Доктор Щукин, молодой человек приятной наружности, практиковал ординатором в известной психиатрической клинике пятый год. Попал он на такую завидную работу не будучи москвичом исключительно потому, что даже руководству нашей медицины стало ясно, что кто-то же должен и больных лечить! Более двух третей лекарских должностей в столице и пригородах занимали жены, дочки, сыновья, зятья высокопоставленных чиновников от партии и администрации, и имели они весьма отдалённое понятие о медицине. И, что самое ужасное, даже в четвёртом управлении после знаменитого погрома в начале пятидесятых годов некому стало пользовать цвет Партии и Правительства. Стыдно сказать — некоторые члены ЦК и представители высшего руководства ведомств, в том числе и медицинского, стали обращаться к разным знахарям-нелегалам, так называемым экстрасенсам, или, простите, колдунам, и даже выезжать лечиться за границу!

Итак, доктор Щукин внимательно осмотрел доставленного пациента с такой странной фамилией — Пстыго. Побеседовал с ним и убедился, что перед ним совершенно здоровый человек, отличающийся от большинства своих коллег и прочих советских обывателей тем, что своими публичными высказываниями «вызвал огонь на себя». То есть, нарушил правила игры. То, что он высказал вслух на собрании, не было открытием для многих присутствующих. Об этом говорили на кухне, в кругу доверенных друзей, но никак не на собрании. В этом и состояла «ненормальность» пациента.

— Филипп Аркадьевич, вы что, академик с мировым именем? Писатель, которого знает всё прогрессивное человечество?

— Н-нет..

— Так какого же черта вы подставляетесь под нашу гильотину? Что мне теперь с вами делать? Вы понимаете, что вас могут здесь изуродовать? Я, надеюсь, вы догадываетесь, по чьему вызову за вами приехала спецнеотложка? Теперь я обязан вас продержать у нас недели три-четыре. Как минимум. Только тогда я могу настаивать на своём диагнозе.

Доктор Щукин задумался.

— Ваше счастье, что вас привезли в моё дежурство. Вот что. Я вас возьму себе. Прошу ничему не удивляться. Вести себя спокойно. Всё будет хорошо. Попробуем выйти из этого положения с наименьшими потерями. Работу в институте вы, конечно, потеряли. Диссертацию вашу несомненно «зарубят».

— Меньше всего пекусь о диссертации. Это чушь, а не научная работа.

— Догадываюсь. Тем не менее, вы ведь потратили время и труд. Придётся вам поменять профессию. Это точно. Руководство института позаботится о том, чтобы вы не смогли работать по специальности. И ещё вопрос, как оно отреагирует на результаты обследования. Если на вас существует обширное досье в соответствующем ведомстве, вас могут перевести в спецбольницу, а там с вами церемониться не будут. Надеюсь, вы это понимаете.

— Понимаю.

— Вот и чудно. Ваши родственники оповещены о том, что с вами случилось?

— Думаю, что нет. Хотя… — Филипп Аркадьевич точно знал, что о своих новых возможностях в стенах этого заведения даже этому приятному во всех отношениях доктору говорить не след. — Я подумал, что может быть кто-либо из коллег сообщил… — нерешительно продолжал Филипп Аркадьевич.

— Исключено. Не тот контингент. Можете мне поверить как специалисту. Давайте адрес и телефон. Я сообщу.