Глухая августовская ночь перевалила через свой экватор. На тёмном небе ни звёздочки, ни месяца. Только на востоке посветлел край неба. На его фоне тёмные контуры лесного массива проступали причудливым частоколом, как в театре теней. Лёгкий ветерок шелестит листвой орешника и низкорослой ольхи. Ни крика сонной птицы, ни шороха ночного зверя. Затаилась в беспокойной дрёме на опушке леса небольшая полесская деревня. В крайней хате, у самого леса, только что утихли шорохи шагов, тихий шепот, едва уловимое ухом позвякивание металла. Закончился ещё один боевой день штаба 5-й армии. До рассвета час-полтора. Тихо скрипнула дверь. Часовые, привыкшим к темноте глазом, по высокой сухощавой фигуре, едва проявившейся на фоне белёной стены хаты, определили — сам.

Командарму 5 генералу Потапову не спалось. Да и до сна ли тут было. Уже месяц он жил «на нервах». С самого первого дня войны, с того самого часа, как отправил делегатов связи в корпуса и дивизии своей армии, дислоцированной на громадной территории северо-запада Украины, его не отпускала мысль: «Успеют ли? Дойдут? Сумеют ли молодые командиры выполнить боевое развёртывание? Как поведут себя в реальной боевой обстановке?» Уже к концу первого дня Потапову стало ясно по отрывочным сообщениям из войск, принявших первый удар на себя, что немцы наносят удар очень крупными силами, и времени для мобилизации и развёртывания сил, как это предусмотрено академическим курсом, не будет. Так оно и случилось. Вот уже месяц армия ведёт непрерывные бои с превосходящими силами противника, практически не получая никаких подкреплений, не восполняя потери вооружения, теряя в боях лучшие свои кадры и боевую технику.

Казалось, всё делал он по науке. Да и директивы штаба фронта, хоть и приходили с опозданием, как минимум на сутки, давали правильные указания к действиям. С самых первых дней пытался он фланговыми ударами отсечь прорвавшиеся танки противника. И это ему иногда удавалось. Более того, благодаря исключительному героизму и самоотверженности красноармейцев, младших командиров да и среднего звена командования, удавалось на сутки и более перерезать коммуникации противника, отбивать узлы дорог. Но накатывалась новая танковая волна и остановить её уже было нечем.

Позавчера приезжал к нему начальник оперативного отдела фронта полковник Баграмян. Толковый и грамотный военный. Пожаловался ему, что танков во всех трёх мехкорпусах осталось не более, чем на дивизию. И с ними бы можно воевать, да прошли-то они с начала войны по доброй тысяче километров, и не по асфальтовым дорогам, а преимущественно в беспрерывных боях. И нет к ним запчастей, боеприпасов, горючего…

«Удругих и того хуже.» — ответил Баграмян.

Его армия была правофланговой на Юго-Западном фронте. Однако, отсечённая танковой группой Клейста от основных сил фронта, была прижата спиной к непроходимым пинским болотам войсками 6-й полевой армией Рейхенау, вторым эшелоном наступающего противника. Теперь Потапов воевал фронтом на юг, цепляясь своим левым флангом за Киевский укрепрайон, а правым — за Коростеньский. Он понимал, что сейчас Рейхенау во что бы то ни стало будет стремиться опрокинуть его войска и очистить столь необходимую немцам магистраль Ковель — Киев. Но противопоставить что-либо противнику ему было нечего. Максимум, что он мог предпринять, — попытаться избежать фланговых охватов и вывести войска на рубеж Днепра.

«Что же произошло? Где мы дали промашку? Как получилось, что созданные ещё в 35-м году мехкорпуса пришлось начать формировать заново лишь в прошлом году? Наконец, как же немецкие рабочие и крестьяне, сознательные рабочие, которые ещё семь-восемь лет назад имели самую мощную в мире рабочую партию, нынче с азартом и вдохновением стреляют в своих братьев по классу? Может что-то в теории не так?» — Впрочем, последнюю мысль он гнал от себя, считая излишним философствованием, недопустимым для военного.

Он вспомнил, как на второй или третий день войны в штаб доставили пленённого майора, командира танкового батальона, захваченного бойцами 9-го мехкорпуса. Немец держал себя вызывающе нагло. На вопросы отвечал охотно, с усмешкой, бравадой даже. Он презирал его как противника. За плечами майора были победоносные операции в Польше, маршбросок к Парижу, Югославия и Греция. Только победы. Блестящие победы. И этот плен — случайный неприятный эпизод, который вскорости должен закончиться его освобождением. Он не скрывал ни численности наступающих частей, ни их задач, полагая, что русскому генералу нечего противопоставить отлично работающей немецкой военной машине.

«Почему вы напали внезапно, как разбойники?» — спросил немца дивизионный комиссар Трофимов. — «Внезапно? Если бы не сделали это мы, то сделали бы вы! И как может маленькая Германия одолеть такую большую Россию, если воевать по законам прошлого века?!» — ответил майор. — «Но у нас же был договор о ненападении!» — продолжал член военсовета Трофимов. — «Неужели вы, полковник, полагаете, что фюрер доверял большевикам?» — «Но разве мы когда-нибудь кого-то обманывали?» — «Всегда! И, прежде всего, свой собственный народ. Разве вы не обманули своих бауэров, отобрав у них землю и сделав их колхозниками?» — «Это неправда! Фюрер вас обманул!» — пытался перевоспитать майора комиссар. — «Нет! Фюрер не обманывал нас. Он обещал дать всем работу и процветание — и он это сделал! Фюрер — великий человек! Он очистил Германию от евреев, цыган, славян и прочих представителей низших рас. И это он сделает во всей Европе, во всём мире! Германия создаст великую тысячелетнюю империю арийцев, то есть нас, немцев!» — «Что же по-вашему всё зло в Германии происходило из-за того, что в ней жили и представители так называемых низших рас? Сколько в Германии было евреев?» — «Пол миллиона. Может быть больше…» — «И вы считаете, что они были корнем зла?» — «Так считает фюрер.» — «А вы?» — «И я тоже.» — «Невероятно!» — «Но вы же считаете, что корнем зла в России была кучка капиталистов!» — «Не кучка капиталистов, а капиталистическая система во главе с царским самодержавием. Это разные вещи. Впрочем, с вами всё ясно.» — заключил своё знакомство с первым пленным нацистом дивизионный комиссар.

Теперь они знали больше. Немцы не брали в плен евреев, комиссаров и коммунистов. Они их расстреливали на месте. Эта война не имела аналогий. Она не укладывалась ни в какие рамки академических курсов. Нужно было на ходу учиться воевать. Генерал Потапов понимал, что впереди ещё много страшных дней и ночей. И это только начало великого нашествия, перед которым меркнут все предыдущие. Он понимал, что именно это нашествие есть главная ошибка Гитлера, потому что именно оно сплотит все силы громадной страны на отечественную войну, трудную, долгую, жестокую и кровопролитную, но непременно победоносную.

Темень ночи отступила перед натиском нового зарождающегося дня. Серый сумрак раннего рассвета насытился влагой, и первые мелкие капли тёплого августовского дождя зазвенели лёгким переливом в зрелой листве позднего лета.

«Хорошо-то как, — подумал генерал, подставляя лицо лицо тёплой ленивой утренней мороси. — «Грибной дождь», — говорят в народе. За грибами бы сейчас с лукошком в лес. Самое время. Много их должно быть в этих местах. Грибной край». — Он вздохнул полной грудью густой воздух, настоянный на полесском разнотравьи, и вошел в хату. Нужно было хоть часок поспать. Впереди предстояли тяжёлые бои.