Готовы ли мы к будущему?

Как вы, наверное, уже догадались, я не считаю, что мы полностью готовы к будущему. Я боюсь, что Америка недавно упустила шанс заложить основу для более надежных экономических перспектив. Кризисы – это возможности. На волне Великой рецессии мы, казалось, вынуждены решать проблемы социального обеспечения и долгосрочных долгов. Поддержанное обеими партиями предложение Симпсона – Боулза представляет собой долгосрочный план управления в условиях будущего дефицита бюджета, дающий уверенность, что будущие поколения не обанкротятся, финансируя социальные программы для пенсионеров, и в то же время не слишком снизится уровень льгот. Принимая меры сейчас, мы гарантируем, что в будущем проблемы станут менее всеобъемлющими. Это первый пример грамотного планирования, однако политический паралич уже ударил, и обе партии должны теперь нести ответственность.

Удивительно, но столь желанное для всех нас восстановление, кажется, все же началось. Это позволило законодателям избежать принятия многих непростых решений, необходимых для будущего США. Дефицит бюджета снизился до более управляемого уровня, хотя долг все равно может опасно увеличиваться в долгосрочной перспективе. Иными словами, дело было отложено в долгий ящик. Плохо то, что если мы будем слишком долго ждать, рынки могут принять драконовские меры, чтобы справиться с дефицитом и урезать долг.

Все это предсказуемо из-за снижения численности рабочей силы и старения населения. Мы еще не в таком плачевном положении, как многие другие развитые индустриальные экономики, но социальное обеспечение и высокие затраты на здравоохранение невозможны в ближайшие 20–30 лет без урезания расходов или увеличения налоговых сборов для поддержки программ.

На ум приходят и другие ситуации, в которых мы можем подготовиться к будущему. Наша инфраструктура рассыпается и требует масштабного ремонта. Исторически низкая процентная ставка делает реконструкцию доступной, если, конечно, мы планируем привести в порядок свою экономику. Инвестиции в инфраструктуру нужны как никогда еще и в свете все более мощных и разрушительных штормов у наших берегов. Ураган «Сэнди» был только прелюдией. Мы не знаем наверняка, где именно воздействие климатических изменений будет наиболее губительным, но у нас достаточно исторических данных, чтобы понять, что риск велик для всех. США, скорее всего, обойдут стороной самые жуткие катаклизмы, но береговая линия беззащитна перед штормом и, в долгосрочной перспективе, перед существенным повышением уровня моря. Лесные пожары, бушующие круглогодично, указывают на вероятность долгосрочной засухи во многих регионах Юго-Запада. Точно так же как мы страхуем дома от пожаров, надеясь, что они никогда не случатся, имеет смысл подготовиться к катаклизмам, которые могут ожидать нас в далеком будущем.

Наука и инновации – наше будущее. И «правые», и «левые» превозносят интернет, соцсети и с недавних пор сланцевую энергию как символы величия США. Другим странам непросто повторить эти достижения. Но государственное финансирование фундаментальных исследований сокращалось на протяжении нескольких десятилетий. Причем суммы не так велики, и если бы финансирование было восстановлено, оно бы не слишком увеличило дефицит бюджета или задолженности. Исследования показали, что частный сектор не будет влезать в фундаментальную науку. Каким бы гениальным ни был Стив Джобс, создавший iPhone, за разработкой лежащих в его основе революционных технологий стоят финансируемое американским государством агентство, например DARPA (Defense Advanced Research Projects Agency) или Национальный научный фонд.

Еще один ключ к успеху – реформа иммиграционной службы. Дискуссия в основном сосредоточена на том, как иммигранты занимают рабочие места и обременяют нашу систему социальной безопасности. Чаще всего это не так. Плюсы иммиграции существенно перевешивают расходы на нее. Прирост населения – важный экономический актив, создающий необходимую базу для статуса мировой державы.

Поскольку дебаты на тему иммиграции стали ожесточенными, законодательные меры в этой сфере бесконечно откладываются. Приносятся в жертву важные шаги, не вызывающие полемики. Университеты давно хотели, чтобы иностранные аспиранты в области естественных наук, инженерного дела и технологий имели возможность остаться в стране после получения степени. Многие новоиспеченные доктора наук и сами хотели бы основать в США столь необходимые стране новые компании. Их численность невелика – сотни, может тысячи, если считать их семьи. Ли Куан Ю, легендарный сингапурский лидер и идеолог, однажды язвительно заметил, что США будут существовать до тех пор, пока самые лучшие и одаренные люди мира будут хотеть там жить. Мы все еще обладаем этой силой притяжения. Но нам придется приложить усилия, чтобы оставаться в числе стран, куда стремятся люди. Создавать самоубийственные препятствия – особенно в ситуации, когда речь идет о небольших затратах, – не лучший способ подготовки к будущему.

Решить проблемы социального неравенства в стране гораздо труднее. Неравенство между разными странами сокращается, но внутри стран все выглядит иначе – и не только в США, но и в других, включая развивающиеся. Технологии важны для решения глобальных проблем, таких как нехватка ресурсов. Но при этом они заменяют работников, а в некоторых случаях уничтожают целые категории рабочих мест. Есть подтверждения тому, что порог налогообложения богатых людей можно повысить, не лишая их стимула копить деньги и инвестировать. Но такое решение повлечет политические и экономические риски, и непонятно, в какой степени оно устранит неравенство. Без существенных усилий на широком фронте – от улучшения начального и среднего образования до целевых налоговых решений, от создания рабочих мест до увеличения налогов для богатых – неравенство может только усугубиться.

Посещая американские университеты, я обнаружил все больший пессимизм в отношении будущего, но недавно факты стали просто вопиющими. В декабре 2013 г. 54 % опрошенных ожидали, что качество жизни в США пойдет на спад, и только 23 % думают, что положение улучшится. Так гласит опрос, проведенный Центром исследования общественного мнения AP-NORC.

Большинство опрошенных сообщали, что довольны своей жизнью, но опасаются будущего. Технологии были одной из тем, упоминавшихся в разговоре о том, что приводит к спаду. «Перемены будут, и некоторые из них пугают», – говорит 22-летняя Келли Миллер, недавняя выпускница Университета штата Миннесота по специальности «менеджмент спорта». Она с нетерпением ждет появления различных удивительных вещей, таких как 3D-принтеры, создающие органы для трансплантации. Однако ей кажется, что к 2050 г. американцы будут слепо полагаться на роботов и технологии во всем, от приготовления ужина до управления деньгами. «У нас не будет свободы выбора и возможности мыслить, – считает она. – А правительство станет управлять тем, что думает искусственный интеллект».

Возможность потери самостоятельности и свободы выбора с развитием искусственного интеллекта пугает. Если мы не договоримся о том, как должны использоваться технологии, роботы и другие устройства, в итоге жизненно важные решения будут приниматься практически без участия человека. Много лет некоторые ученые опасались «роботов-убийц», которые руководствуются только алгоритмами при принятии решения о том, какие мишени должны быть ликвидированы на поле боя. Как нам гарантировать, что наша жизнь не будет определена алгоритмами и мы будем по-прежнему участвовать в принятии важных решений? Мы еще даже не начали обсуждать, где должна проходить граница, за которой разумные устройства перестают принимать решения на основе предварительно заданных алгоритмов.

Ученые считают, что в недалеком будущем у родителей будет возможность выбирать эмбрион с предпочтительной комбинацией генов, а потом использовать экстракорпоральное оплодотворение, чтобы дать им жизнь. Возникают серьезные этические вопросы. Есть ли у нас такое право? Есть и проблемы социальные, и даже геополитические: а что если только богатые люди смогут позволить себе эту процедуру? Что будет, если на нее будет наложен запрет в одной стране, а во всем остальном мире она будет проводиться? Это сложные темы даже для самых компетентных экспертов. Пугает снижение уровня обучения естественным и точным наукам, так как люди будут еще хуже разбираться в технических деталях, знание которых необходимо для принятия решений по этим вопросам.

Вызывает опасения и растущий пессимизм и настороженность, выявленные в недавних опросах. Менталитет всегда готовых засучить рукава американцев еще не видел худших времен. У нового мира есть черты старого плохого, где геополитическое соперничество приводило к крупным конфликтам. В этой книге описаны ситуации в Восточной Азии, Южной Азии, на территории бывшего СССР и Ближнем Востоке, которые напоминают преддверие Первой мировой войны и могут потребовать стороннего вмешательства. Возможно, мы будем приятно удивлены готовностью других стран помогать, но нам стоит готовиться к тому, что помощи не последует. Другие страны ничуть не меньше нас заняты внутренними делами, а кто-то в принципе отрицательно относится к самой возможности вмешательства во внутренние дела других стран, даже из гуманитарных соображений.

К счастью, последние несколько лет не стали полным повторением 1930‑х, когда Америка отгородилась от мира. До сих пор не было серьезного общественного противодействия – хотя сейчас такие настроения и растут и их в принципе следует ожидать, учитывая высокий уровень безработицы, – созданию Транстихоокеанского и Трансатлантического торговых и инвестиционных партнерств: двух масштабных торговых соглашений, инициатором которых стали США, но идея которых поддержана многими азиатами и европейцами.

Зато американская общественность активно выражала свое недовольство в вопросах военной роли США в прекращении гражданской войны в Сирии и российской агрессии на Украине. Если это станет долгосрочной тенденцией, то это тоже повод для беспокойства. Военное вмешательство в Сирии или на Украине может быть неоправданным по целому ряду причин, но военное вмешательство в целом – необходимый инструмент, от которого нельзя отказываться. Оно может потребоваться, чтобы остановить региональные конфликты, не дать им разрастаться и ставить под угрозу мировое благополучие.

В новых условиях многополярности США придется четко оценивать необходимость вмешательства. Мировая общественность с подозрением относится к американским военным операциям на других континентах. Было слишком много примеров американской военной деятельности, которая либо ухудшила положение (Ирак), либо так и не выполнила миссию (стабильный и демократичный Афганистан). Общественность во всем мире, да и в США, стала враждебно относиться к любой мировой державе, которая излишне демонстрирует свою силу. Многие будут видеть в любой американской военной операции попытку США действовать в собственных интересах, а не в интересах других.

Пересмотр международной системы таким образом, чтобы каждый нес ответственность за мир во всем мире и всеобщее процветание, – задача не из легких. Такая попытка была сделана после Первой мировой. Тогда была создана Лига Наций. Отстраненность США стала одной из причин неудачи Лиги, а также формирования в мире в 1930‑е ситуации, приведшей к новой войне. Для многих развивающихся государств сегодняшний международный порядок слишком попахивает стремлением защитить западные интересы. Заручиться согласием развивающихся стран будет непросто, особенно если они сами не горят желанием брать на себя ответственность.

Но эпицентр мировой экономической активности сдвигается на восток, и США и их традиционные западные партнеры не имеют ни мотивации, ни права управлять всем в одиночку. При Джордже Буше и Бараке Обаме США замахнулись на развитие стратегических партнерств с новыми мировыми державами, но я сомневаюсь, что это заставило те страны встать под знамена западных международных организаций.

Самые большие вопросы вызывают, пожалуй, Китай и Россия. Уверенность, с которой Китай действует в Южно-Китайском и Восточно-Китайском морях, свидетельствует о его вере в свое право на региональное доминирование. А заявления о деамериканизации мировой финансовой системы кажутся мне несколько надуманными. По крайней мере на сегодняшний день Китаю нужно то, что производят США: технологические ноу-хау и инновации, которых он жаждет.

С Россией, возможно, будет труднее. Многие россияне – не только президент Путин – считают, что Москва пожертвовала многим, мирно развалив советскую империю и завершив холодную войну, и эти жертвы были недооценены Западом и соседями по СССР. Для многих россиян сейчас наступило время реванша. Тот, кто считает, что статус-кво несправедлив, не стремится сдерживаться. Разрыв с Западом будет иметь для России тяжелые экономические последствия, которые усилят проблемы страны в долгосрочной перспективе. И все же мы на Западе должны быть осторожны и не списывать Россию со счетов, что мы уже неоднократно делали в прошлом. Нам придется найти пути сохранять открытыми каналы связи в этот период отчуждения. Новая холодная война не в интересах Запада, она только сильнее раздробит международную систему, которая и без того очень хрупка. Главный актив России – человеческий капитал, и если режим сместит акцент на развитие этого важнейшего источника могущества, страна может выйти из кризиса.

Много лет я считал, что Китаю, России и другим новым мировым державам суждено переписать некоторые, пусть и не все, правила международного порядка. Почему бы им не стремиться к этому? Такие амбиции есть у всех новых мировых держав, и нам следует быть к этому готовыми. Это будет непростой процесс, но он не обязательно должен закончиться конфликтом. Всем сторонам нужно быть готовыми к компромиссам, но на данный момент у нас есть преимущество. Большинство развивающихся мировых держав слишком заняты своими проблемами. Пытаясь реформировать международные организации, мы можем помочь создать международную систему, которая, как и прежде, будет основываться на правилах и не вернется к исторической политике баланса сил, которая уже вызвала немало конфликтов в прошлом. Но я боюсь, что возможности оживить эти организации тают на глазах перед лицом растущего напора со стороны Китая и России. И мы можем раньше, чем я или кто бы то ни было предполагали, оказаться в многополярном мире, где не будет действовать принцип многосторонних отношений, что увеличит потенциальную возможность конфликта.

Насколько эти страны готовы к будущему? Финансовый кризис 2008 г. тяжелее всего ударил не по США, а по другим странам, например в Европе. Сейчас еще рано судить, но, подорвав самые основы Евросоюза, кризис мог оказать европейским странам хорошую услугу, заставив их посмотреть в лицо своей структурной слабости. Как Швеция или Канада, пережившие финансовые кризисы в начале 1990‑х, страны, которые проведут местами весьма болезненные структурные реформы, в итоге станут гораздо сильнее. Путь наверх будет крутым. Меня особенно беспокоит спад в области образования и поддержки науки и технологий во многих европейских странах, что делает их менее конкурентоспособными на мировом рынке.

После пары десятилетий стагнации японский премьер-министр Шинзо Абе совершает попытку подстегнуть прогресс и взять курс на иное будущее, отличное от постепенного экономического спада. Перед Японией стоят, пожалуй, самые острые демографические проблемы, но эта небольшая страна все еще представляет собой третью по величине экономику, является одним из государств, наиболее продвинутых технологически, и родиной многих мировых корпораций. Картина будущего Японии может быть совсем не так печальна, хотя вряд ли ее экономика станет быстро расти.

Пожалуй, самой трудной задачей для Японии может стать приспособление к стремительным переменам у соседей и на Западе. По соседству находится Китай, готовящийся стать крупнейшей экономикой с огромным влиянием внутри региона. Как я уже говорил, Китай наверняка станет более уверенным в себе, последовав по пути большинства развивающихся мировых держав. Японские лидеры, возможно, необоснованно рассчитывают, что США автоматически встанут на сторону Японии в случае конфронтации с Китаем. Но скорее Америка будет искать пути привести свои интересы в соответствие с китайскими и избежать конфликта. Существование рядом с быстро меняющимися соседями и в новой международной системе может стать большой проблемой для Японии, которая до сих пор не слишком преуспела в преодолении такого рода трудностей.

Лучшим примером крупной страны, которой удалось осуществить масштабное стратегическое планирование и достичь поставленных важных целей в ходе роста, продолжающегося три с половиной десятка лет, можно считать Китай. Тут трудно не позавидовать. Нередко американские главы крупнейших мировых корпораций восхищаются способностью Китая к стратегическому планированию. У этой страны есть одно преимущество: партия, у которой монополия на власть, и народ, страстно желающий поквитаться за два столетия упадка и колониальной эксплуатации. Эта мощная и разделяемая всеми идея помогает правительству получить поддержку для воплощения долгосрочных стратегических планов. Двигаться вперед будет все труднее. Становится все больше конкурирующих интересов, которые нужно удовлетворять. Цель создать инновационное общество – более сложная, и непонятно, можно ли достичь ее, не развивая демократии. Это признают даже сами китайцы. Из того, что мы знаем о непостоянной и сложной природе демократизации, попытка наметить стратегический план движения по скользкой тропе к демократии кажется чем-то вроде оксюморона. И все же многие китайцы настаивают на том, что демократия необходима. Никто пока не знает, как этого достичь, не ослабив остальные столпы государства и общества.

Научно-исследовательские центры и государственные органы во многих других развивающихся странах, например в Центральной Африке, особенно преуспели по части стратегического мышления и планирования сценариев, однако они сталкиваются с устрашающими вызовами. На них идет девятый вал климатических изменений, демографического взрыва, дефицита ресурсов и проблем управления. Я попытался донести до читателя мысль, что помощь им – не просто моральная необходимость, но и вопрос безопасности для всех нас. Здесь технология получает возможность продемонстрировать, как она может решить самые серьезные проблемы человечества.

Ни для одной страны нет готового рецепта стратегического планирования. Большинство правительств планирует на короткий срок, хотя всем известно: если не решать долгосрочные проблемы как можно раньше, ситуация усложняется. До недавнего времени американцы, казалось, не слишком нуждались в стратегическом планировании. Они существовали в менее конкурентном окружении на мировой арене. Да и проблемы были менее комплексными. Мы сталкиваемся со сложной задачей, нам нужно изменить привычные алгоритмы в условиях потока большой плотности. Но при этом растет страх, что демократия и частая смена власти непригодны для долгосрочного планирования и воплощения планов в жизнь.

Первым шагом должно стать совмещение анализа будущих тенденций с процессом принятия решений, чтобы кризисы не превращали процесс принятия решения в поиск немедленного выхода вне зависимости от последствий. Бывший заместитель советника по национальной безопасности США Леон Фюрт разработал предложение по интеграции прогнозирования в процесс принятия решений на высшем уровне. В случае США это предполагало размещение в Белом доме форсайт-группы, которая прорабатывала бы тенденции и возможные сценарии как внутри страны, так и на международной арене. Группа работала бы над тем, чтобы предвидеть появление проблем и возможностей, а также проводить структурный анализ долгосрочных последствий любых решений. Тем, кто принимает решения, стало бы труднее игнорировать нежелательные последствия своих действий. Такое изменение на правительственном уровне поможет гарантировать, что ликвидация текущего кризиса не вызовет новый. Тесная координация прогнозирования со стратегическим планированием и принятием решений может стать образцом для частного сектора, который сталкивается с такой же проблемой, перед лицом все большей неопределенности и волатильности в будущем.

Как долго мы можем ждать? Думаю, не так уж и долго. Пожалуй, для США ставки самые высокие: мы потеряем больше других, если международная система перестанет работать. Но старый Pax Americana угасает, мы наблюдаем восход нового многополярного мира. Мы можем попытать удачу и понадеяться на лучшее, но это кажется мне безответственным. Перемены могут быть к лучшему или к худшему. И наша задача – направить неизбежные перемены так, чтобы они превратились в возможности и принесли пользу.