Дворники и управдомы нужны были всем властям. Лучших осведомителей, чем это племя, не сыскать. Их не брали при Центральной Раде и при Гетмане, при Директории и при деникинцах, при большевиках и поляках, ни в 29-м, ни в 37-м. Понятно, нужны были они и немцам. А то, кто же выявит скрывающихся коммунистов, евреев, красноармейцев? Естественно, и энкавэдистам они готовили списки тех, кто сотрудничал с немцами на случай возвращения советской власти. Никто не знал, где, какие и сколько комнат свободны в управляемых ими домах. И сведения об «убывших» жильцах подавали властям именно они. Война, оккупация и вообще любая смена власти для них была сущим клондайком.

Фаддей Куркин в управляющих домами ходил двадцать лет. В 41-м ему жутко не повезло. Из пяти домов по Пушкинской, подвластных ему, остался цел только один. И хоть дом на Ў был пуст, но именно потому, что был он один, скрыть большую часть пустующей жилплощади он не смог. С весны 44-го стали активно заселять пустующие квартиры и комнаты. Можно было под шумок и кое-что продать. Кое у кого и деньжата водились. Долго у него зуб горел на комнату Гуров, расстрелянных немцами. «И ведь как хорошо сделал — не поторопился. Всё откладывал. Хоть их соседка и говорила, что ихний сын ушел на фронт и вроде как не вернулся. Однако, кто его знает? Бумаги о его пропаже или гибели на фронте не было. Ну открыл бы комнату, толкнул бы барыгам по дешовке жидовское барахлишко, да и комнату бы «пристроил». Клиенты есть. — Думал Фаддей. И холодный пот обильно струился у него по спине., когда вспоминал, как на пороге его конторы появились эти два бандита с автоматами за спиной и страшными немецкими ножами на поясе. — Запросто зарезали бы или даже повесили, как Фомича с Фундуклеевской. На них же нет никакой управы. Не зря их немцы немедля вешали! Вот и объявился младший Гур. Пообещал вернуться после войны. Поблагодарил за сохранение имущества и даже дал кусок сала и бутылку настоящей водки. Казенки. Московская Особая. Как до войны. Чудом пронесло! Правда, когда уж уходили, его товарищ задержался и тихо на ухо сказал, что в случае чего, найдёт на краю света и за ноги «повисыть на комыни». А что? И повесит. Лучше с ними не шутить».

Так и берег комнату Гуров управдом Куркин, всё чаще отгоняя от себя соблазн продать её и самому скрыться. Но всякий раз, как по заказу, являлось ему во сне видение — два здоровенных парня с красными лычками на шапках хватают его, вешают за ноги, а он беспомощно размахивает руками, хочет крикнуть и не может, напрягается и просыпается весь мокрый, засцанный, как малый ребёнок. Даже к доктору по нервам в участковую поликлинику на Бессарабке ходил. Доктор сказал, что болезнь не сложная. Анурез называется. Не велел пить пиво. И даже на ночь чаю. А как же можно без пива?

В марте 45-го опять объявился Мишка Гур. С палочкой. Пораненый. Старший лейтенант. При орденах и медалях. Как приехал с фронта Мишка, так и видения прекратились. И пиво стал пить Фаддей, и чай, — и никакого ануреза. Как не бывало. «А всё ж молодец я!» — думал Фаддей.