Я все еще находился под влиянием этого дня, паркуясь поздним вечером перед «кошачьей колыбелью».

Пучка я оставил ночевать у Люси. Уходя, я услышал за дверью:

— Он морит меня голодом с самого первого дня, как я у него поселился, так что не будете ли вы столь милосердны, чтобы угостить меня куриной грудкой.

К счастью, Люси не понимала собачьего языка.

На парковке у Кота стояло всего несколько машин, некоторые из них я приметил во время своего первого визита. Я не схожу с ума по автомобилям, просто в ожидании посланцев Королевского автомобильного клуба бывает нечем больше заняться, кроме как пялиться на чужие машины.

Здесь был обычный набор «поршей» и «мерседесов», на который наткнешься в любом месте сбора «тугих кошельков». Видимо, мы не многим отличаемся от животных — все наши насущные нужды умещаются в простейший набор: косточка, прогулка, «мерседес», яхта.

Должен заметить, мне было не по себе. Кот намекал на возможность физической расправы с несговорчивым риэлтером, и оттого я решил сразу предупредить его, что все мои близкие, включая нескольких моих личных адвокатов, предупреждены о возможных последствиях нашей встречи и что в сейфе у меня лежит завещание, в котором красочно изложена суть нашего прошлого разговора.

На самом деле об этом знали только пес и Линдси. Даже Люси я не стал посвящать в подробности шантажа.

— О, не беспокойтесь, — утешил меня пес, — это просто облаивание.

— Что значит «облаивание»?

— Очень просто. Когда хотят укусить, об этом не предупреждают. Если же надо просто запугать, тогда начинается «облаивание». Какой же дурак станет предупреждать об укусе — так только упустишь инициативу. Пусть противник узнает об укусе только тогда, когда твои зубы уже вопьются в его ногу.

Интересная мысль. В самом деле, если тебя хотят убрать, об этом не предупреждают. Такой закон действует и в мире человеческих отношений. Ли Харви Освальд не извещал президента Кеннеди открыткой, что он собирается с ним сделать.

И потом, что пользы Коту меня «убирать» — это не сделает его богаче ни на пенни, сделка тем более не состоится.

Я поднялся по ступеням парадного крыльца к порогу кошачьих апартаментов и позвонил. К моему удивлению, открыл дверь сам хозяин.

— Надеюсь, я не напугал вас, мистер Баркер, — сказал он, взмахнув руками, как делают дети, пытаясь напугать.

— Должен сказать, слегка обескуражили.

— Деньги при вас?

Я показал портфель, к которому тут же потянулись его руки.

— Спокойно, — осадил я его. — Портфели не растут на деревьях. Мне эта сумка обошлась в девяносто девять фунтов.

Кот коснулся лба рукой, словно вспомнив, что имеет дело с малахольным, и крикнул в глубину коридора:

— Дженкинс, принесите сумку! — а сам вышел на крыльцо. Он двигался медленно, мягко, контролируя каждое свое движение, как кот, готовый в любой момент броситься в атаку.

— Ну как?

— Что как?

— Вы подумали?

— Да, — ответил я. — Подумал.

— И что?

— Мое решение остается прежним, — сказал я, меняя позицию, чтобы не подпустить Кота слишком близко к себе.

— Сигару? — он вытащил из нагрудного кармана серебряный цилиндр.

Я вспомнил, что ЦРУ некогда пыталось устранить Кастро с помощью детонирующей сигары, но потом решило, что это дурацкая затея, и предпочло обождать, пока табак сам не доконает лидера кубинской революции.

Я принял сигару из его рук, и Кот услужливо поднес зажигалку, дожидаясь, пока я прикурю. Пес бы сейчас не одобрил моего поведения. Котам доверять нельзя. Но сейчас мой друг находился далеко, нас разъединяло десять миль от дома Люси до кошачьей виллы, и я позволил Коту задержать меня у себя в гостях.

— Кстати, сейчас идет игра, если интересуетесь, — намекнул он.

Я понял намек и достал из кармана присланную мне фишку.

— Благодарю, — сказал я. — Не пригодится. Примите.

Странно. Несмотря на то, что я говорил, ноги мои все равно рвались в сторону игорной комнаты. Так бывало, впрочем, всегда.

Но играть мне сейчас нельзя было ни в коем случае, тем более в отсутствие моего четвероногого партнера. Поэтому я решил, во что бы то ни стало, удержаться и не дать Коту в очередной раз сбить меня с толку.

Тогда я еще не осознал, какой громадный шаг вперед я произвел в этот вечер, насколько продвинулся. Не думаю, что лет десять назад я был способен осознать роковые последствия игры. Когда я говорю «осознать», я имею в виду, что всегда знал, что они существуют, эти роковые последствия, но никогда не вспоминал о них, собираясь сесть за игорный стол, и мог только чуять аромат молочно-кисельных заветных берегов.

Кот осклабился:

— Впрочем, я это так, почти что в шутку. Там сейчас идет игра по-крупному, большая игра, на большие деньги.

Я приметил на парковке «Макларен Ф-1» — двести тысяч фунтов, гарантировано, что будет исцарапан, если оставить без присмотра.

— Деньги будете считать? А то мне пора. — Не хотелось задерживаться у Кота, он был мне неприятен.

Он взял протянутую фишку и произнес:

— Забавно, здесь это — пятьсот фунтов, а там, — он показал за ворота, — ноль. Люди сами определяют ценность вещей.

Он слегка сбил меня с толку своими философскими рассуждениями. То ли он старательно рядился сегодня в овечью шкуру, то ли роль злого босса, которую он обычно исполнял, была ему не по нутру и на самом деле он был склонен метать бисер перед свиньями, чтобы потом разочарованно наблюдать, как они им давятся.

— Ну, так как? — напомнил я ему о своем существовании.

— А я вас раскусил. — Он игриво ткнул пальцем в мою сторону. — Я понял, что вы за человек. Вы хотите прожить жизнь, совершая только правильные поступки.

— Да, — ответил я. — Хочу.

— Ну что ж, а ведь так называемая «правильность» поступка не всегда очевидна, не так ли? Террористы тоже считают, что совершают единственно верный и правильный поступок.

— Вот уж не усматриваю в своих действиях терроризма. Скорее это вы пытались терроризировать меня.

Кот посмотрел на меня как-то загадочно.

— Вы напрасно заступаетесь за эту старую летучую мышь, — сказал он. — У нее денег не меньше, чем сумасбродства. Собаки получат изрядную сумму, а у вас будет золотое будущее. Так в чем проблема?!

Это была тактика Линдси.

— Это ее дело — решать, на что будут потрачены ее деньги.

— Доверенные лица благотворительных обществ получат новые машины, будут ездить в инспекционные туры по собачьим приютам на юге Франции, повысят себе зарплату. Собаки со слугами станут в «роллс-ройсах» выезжать на пикники, обзаведутся домиками в деревне, да?

— Мне-то какое дело?

— Такое, — зловеще прошипел Кот, — что, если вы не потратите деньги на себя, их потратит на себя кто-нибудь другой. — Он тревожно оглянулся по сторонам, как будто этот самый кто-то уже подкрался к нам и мог подслушать, о чем мы говорим. — Так что если вы не заполучите ее денег, их перехватит другой подонок.

— Что значит «другой подонок»? Я не считаю себя подонком, во всяком случае, в данной ситуации.

— Значит, вас вполне устраивает торчать в своей затхлой конторе? Пока собачьи благотворители будут спокойно проматывать деньги, которые уплыли у вас из-под носа, а у вас не хватило духу завладеть ими. Да вы просто неудачник, мистер Баркер.

— Я не могу быть честен для остального мира, — сказал я. — Я могу быть честен лишь с самим собой. И уж лучше я буду честным бедняком, чем богатым подлецом, — закончил я, процитировав слова отца.

Кот разглядывал меня еще с минуту, словно выплюнутый комок шерсти.

В этот момент появился дворецкий с пластиковым пакетом. Кот подождал, пока он скроется за дверью, и лишь затем открыл портфель и стал перекладывать деньги.

— Ладно, сменим тему. Как поживает очаровательная Линдси? Все так же стрижет мозоли в фиттинг-центре?

— Откуда вы знаете про Линдси?

— Это также часть моего бизнеса — знать обо всем, что имеет к нему отношение, — ответил Кот. Лицо его оставалось при этом мнимо бесстрастным, но по долгу службы я привык читать то, что написано даже на самых отрешенных физиономиях.

— Как прикажете это воспринимать? Еще один намек? Вы угрожаете?

— Как пожелаете, — отозвался Кот, опуская фишку в мой нагрудный карман, — так и считайте. Теперь вынужден откланяться, мне надо обстричь парочку чрезвычайно богатых балбесов.