Михаил Соломонович Гур сидел за столом в ординаторской. Перед ним лежал раскрытый журнал поступлений по «скорой». Откинувшееся на спинку стула тело его приняло как бы стартовую напряженность бегуна, ждущего выстрела. Крупные руки, сжатые в кулаки, лежали на столе. Худощавое, несколько вытянутое лицо Михаила Соломоновича рассекалось строго по оси крупным тонким носом с небольшой горбинкой. От носа к углам рта симметрично глубокими складками обозначились морщины, которые, как жгутами подвешивали сочные, ещё совсем молодые губы и массивный, гладко выбритый подбородок с ямочкой по середине, как бы продолжающей штрихпунктирную ось носа и ложбинку над верхней губой. Высокий лоб с глубокими залысинами к вискам обрамляли негустые крупные локоны седеющих тёмных волос. Большие серые глаза, глядящие в одну точку из-под густых бровей, выражали сосредоточенную работу мысли.

Только что Михаил Соломонович выслушал доклад дежурного врача Михаила Михайловича Гура о событиях, происшедших на его дежурстве, и отпустил его отдыхать.

Как бы там ни было, но человек, встречи с которым он избегал более сорока лет, был здесь, в маленькой палате-одиночке для тяжёлых больных и ему предстояла встреча с ним. Михаил Соломонович следил за карьерой этого человека, читал все или почти все его репортажи и статьи, не пропускал ни одной телепередачи с его участием, досконально знал его работы и как хороший психолог мог теперь объяснить первопричины всех поворотов его судьбы, судьбы непрерывного взлёта от безвестного корреспондента армейской газеты до собкора Агентства Печати и политического обозревателя центральных газет и телевидения.

«Ну что ж, — думал Михаил Соломонович, — встреча неизбежна. В конце-концов он больной, я — врач. Это мой долг. Профессиональный долг. Я должен переступить через своё личное отношение к этому человеку. Он для меня сейчас больной. Может быть потом, когда он поправится, я скажу ему то, что собираюсь сказать уже много лет. Впрочем, он вероятнее всего увидит в этом хорошо сохранившуюся детскую наивность, мою неспособность мыслить категориями сверхчеловеков, элиты… А жаль. Так затаптываются в грязь лучшие идеи… По началу это было бы и лучше…»

С этими мыслями Михаил Соломонович Гур, завотделением и главврач райбольницы, начал утренний обход.