшим по званию из агентов бюро, убитых при исполнении служебных обязанностей.

 

XVIII

ГЕРОЙ — ОДИНОЧКА

3 декабря 1934 года — 20 января 1935 года

Этим утром фэбээровцы начали перевозить архивы в новый офис, расположенный в двух кварталах от Бэнкерс-билдинга, в здании «Нью-Йорк лайф иншурэнс». Дальнейшее пребывание на девятнадцатом этаже стало невозможным. Журналисты осаждали отделение ФБР круглосуточно: докучали Дорис Роджерс, пытались подслушивать телефонные разговоры и набрасывались на любого агента, который направлялся к лифту. Незадолго до смерти Коули подал идею перебраться во второй, «секретный», офис, где можно было бы завершить Войну с преступностью, не оставаясь под постоянным наблюдением посторонних.

На место Коули Гувер назначил Эрла Коннелли, немногословного начальника отделения в Цинциннати, который руководил розысками Диллинджера в Индиане. Коннелли решил, что у «группы Диллинджера» — теперь ее называли «Летающей группой» — упал боевой дух. Люди еле держались на ногах. Троих убили, и никто не хотел быть следующим. Некоторые искали связи в своих родных городах: не найдется ли работа побезопаснее, где-нибудь в юридической фирме?

Утром 3 декабря Коннелли провел совещание, чтобы суммировать все сделанное по делу Баркеров. С тех пор как в сентябре банда скрылась из Кливленда, никаких новых известий о их местонахождении не поступало, однако рейды в Кливленде дали массу новой информации о самих бандитах.

По большей части эти сведения исходили от их женщин. Коули не успел проверить десятки многообещающих сообщений осведомителей. ФБР явно было близко к цели, Коннелли это чувствовал. В конце сентября едва не арестовали Мамашу Баркер: агенты сделали обыск в ее квартире на Саут-Шор-драйв всего через неделю после того, как она съехала оттуда. Адрес они добыли у вдовы Джорджа Циглера, которая после смерти мужа испытала нервное потрясение и теперь приходила в себя в чикагском санатории.

Буквально за несколько дней до смерти Коули получил в свои руки еще одну ниточку, самую многообещающую. Известие пришло из Майами: там 16 ноября была зарегистрирована машина, которая раньше принадлежала Карпису и была зарегистрирована в Огайо на чужое имя.

Коули и трое агентов полетели во Флориду для расследования. Они обнаружили машину и выяснили, что человек, который на ней ездил, — это не Карпис, а некто Дюк Рэндалл, посыльный в отеле «Эль Коммодоро». Гостиницу местные полицейские охарактеризовали как «притон рэкетиров и разных нежелательных элементов». Коули приказал установить наблюдение над Рэндаллом. Теперь, три недели спустя, агенты по-прежнему жили в отеле, наблюдая и ожидая.

Гавана, Куба

В тот же понедельник, когда Коннелли и его люди въехали в новые кабинеты, в Гавану прибыл агент ФБР по имени Лойд Кингмен. В кармане у него лежала фотография «шестерки» банды Баркеров — Вилли Гаррисона. Этот бандит очень любил скачки, и Коули даже велел вывесить его фото на всех ипподромах от Нового Орлеана до Майами. В этот день Кингмен показал фотографию служащим Национальной ассоциации любителей бегов, и они согласились заняться ее распространением на кубинских ипподромах.

В оставшееся время Кингмен решил походить по местам, где собираются американцы: бар «Слоппи Джо», бар Донована, ночной клуб «Элден консерт», клуб игроков в джей-алай «Гавана — Мадрид». Посетив все эти места, он вернулся в отель «Парквью» и подошел к конторке портье. Перед ним стоял только один человек, который просто болтал с клерком.

— Простите, сэр, — подождав, обратился к нему Кингмен. — Не разрешите ли вы мне зарегистрироваться?

Человек обернулся и посмотрел на него.

— Нет, — ответил Элвин Карпис. — Не разрешу.

О своих планах спрятаться на Кубе Карпис не сказал никому, даже Фреду Баркеру. После того как сентябрьской ночью в Чикаго бандиты поделили деньги, он упомянул только о том, что связаться с ним можно будет через отель «Эль Коммодоро» в Майами. Карпис и беременная Делорес Делани преодолели в первую же ночь двести миль и остановились в холодном кемпинге на юге Индианы. На следующий вечер они добрались до Бирмингема (Алабама). К берегу Атлантики выехали, как раз когда началась тропическая буря, и их «форд» чуть не пострадал от урагана. Сразу за Форт-Пирсом небо прояснилось. Ночь была теплой. Карпис позволил себе расслабиться. Делорес высовывала голову в окно машины, подставляя лицо тропическому ветру, и дивилась, глядя на пальмы. То, что их преследует полицейская машина, Карпис заметил, только когда ее фары блеснули совсем рядом в зеркале заднего вида. «Форд» шел на скорости 85 миль в час. Карпис остановился. К ним подошел полицейский в длинном плаще.

— Торопитесь? — спросил он.

— Ну не то чтобы… — протянул Карпис. — Хочется поскорее добраться до Майами.

— Вы едете слишком быстро.

Карпис ответил, будто не знал, что во Флориде установили предельную скорость для машин.

— Ну и что? — сказал полисмен. — Если вы едете слишком быстро, то мы можем обвинить вас в неосторожной езде. Если человек едет на скорости восемьдесят пять в такой вечер, то он, по-моему, поступает неосторожно. Но я вижу, вы из Иллинойса и, наверное, приехали отдохнуть. Так что не стану портить вам отпуск.

— Постараюсь ехать потише, — сказал Карпис.

Он отпустил полицейского, не причинив ему вреда.

Утром Карпис и Делорес прибыли в Майами и добрались до отеля «Эль Коммодоро». Они зарегистрировались, и Карпис отправился к менеджеру гостиницы Джо Адамсу, тесно связанному с уголовным миром юга Флориды. Карпис оставил Адамсу свою машину, а также оружие и два бронежилета. Менеджер обещал все это продать. (Именно Адамс отдал машину посыльному своей гостиницы Дюку Рэндаллу.) По совету Адамса Карпис и Делорес отправились в универсальный магазин «Бурдинз» и купили себе шелковые рубашки и купальные костюмы, которые должны были пригодиться им на Кубе. Вечером Адаме прислал им в номер шампанского и бифштексы по-нью-йоркски.

На следующий вечер он подвез Карписа и Делорес до вокзала. К полудню 15 сентября они были в Ки-Уэсте и стояли в очереди, ожидая посадки на пароход «Куба»: за шесть часов он доставит их в Гавану. Делорес как зачарованная смотрела на загорелых юношей, нырявших за монетами, которые кидали в воду пассажиры. Ее завораживало здесь все: аквамариновое море, пальмы и коктейли «пинья-колада». Ей было 17 лет, она была беременна и влюблена в этот мир. Карпис смотрел на нее и думал: «А все-таки хорошо быть бандитом».

Гавана в сентябре 1934 едва успела оправиться от происшедшей год назад революции, в результате которой власть захватил 32-летний сержант Фульхенсио Батиста. В 1920-е годы американские туристы в большом количестве толпились на нетронутых кубинских пляжах и в жульнических казино, однако после переворота Батисты в стране то и дело происходили вспышки насилия, и многие боялись сюда ехать. Два гаванских казино переживали период упадка, который закончится только в 1938 году, после того как за них возьмется малоизвестный на Кубе бизнесмен по имени Мейер Лански.

Сойдя с парохода в Гаване, Карпис и Делорес были совершенно ошеломлены хаосом, царящим в порту. Повсюду раздавались крики носильщиков, предлагающих гринго поднести их чемоданы. Карпис никогда не видел такой суеты. Они с Делорес направились в отель «Парквью», и там коридорный взял их багаж. Карпис оставил записку владельцу гостиницы Нейту Хеллеру — «надежному человеку», по словам Джо Адамса. Помывшись в номере, Карпис пошел погулять по улицам. Он заглянул в бар «Джорджз америкэн», который тоже рекомендовал Адаме, и представился хозяину. Тот сделал ему два коктейля из рома с кока-колой за счет заведения и рассказал о привычках местной полиции. Карпис, который никогда много не пил, выходя из бара, почувствовал, что пошатывается.

В номере он обнаружил записку от Нейта Хеллера. Они встретились внизу. «Я собираюсь пожить на Кубе некоторое время, — сказал Карпис. — А Гавана меня не особенно привлекает. Может быть, ты укажешь место где-то на берегу, которое мне подойдет? Тихое место, где никого нет — ни полиции, ни вообще людей». Карпис смотрел на Хеллера вопросительно, но тот только улыбался.

— У нас тут полно людей, которые не хотели бы иметь дела с полицией, — ответил он. — Но ты знаешь, у нас тут была заварушка, типа революция…

— Ну да, слышал.

— Батиста вроде бы у власти, но сидит он не так крепко, как думают в Америке, — продолжал Хеллер. — Сам услышишь, как по ночам постреливают. Но ты не волнуйся. Он просто еще совсем недавно взял власть, пока еще не все утряслось. Если кто заговорит с тобой о политике, то просто не отвечай — и все. Понял?

Карпис кивнул. Хеллер пообещал поискать уединенный дом на берегу, и они договорились встретиться на следующий день.

Карпис вышел из гостиницы и вдохнул влажный вечерний воздух. «Простите, вы не знаете, где здесь аптека?» — услышал он. Карпис обернулся и увидел некоего туриста. Стоявший неподалеку посыльный тоже услышал вопрос и показал на аптеку. Она была всего в квартале от гостиницы. «Я тоже с вами пройдусь, — сказал Карпис туристу. — Куплю колоду карт». Зашли в аптеку. Карпис купил карты и вместе с американцем вышел на улицу. Он только собрался сказать что-нибудь про погоду, как вдруг раздался оглушительный взрыв. Слева от них над Прадо поднялось облако черного дыма: это была бомба.

— Пошли посмотрим! — крикнул турист, устремляясь к месту происшествия.

— Ну уж нет! — ответил Карпис и побежал к отелю, боясь, что через минуту подъедет полиция.

Портье в вестибюле посоветовал ему пока не выходить из номера: скоро на крышах окажутся снайперы. «Господи Иисусе, — сказал Карпис, — а я-то думал, что убрался подальше от бандитских разборок».

Он решил как можно скорее уехать из Гаваны. Хеллер устроил ему аренду дома из шести комнат, стоящего прямо у моря в отдаленном районе провинции Варадеро. Это оказалось самое красивое место из всех, которые Карпису доводилось видеть. Песок был белый, как снег, вода переливалась всеми оттенками голубого и зеленого. Дом сдавался вместе с небольшой моторной лодкой, и Карпис почти каждый день рыбачил на ней в Мексиканском заливе. Он нанял горничную, мальчика-слугу, а также кухарку-кореянку. Никто из них не говорил по-английски. Это был рай на земле.

Прошел месяц. Они не делали ничего: только рыбачили и гуляли по пляжу, собирая ракушки. Как-то раз вечером Карпис сидел на веранде, и вдруг прибежали мальчишки и сказали, что кто-то звонит ему на местный коммутатор. Это оказался Нейт Хеллер. Он сообщил, что Мамаша Баркер направляется в Варадеро: она узнала от Джо Адамса, где находятся Карпис и Делорес. Карпис отправился домой, включил по радио «Эймоса и Энди» и стал слушать. Спустя некоторое время он, взглянув на часы, понял, что уже опаздывает встречать Мамашу. Когда он подъехал к автобусной остановке, раскрасневшаяся старушка вырывала свой чемодан у кубинского мальчишки, который хотел поднести ее багаж. Карпис подошел поближе, и она перенесла гнев на него: как он смел опоздать?! Карпис рассмеялся и протянул мальчишке песо.

В течение трех дней Карпис бродил с Мамашей Баркер по пляжу или брал ее с собой на рыбалку. Идиллия нарушилась только один раз, когда у Мамаши сорвалась рыба и она обвинила Карписа в том, что он подрезал леску у нее на удочке. Карпис от изумления только выпучил глаза: да, это была Мамаша собственной персоной. Когда она собралась уезжать, он подвез ее до Гаваны и посадил на самолет, вылетающий в Майами.

В Гаване Карпис зашел в бар «Джорджз америкэн». Там его знали как мистера Вагнера. Жена хозяина, которая целыми днями только тянула коктейли из рома и кока-колы, показала ему детективный журнальчик. На одной из страниц красовались фотографии членов банды Баркеров.

— Вот на этого посмотрите, мистер Вагнер, — заплетающимся языком сказала она. — Если бы я вас так хорошо не знала, я бы решила, что это вы.

— Да, немножко похож, — согласился Карпис.

— Нет, не немножко, а просто копия вы!

Карпис заставил себя рассмеяться и предложил ей 35 центов за журнал.

— Ну нет. Нет и нет! — заупрямилась женщина. — Я его покажу друзьям.

Ее муж вышел из-за стойки и грубо вырвал у нее журнал.

— Бери тридцать пять центов! — рявкнул он и подмигнул Карпису.

Вернувшись в Варадеро, Карпис стал замечать, что Делорес сделалась какой-то беспокойной.

— Слушай, а почему бы тебе не съездить в Майами на пару дней? — предложил он.

— А ты меня отпустишь?

— Конечно, — ответил Карпис. — Остановись в «Эль Коммодоро». А если хочешь, съезди туда, где живут Фредди с мамочкой. Осмотрись там, может быть, подыщешь какое-нибудь место, какое тебе понравится. Здесь нам долго нельзя оставаться.

Карпис тоже потерял покой. На Кубе ему казалось небезопасно.

Делорес провела в Майами неделю и вернулась с щенком бульдога. Они с Карписом снова ощутили состояние полного блаженства: ели, рыбачили, валялись на пляже.

Однажды вечером Карпис включил передачу Лоуэлла Томаса и вдруг услышал, что убит Красавчик Флойд. «О господи, — вырвалось у Карписа. — Они же мочат всех подряд». Но никакой печали он не чувствовал. «Пусть лучше его, чем меня» — вот и все, что он подумал.

Через несколько дней он съездил в Гавану и разменял там 1000-долларовую купюру в местном отделении Канадского королевского банка. Он заметил, что некоторые из полученных банкнот сильно выцвели, и проверил номера по списку Федеральной резервной системы. Банкноты оказались из Миннеаполиса. Вздрогнув, Карпис понял, что это деньги из выкупа Бремера. Те самые деньги, которые, как он полагал, растворились в Каракасе и Мехико. Карпис почувствовал себя обманутым. Все это означало, что фэбээровцы скоро нагрянут на Кубу.

Несмотря на эти волнующие обстоятельства, он не сдвинулся с места еще несколько недель, пока не услышал по радио сообщение о смерти Малыша Нельсона. Через пару дней Карпис поехал в Гавану. Ему надо было оценить, насколько опасно оставаться на Кубе. Он снял номер в отеле «Парквью» и спросил Нейта Хеллера. Карпис несколько замешкался у стойки, разговорившись с портье. Как раз в этот момент некий симпатичный американец и спросил его, не позволит ли Карпис ему зарегистрироваться.

Карпис внимательно оглядел этого молодого человека. По фетровой шляпе и зимнему пальто было ясно, что это американец. Карпис сразу заподозрил неладное. Он смотрел, как молодой человек заполняет регистрационный бланк: фамилия его оказалась Кингмен, а адрес он дал в Джексонвилле.

Карпис направился к лифту и с тревогой увидел, что Кингмен последовал за ним. Дверь закрылась. Они стояли друг напротив друга. Пока лифт поднимался, никто из них ничего не сказал. Карпис вышел на своем этаже. В номере он еще раз прокрутил в уме весь этот эпизод и попытался успокоиться. Ничего подозрительного не было, это просто торговец, и глупо так нервничать.

Вечером Карпис ужинал в баре «Джорджз америкэн». Вдруг на улице настойчиво загудела машина. Карпис выглянул в окно и увидел, что это «Форд А» Хеллера. Он извинился и вышел из бара. Хеллер был в страшном возбуждении: он выяснил, что Кингмен действительно из ФБР. Сегодня они встречались: Кингмен хотел, чтобы Хеллер представил его шефу местного отделения Ассошиэйтед Пресс. Перед этим они выпили вдвоем. Далее Хеллер рассказывал, что он спросил у Кингмена: «Ну что, судя по радио и газетам, вы там уничтожили уже всех гангстеров?» Кингмен ответил, что еще не всех и что есть один сукин сын, которого очень хочется достать. И положил на стол фотографию. Хеллер посмотрел на Карписа и спросил:

— Как ты думаешь, кто на ней был?

— Кто?

— Ты!

Дальше Хеллер рассказал, что поехал с фэбээровцем к человеку из Ассошиэйтед Пресс. Эти двое ушли о чем-то совещаться в особую комнату, а Хеллера попросили подождать. Когда они поговорили и вышли, Кингмен спросил у журналиста при Хеллере: «И во сколько туда идет автобус?» Тот переадресовал вопрос Хеллеру: «Во сколько идет автобус в Матансас?» Матансас был столицей провинции Варадеро.

Карпис сумел сохранить спокойствие. Он тут же помчался в Варадеро и приехал домой около трех часов ночи. На рассвете они с Делорес покинули дом, ничего не сказав слугам, и направились прямиком в аэропорт Гаваны. Карпис посадил Делорес на самолет до Майами.

Как это уже было раньше в Кливленде, сам он немного задержался, чтобы оценить ситуацию, и пообещал Делорес приехать в Ки-Уэст пароходом на следующее утро.

Во второй половине дня он еще раз поговорил с Хеллером, который до этого беседовал с журналистом из Ассошиэйтед Пресс. Похоже, вслед за Кингменом ожидалось целое нашествие фэбээровцев в Гавану: их привлекли сообщения о появлении здесь денег из выкупа Бремера.

На следующее утро Карпис приехал в порт, чтобы сесть на пароход до Ки-Уэста. Он внимательно оглядел толпу и затем, тяжело вздохнув, поднялся по трапу. На пароходе он сразу заперся в каюте. Последние минуты перед отплытием тянулись мучительно медленно. Карпис вспотел. Наконец он услышал шум двигателей и гудок. Пароход отходил от берега. Карпис был в безопасности.

Расследование сдвинулось с мертвой точки после известий из Толедо. В понедельник 3 декабря, через день после того, как «Летающая группа» переехала в новый офис в Чикаго, агент ФБР в Детройте беседовал с местным прокурором Фразье Римсом у него в кабинете. Риме упомянул об одной странной вещи, о которой ему рассказал брат. Доктор Глен Риме был хирургом в Толедо. Один из его пациентов обмолвился, что его знакомая Милдред Кулман, 24-летняя девушка из Липсика (Огайо), этим летом вышла замуж за Дока Баркера. Агент не сразу среагировал на эту информацию, но потом решил, что это может быть правдой: одна из арестованных женщин из банды Баркеров говорила, что Док встречается с какой-то девушкой по имени Милдред.

Агенты занялись поисками Кулман, а через одиннадцать дней, в пятницу 14 декабря, Фразье Риме позвонил начальнику отделения ФБР в Детройте Биллу Ларсону и попросил его о встрече. Они встретились в толедском отеле «Коммодоре Перри». Риме сообщил Ларсону, что Милдред Кулман сейчас находится в Чикаго. Она только что звонила одной из своих подруг — миссис Рэнлоу. Милдред взяла с нее слово ничего никому не рассказывать и поведала о своей жизни. Жить с Баркерами было, конечно, страшно, говорила она, но зато Док купил ей норковую шубу за 500 долларов и она ездила по городу с самым настоящим автоматом на коленях. Кулман пригласила Рэнлоу в гости, чтобы та сама увидела, какая это интересная жизнь. Миссис Рэнлоу еще до рассвета уехала на поезде, но при этом оставила адрес, по которому ей надо пересылать корреспонденцию, — номер 3121 в чикагском отеле «Моррисон».

Ларсон позвонил Эрлу Коннелли в Чикаго. Уже через час к конторке портье в отеле подошли двое агентов ФБР: Сэм Макки и Джим Меткаф. Оказалось, что под фамилиями Кулман и Рэнлоу в гостинице никто не регистрировался. Однако в номере 3121-м жила некая миссис А. Р. Эсер, и она несколько раз звонила в Толедо.

Пятеро агентов дежурили в холле отеля целый день. В 19 часов 15 минут там появились две женщины. Они объявили, что выписываются из гостиницы. Коннелли стоял поодаль и разглядывал их. Женщины вернулись в номер и спустя полчаса вышли из лифта. Коридорный тащил их багаж. С дамами был небольшого роста и плотного телосложения мужчина в котелке. Агенты записали приметы этого человека: раньше его никто не видел.

Выйдя из отеля, эти трое сели в «форд». Агент Рэй Сурэн на фэбээровской машине последовал за ними. «Форд» поехал по Лейк-Шор-драйв в северную сторону, затем свернул на другую улицу. Машина остановилась сначала у одного многоквартирного дома, потом у другого, и каждый раз женщины выходили на несколько секунд. Видимо, они разыскивали какой-то адрес. Затем «форд» поехал по Бродвею, потом по Мелроуз — и здесь машина Сурэна попала в пробку. Он беспомощно смотрел, как «форд» с двумя женщинами, которые могли дать ключ к поиску банды Баркеров, исчезает из виду.

Однако через два дня этих женщин обнаружили снова. У ФБР остался номер их машины, и агенты проследили, в каком автосалоне она куплена. Продавец узнал по фотографии покупателя: им оказался приятель Дока Баркера — Расселл Гибсон. Одновременно были проверены номера телефонов, по которым женщины звонили из отеля «Моррисон». Выяснилось, что звонки были адресованы в отель «Коммонуэлф» на Пайн-Гроув-авеню. Номер, в который они звонили, занимал человек, зарегистрированный как Джон Борча. По описанию портье это был мужчина ростом пять футов шесть дюймов, крепкого телосложения, обычно он носил темное пальто и котелок. Описание совпало с приметами человека в «Моррисоне».

Гувер дал добро на прослушивание телефонных разговоров Джона Борчи. Оказалось, что этот человек звонил в тот дом в Норт-сайде, где четыре дня назад видели Милдред Кулман. Тогда она шла по улице и несла сумки с рождественскими подарками. Два человека Коннелли проследили за ней до шикарных домов на Лейк-Шор-драйв. В один из них — дом «Сёрф-лейн» — Кулман и вошла. На следующий день фэбээровцы выяснили, что там в квартире G-1 проживает миссис А. Р. Эссер. Под этим фальшивым именем Кулман и была зарегистрирована в отеле «Моррисон». Управляющий домом сказал, что миссис Эссер сняла квартиру две недели назад. Мистер Эссер, по словам менеджера, тоже жил с ней там несколько дней, но потом отправился в путешествие. Коннелли был готов держать пари, что мистер Эссер не кто иной, как Док Баркер.

Коннелли договорился о том, что агенты снимут в доме свободную квартиру вблизи той, которую занимала Кулман. Оставалось только ждать появления мистера Эссера. Фэбээровцы постоянно следили за Милдред: она обычно уходила из дома после полудня и возвращалась затемно, всегда одна. Одного из ее немногих гостей агенты довели до Пайн-Гроув-авеню, 3912. Коннелли снял квартиру для слежки и в этом доме. Теперь Баркеры были почти в его руках.

5 декабря, в тот день, когда Карпис отправился на пароходе из Гаваны, была сильная качка, и его донимала морская болезнь. В Ки-Уэсте он сел на поезд, идущий в Майами. Там, как и было условлено, Карпис встретился на вокзале с Делорес. Он удивился, увидев вместе с ней Вилли Харрисона. Тот отвез Карписа и Делорес в отель и по дороге рассказал, где находятся сейчас остальные члены банды. Фредди с Мамашей снимали дом на озере Вир в Центральной Флориде. Гарри Кэмпбелл съездил в Оклахому, забрал оттуда свою подружку Вайнону Бёрдетт, и теперь они оба тоже живут на озере Вир. Эта новость заставила Карписа насторожиться: последнее, что он слышал о Бёрдетт, было то, что она сидит под арестом в Кливленде.

В Майами Карпис и Делорес сняли номер в «Эль Коммодоро». Счастье улыбнулось им: агенты, следившие за отелем, на предыдущей неделе вернулись в Чикаго. Делорес была на восьмом месяце беременности и просила Карписа разрешить ей рожать в Майами. Карпис легко согласился. Менеджер отеля Джо Адаме с трудом узнал своего знакомого: так он загорел. Карпис поинтересовался у Адамса, нельзя ли где-нибудь арендовать дом, и тот ответил, что у него есть кое-что на примете: одноэтажный дом его давнего знакомого-бутлегера на Восемьдесят пятой улице. Карпис попросил Адамса попридержать этот дом. Прежде чем снять его, надо понять, насколько опасно оставаться в Майами.

На следующее утро Карпис спустился в холл гостиницы и зашел в кабинет к Адамсу. Ему была нужна машина. Адаме поручил своему посыльному Дюку Рэндаллу купить «бьюик». Кроме того, Адаме дал телеграмму Фреду на озеро Вир: вызвал его в Майами. Утром Фред появился в отеле. Они с Карписом не виделись почти три месяца. Баркер рассказал, как здорово на озере можно порыбачить и поохотиться на оленей, и добавил, что Мамаша умирает от желания видеть Делорес.

— Погоди-ка, — прервал его Карпис. — Правда, что там у вас живет Вайнона Бёрдетт?

Баркер рассмеялся:

— Ну да, Кэмпбелл ее привез.

— А как это ей удалось смыться от ФБР? — спросил Карпис. — И как это твоя мать потерпела, чтобы девчонка жила рядом с ней и с тобой?

Баркер снова захохотал.

— Ну, это долгая история, — ответил он. — В общем, когда ты уехал на Кубу, Кэмпбелл явился к нам во Флориду и жил там с нами. Потом он решил, что хочет снова жить с Вайноной. И поехал за ней аж в Оклахому…

Баркер рассказывал часа два. Потом он спросил, а не хочет ли Карпис вернуться в Кливленд. Там можно ограбить инкассаторскую машину. Карпис отказался.

— А кстати, — спросил он Фреда, — ты не сказал, где сейчас Док.

— Док в Чикаго живет. Он там не один. Расти Гибсон с ним и еще кое-кто из парней.

И без слов было ясно, что никто из них не горел желанием общаться с Доком: тот совсем спивался. Карпис предложил приискать банк для грабежа где-нибудь в Джорджии или Алабаме: никто не грабит банки на юге только потому, что все боятся тамошних тюрем, а грабить там есть чего. На этом разговор закончился: Фред Баркер вернулся на озеро Вир, взяв с Карписа слово, что тот приедет в гости, как только здесь освоится.

На следующий день Карпис вместе с Делорес поехал на Восемьдесят пятую улицу взглянуть на дом, рекомендованный Джо Адамсом. Дом им понравился, и Карпис, заплатив 1000 долларов, снял его на всю зиму. Адамс нашел медсестру, которая взяла на себя также обязанности горничной. Через несколько дней они переехали туда и зажили тихой жизнью: слушали радио и рано ложились спать. Щенок бульдога воевал с кокосовыми орехами, которые падали с пальм на лужайку перед домом, как бомбы. Вмятины, которые оставляли кокосы на прекрасном зеленом газоне, нарушали порядок, чего щенок не терпел.

Через неделю Фред снова появился в «Эль Коммодоро», на этот раз вместе с Мамашей. Карпис принял их предложение отправиться на рыбалку. Они съездили, и на обратном пути Фред снова заговорил об ограблении в Кливленде. На этот раз Карпис согласился. Делорес, узнав о его отъезде, надулась. Она напомнила ему, что ребенок может родиться со дня на день. Тем не менее Карпис поехал в Центральную Флориду к Баркерам. Он отыскал их дом на озере неподалеку от деревушки Оклаваха, в тридцати милях к югу от города Окала. К его большому удивлению, оказалось, что дом стоит почти на шоссе. Он бы выбрал более укромное место: двор Баркеров, как убедился Карпис, мог видеть любой проезжающий.

Утром Фред и Карпис отправились в Кливленд. Там их тепло принял бывший босс Карписа по «Гарвард-клубу» Шимми Пэттон. Он рассказал бандитам о том, что ФБР активно ищет их в городе. Карпис понял: оставаться в Кливленде нельзя, и вернулся в Майами — даже с чувством облегчения.

Новый год встретили тихо. На первой неделе января снова приехал Фред Баркер. С ним были Док и Расселл Гибсон. Разозленный Карпис отвел Фреда в сторону. «Какого черта они тут делают?!» — прошипел он. Фред объяснил, что Док очень хотел ограбить банк в Кливленде, но никто не решался работать с одним Доком. Шимми Пэттон настаивал, чтобы Карпис и Фред обязательно принимали участие в деле. Карпис вздохнул, — похоже, ему никак не отделаться от второго Баркера.

Через несколько дней Карпис снова приехал на озеро Вир, чтобы обсудить кливлендское ограбление с Фредом. Док уже уложил свои вещи и собирался обратно в Чикаго. Они сели за стол на кухне и договорились, как свяжутся друг с другом, когда все будет готово к ограблению. Док обещал прислать известие по почте, однако при этом он хотел как следует запомнить и местоположение дома на озере и потому взял дорожную карту.

— Ага, понял, значит, я вот здесь поворачиваю направо, — говорил он, что-то отмечая на ней. — А вот это город, куда я посылаю письмо. Значит, я письмо напишу, так?

— Ну да, — ответил Фред. — Просто пошли сюда письмо. Можешь написать что хочешь: «Брат заболел» или что угодно. Мы поймем, что ты зовешь нас в Кливленд.

Док сунул карту в чемодан.

Чикаго, Иллинойс

8 января 1935 года, вторник

11 часов 00 минут

Эрл Коннелли смотрел из окна тесной квартиры на втором этаже дома № 3920 по Пайн-Гроув-авеню — одной из двух квартир, снятых ФБР для наблюдения. Слежка длилась уже две недели. Накануне вечером мистер Эссер (человек, который мог оказаться Доком Баркером) вернулся в другой дом — «Сёрф-лейн». В квартире на Пайн-Гроув жили двое мужчин и две женщины. Агенты считали, что один из мужчин — приятель Дока Расселл Гибсон. Другой, худой и высокий, оставался неизвестным. Час назад фэбээровцы видели, что одна из женщин выгуливала в переулке своего чау-чау. Чуть позже заметили, что худой человек выходил на заднее крыльцо в халате.

Коннелли изучал обстановку. В квартире подозреваемых был только один запасный выход: из заросшего кустарником заднего двора к ней вела деревянная лестница. В двенадцати футах от лестницы находилась невысокая ограда, отделявшая дом от переулка. Коннелли подумал, что вдоль стен соседних зданий и гаражей можно незаметно разместить двадцать агентов. Этого было вполне достаточно. Если все четверо жильцов окажутся в квартире, с наступлением темноты можно начинать штурм. А после этого брать квартиру в «Сёрф-лейн».

В офисе ФБР Дорис Роджерс смотрела на агентов, собиравшихся на операцию. Она поймала себя на мысли о том, как изменились они все за последние месяцы. Нервозность и неуверенность, которые так явно проявлялись в попытках захвата Верна Миллера и Диллинджера, Теперь полностью исчезли. Перед ней были холодные профессионалы, умеющие обращаться с оружием. В их лицах и взглядах сквозила уверенность.

Всю вторую половину дня агенты по одному проникали в квартиры, снятые для наблюдения. Коннелли решил дождаться момента, когда все подозреваемые будут дома. Тогда агенты туда ворвутся.

Многоквартирный дом «Сёрф-лейн»

18 часов 30 минут

Погода для середины января в Чикаго была теплая: температура приближалась к 40 градусам по Фаренгейту. Слежавшийся снег с песком засорял водосточные желоба и сугробами лежал по краям тротуаров. Десять агентов заняли свои посты вокруг здания. Коннелли приказал ждать, когда закончится рейд по адресу: Пайн-Гроув, 3920, — если только человек, похожий на Дока Баркера, не попытается бежать.

Джерри Кэмпбелл — тот отличный стрелок, которого Гувер переманил в ФБР из оклахомской полиции, — сидел в машине, припаркованной перед домом. Вместе с ним в машине находился новобранец бюро Александр Маззи. Вдруг агенты увидели, что Милдред Кулман и Док Баркер появились во дворе дома и идут по направлению к ним. Кэмпбелл, опытный полицейский, отреагировал мгновенно: схватил автомат Томпсона, сунул его под пальто и вышел из машины. Маззи выскочил вслед за ним. Док и Милдред повернули направо, в сторону, противоположную озеру Мичиган. Агенты последовали за ними, держась позади на расстоянии примерно двадцать футов.

— Будем их брать? — шепотом спросил Маззи.

— Да, — ответил Кэмпбелл.

Пара сделала еще несколько шагов, и тут Баркер оглянулся. Кулман продолжала идти, не оборачиваясь. Когда Баркер посмотрел назад еще раз, Кэмпбелл выхватил автомат, а Маззи — пистолет. Агенты уже видели, что их сотрудники сходятся к этому месту.

«Подними руки! — крикнул Маззи. — Мы федеральные агенты!» Еще трое фэбээровцев с пистолетами в руках словно выросли перед Баркером. Он замер, потом издал странный звук вроде всхлипа и стал медленно поднимать руки — и вдруг, крутанувшись, нырнул между припаркованными машинами в переулок. Но, не успев пробежать и нескольких шагов, он поскользнулся и упал лицом в грязную снеговую кашу. Агенты подскочили к нему за долю секунды. Джерри Кэмпбелл прижал лежащего Баркера коленом, а напарник быстро надел ему наручники. Другие агенты схватили за руки Кулман. Кто-то спросил у Баркера, как его зовут. «Вы знаете, кто я!» — огрызнулся он.

Когда его вели к полицейской машине, Док Баркер вздохнул и сказал: «Хреново быть пойманным без пушки».

Пайн-Гроув-авеню, 3920

23 часа 00 минут

Время шло. Жильцов квартиры № 1 не было видно с 18 часов 45 минут. Только в одиннадцать агенты заметили мужчину, который шел по примыкающему к дому переулку. Он скрылся в темном дворе за домом. Чуть позже зажегся свет в кухне. Почти одновременно появились еще две женщины и с ними высокий человек. Они попали в дом с улицы. Значит, пора было начинать штурм.

Коннелли и десять агентов, которые следили из соседнего дома, вышли на улицу и заняли позиции у парадного входа. В припаркованной там машине сидели еще четверо агентов, Коннелли отправил их в переулок, чтобы усилить уже находившуюся там группу из десяти человек. Все было готово.

Коннелли вместе с тремя агентами зашел в вестибюль. Консьержа здесь не было. Квартира располагалась этажом выше в конце коридора. Коннелли позвонил. Откликнулся женский голос:

— Кто там?

— Мистер Болтон дома? — спросил Коннелли.

На это имя была зарегистрирована одна из машин подозреваемых. Помолчав, женщина ответила:

— Нет, он уехал и вернется в конце недели.

Коннелли объявил, что он агент Министерства юстиции. «Дом полностью окружен. Сходите вниз по одному с поднятыми руками, тогда никто не пострадает». Коннелли взглянул на Сэма Макки и Ральфа Брауна: они стояли на нижней площадке лестницы с автоматами в руках. Третий агент держал наготове служебный револьвер.

Женщина не отвечала. Коннелли снова нажал кнопку звонка. «Все находящиеся в квартире! Немедленно спускайтесь, или мы применим слезоточивый газ!» Никакого ответа. Фэбээровцы переглянулись. Прошла минута, потом другая. «Все, кто находится в квартире! Немедленно спуститесь! — в третий раз повторил Коннелли. — Не пытайтесь бежать через внутренний двор. Дом полностью окружен. Каждый, кто попытается бежать, будет убит».

После этого послышался женский голос: «Мы выходим!» Появилась Клара Гибсон, жена Расселла Гибсона. Она спускалась по лестнице с чау-чау на руках. За ней вышла неизвестная женщина (впоследствии оказалось, что это жена Вилли Гаррисона). Коннелли приказал обеим женщинам лечь на пол в вестибюле. Еще через несколько секунд показался закадычный друг Джорджа Циглера — высокий и худой Брайан Болтон. Он сошел вниз по лестнице с поднятыми руками, а затем лег на пол. Коннелли спросил у первой из женщин, как ее зовут.

— Клара Гибсон, — ответила она.

— Есть ли еще кто-то в квартире?

— Там мой муж.

Не успела она договорить эту фразу, как со двора послышались выстрелы. Клара взвыла: «О-о-о! Они его убили!»

Во дворе позади дома находились двенадцать агентов: они прятались за оградой и за гаражами. Ближе всех к запасному выходу стояли старый «ковбой» Док Уайт и агент Эл Барбер. Они скрывались в темном переулке не далее чем в двадцати футах от лестницы. Агент-новобранец Джон Уэллс выглядывал из-за гаража с противоположной стороны переулка, в сорока футах от окна кухни. В 23 часа 30 минут он услышал голос женщины, — очевидно, она разговаривала с кем-то в вестибюле. Одновременно Уэллс увидел, что другая женщина выглянула из-за занавесок в окно кухни. Он поднял револьвер и взял ее на мушку. Женщина задернула занавески. Еще через секунду там же показался мужчина: он попытался открыть окно, но рама не поддавалась. Уэллс прицелился в него. Через несколько секунд мужчина оставил свои попытки и перешел к окну возле запасного выхода. Он снова хотел поднять раму, но у него ничего не получилось. Свет в кухне погас, и заднее крыльцо погрузилось в темноту.

Агенты ждали. Прошло несколько долгих секунд. Затем стукнула дверь, и послышались, по словам одного из фэбээровцев, «приглушенные звуки» на деревянной лестнице. Почти в полной темноте агенты Уайт и Барбер сумели различить силуэт мужчины, который осторожно спускался вниз. Когда мужчина ступил на землю, Уайт увидел в его руках винтовку. «Стой!» — крикнул Уайт. Человек поднял винтовку и выстрелил. Пуля ударила в ограду, за которой скрывались фэбээровцы, а затем рикошетом в кирпичную стену. Уайт выстрелил шесть раз подряд. Мужчина, невидимый в темном дворе, ответил несколькими выстрелами. Барбер выхватил газовый пистолет и выпустил заряд, целясь в окно. В квартире зашипел газ. Тут агенты услышали такой звук, как будто человек упал на тротуар. Однако секунду спустя другая группа фэбээровцев, подбежав к дому, увидела, что мужчина, пошатываясь, удаляется к соседнему пустырю.

«Стой!» — крикнул кто-то. Человек обернулся и упал. Агент Джон Маклафлин подбежал к нему. Мужчина оказался тяжело ранен: голова и грудь были в крови. Надетый на нем бронежилет не спас его: по крайней мере одна пуля пробила слабую броню.

— Элвин Карпис? — спросил Маклафлин.

— Нет, — пробормотал раненый. — Расселл Гибсон.

Операция была окончена. Через минуту агенты ворвались в пустую квартиру. Гибсона перенесли в фэбээровскую машину и отправили в Американскую больницу на бульваре Ирвинг-парк. Там его сразу осмотрел хирург. Пуля попала Гибсону в спину и застряла в животе. Жить ему оставалось недолго. Двое агентов засыпали Гибсона вопросами. Знаком ли он с Баркерами? Карписом? Волни Дэвисом? Гибсон мотал головой на все вопросы. Доктор сказал ему, что он на пороге смерти, и попытался убедить дать показания.

Перед самой смертью, в 1 час 40 минут, Расселл Гибсон прохрипел свои последние слова: «Ничего вам не скажу».

Утром в среду 9 января Дока Баркера заперли в одной из комнат в Бэнкерс-билдинге. Некоторые газеты, в том числе «Чикаго трибюн», напечатали без указания имен высказывания полицейских, недовольных тем, что ФБР не уведомило их о готовящихся рейдах. Это разозлило Гувера. «Если бы они вычистили свой город и, в частности, прикрыли бы этот рупор уголовного мира — „Чикаго трибюн“, то федеральному правительству не пришлось бы так много работать в Чикаго, — писал он. — Я думаю, что есть основательные причины, почему этот город притягивает преступников как магнит».

Однако в газетах было и то, что обрадовало Эрла Коннелли. Все они поместили сообщения о перестрелке на Пайн-Гроув-авеню, однако никто из журналистов не пронюхал об аресте Дока Баркера. Это давало Коннелли возможность попробовать вытрясти из Дока адреса остальных членов банды, прежде чем бандиты узнают, что он в тюрьме. При этом Коннелли понимал: долго держать в секрете его арест не удастся. Уже вечером в ФБР позвонил журналист и спросил, правда ли, что задержан еще один подозреваемый? Агент Микки Лэдд ответил: нет, неправда. Все руководство бюро, начиная с Коннелли и заканчивая Гувером, понимало, что надо торопиться. Опасаясь утечки информации об аресте Дока, ему дали кодовое имя «Номер пять». Однако Док пока молчал.

Помощник Гувера писал своему шефу во вторник вечером: «Мистер Натан сообщает, что Баркер оказался крепким орешком и ничего не рассказывает. Следователи собираются допрашивать его всю ночь, сменяясь по очереди».

Но и наутро Док по-прежнему молчал. Время шло, и Гувер решил, что чикагцы работают недостаточно интенсивно. Один из самых близких к директору ФБР людей, Эд Тэмм, приказал Коннелли применить к Баркеру методы «энергичного физического воздействия». О том, что это были за методы, ФБР никогда не рассказывало, но годы спустя один из агентов, Рэй Сурэн, хвастался, что сломал о голову Дока Баркера две телефонные книги. Но что бы с ним ни делали, Док не раскалывался.

Зато совсем иначе повел себя Брайан Болтон. Люди Коннелли поначалу понятия не имели, может ли чем-то быть полезен Болтон. В одной из служебных записок о нем говорится как о «второстепенном члене банды». Проведя в заключении более пятидесяти часов, утром в пятницу Болтон сделал фэбээровцам следующее предложение: если его отпустят «на улицу», как он сказал, то он готов дать показания: кто похитил Хэмма и Бремера, что стало с деньгами, полученными в качестве выкупа, и, самое главное, где прячутся Фред Баркер и Карпис.

Натан доложил об этом Эду Тэмму, а тот написал Гуверу, что «посоветовал [Натану] принять во внимание, что Болтон и сам может оказаться причастен к преступлениям. Следовательно, надо быть осторожным в приманках и ни в коем случае не обещать ему полной амнистии. По словам мистера Натана, в настоящий момент у нас нет ничего против Болтона, однако я передал ему ваше требование: при допросе не давать понять Болтону, насколько малы наши сведения по делу».

Коннелли велел привести Болтона и сказал ему то, что полиция испокон веку говорила в таких случаях: никаких обещаний мы дать не можем, но если предоставленная информация будет полезной для следствия, то суд примет это во внимание и облегчит его участь.

Болтон стал давать показания. К изумлению Коннелли, оказалось, что этот человек — настоящий кладезь полезной информации. Болтон подробнейшим образом рассказал о похищениях Хэмма и Бремера, назвал всех участников преступления и указал, где находится тот дом в Бенсенвилле, который так долго и безуспешно искало ФБР. Однако самым важным в его показаниях было сообщение о том, что Фред Баркер и Карпис скрываются в доме на озере в центральной части Флориды. Он был там в декабре, но не мог вспомнить, как туда добираться. По его словам, дом находится где-то к югу от Окалы, в шести часах езды от Мейкона (Джорджия). Названия озера Болтон тоже не мог вспомнить. Зато он помнил, что это озеро хорошо известно в округе: в нем живет гигантский аллигатор, которого местные зовут Старый Джо. Однажды Фред Баркер попытался поймать этого Джо, привязав веревкой свинью к своей моторной лодке. Это было все, что он знал.

Вслед за этим фэбээровцы нашли дорожную карту с пометками Дока Баркера. Почему они обнаружили ее только на третий день, остается загадкой. Это был не первый и не последний случай, когда агенты при обыске пропускали какой-нибудь важный предмет, и каждый раз Гувера, узнававшего об этом, едва не хватал удар. В четверг на стол Коннелли положили карту, на которой кружком было отмечено озеро Вир, находящееся в двенадцати милях к югу от Окалы.

Коннелли понимал, что на этом озере могли стоять десятки домов, а кроме того, кружок захватывал и несколько прилегающих озер поменьше размером. Требовалось ограничить территорию поиска и сделать это как можно быстрее. Репортеры вскоре узнают, что Док Баркер под арестом, и, как только эта новость появится в газетах, банда покинет озеро.

В субботу 12 января Коннелли и трое агентов сели в самолет, отправлявшийся в 13 часов чартерным рейсом в Джексонвилл. К вечеру они были на месте. Еще десять фэбээровцев с кофрами, набитыми автоматами и винтовками, поехали ночным поездом. Вся группа собралась в воскресенье утром в отеле «Мэрион» в Окале. Коннелли попал в трудное положение. Территория к югу от Окалы была малонаселенной, с редкими деревушками, где незнакомцев замечали сразу же. Точное местоположение банды было неизвестно. Местные жители, конечно, уже обратили внимание на прибытие пятнадцати мужчин в темных костюмах.

Коннелли действовал осторожно. Он послал агентов узнать, не привозили ли в родильное отделение больницы «Манро» в Окале Делорес Делани. Ее там не оказалось. Тем временем фэбээровцы занялись и поисками озера с аллигатором. Коннелли поручил двум «ковбоям» — Джерри Кэмпбеллу и Бобу Джонсу — съездить к озеру Брайант, находящемуся в двадцати милях к востоку от города. Сам он с другим агентом отправился на озёра Вир и Бауэре. Обе группы вернулись ни с чем, и в обоих случаях чужаков заметили. Коннелли понял, что нужно просить помощи у местных. В понедельник утром он связался с помощником шерифа по имени Милтон Даннинг и спросил его про Старого Джо. Даннинг ответил, что это, скорее всего, озеро Варбург. Потом он позвонил приятелю, который там жил, и узнал, что Старый Джо с озера Варбург умер в 1925 году.

Коннелли решил бросить поиски аллигатора, — похоже, на каждом озере во Флориде водилось по Старому Джо. Чем больше он думал о карте, тем больше уверялся, что Баркеры прячутся на озере Вир: именно оно находилось в центре кружка, который нарисовал Док. Коннелли решился и отослал телеграмму Гуверу:

Думаю, что нашли место: длина озера шесть миль, ширина — четыре. Много домов и коттеджей поблизости. Ждите известий завтра. Попытаемся найти сам дом.

В Вашингтоне Гувер мерил шагами свой кабинет. В Чикаго уже вовсю ходили слухи об аресте Дока Баркера. У них оставались считаные дни, а может быть, и часы, до того как новость прорвется в газеты. Во вторник утром, как раз когда люди Коннелли отправились к озеру Вир, журналист из «Чикаго америкэн» опять позвонил в Бэнкерс-билдинг. Его снова соединили с Микки Лэддом. «Что вы можете сказать о Доке Баркере?» — спросил репортер. Лэдд категорически опроверг слухи о том, что Баркер арестован, и положил трубку. Однако репортер не сдавался. Он позвонил еще раз и спросил: «Где вы держите Дока?» После этого Лэдд набрал номер центрального офиса в Вашингтоне и предупредил: если держать Баркера в Чикаго, то сохранить тайну не удастся. Гувер приказал перевести задержанного в Детройтское отделение, где была комната для хранения оружия с решетками на окнах. Лэдд обещал перевезти Дока сегодня же вечером.

Пока в Чикаго сражались с любопытным репортером, агент Боб Джонс вместе с помощником шерифа Милтоном Даннингом сели в моторную лодку и проехали вдоль берега озера Вир, внимательно изучая все прибрежные коттеджи. Коннелли побеседовал с начальником почтового отделения в деревне Оклаваха на северном берегу озера. Этот человек не узнал по фотографиям ни Баркеров, ни Карписа. Однако, когда Коннелли спросил, не снимал ли тут недавно дом кто-нибудь из приезжих, почтальон упомянул мистера Блэкберна, который арендовал на самом берегу озера прекрасный коттедж с причалом. Этот джентльмен получал несколько газет, издаваемых в других штатах. Почтальон предложил поговорить с соседом Блэкберна Фрэнком Барбером, когда-то служившим охранником в Левенуэрте. Коннелли отправился к Барберу и там сразу же получил необходимую информацию. Барбер узнал по фотографии своего соседа мистера Блэкберна — Фреда Баркера.

Коннелли посмотрел на соседний дом. Он стоял на южной стороне шоссе № 41 — главной дороге этих мест. Коннелли проехал мимо в одиннадцать часов и успел заметить во дворе человека небольшого роста и пожилую женщину. Это были Фред Баркер и его мать.

Вернувшись в Окалу, Коннелли позвонил в Вашингтон, чтобы посоветоваться. Ситуация, похоже, складывалась идеально. Дом стоял всего в сотне ярдов от дороги и не более чем в десяти от озера. Никаких препятствий, которые могли бы затруднить штурм, вокруг не было. Рядом с домом находились только флигель для гостей, гараж и пара курятников. Эти сооружения можно было использовать для прикрытия. Коннелли очень не хотелось повторить «Маленькую Богемию». Он собрал своих людей и нарисовал им подробные карты дома Блэкберна, обозначив для каждого агента его позицию во время рейда. Оружие проверили и перепроверили. Дом следовало окружить до рассвета.

Оклаваха, Флорида

15 января, вторник

Чернильно-черная тропическая ночь все еще окутывала деревушку Оклаваха, когда машины ФБР с потушенными фарами остановились на шоссе № 41. Из них вышли пятнадцать агентов. Дорога проходила через густые нетронутые леса, где росли обвитые испанским лишайником вековые дубы. Сквозь деревья едва различались темные дома и сараи. Нигде не было заметно ни огня, ни движения — никаких признаков того, что фэбээровцев кто-то заметил.

Баркеры занимали белый двухэтажный дощатый дом с зеленой отделкой. Он стоял в ста ярдах от дороги, фасад и крыльцо выходили на озеро. Далее находился сарай, где хранилась моторная лодка, а за ним начинался длинный причал. От шоссе к дому вели две дорожки, и Коннелли поставил машины в начале каждой из них. В 5 часов 30 минут фэбээровцы окружили дом. Коннелли с пятью агентами обогнул его с правой стороны. Они быстрым шагом миновали рощицу апельсиновых деревьев, вышли к берегу озера и там спрятались за гостевым домиком, на расстоянии не более тридцати шагов до входа в дом. Для перестрелки расстояния были до крайности малы: Коннелли мог бы забросить на крыльцо мячик для игры в софтбол, а потом попасть в него из пистолета.

Чарльз Винстед, Джерри Кэмпбелл и еще двое хороших стрелков заняли позицию за каменной оградой со стороны шоссе: они должны были прикрывать отходной путь. Еще двое агентов обошли дом слева и залегли за домом Фрэнка Барбера. Двоих фэбээровцев оставили на шоссе, чтобы перекрыть движение.

Светать начинало в семь утра. Коннелли хотел действовать уже на рассвете. Пока что они ждали. Рядом с Коннелли стоял за деревом Джонни Мадала — тот самый, что был любимцем всего Чикагского отделения. Он старался преодолеть волнение. Эта операция отличалась от засады на Диллинджера и Флойда: Баркеров застать врасплох не удастся. В этом темном доме прятались бандиты, у которых, несомненно, были автоматы Томпсона. Убежать отсюда они не смогут, а сдаваться, скорее всего, не захотят. Мадала вспомнил про Сэма Коули и Эда Холлиса.

Наконец над озером Вир показались первые солнечные лучи. Коннелли вышел из-за гостевого домика и сделал два шага по направлению ко входу в дом. «Фред Баркер, выходи! — крикнул он. — Мы агенты Министерства юстиции! Дом окружен!» Ответа не последовало. Коннелли повторил свой приказ. Он объявил, что, если бандиты выйдут с поднятыми руками, никто не пострадает.

Коннелли стоял во дворе. Из дома не доносилось ни звука. Прошло несколько минут. Еще один агент выкрикнул Баркерам приказ выходить и сдаваться. Некоторым агентам показалось какое-то движение за противомоскитными сетками, но точно ничего сказать было нельзя. Слышался только плеск воды о причал. Агент Боб Джонс, лежавший в апельсиновой рощице, подтащил к себе какой-то бетонный обломок и положил на него винтовку, чтобы удобнее было целиться.

Некоторое время спустя (потом он говорил, что прошло минут пятнадцать) Коннелли повторил: «Фред Баркер, выходи с поднятыми руками! Дом окружен!» Ответа снова не было. Коннелли посмотрел влево, на стоящего за ближайшим деревом Дока Уайта — улыбчивого «ковбоя», который застрелил Расселла Гибсона.

Прошло еще минут пять, но в доме не подавали никаких признаков жизни. Агенты уже гадали, не сбежали ли Баркеры. Их машина, черный «бьюик», стояла в деревянном гараже возле дома, но это ничего не значило. Коннелли махнул рукой, давая знак двоим агентам-новобранцам — Александру Маззи и Тому Макдейду — стрелять слезоточивым газом. Раздались два выстрела, но газовые насадки не попали в окна, а, ударившись о стену, упали на землю. Газ стал распространяться по двору. «Фред Баркер! Кейт Баркер! — снова крикнул Коннелли. — Выходите с поднятыми руками!»

Доку Уайту, прятавшемуся за дубом рядом с Коннелли, показалось, что он услышал в доме женский голос: «Что ты собираешься делать?» Ответа он не разобрал, однако секунду спустя все ясно услышали: «Ну ладно, давай!» Слова, сказанные женщиной, прозвучали на весь двор.

Коннелли залег возле гостевого домика. Он переглянулся с Уайтом: оба решили, что Баркеры собрались выходить и сдаваться. «Выходите! — крикнул Коннелли. — Фред, ты выходишь первым!» Сразу вслед за этим из окна второго этажа ударила автоматная очередь. Пули прошли по песку и траве рядом с Коннелли, потом просвистели у него над головой. С апельсиновых деревьев посыпались листочки. Коннелли откатился за гостевой домик. Док Уайт принялся стрелять из винтовки. Тишина утра разорвалась канонадой. Все агенты открыли огонь по дому. Уайт прижался к дубу: пули свистели рядом с ним. В доме засекли, где он находился.

Коннелли увидел, что Уайт попал в трудное положение. Он поднялся и, обежав гостевой домик, вышел с другой его стороны, которая была ближе к крыльцу. Он выстрелил, вызывая огонь на себя. Это сработало. Пули забарабанили по стене гостевого домика, за которым успел укрыться Коннелли. Уайт тоже перебежал туда и встал рядом. Трое агентов, стоявших рядом с ними, отступили в лес.

Яростная перестрелка продолжалась минут пять. Казалось, что те, кто находится в доме, стреляют одновременно из всех окон — выходящих на север и юг — и даже из входной двери. Вдруг стрельба прекратилась —.так же неожиданно, как началась. Коннелли вглядывался в окна второго этажа. Видимо, банда решила беречь патроны. Нужны были газовые заряды. Коннелли послал за ними агента к машинам, а затем дал приказ о второй газовой атаке. Но заряды снова не попали в дом: на этот раз они отлетели от противомоскитных сеток и упали на землю. Газ без всякой пользы относило к лесу.

Вдруг Коннелли заметил, что позади него, в лесу у берега озера, происходит какая-то суматоха. Туда бежали местные подростки.

Как только раздались первые выстрелы, жители Оклавахи — три с небольшим сотни человек — всполошились. Они выглядывали в окна и выходили из домов, спрашивая у соседей, что это происходит? К восьми часам на шоссе уже собралась толпа, которую не пускали к дому двое оставленных там агентов. Самые любопытные — в основном подростки — пробрались поближе через лес, чтобы посмотреть, как фэбээровцы стреляют по дому. 16-тилетний Гарри Скотт с ужасом и восхищением смотрел, как пули рикошетом отскакивают от веток деревьев над ним. «Агенты стреляли по всем окнам, потому что Фред все время переходил из комнаты в комнату, — вспоминал Гарри Скотт шестьдесят восемь лет спустя. — Они наверняка думали, что в доме засела вся банда».

Через дорожку от Баркеров стоял дом миссис Уэстберри. Когда началась перестрелка, хозяйка еще спала. Пули легко проникали через стены ее каркасного домика и впивались в переднюю спинку кровати. Охваченная паникой, миссис Уэстберри подкралась к окну и украдкой увидела мужчин в темных костюмах, палящих по дому ее соседа. Она понятия не имела, кто они такие. Эти люди были так близко, что она видела, как из стволов вырывается пламя. Не медля ни секунды, миссис Уэстберри схватила за руку дочь и выпрыгнула с ней из окна. Затем они побежали без оглядки. Агент Ральф Браун увидел, что в пятидесяти ярдах от него убегают в лес какие-то женщины. Он тоже не имел понятия, кто они такие. Из того, что ему было известно, он заключил, что это пытается бежать Мамаша Баркер. «Стой! Федеральные агенты!» — крикнул он. Но миссис Уэстберри и ее дочь не остановились. Браун несколько раз выстрелил поверх их голов. К счастью, они успели скрыться в соседнем доме.

Люди во всем мире, в том числе и Гувер, узнали о перестрелке от репортера Ассошиэйтед Пресс в Окале. Ему позвонили из местного отеля и спросили, что это за стрельба слышится? Журналист, подчиняясь интуиции, в 10 часов 45 минут позвонил в отделение ФБР в Джексонвилле. Начальник отделения Рудольф Алт немедленно передал известие о перестрелке в Вашингтон. Гувер, обеспокоенный тем, что Коннелли может не хватить патронов, приказал Алту немедленно доставить их самолетом.

Тем временем перестрелка продолжалась с перерывами уже не первый час. Это был странный бой: он то останавливался, то снова возобновлялся. Когда агентам казалось, что стреляют из какого-то определенного окна, они направляли огонь туда. Забросить в дом заряды со слезоточивым газом так и не удалось. К половине одиннадцатого выстрелы из дома прекратились совсем. Коннелли смотрел на окна. Нельзя было сказать точно, кончались ли у Баркеров заряды, или бандиты затаились, ожидая, что фэбээровцы пойдут на штурм.

Двое агентов привели к Коннелли сторожа дома — 25-летнего Вилли Вудбери. Когда началась пальба, Вилли с женой спали в домике для гостей. В окна полетели пули, и они спрятались под кроватью. Коннелли, не отводя взгляда от дома, спросил у Вудбери, не может ли он зайти внутрь и посмотреть, что там происходит? Вилли буквально остолбенел от такого вопроса, однако Коннелли уверил его, что Баркеры не станут стрелять в своего сторожа. Если там еще кто-то жив, то Вилли должен попробовать уговорить их выйти и сдаться. Вудбери согласился крайне неохотно.

Он добежал до крыльца и попытался отодвинуть дверь-ширму. Она оказалась закрыта. Вудбери бросился назад, к Коннелли. «Дверь закрыта!» — крикнул он, задыхаясь. Он наглотался газа, и по его лицу текли слезы. Кто-то протянул ему карманный нож. «Беги назад и выбей ногой», — сказал Коннелли.

Вудбери снова побежал к двери. Он вышиб ее. Затем прижал ко рту носовой платок, чтобы спастись от газа, и вошел в дом. Внутри было тихо. В гостиной валялись пивные бутылки. «Эй, матушка, это я, Вилли! — крикнул он. — Они меня к вам послали!» Ответа не последовало. Лестница оказалась заляпана кровью. Вытирая слезы, Вудбери поднялся наверх, на второй этаж. В доме стояла мертвая тишина. Наверху располагались четыре спальни. Он вошел в правую, где жила Мамаша, и огляделся. Там никого не было. Дверь в спальню напротив, где обычно спал Фред, была приоткрыта. Вудбери вошел туда.

Коннелли и его люди стояли и ждали. Минуту-две все молчали. Вдруг из окна спальни показалась голова Вудбери. По его лицу струились слезы. Эту картину агенты будут вспоминать еще долгие годы.

— Они оба здесь, наверху! — крикнул он.

— Что они делают? — спросил Коннелли.

— Они мертвы!

Коннели во главе группы агентов зашел в дом. Мамаша Баркер лежала на полу спальни. Пуля попала ей в лоб. Рядом лежал Фред. Невозможно было определить, как давно они мертвы.

В доме не нашлось никаких признаков того, что здесь жил кто-либо еще. Однако после обыска в руках у фэбээровцев оказалось множество счетов из гостиниц, визитных карточек и чеков из отеля «Эль Коммодоро» в Майами — из той самой гостиницы, в которой Сэм Коули в ноябре отыскал человека, ездившего на машине Карписа. Несколько чеков были выписаны на имя мистера Д. Вагнера. ФБР уже знало, что под этим именем скрывается Карпис. Вывод был однозначным: Карпис в Майами.

Коннелли приказал Ральфу Брауну и еще троим агентам лететь туда первым же самолетом. Они приземлились в Майами в тот же день в 15 часов 30 минут.

Во второй половине дня Гувер дал пресс-конференцию для вашингтонских журналистов. Положение директора ФБР было достаточно сложным. За убийство Фреда Баркера никто, конечно, не стал бы ругать бюро: это был хладнокровный убийца, который стрелял в правительственных агентов из автомата. Другое дело Мамаша. Гуверу предстояло объяснить всей американской прессе, почему его люди убили бабушку, никогда не нарушавшую закон и никогда не привлекавшуюся к ответственности. Не дожидаясь вопросов, Гувер занял наступательную позицию, воспользовавшись тем, что из всех «врагов общества» банда Баркеров — Карписа оставалась наименее известной широкой публике.

Репортеры записывали в блокноты сказанное Гувером: Мамаша Баркер, о которой до сих пор никто не слышал, была «мозгом» преступной организации, ее нашли мертвой с автоматом в руках (это была уже совсем наглая ложь). Чтобы внушить журналистам мысль о том, что пожилая женщина активно участвовала в перестрелке, Гувер нарисовал целую драматическую сцену. По его словам, Эрл Коннелли подошел к дому и попытался вступить в переговоры с Кейт Баркер, но та захлопнула дверь у него перед носом и крикнула сыну: «Давай! Мочи их!» Само собой, ничего подобного не содержится ни в одном из отчетов агентов, участвовавших в перестрелке.

Говорят, что историю пишут победители. В данном случае никто не мог оспорить придуманную Гувером историю, хотя нигде в фэбээровских архивных документах нет никаких доказательств того, что Мамаша Баркер когда-либо выстрелила из пистолета, ограбила банк или совершила нечто более преступное, чем проживание на деньги, добытые нечестным путем ее сыновьями. Однако Гувер объявил ее «вдохновительницей» их преступлений, и репортеры подхватили его слова.

Как бы ни был выразителен образ Мамаши Баркер, нарисованный Гувером, это не заставило публику немедленно создать миф о ней, подобный мифу о Диллинджере. Журналистам понадобилось для этого время. Легенда о криминальном гении Мамаши получила распространение только месяца через полтора, когда за дело взялся крупнейший пресс-синдикат «Кинг фичерз», выдавший целую серию сенсационных очерков о Кейт Баркер. ФБР охотно сотрудничало с журналистами, печатавшими свои материалы под заголовками вроде «Мамаша Баркер: смертоносная женщина-паук» и писавших: «Морщинистые пальцы коварной и хитроумной Мамаши Баркер, как сатанинские паучьи щупальца, дергали за ниточки, на которых были подвешены судьбы головорезов, о чьих подвигах едва ли не еженедельно сообщала пресса».

«Во многих отношениях эти бандиты были самыми хитроумными преступниками из всех, с кем мы сталкивались, — говорил Гувер. — А Мамаша управляла их деятельностью. Она оказалась так хитра, что у нас не было на нее никакого материала, хотя мы много знали о ней. Нам пришлось убить ее, чтобы уличить».

Гувер всегда последовательно держался этой линии. Более того, эта история стала его коньком: он сделал сюжет о «криминальном гении» Мамаши центром своей книги 1938 года «Те, кто в бегах», в которой полным-полно выдуманных драматических сцен с участием членов банды Баркеров. Демонизацию Гувером Мамаши нельзя объяснить только стремлением защититься от обвинений в ее убийстве. Как и Кэтрин Келли, она связана с темами, которые Гувер всячески акцентировал в своих интервью еще в 1920-е годы. Он утверждал, что причинами роста преступности являются не бедность и экономическое неравенство, а упадок семейных ценностей: когда родители не способны научить детей отличать добро от зла. Со временем Мамаша Баркер стала для Гувера символом всего дурного, что только есть в американских семьях. Она переросла саму себя.

Команда из четырех агентов во главе с Ральфом Брауном прибыла в отель «Эль Коммодоро» около пяти вечера в тот же день. Они зарегистрировались, а затем один из агентов, который уже жил здесь два месяца назад, попросил знакомого ему служащего гостиницы Л. Э. Грея подняться к нему в номер. Там фэбээровец показал клерку фотографии членов банды Баркеров. Взволнованный Грей узнал в них частых гостей отеля. Более того, он показал на фото Гарри Кэмпбелла и сказал, что этот человек снимал номер совсем недавно, в ночь с воскресенья на понедельник. Агенты сказали Грею, что любая информация, которая поможет установить местонахождение Кэмпбелла, окажет большую помощь следствию.

В то время, когда фэбээровцы нагрянули в «Эль Коммодоро», у Карписа и Кэмпбелла заканчивался долгий день отдыха, который они провели за ловлей макрели в окрестностях Эверглейд-Сити. Они положили удочки в «форд» Карписа в пять вечера и добрались до Восемьдесят пятой улицы уже в сумерках. Делорес Делани и Вайнона Бёрдетт ждали их в другой машине в квартале от дома. Как только Карпис остановился, Делорес подбежала к нему. Она была вне себя.

— Ты не мог пораньше приехать?! — закричала она.

— Спокойно, — сказал Карпис. — Что случилось?

Делорес сделала несколько глубоких вдохов:

— Фэбээровцы обстреляли дом Фредди и Мамаши. Фредди убит. Мамаша убита.

Карпис был ошеломлен. Он заставил Делорес рассказать все, что она знала. Теперь требовалось соображать быстро. Оплакивать убитых не было времени. Он понимал, что все это значит. Надо немедленно убираться из Майами, но беременность Делорес мешала поехать куда глаза глядят. Им нужны надежное, чистое место и врач. Карпис хотел было отправиться к Джо Адамсу в «Эль Коммодоро», но вовремя спохватился и решил, что это слишком рискованно.

В 23 часа 30 минут посыльный Адамса Дюк Рэндалл, как обычно, находился на работе — сидел в кассе клуба «Бискейн кеннел», где устраивались собачьи бега. Вдруг к нему подошла какая-то молодая брюнетка (это была Вайнона Бёрдетт) и попросила его выйти поговорить на парковку. Там Рэндалл увидел сидящего в машине Карписа. Тот сказал, что сию минуту отправляется на север и ему Нужно надежное место, где можно спрятаться. Рэндалл назвал отель «Дэнмор» в Атлантик-Сити. Карпис записал название на карточке, потом сказал девушкам, что сейчас они останутся с Рэндаллом, а завтра утром сядут на поезд. Карпис и Кэмпбелл решили добраться до Атлантик-Сити на машине, но для Делорес было слишком опасно ехать с ними: агенты ФБР искали их повсюду.

Агенты ФБР действительно съезжались в Майами. К полуночи они установили посты в аэропорту на терминалах «Панамерикэн» и «Истерн эрлайнз» и проверяли все родильные отделения в больницах в поисках Делорес Делани. Но Карпис уже выехал на шоссе Дикси. Огни Майами один за другим исчезали позади.

Атлантик-Сити, Нью-Джерси

19 января, суббота

Вскоре после полуночи Карпис и Кэмпбелл были уже у отеля «Дэн-мор» на Кентукки-авеню, в трех кварталах от местной достопримечательности — деревянного променада. Они ехали целый день, минуя большие города, и смертельно устали. Ночной портье Дэниел Янг заметил, что от них пахнет алкоголем. Янг выдал им ключи от 403-го номера, расположенного как раз напротив 400-го номера, где их ждали Делорес и Вайнона: они приехали на поезде накануне. Войдя в номер, Карпис дал коридорному на чай 25 центов и послал его за пинтой виски.

На следующее утро, в 8 часов 45 минут, Карпис вышел на улицу. Он походил минут пятнадцать мимо деревянного променада, настороженно оглядываясь по сторонам. Потом вернулся в вестибюль гостиницы, дал посыльному 20-долларовую банкноту и попросил купить ему крем для бритья и средство для полоскания рта и горла листерин. Карпис договорился с врачом, что тот посетит Делорес, и в половине двенадцатого доктор Карл Суррэн (который, по иронии судьбы, был официальным хирургом полицейского управления Атлантик-Сити) осмотрел ее в комнате на первом этаже отеля. Делорес могла родить в любой день.

Карпис позвал в свой номер менеджера гостиницы Уильяма Морли, предложил ему виски и расспросил, нет ли неподалеку дома или квартиры, где можно пожить. Морли обещал поискать. Около полудня Карпис в сопровождении коридорного из отеля отправился в магазин мужской одежды Слотероффа на Арктик-авеню и купил там зимнюю одежду: черное пальто с подбитыми ватой плечами и два костюма — один серый однобортный, как носят деловые люди, а другой двубортный оксфордский. Ему надо было изменить свой внешний вид. Пальто Карпис надел сразу, а костюмы попросил занести в гостиницу к пяти часам. Затем он проводил коридорного до кабинета ветеринарного врача и там терпеливо ждал, пока ветеринар объяснял коридорному, по какой причине у того умер пес.

Когда они вышли на улицу, Карпис заметил мужчину и женщину, которых уже видел сегодня. Он решил, что за ним следят. Весь вечер Карпис, Кэмпбелл и их подруги ходили по магазинам, покупая зимнюю одежду, платья и нижнее белье для женщин. Купили еще одно пальто Карпису, причем он заплатил за него, достав купюру из толстой пачки 50-долларовых банкнот. Кэмпбеллу тоже раз показалось, что за ними следят. В конце дня Карпис отогнал машину в автомастерскую, чтобы поменять масло. Они собирались уезжать на следующее утро.

Майами, Флорида

В тот же день

Горничная из дома на Восемьдесят пятой улице была очень удивлена исчезновением супругов Грин. В среду вечером беременная миссис Грин вдруг собрала вещи и умчалась из дома, и с тех пор о ней не было ни слуху ни духу. Горничная прождала их два дня, а потом уехала к родителям. В субботу она вернулась и увидела по-прежнему пустой дом. Не зная, что делать, она позвонила хозяйке дома Грейс Томас. Миссис Томас сказала, что, по ее мнению, Грины не вернутся. Она сразу заподозрила, что их исчезновение как-то связано с перестрелкой на озере Вир. Хозяйка позвонила в полицейское управление Майами.

В субботу вечером двое полицейских приехали поговорить с миссис Томас. Они допросили сначала ее, а потом горничную. Описание четы Грин совпадало с приметами Элвина Карписа и Делорес Делани. В доме на Восемьдесят пятой улице сыщики обнаружили десятки разных бумаг, оставленных жильцами. Среди них было и описание черного двухдверного «бьюика», который Грины приобрели в компании «Ангэр бьюик». Полицейские передали информацию в отделение ФБР в Майами.

Вскоре после полуночи это известие получил и Эрл Коннелли. Он все еще оставался в Окале, завершая кое-какую мелкую работу. Связавшись с Вашингтоном, Коннелли попросил передать описание машины всем полицейским департаментам на Восточном побережье.

Атлантик-Сити

20 января, воскресенье

В половине третьего ночи телетайп полицейского управления Атлантик-Сити принял срочное сообщение:

Полиции Флориды требуется информация об опасном преступнике. Ищите белого мужчину: рост пять футов десять дюймов, загорелый, волосы черные, глаза черные, худощавого телосложения. Его сопровождает женщина на последнем месяце беременности. Машина «бьюик»-седан D5306 1935-го года… Вооружен автоматом 45-го калибра и винтовкой. Крайне опасен. Будьте осторожны при задержании.

В 3 часа 25 минут полицейский Элиас Сааб обходил центр города в районе деревянного променада. Он позвонил по телефону-автомату в управление, и его известили о тревоге. Сааб отправился в гараж на Кентукки-авеню и стал осматривать машины, сверяясь с номером, который ему продиктовали из управления. Он с изумлением обнаружил, что в гараже стоит «бьюик» с тем самым номером. Полисмен позвонил своему капитану, и тот отправил в гараж троих сыщиков. Сторож гаража сообщил, что машина принадлежит человеку, который остановился в отеле «Дэнмор».

Сыщики пересекли улицу, вошли в гостиницу и разбудили менеджера Уильяма Морли. Тот начал темнить, уклоняясь от прямых ответов. Полицейские не объяснили, почему хотят допросить нового постояльца, и Морли, как он сам впоследствии говорил, решил, что все дело в беременной девчонке, у которой на пальце не было обручального кольца. Ему вовсе не хотелось поднимать в отеле шумиху по такому пустяковому поводу. Однако полицейские не отставали.

Один из них взял коридорного и отправился с ним в управление, а двое других остались допрашивать Морли.

На рассвете проснулась жена Морли Элизабет — дама, о которой в отчете ФБР сухо говорится, что она, «похоже, не наделена большим интеллектом». Она спустилась вниз и, увидев происходящее, отозвала мужа в сторонку и сказала, что попробует замять дело. Ни слова не говоря сыщикам, она отправилась на четвертый этаж и тихо постучала в номер 403-й. Карпис открыл дверь, он был в одном нижнем белье. Элизабет попросила его зайти в соседний пустой номер 404-й. Там она шепотом сообщила ему, что внизу сидят полицейские, которые ищут мужчину из Флориды, соблазнившего несовершеннолетнюю. Если он виноват, сказала миссис Морли, то лучше всего сдаться добровольно. У Карписа все оборвалось внутри, он потерялся и хотел было даже спрятаться под кровать, но миссис Морли этого не позволила. Карпис распахнул шкаф, увидел там какой-то костюм и попытался его надеть, но миссис Морли этого тоже не позволяла и толкала его к двери, которая осталась полуоткрытой.

В этот момент дверь распахнулась и вошел полицейский. Карпис, застигнутый врасплох, позволил вывести себя в коридор. «Отлично, а теперь подними руки!» — приказал полицейский. Карпис увидел еще двоих копов, стоявших у закрытой двери номера 403-го, где спал Кэмпбелл. Полицейский взял Карписа на мушку и спросил, как его зовут. Карпис, дрожа от холода, пробормотал что-то невнятное. Ему нужно было выиграть хотя бы несколько секунд, чтобы собраться с мыслями. «Что все это значит? — спросил он нарочито громко, рассчитывая, что Кэмпбелл услышит. — Уберите пушки, я ничего плохого не сделал».

Миссис Морли специально не стала говорить полисменам, что Карпис был одним из тех, кого они искали. Вместо этого она встала между ним и копами: она хотела попробовать убедить «мужчин из 403-го номера» сдаться без сопротивления. Она подошла к двери и постучала. Ответа не последовало. Один из полицейских достал ключ и принялся возиться с замком. «Выходите! — приказал он громко. — Выходите с поднятыми руками!»

Ответа снова не было. Здесь Карпис понял, что надо делать. Он предложил свою помощь полиции. «Мы с парнем из этого номера вчера выпили как следует, — сказал он. — Так он теперь, наверное, похмельем мается. А вы не потому приехали, что мы сильно шумели вчера?» Полицейские ничего не ответили. «Слушайте, давайте я туда войду и вызову этого парня, — продолжал Карпис. — Он, наверное, все еще лыка не вяжет. Он даже не понимает, что вы, ребята, полицейские. Я его вам вытащу».

Карпис подошел к двери. Дверь сразу отворилась, он нырнул внутрь и захлопнул ее за собой. Полицейские стали стучать и пинать дверь ногами, требуя, чтобы все, кто находится внутри, сдавались. Миссис Морли принялась отталкивать полицейских: «Я не потерплю, чтобы тут ломали двери». Она достала из кармана ключ, отпиравший все номера, и сунула его в щель замка.

В этот момент дверь распахнулась изнутри и Кэмпбелл открыл огонь из кольта 45-го калибра. Первая пуля выбила ключи из рук миссис Морли, связка со звоном упала на пол. Элизабет Морли кинулась прочь, за ней последовали и полицейские. Пули продолжали лететь из дверного проема. Одна из них пробила дверь номера 400-го, находившегося напротив, и ранила в ногу Делорес Делани. Та завизжала. Полицейские потом утверждали, что они выпустили по бандитам все обоймы, но это неправда: впоследствии на месте происшествия была найдена только одна пуля из полицейского револьвера. Копы просто сбежали, спасая свои жизни.

Карпис схватил простыню, быстро перевязал ногу Делорес и, подталкивая всех вперед, двинулся к черной лестнице, которая выходила в переулок. Делорес изо всех сил старалась держаться. Внизу Карпис велел Делорес и Вайноне подождать, пока они с Кэмпбеллом подгонят машину. Босые, дрожащие от холода, они остались ждать.

Карпис и Кэмпбелл добежали до того угла здания гостиницы, который был ближе к гаражу. Здесь они выглянули на улицу и увидели, что полицейские толкутся у главного входа. Как только бандиты ступили на тротуар, направляясь к гаражу, их заметил сторож. «Эй! Вот они! Они здесь!» — крикнул он.

Карпис и Кэмпбелл ринулись через улицу в гараж. Кэмпбелл задержался у входа и открыл огонь по полицейским. Те рассыпались по улице. Карпис тщетно отыскивал свой «бьюик» — его нигде не было. Тогда он сел в горохового цвета «понтиак», в котором оказались ключи зажигания, и завел мотор, Кэмпбелл вскочил на заднее сиденье. Они вылетели на Кентукки-авеню и свернули направо в поисках въезда в тот переулок, где остались их женщины.

Карпис злился. Глупо и неосторожно было мотаться по городу, не зная расположения улиц. Первая же, на которую он свернул, оказалась тупиком — она заканчивалась у деревянного променада. Он обернулся и увидел, что полицейские подбегают к углу этой улицы. Бандиты оказались в ловушке. Карпис резко развернулся на сто восемьдесят градусов и направил машину прямо на копов. «Прорвемся! — крикнул он Кэмпбеллу. — Готовь пушку!» Но в этот момент Карпис увидел справа узкую улицу, выводящую из тупика. Полиция открыла огонь, но он выкрутил руль вправо, и машина со скрежетом влетела туда. «Понтиак» еле прошел в узкое пространство между домами. Справа открылся выход из переулка, но он оказался загорожен почтовым фургоном. Позади них раздавались выстрелы. Карпис увидел другой выход, свернул и попал на какую-то улицу.

Он еще несколько раз сворачивал наугад, пока, к своему удивлению, не обнаружил, что случайно попал в тот самый переулок, где они оставили женщин. Однако ни Делорес, ни Вайноны там уже не было. «Наверное, их копы замели», — сказал Кэмпбелл. На самом деле девушки, замерзшие и перепуганные, решили вернуться в свой номер. Делорес упала на кровать, а Вайнона вызвала врача.

«Если мы дальше будем здесь болтаться, нас прикончат», — сказал Кэмпбелл. У Карписа разрывалось сердце. Но, видимо, это была не слишком сильная боль: он вдавил педаль газа, и «понтиак» рванул вперед.

Карпис больше никогда в жизни не видел Делорес Делани.

 

XIX

ПА-ДЕ-ДЕ

Январь 1935 —…

Карпис вел «понтиак» по направлению к дамбе Атлантик-Сити, ожидая встретить там засаду. Вместо нее он увидел только припаркованную на обочине машину с полицейскими. Когда бандиты приблизились, Кэмпбелл навел на копов автомат. Однако полицейские или не заметили их, или оробели — во всяком случае, пропустили. Перебравшись через дамбу, Карпис свернул на проселочную дорогу, потом некоторое время ехал по железнодорожному полотну, пока не нашел поляну, где можно было передохнуть. Голодные и дрожащие, они сидели там до самой темноты.

Ночью пошел дождь. Бандиты выбрались на шоссе. Постов не было видно, и они поехали на восток, не останавливаясь, пока не добрались до бензоколонки в Камдене. Карпису показалось, что служитель узнал его, но тот ничего не сказал и только сунул им карту дорог. Дождь перешел в мокрый снег. Бандиты пересекли границу Пенсильвании и здесь стали присматривать новую машину.

Миновав Квакерстон, Карпис заметил «плимут» и просигналил, чтобы водитель остановился. За рулем машины был 31-летний психиатр из Филадельфии Хорас Хансикер. Он послушался и затормозил у обочины. Карпис вышел из машины, продемонстрировал доктору свой автомат и сел к нему на заднее сиденье. Кэмпбелл занял место рядом с водителем и велел Хансикеру ехать вперед. Снег валил уже хлопьями. Перепуганный доктор Хансикер вел «плимут» на запад через Пенсильванию. Они ехали всю ночь и весь следующий день, в основном по скользким проселочным дорогам, и останавливались только затем, чтобы залить бензин. Хансикер был так напугай, что даже не пытался бежать на бензоколонках. Карпис и Кэмпбелл почти ничего не говорили, только отпускали замечания о состоянии дорог. Машина въехала в Огайо по проселочной дороге и в половине десятого вечера остановилась в городке Гилфорд-Центр, неподалеку от Акрона. Здесь Хансикера отвели на заброшенную ферму и привязали к батарее с помощью пижамы. Когда бандиты уехали, Хансикер двадцать минут развязывал узлы и потом, освободившись, пошел к соседней ферме. Через час полиция объявила тревогу и передала всем постам номер угнанной машины.

Беглецы ехали дальше на запад. Они миновали Толедо и затем повернули на север, в Мичиган. Не доезжая до Детройта, они остановились на бензозаправке в городе Монро, и Карпис позвонил в свое старое убежище — толедский «Казино-клуб». Он поговорил с приятелем по имени Кули Монро. Тот подъехал около половины третьего ночи. Карпис и Кэмпбелл, подняв воротники и низко надвинув шляпы, побросали все оружие на заднее сиденье новой машины. Старую бросили, не выключив фары и двигатель: пусть полиция думает, что они направляются в Канаду. Бандиты приехали в «Казино-клуб», но хозяин заведения Берт Энгус отказался их принять: он не хотел из-за них подставляться. В конце концов Карпис отыскал своего старого покровителя Джо Роско, и тот устроил им убежище почти в центре города, в борделе Эдит Бэрри.

ФБР наступало им на пятки. Полиция нашла брошенную машину утром, в 5 часов 30 минут, и через четыре часа выяснила, кто ее угнал. Но еще до того, как была найдена машина, агенты догадались, что Карпис держит путь в свои старые места — в Кливленд и Толедо. «Летающая группа» ФБР была в этот момент рассредоточена между Чикаго и Флоридой, и Коннелли мог направить по следу только двух человек. Кливлендское и Детройтское отделения бюро тоже не располагали людьми для поисков Карписа и поэтому смогли только установить наблюдение и прослушивать телефонные разговоры в «Гарвард-клубе» в Кливленде, в «Казино-клубе» в Толедо, а также в доме Джо Роско. Через несколько дней информатор подтвердил, что Карпис вернулся в Толедо.

Начальник отделения ФБР в Детройте Уильям Ларсон запросил подкрепление. Гувер потребовал четких доказательств того, что Карпис находится в этом регионе. У Ларсона оказались довольно сырые сведения, ничего конкретного, но все же в ночь на 1 февраля в город прибыл Коннелли, чтобы возглавить захват дома Берта Энгуса. Однако никаких следов Карписа там не оказалось. Тон служебных записок, написанных в последующие дни, показывает, что оптимизм Гувера относительно поимки Карписа понемногу сходил на нет. В конце концов, это был последний серьезный преступник из числа тех, с кем велась Война, который еще оставался на свободе. Один раз он уже попался полиции в Атлантик-Сити, и его задержание представлялось Гуверу только вопросом времени.

Карпис тем временем был надежно спрятан в верхних комнатах борделя Эдит Бэрри. Он избежал сетей ФБР, но при этом понял, что мир вокруг него неузнаваемо изменился.

Убийство Фреда и Мамаши Баркер означало конец активной фазы Войны с преступностью и потому давало стране возможность оценить проведенную ФБР работу. После всего, что сделало бюро, можно было ожидать, что «людей правительства» провозгласят национальными героями. Однако этого не произошло, по крайней мере тогда. Вся слава в ту зиму досталась одному человеку — Мэлвину Пёрвису. Но о его шатком положении в бюро широкая публика не знала. Опрос, проведенный одним из журналов, показал, что в это время Пёрвис занимал седьмое место среди самых уважаемых людей в стране.

Скорее всего, это злило Гувера, но возможности изменить такое положение вещей у него пока не было. Историки всегда высоко оценивали работу хваленых фэбээровских специалистов по связям с общественностью, которые в середине 1930-х годов способствовали появлению массы комиксов, газетных статей и книг, но зимой 1935 года эта работа еще только начиналась. Во время Войны с преступностью Гувер на удивление мало уделял внимания пропаганде. Решение заняться популяризацией ФБР на самом деле принял не Гувер, а Гомер Каммингс. В августе 1933 года Каммингс, пытаясь довести до сведения публики информацию о предпринятых усилиях по борьбе с преступностью, встретился с вашингтонским колумнистом Дрю Пирсоном и спросил у него совета, как лучше всего поступить. Пирсон и его коллеги предложили разрекламировать именно ФБР, и Каммингс нанял для этого бруклинского газетчика Генри Сайдема. Сайдем, в свою очередь, привлек Кортни Купера, журналиста с ярким стилем, мастера криминального жанра. С конца 1933 года Купер опубликовал в журнале «Америкэн мэгазин» серию из шестнадцати статей, в которых Гувер предстал центральной фигурой Войны с преступностью. В одной из этих статей о директоре ФБР говорилось как о «великом мастере сыска, который не подходит под привычный нам образ сыщика». Гуверу статьи Купера настолько понравились, что он стал писать вместе с этим журналистом книгу. Куперу выделили собственный стол в центральном офисе ФБР и предоставили возможность беседовать с любыми агентами и читать любые написанные ими документы.

И все-таки легенду о «людях правительства» создал не Гувер и даже не Кортни Купер. Ее создал Голливуд. Уже через несколько дней после убийства Баркеров до Гувера дошли слухи, что на студии «Уорнер бразерс» пишется сценарий под названием «Люди правительства». В анонсах эту картину рекламировали как «первую великую историю людей, которые вели войну Америки с преступностью». И Гуверу, и Каммингсу эта идея не особенно понравилась. Каммингс даже публично опроверг заявление студии, что фильм отражает официальную точку зрения на Войну с преступностью. В ФБР обсуждали, стоит ли соглашаться, чтобы их называли «людьми правительства», но в конце концов согласились.

Книга Кортни Купера о Войне с преступностью «Десять тысяч врагов общества» уже готовилась к публикации, когда в апреле 1935 года в сопровождении массированной рекламной кампании вышел фильм «Люди правительства». В главной роли молодого агента ФБР снялся Джимми Кэгни. Его герой сражался с бандой злодеев-похитителей, чьи образы были срисованы с Диллинджера, Флойда и Нельсона. Фильм имел триумфальный успех. Всего за несколько дней он сделал то, чего не смогли сделать действительные события: превратил Гувера в общенациональный символ — в главу тех сил, которые борются с преступностью. Фильм стал настолько популярен, что до конца года вслед за ним появилось еще семь лент о деятельности ФБР: начиная с «Героя общества № 1» и до «Стреляйте в них!». Все сомнения Гувера по поводу того, стоило ли отдавать на откуп Голливуду работу по созданию своего имиджа, отпали.

Он постоянно давал интервью и даже позировал для фотокорреспондентов вместе с Пэтом О'Брайеном, игравшим одну из главных ролей в фильме «Жена врага общества». В офисы бюро шли потоки писем от восторженных поклонников. Нежданно-негаданно Гувер и ФБР стали олицетворением правосудия и сильной власти.

Книга «Десять тысяч врагов общества» появилась на гребне этой волны и сразу попала в список бестселлеров. В ней гуверовская версия Войны с преступностью была представлена в виде целостного рассказа, а славные ребята из ФБР оказались полными антиподами бандитов, с которыми они боролись. За всей этой шумихой совершенно забыли о непосредственном начальнике Гувера — Гомере Каммингсе, который и инициировал Войну. Историк Ричард Пауэрс заметил, что «после 1935 года министр юстиции перестал в глазах публики ассоциироваться с федеральными правоохранительными органами. Голливуд сделал то, на что никогда не осмелился бы сам Гувер и чему не мог помешать Каммингс: превратил главного „человека правительства“ в звезду, а его непосредственного руководителя — в ничтожество, которому нет места на экране».

Однако Каммингс, по крайней мере, сохранил свое рабочее место, чем не мог похвастаться Мэлвин Пёрвис. Начальник Чикагского отделения ушел в отставку в июне того же года, не выдержав притеснений со стороны Гувера и его помощников. Прославленный национальный герой написал книгу «Американский агент», которая была опубликована в 1936 году. В этом популярном изложении истории ФБР и Войны с преступностью сознательно ни разу не упоминаются ни Гувер, ни Коули. В ответ Гувер объявил Пёрвиса персоной нон-грата и принялся собирать компрометирующие его слухи. Со временем личное дело Пёрвиса в архиве ФБР по объему стало похоже на дела тех преступников, на которых он охотился.

Повышение значимости бюро на волне борьбы с «врагами общества» было в целом с одобрением встречено прессой. Протестовала только горстка либеральных печатных органов. В ноябре 1934 года журнал «Харперс» в статье под названием «Американская общенациональная полиция: опасности сдерживания преступности силами федералов» задавался вопросом: «Сколько людей сейчас знают о существовании общенациональных полицейских сил? И если знают, то насколько они понимают, что это означает?» Затем журнал цитировал документ, в котором конгресс наделял новые правоохранительные органы широкими полномочиями (этот документ был принят на пике диллинджеровской истерии), и добавлял: «Как бы яростно ни поддерживала все это пропаганда, следует признать: никогда еще не принимался менее необходимый и более опасный закон». «Харперс» беспокоила возможность злоупотреблений. Однако еще долгие десятилетия эту озабоченность не будет разделять никто из тех, к чьим голосам общество могло прислушаться.

Поиски Элвина Карписа той зимой шли медленно, потому что бюро не хватало кадров. Агенты из «Летающей группы» с утра до ночи готовили доказательства для суда над Доком Баркером и прочими членами банды. Другие сотрудники готовились к суду над Джонни Чейзом, которого арестовали на севере Калифорнии через месяц после смерти Малыша Нельсона, а также над Луисом Пикеттом и теми, кто укрывал Нельсона в Рино. Для того чтобы выследить остававшихся на свободе членов банды Баркеров, нужны были люди.

Но, несмотря на это, новости поступали одна за другой. 6 февраля 1935 года (через две недели после побега Карписа из Атлантик-Сити) в Сент-Луисе был арестован Волни Дэвис. Его посадили в самолет, следовавший чартерным рейсом в Чикаго. В Йорктауне (Иллинойс) самолет совершил посадку, чтобы заправиться горючим, и двое агентов, сопровождавшие Дэвиса, отправились в бар пить пиво и взяли с собой арестованного. Когда один из агентов отлучился, чтобы позвонить по телефону, Дэвис ударил второго фэбээровца пивной кружкой по голове, выпрыгнул в окно и сбежал. В тот же день в Канзасе после перестрелки были арестованы подруга Дэвиса Эдна Мюррей и еще один член баркеровской банды. Самого Дэвиса повторно задержали только 1 июня в Чикаго.

Следующим оказался Гарри Сойер. Организатора похищений Хэмма и Бремера ФБР искало в Нью-Йорке. Фотография Сойера была помещена в еврейских газетах: фэбээровцы надеялись, что кто-нибудь из «этой нации» его выдаст (так было сказано в служебной записке). В конце концов Сойера арестовал патрульный полицейский на мотоцикле, причем не в Нью-Йорке, а в штате Миссисипи, в городке Пэсс-Крисчен на берегу Мексиканского залива. Патрульный заметил машину бандита, когда тот ехал по дамбе. Оказалось, что Сойер держал бар в бедном квартале этого городка. Его жену арестовали в кемпинге неподалеку. Сойер сдался без сопротивления и был препровожден в Сент-Пол для предъявления обвинений. Наконец три месяца спустя ФБР выследило последнего из членов баркеровской банды — Билла Уивера, который скрывался на ферме в северной части Флориды. Уивера арестовали, когда он кормил кур у себя во дворе.

Бандитов, оставшихся в живых, в течение всего 1935 года выводили на судебные процессы. В январе в Канзас-Сити судили устроителей бойни — Дэфи Фармера с компанией. Все они были признаны виновными, но приговоры оказались сравнительно мягкими. В том же месяце в Далласе предстали перед судом двадцать три человека, обвинявшиеся в укрывательстве Бонни и Клайда. Среди них были и члены семейств Бэрроу и Паркер. Всех, кроме одного, признали виновными и приговорили к различным срокам тюремного заключения. Три месяца спустя были казнены партнеры Клайда — Раймонд Гамильтон и Джо Палмер. В марте Делорес Делани и Вайнона Бёрдетт получили по пять лет тюрьмы за укрывательство Элвина Карписа и Гарри Кэмпбелла.

В марте в Чикаго начались суды по делу Диллинджера. Джонни Чейз получил пожизненный срок за убийство Сэма Коули и Эда Холлиса. Хелен Джиллис осудили на один год за укрывательство мужа. По той же статье два года тюрьмы получил Луис Пикетт. Его помощника Арта О'Лири осудили на год условно. Отдельный процесс над укрывателями Нельсона состоялся в Сан-Франциско. Там всем подсудимым, в том числе автомеханику Фрэнку Кочрэну, дали небольшие сроки. Перед судом Сент-Пола предстали похитители Хэмма и Бремера. Док Баркер, Гарри Сойер, Волни Дэвис и Билл Уивер получили пожизненные сроки. Отбывать наказание их отправили в новую федеральную «сверхтюрьму» на острове Алкатрас в заливе Сан-Франциско.

В июне судили закадычного приятеля Красавчика Флойда Адама Ричетти, обвинявшегося в участии в бойне в Канзас-Сити. Как показывают архивные документы ФБР, это был чистой воды фарс. Все выжившие агенты — Фрэнк Смит, Рид Веттерли и Джо Лэки — дали в суде показания, что узнают Флойда и Верна Миллера в качестве нападавших, хотя ранее все они неоднократно говорили своим начальникам, что никого из бандитов опознать не могут. Лэки сделал еще один шаг вперед: опознал Ричетти. Защита проявила себя бесталанной. Ричетти был признан виновным и приговорен к смертной казни. 7 октября 1938 года в Джефферсон-Сити (Миссури) его казнили в газовой камере.

Так кто же были люди, стрелявшие вместе с Верном Миллером тем утром на вокзале? Историки спорят об этом уже семьдесят лет. Многие из них, включая биографа Флойда Майкла Уоллиса, приходят к выводу, что Флойд не участвовал в преступлении.

Он почти наверняка участвовал. Проведенное мной исследование показывает, что три человека беседовали о бойне в Канзас-Сити с Флойдом и Миллером, до того как этих бандитов убили. Двое из трех свидетелей дали подробные и почти идентичные показания следователям ФБР — показания, которые бюро умышленно не представило на суде над Ричетти. Нет их и в архивных документах ФБР по этому делу: они положены в дела банды Баркеров. Это показания Волни Дэвиса и его подруги Эдны Мюррей: они говорили с Миллером через два дня после преступления в Канзас-Сити, когда он посетил их чикагскую квартиру. По словам Дэвиса и Мюррей, у которых не было никакого резона клеветать на Флойда, Миллер сказал, что его партнером был именно Флойд, а Ричетти с ними на вокзале не оказалось по самой простой причине: Ричетти с утра страдал тяжелым похмельем.

Нам известен только рассказ Флойда о происшедшем на вокзале «Юнион-стейшн» — и этот рассказ почти идентичен тому, что говорил Миллер. Источником наших сведений является не кто иной, как Элвин Карпис: он разговаривал о бойне с Флойдом, когда тот посетил его в Кливленде летом 1934 года. В неопубликованном интервью, которое Карпис дал своему биографу Биллу Тренту в 1970 году, он утверждает, что Флойд признал участие в бойне, но не сказал, был ли с ним при этом Ричетти.

Закончилась целая эпоха. Прежний бандитизм в Америке уже был невозможен хотя бы потому, что ФБР могло появиться где угодно. Кроме того, судебные процессы по обвинению в укрывательстве преступников сделали именно то, чего хотел Гувер: места, где налетчики находили убежища, постепенно исчезали. Сент-Пол перестал быть центром преступности. «Зеленый фонарь» закрылся. Чикагский преступный синдикат не хотел иметь ничего общего с налетчиками, потому что связи с ними навлекали опасность на самих мафиози. Луиса Черноцки уже не было в живых: он умер от инфаркта в сентябре 1934 года. Бандиты больше не могли найти приюта в Майами, Рино и Кливленде.

Никто не чувствовал ветер перемен так остро, как Элвин Карпис. Шагая из угла в угол в комнате толедского борделя, он пытался понять, как ему жить в этом новом мире. Он задумывался о новых ограблениях банков, но тут же говорил себе, что ему не найти партнеров. Никого из прежних грабителей не осталось. Ему было одиноко, ему сильно недоставало Фредди. Карпис проводил время за чтением газет и журналов: «Ридерз дайджест», «Тайм», «Филд энд стрим», «Сатердей ивнинг пост». Он прочитал о том, что Делорес родила сына в больнице в Филадельфии. Значит, теперь он стал отцом мальчика по имени Раймонд. Как писали в газетах, ребенка взяли к себе родители Делорес, а ее саму отправили отбывать пятилетний срок в тюрьму Милана (Мичиган). Там она оказалась в соседней камере с Кэтрин Келли.

Через несколько недель Карпис зашевелился. Толедская полиция все еще время от времени устраивала облавы в городе. Приятель Карписа по «Гарвард-клубу» Фредди Хантер — худой заика, любитель игры в очко — отыскал для него новое убежище. Карпис переехал в Янгстаун, в дом рабочего прокатного цеха по имени Клейтон Холл. Дом у работяги был такой маленький, что Карпису приходилось спать в одной комнате с хозяйским сыном-подростком. Деньги заканчивались, и тут Хантер предложил работу: ограбить инкассаторов, которые привозили зарплату рабочим янгстаунского завода по производству трубной стали в Уоррене. Сам Хантер на это дело пойти не мог: Уоррен был его родным городом, и он боялся, что его узнают.

Карпис съездил на разведку и понял: для грабежа, кроме него самого, нужны еще два человека. Если на дело пойдет Гарри Кэмпбелл, который по-прежнему оставался в Толедо, то надо найти только одного. Карпис и Кэмпбелл отправились в Талсу, чтобы подыскать партнера, но с ними опасались связываться. Карпис вернулся в Огайо и, не найдя никого лучше, подбил участвовать в ограблении наркомана Джо Рича, который сожительствовал с хозяйкой борделя в Кантоне. Карпис шутил, что в тот момент был готов взять в дело хоть его мадам.

Во второй половине дня 24 апреля 1935 года Карпис подъехал к железнодорожному вокзалу в Уоррене. Почтовый фургон уже был там и ждал прибытия поезда. Кэмпбелл и Джон Рич вышли из машины в длинных пальто, со спрятанными под ними автоматами. Карпис огляделся и подумал, что на пустой платформе они выглядят слишком подозрительно. По всей видимости, то же думал и начальник вокзала, который пристально их разглядывал. Кэмпбелл вернулся к машине, обеспокоенный.

— Слушай, ты понимаешь, что нам придется убить тут кучу народа, чтобы взять деньги? — спросил он Карписа.

Садясь в машину, тот вздохнул и ответил, что все будет в порядке. В этот момент перед самой машиной пробежал кот.

— Черный кот! — сказал Кэмпбелл.

— Да брось ты! — успокоил его Карпис. — У него грудка белая.

— А я тебе говорю, что кот был черный как уголь, — не согласился Кэмпбелл.

Карпис снова вздохнул: они собирались на свой первый грабеж за последний год, а спорили о черных котах. Раздался свисток: это подходил поезд. Бандиты проследили за тем, как курьеры переложили мешки с деньгами в почтовый фургон. Когда фургон тронулся с места, Карпис обогнал его. Он ехал перед фургоном несколько кварталов, пока тот не остановился у железнодорожного переезда. Тогда Кэмпбелл и Джо Рич выпрыгнули из машины с автоматами в руках. Шофер фургона, едва взглянув на них, тут же кинул пистолет на дорогу. Кэмпбелл и Рич сели в кабину, взяв водителя в заложники. Следуя за Карписом, они добрались до окраин Уоррена и заехали в гараж, который сняли незадолго до того. Их никто не преследовал, уйти удалось «чистыми». В фургоне оказалось именно то, что Карпис ожидал найти: джутовый мешок, набитый деньгами. Бандиты посчитали добычу на полу гаража, и получилось около 72 тысяч долларов. Джо Рич пришел в такой восторг, что тут же достал шприц, нацедил воды из радиатора, разболтал свой морфин и укололся. Через минуту он уже предлагал Карпису ограбить отделение Федеральной резервной системы в Кливленде. Бандиты без приключений добрались до Толедо, но и тут фортуна не покинула Карписа: на следующий день по подозрению в совершении этого ограбления арестовали двух местных гангстеров.

Теперь у Карписа и Кэмпбелла было полно денег. Целый месяц они валяли дурака в Толедо, выдавая себя за владельцев игорного бизнеса. Кэмпбелл, который обычно сначала действовал, а потом думал, как-то заплатил 10 долларов за ночь 18-летней проститутке, а через два дня сделал ей предложение. Через месяц они поженились и стали жить в трейлере на заднем дворе дома тещи. Карпису же на месте не сиделось. Когда Кэмпбелл погряз в семейном счастье, он отправился путешествовать с Фредди Хантером. Они проехали через штат Нью-Йорк в Новую Англию и остановились в кемпинге далеко на севере — в штате Мэн. В Саратога-Спрингсе Карпису показалось, что его узнал некий человек на улице, и он был прав: известие о том, что в городе видели Карписа, появилось на следующий день в местных газетах. Однако к тому времени Карпис был уже в Огайо. Бандиты поехали дальше, миновали Сент-Луис и Талсу, но нигде не нашли старых друзей, которые были бы рады их видеть.

В июне они оказались в Хот-Спрингсе. Хантер хорошо знал этот курорт, потому что в 1929 году лечился здесь от гонореи. Карпису нравилась здешняя атмосфера — и не случайно. Какие бы изменения ни происходили в других городах, Хот-Спрингсом продолжали управлять все те же люди, что и в 1933 году. Через полгода после визита Карписа город будет принимать еще одного уголовного авторитета, прибывшего на отдых, — Чарльза Лучано по прозвищу Счастливчик. Именно здесь знаменитый мафиози будет искать убежища от экстрадиции в Нью-Йорк, где его дела расследовал Томас Дьюи. Был какой-то высший смысл в том, что Карпис, последний из остававшихся на свободе «врагов общества», оказался в городе, где Война с преступностью когда-то и начиналась. Табачный магазин «Уайт фронт», в котором арестовали Фрэнка Нэша, никуда не делся, как и два казино — «Бельведер» и «Саутерн-клаб». Даже Дик Галатас находился в городе: он сидел в местной тюрьме, ожидая приговора за участие в бойне в Канзас-Сити. Коррумпированный офицер полиции Голландец Экерс, получивший 500 долларов за выдачу Нэша, по-прежнему занимал свое место. Почти каждый вечер его можно было увидеть в «Хэттери» — самом новом городском борделе, стоявшем рядом с башней отеля «Арлингтон», где раньше останавливался Аль Капоне.

Экерс пользовался особым расположением хозяйки «Хэттери» — 32-летней пухленькой дамочки с глазами акулы, по имени Грейс Голдстейн. Ее настоящее имя было Джуэл Лаверн Грейсон, и ее родители в Техасе думали, что она содержит шляпный магазин. Голдстейн недаром ублажала копов: они заправляли всем в городе. Но когда здесь появился Карпис, мадам, по ее словам, «из кожи вон лезла», чтобы ему понравиться. Видным мужчиной Карписа назвать было нельзя, но пачка банкнот в кармане в эпоху Депрессии делала любого мужчину мечтой шлюхи. Тем временем Фредди Хантер закрутил роман с одной из проституток в том же борделе, которую звали Конни Моррис. Это была совсем юная девчонка из Оклахомы, сбежавшая от родителей.

В июле Карпис и Хантер снова отправились в путешествие. Они миновали Техас и по берегу Мексиканского залива добрались до Флориды. Вернувшись в Хот-Спрингс в августе, бандиты неподалеку от города сняли коттеджи на озере Гамильтон. Они назвались владельцами игорного бизнеса Фредом Паркером (Хантер) и Эдом Кингом (Карпис). На озере они прекрасно отдохнули: купались и занимались рыбной ловлей. Карпис, в брюках цвета хаки и белой футболке, часами просиживал на берегу, поджидая, пока клюнет окунь. Вечера проводили в «Хэттери» или ходили в ресторан со своими подружками. В сентябре к ним присоединился Гарри Кэмпбелл, которому надоело жить на заднем дворе у тещи. Вкоре он уже крутил любовь с одной из подопечных Голдстейн. Вслед за Кэмпбеллом прибыл старый знакомец Карписа еще по Оклахоме — Сэм Кокер, условно-досрочно освобожденный из тюрьмы Макалистера. В середине сентября Хантер поехал в Нью-Йорк, где присутствовал на боксерском поединке за звание чемпиона в тяжелом весе между Джо Луисом и Максом Бэром.

На этом матче в числе девяноста тысяч зрителей был и Джон Эдгар Гувер. Совпадение знаменательное: пока Гувер выслушивал комплименты и посещал спортивные состязания, поиски Карписа почти совсем прекратились. Подтвержденных сведений о его появлении в каком-либо месте не поступало уже восемь месяцев — с тех самых пор, как он исчез из Толедо. Правда, офис ФБР в Оклахома-Сити время от времени разыскивал его в окрестностях Талсы, но серьезно этим никто не занимался. В августе, после судов над Доком Баркером и Ричетти, Эрл Коннелли обратил на это внимание помощника Гувера, и Эд Тэмм писал шефу 1 августа: «Мистер Коннелли, как и я, полагает, что отсутствие серьезных усилий по наблюдению за знакомыми членов банды Карписа в течение последних двух месяцев привело к тому, что эти люди позволили себе совершенно „расслабиться“». Коннелли поручил четырем членам «Летающей группы» заняться исключительно делом Карписа, оставив все прочие, и сконцентрироваться на его поиске в Толедо и Чикаго. Услышав, что Карписа видели в борделе Эдит Бэрри, агенты сняли напротив этого заведения квартиру для наблюдения и установили подслушивающие устройства на телефоны.

Тем временем Карпис снова собрался на дело. В начале сентября вместе со своей бандой, в которой было уже три человека, он уехал с озера Гамильтон. Два дня бандиты развлекались в «Хэттери», а затем покинули Хот-Спрингс и отправились на север. Сразу после их отъезда Голландец Экерс созвал репортеров и объявил, что обнаружил на озере Гамильтон следы пребывания Карписа. Затем он позвонил в отделение ФБР в Литл-Роке и сообщил номера машин бандитов, а также имена, которыми те себя называли. Новость попала в газеты по всей стране. Это был хитроумный поступок: Экерс не только отводил от себя подозрения, но и получал почти полную гарантию того, что Карпис больше не вернется в Хот-Спрингс и, соответственно, не привлечет внимания властей к делишкам самого Экерса.

Однако для ФБР это донесение было только одним из множества неподтвержденных сообщений о том, что кто-то видел Карписа. Ложные сигналы тревоги за последнее время поступали из самых разных мест: из Грэнтс-Пэсса (Орегон), Сарасота-Спрингса, Атлантик-Сити, Далласа, Хьюстона, Чикаго, Нового Орлеана и чуть ли не половины городков штатов Оклахома и Миссури. Из Литл-Рока в Хот-Спрингс приехал агент Б. Л. Дэмрон. Он побеседовал с Экерсом, и тот особо подчеркнул, что сам он никогда этих преступников не видел. Дэмрон съездил на озеро и осмотрел домики. Там он нашел только три пузырька из-под лекарств от гонореи. Рецепты были выписаны на имя Фредди Хантера. Это имя ничего не говорило ФБР. После того как никто не опознал Карписа по фотографии, Дэмрон свернул расследование.

Поскольку подозреваемые представлялись владельцами игорного бизнеса из Огайо, ФБР попросило кливлендскую полицию проверить эту информацию. Однако там никто никогда не слышал о Фреде Паркере и Эде Кинге. К сожалению, фэбээровцы не догадались спросить о Фредди Хантере. После этого люди Гувера отправили все добытые в Хот-Спрингсе сведения и вещи в архив и забыли о них.

Пьянство, развлечения с проститутками и ловля окуней были приятным времяпрепровождением, но не ради этого Карпис стал бандитом. В блаженные сентябрьские дни, сидя на берегу озера Гамильтон, он ловил себя на мысли, что хочет осуществить крупное дело, что-нибудь захватывающее, — такое, чтобы в крови забродил адреналин. Ему было скучно. Хантер предложил одну идею — ограбить почтовый поезд, который доставлял из Кливлендского отделения Федеральной резервной системы в Янгстаун зарплату для многочисленных на востоке Огайо металлургических заводов. Идея ограбления поезда заставила Карписа вспомнить историю: поезда грабил Джесси Джеймс, поезда грабил Буч Кэссиди. А теперь поезд ограбит Элвин Карпис.

Они поехали в Толедо и посетили бордель Эдит Бэрри всего через несколько дней после того, как ФБР сняло с него наблюдение и перестало прослушивать телефон. Узнав, что бюро что-то здесь вынюхивает, бандиты перебрались в дом рабочего-сталелитейщика Клейтона Холла на окраине Янгстауна. Карпис задумал ограбить поезд в Гарретсвилле, на севере города. ФБР внушало ему страх, и он решил, что пора быть наравне с современностью и уходить с места преступления на самолете. Хантер знал в городке Порт-Клинтон летчика Джона Зетцера, который когда-то возил запрещенный виски из Канады в северные районы Огайо. В настоящее время у Зетцера не было самолета, и Карпис купил ему красный четырехместный «Стинсон». Стоило это 1700 долларов. Зетцер стал одним из немногих новых людей, кого Карпис посвятил в свои планы. В самом ограблении должны были кроме него самого участвовать четверо: Хантер, Гарри Кэмпбелл, Сэм Кокер, а также старый налетчик Бен Грейсон. Кроме них Карпис привлек еще и 21-летнего парня из Оклахомы по имени Милтон Летт, который раньше мыл полы в «Гарвард-клубе».

Подготовка шла без происшествий вплоть до 19 октября, когда Летт и Клейтон Холл приобрели для дела машину в фордовском агентстве в Акроне. Толстенные пачки денег, которыми они трясли, привлекли внимание. В тот же день акронская полиция задержала их в местной гостинице как подозрительных личностей. Они были отпущены под залог, и Карпис решил не менять планов из-за этого случая. На самом деле ему следовало их изменить: это краткое задержание его новых партнеров еще аукнется ему в будущем. Две недели спустя, 2 ноября, Карпис собрал свою банду в борделе Эдит Бэрри и распределил обязанности. Однако возникла одна проблема: Сэм Кокер свалился с приступом гонорейного артрита. Карпис позвонил одному из своих самых старых друзей — скупщику краденого из Талсы по имени Бурхед Киди, и тот прислал на замену своего бармена.

Наконец 7 ноября все было готово. В 14 часов Карпис подъехал к стоянке автомобилей у железнодорожной станции в Гарретсвилле на новом «плимуте». На примыкающей к парковке платформе собралось около шестидесяти человек. Бандиты заняли заранее оговоренные позиции. В 14 часов 13 минут подошел поезд. Карпис находился как раз там, где остановился почтовый вагон. Паровоз выпустил пар. Карпис шагнул к двери вагона и, повернув голову, увидел, что Бен Грейсон забирается в кабину машиниста. Фред Хан-тер стоял на парковке: в его задачу входило следить, чтобы во время ограбления ни одна машина не уехала отсюда раньше бандитов.

Дверь почтового вагона отворилась, Карпис выхватил из-под пальто автомат и направил его на двух почтовых служащих. Но прежде чем он успел сказать хоть слово, те кинулись внутрь вагона. Как раз в эту секунду его внимание привлек шум на парковке. Он обернулся и увидел, что Хантер преследует двух человек и из-за этого не видит, что еще в одной машине завели мотор и собираются уезжать. Карпис кинулся к этой машине и распахнул дверцу. Перепуганный водитель замер. Карпис выдернул ключ зажигания и швырнул его через всю парковку.

Секунду спустя он снова был у входа в почтовый вагон. Почтальонов нигде не было видно. Тогда он кинул внутрь динамитную шашку с незажженным фитилем. «Сейчас швырну еще шашку! — крикнул он. — Подожженную! Считаю до пяти. Раз! Два!..» Служащие появились с поднятыми руками. «Эй, не надо этого делать», — попросил один из них. Карпис перевел автомат Томпсона на одиночные выстрелы, прицелился поверх голов почтальонов и нажал на спусковой крючок. Автомат заклинило, но служащие все равно все поняли.

Карпис запрыгнул в вагон и подтолкнул их к мешкам с почтой. Он спросил, где зарплата, которую они везут в Уоррен. Один из почтальонов поднял закрытый на висячий замок мешок и протянул Карпису. После этого бандит спросил про зарплату, которую везут в Янгстаун. Почтальон ответил, что этих денег в поезде нет. Карпис приставил ему к груди автомат. В этот момент в вагон взобрался Гарри Кэмпбелл. «Смотри, Гарри, — сказал Карпис, — сейчас я пристрелю этого парня». Почтальон, едва не плача, достал бухгалтерскую книгу и принялся тыкать в нее пальцем, пытаясь доказать Карпису, что денег, предназначенных для Янгстауна, в вагоне нет. Разозленный Карпис велел ему выхватить из почты несколько мешков наугад и перенести их в «плимут». Все ограбление продолжалось не более пяти минут.

Уйти удалось беспрепятственно. У Карписа был заранее составлен «мерзавчик» — дорожная карта, по которой они добрались до городка Порт-Клинтон на озере Эри. Там мешки сгрузили в гараже у летчика Джона Зетцера. Карпис был разочарован: добыча составила всего 34 тысячи долларов — в пять раз меньше, чем он ожидал. На следующее утро, в 10 часов 30 минут, они поднялись в воздух. Однако полет продлился недолго: когда они летели над южными районами Индианы, то заметили, что стало кончаться горючее, и им пришлось приземлиться в Эвансвилле. Зетцер поймал попутную машину, доехал до города и купил там на заправке «Стэндард ойл» сорок семь галлонов бензина. Они поднялись в воздух, но вскоре топливо снова закончилось, и пришлось сесть в Миссури. Зетцер опять отправился на бензоколонку. Бандиты переночевали в самолете, а утром добрались до Мемфиса. К полудню они уже были в безопасности — в Хот-Спрингсе. При этом ФБР понятия не имело, что ограбление в Гарретсвилле — дело рук Карписа.

Карпис и Хантер отправились вместе со своими подружками в Техас. Там они несколько дней отдыхали в доме брата Грейс Голдстейн. Затем проехались вдоль берега Мексиканского залива, по пути останавливаясь, чтобы заняться ловлей рыбы и позагорать на солнышке. Через три недели вернулись в Хот-Спрингс и там постоянно переезжали с квартиры на квартиру, никогда не задерживаясь подолгу на одном месте.

В январе Карпис послал за Клейтоном Холлом, выдал ему 1100 долларов и приказал купить для него новую машину. Потом он решил, что безопаснее иметь постоянный дом, и снял коттедж на озере. Днем бандиты удили рыбу, а ночи проводили в «Хэттери». Фред Хантер по большей части отсутствовал: он катался по Флориде и Техасу со своей подружкой. В марте Карпис переехал еще раз: он снял дом на ферме к югу от Хот-Спрингса. Это был изящный двухэтажный домик, вход украшали решетки с вьющимися растениями. Дом стоял на поросшем лесом холме у дороги на Молверн. Карпису это место понравилось: если фэбээровцы задумают штурм, он заметит их приближение.

Для ФБР охота на Карписа не самая славная страница в летописи Войны с преступностью. Агенты вели поиски Карписа без большого желания: никому не хотелось быть убитым в последнем бою уже выигранной войны.

После десяти месяцев работы по проверке сведений о местопребывании Карписа (от Бостона до Гаваны и Лос-Анджелеса) к моменту ограбления поезда в Гарретсвилле ФБР не имело никакой серьезной информации. Преступление в Гарретсвилле не подпадало под юрисдикцию бюро, и потому никакого расследования фэбээровцы не проводили. Однако именно после ограбления поезда в игру включилась еще одна команда преследователей — это были отважные инспекторы Федеральной почтовой службы. Их упорная работа по поиску Карписа очень скоро превзошла все достижения ФБР. Присланным из Янгстауна почтовым инспекторам потребовались всего сутки, чтобы установить личности грабителей: Карписа и Кэмпбелла свидетели легко опознали по фотографиям. Главный инспектор Сильвестр Хеттрик, оставив своих подчиненных в Гарретсвилле, отправился в дорожную полицию штата Канзас, один из офицеров которой — Джо Андерсон — уже занимался расследованием участия Карписа в нескольких ограблениях в Канзасе.

Из Андерсона мог бы получиться отличный агент ФБР. За несколько недель он, используя свои связи в преступном мире Талсы, установил, что Сэм Кокер тоже был в Гарретсвилле. Кокер уехал из города за несколько дней до преступления, по глупости сказав приятелям, что отправляется на восток ограбить поезд. Поначалу Андерсон и почтовые инспекторы охотно сотрудничали с ФБР, передавая им сведения и о Кокере, и о других бандитах. Коннелли, услышав, что Карпис якобы ограбил поезд, поручил Кливлендскому отделению бюро проверить это. Агенты просто переговорили с инспекторами, и те с готовностью рассказали о своих находках. Однако ФБР по большей части проигнорировало эту информацию.

В декабре — начале января расследование почтовых инспекторов набрало обороты. Они выяснили происхождение машины, которую использовали грабители, — продавец из Акрона опознал в покупателе Милтона Летта. Вскорости нашли и рабочего Клейтона Холла, а потом выявили и участие Фредди Хантера. Коннелли все это отверг. Похоже, фэбээровцы попросту не могли заставить себя поверить в то, что конкурирующая организация провела более основательное расследование, чем они сами. Инспекторы явно продвигались к цели, но Коннелли не придавал значения их работе.

Помощник писал Гуверу после разговора с Коннелли: «Инспекторы Федеральной почтовой службы доработались до горячки: они полагают, что в скором времени поймают Карписа и Кэмпбелла. Коннелли не верит в то, что у них есть и половина тех улик, о которых они рассказывают. По его мнению, у инспекторов есть только несколько разрозненных версий, и когда они их разработают, то дадут нам знать».

Само бюро занялось интенсивной слежкой за семьями Карписа и Кэмпбелла. В чикагской квартире родителей Карписа установили подслушивающие устройства и даже наняли литовца, чтобы он переводил разговоры отца и матери бандита. Однако фэбээровцы услышали только перебранку стариков на тему, кто из них двоих больше виноват в том, что сын встал на путь преступления. В Талсе под наблюдение инспекторов Почтовой службы попал друг Карписа Бурхед Киди — как раз тогда, когда пошли слухи о том, что его хотят арестовать. Коннелли потребовал от инспекторов регулярно докладывать о ходе их работы. Он писал в Оклахомское отделение бюро: «Мы должны защитить свои интересы в этом деле и знать, что они не совершают ничего такого, что может помешать [нашему] расследованию».

О том, что Киди собираются арестовать, ФБР узнало из кливлендской газеты «Плейн дилер» от 27 февраля. Когда агенты спросили у главного инспектора Сильвестра Хеттрика, правда ли это, тот ответил отрицательно. Между людьми Хеттрика и Кливлендским отделением ФБР начались трения, и инспекторы Федеральной почтовой службы, на которых никак не действовала вся шумиха вокруг бюро, в конце концов отказались делиться с фэбээровцами своими сведениями. Папаша Натан, разделяя презрение Коннелли к почтовым инспекторам, приказал агентам не обращать на них внимания и думать о том, как завершить дело своими силами. Через две недели после этого инспекторы арестовали бармена — служащего Киди.

У бюро не раз появлялись возможности решить дело, но люди Гувера постоянно упускали свой шанс. Джо Рич, наркоман, вместе с Карписом участвовавший в уорренском ограблении, попал в тюрьму в Кантоне (Огайо) и попытался купить себе свободу, рассказав обо всем, что знал. Однако агенты ФБР, которые его допрашивали, просто не поверили ему и назвали его показания чистой выдумкой. Не заинтересовал их и Клейтон Холл. По крайней мере трое осведомителей сообщили, что этот человек связан с Карписом. Однако только 1 марта (через полтора месяца после первого из доносов) двое агентов прибыли в Янгстаун. Они осмотрели дом Холла и уехали. Сама мысль, что Карпис может взять в банду работягу из прокатного цеха, казалась им дикой. Они оставили Холла инспекторам.

Сидя в чикагском офисе, Коннелли устало перебирал бумаги, подводя итоги проделанной работы. Он видел, что расследование зашло в тупик. Если кто и двигался вперед, так только почтовые инспекторы. И как бы это ни было неприятно, ему требовалось узнать, что они раскопали. Но просто обратиться за помощью было нельзя: обе организации теперь оказались настроены откровенно враждебно по отношению друг к другу. Надо было как-то подтолкнуть инспекторов, чтобы они сами сделали первый шаг. Среди прочих бумаг Коннелли наткнулся на отчет Кливлендского отделения о посещении дома Холла. Ходили слухи, что инспекторов недавно видели с этим человеком.

В среду 25 марта Коннелли позвонил начальнику Кливлендского отделения и попросил его отыскать Холла. В Янгстаун был отправлен агент Уинн. Холл оказался дома и в разговоре признался, что много лет знаком с Фредди Хантером. Он опознал по фотографии и Карписа — как приятеля Хантера по имени Эд Кинг. Холл сказал также, что Хантер и Кинг посещали его совсем недавно, в январе. Для ФБР это была самая лучшая зацепка из всех за последний год. Агент Уинн дал Холлу 5 долларов и велел завтра же к часу дня явиться в кливлендский офис ФБР для дачи показаний.

Коннелли поспешил в Кливленд. Однако в час дня Холл не явился. Его прождали до вечера, но он так и не пришел. Тогда Коннелли сам отправился искать его в Янгстаун. По словам жены Холла, он уехал утром, видимо в ФБР. На следующий день еще двое агентов наведались в дом рабочего. Миссис Холл сказала, что муж вчера заезжал поздно вечером, но утром снова уехал. Агенты решили, что Холл от них скрывается. Они припарковали свою машину рядом с домом Холла и стали ждать. Буквально через несколько минут подъехал какой-то «форд». В нем сидели двое мужчин, и агенты увидели, как один из них записал номер их машины. Фэбээровцы были почти уверены, что это почтовые инспекторы. Разъяренные, агенты отправились на янгстаунский почтамт, где находилась штаб-квартира инспекторов. У почтамта стоял тот самый «форд», а из окна на них смотрели конкуренты.

Немного погодя в кливлендском офисе ФБР раздался телефонный звонок. Это был Сильвестр Хеттрик, главный почтовый инспектор. Он просил фэбээровцев подъехать. Агент Уинн приехал на почтамт, зашел в указанную Хеттриком комнату и увидел там восемь почтовых инспекторов, их друга Джо Андерсона и еще двоих полицейских из дорожной полиции штата Огайо. Хеттрик объявил, что они арестовали Клейтона Холла. После того как рабочему пригрозили предъявить обвинение в ограблении поезда в Гарретсвилле, он согласился выдать Карписа. Однако Холл поставил условие: он расскажет все подробности, только если при допросе будет присутствовать агент ФБР.

Утром Коннелли переговорил в кливлендском офисе бюро с одним из инспекторов, и тот с большой неохотой позволил ему допросить Холла. Около полудня Коннелли позвонил в Вашингтон Папаше Натану и доложил о происходящем. Натан не проявил большого интереса. Отсутствие у него энтузиазма объяснялось легко: бюро все время отставало в расследовании от инспекторов, и это было унизительно. «Если мы согласимся на их предложение, — писал Натан Гуверу, — то этот случай может попасть в газеты». Следующим утром Коннелли поехал в Янгстаун и несколько часов беседовал с Холлом наедине. Затем он позвонил в Вашингтон и передал содержание этого разговора. Напуганный, рабочий выдал все, что знал, в том числе местоположение дома, который Карпис снимает в семи милях к югу от Хот-Спрингса. Коннелли сказал, что чартерный рейс в Арканзас уже заказан и, если повезет, он будет там завтра к полудню. В Арканзас придется взять и группу инспекторов Почтовой службы, поскольку Холл «их информатор и только благодаря их помощи мы вообще что-то узнали». К полудню группа Коннелли не успела: они прилетели в Литл-Рок только в 16 часов 35 минут в воскресенье 30 марта. Об их прибытии пронюхал местный репортер, и следовало ожидать, что на следующее утро «Арканзас газетт» выйдет с заголовком «Люди правительства прибыли с таинственным заданием». Коннелли понимал, что в его распоряжении остаются считаные часы до появления этой новости, и потому с наступлением темноты поспешил в Хот-Спрингс и отыскал дом, о котором говорил Холл, — дом стоял на поросшем лесом холме у дороги на Молверн в семи милях южнее города. В доме горели огни, там кто-то был.

В 3 часа 05 минут утра Коннелли известил Гувера: «Обследовал место, указанное Клейтоном Холлом, все приметы совпадают. В доме освещены все окна, там, очевидно, идет вечеринка… на рассвете арестую всех, кто окажется в указанном доме».

Коннелли собрал для захвата дома четырнадцать человек. В их числе были Кларенс Хёрт — агент, принимавший участие в операции у кинотеатра «Биограф»; Руфус Коултер, преследовавший Ван Митера в Сент-Поле, и Лойд Кингмен — он разыскивал Карписа в Гаване и однажды ехал с ним в одном лифте. В предрассветных сумерках они заняли позиции вокруг дома. Гувер ждал известий у телефона в Вашингтоне. Ему было важно поймать Карписа, но столь же важно было, чтобы честь поимки досталась ФБР, а не почтовым инспекторам. Он велел Коннелли «сделать все возможное» для того, чтобы новость пришла первой к нему, Гуверу, и он мог бы объявить о ней во всеуслышание. В Литл-Роке агенты звонили в Вашингтон каждые пятнадцать минут — пока они могли сообщить только то, что еще ничего не узнали.

В восемь утра люди Коннелли приготовились к штурму. В доме было тихо: казалось, что его обитателей удастся захватить врасплох. Наконец Коннелли громко приказал Карпису выходить с поднятыми руками. Ответа не последовало. Коннелли махнул рукой, и в дом полетели газовые заряды. Они со свистом пронеслись в воздухе, вышибли стекла, и из окон пошли струйки дыма. Коннелли еще раз приказал Карпису сдаваться. Он повторял свой приказ снова и снова, но никто не отвечал. Когда фэбээровцы ворвались в дом, он оказался пуст.

Карпис и Хантер покинули Хот-Спрингс на четыре дня раньше, как только узнали о том, что в городе появились почтовые инспекторы. Все получилось очень глупо: один из инспекторов подружился с водителем такси, который был неравнодушен к Конни Моррис — подружке Фреда Хантера. Шофер напился, отправился к Конни и стал отчитывать ее: дескать, дошла до того, что ее собираются арестовать. Грейс Годдстейн тут же предупредила бандитов, и те убрались из города за считаные минуты, даже не взяли одежду. После захвата дома агенты дивились тому, сколько у Карписа было багажа. Они обнаружили там его брюки и узнали, что обхват талии у него двадцать шесть дюймов.

Карпис уехал в Техас. Он оставил чемодан с оружием в доме брата Голдстейн, а затем направился в город Корпус-Кристи, чтобы встретиться с Хантером и Конни Моррис. Бандиты сняли комнаты в мотеле. Несколько дней они рыбачили в Мексиканском заливе, пока Карпис не купил газету и не прочел о захвате дома в Хот-Спрингсе. В это время Хантер приобрел новую машину и пошел в полицию ее регистрировать. В участке он услышал, как полицейское радио передает приметы красной двухместной машины, на которой ездит Карпис. Узнав об этом, Карпис бросил машину и сбежал в штат Миссисипи. Там он 2 апреля снял две комнаты в пригороде города Билокси. Неделю спустя бандиты перебрались в Новый Орлеан. Здесь Карпис поселился в квартире на Сент-Чарльз-авеню, а Хантер и Моррис — на Кэнэл-стрит.

ФБР шло за ними по пятам. Конни Моррис была столь наивна, что отправила своей матери письмо из Корпус-Кристи. Агенты примчались в этот техасский город через несколько часов после получения письма, но Карписа там уже не было. Коннелли тем временем задержал Грейс Голдстейн. Та подтвердила, что Карпис посещал «Хэттери», но больше почти ничего не сказала. Коннелли не знал, насколько тесно эта дама была связана с Карписом, и потому отпустил ее и вернулся в Огайо. Он не посчитал Голдстейн достаточно важной фигурой, чтобы устанавливать за ней наблюдение.

Карпис исчез, но агенты не спешили уезжать из Хот-Спрингса. Все, с кем они беседовали о Карписе, дружно указывали им на Голдстейн. Клейтон Холл, остававшийся в Янгстауне, предложил встретиться с ней: он говорил, что эта женщина может ему поверить. Коннелли одобрил этот план, и во вторник 10 апреля Холл в сопровождении агента Джона Мадалы приехал в Хот-Спрингс. Они поселились в отеле «Маджестик». В 14 часов Холл позвонил в «Хэттери». Ему ответили, что Голдстейн уехала из города и появится не раньше чем через две недели. Это известие послужило толчком к энергичным поискам: агенты решили, что она бежала вместе с Карписом. Клейтон Холл вспомнил, как Карпис однажды обмолвился, что бывал у родственников Голдстейн на востоке Техаса, и фэбээровцы выехали в те места в надежде разыскать ее братьев и сестер.

Вашингтонские политики очень редко вмешивались в ход Войны с преступностью. Но как раз в тот день, когда обнаружилось исчезновение Грейс Голдстейн, это правило нарушилось.

Этим утром Гувер отправился на специальные сенатские слушания с намерением добиваться удвоения бюджета ФБР. Он заранее ожидал, что возникнут сложности. Вся шумиха вокруг Войны с преступностью — льстивые статьи в газетах, кинофильмы, радиосериалы — вызвала негативную реакцию, в особенности у тех политиков, которые поддерживали другие правоохранительные органы. Председатель подкомитета по бюджету сенатор от штата Теннесси Кеннет Маккеллар был старым врагом Гувера. Его враждебность возникла после того, как Гувер отказался принять на службу двух человек из Теннесси, за которых сенатор хлопотал. Когда Маккеллар стал жаловаться, Гувер нарочно уволил из бюро троих агентов родом из Теннеси.

Гувер произнес речь, сопроводив ее статистическими выкладками, диаграммами и графиками, показывающими, что ФБР практически уничтожило такой вид преступлений, как похищение людей, ранее представлявший угрозу для национальной безопасности. Когда он закончил, Маккеллар перешел в атаку.

— Скажите, тратили ли вы какие-либо деньги, прямо или косвенно, на рекламу? — спросил он.

— Нет, не тратили, — ответил Гувер. — Нам запрещено под каким-либо видом заниматься рекламной деятельностью.

— Принимали ли вы участие, например, в создании каких-нибудь кинофильмов?

— Как раз против этого бюро весьма энергично возражало. Я полагаю, вы видели какие-то фильмы про «людей правительства»?

Гувер действительно возражал против некоторых фильмов: ему хотелось бы, чтобы не Голливуд, а ФБР производило их и получало с них доход.

— Да, я их видел, — ответил сенатор, — и они, в сущности, рекламируют бюро, потому что показывают ваше видение изображаемых событий… Я полагаю, эти фильмы нанесли ущерб Министерству [юстиции] тем, что рекламировали ваши методы.

Маккеллар только начинал разогреваться. Он спросил у Гувера, получают ли зарплату от ФБР какие-либо писатели или публицисты. Другой сенатор захотел узнать, почему бюро почти не сотрудничает с местной полицией. На это Гувер ответил, что сотрудничает в том случае, если полиция не коррумпирована.

— Мне кажется, что ваше бюро выходит из-под контроля, мистер Гувер, — сказал Маккеллар. — И я полагаю, вы получаете очень большие деньги, но ведете себя расточительно…

— Могу ли я представить официальный финансовый отчет? — прервал его Гувер.

— Я полагаю, что все, о чем я говорил, и есть финансовый отчет, — парировал Маккеллар.

Затем последовал обмен софизмами по поводу того, сколько преступлений раскрыло ФБР.

— Сколько человек было убито вашим бюро, с тех пор как вам разрешили использовать оружие? — спросил Маккеллар.

— Насколько мне известно, восемь головорезов было убито нашими агентами и четверо агентов убито бандитами.

— Другими словами, чистый результат того, что вам разрешили носить оружие, состоит в смерти восьми головорезов и четырех «людей правительства».

Затем Маккеллар, уже явно пытаясь поставить Гувера в неудобное положение, стал спрашивать, обладает ли тот достаточной квалификацией, чтобы занимать пост директора ФБР. Гувер напомнил, что служит в Министерстве юстиции девятнадцать лет.

— Я имел в виду, окончили ли вы полицейскую школу?

— Я учился на собственном опыте, — ответил Гувер.

— Производили ли вы когда-либо аресты?

— Нет, сэр. Я занимался расследованиями.

— Как много людей вы арестовали и кто были арестованные?

Гувер упомянул несколько дел, которыми он занимался, когда был прокурором Министерства юстиции.

— Вы сами производили аресты? — не отставал Маккеллар.

— Аресты… э-э-э… производились полицейскими под моим руководством.

— Я говорю о практике арестов. Вы сами лично преступников не арестовывали?

Гувер вернулся из сената к себе в кабинет в такой ярости, какой не испытывал ни разу в жизни. Его возмущало, что после всех достижений бюро — устранения Диллинджера, Келли, Флойда, Нельсона, Баркеров — он все еще зависел от мелких политических интриг. Гувер снял трубку и позвонил Эрлу Коннелли. Желания директора были ясны: он хотел ареста Элвина Карписа, он хотел, чтобы этот арест был произведен немедленно, и он хотел арестовать Карписа лично.

К тому времени, когда фэбээровцы узнали, что Грейс Голдстейн исчезла, она была уже в Новом Орлеане и прогуливалась по парку Одюбон под ручку с Карписом. Он тайно съездил в Хот-Спрингс и забрал ее оттуда. Вместе с Фредди Хантером и Конни Моррис они отправились отдыхать во Флориду и по дороге остановились в Билокси. Там Конни почувствовала себя очень плохо (у нее была тяжелая форма сифилиса). Все четверо вернулись в Новый Орлеан. Моррис стала лечиться, а Карпис отвез Голдстейн обратно в Хот-Спрингс. Там ее уже ждали агенты ФБР.

К этому моменту в городе было полно и почтовых инспекторов, и фэбээровцев. И те и другие были настроены решительно: никто не хотел отдавать соперникам первенство в захвате «врага общества номер один». Гувер мечтал лично арестовать Карписа и усиливал давление на своих агентов. Джон Мадала оставался в стороне: ему дали задание охранять Клейтона Холла в мотеле. Холл был по-прежнему уверен, что сумеет выведать у Грейс Голдстейн, где находится Карпис. Фэбээровцы тратили равное количество времени на слежку за «Хэттери» и на слежку за инспекторами. Коннелли поручил Фрэнку Смиту — тому старому «ковбою», который выжил после бойни в Канзас-Сити, — работать вместе с инспекторами и их лучшим следователем Джо Андерсоном. Как писал помощник Гуверу, единственное задание, которое при этом было дано Смиту, «состояло в том, чтобы не спускать с него [Андерсона] глаз и постоянно выяснять, чем и для чего он занимается».

Наконец в пятницу 24 апреля одна из проституток из «Хэттери» сказала фэбээровцу, что Голдстейн должна вернуться со дня на день. Люди Гувера не находили себе места. Им надо было любым способом заставить инспекторов покинуть Хот-Спрингс. В этот день начальник отделения ФБР в Литл-Роке Чэпмон Флетчер «приказал агенту Смиту приложить все возможные усилия, чтобы удалить их [инспекторов] из Хот-Спрингса под любым предлогом по своему выбору». Смиту каким-то образом удалось этого добиться. Во второй половине дня, поверив уловке, о которой ничего не говорится в документах ФБР, все инспекторы выехали из города.

Уловку применили вовремя: на следующий день, в субботу 25 апреля, Голдстейн вернулась в «Хэттери». Но прежде чем за нее успели взяться фэбээровцы, ее перехватили Голландец Экерс и шеф городской полиции Джо Уэйклин. Этот последний три часа подряд убеждал ее выдать Карписа. Коррумпированные полицейские сулили за это Голдстейн третью часть от награды 12 тысяч долларов, обещанную за бандита. В ту же ночь, когда она вернулась, Джон Мадала пустил в дело Клейтона Холла. На этот раз осведомитель сдержал свое слово: он проговорил с ничего не подозревающей Голдстейн несколько часов. В четыре утра Холл вышел из борделя и направился в ресторан «Саутерн грилл». Агенты последовали за ним. Холл ликовал: Голдстейн все ему рассказала. Оказывается, Карпис и Хантер снимали квартиры в Новом Орлеане, где Конни Моррис лечилась от сифилиса. Единственное, что не выдала Голдстейн, — это адрес Карписа.

Коннелли был нужен этот адрес. Приехав из Огайо, он велел Мадале еще раз отправить Холла в «Хэттери». Вечером осведомитель снова поговорил с Голдстейн, но адреса так и не узнал. Коннелли больше не мог ждать. В понедельник утром он уехал поездом в Новый Орлеан, рассчитывая найти Карписа самостоятельно.

Все понимали, что близки к цели. В Вашингтоне Гувер уже обдумывал, как наилучшим образом известить страну о своем выходе на сцену. В понедельник 27 апреля, когда Коннелли прибыл в Новый Орлеан, Гувер встретился с руководителями радио Эн-би-си. Те обещали сделать две отдельные передачи о захвате Карписа, причем в обеих особенно подчеркнуть личное участие директора. Гувер отослал записку Клайду Толсону, озаглавив ее «Предложения по радиопередачам об аресте Элвина Карписа».

Оставалась только одна загвоздка: ФБР по-прежнему не знало, где именно в Новом Орлеане прячется бандит. Коннелли доложил Гуверу, что будет проверять всех врачей в городе, пока не выяснит, у кого из них лечится Конни Моррис. Единственной надеждой на скорое решение вопроса оставалась Грейс Голдстейн. Во второй половине дня агенты арестовали ее на улице в Хот-Спрингсе, доставили в Литл-Рок и приступили к «интенсивному» допросу. Но Голдстейн отказывалась назвать адрес Карписа.

На следующий день люди Коннелли принялись обзванивать кабинеты врачей в Новом Орлеане. Голдстейн держалась. Она говорила, что не хочет стать парией, как Анна Сейдж. Тогда агенты использовали для достижения своих целей ее родственников. Адреса братьев и сестер Голдстейн в Техасе уже были им известны. Фэбээровцы дали ей понять, что родственников могут обвинить в укрывательстве Карписа. Это сработало. В среду 29 апреля Голдстейн согласилась на сделку: если ФБР обещает не преследовать членов ее семьи, то она назовет адрес Карписа, но только в личном разговоре с Коннелли.

Ночью агенты отвезли Голдстейн в Джексон (штат Миссисипи) и поместили в мотель. Коннелли примчался из Нового Орлеана и допрашивал ее три часа, закончив только в три ночи. Оказалось, что адрес Карписа был ей неизвестен. Голдстейн знала только адрес Фредди Хантера, однако, по ее словам, Карпис почти всегда обедал у него. К утру агенты взяли под наблюдение многоквартирный дом, где жил Хантер. Дом стоял на оживленном перекрестке Кэнэл-стрит и Джефферсон-Дэвис-паркуэй. Два самых метких стрелка ФБР, Кларенс Хёрт и Джерри Кэмпбелл, вылетели в Новый Орлеан, чтобы усилить группу захвата.

Теперь им недоставало только Гувера. Для него через «Транс-Уорд эрлайнз» был заказан специальный чартерный рейс DC-3. Гувер и Толсон прибыли в Новый Орлеан в 21 час 30 минут и заняли номера в отеле «Рузвельт». Коннелли сказал директору, что до утра захвата, вероятно, не будет. Два его человека следят за квартирой Хантера из незаселенного дома напротив, но до сих пор ни Хантер, ни Карпис не появлялись.

Наутро в пятницу 1 мая ничего не изменилось. Гувер мерил шагами гостиничный номер. Наконец в 9 часов 45 минут стоявший на наблюдательном посту агент-новобранец Раймонд Толлетт увидел, что у дома Хантера остановился красный «эссекс-терраплейн». Из него показался мужчина. Толлетт поглядел на него в бинокль. Это был Карпис. Бандит вошел в дом и немного погодя вышел с другим человеком. Оба сели в машины. Как только они уехали, Толлетт побежал в аптеку и позвонил Коннелли.

Карпис уезжал на несколько дней в штат Миссисипи, чтобы разведать возможности двух ограблений: инкассаторов, подвозящих зарплату в строительную компанию, и поезда, идущего в город Юка. Он вернулся только этим утром, закинул вещи в свою квартиру на Сент-Чарльз-авеню, а потом заехал за Хантером. Они остановились на пустынной улице у озера Поншартрен, и Карпис перетащил оружие в машину Хантера. Потом они отогнали «эссекс» в автомастерскую для мелкого ремонта. Забирать ее нужно было только во второй половине дня, и, пока бандиты без цели колесили по городу, Хантер нервничал. Ранее он видел подозрительных людей у своего дома. Теперь ему показалось, что за ними увязалась двухместная малиновая машина. Встревоженные бандиты вернулись в квартиру Хантера.

Из пустого дома напротив Коннелли видел, как они подъехали. Все было в порядке. Оставив двух человек на наблюдательном посту, он отправился в центр города, в отделение ФБР, где ждал Гувер. Коннелли собрал группу захвата и нарисовал на доске схему примыкающего к дому Хантера района. У него было четырнадцать человек. Двоим следовало оставаться в пустом доме напротив, две группы заняли посты на задворках дома Хантера. Когда появится уверенность, что оба бандита находятся в квартире, собственно группа захвата — Коннелли, Гувер, Дуайт Брентли и двое «ковбоев», Кларенс Хёрт и Бак Бьюкенен, — войдет в парадную дверь.

В половине пятого, как раз в то время, когда Коннелли заканчивал излагать план захвата, Конни Моррис попросила Карписа и Хантера съездить в продовольственный магазин за клубникой к ужину. Те переглянулись. Карпис подошел к окну с автоматом в руках, а Хантер спустился вниз и постоял возле дома, озираясь. Потом направился к машине. Вроде бы все было в порядке. Карпис отложил автомат в сторону и тоже спустился вниз. Пока Хантер покупал клубнику, Карпис сидел в машине. Вдруг сзади к нему подъехал автомобиль «де сото». Хантер вышел из магазина через минуту, посмотрел и сказал, что видел вчера этот «де сото». Карпис ответил, что нечего выдумывать, надо успокоиться.

Они вернулись в квартиру. День был жаркий и удушливый, температура достигла 87 градусов по Фаренгейту. Конни возилась на кухне в одном только белом лифчике и шортах. Карпис пытался расслабиться, но у него ничего не получалось. Он вышел в аптеку — ту самую, куда ходили и агенты ФБР, — и купил пачку «Честерфилда» и «Ридерз дайджест». Возвращаясь домой, он внимательно разглядывал всех, кто попадался ему навстречу. Карпис убеждал себя, что надо успокоиться, и постепенно ему это удалось. Машину должны были починить к пяти часам. Когда пробило пять, он встал и объявил, что пора ее забирать. Карпис надел свое канотье. Идти в пиджаке было слишком жарко, и он сунул пистолет под подушку, лежавшую на диване.

В тот момент, когда Карпис собрался выходить из квартиры, группа захвата из пяти человек сидела в двух машинах на противоположной от дома Хантера стороне перекрестка Кэнэл и Джефферсон-Дэвис. В первой машине находились Коннелли и Кларенс Хёрт, во второй — Гувер и остальные. В пять часов им передали, что все сотрудники заняли свои позиции. Обе машины тронулись с места и поехали через перекресток. Фэбээровцы уже собирались остановиться у парадной и выйти из машин. Но вдруг из дверей показались Карпис и Хантер и направились к своему «плимуту». Карпис сел за руль, опустил стекло и открыл пассажирскую дверцу Хантеру. Коннелли увидел их и отреагировал мгновенно: он подрезал «плимут» и ударил по тормозам, преградив путь бандитам. Гувер во второй машине увидел перед собой мальчика на велосипеде, пересекавшего дорогу между ним и Карписом. Не успел тот проехать, как Коннелли и Хёрт выскочили из машины с пистолетами в руках.

Что произошло дальше, остается вопросом спорным. Согласно гуверовской версии развития событий, которая впоследствии была повторена в десятках статей и книг, директор ФБР бросился к «плимуту» со стороны водительской дверцы, в то время как Коннелли подбежал со стороны пассажира. Прежде чем Карпис успел дотянуться до автоматической винтовки, лежавшей на заднем сиденье, Гувер ухватил его за шиворот.

«Заикающийся, запинающийся, дрожащий, словно его хватил паралич, — передавал на следующий день репортер слова Гувера, — этот человек, которого называли „врагом общества номер один“, скорчился от страха, показывая, какая он на самом деле трусливая крыса».

Карпис не оказал никакого сопротивления. Он поднял руки и вышел из машины. «Наденьте-ка на него наручники, ребята», — сказал Гувер.

Эта история, которую Гувер на следующий день поведал журналистам, явно содержит ложные детали. Например, Гувер утверждал, что в момент ареста Карписа в машине находилась и Конни Моррис. «Мы взяли всех троих сразу, после того как они сели в машину, — рассказывал Гувер Ассошиэйтед Пресс. — Хантер и женщина вышли из машины с поднятыми руками».

Одно из возможных объяснений путаницы в рассказе Гувера было дано в 1971 году, когда Карпис опубликовал автобиографию. По его словам, в момент ареста Гувера поблизости видно не было. Сам Карпис не тянулся ни к какой винтовке на заднем сиденье, поскольку машина была двухместная — без всякого заднего сиденья. Агент из машины, загородившей им путь (по всей видимости, Коннелли), выпрыгнул на дорогу и направил на него пистолет. «Спокойно, Карпис! — рявкнул агент. — Держи руки на руле, как держишь». По словам Карписа, только после того, как он сдался, один из агентов стал кричать: «Шеф, мы его взяли!» И вот тогда, как утверждает Карпис, из-за угла дома появился Гувер, чтобы помочь его арестовать.

«История Гувера-героя — ложь, — писал Карпис. — Он вовсе не возглавлял захват. Он ждал, пока ему не скажут, что путь свободен. Только тогда он вышел, чтобы пожать плоды славы».

Реакцию Гувера на эти обвинения легко предсказать. В записи, сделанной на книге Карписа, — последнем из сотен комментариев о ходе Войны с преступностью, которые он оставлял раньше на полях докладов, — Гувер написал: «Карпис и/или его соавтор, должно быть, накурились марихуаны».

Документы ФБР — и это, наверное, неудивительно — показывают, что гуверовская версия была ближе к истине. Как доклад об аресте, написанный Коннелли, так и запись помощника директора, запротоколировавшего разговор со своим шефом, состоявшийся следующим утром, не оставляют сомнений, что Гувер действительно был в группе захвата, а вовсе не прятался за углом. Но ни в одном из этих источников и ни в одном другом документе в огромном деле банды Баркеров ничего не говорится о том, что Гувер подходил к машине Карписа, а тем более что он хватал бандита за шиворот. Согласно архивным материалам, арест произвели Коннелли и Кларенс Хёрт, а Гувер почти в ту же секунду подъехал на второй машине. В конце концов, так ли все это важно?

На следующий день на первой странице «Нью-Йорк таймс» красовался заголовок «Карпис пойман в Новом Орлеане самим Гувером».

Как бы то ни было, Карпис и Хантер не оказали сопротивления. Через несколько минут на улице стала собираться толпа. Люди высовывались из окон домов, пытаясь разглядеть, из-за чего там началась такая суматоха. Ни у кого из агентов не оказалось с собой наручников, и потому один из них снял галстук и связал им запястья Карписа. Бандита посадили в машину и повезли в отделение ФБР. За рулем был Кларенс Хёрт, и он заблудился в незнакомом городе.

— Кто-нибудь знает, где тут почтамт? — спросил он.

— Я могу показать, — ответил Карпис.

— А ты-то откуда знаешь? — удивился Клайд Толсон, который сидел на заднем сиденье с Гувером.

— А мы его ограбить собирались, — ответил Карпис.

Они кружили еще минут двадцать, прежде чем добрались до здания почтамта, где находилось и отделение ФБР. Карписа заперли в клетку.

Это был триумф Гувера. Если не принимать в расчет отдельных критиков в конгрессе, реакция общества оказалась единой. Арест Карписа окончательно закрепил за Гувером статус национального героя, которого чествовали в кинохронике, фильмах и комиксах. Лучи славы падали на него одного — не на ошельмованного Мэлвина Пёрвиса, не на забытого всеми Гомера Каммингса и уж в любом случае не на безымянных агентов ФБР, которые рисковали жизнями, а иногда и отдавали их для того, чтобы покончить с Джоном Диллинджером, Красавчиком Флойдом, Малышом Нельсоном, Автоматом Келли, Фредом Баркером и Элвином Карписом. Отныне ФБР стало главной американской общенациональной полицейской силой, тем бюро, которое представлялось Гуверу в мечтах, — организацией, мощные ресурсы которой превратят ее директора в ключевую фигуру американского правительства на целых четыре десятилетия. Через три года после начала — смерти пяти человек на привокзальной парковке в Канзас-Сити — Война с преступностью была окончена.

 

ЭПИЛОГ

В годы, последовавшие за окончанием Войны с преступностью, критики поставили под вопрос почти все, что ее касалось. Была ли она необходима? Была ли она реальна? Неужели грабители банков из провинции действительно представляли собой угрозу национальной безопасности, как заявляло ФБР? Некоторые историки выдвинули тезис о том, что Война была не более чем пиар-кампанией, в ходе которой федеральный великан давил ногами мелких насекомых-уголовников, и началась она, поскольку личные амбиции Гувера совпали с некоторыми политическими нуждами рузвельтовской администрации в период осуществления «Нового курса». Такой подход к событиям 1933–1934 годов можно свести к тому, что вся эта Война — история, «где много и шума и страстей, но смысла нет».

Трудно поспорить с тем, что это была не совсем «война». Строго говоря, вся кампания привела к раскрытию только четырех крупных уголовных дел: похищение Автоматом Келли Чарльза Уршела, похищение бандой Баркеров — Карписа Эдварда Бремера и Уильяма Хэмма, преследование Диллинджера, бойня в Канзас-Сити. Она не распространилась ни на чикагский синдикат, ни на мафиози-итальянцев, ни на фальшивомонетчиков, ни на других преступников. Вряд ли можно утверждать, что врагов общества 1933–1934 годов не смог бы уничтожить никто, кроме федерального правительства, — пример Фрэнка Хеймера доказывает обратное. Грабежи банков, несомненно, были проблемой в 1933 году, но не настолько серьезной, чтобы требовалось вмешательство федералов.

И все-таки утверждения, что Война с преступностью всего лишь пиар-кампания, безосновательны. Гувер действительно извлек из нее большую выгоду, но все же начало ей положила не его воля, а реальные события. Непосредственной причиной стала бойня в Канзас-Сити. Вряд ли кто-нибудь способен оспорить право ФБР преследовать убийц своих собственных сотрудников, хотя чисто формально у бюро этого права не имелось. Другой причиной стал закон Линдберга, по которому ФБР обязали расследовать случаи похищений людей. Единственным моментом свободного выбора было решение бюро заняться делом Диллинджера. За этим, конечно, скрывались личные амбиции Гувера. Но Гувер не «создал» Диллинджера, как утверждают некоторые историки, — когда ФБР вмешалось в расследование, этот бандит уже являлся фигурой общенационального значения. И, кроме того, это был именно тот тип преступника, действующего сразу во многих штатах, которого и должна преследовать федеральная полиция.

Никто из участников Войны не верил в то, что она положит конец преступности как таковой или уничтожит всех особо опасных бандитов. Этого и не произошло. Война с преступностью была направлена прежде всего против самой идеи допустимости преступления, которую принимали в те годы слишком многие американцы. Если судить об итогах кампании с этой точки зрения, то нельзя не признать, что она увенчалась успехом. Как только ФБР начало действовать, количество похищений немедленно и резко сократилось. Судебное преследование лиц, покрывающих преступников, на котором так настаивал Гувер, постепенно уничтожило пристанища бандитов в Сент-Поле и Хот-Спрингсе. (ФБР помогло властям очистить Хот-Спрингс, Голландец Экерс и несколько других коррумпированных городских чиновников в 1938 году предстали перед судом и получили тюремные сроки.)

Воздействие Войны с преступностью на общество оказалось серьезным и долговременным. Если суммировать ее итоги в нескольких словах, то можно сказать, что Война послужила мощным доказательством эффективности «Нового курса» администрации Рузвельта и внушила людям мысль о необходимости сильного центрального правительства. В более широком смысле она позволила поверить, что американские ценности могут преодолеть всё, даже Великую депрессию. При жизни Диллинджера посетители кинотеатров аплодировали, увидев его на экране, но после смерти бандита американцы увидели в нем и ему подобных олицетворение всего худшего, что было в стране. Когда миновал кризис, поражение преступников начали рассматривать как поражение самой Депрессии, а пьедесталы, на которых раньше красовались гангстеры, заняли совсем другие люди, воплощавшие понятия чести и моральной безупречности. Первой из таких фигур стал Мэлвин Пёрвис. Историк Ричард Пауэрс писал: «Страна нашла опору в Мэлвине Пёрвисе — худеньком человеке с писклявым голосом, похожем на сошедшего с экрана героя Фрэнка Капри. Его воспринимали как доказательство того, что самые обычные граждане, если они объединятся, могут справиться с чем угодно и с кем угодно, даже с Джоном Диллинджером, ставшим в ту эпоху олицетворением социальной дезинтеграции».

Однако очень скоро в пантеоне американских героев место Пёрвиса заняло ФБР в целом, как организация. Самым важным итогом Войны с преступностью является современное ФБР. Всё в его последующей деятельности — и раскрытия преступлений, и злоупотребления, которые допускали чересчур рьяные агенты, — восходит к той власти, которую бюро приобрело во время Войны с преступностью. Преследование Диллинджера и других бандитов внушило Америке идею, которая теперь уже никем не подвергается сомнению: федеральное правительство несет ответственность за соблюдение законности и порядка в стране.

Война с преступностью не только наделила гуверовское ФБР статусом носителя этой ответственности, но и заставила американцев уважать эту организацию. Война внушила людям такое доверие к бюро, что все его позднейшие злоупотребления очень долго не подвергались критике. Как писала Клэр Бонд Поттер: «Эта война совершенно изменила отношение американцев ко многим вещам: преступность начали рассматривать как общенациональную проблему, органы полиции получили позитивный социальный облик, а борьба с криминалом стала обязанностью центральной власти».

Позитивная социальная роль ФБР в 1933–1934 годах была очевидна всем, но в то же время нельзя забывать и о тех зернах, из которых потом выросли злоупотребления бюро: избиения подследственных, «похищение» подруги Верна Миллера — Вай Матиас, осуждение Адама Ричетти по лжесвидетельству ФБР, арест и суд над Роджером Тохи, который не похищал Хэмма. Война с преступностью наделила ФБР чем-то вроде абсолютной власти, и в конечном итоге это привело к деградации гуверовского бюро. ФБР борется с последствиями этого до сего дня.

Очень немногие участвовавшие в Войне с преступностью агенты получили за свою работу общественное признание. Некоторые из них служили в бюро очень долго и вышли в отставку в 1960— 1970-е годы. Другие постарались как можно скорее покинуть ФБР: уже в 1935–1936 годах они поспешили вернуться в свои родные города, чтобы устроиться в юридические фирмы или стать менеджерами частных компаний. Последний из членов «группы Диллинджера» — Том Макдейд — скончался в 1996 году.

Фрэнк Смит, выживший в бойне на вокзале в Канзас-Сити, оставил ФБР в 1939 году и стал шефом полиции Оклахома-Сити. Он умер в 1953 году. Рид Веттерли, начальник отделения бюро в Канзас-Сити, занял пост шефа полиции Солт-Лейк-Сити. Он скончался в 1949 году. Что касается третьего пережившего бойню агента — Джо Лэки, то он, несмотря на все хранящиеся в архивах ФБР доказательства его лжи, до самой смерти утверждал, что действительно опознал в убийцах Ричетти, Флойда и Миллера.

Гус Джонс, возглавлявший расследование по делу о похищении Уршела, вышел в отставку в 1940 году. Он умер в 1963 году. Билл Роурер — агент, арестовавший Автомата Келли и участвовавший в перестрелке с Диллинджером в «Маленькой Богемии», — оставил ФБР в 1937 году. Он был исполнительным директором маслодельного комбината в Джорджии до самой смерти в 1967 году. Агент, чьи пули свалили Диллинджера, — Чарльз Винстед, — ушел в отставку в 1943 году. Он умер в возрасте 82 лет в 1973 году. Его напарник Кларенс Хёрт ушел из бюро в 1955 году и затем в течение нескольких лет был шерифом в своей родной Оклахоме. Он умер в 1975 году. Джерри Кэмпбелл, один из лучших стрелков ФБР, арестовавший Дока Баркера, умер в Пало-Альто в 1991 году.

Хью Клегг, заместитель директора, который номинально возглавлял рейд в «Маленькой Богемии», основал в 1935 году Академию ФБР. После отставки он работал специальным советником ректора университета штата Миссисипи и сыграл ключевую роль в решении о принятии первого в этом университете чернокожего студента Джеймса Мередита. Как и Клегг, Эрл Коннелли после Войны с преступностью в течение двух десятилетий оставался в руководстве ФБР. Он вышел в отставку в 1956 году и умер годом позже. Папаша Натан, которого часто называли «великим стариком из ФБР», вышел в отставку в 1945-м и умер в 1963 году.

Мэлвин Пёрвис в 1930-е годы работал пресс-атташе нескольких компаний, а затем исчез из поля зрения широкой публики. Он участвовал во Второй мировой войне в чине полковника, а потом вернулся в Южную Каролину, где несколько лет возглавлял радиостанцию. Гувер так и не простил Пёрвису заносчивости, проявленной им в делах Диллинджера и Флойда, и неоднократно препятствовал попыткам Пёрвиса вернуться к публичной деятельности: так, в 1952 году директор ФБР лишил его шансов получить место федерального судьи. Более того, Гувер делал все возможное, чтобы вычеркнуть своего бывшего протеже из памяти людей, — в авторизованной бюро «Истории ФБР», изданной в 1956 году, имя Пёрвиса не упоминается.

29 февраля 1960 года Мэлвин Пёрвис был найден у себя в кабинете с простреленной головой. В руке у него был зажат пистолет, подаренный товарищами-агентами при уходе из ФБР. Одни называли это самоубийством, другие — несчастным случаем. Гувер не сделал никакого публичного заявления и не послал соболезнования семье. «Мы считаем для себя честью то, что вы проигнорировали смерть Мэлвина, — написала Гуверу вдова Пёрвиса. — Ваша зависть очень сильно задевала его чувства, но, я полагаю, он до самой смерти любил вас». В год смерти Пёрвису было 56 лет.

Гувер до конца жизни был одержим эпохой Войны с преступностью. По мере того как ФБР начинало все более неоднозначно относиться к гражданским правам людей, директор все чаще вспоминал о Диллинджере и бандитах того времени. «Это был его пунктик, — вспоминал заместитель Гувера Уильям Салливан. — Если бы он дожил до наших дней и если бы вы с ним встретились, он бы с ходу заговорил о Диллинджере. Чем больше он старел, тем чаще вспоминал Диллинджера, Мамашу Баркер и все эти дела 1930-х годов. На эти темы он мог разговаривать бесконечно». В этой склонности Гувера к воспоминаниям чувствуется ностальгия по четкому разделению добра и зла, которое существовало во время Войны с преступностью. Для него Диллинджер стал своего рода битвой при Розбаде.

Джон Эдгар Гувер умер во сне 1 мая 1972 года.

Многие из преступников, арестованных ФБР, стали первыми заключенными тюрьмы Алкатрас, которая открылась в январе 1935 года. Когда 7 августа 1936 года туда прибыл 325-й осужденный — Элвин Карпис, то он пошутил, что все это похоже на встречу одноклассников. В первый же день пребывания на «Скале» Карпис (заключенный AZ-325) возобновил знакомство с Автоматом Келли (AZ-117), его партнером Альбертом Бейтсом (AZ-137) и их старым учителем Харви Бейли (AZ-139). В кафетерии он увидел Дока Баркера (AZ-268), Гарри Сойера (AZ-299), Волни Дэвиса (AZ-271) и Элмера Фармера (AZ-299). Позднее он познакомился с Диком Галатасом, Дэфи Фармером, Джоном Чейзом и многими другими.

Судьбы тех, кто избежал Алкатраса, и тех, кто их преследовал, сложились по-разному. Человек, предавший Бонни и Клайда, — Генри Мэтвин, — погиб в 1948 году; он попал под поезд (видимо, заснул за рулем автомобиля). Фрэнк Хеймер умер в 1955 году. В. Д. Джонс прожил так долго, что увидел фильм «Бонни и Клайд» и написал для «Плейбоя» статью о банде. Джонс был убит в перестрелке в Хьюстоне в 1974 году. Последняя из сестер и братьев Клайда — Мэри Бэрроу Скома — умерла в 1999 году.

Особняк Уршелов по-прежнему стоит в Оклахома-Сити. Единственным напоминанием о той душной ночи в июле 1933 года, когда этот дом посетил Келли, служит повешенная местным историческим обществом табличка на стене. Эд Везерфорд, сыщик из Техаса, который обратил внимание ФБР на супругов Келли, так и не получил признания нигде за пределами Форт, — Уэрта за свой вклад в раскрытие этого дела. Он умер в 1949 году. Отец Кэтрин Келли — Босс Шэннон — был условно-досрочно освобожден из тюрьмы в 1944 году и умер двенадцать лет спустя. Альберт Бейтс умер от инфаркта в Алкатрасе в 1948 году. Келли также умер от инфаркта — шестью годами позднее, в Левенуэрте.

Кэтрин Келли пережила своего мужа. В 1958 году, после многолетних обращений к Гуверу с просьбами об освобождении, она сумела убедить оклахомского судью в необходимости нового разбирательства по ее делу. ФБР, застигнутое врасплох, попыталось снова собрать доказательства двадцатипятилетней давности, однако это оказалось практически невозможно. Фрэнк Блейк, начальник отделения бюро в Далласе, ушел в отставку после инфаркта в 1942 году и скончался шестью годами позднее. Ральф Колвин, глава отделения в Оклахома-Сити, умер в Талсе в 1947 году. Партнер Уршелов по бриджу Уолтер Джарретт умер в Мидланде (Техас) в 1947 году. В течение семи месяцев ФБР пыталось разыскать Лютера Арнольда и его семью — тех безработных, которые сыграли важную роль в аресте супругов Келли. Агенты даже проверяли слухи, что дочь Арнольдов Джералина поменяла фамилию и стала знаменитой киноактрисой. Однако найти Арнольдов не удалось. ФБР не смогло собрать свидетелей для вторичного осуждения Кэтрин, и суд освободил ее. В течение многих лет она работала в больнице в Оклахоме и умерла в 1985 году.

Второстепенные фигуранты по делу Диллинджера умерли в безвестности. Гарольд Кэссиди — врач, который ассистировал при пластической операции бандита, — покончил с собой в Чикаго в 1946 году. Анна Сейдж, «женщина в красном», получила от ФБР обещанные деньги, однако бюро не смогло предотвратить ее депортацию. Она умерла от печеночной недостаточности в Румынии в апреле 1947 года. Патрисия Черрингтон умерла двумя годами позднее, по-видимому, естественной смертью. Ее тело было найдено в одной из чикагских ночлежек. Луис Пикетт после освобождения из тюрьмы стал барменом. Он умер от инфаркта в 1951 году в Чикаго. Пит Пирпонт и Чарльз Мэкли в сентябре 1934 года попытались бежать из камеры смертников тюрьмы штата Огайо. При этом они использовали поддельные пистолеты, вырезанные из брусков мыла. Мэкли был убит, Пирпонт позднее казнен. Последнего из членов диллинджеровской банды — Расселла Кларка — освободили в августе 1968 года после тридцати четырех лет заключения. У него был неоперабельный рак, и он умер через четыре месяца.

Билли Фрешетт вышла замуж за жителя Висконсина по имени Артур Тик и родила ему детей. Она умерла в январе 1969 года. Последняя подруга Диллинджера Полли Гамильтон много лет жила в Чикаго, став супругой коммивояжера. Она умерла на месяц позже Фрешетт. Еще через девять месяцев, в октябре 1969 года, умер Мартин Заркович. Он унес с собой в могилу известную только ему правду о том, каким образом полицейское управление Ист-Чикаго было связано с Диллинджером. Джона Чейза освободили условно-досрочно из Левенуэрта в 1966 году. Он работал дворником в Пало-Альто и умер там же в 1973 году. Хелен Джиллис работала на чикагской фабрике и растила двоих детей от Нельсона. Она умерла в 1987 году. Судьбы Фацо Негри и подруги Чейза — Салли Бэкман — остаются неизвестными.

Друзья Уильяма Хэмма говорили, что он словно превратился в другого человека после похищения баркеровской бандой. Он продолжал исполнять обязанности главы «Пивоваренных заводов Хэмма», но стал склонен к задумчивости и всегда окружал себя телохранителями. Он умер в 1970 году. Гангстера Роджера Тохи признали невиновным в похищении Хэмма, однако ложно осудили за похищение Джейка Фэктора. Он отсидел более двадцати лет и освободился в ноябре 1959 года. Менее чем через месяц после этого Тохи застрелили на крыльце дома его сестры, — по-видимому, это было дело рук его старых врагов из преступного синдиката.

Эдвард Бремер умер от инфаркта в своем флоридском доме после купания, это случилось в 1965 году. Он повторил судьбу отца, умершего по той же причине в отеле в Сиэтле в 1939 году. Том Браун, коррумпированный полицейский, состоявший в сговоре с Баркерами, так и не был осужден. Его только уволили из полиции после служебного расследования. Он держал винный магазин в городе Илай (Миннесота) и умер там в 1959 году.

Док Баркер был убит при попытке побега из Алкатраса в январе 1939 года. Последний из оставшихся в живых сыновей Мамаши Баркер — Ллойд, который никогда не был членом баркеровской банды, — освободился из Левенуэрта в 1947 году. Два года спустя его застрелила собственная жена в их доме в Денвере. Член банды Баркеров Билл Уивер умер от инфаркта в Алкатрасе в июне 1944 года. Семью месяцами позже в Левенуэрте умер Чарльз Фицджералд. Гарри Сойер вышел на свободу в феврале 1955 года, после того как врачи диагностировали у него рак, и умер четыре месяца спустя.

Гарри Кэмпбелл находился в больнице федеральной тюрьмы в Миссури в 1958 году; дальнейшая его судьба неизвестна. Волни Дэвиса освободили из Алкатраса условно-досрочно в 1961 году, однако сразу же взяли под арест по обвинению в давнем ограблении банка в Канзасе. Окончательно освобожденный в 1965 году, он женился на вдове Дэфи Фармера и тихо доживал свои годы в Джоплине, занимаясь плотницким ремеслом. Он умер в 1979 году в возрасте 91 года.

Подруги и вдовы членов банды Баркеров избежали внимания публики. Паулу Хэрмон в последний раз видели в доме ее родителей в Порт-Артуре (Техас) в конце 1930-х годов. Вайнона Бёрдетт исчезла, как и Делорес Делани, и вдова Гарри Сойера Глэдис. Милдред Кулман — девушка из Толедо, чей флирт с Доком Баркером привел к разгрому банды, — вернулась в Огайо и вышла замуж за жителя города Сандаски по имени Джозеф Ауэрбах. Супружеская пара долгое время держала бар. У Ауэрбахов было двое детей; в настоящее время их дочь замужем за одним из самых известных нью-йоркских адвокатов по уголовным делам. По словам членов семьи, Милдред Кулман-Ауэрбах никогда не рассказывала о той роли, которую она играла в войне ФБР против Баркеров. Она умерла в возрасте 85 лет в доме престарелых в Сандаски 10 декабря 1993 года.

Ну и наконец, об Элвине Карписе. После тридцати трех лет, проведенных за решеткой, в январе 1969 года он был условно-досрочно освобожден из федеральной тюрьмы на острове Макнил (штат Вашингтон) и депортирован в Канаду. Карпис выпустил две авторизованные книги, одна из которых представляла собой его биографию.

В начале 1970-х годов он переехал в Испанию. Он умер 26 августа 1979 года в Торремолиносе, по-видимому, от случайной передозировки снотворного.

За прошедшие с того времени десятилетия изменилось и все, и ничего. Многие места, где проходила Война с преступностью, остались такими же труднодоступными, как и тогда, — только теперь уже покрытыми пылью, заросшими паутиной и интересными лишь пожилым любителям криминальной истории, с их интересом к мелким подробностям. Они приезжают туда с фотоаппаратами. «Маленькая Богемия» по-прежнему стоит среди лесов Северного Висконсина на берегу озера Стар. Она разрослась, в доме появился новый бар и лакированные полы в столовой. Это одна из тех гостиниц для простых людей, где туристы могут перехватить чизбургер, прежде чем отправиться купаться на озеро. На стенах в фойе висят гравюры, изображающие события памятной ночи 1934 года, но в ответ на самый простой вопрос о них бармен только пожмет плечами. Однажды, теплым августовским днем 2002 года, в гостиницу приехал сын Эмиля Ванатки, теперь пенсионер из Флориды. Бедолага сразу убрался оттуда, как только кто-то спросил его, каково было ловить мяч, пущенный Малышом Нельсоном?

Дом в Оклавахе (Флорида), где убили Фреда Баркера и его мать, все еще стоит на берегу озера Вир среди безмолвных дубов, с ветвей которых свисают нити испанского лишайника. Он заброшен уже многие годы, и если вы зайдете внутрь, то увидите кучи мусора, оставленные последним хозяином, пустые коробки и брошенную детскую палочку-лошадку. Если закрыть глаза, то можно представить себе Эрла Коннелли, ползущего по траве под пулями Фредди Баркера.

На поле в Восточном Огайо, где умер Красавчик Флойд, есть памятный камень, поставленный историками. Дом Эллен Конкл был разрушен много лет назад, и окружающие леса постепенно возвращают это место себе. Холодным декабрьским днем ветер несет листья через двор, где Пёрвис кричал своим людям: «Стреляйте!» Это жутковатое, выморочное место, и вокруг него не видно ни одной фермы.

На проселочной дороге в Северо-Западной Луизиане, где были убиты Бонни и Клайд, поставлен памятный знак из бетона, но разыскать этот всеми забытый участок земли непросто. Рядом со знаком валяются осколки пивных бутылок и использованные презервативы.

Кинотеатр «Биограф» все еще существует, хотя его время от времени собираются сносить. Место, где упал Диллинджер, никаким знаком не отмечено, — это просто кусок асфальта с черными следами выплюнутых и раздавленных жвачек. А на том месте, где чикагские полицейские разговаривали с группой захвата Диллинджера, летом 2003 года начали строить офисное здание.

В квартире на Лексингтон-авеню в Сент-Поле, которую снимал Диллинджер, все еще живут люди, как и в квартире в Джоплине, где Бонни и Клайд убили двоих полисменов, и на ферме Диллинджеров на окраине Морсвилла, и в деревянном домике, где умер Малыш Нельсон. Кто-то из новых обитателей знает истории своих жилищ, кто-то — нет. Семья, занимающая белый дом на берегу озера в Индиане, который снимал Карпис, ужаснулась, услышав, что в их спальне когда-то ночевал убийца.

Дом Джимми Пробаско снесли. То же произошло с таверной Луиса Черноцки. Дамы в местном историческом обществе скептически качают головами, когда им говорят, что один из почтенных и известных в их городе граждан был человеком, дававшим приют Джону Диллинджеру. Нет больше и «Зеленого фонаря», от него не осталось даже фотографий. Та же судьба ожидала и дом в пригороде Чикаго, где Баркеры держали Уильяма Хэмма и Эдварда Бремера. Тюрьма в Кроун-Пойнте заброшена. На стене дома на Сентрал-авеню в Хот-Спрингсе, где арестовали Фрэнка Нэша, можно заметить выцветшую памятную надпись. Я видел, как январским днем некий мужчина и его сын-подросток остановились на секунду, чтобы ее прочесть, а потом пожали плечами и пошли дальше. Они не знают этой истории. Ее почти никто не знает.

Я опросил для этой книги более двух десятков сыновей и дочерей членов фэбээровской «группы Диллинджера» и понял, что только очень немногие из них действительно понимают, через что прошли их отцы. А потомки бандитов и их подруг знают еще меньше или же вообще не интересуются всем этим. Далеко не все хотят вспоминать темные истории. Сыновья вдовы Фрэнка Нэша молчат до сего дня. Один из них попросил меня рассказать ему побольше про его мать, а его сводный брат просто повесил трубку.

Однако «врагов общества» можно найти, если вы знаете, где искать. Остались их могилы, по большей части неприметные, находящиеся и на отдаленных деревенских кладбищах, и неподалеку от оживленных проспектов Америки XXI века. Бонни Паркер покоится в окружении кустов роз в мемориальном парке Кроун-хилл в Далласе. Слева от этого места видно здание фитнес-клуба «Болли тотал», а справа — многоквартирный дом и «Голливуд видео». На могильном камне лежат три веночка из искусственных цветов. Надпись гласит: «Как цветочки становятся нежнее от солнца и росы, так этот старый мир становится ярче от таких, как ты». Клайд лежит далеко от нее, на вечно запертом на замок, поросшем сорняками кладбище в западной части Далласа. Он погребен в углу этого кладбища рядом со своим братом Баком и родителями, в тридцати футах от белой бетонной стены здания с вывеской «Мэни. Ремонт коробок передач». Надпись на камне гласит: «Ушел, но не забыт».

Еще меньше помнят про Автомата Келли и семейство Баркеров. В часе езды на северо-запад от Далласа, на опрятном деревенском кладбище в Коттондейле (Техас) в нищенской могиле лежит Келли. Единственный памятный знак здесь — это кирпич размером шесть на восемь дюймов, на котором с ошибкой написано: «Джордж Б. Келлей, 1954». Однако Баркерам не досталось и этого. Их могилы расположены в один ряд на открытом всем ветрам кладбище на окраине города Уэлч в отдаленном районе Северо-Восточной Оклахомы. На протяжении нескольких десятилетий могилы оставались без всяких памятных знаков. Недавно кто-то украсил их стальными стелами со стихами из Библии. На могиле Фреда написано: «Не дай забыть. О, Ты, давший нам жизнь и понимающий все причины».

В двух часах езды на юг, на кладбище Эткинса рядом со своими родителями похоронен Красавчик Флойд. Это тихое место, здесь много родственных могил, и потому кажется, что Флойд «приложился к роду своему». Место захоронения Малыша Нельсона оставляет прямо противоположное впечатление холодности и функциональности. Он похоронен у подъездной дороги на кладбище святого Иосифа в Ривер-Гроуве (ныне часть Чикаго) и покоится между своей женой Хелен и матерью. На всех могилах одинаковые серые стальные таблички, а памятные камни кажутся выброшенными за ненадобностью кусками брусчатки. Посетитель кладбища слышит рев самолетов в международном аэропорту О'Хэйр, находящемся всего в нескольких милях к северу. На табличке Нельсона надпись: «Лестер Дж. Джиллис. Умер 27 ноября 1934 года в возрасте 26 лет».

Достойная могила только у Диллинджера. Он похоронен на большом кладбище Кроун-хилл в Индианаполисе, в окружении густой травы. Памятный знак на его могиле представляет собой четырехфутовый обелиск, который возвышается над всеми соседними. На камне только одно слово: «ДИЛЛИНДЖЕР», украшенное по бокам декоративным орнаментом, напоминающим плющ. Туристы приезжают сюда постоянно. В 1991 году потомки некоей дамы по имени Мод Грабб попросили администрацию кладбища похоронить свою мать рядом с Диллинджером. Она лежит в ста футах от него, и в уголке ее камня выбито: «Джон Д.» По словам директора кладбища, эта женщина всегда была помешана на Диллинджере. Это тихое, мирное место, как и положено кладбищу. Сидя на траве в окружении могил бакалейщиков, юристов и фермеров, вы не услышите ни автоматного огня, ни криков умирающих — не сумеете вообразить ничего из тех четырнадцати месяцев диллинджеровской славы. Как и другие бандиты того времени, Диллинджер не был ни Индианой Джонсом, ни Люком Скайуокером. Это был человек ростом пять футов семь дюймов и весом 145 фунтов. Как-то жутко вдруг осознать, что он и сейчас находится здесь, вот под этой травой, на расстоянии вытянутой руки. Можно взять лопату, раскопать могилу и коснуться его. Нет, вы, конечно, не будете этого делать. Вы просто положите руку на его могильный камень. Это не больше и не меньше чем кусок отполированного гранита — гладкий, твердый, холодный. Настоящий.

 

БИБЛИОГРАФИЧЕСКАЯ ЗАМЕТКА

Основными источниками для этой книги послужили архивные материалы ФБР, касающиеся главных УГОЛОВНЫХ дел времен Войны с преступностью. Они по частям и фрагментам открывались для исследователей с середины 1980-х годов. Сами папки с делами занимают ряд полок в читальном зале, расположенном в подвале здания штаб-квартиры ФБР в Вашингтоне. Это несколько сотен тысяч страниц внутренних отчетов, телеграмм, писем и свидетельских показаний. Их можно листать на месте хранения, а если вы одержимы этой темой, как я, то можете сделать и ксерокопии по 10 центов за страницу. Мои ксерокопии занимают шесть секционных шкафчиков. Ссылки на эти документы даются в примечаниях.

К опубликованным источникам я обращался в основном для написания фрагментов, в которых рассказывается о биографиях агентов ФБР и членов уголовных банд. Существует несколько хороших биографий Дж. Э. Гувера. Лучшей из них, наверное, остается книга Курта Джентри «Джон Эдгар Гувер: человек и тайны» (J. Edgar Hoover: The Man and the Secrets, by Curt Gentry). Также весьма полезны работы Фреда Кука «ФБР, которое никто не знает» (The FBI Nobody Knows, by Fred J. Cook), Ральфа Толедано «Джон Эдгар Гувер. Человек в своем времени» (J. Edgar Hoover, the Man in His Time, by Ralph de Toledano), Уильяма Салливана и Билла Брауна «Бюро: мои тридцать лет в гуверовском ФБР» (The Bureau: My Thirty Years in Hoover's FBI, by William Sullivan and Bill Brown), а также откровенно скандальная, но тем не менее основанная на кропотливой исследовательской работе книга Энтони Саммерса «Официальное и конфиденциальное: тайная жизнь Джона Эдгара Гувера» (Official and Confidential: The Secret Life of J. Edgar Hoover, by Anthony Summers). Также следует назвать книгу Дона Уайтхеда «История ФБР: отчет народу» (The FBI Story: A Report to the People, by Don Whitehead) и две книги Ричарда Джида Пауэрса: «Люди правительства: гуверовское ФБР в американской поп-культуре» (G-Men: Hoover's FBI in American Popular Culture, by Richard Gid Powers) и «Секретность и власть. Жизнь Джона Эдгара Гувера» (Secrecy and Power: The Life of J. Edgar Hoover). Незаурядный анализ Войны с преступностью в социологическом контексте можно найти в книге Клэр Бонд Попер «Война с преступностью: бандиты, люди правительства и политика массовой культуры» (War on Crime: Bandits, G-Men, and the Politics of Mass Culture, by Clair Bond Porter). Отмечу также и книгу Дэвида Рута «Придумывая врага общества: гангстер в американской культуре 1918–1934 гг.» (Inventing the Public Enemy: the Gangster in American Culture, by David E. Ruth).

Многие книги оказались полезны для моего понимания Америки времен Великой депрессии. Среди лучших следует назвать сборник статей под редакцией Дона Конгдона «1930-е годы: пора вспомнить» (The'30s: A Time to Remember, ed. by Don Congdon) и две книги Т. Уоткинса: «Великая депрессия: Америка в 1930-е годы» (The Great Depression: America in the 1930s, by Т. H. Watkins) и «Голодные годы: эпическая история Великой депрессии в Америке» (The Hungry Years: A Narrative History of the Great Depression in America).

Для восстановления событий ранних лет жизни Красавчика Флойда я полагался на архивные документы ФБР, газеты из Талсы и Оклахома-Сити, а также на выдающуюся книгу Майкла Уоллиса «Жизнь и время Чарльза Артура Флойда» (The Life and Times of Charles Arthur Floyd, by Michael Wallis). Уоллис имел возможность беседовать с родственниками Флойда, и это сказалось на качестве книги. Удивительно, что он не использовал дело ФБР по расследованию бойни в Канзас-Сити, которое было открыто для исследователей в 1980-е годы благодаря настойчивости журналиста, а позднее университетского профессора из Канзас-Сити Роберта Анджера. Этот пробел восполняет книга Джеффри Кинга «Жизнь и смерть Красавчика Флойда» (The Life and Death of Pretty Boy Floyd, by Jeffrey King), в которой, однако, недостает использования первичных источников и которая кажется достаточно бесцветной по сравнению с работой Уоллиса. Всем, кто интересуется бойней в Канзас-Сити, я от души рекомендую книгу Анджера «Бойня на вокзале „Юнион-стейшн“: первородный грех гуверовского ФБР» (The Union Station Massacre: The Original Sin of Hoover's FBI, by Robert Unger).

История Бонни и Клайда изложена более чем в дюжине книг. Одной из лучших остается самая первая, написанная Эммой Паркер и Нелл Бэрроу-Ковэн, — «Беглецы: история Клайда Бэрроу и Бонни Паркер» (Fugitives: The Story of Clyde Barrow and Bonnie Parker, by Emma Parker and Nell Barrow Cowan). Я также рекомендую книгу Джона Нила Филлипса «Убегая с Бонни и Клайдом: десять стремительных лет Ральфа Фулца» (Running with Bonnie and Clyde: Ten Fast Years of Ralph Fults). Филлипс провел большую исследовательскую работу с первоисточниками; в числе прочего в книге использованы интервью с Бланш Бэрроу.

Основные сведения о Мэлвине Пёрвисе содержатся в его личном деле в архиве ФБР, которое можно получить с помощью запроса службы свободной информации (Freedom of Information Request). Сам Пёрвис изложил отретушированную версию своей жизни в книге, опубликованной после ухода из ФБР: «Американский агент» (American Agent, by Melvin Purvis). За многие детали личного характера, относящиеся к Пёрвису, я очень признателен его сыну Элстону, который пишет биографию отца, а также бывшей секретарше Пёрвиса Дорис Локерман. История того, как Пёрвис попал впросак, арестовав Роджера Тохи, собрана из деталей различных документов ФБР, заявления Тохи 1954 года, адресованного в федеральные архивы в Чикаго, а также из собственной книги Тохи «Украденные годы» (The Stolen Years, by Roger Touhy).

Подробности ранних лет жизни Автомата Келли можно найти во множестве статей, печатавшихся в мемфисских газетах, а также в необычной книжечке, которую в 1991 году опубликовал его сын Брюс Барнс: «Автомат Келли: восстановить справедливость» (Machine Gun Kelly: То Right a Wrong, by Bruce Barnes). Хотя сын и принимает на веру многие выдумки отца, в целом Барнс проделал замечательную работу по заполнению пробелов в биографии Келли. Переговоры о выкупе Уршела отражены в документах ФБР, а также в претенциозной книге, написанной в 1934 году Киркпатриком «Рай для преступлений: подлинная история похищения Уршела, рассказанная очевидцем» (Crimes' Paradise: The Authentic Inside Story of the Urschel Kidnapping, by E. E. Kirkpatrick).

Материалы о ранних годах Малыша Нельсона я нашел в серии статей, печатавшихся в 1930–1931 годах в «Чикаго трибюн», на которые мне указал неутомимый исследователь Том Смасин. Во время работы над этой книгой вышла первая биография Нельсона, написанная Стивеном Никелом и Уильямом Хелмером: «Малыш Нельсон: портрет врага общества» (Baby Face Nelson: Portrait of a Public Enemy, by Steven Nickel and William J. Helmer). Я скептически отношусь к этой книге. В ней есть много историй, источники которых не указаны, — к их числу относится, например, рассказ о встрече Нельсона с Диллинджером летом 1933 года. Поскольку никто из специалистов не смог подтвердить подлинность этих историй, я опустил их.

Диалоги членов банды Баркеров в подавляющем большинстве взяты из расшифровок записей Карписа. Это более тысячи страниц неопубликованных интервью, которые Карпис давал своему биографу Биллу Тренту в 1969 и 1970 годах. Сведения о детских и юношеских годах Диллинджера можно найти в книге Джона Толанда «Дни Диллинджера» (Dillinger Days, by John Toland), в статьях из газет и журналов того времени, а также в книге Роберта Кроуми и Джозефа Пинкстона «Диллинджер: короткая и яростная жизнь» (Dillinger: A Short and Violent Life, by Robert Cromie and Joseph Pinkston). За описание последних лет Карписа в Испании я благодарен Роберту Ливси, который провел там длительное время, занимаясь подготовкой их совместной с Карписом книги «На Скале: двадцать пять лет в Алкатрасе» (On the Rock: Twenty-Five Years in Alcatraz, by Alvin Karpis, with Robert Livesey).

Материалы второй половины моей книги взяты почти исключительно из архивов ФБР. Важным исключением является материал, заимствованный из книги Расселла Жирардена при участии Билла Хелмера «Диллинджер. Нерассказанная история» (Dillinger. The Untold Story, by Russel Girardin, with Bill Helmer). Эту книгу я настоятельно рекомендую. Большинство диалогов Диллинджера с Луисом Пикеттом и Артом О'Лири взяты из затерянной на долгие годы рукописи Жирардена.

Я оставил напоследок две мои любимые книги о преступниках времен Депрессии. Обе они лежали на моем столе постоянно. Первая из них — это книга Пола Мэккаби «Джон Диллинджер спал здесь: воровской путеводитель по преступности и коррупции в Сент-Поле в 1920–1936 годах» (John Dillinger Slept Here: A Crook's Tour of Crime and Corruption in St.Paul, 1920–1936, by Paul Maccabee). Это прекрасный образец краеведения и в то же время книга, которую должен прочесть каждый, кто интересуется временем Войны с преступностью. Вторая книга — это, по всей вероятности, самое полное справочное издание по данному вопросу: «Враги общества: уголовное прошлое Америки, 1919–1940», написанная Биллом Хелмером и Риком Мэттиксом (Public Enemies: America's Criminal Past, 1919–1940, by Bill Helmer and Rick Mattix). Эти двое исследователей знают, наверное, больше всех о преступниках времен Великой депрессии, их увлеченность позволила им создать превосходную книгу.

 

ИЗБРАННАЯ БИБЛИОГРАФИЯ

Кодовые обозначения в постраничных примечаниях указывают на то или иное дело: BKF (Bremer kidnapping file) — дело о похищении Бремера; UF (Urschel kidnapping file) — дело о похищении Уршела; Jodil (Dillinger file) — дело Диллинджера и т. д.

Alix, Ernest Kahlar. Ransom Kidnapping in America, 1874–1974: The Creation of a Capital Crime. Carbondale, 111.: Southern Illinois University, 1978.

Barnes, Bruce. Machine Gun Kelly: To Right a Wrong. Perris, Calif.: Tipper, 1991. (Биография, написанная сыном Келли. Отличный материал по ранним годам жизни Келли, менее надежна в части, касающейся его преступлений.)

Callahan, Clyde С, and Byron В. Jones. Heritage of an Outlaw — the Story of Frank Nash. Hobart, Okla.: Schoonmaker, 1979.

Clayton, Merle. Union Station Massacre. New York: Bobbs-Merrill, 1975. (Ненадежна, но полезна в части, где передается рассказ агента Джона Лэки о событиях, предшествовавших бойне в Канзас-Сити.)

Congdon, Don. The '30s: A Time to Remember. New York: Simon & Schuster, 1962.

Cook, Fred J. The FBI Nobody Knows. New York: Macmillan, 1964. Cooper, Courtney Ryley. Ten Thousand Public Enemies. Boston: Little, Brown, 1935.

Cooper, Courtney Ryley. Here's to Crime. Boston: Little Brown, 1937. Corey, Herbert. Farewell, Mr. Gangster! New York: D. Appleton-Century, 1936.

Cromie, Robert, and Joseph Pinkston. Dillinger: A Short and Violent Life. New York: McGraw Hill, 1962. (Первая подробная биография Диллинджера, которую впоследствии заслонила книга Толанда. Основана во многом на газетных материалах.)

De Toledano, Ralph. J. Edgar Hoover, the Man in His Time. New Rochellc N. Y.: Arlington House, 1973.

Edge, L L. Run the Cat Roads. New York: Dembner Books, 1981.

Ellis, George. A Man Named Jones. New York: Signet Books, 1963.

Fried, Albert. The Rise and Fall of the Jewish Gangster in America. Revised ed. New York: Columbia University Press, 1993.

Friedman, Lawrence M. Crime and Punishment in American History. New York: Basic Books, 1993.

Gardner, Ruth Dickerson. Lunch at Boney's Mound: A Portrait of Family and Friends. Privately published, 1997. (С любовью написанный портрет семьи Ла Порт — Ванатка.)

Gentry, Curt. J. Edgar Hoover: The Man and the Secrets. New York: W. W. Norton, 1991. (Замечательная биография Гувера.)

Girardin, Russell G., with William Helmer. Dillinger: The Untold Story. Bloomington, Ind.: Indiana University, 1994. (Рукопись Жирардена, которую Хелмер снабдил примечаниями, проливает совершенно новый свет на последние недели жизни Диллинджера.)

Haley, J. Evetts. Robbing-Banks Was My Business. Canyon, Tex.: Palo Duro Press, 1973. (Биография Харви Бейли. Память Бейли временами дает сбои, но тем не менее книга Хейли — одна из двух книг, в которых преступники рассказывают свои версии событий.)

Hamilton, Floyd. Public Enemy No. 1. Dallas, Tex.: Acclaimed Books/International Prison Ministry, 1978.

Helmer, William, with Rick Matrix. Public Enemies: America's Criminal Past, 1919–1940. (He слишком значительный отрывочный обзор событий Войны с преступностью и 1920-х гг., сделанный известными историками-любителями.)

Hinton, Ted, with Larry Grove. Ambush: The Real Story of Bonnie and Clyde. Bryan, Tex.: Shoal Creek, 1979.

Hoover, J. Edgar. Persons in Hiding. Boston: Little, Brown, 1938.

Illman, Harry R. Unholy Toledo: The True Story of Detroit's Purple-Licavoli Gang's Take-Over of an Ohio City. San Francisco: Polemic Press, 1985.

Jenkins, John H., and H. Gordon Frost. I'm Frank Hamer: The Life of a Texas Peace Officer. Austin, Tex.: Pemberton Press, 1968.

Karpis, Alvin, with Bill Trent. The Alvin Karpis Story. New York: Coward-McCann & Geoghegan, 1971.

Karpis, Alvin, with Robert Livesey. On the Rock. Don Mills, Ontario: Musson/General, 1980.

King, Jeffrey S. The Life and Death of Pretty boy Floyd. Kent, Ohio: Kent State University Press, 1998.

Kirchner, L. R. Triple Cross Fire!: J. Edgar Hoover & the Kansas City Union Station Massacre. Kansas City, Mo.: Janlar Books, 1993. (He рекомендую.)

Kirchner, L. R. Robbing Banks: An American History, 1831–1999. Rockville Centre, N. Y.: Sarpedon, 2000.

Kirkpatrick, E. E. Crimes' Paradise: The Authentic Inside Story of the Urschel Kidnapping. San Antonio, Tex.: Naylor, 1934.

Kobler, John. Capone: The Life and World of Al Capone. New York: DaCapo Press, 1992.

Larsen, Lawrence H., and Nancy J. Hulston. Pendergast! Columbia, Mo.: University of Missouri Press, 2000.

Louderback, Lew. The Bad Ones: Gangsters of the '30s and Their Molls. Greenwich, Conn.: Fawcett, 1968.

Maccabee, Paul. John Dillinger Slept Here: A Crook's Tour of Crime and Corruption in St. Paul, 1920–1936. St. Paul, Minn.: Minnesota Historical Press, 1995. (Одна из самых лучших книг о роли Сент-Пола в Войне с преступностью; моя любимая.)

Milner, Е. R. The Lives and Times of Bonnie and Clyde. Carbondale, 111.: Southern Illinois University Press, 1996.

Newton, Willis, and Joe Newton, with Claude Stanush and David Middleton. The Newton Boys: Portrait of an Outlaw Gang. Austin, Tex.: State House, 1994.

Nickel, Steven, and William J. Helmer. Baby Face Nelson: Portrait of a Public Enemy. Nashville: Cumberland House, 2002.

Owens, Ron. Oklahoma Justice: The Oklahoma City Police: A Century of Gunfighters, Gangsters and Terrorists. Paducah, Ky.: Turner Publishing, 1995.

Parker, Emma, and Nell Barrow Cowan, with Jan Fortune. Fugitives: The Story of Clyde Barrow and Bonnie Parker. Dallas, Tex.: Ranger Press, 1934. Reprinted by Signet, 1968. (По-прежнему одна из лучших книг о Бонни и Клайде; рассказы сестры Клайда и матери Бонни.)

Peterson, Virgil W. Barbarians in Our Midst. Boston: Little, Brown, 1952.

Phillips, John Neal. Running with Bonnie and Clyde: The Ten Fast Years of Ralph Fults. Norman, Okla.: University of Oklahoma Press, 1996. (Отличная книга, большая часть ее представляет собой рассказ Ральфа Фултса, некогда партнера Клайда.)

Potter, Claire Bond. War on Crime: Bandits, G-Men, and the Politics of Mass Culture. New Brunswick, N. J.: Rutgers University Press, 1998. (Незаурядный исторический анализ периода Войны с преступностью.)

Poulsen, Ellen. Don't Call Us Molls: Women of the John Dillinger Gang. Little Neck, N. Y: Clinton Cook Publishing, 2002.

Powers, Richard Gid. G-Men: Hoover's FBI in American Popular Culture. Carbondale, 111.: Southern Illinois University Press, 1983.

Powers, Richard Gid. Secrecy and Power: The Life of J. Edgar Hoover.

Purvis, Melvin. American Agent. Garden City, N. Y.: Doubleday, Doran, 1936.

Quimby, Myron. The Devil's Emissaries. New York: A. S. Barnes, 1969.

Reddig, William M. Tom's Town: Kansas City and the Pendergast Legend. Philadelphia: J. P. Lippincott, 1947.

Ruth, David E. Inventing the Public Enemy: The Gangster in American Culture, 1918–1934. Chicago: University of Chicago Press, 1996.

Sanborn, Debra. The Barrow Gang's Visit to Dexter. Dexter, Iowa: Bob Weesner, 1976.

Simmons, Lee. Assignment Huntsville: Memoirs of a Texas Prison Officer. Austin, Tex.: University of Texas, 1957.

Steele, Phillip W., with Marie Barrow Scoma. The Family Story of Bonnie and Clyde. Gretna, La.: Pelican, 2000.

Sullivan, William, with Bill Brown. The Bureau: My Thirty Years in Hoover's FBI. New York: W. W. Norton, 1979.

Summers, Anthony. Official and Confidential: The Secret Life of J. Edgar Hoover. New York: G. P. Putnam's Son, 1993.

Swierczynski, Duane. This Here's a Stick-Up: The Big Bad Book of American Bank Robbery. Indianapolis, Ind.: Alpha Books, 2002.

Toland, John. Dillinger Days. New York: Random House, 1963.

Touhy, Roger, with Ray Brennan. The Stolen Years. Cleveland, Ohio: Pennington, 1959.

Treherne, John. The Strange History of Bonnie and Clyde. New York: Stein & Day, 1984.

Unger, Robert. The Union Station Massacre: The Original Sin of Hoover's FBt. Kansas City, Mo.: Andrews McMeel Publishing, 1997. (Самая авторитетная книга.)

Wallis, Michael. The Life and Times of Charles Arthur Floyd. New York: St. Martin's, 1992. (Прекрасная биография, написанная при активном участии родных Флойда.)

Watkins, Т. Н. The Great Depression: America in the 1930s. Boston: Little, Brown, 1993.

Watkins, Т. H. The Hungry Years: A Narrative History of the Great Depression in America. New York: Henry Holt, 1999.

Webb, Walter Prescott. 77ie Texas Rangers: A Century of Frontier Defense. Boston: Houghton Mifflin, 1935.

Whitehead, Don. The FBI Story: A Report to the People. New York: Random House, 1956.

Winter, Robert. Mean Men: The Sons of Ma Barker. Danbury, Conn.: Rutledge Books, 2000. (Необычное исследование о жизни семьи Баркер в период, предшествовавший Войне с преступностью.)

 

БЛАГОДАРНОСТИ

В течение сорока лет большая часть новых материалов о Войне с преступностью публиковалась благодаря усилиям увлеченных историков-любителей. Многие из них оказали огромную помощь мне в течение тех четырех лет, которые заняло мое исследование. Пожалуй, никто не собрал такого количества информации по преступности времен Великой депрессии, как Рик Мэттикс, живущий в Бусси (Айова). Он предоставил мне возможность пользоваться своим архивом и был всегда готов отвечать на трудные вопросы. Томас Смасин, знающий о Джоне Диллинджере больше, чем кто-либо из ныне живущих, рассказал мне о местах, связанных с Диллинджером в Чикаго.

Я в высшей степени признателен Полу Мэккаби, автору истории уголовного мира Сент-Пола «Джон Диллинджер спал здесь» — одной из лучших книг, написанных о периоде Войны с преступностью; Роберту Анджеру, который знает больше всех о бойне в Канзас-Сити; Биллу Хелмеру — старейшине историков дела Диллинджера; Бобу Бейтсу из Орегона; Курту Джентри, чья биография Гувера остается лучшей из того, что напечатано на эту тему; Ричарду Джонсу из Оклахома-Сити, который позволил мне пользоваться настоящей сокровищницей — собранной им коллекцией журналов о преступлениях, печатавшихся в 1930-е годы.

Дон Трент (вдова Билла Трента, соавтора Карписа) любезно предоставила мне тысячи страниц расшифровок интервью, которые ее муж брал у Карписа в конце 1960-х годов. Эти записи представляют собой источник множества новых фактов об изучаемом периоде. Бывшая архивистка ФБР Сьюзен Розенталь познакомила меня с личными делами бывших агентов бюро. Я благодарен историкам Гленну Джордану (Монро, Луизиана), Арчу Маккинли (Ист-Чикаго), Роберту Бересфорду (Уэлсвилл, Огайо), Клайду Вулриджу (Макалистер, Оклахома), а также Орвиллу Олбриттону и Бобби Макклейн (Хот-Спрингс, Арканзас).

Огромное спасибо сотрудникам «Грейпвайн» из Квонтико (Вирджиния), которые позволили мне три дня разбираться в старых номерах этого журнала, и замечательным архивистам в штаб-квартире ФБР в Вашингтоне. Я благодарю также детей, внуков и других родственников сотрудников ФБР и прокуроров, принимавших участие в Войне с преступностью, — Элстона Пёрвиса (сына Мэлвина Пёрвиса), Сэмюела Коули-младшего, Дорис Локерман, Джерида Макдейда из Оссининга (штат Нью-Йорк), Джона Дэвиса Роурера, Кристину Меткаф (дочь Джеймса Меткафа), Вернера Хэнни-младшего, Фразье Римса-младшего, а также членов семьи Джона Уэллса, Джея Ньюмана, Джона Мадалы и Хью Клегга.

Благодарю сотрудников публичной библиотеки Чикаго, Чикагского исторического общества, Исторического общества Миннесоты, Исторического общества Оклахомы, Исторического общества Миссури, Музея Дж. Эветтс Хейли в Мидланде (Техас), Исторического музея Ред-Ривер в Шермане (Техас), а также Исторического общества Хот-Спрингса (Арканзас); федеральные архивы в Колледж-Парке (Мэриленд), Чикаго и Канзас-Сити, а также публичные библиотеки штата Огайо: в Кливленде, Акроне, Толедо, Блафтоне, Лиме и Дейтоне; публичные библиотеки штата Индиана: в Манси, Форт-Уэйне, Индианаполисе, Кроун-Пойнте, Ист-Чикаго, Гэри, Перу, Хэммонде и Терре-Хоте; техасские публичные библиотеки: в Далласе, Форт-Уэрте, Коулмане, Уэйко, Остине, Хьюстоне, Сан-Маркосе и Сан-Антонио; публичные библиотеки штата Айова: в Де-Мойне и Мейсон-Сити; публичные библиотеки штата Миссури: в Канзас-Сити, Джоплине и Спрингфилде; публичные библиотеки штата Нью-Джерси: в Саммите, Мейплвуде, Ньюарке и Атлантик-Сити; флоридские публичные библиотеки: в Майами, Форт-Лодердейле, Окале, Орландо и Дейтон-Биче; публичные библиотеки штата Арканзас: в Литл-Роке и Хот-Спрингсе; публичную библиотеку в Мемфисе; публичную библиотеку в Олбани (Джорджия); публичные библиотеки штата Висконсин: в Лейк-Джиниве и Элкхорне.

Я не взялся бы за написание этой книги, если бы не терпение редактора «Вэнити фэр» Грейдона Картера: он делал вид, что не замечает, как я занимаюсь другим делом, в то время как я должен был писать рассказы для его журнала. Потрясающий исследователь Анна Бэколас помогла мне на ранней стадии этой работы. Марла Берроу, Дуг Стампф, Стив Шварц и Джордан Глэтт оказали неоценимую помощь, прочитав книгу в рукописи. Эндрю Уайли и Джеффри Постернак из агентства Уаили были и остаются самыми лучшими литературными агентами, тот проект начинался как мини-сериал для телеканала «Хоум бокс офис», однако, занявшись исследованием, я понял: материал нравится мне настолько, что я обязан написать книгу. Я благодарю Брайана Сиберелла за то, что он провел меня через Голливуд.

Скотт Мойерс из «Пингвин-пресс» всегда верил в этот проект и дал мне замечательные советы при окончательной доработке рукописи. Его верная сотрудница Софи Фелс помогала делать все вовремя. Мелисса Голдстейн вела розыски в архивах по всей стране, чтобы снабдить книгу фотографиями.

Я благодарю также моих родителей Мэка и Мэри Барроу из Темпла (Техас), у которых всегда находилось время меня выслушать. И как всегда, мои самые горячие благодарности моей семье: Марле, Гриффину и Дейну, — они никогда не жаловались, что я провожу слишком много времени, запершись в кабинете.