Катя оказалась обыкновенной трёхцветной домашней кошкой. Улыбчивой и ласковой. Как только Филипп Аркадьевич протянул руку, чтобы погладить её, она потянулась к нему и, зажмурив глаза, замурлыкала. Ферапонт ревниво фыркнул.
Познакомившись и вникнув в суть дела, Катя предложила начать с первоисточников политэкономии и принесла коробочку с микрофильмом Адама Смита. Филипп Аркадьевич заказал к просмотру современных «зубров» политических наук. Зарядив просмотровый аппарат, он углубился в чтение. Ферапонт с Катей удалились куда-то в только им ведомые закоулки знаменитой библиотеки.
Филипп Аркадьевич просматривал страничку за страничкой, удивляясь, что такой фундаментальный труд едва упоминается даже в спецкурсах, но нисколько не только не изучается, но и не рекомендуется специалистам по экономике. Шутка ли — краеугольный камень капитализма и буржуазной идеологии! Стройные логические цепи и аргументированный анализ, прекрасное доступное изложение свидетельствовали о недюженном таланте учёного. «И это 18-й век! Подумать только! Пожалуй, в те времена наряду с энциклопедистами Смит был мерилом интеллекта!», — размышлял Филипп Аркадьевич.
Через три часа непрерывной работы обида и горечь тяжелым камнем давила грудь. У Филиппа Аркадьевича было ощущение, что он пошло обманут и обворован. Трескучие лозунги и сентенции науки наук померкли и рассыпались, как слежавшийся снег под ножом бульдозера. Он не помнил, чтобы когда-нибудь так плодотворно проходил его библиотечный день. Пища для размышления была получена сполна.
К обеду Ферапонт и Катя вернулись.
— Не пора ли нам обедать? Я прихватил бутылочку молока.
— Мы не против запить нашу охоту. — Ответил Ферапонт.
— Согласна. — Мурлыкнула Катя. — Мы славно поохотились в хранилище. Три крысы — хороший результат. Сложили у дверей коменданта. Пусть знает, что я не зря тут живу. По крайней мере, это гарантирует мне вход «везде». Как у их начальника с Лубянки. Только он мышей не ловит. Кстати, у меня там тоже есть связи в хранилищах архивов.
— Я думал, что там в состоянии травить крыс какими-либо сверхновыми химикатами. — Заметил Филипп Аркадьевич.
— Нет. Крысы не берут отравленную пищу. Очень умные животные. Во всяком случае, среди грызунов — несомненно самые умные. Единственный их самый опасный враг — это мы, коты. И это тоже поняли на Лубянке. Особенно после того, как их агент доставил бюджет Британского Парламента. Там ежегодно предусмотрена статья расхода на парламентскую кошку — леди Марго. Сначала они хихикали над англичанами, а потом поняли, что это не чудачества. Британскому Парламенту как никак семьсот пятьдесят лет! Архивы там обширнейшие. И их нужно беречь.
— Понятно. Спасибо за комментарий. Вы не возражаете, если я ещё немного поработаю здесь?
— Странно. Раньше ты едва досиживал до обеда. Не так ли? — Ехидно заметил Ферапонт, слизывая с усов капли молока. — Тем не менее, мы не против. Работай. Верно, Кэт?
— Мр-р, конечно. Если бы у тебя дома был проектор, мог бы взять домой микрофильм. Вряд ли кому-либо понадобится нынче Смит. Нынче больше спрашивают материалы по жидо-масонской и сионистской тематике. Беспроигрышное дело. Диссертации пекут, как блины. Заказчики весьма именитые. Отступать дальше некуда. Последний идеологический рубеж. «Забижают» великий народ. Устои шатаются. — Заметила Катя.
Филипп Аркадьевич с уважением посмотрел на кошку.
— Ты мне нравишься.
— Мне она тоже нравится. И не тяни руки. — Проворчал Ферапонт.
— Я только поглажу. Не знал, что ты такой ревнивый.
— От такого слышу.
— Но, Ферапонт, я же не смотрю на неё, как на самку. Я и тебя люблю и уважаю.
— Зато она на тебя смотрит, как на самца!
— Ну и что?
— Как что? Это же мне в ущерб!
— Перестань, Ферапонт. Как тебе не стыдно! Не станешь же ты выцарапывать глаза Филиппу! Наоборот, он на меня положительно влияет. Разве ты не почувствовал? Успокойся. Мне приятно, когда меня гладят. И только. — Заметила Катя.