Линдси всегда закупалась в «Сэйнсбери». Она предпочитала сэкономить на продуктах и потратиться на бензин. Езда всегда доставляла ей удовольствие. За рулем она была как настоящая амазонка.

Несмотря на то что часть расходов, как на бензин, так и на продукты при этом падала на меня, я всегда ощущал себя перед ней виноватым, особенно сейчас, возвращаясь с игры. Мне ни разу не предоставлялось благоприятного случая и подходящего момента, чтобы признаться ей в своем пристрастии. От этого я чувствовал себя предателем. Она кропотливо, день за днем копила на какую-нибудь машинку для стрижки волос, а я спокойно пускал на ветер тысячи фунтов. Как-то я уже приходил к мысли, что с покером пора завязывать, ведь вместо того, чтобы проматывать уйму деньжищ, я мог бы осчастливить свою девушку и наконец, избавить ее от вечных забот о хлебе насущном и страха перед будущим.

У меня самого было странное отношение к деньгам. Отчего-то проигрыш меня будоражил, а выигрыш только настораживал. Уже в следующую секунду после крупного проигрыша я ощущал внезапную свободу, точно человек, выпрыгнувший из самолета с мыслью: «И было о чем беспокоиться? Это даже забавно». И только потом начинал вспоминать (конечно, в финансовых терминах), что парашют-то остался в самолете.

Неудивительно, что она не соглашалась на мои предложения совершить следующий шаг в отношениях — приступить к совместной жизни, то есть съехаться и жить вместе. Думаю, она чисто по-женски, интуитивно понимала, что я еще не достиг того уровня, на котором мог бы проявить себя как ответственный партнер.

Линдси слегка дулась, узнавая, что часть доходов я отдаю матери, хотя я представлял это как инвестиции, поскольку мы должны были наследовать мамину квартиру. Но мы так и не получили ни метра жилплощади, поскольку квартира оказалась заложенной под расходы на лечение.

Знакомые часто спрашивали, почему я не расстанусь с Линдси, которая, как они считали, обращается со мной хуже, чем с собакой, третирует меня. Все дело в том, что я-то знаю, кто настоящий подонок в наших отношениях. Если бы я тратил свои карточные проигрыши на нас, мы могли бы уже купить загородный дом, о котором она давно мечтала.

К тому же наши отношения были достаточно легкими и беззаботными. Она не проявляла назойливости, интересуясь, как у меня дела, легко давала мне возможность лечь на крыло для карточной игры и не расспрашивала, где, да как, да с кем я провел вечер.

И еще одно немаловажное обстоятельство — мы любили друг друга. Правда, лично я, в отличие от нее, признавался ей в этом не слишком часто.

И все равно, несмотря на такую теплоту отношений, собаку под утро я пристроил к Люси — той самой, что назойливо подкладывала мне на стол пирожные.

Дело в том, что у Линдси имелся один маленький недостаток — она терпеть не могла собак. Поэтому я решил подождать, пока не возникнет подходящий момент известить ее о том, что у меня (или у нас) появился четвероногий друг.

Пока мы с Линдси ехали к супермаркету, мне захотелось посвятить ее в подробности своей личной жизни. Я чувствовал, что должен довериться ей, только не знал, какими словами это выразить. Поэтому я ерзал на неудобном сиденье «Клио», постоянно соскальзывая. Линдси не снимала пластиковых чехлов, потому что берегла кожаную обивку.

Во мне сидел мелкий бес покера, запрещавший открыться и рассказать ей про все — про собаку, про покер и про миссис Кэдуоллер-Бофорт. Он явно хотел зажилить хотя бы часть этих денег для игры, не желая, чтобы Линдси узнала о неожиданном заработке. Я, конечно, понимал, что моя искренность породит новую угрозу, которая повиснет над ней дамокловым мечом, — недельный «шопинг», ведь в наше время трудно выбраться из супермаркета, не потратив хотя бы 50 фунтов.

— У меня вчера была прелюбопытная встреча, — обронил я как бы невзначай.

— Неужели? — отозвалась Линдси.

— Провернул большую сделку. Может выгореть добрых тридцать тысяч комиссионных.

Вот опять — у Змееглаза я переврал, а здесь явно недоврал. Зачем я опять обманываю ее? Потому что собираюсь оставить сорок тысяч на игру? Нет уж, давайте посмотрим правде в глаза. Получается, я заранее отложил сорок тысяч в подарок людям, к которым не питаю никаких дружеских чувств.

— Вот это да! Классно! — восклицает между тем Линдси.

— Они пойдут на новую машину, если ты не против. Я вхожу в долю.

Линдси так и просияла:

— Ты просто прелесть, Дэйв. Я от тебя без ума.

— Нет, это ты прелесть, — бросаю я стандартную реплику. Она уже заранее подняла брови в ожидании. — И я от тебя без ума.

Этим мой запас комплиментов исчерпывается.

Мы едем по серым, безрадостным кварталам, в которых нам выпало жить и работать, и я замечаю, что она хмурится.

— У тебя все в порядке? — интересуюсь я.

Этот вопрос, самый распространенный в нашем общении, заменяет другой: «Ну что набычилась, корова несчастная?»

— Да, — горестно вздохнула Линдси, вглядываясь куда-то вдаль. Она всегда так делала, когда хотела ответить: «Нет, я действительно несчастная корова».

— В чем дело?

Линдси сглотнула ком в горле.

— Не знаю, — нерешительно ответила она. — Просто думаю, как здорово, что ты вот так предложил мне деньги, а потом сообразила: как глупо, что я радуюсь этим пяти тысячам.

Разве я говорил про пять тысяч? Я ведь просто сказал, что вхожу в долю.

— Но это же куча денег, — заметил я, обращая ее внимание на совершенно очевидный факт. Даже по меркам моей игры это были действительно «деньжищи».

— Да, — как-то тоскливо произнесла Линдси, — ведь это для нас куча денег, не правда ли? Для таких, как мы?

— А для кого, — прости, я что-то не понимаю, — для кого это не куча денег?

— Например, для Пола Маккартни, — сказала она, — или для Элтона Джона, или Ричарда Брэнсона, Стинга и кучи прочих суперзвезд.

— Понятно. Список можно продолжить. Но мы же не суперзвезды, верно?

— Нет, — все так же безутешно вздыхает Линдси, сворачивая на парковку.

Нам навстречу хромает бездомный, толкая перед собой тележку, набитую всяким хламом. Это его имущество: выцветшие пластиковые пакеты со стершимися надписями, синий балахон от дождя и газеты, прижатые сверху серым пластмассовым костылем.

Меня передернуло от этого зрелища. Он показался мне покупателем-зомби, возвращающимся из универмага-фантома с полной корзинкой всякого гнилья, человеком, пережившим собственную смерть и все равно вынужденным влачить свое существование.

— Могло быть и хуже, — сказал я. — Посмотри на него.

Линдси покачала головой.

— Мы мало чем от него отличаемся, Дэвид. Да, да, подумай. Он беден, так и мы не богаты. Чем он несчастнее нас, если нам приходится думать о каждом следующем дне, а он обеспечен хоть какой-то едой и одеждой, пусть бросовой. Да, ему нужен дом, хоть какой-то кров над головой. Но и мне точно так же нужен загородный дом, я мечтаю о нем, я не могу жить на этой затхлой окраине. И у меня столько же шансов осуществить свою мечту, как и у него, то есть практически никаких. Он бездомен, и мы на очереди. У нас даже меньше, чем у него, свободного времени, с нашей низкооплачиваемой работой. А он, зато может слоняться без дела весь день и заниматься, чем ему заблагорассудится.

— Линдси, — начал я, — мы тоже свободны, потому что любим друг друга. Любовь — это свобода.

— Значит, говоришь, пять штук? — спросила она, светлея. Так начиналась одна из наших игр — игра в «клиента и проститутку».

— Это стоит поцелуя?

— И только? — сказала она, развязно подмигнув.

— Можно попробовать и что-нибудь другое, — отозвался я.

— Ладно, — сказала она, изогнувшись и как-то очень ловко вставив язык мне в рот.

Одно могу сказать о Линдси наверняка, она очень забавна в таких ситуациях, видимо, сказывается наличие актерских данных.

Еще интереснее игра разворачивается, когда мы приезжаем домой. Она, девочка по вызову, устраивает стриптиз, а я сую ей пятерки в роскошное белье, заказывая то, чего хочу от нее. Ей это безумно нравится, и поэтому я всегда охотно иду навстречу. Деньги я потом, конечно, забираю. Ну, не все, но почти все — большую часть, во всяком случае.

Однако в данный момент мы находились в универсаме. Я как раз замешкался у овощного отдела, рассматривая пучок качественно упакованного шнитт-лука, пока Линдси набивала корзину картошкой, и в этот момент подал голос мой мобильник.

Номер оказался незнакомым. Я ответил.

— Мы незнакомы, — подтвердил голос, — но вам, наверное, известен человек по имени Филипп Бернс, Косматый. У меня есть к вам деловое предложение.

«Косматый» он произнес так, будто держал это слово в щипцах, на расстоянии вытянутой руки от себя.

— Да, конечно, — откликнулся я, гадая по ценнику, что такое «цикорий салатный».

— Мое имя Майкл Тиббс, председатель клуба «Бумажное Общество». Филипп рекомендовал вас, нам как раз не хватает игрока для сегодняшней игры.

Было что-то такое в его голосе, что я заволновался. Не скажу, чтобы волнение было неприятным. Это примерно такое же ощущение, как когда я играл в футбол за школьную команду и вдруг узнал, что мы пробились в финал первенства Восточного Суссекса. Выйдя на поле, я трясся как осиновый лист, меня бросало то в жар, то в холод, хотя я понимал, что нахожусь на вершине славы. Все это не повлияло на мою дальнейшую жизнь, просто я вспомнил, что чувствовал тогда.

Однако с футболом дело обстоит просто: все, что тебе нужно, это пара бутс и уверенность в себе. Надо ж до такого додуматься, финал первенства Восточного Суссекса венец моей жизненной карьеры. Боже мой!

Иное дело — покер.

— Простите, — сказал я, — с удовольствием составил бы вам компанию, останься у меня хоть пенни после вчерашних вечерних посиделок, но я без гроша в кармане. — И услышал в трубке пыхтение Тиббса. Видимо, он раскуривал сигару.

— «Бумажное общество» доверяет своим членам на слово. Мы очень осмотрительны в выборе кандидатов, и посему мы могли бы предложить вам кредит для игры.

Я знал, что случилось: Косматый Бернс рассказал этим подонкам, что я простофиля первого сорта и что они запросто могут раскрутить меня на такую игру, в которой я потеряю все — квартиру, контору и даже собственную тень. Я почувствовал, как внутри у меня закипает злоба. Эти подонки презирали меня!

Я попал в полосу невезения, но это должно было когда-то кончиться. Если мы сядем с ними по-крупному, еще посмотрим, кто будет выкладывать на стол ключи от машин, домов и сейфов.

— И сколько же вы намерены ссудить мне? — поинтересовался я.

— Сколько вам будет угодно, — ответил Тиббс.

С неограниченным кредитом игрок моего класса просто не мог потерпеть поражения. Этот тип просто не понимал, с кем имеет дело.

— Где и когда? — задал я привычный вопрос, краем глаза в то же время заметив, что Линдси зовет служащего магазина, чтобы тот помог ей добраться на стойке с пряностями до кориандра.

— Да, кстати, ничего, если я приду с собакой?