Форточки окон больничного барака, затянутые марлей, не были надёжным препятствием настырному комарью. Никакими средствами оградить жилые помещения от таёжных кровососов не было никакой возможности. И что самое ужасное, эти паразиты не отличали охрану от охраняемых. Воздух, насыщенный запахом хвои и унылым звоном, наводящим ужас на всех теплокровных, был неподвижен. Парило. По всем признакам приближалась гроза.

Илья Григорьевич зашел навестить Трофимова. Поместил он его в небольшую коморку, где обычно ночевал сам в ночи дежурства по лазарету.

— Здравствуйте, полковник. Как вы себя чувствуете?

— Добрый день, Илья Григорьевич. Благодарю вас. Лучше. Я ваш должник дважды.

— Пустяки. Не стоит благодарности. Это моё ремесло.

— Подлечусь и пойду, как все, на общие работы. И потом, прошу вас, Илья Григорьевич, не называйте меня полковником. Меня зовут Иваном Меркурьевичем.

— Значит отказываетесь от моего предложения. Жаль. Если вам неприятно, я, Иван Меркурьевич, впредь вас не буду называть полковником. Ваше самопожертвова-ние мне не понятно. Ради кого и ради чего вы собираетесь идти на общие работы? Санитар в больничном бараке советского концлагеря достаточно тяжёлая работа. Вам ведь не 20 и даже не 40 лет. Я не «леплю» вам «туфту». Вы действительно не настолько здоровы, чтобы идти на общие работы. Вы хотите пораньше отправиться к праотцам? Это никто не оценит. Мазохизм? Не похоже. Я понимаю ваше душевное состояние. Вы не допускаете мысли, что идеология и политика вашей партии может быть ошибочна. Вы допускаете, что вы, честный партиец, не можете доказать свою невиновность. И приносите себя в жертву ради высшей правоты партии. Мне кажется Отто Карлович, сохраняя вам жизнь, именно эту пси-хологическую коллизию предполагал. Почему вы должны доказывать свою невиновность?

— Потому что у партии нет времени заниматься буржуазным юридическим крючкотворством. Это может себе позволить гнилая буржуазная демократия. Превен-тивное интернировапние потенциально вредных элементов есть истинно революционное, оперативное решение.

— Вы не допускаете, что коллективный партийный разум может быть не прав. Вы считаете, что этот разум есть наиболее рациональным законодателем и исполни-телем. Ведь это то же, что идеальный просвещенный абсолютизм. Но вы, даже теоритически, отказываете идее доброго царя, не так ли?

— Так. Но при чем здесь добрый монарх и революционная целесообразность, одобренная коллективным разумом партии?

— В том-то и дело, что это две стороны одной медали. Вы исключаете возможность ошибки в политике партии или её института лишь на том основании, что партия — коллектив, а монарх — личность. Но политику партии, как и монарха, формирует личность или группа личностей. Ошибка возможна и в том, так и в другом случае. Что если личность или личности опираются на ложную концепцию? Или преследуют сугубо личные цели? Или просто фанатичные догматики?

— Мы признаем роль личности в истории. Но историю творят массы. Именно партийная масса и не допустит ошибки.

— Боюсь, что вы в плену собственных идеалистических представлений. Неужели вы серьёзно полагаете, что партийная масса, предварительно обработанная пропагандой в интересах выработавшей решение группы личностей при запрете фракционной деятельности под страхом смерти, хотя бы попытаться обсуждать это решение? Отнюдь, нет. Она примет его единоглпсно. И это не свидетельство мудрости и верности принятого решения. Где гарантия, что среди вырабатывавших решение, так называемых профессионалов, нет властолюбивых людей, использующих идею, чтобы вскочить на хребет истории, вообще вульгарных провокаторов или уголовников?

— Могут быть, конечно, накладки, но преступник не может проникнуть в партию.

— Я не стану вам напоминать о знаменитых списках Бурцева, которые он публиковал в журнале «Былое», и о которых вы должны бы знать. В этих списках агентов охранки числились и некоторые большевики, далеко не рядовые члены партии. Вождь и учитель уничтожил почти всех партийцев, принимавших участие в дооктябрьском движении и в Октябрьском перевороте. Посмотрите в список Политбюро 18-го года и проследите судьбу его членов. Большинство из них уничтожены как «враги народа». Случайность? Проследите судьбу ниспровергателей времён Великой Французской революции. Они почти все во главе с гражданами Дантоном и Робеспьером закончили свои дни под ножом гильотины. Революции готовят и совершают заблуждающиеся идеалисты, их плодами пользуются жестокие властолюбцы, прагматики, которые приходят на смену идеалистам-романтикам.

— Я не считаю ваш пример удачным. У французских революционеров не было партии, опирающейся на научную теорию. Не было опоры на массы.

— Вы всерьёз верите, что массы есть движущая сила истории?

— Несомненно. Народ всегда прав. Задача партии прочувствовать народную нужду, организовать его и направить энергию народа в нужное русло. Вот вы упомянули о врагах народа. Они стали ими, так как не были последовательны в своей борьбе, перестали прислушиваться к мнению и желанию народа.

— И кто это определил? Народ? Народ всегда прав? Что же тогда, часть народа избивала другую часть народа, но та, что была руководима вашей партией права? Абсурд! Даже небольшая часть народа — не весь народ. И не может быть противопоставление одной части народа другой. Мы с вами — кто? К какой части народа относимся мы с вами, а к какой те, кто нас тут держит и охраняет? Сколько таких, как мы с вами? Сотни тысяч? Миллионы? Вы отказываете в принадлежности к народу тем слоям общества, тем классам, которые не есть пролетариями. Их противостояние вы называете классовой борьбой. Причем, на уничтожение. Эта теория не выдерживает критики. Человеками чаще всего двигает зависть, честолюбие и властолюбие. Честолюбивые и властолюбивые особи используют в своих корыстных целях те самые массы. Много ли нужно, чтобы толпу толкнуть к погрому, к смуте в нестабильной или, как вы говорите, революционной ситуации? Не мне вам объяснять. Да и учствует активно в любом беспорядке далеко не самая лучшая часть народа и, тем более, не большая его часть, а абсолютное меньшинство.

— Вот я вас слушаю и удивляюсь. Революционная ситуация не создаётся сама собой. Она есть результат пагубной деятельности собственников и их власти, результатом объективного развития общества. Таким образом создаются условия для революционного разрешения обострившихся противоречий. Это наука. Ведь если массой овладевает идея справедливого мироустройства — это нечто другое, чем призыв к вульгарному грабежу.

— Верно. Но ведь вы предлагаете разрешения этих противоречий путём насилия, революции. Насилие порождает только насилие. Не следует забывать, что конфликтующие стороны нужны друг другу, и разрешение противоречий возможно путём последовательного компромисса, эволюционным путём. Вот это как раз и есть наука! К тому же вы упомянули понятие «справедливость». Что есть справедливость? Каждый понимает её по-своему. Справедливо ли, что дурак, лежебока и лодырь Емеля из сказки получает блага только за то, что поленился снести щуку домой и изжарить? Чья это «мудрая» справедливость? Люмпена!

Извечно существует Добро и Зло. И справедливо, нравственно лишь воздояние за Добро. Всё остальное от лукавого. Добро же и Зло надклассово. Разбойник Разин и царь-садист Иван Васильевич Грозный суть Зло. И нет оправдания ни тому, ни другому. Вы же сделали Разина борцом за народное дело. Даже улицу в Москве его именем назвали. Ивана Васильевича, любимого царя товарища Сталина, тоже сделали великим государственником, чем и оправдали его патологические кровавые злодеяния. Толпа, масса, есть инструмент личности. Сама по себе она не несёт никакой конструктивной идеи. Ибо состоит обычно из несостоявшихся личностей. К сожалению, личности, несущие в себе созидательную идею Добра в абсолютном меньшинстве. Обратите внимание — в основе всех религий заложены запреты. Это не случайно. Если не обуздать деструктивность основной массы, человечество как вид может самоуничтожиться. Потому и предписывалась человеку дисциплина: не делай того, не делай этого. Причем, даже не под страхом смерти физической, а гибели вечной Души.

— Простите, Илья Григорьевич, но даже еслди с вами согласиться, всё же носителями Зла извечно были эксплуататоры. Потому и борьба с ними есть Добро.

— А вы софист, Иван Меркурьевич. Ведь эксплуататорами вы называете работодателей. И всё из-за того, что работодатель не так распределяет прибавочную стоимость, как хотелось бы работнику. Оттого он и эксплуататор. Так?

— Так, Илья Григорьевич.

— Не кажется ли вам, что иное распределение прибавочной стоимости может привести вообще к сворачиванию производства? Извечная история отца-накопителя и сына-мота. Несомненно нужно совершенствовать распределение прибавочной стоимости, но не путём же повального уничтожения работодателей!

— Вот революция и национализировала все средства производства. Государство рабочих и крестьян стало единственным работодателем.

— И распределителем прибавочной стоимости. Вы уверены, что национализация всех средств производства это хорошо? Вы точно знаете, какие будут побочные явления? Вы проводили эксперимент?

— Вот этот великий эксперимент и проводят большевики.

— Над народом, над громадной страной. Без права как либо влиять на ход этого эксперимента всех остальных участников и без права выхода из него, то есть, превращение всех остальных в рабов государства, каковыми мы с вами являемся. То, что сделали большевики, есть рабство в наиболее изощрённой форме.

Вы скажете, что распределением прибавочной стоимости занимается государство под руководством партии. Это так, но что есть руководство партии мы с вами уже обсудили.

— Интересный поворот.

— Интересный. Первый звонок — провал военного коммунизма. Я думаю, именно этот факт подвигнул господина Ульянова к нэпу. А потом грохнул его инсультом и преждевременной смертью. Возможно он понял, что эксперимент дал отрицательный результат. Но не хотели с этим смириться некоторые его соратники и последователи, вкусившие сладость власти. Практически абсолютной. И ничего уже нельзя было сделать. Он сам дал им в руки страшное оружие «убеждения и преобразования» — террор и железную организацию партии. На Х съезде он подписал себе и своему эксперименту приговор, запретив оппозицию. Джина выпустили из бутылки. Есть над чем подумать, Иван Меркурьевич.

— Тем не менее, то, что создала партия во главе с Лениным оказалось вполне жизнеспособным. Даже Гитлер ничего не смог сделать с нашим государством.

— Россия очень богатая страна. За счёт внутренних ресурсов она ещё долго может существовать. Что же касается Гитлера, думаю, Сталин не оставил ему никаких шансов, кроме, как напасть на Россию. В этом Отто Карлович был прав. Устройство Отечественной войны — явно проигрышная ситуация для нападающего. Тактически — внезапное нападение, блиц и надежда на развал России в результате разгрома армии — единственный шанс Гитлера. Он смешал карты, приняв алогичное решение — война на два фронта! Именно тогда, когда Красная Армия ещё не была готова к наступлению в Европе, но готовясь к нему, разрушила свои оборонительные позиции и начала развёртывание армии для наступления. Получилось, как в кулачной драке — Красная Армия нарвалась на встречный удар. Просчёт командования Красной Армии и политического руководства страны — недооценка германской технологии проведения блицкрига. Развал западного фронта в течение недели и падение Франции с её самой мощной армией на континенте под ударами танковых клиньев Клейста и Манштейна был громом среди ясного неба. Трагедия России в этой войне в том, что партийно-политическое руководство в попытке решить далеко идущие цели — коммунизировать Европу путём её военного захвата, что соответствовало ленинской доктрине — победа коммунизма во всём мире, заключила Пакт о ненападении с нацизмом, желая обмануть Гитлера. Не будь этого Пакта, вряд ли Гитлер дошел бы до Днепра. Не то что до Волги. Не было бы стольких жертв и материальных потерь. Тщеславие и властолюбие отдельно взятого вождя под прикрытием удобной «науки» обернулось неизмеримыми жертвами. Нынче наступило время, когда произвол личности или группы личностей, обладающих неограниченной властью, может привести к гибели целых народов и государств. Да что там — жизни на земле. Человечество нынче не может позволить себе решение межнациональных и идеологических споров военным путём. Самыми страшными искусителями человеков являются идеалисты-энтузиасты, фанатики, которые ради торжества идеи — в их понимании, готовы на совершение любого кровавого преступления. С прагматиками можно договориться. С идеалистом-энтузиастом — нет. Он умрёт от рук своих же товарищей с лозунгом на устах. Тем более, у него не дрогнет рука умертвить даже своих близких. Я полагаю — это психопатология.

— Вы не боитесь, что я могу на вас донести?

— Не боюсь. Вы — честный человек. Вас заинтересовали мои аргументы и вы будете над ними думать. Отто Карлович был неплохим психологом. Тот факт, что он в своё время увлёкся нацизмом, а вы коммунизмом, говорит о колоссальном пробеле в знаниях современной технологической цивилизации о человеке и человеческом обществе. Вот их-то вам и не хватало. Слишком увлеклись метафизикой и совершенствованием быта. Забыли, что человек стал человеком потому, что наделён Душой, Разумом. И познание самого себя есть приоритетно. -

Илья Григорьевич посмотрел на жестяные ходики. — Время. Пора делать вам инъекцию.